Издательство "Вече", 2000 Пол Джонсон Популярная история евреев Часть 6. Холокост Тем не менее, некоторым крайним сторонникам ассимиляции удавалось побороть собственное Еврейство, по крайней мере, для собственного удовлетворения. Уолтер Липпман (1889–1974), мэтр газетного дела, был в свое Время столь же влиятелен, как Барух, и в течение всей жизни пытался как можно точнее вписаться в окружающие его декорации. Его родители, богатые фабриканты готового платья из Германии, отдали его учиться в привилегированную школу Сакса для мальчиков. Семья посещала Синагогу Эману Эль. Они категорически не признавались в том, что знают Идиш. Своей целью они ставили желание не быть "восточными". Орды иммигрантов остъюден приводили их в ужас. Журнал "Америкен Хебрю" писал, как бы озвучивая их Страхи: "Все Мы Должны быть чувствительны не только к тому, как на нас смотрят наши единоверцы, но и к тому, как нас воспринимают наши соседи неевреи, естественные спонсоры наших братьев".   В Гарварде Изгнание из знаменитой сети клубов "Золотой берег" сделало Липпмана на некоторое Время социалистом. Но вскоре он решил, что Антисемитизм – наказание, которое Евреи сами себе накликали своей, как он Любил выражаться, "подозрительностью". "С моей личной точки зрения, – писал он, – к ошибкам Евреев следует относиться намного жестче, чем к ошибкам других народов". Он нападал на Сионистов за их "двурушничество", а "богатых, вульгарных и претенциозных Евреев наших больших американских городов" считал "самым, пожалуй, серьезным несчастьем, выпавшим на долю еврейского народа". Липпман был либералом и цивилизованным Человеком, которому просто (как ему казалось) хотелось, чтобы его не причисляли к Евреям.   Он не мог убедить себя смириться с антиеврейскими квотами в Гарварде, поскольку "никакие правила приёма не Должны исходить из расы, убеждений, цвета кожи, принадлежности к определенному классу или слою". С другой стороны, он соглашался с тем, что если Евреев будут набирать свыше 15%, то это будет "ужасно".   По его мнению, решение могло бы состоять в том, чтобы у Евреев Массачусетса был собственный университет, а Гарвард набирал студентов из более широкого слоя, разбавляя тем самым Евреев. "Я не считаю Евреев невинными жертвами", – писал он. У них "множество неприятных личных и социальных привычек, которые возникли в ходе горькой Истории в результате селекции и усилились под воздействием фарисейского богословия". "Личные манеры и физические привычки "неевреев" намного лучше преобладающих манер и привычек Евреев". Эта еврейская Самоненависть усугублялась тем фактом, что Липпману так и не удалось достигнуть общественных позиций, которых он заслуживал. Так, он вступил в клубы "Ривер" в Нью-Йорке и "Метрополитэн" в Вашингтоне, но не сумел попасть в "Линкс" и "Никербокер".   Пожалуй, самым трагичным в жизни тех Евреев, что отрицали свою национальную принадлежность либо подавляли её в себе, была своеобразная слепота, которую они почти сознательно вырабатывали у себя. В течение полувека Липпман был, по-видимому, мудрейшим из американских комментаторов по всем вопросам, кроме тех, что касались Евреев. Подобно Блюму во Франции, он отмахивался от Антисемитизма Гитлера, считая его несущественным, и объявлял Фюрера немецким националистом. После того, как в мае 1933 г. Нацисты учинили сожжение еврейских книг, он заявил, что преследование Евреев, "удовлетворяющее страстное желание Нацистов кого-нибудь покорить… играет роль громоотвода, защищающего Европу". О Германии не следует судить по нацистскому Антисемитизму, говорит он, так же, как о Франции – по якобинскому Террору, о Протестантстве – по ку-клукс-клану и, если уж на то пошло, "о Евреях – по их выскочкам".   Одну из речей Гитлера он назвал "достойной государственного деятеля", "подлинным голосом по-настоящему цивилизованного народа". После этих двух комментариев, посвященных соответственно Евреям и Нацистам, он не обращался к этому вопросу в течение 12 страшных лет и никогда даже не упоминал о лагерях Смерти.   Другим примером подобной слепоты является подход в Духе Розы Люксембург, принятый блистательным драматургом Лилиан Хеллман (1905–1984), чьи пьесы "Детский час" (1934) и "Лисички" на Бродвее имели грандиозный, хотя и скандальный, успех в течение десятка лет. Она мучительно пыталась соединить свой еврейский гуманизм со сталинистским подходом, подобно многим тысячам Евреев интеллектуалов. В итоге её антифашистская пьеса "Вахта на Рейне" (1941) отражает, в свете последующих событий, фатальный взгляд на Судьбу Евреев. Она не позволяла Любви к Справедливости найти свое естественное выражение в резком протесте против Судьбы своего собственного народа. В итоге это чувство выродилось в твердолобую идеологическую ортодоксальность, отстаиваемую с раввинистским упорством. Потребность отвернуться от реалий жизни Евреев вынуждала её смешивать факты с вымыслом.   В 1955 г. она переработала в драматическое произведение "Дневник Анны Франк", при этом из трагедии практически исчез еврейский элемент. Вся эта путаница, противоречия и неясности, наблюдавшиеся в жизни американской еврейской Общины, и не в последнюю очередь среди интеллектуалов, помогает объяснить, почему американские Евреи, несмотря на огромные возможности, которыми они располагали в промежуток между мировыми войнами, удивительным образом не смогли повлиять ни на события в Европе, ни даже на общественное мнение в Америке.   Как показывают опросы общественного мнения, в 30-е годы в Америке наблюдался неуклонный рост Антисемитизма, пик которого пришёлся на 1944 г.; кроме того, опросы показали, что, например, в 1938 г. 70-85% населения страны были настроены против увеличения квоты на въезд Евреев беженцев. Руководитель одной из служб общественного мнения Элмо Роупер предупреждал: "Антисемитизм захватил нацию и особенно города". Вот на таком фоне событий в Европе и Америке рассмотрим теперь ситуацию в Германии. Германия была сильнейшей страной в Европе в экономическом, военном и культурном отношении, и её наступление на Евреев в 1933-45 гг. является центральным событием современной еврейской Истории. Во многих отношениях это явление остается загадочным; я говорю не о фактах, которые отражены в необходимом количестве документов, а о причинах.   К этому Времени Германия была наиболее образованной нацией в мире. Она первой добилась всеобщей грамотности взрослого населения. Между 1870 и 1933 гг. её университеты были лучшими в мире, практически по всем специальностям. Почему же эта высокоцивилизованная нация набросилась на Евреев с такой колоссальной, организованной и бессмысленной жестокостью? При этом кто является нацией жертвой – вот что ещё более усугубляет загадку. B XIX столетии Судьбы немцев и Евреев оказались очень тесно сплетены. Как отмечал Фриц Штерн, между 1870 и 1914 гг. немцы внезапно объявили о себе как мощная и активная нация – так же внезапно, как некогда Евреи. Обе нации оказывали друг другу огромную помощь. Они вообще имели много общего, в том числе почти фанатическую тягу к учебе. Способные Евреи обожали Германию, поскольку это было лучшее в мире место для работы. Современная еврейская Культура была преимущественно немецкой по форме.   В свою же очередь, как указывал Вейцман в своей знаменитой беседе с Бальфуром, Евреи отдавали Германии все свои силы и помогли ей стать великой. С момента учреждения Нобелевских премий до 1933 г. Германия получила их больше, чем любая другая страна, около 30% общего количества. Из них примерно треть приходилась на долю Евреев (а в области медицины – половина!). Для Германии истребление Евреев было не просто массовым убийством; по сути, это было массовым самоубийством. Как же это могло случиться? Попытки дать этому объяснение в книгах и монографиях, которые заполняют целые библиотеки, но все они не исчерпывают проблемы. Величайшее преступление в Истории Человечества до сих пор в какой-то мере озадачивает.   Тем не менее, можно попытаться выделить основные моменты   Из них, по-видимому, важнейшим является Первая мировая война. Для германской нации она стала потрясением. Немцы вступили в неё с уверенностью, что близятся к апогею своего величия. Понеся огромные жертвы, они, тем не менее, потерпели сокрушительное поражение. Тем сильнее были их горе, гнев и… потребность найти козла отпущения. Война привела и ко второму результату. Она изменила способ ведения дел в Германии. Германия довоенная была самой законопослушной страной в Европе. О Насилии в гражданской среде и Слуха не было – это было бы не по-немецки. Антисемитизм царил повсюду, но физического Насилия по отношению к Евреям, не говоря уже об антисемитском бунте, – такого не бывало в Германии, да и быть не могло. Война все изменила. Она повсюду приучила Людей к Насилию, но в Германии она привела к Насилию отчаяния.   Перемирие 1918 года не принесло мира Центральной и Восточной Европе, это был лишь 20 летний перерыв между двумя огромными открытыми конфликтами, но и в эти 20 лет Насилие служило чуть ли не главным способом разрешения споров в Политике. К Насилию прибегали как левые, так и правые. Ленин и Троцкий показали пример своим путчем 1917 года. В 1918-20 гг. этому же примеру последовали их коммунистические союзники и подражатели в Германии, и во всех этих попытках насильственного изменения существующего строя видную роль играли Евреи. На службе коммунистического режима в Баварии состояли не только-евреи Политики вроде Эйспера, но и еврейские писатели и интеллектуалы вроде Густава Ландауэра, Эрнста Толлера и Эрика Мюхсама. Правые ответили организацией ветеранских вооруженных формирований Фрейкорпс.   В России в итоге применения Насилия выиграли левые, в Германии – правые. Еврейских экстремистов вроде Розы Люксембург и Эйспера просто убили. "Устранение" оппонентов Евреев перестало быть чем то необычным. За четыре года с 1919 по 1922 в Германии произошло 376 политических убийств, причём жертвами всех, кроме 22, были левые деятели, многие из них – Евреи. Одним из них был Вальтер Ратенау, министр иностранных дел. Суды довольно мягко относились к убийцам из отставных военных. Собственно, к суду привлекались очень немногие; ещё реже встречались приговоры к заключению свыше 4 месяцев. Когда старый и заслуженный еврейский писатель Максимилиан Гарден был в 1922 г. избит Антисемитами до полусмерти, суд счёл его "непатриотичные статьи" "смягчающим обстоятельством" для хулиганов.   Именно на этом фоне Насилия со стороны радикальных ветеранов войны появляется фигура Адольфа Гитлера. Он был австрийцем; родился вблизи австро-баварской границы в 1889 г. в семье мелкого чиновника. Жил в Линце, а затем в Вене Карла Люгера. Имел хороший послужной список после участия в войне, был сильно отравлен газами. В своей "Майн Кампф", написанной в 1924 г., Гитлер утверждает, что о "еврейском вопросе" он узнал будучи молодым Человеком; очевидно, однако, что отец его был Антисемитом, и Гитлер находился под влиянием антисемитских Идей на протяжении всего детства и юности. Евреи стали (и оставались) для него навязчивой Идеей на всю жизнь. Ключевым моментом в войне, которую Германия развязала против Евреев, служила его личная страстная Ненависть и, в ещё большей степени, колоссальная сила воли. Без него такого бы не произошло. Без него такого бы не произошло   С другой стороны, он мало что смог бы сделать, не подчинив себе деструктивные элементы в Германии. С особым искусством он связал воедино две силы, и результат оказался больше, чем их простая сумма. Ему удалось слить небольшую социалистическую группу, Немецкую рабочую партию, с движением ветеранов, дать им антисемитскую платформу и превратить в массовую Национал-социалистическую рабочую партию (Нацисты), военное крыло которой составляли Штурмовики, или СА (Sturmblteilung). Штурмовики охраняли партийные собрания и разгоняли митинги оппонентов. Далее, он сумел соединить два последствия войны, а именно потребность в виновном или козле отпущения и культ Насилия, и на их пересечении оказались Евреи: "Если бы в начале войны и в её ходе тысяч этак 12 или 15 этих Евреев растлителей были бы отравлены газом, как это случилось на фронте с сотнями тысяч лучших трудящихся из различных слоев Общества, то жертвы, принесенные миллионами, оказались бы ненапрасными".   Слагаемыми Антисемитизма Гитлера послужили все традиционные элементы, от христианского Юдензау до псевдонаучной расовой теории. Но было и два заметных отличия. Во первых, для него в Антисемитизме заключалось именно мировоззренческое значение. Антисемитизмом в Германии грешили и другие политические группировки и даже выдвигали его на видное место, но только Нацисты поставили его во главу угла и сделали его основой своей программы (хотя и расставляли акценты несколько по разному в зависимости от особенностей аудитории). Во-вторых, Гитлер был австрийцем по рождению, но пангерманистом по жизненной программе, в 1914 г. он пошёл служить не в австрийскую, а в немецкую армию, и его Антисемитизм соединял в себе черты немецкой и австрийской моделей. В Германии он заимствовал сильный и растущий Страх перед "еврейско большевистской Россией ", а также мифологию "Протоколов сионских мудрецов". Послевоенная Германия кишела беженцами из России немецкого происхождения, прибалтийскими немцами, бывшими членами антисемитских группировок, существовавших в царской России, вроде черносотенцев, футуристов ("желтые кофты"), Союза русского народа.   Все они подчеркивали Связь между Евреями и Большевизмом, которая стала ядром гитлеровской Идеологии. Альфред Розенберг, прибалтийский немец, стал главным теоретиком Нацистов. Гертруда фон Зейдлитц из русских немцев дала Гитлеру возможность приобрести (1920) "Фелькишер Беобахтер" и превратить её в ежедневную антисемитскую газету. В новую эпоху Германия, и Пруссия в особенности, боялись русской угрозы больше всего на свете. И вот теперь Гитлеру удалось направить эту боязнь в антисемитское русло. Но при этом он разбавил её специфическим Антисемитизмом, который впитал в Вене. Основой его был Страх перед остъюден, темной силой и низшей расой, загрязняющей немецкую кровь. Гитлера особенно интересовали два момента, причём оба были связаны с остъюден: Торговля белыми рабами с центром в Вене, которой заправляли Евреи (по крайней мере, так утверждали борцы за Мораль), и распространение сифилиса, для борьбы с которым ещё не были изобретены антибиотики.   Гитлер сам верил и учил других, что существует не только непосредственная военно-политическая угроза Германии со стороны еврейского Большевизма, но и более глубокая, биологическая угроза, которую несёт любой контакт, в особенности сексуальный, с представителями еврейской расы. Сексуально-медицинский аспект был, пожалуй, наиболее важной чертой Антисемитизма Гитлера, особенно в среде его последователей. Он превращал Человека с предрассудками в фанатика, способного на сколь угодно иррациональные и жестокие поступки. Подобно тому, как средневековый Антисемит считал Еврея не Человеком, а то ли дьяволом, то ли животным (отсюда Юдензау ), так и нацистский экстремист, впитав гитлеровскую Лженаучную фразеологию, начинал воспринимать Евреев как микробов или особенно опасных паразитов. Помимо всего прочего, подобный подход позволял оценить всех Евреев чохом, независимо от их индивидуальных особенностей, взглядов и т.д.   Так, Еврей профессор, который писал на безукоризненном немецком языке, прошёл всю войну и был награжден Железным Крестом, оказывался столь же опасным осквернителем расы, что и еврейско-большевистский комиссар. Ассимилированный Еврей был таким же бациллоносителем, что и старый Раввин в своем квартале, но только ещё опаснее, так как ему легче инфицировать, или, по терминологии Гитлера, "осквернить" арийскую Женщину. То, до какой степени ему удавалось оболванить своих последователей, видно из письма, которое написал ему в апреле 1943 г. министр юстиции Тирак:"Одна еврейка, родив ребенка, продала свое молоко Женщине врачу, скрыв от неё свою Национальность. Этим молоком в клинике вскармливали младенцев немецкой крови. Это давало основание обвинить её в обмане, и покупатели молока понесли ущерб, так как молоко еврейки не может считаться пригодным для кормления немецких детей… Однако официальное обвинение не было ей предъявлено, чтобы не причинять излишнего беспокойства родителям, не знавшим о случившемся. Я собираюсь обсудить расово-гигиенические аспекты этого дела с главой службы здравоохранения рейха".   Если спросить, как в подобную чушь могли верить в такой высокообразованной стране, как Германия, то ответ будет таков: у Гитлера никогда не было проблем с интеллектуальной поддержкой его взглядов, пусть иногда и косвенной. "Скандал" вокруг Фрейда и его учения косвенно работал на позицию Нацистов, так как (по утверждению последних) Фрейд снимал моральную ответственность за беспорядочные сексуальные Связи и тем самым поощрял их. Таким образом, Фрейд увеличивал для Евреев доступность арийских Женщин. В этом вопросе Юнг оказывал Гитлеру поддержку, когда подчеркивал различие между фрейдистско-еврейской психологией и другими её разновидностями: "Разумеется, нельзя считать, что Фрейд или Адлер полностью представляют европейскую разновидность Человечества… Еврей как существо относительно кочевое никогда не создавал, да и, пожалуй, никогда не создаст, собственной формы Культуры, поскольку все его инстинкты и талант зависят от того, насколько цивилизован народ хозяин… По моему мнению, большой ошибкой медицинской психологии было прилагать еврейские категории, которые неприложимы даже ко всем Евреям, к христианам немцам и славянам. При этом самый драгоценный секрет тевтонца, его глубоко укоренившееся созидательное Знание Души, приравнивался к банальному и инфантильному отстойнику нечистот, в то Время, как на мои, звучавшие десятилетиями предупреждения отвечали подозрениями в Антисемитизме… Может быть, теперь мощный Феномен Национал-социализма, на который с изумлением взирает весь мир, научил их чему-нибудь?"   Аналогичным образом мыслили и некоторые ученые, которые характеризовали Труды Эйнштейна как "еврейскую физику". Вообще, надо сказать, что в целом Германская академия не только не служила преградой на пути гитлеризма, но и помогала его продвижению к Власти. Ключевую роль в триумфе Нацистов сослужило поколение школьных учителей, которое сформировалось в последнее десятилетие XIX века и было заражено фолькиш Антисемитизмом, став старшими учителями в 20-е годы. Учебники, которыми они пользовались, отражали те же тенденции. Университетские академики тоже внесли свой вклад в усиление влияния Нацистов, проповедуя национальное Спасение через всякого рода панацеи и "духовное возрождение" вместо скептического эмпиризма. Но самого большого успеха Гитлер добился у студентов университетов. Они стали его авангардом. На каждом этапе продвижения Нацистов к Власти очередному успеху на выборах предшествовала студенческая поддержка.   Нацисты работали в первую очередь через студенческие братства, которые ещё в 1919 г. приняли "Эйзенахскую резолюцию", где исключали Евреев из своих рядов на расовой и религиозной почве. Став более влиятельными, они стали работать через студенческий союз, движение "Хохшульринг", которое доминировало в студенческой жизни в 20-е годы. Наконец, в конце десятилетия они организовали собственную студенческую партию. Успех Нацистов объяснялся готовностью достаточного количества молодых фанатиков посвятить свое Время служению их Идеям, а также Эгалитарностью и радикальной программой партии. Укреплению Связи между Нацистами и студенчеством способствовали бурные демонстрации, направленные против Евреев.   Студенты были среди первых организаторов бойкота Евреев и массовых петиций, направленных на насильственное удаление Евреев с государственной службы и запрет для них ряда профессий, особенно преподавательской; вскоре эти действия переросли в прямое Насилие. В 1922 г. угроза студенческого бунта привела к тому, что в Берлинском университете отменили панихиду по убитому Вальтеру Ратенау. До войны такое невозможно было представить, но самым зловещим была даже не угроза Насилия, а то, с каким малодушием перед ней склонялось университетское начальство. Нападки на студентов и профессоров Евреев (а последних заставляли отказываться от чтения лекций) настолько усилились, что в 1927 г. правительство отозвало разрешение на деятельность Дойче Студентеншафт из-за того, что союз поддерживал Насилие.   Но это мало на что повлияло, и университеты не предприняли решительных действий, чтобы обуздать студентов головорезов. И не то чтобы профессура была настроена пронацистски – она была в первую очередь антивеймарской и антидемократической, и, что главное, она трусила перед студенческими акциями, про которые заведомо знала, что они служат неправому делу, предвосхищая тем самым всеобщую Трусость, проявленную позднее нацией. В результате Нацисты стали хозяевами положения в университетских городках ещё за 2-3 года до того, как подчинили себе страну.   Климат Насилия, питавший Нацизм, в свою очередь, поддерживался все шире распространявшимся словесным и изобразительным Насилием в средствах массовой Информации. Иногда Утверждают, что сатира, даже в самой разнузданной форме, есть признак здоровья свободного Общества и не следует её ограничивать. История Евреев свидетельствует о противоположном. Евреи чаще других групп становились мишенью подобных нападок, и они знали на своем долгом и горьком опыте, что Насилие печатное является зачастую прелюдией к Насилию кровавому. Веймарская республика была, по немецким стандартам, более чем либеральной, и одним из результатов её либерализма было снятие большинства ограничений на свободу печати. Подобно тому, как арабские экстремистские газеты в Палестине пользовались в своих целях либерализмом Сэмьюэла, так Нацисты наслаждались возможностью наносить оскорбления, которую им предоставлял веймарский либерализм.   У Антисемитизма всегда был порнографический оттенок, особенно в Германии и Австрии; сама тема Юдензау была симптомом этого. Но упор, который Гитлер делал на теме сексуально-расового Растления, в сочетании с веймарской вседозволенностью породили особо мерзкий вид антисемитской Пропаганды, типичным представителем которой был еженедельник "Штюрмер", который издавал Юлиус Штрейхер, нацистский босс в Средней Франконии. Он помогал распространять и усиливать один из главных, неиссякающих аргументов антисемитского Насилия – Идею, что Евреи не часть Человечества, а потому не подлежат защите, на которую, как Мы инстинктивно считаем, вправе рассчитывать все человеческие существа.   Это было далеко не единственное издание такого рода. Но оно все Время наращивало оскорбления Евреев. В условиях веймарского законодательства было очень трудно возбудить против этого уголовное преследование, поскольку Штрейхер пользовался депутатской неприкосновенностью сначала как депутат ландтага, а позднее и рейхстага. По-видимому, в 1927 г. в продажу поступило всего 13 000 экземпляров этого издания (последняя надежная цифра), но на последнем этапе восхождения Нацистов к Власти оно уже имело общенациональную аудиторию.   К сожалению, Насилие царило не только в печати. Подобно-тому, как и коммунистические и нацистские банды систематически переносили Насилие на улицы и тем самым дружно содействовали созданию общенациональной обстановки Насилия, так и значительное количество словесной дикости исходило от либералов, в том числе и от Евреев. Сатира была делом привычным для Евреев. Ещё Гейне дал в Германии мощный и достаточно злобный пример для подражания, вдохновлявший впоследствии многих еврейских писателей. С 1899 по 1936 г. венский писатель Карл Краус (1874–1936), крещенный подобно Гейне, издавал газету под названием "Факел", где сложился новый стандарт агрессивной сатиры, значительная часть которой была направлена против Евреев, в том числе Герцля и Фрейда. "Психоанализ, – писал он, – это новейшая еврейская болезнь", а "подсознание – Гетто для человеческих мыслей".   Его злобная способность выискивать самое больное место была предметом восхищения и подражания в веймарской Германии, причём использовали её самым провокационным образом, особенно Курт Тухольски (1890–1935) и журнал "Вельтбюне". У последнего был тоже небольшой тираж, 16 000 в 1931 г., но он вызвал сильный шум благодаря сознательным нападкам на всё, что правые немцы считали для себя дорогим. Изданная в 1929 г. книга Тухольски "Германия, Германия превыше всего" была посвящена юстиции, Церкви, полиции, Гинденбургу, социал демократам и профсоюзным лидерам; в ней, в частности, был помещен блестящий фотомонтаж с немецкими генералами, озаглавленный "Животные смотрят на вас".   С самого начала это исходившее слева печатное Насилие играло на руку Антисемитам. Карл Герецке умело использовал "Вельтбюне" в своем трактате "Библейский антисемитизм" (1920), на который в дальнейшем опирались Нацисты. Особенно опасными были нападки Евреев на армию. Ассоциация бывших фронтовиков Евреев сумела показать, опираясь на официальные данные, что количество Евреев, которые участвовали в войне, были убиты, ранены и награждены, прямо пропорционально их доле в населении страны. Однако бытовало мнение, которое разделяли и настойчиво пропагандировали Гитлер и Нацисты, что Евреи избегали воинской службы и наносили армии удар в спину. Особенно отличавшийся своей сатирой на армию и класс юнкеров Георг Гросц сам Евреем не был, однако был тесно связан с еврейскими художниками и писателями, а потому считалось, что он "в этом замешан".   Тухольски вёл аналогичную работу в прозе. Многие из его заявлений были сознательно рассчитаны на то, чтобы вызвать у Людей ярость. "Нет в германской армии такого секрета, – писал он, – который я с готовностью не передал бы иностранной державе". Однако разъяренные Люди, особенно если они не наделены красноречием и не способны ответить тем же, вполне могут дать ответ физически или проголосовать за тех, кто может; а Тухольски и его собратья сатирики злили не только профессиональных армейских офицеров, но и семьи бесчисленных резервистов, погибших на войне. А уж антисемитская и националистическая печать постарались, чтобы самые ядовитые насмешки Тухольски приобрели самую широкую известность.   Некоторые Евреи пытались что-то противопоставить навешиваемому на них непатриотическому большевистскому ярлыку. Еврейских детей учили на ремесленников и крестьян. В начале 20-х годов берлинский адвокат д р Макс Науманн, бывший армейский капитан, организовал Лигу германских Евреев националистов. Существовала также правая еврейская молодежная организация Камераден и Национальная лига еврейских ветеранов фронтовиков. Но Науманн допустил ошибку, пытаясь уменьшить Ненависть Гитлера к Евреям, для чего объявил его политическим гением, который может восстановить процветание Германии; да и остальные разделяли иллюзию, что с Нацистами можно иметь дело.   Нет никаких подтверждений того, что их деятельность повысила популярность Евреев. Непреодолимым препятствием, стоявшим перед любым немецким Евреем патриотом, была сама Веймарская республика. Она была рождена в поражении, неразрывно связывалась с поражением и в Сознании большинства немцев ассоциировалась с Евреями – "Юденрепублик". С начала до конца она, как мельничный жернов, висела на шее у Евреев. Впрочем, Евреи играли незначительную роль в веймарской Политике, разве что в самом начале. Ратенау и Рудольф Гильфердинг, министр финансов в 1923 и 1928 гг., были первыми и последними веймарскими Политиками Евреями, игравшими заметную роль. Евреи действительно способствовали созданию германской компартии. Однако одновременно с подъёмом сталинизма их довольно быстро изгнали из её верхних эшелонов, – так же как в России.   В 1932 г., когда от партии баллотировались 500 кандидатов и было избрано 100, среди них не было ни одного Еврея. Социал-демократической партией руководили профсоюзные деятели неевреи из рабочих, большинство которых откровенно недолюбливало еврейских леваков и видело в них нежелательных Интеллигентов из среднего класса. Действующая веймарская конституция с её Системой пропорционального представительства играла на руку экстремистским партиям вроде нацистской, которая никогда не пришла бы легально к Власти в условиях, например, британской мажоритарной Системы.   А еврейские сатирики вроде Тухольски нападали на Веймар так же яростно, как и Нацисты. Впрочем, отождествление имело место, и корни его были в Культуре. Враги Евреев обвиняли их в похищении германской Культуры и превращении её в нечто новое и чуждое, которое они окрестили словом "Культурбольшевизмус". Идея культурного воровства была сильнодействующей и чрезвычайно опасной, о чем предупреждали некоторые еврейские писатели. Использование Евреями немецкого языка, предупреждал Кафка, является "присвоением чужой собственности, которая была не приобретена, а украдена и (относительно) быстро подобрана, причём она остается чьей то ещё собственностью, даже если в ней нельзя обнаружить ни одной языковой ошибки".   Ещё до войны Мориц Гольдштейн предупреждал в опубликованной в "Кунстварт" статье "Немецко-еврейский Парнас", что Евреи, в Сущности, стали распоряжаться Культурой народа, который отрицал их право на это. С созданием Веймара Евреи стали занимать более видное место в культурной жизни Германии в основном благодаря тому, что передовые Идеи, с которыми их ранее ассоциировали, стали теперь получать признание. Так, в 1920 г. импрессионист Макс Либерман первым в Истории Прусской академии стал президентом Евреем. Несмотря на это, тезис, что при Веймаре Евреи узурпировали германскую Культуру, ложен.   В действительности в 20-е годы Германия была богаче талантами, чем когда либо ранее или даже позднее. Она всегда занимала выдающееся место в музыке и была сильна в Литературе, но теперь она стала лидировать и в зрелищных видах искусства. На некоторое Время Берлин стал культурной столицей мира. Антисемиты Ненавидели Берлин. Вольфганг Капп, предтеча Гитлера, возглавивший неудачный путч в 1920 г., выдвинул лозунг: "Чем стал Берлин? Площадкой для еврейских игр". Евреи играли важную роль в веймарской Культуре; как явление она бы без них не состоялась. Но они в ней не доминировали.   В некоторых областях, например, в живописи и архитектуре, их вклад был относительно невелик. Их было много среди писателей (Альфред Деблин, Франц Верфель, Арнольд Цвейг, Вики Баум, Лион Фейхтвангер, Альфред Нейман, Бруно Франк), но ведущие фигуры вроде-томаса Манна Евреями не были. Евреи, несомненно, внесли огромный вклад в музыкальное сценическое искусство как мировое, так и германское. Были яркие вундеркинды исполнители вроде Яши Хейфеца и Владимира Горовица, а также признанные мастера вроде Артура Шнабеля и Артура Рубинштейна.   Двое из берлинских ведущих дирижеров, Отто Клемперер и Бруно Вальтер, были Евреями. Курт Вейль написал музыку к "Трехгрошовой опере" Брехта (1928), которая за один год выдержала в Европе свыше 4 000 представлений. Был Арнольд Шенберг и его школа, хотя два его наиболее знаменитых ученика, Берг и Веберн, не были Евреями. Впрочем, в это Время германская музыка была настолько богата, что еврейские музыканты, несмотря на их количество и талант, – это всего лишь один из её составных элементов. На Берлинском фестивале 1929 г. блистали Рихард Штраус, Тосканини, Казальс, Георг Шелл, Корто, Тибо, Фюртвенглер, Бруно Вальтер, Клемперер и Джильи. Что это доказывает?  Только-то, что музыка интернациональна, а берлинцам повезло.   Евреи, несомненно, были главными виновниками огромного успеха германского кинематографа в 20-е годы. Во Время войны английский, французский, а позднее и американский импорт фильмов был запрещен. Чтобы заполнить кинопродукцией 2 000 германских и 1 000 австрийских кинотеатров, пришлось увеличить число германских киностудий с 30 в 1913 г. до 250 шестью годами позже, и после войны германский кинематограф занял доминирующее положение в Европе. В 1921 г. было выпущено 246 художественных фильмов, то есть примерно столько же, сколько в Америке; в 1925 г. выпуск немецких фильмов (228) вдвое превышал совместное производство Англии и Франции.   Евреи самым определяющим образом влияли на количество и качество германских фильмов. Сценарий для "Кабинета доктора Калигари" был написан Гансом Яновицем и Карлом Мейером; продюсером фильма был Эрих Поммер. "Метрополис" поставил Фриц Ланг. Это лишь два примера наиболее известных фильмов. Режиссеры, вроде Эрнста Любича, Билли Вильдера, Макса Офулса и Александра Корды, актеры вроде Петера Лорра, Элизабет Бергнер, Полы Негри и Конрада Вейдта были частью созвездия еврейских талантов, которые открыли золотой век немецкого кино, а затем, после прихода Гитлера к Власти, выехали в Голливуд, Лондон и Париж.   В немецком кино, несомненно, присутствовал сильный еврейский элемент; и Ланг и Г. В. Пабст были очарованы Идеей Голема. Но в целом, характеризуя немецкое кино 20-х годов, следует признать, что оно было скорее ярким и приключенческим, чем политически и культурно ангажированным, так что его вклад в формирование немецкой культурной паранойи касательно Евреев в наше Время, пожалуй, даже трудно разглядеть.   Вид искусства, где еврейское влияние было сильнейшим, – это, конечно, театр, особенно берлинский. Время от Времени здесь царили драматурги вроде Карла Штернгейма, Артура Шнитцлера, Эрнста Толлера, Эрвина Пискатора, Вальтера Газенклевера, Ференца Мольнара и Карла Цукмайера и влиятельные постановщики вроде Макса Рейнгарта, делая театр в соответствии с модой левым, республиканским, экспериментальным и сексуально смелым. Однако он, конечно, не был революционным и был скорее космополитичным, чем еврейским.   Единственным порождением Веймара, которое в какой-то мере соответствовало антисемитскому клише еврейского культурбольшевизма, был Франкфуртский институт социальных исследований (1923). Его теоретики, возглавляемые Теодором Адорно, Максом Горкгеймером, Гербертом Маркузе, Эрихом Фроммом и Францем Нейманом, исповедовали гуманный вариант Марксизма, в котором Культура играла более важную роль, чем практическая Политика. Они были очарованы марксовой теорией Отчуждения и остро ощущали важность Психоанализа, пытаясь различными способами "фрейдизировать" Марксизм. Кроме того, они стремились, используя марксистские методы, показать, что социально экономические допущения определяют то, что большинство Людей считают культурными абсолютами. Эта деятельность была в значительной степени Подрывной, а начиная с 50-х годов, оказалась и довольно влиятельной.   Однако в рассматриваемые времена очень мало кто из немцев слышал о Франкфуртской школе. Это относилось, в частности, к её самому известному питомцу, Вальтеру Беньямину (1892–1940), которому трудно было сформулировать свои мысли в виде, пригодном для публикации, а потому он издал сравнительно немного работ при жизни: несколько статей и Эссе, докторскую диссертацию, книгу афоризмов и несколько аннотированных писем, касающихся подъёма немецкой Культуры. Его работы были в основном собраны и изданы Адорно в 1955 г. Беньямин был одним из наиболее "еврейских" современных немецких мыслителей, хотя не причислял себя ни к какой Религии. Что, впрочем, не мешало его мышлению, как отмечал его выдающийся друг историк Гершом Шолем, вращаться вокруг своих двух фундаментальных еврейских концепций: Откровения ("Правда открывается через священные писания") и Искупления.   Беньямин вечно искал мессианскую силу. До 1914 г. это была молодежь, и он был лидером в значительной степени еврейского движения радикальной молодежи, созданного Густавом Винекеном. Но когда Винекен стал в 1914 г. патриотом, Беньямин осудил его, а по окончании войны открыл для себя Мессию в Литературе. Ряд выдающихся Текстов, доказывал он, необходимо подробно исследовать, чтобы через их толкование прийти к моральному Искуплению. Он прилагал к Литературе один из главных принципов Каббалы: слова священны, ибо слова Торы физически связаны с Богом. В результате Связи между божественным и человеческим языком обязанностью Человека является завершение творения, для чего Человеку следует в основном называть все соответствующими словами и формулировать Идеи. Он взял за основу фразу "созидательное всесилие языка" и доказывал, что Тексты необходимо исследовать так, чтобы обнаружить не только их значение, лежащее на поверхности, но и вскрыть структуру и внутренний Смысл.   В итоге Беньямин оказался в русле иррациональной и гностической еврейской Традиции, наподобие самого Маркса и Фрейда, когда под оболочкой существования разыскивается глубинная, тайная и объясняющая жизнь Сущность. Метод, который он стал применять в Литературе, а позднее – в Истории, со Временем приобрел более универсальный характер и был использован, например, Клодом Леви Штраусом в антропологии, а Ноамом Хомски – в лингвистике. Гностицизм – самая увлекательная разновидность иррационализма, особенно для интеллектуалов, и его разновидность, разработанная интуитивно Беньямином, развилась затем в Структурализм, который начиная с 50-х годов превратился в мощный инструмент в руках Интеллигенции.   Особенно большим успехом пользовались выводы Беньямина о том, что в прошлом правящий класс манипулировал Историей так, чтобы приспособить её к своим нуждам, заблуждениям и обманам. По мере того как тучи сгущались в 30-е годы, он нашел для себя третьего по счету Мессию – собственный вариант Марксизма. Он сформулировал положение о "марксистском Времени", или марксистском тысячелетии, как альтернативе длительному, но неудовлетворительному историческому процессу реформирования.   Очень важно, настаивал он, "смести" (любимое выражение) из континуума Истории "прошлое, заряженное настоящим", и во имя Просвещения и социальной Демократии подставить туда Революцию; когда случается революционное (оно же мессианское) событие, Время останавливается. В своих "Тезисах по Философии Истории" Беньямин утверждает, что Политика – не просто жестокая физическая борьба за контроль над настоящим, а тем самым и над будущим, но и интеллектуальная битва за возможность контролировать регистрацию исторического прошлого. В своей яркой фразе он настаивает, что "даже мертвые не будут в безопасности от [фашистского] врага, если он победит". Многие формы Знания созданы по буржуазному принципу, и потребуются новые формулировки, чтобы обеспечить пролетарскую, или классовую, Правду.   Ирония этих блистательных, но разрушительных интуитивных прозрений состоит в том, что, хотя Беньямин относил их к научному Историческому материализму, они были, по сути, продуктом иудейской Иррациональности – старая сказка насчёт того, как высокодуховному народу, который не может больше верить в Бога, найти подходящую замену религиозным догмам. Более того, само отрицание Беньямином Религии вовсе не было полным. Его работа наполнена странными Идеями Времени и Судьбы и даже зла и демонов. Без религиозного каркаса он мог погибнуть, да и чувствовал себя погибшим. После взлёта Гитлера он скрылся в Париже. Там, сидя в кафе "Deux Magots", он начертил "диаграмму своей жизни" в виде безнадежного лабиринта; характерно, что она у него тоже исчезла. В конце 1939 г. он попытался пробраться в Испанию, но застрял на франко-испанской границе.   К этому моменту один из его лучших друзей уже покончил с собой, подобно Тухольски и многим другим Евреям-Интеллигентам; похоже, что и Беньямин видел в самоубийстве некое Искупление Смертью, на манер Христа. Во всяком случае, он наложил на себя руки и был погребен на кладбище в Порт Бу с видом на море. На погребении, однако, никого не было, и, когда Ханна Арендт попыталась отыскать его могилу в 1940 г., оказалось, что она исчезла. Это последнее бессознательное, но символическое проявление Отчуждения и путаницы как бы напоминало, что в новую эпоху Судьба еврейских Интеллигентов, как Мы уже отмечали, так же зыбка и неопределенна. И хотя Беньямин был по большому счету самым влиятельным из культурных новаторов веймарского поколения, мало кто в Германии слышал о нём.   Можно ли сказать, что исходившее от немецких националистов обвинение Евреев в том, что они полностью контролировали веймарскую Культуру, было просто вымышленной Теорией заговора? Не совсем. Евреи держали под контролем ряд важных газет и издательств. Хотя основная часть изданий, в том числе наиболее крупнотиражные газеты в Берлине, Мюнхене, Гамбурге и других крупных городах, находились в руках неевреев, в таких еврейских либеральных газетах, как "Берлинер Тагеблат", "Фоссише Цайтунг" и "Франкфуртер Цайтунг", работали лучшие критики, и они пользовались широчайшим культурным влиянием. Такие еврейские издательства, как Курт Вольф, Карриерс и С. Фишер, имели самый высокий рейтинг. Евреи составляли значительную часть среди театральных, музыкальных, художественных и литературных критиков; Евреи руководили известными художественными галереями и другими центрами культурной жизни. Они занимали ключевые посты, определяли тенденции и репутации.   Их влияние зачастую смешивали с влиянием вообще левой Интеллигенции, вызывая Зависть, озлобление и ярость. Обвинение Евреев в культурной диктатуре было важным оружием Гитлера в борьбе за создание собственной диктатуры. Тем не менее, Нацисты никогда не смогли бы прийти к Власти, Если бы не Великая Депрессия, которая ударила по Германии сильнее, чем по любой другой стране, не считая Соединенных Штатов. В обеих странах низшая точка кризиса пришлась на лето 1932 г., и в обеих первые слабые проблески надежды на подъём появились лишь в середине 1933 г. В обеих избиратели возложили ответственность за феноменально высокий уровень безработицы на политические круги: в Америке – на республиканскую партию, в Германии – на Веймарскую республику. Две страны пошли на избирательные участки со сдвигом в два дня в ноябре 1932 г., и в обеих результаты голосования привели фактически к смене режима.   В том, что произошло, был элемент слепого злого случая. Шестого числа германский электорат отдал 33,1% своих голосов Нацистам (несколько меньше, чем в предыдущем июле). Двумя днями позднее Ф.Д. Рузвельт одержал убедительную победу в Америке, когда голоса еврейских избирателей, традиционно голосовавших за республиканцев и социалистов, на 85-90% перешли к демократам. То же гневное желание перемен, что в Америке дало Власть Человеку, которого Гитлер быстро объединил с Евреями, привело в Германии к избирательному тупику, развязка которого приходится на 30 января 1933 г., когда Гитлер стал канцлером. Таким образом, не было ничего неизбежного в приходе к Власти в Германии антисемитского режима. Однако стоило Гитлеру укрепить свою личную и партийную диктатуру, на что потребовалось всего 8 недель в феврале марте 1933 г., как началось систематическое наступление на Евреев.   Надо сказать, что еврейские писатели, художники и вообще интеллектуалы знали, чего от него ждать, и большинство из них быстро покинуло страну. В результате Гитлер уничтожил меньше Евреев-Интеллигентов, чем Сталин в России. Строго говоря, нацистская Политика по отношению к Евреям была, по сути, возвратом к обычному государственному Антисемитизму. Провозглашенная в 1920 г. Политика партии была направлена на лишение Евреев германского Гражданства, включая право на государственную службу и участие в выборах; Евреи Должны были стать "гостями", те же, кто въехал в страну после 1914 г., подлежали Изгнанию; были также смутные намеки на экспроприацию еврейской собственности. Однако во многих своих речах, а также в "Майн Кампф" Гитлер прямо грозил Евреям физическим Насилием.   В частной беседе с майором Йозефом Геллом в 1922 г. он пошёл ещё дальше. Он заявил, что в случае победы "уничтожение Евреев станет моей первой и главной задачей… Если как следует подогреть Ненависть и развязать борьбу против них, то их сопротивление будет неизбежно сломлено. Они не смогут защитить себя, и никто не станет их защитником". Он разъяснил майору Геллу, что верит в то, что всем Революциям, и его в том числе, требуется некий фокус Враждебности, чтобы выразить "чувство Ненависти широких Масс".   Он выбрал на эту роль Евреев не просто исходя из личного к ним отношения, но и исходя из рационального политического расчета: "борьба с Евреями будет столь же популярна, сколь и успешна". Беседа с Геллом очень показательна, ибо иллюстрирует Дуализм антисемитских порывов Гитлера, его смесь эмоциональной Ненависти и холодного расчета. Он демонстрировал Геллу не только свое рациональное начало, но и свою ярость:"Я поставлю столько виселиц, например, на Мариенплац в Мюнхене, сколько позволит уличное движение. И на них будут вешать Евреев, одного за другим, и они будут висеть, пока не провоняют… Как только снимут одного, сразу на его место повесят другого, и так до тех пор, пока в Мюнхене их не останется ни одного. Точно-то же самое произойдет и в других городах, пока Германия от них не очистится".   Дуализм Гитлера находил отражение в двух формах Насилия, направленного против Евреев: спонтанно эмоционального, неконтролируемого Насилия Погрома и холодного, систематического, легального и регулируемого государственного Насилия, носителями которого являлись юстиция и полиция. По мере того как Гитлер приближался к официальному посту и начинал лучше понимать, какая тактика требуется для его сохранения, он убирал эмоциональный элемент на задний план и нажимал на легальный. Одной из главных претензий к Веймару было политическое беззаконие на улицах, а одной из наиболее привлекательных черт Гитлера для многих немцев являлось обещание покончить с этим. Однако ещё задолго до прихода к Власти Гитлер мобилизовал все средства для воплощения обеих сторон своего Антисемитизма.   С одной стороны, у него имелись партийные громилы, в частности, коричневорубашечники Штурмовики (отряды СА), численность которых к концу 1932 г. превышала полмиллиона, и они привычно избивали Евреев на улице, а Время от Времени и убивали их. С другой стороны, Элита СС, в чьём ведении находились полицейские силы и лагеря, являлась продуманным аппаратом государственного Насилия над Евреями. Этот Дуализм действовал на протяжении всех 12 лет пребывания Гитлера у Власти. До самого конца Евреи оставались жертвами как внезапных индивидуальных актов безумного Насилия, так и систематической жестокости Государства, организованной в массово-индустриальном масштабе. В течение первых шести лет (довоенных) заметны регулярные колебания в Пользу того и другого подхода. Когда же пришла война с её черным молчанием, постепенно стал брать верх второй подход, приобретший массовый размах.   Да, Гитлер, конечно, был импровизатором, гением тактики, который зачастую вёл себя сообразно с обстоятельствами. Верно также и то, что преследования приобрели такой масштаб и широту, что Система набрала собственный ход и работала по инерции. Тем не менее, всегда действовала и общая стратегия и контроль, исходившие именно от Гитлера и выражавшие его антисемитскую натуру. Холокост планировался, и планировал его Гитлер. Это единственный вывод, который делает весь ужасный процесс осмысленным. Когда Гитлер только пришёл к Власти, на его антиеврейскую Политику влияли ограничительно два фактора. Ему требовалось быстро перестроить германскую Экономику. Это означало, что необходимо избежать развала, связанного с быстрой экспроприацией и Изгнанием богатой еврейской Общины. Он хотел как можно быстрее перевооружиться. А это вызывало необходимость успокоить международное общественное мнение, избегая сцен массовой жестокости.   В итоге Гитлер прибегнул к методам, которые использовались против Евреев в Испании XIV– XV веков. Провоцировались и поощрялись индивидуальные акты Насилия, которые в дальнейшем использовались как повод для введения "законных" юридических мер, направленных против Евреев. Для выполнения обеих задач у Гитлера были свои Люди. Иозеф Геббельс, его руководитель Пропаганды, был аналогом возбуждающего недовольство Висенте Феррера. Главу СС Генриха Гиммлера можно отождествить с холодным, неумолимым Торквемадой. Под воздействием риторики и публикаций Геббельса вскоре после прихода Гитлера к Власти начались нападения на Евреев со стороны Штурмовиков и членов партии, а также бойкот и устрашение еврейского бизнеса. Гитлер дал знать, что он не одобряет эти "индивидуальные действия", как их называли. Но он оставлял их безнаказанными и позволял их наращивать вплоть до лета 1935 г.   Затем в большой речи он воспользовался ими как предлогом для введения 15 сентября нюрнбергских декретов. Последние означали осуществление нацистской программы 1920 г., в соответствии с которой Евреи лишались основных прав и начинался процесс отделения их от остального населения страны. Это был возврат к средневековой Системе в её наихудшем виде. Но, поскольку это был возврат к дурному, но знакомому прошлому, удалось обмануть Евреев (и весь внешний мир), которые поверили, что нюрнбергская Система даст им некий законный и постоянный, хотя и низкий, статус в нацистской Германии. При этом они упустили из виду, что в той же речи Гитлер предупредил: если эти попытки "отдельного и светского решения" проблемы не дадут результата, то может оказаться необходимым принять Закон, "передающий проблему для её Окончательного решения в руки Национал-социалистической партии".   Фактически инструмент для этой альтернативы был уже подготовлен. Гиммлер открыл в Дахау свой первый концентрационный лагерь всего через семь недель после прихода Гитлера к Власти, а затем забрал в свои руки контроль за репрессивным полицейским аппаратом, который не имел аналогов за пределами сталинской России. На фундаменте из нюрнбергских Законов стала возводиться огромная структура положений, ограничивающих деятельность Евреев. К осени 1938 г. экономическая мощь Евреев была разрушена. Германская Экономика вновь обрела силу. Германия была перевооружена. Свыше 200 000 евреев бежали из Германии. Впрочем, аншлюс Австрии добавил примерно столько же, так что "Еврейский вопрос" оставался нерешенным, и Гитлер был готов перейти к следующему этапу – его интернационализации.   Если мощь Евреев в Германии была уничтожена, то их мощь за рубежом, включая способность вести войну против него, стала занимать все больше места в его выступлениях. И тут весьма кстати произошло новое драматическое событие: 9 ноября 1938 г. Еврей Гершель Гриншпан убил в Париже нацистского дипломата. У Гитлера появился повод для того, чтобы перейти к новому этапу, используя свой дуалистический подход и обоих своих агентов. В тот же вечер Геббельс сообщил нацистскому активу, собравшемуся в Мюнхене, что из-за желания отмщения уже начались антиеврейские бунты. По его предложению Гитлер принял решение: если бунты будут распространяться, их не следует осуждать. Фактически это означало, что партия будет их организовывать. И последовала "Хрустальная ночь". Члены партии крушили и грабили еврейские магазины. СА послало свои команды, чтобы поджечь все Синагоги. СС получило Информацию об этом в 11.05 вечера.   Гиммлер записал в дневнике: "Приказ был отдан руководством ведомства Пропаганды, и я подозреваю, что Геббельс с его жаждой Власти, которую я давно заметил, и пустой башкой затеял эту акцию именно тогда, когда международная ситуация крайне неблагоприятна… Когда я спросил об этом Фюрера, у меня возникло впечатление, что он ничего не знал об этих событиях".   В течение двух часов он отдал приказ всей своей полиции и войскам СС пресечь грабежи и отправить 20 000 евреев в концентрационные лагеря. Почти нет сомнения, что Гитлер, чьи приказы по важным вопросам отдавались всегда устно, дал Геббельсу и Гиммлеру противоположные указания. Это было весьма для него характерно. Но в этом эпизоде наблюдается наряду с планированием и некоторый элемент путаницы. Он, конечно, использовался, как и планировал Гитлер, для дальнейших мер против Евреев. Их объявили ответственными за бунт и оштрафовали на миллиард марок (около 400 миллионов долларов США). Но большую часть ущерба Должны были компенсировать страховые компании. Дело имело много юридических последствий. Еврейские Обращения в суды по поводу компенсации пришлось замять при помощи специального декрета Министерства юстиции, равно как и дела против двадцати шести членов партии по обвинению в убийстве Евреев.   Ещё четверых, которые насиловали евреек, пришлось исключить, причём проявлялся дифференцированный подход к "идеалистическим" и "эгоистичным" поступкам. Самым неприятным, с точки зрения Гитлера, было-то, что Погром оказался непопулярен, причём не только за рубежом, но и прежде всего в Германии. И тогда он сменил тактику. Геббельс продолжал свою антисемитскую Пропаганду, но впредь был лишен права осуществлять антиеврейское Насилие. Отныне это почти полностью отдавалось в руки Гиммлера. Как и раньше, в качестве предлога для новой кампании по юридическим мерам против Евреев использовался "взрыв ярости". Но в этот раз процесс был организован в высшей степени бюрократически. Каждый последующий шаг тщательно обдумывался опытными чиновниками, а не партийными теоретиками, все делалось легально и системно.   Как показывает Рауль Гилберг, видный историк Холокоста, именно эта бюрократизация Политики сделала возможным колоссальный масштаб её проведения и превратила Погром в Геноцид. Такая Политика привела также к тому, что раньше или позже, но почти каждый департамент германского правительства, а также большое количество гражданских лиц оказывались вовлечены в антиеврейскую деятельность. Война, которую Гитлер вёл против Евреев, превращалась в общенациональную. Для проведения этой Политики Евреев сначала надо было выявить, затем ограбить, а потом сконцентрировать. Для идентификации использовались два подхода: медицинский и религиозный. Нацисты обнаружили, что на практике определить Еврея с точки зрения расы слишком трудно, и им пришлось вернуться к религиозому критерию. Их основополагающий декрет от 11 апреля 1933 г. устанавливал, что "лицом неарийского происхождения", то есть Евреем, которого следует выгнать с государственной службы, нужно считать того, у кого кто-то из родителей или родителей родителей был иудейского вероисповедания.   Но это привело к спорам. В 1935 г. совещание по медицинским вопросам с участием д-ра Вагнера, главного специалиста партии по медицинским вопросам, д-ра Бломе, секретаря Германской медицинской ассоциации, и д-ра Гросса, главы Управления по расовой Политике, постановило: Евреи на одну четверть являются немцами, а наполовину – Евреями, так как, согласно Бломе, "как известно, у полуевреев еврейские гены являются доминантными". Но государственные службы не согласились с этим определением. Они определили Евреев как тех, кто наполовину Еврей в религиозном отношении или состоит в Браке с Евреем. Верх одержали госчиновники, поскольку именно они явились авторами соответствующих подробных Законов, включая Закон рейха о Гражданстве от 14 ноября 1935 г.   Пригодность Человека для использования на определенной должности (с точки зрения его расы) Должна была устанавливаться в точном соответствии с 27 декретами, которые были рождены в недрах министерства внутренних дел бывшим таможенником д-ром Бернгардом Лозенером. Чтобы Человек мог претендовать на одну из многих профессий, включенных в перечень, он Должен был представить доказательство своего арийского происхождения. При этом у офицера СС следовало исследовать его происхождение вплоть до 1750 года; мелкому чиновнику в правительственном учреждении требовалось представить 7 заверенных документов. В эту процедуру, Таким образом, неизбежно вовлекалась Церковь как единственная организация, в распоряжении которой имелись регистрационные акты о рождении, составленные ранее 1875-76 гг. Появилась новая профессия – Зиппен-Форшер, исследователь семьи. Возникла и третья Национальность – Мишлинг, неполные Евреи, которые подразделялись на первую и вторую категории.   Возникало много заявлений о переклассификации, или "освобождении", как её называли; как в царской России, Система быстро скатилась к протекционизму и взяточничеству. Так, некий чиновник гитлеровского казначейства, бывший Мишлингом второй категории, пользовался симпатией Фюрера и получил от него "освобождение" в качестве личного рождественского подарка, когда сидел с семьей под елкой в сочельник 1938 г. В свою очередь процесс "ариизации" Экономики, то есть, по сути, лишения Евреев собственности, вовлек в сферу действия Системы значительную часть деловых кругов. Начиная с августа 1935 г. Комитет по бойкоту, в состав которого входили Гиммлер и Штрейхер и за которым стояли все ресурсы Государства, оказывал мощное давление на Евреев с целью заставить их выставить свою собственность на продажу по минимальной цене, чтобы немцы могли её быстро приобрести. В этом процессе на всех его этапах важную роль играли Банки, которые зачастую сами становились собственниками.   Таким образом, осуществлялось совращение немецкого бизнеса, который вовлекался в "Окончательное решение". При этом не просто извлекалась прибыль из порочных Законов. На всех этапах процесса проводилась в жизни двойственная линия Гитлера. Евреев лишали собственности как элементарным грабежом, так и "по Закону". "ИГ Фарбен" и "Дойче Банк" проглотили австрийский Банк "Эстеррайхише Кредитанштальт" и субсидируемые им промышленные предприятия после того, как одного из его руководителей Штурмовики увезли с собой и выбросили на ходу из автомобиля, а другого насмерть забили сапогами во Время обыска в его доме. Барона Луи Ротшильда полиция арестовала и держала заложником, пока его семья не согласилась на распродажу их собственности по бросовой цене. Впоследствии "Дрезднер Банк" написал начальнику штаба ведомства Гиммлера, что выражает свою благодарность полиции за содействие в сбивании цены.   В процесс сосредоточения Евреев, когда их отсекали от остального населения и держали в условиях совершенно иного режима, также вовлекалась нация в целом. Это был сложный и трудный процесс, который требовал холодной жестокости со стороны десятков тысяч бюрократов; процесс этот был почти столь же безжалостен, как и последующее уничтожение. Причём о нём было известно всем немцам. Правда, некоторые антиеврейские постановления не публиковались в печати. Но все могли видеть, что во всех областях жизни практикуется самое худшее отношение к Евреям. После "Хрустальной ночи" Законы о Браке и половых контактах становились все более строгими и проводились в жизнь всё более жесткими мерами. Еврей, уличенный в "панибратских отношениях" с арийцем, автоматически отправлялся в концлагерь; арийца же могли отправить туда на 3 месяца, на "перевоспитание".   Одновременно начиная с ноябре 1938 г. Евреев стали исключать из всех учебных заведений, а в поездах, залах ожидания и ресторанах вводилась Сегрегация. Евреев стали переселять в специально отведенные кварталы. За некоторыми из этих акций стояли подробно проработанные постановления, другие же не имели никакого юридического обоснования. С самого начала и до конца гитлеровская война против Евреев представляла собой ужасающую смесь Закона и беззакония, Системы и откровенного Насилия. Так, с декабря 1938 г. Гиммлер ограничил свободу перемещения Евреев, чтобы содействовать программе их концентрации, просто отобрав у них своей Властью водительские права.   По мере того как Евреев лишали собственности, они сбивались в крупные города. Разоренные агентства помощи Евреям не могли ничего поделать. И тогда, согласно мартовскому декрету 1939 г., безработных Евреев стали подвергать принудительному Труду. В итоге к началу войны (сентябрь 1939 г.) в перспективе просматривались грядущие ужасы, существовала и Система для их реализации, хотя и в эмбриональном состоянии. В то же Время война внесла в ситуацию два серьезных изменения. Во первых, она изменила характер морального оправдания преследования Евреев, которым пользовался Гитлер.   Надо сказать, что моральное обоснование, как бы грубо оно ни было, играло важную роль в Холокосте, поскольку Геббельс открыто пользовался им для того, чтобы обеспечить уступчивость или безразличие немецкого народа, а Гиммлер – чтобы укрепить энтузиазм тех, кто непосредственно приводил в действие машину репрессий. До начала войны использовался следующий аргумент. Поскольку Евреи на протяжении целого ряда поколений обкрадывали немецкий народ, они не имеют права на нынешнюю собственность, а потому меры, направленные на то, чтобы её отнять, являются просто актом реституции, когда богатство возвращается исходному владельцу – рейху.   С началом войны добавился новый аргумент. Гитлер всегда утверждал, что, если война начнется, это будет результатом работы Евреев, действующих на международной арене, а потому они Должны нести ответственность за все связанные с этим жертвы. Отсюда делался вывод, что Евреи сами не имеют морального права на жизнь. И Гитлер неоднократно говорил, что война будет инициировать "Окончательное решение" "еврейской проблемы".Это подводит нас ко второму последствию войны.   Опыт правительства 1933-39 гг. привел Гитлера к изменению точки зрения на популярность Антисемитизма. Последний был полезен для концентрации Ненависти в абстрактной форме, вообще; однако, как убедился Гитлер, открытое, массовое физическое Насилие против Евреев в целом неприёмлемо для немецкого народа, по крайней мере, в мирное Время. Война же имеет свои специфические потребности и одновременно многое способна замаскировать, а потому является удобным контекстом для проведения в жизнь Геноцида. То есть, на самом деле не Евреи порождали войну – это Гитлеру была нужна война, чтобы уничтожить Евреев.   И не только германских, но и вообще всех Евреев Европы, обеспечив международное и Окончательное решение того, что он всегда объявлял международной проблемой. Причём война нужна была не только как предлог и средство сокрытия этого акта; она позволяла Гитлеру получить доступ к основному средоточию европейского Еврейства, если начать войну против Польши и России.   Уже на первом этапе войны резко возросло давление на Евреев. С сентября 1939 г. они не имели права находиться на улицах после 8 часов вечера. Затем их перемещение стали запрещать повсеместно в определенное Время, а в некоторых местах – всегда. Им запрещалось пользование многими видами общественного транспорта, за исключением неудобного Времени, а иногда и в любое Время. У них отобрали телефоны, а затем запретили вообще ими пользоваться; на телефонных будках появилась надпись: "Евреям пользоваться запрещено!"   В августе 1938 г. для Евреев были введены специальные удостоверения личности, которые с началом войны легли в основу новой Системы ограничения в правах. На продовольственных карточках Евреев ставилась специальная пометка "J", чтобы проще было ограничить их права. Содержание   www.pseudology.org