1998 |
Фатех Вергасов |
Учиться никогда не поздно |
|
Трест "Союзгазспецстрой", в который в конце концов влили наше славное СМУ-3, был если не самым старым, то уж самым "придворным" вне всякого сомнения. И действительно. Не выполняя никаких работ Москве, которая многие десятилетия выдворяла из своих пределов производственные структуры, а тем более инородные, непрофильные и не нужные ей, трест ухитрился разместиться в неплохом отдельно стоящем здании на задах сегодняшнего Белого дома. Что ж вы хотите, судачили, если трест в своё время поочерёдно возглавляли сыновья нашего министра Кортунова. Одного из сыновей звали Валерий, а другого Вадим. А это уже сыновья Вадима: Кортунов Андрей Вадимович, родился 19 августа 1957 в Москве. Окончил МГИМО. В 1998 президент Московского общественного научного фонда (МОНФ) и Кортунов Сергей Вадимович, родился 11 июня 1956 в Москве. Окончил МГИМО. В 1996-1998 заместитель руководителя аппарата Совета обороны РФ. В 1998 советник руководителя Администрации Президента РФ. Так повелось, что трест работал в основном на стройках центральной части России, хотя для порядку и получения всяких льгот и благ имел в своём составе северное управление в Лабытнангах. Исторически, на строительстве магистральных трубопроводов трест вёл только сварочно-монтажные и изоляционно-укладочные работы . Чтобы сделать трест комплексным ему и придали наше землеройное СМУ. Наш легендарный землеройный трест "Союзпроводстрой" приказал долго жить. Руководящий состав треста был укомплектован соответствующими кадрами, связанными с Министерством тысячами неформальных связей, от дружеско-приятельских до семейных. Поэтому любые вопросы трест решал напрямую и без проблем. У треста, сплетничали, было даже птичье молоко. К этому времени один из сыновей уже умер, а другой работал где-то на просторах Кубы. Очередного управляющего в трест назначили своего кадра из министерских. Так повелось... Станция Тихая. Очень тихая Осенью 1982 года нашему московскому тресту "Союзгазспецстрой" на начальном этапе разворачивания работ на газопроводе Уренгой-Помары-Ужгород понадобился хороший организатор, знающий местную северную специфику. Мой тогдашний шеф Михаил Николаевич Андрейкив рекомендовал меня. Так я стал работать на конечной тогда станции Тихая Северной железной дороги, где наш трест «Союгазспецстрой» развернул свою сварочную базу. Почему эта станция? В момент принятия этого решения это была последняя станция на железной дороге, которую по всем правилам от Тобольска через Сургут вели подразделения Минтрансстроя с привлечением железнодорожных войск. Железка быстро продвигалась дальше на Запад, На Новый Уренгой, где ей положено было состыковаться с уже восстановленым участком. Со старого Надыма на Новый Уренгой железная дорога была лет 10 как восстановлена газовиками и строителями. Мне тоже пришлось отсыпать призму земляного полотна на участке от Пангод до Нового Уренгоя. Нашим западным соседом было ДСУ-26 треста Надымгазпром, а с Востока мы стыковались с железнодорожными строителями Пангоды - Старый Надым. Если в Новый Уренгой не заходить и проложить зимник прямо на нулевой километр, то получалось намного короче, правильно рассудили в Москве. Главтрубопроводстрою силами нашего треста и треста Куйбышевтрубопроводстрой было поручено построить головной участок газопровода Уренгой-Помары-Ужгород длиной всего-то немногим более сто километров. Куйбышевцы расположились в Пангодах. Надо сказать, что такие комплексные тресты давно и уверенно варили в пять раз больше. Но на Большой земле. А тут Север. На всякий случай на этот стокилометровый участок начальник Главка выдвинул два треста. Задача была ответственная. Стройке было придано политическое значение: Кремль с подыгрывающей ему Германией решили показать Рейгану дулю. Ведь холодная война была в самом разгаре. В этот момент, аккурат, начальником Главка только что назначили моего давнишнего надымского знакомого Мазура Ивана Ивановича, который не имел никакого опыта строительства линейной части газопроводов. И хотя работал с трубопроводчиками бок о бок, весь его непосредственный производственный опыт к тому времени ограничивался опытом площадочного локального строительства. Но опыт - дело наживное! Хотеть - почти, что мочь! Он был молод, активен и перспективен, а главное, хотел всему научиться сам, хотел сам все знать. Главное – хотеть. Вот например, все восхищаются успехами профессора Хиггинса из пьесы Бернарда Шоу «Пигмаллион», который выучил простую цветочницу разговаривать на правильном литературном английском языке. Но забывают, что успех дела решил не профессор, а именно цветочница, которая заявила: «я хочу». Профессор просто квалифицированно помог. Оставим до времени в стороне вопрос о сомнительной ценности правильного языка. Всё равно какого. Заметим только, что правильность предполагает некую замороженность этих самых пресловутых правил. Тогда как сам язык живёт и динамично развивается, в том числе и вопреки этим правилам. Кроме того, никакя социальная группа не может претендовать на насильное установление своей правильности. А вот ещё пример. Его девизом было: "Порхаю как бабочка, но жалю как пчела!" Искуссный и умный тренер Данди возблагодарил всевышнего, когда не прервал разговор, услышав в телефонной трубке незнакомый, ломающийся голос юнца: - Масса Данди, меня зовут Кассиус Клей. Вы должны взять меня. Через два года я стану олимпийским чемпионом - В самом деле? - А потом я стану лучшим в мире профессионалом - Тебе сколько лет? - Шестнадцать Позднее Анжело Данди говорил, что в то мгновение он хотел съязвить и повесить трубку. Но неожиданно вырвалось другое: - ПриходиВ то первое появление Касси в зале Анжело в какие-то минуты понял - это чудо! Современные газеты тоже пестрят объявлениями, которые начинаются словами: «если вы хотите». В этом-то все дело! При наличии такого «я хочу» научить любого человека можно всему. Может горе-рекламодателям полезнее стимулировать появление у потребителей этого «я хочу»? Сказка про умение правильно ставить вопросы Расскажу байку про «главное». Однажды товарищ Сталин посмотрел в театре «Дни Турбиных». И пьеса ему понравилась. Но он виду не подает и спрашивает, где автор? Ему докладають, мол автор готов, завтра отправляем на Колыму. А пока он в Москве. Михаил Афанасьевич Булгаков действительно еще проживал в Москве, в маленькой комнатке в большой коммунальной квартире, с одним телефоном на всех в конце коридора. Он давно уже не работал, никуда просто не брали. Бедствовал. Жил бедно, обносился, был весь в долгах. Со дня на день ждал ареста и отправки на Соловки или куда еще. С ним почти никто не только не дружит, но и не разговаривает даже. Он обречен. И вот в этой коммуналке поздно ночью раздается телефонный звонок. Местная визгливая активистка интересуется знать, кто это смеет спрашивать Булгакова в такое время. Я, отвечает Сталин. Бедная женщина. Мишу позвали к телефону немедленно. Состоялся следующий разговор. - Михаил Афанасьевич, а почему Вы ко мне никогда
не заходите? Булгаков быстренько собрался и отправился в Кремль, куда его пропустили, даже не спросив документы. Сопроводили, помогли снять старенькую шинель. И он предстал пред ясны очи. Сталин похвалил пьесу. Отметил все ее сильные стороны и безусловную полезность, коснулся небольших шероховатостей. И начал распрашивать о житье бытье. В конце беседы, когда Булгаков уже попрощался, опять возник диалог: - А почему Вы
так плохо, просто бедно одеты? И выглядите как
бродяга? Сталин в раздумии стал раскуривать свою знаменитую трубку. А потом задал вопрос: - А Вы об этом Вашем желании кому-нибудь письменное заявление подавали? - Нет.- Так может в этом все и дело? – спросил мудрый отец народов На том и расстались. Надо ли продолжать? Рано утром чуть свет прибежали из МХАТа и спрашивают, где же, мать твою, твое заявление? Мы тут, понимаешь ждем его уже несколько лет, а ты его упорно не несешь. На этой должности Булгаков проработал до самой своей смерти в 1940 году. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги Московский Главк начал традиционно, но с новомодными элементами демократии. Но вышло по-царски. Взяли 100 километров газопровода да и поделил пополам. Потом опросили свои тресты и выявили желающих поработать на Севере. Потом среди желающих отобрали наиболее опытных. Остановились на двух трестах. И написали соответствующий приказ. Приблизительно так поступали все русские цари. Когда решили строить первую железную дорогу, Царь так определил ее трассу. Он просто положил линейку и провел прямую линию между двумя столицами. В одном месте карандаш задел палец императора, получилось некое закругление. Так и построили. С закруглением. Не посмели отступить от августейших предначертаний. Спустя два столетия, почти тоже произошло и при Сталине. Архитекторы Стапран О.А., Щусев А.В. и Савельев Л.И. принесли Сталину проект одного из фасадов здания гостиницы «Москва». Как принято у архитекторов, на одном листе ватмана было оба варианта изображения фасада. Варианты были, как водится, разделены вертикальной осевой линией. Сталин утвердил чертеж. Но подпись поставил как бы поперёк обоих вариантов. Только когда вернулись к себе в мастерскую, архитекторы ахнули и крепко призадумались. Какой же все-таки вариант выбрал великий кормчий? Переспрашивать не решились и построили оба варианта - половина здания по одному, половина - по второму. И сейчас это чудо архитектуры можно видеть со стороны Манежной площади. А ещё это - памятник тезису, что проект - это Закон для строителя. На стадии подготовки приказа обсуждение не запрещается, а даже приветствуется. Но когда приказ прозвучал, а тем более издан, приказы не обсуждаются, а выполняются. На том стояла и стоит административно-командная система. Впрочем, и всякая другая, если она производственная. В этом смысле строительство, а тем более строительство социализма, понималось именно как производство. Слесаря по металлу, по хлебу и по салу Как я писал в самом начале, наш трест с самого момента своего создания был придворным трестом. В описываемое время его управляющим был министерский свой да еще и ученый. В Министерстве он до этого руководил чем-то вроде Инспеции по качеству. Типа всенароднолюбимого комнатного пожарника Степашина. Так вот, этот паркетный фрукт решил блеснуть инициативой на ровном месте, как у них водится. Для этого он добился выделения валюты и первым в министерстве приобрел, прямо с выставки, бельгийскую полевую испытательную лабораторию (ПИЛ) для контроля стыков путем просвечивания этих стыков лучами Рентгена и от источника изотопного излучения от радиоактивного иридия. В данном контексте важен не источник просвечивающего излучения, в тот факт, что результат просвечиваия сваренного стыка фиксировался на фотографической плёнке Пиловцы доставили эту бельгийскую лабораторию на станцию Тихую и начали работать, по-столичному. Дело в том, что по заработной плате цена контроля была не меньше цены самой сварки. Оказавшись вне обычного производственного контроля, пиловцы решили по легкому срубить капусты, т.е. «заработать». Как? Расскажу потом... Сварщики глядя на ударную работу" пиловцев, тоже решили не отставать. Начали они со сварки «в присадку». Умельцы варили как бы двумя электродами сразу. Заполнение стыка расплавленным металлом ускорялось вдвое. Зарпалата легко вырастала и тоже вдвое. Качество страдало всегда. Но эта халтура пролазила ещё и из-за того, что отечественные ПИЛы почти никогда не могли обнаружить брак. Потому, что отечественная рентгеновская пленка только на бумаге обладала нужными для этого техническими показателями своего качества. Да брак попросту никто особенно и не искал. Мол, испытания потом всё покажут. Однако испытания показывают, далеко не всё. Особенно причины отдалённых последствий. На это еще закрывали глаза на Большой земле, где к аварийному стыку ремонтники могли подойти практически круглый год. А на Севере с его бездорожьем всех этих народных умельцев давно либо перевоспитали, либо просто выгнали. Этот народный метод сварки был категорически запрещен, и за этим строго надзирали. Разговоры стихнут скоро, а любовь останется В конце октября я приехал в Москву сдавать наряды. Зашел в Главк к Ивану Ивановичу. Разговорились о том, о сём. И по старой дружбе рассказал ему обстановочку со сваркой и вообще с организацией работ. Он немедленно повызывал своих главковских спецов. Те заверили, что беспокоиться нечего. Я при спецах молчал, а когда они ушли, сказал, что это все чушь. Иван сказал, что я сгущаю краски. На том и расстались. Довольно прохладно. Через месяца полтора я снова в Москве и снова прихожу к Ивану Ивановичу, что халтура не только не уменьшается. Но и приобрела новый размах. Теперь, говорю, пиловцам надоело просвечивать каждый стык. Они просто поставили перед лабораторией 3-х трубную плеть с двумя стыками и давай их светить. А материалы просветки подкладывать в нужные папки с исполнительной документацией. Аппетит приходит во время еды, как известно. Дело быстро набирало обороты. Они просто стали размножать (контратипировать) рентгеновскую пленку с образцового стыка и прикладывать эти материалы к журналу качества сварки. На это Иван Иванович мне говорит: не верю! Я ему на это: я вопросами веры не занимаюсь, по вопросам веры нужно к попам обращаться. Они разобъяснят, так как всегда свободны. Стоит только посмотреть на вечно спущенные рукава этих труженников. Я знаю и за свои слова отвечаю! Ну в общем опять поговорили... Тут он чай приказал подать. Попили, помолчали. Ладно, говорит, приеду после Нового года, разберусь на месте. А пока помоги "дяде Жене" Подгорбунскому в организации работы нашего Штаба. Он теперь мой главный инженер. Договорились? Выхожу я от него и думаю: вот компанию подобралась. Один площадочник, другой хоть и трассовик бывалый и тёртый, но землерой и в сварке по-настоящему не разбирается. Ну и подставили же «свои ученые» пацанов. Мой шеф Андрейкив только хитро улыбнулся, когда я ему рассказал о просьбе Ивана, И отпустил в Новый Уренгой технику в металлолом отгружать и в организации Штаба помогать. А в Штабе к тому времени работа была уже практически налажена. Сделана связь, организована круглосуточная работа диспетчерской, чай для родного "дяди Жени" заваривается непрерывно. Доклады в Главк идут исправно, а министерство пока до Нового года подробных докладов не требует. И зачем я тут нужен? Вечер перестаёт быть томным В Москве идёт лихорадочная работа. Партия и Правительство нервничают и как всегда придали строительству всемирно-историческое и эпохальное значение. И вот дней за 20 до Нового года ЦК КПСС решает направить прямо с конвейера из города Брежнев (Набережные Челны) 1,400 КАМАЗов для перевозки пригрузов на трассу. Идея была такая. Свехплановые и сверхфондовые КАМАЗы отдать Минавтотрансу России. Союзного автотранса в СССР не было. Все они были республиканскими. Вывозку поручить тоже им. А чтоб водители не побросали разбитые машины на трассе, было обещано, что каждый водитель после выполнения задание убудет домой на своём новом КАМАЗе. Это сработало, т.к. КАМАЗы очень ценились. Вот для этого машины водителям вручили, но только в Тюменско области. Иначе этих водителей да с новыми КАМАЗами до весны не соберёшь. КАМАЗы-то сберегут, а дело сделано не будет. Миннефтегазстрой был обязан принять и разместить водителей и обеспечить их горючим и работой. Зубр И вот руководитель Минавтотранса РФ Власов берет с собой два десятка начальников областных автотрансов и прилетает в Тюмень. Чтобы провести совещание по расстановке этих КАМАЗов вдоль тысячекилометровой трассы, что проходит по Тюменской области. Автопредприятия Минавтотранса входили тогда в мобилизационные списки, были номерными, и могли быть подняты по тревоге на любое задание: на аварию, на ликвидацию стихийного бедствия и т.п. Теперь это делают подразделения Министерства по чрезвычайным ситуациям. Именно такие предприятия первыми были брошены в Чернобыль. Именно от этих водителей, которых привезли отмываться в Караваевские бани города Киева, я и узнал поздно вечером 26 апреля об аварии в Чернобыле. Народ и дисциплина были в этой системе почти военными. Кроме того, они как любая приличная транспотрная отрасль жили по собственному Уставу. Не то что ведомственные.... Наши же Главки и тресты, проведав о таком дополнительном выделении автотранспорта завалили Власова просьбами о выделении кому 300, кому 200 (меньше не просили), а кому и пятисот КАМАЗов. Вот чтобы разобраться в Тюмень и прилетел Власов. Корова малоко даёт долго, а вот котлеты только один раз От нашего Главка лететь оказалось просто некому. Мазур должен быть на месте в Москве. Нужно подписывать уйму бумаг к концу года. Замы его были на трассах, кто где. Полным-полно было других объектов разной крупности, которые нужно сдавать в конце года. А тут еще в Новый Уренгой приехал заместитель Министра Шмаль Геннадий Иосифович. Могут позвать в любой момент. Новый год через неделю. Но не до него. Вот "дядя Женя" меня и снарядил. Все равно, говорит, ты потом бурчать будешь до весны, если что не по твоему выйдет, балагурил он. Я вылетел поздно. Не было погоды. И на это совещание зашел чуть ли не последним. Ба, а тут все мои бывшие друзья и подопечные по первым газопроводнім ниткам. Не виделись на совещаниях лет десять. Это все теперь управляющие трестами, начальники и заместители начальников Главков. От званий должностей с непривычки может и крыша поехать. Но мы народ привычный. Мы их всех давно знаем. Совещание Власов повел по традиционному сценарию Рассправшивал и больше слушал. Наши начальнички напирали и обосновывали тоже вполне традиционно. Пока Власов в столбик складывал все высказанные просьбы и пытался разделить эти несчастные КАМАЗы между этими горлохватами, какой-то шутник из наших подал ему записку с просьбой осведомиться о моей должности, когда я начну просьбы высказывать. Власов человек без юмора. Если он у этого сурового и могучего старика и был когда-то, так он его растерял на таких стройках. Записку прочитал и, как только я встал, он спрашивает: молодой человек, Вы кого здесь представляете? Я отвечаю. А в какой Вы должности, спрашивает. Говорю с лёгким раздражением – машинист, мол, бульдозера. Тут все удивленно уставились на меня. Я продолжаю: может кому-то с классом-гегемоном не по пути? Опытный Власов улыбнулся и сказал: по пути. Валяй! И устало добавил: так сколько тебе КАМАЗов надо? Я говорю: мне КАМАЗы не нужны. Вечер становился интересным. Оживление в зале. Мне, говорю, даже никакие другие машины не нужны. Машины - это ваше дело. Вы это легко вычислите по предъявленному к перевозке грузу и расстояниям возки, т.е. по грузовой работе. Вы на то транспортники. А у меня есть грузовая работа, и я могу предъявить груз к перевозке. Нешто, продолжаю, действие вашего Устава приостановлено? Транспортники начали переглядываться. Такой разговор им нравился все больше. Хочу ещё Вам посоветовать, продолжаю развивать успех, взять с собой бензовозы. Горючки у нас навалом, и мы её вам дадим конечно. Но возить её будет нечем. Будете стоять. Власов серьезно, все записал и отдал своим нужные команды. Потом он сообщил, что завтра проведем совещание в Новом Уренгое. Вылетаем после обеда. Наши шутники поутихли. Предъявление груза к перевозке Поздно ночью звоню в Новый Уренгой в Штаб. Докладываю Подгорбунскому и прошу поставить прямо на перон теплый пассажирский вертолет МИ-8. Чтобы засветло и перед совещанием показать Власову груз на станции Тихая. Конец декабря - темнеет почти что в полдень. Север! Мы прилетели в Новый Уренгой в сумерки. Я увидел вертолёт, у которого уже были раскручены винты. И тут я пригласил неожиданно для Власова пригласил его в полёт. Всего на 30 минут заверил я. Так мы полетели на Тихую. Вертолетчики пошли вдоль трассы железной дороги. По обе стороны насыпи лежали «камешки», железобетонные пригрузы, которыми пригружали газопровод для стабилизации. Чтобы он не всплывал при обводнениях. Закон Архимеда действует везде и независимо от формы государственного устройства. Камешков разных модификаций и конструкций оказалось многие десятки тысяч. Власов спросил: а это что вдоль железной дороги? Насыпь укрепляете? Я отвечаю: Это – я Вам груз для перевозки предъявляю. Это - наши «камешки». Власову почему-то внезапно стало жарко... Через час началось совещание с теми же участниками, что и в Тюмени. Плюс "дядя Женя". Плюс несколько местных уренгойских руководителей. Плюс только, что вернувшийся с промысловых объектов Шмаль Геннадий Иосифович. Власов в самом начале обратился к своим, указывая на меня. Запомните этого человека. Это наш самый опасный заказчик. Поэтому предписываю начальнику Тюменского Глававтотранса не отходить от него ни на минуту до самого конца строительства. Тот спрашивает. Мне с ним в одну кровать спать ложиться? Ложись у его кровати, был ответ. И не шути. Потом приказал все! КАМАЗы направить в Новый Уренгой. Что и было сделано. Шмаль Геннадий Иосифович Шмаль Г.И. приехал "закрывать год", т.е. помогать сдавать объекты в эксплуатацию. Встретили его местные уренгойские руководители, показали дела на промысловых установках, строительстве города. Он провел несколько "площадочных" совещаний, а в 9 вечера пошел в зал селекторных совещаний на первое "линейное" селекторное по газопроводу Уренгой-Помары-Ужгород. Я его дожидаюсь в зале, хотя меня никто и не приглашал. Трубопроводчиков вообще забыли пригласить. Из Москвы министр Борис Евдокимович Щербина просит связистов провести перекличку по всей трассе с Севера до Западной госграницы в Ужгороде и дать список присутствующих. И после этого, говорит, будем слушать доклад о головном (о нашем) участке газопровода. Для Шмаля это было полной неожиданностью. И тут я быстро пишу коротенький рапорт с «закладкой» для Шмаля и даю ему. Он, не ожидая от меня подвоха, зачитывает с моей бумажки: трест «Союзгазспецстрой» развернул сварку несколько месяцев назад и сварил уже 20 километров трубопровода. Правда, есть недостатки. Обнаружено 1,280 бракованных стыков. Но, мол, ничего страшного - они их сейчас ремонтируют. Тут Министр его перебивает и не дает тому закончить доклад. Запишите говорит Решение коллегии: завтра к Вам прибывает начальник Главка Мазур Иван Иванович, который на месте разберется со своими подразделениями. А мы начинаем слушать следующий доклад. После селектора министр упрекнул своего любимчика Шмаля: ты что докладываешь? 1,280 стыков и составляют все твои 20 километров сварки. Сказал бы проще – всё брак. А завтра, после обеда из Москвы прилетает Мазур Встречает его руководство нашего треста в полном составе. Я стою в сторонке, Иван меня засёк в толпе, что говорится, сразу. Но виду не подает. И я так индифферентно прохлаждаюсь с сигареткою в зубах. Мазур отправляет всех на нулевую точку газопровода. Я же, продолжает он, лечу на сотый километр, в Пангоды, в трест Куйбышевтрубопроводстрой и с ними на машинах вдоль трассы поеду к вам на ноль. Готовьте большое совещание. Потом вдруг грозно так спрашивает: Я начальник Главка или нет? Меня же должен кто-то сопровождать? Каждый выразил готовность. Но он говорит: вон Вергасов поедет со мной, ему все равно делать нечего. А вы народ занятый. Обогрел, родимый! И мы летим на Пангоды, на сотый километр А утром этого же дня местное КГБ арестовало всех пиловцев и опечатало лабораторию на станции Тихая. Возбудили уголовное дело. Всю сваренную к тому времени трубу забраковали и запретили вывозить на трассу. Органы всегда в курсе, но сажают по своему плану. В вертолете Мазур мне говорит: - Закажи мне обратный билет в Москву - Аэрофлот таких билетов не продает. Максимум на месяц вперед - Не понял? - Ты отсюда, говорю, раньше 9 мая, Дня Победы, не вылетишь - Да пошел ты!Я пожал плечами. Куда из вертолета пойдешь? В Пангодах никаких совещаний Мазур проводить не собирался. Трестом руководил один из старейших и заслуженнейших людей отрасли Михельсон Виктор Зельманович. Этот управляющий за свою жизнь много таких Мазуров и Вергасовых воспитал. Так, что мы больше к нему прислушивались, и с настоящим почтением. Накрыли стол. Только сели обедать, вдруг зовут Ивана в соседню комнату, в аппаратную. Министр на проводе. После разговора приходит просто взбешенный. И ко мне: вы что сговорились? Я понял, что он летит в Москву не раньше дня Победы. Дообедали молча... Шутки прочь Видит Бог, сказал коммунист Мазур, не хотел я тут командовать, но теперь не плачьте. Давай, говорит, мать твою перемать, рассказывай, в чем тут закавыка. Разложили чертежи. Показываю. Ваши, говорю, 100 километров по трудоемкости в 10 раз тяжелее, чем остальные 900 километров, что южнее. Всучили тебе Ваня, значит, кусок работы. При социализме от работы бегали. Это ж вам не капитализьм какой-то! На что от резонно замечает: - Это не тот разговор, все равно кто-то это должен делать. Конечно подставили меня эти московские паркетные шаркуны. Если б знать, я б сюда не два треста поставил, а десять. Мои службы не просчитались. Так просчитаться просто невозможно. Не доложили. Отмолчались. Специально. Видно, сильно я кому-то мешаю. Ну ладно. Всю эту банду бракоделов - вставляю я, - во главе с паркетными начальниками разгонять надо. Нечего от них ждать. Работать сейчас нужно прямо с бригадирами. Настрой у них нужный имеется, и они тебе всё сделают, играючи. Люди на месте тебя заждались и рвутся в бой. Я же с ними вместе в вагончиках живу. Давай командуй! - А что делать с уже сваренными плетьми газопровода, которые вопреки запретам поспешили доставить на трассу? - Спросил Мазур - Ремонтировать – только время терять - только и нашелся я.. - Варить новую? Разве это по государственному? Советовать легко. Нет, мы ещё за эту трубу повоюем, заключил Мазур.Несколько дней спустя понаехало спецов из Москвы. Начали спорить и доказывать. Но Дело пошло только тогда, когда по приказу Мазура всю старую трубу и бельгийскую лабораторию отодвинули с глаз долой. Не до экспериментов сейчас - резонно рассудил Мазур. Наши стандарты и браковочные таблицы сделаны под наши отечественные условия: материалы, пленку, квалификацию и добросовестность пиловцев. А раз так, то и достаточно! Мы говорили в присутствии нашего Куйбышевского хозяина. Которого до этого я знал только по ведомственному журналу «Строительство трубопроводов». Мы виделись с ним в первый раз и разговаривали всего около часа. Мазур при каждой моей реплике посматривал на нашего хозяина. Тот одобрительно кивал головой. И попросил только, на его участок помошников не присылать. Мол, усиливайте северного соседа. Кому пряники, а кому на орехи Через несколько часов Мазур начал совещание на нулевом километре. Я вёл протокол. Руководителей моего треста Мазур свои приказом перевел в транспортные рабочие сроком до конца строительства. Если возражаете, отреагировал он на недовольные лица, могу присовокупить к сидящим в кутузке пиловцам. Никто не возражал. Проглотили. Далее, как водится, было издано несколько полевых приказов. И завертелось! В разных точках европейской части страны стали грузиться специальные маршрутные эшелоны с техникой и людьми. Такие эшелоны по «зеленой улице», когда надо, могут пересечь страну из конца в конец за считанные часы и сутки. На следующий день я в Штабе встретил Мазура. Он меня с подколом (а у нас ним это взаимно и всегда так) спрашивает: - Ну, теперь доволен? - Вот теперь, говорю, за стройку я спокоен - Ну ладно, говорит, готовь дырку для ордена - Не было у меня никогда никаких наград. Раньше изредка переживал, а теперь считаю, что и не надо. Да и в штабы я уже всякие наигрался. Найди себе помоложе. А хочешь меня наградить, отпусти меня в Москву. Мне надо подготовиться для поступления в аспирантуру. - Какую-такую? - К газовикам в их головной институт - Почему к ним? - А я сам писать диссертацию собираюсь, с подколом сказал я, у меня «нужников» нет. Ты же знаешь, что в нашей отрасли мои заклятые друзья мне либо защититься не дадут, либо сплетни о том, что я несамостоятельно написал работу, распускать будут. А если серьезно, то мне газовая тематика интересна. А то строим, строим. А как дальше живет наша газопроводная система? Так что у меня как бы родительский интерес, - уговаривал я его... И убедил. В аспирантуру я поступил как машинист бульдозера. Вот дела! Такого никогда не бывало в обеих отрасляхЗаписки бывалого |