М.: Издательство "Эксмо", 2003. — 480 с, илл. ISBN 5-699-01995-2 Владимир Александрович Крючков Личное дело Глава 5. Перестройка: "архитекторы" и "прорабы" 313, продолжение 313 Доклад с одобрением был встречен залом. Я получил немало писем в его поддержку, положительно откликнулась на доклад значительная часть печати. В иностранной прессе его расценили как уверенный, достаточно демократичный и вместе с тем обозначивший рубежи, дальше которых Кремль отступать на данном этапе не намерен. Помню, в одной газете автор серьезной статьи писал, что высшее партийное руководство, кажется, докладом Крючкова расставило точки над многими "ё". Но не вся наша пресса выразила одобрение содержанию доклада. Правда, прямой Критики не было, но отсутствие поддержки положений доклада со стороны части средств массовой Информации кое о чем говорило: доклад насторожил все громче заявлявших о себе новых "Демократов" и конечно же пришелся не по душе Яковлеву, вовсю работавшему тогда на разрушение, а не на созидание. По брошенной им реплике, "доклад был скорее консервативным, чем демократическим". В то время мне доводилось часто беседовать с первыми руководителями бывших союзных республик, некоторых национально-территориальных автономных образований. Все они в разной мере поднимали один и тот же вопрос: надо определяться, нужна четкая линия, последовательная и твердая, нужны все формы воздействия на нарушителей правового Порядка, в том числе и силовые акции, когда речь идет о противодействии насилию. Нечеткая позиция, считали они, используется в спекулятивных целях, Люди теряют уверенность. О таких настроениях было известно по различным каналам Информации, да и из печати. Иностранные представители не без иронии говорили, что по темпам развития "Демократии" и "Гласности" мы уверенно вышли на первое место в мире. Один итальянский представитель в завершение беседы как-то сказал мне, что Демократия должна стоять на правовых основах, и тут же спросил: "А вы не перешли рамки?" Мне кажется, что Демократия, т.е. власть народа, — это то, от чего мы никогда не должны отказываться. 314 Если бы у себя в стране мы стали вовремя развивать демократические начала, использовали бы власть народа в полном объеме, то какое огромное число бед нам удалось бы предупредить, сколько удалось бы осуществить конструктивных дел! Возможно, уже не одно поколение советских Людей жило бы в условиях, когда демократические принципы стали нормой. Бичуя революцию, рьяные её противники сами сходят с эволюционного пути, не ведая, что идет нагромождение проблем, которые не только не решаются, а загоняются вглубь, становятся все более трудными и в один прекрасный момент могут привести к социальному взрыву в весьма опасных масштабах. Мне думается, что лиц, называющих себя Демократами и убежденных в том, что они таковыми являются, можно разделить, по крайней мере, на две категории. Первые по характеру своей деятельности относятся к числу разрушителей. Они охотно критикуют историю, настоящее и добираются даже до будущего. Никаких созидательных программ при этом не предлагают: главное — сокрушить! К числу таких "ярких" представителей можно смело отнести А.Н. Яковлева. Разрушающий подход в последние годы прослеживается во всей его деятельности. Он сторонник капиталистического пути развития, и тут нет ничего предосудительного, хотя прежде Яковлев твердо стоял на позициях защиты социалистических ценностей. Ну что ж, наступило прозрение... Ну а как перейти с одного общественного строя на другой? Люди его уровня должны, видимо, думать и об этом. Если идти путем эволюционного развития, по возможности без больших жертв со стороны народа, и так вдоволь настрадавшегося, без социальных потрясений, т.е. при минимальных издержках, — это одна сторона ситуации. Ну а если через глобальное разрушение — развал Государства, экономики, через кровавые межнациональные конфликты, ослабление международных позиций, за счет роста угрозы территориальной цельности и т.д., — это будет уже другая ситуация. 315 Как-то в начале 1989 года Яковлев выступил с докладом. В нём содержалось утверждение, что не стоит бояться слома и разрушения устоев, на которых держалось наше общество и Государство, что через два-три года положение в стране выправится и дела пойдут в гору. Я позвонил ему и сказал, что через два-три года при таком развитии обстановки у нас будет совсем плохо и что со сроками вообще, может быть, следовало бы проявить большую осторожность. Яковлев задумался и ответил, что если через два-три года дела не поправятся, то нам следует всем уйти в отставку и уступить место другим, что, во всяком случае, он поступит таким образом. Не сразу удалось мне разобраться в этой одной из самых зловещих фигур нашей истории. Тут и моя вина, и моя беда. Есть Правда, которую я не должен, просто не вправе, уносить вместе с собой. Речь идет о крайне важных вещах не только с точки зрения государственных интересов, но и, пожалуй, вообще для дальнейших Судеб всего нашего народа, для более глубокого понимания трагедии, постигшей советских Людей. То, что я собираюсь рассказать, касается не только одного Александра Николаевича Яковлева. История, связанная с ним, была настолько серьезной, что на протяжении длительного времени, признаюсь, в буквальном смысле слова мучила меня, заставляла задуматься о куда более масштабных проблемах, о весьма серьезных и деликатных вещах, ставила перед очень нелегким выбором. К сожалению, в то время она так и осталась не выясненной до конца, хотя сейчас, оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что лично для меня сомнений теперь уже не осталось... Полученные неофициальным путем — по каналам КГБ (Разведки и Контрразведки) — сведения, касающиеся Яковлева, как нельзя лучше подтверждаются всеми его действиями и поступками, четко накладываются на происшедшие в нашей стране события. Они проливают свет на истинные мотивы поведения и других лиц, в первую очередь человека, который за границей снискал себе сомнительную славу называться "первым немцем", а у себя дома заслужил лишь презрение и ненависть всех тех, кто независимо от своей национальной принадлежности ещё недавно с гордостью величали себя советскими Людьми. 316 До 1985 года лично я почти не знал Яковлева, видел его пару раз, но уже кое-что о нём слышал. Первая наша встреча состоялась, пожалуй, в 1983 году, в бытность мою начальником Первого Главного управления КГБ. Когда мне доложили, что со мной хотел бы встретиться Яковлев, бывший тогда послом СССР в Канаде, я не удивился. Ничего необычного в этом не было — послы регулярно посещали нашу службу. Ведь у нас друг к другу всегда много вопросов, Разведчики стремились помогать в работе послам, а те, в свою очередь, часто оказывали полезное содействие в выполнении наших задач: все мы работали на одно Государство. Без понимания со стороны послов, более того, без их поддержки разведывательная служба эффективно действовать не в состоянии. Да и дипломаты нуждаются в нас, многие вопросы возможно решить только сообща. Прежде чем принять Яковлева, я поинтересовался у сотрудников, курировавших канадское направление, какие конкретные вопросы имеет в виду затронуть гость, к чему нужно быть готовым. Оказалось, что, напрашиваясь на беседу, посол каких-либо специальных тем для обсуждения не обозначал, сказал, что разговор будет носить общий характер. У меня, помню, в этой связи даже мелькнула мысль поручить провести разговор с Яковлевым одному из своих заместителей, но наши товарищи с уверенностью предположили, что посол наверняка будет жаловаться на нашу службу, резко критиковать сотрудников Резидентуры и центрального аппарата, а может быть, даже намекнет на желательность полного сворачивания оперативной работы в Канаде.   Если разговор примет откровенный характер, подчеркнули в заключение товарищи, то Яковлев "ударит по КГБ в целом". Это, мол, его "любимый конек". Помню, что именно в этот момент мне по какому-то другому вопросу позвонил Андропов, бывший тогда уже Генеральным секретарем ЦК КПСС. Воспользовавшись этим звонком, я вскользь заметил, что мне предстоит встретиться с Яковлевым. 317 Тотчас же стало ясно, что Юрий Владимирович также придерживается о Яковлеве довольно нелестного мнения. Он не только подчеркнул неоткровенность этого человека ("Что он думает на самом деле, ни черта не поймешь!"), но и, более того, выразил большие сомнения в безупречности Яковлева по отношению к Советскому Государству в целом. Тут же Андропов сказал, что Яковлев десять лет уже как работает в Канаде и что пора его отзывать в Москву. "Кстати, — заметил Юрий Владимирович, — есть Люди, которые очень хлопочут о возвращении Яковлева в Москву, вот и пусть порадуются". В числе хлопочущих Людей был назван и Арбатов, который, по словам Андропова, ещё при Брежневе сам приложил руку к тому, чтобы отправить Яковлева подальше из Москвы на посольскую работу, "а теперь вдруг почему-то не может обойтись без этого проходимца". Да, именно так, назвав Яковлева "проходимцем", и закончил наш телефонный разговор Юрий Владимирович. В дальнейшем я не раз вспоминал эту короткую, но очень емкую характеристику, данную Андроповым, заметьте, ещё в 1983 году... Встреча с Яковлевым прошла в строгом соответствии с предсказанным мне сценарием. Нарекания на сотрудников разведслужбы лились сплошным потоком, а всему КГБ доставалось при этом ещё больше. Поначалу оценки облекались, Правда, в мягкие, даже осторожные выражения, но подтекст прослеживался четко: зачем, мол, и кому нужна наша Разведка в Канаде? "Пустая трата усилий и денег", — с жаром утверждал посол. Александр Николаевич был убежден, что Резидентура только и занимается тем, что вовсю следит за ним — подслушивает, ведет наружное наблюдение, досматривает почту и вообще, как он выразился, "копается в грязном белье". Да, исподнее Яковлева действительно уже в ту пору было ой каким "несвежим"! Если бы наши сотрудники и впрямь занимались тем, что им приписывал Яковлев, думаю, мы гораздо раньше узнали бы некоторые "детали", которые до сих пор пытается тщательно скрыть этот "архитектор" Перестройки... 318 Я старался дать собеседнику выговориться, не прерывал его, но к концу беседы Яковлев все же узнал и мою позицию. Я сказал, что недостатков и промахов в нашей работе даже больше, чем считает посол, но ведь есть и положительные дела, о которых он почему-то не упомянул и которые с лихвой перекрывают весь тот негатив, который есть в деятельности Разведки. Столь отрицательные суждения о разведслужбе, Комитете Госбезопасности в целом, подчеркнул я, для меня лично являются неприемлемыми, поскольку они, по моему глубокому убеждению, просто не соответствуют действительности. Характер работы Разведки таков, что, к сожалению, о её успехах и конкретных результатах в открытую не расскажешь, но они тем не менее есть, хотя и не в таких количествах, как хотелось бы. Надо сказать, что после этого довольно решительного отпора Яковлев быстро сориентировался и стал проявлять такую гибкость, что заключительная часть нашей беседы прошла совсем в ином ключе, отличалась уже сплошной "доброжелательностью" с его стороны и, более того, "заботой", как помочь нашим Разведчикам в Канаде. Но тем не менее мои первые впечатления от личной встречи с Яковлевым остались неизменными — они полностью подтверждали слова, сказанные Андроповым. В памяти отложился настороженный колючий взгляд Александра Николаевича, недоброжелательность его натуры, уникальная способность быстро менять свою точку зрения, переходить от только что высказанных оценок к прямо противоположным. И главная его черта — исключительная скрытность, замкнутость. Ни в ходе нашей первой встречи, ни потом мне никогда не удавалось составить завершенное представление о внутреннем мире этого человека: вот уж про кого поистине можно сказать, что "его душа — потемки"! Вскоре после описываемых событий Яковлев (с помощью Горбачёва) вернулся в Союз и тут же был назначен директором Института мировой экономики и международных отношений АН СССР. Он довольно быстро вошел в неофициальную команду Горбачёва, помогая последнему готовить материалы к докладам и статьям. 319 Наши контакты с Яковлевым стали носить более частный характер. В 1985 году Яковлев вновь возвращается на работу в ЦК КПСС, при этом он окончательно связывает свою Судьбу с Горбачёвым, вместе с ним начинает Перестройку, которая поначалу, как известно, проходила под маловыразительным лозунгом ускорения. Многие тогда не понимали, куда и зачем нужно ускоряться, к чему эта безудержная гонка, и вот только сейчас мы воочию наконец увидели, куда спешили и к чему в итоге пришли. Страна действительно нуждалась в переменах, в обновлении существовавшей у нас Системы, определенной корректировке политического курса. Кое-что следовало решительно отбросить (и здесь, конечно, было невозможно полностью избежать радикализма), нужны были новые подходы. Говорил об этом сам Горбачёв, этим начинал и заканчивал свои речи и статьи Яковлев. Ну что тут возразишь? В общем-то все вроде правильно. Многие были за это, в том числе и я. Ведь о необходимости перемен ещё задолго до Горбачёва говорил и Андропов. Правда, не так размашисто, с известной долей осторожности, присущей ответственному политическому деятелю. Однако никто не допускал и мысли о развале Союза, не помышлял о смене существовавшего общественного строя. Просматривалось стремление сплотить Союз, укрепить Державу, навести в стране порядок, подтянуть дисциплину. Вполне возможно, что так на первых порах думал и сам Горбачёв (хотя последующая Информация и развитие событий заставляют меня усомниться и в этом). Но отнюдь не к этому изначально стремился Яковлев! Говорю это не только с полной ответственностью, но и со знанием дела. Сейчас, когда все мы стали свидетелями стольких трагических событий, когда на наш народ обрушилось такое количество бед и несчастий, ответы на многие вопросы уже получены. Яснее стала и та зловещая роль, которую сыграл во всех этих делах Яковлев. Казалось бы, маски давно сброшены, и вот он, Александр Николаевич, предстал наконец перед нами во всем своем истинном обличье этакого "злого гения", роковой фигуры нашей истории! 320 Смею, однако, уверить читателя, что у нашего "героя" было немало масок, и не все они пока сброшены. Яковлев делал все для того, чтобы обеспечить приход к власти Горбачёва. Ему нужен был Горбачёв, и никто другой! (Запомните эти слова, позже станет понятнее их смысл.) Не ахти какие рычаги, надо сказать, были для этого у Яковлева, но он очень старался и искренне ликовал, когда в 1985 году Горбачёв все же стал Генсеком. Впереди был ещё долгий путь, но первая Победа была одержана, разрушительный план потихоньку стал воплощаться в жизнь. Возникает законный вопрос: с чего это вдруг Александр Николаевич воспылал любовью к Михаилу Сергеевичу? Что связывало этих двух таких разных, казалось бы, Людей? Близко познакомились они в 1983 году, когда совпосол в Канаде Яковлев всячески обхаживал мало заметного тогда члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству Горбачёва во время его официального визита в эту страну. Я не замечал, чтобы Яковлев в ту пору, да и в последующее время, слишком высоко отзывался о Горбачёве, но с этого времени он старался всячески укреплять его позиции и всегда быть рядом с ним. Я уже говорил, что по возвращении в Москву Яковлев активно помогал Горбачёву в подготовке публичных выступлений, где в изобилии были слова о верности партии, преданности делу Социализма, о любви к Родине и т.п. Но у самого Яковлева с языка частенько срывались совсем иные высказывания. Сначала это происходило в виде брошенных как бы невзначай фраз, но мало-помалу те же мысли появлялись уже в виде отдельных положений, высказывались в форме точек зрения, взглядов, им посвящались целые труды. Яковлев не воспринимал Союз, считал нашу страну империей, в которой союзные республики были лишены каких бы то ни было свобод. К России он относился без тени почтения, я никогда не слышал от него ни одного доброго слова о русском народе. Да и само понятие "народ" для него вообще никогда не существовало. 321 Именно Яковлев сыграл едва ли не решающую роль в дестабилизации обстановки в Прибалтике, на Кавказе. В Прибалтийских республиках он всячески поощрял националистические, сепаратистские настроения, однозначно поддерживал тенденции на их отделение. На Кавказе "симпатизировал" Армении, а по сути, подстрекал на выступления против Азербайджана, накалял обстановку вокруг карабахской проблемы. Вообще об Азербайджане отзывался всегда с явной неприязнью. К республикам Средней Азии Яковлев в принципе относился как к чему-то чужеродному. "Ну скажи, зачем нам нужна Киргизия?" — вопрошал он с гневом, а на замечания о том, что это братский России народ, отвечал лишь презрительной ухмылкой. Значение Афганистана для безопасности наших среднеазиатских республик Яковлев считал исключительно проблемой самих этих республик. Заявления же о том, что дестабилизация обстановки в этих республиках не может не затронуть интересов Союза в целом, и России в частности, вообще не считал нужным комментировать. Яковлев не выносил советский социалистический строй, с раздражением говорил о колхозах, совхозах, не скрывал своего однозначного негативного отношения к государственной собственности, но боготворил частную. Весь советский период нашей истории для него — сплошная черная страница. В последнее время, когда уже модно стало не скрывать своих истинных взглядов, Яковлев резко отрицательно оценивал Октябрь, Ленин, вообще социалистический выбор. К КПСС относился просто с ненавистью, не видел для неё места в нашей действительности. После августа 1991, как видно из его публичных выступлений, он говорил об этом демонстративно, подчеркивая свои личные заслуги в устранении КПСС с политической арены. Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о Родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру нашей Победой в Великой Отечественной войне. Меня это особенно поражало, ведь сам он был участником войны, получил на фронте тяжелое ранение. 322 Видимо, стремление разрушать, развенчивать все и вся брало верх над справедливостью, самыми естественными человеческими чувствами, над элементарной порядочностью по отношению к Родине и собственному народу. Нужно вспомнить и о позиции Яковлева по германскому вопросу. Видимо, у многих в памяти, как он старался доказать "преступность" соглашения Молотова-Риббентропа — пакта о ненападении между Германией и Советским Союзом, заключенного в 1939 году. Как только он не корил Сталина, а заодно и Советский Союз, за "преступный сговор с фашизмом", за "Предательство дела мира", забывая о том, что к тому времени положение Советского Союза было, мягко выражаясь, весьма деликатным.   Практически он был изолирован, ни на какие серьезные переговоры с Советским Союзом западные страны не шли. Советский Союз был оставлен один на один с Германией, а последнюю всеми силами натравливали на Советский Союз. В этих условиях Сталин, разумеется, искал выход. Он прекрасно понимал, что страна исторически не готова к войне, неизбежность которой была очевидна для многих, в том числе и для Сталина. Ему нужно было во что бы то ни стало хотя бы на короткое время оттянуть начало войны с тем, чтобы лучше к ней подготовиться. И в этих условиях Сталин маневрировал. История ещё скажет свое слово, даст объективную оценку тому времени. И Сталин поступил правильно, добившись для своей страны какой-то отсрочки во времени. Другое дело — последующие действия Сталина, неверие в разведданные, просчет в сроках возможного начала военных действий, серьезные ошибки в первые дни войны. Но это уже другие вопросы. Яковлев изо всех сил старался доказать, что Советский Союз был агрессором в отношении Прибалтики, Финляндии. А ведь действия Советского Союза были направлены на то, чтобы в случае войны , с Германией наши западные границы были в более благоприятном, менее уязвимом положении. Непростой была ситуация с Польшей и вообще с польской проблемой. Но и в данном случае Сталин искал выход из положения и из двух зол выбирал меньшее, хотя, разумеется, не все его действия можно признать сегодня оптимальными. 323 Но одно дело судить о действиях Советского Союза и Сталина с позиций 1990 года, и другое дело — представить себя в 1939 году, когда Советскому Союзу приходилось действовать, оставшись один на один с Германией. К сожалению, уже позже мне стало известно о том, что ещё в 1987-1988 годах, посещая Германскую Демократическую Республику, Яковлев в беседах с отдельными советскими представителями зондировал вопрос о том, жизнеспособна ли ГДР, не стоит ли вести дело к тому, чтобы ГДР воссоединилась с Германией, и таким образом германская проблема была бы решена. Правда, на возражения товарищей, с кем он вел такие разговоры, Яковлев реагировал странным образом: он немедленно отступал и говорил, что просто рассматривает одну из точек зрения, одну из возможных версий развития обстановки по германскому вопросу. Сейчас вряд ли у кого остается сомнение в том, что в данном случае Яковлев действовал с далеко идущими намерениями. По сути дела, мы пустили под откос итоги Второй мировой войны, итоги Великой Отечественной войны в борьбе с фашистской Германией, мало что получив взамен. То есть мы отдали, по сути, те позиции, которые достались Советскому Союзу, всем миролюбивым силам ценой большой крови. Глубоко уверен, что политологи, историки, германоведы, ученые других специальностей ещё вынесут свой вердикт по поводу состояния дел в Европе до начала Второй мировой войны, действий Советского Союза, и по столь уничтожающей Критике, какой подверглись действия Сталина в канун Второй мировой войны.   Сталин действовал в неординарной обстановке, и потому его шаги были тоже неординарными. Есть ещё один момент. Можно критически относиться к тому, что предпринял Сталин до начала Второй мировой войны. Но разве можно относить на его счет чохом все обвинения, ответственность за те или иные поступки и действия, за нежелательное для нас развитие событий, что имело место десятки лет Спустя, Причём нередко без отсутствия всякой причинной связи между тем, что было и есть. 324 Я очертил лишь некоторые наиболее характерные взгляды, действия и особенности Яковлева. Некоторые из них он никогда особенно и не скрывал, другие начал излагать и подчеркивать публично лишь в самое последнее время, а кое-что предпочитает не афишировать и до сих пор. В конце концов, каждый волен поступать в соответствии со своими собственными убеждениями, и точки зрения у разных Людей могут быть самыми противоположными. Однако если ты один из руководителей партии, которая исповедует принципы, прямо противоположные твоим убеждениям, то выход здесь только один. Предложи партии свою концепцию, предложи открыто, гласно, а если она будет отвергнута — уйди! Тем более что с конца 80-х годов в стране уже было достаточно самых различных политических движений, из которых вполне можно было что-то выбрать себе по вкусу. Но Яковлев пошел другим путем: он предпочел скрыть свои подлинные взгляды — говорил одно, а действовал совсем иначе. Славил Октябрь, Ленин, Социализм, пел дифирамбы, а на поверку делал все, чтобы очернить нашу историю, развалить существующий строй, подорвать идеологию. Значит, все-таки лицемерил Александр Николаевич, а свое истинное лицо показал только тогда, когда наступил подходящий момент. Видите, какой он храбрый! Не считал, мол, никогда нужным скрывать свои убеждения! Казалось бы, все ясно — обычное лицемерие, испокон веку присущее любому политикану. И теперь у меня есть все основания поставить вопрос: а все ли маски уже сброшены, не скрывается ли опять за внешним обличьем очередное, ещё более неприглядное лицо этого человека? Чуть ниже я поясню, что здесь имеется в виду. Но сначала следует сделать одну оговорку. Обе зловещие фигуры нашей действительности — Горбачёв и Яковлев одновременно являются и "архитекторами" и "прорабами" Перестройки. Коварные задумки и их исполнение относятся к тому и другому. Они договорились, спелись, слились воедино, органически дополняя друг друга. В черной игре они менялись местами, но из чисто тактических соображений. 325 Бросается в глаза, что и Горбачёв, и Яковлев к решению проблем развития нашего общества подходили во многом одинаково. У них вообще было много общего... Казалось бы, уж если провозглашать курс на перемены столь радикального характера, то вся дальнейшая работа должна строиться на основе какой-то цельной концепции, отличаться взвешенностью, основательностью, носить фундаментальный, системный характер. Однако на практике ничего подобного как раз и не было. Никакой целостной программы проведения Перестройки никогда не существовало даже в проекте, тем более на бумаге — были лишь её отдельные штрихи, эмоции да сплошные шарахания из стороны в сторону! Всюду царила полная неразбериха, решения принимались спонтанно, сумбурность и непоследовательность чувствовались буквально во всем. Теперь стало ясно, что делалось это умышленно, расчет был на то, чтобы закамуфлировать линию на разрушение Союза, существовавшего конституционного строя, на развал советской государственности. А она-то, эта линия, как раз с самого начала проводилась четко и неуклонно. Здесь чувствовалась сильная режиссура, сокрушительные удары наносились точно по главной мишени. К заветной цели шли шаг за шагом. Яковлев начинал, а Горбачёв развивал. Иногда, для виду, делали наоборот. В том, что произошло с Советским Союзом, не было никакой объективной неизбежности, это явилось результатом действия субъективных факторов, то есть действий и поступков отдельных лиц. И у истоков этого разрушительного процесса стояли два человека — Горбачёв и Яковлев. Жизнь уже высветила их роль в той трагедии, которая постигла наш народ, но не вся ещё Правда вышла на поверхность, есть ещё грязные тайны, которые они все ещё надеются сохранить. Так почему же все-таки Горбачёв и Яковлев однозначно встали на путь развала страны, почему они долгое время говорили и проповедовали одно, а творили совсем другое, когда и почему решились на самое тяжелое преступление — Предательство собственного народа? 326 В августе 1991 года они вроде бы окончательно сбросили маски и сами признались, что до срока просто скрывали свои замыслы, но планы по развалу партии, от которой, кстати, они-то уж лично получили буквально все, на самом деле вынашивали давно. По признанию Горбачёва, он, оказывается, всегда был ближе к социал-Демократам, нежели к коммунистам, изначально выступал за президентскую, а не парламентскую форму правления (дело даже не в том, какая из них лучше). А Яковлев, так тот вообще в смысле слов и дел да и общей настроенности — фигура ещё более ясная. Как-то в разговоре со мной Андропов бросил такую фразу: "Яковлев же просто антисоветчик!"   Этим сказано многое. Яковлев догадывался, что думал о нём Юрий Владимирович, и терпеливо ждал своего часа, чтобы отплатить "обидчику". После Смерти Андропова он все чаще стал позволять себе критические высказывания в его адрес: изумлялся авторитету его в народе ("Ведь он же ничего не успел сделать!"), именовал его не иначе как "консерватором", а стремление Андропова навести в стране порядок и дисциплину квалифицировал как "зажим Демократии". Под влиянием Яковлева в том же духе вскоре стал высказываться об Андропове и Горбачёв. Так вот, чтобы ответить на поставленные выше вопросы, стоит посмотреть на Яковлева с другой, возможно несколько неожиданной для читателя стороны. Вопрос этот острый и весьма деликатный: оперировать данными, полученными по каналам Разведки, весьма сложно, поскольку существует реальная опасность раскрыть важный источник и даже поставить под удар живых Людей. Я намеренно не хочу делать каких-то однозначных выводов, просто расскажу о некоторых известных мне (попутно замечу, не только мне) фактах. Пусть читатель поразмышляет и тоже сделает выводы. Начиная с 1989 года в Комитет Госбезопасности стала поступать крайне тревожная Информация, указывающая на связи Яковлева с американскими спецслужбами. Впервые подобные сведения были получены ещё в 1960 году. 327 Тогда Яковлев с группой советских стажеров, в числе которых был и небезызвестный ныне О. Калугин, в течение одного года стажировался в США в Колумбийском университете. ФБР проявило повышенный интерес к нашим стажерам с целью возможного приобретения в их лице перспективных источников Информации, проще говоря, готовя почву для их вербовки. Обычное дело, удивляться тут нечему, тем более что фэбээровцы всегда отличались крайней бесцеремонностью и своего шанса старались никогда не упускать. Надо сказать, что стажеры, оказавшись вдали от "всевидящего" ока отечественных служб безопасности, дали немало поводов для противника рассчитывать в этом деле на успех. Калугин, будучи сотрудником КГБ, не только не мешал не слишком невинным забавам своих товарищей, но и сам принимал в них активное участие. Видимо, он полагал, что все их похождения останутся вне поля зрения наших органов, а когда почувствовал, что ошибся, ловко отвел удар от себя лично, настрочив донос на своего приятеля, стажера Бехтерева, который после этого на многие годы стал невыездным. Может быть, он и до сих пор не знает, кому обязан (кроме самого себя, конечно) таким поворотом дела... Яковлев отлично понимал, что находится под пристальным наблюдением американцев, чувствовал, к чему клонят его новые американские друзья, но правильных выводов для себя не сделал. Он пошел на несанкционированный контакт с американцами, а когда нам стало об этом известно, изобразил дело таким образом, будто сделал это в стремлении получить нужные для Советской страны материалы из закрытой библиотеки. Инициатива Яковлева не была поддержана представителями нашей службы безопасности и дальнейшего развития, будем считать, не получила. Никаких претензий к Яковлеву предъявлено не было. Вскоре стажеры закончили учебу и вернулись домой, чтобы, получив необходимый запас знаний, продолжать двигаться дальше по служебной лестнице. 328 В 70-е годы Яковлев работал послом в Канаде. Это было, как он сам говорил, вынужденное пребывание за границей, своего рода "политическая ссылка": в Москве он пришелся не ко двору. В Канаде Яковлев развернул бурную деятельность, при этом любил демонстрировать нетрадиционные подходы, всячески подчеркивая свою оригинальность и независимость. Он поддерживал связи с широким кругом лиц, среди которых был бывший тогда премьер-министром П. Э. Трюдо. Отношения с премьером складывались доверительные, что в принципе делает Честь любому послу. Уже потом к нам поступили данные, что канадцы, в свою очередь, пристально изучали нашего посла и довольно быстро пришли к выводу, что Яковлев явно недоволен своим положением, негативно настроен по отношению к московским властям и что "пребывание в оппозиции" вообще является отличительной чертой его характера. Отсюда делался вывод о перспективности продолжения с ним тесных контактов. Надо сказать, что канадцы, с одной стороны, отмечали полезность встреч с ним в силу их информативности, а с другой — довольно пренебрежительно отзывались о его личных и деловых качествах, подмечая в нём ограниченность и стремление работать только на себя. Особого будущего Яковлеву канадцы не предрекали. Эта, прямо скажем, не очень лестная для Яковлева Информация поступила к нам уже после 1989 года. Я доложил её лично Горбачёву, и, должен сказать, она произвела на него тягостное впечатление. Горбачёв заметил, что канадцы верно подметили особенности Александра Николаевича. Для Горбачёва доложенная мною Информация была особенно неприятной потому, что к этому времени он уже прочно связал свою Судьбу с Яковлевым, а тут вдруг такой материал, дающий обильную пищу для размышлений... В 1990 году Комитет Госбезопасности как по линии Разведки, так и по линии Контрразведки получил из нескольких разных (Причём оценивавшихся как надежных) источников крайне настораживающую Информацию в отношении Яковлева. Смысл донесений сводился к тому, что, по оценкам спецслужб, Яковлев занимает выгодные для Запада позиции, надежно противостоит "консервативным" силам в Советском Союзе и что на него можно твердо рассчитывать в любой ситуации. 329 Но, видимо, на Западе считали, что Яковлев сможет проявлять больше настойчивости и активности, и поэтому одному американскому представителю было поручено провести с Яковлевым соответствующую беседу и прямо заявить, что от него ждут большего. Профессионалы хорошо знают, что такого рода указания даются тем, кто уже дал согласие работать на спецслужбы, но затем в силу каких-то причин либо уклоняется от выполнения заданий, либо не проявляет должной активности. Именно поэтому Информация была расценена нами как весьма серьезная, тем более что она хорошо укладывалась в линию поведения Яковлева, соответствовала его практическим делам. Но очевидно было и другое — в конфликт вступали высшие интересы Государства, с одной стороны, и весьма близкие отношения Яковлева с Горбачёвым как по служебной, так и по личной линиям — с другой. Однако предпринимать что-то было необходимо. Я решил посоветоваться с Валерием Ивановичем Болдиным, работавшим тогда заведующим общим отделом ЦК КПСС, близким к Горбачёву человеком, который, как это было видно, остро переживал за развитие обстановки в стране. Мы пришли к выводу, что Информацию следует незамедлительно доложить Горбачёву с предложением ещё раз самым тщательным образом проверить полученные сведения, ведь речь шла о высших интересах государственной безопасности страны. Самостоятельно предпринимать какие-либо меры проверочного характера я не мог, так как речь шла о члене Политбюро, секретаре ЦК КПСС. До сих пор хорошо помню свою беседу с Горбачёвым. Я показал ему Информацию — агентурные сообщения, откровенно поделился опасениями, подчеркнул необходимость тщательной и срочной проверки. Нужно было видеть состояние Михаила Сергеевича! Он был в полном смятении, никак не мог совладать со своими чувствами. Немного придя в себя, он спросил, насколько достоверной можно считать полученную Информацию. 330 Я ответил, что источник, сообщивший её нам, абсолютно надежен, но объект Информации настолько неординарен, что весь материал нуждается ещё в одной контрольной проверке. При этом я рассказал, что каналы и способы проведения необходимых проверочных мероприятий в данном случае имеются, и притом весьма эффективные, и всю работу можно будет провести в сжатые сроки. Горбачёв долго молча ходил по кабинету. "Неужели это Колумбийский университет, неужели это старое?!"— вдруг вырвалось у него. Спустя какое-то время Михаил Сергеевич взял себя в руки и, как всегда в таких случаях, начал искать не решение возникшей проблемы, а думать, как уйти от неё. "Возможно, с тех пор Яковлев вообще ничего для них не делал, — заглядывая мне в глаза, лепетал он, — сам видишь, они недовольны его работой, поэтому и хотят, чтобы он её активизировал!" Видя всю нелепость таких рассуждений, он снова надолго замолчал, о чем-то напряженно размышляя. "Слушай, — выпалил он вдруг с облегчением, — поговори сам напрямую с Яковлевым, посмотрим, что он тебе на это скажет". Признаюсь, я ожидал чего угодно, только не такого поворота. Собираясь к Горбачёву, я заранее предполагал, что он будет увиливать, что ни на какое решение не отважится, а предложит, к примеру, подождать и посмотреть, что будет дальше, не поступят ли дополнительные сведения. Но чтобы все это "вывалить" самому Яковлеву! Я попытался сопротивляться, отвечал, что такого в практике ещё не было, мы же просто предупредим Яковлева, и на этом дело закончится, до Истины так никогда и не докопаемся. Горбачёв слушал мои возражения рассеянно, и я понял, что решение он уже принял. Было совершенно очевидно, что в случае отказа поговорить с Яковлевым Горбачёв предупредит его сам. Я зашел к Болдину и подробно поведал ему о своей беседе с Горбачёвым. После некоторого раздумья Валерий Иванович посоветовал мне не очень переживать, невесело подытожив при этом: "Горбачёв по Яковлеву все равно ничего предпринимать не будет". 331 Мы условились с Болдиным устроить под благовидным предлогом встречу втроем, в ходе которой Валерий Иванович на короткое время оставит меня наедине с Яковлевым для разговора с глазу на глаз. Так и поступили. Как только мы оказались вдвоем, я сказал Яковлеву, что у меня есть одна неприятная Информация, с содержанием которой я решил его ознакомить. Вкратце изложив Александру Николаевичу суть дела, я стал внимательно наблюдать за его реакцией. Вид у Яковлева, надо сказать, был неважнецкий, он был явно растерян и ничего не мог выдавить из себя в ответ, только тяжело вздыхал. Я тоже молчал. Так мы и просидели до возвращения Болдина, не проронив ни слова по существу. Я понял, что Яковлев просто не знает, что сказать в ответ, судя по всему, для него весь этот разговор явился полной неожиданностью. Значит, Горбачёв, подумал я, решил не торопить события и не предупредил заранее своего протеже. В этой ситуации оставалось только ждать продолжения всей этой истории. Разумеется, о состоявшемся разговоре и его особенностях я тут же доложил Горбачёву. В ответ — все то же гробовое молчание. Прошел день, неделя, месяц, а Яковлев все никак не затевал разговора на эту тему ни со мной, ни, со слов Горбачёва, с самим Президентом, хотя и общался с ним ежедневно. Тогда я спросил у Михаила Сергеевича, что делать, может быть, провести проверку? Но Горбачёв "добро" на проверку сигнала так и не дал, посоветовав вместо этого поговорить с Яковлевым ещё раз. Мне оставалось только подчиниться. Я поехал в ЦК КПСС к Яковлеву с каким-то сравнительно небольшим вопросом и попутно поинтересовался у Александра Николаевича, не говорил ли он с кем-либо, в частности с Горбачёвым, о нашей недавней беседе. "Вопрос серьезный, — заметил я, — мало ли что может быть". В ответ услышал лишь тихо произнесенное: "Нет". 332 Ну а что Президент СССР? Он опять промолчал, когда я докладывал ему о своем повторном разговоре с Яковлевым. На том дело и кончилось — молчал Горбачёв, молчал Яковлев, а я ещё надеялся, что Президент рано или поздно одумается и разрешит наконец предпринять необходимые меры... Вскоре А. Яковлев ушел из аппарата ЦК партии и был назначен руководителем группы консультантов при Президенте. Правда, в созданный при Президенте СССР Совет безопасности, не знаю уж по какой причине, Яковлев не вошел (хотя после августа 1991 стал его членом), но даже на своем новом посту он все равно был допущен ко всем государственным секретам. И отношения между Горбачёвым и Яковлевым не претерпели никаких изменений, они по-прежнему отличались сердечностью и высокой степенью доверительности... А "щекотливый" вопрос о возможном сотрудничестве Яковлева с американскими спецслужбами так и повис в воздухе, его больше никто — ни он, ни Горбачёв — в беседах со мной никогда не затрагивал. После августа 1991 на должность председателя КГБ Горбачёвым был назначен Бакатин. Помню, как я был поражен, узнав об этом назначении. Изумился я не выбору Горбачёва — он-то все сделал "правильно". Мне была совершенно непонятна позиция Ельцина в этом вопросе. Ведь тогда фактически власть была уже у него, и без его согласия, уверен, назначение Бакатина состояться не могло. Неужели Ельцин не понимал, что, отдавая безопасность и Разведку в руки "Людей Горбачёва", он лишает себя и своих единомышленников важнейших источников Информации? Значит, у Ельцина была более высокая заинтересованность — он нуждался в человеке, который разрушил бы Комитет. Для этого Бакатин вполне подходил. Возвращаясь к вопросу о Яковлеве и материалам на него, хочу сказать, что назначение временщика Бакатина было для него как нельзя более кстати. Бакатин не скрывал поставленной перед ним задачи — разгромить органы Госбезопасности. Об этой совершенно небывалой в мировой истории ситуации (возглавить, чтобы уничтожить) Бакатин с нескрываемым цинизмом пишет в своих мемуарах. 333 Не знаю, были ли в процессе этого разгрома уничтожены материалы на Яковлева или же они попали к российским службам безопасности, но, в любом случае остались ещё живые свидетели, которые, думаю, рано или поздно заговорят... Кстати, мои показания на этот счет, данные в ходе следствия по делу ГКЧП, прокуратурой также были оставлены без внимания. А ведь я прямо указал, что в КГБ поступала Информация по Яковлеву, о его "недопустимых с точки зрения безопасности Государства контактах с представителями иностранной Державы". Не знаю, докладывались ли генеральным прокурором Степанковым мои показания "наверху", и если да, то какие указания по ним давались. Но уж Степанков со своим заместителем Лисовым, в силу своего служебного положения, точно с ними ознакомились — в этом у меня нет никаких сомнений. И что же? Забеспокоились, известили руководство, попытались, наконец, выяснить у меня дополнительные детали? Ничего подобного! Никто у меня никакими деталями не интересовался. Уже после освобождения из-под стражи я решил пойти на неординарный шаг и опубликовал некоторые материалы о Яковлеве в открытой печати. 13 февраля 1993 года в газете "Советская Россия" была опубликована моя статья "Посол беды". В ней я подробно изложил историю с Яковлевым, разумеется, кое-что опустив. Она вызвала определенный резонанс и даже большой интерес. Я получил много писем, много их поступило в редакцию. Группа депутатов обратилась в Генеральную прокуратуру Российской Федерации с запросом по поводу фактов, изложенных в этой статье, и с требованиями разобраться, принять меры к выяснению, то есть начать расследование. Вот тут прокуратура зашевелилась, потому что деваться было некуда. К тому времени Яковлев успел занять довольно сильные позиции в российских властных структурах, появлялся перед публикой, выезжал за рубеж, то есть стал государственным деятелем, наделенным всеми полномочиями, а главное — доверием со стороны российского руководства. 334 В этих условиях я, посоветовавшись со своим адвокатом, решил воздержаться от дачи более подробных показаний, а попросить прокуратуру предоставить мне и адвокату материалы, которыми она располагает. Прокуратура стала раздумывать, в итоге никаких материалов мне не показали. Короче говоря, началась игра в кошки-мышки. Спустя некоторое время Генеральная прокуратура дала утечку в печать, из которой было видно, что в ходе проверки были получены какие-то сведения о том, что в Комитете Госбезопасности находились материалы о несанкционированных контактах Яковлева с американцами во время пребывания его на стажировке в Колумбийском университете в 1959 году. Далее в Комитет Госбезопасности также поступали материалы, которые давали повод судить о недозволенных действиях Яковлева, но все это не нашло подтверждения, и потому прокуратура эту проверку прекратила. Другого результата я и не ожидал. Считаю, что до тех пор, пока у власти находятся те, кто покровительствует Яковлеву и тем, кому он служит, Правды не добиться. Я вовсе не хочу сказать, что у меня в кармане лежит Истина. Однако факт остается фактом — без глубокой, детальной, объективной проверки всего того, чем располагали органы Госбезопасности в отношении Яковлева, в этой личности не разобраться. Любой другой на месте Яковлева настаивал бы на проверке, Причём не ради проформы, а по существу. Но, видимо, в интересах каких-то сил оставить это дело "под сукном", не доводить проверку до конца и тем самым увести в сторону от Истины, хотя интересы государственной безопасности требуют совершенно иного. Позже из печати мне стало известно, что 18 июня 1993 года Генеральная прокуратура Российской Федерации вынесла постановление о прекращении уголовного дела по фактам, изложенным в показаниях бывшего председателя КГБ В. А. Крючкова и статье "Посол беды" в газете "Советская Россия" от 13 февраля 1993 года о недопустимых с точки зрения безопасности Государства контактах Яковлева с представителями западных стран. Дело было прекращено за отсутствием состава преступления. 335 Упомянутое постановление мне так и не показали, но мне достоверно известно, что с ним был ознакомлен Яковлев. В этом постановлении, в частности, отмечается, что некоторые лица из числа допрошенных — бывший начальник Разведки Л. В. Шебаршин, бывший заместитель начальника Разведки Ю. И. Дроздов — подтвердили, что за период их работы в конце 80-х годов в Разведку действительно поступали сигналы о недозволенных контактах Яковлева с представителями западных стран. Они докладывались Крючкову, однако от последнего не было указаний на их проверку, поэтому никаких проверочных действий не проводилось. Не отрицал и Горбачёв: в ходе разговоров с Крючковым ему докладывалось о том, что есть сигналы о настораживающих действиях Яковлева и что они нуждаются в проверке. Горбачёв не отрицает, что он не дал команды Крючкову на проверку этих сигналов, поскольку, по его словам, понимал замысел Крючкова — посеять недоверие к Яковлеву. Как видно — весьма странная Логика для отказа в проверке материалов, которые затрагивают интересы государственной безопасности. Горбачёв также не отрицал того, что сигналы шли от определенного источника, Причём весьма важного, которые свидетельствовали о возможности сотрудничества Яковлева с американской Разведкой. Однако каких-либо конкретных фамилий Крючков не называл, и потому все это вызвало у Горбачёва сомнения. Конечно, Горбачёв не мог не дать этих скупых признательных пояснений по той простой причине, что есть лица, которые могли бы уличить его в неправде, если бы он вдруг решился вообще отрицать подобные факты. Другие лица отказались подтвердить мои показания, заявили, что никаких материалов на Яковлева не видели и, разумеется, не могли их уничтожить и что заявления Крючкова являются клеветническими по своей сути. Такими лицами были Бакатин и Калугин. Но в этом нет ничего удивительного, потому что они и в самом деле не могли видеть подобные материалы. К тому же и Бакатин, и Калугин являются единомышленниками (а вернее, сообщниками) Яковлева по развалу Союза, по развалу Комитета Госбезопасности. 336 Если говорить о Калугине, то связка Калугин — Яковлев тем более примечательна, что после учебы в Колумбийском университете их дружба не прекращалась. И тут уже действует принцип рука руку моет. Не дали откровенных показаний некоторые мои бывшие сослуживцы по работе. Вызванный для допроса в Российскую прокуратуру находившийся до меня на посту председателя КГБ СССР В.М. Чебриков показал, что он только из статьи Крючкова "Посол беды" узнал о настораживающих моментах в поведении Яковлева, а прежде ему якобы ничего не было об этом известно. Видимо, забыл кое-что Виктор Михайлович и, в частности, наш разговор в начале октября 1988 года при передаче мне дел по Комитету Госбезопасности. В таких случаях обычно дают преемнику советы, не был исключением и наш разговор в тот памятный вечер. Поскольку настораживающие сигналы в отношении Яковлева поступали до этого и в Разведку, руководителем которой я был, и в КГБ, Чебриков счел нужным посоветовать мне проявлять осторожность во всем, что связано с Яковлевым. "Учти, — говорил он мне, — Яковлев и Горбачёв — одно и то же. Через Яковлева не перешагнуть, можно сломать шею". Не внял я совету Чебрикова, и, повторись ситуация заново, я снова не прошел бы мимо, только поступил бы более открыто и решительно. Кстати, в этих же моих показаниях приводились сведения о получении пресс-секретарем Президента СССР Игнатенко солидных "подношений" от иностранцев. Данные технического контроля бесстрастно констатировали, что Игнатенко неоднократно получал крупные валютные суммы за предоставление зарубежным журналистам возможности взять интервью у Президента СССР. Такие "подношения" раньше всегда квалифицировались как взятки, хотя сейчас, в пору расцвета "свободы и Демократии", появилась тенденция именовать это нормальным бизнесом. Так вот, по поводу Игнатенко прокуратура вдруг зашевелилась. Ко мне в "Матросскую тишину" прибыл специально назначенный следователь, который сообщил, что возбуждено соответствующее уголовное дело. 337 Причём следствие решили начать конечно же с моего допроса в качестве свидетеля. Я не возражал и был готов дать необходимые показания, поставив при этом лишь единственное условие: "Поскольку я нахожусь под арестом и не имею никаких гарантий того, что прокуратура не будет потом искаженно интерпретировать или цитировать мои свидетельские показания, хочу, чтобы допрос проходил в присутствии моего адвоката Иванова, который готов дать подписку о неразглашении". После этого заявления следователя как ветром сдуло, и больше я его не видел. Как уж он там вел следствие, опросил ли прежде всего самого Горбачёва (который на представленных ему в свое время материалах по Игнатенко даже оставил собственную резолюцию), мне неведомо. Но все-таки констатирую, что в отношении Игнатенко колесо прокуратуры все же сделало (хоть и слабый) оборот. Правда, по некоторым фактам, связанным с Игнатенко, была дана "утечка" в печать, Причём явно преднамеренного характера. В этой связи возникает закономерный вопрос: "Зачем?" Видимо, кому-то нужно было "реабилитировать" Игнатенко, и вскоре в печати проскользнуло сообщение о том, что прокуратура опросила находящихся в Москве иностранных журналистов, и никто из них не заявил о даче взяток Игнатенко. Не Правда ли, любопытное заявление?! А посему дорогу для более высокой карьеры Игнатенко была расчищена, и в 1995 году он был назначен вице-премьером Российской Федерации по вопросам Информации. Так щуку бросили в реку. Иное дело Александр Николаевич Яковлев! Там, где, казалось бы, требовалось проявить гораздо больше усердия (как-никак бывший член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, член Президентского совета, наконец, руководитель группы консультантов Президента СССР), какие-то невидимые силы наглухо связали руки следователю! Говоря об "архитекторе" и "прорабе" Перестройки, нелишне вспомнить и о том, как он вел себя в августовские дни 1991 года 338 . Объявился "на Людях" Александр Николаевич лишь после того, как мы были арестованы, и тут же с балкона Белого дома пророчески предсказал, что к Победе "Демократов" будет примазываться всякая "шпана". Ну а где же он все-таки сам был 19 и 20 августа? В "деле ГКЧП" сведений об этом нет. Другая деталь — были допрошены тысячи свидетелей, вот только Яковлев в прокуратуру так ни разу и не вызывался. Мелькнул он однажды лишь в показаниях Лаптева, бывшего председателя палаты Верховного Совета СССР, также большого "Демократа", который после развала СССР мягко спланировал в кресло одного из руководителей концерна "Известия". Так вот, Лаптев рассказывает о своем телефонном разговоре с Яковлевым, который состоялся в первой половине дня 19 августа. Оказывается, последний был в курсе того, что у здания Моссовета намечается проведение первого митинга "Демократов" против введения чрезвычайного положения. "Могут быть задержания и аресты, — рассуждал Яковлев. — А вот если митинг не разгонят, тогда этот ГКЧП и его деяния — пустое и бояться нечего..." Сами участники этого диалога на митинг, конечно, не пошли. Этот эпизод показателен для Яковлева. Он постоянно видит грань, за которой кончается личная безопасность, и никогда эту грань не переходит. Вот когда опасности нет — тут можно и выкатить грудь колесом. Проиллюстрирую это утверждение лишь одним примером. Прошло уже больше года с того времени, как я был арестован. И вдруг слышу, как в зале Конституционного суда во время дачи свидетельских показаний по "делу КПСС" Яковлев заявляет, что КГБ готовил его убийство в автомобильной катастрофе. О готовящемся покушении его якобы предупредил какой-то генерал, после чего Александр Николаевич будто бы бросил мне решительный вызов: "Учти, Крючков, я написал письма, и в случае моей гибели произойдет разоблачение!" Поразительная по своей беспардонности Ложь! Причём не выдерживающая никакой Критики! Конечно, такого разговора между нами никогда не было, как не готовилось, разумеется, и никакого покушения. 339 Но, может, действительно был какой-то генерал, который сознательно ввел в заблуждение и так не слишком-то храброго Александра Николаевича? Впрочем, и в это поверить трудно. Что помешало тогда Яковлеву обнародовать этот "факт" раньше, ещё в бытность мою председателем КГБ? Доложить Президенту, с которым его связывали столь теплые отношения, Верховному Совету? Сообщить журналистам? Наконец, рассказать об этом в августе — сентябре 1991 года, а не целый год Спустя? Я отреагировал на эту клевету так, как это можно было делать в моем положении арестованного, — обратился к генеральному прокурору с требованием провести официальное расследование этого публичного заявления и вменить мне в вину организацию покушения на жизнь Яковлева. Следствие в этом случае провести было несложно: прошло немного времени, и сотрудники аппарата КГБ СССР, через которых я якобы собирался осуществить покушение, все были наверняка живы. И генерала-осведомителя можно было бы смело назвать по имени, да ещё представить к награде — как-никак, спас жизнь "отцу русской Демократии"! Попутно, кстати, я просил прокуратуру опять-таки вменить мне в вину и расследовать другую чушь, которая пошла гулять с легкой руки одного из корреспондентов "Московских новостей": оказывается, несколько лет назад я готовил террористический акт и против Ельцина. Причём его убийство должно было произойти в Таджикистане, и был даже назван мой соучастник — руководитель органов безопасности республики. Но разоблачать наветы политических мерзавцев, если они числились в "Демократах", прокуратура не спешила. Рядовые следователи, читая эти клеветнические сообщения, лишь изумленно разводили руками, а их руководители предпочитали попросту не реагировать на мои заявления... Но тем временем я и мой адвокат Иванов проявляли настойчивость и требовали от прокуратуры возбудить уголовное дело по "фактам" готовящегося якобы покушения на Яковлева и Ельцина со всеми вытекающими отсюда последствиями. 340 Тем более что обо всем этом Яковлев объявил не где-либо, а в зале Конституционного суда! Правда, о покушении на Яковлева я слышал впервые, а что касается Ельцина, то Люди уже привыкли к тому, что на него очень часто покушались в разное время, при разных обстоятельствах, поэтому большого внимания на это не обратили. Ведь если вспомнить, то поначалу попытались утопить Бориса Николаевича в Москве-реке и кинули его туда с моста, да ещё с мешком на голове, но Борис Николаевич доказал, что он спортивный человек, развязал мешок, вынырнул и оказался жив. Поскольку покушение на жизнь человека образует состав преступления, то МВД СССР начало расследование. История эта произошла в 1989 году, Борис Николаевич был тогда членом Верховного Совета СССР. Вскоре Бакатин — тогдашний министр внутренних дел Союза — по требованию Верховного Совета доложил на его заседании о результатах проверки, заявил о прекращении расследования за отсутствием самого события. На недоуменные вопросы парламентариев Ельцин никаких пояснений не дал, ограничившись репликой: "Это моя частная жизнь". Циркулировали слухи и о других "покушениях". Так, во время полета на одном из испанских самолетов хотели устроить аварию, но летчику удалось посадить самолет и избежать катастрофы. Но обратило на себя внимание, что, когда появилось сообщение об имевшей место попытке убрать Бориса Николаевича во время его полета над Испанией, национальная авиакомпания этой страны выступила с решительным протестом и опровергла сообщение, поскольку дело касалось престижа фирмы. Более того, пригрозила обратиться в суд, расценив это как клеветническое утверждение. А Спустя некоторое время уже в Москве какой-то пенсионер врезался на своих "Жигулях" в "Волгу" Президента России, но "Волга" оказалась на уровне, выдержала удар, и Борис Николаевич уцелел. Совершенно обоснованно началось тщательное расследование, в ходе которого было признано, что произошло неумышленное дорожное происшествие. 341 И вот уж совсем недавно, когда я находился в "Матросской тишине", кто-то через крышу хотел пробраться в служебные апартаменты Президента и совершить на него покушение. Средства массовой Информации писали об этом долго и смачно. Правда, злоумышленник был отловлен, затем признан невменяемым, поэтому дело не состоялось. В общем, истории с "покушениями" следовали одна за другой, и потому мне представлялось весьма необходимым развалить и так называемую "таджикскую историю" с готовившимся против Ельцина терактом. С покушением на Яковлева Генеральная прокуратура разобралась довольно-таки быстро и сообщила в своем официальном ответе, что дело по факту покушения на него прекращено за отсутствием события. А вот что касается истории в Таджикистане, то Спустя лишь полгода пришел ответ, в котором было сказано буквально следующее: "Принятие процессуального решения по вашему заявлению о возбуждении уголовного дела в связи с сообщениями в средствах массовой Информации о готовящихся убийствах Ельцина Б.Н. и Яковлева А.Н. задерживается ввиду возникших сложностей получения необходимых материалов из-за пределов Российской Федерации. О результатах проверки вам будет сообщено дополнительно. Прокурор отдела по надзору за расследованием особо важных дел", — и подпись. Хотел бы обратить внимание на то, что речь в ответе идет не о заявлении Яковлева о готовившемся на него покушении, а всего лишь о сообщениях в средствах массовой Информации. Понятно, для чего эта неточность — для того, чтобы даже в этом выгородить Яковлева. Так оно, в общем, потом и случилось. Спустя несколько месяцев я получил извещение о том, что уголовное дело по факту организации покушения на Ельцина прекращено за отсутствием самого события. Так закончилась и эта история с клеветой Яковлева. Никто ни юридически, ни морально не осудил его за клевету, никто не упрекнул в том, что он действовал негодными средствами, все было спущено на тормозах, как и можно было ожидать в ситуации, сложившейся в России. 342 Я как раз обдумывал, как завершить свой рассказ о Яковлеве, когда принесли свежие газеты. Из них я узнал о решении Ельцина назначить Яковлева председателем государственной комиссии по реабилитации. В составе этой комиссии министры безопасности и внутренних дел. Какое уж тут расследование! "Архитектор" Перестройки продолжает свою работу... События последних лет в стране напоминают мне мощный селевой поток в горах. Человек перед ним пока в общем-то бессилен. Можно спрогнозировать, рассчитать время его начала, предупредить Людей, а затем отойти в сторону и ждать исхода. Сель сметает, уничтожает на своем пути живое и неживое. Мольбы ко всемогущему бесполезны. Человек путается в догадках, за что такое наказание, такая напасть. В причинах возникновения селевого потока субъективности нет, тут закономерность. А вот в нашей Перестройке, в ходе и результатах её, переплетаются и объективные, и субъективные факторы. В конце XX века управляемость процессами повышается до уровня, позволяющего регулировать, переставлять акценты, притормаживать или ускорять их. Определяющая роль здесь принадлежит личностям. И вот ещё об одном таком разрушителе, "архитекторе" и "прорабе" Перестройки стоит поведать читателям. Речь идет об Эдуарде Амвросиевиче Шеварднадзе. С ним мне довелось познакомиться в 1982 году, когда он работал ещё в Грузии. Прилетел я туда по служебным делам, провел совещание сотрудников КГБ Грузии. За три дня пребывания удалось кое-что увидеть в Тбилиси, побывать в Гори, провести несколько часов с Э. Шеварднадзе. Встречи и беседы с ним произвели на меня положительное впечатление. Каких-либо "отклонений" от официальной партийной линии в его высказываниях я не заметил. Это был признанный партийный лидер, владеющий ситуацией, действующий строго в рамках решений руководящей партии. Того же требовал от других. Обращали на себя внимание, его интернационализм, уважительное отношение к другим народам, особенно к русскому. 343 Запомнилось одно, показавшееся примечательным рассуждение Шеварднадзе о том, что центр недостаточно решительно руководит, снизилась требовательность, ослаб контроль. А вот республикам можно было бы дать побольше свободы вместе с повышением их ответственности. По его словам, не следовало преувеличивать опасность национализма, он уже не сможет быть явлением, с которым нельзя справиться. Смешанное впечатление на меня произвело посещение Гори и Музея И. В. Сталина. Музей был практически пуст. Гид музея — сравнительно молодая, начитанная, с умными, выразительными глазами Женщина — охотно рассказывала о Сталине, делая особый упор на его личные качества: скромность, непритязательность в жизни. Настойчиво предлагала ознакомиться с самыми последними записями в книге отзывов. Узнав, откуда мы, а там был и Алексей Николаевич Инаури — председатель КГБ Грузии, она стала в открытую интересоваться Судьбой музея, отношением к Сталину, подчеркивая, что была и остается его почитателем. Я смотрел на неё, слушал и невольно думал, что в Сталине её жизнь, закройся музей — и для неё и для других сотрудников оборвется почти все. Время ни с кем и ни с чем не считается. Только одни — более счастливы, а другие — более несчастны, у одних все в прошлом, а у других в будущем. Вернулись в Тбилиси. Шеварднадзе заметил, что нельзя не считаться с настроением населения республики, значительная часть которого не только за сохранение музея в Гори, но и памяти о Сталине в Грузии и в Союзе. В словах самого Шеварднадзе сквозило резко отрицательное отношение к Сталину. Поэтому, когда сейчас Шеварднадзе пытается опереться на имя Сталина, за что получил поддержку грузинского общества сталинистов, я думаю ещё об одном "кульбите" в его политической карьере. В то время у меня уже сформировалось собственное отношение к Сталину, и я невольно подумал о тех у нас в стране и за её пределами, для которых переоценка в свое время отношения к Сталину означала, по меньшей мере, духовную трагедию. Прошло немного времени, и в 1985 году Судьба свела меня с Шеварднадзе в Москве. 344 Как начальник Разведки я довольно часто контактировал с ним как с министром иностранных дел в СССР. Помню, за пару дней до назначения Шеварднадзе министром иностранных дел со мной затеял разговор бывший тогда председателем КГБ Чебриков. Он сказал, что возник весьма важный и срочный вопрос: кого следовало бы рекомендовать на пост министра иностранных дел и каково на этот счет мое мнение. Я имел прямое отношение к международным делам, разумеется, знал немало товарищей, работавших на внешнеполитическом поприще. Я спросил: "А есть ли уже кандидатура или кандидатуры, проходящие стадию обсуждения?" Чебриков ответил, что есть несколько кандидатур, но пока ни на ком не остановились. Он спросил, каково мое мнение, в частности, об отдельных членах Политбюро. Причём, когда очередь дошла до кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Шеварднадзе, он задержался, и я понял, что, возможно, речь идет именно об этом человеке. Я ответил, что если обсуждается кандидатура Шеварднадзе, то, по-моему, следует воздержаться от этого шага. Не потому, что у меня плохое мнение о нём, для суждения я недостаточно его знаю, а потому, что вряд ли будет по плечу Шеварднадзе "пересесть" с чисто внутренних проблем на внешнеполитические. До сих пор в Советском Союзе не считались с тем, что внешняя Политика — это профессия, и там должны работать профессионалы или, во всяком случае, Люди, хорошо для этого подготовленные. Конечно, могут быть и исключения. В Порядке освежения кадров в Министерство иностранных дел есть смысл направлять лиц из других ведомств и организаций, не исключение и пост министра иностранных дел, но в конкретном случае следует основательно подумать, ведь речь идет о замене Андрея Андреевича Громыко, и эта проблема имеет Массу особенностей. Во-первых, Андрей Андреевич человек, бесспорно, широко эрудированный, глобально и остро мыслящий. Он прошел всю служебную лестницу от рядового дипломата до министра иностранных дел. 345 Во-вторых, на этом посту проработал почти 30 лет, побил все рекорды, неизвестно, будет ли этот рекорд превзойден когда-нибудь в будущем. Громыко обладал огромным опытом и, кроме того, научился, и это, пожалуй, самое главное, последовательно, мужественно, стойко отстаивать интересы нашего Государства. Мир знает Громыко, мир с ним считается, и не случайно на его счету немало крупнейших дипломатических побед. Возможно, некоторым Громыко казался слишком задержавшимся на посту министра иностранных дел, но это — уникальная личность, и потому не случайно его столь длительное пребывание на посту министра. Шеварднадзе, разумеется, никогда не дотянет до Громыко, и мы поставим этого человека в крайне неловкое положение, поэтому есть смысл поискать другого. Кроме того, как мне представлялось тогда, очень важно, чтобы на посту министра иностранных дел был представитель наиболее многочисленной Национальности, населявшей Советский Союз. В данном случае желательно, чтобы им был русский. Мне показалось, что я убедил Чебрикова. Он сказал, что обязательно переговорит с Горбачёвым, во всяком случае, он разделил мои соображения. Однако через пару дней вышел указ, а до этого решение Политбюро ЦК КПСС, и вместо Громыко на пост министра иностранных дел был назначен Шеварднадзе. Позже я много раз вспоминал свой разговор с Чебриковым и очень жалею, что не вышел сам на Горбачёва. Правда, особых возможностей прямого выхода на него у меня тогда не было, однако ради такого случая можно было бы попытаться это сделать. По отзывам товарищей из Министерства иностранных дел, Шеварднадзе очень тяжело входил в дело. Он понимал, что не все вопросы можно решить с ходу, а гордость и самолюбие делали свое дело, и потому он рассматривал проблемы с налета, быстро принимал решения, порой не просчитывая, к каким последствиям они могут привести. Вот эта черта — быстро принимать решения, не разобравшись во всех деталях и, самое главное, не оценив, к каким последствиям это может привести в будущем, была характерной для Шеварднадзе. 346 Эта особенность превратилась в стиль его работы, распространилась на все возглавляемые им ведомства, что принесло огромный вред нашему Государству. При подобном стиле оказывался невостребованным большой интеллектуальный и профессиональный потенциалы коллектива дипломатов, превращавшихся в простых исполнителей, а то и просто созерцателей. На посту министра Шеварднадзе казался работоспособным, контактным, встреч у него с различными Людьми было много. Создавалось впечатление, что он искал решения проблем, Правда пренебрегая фактором времени, торопя развитие событий, а это, как известно, в его положении было непозволительно. Ведь иногда есть смысл не торопиться с выводами, а положиться на время, которое само рассудит и разложит все по полочкам. Проблем накопилось немало, все они были разные, требовался учет различных факторов и позиций многих стран. Огромный объем — отношения с ведущими капиталистическими странами. Советский Союз заявил о желании развивать их, но несовместимость интересов преодолеть куда труднее, чем кажется на первый взгляд, поскольку они нередко носят или объективный характер, или устойчиво субъективный. Уступки и компромиссы — других посылок справедливого решения накопившихся противоречий в отношениях между странами нет. И вот вместо кропотливого поиска решений, учитывающих интересы сторон, Шеварднадзе, конечно вместе с Горбачёвым, инициировал обвальный процесс односторонних уступок, сдачи позиций, точно по пословице: "Лиха беда начало!" Советский Союз снял многие возражения на переговорах по разоружению, дело сдвинулось, однако наши оборонные позиции были в опасной мере ослаблены. По многим направлениями мы не получали конкретных и твердых договоренностей, подкрепленных гарантиями. С социалистическими странами решили идти врозь в стремлении быстрее развязать международные узлы и прийти к согласию. Социалистическое содружество стало разваливаться, словно карточный домик. Наши друзья начали превращаться в оппонентов. 347 Шеварднадзе, как министр иностранных дел, был в центре международных событий, всей внешней Политики Советского Союза. От него, разумеется, зависело многое, но до определенного времени положение спасало то, что решения принимались коллективно, тщательно обсуждались и опасных сбоев не происходило. Политбюро продолжало держать вопросы внешней Политики в своих руках. Кстати, Громыко считался с высшим партийным органом, и не было случая, чтобы он не прислушался к мнению Политбюро. В то время кое-кому, и прежде всего Горбачёву и Шеварднадзе, казалось, что дело движется медленно, на достижение договоренностей уходит слишком много времени, если в срочном Порядке не пойдем на соглашения, то дальше будет хуже, придется идти на ещё большие уступки. Утверждалось, что наша "неуступчивость" мешает развитию отношений с США и другими странами в иных областях, и прежде всего в торгово-экономических. По сути дела, это был шантаж. И к сожалению, он подействовал. Шеварднадзе активно занимался афганской проблемой и всячески подчеркивал, что стремится найти путь к её урегулированию. Вместе с ним я неоднократно посещал эту страну. Удалось глубже изучить обстановку в стране, расстановку сил, всесторонне проанализировать советско-афганские отношения, оценить перспективы развития ситуации в Афганистане и вокруг него. В результате пришли к однозначному убеждению: надо выводить советские войска и дать возможность афганцам самим решить свои дела, разумеется, не бросая их на произвол Судьбы, оказывая им необходимую политическую, военную и материальную поддержку. Женевские соглашения рассматривались как форма урегулирования афганской проблемы, приемлемая для всех сторон. Другой выход в то время не просматривался. Мало кто думал тогда, что после вывода 15 февраля 1989 года советских войск из Афганистана режим Наджибуллы не только не рухнет, наоборот, укрепит свои позиции и свое влияние в Афганистане и в мире. И тем более вряд ли кто из честных Политиков предполагал, что пройдет совсем немного времени, и в конце 1991 года Афганистан будет предан Москвой. 348 Не только Афганистан, но и интересы самого Советского Союза, интересы России, и особенно среднеазиатских советских республик. Но так случилось. Стало очевидным, что женевские соглашения для одних были честным стремлением найти выход из создавшегося положения, для других — уловкой, пользуясь которой можно будет в недалеком будущем задушить режим Наджибуллы в Кабуле в угоду силам реакции в самом Афганистане и недружественным по отношению к Афганистану и к нам кругам в других Государствах региона и мира. За время пребывания Шеварднадзе на посту министра иностранных дел на Советский Союз и наших друзей обрушивалась одна драма за другой. По последствиям они носили исключительно тяжелый характер, касались огромных геополитических регионов, затрагивали Судьбы Советского Союза и других стран, влияли на положение дел в мире, открыли дорогу к практическому переделу сфер влияния на планете, к завоеванию новых позиций одними, в частности Соединенными Штатами Америки, и потере всяких позиций другими. Мы, по сути дела, стали отталкивать от себя наших друзей из Восточной Европы, не говоря уже о Кубе. Мы не считались с ними! Вместо того чтобы изначально обговаривать основные направления внешней Политики, подвергавшиеся принципиальным изменениям, советоваться с ними по наиболее важным проблемам, относящимся на первый взгляд к Советскому Союзу, мы ставили их перед свершившимся фактом. А ведь все, что было связано с Советским Союзом, учитывая его вес, имело отношение ко всем социалистическим странам. Более того, подобная практика имела место даже в тех случаях, когда решались вопросы, прямо затрагивающие их внутренние и внешние интересы. В 1989-1990 годах прекратили существование Организация Варшавского Договора, Совет Экономической Взаимопомощи, т.е. те структуры, по которым шло военное, политическое, экономическое и иное сотрудничество между странами социалистического содружества. Перед общественностью мы пытались приукрасить, сгладить крах, в который ввергалось содружество, но в общем-то делалось это откровенно для проформы. 349 Было ясно, что идет сдача основополагающих позиций, относящихся к проблемам жизнеобеспечения социалистических стран, началась очередная перекройка мира. Налицо было отступление Советского Союза по всем позициям. Социализм, как идеология и практика, был предан, хотя внутри социалистических стран лишь меньшая часть общества выступала за отказ от Социализма, по крайней мере, значительное большинство населения придерживалось социалистической идеи. При Шеварднадзе, при его активной роли, нередко по его личной инициативе, началось глубокое и широкое отступление Советского Союза, а вместе с ним и других социалистических стран в области вооружения. Мы сдавали одни рубежи за другими, шли на соглашения с американцами и другими западными странами даже тогда, когда это очевидно не отвечало интересам обеспечения нашей собственной безопасности. Наступила полоса широкого отступления социалистических стран по всем мыслимым и немыслимым направлениям. Мы кляли себя даже в тех случаях, когда это не вызывалось никакой необходимостью, взваливали на Советский Союз вину за его Политику в прошлом и настоящем там, где эта Политика была куда более благородна, чем Политика Соединенных Штатов Америки и других западных стран. Мы, по сути, о чем говорилось и выше, согласились с утверждениями западной пропаганды о том, что, мол, якобы Советский Союз был повинен в развязывании "холодной войны", в создании напряженности в мире. Мы фактически подвергли ошельмованию нашу Политику в отношении стран третьего мира, в то время как могли бы гордиться ею. В ней были действительные просчеты, однако не это определяло существо нашей позиции. Определяло её стремление помочь странам, вставшим на путь национального освобождения, на путь борьбы с империализмом, на путь самостоятельного развития. Великая сверхдержава, вторая в мире — Советский Союз на глазах всего человечества таяла, слабела, превращалась в Государство второстепенное. 350 Мы нанесли ряд ударов по нашим интересам в области продажи вооружения другим странам, которые нуждались в этом, и освободили тем самым рынок для других стран. Забегая вперед, можно напомнить, что в 1991 году на долю США приходилось 18 процентов мировой продажи оружия, а в 1993 году США вышли на рубеж 38 процентов. Когда-то примерно столько же приходилось на долю Советского Союза, а сейчас наша доля составляет всего несколько процентов от мировой торговли! Спрашивается, ради чего же все это было сделано? Мы что — помогли тем странам, которые борются за свое национальное, политическое, экономическое освобождение? За свою политическую независимость? За то, чтобы проводить самостоятельный курс? Или в мире стало меньше оружия? Конечно, нет! Я не знаю, есть ли ещё такой министр иностранных дел, такое Государство, которое могло бы похвалиться такими "победами", одержанными на всех фронтах внешней Политики за небывало короткий срок. Думаю, что политологи, историки, экономисты будут поражаться тому, что произошло с нами за годы так называемой Перестройки, и особенно в последней фазе её развития. Их усилия помогут найти разгадку феномена, а следовательно, и ответ на этот вопрос. Уверен, что ответ на него потрясет мир. Он покажет, как предавались интересы нашего Отечества, как мы отказывались от своих ценностей, которыми имели все основания гордиться. Мы сами себе копали глубокую яму, из которой так нелегко нам будет выбраться. В то же самое время был взят крен в сторону поиска (любой ценой!) новых друзей в лице США, развитых капиталистических стран Европы, Японии. Мы явно обгоняли события, забегали вперед, стали называть наши отношения кое с какими Государствами партнерскими, а то и дружественными, иногда даже союзническими, невзирая на реальное положение вещей и реакцию в тех или иных странах. Некоторые наши деятели пустились в самое настоящее состязание — кто кого переплюнет. Ничего, кроме улыбок, на Западе это не вызывало. Мы же спешили подтянуть свои отношения с этими странами до обозначенного на словах уровня — опять-таки путем уступок, лести и откровенного самоуничижения. 351 Важнейший показатель нерезультативности такой Политики заключался в отсутствии прогресса в торгово-экономических отношениях: развивать их с нами никто не торопился. Уже после своей отставки в 1991 году Шеварднадзе зашел ко мне, чтобы объяснить подлинные мотивы ухода с поста министра иностранных дел. Он считал наши отношения достаточно тесными и полагал, что я должен был услышать от него некоторые откровения. Я с готовностью встретился с ним. Он признал, что переживает по поводу своей отставки, но другого выхода для себя не видит. Оценив обстановку в стране как критическую и логически допуская возможность прихода жесткой власти, Шеварднадзе выразил надежду, что его шаг заставит Горбачёва все-таки решиться пойти на меры, соответствующие условиям. Какие меры и против кого, не пояснил. Затем он коснулся, на его взгляд, деликатного аспекта вопроса, который был для него особенно мучительным. Будучи министром иностранных дел, членом высшего руководства Союза, сетовал он, ему пришлось принимать непосредственное участие в реализации ряда непопулярных решений. Не стало содружества социалистических стран, выводятся из них наши войска, прекратила свое существование Германская Демократическая Республика. Вполне возможно, "придется решать территориальные вопросы с некоторыми соседними Государствами". Его, как грузина, могут не понять, ему, мол, не жалко "российской" земли. "Словом, — заключил он, — лучше на этом посту держать русского". Как к человеку, у меня не было оснований относиться к Шеварднадзе плохо. Тогда я допускал, что в своих побуждениях, возможно, он был искренен, стремился сделать как лучше. Но в эту последнюю встречу я говорил с другим Шеварднадзе, совсем не тем, что в начале 80-х годов в Тбилиси. Прежний Шеварднадзе — это обычный партийный работник, каких сейчас часто средства массовой Информации изображают в негативном плане, как консерваторов, демагогов. Но, вне всякого сомнения, то был способный человек, которому были присущи чувство нового и желание поиска. 352 Шеварднадзе в конце 1990 года — это совсем другая личность, он полностью переродился, не только пополнил, но и возглавил ряды радикальных, неуемных "Демократов". Ещё немного, подумал я, и он порвет с КПСС, активно включится в движение за новое "демократическое" общество, полностью поменяет своих друзей в стране и ещё больше приобретет их за рубежом. В Грузии времен Гамсахурдиа он был персоной нон грата, тогдашние власти республики обрушили на него сокрушительную Критику. Для него, как любящего свой родной край грузина, это была огромная личная трагедия. В своих оценках вовсе не хочу претендовать на роль судьи, на Истину в последней инстанции. Эту роль выполнит история, собственно говоря, она уже делает это, потому что личная трагедия Шеварднадзе не закончена. Она уже имеет и ещё будет иметь свое продолжение, Причём затронет не только его лично, но и всю Грузию в целом. Я отрицательно относился к Гамсахурдиа, считал его националистом, безудержно стремившимся реализовать свои иррациональные замыслы, не считаясь с тем, принесут они Грузии благо или нанесут ущерб. Гамсахурдиа был не способен реально оценить ситуацию в республике и вокруг неё. Он бил своих политических противников, провозглашал лозунги, выдвигал цели, совершенно не задумываясь об их реальности. Он не мог мыслить масштабно, категориями взаимозависимого и взаимосвязанного мира. Для характеристики Гамсахурдиа следует сослаться на некоторые его высказывания. В октябре 1989 года он во время беседы с московскими представителями, по словам одного участника встречи, так изложил свои взгляды: "В настоящее время в Грузии имеет место ренессанс гуманистических и патриотических идеалов меньшевизма, Причём с опорой на самого радикального теоретика и практика Перестройки А.Н. Яковлева". По мысли Гамсахурдиа, основная цель Перестройки в Грузии — достижение политической независимости и установление несоциалистического социально-политического строя. Этот процесс должен был идти в два этапа: сначала — достижение экономического суверенитета, а затем — политического. 353 Рассказывая о планах достижения экономического суверенитета, Гамсахурдиа заметил, что это не его личная идея, а "часть западного плана помощи Перестройке в СССР". О втором этапе он сказал, что те консультации, которые давал А.Н. Яковлев своим доверенным Людям из ЦК КП Грузии, касались в первую очередь преобразования Национал-Демократической партии Грузии в партию социал-демократической ориентации и превращения её в основную политическую силу. Гамсахурдиа признал, что на примере Грузии и Прибалтики он убедился, как целенаправленно работают сторонники радикального крыла Перестройки в Политбюро — Яковлев и Шеварднадзе. Если Яковлев контактирует, например, в ЦК КП Грузии со своими доверенными лицами напрямую, то Шеварднадзе дает указания тем из членов руководства грузинской партии, кто настроен консервативно или прогорбачевски, и никогда не стал бы контактировать или сотрудничать с радикалами. Таким образом, и Шеварднадзе, и Яковлев, проводя общую политическую линию, заключал Гамсахурдиа, задействуют для её реализации Людей, имеющих сильно различающиеся взгляды. Когда в 1992 году Шеварднадзе решил вернуться в Грузию, он был, в общем, неплохо встречен, пожалуй, большей частью населения республики. Но ни мира, ни успокоения в Грузию Шеварднадзе не принес. Конфронтация была продолжена, открывался один фронт за другим. Люди и группы лиц с другими политическими оттенками немедленно подверглись преследованию. Его обещания ничего хорошего для Грузии не принесли, Грузия продолжала катиться вниз, в пропасть. В результате её народ оказался в исключительно тяжелом, плачевном состоянии: голод, разруха, кровь, жертвы, изгои, похищения Женщин, детей, стариков и бесконечные военные конфликты, войны, войны. Представители одной Национальности сводили свои исторические счеты с другой. Жертвы оправдывались действиями другой стороны, а то и вовсе мотивировались высшими национальными интересами. Внешняя Политика Грузии отличается крайностями, непоследовательностью, отсутствием всякого реального учета действительности. 354 Ничего не получалось у Шеварднадзе на Западе, а ведь он рассчитывал, что его личные связи помогут решить многое. Какой грубый просчет! Какая наивность! Таким Людям нет места в большой Политике, поскольку они не имеют чувства реальности и не понимают, что сугубо личные отношения в большой Политике играют невероятно малую роль. Помню, в свое время на мой вопрос, может ли Грузия прожить без России, Шеварднадзе ответил, что вполне, но не больше десяти дней, после этого Грузия просто начнет погибать. И все же, на словах понимая ситуацию, Шеварднадзе тем не менее довел дело до разрыва связей между Грузией и Россией, отчего пострадала, конечно, и Россия, но в меньшей мере, а грузинский народ оказался в нищете, голоде, в ужасных страданиях. Несчастье Грузии — тоже следствие той большой беды, которая обрушилась на бывший Советский Союз. Каждый может спросить себя, зачем нужно было разрушать Государство? Зачем нужно было всем нам разбегаться в разные стороны? Безответственными заявлениями провоцировать межнациональные конфликты, гражданские войны то в одном, то в другом регионе нашей страны? Зачем испытывать Судьбу, сворачивать с того пути, по которому наши народы шли веками и добивались многого? Трагедия Грузии — трагедия всех грузин, других Национальностей, населяющих Грузию, обернется драмой и для самого Шеварднадзе. Вряд ли будут положительными итоги его деятельности на посту президента: слишком тяжелы ранее совершенные им ошибки. Нельзя сказать, что только ближайшее политическое окружение в лице Яковлева и Шеварднадзе оказывало влияние на Генсека. Долгое время рядом с Горбачёвым находился ещё один человек, придерживающийся прямо противоположных взглядов на развитие нашего общества. Речь идет о Егоре Кузьмиче Лигачеве. Во многом именно благодаря Лигачеву удалось в течение некоторого времени удерживать Горбачёва в определенных рамках, не допускать откровенных авантюр, на которые толкали страну "прорабы" и "архитекторы" Перестройки. 355 При этом сразу хочу подчеркнуть, что Егора Кузьмича отнюдь нельзя считать тем замшелым консерватором, которым его представляла и представляет послушная "Демократам" пропаганда. Лигачев на первых порах активно воспринял Перестройку, понимал необходимость перемен, но выступал при этом за взвешенный подход к реформам, лишенный перегибов. Лигачева я узнал поближе сравнительно недавно — когда был назначен на должность председателя КГБ. Раньше слышал о нём как о твердом партийце, энергичном человеке, придерживающемся определенной линии. Нельзя сказать, что ему было чуждо новое. Пожалуй, так не скажешь. Для него характерно было другое — он с трудом расставался со старым стилем и методами работы, политическими, экономическими установками, был осторожен к новому, не признавал никаких отступлений от марксистско-ленинской идеологии. Последовательно выступал за сохранение руководящей роли партии, однако считал закономерным, неизбежным политический плюрализм, многопартийность. На заседаниях Политбюро ЦК всегда выступал за взвешенный, осторожный подход и нередко предупреждал о негативных последствиях тех или иных экспериментов, особенно в экономике. Лигачев был сторонником сильной исполнительной власти, но возражал против того, чтобы отдавать на откуп Совету Министров решение всех кардинальных вопросов. Часто на этой почве между ним и Рыжковым возникали споры, которые какое-то время отражались даже на их личных взаимоотношениях. Лишь гибкость Горбачёва спасала от открытых политических конфликтов, вернее, он, как всегда, уводил от них. Надо отдать должное Лигачеву — о негативных последствиях некоторых решений он предупреждал, советовал не торопиться, предлагал путь постепенных перемен. Но вера в силу партийных решений, административно-командных методов в нём была велика, и тут явно сказывалась его приверженность старой практике. 356 Движимый стремлением "оздоровить" общество, он поддерживал мощную, грубую по методам реализации, антиалкогольную кампанию. Был лихо просчитан весь "позитив" от неё. Пьянство давно стало бичом — социальным, моральным, экономическим. Причин много — исторические корни, социальные условия жизни, просто неустроенность, отсутствие особого подхода к борьбе с этим злом и многое другое. Поэтому дело не в объемах производства спиртного. Кампания начиналась на глазах у всех, сомневающихся было много, довольно точно прогнозировались негативные последствия. Разведка направляла наверх заслуживающие внимания иностранные оценки крупномасштабной антиалкогольной кампании. В них содержались весьма серьезные предупреждения о том, что нас ждет, и вероятный ущерб предсказывался довольно точно. На подобные прогнозы поначалу не обращали внимания. Но сама жизнь, возникшая напряженность, недовольство среди широких слоев населения заставляли отступить, постепенно спустить кампанию на тормозах. Волюнтаризм и на этот раз дорого обошелся Государству. Но были ли сделаны выводы из случившегося? Жизнь показала — нет. И пока не утвердится в нашей стране совершенная правовая Система управления, Волюнтаризм сохранится как реальная угроза, со всеми его негативными последствиями. Кстати, сейчас всякой борьбе с пьянством положили конец. Никогда в России не было такого разгула пьянства, какой наблюдается в настоящее время. Пьет немало Людей, и стар, и млад, пьют все что угодно. Люди лишаются Здоровья, жизни (только в 1993 году от отравления недоброкачественными напитками погибло около 45 тысяч человек!), портят свой генофонд, страдают дети. Все это неизбежно отразится на будущих поколениях. Средства массовой Информации упорно молчат по этому поводу. Ни разу за последние три года не было ни одной серьезной попытки взяться за решение этой проблемы, хотя все понимают, что она приносит огромный вред нашему обществу. Что за причина? Видимо, неудобно заниматься борьбой с пьянством, когда перед глазами всех россиян стоит положительный пример отношения к спиртному. 357 Ненароком могут обвинить и в неуважении к высокой личности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так что лучше не связываться, пусть себе хоть зальются. А ведь кому-то это очень выгодно, просто необходимо. В первую очередь тем, разумеется, кто не заинтересован в здоровом российском обществе, в том, чтобы наш народ был крепким, более работоспособным, культурным. Да что там, снявши голову, по волосам не плачут! А что касается Лигачева, он — человек определенных убеждений. С ним не сложно работать, потому что его взгляды, его точка зрения известна — он не скрывает их. Но переубедить его по принципиальным вопросам почти невозможно. У него есть свои взгляды на Людей, и тут он тоже непримирим. Нельзя сказать, что Лигачев не меняется в своих взглядах и убеждениях, но время все-таки опережает его. Когда рядом с Горбачёвым были и Яковлев, и Лигачев, они в чем-то уравновешивали баланс взглядов, волей-неволей подталкивали Горбачёва на центристский путь. Но стоило Лигачеву уйти в сторону, отойти от Горбачёва, как влияние и возможности Яковлева сразу оказались чрезмерными. В последнее время Лигачев занимался в Политбюро сельским хозяйством. Интересы развития этой отрасли он отстаивал последовательно и решительно. Не выступая против аренды, считал преступлением расшатывать, а не укреплять колхозы и совхозы, ратовал за неспешный эволюционный путь развития на селе различных форм собственности, решительно выступая против частной собственности на землю. Его политическая открытость, непримиримость по ряду вопросов стали мишенью для постоянных нападок значительной части "Демократов". Имя Лигачева стало нарицательным, когда речь заходила о "реакционерах", "консерваторах". Его пытались опорочить, бросить тень на его личную порядочность. Бывшие следователи Генеральной прокураторы Союза ССР Гдлян и Иванов обвинили Лигачева в получении взяток по так называемому хлопковому делу. 358 Я знаю всю эту историю и хотел бы ещё раз подчеркнуть всю беспочвенность подобных утверждений. Впрочем, официальное сообщение генерального прокурора СССР в свое время было опубликовано, там отражена бездоказательность заявлений Гдляна и Иванова, бросивших тень на Лигачева. Абсурдность клеветнических наветов Гдляна и Иванова на Лигачева в получении им якобы взяток была совершенно очевидна уже в конце 1988 года. Из материалов, которыми располагал Комитет Госбезопасности, следовало, что в данном случае имеет место целенаправленная травля Лигачева со стороны ряда недостойных лиц, преследующих особые политические цели. Очень хорошо знал это и Горбачёв. Более того, как председатель Комитета Госбезопасности, я несколько раз докладывал на заседаниях Политбюро ЦК КПСС о том, что против Лигачева ведется лживая кампания, что Иванов, Гдлян и лица, стоявшие за ними, поставили перед собой цель опорочить этого человека, а затем бросить тень на все Политбюро. Что они имеют в виду не только "докопаться" до Лигачева, но уже наметили другие цели, и среди них есть даже Горбачёв. Более того, по одному материалу, который попал в Комитет Госбезопасности, было видно, как Гдлян и Иванов собирались на первых порах бросить тень в получении взяток и на Яковлева. Я тоже доложил об этом Политбюро. Правда, потом Гдлян и Иванов отказались от этого намерения и договорились не трогать его. Говоря об этом, я хочу подчеркнуть явно политические цели, огромные аппетиты Гдляна и Иванова и лиц, стоявших за ними, в возведении клеветы на тех, кто им был на каких-то этапах чем-то неугоден. Хорошо помню страдания Лигачева. Ему было по-человечески тяжело переносить всю эту грязь, но ещё более обидно было видеть, как его товарищи по партии не принимают меры к тому, чтобы помочь ему освободиться от клеветнических наветов. Я неоднократно беседовал с Горбачёвым и говорил, что надо решительно выступить в защиту нашего товарища, нужно полагаться на официальные документы Прокуратуры Союза ССР, из которых видна абсурдность обвинений, что речь идет не о Лигачеве и других, речь идет о партии, о её штабе — Центральном Комитете и Политбюро, которые, по задумке определенных сил, во что бы то ни стало должны быть скомпрометированы, чтобы расчистить путь для ударов по партии в целом. 359 То, что в Узбекистане были нарушения законности, слов нет, но то, что целую республику сделали объектом травли, мишенью нападок на её народ, на успехи, которые были ею достигнуты за годы советской власти, на её руководителей, было совершенно очевидным. Речь шла о действиях сил, уже тогда замахнувшихся на Союз в целом. У меня порой складывалось впечатление, что Горбачёв все это терпел по той простой причине, что клевета не касалась его лично. И поэтому он считал, что ослабленные соратники по совместной работе будут для него более удобны, чем если бы они оставались сильными и неуязвимыми. Партия и советский народ в целом оказались мудрее. Я твердо убежден, что ни партия, ни советский народ не поверили клевете на Лигачева и быстро разобрались в этом. Егор Кузьмич и сегодня представляет настроения, убеждения немалого числа лиц, придерживающихся примерно таких же взглядов, как и он, верных идеям, в духе которых они были воспитаны. Думается, это фактор, с которым нельзя не считаться. Пусть это будет своего рода оппозиция в коммунистическом движении. Её надо не уничтожать, а, напротив, считаться, вести работу, взаимодействовать с ней, подправлять, но политическими средствами. Сегодня ни одна политическая сила не гарантирована от ошибок, если рядом с ней не будут действовать оппозиционные силы. Пройдет время, история расставит все по местам. А пока Лигачев проявляет завидные бойцовские качества и внутри страны, и во время поездок за рубеж. Находится немало Людей, которые легко меняют свои убеждения, кидаются из одной крайности в другую, легко расстаются с прошлым, хотя были его активными участниками. Вчера они гордились своим положением, более того, стремились подняться ещё выше. Сегодня они выдают себя за когда-то гонимых, за вечных борцов. Вчера они рвались к наградам, сегодня — отказываются от них. Они превратились в великих мастеров держаться на плаву. 360 Знаю одного академика — Арбатова Георгия Аркадьевича, в быту Юрия Аркадьевича, который сейчас пытается обрести седьмого по счету шефа. Сначала работал на Сталина, затем — на Хрущёва, Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачёва, а теперь рвется на следующий рубеж. Хочется думать, что в этот раз у него не выйдет. Впрочем, в любом случае этот рубеж последний. Как он сетовал на то, что вместо ордена Ленин получил всего лишь орден Трудового Красного Знамени! Уж очень ему хотелось иметь награду с изображением Ленин, которого почитал и неуемно хвалил. А недавно прочитал его статью, где он нещадно кроет Ленина. Ну что же, в сегодняшнем мире — это реальности. Печально, но факт. "Заслуг" по разгрому Союза у Арбатова невероятно много. Мне хотелось бы остановиться только на одной из них. Как Арбатов крушил вооруженные силы нашей Державы, как он издевался над армией, её историей, традициями, как низводил её роль в обеспечении безопасности нашего Государства! По его подсчетам получалось, что в Советском Союзе расходы на армию в два-три раза превышали расходы на армию Соединенных Штатов Америки. И это несмотря на то, что в Соединенных Штатах Америки военный бюджет утверждался в размере 300 миллиардов долларов, а у нас менее 70 миллиардов рублей. Возглавляя Институт США и Канады АН СССР, Арбатов одновременно был душой проамериканского лобби. Это прекрасно понимал Громыко, и потому, в свою бытность министром иностранных дел, отказался иметь какие-либо дела с Арбатовым. Хотя должен заметить, что Громыко был человеком проницательным и понимающим и никогда не недооценивал отношений Советского Союза с Соединенными Штатами Америки. Более того, всегда считал американское направление нашей внешней Политики приоритетным. Но Громыко был реалистом, понимал, что Соединенные Штаты не давали нам кредитов и не дадут. 361 Понимал, что правящая американская элита не позволит развиваться отношениям между США и Советским Союзом на справедливой взаимной основе, потому что, как считала эта элита, подобный вариант не отвечал интересам американцев, и исходила только из этого. Арбатов же, отлично понимая все это, тем не менее стоял на позициях постоянных, совершенно неоправданных уступок Советского Союза американской стороне буквально по всем вопросам, особенно в области вооружений. А что значит такой великой Державе, какой была наша, оказаться со слабыми вооруженными силами? Уступить американцам по основным параметрам вооружений — значит заранее предопределить слабые политические позиции, с которых ни одного вопроса с выгодой для Союза решить уже не удастся. В конце 1993 — начале 1994 года Арбатов как-то затих, сник. Он стал реже появляться на телевидении, в средствах массовой Информации. Но он ещё выйдет и покажет себя. Глубоко уверен, что его позиции никогда не отличались и не будут отличаться патриотизмом и любовью к Родине. Да, впрочем, Родина для него — понятие относительное. Вообще вокруг Горбачёва постоянно вилась целая армия разнообразных советчиков, Людей довольно случайных, для которых характерно было полное отсутствие определенных идеалов и принципов, но которые довольно точно подметили особенности характера своего патрона и умело использовали их в своих чисто карьеристских целях. Не думаю, что эти персонажи заслуживают того, чтобы о них упоминать особо, но и они в своей Массе оказывали на Горбачёва негативное воздействие и несут свою долю ответственности за те беды, которые свалились на наш народ! "Архитектор" Перестройки Яковлев, впрочем, одновременно являясь и "прорабом", очень любил и продолжает сейчас призывать к покаянию. К покаянию перед всеми, перед историей, перед Богом, к покаянию перед самим собой, перед будущими поколениями за те "злодеяния", которые были совершены в период советской власти. 362 А ведь именно в годы советской власти Яковлев сделал стремительную карьеру, взошел на олимп политической известности, получал всевозможные привилегии от власти, которую сейчас хулит. Имел возможность проявить себя и, к сожалению, возможность разрушить Государство, столько для него сделавшее. Покаяние, к которому так усердно призывает Яковлев, — это издевательство над русским народом, над его историей, над его Честью и Совестью. Были ошибки, перегибы и даже преступления, но не виновен в этом народ! Все перекрыто тем, что сделала наша Держава для мира в целом. Одна Победа в Великой Отечественной войне стоит того, чтобы нашу Родину в веках поминали добрым словом, помнили её героизм, мужество, лишения не только ради себя, но и ради других народов. Благодарные Люди отдают нам должное. И только мы хулим себя и, подобно некоторым из истории прошлых веков, терзаем свою душу и призываем на свою голову новые кары. А ради чего? Кому-то хочется на всю жизнь поставить на народ клеймо и с ним его оставить! Убежден, речь должна идти не о покаянии, а о том, чтобы дать настоящую оценку случившемуся с нашей Державой. Дать оценку содеянному теми или иными лицами, воздать должное тому, кто в это трудное время держался патриотических позиций, выстоял. И дать вместе с тем объективную оценку тем, кто хулил Державу, разрушал её для того, чтобы потом поколения нынешние и будущие трудились над воссозданием разрушенного, проливая новые потоки крови и пота, кляня своих предшественников за учиненное с Родиной. Порушенный Советский Союз не обеспечит свою безопасность. Я вовсе не хочу судить налево и направо об ответственности лиц, что были в той или иной мере причастны к содеянному, к разрушению великой Державы. Но, если мы объективно не разберемся, что же произошло с нами, не обозначим наши ошибки и перегибы, с одной стороны, и сознательную деятельность преступных лиц, с другой, то наш путь в будущее будет сложным и, главное, не светлым. Мы опять станем вилять и рано или поздно совершим зигзаг, который вновь обернется большой бедой для нашего Государства. Содержание   www.pseudology.org