Абдурахман Геназович Авторханов Технология власти Часть четвертая (дополнительная) от Хрущева к Брежневу. Проблемы смены и преемственности в Кремлёвском руководстве продолжение Однако от этого перемещения слагаемых властных групп сумма не изменилась   Только полиция перестала быть всемогущей, но само советское Государство не перестало быть полицейским. Глубины своего падения полиция достигла на XXII съезде, когда Хрущев принудил нынешних узурпаторов своей Власти открыто осудить на этом съезде террористическую практику советской тайной полиции во главе со Сталиным. Былая легенда рыцарей революции, всеобщая слава всезнающих, всемогущих, никогда не ошибающихся чекистов была разоблачена самой партией. Теперь не только страна, но и весь мир увидел советское полицейское чудовище во всей его омерзительной наготе. Но Хрущев ошибался, когда думал, что можно управлять полицейским режимом, разнося полицию, еще больше ошибался он, когда недооценивал ее неисчерпаемый запас подлости и коварства даже по отношению к верховным авторитетам Власти. Он потом и стал сам жертвой этой недооценки.   С падением Хрущева началось новое восхождение к Власти политической полиции, сопровождаемое самыми интенсивными попытками реабилитации "органов". Пускаются в ход новые легенды вроде того, что "органы" все-таки никогда не ошибались, а ошибались лишь отдельные люди (Ежов и Берия), зато у органов были бессмертные герои, как каторжник Дзержинский и международный шпион Зорге. Пошли невиданные даже в эпоху ежовщины восхваления доблестных дел чекистов в бесчисленных статьях, очерках, книгах, фильмах, с заданием создать положительный чистый тип чекистского героя в литературе, как будто в клоаке социальных подонков вообще можно найти чистый тип. Да это и не было истинной целью "социального заказа" - цель была другая: создать психологический климат для возвращения сети КГБ в состав руководящей иерархии партийных органов от ЦК до местных комитетов.   Вспомним, что КГБ был настолько дискредитирован и дискриминирован, что его глава Семичастный до самого свержения Хрущева был лишь кандидатом в члены ЦК, а профессиональных чекистов вообще не ввели в состав ЦК. Официальный сигнал к реабилитации КГБ был дан назначением секретаря ЦК Андропова председателем КГБ с одновременным избранием его сначала кандидатом, а потом и членом Политбюро, а его трех заместителей - в состав ЦК. Как и надо было ожидать, то же самое повторилось и на местах - местные начальники КГБ, которых при Хрущеве держали на почтительном расстоянии от парторганов, теперь стали автоматически членами бюро обкомов, крайкомов и ЦК республик. Речь не идет о карьере личностей, здесь происходит реабилитация институции, более того, происходит превращение КГБ из былого при Хрущеве вспомогательного органа верховной Власти партаппарата в соучастника этой верховной Власти, как один из углов в треугольнике диктатуры.   Так как органы КГБ в силу их специфической природы и сейчас неподконтрольны партии в своих оперативных функциях и по этой части пользуются полной автономией, то создается положение, когда партаппарат контролирует полицейский аппарат лишь теоретически, тогда как полицейский аппарат контролирует практически каждого партаппаратчика от генсека до райсека. Чем выше стоит партаппаратчик, тем больше и гуще он обложен сетью КГБ, как легальной (охрана), так и нелегальной (наблюдение). Конечно, как в методах КГБ, так и в его личном составе произошли серьезные изменения, вытекающие из изменившихся условий. В определенном смысле можно говорить и о новом типе чекиста. Ленинский чекист был полууголовником-полуреволюционером, который боролся с действительными врагами большевизма, нарек сам себя прозвищем "обнаженный меч пролетариата"; сталинский энкаведист был полным уголовником и открытым циником, который боролся с мнимыми "врагами народа", а вот современный кагебист - тотальный ханжа.   Он заявил себя с самого начала как специалист по профилактике преступлений и был не прочь отмежеваться от сталинского энкаведиста ("мы - не те") или выдать себя за вашего спасителя ("мы хотим вам только помочь"),- явно опутывая вас паутиной лжи, клеветы и провокации. Однако стоит подследственному проявить твердость и поймать кагебиста на лжи, как он тут же в вспышке гнева выдает свою истинную физиономию: "Это ваше счастье, что сейчас не сталинские времена!" (вспомните выступление литературного кагебиста Шолохова на XXIV съезде против Синявского и Даниэля). И все-таки он не тот тупой и малоинтеллигентный инквизитор сталинских времен, единственной специальностью которого были физические пытки.   Он бюрократ с вузовским дипломом, пропущенный дополнительно через особую школу специалистов духовных пыток   Где у сталинского чекиста бездушие было органическое, а потому и естественное, там у брежневских кагебистов оно маскируется под наигранное добродушие. Там, где сталинский чекист подследственного убивал медленной физической смертью, там новый, брежневский убивает духовно. "Если убить в человеке все, что в нем есть человеческого - совесть, честь, убеждения - тогда он весь в вашей Власти, и значит, на вашей службе, поэтому незачем, даже вредно его убивать физически",- такова философия новой психологической инквизиции. Это не значит, конечно, что физические пытки вообще исчезли, но они носят теперь не массовый, а индивидуальный характер.   Беспримерным в истории надо признать ставшее почти бытовым явлением великое зло, самый убийственный бич на теле народа: всеобъемлющее, вездесущее сексотство. Это тоже родное дитя Сталина. В разгар ежовщины, 20 декабря 1937 года, к 20 годовщине Чека Сталин устами Микояна выдвинул лозунг: "Каждый трудящийся СССР должен стать помощником НКВД" ("Правда", 21 декабря 1937 г.). Конечно, даже Сталин этого не добился. Но это было и остается и сегодня идеалом КГБ, к которому он стремится неистово, последовательно и при помощи самых преступных методов. Сколько профессиональных чекистов в стране? Как велика сеть нештатных секретных сотрудников ("сексотов") КГБ? По данным западных разведок, в КГБ работают 420 тысяч сотрудников, из них на Западе 10 тыс., а какое число составляет армия нештатных, так называемых "кооптированных" агентов, не может знать никакая разведка, кроме самого КГБ. Но одно мы знаем достоверно: каждый взрослый гражданин обоего пола 250-миллионного советского народа, охваченного строжайшей паспортной системой, находится на примете, а то и на учете КГБ и под постоянным наблюдением его сексотской сети.   Это тотальное наблюдение, совершенно невозможное в таком масштабе ни в одной из стран с обычным фашистским строем, легко осуществляется при высшем типе фашизма - при коммунистической диктатуре, так как здесь нация слагается не из личностей, а из принудительных коллективов, члены которых несут круговую ответственность друг за друга. В каждом из таких коллективов КГБ имеет свои легальные органы под различными наименованиями и нелегальную агентуру из членов этих же коллективов. Это относится и к самой коммунистической партии. Ленин говорил, что каждый хороший коммунист должен быть и хорошим чекистом. Поэтому Сталин поступил как последовательный ленинец, когда он разрешил ОГПУ организовать свою агентурную сеть и внутри партии. Более того, Сталин организовал дополнительно свою личную агентурную сеть по наблюдению и шпионажу и над самим партийным активом. Во главе этой сети находился "Особый сектор" личного кабинета Сталина. Таким образом, партия оказалась в щупальцах двойной сети шпионажа - внутрипартийного и общегосударственного.   Хрущев ликвидировал шпионаж против актива партии, реорганизовав "Особый сектор" и его низовую сеть в обычные секретные "Секторы" при партийных комитетах, какими они были до Сталина, но ни Хрущев, ни тем более Брежнев не ликвидировал агентурную сеть КГБ внутри партии. Вероятно, она сейчас еще более расширяется. Кто и как попадает в сеть сексотов? Как правило, в свою агентурную сеть КГБ вербует подонков общества, асоциальные элементы, пойманных и непойманных преступников, людей с моральным изъяном, слабовольных людей, проституток, воров, бандитов, завзятых карьеристов, просто платных агентов, а также "идейных агентов" из среды партийцев, комсомольцев и даже пионеров типа пресловутого Павлика Морозова. У Сталина метод вербовки был очень простой - интересного для НКВД человека вызывали в Секретно-политический отдел и ставили перед выбором: остаться в этом учреждении в качестве заключенного или выйти на волю в качестве его агента. Сегодня положение изменилось.   Наиболее действенный метод вербовки сейчас - шантаж   Метод материальных, академических, служебных (карьера) привилегий, создаваемых КГБ для своих агентов, тоже применяется наиболее широко как раз в нынешних условиях. Так называемая "международная разрядка" явилась давно желанным праздником на улице чекистов. КГБ выдвинул негласную доктрину: между разрядкой вовне и безопасностью внутри существует функциональная связь - чем шире разрядка, тем больше опасности идеологических диверсий Запада против СССР. Отсюда - само собою разумеющийся вывод: увеличить Власть и штат КГБ, расширить его агентурную сеть, изолировать советских граждан от иностранцев, закрыть поток информации извне в СССР, из СССР вовне. На языке чекистов циркуляция свободной информации между Западом и СССР и есть "идеологическая диверсия". Единство политической полиции и полицейской идеологии режима нигде так наглядно не выпирает наружу, как в вопросах разрядки, но оно же демонстрирует и глубокое противоречие между коренными интересами Государства - получить через разрядку кредиты, технику и технологию от Запада - и прямо-таки животным страхом КГБ и партии перед неизбежной в этом случае циркуляцией между СССР и Западом людей, идей и информации.   В Кремле знают, что современное советское индустриальное общество не наделено иммунитетом против самой опасной для него заразы - духовной свободы, тогда как само советское Государство может существовать только как закрытое Государство или его вовсе не будет, по крайней мере, в его нынешнем виде. Но если в истории есть вообще что-нибудь необратимое, то это тот процесс духовной эмансипации народов СССР, который начался в 60-х годах с появлением Демократического движения, самиздата, "Хроники" и растущей армии инакомыслящих. Необратимым потому, что этот процесс не результат акций мифических диверсантов извне, не наносное явление, идущее от зарубежных радиостанций, а внутренний закономерный процесс в стране сплошной грамотности и многомиллионной интеллигенции. "В России нет свободы печати, но кто скажет, что в ней нет и свободы мысли?" - сказал один инакомыслящий (А. Есенин-Вольпин. "Весенний лист". Нью-Йорк, 1961, стр. 170).   Вот эта никакой полицией в мире не истребимая воля к свободной мысли как народа, так и народной интеллигенции, соприкасаясь со свободной мыслью Запада, оплодотворяется новыми идеями, получает новые возбудители, новые творческие импульсы. Все это вместе взятое угрожает появлением духовной альтернативы, которая может стать знаменем широкого освободительного движения. Вот почему в Кремле полны решимости сделать разрядку дорогой одностороннего движения для привилегированных - открытой для КГБ и КПСС, но закрытой для рядовых советских граждан. Вот почему родилась в Кремле и новая теория об исключительной роли КГБ в эпоху разрядки. Разрядка выдвинула чекистский корпус на передний край инфильтрации вовне и репрессий внутри, тем самым увеличила его влияние в "треугольнике диктатуры".   Перейдем к партии   Партия на членском билете КПСС красуются слова Ленина: "Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи". Если обратиться к генетическим истокам этого "ума, чести и совести", очень многое становится понятным в трагедии великой страны и ее несчастных народов. Ленин называл русский народ нацией рабов, нацией Обломовых, а Ставку для освобождения рабов и перековки Обломовых делал на социальных подонков русского общества. В известную формулу "пролетариат и беднейшее крестьянство, как движущие силы революции", Ленин включал также люмпен-пролетариат и деревенскую голытьбу. Ленин писал: "Везде, где можно, мы будем стремиться организовывать свои комитеты, комитеты социал-демократической партии. Туда войдут и крестьяне, и пауперы, и интеллигенты, и проститутки" (Ленин. Сочинения, 4-е изд., т. 9, стр. 214). Ленин предвидел возражения со стороны подлинных рабочих против такого принципа организации рабочей партии. Поэтому он разъяснял: "Городской и промышленный пролетариат неизбежно будет основным ядром нашей социал-демократической партии, но привлекать к ней... мы должны всех без исключения: и кустарей, и пауперов, и нищих, и прислугу, и босяков, и проституток..." (там же, стр. 214-215). Такова характеристика Ленина социально-исторических корней КПСС.   Однако нынешняя КПСС только духовно обитает в этом своем родословном очаге, а внешне она вполне порядочная буржуазно-мещанская партия. Начнем с общеизвестного факта, вся чудовищность которого заслонена удивительной природой человека привыкать ко всему: население СССР в отношении своих гражданских прав делится на два резко противоположных класса: граждане первого класса - это члены КПСС числом свыше 14 миллионов человек, составляющих лишь 6% от общего населения страны, и граждане второго класса - это 94% беспартийного населения. К этому делению советских граждан на "первоклассных" и "второклассных" или на партийных и беспартийных настолько привыкли, что само население даже не замечает глубочайшей правовой и вытекающей отсюда материальной дискриминации, которой подвергаются эти 94 %. СССР - это уникальное Государство исполинской бюрократии, в котором все взрослое население от генсека до ассенизатора, от министра до чистильщика, от ученого до писателя, от рабочего до колхозника является его наемниками, а остальные - иждивенцами. Но занимать командные посты и делать какую-либо государственную, хозяйственную, академическую и даже творческую карьеру могут только члены первого класса.   Какие бы выдающиеся таланты он ни имел, но беспартийный в условиях СССР не может быть министром, директором, командиром, дипломатом, председателем колхоза, заведующим почтой. Составляя высший класс по отношению к беспартийным, КПСС внутри, однако, тоже неоднородна. Члены партии делятся также на два класса, нашедших свое юридическое закрепление в Уставе партии (§ 29): первый класс - так называемый "партактив" - около двух миллионов человек, второй класс - это "пассив" партии - сюда входят все остальные. Дорога из "пассива" в "актив" партии не усеяна розами, тут происходит почти по Дарвину жестокий естественный отбор, в котором наиболее сильные и наименее разборчивые в моральном отношении пожирают своих конкурентов. Партиец, попавший таким образом в "актив партии" - это уже вроде потомственного партийного дворянина со всеми вытекающими отсюда привилегиями.   Его можно перемещать, наказать, его можно даже расстрелять, но разжаловать, исключить его из номенклатуры уже нельзя. Партактив тоже делится на два разряда - первый разряд идет по вертикали - иерархия партаппарата (сверху вниз от ЦК до первичного парткома) - это та самая армия партаппаратчиков, около 300 тыс. человек, которая с полным основанием может сказать: "СССР - это мы"; второй разряд идет по горизонтали - иерархия ведомственной бюрократии (административная, хозяйственная, профсоюзная, комсомольская, культурно-идеологическая) - около 6 700 тысяч человек. "Вертикальная иерархия" законодательствует и распределяет социальную продукцию Государства, а "горизонтальная иерархия" администрирует и исполняет. стандарт жизни и круг материальных привилегий активиста прямо зависят от ступени в пирамиде Власти, которую он занимает. Люди, которые находятся на самой вершине пирамиды, имеют просто открытые счета в Госбанке.   Каков политико-психологический и деловой облик партаппаратчика?   Сначала немного статистики, которая весьма важна для понимания социальной функции и делового лица партии и партаппаратчика. По состоянию на 1 января 1973 года всего коммунистов 14 821 031 человек. КПСС по догмам ее идеологов считается "партией рабочего класса". Ленин требовал, чтобы соотношение между интеллигенцией и рабочими в партии было сто рабочих на одного интеллигента. Соответственно были введены жесткие уставные ограничения для вступающих в партию интеллигентов и бюрократов. Однако сегодняшняя "партия Ленина" - классическая партия бюрократов: из названного числа коммунистов так называемых рабочих 40,7%, а бюрократов - 44,6% (журнал "Партийная жизнь", 1973, No 14, стр. 14-15; и далее данные из этого журнала). Причем в графе "рабочие" числятся и так называемые бывшие "рабочие" вроде Брежнева. Специалистов с высшим и средним специальным образованием в партии 6561 000 человек или 44,3% (стр. 17). (Интересно для сравнения: общее число всех специалистов по СССР в 1974 году составило 21 400 000 человек, см. "Правду" от 4.7.1975.)   Еще нагляднее видно интеллигентско-бюрократическое лицо партии по образовательному цензу ее членов -59,9% коммунистов имеют высшее и полное среднее образование. По национальному лицу партия вполне интернациональна, хотя "коэффициент насыщенности" коммунистами в русских районах выше, чем в национальных. Более трех четвертей членов КПСС вступили в партию после войны, из них около 9 миллионов (68,5%) после смерти Сталина (стр. 10, 18). Женщины составляют в партии 23,0%. Более двух третей в партии - люди от 20 до 50 лет. (Интересное сравнение для "конфликта поколений" - этой сравнительно молодой партией руководит иерархия стариков: секретари обкомов имеют возраст около 60-65 лет, Политбюро - около 70 лет.) Партийная элита состоит из двух корпусов - общий "комитетский корпус", который по Уставу (но не фактически!) руководит партией и Государством на всех уровнях. Он начинается от пленума ЦК и кончается на партбюро, парткоме или секретаре первичной организации. Этот "комитетский корпус" считается избранным органом на съезде, конференции и собрании. Он составляет сегодня 1 801 000 человек (стр. 24). Они и есть "актив партии". Они руководители всех отраслей жизни, и в качестве таковых их и выбирают в комитеты. Профессиональных партаппаратчиков в "комитетском корпусе", начиная от райкома и до ЦК, только 290000 человек (16,2%). Но они как раз есть то ядро, которое руководит самим "комитетским корпусом". Его можно назвать "секретарским корпусом" (Карл Радек шутил: "Сначала был матриархат, потом патриархат, а теперь - секретариат!").   Они - дипломированные бюрократы, большинство из которых окончило технические вузы (60%), дополнительно еще высшие партийные школы (50%), и почти все имеют высшее образование - секретари райкомов и горкомов - 97,7%, обкомов и ЦК республик - 99,2% (стр.25). Партаппаратчики утверждают, что они вовсе не партаппаратчики, а идейные марксисты и "профессиональные революционеры" ленинской школы. В определенном смысле это верно. Они унаследовали от Маркса социальную фразеологию, от Ленина - технику заговорщиков, от Сталина - мастерство властвования. Со времени своего появления на русской сцене тип большевистского активиста претерпел коренное перерождение из идеалиста, у истоков большевизма, в обыкновенного карьериста наших дней.   Мотивы и ситуации рождали и соответствующие типы. Ленинского профессионального революционера-бунтаря подкарауливали в перспективе арест, тюрьма, каторга, а то и виселица; если сумел бежать из заключения - подполье или эмиграция. Людей, которые вступают сейчас в партию с вузовским дипломом и "диалектической" совестью, ждут впереди блестящая карьера, привилегии, материальная беззаботность на полном иждивении партийного Государства. Если бы Ленину пришлось делать Октябрьскую революцию руками нынешней КПСС, то она никогда бы не состоялась. Дорога к вершине Власти, а значит и к материальному благополучию советского гражданина ведет, стало быть, лишь через КПСС. Отсюда и тяготение к партии. Это звучит как анекдот, но это ведь факт, который сообщил нам самиздат: в Грузии за партбилет дают 500 рублей!   Часто задают вопрос: есть ли хотя бы на самой вершине идейно убежденные люди?   Конечно, нет. Последних фанатиков там истребил Сталин до войны. Уже с конца тридцатых годов можно было констатировать общую закономерность: чем выше вы поднимались по ступеням партийной пирамиды Власти, тем меньше вы встречали идейных коммунистов, а на самой вершине сидели и сидят абсолютные циники, у которых был и остается один идеал: абсолютная Власть. Внешняя кажущаяся "коммунистич-ность" советского общества в виде национализации средств производства с коллективизацией самих людей есть чистейшая фикция, ибо национализация произведена не в пользу общества, даже не в пользу Государства, а в пользу партии, чтобы сделать ее диктатуру тотальной и тоталитарной. С этой большевизации русской национальной экономики собственно и началось социальное и идейное перерождение партии. Сам Ленин это предвидел, но это его пророчество никогда не цитируется в Москве.   Давайте сделаем это мы. В декабре 1919 года Ленин говорил: "К правящей партии примыкают худшие элементы уже потому, что эта партия есть правящая" (Ленин, 4-е изд., т. 30, стр. 164), а в 1920 году добавил: "Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать" (3-е изд., т. XXV, стр. 193). (Заметим, что когда Ленин это писал, в партии не было и полмиллиона человек.) Это пророчество о разбухании партии за счет "карьеристов и проходимцев" сбылось в масштабе, который едва ли мог предвидеть и Ленин. Может создаться впечатление, что мы обвиняем наследников Л енина в том, что они отказались от коммунистических идей. Совершенно наоборот. Партию, которая сделала из банкротства утопических позиций коммунизма правильные выводы, ухватившись за другую идею Ленина - идею диктатуры одной партии над страной и над всем миром, надо было бы признать партией трезвых политиков, если бы она не продолжала выдавать банкротство за торжество, мираж за действительность, новоклассовое советское общество за бесклассовый строй "развитого социализма".   Отсюда и политическая шизофрения современного партаппаратчика, у которого реальная политика вполне уживается рядом с очевидным коммунистическим бредом. Отсюда и глубокое противоречие между мнимым и сущим обликом партии, между ее "рекламной" миссией и политическим бытием, между ее социальной философией и исторической практикой. Отсюда ведь родился и тип партаппаратного двурушника: проповедует то, что не думает, действует против того, что проповедует. Это настолько распространенное явление в жизни партии, что как раз за последнее десятилетие ЦК партии в многочисленных постановлениях, а партийная пресса в бесконечных статьях требуют от партпропагандистов, чтобы они стали идейными. До чего должно быть глубоко идейное падение когда-то идейной партии, если ЦК требует от своих идеологов, чтобы они сами верили тому, что они проповедуют!   Теперь мы вполную подошли к окончательной формулировке ответа на поставленный выше вопрос - каков политико-психологический облик партаппаратчика? Какую эволюцию он претерпел от Ленина через Сталина к Хрущеву и Брежневу? Пока Ленин отсиживал гибель империи за границей, в России орудовали от его имени два резко выраженных типа партаппаратчика-"комитетчика": один - "профессиональный революционер" (линия Свердлова) , другой - профессиональный грабитель-"экс" (линия Коба-Сталина). Грабители-"эксы" были интендантами революции. После большевистской революции оба типа, с некоторым преобладанием сталинской линии ("грабь награбленное!"), делят с Лениным захваченную Власть. После смерти Ленина, после продолжительных внутрипартийных схваток "эксы"-уголовники Сталина побеждают "профессиональных революционеров". Этот сталинский партаппаратчик - представитель второго поколения большевизма - не участвовал ни в революции, ни в гражданской войне, но зато активно участвовал в новой сталинской революции сверху - в насильственной индустриализации, кровавой коллективизации, а также в бесчисленных чистках - физическом уничтожении не только миллионов советских граждан, но и всей ленинской партии.   Эта многолетняя практика инквизиции сделала сталинского аппаратчика черствым, бездушным автоматом в руках своего водителя. Выученный этим водителем ценить превыше всех человеческих вожделений одну лишь Власть, сталинский партаппаратчик во имя Власти был способен на все, даже на измену самому Сталину (XX съезд). Хрущевско-Брежнев-ский партаппаратчик - это "переходный тип". Будучи по воспитанию и мышлению чистокровным сталинистом, "переходный тип" с безошибочным нюхом партократа понял веяния времени - спасти основные позиции сталинизма в стране можно только отмежевавшись от самого Сталина. Так родились пресловутая теория о "культе личности" и доктрина о возвращении к ленинским принципам "коллективного руководства". Основоположник новой доктрины о "коллективности руководства", Хрущев сам же стал жертвой своей доктрины.   Именно свержение Хрущева его же соратниками показало крайне беспринципное двуличие "переходного типа": придя к Власти через разоблачение преступлений Сталина, "переходный тип", укрепившись у руля правления, реабилитировал не только имя Сталина, но частично и его методы (процессы инакомыслящих, преследование верующих, восстановление концлагерей и изобретение того, до чего не додумался даже сам Сталин - политических психотюрем, в которых людей можно держать пожизненно). Перейдем к характеристике армии.   Армия   Из трех столпов режима - партаппрата, полиции и армии - первые два, вместе или попеременно, управляли страной, а третий столп - армия - всегда была управляемой. По социальному положению партаппарат и полиция бесконечно далеко стояли и стоят от народа, а армия была и остается плотью от плоти народа, она собственно и есть народ, только в военной форме. Именно это было причиной того, что правящая партийно-полицейская клика ей никогда не доверяла (институт политкомиссаров раньше, система "замполитов", политотделов и политуправлений теперь) и наиболее радикально чистила ее командный состав. Конечно, Ленин и Сталин умели использовать эту армию как против свободы русского народа (Кронштадт, Тамбов, антиколхозные восстания), так и против независимости нерусских народов. К ее несчастью, даже наследникам Сталина удалось использовать ее против свободы чужих народов (Венгрия, Чехословакия). Более того.   Ссылаясь на нее и опираясь на страшное оружие, которым она владеет, владыки Кремля постоянно шантажируют свободный мир, открыто вооружают и финансируют так называемые "освободительные войны", революционные восстания и даже военные перевороты. И все-таки Советская Армия не та, какой она была при Сталине. Ее эволюция от инструмента Власти при Сталине к фактору Власти сегодня, как одного из углов треугольника диктатуры, есть исторический факт, который не может игнорировать внимательный наблюдатель. Эта эволюция открывает судьбоносную для страны перспективу. Поэтому важно проследить, как это происходило. Эволюция, приведшая к изменению роли армии, началась с войны. Сперва это было скорее психологическое, а не структурное изменение. Ход и исход войны против Германии решили не партия и полиция, а армия и ее офицерский корпус. Номинальные партийные и полицейские органы при командованиях (члены военных советов, политотделы, полицейские войска, особые отделы, СМЕРШ) были лишь вспомогательными силами и полностью поставлены на службу армии.   Впервые в истории СССР вся Власть фактически перешла к армии. На войне и из войны выросли новые кадры военачальников, которым страна была обязана своим освобождением от оккупантов, а Сталин - спасением своего режима. Как раз это обстоятельство вызывало у Сталина сильнейшие опасения. Сталин знал из истории, что войны рождают не только революции, но и бонапартов, не только освободителей от чужеземного ига, но и борцов против внутреннего деспотизма. Чтобы этого не случилось, Сталин решил присвоить себе лично чужую славу - триумф военной стратегии советского генералитета (легенда о "десяти сталинских ударах") и заодно избавиться от потенциальных или воображаемых бонапартов, отправив в почетную ссылку всех ведущих полководцев истекшей войны (маршалы Жуков, Воронов, " Новиков, Вершинин, Богданов и др.). В дни, когда Сталин безнадежно боролся со смертью, происходит реабилитация опальных маршалов во главе с Жуковым, а начавшаяся борьба за наследство Сталина вводит армию в совершенно непривычную для нее политическую игру - в борьбу за это наследство.   Ввел ее в эту рискованную игру тот, кто с ней был близко, физически связан во время войны - Хрущев. Ставка на армию оказалась для личной карьеры Хрущева успешной - при помощи армии Хрущев убрал со сцены одного за другим своих знаменитых и, казалось, могущественных соперников - Берия (июнь 1953 г.), Маленкова (февраль 1955 г.), Молотова и "коллективное руководство" (июнь 1957 г.). Вот тогда впервые профессиональный военный стал соучастником Власти на ее вершине - маршала Жукова сделали членом Президиума (Политбюро) ЦК. Когда Хрущев, однако, почувствовал, что своенравный и волевой маршал ставит интересы армии выше интересов партийной клики, то он сверг и его, предварительно отправив Жукова с визитом к Тито, догадываясь, что вряд ли он сможет свергнуть Жукова, если тот будет в Москве. Хрущев думал, что он тем самым вывел армию из игры.   Но он ошибался   Ошибка выяснилась, когда Хрущев начал ущемлять профессиональные интересы армии (план сокращения армии на 1 200 000 человек, сокращение военного бюджета, запрещение строить океанский военный флот, переброска средств из военной индустрии в индустрию гражданскую). Хрущев почувствовал себя настолько прочным в седле Власти, что начал издеваться над демобилизованными генералами, посылая их директорами совхозов и председателями колхозов. О самих советских генералах он однажды, критикуя свободомыслие американских, выразился так: "Если наш Генерал что-нибудь лишнее сказал, так мы его "за ушко да и на солнышко". Хрущев, который поссорился с политической полицией на XX и XXII съездах, теперь поссорился и с армией.   Вот этим и воспользовались его сподвижники, чтобы избавиться от неугодного им нового диктатора по его же рецепту - при помощи армии они его самого взяли "за ушко и выставили на солнышко". Когда и новое руководство ЦК, пользуясь смертью маршала Малиновского, хотело вновь исключить армию из политики и поставить во главе нее гражданское лицо - секретаря ЦК Устинова, то армия, несмотря на более чем недельные уговоры, сказала "нет!" и добилась назначения маршала Гречко своим министром. Таким образом, армия из объекта политики, каким она была при Ленине - Сталине, из инструмента внутрипартийных драк, каким ее сделал Хрущев, превратилась при Брежневе в субъект политики, во властную силу, в один из углов треугольника диктатуры. Ввод маршала Гречко в Политбюро был юридическим оформлением фактического положения. Сегодня уже можно считать установленным, что в компетенцию армии входят следующие вопросы (или она пользуется правом вето по ним):   1) стратегическое планирование и стратегическое руководство; 2) определение и планирование объектов военно-промышленного комплекса советской индустрии; 3) установление политики в странах Варшавского блока; 4) установление курса и приоритетов внешней политики СССР.   Ничего подобного не было не только при Сталине, но и при Хрущеве. Приняв участие в свержении Хрущева, полиция также стала вновь соучастником Власти и вернула себе полную автономию во внутренней и внешней оперативной политике. Так образовалась в эру Брежнева триединая Власть - партия, полиция и армия,- юридическим закреплением которой и явилось включение в Политбюро глав армии и полиции. Однако армия, особенно нынешняя армия, остается в этом треугольнике наименее надежным компонентом, если исключить отсюда политсостав. Это мы увидим, если мы проанализируем личный состав Советской Армии, особенно ее офицерский корпус.   Офицерский корпус в Советской Армии можно назвать совершенно новым социальным сословием   По существу он представляет собою советскую "военную интеллигенцию", которая живо интересуется вопросами истории, философии, литературы, искусства, будучи мастерами сложнейшей военной техники современности. Достаточно упомянуть, что в 1971-72 гг. 45% офицерских должностей занимали дипломированные инженеры и техники, а 46% личного состава имели высшее и законченное среднее образование (журн., "Международная жизнь", No 6, 1971, стр. 106; газета "Красная звезда", 17 декабря 1972 г.). К 1975 году уже почти 100% воинов имели высшее, среднее и неполное среднее образование (маршал Гречко, "Красная звезда", 29 января 1975 г.).   Среди старшего и высшего командного состава давно нет лихих, но малограмотных буденовцев. 80% командиров полков имеют высшее образование, а 82% офицеров ракетных войск стратегического назначения имеют высшее военное специальное образование ("Календарь воина", М., 1974, стр. 35, "Военно-исторический журнал" No 11, 1971, стр. 10). Почти 100% командиров бригад и выше имеют высшее военное образование ("Календарь воина", там же). В личном составе армии только 22% коммунистов, но 90% офицерского состава носят формально партийные или комсомольские билеты (среди прапорщиков и мичманов только 20% партийных; см. "Красная звезда", 31 января 1973 г.; И. Грудинин, "диалектика и современное военное дело", 1971, стр. 89; "Календарь воина", так же, стр. 34). Вот почему вполне прав маршал А.А. Гречко, когда он констатирует, что современные советские "вооруженные силы неузнаваемо изменились во всех отношениях.   Это качественно новые вооруженные силы" ("Правда", 4 июня 1975 г.). Вот это и ведет к образованию ряда противоречий между пар тией и армией. Исконным внутренним противоречием офицерского корпуса было (а теперь еще более обостряется) противоречие относительно компетенции между командным составом и так называемым "политсоставом", который паразитирует на теле армии. Партийное опекунство над советским офицерским корпусом уникально и оскорбительно. Если в начале создания Красной Армии оно еще понятно, ибо командный состав Красной Армии состоял из беспартийных царских офицеров, над которыми приходилось из-за недоверия ставить по одному коммунисту (институт политкомиссаров), то теперь, когда все командиры сами члены партии, политические офицеры не только лишни, но и вредны. Пользуясь паникой Сталина в первые два года войны, маршал Жуков ликвидировал этот институт, но партаппаратчики, почувствовав, что таким путем армия может оказаться со временем вне контроля и руководства партии, добились восстановления комиссаров, только переименовав их в "замполиты". В истории не было и нет армии, в которой существовала бы такая система скрупулезных политико-полицейских надзорных органов, как в Советской Армии:   1) партийные организации с правом указаний и доносов; 2) система Главного политического управления с политотделами и "замполитами"; 3) Военные советы округов, куда кроме командующего округом входят, как его надзиратели, начальник Политуправления округа и плюс еще региональный секретарь партии (приказы командующего не действительны, если они одновременно не подписаны и членами Военного совета округа); 4) сеть "Особых отделов" КГБ в армии; 5) Военные советы родов войск в Москве с представителями ЦК в своем составе; 6) вероятный Высший Военный совет всех Вооруженных Сил СССР, куда, несомненно, должен входить сам "генсек". (Произведенный недавно в генералы армии с вручением маршальской звезды Брежнев, очевидно, занял теперь и тот пост, который занимал Хрущев накануне его свержения - пост Верховного главнокомандующего.)   Таким образом, самая современная по военной технике, высокоподготовленная по образованию армия надзирается все еще варварскими методами сталинских времен   Вот когда маршал Жуков вторично хотел освободить армию от этой системы партийно-полицейской опеки, Хрущев его и сверг. Свергая самого Хрущева, армия, однако, реабилитировала и Жукова. (Недаром "антипартийщик" маршал Жуков похоронен на Красной площади, а "субъективисту" Хрущеву в этой чести отказали.) Таким образом, сегодняшняя Советская Армия уже более не инструмент Власти, она сама Власть, без которой политическая Власть партии - ничто. Но у этой Власти есть один недостаток - она не знает, что она Власть.   Напоенная идеологической сивухой марксизма-ленинизма о "величии" и "мудрости" партии, она дает гипнотизировать себя мифами и фикциями, да еще загонять в полицейские оковы политотделов и особых отделов. Вот здесь и заложено самое парадоксальное противоречие в треугольнике: фактической, субстанциональной Властью - армией - управляет зависящая от нее бесталанная политическая клика, которая называет себя партией. Это противоестественное состояние не может долго продолжаться. Как только Советская Армия осознает себя армией гражданской, армией народа, а не партии, обозначится кризис. Когда это случится, никто не может сказать, но что общее веяние таково,- в этом мало сомнения.   Противоречия   Образование треугольника диктатуры, этого своего рода "троевластия" на вершине Кремля, есть расширение социальной базы режима, с одной стороны, и вынужденный, а потому и непрочный компромисс баланса властных сил, с другой. "Троевластие" беспрецедентно в истории коммунистической России и резко противопоказано былой монолитной природе режима. Оно и есть результат разрыхления монолита Власти, разъедаемой внутренними противоречиями. Официальная догма, конечно, по-прежнему утверждает, что в СССР правит лишь одна партия, как ведущая и направляющая сила. Но на деле эта партия, после кратковременного торжества сначала над полицией (казнь Берия), потом над армией (свержение Жукова), вынуждена при Брежневе признать, что она теперь иначе не может управлять страной, как в союзе с теми же полицией и армией. Этот сговор трех сил происходил в глубоких джунглях Кремля, без драматических потрясений и внешних эффектов, а потому и остался вне поля наблюдения советологов, тем более, что полиция и армия разрешают идеологам партии кричать сколько угодно о своей ведущей роли, лишь бы она не нарушала баланс сил.   Пусть нас не обманывает выпячивание роли "генсека" - он не диктатор, а лояльный проводник компромиссного курса "треугольника", который искусственно делает его единоличным вождем с целью эффективного представительства своих интересов внутри и вне страны. Поэтому газета "Правда" в каждой передовой, члены Политбюро в каждой речи должны цитировать ими же сочиненные "глубокие высказывания" "генсека", человека, который ничего не решает, но через которого все решается. Поэтому не имеют никакого смысла беспочвенные гадания иностранцев, кто будет его преемником. Это имело значение, когда в Кремле действительно сидели диктаторы (Ленин, Сталин, Хрущев) или в самом Политбюро имелись выдающиеся личности. Сейчас фундаментальное значение имеет совершенно другая проблема - насколько длительным окажется "троевластие" и к какому углу треугольника диктатуры переместится, в конце концов, вся Власть. Попытаемся теперь подвергнуть анализу эту проблему в свете внутренних противоречий, которые существуют между самими властными группами.   Прежде всего спросим себя, что объединяет и что разъединяет группы "треугольника"?   Несмотря на кажущуюся простоту, все же вопрос что и как объединяет властные силы в один союз - является достаточно сложным, особенно касательно одной из этих сил - армии. Не вдаваясь в подробное рассмотрение всей проблематики в целом, можно выставить ряд априорных истин: их объединяет система обрядовых догматов, идентичность интересов фракций одного господствующего класса, убежденность в глобальной миссии Октябрьской революции и решимость в деле ее осуществления, инстинкт самосохранения как против возможного взрыва изнутри, так и против воображаемого предупреждающего удара извне. Конечно, органическое единство здесь существует только между партией и полицией, ибо полиция партийная, а партия насквозь полицейская, единство же с ними армии - историческая условность.   Армия в этом "треугольнике" вообще находится в довольно ложном положении - в марксистские догматы она верит лишь по долгу службы и только на службе, но вот в мировую историческую миссию России и русской армии она верит испокон веков ("Москва - третий Рим"). Однако в истории России никогда не было и едва ли будет другое такое правительство, которое безоговорочно поставило бы всю мощь страны, даже в ущерб ее национальным интересам, на службу такой глобальной миссии, как это делает коммунистическое руководство. Это импонирует Советской Армии, как это импонировало бы любой другой армии в мире. Сказанным, я ограничусь в отношении единства трех сил. Перейду к их противоречиям. За 20 лет своего монопольного господства при Сталине полиция наносила партаппарату и офицерскому корпусу такие зияющие раны, которые редко заживают, но еще реже прощаются.   Поэтому они и уничтожили физически всю чекистскую гвардию Сталина во главе с тремя министрами госбезопасности. В аппарат полиции были направлены десятки тысяч мобилизованных коммунистов, в том числе большая группа старших и высших чинов Советской Армии, а над самой полицией поставили коллективное руководство в виде Комитета госбезопасности (КГБ), в состав которого на каждом уровне входят представители партийного комитета. Операция эта проводилась от имени партии, но партаппарат мог провести ее, только опираясь на армию. Однако смена головки полиции не повлияла на бесперебойное функционирование самой машины полиции, основные кадры которой не только остались в полной неприкосновенности, но и оказались в состоянии завербовать со временем на свою службу и самих партийных контролеров. Более того.   В последние годы началось и обратное движение в виде заметного роста инфильтрации чекистских кадров в руководящие партийные органы. Претендующий на право контролировать полицию партаппарат и борющаяся за полное восстановление своего исторического права на бесконтрольность политическая полиция,- таково первое противоречие между партией и полицией. Это противоречие не внешнее, а глубинное. Борьба здесь происходит, как выразился бы Сталин, "тихой сапой" и при помощи свойственных этим обоим учреждениям методов изощренных подвохов, провокаций и шантажа. Поскольку по этой части все преимущества на стороне КГБ, то партаппарат ведет здесь неравную борьбу.   У КГБ есть и другое, более решающее преимущество в этой борьбе - если партаппарат, как учреждение, все еще находится вне полицейской компетенции КГБ, то сами партаппаратчики, как живые люди, были и остаются объектами его постоянных наблюдений. Ведь партаппаратчики - аскеты только на партсобраниях, а в жизни они, как и все, люди со своими человеческими слабостями, и вот как раз эти слабости чекисты систематически заносят в их досье, чтобы их шантажировать когда нужно, или убрать, когда они стали бесполезными. Теоретически нет ни одного партаппаратчика от райкома до ЦК, которого не могли бы дискредитировать кагебисты, тогда как первичные парторганизации в сети КГБ не имеют ни права административного контроля над учреждениями КГБ, ни права интересоваться их внутренними и внешними операциями. Все-таки идеалом полиции был и остается ее сталинский статус, при котором партаппарату отводилась подчиненная роль исполнителя чекистских акций и идеологического рупора по их обоснованию.   В период борьбы с "культом личности" полицию лишили не только этого исключительного положения, но еще был принят ряд законодательных актов, которые ограждали ее действия и возвращали полицию к ее собственной профессиональной функции: к охранению устоев режима. Однако с тех пор, как при ее участии был свергнут инициатор названных актов Хрущев, кагебисты открыто перешли в наступление для восстановления утраченных позиций.   Это наступление они вели по двум линиям:   1) по линии реабилитации Сталина через своего человека в партаппарате - Суслова; 2) по линии массового преследования любого проявления свободомыслия среди интеллигенции, которая развенчание Сталина поняла как начало "весны либерализма".   Поскольку даже брежневский партаппарат в собственных же интересах не был склонен отменить хрущевские уголовно-процессуальные законы, ограничивающие права КГБ (запрещение физических пыток, расширение прав подследственных и защиты, ликвидация "особого совещания", введение гласного судебного разбирательства и т. д.), то КГБ начал обходить эти законы, вербуя в свою сеть милицию, уголовный розыск, прокуратуру, суд. Через них-то кагебисты и узаконивают свои беззакония. Эти действия кагебистов вызвали беспрецедентные в истории СССР противодействия передовой интеллигенции: появились Демократическое движение, движение защиты прав человека, Эмнести интернэшонал, движение евреев за право на эмиграцию, движение крымских татар за право возвращения в Крым, самиздат, тамиздат, "Хроника текущих событий", возрождение религиозности и религиозного движения. Не требуется особой проницательности в понимании психологии и взаимоотношений КГБ и КПСС, чтобы видеть, что во всем этом полиция винит партию с ее разоблачениями Сталина и НКВД, а партаппарат винит полицию за ее неумение предупреждать такие события.   Все это приводит к обострению второго противоречия между полицией и партией по самому кардинальному вопросу: кто кем должен в полицейском Государстве править - полиция партией или партия полицией! Если в Политбюро вообще есть деление людей на группы, то оно, вероятнее всего, в оценке роли и места партии и полиции во внутренней политике. Зато во внешней политике существует несомненная гармония между ними. Советская внешняя политика - функция и служанка ее внутренней политики. Материальное содержание нынешней внешней политики, ее приоритеты, ее методы тоже определяет не один партаппарат, а партаппарат вместе с военным и полицейским аппаратом. Советский дипломатический аппарат подбирается тоже не Министерством иностранных дел, а партаппаратных дел, а партаппаратом вместе с Министерством госбезопасности почти в равной пропорции из профессиональных дипломатов и профессиональных чекистов (отчет комиссии Рокфеллера говорит, что сегодняшнее соотношение между дипломатами и чекистами в советском дипломатическом аппарате в США 60:40 в пользу дипломатов).   Но деление советских служащих за границей на дипломатов и чекистов - дело весьма условное. Безо всяких оговорок: каждый дипломат - чекист, а каждый чекист - первоклассный дипломат. Сама пресловутая "разрядка" - продукция чекистского мозгового треста из КГБ, методами научно-организованной дезинформации и создания разветвлений сети так называемых "агентов влияния" из высокопоставленных лиц в западных парламентах, правительствах, прессе, университетах, корпорациях, партиях, профсоюзах, церквах. В этом и причина, почему во внутренней хозяйственной политике Кремля, где верховодит партаппарат - застой, провалы, коррупция, а во внешней политике, которой фактически руководит КГБ,- больше триумфов, чем поражений. Вот это чуждое режиму новое явление - раздвоение "генеральной линии партии", ее искусственное разделение на сферы внешнего и внутреннего преобладающего влияния между КГБ и КПСС составляет третье противоречие, которое никак не затушевать введением давнишнего ставленника полиции Громыко в Политбюро или постоянным подчеркиванием личных заслуг "генсека" во внешней политике. Названные здесь противоречия между партией и полицией не ведомственные, а структурные противоречия, ибо решается вопрос об абсолютной Власти одной из этих двух сил: партии или полиции.   Весьма важным противоречием, которое, в конечном счете, решит судьбу всей партии, надо считать четвертое, глухое, но грозное противоречие в потенции - это противоречие между партией и ее аппаратом. У КПСС имеется по форме такой же демократический Устав, как в стране имеется по форме "самая демократическая Конституция". Суверенитет партии по Уставу осуществляет в масштабе страны - съезд КПСС, в республиках - республиканские съезды, в областях, городах и районах - партийные конференции, в первичных парторганизациях - их собрания. На них выбираются соответствующие партийные комитеты закрытым (тайным) голосованием. Партийные комитеты всех уровней считаются по Уставу исполнительными органами партии (Устав КПСС, 1966, § 22, 23, 24).   Но это только юридически так, а фактически - съезды, конференции, собрания сделались совещательными форумами, а эти исполнительные органы превратились в законодательные органы над партией. Строго говоря, даже не эти комитеты, а их аппарат поставил себя над партией, а тайные выборы, как и выборы в Верховные советы, с заранее составленными аппаратам списками, превратились в пародию на выборы. Такой порядок установил Сталин. Он остался в полной незыблемости и при его наследниках. Но теперь партия, как это мы видели выше, и количественно и качественно становится другой. Та старая партия выдвиженцев от станка и сохи, которую Троцкий называл "голосующим стадом" Сталина, была умерщвлена самим Сталиным.   А новую он создал из одних политических кастратов   Сейчас положение другое - из около 15 миллионов коммунистов более 2/3 вступили з партию после Сталина, из них 12 300 000 человек имеют высшее, среднее и незаконченное среднее образование. Да, они все еще голосуют стадно, но у них в руках Устав партии, в котором записано: "3. Член партии имеет право: а) избирать и быть избранным в партийные органы; б) свободно обсуждать на партийных собраниях, конференциях, съездах, на заседаниях партийных комитетов и в партийной печати вопросы политики и практической деятельности партии... открыто высказывать и отстаивать свое мнение...; в) критиковать... любого коммуниста, независимо от занимаемого поста". Пустые вчера, завтра эти слова могут стать действенными.   Мы долго не понимали, например, казавшийся нам беззубым либерализм демократов в СССР. Постепенно стало ясно, что инициаторы Демократического движения в СССР были и являются теми гениальными тактиками, которые нащупали ахиллесову пяту режима - именем советских законов они клеймили советское беззаконие, оставаясь сами в рамках легальности, что как раз и бесит кагебистов, загоняющих их в тюрьмы и психотюрьмы. Где же у партаппаратчиков гарантия, что вскоре и в многомиллионной партии не появятся партийные инакомыслящие с совершенно легальным лозунгом: "Соблюдайте Устав партии!", как демократы требуют: "Соблюдайте вашу Конституцию!" Это будет борьбой легальной, совершенно новой, динамичной партийной оппозиции против узурпаторов Власти партии из партаппарата за тот основной закон партии, о котором в преамбуле Устава сказано: "КПСС строит свою работу на основе... всестороннего развития внутрипартийной демократии" (Устав КПСС, 1966, стр. 4). Эту демократию мы имеем теперь только на самой вершине КПСС - в Политбюро и очень условно на пленуме ЦК.   Мне кажется, что может наступить время, когда развернется новое оппозиционное движение внутри самой партии за распространение политбюровской демократии на всю партию, за контроль партии над своим аппаратом, за возвращение ей суверенитета, узурпированного партаппаратом. Восстановление такой внутрипартийной демократии явилось бы прелюдией к относительной демократизации и самого советского Государства. Серьезное значение имеют и внутрипартийные национальные противоречия в стране, где живет более ста различных народов. Сегодня уже никто не отрицает, что в ( СССР растет как усский, так и местный национализм. Это сказывается и внутри партии в виде нарастания противоречий между центростремительными и центробежными силами, между централистским абсолютизмом Москвы и автономными стремлениями национальных республик. Если лицемерие есть непременный атрибут успешного диктатора, то большевики как раз по национальному вопросу продемонстрировали шедевры лицемерия. Согласно "Конституции", Советский Союз есть добровольная федерация 15 суверенных государств, так называемых союзных республик. Какие же права у этих суверенных республик? В "Конституции СССР" сказано: каждая союзная республика может свободно выходить из СССР, вступать в дипломатические сношения с иностранными государствами, заключать с ними договоры, обмениваться послами и содержать свою собственную национальную армию (ст. 17, 18а, 18б).   Между тем, мало-мальски политически грамотный человек знает, что право выхода из СССР есть величайшая ложь, введенная в Конституцию, что же касается суверенитета, то какой-нибудь захудалый городишко на Западе имеет куда больше внутренней автономии, чем, скажем, вся Украинская Советская Республика. Национальные армии и дипломатические сношения с заграницей - тоже сказки. Эти общеизвестные вещи я привожу вот почему: легальные рамки советской Конституции уже сегодня используются национальными инакомыслящими в их борьбе за национальную автономию (Черновол, Мороз, Светличный, Мустафа Джемилев и др.) Процесс этот начался сейчас же после XXII съезда. Хрущев был первым, кто увидел в настроениях национальной интеллигенции опасность для единства коммунистической империи и поэтому начал форсировать политику коммунистической русификации. Он даже учредил в Туркестане и на Кавказе нечто вроде военных Генерал-губернаторств периода их завоевания Россией в XIX веке.   Так были созданы Среднеазиатское бюро ЦК КПСС, Закавказское бюро ЦК КПСС, намечалось создание Прибалтийского бюро ЦК КПСС   Во главе них были поставлены московские партаппаратчики, которые не были ни членами, ни кандидатами ЦК, а давали приказы членам ЦК КПСС, первым секретарям центральных комитетов национальных республик. После свержения Хрущева эти институции, не без давления низов, были ликвидированы, но не ликвидирована сама проблема. Поэтому во всех неславянских союзных республиках действует неписаный закон: к национальным первым секретарям ЦК нацкомпартий обязательно и без исключения приставлены в качестве "нянек" вторые секретари из Москвы, которые и являются хозяевами и над первыми секретарями, и над самими национальными республиками. И это тоже усиливает автономистское движение. У этого партийно-автономистского движения были и свои жертвы - первые секретари ЦК: в Туркмении - Бабаев, в Узбекистане - Камалов, в Киргизии - Раззаков, в Азербайджане - Мустафаев, в Дагестане - Даниялов, на Украине - Шелест - обвинялись либо в национализме, либо в покровительстве ему.   Уязвимым местом установившейся расстановки сил на вершине "троевластия", с точки зрения внутренних противоречий, конечно, надо признать военный угол "треугольника". Как мы это видели, "треугольник" скорее временная, чем устойчивая комбинация. Конечные интересы партии и полиции, при всех столкновениях их текущих интересов, вполне тождественны, ибо ни одна из этих сил не может самостоятельно существовать без другой, в то время, когда и текущие и конечные интересы армии не обязательно связаны с существованием партийно-полицейского режима. Самое важное и решающее - первые две силы могут существовать только при данном режиме и не имеют никаких шансов уцелеть при другом строе, тогда как ни один будущий строй не может существовать без данной армии и ее офицерского корпуса. Армия, которая в критической ситуации национальной нужды поставит интересы страны выше интересов партии, осознает, что она не только единственная реальная сила при коммунистической диктатуре, но также важнейшая опора и любого будущего свободного Государства, может без развязки гражданской войны ликвидировать "треугольник" и установить свое переходное единовластие. Не надо бояться страшных слов и жупелов, доставшихся нам от исторических предрассудков или навеянных западной либеральной философией права. "Военная революция" против идеократической тирании явилась бы наиболее безболезненной формой величайшей освободительной революции. Вот почему не исключена возможность, что ключи от цейхгаузов Советской Армии в руках капитанов, майоров и полковников могут оказаться ключами к грядущей свободе народов СССР*.   Заключение   Каково же общее заключение? Образно выражаясь, на могильной плите приближающейся к своему концу эры Брежнева история должна была бы выгравировать эпитафию: "Сей режим прозябал в тени Сталина, стяжая себе славу бесславием!" Будучи в идеологическом плане синтезом между Сталиным и Хрущевым, брежневщина есть последняя историческая попытка наследников Сталина спасти сталинизм как доктрину управления диктатурой. В основе этой попытки лежит поставленный самим партаппаратом негласный диагноз: продлить жизнь существующей системы возможно, лишь опираясь на его генерального конструктора, не пугая его именем, но модернизируя его мастерство.   В этом и причины десятилетнего бесплодия брежневского режима во внутренней политике - чтобы быть успешным, ему не хватает политического дерзания и гражданского мужества для радикальных реформ, чтобы быть чисто сталинским - ему не достает криминальной фантазии былого учителя. Но ностальгия по Сталину партийных идеологов, психологически вполне естественная, политически вредит самой же партии.   Создалось положение, когда жить по Сталину не хочет народ, а жить против Сталина не решается партия. Это противоречие всех противоречий сегодняш- Примечание автора (1976): Назначение партаппаратчика Устинова министром обороны, в обход заслуженных военачальников, и производство его и Брежнева в маршалы, а Андропова - в Генерала армии - еще новое доказательство того, какое глубокое недоверие питает партаппарат к офицерскому корпусу и как он смертельно боится именно военной революции. ней советской действительности.   Выход из него партия и полиция ищут на путях бюрократических комбинаций, идеологического шаманства, политических репрессий. Между тем ни одной политической партии история не давала столько времени доказать жизнеспособность своего эксперимента, как советским коммунистам. Результат? Несмотря на богатейшую страну, талантливые народы и абсолютную Власть, коммунисты доказали за эти почти 60 лет только одну вещь: коммунизм как бесклассовое общежитие изобилия материальных благ, духовных ценностей и творческих свобод - полнейшая утопия.   Этот режим держится столь продолжительное время не только научно организованным физическим и духовным террором, но и всю систему пронизывающей сакраментальной ложью, торжественно возведенной в государственно-партийную программу.   Примеры?   Чтобы собрать все примеры, пришлось бы написать многотомную историю. Я ограничусь только двумя примерами партийной лжи, так сказать, всемирно-исторического значения:   1. В "Программе партии", написанной Лениным и принятой VIII съездом (1919 г.), было сказано: "Лишение политических прав и какие бы то ни было ограничения свободы необходимы исключительно в качестве временных мер... По мере того, как будет исчезать объективная возможность эксплуатации человека человеком, будет исчезать и необходимость в этих временных мерах, и партия будет стремиться к их сужению и к полной их отмене" ("КПСС в резолюциях", 1953, ч. 1,стр. 414). Эти "временные меры" существуют уже 56 лет! 2. В 1961 году на XXII съезде была принята новая "Программа партии", в составлении которой участвовали все члены нынешнего Политбюро ЦК во главе с Сусловым, Брежневым, Косыгиным, Подгорным, Кириленко и др. После Хрущева, в отличие от Устава, ее не подвергли никаким изменениям. Значит, она считается и до сих пор действующей Программой. В ней обещалось: "В ближайшее десятилетие (1961 -1970) СССР превзойдет по производству продукции на душу населения США... всем будет обеспечен материальный достаток; все колхозы и совхозы превратятся в высокопроизводительные и высокодоходные хозяйства; в основном будут удовлетворены потребности советских людей в благоустроенных жилищах; исчезнет тяжелый физический труд. В итоге второго десятилетия (1971 -1980) будет создана материально-техническая база коммунизма, обеспечивающая изобилие материальных и культурных благ для всего населения... Таким образом, в СССР будет в основном построено' коммунистическое общество" (последние слова выделены в оригинале.- А.А.) ("XXII съезд КПСС. Стенографический отчет", М., 1962, т. III, стр. 276). Тут удивляет не столько щедрость во лжи, сколько беззаботность властителей Кремля, что время может уличить их в этом. И время уличило: 1) СССР не превзошел США и никогда не превзойдет при существующей системе;   2) материальный достаток людей в СССР минимум в три раза ниже, чем в США; 3) "все колхозы и совхозы" не превратились в "высокопроизводительные и высокодоходные хозяйства" (СССР все еще покупает хлеб в США, Канаде, Аргентине и даже в Австралии); 4) благоустроенные жилища все еще мечта десятков миллионов советских людей; 5) тяжелый физический труд не исчез, а прибавился,- таковы итоги обещаний первого прошедшего десятилетия (1961 -1970). Для подведения итогов второго десятилетия осталось еще пять лет (1976-1980). Зато за эти пять лет в СССР должна быть создана материально-техническая база коммунизма с "изобилием материальных и культурных благ" и "в основном построено коммунистическое общество", то есть через пять лет каждый советский гражданин, согласно основному принципу коммунизма, может "в основном" работать по способности и получать по потребности! Каков же общий итог соревнования социализма с капитализмом за эти 14 лет? Известный американский журнал "U.S.News and World Report" приводит сравнительные цифры: в 1975 году социальная продукция США составила 1516 млн. долларов, а в СССР - 750 млн. долларов; США произвели в том же году 6,7 млн. автомобилей, а СССР - 1,2 млн. (в США на двух человек приходится один автомобиль, а в СССР - на 1000 человек); американцы произвели в последнем году 2 биллиона киловатт-часов электроэнергии, а СССР - в два раза меньше; американцы имеют в восемь раз больше холодильников, в два раз больше телевизоров и в два с половиной раза больше жилплощади, чем советские граждане; в США только четыре процента работающего населения занято в сельском хозяйстве, а в СССР - 25%, но каждый колхозник кормит только 7,5 человек, а каждый американский фермер - 48,5 человек; США произвели в 1975 году 23,2 млн. тонн мяса, а СССР - 16,7 млн.; США произвели а 1975 году 273 млн. тонн зерна, а СССР - 154 млн. Чтобы купить 12 шт. яиц, американец должен работать 12 минут, русский-116 минут; за пару нейлоновых носков американец должен работать 16 минут, а русский - 144 минуты; за один автомобиль американец работает 6,9 месяца, а русский - 37,5 месяца; за литр молока американец работает 7 минут, а русский - 21 минуту; за один костюм американец работает 25 часов, а русский - 106 часов. (Эти сведения я привожу по "Welt am Sonntag", 26.9.1976.)   Фантаст Томас Мор свой коммунизм предусмотрительно назвал утопией, а реалисты из КПСС свою утопию называют коммунизмом. Вся разница только в этом. Только политическая партия, абсолютно безответственная перед народом и историей, может так изолгаться. Здесь надо сказать и несколько слов о внешнем влиянии на внутриполитические процессы Советского Союза. Сегодня уже нельзя анализировать советскую политику, абстрагируясь от мировой политики. Десятилетиями СССР был герметически изолирован от внешнего мира. В этом была его сила как полицейского Государства, но в этом была и его слабость - Советский Союз оказался в стороне от мировой цивилизации.   Автаркическая экономика социализма с ее экстенсивной индустриализацией при помощи принудительного труда, исчерпав все свои внутренние возможности, очутилась в тупике как раз в те годы, когда на Западе уже началась другая эпоха - эпоха второй научно-технической индустриальной революции. Ее основами были ничем не ограниченная свобода творческого гения ученых и организаторский талант свободного предпринимательства. "Косыгинские реформы" и так называемая "аграрная политика" Брежнева явились запоздалой попыткой включиться в эту новую индустриальную революцию, чтобы заодно решить проблему рентабельности как промышленности, так и сельского хозяйства.   Но порочная система полицейского социализма оказалась противопоказанной для разворота новой интенсивной индустриальной революции, основанной не на принуждении, а на творческой свободе ума и воображения. Попытка провалилась. Теперь на наших глазах предпринимается вторая попытка - вывести советскую экономику из тупика при помощи Запада. Отсюда и знаменитая отныне разрядка - приглашающая западную технологию в СССР и отдающая взамен Западу советскую технологию коммунистической революции. Оставленная в нынешних условиях наедине с народом, партия безусловно рискует развязкой кризиса своей Власти. Но этой партии, как всегда в ее критические периоды, приходят на помощь извне. Иногда невольно создается впечатление, что западная буржуазия не дает гибнуть советскому коммунизму, чтобы этим коммунизмом вечно пугать собственные народы. Во всяком случае Запад не дает созреть и обостриться внутренним проблемам и противоречиям в СССР до общенационального кризиса.   Два наглядных примера:   1) если бы не западные кредиты, техника и технология, то сейчас Кремль был бы вынужден либо ввести радикальные экономические реформы типа НЭПа, либо значительную часть тех гигантских сумм, которые расходуются на стратегическое вооружение, на субсидирование мирового коммунизма, для его войн и революций, или бросаются в космос, направить на народные нужды;   2) если бы не периодическая продажа по дешевке американского хлеба советскому правительству, то оно было бы поставлено в нынешнее несталинское время перед дилеммой: либо ликвидировать новокрепостническую колхозную систему, как абсолютно нерентабельную, либо считаться с серьезной опасностью возникновения хлебных бунтов в городах, с чего собственно и началась революция 1917 года.   Сейчас уже бесцельно спорить о плюсах и минусах Хельсинки, но невозможно мириться с самовольным правом Кремля выбирать для себя только те из соглашений в Хельсинки, которые навязаны им самим, отбрасывая все те соглашения о правах человека, о циркуляции идей, людей и информации, под которыми он также поставил свою подпись. Не менее настойчиво надо возражать и против того, чтобы за согласие на разрядку Кремля платили материально-техническую контрибуцию за счет жизненных интересов свободы народов СССР.   Кремлю нужна разрядка больше, чем Западу, поэтому нелогично, даже глупо платить ему за нее особую "дань", словно победителю в "холодной войне", которую он фактически продолжает, переименовав ее только в "идеологическую борьбу". Не помощи западного пролетариата, а вот этой "дани" жаждущей прибыли западной буржуазии и ее правительств обязан Кремль сейчас своим спасением из обозначившегося внутреннего кризиса.   В 1920 году Ленин сказал слова, которые могут стать вещими: "Умнейшие люди буржуазии запутались к не могут не делать непоправимых глупостей. На этом буржуазия и погибнет. А наши люди могут даже делать глупости и тем не менее окажутся в конце концов победителями" (Ленин, 3-е изд., т. XXV, стр. 221). До сих лор "умнейшие люди" делали "непоправимые глупости" за счет чужих народов. Теперь они их делают за свой собственный счет. Это приблизит час исторической развязки. 1975-1976 гг.   Содержание Большевики   www.pseudology.org