Абдурахман Геназович Авторханов Технология власти Часть третья. Падение Сталина. Революция в Кремле продолжение В январе 1955 года они поручили главному редактору "Правды" Шепилову раскритиковать этот план как "антиленинский и антисталинский" (тогда Хрущев еще нуждался в авторитете Сталина). Статья Шепилова носила знакомое со сталинских времен грозное название: "Генеральная линия партии и вульгаризаторы марксизма". Главный тезис Шепилова гласил: "Ленин и Сталин тысячу раз подчеркивали, что преимущественное развитие тяжелой индустрии - основа основ" советской хозячйственной политики. В статье имя Маленкова, конечно, не называлось, но "политика крутого подъема легкой промышленности" подвергалась уничтожающей критике.   Почему же статья появилась именно 24 января?   Потому, что 25 января 1955 года открывался пленум ЦК, на котором решалась судьба "плана Маленкова" и самого Маленкова как Председателя Совета Министров. Она явно была адресована к членам пленума как директива, в которой эти члены предупреждались, как себя вести во время обсуждения вопроса о Маленкове. Пленум открылся 25 января докладом Хрущева о животноводстве и продолжался до 31 января. В вводной части своего доклада Хрущев повторил основные мысли статьи Шепилова почти в тех же самых словах и охарактеризовал "политику легкой индустрии" как "капитулянтскую" политику Бухарина и Рыкова . Теперь уже стало ясно, что статья Шепилова - не "литературное упражнение" главного редактора, а установка первого секретаря ЦК. Но не одного первого секретаря.   Она целиком отвечала программе основоположников этой "генеральной линии" вместе со Сталиным: программе Молотова и Кагановича. Обойденные при распределении первых мест в Государстве после смерти Сталина именно из-за Маленкова и Берия, они увидели в актах против Маленкова желанные шансы взять в свои собственные руки бразды правления. Так сложился временный блок между группой Молотова и группой Хрущева против Маленкова. Это и предрешило дальнейшую карьеру Маленкова на посту главы правительства.   На том же пленуме он был снят, хотя объявили об этом только через неделю на сессии Верховного Совета СССР. В поданном на имя сессии Верховного Совета заявлении Маленков подчеркнул, что считает преимущественное развитие тяжелой промышленности основой советской хозяйственной политики, добавив, что он заодно несет ответственность и за развал сельского хозяйства за время пребывания на должности секретаря ЦК. Недостатки своего руководства и желание отдать свой пост другому лицу Маленков объяснил своей "малоопытностью" в "государственных" делах. Так писал человек, который был беспрерывно почти 20 лет начальником всех кадров СССР (1934-1953 гг.) и 14 лет секретарем ЦК КПСС (1939-1953 гг.), - "Правда", 24.1.1955. 415 "Правда", 3.2.1955.   Хотя Молотов и Каганович помогли Хрущеву убрать Маленкова, но своих личных целей они не достигли: пост Председателя Совета Министров Хрущев предложил своему другу по Московской области - Булганину, вероятно, не без помощи того же Маленкова, чтобы он не достался Молотову. Предлагая сессии Верховного Совета от имени ЦК партии кандидатуру Булганина, Хрущев не пожалел ярких слов по адресу Булганина: "Достойный ученик великого Ленина и один из ближайших соратников И.В. Сталина - т. Булганин является выдающимся партийным и государственным деятелем",- заявил Хрущев.   В остальном в руководстве изменений не произошло   Молотов остался в заместителях своего бывшего заместителя Булганина. Но дело обстояло еще хуже. Молотов и не догадывался, что, помогая убирать сначала Берия, а потом и Маленкова, он роет сам себе могилу. Для любого претендента в "вожди" партии после Сталина Молотов был исключительно опасным и неудобным человеком. На протяжении почти тридцати лет его имя ставилось в партии рядом с именем Сталина. Девять лет он был секретарем ЦК (1921-1930 гг.), одиннадцать лет - председателем правительства (1930-1941 гг.), на протяжении всей войны - заместителем председателя Государственного Комитета Обороны СССР, он же был и единственным человеком в ЦК, сохранившимся из "старой гвардии" Ленина. Причем будучи старым большевиком, он никогда не был ни в "оппозициях", ни в "уклонах". И после Сталина считался вторым теоретиком партии. При нормальном стечении обстоятельств он был бы признанным и законным преемником Сталина.   Убрать такого человека было трудной задачей даже для Сталина, хотя Сталин и добивался этого, как Хрущев рассказывал на XX съезде. Но то, что не удавалось или не успел сделать Сталин, удалось Хрущеву. Первую атаку против Молотова Хрущев открыл на июльском пленуме ЦК КПСС 1955 года. На этом пленуме обсуждались вопросы внешней политики СССР, которая возглавлялась Молотовым. В какой плоскости тогда обсуждалась эта политика, не было сообщено в печати. Но после июньского пленума ЦК 1957 года мы узнали из его резолюции, что Молотова били в первую очередь за антититовскую политику. В названной резолюции говорится: "Неправильная позиция тов. Молотова по югославскому вопросу была единогласно осуждена пленумом ЦК КПСС в июле 1955 г."   На этом же пленуме Хрущев добился расширения Президиума ЦК, введя туда Кириченко и Суслова. Одновременно были введены в Секретариат ЦК Аристов, Беляев и Шепилов (Шепилов изменил не только своему старому покровителю Маленкову, но и новому - Молотову, став по югославскому вопросу на точку зрения Хрущева, за что его Хрущев отблагодарил, назначив секретарем ЦК).   Вторая атака на Молотова была развернута в "Правде" (главным редактором которой оставался Шепилов) из-за безобидного замечания Молотова на Февральской сессии Верховного Совета 1955 года о том, что в СССР построены только "основы социализма". Замечание это было сделано вскользь и к делу не относилось. Поскольку Молотов говорил в широком смысле слова об "основах", то и с точки партийной ортодоксии там не было ошибки. При нормальных условиях на это никто не обратил бы даже внимания. Но дело в том, что для Молотова условия складывались явно ненормальные. Хрущев был в усиленных поисках старых и новых "грехопадений" Молотова.   Молотову было предложено публично признаться в своей ошибке. Дисциплинированный бюрократ Молотов поддался давлению. В письме в редакцию "Коммуниста" он заявил: "считаю свою формулировку по вопросу о построении социалистического общества в СССР, данную на сессии Верховного Совета СССР 8 февраля 1955 г., из которой можно сделать вывод, что в СССР построены лишь основы социалистического общества, теоретически ошибочной и политически вредной". Тем самым было доказано в глазах фанатиков партии, что Молотов отныне не является теоретиком партии. В такой партии, как КПСС, это была немаловажная победа Хрущева. Он ее зафиксировал и в резолюции XX съезда по отчету ЦК, еще раз осудив ошибку Молотова. Однако все эти атаки были лишь иголочными уколами по сравнению с тем, что ожидало Молотова, а заодно Кагановича и Маленкова, на XX съезде партии.   Целиком овладев аппаратом партии (новый секретариат ЦК), полиции (новые шефы по КГБ - Серов, по МВД - Дудоров), армии (новое руководство - Жуков, Соколовский, Москаленко, Бирюзов, Малиновский, Баграмян и др.), заручившись поддержкой членов Президиума ЦК Микояна, Булганина, Суслова и Кириченко, Хрущев выступил со своим знаменитым докладом против Сталина. Удар "дальнего прицела" вовсе не был направлен лишь в гроб Сталина - он был одновременно направлен и против будущей "антипартийной" группы Молотова, Кагановича и Маленкова. Специальный доклад Хрущева о "культе личности" не был также документом "коллективного творчества", - "Известия", 9.2.1955. "Вопросы истории КПСС", 1957, No 1, стр. 6, "Коммунист", 1955, No 14, стр. 127-128.   Он был хорошо подготовленным и убедительно аргументированным в глазах партии обвинительным актом хрущевского крыла в Президиуме   На нем лежал явственный отпечаток личной инициативы Хрущева. О том же говорили "лирические" отступления, личные примеры Хрущева из своего опыта и не всегда ортодоксальные формулировки докладчика. В докладе были названы имена Молотова и Кагановича в прямой связи с ежовской чисткой (телеграмма Сталина и Жданова из Сочи) и Маленкова в связи с неправильными директивами (во время войны) Сталина, Маленкова и Василевского из Ставки Верховного главнокомандования. Но все-таки антимолотовское острие доклада Хрущева было пока еще завуалировано всякими оговорками. Тем не менее престижу и будущей карьере Молотова, Кагановича и Маленкова был нанесен непоправимый удар.   И это вполне понятно. Если с именами рядовых членов Политбюро были связаны отдельные преступления Сталина на отдельных участках, то с именами этих трех были связаны все преступления на всех участках! Поэтому главный вывод доклада Хрущева - "ликвидация последствий культа личности" - в конечном счете и означал ликвидацию группы Молотова. Отсюда понятно, почему Молотов, Каганович и Маленков вновь нашли общий язык и заключили общий блок против Хрущева.   Платформа блока, по словам главного редактора "Коммуниста" А. Румянцева, заключалась в одном пункте: "Назад от XX съезда!". Мотивы заключения блока Хрущев объяснил совершенно верно: "Почему так получилось? Видимо, далеко не последнюю роль в этом деле играло то обстоятельство, что все члены этой группы особенно глубоко повинны в тех грубейших ошибках и недостатках, которые имели место в прошлом".   Новый член Президиума ЦК Шверник дал и некоторое разъяснение об этих "ошибках". Шверник сообщил, что "исправляя нарушения революционной законности, допущенные Маленковым, Кагановичем и Молотовым в период массовых репрессий, Комитет партийного контроля в 1957 году рассмотрел большое количество персональных дел бывших членов партии, реабилитированных судебными органами. Большинство из них КПК восстановил в партии".   Но более конкретным был маршал Жуков, когда прямо назвал вещи своими именами. В речи в Ленинграде уже после Хрущева он заявил: "Антипартийная группа Маленкова, Кагановича и Молотова упорно сопротивлялась мероприятиям, проводимым партией по ликвидации последствий культа личности, особенно в части разоблачения и привлечения к ответственности главных виновников, допустивших нарушение законности. Теперь стало ясно, почему они были против разоблачения совершенных беззаконий. Они боялись ответственности за превышение своих прав и незаконные действия".   Вот это убеждение, что у Хрущева речь идет о совместных преступлениях Сталина, Ежова, Берия плюс Молотов, Каганович и Маленков и что Хрущев меньше всего интересуется честью или бесчестием мертвого Сталина, а метит в них, добивается того, чтобы подготовить почву для их будущей ликвидации, заставило группу Молотова от трусливой "тактики самосохранения" перейти к тактике вынужденного наступления. Только теперь, на XX съезде и после него, они убедились, какую для себя роковую ошибку они допустили, убрав Берия и назначив Хрущева первым секретарем ЦК.   История той самой партии как бы вновь повторилась   Чтобы предупредить приход к Власти Троцкого после Ленина, Зиновьев и Каменев добились назначения Сталина генеральным секретарем ЦК. Чтобы предупредить приход к Власти Каменева и Зиновьева, Бухарин, Рыков и Томский предпочли сохранить на посту генерального секретаря человека "серого", без громкого имени и без "амбиции" - Джугашвили-Сталина, даже вопреки "завещанию" Ленина. Чтобы предупредить "переворот" Берия, молотовцы назначили Хрущева исполняющим обязанности первого секретаря ЦК. Чтобы предупредить единовластие яркого Маленкова, они же назначили "серого" Хрущева и постоянным первым секретарем. На Хрущева все еще смотрели как на человека весьма недалекого в политике, беспомощного в интригах, без претензий на лидерство, с которым легко будет справиться после Маленкова, -  "Коммунист", 1957, No 11, стр. 13, "Правда", 7.7.1957, "Правда", 16.7.1957. Но Хрущев думал иначе, а действовал, как Сталин.   Ему важно было подготовить новый съезд партии, подобрать его будущих делегатов, произвести необходимую расстановку сил в местных аппаратах партии через местные конференции и съезды, прежде чем раскрыть свои истинные карты. Насколько основательна была проведенная в этом направлении работа, показывают мандатные данные о делегатах XX съезда: около 37 процентов этих делегатов были лицами, которых выдвинули на руководящую работу после смерти Сталина. Другие были беспрекословно признавшими в Хрущеве своего нового покровителя. Перед такой аудиторией Хрущев и мог себе позволить не только разоблачать Сталина, но и "творчески развивать дальше марксизм-ленинизм". Когда обсуждался последний пункт повестки дня - выборы членов ЦК - съезд дал знать, что своим единственным лидером он признает не фиктивное "коллективное руководство", а одного лишь Хрущева. Это нашло отражение в самом протоколе съезда: все члены Президиума ЦК при оглашении их имен в состав нового ЦК получают лишь простые "аплодисменты" и лишь один Хрущев - "бурные аплодисменты"!   Даже судя по резолюции июньского пленума ЦК 1957 года, период после XX съезда - это период перманентных столкновений, конфликтов и интриг блока Молотова - Кагановича - Маленкова против Хрущева. Резолюция не рассказывает подробности всех этих перипетий. Она лишь говорит о том, что группа организовала "тайный сговор" для свержения руководства партии, то есть Хрущева. Некоторые подробности сообщил председатель Комитета партийного контроля Шверник. В цитированной речи в Ленинграде он заявил: "...антипартийная группа стала фракционными методами вербовать себе сторонников, устраивать за спиной Президиума ЦК тайные собрания, расставлять кадры, намереваясь захватить в партии и стране Власть в свои руки".   Но и Хрущев не бездействовал. В июле 1956 года, в день визита маршала Тито в Москву, без пленума ЦК, в порядке простой канцелярской рутины он проводит через Президиум ЦК и Президиум Верховного Совета решение о снятии Молотова с поста министра иностранных дел СССР. И здесь Хрущеву исключителъную помощь оказал секретарь ЦК и председатель Комиссии по иностранным делам Верховного Совета Шепилов, за что Шепилов был вознагражден назначением на место Молотова, - "XX съезд КПСС. Стенографический отчет", ч. II, стр. 403, "Правда", 7.7.1957.   Но вот неожиданно и бурна развернулись сначала октябрьские события в Польше, а потом и всеобщее восстание героического венгерского народа (Октябрь-ноябрь 1956 г). Теперь, вероятно, молотовцы с полным правом заявили Хрущеву: вот плоды твоего разоблачения Сталина! События эти вызвали брожение не только в остальных сателлитах в Восточной Европе, но и в самом СССР. Молотовцы почувствовали в этих событиях смертельную опасность для всей Советской Империи. Страх перед совместной гибелью вновь воссоединил обе группы. Время было слишком серьезное, опасность была слишком велика, чтобы тут же сводить счеты с Хрущевым.   История опять-таки будто еще раз повторялась   Правда, в другом месте и в ином масштабе: когда восставшиий Генерал Корнилов двинул свои войска на Петроград, а судьба правительства Керенского висела на волоске, большевики, в том числе и Молотов, требовали от Ленина - "давайте воспользуемся случаем и покончим с Керенским!" Ленин на это отвечал: "Керенский - наш, он от нас не уйдет, а сейчас - все на Корнилова!" Вероятно, так же думали и молотовцы, когда, капитулировав в Польше, они вместе с Хрущевым с жестокой беспощадностью обрушились на несчастную Венгрию с тем, чтобы потом по-домашнему разделаться и с Хрущевым, ибо "Хрущев - наш, он от нас не уйдет!"   Эти расчеты оказались иллюзорными, хотя судьба Хрущева действительно висела на волоске в эти дни, не потому, что давление оппозиции было велико, а потому, что сам аппарат Хрущева - партийный и полицейский - находился в глубоком кризисе. Если в этом аппарате все еще был человек, который не потерял головы, то этим человеком был сам Хрущев. С невероятной энергией юноши, со сталинским талантом комбинатора и с затаенной хитростью мужика он перевел старую истину Клаузевица на язык политики: "лучший вид обороны - это наступление". И Хрущев двинулся в наступление, резко повернув внимание партии и народа к внутренним проблемам. Причем он избрал такие участки для наступления и такие проблемы для дискуссии, которые были, во-первых, жизненно актуальными для народа, во-вторых, явно провокационными для оппозиции, и, в-третьих, исключительно важными для собственной популярности.   Проблемы эти были следующие:   1) курс на ликвидацию централизованной правительственной бюрократии (уступка "братским республикам" по усилению их Власти и "суверенитета"); 2) освобождение колхозных дворов от натуральных поставок с их личных хозяйств (уступка крестьянству); 3) лозунг "в ближайшие два-три года догнать Америку по производству на душу населения мяса, молока и масла" (уступка рабочим, служащим и интеллигенции).   Вместо подведения итогов польско-венгерских событий Хрущев навязывает группе Молотова дискуссию по этим вопросам. Разумеется, ни по одному из этих вопросов Молотов и Каганович не могут согласиться с установками Хрущева. Они понимают, что курс на децентрализацию есть легальная форма новой чистки, на этот раз чистки от той огромной армии бюрократов, которую Молотов и его сторонники создавали десятилетиями и которая составляла их социальную базу в центре. В отношении крестьянства они по-прежнему стояли на точке зрения Сталина, что всякая уступка крестьянину по линии его личного хозяйства есть удар по колхозному строю, прецедент, который может повести к развалу всей колхозной системы. Что же касается лозунга "догнать Америку в 2-3 года" по продукции животноводства, то такой лозунг они считали демагогической игрой в "популярность" первого секретаря без всяких реальных данных для его осуществления. Но они не хотели открыто дискутировать с Хрущевым на эти слишком "взрывчатые" темы. Они предпочитали дискуссию в закрытых апартаментах Президиума ЦК. И там, конечно, они были все еще сильны.   Но первый секретарь, со свойственной ему бесшабашностью, выносит спорные вопросы из тайников Кремля на открытую всесоюзную арену. Он едет, как выражается советская пресса, "советоваться" с народом. На ряде собраний колхозников, рабочих, служащих и партийных работников он излагает основные пункты своей новой программы и просит народ высказать свое мнение. Это мнение Хрущев, конечно, знает заранее, но ему важно сделать народ гласным арбитром негласных споров в Президиуме ЦК. "Вот, видите, народ думает так, как я думал, а вот вы, товарищи Молотов и Каганович, думаете иначе, значит, вы оторвались от народа!",- заявит им потом первый секретарь.   Что Хрущев при этом по существу повторяет "план Маленкова", за который он его в свое время угробил, дела не меняет. Он учился у Сталина, а Сталин со своими противниками часто поступал так. В этих условиях молотовцам ничего не остается, как проглотить горькие пилюли Хрущева. Но с тем большим упорством они сопротивляются, уже в блоке с Маленковым, против нового, для их судьбы решающего удара - против плана по ликвидации их московской базы бюрократии. В данном случае весь "бюрократический народ" Москвы на их стороне, против Хрущева, решившего ликвидировать около сорока хозяйственных министерств, оставив лишь одни "классические министерства".   Хрущев пробует провести этот план уже на декабрьском пленуме ЦК 1956 года (доклад Булганина), но терпит поражение. Слишком велико сопротивление вождей бюрократии, сидящих в Президиуме ЦК - Молотова, Кагановича, Маленкова, Первухина, Сабурова. Не хотят, вероятно, обострения положения Булганин и Ворошилов. Еще свежи в памяти события в Польше и Венгрии, моральная ответственность за которые приписывается Хрущеву. Пленум принимает компромиссное решение о частичной децентрализации, но московские министерства остаются. Расширяются права местных министерств. Госплан делят на два самостоятельных органа - на Госплан (перспективное планирование) и Госэкономкомиссию (текущее планирование). Но Госэкономкомиссии передают такие административные и оперативные функции, которыми не располагал в центре ни один орган правительства, кроме самого Совета Министров СССР. Первухина назначают главой Госэкономкомиссии, своего рода хозяйственным диктатором СССР.   Из частичной "децентрализации" получился в конечном счете абсолютистский централизм   Не этого добивался Хрущев. Тем более не думал он на этом успокоиться. Он отстраняет от этого дела своего "мягкотелого" друга Булганина и сам берется за него. Выезжает сам и рассылает членов Секретариата ЦК и Бюро ЦК по РСФСР на места, в области и республики, чтобы обработать членов пленума ЦК в нужном направлении. Печати дает задание по-прежнему писать о "ленинском демократическом централизме" и через месяц с лишним созывает после декабрьского пленума новый пленум ЦК (февраль 1957 г.). На этом пленуме Хрущев уже лично докладывает о том, как должна быть проведена децентрализация. Опираясь на уже подготовленное большинство рядовых членов ЦК, Хрущев смело берет реванш: решения декабрьского пленума фактически аннулируются, ведомство Первухина ликвидируется и Президиуму ЦК поручается подготовить проект решения о реорганизации для утверждения на сессии Верховного Совета СССР.   Теперь, после июньского пленума, стало ясно, что победив на пленуме ЦК, в Президиуме ЦК Хрущев опять оказался в положении, при котором большинство, по крайней мере, 6 членов Президиума категорически выступали против его "плана реорганизации" (Молотов, Булганин, Каганович, Маленков, Сабуров, Первухин). Но Хрущев и тут поступает по-своему. Через голову большинства Президиума ЦК 30 марта 1957 года он публикует во всей центральной прессе "Тезисы доклада товарища Хрущева". Уже тогда бросалось в глаза такое необычное название официального документа. Почему "тезисы товарища Хрущева", а не ЦК и Совета Министров, как это делалось раньше? После разгрома группы Молотова выяснилось, что они действительно были "тезисами т. Хрущева", а не всего Президиума ЦК и Совета Министров. Хрущев опять "советовался" с народом, предлагал народу высказать свое мнение, внести дополнения и изменения в эти "тезисы".   "Тезисы" предусматривали ликвидацию всех центральных хозяйственных министерств, переход их многих прав к местным республикам и областям через организацию экономических районов со своими самостоятельными совнархозами, ликвидацию Госэкономкомиссии. Народ "посоветовал" Хрущеву превратить свои "тезисы" в закон. Но борьба большинства Президиума ЦК, то есть группы Молотова, против "тезисов" продолжалась. Правда, ее члены, как люди "дисциплинированные", совершенно не приняли участия "во всенародном обсуждений тезисов", но, продолжая борьбу против них внутри ЦК, они "спасли, что можно было спасать": из около сорока министерств, намеченных к ликвидации, было ликвидировано только двадцать семь. Зато для ликвидации этих министерств Хрущев дал ультимативный срок: через полтора месяца (к 1 июня 1957 г.) чиновники всех двадцати семи министерств должны были покинуть столицу, словно "персоны нон грата".   Хрущев даже прочел этим чиновникам напутственное, хотя далеко не вдохновляющее слово: "Можно не сомневаться,- говорилось во введении к "тезисам",- в том, что эти товарищи правильно поймут проводимые партией и правительством мероприятия и вернутся к живой и организаторской деятельности на производстве".   Очень важной была и вторая победа Хрущева   Под маркой поднятия авторитета и расширения "суверенных прав" союзных республик, он ввел в состав Совета Министров СССР всех (пятнадцать) председателей советов министров союзных республик, людей подобранных и назначенных Секретариатом ЦК КПСС. Теперь первые заместители - Молотов, Каганович, Сабуров, Первухин - и просто заместитель Маленков должны были заседать в правительстве, в котором преобладало хрущевское большинство. Если верить резолюции июньского пленума, группа Молотова продолжала борьбу против децентрализации и после того, когда "тезисы Хрущева" стали законом, утвержденным сессией Верховного Совета. В резолюции говорится: "Они были против расширения прав союзных республик... Антипартийная группа не только не понимала, но и сопротивлялась мероприятиям партии по борьбе с бюрократизмом, по сокращению раздутого государственного аппарата... Эта группа упорно сопротивлялась и пыталась сорвать такое важнейшее мероприятие, как реорганизация управления промышленностью... Эта группа зашла настолько далеко, что даже после одобрения указанных мер в процессе всенародного обсуждения и последующего принятия Закона на сессии Верховного Совета СССР - она продолжала борьбу против реорганизации управления промышленностью".   В середине июня борьба достигла своего высшего драматического пункта. Правда, наши сведения как об этом пункте, так и о самой развязке, исходят из источника победителя. Поэтому вполне естественно, что ход и исход борьбы победитель рисует в том свете, в каком это ему выгодно, тем более, что ведь победители всегда правы! Более или менее цельный рассказ о разыгравшейся драме в Кремле с 18 по 29 июня 1957 года помещен в органе ЦК Итальянской коммунистической партии "Унита" от 8 июля 1957 года в статье его московского корреспондента Джузеппе Боффа.   Источник Д. Боффа - это закрытое письмо ЦК КПСС на имя местных парторганизаций с отчетом о том, как и что происходило во время обсуждения спорных вопросов в Президиуме ЦК КПСС и как проходило само осуждение группы Молотова на пленуме ЦК КПСС. Корреспондент "Униты" говорит, что поскольку к этому письму приложены стенографические протоколы заседаний Президиума ЦК и самого пленума ЦК, то он считает, что официальная версия правильно воспроизводит действительную картину событий, -  "Правда", 30.3.1957. 426 "Вопросы истории КПСС", 1957, No 1, стр. 4-5.    В данном случае для нас важно, что корреспонденция Д. Боффа уже сама является полуофициальным документом, поскольку она напечатана в центральном органе Итальянской коммунистической партии. Вот что рассказывает Д. Бофф со слов своих информаторов из ЦК КПСС. Группа Молотова разработала план удаления Хрущева с поста первого секретаря ЦК КПСС. Воспользовавшись отсутствием трех членов Президиума ЦК, она потребовала созыва заседания Президиума якобы для обсуждения текста речей членов Президиума, которые должны быть произнесены на праздновании двухсотпятидесятилетия Ленинграда. Однако, когда 18 июня Президиум собрался, они немедленно потребовали изменения состава Секретариата ЦК и правительства, заявляя, что политика Хрущева "троцкистская и оппортунистическая". Группа Молотова внесла список предлагаемого ею состава нового руководства и потребовала немедленного голосования.   В этом списке имя Хрущева отсутствовало   Некоторые члены Президиума ЦК выступили против этого требования, заявив, что решение такой важности должно приниматься Президиумом в полном его составе. Им удалось оттянуть голосование до прибытия отсутствовавших членов Президиума. После прибытия этих членов сторонники Хрущева заявили, что принять решение об изменении состава Секретариата ЦК и самого Президиума полномочен только пленум ЦК. Однако Молотов, Каганович и Маленков продолжали настаивать на принятии решения об изменении руководства еще до созыва пленума ЦК и на немедленном опубликовании в печати этого решения вместе с политическим заявлением, текст которого был составлен Шепиловым. Дискуссия по этому вопросу в Президиуме продолжалась несколько дней.   Извещенные об этих событиях, члены ЦК начали съезжаться в Москву и потребовали немедленного созыва пленума ЦК. 22 июня открылся пленум, на котором секретарь ЦК и член Президиума Суслов сделал информационный доклад о событиях в Президиуме ЦК. После Суслова выступили Молотов, Маленков, Каганович и Шепилов с требованием изменения руководства. Однако их требование не получило поддержки со стороны большинства членов ЦК. Почувствовав свою изоляцию, они попытались отступить со своих позиций, но члены пленума ЦК этим не удовлетворились и потребовали удаления всей этой группы из центральных органов партии. Группу Молотова обвинили в попытке захватить Власть нелегальным путем.   Такова информация "Униты". Некоторые дополнительные, но характерные сведения узнал об этих событиях и варшавский корреспондент агентства "Ассошиэйтед Пресс" из руководящих кругов Польской объединенной рабочей партии. Согласно этим сведениям, первая схватка Хрущева с Молотовым произошла на первом же заседании пленума ЦК 22 июня по вопросу о повестке дня пленума.   Желая покончить с группой Молотова, Хрущев внес предложение поставить первым пунктом повестки дня вопрос "О внутреннем положении в КПСС". Молотов, напротив, предложил обсудить первым вопрос "О международном положении в СССР в связи с попытками империалистических путчей в Познани и Венгрии", а также "об отношениях с коммунистическими партиями в Польше, Италии, Японии и США", то есть с теми коммунистическими партиями, руководства которых не присоединились к официальным советским заявлениям об империалистическом характере происхождения восстаний в Познани и Венгрии. Против Молотова немедленно выступил секретарь Свердловского обкома партии Кириленко, заявив, что "виновники той бури возмущения, которая поднялась во всем мире против Советского Союза после венгерских событий, находятся в самой нашей партии" и что "консерватизм группы Молотова привел к восстанию в Венгрии и она же виновата в падении международного престижа Советского Союза после подавления венгерского восстания".   По сведениям тех же польских кругов, на первом заседании, продолжавшемся беспрерывно тридцать пять часов, Хрущев выступил с трехчасовой речью, в которой указал, что антипартийная группа Молотова, Маленкова, Кагановича и Шепилова имела центр в Москве и распространила свое влияние через своих ставленников на весь партийный аппарат в КПСС. Молотов же, используя Министерство иностранных дел и советский дипломатический аппарат за границей, проводил свою личную политику. Он саботировал также примирение между СССР и Югославией, намечавшееся уже в 1954 году, которое задержалось на целый год из-за интриг Молотова.   Таковы сведения из польских кругов   Как корреспонденция московского представителя "Униты", так и информация варшавского корреспондента названного американского агентства, в основном подтверждаются не только текстом резолюции июньского пленума, но и теми подробностями, которые были сообщены членами Президиума ЦК КПСС в их речах в Ленинграде 6 июля 1957 года. Молотов и Каганович стали жертвами собственной школы и по этой линии. Как я рассказывал в первой части этой книги, именно они, вместе со Сталиным, при помощи таких же методов использования "московского актива", свергли в октябре 1928 года руководство Московского комитета во главе с Углановым.   Поведение Хрущева в масштабе всего ЦК лишь свидетельствует о превосходстве талантливого, хотя и неблагодарного, ученика над своими вчерашними учителями. Посмотрим теперь, каково было партийно-политическое лицо того съезда, который открыл Хрущеву дорогу к Власти? По данным секретаря ЦК и председателя Мандатной Комиссии XX съезда Аристова, 69% делегатов XX съезда составляли люди, вступившие в партию после установления единоличной диктатуры Сталина, то есть после ликвидации мыслящей партии.   Свыше 500 делегатов получили должность функционеров после смерти Сталина. Такому съезду Хрущев мог преподнести любую программу и безнаказанно разоблачить кого угодно, если он владеет аппаратом Власти. Вот этот съезд и избрал тот Центральный Комитет, который судил и убрал с партийной сцены своих вчерашних создателей. Стоит только посмотреть на партийное лицо этого верховного судьи, чтобы понять всю глубину падения подсудимых "уклонистов".   Маленков в КПСС - с 1920 г. Каганович в КПСС - с 1911 г. Молотов в КПСС - с 1906 г.   А судьи кто?   Вот партийное лицо ЦК, избранного на XX съезде: Партийный стаж Количество до Октября 1917 г. 6 с 1917 г. по 1920 - 14 с 1921 г. по 1924 - 7 с 1925 г. по 1930 - 44 с 1931 г. по 1937 - 13 с 1938 г. по 1942 - 28 умерло и выбыло 7 не установлено 14 133 человека Итого (вычисления сделаны по мандатным данным:  из 130 членов состава суда над Молотовым, Кагановичем, Маленковым - 124 человека, в том числе и Хрущев, вступили в партию после прихода к Власти большевиков, 110 из них - тогда, когда Молотов, Каганович, а потом и Маленков были секретарями ЦК КПСС. Но зато из общего состава 255 членов и кандидатов этого ЦК 100 человек, или около 40%, были впервые избраны туда на хрущевском XX съезде. Из общего состава 236 членов и кандидатов ЦК сталинско-Маленков-ского XIX съезда 90 человек были вычищены (около 38%), - "XX съезд КПСС. Это был наглядный урок для тех, кто остался от XIX съезда. Вот почему и они единогласно голосовали за Хрущева на июньском пленуме ЦК, - Стенографический отчет", ч. II, Москва, 1956   Подводя итоги июньского пленума, "Коммунист" писал: "Можно сказать без преувеличения, что пленум спас единство. Раскольники не поняли того, что навсегда и безвозвратно устранено то ошибочное положение, которое имелось в период широкого распространения культа личности и при котором принижалась роль ЦК, когда избранные им органы оказывались стоящими над ЦК и брали на себя решение таких вопросов, которые являются исключительно компетенцией пленума ЦК". Под "единством", которое спас пленум ЦК, надо, конечно, понимать "спасение" самого Хрущева.   Но стал ли и на самом деле пленум ЦК таким высшим органом, который диктует свою "коллективную волю" и Секретариату и Президиуму? "Коммунист" утверждает, что дело обстоит именно так. Вот соответствующее место из той же статьи: "Решительный разгром антипартийной группы еще и еще раз подтвердил непоколебимую силу коллективного партийного руководства, все значение того, что не отдельные лица и группы, а авторитетный, коллективный, съездом избранный, орган руководит партией".   Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что такое категорическое заявление как раз подтверждает то, что оно хочет опровергнуть. Бертрам Д. Вольфе в своем блестящем анализе доклада Хрущева в книге "Khrushchev and Stalin's Ghost", стр. 28, приводит другую цифру - 113 человек, или 44 %, впервые избранных в ЦК. Вероятно, он считает вычищенными и тех, кто выведен из ЦК, но остался в Центральной ревизионной комиссии. Кстати, из ЦРК были вычищены 12 человек из общего числа 37, а новых введено 38 человек (общее число членов ЦРК -теперь 63 чел.), - "Коммунист", 1957, No 10, стр. 8, 9.   Сила большевистского руководства всегда заключалась в том, что так называемый законодательный корпус (съезд, пленум) постоянно служит лишь громкой вывеской, полезным прикрытием для оправдания текущей практики исполнительных органов. Партия, съезды, пленумы служат для "голосования" за то, что им преподносит данная исполнительная Власть, независимо от того, кто ее возглавляет - Ленин, Сталин, Маленков, Хрущев или кто-либо другой из ее будущих руководителей.   В этом альфа и омега пресловутого "демократического централизма" Ленина   Один из бывших соратников Ленина С. Дмитриевский рассказывает в своих мемуарах, как Ленин учил Сталина на конференции РСДРП в Таммерфорсе (1905 г.) тому, что такое "демократический централизм" и почему он должен быть ведущим принципом большевистского руководства. До Сталина это учение явно не доходило и поэтому он: "...угрюмо молчал. Ему претил какой бы то ни было демократизм.   - К чему это? - сказал он, когда Ленин в перерыве спросил о его мнении. - Боевая партия должна иметь постоянный состав руководителей, не зависящих от случайности выборов. Разве на войне выбирают начальников?   Ленин усмехнулся:   - Ничего не поделаешь. Новая обстановка - нужно искать и новые формы... Ведь по существу ничего не меняется. Правят не те, кто голосует, а те, кто правят. И уже от умения тех, кто правит, зависит, чтобы они всегда были выбраны...   Сталин все-таки был недоволен. Лишь много лет спустя он понял, что "демократический централизм" - прекрасная вещь, если уметь распоряжаться его аппаратом".   "Отдельные лица" (Хрущев) и "группы" (Секретариат ЦК) "еще и еще раз подтвердили непоколебимую силу" этого главного принципа руководства на июньском пленуме. Этот же принцип лежит в основе создания нового расширенного Президиума ЦК. Но Хрущев сделал и в этом деле шаг вперед и ввел "новшество" в структуру законодательной Власти, на которое формально не отважился сам Сталин. А именно: в новом Президиуме из 14 человек, который по Уставу партии считается высшей законодательной Властью между пленумами, ведущее большинство (11 человек!) имеет Секретариат ЦК - то есть исполнительная Власть, так как, кроме десяти секретарей ЦК, к Президиуму принадлежит и председатель Комитета партконтроля при том же Секретариате, - С. Дмитриевский. Сталин. Берлин, 1931.   [Сергей Васильевич Дмитриевский - из духовной семьи, выпускник Петербурского университета, в прошлом эсер, участвовал в Союзе Возрождения, из которого вышел ввиду несогласия с сотрудничеством с интервентами. В 1919 вступил в РКП(б), управделами Наркоминдела. Сменовеховец, в 1923 году - торгпред в Германии, в 1927 году - советник посольства СССР в Стокгольме), где в 1930 попросил политического убежища. Им написаны книги: "Судьба России" (Берлин, 1930), "Сталин" (Берлин, 1931) и "Советские портреты" (Стокгольм, 1932). В эмиграции стал активным участником "национал-революционных" организаций. Состоял в переписке с Устряловым. В 1937 году якобы вернулся в Россию, где сгинул на просторах ГУЛАГа. Существует предположение, что он был тайным советским агентом. Обладал несомненным литературным даром и острым политическим умом. Сталина понимал как выразителя идеи "национал-коммунизма", подготавливающего почву для рождения новой Российской империи - FV]   Таким образом, Хрущев в лице нового Президиума создал некий "малый пленум ЦК", всецело находящийся под контролем Секретариата   Это "новшество", по которому "законодательная Власть" не столько "слита", сколько поглощена "исполнительной" Властью, гарантирует от случайностей непредвиденного "бунта", в Президиуме, как это было в старом Президиуме, где исполнительная Власть имела из 11 голосов только три голоса (Хрущев, Суслов, Кириченко). Не менее важно и другое обстоятельство. Постоянная апелляция к пленуму ЦК, как к арбитру, не только неудобна практически, но и опасна политически. При таком положении пленум ЦК действительно может присвоить себе "компетенции", которые, Правда, ему положены по Уставу, но которые не могут быть допущены на практике, если Хрущев хочет избежать участия Молотовых и держать руль правления в партии и Государстве в своих руках.   В персональном подборе людей Хрущев поступил точно так же, как поступал Сталин. Ведь это Хрущев говорил: "...предложение (Сталина) после XIX съезда об избрании 25 человек в Президиум Центрального Комитета было направлено на то, чтобы устранить всех старых членов из Политбюро и ввести в него людей, обладающих меньшим опытом, которые бы всячески превозносили Сталина". После смерти Сталина этот Президиум был разогнан, но теперь Хрущев из подобранных Сталиным "неопытных" людей вернул в члены и кандидаты Президиума 8 человек (Аристов, Коротченко, Куусинен, Шверник, Брежнев, Игнатов, Косыгин и Суслов, который был возвращен еще в 1955 г.), прибавив к ним несколько других лиц, еще менее "опытных", но зато, вероятно, еще более преданных самому Хрущеву.   Если же рассматривать членский состав нового Президиума с точки зрения представительства в нем высших корпораций советского общества, то в нем отсутствуют представители тех социальных групп, которые при Сталине всегда присутствовали: политическая полиция, армия, руководители промышленности, профсоюзы. Кандидатский состав Президиума ЦК тоже подобран почти из одних партаппаратчиков. В нем также не представлены полиция, армия, профсоюз и комсомол. Зато из десяти кандидатов 5 человек находятся в прямом подчинении Секретариату ЦК, - Н.С. Хрущев. "Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС", стр. 58.   Принцип преобладания исполнительной Власти над законодательной и здесь выдержан в той же пропорции, что и в членском составе Президиума. После пленума ЦК по стране, на партийных собраниях и на митингах беспартийных, прошла большая пропагандная кампания против "раскольников". О Молотове, Кагановиче, Маленкове говорилось не только как о "заговорщиках" против руководства ЦК, но и как о людях, которые были лишены каких-либо государственных способностей.   Председатель Госплана РСФСР Байбаков утверждал: "Претендуя на роль теоретика в партии, Молотов давно потерял связь с учением Ленина. Он не разбирался в существе того или иного вопроса". Или: "Каганович показал себя человеком, неспособным осуществлять руководство теми участками, которые ему поручались. Он настолько отстал и не разбирался в технической политике нашей страны, что дело иногда доходило до анекдотов". Министр сельского хозяйства СССР Мацкевич утверждал: "Маленков тормозил решение коренных вопросов развития сельскохозяйственного производства... В то же время в целях саморекламы и приобретения дешевой личной популярности Маленков пытался приписать себе меры, которые были приняты ЦК КПСС по снижению сельскохозяйственного налога..." Или: "Молотов, проявляя консерватизм и косность, не только не понял необходимости освоения целинных земель, но и упорно сопротивлялся проведению этого важнейшего мероприятия..." Или: "Каганович, совершенно не зная сельского хозяйства, тем не менее выступал против политики партии в вопросах сельского хозяйства"433. Так пишут вчерашние ученики о своих учителях, которых во всех "энциклопедиях СССР" десятилетиями величали "выдающимися руководителями КПСС" и "талантливыми организаторами социалистического строительства".   С такой же пропагандой люди Хрущева двинулись и в "народ", - "Правда", 4.7.1957, "Правда", 12.7.1957. Здесь основной упор делали на то, что Молотов, Каганович и Маленков были против поднятия жизненного стандарта трудящихся.   Реакция при этом всегда была самая желательная   Один советский писатель передает разговор двух колхозников, который он якобы подслушал на берегу Дона: " - Одного я никак не разберу,- медленно говорил человек в гимнастерке,- чего они добивались, чего им нужно было? Разве же они знали, что желается нашему брату, колхознику? Разве тот же самый Маленков или, скажем, Каганович ездили по колхозам или же беседовали по-свойски с народом? Ничего они не ездили, сидели по кабинетам, как суслики в норках. Посадить бы их с вилами на лобогрейку, они бы узнали, как народу хлебушек достается,- хмуро сказал второй... Дело не в лобогрейке,- перебил первый...- Дело, брат ты мой, в том, что они про нашу жизнь только по бумажкам знали, да по кино. Народу очки не вотрешь, обманом не возьмешь. То-то и оно. Народ теперь грамотный стал"   К осуждению антипартийной группы Молотова Хрущев вновь вернулся на сентябрьском и декабрьском пленумах ЦК 1958 года. Только тогда впервые было сообщено, что к антипартийной группе принадлежал и Булганин. Наконец, на XXI съезде в январе - феврале 1959 года люди Хрущева сообщили, что к группе Молотова принадлежали еще и два других члена Президиума ЦК - Первухин и Сабуров. Таким образом, выясняется, что из 11 членов Президиума 6 человек твердо голосовали за снятие Хрущева (Булганин, Молотов, Маленков, Каганович, Первухин, Сабуров), и это законное большинство Президиума ЦК было вполне правомочно снять Хрущева.   Причем, какова была позиция Ворошилова, остается неясным и сейчас. Но Хрущев сумел объявить это большинство "меньшинством", да еще исключить его из ЦК партии. "Презренная, предательская, подлая, мерзкая группа заговорщиков" - таковы эпитеты, которыми награждали группу Молотова на XXI съезде. Более того, съезд потребовал от членов группы Молотова выступить с покаянными речами, как это делалось во времена Сталина. Наиболее настойчиво это требование выставил новый выдвиженец Хрущева первый секретарь Ленинградского обкома партии И. Спиридонов. Он заявил: "И если до сих пор с участников этой группы был суровый спрос со стороны ЦК, то следует не менее сурово и строго держать ответ перед высшим органом партии - перед съездом, особенно тем, кто еще остался в составе ЦК. , - "Литературная газета", 25.7.1957, очерк В. Закруткина.   Все вы знакомы с выступлением Булганина на декабрьском пленуме ЦК. Вспомните, как он характеризует своих соучастников по антипартийной группе. Молотов - оторвавшийся от жизни человек; Каганович - фразер, что в переводе на русский язык означает болтун; Маленков - интриган, способный на любую мерзость. Мы можем поверить Булганину, что эти характеристики сложились у него уже давно, так как он работал с этими людьми не год и не два, а добрых два десятка лет. Как же в такую семью "дружных ребят" попал Булганин" . Но на съезде с покаяниями выступил только один Первухин. Молотов, Каганович, Маленков и даже участвовавший в работе съезда Сабуров отказались выступить или подать заявления с покаяниями.   Все делегаты с понятным единодушием подчеркивали мудрость и личные заслуги Хрущева, "стоящего во главе партии, ЦК и его Президиума". Заместитель Председателя Совета Министров СССР Д. Устинов приписал Хрущеву не только политические успехи ЦК, но и научно-технические успехи русских ученых. Он заявил: "Успехами по созданию и запуску искусственных спутников Земли и космической ракеты мы прежде всего обязаны Президиуму ЦК и лично Н.С. Хрущеву".   Бесславное "коллективное руководство" скончалось столь же бесславно   Но группа Молотова кончит либо в Кремле, либо на Лубянке. Каковы же были мотивы выступления группы Молотова против хрущевского руководства в освещении официальной пропаганды? Заместитель Председателя Совета Министров СССР Косыгин отвечает: "Основным мотивом в их антипартийных действиях была личная обида, амбиция. Они считали, что в их руках мало Власти". Другими словами, то была голая борьба за Власть между двумя группами в одной и той же коммунистической олигархии. С таким утверждением можно согласиться только отчасти. Что всякая политическая борьба есть борьба за Власть - это азбучная истина. Но если Власть не самоцель, а средство к осуществлению определенной политики, то заявление Косыгина ничего не объясняет, - "Правда", 30.1.1959. 436"Правда", 5.2.1959, "Правда", 4.7.1957.   Конечно, у группы Молотова не было и не могло быть другой программы, чем программа Хрущева. Соревнующиеся группы спорили не о программе, а о тактике, не о "генеральной линии" в идеологии, а о методах ее проведения, не о реформах, а о темпах и масштабе их осуществления, даже не о Сталине, а о сталинизме. Группа Молотова смотрела дальше и глубже в отношении тех последствий, которые вытекают из похода Хрущева против сталинского наследства. Они слишком хорошо понимали, что нынешний режим в СССР может держаться лишь как сталинский режим или он вовсе погибнет. Его можно и нужно корректировать и модернизировать, но нельзя подвергать ревизии его ведущие методы.   Если идеал правления у Хрущева, как и у Молотова, остается старым - неограниченная диктатура парт-олигархий, то тогда сталинская система правления, независимо от личных качеств покойного учителя, должна сохраниться как самая совершенная, как самая универсальная из всех доселе известных тиранических систем. Поэтому всякая критика сталинизма, а тем более сталинских методов, есть покушение на самоубийство. Короче, люди, обязанные по самой природе режима управлять по-сталински, не могут осуждать сталинские методы, - вот вся "философия" группы Молотова.   Не просто жажда Власти (они ее имели достаточно), а обоснованный страх за гибель режима, - таким мне кажется внутренний мотив "антипартийных действий" группы Молотова. В лице Хрущева они видели вернейшего могильщика этого режима. Поэтому вся их борьба и была сосредоточена вокруг личности первого секретаря.   Семь дней они бились на пленуме, чтобы доказать недоказуемое: не ЦК существует для секретаря, а секретарь для ЦК   Члены группы Молотова надеялись в этой борьбе на свой моральный капитал, авторитет и заслуги в прошлом. Но эти надежды оказались напрасными. Партия, которая вчера развенчала на весь мир своего полубога, показала сегодня достаточный внутренний иммунитет против угрызений совести, когда надо было покончить и с его главными апостолами. Сталин, Молотов, Каганович и Маленков учили эту партию служить не идеалам социального общежития, а людям партийного аппарата.   И она служит. Ничто не сможет свести ее с этого пути - ни логические аргументы, ни былые заслуги былых вождей, ни их грозные предупреждения об опасности. В довершение всего этого, они проглядели и тот колоссальный психологический переворот, который новый вождь произвел в сознании партии и страны своим развенчанием Сталина. Они и после этого упорно цеплялись за вчерашний день партии. Они даже не заметили, что тем временем первый секретарь властной рукой открыл новую главу в истории той же самой коммунистической партии.   Хрущев - этот "перманентный" революционер по натуре - хочет войти в историю России как ее великий коммунистический реформатор. Сталин обещал сытную жизнь правнукам, Хрущев хочет накормить русский народ еще при своей жизни. Вот если это ему удастся, а к этому он стремится совершенно искренно, то тогда кончится и его историческая миссия: сытые люди начнут заниматься политикой.   Лучше Хрущева еще никто не выразил этой "марксистской истины", когда он, в беседе с советскими писателями, заявил: "Я знаю таких людей, которые ходят в теоретиках, а по сути дела вся их теоретическая "мудрость" сводится к жонглированию по поводу и без повода цитатами из высказываний классиков марксизма-ленинизма. Выдавая себя за теоретиков, подобные горе-ученые не могут понять такую важную марксистскую истину, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться прежде, чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой и искусством", - "Коммунист", 1957, No 12, стр. 17.   Я от души желаю успеха в практическом претворении в жизнь этой истины. Желаю потому, что убежден в правоте мудреца: революцию делают не голодные люди, а сытые, которых не накормили лишь один день Содержание Большевики   www.pseudology.org