М.: Издательство "Эксмо", 2003. — 480 с, илл. ISBN 5-699-01995-2
Владимир Александрович Крючков
Личное дело
Глава 3. Годы в Разведке 81, начало
81
Мною было дано немало интервью средствам массовой Информации — отечественным и зарубежным, опубликован ряд статей по вопросам деятельности Комитета Госбезопасности. Затем следовали многочисленные выступления в печати руководящих и рядовых сотрудников органов в центре и на местах, встречи с представителями общественности.

Разумеется, своими воспоминаниями я не должен причинить вреда никому лично и разведслужбе в целом. Поэтому не буду называть многих имен, опущу ряд конкретных операций, дел и стран. Если кому-нибудь из моих бывших "однополчан"-Разведчиков доведется прочитать эти воспоминания, я уверен, они без труда узнают себя и в душе, возможно, дополнят их другими деталями, эпизодами, историями, которые мною опущены то ли в стремлении рассказывать о самом главном, то ли по причине несовершенства памяти.

В Комитете Госбезопасности СССР я проработал в общей сложности 24 года и три месяца, из них более 17 лет в Разведке: три года был первым заместителем начальника Первого Главного управления и затем в течение 14 лет — руководителем ПГУ. Правда, после августа 1991 я числился в органах Госбезопасности формально, был уволен в отставку 4 октября 1994 года.

До сих пор считаю, что годы, проведенные в Разведке, являются самыми яркими в моей жизни. Для меня это был период творческого подъема, становления не только как профессионала, но и как[?] Политика. Огромный объем Информации, который ежедневно стекался ко мне, позволял не только быть в курсе международных событий, но и взглянуть как бы со стороны, с разных точек зрения на процессы, происходившие в нашей стране. Думаю, что в этом плане именно Разведка предоставляет поистине уникальные возможности.

В Первое Главное управление я пришел по приказу Андропова летом 1971 года, хотя принципиальное решение на этот счет Юрий Владимирович принял задолго до этого, ещё в июле 1970 года. Целый год он не решался отпустить меня с должности начальника Секретариата КГБ СССР, все подыскивал, как он говорил, подходящую замену.
82
Да и после того, как на мое место кандидатура была найдена, у председателя все ещё оставались сомнения — ведь к тому времени мы проработали с ним бок о бок уже 17 лет, сошлись, привыкли друг к другу, и предстоящее "расставание" для нас обоих было сопряжено с необходимостью преодоления определенного психологического барьера.

Но решение в конце концов все же созрело, этому в немалой степени способствовали постоянные просьбы тогдашнего начальника ПГУ Сахаровского, который собирался уходить на пенсию. Да и заместители председателя Комитета поддерживали его предложение, настоятельно советовали Андропову отпустить меня.

Памятный для меня разговор накануне назначения состоялся июньским вечером 1971 года, когда были завершены все неотложные дела, умолкли телефоны и у Юрия Владимировича, как всегда в такое время, появилась возможность спокойно поговорить по душам.

— Ну что ж, больше тянуть нельзя, пора определяться с твоей дальнейшей работой. На меня давят со всех сторон, да я и сам понимаю, что в ПГУ действительно нужен свежий зам. Ты подходишь со всех точек зрения, хотя и здесь ты мне нужен тоже. Как сам-то думаешь?

Я искренне ответил, что готов на любой вариант: Разведка, конечно, манит новизной, привлекает в профессиональном отношении, но мне тоже не по себе от мысли, что работать придется на некотором удалении друг от друга. Я не скрывал от Андропова и испытываемых мной опасений, поскольку нетрудно было представить, как сложна работа в Разведке, а позади уже большая часть трудовой жизни. Андропов промолчал, но я понял, что решение он уже принял, Причём ещё до нашего разговора.

Вот так я стал Разведчиком. Вернее, стал-то я им значительно позже, после того как освоил премудрости этой сложной и весьма необычной (хотя и говорят, что она одна из древнейших) профессии, а пока с головой окунулся в работу, стараясь побыстрее входить в дела.

Знакомство с подразделениями, заслушивание резидентов, других сотрудников Резидентур и центрального аппарата, тщательное изучение проводимых операций быстро расширяли мои познания.
83
Складывались первые впечатления о Разведчиках. Высокообразованные, компетентные, ищущие, работают не за страх, а за Совесть, переживают за дело, за неудачи, а их, с сожалению, у Разведчиков случается немало. В случае провала быстро берут себя в руки и идут; к новым целям. Почти у всех неплохие знания о стране, по которой работают, хорошее владение иностранными языками. Но одно качество меня наполняло особенным чувством удовлетворения: ради дела, решения задач подавляющее большинство Разведчиков готовы были пожертвовать карьерой, личным благополучием.

С самого начала поставил перед собой цель вникнуть в задачи каждого оперативного работника, во все детали разведывательной деятельности. Тот участок, курировать который мне поначалу поручили — европейские оперативные отделы, архивный отдел, информационно-аналитическое управление, а затем и отдел по сотрудничеству с соцстранами (кроме КНР, Кубы и Вьетнама), — позволил близко познакомиться с важными сторонами деятельности Разведки, характерными для работы на других участках, в том числе и на главном направлении, которым всегда считалось американское.

В целом в ПГУ меня приняли хорошо, хотя и с некоторой настороженностью: пришел, мол, человек председателя, будет устанавливать свои Порядки (хотя этого как раз я делать и не собирался). Некоторому предубеждению против меня способствовало и то обстоятельство, что сразу же поползли слухи о моем скором назначении на должность начальника ПГУ.
Мне трудно сказать, действительно ли Андропов переводил меня в ПГУ с таким дальним прицелом, но решение на этот счет вскоре действительно у него созрело, и долгое время это оставалось тайной, пожалуй, только для меня. Важнее было другое — преодолеть отношение к себе как к человеку со стороны, не прошедшему азы разведслужбы, никогда не работавшему в поле. Разведка ведь всегда отличалась своей кастовостью и определенным снобизмом.
84
Работа Разведчика сопряжена с реальной, практически повседневной опасностью, требует крайнего напряжения физических и интеллектуальных сил, воли, мужества и абсолютного самопожертвования. И это не пустые слова. Разведчик вынужден жить двойной жизнью — та, реальная, скрыта от чужих глаз, а на поверхности лишь маска, расставаться с которой на Людях не просто нельзя, но и опасно.
 
Лишь немногие будут в курсе его достижений и успехов: даже самые близкие Люди, жена и дети, так никогда и не узнают, какие подвиги подчас совершает их муж и отец. А вот всю тяжесть провала они всегда испытывают на себе — ведь в лучшем случае за этим следует Выдворение из страны, а то и тюремное заключение, долгие годы тревожного ожидания. Случается, что платой за поражение является жизнь...

Непременное качество Разведчика — высокая общеобразовательная подготовка, интеллектуальный уровень. Наличие как минимум двух высших образований — общегражданского и специального разведывательного — во многом предопределяет личность Разведчика, помогает ему в политическом и профессиональном диалоге с иностранными представителями, делает его интересным, привлекательным собеседником.

Деляческий подход к Разведке неприемлем, более того, пагубен, он намного сократил бы её эффективность, сузил возможности по привлечению и сотрудничеству лиц, симпатизирующих или, напротив, враждебно настроенных к нашему Государству.

Разумеется, всему, что нужно Разведчику, не научишь, многие качества должны быть попросту врожденными, но специальная подготовка играет большую роль. Разведка имеет свой институт по подготовке кадров с давними традициями. Началось с небольшой школы ещё до войны, сегодня это первоклассное высшее учебное заведение, которое готовит кадры с разносторонними знаниями, отличной профессиональной и языковой подготовкой. Институт в определяющей мере удовлетворял потребности органов Госбезопасности в кадровых Разведчиках.
 
В нём осуществлялась также переподготовка сотрудников Первого Главного управления, велась научно-исследовательская работа. В штате института доктора, кандидаты наук, в его распоряжении многочисленные научные труды, учебные материалы. В 1984 году после Смерти Андропова институту было присвоено его имя.
85
Есть ещё один, чисто психологический аспект, который играет важную роль в Судьбе Разведчика. Ведь ему суждено постоянно нарушать большинство библейских заповедей, действовать вопреки всему тому, чему учили с детства. Представьте себе "шпиона", который свято следует завету "не укради", или говори только Правду, как этого требовали с детства! В том-то и дело, что ему приходится — в высших интересах дела, разумеется, — постоянно идти на такие поступки, которые в обычной жизни, мягко говоря, не украшают человека. И тут ни в коем случае нельзя перейти грань, чтобы не превратиться в циника, сохранить чистоту души и веру в идеалы.

Должен сказать, что в разведслужбах разных стран эта общая для них проблема решается по-разному, а от этого в общем-то напрямую зависит и результативность их деятельности. Одна лишь грубая сила, беспринципность, лозунг "цель оправдывает средства" не только не могут принести должного результата, но и являются главным уязвимым местом в работе ряда спецслужб, причиной морального разложения кадров, многих поражений. Именно поэтому советская Разведка всегда уделяла большое внимание воспитательной работе, мы выработали своеобразный кодекс поведения, правила игры, если хотите, от которых никогда не отступали.

В последнее время с этим стали считаться и наши противники, из арсенала даже самых жестких и беспардонных спецслужб, к числу которых я отношу прежде всего спецслужбы США и ФРГ, мало-помалу стали исключаться наиболее бесчеловечные методы работы. Думаю, что в перспективе они вполне могли бы уступить место более цивилизованным формам борьбы!

До самого последнего времени идут споры о том, следует ли смешивать разведывательную деятельность с Политикой. Мне подобные споры представляются беспредметными и даже странными. Разведывательная деятельность — это неотъемлемая часть Политики, но ведется она особыми, специфическими средствами и способами, и поэтому всю полноту ответственности за неё должны нести Политики, руководители страны самого высокого уровня.
86
Назначение в свое время Буша, бывшего председателя национального Комитета республиканской партии, на пост директора ЦРУ подтвердило, по крайней мере в США, как правоту такой точки зрения, так и плодотворность тесного переплетения разведывательной и политической деятельности.

Выступая в Нью-йоркском клубе коммерческого факультета Гарвардского университета, Буш-старший признавал, что "тайная разведывательная деятельность необходима как альтернатива посылке морских пехотинцев". Ещё более примечательны на этот счет высказывания Киссинджера. "Наша Политика по установлению более рациональных и надежных отношений с Советским Союзом, которую принято называть Разрядкой, — говорил он, — оказалась бы невозможной без надежных разведывательных данных". И ещё: "Деятельность Разведок имеет решающее значение для будущего нашей страны... Не имея эффективного разведывательного потенциала, Соединенные Штаты окажутся ослепленными и беспомощными".

Другой вопрос, какими методами действует Разведка. Убийство неугодных политических и общественных деятелей, организация заговоров, переворотов, экономический саботаж и блокада и другие такого рода способы были взяты на вооружение многими спецслужбами капиталистических стран, в том числе и Соединенных Штатов, что в общем-то и не скрывалось. Бывший директор ЦРУ Колби в 1976 году признавал, что возглавляемая им американская Разведка пыталась организовать покушение на Фиделя Кастро, но это не удалось.

В последнее время американские официальные лица говорят в открытую об организации не одного десятка покушений на Ф. Кастро, Причём это преподносится как нечто обычное, соответствующее нормам международной жизни. Более того, высказывается сожаление по поводу этих неудавшихся попыток физически убрать кубинского лидера, поскольку удачное покушение сняло бы многие проблемы для США. Американская сторона не без гордости признает факт своего участия в свержении режима Альенде в Чили, вмешательство в дела на Гренаде, в Панаме, в ряде других латиноамериканских, африканских, азиатских, арабских стран. На все эти акции, называемые тайными, с согласия высшей исполнительной и законодательной власти выделялись специальные средства.
87
Такая практика идет ещё со времен Даллеса, считавшего, что "в тоталитарном Государстве убийство может оказаться единственным средством для свержения современного тирана". Разумеется, право решать, какое Государство считать тоталитарным, а какого руководителя — тираном, автор этих слов целиком присваивает себе.

В 1976 году известный американский политолог Тейлор Бренч на страницах журнала "Нью-Йорк таймс мэгэзин" утверждал: "Достопочтенные джентльмены из ЦРУ разрабатывали планы убийства неугодных деятелей вместе с гангстерами из мафии".

Итак, с одной стороны тайные акции, с другой — порождаемая ими бесконтрольность спецслужб. Есть ли какой-нибудь выход из создавшегося положения? Есть — подвести легитимную основу под деятельность разведывательных служб в национальном и международном масштабе. Ни одно уважающее себя Государство, облеченное естественной ответственностью за свою безопасность, не откажется от разведывательной деятельности, и потому на смену лицемерию должна прийти узаконенная Разведка с выполнением ею своих функциональных обязанностей в допустимо приемлемых для межгосударственных отношений рамках.

В 1981 году Рейганом было издано так называемое распоряжение по Разведке относительно функций и обязанностей руководителей министерств и ведомств по оказанию помощи Центральному разведывательному управлению. По этому распоряжению главы всех министерств и ведомств должны в соответствии с законом и Порядками, одобренными министром юстиции, обеспечивать директору ЦРУ доступ ко всей Информации, необходимой для удовлетворения Соединенных Штатов в разведывательных сведениях, и надлежащим образом рассматривать обращения директора ЦРУ об оказании соответствующей поддержки деятельности разведывательных органов. По полученным нами в то время сведениям, далеко не все в вашингтонском руководстве поддерживали этот шаг своего президента.
88
Ничего подобного советским законодательством не предусматривалось. Не было даже практики запросов в министерства и ведомства о направлении в Разведку Информации, материалов, документов, справок по отдельным вопросам. Но поскольку нужда в таких материалах была, то нашей Разведке волей-неволей приходилось вести настоящую разведывательную деятельность в своих же государственных и общественных организациях, что, разумеется, не укладывалось ни в какие правовые нормы. В этом отношении американская практика выгодно отличалась от советской. Кстати, наша Разведка пыталась воспользоваться американским опытом, но это нам не удалось — мы не были поняты.

Центральное разведывательное управление и остальные Разведки США вообще чувствовали себя куда вольготнее, в том числе и материально, чем Разведки — внешнеполитическая и военная — Советского Союза. Так, советская Разведка финансировалась в строго определенных центральными инстанциями рамках — ни больше, ни меньше. По данным же, которыми располагала советская Разведка, разведывательные органы США, включая Агентство национальной безопасности, весьма существенную часть своих средств получали из "черных" фондов, в частности за счет бюджета Пентагона. Причём эти расходы ни в каких официальных сметах не фигурируют, не говоря уже о расходах на тайные операции, полная стоимость которых никогда не была известна общественности и вряд ли когда-либо станет достоянием Гласности.

Нет большего заблуждения, чем высказываемая иногда точка зрения, что Разведка якобы вносит напряженность в межгосударственные отношения. Разведывательная деятельность действительно может быть причиной эпизодического осложнения в отношениях между теми или иными Государствами. С этим согласиться можно. Однако практика показывает, что такие осложнения носят временный характер и существенным ущербом не оборачиваются. Но вместе с тем именно Разведка способна содействовать смягчению напряженности и укреплению доверия, снимая неоправданные подозрения и тем самым внося ясность в сложные ситуации.
89
Соединенные Штаты всегда выступали за большую "прозрачность" в военной области, добивались на переговорах по разоружению принятия самых строгих мер контроля, отмечая важность этого фактора для предотвращения обхода достигнутых договоренностей и поддержания тем самым стратегической стабильности. В век научно-технической революции для поддержания паритета особенно важно исключить возможность неожиданного появления в руках одной стороны принципиально новых видов оружия с невиданной до сих пор мощью. Но ведь Разведка и здесь способна сыграть первостепенную роль. Наличие Разведок уже конституциировано практически во всех странах, где эти службы есть. Контакты между различными странами по линии Разведок говорят о наступлении времени, когда их деятельность может быть узаконена межгосударственными соглашениями, что послужит важным шагом на пути к признанию разведслужб институтом международного права и несомненным фактором стабильности. Собственно говоря, речь идет о том, чтобы признать и узаконить давно уже существующую реальность, и не более того.

Под влиянием перемен в мире в последние годы стали устанавливаться контакты между руководителями спецслужб. Считаю подобную практику нормальным, полезным явлением. Контакты помогают лучше понимать друг друга, смягчать удары, предупреждать неприятные ситуации. В ходе обмена мнениями по политическим проблемам раскрываются взгляды сторон, тут и совпадения, и совершенно различное видение событий, и несовместимость интересов. Последнее наиболее важно, в итоге оно определяет все остальное.

Естественен интерес к личностям. До прямого контакта думаешь о том, кто по ту сторону, только как о противнике, он ведь работает против тебя, твоя же задача переиграть его в интересах своего Государства. Степень его знаний о тебе, твоей организации, как правило, — тайна, и потому неизвестно, кто перед тобой вдруг окажется.

90
Первый контакт официального представителя советской Разведки с руководителем Центрального разведывательного управления США Гейтсом состоялся в декабре 1987 года в Вашингтоне во время посещения этой страны Горбачёвым. Тогда я был в числе сопровождавших его лиц. Неофициальная встреча с Гейтсом состоялась в одном небольшом ресторане с участием в общей сложности шести человек. Когда мы расселись, я в полушутливой форме заметил, что до сих пор мы работали друг против друга под столом, теперь же сидим за столом и ведем оживленную беседу.

О Гейтсе впечатление складывается не сразу. Раскрывается он со временем, часто отмалчивается, вопросы задает прицельные, жестами, обрывками фраз дает понять, что ему известно о собеседнике больше, чем последний думает.

На вопрос, что из спиртного подать к столу, я попросил виски. На это Гейтс заметил, что знает даже сорт виски, который предпочитает начальник советской Разведки. Он действительно знал. Я заметил, что это не такая уж важная тайна, но, во всяком случае, он не мог узнать её от тех из наших, кто перешел на службу к американцам, поскольку ни с кем из них я никогда не выпивал.

Участники встречи избегали разговоров по существенным вопросам, беседа велась вокруг познавательных, но близких нам тем, связанных с Советским Союзом и Соединенными Штатами. Спустя пару лет, в 1990 году, Гейтс посетил Москву в качестве гостя американского посольства (Гейтс был директором ЦРУ в 1991-1993 годах). У нас состоялась встреча в гостевом доме Комитета Госбезопасности в центре Москвы, в Колпачном переулке.
 
Гейтс — специалист по Советскому Союзу, по истории нашего Государства, увлекается периодом Ивана Грозного, Петра Первого, имеет научные труды. Американский собеседник проявил, и это было заметно, повышенный интерес к национальному вопросу. Он прямо спросил, не хочу ли я узнать точку зрения ЦРУ на то, что будет с Советским Союзом в 2000 году — начале будущего века. Из его скупых слов можно было понять, что он сомневается, сохранится ли к тому времени СССР. Гейтс выразил намерение передать нам соответствующий аналитический прогноз, подготовленный в ЦРУ США.
91
Я, разумеется, сказал, что мы с признательностью восприняли бы передачу такого материала и сообщили бы свою точку зрения на него. Этот материал так и не был передан нам американской стороной, хотя в Вашингтоне мы находили возможность напомнить об этом Гейтсу.

Конечно, такому разговору с Гейтсом было придано большое значение, его серьезность и важность не вызывали сомнений в нашей службе. Думал я о трагическом прогнозе для Советского Союза и тогда, когда произошел его развал. Правда, Гейтс говорил о более позднем сроке: случившееся опередило развитие событий примерно на 10 лет!
 
Нашлись ловкие исполнители, которым оказалось по плечу приблизить трагедию, осуществить её значительно раньше и масштабнее.

Гейтс — выразитель интересов тех, кому верно служил многие годы, он патриот Америки и воспитывался в годы господства "холодной войны", когда Советский Союз считался врагом США номер один. Гейтс исходил из объективного несовпадения интересов США и СССР, не без основания усматривал в нашей стране главное препятствие на пути Америки по распространению и усилению влияния в мире. Он всегда нелояльно относился к Советскому Государству, стоял на экстремистских позициях и впредь будет делать все для усугубления развала Союза и, можно с уверенностью предположить, дальнейшего ослабления и самой России.

По имеющимся данным, Гейтс настороженно относился к возможному тесному сближению СССР и Китая, усматривая в этом опасность для США. Последнее характерно не только для Гейтса. Опасность развития советско-китайских отношений для Америки усматривали и предшественники Гейтса на посту директора ЦРУ. Тут следует исходить из реального представления в Вашингтоне о линии Москва — Пекин. Надо полагать, что в обозримом будущем в этом вопросе изменений в американской позиции не произойдет.

Встречался я и с бывшими директорами ЦРУКолби (возглавлял эту организацию в 1973-1976 годах) и Тернером (1977-1981) — во время их приезда в Москву в 1990- 1991 годах как частных лиц.
92
И при одном и при другом американская Разведка добилась существенных успехов в приобретении Агентуры из числа советских граждан, в том числе среди сотрудников наших внешнеполитической и военной Разведок. Оба усматривали в Советском Союзе главного противника США, вели огромную работу по бывшим социалистическим странам и в Государствах третьего мира. Таким образом, в принципиальном плане различий между всеми тремя названными директорами ЦРУ нет.

Посещение Тернером и Колби Советского Союза было вызвано их желанием лично увидеть главного противника по разведывательной работе и посмотреть, что же с ним происходит. Они проявили неподдельный интерес к идущим у нас процессам, не скрывали своего удивления и непонимания. В центре их внимания опять-таки был национальный вопрос, отношения между республиками. Тернер в то время писал книгу о своей работе в Разведке и попросил меня написать короткий комментарий, если мне память не изменяет, ко второму изданию книги, что я и сделал, и он был помещен в книге.

Методы работы Центрального разведывательного управления никогда не отличались корректностью, или, образно говоря, интеллигентностью. Скорее они были и остаются хитрыми, скрытными, изощренными, изворотливыми и нередко откровенно грубыми. Так, в вербовочной работе всегда преобладают натиск, прямой разговор, откровенное предложение в лоб о сотрудничестве. Не могу привести ни одного примера тонкой, кропотливой, длительной обработки интересующего американскую Разведку иностранца с целью его мягкого, плавного привлечения к сотрудничеству.
 
Руководители ЦРУ, как правило, придерживались именно жесткого подхода к решению оперативных задач. В качестве наиболее яркого примера можно назвать стиль работы Тернера, который, видимо, в силу своего характера предпочитал в работе не изощренные методы, а по-военному недвусмысленные способы решения оперативных задач. Видимо, сказывалась его военная закваска: служба в армии, адмиральское звание. В чем-то он был похож на своего президента Картера, при котором и возглавлял ЦРУ.

Тернер и Колби положительно отзывались о нашей стране, её культурной жизни, в частности о театрах. Москва и Ленинград произвели на них впечатление оживленных, красивых, полных содержательной жизни городов. По-моему, они на это не рассчитывали. Примечательна в этом отношении фраза, брошенная Колби в беседе со мной: "А вы знаете, Социализм не так уж плох!"
93
Думаю, что мои встречи с Гейтсом, Тернером, Колби, контакты КГБ с представителями американских спецслужб на разных уровнях положили для КГБ начало более широких связей по этой линии не только с американцами, но и с представителями других стран.

Надо признать, что к назначению на должность руководителей ЦРУ, ФБР и других спецслужб в Вашингтоне неизменно подходили весьма основательно как в периоды республиканского, так и демократического правления. С точки зрения национально-политических интересов страны, определяемых существующим режимом, в этом вопросе никаких зигзагов не было.
 
Это в последние месяцы существования Советского Союза, а затем в России, как и в других странах — членах СНГ, в смутные 90-е годы на руководящие посты в органах Госбезопасности назначались приверженцы откровенно противоположных социально-политических взглядов, Причём с нулевой профессиональной компетентностью в этой области. Именно такие Люди сначала парализовывали, разрушали деятельность вверенных им спецслужб, а затем направляли их усилия на подрыв устоев "тоталитарного" Государства, а фактически на разрушение Государства как такового. Ничего подобного в Соединенных Штатах никогда не наблюдалось.

Из директоров ЦРУ — профессионалов стоит выделить Уильяма Кейси. Рейган хотел видеть ЦРУ более мощной организацией (или ему внушили, что она должна быть таковой). В подборе руководителя для реализации этой задачи он не ошибся. Кейси обладал острым умом, решительностью и вместе с тем необходимой гибкостью. Он был способен серьезно анализировать факты, события, что усиливало его цепкость прагматика. Его прагматизм не был сиюминутным — он не уходил от решения долгосрочных вопросов, что находило проявление в укреплении как ЦРУ в целом, так и отдельных направлений его деятельности.
94
Правда, натура ирландца давала о себе знать, в частности, в импульсивности работы американской Разведки. Так, несмотря на начавшиеся в 1980-е годы провалы своей Агентуры в Советском Союзе ЦРУ продолжало упорно поддерживать активность своей агентурной сети, чем советские спецслужбы эффективно пользовались. Как-то в американской печати про Кейси сказали, что он не может сколько-нибудь продолжительное время держать себя в руках. По-моему, подмечено точно.

В целом же для Советского Союза Кейси был неудобным руководителем ЦРУ. Бюджет этой организации при нём стремительно увеличивался: по некоторым данным, до 20% в год. Число сотрудников возросло с 14-15 тыс. до 18 тысяч человек. Именно при Рейгане и Кейси получили развитие силы специального назначения. По официальным данным, расходы на них возросли с 441 млн. долларов в 1982 году до 1,2 млрд. долларов в 1986 году, а численность увеличилась с 11 тысяч до 15 тысяч человек.

В Москве обратили внимание на то, что в 1986 году Конгресс США узаконил проведение так называемых Тайных операций и даже определил их классификацию. К крупным он отнес те операции, для которых требовались затраты от 5 до 7 млн. долларов и которые были нацелены на свержение иностранных правительств. Как видите, определяющим являлись деньги, а возможные жертвы, материальный ущерб и другие негативные последствия остались за рамками, как бы не принимались в расчет.

Любопытным образом в этот период складывались отношения между Капитолийским холмом и разведывательным сообществом США. По оценке советской Разведки, они носили напряженный характер, и ЦРУ, несмотря на браваду, все-таки побаивалось Конгресса. Надо признать, что законодательная власть в США влиятельна, сильна и достаточно правомочна для принятия основополагающих решений, в том числе и по Судьбе действующего президента. (В этом отношении полная противоположность ситуации в России). Разногласия были отрегулированы в пользу... обеих сторон. Кейси не допустил чрезмерного контроля за ЦРУ со стороны Конгресса, прежде всего за оперативной деятельностью.
95
В свою очередь Конгресс не лишился права контролировать строго определенные направления деятельности ЦРУ специально выделенными для этих целей конгрессменами и при их полной ответственности за сохранность секретов.

Когда в 1991 году, ещё в бытность Комитета Госбезопасности СССР, в Верховном Совете рассматривался проект закона о советских органах Госбезопасности, то американский опыт о соотношении законодательной власти и КГБ был учтен. Однако принятый у нас закон был куда более "демократичным", более толерантным, чем американская Система безопасности, — достоинство, Честь, интересы, права человека надежно защищались Государством и любая тайная операция по американскому образцу исключалась. Даже проверка на детекторе Лжи считалась нарушением прав человека, и если кто-либо подвергался этой процедуре, то лишь с согласия испытуемого и скорее в научно-экспериментальном плане, ни к чему и никого не обязывающем.

Но вернемся к Кейси. Он все-таки скорее выполнял роль исполнителя, чем творца Политики и инициатора разработки глобальных решений, основополагающих инициатив Вашингтона в международных делах. В частных беседах сотрудники ЦРУ воздавали должное Кейси в "наведении Порядка" в этой организации, в повышении её престижа, чему способствовали его жизненная школа и опыт как ветерана — Разведчика времен Второй мировой войны.

Любое Государство должно иметь гарантии от неприятных неожиданностей, чувствовать себя уверенным. Без усилий Разведок это недостижимо. Другое дело — правила игры, обусловленность: какие методы и приемы в работе допустимы, а за какие рамки переходить нельзя. По этим вопросам возможны и целесообразны переговоры, соглашения, договоренности — пусть даже только джентльменские, лишь бы они соблюдались.

На мой взгляд, давно пора договориться по вопросу об использовании средств массовой Информации в разведывательной работе, принять решение об отказе от предания Гласности деятельности Разведчиков, Агентов.
96
И это отнюдь не утопия, мы часто на взаимной основе следовали такой практике. Кстати, ничего кроме пользы для обеих сторон это не приносило. Разведка — сложный организм, который живет, действует и развивается в зависимости от конкретных исторических условий, во многом определяемых той внешней и внутренней Политикой, которую проводит данное Государство. Есть у неё, Правда, задачи, которые остаются неизменными на протяжении веков.

Главная из них состоит в том, что любая разведслужба — это глаза и уши Государства. Жизненно важная Информация, как правило, либо поступает к руководству страны по каналам Разведки, либо перепроверяется с использованием её возможностей.

Хотя чисто разведывательные сведения, добытые агентурным путем или с помощью технических средств, составляют далеко не весь объем в общем информационном потоке, включающем сведения из открытых или дипломатических источников, тем не менее именно на их основе принимается значительная часть принципиальных решений на политическом уровне.

Все возрастающее значение в последнее время приобретает информационно-аналитическая деятельность спецслужб. Это и понятно, ведь только в их руках может концентрироваться Информация из всех источников — как собственных, так и иных, в то время как другие ведомства имеют ограниченный доступ к разведданным, не могут оценить ни степень их достоверности, ни возможность их использования в безопасном для Агентуры плане.

Наконец, именно разведслужбы обладают наиболее обширным арсеналом приемов и средств для получения нужных сведений, в первую очередь тех, которые хранятся за семью печатями и составляют государственную тайну.

С развитием международных связей возрастает потребность в защите интересов Государства и обеспечении безопасности его граждан за рубежом. И здесь у Разведки и её подразделения — внешней Контрразведки особые задачи и возможности. По сути дела, именно она осуществляет основную работу в этом направлении.
97
На Резидентурах и наших представителях за рубежом лежит вся ответственность по охране зданий и персонала дипломатических представительств, обеспечению безопасности шифрсвязи и выполнению многих других связанных с этим задач.

К числу задач Разведки относилась передача денежных средств зарубежным компартиям. Возможно, это и не дело Разведки, однако других надежных и безопасных путей для этого у нашего Государства тогда попросту не было. Не говоря уже о том, что тогда было другое время, существовали иные Порядки, другая соподчиненность партийных и государственных органов.

Промышленный шпионаж — довольно развитое явление в странах Запада. Были вынуждены заниматься подобными делами и мы, только в гораздо более сложных условиях. От нас свои секреты оберегали не только конкретные фирмы, на их стороне стояло ещё и Государство, да плюс к тому международные механизмы, такие как КОКОМ. Как минимум тройной кордон! Но и в этих условиях удавалось достичь ценных результатов, речь о которых пойдет чуть ниже.

И до меня, и при мне в Разведке шли острые дискуссии о дальнейших путях развития службы, формирования оптимальных направлений оперативной деятельности. Только внешне казалось, что в Первом Главном управлении все решается и делается по накатанному пути, без каких-либо дискуссий и споров. В действительности острые и горячие обсуждения проходили на всех уровнях, по служебной, партийной линиям, на производственных совещаниях и научно-теоретических конференциях.

Неизменно возникал вопрос: что является главным, основополагающим в решении оперативных задач? Такой вопрос обсуждался не только у нас, в советской Разведке. Споры по нему шли, и довольно открыто, в ЦРУ США, а также в спецслужбах Франции, Англии, ФРГ и других стран.
Под воздействием достижений научно-технической революции, появившимся благодаря этому дополнительным возможностям стала распространяться точка зрения, согласно которой в век столь важных открытий в науке и технике агентурная работа в Разведке закономерно должна отойти на второй план.
98
Не обошлось здесь и без активных мероприятий со стороны некоторых западных спецслужб. До нас регулярно доводилась целенаправленная Информация о том, что ЦРУ постепенно отказывается от приоритета агентурной работы и делает главную ставку в добыче Информации на технические средства, на использование открытых сведений.

Кстати, то же самое происходит и сегодня, что видно из официальных заявлений представителей иностранных спецслужб, аналитических исследований, публикаций в печати. Расчет ясен: дать пищу тем, кто настойчиво старается любым путем ослабить деятельность наших органов Госбезопасности и их неотъемлемой части — Разведки, если не лишив, то, по крайней мере, принизив значение её важнейшего оперативного средства — Агентуры.

Глубокий и всесторонний анализ этой проблемы, а также опыт работы спецслужб различных стран говорят о том, что Агентура была и на обозримое будущее останется основным звеном оперативной деятельности. Именно агентурным путем спецслужбы добывают наиболее ценную Информацию. К агентурному проникновению другой стороны следует относиться как к неизменному и вполне закономерному явлению. Вопрос в том, кто наберет здесь, образно выражаясь, больше очков.

В то время как шли дискуссии о значении и роли агентурной работы, решали, сокращать её удельный вес или нет, и ЦРУ и КГБ темпов оперативной деятельности по приобретению агентурных позиций не снижали. Этого не позволяла делать сама жизнь. Более того, именно в 60-80-е годы, когда особенно активно муссировались слухи о предстоящем уменьшении значения агентурной работы, ЦРУ и некоторые другие западные спецслужбы добились особенно серьезных успехов в приобретении Агентуры в Советском Союзе и бывших социалистических странах.

ЦРУ, например, удалось внедриться в ряд советских учреждений, научно-производственных объединений и получить доступ к важнейшим государственным секретам. По подсчетам экспертов, ущерб, который понес Советский Союз в результате агентурной деятельности западных спецслужб, исчислялся многими миллиардами тех полнокровных рублей, особенно в отраслях оборонной промышленности и науки.
99
Выявление и пресечение деятельности иностранной Агентуры всегда требовало исключительно сложной, кропотливой и, как правило, весьма длительной работы. Отправной точкой подчас служил какой-то отдельный сигнал, признаки утечки Информации или же просто предчувствие возникающее при скрупулезном анализе огромного потока Информации. Для того чтобы добраться до Истины, нужно было осторожно, чтобы не порвать тонкую нить, размотать весь клубок до конца. Почувствуй противная сторона, что мы напали на след, и дело можно считать проигранным — Агент ляжет на дно и добраться до него будет уже гораздо труднее.

Как-то мне было поручено посетить одну страну специально для проведения встречи с человеком, являющимся весьма ценным источником Информации. Оперативно та встреча была обеспечена на должном профессиональном уровне, с соблюдением всех мер предосторожности, чтобы ни в коем случае не поставить под удар Агента. Встреча длилась целых 26 часов! Когда усталость совсем валила нас с ног, тут же и дремали, отводя на это не более двух часов. Не хотели тратить время на сон ни наш зарубежный друг, ни я, ни два наших товарища, которые обеспечивали встречу.

Источник Информации сотрудничал с нами на идейной основе, искренне уважал наше Государство, был благодарен советским Людям за Победу в Великой Отечественной войне, которая спасла его и его близких от верной Смерти. Он сам никогда не бывал в Советском Союзе и о жизни у нас знал лишь понаслышке. В последние годы Агент далеко не по всем вопросам обладал конкретной Информацией, но его связи, знания, опыт, характеристики отдельных лиц, глубокие оценки политической и экономической ситуации в стране представляли для нас поистине уникальный интерес.

По ходу разговора им была обронена одна случайная фраза, которая в сочетании с другой Информацией, полученной нами ранее совсем из другого источника, явилась ключом к важной разгадке. Последовал целенаправленный поиск, всесторонний анализ, проверка возникших версий, оперативные игры, в результате чего был разоблачен опасный Агент, длительное время работавший на зарубежную Разведку. Но, прежде чем это случилось, прошло более 10 лет...
100
О значении Агентуры говорит и тот факт, что сведения об Агентах — святая святых — самая оберегаемая тайна любой разведслужбы. Ничто, ни методы и приемы разведдеятельности, ни даже конкретные задачи и цели, не охраняются так тщательно, как сами источники получения Информации. Зачастую приходится отказываться от реализации полученных важнейших данных, если это может "засветить" Агента или просто дать противнику ниточку для его локализации.

Агенты оберегаются столь тщательно, за их деятельностью так пристально следят из центра, что факты их случайной расшифровки чрезвычайно редки. А уж когда речь идет о раскрытии источника Информации, скажем, разведслужбой противника, то можно почти однозначно сказать, что причина кроется в Предательстве и искать её нужно у себя дома. В последнее время появились и такие провалы, которые можно объяснить лишь одним — нашу Агентуру выдают, других причин быть просто не может!

Советская Разведка всегда работала бок о бок со службами наших ближайших союзников, многие задачи решались нами сообща, в тесном взаимодействии. Но никогда мы не обменивались данными о своих агентурных сетях — таков непреложный закон конспирации.

Как-то раз руководитель разведывательного ведомства одной из социалистических стран предложил передать мне перечень своей Агентуры и даже протянул подготовленный документ. Я решительно отказался от этого "подарка", объяснив удивленному коллеге, почему не следует этого делать. С получением такой Информации мы не просто взвалили бы на себя огромную ответственность, но и в случае любого провала значительно затруднили бы выявление его причин, ведь для того, чтобы докопаться до Истины, потребовалось бы расширить круг поиска до неопределенных пределов.

Сейчас, наблюдая за происходящим, я мысленно крещусь, вспоминая об этом решении. Даже трудно представить, какими последствиями для наших друзей могла обернуться ситуация, если бы в Москве имелись подобные списки!
101
В самом конце 1974 года решился вопрос о моем назначении на должность начальника Первого Главного управления КГБ СССР, то есть начальника Разведки. По традиции со мной должен был побеседовать Генеральный секретарь ЦК КПСС. Брежнев принял меня 30 декабря в своем кабинете в Кремле. Там же был и Андропов. Перед беседой Юрий Владимирович предупредил меня, чтобы я не очень удивлялся, если Генсек покажется мне не в форме, главное, мол, говорить погромче и не переспрашивать, если что трудно будет разобрать в его словах. Так что в Кремль я прибыл уже подготовленным, но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания.

За столом сидел совершенно больной человек, который с большим трудом поднялся, чтобы поздороваться со мной, и долго не мог отдышаться, когда после этого буквально рухнул опять в кресло. Андропов громким голосом представил меня. Брежнев в ответ только и сказал: "Что ж, будем решать". Я произнес несколько слов в Порядке заверений, и на этом официальная часть процедуры была закончена. Прощаясь, Леонид Ильич снова кое-как встал, обнял меня, пожелал всего доброго и даже почему-то прослезился.

В Комитет мы возвращались с Андроповым вместе. В машине, против обыкновения, всю дорогу ехали молча — все ещё находились под впечатлением встречи. Уже в кабинете Юрий Владимирович рассказал мне, что со Здоровьем у Брежнева в последнее время стало совсем худо, именно по этой причине и была отменена его поездка по ряду стран Ближнего Востока, хотя официально это объяснялось соображениями политического характера.

Тут раздался звонок по спецсвязи — это был Устинов. Я поднялся, чтобы уйти, но Андропов жестом остановил меня, предложив присутствовать при разговоре. Устинов поинтересовался, как выглядит Брежнев, — видно, хотел проверить собственные впечатления.
— Совсем плохо, вот и на Крючкова его вид произвел удручаюшее впечатление. Пора, наверное, найти какой-то мягкий и безболезненный вариант постепенного отхода Брежнева от дел.
102
Продолжать и дальше управлять страной в таком состоянии он уже не может физически. Устинов ответил, что придерживается такого же мнения. Я часто потом вспоминал этот разговор, думая о том, что "постепенный отход" затянулся на целых восемь лет!

Да, это был трудный период в истории нашего Государства. Здоровье Брежнева, несмотря на кратковременные просветы, продолжало неуклонно ухудшаться. Он уже ничем и никем не управлял, управляли им. Тягостное это было зрелище, в конечном счете это безвременье и повлекло за собой многие наши последующие беды, создало ту самую затхлую атмосферу застойного периода, в которую свежим ветерком перемен так легко впорхнула потом Перестройка.

По мере ухудшения состояния Здоровья Брежнева к концу 1974 года пришли в движение, активизировались те члены высшего советского руководства, которые до тех пор ничем особенным себя не проявляли. Это можно было почувствовать по официальным речам, высказываниям во время встреч с сотрудниками различных советских организаций и ведомств. Каждый старался "набирать очки", всячески пропагандируя прогрессивность своих взглядов. В результате к концу 70-х — началу 80-х годов расстановка сил в высшем эшелоне власти более или менее определилась.

А.А. Громыко, Д. Ф. Устинов и Ю.В. Андропов работали в тесном сотрудничестве и всегда находили между собой общий язык. Их объединяла исключительная лояльность к Брежневу.
А. П. Кириленко пытался играть свою собственную роль, опираясь при этом на часть партийного аппарата.
М. А. Суслов активности не проявлял, стоял особняком и ни с кем не был тесно связан ни личными, ни деловыми отношениями.
A. Н. Косыгин олицетворял собой довольно влиятельное совминовское лобби.
B. В. Щербицкий старался быть ровным со всеми, тянулся к Андропову, хотя близко они так и не сошлись.
Н. А. Тихонов, К. У. Черненко, А. П. Кириленко и В.В. Гришин однозначно стояли на позициях личной преданности Брежневу, однако сколько-нибудь заметной роли в государственных делах они не играли.
103
Страна хотя и медленно, но верно катилась под гору. Не все, надо сказать, делалось так уж плохо, но тем не менее самая верхняя часть государственной пирамиды была парализована, и это не могло не сказываться на ситуации в стране. В обществе возник и все больше распространялся опасный вирус апатии и пассивного ожидания перемен в высшем руководстве. Если у кого-то возникали смелые идеи, радикальные предложения, то никто не хотел брать на себя смелость добиваться их реализации. Так все и топтались на месте, пребывая в молчаливом ожидании.

А тем временем в стране созревали потенциальные условия для роста социальной напряженности, усиливались кризисные явления в Политике и экономике, свидетельствовавшие о том, что общество поражено серьезным недугом. И этот недуг олицетворял собой прежде всего сам Брежнев.

Умер Л.И. Брежнев в ноябре 1982 года, т.е. Спустя восемь лет с той памятной для меня беседы в Кремле. И все это время состояние его Здоровья оставалось крайне неровным и тяжелым.
И все-таки, подводя итоги правления Брежнева, нельзя говорить лишь о серьезных ошибках и недостатках. Объективный анализ свидетельствует о том, что на многих направлениях удалось достичь и позитивных результатов.

Тогдашнее руководство на протяжении всего периода пребывания у власти твердо стояло на позициях защиты внешнеполитических интересов Советского Союза и в целом не допускало ухудшения положения и ослабления влияния нашей страны в мире. У Л.И. Брежнева в отличие от Хрущёва не было чрезмерных иллюзий насчет возможности решительного улучшения отношений с западными странами, США и Японией, хотя попытки активизировать связи с упомянутыми Государствами, прежде всего в торгово-экономической области, настойчиво предпринимались.

Немало было сделано для укрепления обороноспособности Родины. Тому, кто пытается сейчас возложить на СССР ответственность за гонку вооружений и "холодную войну", нелишне напомнить о том, что именно в брежневский период был достигнут военно-стратегический паритет с США.
104
Период Брежнева ознаменовался заключением важнейших советско-американских договоров в области ограничения стратегических наступательных и оборонительных вооружений, что привело к некоторой Разрядке напряженности.

С другой стороны, политическое, экономическое и военное противостояние с Западом рассматривалось нами как нечто неизбежное и оставалось незыблемым краеугольным камнем нашей внешней Политики. Ни одна из сторон не предпринимала сколько-нибудь серьезных попыток радикального смягчения противостояния, хотя столицы ведущих Государств отдельными своими внешнеполитическими шагами демонстрировали стремление к сотрудничеству и миру. Пример тому — Хельсинкские соглашения по вопросам безопасности и сотрудничества в Европе, которые в отличие от более поздней пустой трескотни по поводу "построения общеевропейского дома" явились в свое время пусть скромным, но все же реальным шагом на пути длительного процесса оздоровления обстановки не только на Европейском континенте, но и в мире в целом.

США и Советский Союз внимательно следили за тем, чтобы установившийся баланс сил в мире не был опасно нарушен в пользу той или иной стороны. Поэтому реакция на любые посягательства изменить статус-кво не заставляла себя ждать и была довольно решительной.

Советский Союз сохранял свои позиции в Восточной Европе, Азии, на Ближнем Востоке, в ряде стран Африки и Латинской Америки. Это стоило нам определенных расходов в виде прямой, преимущественно военной помощи.

Однако со многими странами шел активный и значительный торгово-экономической обмен, который приносил нам существенные выгоды, во всяком случае, для экономики нашей страны польза была вполне ощутимой. Мы получали валюту, сельскохозяйственные и промышленные товары, крупные заказы на строительство объектов. Наше прочное положение позволяло легко получать кредиты на выгодных условиях, мы не ходили в должниках.
105
Но, разумеется, все это далеко не покрывало реальных потребностей, было несоизмеримо с масштабами нашего Государства. По-прежнему слишком много в нашем экспорте было сырьевых товаров и очень мало готовой продукции — на торговле с нами наживались больше, чем мы получали от неё. В приобретении позиций в третьем мире Советский Союз, да и другие социалистические страны, скорее, видели лишь возможность укрепить свое геополитическое положение, иметь больше друзей, выстоять в глобальном противостоянии, которое в то время было очевидной реальностью. Должных экономических выгод при этом мы не получали, да и целей таких перед собой, похоже, не ставили.

Политика, целиком и полностью основанная на идеологии и лишенная здравого прагматизма, разумеется, не являлась оптимальной и рано или поздно должна была претерпеть изменения. Но это означало бы коррекцию политического курса, отказ от устоявшихся стереотипов мышления. Беда социалистических стран, включая и Советский Союз, состояла в том, что они так и не решились на этот шаг, не смогли заглянуть вперед, спрогнозировать развитие событий даже на ближайшую перспективу. Этому мешало наше закоснелое мировоззрение, которое с ходу отвергало любые идеи, не укладывавшиеся в строгие рамки чрезмерно идеологизированной официальной доктрины.

Китайская проблема неизменно занимала важнейшее место в сфере внешнеполитической деятельности Советского Союза. Андропов никогда не выпускал её из поля зрения, много занимался ею. Причины очевидны: Китай — не просто соседнее Государство, но и Держава, великая по любому параметру.

Неосторожное обращение Хрущёва с китайским соседом в конце 50-х — начале 60-х годов дорого обошлось СССР. Конечно, нельзя сводить все только к личности самого Хрущёва, к его взглядам и заблуждениям. Были обстоятельства и объективного свойства — потенциально сохранявшийся территориальный вопрос, наличие различных подходов по ряду международных проблем, к примеру, по Монголии, Вьетнаму, Лаосу, Камбодже (так, по крайней мере, тогда представлялось), существенные различия во взглядах на строительство социалистического общества.
106
Китайское руководство весьма щепетильно относилось к советско-американским отношениям. Наши крутые изломы на этом направлении, естественно, вызывали в Пекине негативную реакцию, порождали сомнения в искренности советских устремлений, задевали чувство национальной гордости китайцев. Но все же доминирующими были именно субъективные факторы, которые мы, к сожалению, привыкли почему-то недооценивать. А ведь несовершенство общественно-государственных Систем во всем мире волей-неволей обуславливает первостепенную роль и значение личности, особенно оказавшейся во главе Государства.

Если в период правления Хрущёва наши отношения с Китаем достигли высшей точки накала и стороны, казалось, неудержимо и бесповоротно шли по пути обострения ситуации, то приход к руководству Брежнева положил конец этой тенденции, привнес новые элементы в Политику Советского Союза по китайскому вопросу. С нашей стороны начали предприниматься искренние и целеустремленные попытки нормализовать советско-китайские отношения.
 
Проявлялись выдержка, терпение, но вовремя остановить начатое ещё при Хрущёве сползание к опасной конфронтации было уже трудно. Отсюда и трагический конфликт в районе острова Даманский в марте 1969 года. Начался он 2 марта расстрелом китайцами девяти советских пограничников и захватом острова, а закончился 15 марта освобождением Даманского, хотя, разумеется, последствия этого военного столкновения имели свое продолжение ещё в течение длительного времени.

Военный инцидент на Даманском разразился на небольшом клочке земли и уже по одному этому признаку мог показаться сугубо локальным. Но его значение определялось не географией, а теми принципами, подходами к решению территориальной проблемы, которые продемонстрировало китайское руководство, стремлением китайской стороны во что бы то ни стало показать, что Китай является независимой Державой со своим собственным лицом и намерен решать вопросы исключительно по собственному разумению.
107
Китайские руководители хотели любой ценой заставить считаться с ними. Правда, способ проявить себя в этом качестве выбрали жестокий — ведь конфликт, несмотря на всю его ограниченность, с самого начала принял кровавый характер. Для советской стороны инцидент в общем-то был неожиданным. После гибели группы пограничников советское руководство оказалось если не в шоке, то в состоянии, близком к этому. Начался мучительный поиск выхода из создавшегося положения. Даже локальный конфликт представлял огромную опасность, поскольку в любой момент мог перерасти в полномасштабное военное столкновение.

На узком совещании у Андропова было выработано следующее предложение: во-первых, локализировать конфликт, ограничив его рамками чисто пограничной проблемы, а во-вторых, попытаться урегулировать возникший инцидент только силами пограничников, ни в коем случае не допуская участия в боевых действиях регулярных воинских подразделений. Помню, Юрий Владимирович все время убеждал, что с Китаем надо договариваться, призывал проявлять максимальную выдержку. Он настоятельно рекомендовал также избегать спешки, просил отвести для решения проблемы побольше времени.

Несмотря на то что существовала и другая точка зрения, сторонники которой предлагали воспользоваться предоставленным китайской стороной поводом для того, чтобы развернуть широкомасштабное наступление и задействовать для этого крупные воинские соединения, Брежнев поддержал мнение именно Андропова. Оба они — и Брежнев, и Андропов — хорошо понимали, что тот успех, который сулила нам крупная военная операция, все равно носил бы временный характер, раны же потом пришлось бы залечивать значительно дольше.

Дальнейшее развитие событий полностью подтвердило правильность именно такого подхода. Спустя некоторое время после событий на Даманском советско-китайские отношения стали постепенно нормализоваться. Правда, для этого нужно было отойти в лучший мир Мао Цзэдуну.
108
Те позитивные перемены в международных отношениях, которых удалось добиться в последний период правления Брежнева, реальные ростки Разрядки и снижения напряженности мало отразились на положении нашей Разведки. В лице Москвы, несмотря на свои миролюбивые заверения, Запад по-прежнему усматривал источник зла и корень всех бед. Ну а под рукой Москвы всегда подразумевали Комитет государственной безопасности, а вернее, его передовой отряд, действующий в непосредственной близости, — советскую внешнюю Разведку. Поэтому острие подрывной деятельности против Советского Союза было направлено на его органы Госбезопасности.

До сих пор продолжают муссироваться слухи о мнимой причастности спецслужб Болгарии, а заодно и Советского Союза к покушению в 1981 году на главу римской католической церкви Папу Иоанна Павла II. По сути дела, речь идет о крупнейшей за последние десятилетия политической провокации, развернутой против нас и наших союзников.

В высших эшелонах государственной власти США, Италии, да и многих других стран никто всерьез в так называемый болгарский след, по-моему, не верил. Американские и западноевропейские спецслужбы прекрасно знали, что болгары никогда не пошли бы на подобную акцию, тем более что она была лишена всякого смысла, но антисоветскую и антисоциалистическую шумиху тем не менее усиленно подогревали. Воспользовались целым рядом совпадений, на полную катушку эксплуатировали предубеждения западного обывателя, всюду видевшего руку Москвы, умело обыгрывали и то обстоятельство, что Папа (бывший кардинал Войтыла) был известен своим антисоветизмом, твердо стоял на позициях неприятия Социализма.

Должен признаться, что на определенном этапе целенаправленные действия, в первую очередь, американских спецслужб заставили кое-кого даже в Москве засомневаться, а до конца ли искренни наши болгарские друзья, нет ли хоть малейшей, пусть даже опосредованной связи между Софией и тем инцидентом, который произошел в Ватикане. Вопросы эти поднимались в контактах с болгарами на высшем уровне.
109
Мне тоже поручили Провести откровенный разговор с министром внутренних дел Болгарии Стояновым, что я и сделал, хотя сам, разумеется, полностью исключал причастность болгарских коллег к покушению. Дополнительную проверку с использованием наших оперативных возможностей мы все же провели. Вывод был однозначным — болгары здесь ни при чем. Хотя, должен признаться, что масштабы умело раздуваемой истерии достигли таких размеров, что однажды я поймал себя на мысли, что и меня настораживает чрезмерное волнение болгарских коллег после ареста Антонова.

Последовала команда ещё об одной проверке, результаты которой уже не оставляли никакого места для сомнений. Со временем доказательств того, что дело Антонова от начала до конца сфабриковано, становилось все больше и больше. Американцы "засветились", когда пытались склонить некоторых своих Агентов из числа советских граждан дать ложные показания о том, что к покушению на Папу причастен КГБ, — именно в таком духе обрабатывали в США Виталия Юрченко.

То, что Агджа фигура подставная, сейчас уже очевидно, хотя, несмотря на все старания, нам в свое время так и не удалось докопаться до всех деталей, получить доказательства, которые однозначно указывали бы на главного организатора этой акции. Но Правда об этом происшествии, истинная подоплека всего дела наверняка известна в Ватикане. Не случайно после встречи один на один с осужденным Агджой Иоанн Павел II обронил фразу о том, что теперь он знает Правду, но почему-то предпочел не предавать её огласке.

Но Спустя несколько лет Папа вновь вернулся к этому вопросу. 6 июля 2002 г. в Софии на церемонии встречи в Президентском дворце Иоанн Павел II сказал президенту Болгарской республики Пырванову, что не верит в причастность болгарской стороны к организации покушения на его жизнь в Риме в 1981 г. "Я никогда не верил в так называемый "болгарский след" при попытке покушения на меня", — так, по словам руководителя пресс-службы Ватикана Хоакино Наварро Вальса, понтифик прокомментировал события двадцатилетней давности, бросившие тень на международную репутацию Болгарии.
110
Грязной выглядит вся эта история, она не делает Чести её организаторам. Мало того, что "болгарское дело" в течение длительного периода отравляло международный климат, у него есть и другие последствия. Я имею в виду искалеченную Судьбу болгарского Гражданина Антонова, его начисто подорванное за годы пребывания в Тюрьме и мучительного судебного процесса Здоровье, страдания его семьи. Политика часто перемалывает Судьбы Людей, но подобная расчетливая жестокость лично у меня всегда вызывала искреннее возмущение и осуждение.

Советский Союз часто обвиняли в связях с международным терроризмом. Комитету Госбезопасности, естественно, отводилась роль безжалостного исполнителя этой Политики. Приемы использовали чисто шулерские — раз Москва поддерживает национально-освободительные движения, в том числе и те, которые вынуждены прибегать к вооруженной борьбе, значит, она является пособником любого экстремизма, несет ответственность за деятельность ультралевых организаций террористического толка.

При этом тщательно замалчивалось то обстоятельство, что именно последовательное осуждение нами террора в любых его проявлениях являлось не только главным сдерживающим фактором в распространении международного терроризма, но и приводило к тому, что мы сами часто становились мишенью для террористов в качестве "предателей" дела мировой революции и "пособников" мирового империализма.

Кстати, если в наши руки когда-то и попадала Информация о готовящемся теракте, мы использовали все возможности для того, чтобы предотвратить его — независимо от того, против кого была направлена акция. Это хорошо знали и сами террористы, поэтому они тщательно охраняли свои секреты, в том числе и от нас.

Помнится, мы оказывали посильную помощь американцам при освобождении заложников в Бейруте, предоставляли им сведения об угрозе совершения покушений на Буша и Рейгана в третьих странах.
111
Американская сторона благодарила за эту Информацию, но сама, насколько я помню, с нами подобными данными никогда не делилась. Может быть, потому, что не располагала такими сведениями.
Для подтверждения мифа о "жестокости" и "коварстве" советской Разведки часто ссылаются на историю исчезновения в конце 1975 года бывшего советского военно-морского офицера Артамонова, известного также под фамилией Шадрин, который ещё в 1959 году, будучи командиром эсминца, входившего в состав нашей эскадры в Гданьске, бежал на военном катере в Швецию, а затем, перебравшись за океан, стал работать на Разведывательное управление министерства обороны США (РУМО).

Утверждается, что КГБ похитил и намеренно ликвидировал этого перебежчика с тем, чтобы наказать его за измену Родине, а заодно и преподать урок другим предателям. Во всех красках история с похищением Ларка (псевдоним Артамонова) была расписана Калугиным, который в свое время как раз и был непосредственным руководителем нашей опергруппы, получившей приказ принять захваченного в Вене Артамонова на австрийско-чехословацкой границе и доставить его (живым и невредимым, замечу!) в Прагу. При этом используется избитый прием — вроде бы в целом правдиво рассказывается о "деле Артамонова-Шадрина" (привирается разве что по мелочам), приводится Масса животрепещущих подробностей, но преднамеренно опускается несколько "мелких" деталей, которые проливают на это происшествие совсем иной свет.

Итак, Артамонов действительно нарушил присягу, бежал на Запад и стал работать на американские спецслужбы против СССР. За это преступление он в соответствии с действующим законодательством был заочно осужден и приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. В начале 70-х годов нашей Разведке удалось выйти на Артамонова, установить с ним в Вашингтоне контакт, на который он поначалу пошел неохотно. Перед ним открылась возможность искупить свою вину перед Родиной, и Артамонов согласился работать на советскую Разведку.
112
Однако, мы никогда не расценивали это как "крупное достижение вашингтонской Резидентуры", прекрасно понимая, что имеем дело с предателем, который в любой момент может изменить ещё раз. Не буду отрицать, что в течение определенного периода мы склонялись к тому, что Ларк искренне раскаялся и сможет оказаться нам полезным, хотя подозрения все же оставались. Затем эти подозрения не только переросли в уверенность, но и были подтверждены оперативным путем. Вскоре в его настроении произошла заметная перемена, он вдруг активно потянулся к нам, стал форсировать отношения с советским Разведчиком, что несколько настораживало, но не более того. А вскоре были получены достоверные данные о том, что американцы затеяли с его помощью игру с нами с далеко идущими провокационными целями.

Тогда-то и встал вопрос о том, чтобы выманить предателя и доставить его в центр, разумеется, отнюдь не для того, чтобы просто привести в исполнение смертный приговор, вынесенный ему ещё в 1960 году. Во-первых, мы давно отказались от подобных методов, а во-вторых, слишком уж сложный это вариант для такого случая, как говорится, овчинка выделки не стоит. Просто были обстоятельства, требовавшие беседы с Артамоновым в Москве, о некоторых из них Калугину, кстати, знать не полагалось... Ради этого и планировалась вся операция.

При разработке её рассматривалось несколько вариантов того, как избежать сопротивления Артамонова и безопасно переправить его в Чехословакию, Причём именно этой стороне дела придавалось ключевое значение. Предлагалось вообще не прибегать к медицинским препаратам, либо, в крайнем случае, ограничиться безобидным хлороформом. На этом настаивали все разработчики операции, включая медперсонал. Были веские основания полагать, что для успеха операции этого будет вполне достаточно.

За применение "более эффективных" медицинских средств решительно выступал один Калугин. Несмотря на прямое поручение, чисто технические детали в должной мере им проработаны не были, что и привело к провалу операции в задуманном варианте.
113
Не были приняты во внимание и настоятельные предупреждения медиков, в том числе и врача, сопровождавшего "пациента", о создании во время транспортировки необходимых условий "комфорта" (тепло, отсутствие физических нагрузок, введение препаратов, снимающих воздействие хлороформа и т.п.). Более того, вопреки обстоятельствам Калугин ввел Артамонову ещё одну дозу снотворного. Тогда это было расценено как стремление перестраховаться.

Принимающая группа на границе оказалась слишком далеко от места передачи, и подопечного пришлось метров 200-300 волоком тащить по снегу (кстати, никаких носилок, вопреки утверждениям Калугина, под рукой не оказалось). Долго, минут 10-15, ждали подхода застрявшей машины, оставив человека лежать на снегу. В единственную легковую машину набилось шесть человек, "пациенту" досталось место на холодном металлическом полу, где он и пролежал ещё более часа. Все это и привело к неожиданному для нас летальному исходу.

По заключению медицинской экспертизы, даже с больным сердцем (о чем мы, естественно, не знали) Артамонов при выполнении всех требований врачей пережил бы транспортировку нормально.
Обо всем этом мне сразу же подробно доложил мой заместитель Усатов, который, вылетев в Прагу, руководил оттуда проведением операции. Усатов обратил особое внимание на то обстоятельство, что все участники принимавшей группы тяжело переживали случившееся, за исключением одного Калугина, который — и это заметили даже его товарищи — как будто был даже удовлетворен таким исходом.

Задуманная операция окончилась неудачей. Мы не только не получили Артамонова для работы с ним в центре, но и вызвали неприятный для нас международный резонанс — ведь советские спецслужбы обвинялись в похищении человека на территории суверенного Государства и совершении преднамеренного убийства. Разумеется, доводы о том, что речь идет о предателе, приговоренном к смертной казни советским судом в строгом соответствии с действующим законодательством, в расчет никем не принимались. Да, впрочем, этот аспект мог явиться разве что смягчающим обстоятельством и никак не снимал с нашей службы ответственности за допущенную ошибку.
114
Но и наказывать участников операции оснований тоже не было. В конце концов главной причиной Смерти явилось непредвиденное обстоятельство — больное сердце Артамонова, о чем мы не знали, упомянутые же выше технические просчеты при проведении операции не оказались бы фатальными для здорового человека. Кстати, при вскрытии обнаружилось, что у Артамонова был ещё и рак печени в довольно запущенной стадии, так что жить ему оставалось, по оценкам врачей, максимум полгода...

Нельзя было сбрасывать со счетов и то, что погиб преступник, фактически дважды предавший Родину. Этот момент тоже играл не последнюю роль. Непосредственных участников операции было решено все же наградить, включая и Калугина, в отношении которого было признано нецелесообразным делать какое-то исключение, хотя именно на нём лежала главная ответственность за допущенный сбой. Ну а рассказанную им "трогательную" историю о том, что ему якобы самому было предложено выбрать себе орден, иначе чем бреднями не назовешь.

Мы ни разу не использовали недозволенных методов в работе против наших противников, решительно порвав с практикой прежних лет, когда принцип "око за око" служил оправданием нарушения норм международного права и законности. К сожалению, взаимностью нам не отвечали — с нашими Людьми не церемонились, позволяя себе грубые провокации, сопровождавшиеся жесткими мерами не только психологического, но подчас и физического воздействия.

В арсенале средств, используемых западными спецслужбами против Советского Союза, было и такое, как массовые Выдворения советских работников из ряда стран. Эти акции всегда сопровождались усиленно раздуваемой антисоветской истерией и приводили не только к резкому ухудшению двусторонних отношений, но и похолоданию международного климата в целом.
Поводом — не причиной, подчеркиваю, а именно поводом — для таких эксцессов мог послужить любой инцидент — будь то провал Агента, Предательство или что-нибудь ещё в этом же роде.
115
Цель ослабления нашей Резидентуры в данной стране носила при этом скорее побочный характер — в конечном счете уехавшие из страны работники заменялись на новых, хотя, конечно, это был непростой процесс и мы несли большие потери в оперативном плане — обрывались многие связи, отменялись намеченные операции и так далее. Все это сопровождалось временным снижением нашей активности на каком-то направлении.

Местные спецслужбы использовали массовые Выдворения для того, чтобы избавиться от наиболее активных и потому представлявшихся им опасными работников в наших представительствах за рубежом, независимо от того, являются ли они Разведчиками или, скажем, "чистыми" дипломатами, журналистами и торговыми представителями. Хотя, конечно, в первую очередь под прицелом были наши работники и сотрудники Главного разведывательного управления Советской Армии (ГРУ).

Часто при принятии решения о высылке руководствовались и просто низменным чувством мести, ведь реальная отдача от этой акции чаще всего была невелика, к тому же можно было нарваться и на ответные меры. Так что главной целью при проведении подобных акций надо однозначно назвать Политику — стремление во что бы то ни стало подорвать позиции Советского Союза в мире, отравить международный климат.

Подобные приемы имели место на протяжении всего периода существования Советской Державы, но то, что происходило в 70-80-е годы, превзошло все, что было ранее. В 1971 году изменил Родине сотрудник Разведки Лялин, работавший в Англии под прикрытием торгового представительства. Особо важных секретов он не знал, поскольку был на рядовой работе, но тем не менее даже косвенные сведения, переданные им противнику, наносили нам существенный оперативный и политический ущерб.

Воспользовавшись этим Предательством, правительство Великобритании объявило персоной нон грата 105 сотрудников соззагранучреждений в этой стране, включая и тех, кто работал там в прошлом. По своей масштабности предпринятая Лондоном акция не знала аналогов.
116
Дело происходило в августе 1971 года, Спустя всего две недели после того, как я начал работать в Разведке в качестве заместителя начальника службы, курирующего, в частности, английское направление. Так что боевое крещение получилось не простым. Опыт, который я тогда приобрел, к сожалению, потребовался мне ещё не раз.

Наша ответная реакция была откровенно слабой и неадекватной — советская сторона, по существу, пропустила удар. Выдворенные сотрудники вместе с членами семей эвакуировались на специально присланном для этого корабле под щелканье фото- и телекамер и улюлюканье возбужденной пропагандой и непривычным зрелищем Толпы.

Все зарубежные средства массовой Информации долго ещё в оскорбительном для нас тоне смаковали эту историю... Предатель, надо сказать, поработал старательно: английская сторона решила пойти на крайне жесткие меры, сверх всякого мыслимого уровня. Следует заметить, что в числе выдворяемых сотрудники КГБ и ГРУ составляли меньшую, даже незначительную часть.

Вслед за Англией серию антисоветских акций провели и другие страны Европы, Латинской Америки и Африки: по всему миру прокатилась волна Выдворений.

Нами принимались меры по локализации конфликта и снижению ущерба, но в свете нашей вялой ответной реакции на политическом уровне их эффективность была весьма ограниченной. Разведке, по существу, пришлось самостоятельно выпутываться из этой сложной ситуации. Последствия такой линии не заставили себя ждать — в штабах иностранных спецслужб уже вынашивались новые планы.

Тогда мы не знали, что в Разведке действовала внедренная ранее Агентура противника, которая снабжала иностранные спецслужбы необходимой Информацией для организации подобного рода провокаций. Размах шпиономании достиг такого уровня, что дело доходило до курьезов — в Боливии одним махом объявили персоной нон-грата 116 человек. Поскольку такого числа сотрудников, да и вообще советских граждан в этой стране у нас вообще никогда не было, в список включили даже туристов, сугубо частных лиц, в разное время посетивших её. Так, в числе советских "шпионов" оказался, например, поэт Евгений Евтушенко, который когда-то, да и то проездом, имел неосторожность несколько часов провести в этой стране.
117
В последующие годы акции по Выдворению, хотя и не такие значительные, с завидной регулярностью проводились то в одной, то в другой стране. Советская сторона отвечала тем же, но в полную меру сделать это было невозможно из-за малой численности сотрудников в посольствах этих стран в Москве. А сколько-нибудь действенных мер политического характера руководство страны предпринимать почему-то по-прежнему не решалось — вместо того чтобы хоть раз проявить решительность и тем самым положить конец этой порочной практике, к чему мы, кстати, хоть и с большим опозданием, но все же пришли. Тогда предпочитали сдержанную реакцию, мотивируя это иллюзорными интересами сохранения Разрядки.

В марте 1983 года разразился очередной крупный скандал. Франция, воспользовавшись очередным Предательством, объявила о Выдворении из страны и лишении права на въезд в неё в будущем 47 советских сотрудников, большая часть которых никакого отношения к Разведке никогда не имела. Французы проявили здесь элементарную мстительность.

Так что же вызвало у французов такое раздражение? А поводом послужило разоблачение нами завербованного французскими спецслужбами сотрудника Первого Главного управления Ветрова.
Грязная это история. К тому же от неё за версту попахивает вульгарной уголовщиной — на чем, кстати, и попался её "герой".

Вот краткая суть этого дела. В 1982 году Ветров предложил своей подруге (тоже, кстати, работавшей в этом же управлении) совершить небольшую прогулку в окрестностях Москвы. Между ними произошло бурное объяснение, вызванное тем, что Ветров отказался от ранее данного обещания развестись с женой и узаконить отношения со своей новой пассией.
118
Помимо неприятностей чисто бытового характера расставание с любовницей представляло для Ветрова и другую, куда более грозную опасность, потому что она, как он полагал, догадывалась о его второй жизни. Поэтому, когда они оказались в достаточно уединенном месте, Ветров попытался убить свою спутницу, нанеся ей удар бутылкой по голове.

На свое несчастье, рядом оказался случайный прохожий, который попытался вмешаться в конфликт. Заметая следы, Ветров нанес ему удар ножом. В результате Женщина получила тяжелое ранение, а невольный свидетель был убит.

Спустя какое-то время убийца решил проверить, не осталась ли в живых его недавняя любовница, и вернулся на место преступления. Его тут же опознали и арестовали. Вина Ветрова была полностью доказана, и суд приговорил его к десяти годам лишения свободы. Никаких других обстоятельств, кроме попытки покушения на жизнь любовницы и убийства, на суде не фигурировало, хотя у нас имелись основания полагать, что степень морального падения осужденного зашла дальше того, за что он был наказан.

Насторожил и тот факт, что в ходе следствия Ветров слишком уж охотно признавал свою вину и подробно описывал все подробности содеянного. Росло подозрение, не является ли это попыткой скрыть другое, возможно, ещё более тяжкое преступление. Но тогда это так и осталось лишь версией, не нашедшей своего подтверждения. Прямых доказательств шпионской деятельности Ветрова получить тогда так и не удалось, хотя именно эта версия по целому ряду причин активно нами разрабатывалась. Поэтому Ветров и в камере продолжал оставаться под пристальным наблюдением.

Улик накапливалось все больше, а вскоре Ветров совершил роковую для себя ошибку, дал следствию необходимое доказательство, собственноручно написав письмо жене с просьбой проинформировать своих французских друзей обо всем случившемся с ним. Он опасался, как бы французы не начали разыскивать своего неожиданно пропавшего Агента и тем самым не "засветили" его.

Письмо было нами перехвачено. Все стало на свои места. Остальное, как говорится, было уже делом техники. Ветрова срочно этапировали в Москву, где он под тяжестью неопровержимых улик дал подробные показания по поводу своей шпионской деятельности.
119
Выражаясь профессиональным языком, он был инициативником, то есть в свое время сам предложил услуги французским спецслужбам. В конце 1984 года Ветров был приговорен за измену Родине к высшей мере наказания.

В ходе расследования выяснилось, насколько топорно работали французы с Ветровым в Москве! За одиннадцать месяцев они провели с ним 12 личных встреч! Более того, контакты осуществлялись в одни и те же часы, практически в одном и том же, да плюс ещё крайне многолюдном месте — в районе одного из московских рынков. При этом проверка вообще не осуществлялась, не была отработана Система вызовов, а передача материалов происходила самым примитивным образом — из рук в руки.

Остается только диву даваться, как все это просмотрела наша Контрразведка! Кстати, полученный урок был в полной мере использован для того, чтобы сделать соответствующие выводы насчет эффективности Системы наружного наблюдения в Москве, и французы (и не только они) сразу же почувствовали это на себе.

Ветров справедливо опасался, что, потеряв связь с ним, французы могут предпринять расшифровывающие его шаги. Его недавние покровители, нимало не заботясь о его Судьбе, поспешили реализовать полученную от него Информацию, чтобы нанести удар по нашим позициям в Париже, и пошли на массовое Выдворение из Франции сотрудников советских учреждений. Типичная история Предательства, которая, мягко говоря, не украшает ни одно из действующих в ней лиц!

Высшее политическое руководство СССР после долгих колебаний решило в конечном счете — к великому удивлению даже французской стороны — на ответные меры вообще не идти, ограничившись лишь заявлением резкого протеста.

До сих пор не могу понять мотивов подобного решения, принятого, кстати, Андроповым, ставшим к тому времени Генеральным секретарем ЦК КПСС. Возможно, он полагал, что в случае ответных мер его, как бывшего председателя КГБ, могли заподозрить в небеспристрастном подходе, другого объяснения дать просто не могу.
120
Тем более что МИД СССР и сам Громыко занял правильную позицию к выступал за ответные меры, хотя и носящие ограниченный характер.Когда в Париже наконец поверили, что советская сторона отказалась от ответных мер, то причины такого решения поставили всех в тупик. От нас, видимо, ожидали какого-то подвоха и даже пытались в неофициальном плане получить разъяснения по поводу столь странного поведения советской стороны. А когда все немного успокоились, то по всему миру прокатилась очередная волна Выдворений, сопровождавшихся к тому же ограничением численности и прав сотрудников советских учреждений за рубежом. Вот и все "дивиденды", которые принесло наше благородство и сдержанность!

В сентябре 1985 года на очередную крупную провокацию вновь пошли англичане, теперь уже в лице правительства Тэтчер, предложив 31 советскому сотруднику, якобы уличенным в недозволенной деятельности, срочно покинуть страну. Поводом послужило Предательство изобличенного нами сотрудника ПГУ Гордиевского, которого английской Резидентуре в Москве к тому времени удалось нелегально вывезти из Советского Союза.

Надо отдать должное Горбачёву — он ответил, как говорится, по полной: на следующий день Москва объявила о Выдворении из Советского Союза 31 английского сотрудника.

Тогда Лондон, решив, по всей видимости, испытать нас на прочность, назвал ещё шесть советских сотрудников, которым предлагалось покинуть пределы Англии. Советская сторона ответила тем же. Причём Горбачёв во время обсуждения сложившейся ситуации предложил и далее отвечать строго адекватными мерами вплоть до того, как он выразился, чтобы пойти по нулям, т.е. до последнего сотрудника. Столкнувшись с такой непреклонной позицией Москвы, Тэтчер, которая в то время находилась с визитом в Египте, сделала в Александрии официальное заявление о том, что Англия прекращает акции по Выдворению советских сотрудников и считает инцидент исчерпанным.
121
Достойная позиция Москвы сыграла положительную роль в дальнейших переговорах с Лондоном по урегулированию возникшей проблемы. Характерно, что другие страны на этот раз не проявили солидарности с англичанами и, вопреки практике прежних лет, воздержались от проведения подобных акций в отношении представителей Советского Союза.

Во всех наших внешнеполитических ведомствах такая решимость советского руководства была воспринята с явным одобрением. Особое удовлетворение она, естественно, вызвала в Первом Главном управлении и в среде наших военных коллег. Разведка ведь не может рассчитывать на снисходительное отношение к себе, с ней будут считаться лишь в том случае, если она не только сильна сама по себе, в частности кадрами, опытом, высоким профессионализмом, но и если за ней стоит Государство, на поддержку которого она всегда может рассчитывать.

После этого случая был ещё один поединок, который советская сторона выиграла. На этот раз инициатором стали Соединенные Штаты Америки, которые до этого сами не прибегали к подобной практике, ограничиваясь науськиванием и подстрекательством своих союзников.

В ответ на массовое Выдворение советских дипломатов нами был предпринят нетрадиционный, но крайне эффективный шаг: из посольства США в Москве был отозван весь обслуживающий персонал, состоящий из советских граждан. Буквально в считаные дни работа посольства была полностью парализована, и американская сторона начала лихорадочно искать пути к урегулированию конфликта. Мало того, что наши ответные меры оказались такими действенными, администрация США стала мишенью весьма едких насмешек собственной прессы.

Пожалуй, впервые предпринятая Вашингтоном антисоветская акция привела к Критике действий американской стороны с тыла, Причём в самой уничижительной форме.
122
Многие до сих пор вспоминают остроумный и едкий фельетон Арта Бухвальда, в котором высмеивается ситуация тех дней вокруг посольства США в Москве: американский резидент, несмотря на окрики из Вашингтона, отказывается предоставить политическое убежище мифическому советскому генералу ввиду того, что в здании после ухода советских специалистов отсутствуют элементарные условия для проживания.
 
Каждый случай Выдворения, особенно массового, становился предметом специального разбирательства и тщательного анализа. Выводы могли быть самыми разными. Когда речь идет об элементарной провокации — тут все ясно, нужна ответная реакция, и чем она жестче, тем лучше.

Но ведь бывали ситуации, когда провал настолько очевиден, что оспаривать его нет никакого смысла. Становиться в позу, когда ты действительно сам во всем виноват, было даже вредно, при любых обстоятельствах нужно сохранять чувство собственного достоинства. Хотя и здесь противник не вправе перебарщивать, допускать некорректность и пользоваться оскорбительными приемами, тем более рассчитывая при этом на безнаказанность.
 
Разведслужба — это не подпольная организация, а вполне официальное учреждение, являющееся к тому же одним из важнейших атрибутов Государства. Говоря о подрывной деятельности иностранных держав и их спецслужб против СССР, необходимо учитывать то обстоятельство, что она не являлась каким-то абстрактным политическим процессом, — речь идет о конкретных действиях, которые были направлены против Государства и острие которых проходит по живому — по Судьбам Людей, про которых не ради красного словца говорят, что они находятся на передовой.

Выдворение из страны, шельмование — это, пожалуй, самое легкое из того, что подстерегает Разведчика в его повседневной жизни. Хотя и это является весьма ощутимым ударом — как правило, на долгие годы человеку закрывается въезд не только в эту, но и во многие другие страны, а значит, насмарку идут долгие годы подготовки, сужаются возможности применения сил на наиболее интересном участке оперативной работы.

Содержание

 
www.pseudology.org