М:, Прогресс, 1992 Alexis-Charles-Henri Clérel de Tocqueville - Алексис де Токвиль Демократия в Америке Книга вторая. Часть вторая. Глава 1-10 Часть вторая. Влияние демократии на чувства американцев Глава I Почему демократические народы с большим пылом и постоянством любят равенство, чем свободу Едва ли есть надобность Говорить, что из всех Чувств, порождаемых в Обществе Равенством условий, самым главным и самым сильным является Любовь к этому самому Равенству. Поэтому не следует удивляться тому, что я говорю о ней в первую очередь. Все заметили, что в наше время и особенно во Франции это стремление к Равенству с каждым днём все более захватывает человеческие сердца. Сотни раз уже говорилось, что наши современники с куда большей страстностью и постоянством влюблены в Равенство, чем в Свободу; однако я не считаю, что Причины данного обстоятельства выявлены с достаточной полнотой. Попытаюсь сделать это. Вполне Возможно представить себе ту крайнюю точку, в которой Свобода и Равенство пересекаются и совмещаются. Предположим, что все Граждане соучаствуют в Управлении Государством и что каждый имеет совершенно равное Право принимать в этом участие. В этом случае никто не будет отличаться от себе подобных и ни один Человек не сможет обладать тиранической Властью; Люди будут совершенно свободны, потому что они будут полностью Равны, и они будут совершенно Равны, потому что будут полностью свободны. Именно к этому Идеалу стремятся демократические Народы. Такова самая полная форма Равенства, которая только может быть установлена на земле; существуют, однако, тысячи других форм, которые, не будучи столь же совершенными, едва ли менее дороги этим Народам. Равенство может быть установлено для гражданского Общества, не распространяясь на сферу политической Жизни страны. Каждый может иметь Право предаваться одним и тем же радостям Жизни, выбирать любую профессию, иметь доступ в любые общественные собрания — словом, вести одинаковый со всеми Образ Жизни и добиваться материального Благосостояния одними и теми же средствами без того, чтобы все принимали участие в Управлении Государством. Определенного рода Равенство может установиться в политической Жизни даже при полном отсутствии политической Свободы. Индивидуум может быть равен со всеми остальными Людьми, за исключением одного-единственного Человека, который, безраздельно господствуя над всеми, способен без всякого различия набирать из них исполнителей своей Власти. Без труда можно было бы предложить множество других гипотетических построений, в которых весьма значительная степень Равенства способна легко сочетаться с наличием более или менее свободных политических Институтов или даже с Институтами, совсем лишенными Свободы. Хотя Люди, не будучи совершенно свободными, не могут быть абсолютно равными и хотя, соответственно, Равенство в своем крайнем выражении совпадает со Свободой, имеется тем не менее веское основание видеть различие между этими двумя Понятиями. Любовь Людей к Свободе и та склонность, которую они испытывают к Равенству в реальной Жизни, — совершенно разные Чувства, и я осмелюсь добавить, что у демократических Народов эти Чувства не Равны по Силе и значению. 371 При внимательном рассмотрении можно увидеть, что каждый век отмечен одной своеобразной чертой, с которой связаны остальные его особенности; эта черта почти всегда порождает основополагающую Идею или же господствующую Страсть века, которая в конечном счёте притягивает к себе и увлекает своим течением все человеческие Чувства и все Идеи подобно тому, как большая река притягивает к себе всякий бегущий поблизости ручей. Свобода являла себя Людям в разные времена и в разных формах; она не связана исключительно с какой-либо одной формой социального устройства и встречается не только в демократических Государствах. Поэтому она не может представлять собой отличительной черты демократической эпохи. Той особенной, исключительной чертой, отличающей данную эпоху от предшествовавших, является Равенство условий существования; господствующей Страстью, движущей сердцами Людей в такие времена, выступает Любовь к этому Равенству. Не спрашивайте, какую такую прелесть демократические Народы видят в том, что все их Граждане живут одинаково, не спрашивайте и об особых Причинах, которые могут объяснять их столь упорную привязанность именно к Равенству в числе всех благ, предоставляемых им Обществом: Равенство выступает отличительным признаком их эпохи. Этого вполне достаточно для объяснения того предпочтения, которое они оказывают Равенству. Независимо от названной Причины, однако, существует множество других мотивов, которые во все времена по обыкновению заставляли Людей предпочитать Равенство Свободе. Если какой-либо Народ мог самостоятельно уничтожить у себя или хотя бы ослабить господство Равенства, он достигал этого лишь в результате долгих и мучительных усилий. Для этого ему необходимо было изменить своё социальное устройство, отменить свои Законы, трансформировать Обычаи и Нравы. Политическую Свободу, напротив, надо все время крепко держать в руках: достаточно ослабить хватку, и она ускользает. Таким образом, Люди цепко держатся за Равенство не только потому, что оно им дорого; они привязаны к нему ещё и потому, что верят в его неизбывность. Самые ограниченные и легкомысленные Люди осознают, что чрезмерная политическая Свобода способна подвергнуть Опасности спокойствие, наследственное Имущество и Жизнь Индивидуумов. Напротив, только чрезвычайно внимательные и проницательные Люди замечают ту Опасность для Нас, которую таит в себе Равенство, и, как правило, они уклоняются от обязанности предупреждать окружающих об этой угрозе. Они знают, что те несчастья, которых они опасаются, ещё весьма далеки, и тешат себя Надеждой, что эти беды выпадут лишь на долю грядущих поколений, до которых нынешнему поколению мало дела. То зло, которое приносит с собой Свобода, подчас проявляется незамедлительно; негативные стороны Свободы видны всем, и все более или менее остро их ощущают. То зло, которое может произвести крайняя степень Равенства, обнаруживает себя постепенно; оно понемногу проникает в ткани общественного организма; оно замечается лишь изредка, и в тот момент, когда оно становится особо разрушительным, Привычка к нему уже оставляет Людей бесчувственными. То добро, что приносит с собой Свобода, обнаруживается лишь долгое время спустя, и поэтому всегда легко ошибиться в Причинах, породивших благо. Преимущества Равенства ощущаются незамедлительно, и ежедневно можно Наблюдать тот источник, из которого они проистекают. Политическая Свобода время от времени дарует высокое Наслаждение ограниченному числу Граждан. Равенство ежедневно наделяет каждого Человека Массой мелких радостей. Привлекательность Равенства ощущается постоянно и действует на всякого; его чарам поддаются самые благородные сердца, и Души самые низменные с восторгом предаются его Наслаждениям. Таким образом, Страсть, возбуждаемая Равенством, одновременно является и сильной, и всеобщей. Люди не могут пользоваться политической Свободой, не оплачивая её какими-либо жертвами, и они никогда не овладевают ею без больших усилий. Радости же, доставляемые Равенством, не требуют ни жертв, ни усилий — их порождает всякое незначительное событие частной Жизни, и, чтобы наслаждаться ими, Человеку надо просто жить. 372 Демократические Народы всегда с Любовью относятся к Равенству, однако бывают периоды, когда они доводят эту Любовь до исступления. Это случается тогда, когда старая общественная иерархия, долго расшатываемая, окончательно разрушается в результате последних яростных междуусобных схваток и когда барьеры, разделявшие Граждан, наконец-то оказываются опрокинутыми. В такие времена Люди набрасываются на Равенство, как на добычу, и дорожат им, как драгоценностью, которую у них могут похитить. Страсть к Равенству проникает во все уголки человеческого сердца, переполняя его и завладевая им целиком. Бесполезно объяснять Людям, что, слепо отдаваясь одной исключительной Страсти, они ставят под угрозу свои самые жизненно важные Интересы: Люди остаются глухими. Бесполезно доказывать Людям, что, пока они смотрят в другую сторону, они теряют Свободу, которая ускользает прямо из их рук: они остаются слепыми или, скорее, способными видеть во всей вселенной лишь один-единственный предмет своих Вожделений. Все вышеизложенное относится ко всем демократическим нациям. То, о чем речь пойдет ниже, имеет отношение только к Нам самим — к французам. У большей части современных наций, и особенно у Народов континентальной Европы, стремление к Свободе и сама Идея Свободы стали зарождаться и развиваться лишь с того времени, когда условия существования Людей начали уравниваться — как следствие этого самого Равенства. И именно абсолютные Монархи более всего для этого потрудились, выравнивая чины и Сословия среди своих Подданных. В истории этих Народов Равенство предшествовало Свободе; таким образом, Равенство было уже явлением давним, тогда как Свобода была ещё явлением новым. Равенство уже создало приемлемые для себя Убеждения, Обычаи и Законы, в то время как Свобода впервые в полном одиночестве вышла на авансцену при ясном свете дня. Следовательно, Свобода существовала лишь в виде Идеи и внутренней склонности, когда Равенство уже вошло в Обычаи Народов, овладело их Нравами и придало особое направление самой заурядной жизнедеятельности Людей. Следует ли удивляться тому, что наши современники предпочитают Равенство Свободе? Я Думаю, что демократические Народы испытывают естественное стремление к Свободе; будучи предоставленными самим себе, они её ищут, любят и болезненно переживают её утрату. Однако Равенство вызывает в них Страсть, пылкую, неутолимую, непреходящую и необоримую; они жаждут Равенства в Свободе, и, если она им не доступна, они хотят Равенства хотя бы в Рабстве. Они вынесут бедность, порабощение, разгул Варварства, но не потерпят Аристократии. Это справедливо для всех времен и особенно для наших дней. Какие бы Люди и какие бы Власти ни захотели восстать против этой непобедимой Силы, они будут опрокинуты и уничтожены ею. В наше время Свобода не может возобладать без её поддержки, и даже деспоты не смогут господствовать, не опираясь на неё. Глава II Об Индивидуализме в демократических странах Я показал, каким образом в века Равенства каждый Человек в самом себе обнаруживает источники своих Убеждений; теперь мне хотелось бы показать, каким образом он направляет все свои Чувства на свою собственную Личность. Слово "Индивидуализм" появилось совсем недавно для выражения новой Идеи. Наши отцы имели Представление только об Эгоизме. Эгоизм — это страстная, чрезмерная Любовь к самому себе, заставляющая Человека относиться ко всему на свете лишь с точки зрения личных Интересов и предпочитать себя всем остальным Людям. Индивидуализм — это взвешенное, спокойное Чувство, побуждающее каждого Гражданина изолировать себя от Массы себе подобных и замыкаться в узком семейном и дружеском круге. Создав для себя, таким образом, маленькое Общество, Человек охотно перестает тревожиться обо всем Обществе в целом. 373 Эгоизм порождается слепым Инстинктом; Индивидуализм скорее проистекает от ошибочности Суждения, чем от испорченности Чувства. Его Причина кроется как в слабости Разума, так и в пороках сердца. Эгоизм иссушает зародыши всех человеческих Добродетелей, тогда как Индивидуализм поначалу поражает только ростки Добродетелей общественного Характера; однако с течением длительного времени он поражает и убивает и все остальные и в конечном счёте сам превращается в Эгоизм. Эгоизм — это древний, как сам мир, порок. Он в равной мере свойствен любой форме общественного устройства. Индивидуализм имеет собственно демократическое происхождение и угрожает тем, что будет усиливаться по мере выравнивания условий существования Людей. У аристократических Народов Семьи в течение столетий сохраняют своё положение и часто даже живут на одном и том же месте. Благодаря этому все поколения как бы сосуществуют одновременно, становятся, если так можно выразиться, современниками друг друга. Любой Человек почти всегда знает и уважает своих предков; он думает о Судьбе своих правнуков и любит их. Он с готовностью исполняет свой долг как по отношению к предшественникам, так и по отношению к наследникам, и ему часто приходится жертвовать личными удобствами во имя Людей, которых уже нет или которых ещё нет на свете. Кроме того, аристократические Институты заставляют каждого Человека иметь тесные отношения с множеством своих сограждан. Поскольку в аристократическом Государстве Классы чётко отделены друг от друга и устойчивы, каждый Класс в глазах своих представителей играет роль своего рода малой родины — Понятия более конкретного и близкого, чем Понятие отечества в целом. Так как в аристократическом Обществе положение каждого Человека строго определено по отношению к тем, кто выше его и кто ниже, у всякого имеется некто, стоящий над ним, в чьем покровительстве он нуждается, и некто, находящийся ниже его самого, от кого он может потребовать сотрудничества Люди, живущие в аристократические века, следовательно, почти всегда самым тесным образом связаны с событиями и Людьми, находящимися за пределами их частной Жизни, и поэтому каждый из них часто предрасположен забывать о самом себе. Правда, в эти века общее Понятие Человека как такового не имеет определенного содержания и Люди едва ли думают о том, чтобы посвятить свою Жизнь всему Человечеству, однако они часто жертвуют собой ради конкретных Людей. В демократические века, напротив, обязанности каждого Индивидуума перед всем Человечеством осознаются значительно яснее, но служение конкретному Человеку встречается много реже: Чувства, влекущие Людей друг к другу, становятся более всеобъемлющими и узы, связующие их, не столь крепки. У демократических Народов новые семейства беспрестанно появляются из Небытия, а прежние беспрестанно исчезают, и положение всех живущих постоянно изменяется; связующая нить времен ежеминутно рвется, и следы, оставляемые предшествующими поколениями, стираются. Люди легко забывают тех, кто жил до них, и никто не думает о тех, кто будет жить после них. Их интересуют только современники. По мере того как каждое Сословие сближается и смешивается с остальными, Люди, принадлежащие к одному и тому же Классу, становятся равнодушными и чужими друг другу. Аристократическое устройство представляло собой цепь, связывавшую между собой по восходящей крестьянина и Короля; Демократия разбивает эту цепь и рассыпает её звенья по отдельности. Чем более уравниваются социальные условия существования, тем больше встречается в Обществе Людей, которые, не имея достаточно Богатства или Власти, чтобы оказывать значительное влияние на определенную часть себе подобных, тем не менее приобрели или сохранили достаточный запас Знаний и материальных средств, чтобы ни от кого не зависеть. Такие Люди никому ничего не должны и ничего ни от кого не ждут; они привыкли всегда думать самостоятельно о самих себе и склонны полагать, будто их Судьба полностью находится в их собственных руках. Таким образом, Демократия не только заставляет каждого Человека забывать своих предков, но отгоняет Мысли о потомках и отгораживает его от современников; она постоянно принуждает его думать лишь о самом себе, угрожая в конечном счёте заточить его в уединенную пустоту собственного сердца.   374 Глава III В чём причина того, что в конце демократической революции индивидуализм проявляется значительно сильнее, чем в любую другую эпоху Как раз в тот момент, когда демократическое Общество завершает своё формирование на обломках Аристократии, эта самая изолированность Людей друг от друга и порождаемый ею Эгоизм особенно изумляют наблюдательные взоры. Такое Общество не просто состоит из большого количества независимых Граждан, их число ежедневно пополняется за счёт Людей, лишь недавно обретших Свободу и опьяненных своей новой Властью. Этим последним свойственна самонадеянная Вера в свои Силы, и они, полагая, что отныне им уже никогда не понадобится помощь окружающих, без стеснения демонстрируют своё Желание думать только о самих себе. Аристократия обычно не уступает своих Прав без длительной Борьбы, во время которой между различными Классами вспыхивает огонь непримиримой Ненависти. Такие Чувства сохраняются и после победы, и их проявления можно Наблюдать в обстановке последующей демократической сумятицы. Те из Граждан, которые согласно уничтоженной иерархии были в числе первых, не могут сразу же забыть о своем прежнем Величии; в течение долгого времени они чувствуют себя чужими в новом Обществе. Всех Людей, объявленных им ровней, они считают угнетателями, Судьба которых не может вызывать у них сочувствия; они потеряли из виду своих бывших собратьев по Классу и не чувствуют себя более связанными с ними общими Интересами; каждый из них, удалившись от дел, считает, что ему, стало быть, не остается ничего другого, кроме как заниматься собой. Напротив, те, кто в прежние времена занимал нижние ступени социальной лестницы и кого Революция вдруг подняла до среднего уровня, не могут пользоваться своей недавно обретенной Свободой без Чувства тайного беспокойства; когда они случайно встречаются с кем-нибудь из своих бывших господ, они бросают на него Взгляды, полные торжества и Страха, и избегают общения. Следовательно, как правило, именно в период зарождения демократического Общества Граждане проявляют особую склонность к разобщенности. Демократия не побуждает Людей сближаться с себе подобными, а демократические Революции заставляют их сторониться друг друга и увековечивают в недрах самого Равенства Чувство Ненависти, порожденное неравенством. У американцев имеется то огромное преимущество, что они достигли Демократии, не испытав демократических Революций, и что они не добивались Равенства, а были равными с рождения. Глава IV Как американцы борются против индивидуализма с помощью свободных институтов Деспотизм, который по своей Природе всегда трусливо подозрителен, видит в разобщенности Людей самый верный залог собственной прочности и, как правило, все свои усилия нацеливает на то, чтобы Людей разобщить. Из всех пороков человеческого сердца самый подходящий для него — порок Эгоизма: тиран легко прощает своим Подданным отсутствие Любви к нему, лишь бы при этом они не любили друг друга Он не требует от них помощи в Управлении Государством; довольно и того, что они сами не претендуют на Управление им. Он называет "крикливыми и беспокойными" тех Людей, которые пытаются объединить свои Силы во имя общего Процветания, и, извращая значение слов, объявляет "хорошими Гражданами" тех, кто думает только о самих себе. 375 Таким образом, Деспотизм порождает как раз те пороки, развитию которых благоприятствует также и Равенство. Эти два явления роковым образом дополняют и поддерживают друг друга. Равенство расставляет всех Людей в одну шеренгу, не порождая никакой взаимосвязи между ними. Деспотизм возводит между ними разделительные барьеры. Равенство побуждает их не заботиться об окружающих, а Деспотизм объявляет Равнодушие гражданской Добродетелью. Следовательно, хотя угроза Деспотизма существует всегда, он особенно опасен в века Демократии. Вполне ясно, что именно в эти века Люди особенно нуждаются в Свободе. Когда Граждане вынуждены заниматься общественными делами, они непременно отвлекаются от своих личных Интересов и время от времени отрываются от самосозерцания. Как только общественные дела начинают решаться общими усилиями, каждый Человек приходит к пониманию, что он не столь независим от себе подобных, как он это представлял себе прежде, и что для того, чтобы обеспечить себе поддержку окружающих, он сам должен оказывать им содействие. Когда Государством правит Общественное Мнение, все Люди сознают Ценность общественного признания и каждый пытается добиться его, стараясь обрести уважение и привязанность тех Людей, среди которых он должен жить. Многие из Страстей, очерствляющие сердца и разобщающие Людей, обязаны, таким образом, отступать и прятаться в глубине Души. Гордыня маскируется; презрительность не смеет даже высунуться на свет божий. Эгоизм страшится самого себя. При свободном Правлении назначение на большую часть государственных должностей производится выборным путем, и поэтому тем Людям, которым благородство Души или беспокойство Желаний не дают замкнуться в узких рамках частной Жизни, ежедневно приходится ощущать и осознавать, что они не могут обойтись без окружающего их населения. Оттого бывает, что Человек, своим Честолюбием побуждаемый думать о себе подобных, находит, что ему некоторым образом выгодно забывать обо всех Интригах, порождаемых Выборами, о предосудительных средствах, которыми нередко пользуются кандидаты, и о той клевете, которую распространяют их противники. Выборы возбуждают Ненависть, и чем чаще они проводятся, тем больше Возможностей для её проявления. Это зло, без Сомнения, велико, но оно носит преходящий Характер, тогда как положительное воздействие Выборов сохраняется надолго. Страстное Желание быть избранным может на некоторое время настроить отдельных Людей на воинственный лад; однако то же самое Желание почти постоянно заставляет всех Людей оказывать поддержку друг другу; и, если случается так, что соперничество на Выборах рассоривает двух друзей, выборная Система прочно объединяет между собой великое множество Граждан, которые без неё всегда оставались бы чужими друг для друга Свобода создает некоторые ситуации, возбуждающие Чувство Ненависти, но Деспотизм порождает всеобщее безразличие. Американцы боролись с Индивидуализмом, вызывавшимся Равенством, с помощью Свободы и победили его. Законодатели Америки не считали, что предоставление всей нации одного выборного органа само по себе — средство вполне достаточное, чтобы противодействовать столь зловещему и столь естественному для общественного организма заболеванию демократических времен; они полагали, что помимо этого каждой территории следует дать Возможность жить своей собственной политической Жизнью, с тем чтобы Граждане получили неограниченное количество стимулов действовать сообща и ежедневно бы ощущали свою зависимость друг от друга. Это были мудрые решения. Общие дела страны находятся только в ведении Граждан, занимающих в ней руководящее положение. Они лишь изредка собираются вместе, и, как это часто бывает, разъезжаясь и теряя друг друга из виду, не устанавливают между собой прочных Связей. Однако, когда речь идёт об Управлении конкретными делами какого-либо Округа, находящимися в руках живущих в нём Людей, одни и те же Личности всегда контактируют между собой и оказываются некоторым образом вынуждены знакомиться и уживаться друг с другом. 376 Человека трудно заставить бросить свои дела и действовать в Интересах будущего всего Государства, ибо он слабо представляет себе то влияние, которое Судьба Государства может оказать на его собственную участь. Если же речь идёт, например, о строительстве дороги рядом с его земельным наделом, он с первого Взгляда увидит прямую зависимость между этим незначительным общественным мероприятием и значительно более важными для него личными делами, а также без подсказки обнаружит тесную Связь, соединяющую здесь частные Интересы с Интересами общими. Следовательно, гораздо большего можно достичь, поручая Гражданам заниматься конкретными текущими делами, нежели предоставив им Возможность решать глобальные вопросы, с целью заинтересовать их проблемами общего блага и в этой Связи заставить их постоянно ощущать Потребность друг в друге. Благосклонность Народа можно разом завоевать каким-либо выдающимся поступком; однако для того, чтобы заслужить Любовь и уважение окружающих, необходима прочная репутация всегда доброжелательного, бескорыстного Человека, готового постоянно оказывать Людям маленькие услуги и делать неприметные добрые дела. Таким образом, местное самоуправление и политическая Свобода, побуждающие многих Граждан высоко ценить отношение к ним соседей и близких, беспрестанно заставляет Людей, несмотря на разобщающие их Инстинкты, общаться и помогать друг другу. В Соединенных Штатах самые богатые Граждане весьма озабочены тем, чтобы не оказаться изолированными от Народа; напротив, они постоянно поддерживают с ним общение, каждый день охотно выслушивая любого Человека и беседуя с ним. Они знают, что при Демократии богатые всегда нуждаются в бедных и что в демократические времена бедных легче привлечь к себе хорошим отношением, нежели благодеяниями. Ибо сама значительность благодеяний, подчеркивающая различие положений, вызывает у тех, кто ими пользуется, тайное раздражение, тогда как простые манеры производят неотразимое впечатление: любезность почти всегда привлекает к себе Людей и даже простоватая вульгарность манер не всегда отталкивает. Богатые Люди Отнюдь не сразу сумели понять и оценить эту Истину. Обычно они сопротивляются ей в течение всего того времени, пока идёт демократическая Революция, и даже после её победоносного завершения они не сразу с ней примиряются. Они охотно соглашаются заботиться о благе Народа, но упорно хотят держаться от него на расстоянии. Они считают, что этого достаточно, и очень глубоко заблуждаются. Поступая подобным образом, они могут разориться, не вызвав никакого сочувствия в сердцах окружающих их Людей. Народ не требует от них финансовых пожертвований, он хочет, чтобы они поступились своей Гордыней. Может показаться, что в Соединенных Штатах все Силы человеческого Воображения расходуются на изобретения средств приумножения Богатства и удовлетворения общественных Потребностей. Самые светлые головы каждого региона беспрестанно направляют свои Знания на поиски новых секретов, способных улучшить всеобщее Благосостояние, и, открывая какой-нибудь из них, они спешно передают его Толпе. Рассматривая вблизи пороки и слабости, свойственные многим из Людей, управляющих Америкой, можно прийти в изумление, узнав, что Богатство Народа растёт.IIодобное изумление совершенно неуместно. Процветание американской Демократии обеспечивается Отнюдь не выборными должностными лицами; оно обеспечивается тем, что эти лица назначаются выборным путем. Было бы неверно считать, что Патриотизм американцев и то рвение, с которым каждый из них способствует Благосостоянию своих сограждан, не имеет под собой никакого реального основания. Хотя личный Интерес в Соединенных Штатах, как и в любом другом месте, обусловливает большую часть практической деятельности Людей, он, однако, не регулирует всю их Жизнь. Я часто видел, как американцы шли на действительно серьезные жертвы ради общего дела, и я сотни раз наблюдал, как в критические моменты они оказывали друг другу надежную поддержку. Свободные Институты, имеющиеся в распоряжении жителей Соединенных Штатов, и те политические Права, которыми они столь часто пользуются, беспрестанно тысячей самых разных способов напоминают каждому Гражданину о том, что он живет в Обществе. 377 Они ежеминутно возвращают его к Мысли, что быть полезным для окружающих — долг Человека, вполне отвечающий его собственным Интересам, и, так как у него не имеется никакой особой Причины ненавидеть окружающих, ибо он не является ни их Рабом, ни их господином, он без особых усилий начинает испытывать к ним Чувство сердечной доброжелательности. Сначала он служит общим Интересам по необходимости, а затем уже руководствуясь сознательным Выбором; расчётливость превращается в инстинктивное побуждение, и, столь много работая на благо своих сограждан, он, в конце концов, обретает Привычку и склонность к служению им. Во Франции очень многие Люди считают, что Равенство условий существования — важнейшее из зол, которому лишь немногим уступает политическая Свобода И если уж здесь вынуждены Подчиняться одному из них, то по крайней мере всеми Силами пытаются избежать другого. Что касается лично меня, то я утверждаю, что есть только одно эффективное средство Борьбы против того зла, которое может быть порождено Равенством. Это средство — политическая Свобода. Глава V О роли объединений в общественной жизни американцев Я не намерен Говорить о тех политических Объединениях и организациях, с помощью которых Люди пытаются защитить себя от Деспотизма Большинства или же от незаконных посягательств королевской Власти. Мы уже обсуждали этот предмет. Ясно, что, поскольку каждый Гражданин становится сам по себе менее могущественным и менее способным в одиночку сохранить свою Свободу, Опасность Тирании с наступлением Равенства возрастает, если Граждане не найдут какого-либо способа сплачиваться для защиты своей Свободы. В данном же случае речь идёт только о тех Объединениях и Ассоциациях, которые складываются в общественной Жизни и не ставят перед собой никаких политических целей. Политические Объединения составляют лишь очень незначительную часть из того огромного количества разного рода Ассоциаций, что существуют в Соединенных Штатах. Американцы самых различных возрастов, положений и склонностей беспрестанно объединяются в разные союзы. Это не только Объединения коммерческого или производственного Характера, в которых они все без исключения участвуют, но и тысяча других разновидностей: религиозно-нравственные Общества, Объединения серьезные и пустяковые, общедоступные и замкнутые, многолюдные и насчитывающие всего несколько Человек. Американцы объединяются в комитеты для того, чтобы организовывать празднества, основывать Школы, строить гостиницы, столовые, церковные здания, распространять книги, посылать миссионеров на другой край света. Таким образом они возводят больницы, Тюрьмы, Школы. Идёт ли, наконец, речь о том, чтобы проливать свет на Истину, или о том, чтобы воспитывать Чувства, опираясь на великие примеры, они объединяются в Ассоциации. И всегда там, где во Франции во главе всякого нового начинания вы видите представителя Правительства, а в Англии — представителя знати, будьте уверены, что в Соединенных Штатах вы увидите какой-нибудь комитет. В Америке мне встречались такие Ассоциации, о Возможности существования которых, признаюсь, я не имел ни малейшего Представления, и я часто восхищался той бесконечной изобретательностью, с которой жители Соединенных Штатов умеют внушать общую цель большому числу Людей, добиваясь от них поддержки и готовности добровольно идти к ней. Впоследствии я путешествовал по Англии, у которой американцы заимствовали коекакие из своих Законов и многие из Обычаев, и мне показалось, что англичане далеко не постоянно и не столь искусно пользуются Правом создания Ассоциаций. Часто бывает так, что англичане, рассчитывая только на свои собственные Силы, добиваются очень значительных результатов, тогда как для американцев нет предприятия столь ничтожного, чтобы они не могли вокруг него объединиться. Очевидно, что первые рассматривают Ассоциацию как могучее средство коллективного действия, в то время как вторые относятся к ней как к единственно возможному Образу действия вообще. 378 Таким образом, самой демократической страной в мире является та из стран, где в наши дни Люди достигли наивысшего Совершенства в Искусстве сообща добиваться цели, отвечающей их общим Желаниям, и чаще других применять этот новый метод коллективного действия. Случайна ли эта зависимость или же между Ассоциациями и Равенством действительно существует непременная взаимосвязь? Внутри аристократических Обществ, состоящих в основном из Массы Индивидуумов, не имеющих никакой Возможности действовать самостоятельно, всегда есть небольшое число очень могущественных и очень богатых Граждан, каждый из которых может вершить большие дела. В аристократических Обществах Людям нет никакой необходимости объединяться для действия, поскольку они и без того прочно объединены. Каждый богатый и влиятельный Гражданин играет роль своего рода главы устойчивой Ассоциации принудительного Характера, куда входят все те Люди, которых он заставляет соучаствовать в исполнении своих замыслов. У демократических Народов, напротив, все Граждане независимы и слабы; они почти ни на что не способны поодиночке, и никто из них не может обязать окружающих оказывать ему содействие. Все они были бы беспомощными, если бы не научились добровольно помогать друг другу. Если бы Люди, живущие в демократических странах, не имели Права или готовности объединяться в политических целях, их Независимость подвергалась бы великой Опасности, но они ещё долгое время могли бы сохранять свои Богатства и Знания; если же они не приобрели бы Привычки объединяться в повседневной Жизни, под угрозой оказалась бы сама Цивилизация. Народ, в котором отдельная Личность теряет Возможность самостоятельно вести крупные дела, не приобретая при этом Способности вести их сообща, вскоре вернется к Варварству. К сожалению, то же самое общественное устройство, вызывающее у демократических Народов, с одной стороны, столь настоятельную Потребность создавать Объединения и Ассоциации, с другой — обусловливает такое положение, что создание этих Объединений дается им труднее, чем всем другим Народам. Когда несколько Аристократов выражают Желание создать какое-нибудь сообщество, это не составляет для них никакой сложности. Поскольку каждый из них обладает солидным общественным весом, число членов этого влиятельного Объединения может быть небольшим, и, так как их немного, им легко всем познакомиться, научиться понимать друг друга и установить чёткие правила. В демократических странах не имеется столь же благоприятных условий; здесь всегда Объединение, для того чтобы иметь какую-нибудь Силу, должно насчитывать очень большое число участников. Я знаю, что многих из моих современников данное обстоятельство не смущает. Чтобы Общество могло справляться с задачами, непосильными более для отдельных Личностей, утверждают они, Правительство должно становиться все более действенным и активным по мере того, как Граждане будут впадать в Бессилие и беспомощность. Они полагают, что, заявляя это, они решают все проблемы. Я Думаю, однако, что они заблуждаются. Правительство могло бы возложить на себя обязанности некоторых самых крупных американских Ассоциаций, и в отдельных Штатах такая попытка уже предпринималась. Однако какая политическая Власть когда-либо станет способной достаточно эффективно справляться со всей той Массой бесчисленных мелких дел, которая ежедневно выполняется американскими Гражданами с помощью союзов и Объединений? Легко предсказать, что приближается такое время, когда Человек в одиночку будет все менее способен создавать для себя самые простые и жизненно необходимые условия существования. Задача государственной Власти, таким образом, будет беспрестанно усложняться, и сами усилия Власти, направленные на то, чтобы справиться с этой задачей, день ото дня будут все более расширять её полномочия. Чем больше Власть станет подменять собой Ассоциации, тем больше частные лица, забывая о Возможности объединенных действий, будут испытывать Потребность в помощи со стороны этой Власти — таков порочный круг беспрерывно порождающих друг друга Причин и следствий. 379 Должна ли, наконец, государственная Администрация брать на себя Управление всей той промышленностью, с которой не под Силу справляться отдельным Гражданам? И если в конце концов наступит такой момент, когда вследствие чрезмерного деления земельной Собственности земля окажется разделенной на столь крохотные участки, что её можно будет обрабатывать лишь с помощью земледельческих Ассоциаций, обязан ли будет глава Правительства оставлять бразды Правления Государством для того, чтобы брать в руки плуг? Нравственность и умственное развитие демократического Народа подверглись бы не меньшей Опасности, чем его торговля и промышленность, в случае, если бы Правительство полностью заместило собой союзы и Ассоциации. Лишь в процессе общения Людей человеческие Чувства и Идеи обновляются, сердца становятся благороднее, а Интеллект получает развитие. Я показал, что в демократических странах почти нет этого общения. Поэтому его необходимо создавать искусственно. И сделать это можно только с помощью Объединений. Когда Аристократы воспринимают какие-нибудь новые Идеи или когда изменяется мир их Чувств, они приносят их с собой на подмостки того грандиозного Театра, в котором сами играют весьма заметные роли и, выставляя их таким образом на обозрение Толпы, делают их доступными для Умов и сердец всех окружающих Людей. В демократических странах только руководящие круги располагают естественной Возможностью поступать подобным образом, однако вполне понятно, что их деятельность всегда недостаточна, а часто — просто опасна. Правительство не более способно стимулировать и обновлять движение Чувств и Идей великого Народа, чем оно способно руководить всеми промышленными предприятиями. Если Правительство, покинув сферу Политики, ринется вперед по этому новому пути, оно, само того не желая, начнет насаждать невыносимую Тиранию, ибо Правительство способно лишь диктовать чёткие правила и положения. Покровительствуя определенным Чувствам и Идеям, оно насаждает их, и его советы всегда трудно отличить от приказов. Ситуация может стать много хуже, если Правительство придёт к Мысли, что полная остановка всякого движения в этой области отвечает его подлинным Интересам. Тогда все замрет, и его собственные веки сомкнутся в тяжелом добровольном сне. Поэтому необходимо, чтобы Правительство не действовало в одиночку. У демократических Народов именно Ассоциации должны занять место тех могущественных Вельмож, которые исчезли здесь с созданием равных условий существования. Как только несколько жителей Соединенных Штатов начинают испытывать одно и то же Чувство или приходят к сходным Идеям, с которыми они хотели бы ознакомить Общество, они ищут единомышленников и, найдя их, объединяются. И тогда они перестают быть отдельными Индивидуумами и становятся заметной Силой, действия которой служат примером; когда они Говорят, к ним прислушиваются. Когда я впервые услышал в Соединенных Штатах, что сто тысяч Человек публично взяли Обязательство не употреблять более спиртных напитков, этот случай показался мне не столько серьезным, сколько забавным, и сначала я не мог понять, отчего эти трезвенники не удовлетворяются Возможностью скромно попивать воду в кругу своей Семьи. Затем до меня дошло, что эти сто тысяч американцев, напуганные распространением вокруг себя пьянства, захотели оказать трезвости своё покровительство. Они поступили точно так же, как вел бы себя сиятельный Вельможа, который, желая воспитать в рядовых Гражданах презрение к роскоши, сам одевался бы очень просто. Можно представить себе, что, если бы эти сто тысяч Людей жили во Франции, то каждый из них самостоятельно обратился бы к Правительству с просьбой, чтобы оно взяло под свой контроль все кабаки на территории королевства На мой Взгляд, более всего нашего внимания заслуживают американские Ассоциации, в которых Люди объединены по принципу сходства интеллектуальных и нравственных Интересов и целей. Политические и промышленные Объединения в Америке сразу бросаются в глаза, тогда как остальные выпадают из поля нашего зрения, и даже если Мы их замечаем, то плохо в них разбираемся, поскольку Мы едва ли имели Возможность когда-либо Наблюдать нечто подобное. Между тем следует признать, что они столь же необходимы, а быть может, даже более необходимы американскому Народу, чем первые. 380 В демократических странах умение создавать Объединения — первооснова общественной Жизни; прогресс всех остальных её сторон зависит от прогресса в этой области. Среди Законов, управляющих человеческим Обществом, есть один, абсолютно непреложный и точный. Для того чтобы Люди оставались или становились цивилизованными, необходимо, чтобы их умение объединяться в союзы развивалось и совершенствовалось с той же самой быстротой, с какой среди них устанавливается Равенство условий существования. Глава VI Взаимосвязь ассоциаций и периодической печати Когда прочная, постоянная зависимость не связывает более Людей между собой, нельзя добиться того, чтобы многие из них действовали сообща, не убедив каждого из них, что это добровольное Объединение всех Сил необходимо и отвечает личному Интересу любого из его участников. Самый привычный и удобный способ достижения этой цели — публикация в Прессе; только Газета способна заставить тысячу читателей одновременно задуматься над одной и той же Мыслью. Газета — это советчик, которого не надо искать; она сама приходит к вам и ежедневно вкратце рассказывает о состоянии общественных дел, не отвлекая вас от собственных забот. Поэтому издание Газет приобретает все большее значение по мере того, как Люди становятся все более равными и Опасность Индивидуализма возрастает. Полагая, что Газеты служат гарантией Свободы, Мы приуменьшили бы их значение: они поддерживают существование самой Цивилизации. Я Отнюдь не отрицаю того, что в демократических странах Газеты часто приводят Граждан к весьма необдуманным совместным действиям; однако, если бы не было Газет, совместные действия едва ли были бы возможны. Таким образом, производимое ими зло значительно меньше того зла, от которого они исцеляют. Газета не только способна предложить множеству Людей единый план действий, она предоставляет им Возможность совместного исполнения тех замыслов, к которым они приходят сами. Влиятельные Граждане, живущие в аристократических странах, видят друг друга издалека, и, если они хотят объединить свои Силы, они идут навстречу друг другу, сопровождаемые Толпами своих сторонников. В демократических странах, напротив, часто бывает так, что большое количество Людей, испытывающих Желание или необходимость объединиться, не могут сделать этого потому, что все они, будучи крохотными, затерянными в Толпе, не видят один другого и не могут друг друга найти. И вдруг появляется Газета, публикующая те Мысли или Чувства, которыми одновременно, но поодиночке все они захвачены. Они все тотчас же направляются к этому свету и, подобно блуждающим огонькам, долго искавшим друг друга во тьме, наконец-то встречаются и объединяются. Газета, сблизив их, остается необходимым средством поддержания их Союза. Чтобы иметь какой-либо вес, любая Ассоциация у демократических Народов должна быть многочисленной. Люди, входящие в неё, живут далеко друг от друга, и каждый из них крепко привязан к месту проживания скромными размерами своего достатка и множеством мелочных забот, вызываемых этим обстоятельством. Им необходимо найти способ ежедневно общаться и действовать сообща, не собираясь вместе. Следовательно, едва ли существует такая демократическая Ассоциация, которая может обойтись без своей Газеты. Таким образом, между Ассоциациями и Газетами существует необходимая взаимосвязь: Газеты создают Ассоциации, а Ассоциации основывают Газеты; и если истинным является Утверждение, что число Ассоциаций должно увеличиваться по мере уравнивания условий существования, то не менее справедливым будет Утверждение о том, что число Газет возрастает прямо пропорционально увеличивающемуся количеству Ассоциаций. 381 Поэтому Америка имеет как Ассоциаций, так и Газет больше, чем любая другая страна в мире. Это соотношение между количеством Газет и Ассоциаций ведёт Нас к открытию другой зависимости — между положением периодической Печати и формой Правления в стране. Мы находим, что у демократического Народа число Газет должно уменьшаться или увеличиваться по мере усиления или ослабления централизованной Власти. Ибо у демократических Народов нельзя, как это делается при Аристократии, передать в руки привилегированных Граждан Управление всеми местными делами. Местная Власть должна быть либо упразднена, либо передана большому числу Людей, образующих подлинную, прочную Ассоциацию, которая, будучи подкреплена Законами, представляет собой Администрацию части территории страны. Эти Люди испытывают Потребность в Газете, которая, ежедневно приходя к ним, занятым собственными мелкими заботами, ставила бы их в известность относительно состояния общественных дел. Чем больше Институтов имеет местная Власть, тем большее количество Людей закономерно требуется для исполнения её функций, и чем острее ощущается хроническая Потребность в таких Людях, тем быстрее возрастает число Газет. Эта чрезвычайная дробность административной Власти много более, чем большая политическая Свобода и абсолютная Независимость Прессы, обусловливает появление столь внушительного числа Газет в Америке. Если бы все жители Соединенных Штатов были Избирателями, подчиняющимися Системе, которая ограничивала бы их Право голоса только Выборами членов законодательных органов страны, им понадобилось бы очень незначительно число Газет, поскольку у них имелись бы очень важные, но весьма редкие Причины действовать сообща. Но внутри огромного национального сообщества в каждом Штате, в каждом городе и, так сказать, в каждой деревне Законом предусмотрено существование маленьких Ассоциаций, имеющих целью местное самоуправление. Законодательство подобным образом вынуждает каждого американца ежедневно сотрудничать с кем-нибудь из своих сограждан в каком-либо общественном деле, и любому из них нужна Газета, в которой бы сообщалось о том, что делают другие Люди. Я Думаю, что демократический Народ1, не имея национального представительства, но при наличии большого числа мелких органов местного самоуправления, в конечном счёте будет иметь больше Газет, чем другой демократический Народ, у которого централизованная Власть существует наряду с национальным выборным законодательным собранием. Лучшим объяснением широчайшего размаха, который приняла деятельность ежедневной Прессы в Соединенных Штатах, мне представляется то обстоятельство, что у американцев самая полная национальная Свобода сочетается с различного рода Правами, которыми облечены местные органы Власти. ---------------------------- 1 Я говорю о демократическом Народе потому, что Власть у аристократического Народа может быть крайне децентрализованной, не порождая при этом внутренней Потребности в периодической Печати, так как в этом случае местная Власть будет находиться в руках очень небольшого числа Людей, действующих либо совершенно независимо, либо знающих друг друга, имеющих Возможность запросто встречаться между собой и приходить ко взаимопониманию. Чем более равными становятся условия существования, а Люди — индивидуально слабее, с тем большей легкостью они поддаются воздействию Толпы и тем больше усилий требуются от них, чтобы в одиночку держаться Убеждений, отвергнутых Толпой. Подобные блага, без Сомнения, драгоценны; я понимаю, что нация с целью их достижения или сохранения может на некоторое время наложить на себя крайне тесные путы. И всё же неплохо, если она при этом будет точно знать, во что они ей обходятся. Я понимаю, что для спасения Жизни Человека бывает необходима ампутация руки, но я не хочу, чтобы меня уверяли в том, что он сумеет сохранить свою прежнюю ловкость. Газета выступает как представитель Ассоциации; она может Говорить с каждым читателем от имени всех остальных своих читателей, и ей тем проще их убеждать, чем беспомощнее они индивидуально. Власть Газет, следовательно, должна усиливаться по мере того, как Люди становятся все более равными. Во Франции и Англии принято считать, что для того, чтобы число Газет быстро увеличивалось, достаточно отменить обременяющие Прессу налоги. Это Убеждение чрезмерно преувеличивает последствия подобного рода реформы. Число Газет не увеличивается лишь только потому, что это дело становится прибыльным, но зависит от более или менее часто ощущаемой большим количеством Людей Потребности общаться друг с другом и действовать сообща. Я также связал бы растущее влияние Газет с Причинами, имеющими значительно более общий Характер, чем те, которыми часто это влияние объясняется. Газета может существовать лишь при том условии, что она воспроизводит учение или Чувства, разделяемые множеством Людей. Газета, следовательно, всегда играет роль печатного органа какой-либо Ассоциации, члены которой являются её постоянными читателями. Эта Ассоциация может быть более или менее оформленной, более или менее закрытой, более или менее многочисленной, но она должна существовать по меньшей мере как прообраз Идеи в головах Людей, ибо только благодаря ей Газета не погибает. Данное положение приводит Нас к последнему соображению, которым и завершится эта глава. 382 Глава VII Отношения между гражданскими и политическими ассоциациям На земле существует только одна нация, представители которой ежедневно пользуются неограниченной Свободой и Правом объединяться в политических целях. Эта же самая нация — единственная в мире, представители которой пришли к Мысли о необходимости постоянно пользоваться своим Правом и создавать собственные гражданские Ассоциации, научившись таким образом пользоваться всеми возможными благами Цивилизации. Во всех странах, где политические Ассоциации запрещены, гражданские Объединения—явление редкое. Едва ли будет справедливым предположение о том, что данное обстоятельство носит случайный Характер; скорее напрашивается вывод о существовании естественной и, быть может, необходимой взаимосвязи между этими двумя разновидностями Ассоциаций. Какое-нибудь дело совершенно непроизвольно объединяет Интересы разных Людей. Это может быть Управление каким-либо коммерческим предприятием или же успешное завершение одного из промышленных начинаний. Все заинтересованные лица встречаются, объединяются и таким образом постепенно приобщаются к Идее Ассоциации. Чем большим становится число этих мелких союзов, тем большую Способность объединяться для общественно важных дел безотчетно приобретают Люди. Гражданские Объединения, следовательно, подготавливают почву для создания политических Ассоциаций; со своей стороны, однако, политические Ассоциации в высшей степени способствуют развитию и совершенствованию способов создания гражданских Ассоциаций. Что касается гражданской Жизни, то здесь каждый Человек в крайнем случае может убедить себя в том, что лично он вполне способен обойтись своими собственными Силами. В Политике это никогда не придёт ему в голову. Когда Народ имеет полнокровную политическую Жизнь, Идея о необходимости Ассоциаций и Желание объединяться составляют часть каждодневных жизненных впечатлений всех Граждан, и какое бы естественное отвращение ни испытывали Люди к совместным действиям, они всегда будут готовы сотрудничать во имя Интересов своей Партии. Таким образом Политика делает всеобщим достоянием склонность и Привычку к Ассоциациям; она вызывает Желание объединяться и обучает Искусству создания союзов Массы Людей, которые в противном случае всегда жили бы сами по себе. Политика не только порождает множество Объединений, но и приводит к созданию очень широких Ассоциаций. В гражданской Жизни редко бывает так, чтобы какой-нибудь общий Интерес побуждал значительное количество Людей действовать сообща. Большое Искусство требуется для того, чтобы организовать нечто подобное. Политика же сама постоянно предоставляет такие Возможности. А ведь общее значение Ассоциаций по-настоящему демонстрируют только большие организации. 383 Индивидуально слабые Граждане не имеют заранее сложившихся точных Представлений о той Силе, которую они могут приобрести, действуя сообща; чтобы они это поняли, им необходимо её показать. Из этого следует, что подчас бывает проще объединить общей целью Массу Людей, чем собрать воедино усилия нескольких Человек; где тысяча не видит особого Смысла в Объединении, десять тысяч видят его вполне ясно. В Политике Люди объединяются для решения больших задач, и та выгода, которую они извлекают из совместной деятельности, преподает им практический урок, убеждающий в Пользе взаимопомощи даже для достижения значительно меньших целей. Политическая Ассоциация одновременно размыкает узкие круги общения множества Индивидуумов; сколь бы ни были сильны естественные различия между ними по возрасту, умственному развитию, обеспеченности, Ассоциация сближает их и заставляет контактировать. Однажды встретившись, они уже всегда будут знать, как можно найти друг друга. Нельзя участвовать в Большинстве гражданских Ассоциаций, не рискуя долей своего состояния; так обстоят дела со всеми промышленными и торговыми компаниями. Когда Люди ещё несведущи в Искусстве и основных Законах создания Ассоциаций, они боятся, что, впервые объединяясь подобным образом, принуждены будут дорого заплатить за свой Опыт.Поэтому они скорее предпочтут отказаться от средства, могущего привести их к успеху, чем подвергнуться связанному с ним риску. Значительно меньше колебаний вызывает у них участие в политических союзах, которые кажутся им безопасными постольку, поскольку они не рискуют своими Денгами. Но ведь нельзя долгое время принадлежать к подобным организациям, не усвоив, каким образом Возможно поддерживать Порядок среди большого числа Людей и какие методы позволяют сообща и последовательно двигаться к общей цели. Они обучаются подчинять свои Желания Воле всех остальных и согласовывать свои личные усилия с общими действиями, то есть всем тем вещам, знать которые при формировании гражданских Ассоциаций не менее необходимо, чем при создании политических союзов. Участие в политических Объединениях, следовательно, можно рассматривать в качестве всеобщей бесплатной Школы, в которой каждый Гражданин изучает общую Теорию создания Ассоциаций. И даже если бы политические Ассоциации не оказывали непосредственного воздействия на прогресс в области формирования гражданских Объединений, уничтожение первых нанесло бы вред вторым. Когда Граждане имеют Право объединяться только по определенным Поводам, они относятся к Ассоциации как к странной и непривычной форме и едва ли помышляют о ней. Когда же им позволено свободно объединяться по любому случаю, они в конечном итоге начинают видеть в Ассоциации универсальное и, так сказать, уникальное средство, с помощью которого Люди могут помогать себе в достижении тех различных целей, которые они ставят перед собой. Всякая новая Потребность тотчас же возвращает их к этой Идее. Итак, как я уже отмечал выше, умение создавать Ассоциации становится первоосновой общественной Жизни; все изучают и применяют его на практике. Когда определенные Ассоциации запрещены, а другие разрешены, первые заранее трудно отличить от вторых. Испытывая Сомнения, Люди стараются держаться в стороне от всех Ассоциаций, и складывается своего рода общее Мнение, согласно которому всякая организация является делом дерзким и почти противозаконным 1. ------------------------ 1 Это особенно верно тогда, когда исполнительная Власть облечена полномочиями разрешать или запрещать Ассоциации по своему собственному усмотрению. Если она ограничивается запрещением определенных организаций, поручая Судам заботу о наказании тех, кто не повинуется, зло будет значительно меньшим: в этом случае каждый Гражданин более или менее загодя знает, на что можно рассчитывать; так или иначе, он рассматривает дело прежде, чем оно дойдет до Суда, и, устраняясь от участия в запрещенных Объединениях, вступает в разрешенные союзы. Именно таким образом все свободные Народы представляют себе Возможность ограничения Права создавать Ассоциации. Напротив, если законодательные органы доверят кому-либо Право предварительно решать, какие организации вредны, а какие полезны, и дадут ему Право либо уничтожать все организации в самом зародыше, либо позволять им расти, никто более не сможет заранее предвидеть, в каком случае можно объединяться, а в каком от этого следует воздерживаться, и поэтому все движение будет полностью парализовало. В первом случае Закон нацелен только против определенных организаций, во втором — он направлен против самого Общества и наносит ему вред. Я допускаю Возможность, что законное Правительство прибегнет к помощи первого Закона, но при этом ни за каким Правительством я не признаю Права вводить Закон второго типа. 384 Поэтому-то не чем иным, как химерой, является Вера в то, что Потребность Людей в совместных действиях, будучи подавленной в одном месте, не перестанет проявляться с прежней энергичностью во всех остальных местах и что достаточно лишь разрешить Людям объединиться для воплощения в Жизнь каких-либо замыслов, и они спешно ринутся их осуществлять. Когда Граждане имеют Возможность и Привычку объединяться по любому Поводу, они столь же охотно будут действовать сообща при решении не только крупных, но и мелких проблем. Однако, если они смогут объединяться только для незначительных дел, у них не будет ни Желания, ни Способности действовать совместно. Напрасно им будет предоставлена полная Свобода сообща заниматься своими привычными делами: они будут равнодушно пользоваться дарованными им Правами, и вы, израсходовав свои Силы на то, чтобы удержать их от участия в запрещенных союзах, с удивлением обнаружите, что не можете убедить их создавать разрешенные Объединения. Я не говорю, что нельзя иметь гражданские организации в тех странах, где запрещены политические союзы, так как Люди не могут жить в Обществе, не принимая участия в каких-либо общественных мероприятиях. Однако я утверждаю, что гражданские Ассоциации в этих странах всегда будут очень малочисленными, плохо задуманными и бездарно управляемыми: они либо никогда не возьмутся за выполнение серьезных задач, либо, желая их решить, будут терпеть неудачи. Это естественным образом приводит меня к Мысли о том, что Свобода Ассоциаций в сфере Политики не представляется столь опасной для общественного спокойствия, как это принято полагать, и что может случиться так, что она, дав в течение некоторого времени встряску Государству, в дальнейшем будет способствовать его укреплению. В демократических странах политические Ассоциации представляют собой, образно говоря, могущественных деятелей, желающих Управлять Государством. Поэтому Правительства в наши дни относятся к политическим Объединениям данного рода во многом подобно тому, как Короли в средние века относились к могущественным вассалам короны: они испытывали перед ними Страх, смешанный с отвращением, и сражались с ними при каждом удобном случае. Напротив, к гражданским организациям Правительства испытывают Чувство естественной благосклонности, так как они с легкостью выясняют, что эти Ассоциации, Отнюдь не сосредоточивая внимания Граждан на государственных делах, отвлекают их от Мыслей об этом и, все более активно занимаясь проектами, которые не могут быть выполнены в обстановке общественного беспорядка, уменьшают Опасность Революций. Правительства, однако, не принимают во внимание то обстоятельство, что существование политических союзов чрезвычайно облегчает Жизнь и умножает число гражданских Объединений, и поэтому, избегая опасного зла, они лишают себя эффективного средства его лечения. Когда видишь, как свободно каждый день американцы объединяются для того, чтобы восторжествовало какое-либо политическое Мнение, или же с целью ввести в Правительство какого-нибудь политического деятеля, а другого — лишить Власти, трудно бывает понять, отчего столь независимые Люди не впадают ежеминутно в порок вседозволенности. Если же, с другой стороны, вы станете думать о том бесчисленном множестве промышленных предприятий, которые в Соединенных Штатах создаются коллективными усилиями, и если вы заметите, что американцы повсюду работают без передышки, исполняя какой-нибудь важный и трудный проект, реализацию которого сорвала бы самая ничтожная из Революций, вы легко поймете, отчего столь сильно занятые Люди не испытывают ни малейшего соблазна волновать Государство или же нарушить тот общественный покой, из которого они сами извлекают Пользу. Довольно ли того, что Мы рассматриваем эти явления по отдельности, и не следует ли обнаружить соединяющий их тайный узел? Именно в политических союзах американцы всех профессий, умонастроений и возрастов ежедневно воспитывают в себе Вкус к коллективной деятельности как таковой и овладевают её Законами. В этих союзах они встречаются с большим количеством Людей, Говорят, выслушивают друг друга и вдохновляются на совместную Работу по реализации всех самых различных начинаний. Все свои Знания, приобретенные подобным образом, они переносят затем в повседневную Жизнь и тысячью разнообразных способов пользуются ими. Следовательно, именно Наслаждение вредной Свободой обучает американцев Искусству уменьшать содержащуюся в Свободе Опасность. 385 Если выбрать определенные моменты в Жизни какой-либо нации, то легко можно доказать, что политические союзы производят волнение в Государстве и парализуют промышленность; однако если взять всю историю существования данного Народа, то столь же легко будет показать, что Свобода Ассоциаций в сфере Политики благоприятствует Процветанию и даже спокойствию Граждан. В первой части этой Работы я писал: "Неограниченную Свободу Ассоциаций не следует смешивать со Свободой Печати: первая одновременно и менее необходима и более опасна, чем вторая. Нация может ограничить её, не теряя над собой контроля; иногда она должна так поступить, чтобы выжить". И несколько далее: "Нельзя не признать, что из всех возможных Свобод Народ менее всего может позволить себе неограниченную Свободу Ассоциаций в сфере Политики. Если она и не ввергает его в Анархию, то постоянно приближает, так сказать, к краю этой пропасти". Итак, я не Думаю, что какая-нибудь нация всегда может разрешать своим Гражданам иметь абсолютное Право создавать политические Ассоциации, и даже сомневаюсь в том, что вообще существует такая страна или такая эпоха, в которые было бы мудрее не ограничивать Свободу союзов. Кое-кто заявляет, что тот Народ не может сохранять внутреннее спокойствие, внушать уважение к своим Законам или создавать прочное Правительство, который не ограничил Право своих Граждан создавать Объединения довольно узкими рамками. Подобные блага, без Сомнения, драгоценны; я понимаю, что нация с целью их достижения или сохранения может на некоторое время наложить на себя крайне тесные путы. И всё же неплохо, если она при этом будет точно знать, во что они ей обходятся. Я понимаю, что для спасения Жизни Человека бывает необходима ампутация руки, но я не хочу, чтобы меня уверяли в том, что он сумеет сохранить свою прежнюю ловкость. Глава VIII Как американцы противоборствуют индивидуализму с помощью учения о правильно понимаемом интересе Когда миром правила немногочисленная группа могущественных и богатых Индивидуумов, они с готовностью поощряли формирование возвышенных Идей об обязанностях Человека; им нравилось проповедовать Взгляды, согласно которым истинной Славы было достойно самоотречение, поскольку Человеку, как и самому Творцу, приличествует совершать добрые дела, нисколько не будучи в них заинтересованным. В те времена данное учение играло роль официальной Морали. Я сомневаюсь в том, что Люди в аристократические века были лучше, чем в другие времена, однако совершенно определенно, что тогда они беспрестанно говорили о Красоте Добродетели и лишь втайне изучали её полезные свойства. По мере того как Воображение перестает парить столь высоко и каждый концентрируется на себе самом, моралисты начинают опасаться этой Идеи самопожертвования и не осмеливаются более предлагать её Людям. Поэтому они ограничиваются поисками той личной выгоды, которую могут получить Граждане, работая для блага всех, и, когда им удается открыть ещё одну из тех точек, в которой личные Интересы пересекаются и смешиваются с общими Интересами, они торопятся выставить её на всеобщее обозрение. Таким образом изолированные Наблюдения становятся общей Теорией и Люди в конце концов начинают верить в то, что Человек, служа себе подобным, служит самому себе и что добрые дела отвечают его личному Интересу. Я уже отмечал в различных местах этой Работы, что жители Соединенных Штатов почти всегда знают, каким образом своё личное благополучие можно сочетать с благополучием своих сограждан. Здесь я хочу подчеркнуть то, что добиваться этого умения им помогает общая Теория. В Соединенных Штатах почти не говорится о Красоте Добродетели. Уверяют, что она полезна, и ежедневно доказывают это. Американские моралисты не домогаются того, чтобы Человек жертвовал собой ради окружающих просто во имя свершения славного подвига, но они смело заявляют, что подобные жертвы столь же необходимы тем, кто на них идёт, как и тем, кому они полезны. 386 Они заметили, что в их стране и в их время Сила, заставляющая Человека постоянно думать о самом себе, необорима, и, потеряв Надежду ей противостоять, они думают лишь о том, чтобы ею Управлять. Поэтому они не отрицают того, что каждый Человек может руководствоваться собственными Интересами, однако они изо всех Сил стараются доказать, что Честность и добропорядочность отвечают Интересам любого Человека. Я не хочу входить здесь в подробности их аргументации, так как это слишком далеко увело бы меня от моей темы; мне достаточно констатации того Факта, что они сумели убедить своих сограждан. В своё время Монтень сказал: "Если я не выбираю прямую дорогу по Причине её прямизны, я выберу её в конце концов, узнав на личном Опыте, что это по обыкновению—самый счастливый и удобный путь". Таким образом, учение о правильно понимаемом Интересе не ново, однако американцами наших дней оно признано повсеместно. Оно стало здесь популярным и служит обоснованием всех видов деятельности. Оно насквозь пронизывает все их рассуждения. На устах бедняков оно звучит не реже, чем в беседах богатых Людей. В Европе в отличие от Америки учение об Интересе имеет далеко не столь изящные и стройные формы, к тому же оно значительно менее распространено и в особенности не столь активно проповедуемо; его сторонники ежедневно оказывают ему знаки преданности, которой они более не чувствуют. Американцам, напротив, нравится объяснять почти все свои поступки с помощью этого учения; они охотно подчеркивают, что просвещенная Любовь к себе постоянно заставляет юс помогать друг другу и вызывает в них готовность жертвовать на благо Государства часть своего времени и состояния. Я Думаю, что в данном отношении они часто не вполне справедливы к себе самим, так как подчас в Соединенных Штатах, как и повсюду, можно видеть Граждан, охваченных вполне естественным для Людей бескорыстным, нерасчётливым порывом. Американцы, однако, едва ли склонны признаваться в том, что могут Подчиняться такого рода душевным движениям; они скорее предпочтут отдать должное своей Философии, нежели самим себе. Здесь я мог бы закончить, не пытаясь вынести Суждение по Поводу того, что описал. Чрезвычайная сложность данного предмета послужила бы мне вполне достаточным извинением. Но я не хочу снисхождения и предпочту, чтобы мои читатели, ясно видя мою цель, отказались бы следовать за мной, чем оставлю их в неведении. Теория правильно понимаемого личного Интереса — не возвышенное, но ясно и чётко разработанное учение. Оно не стремится к достижению великих целей, однако добивается без особых усилий всего того, что намечает.IIоскольку оно доступно для любого разумения, каждый с легкостью его постигает и запоминает без труда. Замечательно приспосабливаясь к человеческим слабостям, это учение обретает большую Силу, и ему нетрудно сохранять её потому, что оно направляет личный Интерес против самого себя и, управляя Страстями, пользуется тем же самым кнутом, который эти Страсти возбуждает. Учение о правильно понимаемом Интересе не порождает великой самоотверженности, но оно ежедневно требует маленьких жертв. Само по себе оно не способно сделать Людей добродетельными, однако оно воспитывает множество благоразумных, воздержанных, степенных, предусмотрительных Граждан, умеющих держать себя в руках; и если оно не ведёт Волю Людей прямой дорогой к Добродетели, то неприметно приближает их к ней с помощью благоприобретаемых Привычек. Если бы учению о правильно понимаемой заинтересованности когда-либо удалось полностью стать господствующим в нравственной области, примеры высокой Добродетели, без Сомнения, встречались бы реже. Но я Думаю, что в этом случае грубая порочность также была бы менее распространенной. Это учение, быть может, помешает немногим достичь нравственных высот, значительно превосходящих средний уровень, но многие из тех, кто опустился бы ниже этого уровня, хватаются за него, и оно их удерживает. Если иметь в виду отдельные Личности, то оно их унижает. Если же иметь в виду все Человечество, то оно облагораживает людские Души. 387 Не побоюсь сказать, что из всех философских Теорий учение о правильно понимаемом Интересе представляется мне наиболее полно отвечающим Потребностям Людей нашего времени, а также то, что в нём я усматриваю самую надежную из оставшихся у них гарантий против самих себя. Поэтому внимание современных моралистов должно быть главным образом направлено на данное учение. Даже несмотря на то что они могут считать его несовершенным, оно всё же должно быть принято как необходимое. Говоря в целом, я не Думаю, что у Нас Эгоизма больше, чем в Америке; единственное различие заключается в том, что там Эгоизм носит просвещенный Характер, а здесь — нет. Каждый американец умеет жертвовать частью своих личных Интересов, чтобы спасти остальное. Мы хотим сохранить все и часто все теряем. Вокруг себя я вижу лишь Людей, желающих, по-видимому, ежедневно внушать словом и делом своим современникам Мысль о том, что полезное никогда не бывает бесчестным. Удастся ли мне в конце концов найти такого Человека, который бы взялся объяснить им, что Честность полезна? На земле нет Силы, способной помешать росту Равенства условий существования и тому, что оно, нацеливая человеческий Разум на поиск полезного, побуждает каждого Гражданина заниматься лишь самим собой. Следует поэтому ожидать, что личный Интерес в большей мере, чем когда бы то ни было, станет главной, если не единственной движущей Силой человеческой деятельности; остается, однако, выяснить, как каждый Человек будет понимать свои личные Интересы. Если Граждане, становясь равными, останутся невежественными и грубыми, трудно предположить, до какой глупой крайности они дойдут в своем Эгоизме, и нельзя сказать заранее, сколь постыдную нищету и досадные беды они сами навлекут на свои головы, страшась пожертвовать толикой своего Благосостояния для Процветания окружающих. Я не Думаю, что учение об Интересе в том виде, в каком его проповедуют в Америке, представляется несомненно положительным во всех отношениях; однако оно заключает в себе множество столь очевидных Истин, что достаточно дать образование Людям, и они сами постигнут эти Истины. Поэтому во что бы то ни стало просвещайте их, ибо век слепой самоотверженности и инстинктивной добродетельности давно уже миновал, и я вижу, что наступает время, когда сами Свобода, гражданский покой и общественный Порядок не смогут обойтись без Просвещения. Глава IX Каким образом американцы применяют учение о правильно понимаемом интересе в области религии Если учение о правильно понимаемом личном Интересе ограничивалось бы земными делами, оно Отнюдь не было бы столь влиятельным, так как оно требует немало таких жертв, которые могут быть вознаграждены лишь на том свете; и какие бы усилия ни предпринимал Разум, доказывая Пользу Добродетели, Человека, не желающего думать о Смерти, всегда будет очень трудно заставить жить достойно. Поэтому необходимо знать, может ли учение о правильно понимаемом Интересе легко сочетаться с религиозными верованиями. Философы, распространяющие это учение, Говорят Людям, что для счастливой Жизни необходимо следить за своими Чувствами и старательно обуздывать их, что нельзя обрести прочного Счастья, не отказываясь от тысячи мимолетных Удовольствий, и что, наконец, Любовь к себе требует постоянной победы над самим собой. Основатели едва ли не всех Религий говорили почти одно и то же. Указывая Людям все тот же путь, они лишь ставили перед ними более отдаленную цель: не обещая награды на этом свете за предписанные жертвы, они говорили о блаженстве в мире ином. Тем не менее я отказываюсь верить тому, что все Люди, ведущие по религиозным мотивам добродетельный Образ Жизни, поступают так лишь по той Причине, что рассчитывают на вознаграждение. 388 Мне встречалось немало ревностных христиан, всецело поглощенных пылкой заботой о всеобщем Счастье, и Я слышал их рассуждения о том, что они таким образом надеются заслужить блаженство в Загробной жизни; я не могу, однако, избавиться от Мысли, что они несправедливы к себе. Я слишком сильно уважаю их, чтобы верить им на слово. Это Правда, что Христианство учит Нас необходимости предпочитать Интересы других Людей личным Интересам, если жаждешь обрести небеса; однако Христианство также учит Нас необходимости делать добро ближним во имя Любви к Богу. Это выражение великолепно: Человек своим Разумом постигает божественную премудрость; он видит, что цель Господа — сохранение миропорядка; он сам свободно соучаствует в исполнении этого великого замысла, и, жертвуя своими личными Интересами во имя чудесной упорядоченности всех Вещей и явлении, он не ждет никакого иного вознаграждения, помимо Удовольствия созерцать этот миропорядок. Поэтому я не верю, что единственным стимулом поведения религиозных Людей является Интерес, однако я Думаю, что Интерес — главное средство, которым пользуются сами Религии с целью вести за собой Людей, и я не сомневаюсь, что именно благодаря ему они овладевают Сознанием народных Масс и становятся популярными. Я не вижу поэтому никакой явной Причины, по которой учение о правильно понимаемом личном Интересе должно было бы отвращать Людей от религиозных верований; напротив, я Думаю, что мне удалось выяснить, каким образом оно предрасполагает Людей к религиозности. Предположим, что для достижения Счастья в этом мире некто склонен всякий раз не доверять инстинктивным движениям Души, хладнокровно взвешивая все свои поступки, склонен не поддаваться слепо порыву первых Желаний, овладевая вместо этого Искусством побеждать их и обретая Привычку с легкостью жертвовать мимолетным Наслаждением во имя устойчивых Ценностей, определяющих всю его Жизнь. Если такой Человек верит в исповедуемое им религиозное учение, то он почти не ощутит бремени тех уз, которые оно налагает. Его собственный Разум будет советовать ему Подчиниться предписанным ограничениям, а приобретенный навык уже заранее подготовит его к необходимости их терпеть. Даже если у него и возникнут Сомнения по Поводу объекта его ожиданий, он не позволит им с легкостью остановить себя и решит, что мудрее будет пожертвовать отдельными благами сего мира, дабы сохранить свои Права на огромное Наследство, обещанное ему на том свете. "Если Мы заблуждаемся, считая христианскую Религию истинной, — сказал Паскаль, — Мы не так уж много теряем, но сколько несчастий таит в себе опаснось ошибиться, считая её ложной!" Американцы не делают вида, что совершенно равнодушны к Загробной жизни; не демонстрируют они и юношеской Гордыни, якобы презирая те Опасности, которых они надеются избежать. Поэтому они исповедуют свою Религию без всякой стыдливости и робости; напротив, даже в порыве религиозного рвения они остаются столь спокойными, последовательными и трезвыми, что кажется, будто не столько сердце, сколько Разум ведёт их к подножиям алтарей. Американцы не только лично заинтересованы в упрочении их Религии, но и часто рассматривают её с точки зрения той Пользы, которую она может принести Верующим в земной Жизни. В средние века священники говорили только о Загробной жизни; они едва ли обременяли себя доказательством Возможности для искреннего христианина быть счастливым здесь, на земле. Американские проповедники, напротив, беспрестанно спускаются на землю, и, пожалуй, лишь с великим трудом им удается оторвать от неё свои взоры. Стараясь сильнее затронуть Души своей паствы, они ежедневно рисуют перед её очами картины того, насколько благоприятны для Свободы и общественного Порядка религиозные Чувства; слушая их, подчас бывает трудно понять, какова же основная цель Религии — обретение вечного блаженства на том свете или же обеспечение благополучия на этом? 389 Глава X О страсти американцев к материальному благополучию В Америке Страсть к материальному благополучию не всегда является преобладающей, но она свойственна всем, хотя всякий выражает её на свой собственный лад. Забота об удовлетворении малейших Потребностей Тела и об обретении мелочных жизненных удобств повсеместно занимает Мысли американцев. Нечто подобное все более часто наблюдается и в Европе. Среди Причин, вызывающих появление сходных процессов в Жизни этих двух миров — Старого и Нового Света, некоторые имеют прямое отношение к моей теме, и поэтому я должен их указать. Когда Богатства наследственно закреплены за членами одних и тех же семейств, вы видите, что значительное число Людей наслаждаются материальной обеспеченностью, не испытывая при этом исключительной Страсти к материальным благам. Безмятежное обладание ценными вещами не привязывает к ним человеческое сердце столь крепко, как это делают не вполне удовлетворенное Желание обладать ими и постоянный Страх их потерять. В аристократических Обществах богатые Люди, никогда не знавшие нужды, не опасаются за своё благополучие; они с трудом представляют себе, что можно жить как-то иначе. Таким образом, материальное Благосостояние не является для них целью Жизни; это—лишь Образ их Жизни. Они воспринимают его как своего рода неотъемлемую часть их бытия и пользуются благами, не особо об этом задумываясь. Когда естественная, инстинктивная склонность к жизненным удобствам, испытываемая всеми Людьми, удовлетворяется без особых хлопот и волнений, душевные Силы Человека устремляются в ином направлении, он ставит перед собой более сложные задачи и более возвышенные цели, которые вдохновляют и всецело захватывают его. Именно по этой Причине Аристократы часто обнаруживают надменное презрение к тем самым жизненным благам, которыми они наслаждаются, а также чрезвычайную стойкость тогда, когда они вынуждены полностью от них отказаться. Все Революции, потрясавшие или же уничтожавшие аристократические Сословия, показали, с какой легкостью Люди, привычные к изобилию, могут обходиться даже без самого необходимого, тогда как Люди, достигшие комфорта благодаря своему трудолюбию, едва ли могут жить, потеряв своё Благосостояние. Если от высших кругов аристократического Общества перейти к его низшим Сословиям, то Мы обнаружим аналогичные явления, порожденные иными Причинами. В тех странах, где господствует Аристократия, лишая все Общество подвижности, Народ в конце концов так же привыкает к своей бедности, как богатые к своей роскоши. Одних вопросы материального Благосостояния не волнуют потому, что они пользуются им без всяких забот, других — потому, что они отчаялись когда-либо достичь его и их Представления о нём недостаточны для того, чтобы страстно его желать. В Обществах данного типа Воображение бедноты постоянно занято картинами Загробной жизни; несчастия и беды реального существования суживают Воображение, но оно вырывается из их тисков и пускается на поиски вечного, запредельного блаженства. Когда же, напротив, Сословия перемешаны, а Привилегии уничтожены, когда родовые имения дробятся, а Просвещение и Свобода распространяются все шире и шире, Воображение бедных воспламеняется страстным Желанием обрести Благосостояние, а Души богатых охватывает Страх перед Возможностью его утратить. Появляется множество Людей, имеющих средний достаток. Его вполне хватает на то, чтобы воспитать во владельцах Вкус к материальным Наслаждениям, однако он недостаточен для их полного удовлетворения. Этот достаток всегда дается им с великим трудом, и вкушают они его с трепетом. Оттого они постоянно стремятся получить или же сохранить свою долю столь дорогих, столь неполных и столь мимолетных Наслаждений. Пытаясь выяснить, какая Страсть должна естественным образом стать господствующей в Душах Людей, внутренний мир которых определяется и ограничивается безродностью их происхождения и Скромностью состояний, я нахожу, что наиболее свойственна им жажда материального благополучия. Тяга к материальному Благосостоянию — Страсть, в высшей степени характерная для среднего Класса; она усиливается и распространяется вместе с ростом этого Класса. 390 Именно отсюда она начинает проникать как в высшие Классы Общества, так и в самую толщу народных низов. В Америке мне не встретилось ни одного Человека, сколь бы на был он беден, который не бросал бы Взгляда, полного Надежды и Зависти, на комфортную Жизнь богатых Людей и чье Воображение не было бы заранее захвачено созерцанием картин, рисующих блага, в обладании которыми Судьба упорно ему отказывала. С другой стороны, я никогда не замечал в богатых американцах того высокомерного презрения к материальному Благосостоянию, которое подчас обнаруживает самая состоятельная и самая распущенная часть Аристократии. Американские богачи в Большинстве своем были некогда бедняками; они ощущали на себе жало нужды; они долго сражались с враждебной им Судьбой, и теперь, когда победа одержана, в них живы ещё те Чувства, с которыми они шли на бой; они кажутся хмельными от Наслаждения теми маленькими радостями, которых они добивались в течение сорока лет. Нельзя сказать, что в Соединенных Штатах, как и в любой другой стране, не встречается довольно значительного количества богатых Людей, которые, унаследовав состояния, беззаботно пользуются не заработанной ими роскошью. Однако даже такие Люди здесь не кажутся менее других привязанными к Удовольствиям материальной Жизни.   Любовь к достатку стала господствующей чертой национального Характера; великий поток человеческий Страстей течет здесь именно в этом направлении, увлекая за собой всё, что встречается на его пути. Содержание   www.pseudology.org