Санкт-Петербург, 1995 Пестов, Станислав Васильевич Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней Глава 12. Конкурента отодвинули К середине 1950 года у советских ядерщиков появилась новая задумка — на основе более мощной обжимающей Взрывчатки сделать необычайную Бомбу деления, энерговыделение которой по расчётам могло доходить до 1–2 мегатонн. Причём не в какой-то отдаленной перспективе, а в ближайшее время, поскольку самые основные явления в делящейся бомбе были более или менее изучены, отработаны и рассчитаны. Но этот заряд, получивший индекс РДС-7, был окончательно разработан только в 1953 году, до Испытания "Слойки", поскольку ему уделялось меньше времени и сил, хотя он был вполне конкурентноспособным с РДС-6с. Поскольку мощность Термоядерного заряда предполагалась неограниченной, "Слойке" и "трубе" было отдано предпочтение, РДС-7 даже не стали испытывать, что поставило Арзамас-16 в печальное положение. Ибо вскоре выяснилось, что возможности "Слойки" более ограниченны, чем РДС-7. Но в 1950 году такого понимания ещё не было. В конце этого года Харитон пишет отчет, в котором он выражает удовлетворение ходом работ по "Слойке" и "трубе", хотя американцы к тому времени уже отчетливо понимают безнадежность "трубы", и работу над ней совсем забросили. Однако, советская Разведка не может добыть эту Информацию, поскольку в значительной степени разгромлена, а оставшиеся ещё довольно многочисленные агенты не в состоянии "дотянуться" до ученых-ядерщиков высокого уровня, которые высказывают и претворяют в жизнь основополагающие идеи. Поэтому в СССР ещё несколько лет будут муссироваться и пережевываться бесплодные принципы одноступенчатой дейтериевой бомбы, добытые ещё до 1949 года. Так, например, в том же отчете Харитона, говорится о рассмотрения роли Трития для более успешного поджигания Дейтерия, о промежуточном узле со смесью Дейтерия и Трития — словом все выброшенные на помойку американцами идеи, которые Клаус Фукс передал ещё в 1948 году. Впрочем, Фукс передал через советскую Разведку и схему двухступенчатой бомбы с радиационной Имплозией, которую он разработал сам совместно с Нейманом и запатентовал в США ещё в 1946 году. В этой схеме бомба деления (инициатор) в первой ступени находилась в легкой оболочке, прозрачной для Рентгеновского излучения, которое во время Взрыва первой ступени вылетало во вторую и направлялось на Сжатие Дейтерия. В советской же "трубе" поджигающая урановая бомба пушечного типа находилась в массивной, толстой оболочке, совсем непрозрачной для излучения. И это — несмотря на то, что переданная Фуксом Информация по двухступенчатой Водородной бомбе была под рукой, она хранилась в арзамасском КБ-11. Но, как уже говорилось, ни Харитон, ни Курчатов, ни талантливейший Зельдович, у которого было прямо-таки особое четье на свежие и оригинальные идеи, никто из них не обратил должного внимание на гениальное предложение Фукса. Его схему посчитали слишком сложной и расчётами не проверили. В США тоже своевременно не оценили Фукса и потратили годы на тупиковую схему. Позже, после Взрыва "Майка" Эдвард Теллер скажет, что если бы сразу заинтересовались той двухступенчатой схемой, то Америка имела бы Водородную бомбу в 1947 году. Но ведь тогда и Фукс, вне всякого сомнения, передал бы всю Информацию — идеи, схемы, чертежи, результаты Испытаний — советской Разведке, и в СССР Водородная бомба появилась бы не в 1955 году, а значительно раньше. Железный "Феликс" и плутониевый шар В 1948 году на семинаре у Курчатова рассматривалась работа группы Ландау по вычислению мощности будущего Взрыва плутониевой бомбы. Бралась простейшая модель, в которой многими явлениями пренебрегали для этого упрощения, и все, в конце концов, сводилось к системе обыкновенных дифференциальных уравнений для средних (и к тому же не полных) величин. На этом семинаре впервые появился математик Андрей Тихонов, известный тем, что "стал профессором" на четвертом курсе университета. Тихонов тогда увлекся Топологией и получил результаты мирового уровня. Как говорят его коллеги, они до сих пор вызывают наибольшее число ссылок в математической литературе. И вот, после публикации этих идей в МГУ приходит письмо из Бразилии — "профессору Тихонову". Долго искали такого профессора, пока не сообразили, что бразильское послание нужно передать студенту четвертого курса… Тихонов выступил на курчатовском семинаре и сказал, что задачу вычисления мощности бомбы можно решить "в лоб" — методом конечных разностей. При этом учитывались и те сложные процессы, которыми раньше пренебрегали. "Но это будет научный подвиг, — вырвалось у Ландау, — если удастся-таки сделать". В те времена численные методы были слаборазвиты, хотя некоторые несложные задачи по ядерной тематике обсчитывались. А такие задачи, как Взрыв Атомной бомбы, никто и не пытался даже сосчитать. Поэтому заявление Тихонова вызвало живейший интерес Курчатова, и после семинара у них состоялась долгая беседа. Результатом стало Постановление Совмина об организации специальной лаборатории, которую возглавил Тихонов. Кончено, возникли трудности со специалистами и вычислительным оборудованием. На физфаке МГУ к тому времени открыли отделение "Строение вещества", под названием которого скрывалась группа по обучению ядерщиков и куда переводились студенты из других вузов. Его уже закончил Юрий Романов, а в 1948 году там получил диплом Владимир Гольдин. Дипломник Гольдин, а также только что защитивший диссертацию аспирант Тихонова — Александр Самарский — были первыми сотрудниками новой лаборатории. Сама лаборатория располагалась в "Геофизике", где существовала группа поиска Урана и уже имелся, стало быть, первый отдел. Именно его наличие определило "местожительства" вычислителей, ибо секретность была, прежде всего, — работы математиков шли под грифом "Особой важности". Разработкой численных методов для полной системы уравнений в частных производных, описывающих Взрыв Атомной бомбы, занялся Самарский. А Гольдин рассчитывал упрощенную модель группы Ландау. Самарский предложил и внедрил новую схему, и уже зимой 1949 года был сделан первый прямой расчёт Взрыва плутониевого шара, а потом заряда в виде урановой оболочки. Меньше, чем за год группа из трех научных сотрудников и вычислителей совершила-таки научный подвиг, если в особенности учесть, что все вычислительное оборудование состояло из механических арифмометров "Феликс". Или как их называли в народе — "Железный Феликс" — так несостоявшийся адвокат Ульянов любил обращаться к своему любимому палачу. Взрыв первой советской бомбы подтвердил правильность расчётов. Как рассказывает Гольдин, если бы все с самого начала знали — какие трудности их ожидают впереди — вряд ли тогда взялись за эту работу. И действительно, многие не выдержали и ушли, хотя зарплата была раза в два выше, чем в институтах Академии Наук. Но настоящие трудности были ещё впереди. Живой компьютер В 1950 году к Тихонову приехал Тамм и предложил рассчитать более сложную конструкцию, но физическую и техническую идеи раскрывать Тихонову не стал. В последствии, общаясь с Романовым и Сахаровым, математики узнали, что ведут расчёт нового заряда, в котором наряду с делением тяжелого ядра будет и Синтез легких ядер. Вычисления значительно усложнились и трансформировались. Они теперь основывались (и проверялись) на консервативности разностных схем, которые ввели и разработали Самарский и Тихонов. Удалось обойти сложности, которые возникали на границах слоев, весьма обличающихся по плотности и другим параметрам. Важную роль в расчётах играли константы, которые предоставляли математикам разработчики Юрий Романов и Герман Гончаров. В 1951 году закончился расчёт первого варианта "Слойки" в лаборатории Тихонова. Параллельно аналогичную работу проводили в группе Ландау. А в 1952 году комиссия под руководством Дмитрия Блохинцева сопоставила эти результаты, усовершенствовала оба метода и физики выбрали окончательный вариант конструкции. Не обошлось, конечно, без привлечения трудов западных ядерщиков — Фейнмана, Теллера, Ферми. Но зато физики получили более или менее полную картину процесса Взрыва, и все это — на механических арифмометрах. Правда, Самарский придумал схему распараллеливания, при которой десятки вычислителей работали над своим "куском" цепочки расчётов, а результат передавался соседу с помощью, как тогда иронически говорили, "крика". Нечто похожее, но гораздо раньше, изобрел в США Ричард Фейнман. Он набирал коллектив студентов, часть которых считала вручную свой "кусок", результат заносился в специальную карточку, а другие студенты по разработанной схеме разносили эти карточки для дальнейшего счёта. По сути дела это была живая вычислительная машина, Правда, очень медленная. Потом "живая" машина усовершенствовалась. На фотографии времен II Мировой войны снят громадный зал и сидящие перед пультом операторы, каждая из которых рассчитывала непонятные ей параметры ядерных процессов. Даже стоящий (на заднем плане) "надсмотрщик" не знал целей и смысла этих вычислений. Самый человечный человек Первая Советская Атомная бомба, сделанная по американским идеям и чертежам, была успешно испытана в тот год, когда Сахаров выпустил свой первый отчет, посвященный идеям "Слойки". Следующее Испытание Бомбы деления состоялось через два года — в 1951-ом, когда математики подготовили первый вариант просчитанной ими "Слойки". Испытанная бомба сильно отличалась от первой — в неё внесли изменения, добытые Разведкой из американских отчетов по усовершенствованию ядерного Оружия, а также новшества, предложенные советскими ядерщиками. В результате эффективность "изделия" возросла в несколько раз. Эти успехи, а также оптимистические надежды на высокие результаты готовящейся к Испытанию "Слойки" несколько уменьшили дрожь в коленках патологического труса — генералиссимуса Сталина. Стало ясно, что атомная команда создана, отрасль набирает обороты и об этом знают на Западе. Шансов сгореть заживо в атомном пламени у Джугашвили вроде стало поменьше и теперь можно заняться своим любимым делом — убивать и калечить людей. Как и все трусы, он был жесток, лишний раз, подтверждая, что жестокость и трусость — две стороны одной медали, и очень злопамятен. И он не забыл, что четыре года назад не удалась попытка разгромить современную физику, ибо физики нужны были позарез для создания ядерного Оружия. Теперь нужда в этих "Космополитах" не такая острая, им уже подрастает замена. Однако, новая кампания "чисток" должна затмить даже 37-ой год, пощады не будет ни детям, ни Женщинам, ни старикам! Стране нужно гораздо больше концлагерей, гораздо больше дармовой рабочей силы, гораздо меньше свободолюбивой Интеллигенции! А начать надо с тех, кто поближе — с врачей кремлевской больницы, например, их можно обвинить в Смерти выдающегося борца с Космополитами — Жданова. И вскоре арестовывают кремлевских врачей, практически все — еврейской национальности. Эта группа объявляется преступной организацией, убившей ряд членов ЦК и правительства и готовившей покушение на самого Великого Сталина. Все газеты и в особенности самая продажная — "Правда" — начали травлю врачей — "убийц". Кампания ширится — из клиник и больниц изгоняют врачей-инвалидов по V пункту, готовится массовая депортация Евреев, для чего накапливаются целые эшёлоны, рассылаются для публикации заказные материалы в поддержку новой акции. В ЦК ВКП(б) и НКВД разрабатываются планы "народных" погромов — этнических "чисток". "Квасные" патриоты сладостно, замирают в предвкушении скорых обличений — Сталин, Великий Сталин поможет очистить страну от космополитической скверны. Потому снова сочиняются доносы, вытаскиваются и обновляются старые списки "низкопоклонников". А бывший рэкетир бакинских промыслов действует в соответствии со старыми бандитскими обычаями — он намерен уничтожить все Политбюро и практически весь ЦК. Ужасный конец ждал и куратора Атомного проекта Лаврентия Берия. Мало того, что ему дадена громадная власть, что у него в руках страшное Оружие, о котором он все меньше и меньше информирует Вождя и Учителя, мало того, что о всех постановлениях ЦК и Совмина по этому Оружию не знают ни в ЦК, ни в Совмине, он к тому же замышляет заменить полицейско-бандитский режим в СССР на более либеральный — провести экономические реформы, распустить колхозы, а землю раздать крестьянам, ввести частную собственность хотя бы в торговле и сфере обслуживания, поднять Железный Занавес. Участь Лаврентия Палыча была решена. Но он оказался не лыком шит — в самый критический для Берия момент у Сталина "случился" инсульт и якобы "случайно" не оказалось врачей, чтобы поставить его на ноги. Партийно-государственная Номенклатура облегченно вздохнула — вовремя "случившаяся" Смерть спасла их от резни. Рабски униженный народ горевал по тирану и палачу. Хотя Сахаров достаточно был наслышан о массовых убийствах и репрессиях по указанию Вождя, он тоже горевал. "Я под впечатлением Смерти великого человека, — писал он жене, — думаю о его человечности". Вскоре в стране объявили о широкой амнистии, а дело врачей — "убийц" прекратили. Лаврентий Палыч в очередной раз спас физику и физиков от разгрома. И Андрею Дмитриевичу не пришлось на своей шкуре испытать "человечность Великого Человека". "Шпион" Лаврентий Берия Серьезные шансы стать лидером страны после Сталина имелись вроде у Лаврентия Берия. В его руках были репрессивные органы, одно упоминание которых внушало ужас, на его стороне были миллионы сексотов и доносчиков, войска НКВД, руководство охраной Кремля и правительства. Наконец, в его ведомстве делалось страшное Оружие. Это с одной стороны. А с другой стороны почти не было в стране семьи, в которой никто не пострадал от репрессий, и ненависть населения (да и верхушки) к заплечных дел мастерам сдерживалась только страхом. Особо ненавидела Лаврентия Павловича армия, её генералитет, что и решило, в конце концов, исход дела. Партийно-государственная Номенклатура также была напугана либеральными настроениями Берия, поэтому все временно объединились против него и диктаторскую власть поделили. Первым секретарем ЦК стал Никита Хрущёв, председателем Совмина — Георгий Маленков. И тот, и другой теплых чувств друг к другу не питали, но разборки между собой отложили до окончательного потопления врага. По договоренности с генералитетом в Москву ввели крупные армейские соединения, которые блокировали части спецслужб, а двое маршалов — Жуков и Москаленко — арестовали Берия, на одной из "стрелок" — заседаний Президиума ЦК. Его "отпустили" в подвалы Министерства обороны и после допросов расстреляли. Народу объявили, что "верный сын партии" оказался агентом контрреволюции и буржуазным перерожденцем — большей нелепости трудно себе представить… По заданию ЦК и НКВД в народ была запущена частушка: Шпион Лаврентий Берия Вышёл из доверия. А товарищ Маленков Надавал ему пинков. Получилось, Правда, очередная дурость — сначала, мол, шпион Берия был в доверии, а потом его (доверия) к шпиону не стало. Особую прелесть создавала картина, в которой толстый и неуклюжий Маленков бил Лаврентия коленкой в зад. Но оставалось притом чувства недосказанности — "надавали пинков" и все? Поэтому запустили другую: Цветет в Тбилиси алыча Не для Лаврентий Палыча, А для Климент Ефреимыча И Вячеслав Михалыча. Однако, алыча и для них цвела недолго… Хвастовство на высшем уровне Партийно — мафиозные разборки имели, конечно, некоторые последствия для Атомного проекта. После ликвидации Берия ПГУ возглавил человек Маленкова — Вячеслав Малышев, бывший паровозостроитель. Впрочем, само ПГУ вскоре переименовали в Министерство среднего машиностроения ("Средняя Маша" — на жаргоне ядерщиков). Малышев теперь должен руководить не только атомной отраслью, но и ракетной техникой. Для этого он возводится в ранг зампредсовмина. Надо сказать, что когда предсовмина Маленков познакомился с положением дел в ПГУ, он ужаснулся — о том, что там делают новый заряд "Слойка" не знал никто ни в правительстве, ни в ЦК. Берия делал все сам, ни с кем не советуясь и никого не информируя. А делал, видимо, неплохо, коли в июле 1953 года "Слойка" была готова к Испытаниям. Даже академик Капица, считал, что у того необычайная хватка, умение четко организовать дело, наладить личный жесткий контроль за исполнением. Единственное, чего нельзя ему было доверять, считал Капица, это дирижерской палочки, ибо "дирижер не знал нот" — то есть всей глубины физики. Если бы "дирижером" был бы Капица, то, Вероятно, не ушло бы столько времени и сил на суррогат водородного заряда — "Слойку". А её уже везли в Казахстан — на полигон. В этом же поезде ехал и Сахаров — ему, как Курчатову и Харитону, было запрещено летать самолетом. На полигоне неожиданно выяснилось, что при наземном (на башне) Испытании "Слойки" поднятые Взрывом частицы почвы уносятся ветром и постепенно оседают. Но они уже радиоактивны и опасны для жизни — все это на протяжении десятков километров. Надо было выселять из степных аулов на том пути десятки тысяч казахов. Организовалось несколько групп, которые с помощью американской книги о последствиях Взрыва стали рассчитывать зону возможного поражения. Потом пошли многочисленные совещания, на одном из которых Малышев пытался возложить ответственность за тяготы и опасности эвакуации жителей на физиков, как бы забыв, что если людей не выселить они наверняка погибнут. Руководитель Испытаний маршал Александр Василевский немедленно выделил 700 грузовиков для перевозки людей, хотя и заметил при этом: "Напрасно убиваетесь. Во время любых армейских учений погибает человек 20–30, это считается неизбежным". За неделю до Взрыва 5 августа на сессии Верховного Совета Маленков неожиданно для всех заявил, что СССР уже имеет Водородную бомбу. Непонятно, зачем нужно было подобное хвастовство — "проклятые империалисты" легко отслеживали наши Взрывы и однозначно определяли заряд — деления или Синтеза. Скорей всего Георгий Максимиллианович сделал это по малограмотности. До Взрыва "Слойки" был испытан заряд деления. Может его Маленков принял за "Водородную бомбу?" Это заявление породило и почти анекдотический случай: один конструктор в КБ-11 сказал: Послушайте, а ведь есть ещё один коллектив, который параллельно с нами и в большом секрете работает над Водородной бомбой. Только что по радио слышал заявление Маленкова, что они его уже создали… На полигоне же преждевременное заявление вызвало чрезвычайное напряженность — попробуй теперь, не взорви! А ведь "Слойка" могла не сработать, поскольку содержала внутри себя Бомбу деления, в которой Вероятность отказа обусловлена самой природой и составляет около 6 %. Неделя прошла в томительном ожидании… Впервые созданная профанация В последние годы в ряде газет появились публикации, посвященные термоядерному Оружию, его истории, ключевым персонам. Тема, надо сказать, для СМИ благодатная — столько секретов, ужасов, страшные тени Сталина, Берия, бравые молодцы — разведчики в логове врага… И пошла писать губерния — за эту сложнейшую тему берутся, кажется, самые отпетые бывшие двоишники, которые в школе так и не смогли усвоить разницу между делением и Синтезом ядер. И от невежества, от поверхностного знакомства с темой такое иной раз наворочают, что хоть святых выноси… Вот относительно свежий пример — публикация в бойкой молодежной газете "МК" от 13 августа 1997 года. Под "шапкой" "Хроника термоядерной гонки" — заголовок "Супербомба для Сталина". Почему для Сталина — не понятно, бомба "для Сталина" делалась все-таки по ту сторону океана. Во "врезе" к этой статье говорится: "… До сих пор остается практически неизвестной россиянам и тем более "мировой общественности…" грандиозная опупея… — создание первого в мире термоядерного устройства… Как рождалась супербомба… — хроника событий, впервые воссозданная на страницах МК". Ах, ах, ах! темные россияне и тем более темная "мировая общественность", которым "МК" (наконец-то!!) раскрыл глаза… Тут невольно вспоминается анекдот: "Бабушку просят внучата Маша и Паша объяснить — как они появились на свет. Тебя, Маша, — говорит тёмная бабуля, — в капусте нашли, а тебя, Паша аист принес. Машенька толкает в бок братика и шепчет: Ну что, рассказать все старой? Или пускай так дурой и помирает?" Мало того, что бойкий "МК" искажает, как старая бабуля, Истину, он ещё ломится и в открытую дверь — "впервые воссозданная" на его страницах хроника давно известна и россиянам и тем более "мировой общественности", которая всегда почему-то лучше информирована о российских делах, чем "тёмные" россияне. И если бы автор статьи полистал соответствующую литературу, причём открытую и высокотиражную, то он обнаружил бы, что в 1990–1991 г.г. хорошо известный журнал "Знамя" опубликовал "Воспоминания Сахарова", в которых много глав посвящено "хронике термоядерной гонки". В 1990 г. об этом же рассказывали ученые — участники разработки нового Оружия — на страницах журнала "Природа". А журнал "Успехи физических Наук" обращался к этой теме неоднократно — в 1991 и 1996 годах. Задолго до появления в МК "хронического" опуса были изданы массовым тиражом: уже упоминавшаяся "Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней", а также написанная американским "специалистом по советским вооружениям" Дэвидом Головеем "Сталин и бомба", и довольно неожиданная книга Джозефа Олбрайта (бывшего мужа известной всему миру жестокой леди по кличке "Бульдозер") "Bombshell" (перевод названия: информационная бомба, вызвавшая сенсацию) и другие. И, наконец, в 1996 году состоялся первый международный симпозиум по истории советского Атомного проекта, на котором было много докладов, посвященных "Термояду". Я, как участник симпозиума, готов подтвердить, что "мировая общественность" информирована о советском термоядерном Оружии неизмеримо выше, чем сочинитель опуса в "МК" — Михаил Руденко. Что весьма важно, ибо незнание ведет к искажению, которых у Руденко — масса! Детская хлопушка Так в одной лишь фразе "вреза" допущены две принципиальные ошибки, вторую из которых нельзя не рассматривать, иначе как преднамеренное искажение. Речь идет о предложении, где рассказывается о "создании первого в мире термоядерного устройства … превратившего бомбу атомную в банальную детскую хлопушку". Сначала о "хлопушке". Распевая аллилуйщину, вознося хвалу сахаровской "Слойке", Руденко почему-то не называет её главной характеристики — мощности, которая не превышала 400 ктн. А в то время у американцев была разработана Атомная бомба (то есть Бомба деления), которая даст 500 ктн! Кстати, и в СССР, как говорилось ранее, была предложена также атомная бомба РДС-7, от которой ожидали мощность до 2,000 ктн. Вот-те, бабушка, и "детская хлопушка"! Что же касается "создания первого в мире термоядерного устройства", то тут остается лишь руками развести. Годом раньше, как уже говорилось, американцы испытали настоящий Термоядерный заряд "Майк". И мощность его была 10,4 мтн (или 10,000 ктн), что в 25 раз больше, чем у "Слойки". Кстати, сам Руденко признает факт американского Взрыва в 1952 году, и это противоречие заставляет предположить сознательное искажение, на что должен был обратить внимание редактор, ответсек газеты, выпускающий и много другого люду специально приставленных для выявления подобных глупостей. Впрочем, стоит посмотреть, как Руденко описывает это в своем опусе: "1 ноября. Комиссия по атомной энергии США проводит Испытания устройства "Майк"… Особенностью взорванного устройства является наличие в нём признаков осуществления реакции Синтеза легких ядер". Вот так, господа читатели! Взорвали всего на всего "устройство" (какое же? — авт.), Синтеза там может и не было, но было "наличие признаков" его. И тут же — о мощности "Майка" — оказывается она "всего лишь 5–8 мтн! Одним росчерком пера большой "спец" Руденко уполовинил силу "Майка". Столь пренебрежительное отношение к американскому Термоядерному заряду и неуемное восхваление советского говорит, пожалуй, о том, что пером Руденко водила рука "квасного патриота". Доказательством тому — многочисленные "проколы" и глубоко невежественные оценки. В некоторых предложениях борзописец Руденко ухитряется делать по две-три ошибки, что, Правда, весьма далеко от "достижений" известной царицы, которая в слове из трех букв ("ещё") могла делать четыре ошибки ("исчо")… Ядерное совокупление А вообще-то в опусе Руденко действительно много открытий, неизвестных доселе российской и зарубежной общественности. Так, например, с самых первых строчек пораженной читатель с изумлением узнает, что Информацию о работе над супербомбой в США Лаврентий Павлович получает только из чтения американских газет. И вот однажды, начитавшись до одури этих буржуазных газет, он глубокой ночью (злодей может творить свое черное дело только ночью!) вызывает Курчатова и показывает ему заокеанские публикации, требуя немедленного ответа. На что академик испуганно говорит, что он ничего не понимает и хочет подумать. И все вышесказанное якобы происходит летом 1946 года. К тому времени, как известно, Клаус Фукс уже перестал посещать семинары Эдварда Теллера, где он получал Информацию по Водородной бомбе и передавал её советской Разведке. К тому же времени Фукс запатентовал идею конструкции Термоядерного заряда, в котором использовал свою гениальную догадку о радиационной Имплозии, а Теодор Холл ("Млад") также заканчивает работу в Лос-Аламосе, но перед этим передал в Нью-йоркскую резидентуру массу сведений по разработке Водородной бомбы, поскольку работал и писал отчеты на эту тему совместно с Эдвардом Теллером. И вот получается, что известная в СССР до мельчайших подробностей разработка Водородной бомбы в США не докладывалась Лаврентию Берия — куратору Разведки и советского Атомного проекта. Не больно велика, мол, шишка — обойдется! И генеральный комиссар безопасности вынужден был читать паршивые газеты, чтобы выудить оттуда нужную Информацию. Это действительно открытие, доселе "неизвестной россиянам и зарубежной общественности". С другой стороны — бедный Курчатов, похоже, впервые слышит от Берия, что термоядерная бомба возможна и американцы делают её. И это тот самый Курчатов, который ещё в 1945 году — годом раньше — дал задание группе Зельдовича провести расчёт Водородной бомбы на основе американской разработки. Похоже, академик вынужден был изображать непонимание, ибо термоядерная тема была исключительно засекречена — больше ничего другого не остается думать… Однако, согласно опусу, злодей решил допечь Курчатова и через год звонит ему (конечно, ночью) и "с ходу срывается в истерику". А также "не давая академику вставить слово, переходит на визг". Поскольку опять начитался "ихних" дурных газет. Хочется заметить мимоходом, что по рассказом Зельдовича, Харитона, Сахарова и других этот жестокий человек был необычайно вежлив и учтив с учеными-атомщиками, тем более с ключевыми фигурами. Но не зря, видать, Берия брызгал слюной на Курчатова и топал ногами — до академика согласно опусу, наконец "дошло", и он просит Тамма заняться Водородной бомбой. Теперь тем, кто сейчас стоит, просьба сесть на стул, ибо приводится дословная цитата из сочинения т. Руденко: "Постановка задачи перед выдающимся советским теоретиком упрощается тем, что в этот момент Игорю Евгеньевичу американская схема Синтеза соединения ядер Дейтерия и Трития уже известна…" Вот так и не иначе! — ни куратору проекта Берия, ни его организатору Курчатову[9] "схема Синтеза соединения" неизвестна (согласно предыдущим измышлениями Руденко), а вот Игорю Тамму известна. ------------------------------ 9. В статье газета называет Курчатова научным руководителем, хотя научным руководителем был с самого начала Харитон (см. напр. фильм киностудии "Надежда" — "Научный руководитель"). Вероятно, у того были свои разведканалы, но, к сожалению, плохонькие. Ибо доложили только об "американской схеме Синтеза соединения", а вот об английской схеме, немецкой или скажем, корейской либо эфиопской — ни гу-гу! А ведь "американская схема" может и не лучшая, хотя ядра водорода у них — "стопроцентные янки". Может водородные ядра у азиатов и негров более сексуально активны (в смысле темперамента и желания слиться в экстазе)? Что-то знакомое слышится в этой "американской схеме" — ну конечно, атавистического мычанья "квасного патриота". У них, помнится, и математика могла быть "пролетарской", а могла и "буржуазной" — почему бы тогда и ядрам атома не иметь национальности, а также идеологической окраски? Ну и, наконец, нельзя не отметить блестящее знание русского языка в употреблении "Синтез соединения". "Синтез" г.г. автор и редакторы и означает по-русски — "соединение". Если уж захотелось повыпендриваться и занаукообразить текст, то написали бы ещё мудренее: "Синтез соединения слияния ядер". Можно добавить туда и "совокупление"… Неизвестные россиянам подробности Не надо, Вероятно говорить о том, что неизвестные факты, интересные подробности наилучшим образом украшают историческое повествование, придают ему большую достоверность. Довольно много "неизвестных" фактов и ошёломляющих подробностей приводит в своем опусе и г. Руденко. Ну вот беда — почти в каждом из них "прокол", измышление, искажение. Читаем у него следующее: "Работы над Водородной бомбой ведутся параллельно у Тамма в ФИАНе и группы Тихонова… Задание на проведение расчётов параллельно обоими коллективами Андрей Сахаров собственной (! — авт.) рукой пишет на тетрадном листке". Простите, но как мог Сахаров послать задание Тамму в 1950 году, если он сам работает у Тамма — вроде как сам себе? Да ещё "собственноручно"! Вот как об этом рассказывает Сахаров: "… Мой сотрудник послал на листке задание в Институт прикладной математики, в котором для нас проводились численные расчёты". Чувствуете разницу г. Руденко между "Сахаровым собственной рукой" и "моим сотрудником?" Дальше — больше. В том листке, как излагает г. Руденко, есть "указание размеров и основных деталей конструкции Водородной бомбы". Бог с вами, господин Руденко, о каких размерах можно говорить в 1950 году, когда сама конструкция ещё не выбрана, нужны предварительные расчёты, а они только начинаются, как справедливо вы отмечаете, ухитрившись сделать два противоречия в одной фразе. Следующий абзац также полон неизвестными подробностями: "Вскоре этот листок … теряется, и начальник первого отдела… после минутного разговора с явившимся с Лубянки генералом НКВД стреляется." Ну, во-первых, тот генерал был не с Лубянки, а из министерства и разговор был не минутный, а больше часа. И застрелился начальник первого отдела не после "минутного разговора", а через два дня — после выходных. Буквально через пару абзацев — снова "находки" г. Руденко: "…Андрей Дмитриевич, его коллега Юрий Романов и академик Игорь Тамм… вылетают на "МИ-2" в "неизвестно направлении одним рейсом…" Пишется так уверенно, будто г. Руденко лично провожал их на аэродроме. А между тем академик Тамм прилетел позже своих сотрудников на один месяц, что может подтвердить ныне здравствующий Юрий Романов и другие свидетели. Не чурается Михаил Руденко соврать и про других известных ученых. Так, академик Ландау, оказывается настрадался "в заточении в Арзамасе-16", а он туда заскочил однажды всего лишь на совещание… "Отец", да не тот Ранее описывалось — в каком свете выставил Руденко академика Курчатова. Но и дальше борзописец не унимается, заставляя академика паясничать вслед за успешным Испытанием "Слойки": "…после Взрыва он… отыскал глазами среди присутствующих своего коллегу, Андрея Дмитриевича Сахарова, и отвесил ему низкий поклон со словами: "Тебе, спасителю России, — превеликая благодарность!" Андрею Сахарову, как и любому человеку, весьма приятны похвалы, и в своих "Воспоминаниях" он очень аккуратно отмечает такие случаи. А тут ему валится в ноги сам академик Курчатов, произносит душераздирающие слова, а ни Сахаров, ни другие очевидцы об этом ни слова! Да и не мог, г. сочинитель, Курчатов так сфальшивить!! Но Руденко этого мало, он опять изощряется в выдумке: "31 декабря. В узком кругу соратников Игорь Курчатов заявляет: "…совершенно ясно, что без Андрея Дмитриевича Сахарова мы своей Водородной бомбы не имели бы не только в уходящем году, но и ещё лет десять…" Но именно Курчатов, как никто другой, понимал, что хотя Сахаров многое сделал для появления в СССР термоядерного Оружия, без него это Оружие все равно родилось бы, и возможно даже раньше. Ибо "Слойка", как стало ясно, оказалось тупиковым "изделием", а ушло на неё несколько лет… И вот, рядом с этими пассажами в газете вдруг — портрет Тамма с умопомрачающей подписью: "Отец" советской Водородной бомбы…" Как же так, г. Руденко? Ведь академик Тамм навсегда уехал из Арзамаса-16 за два года до Испытания Водородной бомбы, в создании которой он практически участия не принимал, ограничиваясь, Правда, редкими присутствиями на совещаниях. Тем более, что Курчатов валится (согласно вашим измышлениям) в ноги Сахарову, Курчатов (опять же!) якобы утверждает, что без Сахарова Водородной бомбы не было бы и через десять лет, и вдруг "отец" совсем не он! Не укладывается… "Не ложьте секреты на стол, а они все ложут и ложут…" А вот две цитаты из одного абзаца "Хроники": "В зоне Взрыва наступает черед для действий Красной Армии… на военных наибольшее впечатление производят…пролеты железнодорожного моста, отброшенные на 200 км…" Позвольте уверить вас, г-н Руденко, что пролеты отброшены Взрывом всего лишь на 150 метров, на 200 км закинуть их не сможет и стомегатонная бомба. И Красной Армии в 1953 году не было — с 1946 года она уже именуется Советской. Вообще, с хронологией в вашей "Хронике" — хуже некуда. Судите сами: "На стол предсовмина Союза Николая Булганина ложится секретное заключение по Испытаниям Водородной бомбы: "…эффективность нового устройства полностью подтверждена экспериментально, и, таким образом, путь к его совершенствованию и освоению промышленностью открыт…" Ну, во-первых: "новое устройство" оказалось не столь эффективно, как взорванное годом раньше американское. И промышленность её осваивать не стала. А во-вторых — не был в 1953 году Булганин предсовмином, он возглавил правительство только в 1955 году. Вообще, с этими секретами, которые "ложатся на стол" одни неприятности. Вот ещё один пассаж: "На стол президента США ложится шифровка от резидента в Москве: "Вчера Советами произведено Испытание Атомной бомбы особой мощности; некоторые данные свидетельствуют, что при Взрыве происходило не только деление ядер, но и имела место термоядерная реакция…" Опять, понимаешь ли, "ложится" и опять "на стол" президента — ну совсем, как Моника Левински. И резидент какой шустренький — уже в день Взрыва, сидя в Москве, определил, что "…имела место термоядерная реакции…" и тут же — бух" — шифровочку, которая на следующий день "ложится на стол президента". А вот ученые ихние "подкачали" — сначала ждали, пока атмосферные течения приволокли радиоактивные осадки от "Слойки" в Атлантику. Потом самолетами стали "ловить" их, потом делать анализы и нужные выводы. Ну а после этого доложили Комиссии по атомной энергии и уже оттуда сообщили президенту. Не один ведь день прошёл… Зато резидент, ковыряя в носу, в одночасье, определил — был "Синтез соединения ядер". Можно, конечно, соврать, что у резидента на полигоне был свой шпион, и тот немедля телеграмму отбил: "Резиденту в Москве. Имело место Синтез соединения слияния ядер. С приветом Джон Фостер". Никто ведь и не проверит, но никто и не поверил. Не было у США тогда таких шпионов. Да и связь с внешним миром на полигоне контролировал полковник НКВД, и далеко не каждому дали бы переговорить по телефону с Москвой. А из Москвы только премьер Маленков (превратившийся в Булганина) позвонит сразу после Взрыва, но странные слова при том произнес, согласно изложению г. Руденко — поздравьте — мол, говорит, академика Сахарова. А такого академика и не было на полигоне — ведь Андрей Дмитриевич не только академиком тогда не был, но даже и член-корром, и даже доктором Наук. Доктором его утвердят через несколько месяцев без защиты, через член-корра он "перепрыгнет" сразу в академики — Курчатов "выбил" в ЦК специально для него дополнительную "единицу". И не мог, конечно, Маленков такую глупость спороть, как это делает Руденко. Однако, все это пока "цветочки", ягодки — в виде крупой развесистой "клюквы" — ещё впереди. Персонал — наповал В погоне за дешевой сенсацией г. Руденко привлекает живого свидетеля; чье имя автор не хочет здесь приводить по некоторым причинам, которые в дальнейшем станут понятны читателю. Летом 1949 года — согласно опусу — этот свидетель задумался над Водородной бомбой: "О которой глухо намекалось, что для её срабатывания кроме прочего необходимо поднять температуру её атомного детонатора до миллиона градусов, а то и на порядок выше. Мой мозги сразу же "включились" в поиски решения… И когда я до него додумался, по совету заведующей кафедрой марксизма Института написал о нём "правой руке" товарища Сталина — Георгию Маленкову…" Из этого высказывания видны уровень и знание основных параметров "Термояда", которые имел "изобретатель". Он абсолютно не представляет, что для воспламенения термоядерного горючего нужна большая его плотность, что достигается колоссальным давлением — в этом и есть секрет Водородной бомбы. А температура в миллион градусов (и даже десять миллионов!) смехотворно мала для начала Синтеза. Тем не менее, в это безграмотное решение почему-то намертво вцепился научный руководитель ядерного проекта Юлий Харитон, как это видно из дальнейшего описания. В 1952. году — три года спустя после ознакомления "правой руки" с предложением "изобретателя" на него устроили засаду в глухом Изоляторном переулке Москвы, когда тот крался на лекции. Всегда аккуратненький и чистенький Харитон, предстает перед ним "коротышкой" при шляпе, с галстуком, огромный узел которого съехал набекрень". Больше ничегошеньки на академике, судя по описанию, не было — наверное для устрашения. Юлий Харитон первым начал "разборку": — Знакомьтесь… Это генерал-полковник Борис Львович Ванников. …Генерал Ванников между тем без раскачки обращается ко мне: "Нет, ты представляешь? Когда мы изготовили в металле и рванули твои макеты атомных детонаторов — броневой бокс разнесло в дым! А персонал уложило наповал…" Только человек, покусанный сомнительным по здоровью животным, может допустить, что атомный заряд не разнесет бронированный бокс любой толщины и при этом "персонал не уложит наповал".   И Харитон, и Ванников провели к тому времени не один атомный Взрыв, и спороть подобную чушь заставил их только такой "знаток", как г. Руденко. Тем более, что никто из участников Атомного проекта той поры не видал никаких "атомных детонаторов" и ничего не слыхал о гибели персонала от атомного Взрыва. Вот и дальше Руденко нагнетает, обрушивая на читателя откровения "изобретателя": "Тут к разговору присоединился и профессор Харитон: "Да вы просто не понимаете, что именно вы для нас сотворили! За ваши идеи вам, если хотите знать, золотого памятника мало! (Хорошо, что рядом не было Курчатова, а то он "изобретателю" и в пояс поклонился бы — авт.). Ванников поддакнул своему коллеге: "Да, да! Харитоша прав: мы с ним, да и все наши теоретики, сидящие на этой проблеме, до такого, как бы, не додумались. (И, слава богу, как говорится! Вот только такого хамства и фамильярности с научным руководителем проекта Ванников никогда себе не позволил бы — авт.) Профессор снова вступает в разговор: — Послушайте меня … бросайте к черту свой институт, поехали с нами! Мы вам любое образование дадим… — Э, нет! — отвечаю я Харитону: мне с товарищем Маленковым надо посоветоваться, от которого вы мой чертеж Водородной бомбы получили! И я кивнул на свой эскиз, который профессор успел вынуть из кармана пиджака…" Узнав, что Маленков закоренелый дружбан "изобретателя", они почему-то кинулись в поджидавшую их машину и на "бешеной скорости скрылись за углом". Интересно, чего же они испугались, коли чертеж получили от Маленкова, как вещает об этом, сам "изобретатель"? А теперь вопрос — найдется ли хотя бы один наивный читатель, который поверит, что возглавлявший ПГУ генерал Ванников и научный руководитель Харитон тратили свое время на засады в поисках человека, которого они раньше в глаза не видели и понятия не имели — по какому переулку тот пойдет. И при том в кармане Харитона находился секретнейший (о, ужас!) "чертеж Водородной бомбы", который почему-то тут же именуется "эскизом". А ведь достаточно было только пожелать Ванникову или Харитону, и хваткие молодцы из НКВД немедля скрутили бы и приволокли бы к ним любого изобретателя, как это случилось на самом деле со студентом МГУ Олегом Лаврентьевым. На чистую воду! Хотя Харитон и унесся "на бешенной скорости", "изобретатель" не оставляет попыток его "достать". Даже спустя 44 года "автор первой схемы советской Водородной бомбы, предложенной им в далеком 49-м году Маленкову, пишет "отцу" советской Атомной бомбы Юлию Харитону свое 313-е послание". Сделайте милость, г Руденко, объясните — почему в дословно приведенной цитате вашего опуса, дружбан Маленкова назван "автором первой советской Водородной бомбы", ведь несколько ранее вы сообщаете. что весной 1948 года — на год раньше — "Сахаров сформулировал все основополагающие идеи, необходимые для создания советской Водородной бомбы…" И почему Харитон назван "отцом" советской Атомной бомбы", которая была скопирована с американской целиком — вплоть до винтика, в чем признавался и сам Юлий Борисович? И не удивляет ли вас маниакальное преследование академика Харитона (313 послании!)? А теперь о тексте 313-го письма маньяка: "Как же так, Юлий Борисович? Использовав мои соображения (которые, между прочим, никто никогда не опровергал как неполноценные!), вы достигли в жизни всего, стали знаменитым… Вам и другим атомщикам, применившим мои идеи и технические решения, — золотой бублик, а мне, выходит, — дырка от ржаного бублика. И это, по-вашему, справедливо?!" "Изобретатель" жалуется на то, что не он стал знаменитым и повсеместно известным, но это не совсем так — автору этой книги и редакции "АиФ" он известен с 1989 года, когда в еженедельнике была опубликована серия статей, в которых впервые рассказывалось о действиях Разведки, ученых и конструкторов по созданию первой Атомной бомбы. "Изобретатель" после публикаций пришёл в редакцию с машинописным текстом, в котором он излагал свою встречу с Харитоном. По той версии встреча состоялась не в Изоляторном переулке, а в кафе на Песчаной улице, где его подстерег всё тот же коварный Юлий Борисович со товарищи. На этот раз кроме Ванникова был ещё и Андрей Сахаров. Опять "изобретателя" хвалили безудержно, опять требовали ехать с ними, опять бедняга отнекивался, говоря, что ему нужно посоветоваться с дружбаном Маленковым, который спал и видел их трогательную встречу, где за стаканом чая Георгий Максимиллианович дает дружеские советы. В конце концов, троица вымогателей вместо того, чтобы "скрыться за углом на бешеной скорости", выставила батарею бутылок коньяка, и почти непьющий Харитон хлестал стакан за стаканом, уламывая гордого "изобретателя". А тот не соглашался ни за какие коврижки, и попутно сумел вывести Сахарова на чистую воду. Он доподлинно установил, что Сахаров — это не Сахаров, а Сахарович, а ещё раньше он был Цукерманом — прямо в соответствии с модным тогда анекдотом. Далее в тексте "изобретателя" шёл такой антисемитский бред, что хоть, действительно, святых выноси! Впрочем, двух минут предварительного разговора с ним было вполне достаточно, дабы установить, что это — душевнобольной человек с маниакальной одержимостью, свихнувшийся на антисемитизме. Его вежливо выпроводили из редакции, наказав охране не пускать его больше ни под каким видом. И этого душевного расстройства не мог не заметить г. Руденко, коли он встречался с ним, как сообщается в его насквозь лживом опусе. Использовать больного человека для своих целей, г. Руденко, не только глупо, но и совершенно безнравственно… Я никоим образом не считаю, что "человек с улицы", непрофессионал не может внести огромный вклад или решающую идею в общенародную проблему. Нет, такие люди есть и важно найти и поддержать именно их, а не психически больных "изобретателей". Об одном из потерянных для проекта людей — Олег Лаврентьеве уже говорилось. Продолжение о его судьбе — чуть позже. Город, стертый с лица Земли Чуть ли не единственным правдивым фактом в сочинении г-на Руденко было утверждение, что 12 августа 1953 года на казахстанском полигоне состоялось Испытание "Слойки". Энерговыделение её составило 450 ктн, что отклонилось от среднего вычисленного значения более чем на 30 % (расчёт давал 300–100 ктн). В секретнейшем отчете об Испытании говорилось: "Разрушающее и поражающее действие "изделия 6с" далеко превышало по своим масштабам действие изделий, испытанных в 1949 и 1951 годах. Огненный шар больших размеров с продолжительным свечением наблюдался в жилом поселке полигона 60 км и в г. Семипалатинске, т.е. за 170 км от места Взрыва. От 30-ти метровой стальной башни, на которой устанавливалось изделие и от здания с прочным железобетонным корпусом, стоявшем в 50 км, не осталось и следов. Общая картина опытного поля после Взрыва уже позволяла судить о том, что произведенный Взрыв приблизительно на порядок превосходил по мощности Взрывы "тройки" и "татьянки". Оказалось полностью разрушенными каменные промышленные и жилые сооружения на расстоянии до 3,000 м. Деревянные дома, расположенные на дистанции до 6,000 м, были все уничтожены. Подземное приборное сооружение, расположенное на глубине 8 м в 150 м от места Взрыва было разрушено. Также тоннель метро на глубине 15 метров на дистанции 230 м. Железнодорожный 2-х пролетный мост, расположенный на расстоянии 1,000 м, полностью разрушен. Его пролетные строения весом 97 тонн каждое отброшены на 150–200 м. В целом следует считать, что с учетом эффекта частичной экранировки действия ударной волны и теплового излучения при Взрыве водородной бомбы, который был произведен 12.08.53 г., город с поперечником 8,3 км и площадью 60 км был полностью разрушен. Кроме того, имело бы место смертельное поражение населения и животных на расстоянии до 125 км от места Взрыва в районах, по которым прошёл след радиоактивного облака". Эйфория тогда была всеобщей — "Слойка" стерла с лица Земли целый город! И животные за 100 км от эпицентра, которых не вывезли, были смертельно ранены… Тогда казалось, что американцам утерли нос, поскольку Разведка ещё не доложила, что энерговыделение "Майка" в 25 раз больше "Слойки". Значительно позже академик Харитон скажет: "Испытанная 12 августа 1953 года… бомба была далеко не лучшей конструкции. В какой-то мере термоядерные реакции там уже протекали, но можно было сделать в тех же габаритах более мощную бомбу, это требовала, Правда, громадных и сложных расчётов. И я бы назвал первым настоящим водородным Взрывом 1955 год". Тем не менее, за успешные Испытания получили звание Героя Социалистического Труда и огромные премии: Зельдович, Сахаров, Тамм, Тихонов, Харитон. А Сахаров, Тамм, Харитон стали внезапно академиками. Андрей Дмитриевич получил большую квартиру и меблированную дачу в Жуковке. Только "инородец" Зельдович, который разрабатывал ещё в годы войны (и до неё) теорию "Катюш", к тому же и в создании первых атомных бомб участвовал, а в "Слойке" его вклад не меньше, чем у других новоиспеченных членов АН СССР, он академиком почему-то не стал… Ловушка Испытания Слойки прошло, конечно, без участия Лаврентьева, он полностью был поглощен учебой, чтобы поскорее влиться в ряды исследователей "Термояда". А дела в МГУ у Олега обстояли неважно, его грозили исключить за то, что не вносил плату за обучение. Поскольку стипендии не было, жить приходилось впроголодь — на остатки от солдатских сбережений и небольшую помощь матери. Однажды Махнев поинтересовался — почему Олег так любит солдатскую одежду, на что Лаврентьев ему ответил просто — другой нет. Василий Алексеевич расстроился и стал прелагать деньги взаймы. А Олег стеснялся брать у генерала, пока тот не пообещал, что скоро жизнь Лаврентьева изменится к лучшему. Махнев оказался не только добрым, но и обязательным человеком. Вскоре специальным постановлением правительства Олегу назначили сталинскую повышенную стипендию и освободили от платы за обучение. Стараниям Махнева его вселили в трехкомнатную квартиру на набережной Максима Горького, комнату обставили мебелью, снабдили посудой, а по списку Лаврентьева ему приобрели нужные и редкие книги для научных разработок. В его квартире появился человек с ведомостью, предложил ему расписаться и получить огромную сумму — три тысячи рублей. С разрешения Министра просвещения ему дали свободное расписание, и Олег "перепрыгнул" с первого курса на третий. Организовать учебу помог проректор Вовченко, который на своих лекциях по химии так объяснял студентам действие Водородной бомбы: землю заливают жидким водородом и все живое замерзает. К Олегу прикрепили трех преподавателей — физика, "англичанку" и математика. От первых двух пришлось отказаться, а вот с математиком — будущим академиком Александром Самарским — сложились хорошие, творческие отношения. Они вместе составили и решили дифференциальные уравнения для защитных магнитных полей. Эта работа дала начало идее так называемых "магнитных ловушек", — нового варианта реактора, который он разработает и доведет до логического конца… Казалось бы, жизнь поворачивается к нему своей лучшей стороной, но так только показалось. Курчатов, похоже, разобрался в странном поведении Олега во время первой встречи и назначил ему вторую — в Кремле. А Лаврентьев заболел, температура поднялась до 40 градусов, за ним прислали машину и увезли в кремлевскую больницу, где он провалялся две недели. Курчатов же уехал и больше они так и не встретились… Правда, главный атомщик страны его не забыл и посоветовал своему сотруднику Игорю Головину привлечь студента к экспериментам по Плазме в Институте атомной энергии. Теперь его день уплотнился до предела. Он вставал на рассвете, работал над своей ловушкой, потом занятия в университете, эксперименты у Головина. Экспериментаторы занимались в основном "пинчами" — самосжимающимися разрядами в газах, которые Олегу показались бесперспективными, что и подтвердилось в дальнейшем. Была там и установка, предложенная Сахаровым и Таммом, основанная на термоизоляции Плазмы полем. "Для меня это было большой неожиданностью, — рассказывал Олег Александрович, — при встречах со мной Сахаров ни словом не обмолвился о своих работах по термоизоляции Плазмы… Я думал, что к той идее мы пришли с Сахаровым независимо друг от друга, оказалось же, что моя сахалинская работа навела его на мысль о термоизоляции полем… Удивительно, что поняв мою идею и реально использовав её в совместных с Сахаровым разработках, Тамм не смог разобраться в предложенном способе её реализации". Действительно удивляет, что многие "киты" Науки "не врубились" в его идею и отвергали предложения Лаврентьева с порога. Но были и счастливые исключения. У Головина Олег встретил академика Льва Арцимовича, главного экспериментатора по "Термояду". Арцимович читал сахалинскую работу Олега и удостоил её самых высших похвал. Он даже настоял, чтобы об Олеге и его идеях рассказали в научно-популярном фильме. Вскоре такой фильм вышёл на экраны. А у Лаврентьева уже были готовы расчёты по ловушкам, все было доведено до "железок" и составлена экспериментальная программа. Министерство одобрительно отнеслось к этому, и стали звонить Курчатову, но на этот раз заболел Игорь Васильевич и заболел надолго.   Работа попала на обсуждение к Головину, и завязался бурный спор, во время которого Олег доказывал и доказал-таки свою правоту. В результате родилась странная справка, в которой Головин признает, что "сахалинское письмо Лаврентьева инициировало рождение советской программы исследований по управляемому термоядерному Синтезу…", а по поводу ловушки было небрежно сказано, что "дефектов в модели Лаврентьева не обнаружено". Сказалась, по-видимому, ревность Головина к более перспективным, чем "пинчи", ловушкам настойчивого студента. Ещё более печальная история произошла с теорией ловушек, которая попала на отзыв к главному теоретику по "Термояду" академику Михаилу Леонтовичу, признанному авторитету. Обсуждение пошло по той же схеме — идея так увлекла академика, что он сам начал расчёты для её обоснования. Но плотность Плазмы, считал Леонтович, мала и "Термояд" не пойдет. Отверг Михаил Александрович и недавно возникшую идею Олега — реактивный плазменный двигатель для космических ракет. Лаврентьев стал спорить с ним с такой горячностью и упорством, что Леонтович решил— перед ним "чайник", "шизик" — изобретатель. Они потом встречались ещё много раз, и академик признал правоту Олега, о чём и сообщил ему. А когда студент лихо решил одну трудную задачу, стал приглашать его к себе в аспиранты. Он во многом помог Олегу, но своего первого официального отрицательного отзыва не аннулировал, по-видимому, из-за самолюбия. Это задержало, как считает Лаврентьев, работу над ловушками лет на пять. Заявка Настырный студент раздражал многих ученых, у которых были свои идеи, слаженные коллективы и готовые наработки — оригинальными идеями и упорством в их "пробивании". Считалось, что за ним стоит министерство, а может даже и сам Берия, чей, кстати сказать, псевдоним был "Лаврентьев". А после ареста и расстрела этого палача житья Олегу не стало вовсе. С него сняли "допуск" к секретным работам, и он не мог уже попасть к Головину. У Лаврентьева настала пора дипломной работы, но ему не дали научного руководителя и диплом он "сделал" самостоятельно. К тому же его лишили повышенной стипендии, а оставшиеся деньги отняли, как плату за обучение. Лаврентьев пробился к новому декану физфака, но тот развел руками: "Ваш благодетель умер. Что ж вы хотите?". В тот же день он написал письмо Хрущёву, и вскоре его вызвали в ЦК. Там проконсультировались с Арцимовичем и после его очень лестных отзывов помогли со стипендией. Но на работу после окончания МГУ к Головину он не попал, хотя была предварительная договоренность — вдруг "не оказалось" вакансий. Он мог устроиться в университет, но не по специальности, а заниматься Олег хотел только "Термоядом". Такие исследования тогда проводились лишь в двух местах — "курчатовском" институте и в Харькове. Бросив московскую квартиру, Лаврентьев отправляется в 1956 году в Харьковский Физтех. Здесь его уже ждал "сюрприз" — директор Физтеха Синельников сразу же огорошил его вопросом: "Что вы там не поделили с Головиным?" Оказывается кто-то из курчатовского института уж позвонил в Харьков и упредил: "К вам едет скандалист и автор путанных идей". Были и ещё звонки — конкуренты магнитных ловушек не стеснялись, старались утопить "выскочку", в чем и преуспели. Олегу не предоставили даже рабочего места, а в общежитии поселили в комнату, где было 12 человек. Совершенно случайно он узнал, что есть подпольная в буквальном и переносном смысле слова группа исследователей, занимающаяся "Термоядом" в самых поганых условиях. Олег рассказал им о своей идее и они немедленно переключились на неё. Работы не финансировались, ко всему тому руководитель группы был "на ножах" с директором. После ряда успешных экспериментов группу разогнали, а стенды разгромили. Под давлением ЦК Синельников выделил-таки смехотворную сумму — 10 тысяч рублей — на дальнейшие эксперименты. И В 1958 году Лаврентьев соорудил первую ловушку С-1. Результаты опытов были обнадеживающие, о чем Олег доложил на конференции по физике Плазмы. Об этом же он написал статью и отослал в московский научный журнал, где её зарубил "темный" рецензент, приславший только через год безграмотный ответ. А статью Олег все же опубликовал на украинском языке. Успешное начало позволило в 1967 году создать новый вариант ловушки С-3, где удалось добиться температуры в три миллиона (!) градусов. К тому времени появились первые иностранные публикации об экспериментах, где использовались аналогичные идеи. Некоторые авторы, Правда, ссылались на Лаврентьева. Чтобы "застолбить" идею, Олег Александрович послал заявку на открытие. Перед этим он долго и упорно звонил Сербину, чтобы тот подтвердил текст сахалинского письма, однако секретарша упорно отвечала: "Нет на месте". После ему сказали, что архивы ЦК тех времен уничтожены, и Лаврентьев стал тогда просить подтверждения у Сахарова. Это оказалось ещё более трудным делом, но, в конце концов, Сахаров прислал подтверждение. Однако Госкомитет по изобретениям этой справке академика и трижды Героя не внял — там верили только бумажке с печатью. Ещё год ушёл на то, чтобы уговорить академика поставить печать на справке. И вот, наконец, после многих напоминаний, писем и звонков Андрей Дмитриевич сделал то, что нужно было давно — прислал подтверждение и справку: Уважаемый О.А.! Я вчера сделал то, что было нужно сделать год назад — заверил "Справки" в канцелярии ФИАН. Мне очень неудобно перед Вами, что так получилось. Некоторым слабым оправданием является сложная обстановка моей жизни. Горы бумаг лежат на маленьком секретере в квартире моей тещи, а канцелярист я некудышный. С наилучшими пожеланиями и извинениями. 13/XI — 74.А Сахаров. СПРАВКА Подтверждаю, что в июне или июле 1950 г. я рецензировал работу О.А. Лаврентьева. В этой работе автор выдвинул предложение об использовании "управляемых" термоядерный реакций в промышленных целях и предложил конкретную схему, основанную на тепловой изоляции высокотемпературной Плазмы электрическим полем. Это предложение, сделанной задолго до каких-либо публикаций по этой проблеме и совершенно независимо от других авторов, произвело на меня сильное впечатление своей оригинальностью и смелостью мысли. Я отразил это мнение в официальном отзыве. Ознакомление с работой Лаврентьева послужило толчком, способствовавшим ускорению моей совместной с И.Е. Таммом работы по магнитной термоизоляции высокотемпературной Плазмы. 24 ноября 1973 г. А. Сахаров, академик АН СССР, Трижды Герой Социалистического Труда. Подпись руки тов. Сахарова А.Д. ЗАВЕРЯЮ Зав. канцелярией ФИАН А в украинском сборнике "Наукова думка" вышла статья Лаврентьева о ловушках. Один студент Иллинойского университета Том Долан — специально выучил украинский, чтобы читать в оригинале статьи Олега — настолько он увлекся его идеями. Он шлет запрос: УССР Киев Владимирская улица 54 Академия Наук, УССР. Уважаемые господа: Пожалуйста, что адрес О.А. Лаврентьева? Он — автор "Исследование электромагнитной ловушке" в книге Магнитные ловушки (Наукова думка, Киев, 1968). Спасибо за беспокойство. С уважением, Tom Dolan 69-4-14 Позже в Квебеке Долан строит электромагнитную ловушку, предлагает заключить соглашение о научном обмене, но Госкоматом отвергает предложение. Лаврентьева приглашают на международные конференции, предлагают совместную работу и оплату всех расходов по переезду, но его не выпускают из этого большого концлагеря — СССР. Замалчивать его успехи уже нельзя и, в конце концов, принимается программа "Юпитер" по созданию термоядерного реактора на базе электромагнитной ловушки. Начало было оптимистичным, первые результаты радовали, но позже, при переезде в новое здание, его установкам не нашлось места, а потом не нашлось и денег… В недавних опытах, проведенных Лаврентьевым, было получено увеличение энергии на выходе, Плазма уже удерживается секундами — значит, термоядерный реактор становится реальным. Нужны деньги на полномасштабную установку "Юпитер-2", но их нет. Деньги тратятся на ТОКАМАКИ — огромные сооружения стоимостью 4 миллиарда долларов. Хотя Лаврентьев считает, что удержание Плазмы в ТОКАМАКАХ на два порядка хуже — теоретически, а практически — на все три порядка. И строить такие "египетские пирамиды" под силу только сообществу Государств, но большие деньги — это большие зарплаты, зарубежные командировки, конференции… Даже если ТОКАМАКИ заработают, полагает Олег Александрович, практическая ценность их будет нулевой. Чтобы получить увеличение энергии на их выходе, нужно на вход подавать гигаватты мощности — для этого потребуется отдельная электростанция. Ловушкам же требуется на входе в тысячи раз меньшая энергия — мегаватты, стало быть, они станут источниками электроэнергии в любом городе, районном центре. И строить их несравненно дешевле. А топлива нужно всего десятки граммов (!!) в год, причём, ни топливо, ни отходы не радиоактивны. Проблема энергетического кризиса станет решаемой даже в бедных Государствах… В свои 70 лет Олег Александрович Лаврентьев бодр, полон силы и твердо намерен реализовать мечту всей своей жизни. У него более 100 опубликованных работ, более 30 изобретений. Но самое любимое, самое важное детище его ещё не стало полностью на ноги. Несмотря на многие неудачи и преследования, он не озлобился, не сосредоточился только на поисках виноватых, хотя нечестность и подлость считает самыми страшными пороками. "Он бесконечно предан, — говорят его близкие, — своей семье и своей идее. Его кумирами остались Резерфорд, Курчатов, Королёв. Если бы не стечение обстоятельств, он мог встать в ряд с этими людьми". Разочарования принесли боль, тревожит его и то, что он ещё не добрался до вершины. И никто не хочет в этом помочь. Неужели этот талантливый ученый и гениальный изобретатель не нужен своей родине — России? Неужели России не нужна дешевая электроэнергия с бесконечными запасами горючего? И неужто в страну Иванов, не помнящих родства, вернется, как раньше возвращались из-за рубежа изобретенные у нас паровоз, радио, телевидение, персональные компьютеры, так же и реактор чистой, почти дармовой энергии на основе магнитных ловушек?! Оглавление   www.pseudology.org