|
№ 11, 1992 |
Марина Курячая |
||||
| Олег Александрович Лаврентьев Ловушка | |||||
|
В 1948 году Олег Лаврентьев наконец то догадался, как сделать водородную бомбу. И почти сразу же понял другое энергию термоядерного синтеза можно использовать в промышленности. Быстро набросав схемы, он принялся за расчеты. Было ему в ту пору двадцать два года, а за плечами — семь классов средней школы, война, на которую Олег ушел добровольцем, и теперь — действительная служба на Сахалине. … Нерожденная легенда — не легенда, а предупреждение — держит созерцающего в своем завороженном круге. Даниил Андреев В 1948 году Олег Лаврентьев наконец то догадался, как сделать водородную бомбу. И почти сразу же понял другое энергию термоядерного синтеза можно использовать в промышленности. Быстро набросав схемы, он принялся за расчеты. Было ему в ту пору двадцать два года, а за плечами — семь классов средней школы, война, на которую Олег ушел добровольцем, и теперь — действительная служба на Сахалине. Из фронтового разведчика-наблюдателя он переквалифицировался в радиотелеграфиста и продолжил то, чему помешала война, — подготовку к научной работе. Еще в школе Олег узнал об атомной проблеме, и тогда же, как он напишет позже, у него возникла "голубая мечта работать в области ядерной энергетики". О событиях тех лет и поныне ходят легенды. Правда, как водится, скрыта в них за глухими намеками и недомолвками, что, впрочем, неудивительно. Истинная роль Олега Александровича Лаврентьева в решении проблемы управляемого термоядерного синтеза была известна немногим… И вот мы сидим в его кабинете, и я с отчаянием понимаю, что разговор наш явно не получается. Отвечает Лаврентьев односложно, а чаще вообще отмалчивается и отсылает меня к пухлой папке с бумагами: "Здесь уже все написано". Ничего не остается, как взять папку с собой и договориться о новой встрече. Вернувшись к себе, я принялась за чтение. Передо мной лежала рукопись со скромным названием "К истории термоядерного синтеза в СССР", автор — О.А.Лаврентьев. Схемы, технические описания, копии писем настраивали на научно-популярный лад. И вдруг… "Моя жизнь, смысл и значение моих первых работ по термоядерному синтезу подверглись уничижительным искажениям. Это — основная причина, побудившая меня взяться за перо…" Когда я перевернула последнюю страницу, за окнами стояла глухая ночь. "Нет, так научно-популярные статьи не пишут", — думала я, машинально складывая листочки в прежнюю аккуратную стопку. К старательно пронумерованным страницам больше всего подходило полузабытое слово — "жизнеописание". Необычное это было жизнеописание, такое же необычное, как и человек, которому оно принадлежало… К тому времени, когда Олег Лаврентьев подошел к идее устройства водородной бомбы, на его счету были предложение по ядерному реактору на быстрых нейтронах и изобретение по управляемым зенитным ракетам. Академия наук, куда он отправил первую работу не ответила вообще. Министерство Вооруженных Сил прислало спустя восемь месяцев, бессмысленную отписку Олег трезво смотрел на жизнь, а потому разработал конкретный план действий: закончить среднюю школу, поступить в Московский государственный университет, а там уж добиваться встречи с ведущими учеными. Правда, существующие законы не очень-то благоприятствовали задуманному. В 1948 году еще действовал строжайший приказ, запрещающий военнослужащим посещать вечернюю школу. Но Олегу везло на хороших людей. Замполит майор А.А.Щербаков понимал, что молодым надо продолжить образование, и сумел убедить в этом командира части подполковника П.И.Плотникова. В результате О.Лаврентьеву и еще двоим товарищам по службе разрешили учиться. Распорядок дня уплотнился до предела. Но зато в мае 1949 года Олег уже держал в руках аттестат зрелости — за год он умудрился закончить восьмой, девятый и десятый классы почти на все пятерки. Впрочем, оценкам особенно удивляться не приходится. Что еще можно ожидать от человека, читающего офицерам лекции по техническим новинкам! Эти лекции Олег Александрович до сих пор вспоминает с благодарностью. На их подготовку командование давало несколько дней. В его распоряжении были книги, журналы, учебники, а главное — возможность подумать. И надо же такому случиться, когда он размышлял над поиском новых цепных реакций, его попросили прочитать доклад по атомной проблеме. В тиши армейской библиотеки то, над чем Олег бился не один год, вдруг стало ясным и простым. Он наконец нашел вещество, способное сдетонировать под действием ядерного взрыва (И не только сдетонировать, но и многократно усилить выделяющуюся энергию.) Цепь с элементами лития-6 и дейтерия замыкалась по нейтронам! Так возникла идея использовать дейтерид лития-6. Он набрасывал первую схему водородной бомбы, не подозревая, что спустя два года к подобной идее придут американские ученые. Участие дейтерия и трития в цепной реакции заставило его задуматься Соединяясь, они образовывали гелий, иными словами, протекала реакция синтеза. Но главное, что привлекало Лаврентьева, это энергия. Взаимодействие элементов шло с выделением колоссальной энергии А что если использовать термоядерный синтез в промышленных целях? Он долго ломал голову, как можно осуществить идею технически. Чтобы соединиться, ядра атомов должны преодолеть электростатическое отталкивание. Значит, необходимо сообщить им достаточную энергию. А для этого надо получить и стабильно поддерживать температуру в сотни миллионов градусов. Здесь речь шла уже о плазме. Разумеется, ни один материал не выдержит такого нагрева. Выходит, между стенками сосуда и самой плазмой должно быть еще что-то. Может, вдувать туда дейтерий? И в самом первом варианте Лаврентьев попытался создать перепад температур в потоке движущегося газа. Думая над задачей довольно долго, он не пришел к конкретному результату. Зато возникли иные варианты, — например, накапливать заряженные частицы на равновесной орбите циклотрона. Но как добиться, чтобы частицы не только находились на нужной орбите, но еще и взаимодействовали между собой? Тогда и родилась идея встречных пучков. А с нею новая проблема — как сделать, чтобы частицы не разбегались, а многократно проходили через зону реакции? Из "Жизнеописания О.А.Лаврентьева" "Это и был кульминационный пункт моих поисков, давший мне ключ к решению проблемы управляемого термоядерного синтеза. Я понял, что для осуществления теплоизоляции надо вещество, находящееся при сверхвысоких температурах в состоянии полностью ионизированного газа (плазму. — М.А.), окружить слоем поля." Поле! Вот главное! Он нашел наконец, как можно подчинить плазму. Для первого варианта Олег выбрал электрическое поле. Электростатический реактор для осуществления управляемого термоядерного синтеза он задумал выполнить в виде многоэлектродной системы сферических концентрических сеток. Позже появилась мысль о замене внутренней сетки полем самих ионов. Короче, началась серьезная работа. Теперь все свободное время он посвящал новой идее. Разумеется, никаких послаблений ни по службе, ни в школе ему никто не делал. Но уже наступил май, а в июле ожидалась демобилизация. Олег готовил документы в приемную комиссию МГУ. И вдруг… ему присвоили звание младшего сержанта и оставили в армии еще на один год. Что же, Лаврентьев по-прежнему трезво относился к жизни На сержантской должности он стал получать денежное довольствие, а это было очень кстати. Олег затребовал через "Посылторг" нужные книги, подписался на "Успехи физических наук" и продолжил подготовку. По математике он освоил дифференциальное и интегральное исчисление, по физике — общий курс университетской программы, по химии — двухтомник Некрасова и учебник для университетов Глинки. Казалось, все шло хорошо, но политическая обстановка того времени была на редкость неспокойной. Выступления президента США Гарри Трумэна, создание блока НАТО наши газеты трактовали совершенно однозначно — "действия, направленные против СССР и других социалистических стран". Олег, не забывший ту войну, относился к сообщениям очень серьезно. Он воспринимал происходящее как новую угрозу мирной жизни и очень беспокоился за свою страну. Между тем Трумэн призвал ученых США к быстрейшему завершению работ над водородной бомбой. "Атомный шантаж", — комментировала наша печать. И тогда Лаврентьев не выдержал. Письмо Сталину получилось коротким, всего несколько строчек. Олег писал, что ему известен секрет водородной бомбы. На дворе стоял январь 1950 года… Прошел месяц, другой. Ответа не было Из "Жизнеописания О.А.Лаврентьева" "А я знал, как сделать водородную бомбу, был уверен, что придуманное мной устройство обязательно взорвется. (…) Прождав безрезультатно несколько месяцев, я написал письмо такого же содержания (как Сталину — М.А.) в ЦК ВКП(б) — что знаю секрет водородной бомбы. Реакция на это письмо была быстрой. Как только оно дошло до адресата, из Москвы позвонили в Сахалинский обком, и ко мне из Южно-Сахалинска приехал подполковник инженерной службы Юрганов. Насколько я понял, его задачей было убедиться, являюсь ли я нормальным человеком с нормальной психикой. Я поговорил с ним на общие темы, не раскрывая конкретных секретов, и он уехал удовлетворенный. А через несколько дней командование части получило предписание создать мне условия для работы. Мне выделили в штабе части охраняемую комнату, и я получил возможность написать свою первую работу по термоядерному синтезу. Работа состояла из двух частей. В первую часть вошло описание принципа действия водородной бомбы с дейтеридом лития-6 в качестве основного взрывчатого вещества и урановым детонатором (…) Во второй части работы предлагалось устройство для использования ядерных реакций между легкими элементами в промышленных целях." Внимание к своему письму Олег воспринял довольно спокойно. Так и должно быть в стране, где труд на благо общества — святое дело каждого. Он даже представить не мог, как ему на самом деле неслыханно повезло. Письмо в ЦК попало в нужные руки. Его читали не равнодушные рецензенты, а люди, отвечавшие головой за успешное решение проблемы. "Задание Правительства", — эти слова витали над каждым причастным к тайне. В таких условиях отмахнуться от идей талантливого самоучки мог только самоубийца. Ничего этого не знал Олег — счастливый, он просто работал. Охраняемая комната была для него роскошным подарком. Это избавляло от проблем, связанных с секретностью, — не надо держать все в голове, можно без опаски записывать любые мысли. На сон и еду Олег выделил необходимый минимум, проводя остальное время за работой. Так прошли напряженные две недели Его уже торопили. Да он и сам теперь очень спешил. 21 июля (спасибо командованию) пришел приказ о его досрочной демобилизации. До начала приемных экзаменов в МГУ оставалось всего десять дней, а путь до Москвы неблизкий. Он так и не успел подробно рассмотреть во второй части некоторые важные вопросы. Формирование плазмы, защита сетки, идея "магнитной" сетки — всем этим Лаврентьев займется уже в Москве. А пока его труд аккуратно перепечатали в одном-единственном экземпляре и отослали секретной почтой в ЦК ВКП(б) заведующему отделом тяжелого машиностроения Ивану Дмитриевичу Сербину. Теперь работа хранилась только там и в голове Лаврентьева. Все черновики сожгли на его глазах, о чем составили официальный акт. Вечером 22 июля 1950 года демобилизованный сержант сел в поезд до Южно-Сахалинска. Он по-прежнему думал о своих проектах. Кое-какие детали его беспокоили, особенно труба, в которой должны ускоряться половинки критической массы. Из "Жизнеописания О.А.Лаврентьева" "Когда я приехал в Южно-Сахалинск, то узнал неприятную новость. Оказывается, близ Владивостока дождями размыты железнодорожные пути, и на вокзале скопилось более 10 тысяч пассажиров. До начала приемных экзаменов оставалась неделя. (…) Я обратился в Сахалинский обком партии за помощью (…) Секретари (по науке и промышленности — М.А.) помогли мне купить билет на самолет до Хабаровска, чтобы перепрыгнуть пробку во Владивостоке, а пока я буду ждать своего рейса, посоветовали прочитать отчет Г.Смита , который был у них в обкомовской библиотеке. Досадно, что эта книга не попалась мне раньше. В ней я нашел подробное описание работ по американскому атомному проекту и ответы на многие вопросы, до которых мне приходилось додумываться самому". Это дало толчок новой идее — Лаврентьев понял, что компоновку водородной бомбы следовало сделать иной. Так возник южносахалинский вариант, который уже не вызывал у него сомнений. В Москву Олег приехал 08 августа. К счастью, приемные экзамены еще не закончились, и его включили в группу опоздавших. В университетском общежитии он застал унылую компанию провалившихся на математике. Вопросы, на которых они "засыпались", Олег попробовал взять слету и с изумлением обнаружил, что не знает, как это сделать. Несостоявшиеся студенты с удовольствием вручили ему сборник экзаменационных задач, и все оставшееся время он провел за их решением. Математику Олег отвечал автору злополучного задачника, приятно удивив того знанием предмета. Зато свою любимую физику, он, как ни странно, сдал не столь блестяще. Но конкурс прошел успешно и был принят на физфак. Так Олег выполнил второй пункт намеченного плана и стал студентом МГУ Учеба уже началась, когда в сентябре его вызвали в ЦК, к Сербину. Лаврентьев в глубине души надеялся получить рецензию на свою работу. Однако вместо этого Иван Дмитриевич попросил подробно рассказать о водородной бомбе. Слушал он очень внимательно, но ни одного вопроса не задал. Только сообщил, что наши ученые работают над другим способом создания водородной бомбы. Некоторым утешением было то, что предложения Олега его, видимо, заинтересовали: Сербин попросил сообщать ему о всех новых идеях и дал заполнить подробную анкету. Спустя месяц Лаврентьев написал еще одну работу по термоядерному синтезу, через экспедицию ЦК передал ее Сербину. И вновь ответом было молчание. Наступила зима 1951 года. В тот день, 03 января, Олег поздно вернулся в общежитие — сдавал экзамен. Из "Жизнеописания О.А.Лаврентьева" "Захожу в комнату, а мне говорят, что меня разыскивают, оставлен номер телефона, по которому я должен позвонить, как приду. Я позвонил, абонент на другом конце провода представился — министр измерительного приборостроения (таким было кодовое название Министерства атомной промышленности — М.А.) Махнев. Он предложил приехать к нему прямо сейчас. (…) В бюро пропусков, вероятно, из-за позднего времени, кроме меня был только еще один человек, и когда я получал пропуск, назвали мою фамилию, он внимательно на меня посмотрел и пошел следом. Оказалось, что мы идем в одном направлении, по одному и тому же адресу. Когда пришли в приемную, Махнев вышел из кабинета и представил нас друг другу. Это был Андрей Дмитриевич Сахаров." Так Олег познакомился с рецензентом своей первой работы В то время Андрей Дмитриевич работал в институте, занимавшемся разработкой и испытанием ядерного оружия. Вот почему именно туда попало на заключение письмо, полученное с Сахалина. В общем-то это было некоторым нарушением "субординации" и не совсем по правилам. Теперь, спустя полгода, новые предложения Олега отослали уже по нужному адресу — в Министерство атомной промышленности, сообщив заодно об отзыве Сахарова. Реакция была молниеносной — Лаврентьева вместе с рецензентом вызвал сам министр. Махнев сразу перешел к делу, попросив Сахарова прочитать вторую работу Олега. Кем-то аккуратно перепечатанная, со схемой, выполненной тушью, она лежала на письменном столе. Из беседы Олег понял, что Андрей Дмитриевич знаком пока только с его предыдущей работой и считает ее очень важной. Но толком поговорить они не успели. Это удалось лишь спустя несколько дней.
"Было грязно, холодно, неуютно. Провожатый появился рассерженный. Оказалось, что пропуск на меня давно заказан, но находится на центральном входе. (…) По широкой лестнице мы поднялись на второй этаж и зашли в кабинет Н.И.Павлова. Меня давно ждали. Н.И.Павлов сразу позвонил кому-то — доложил о моем прибытии, и мы пошли в другое крыло здания, впереди генерал, сзади я. Минуя приемную, зашли прямо’ в кабинет, я успел прочитать табличку дверей, к начальнику Главного управления Б.Л.Ванникову. (О том, какие вопросы курировали Павлов и Ванников, Лаврентьев узнал много позже. — М.К.) В кабинете находились двое. Ванников в генеральской форме и штатский с окладистой черной бородой. Павлов подсел к штатскому, а меня посадили напротив. За все время моей службы в армии мне не приходилось даже издали видеть генерала. Здесь же я сразу оказался перед двумя. Штатского мне не представили и я не знал, с кем говорю." Вопросы задавал штатский Олег подробно рассказал о своей идее по управляемому термоядерному синтезу ("термояду", как станут говорить позже). Устройство сетки заинтересовало "бородатого". Он не понял, почему выбрана именно такая конструкция. И вдруг молчавший до сих пор Павлов произнес, что туда будет вставляться атомная бомба. Смешная фраза — причем здесь бомба? — была подсказкой Олегу. Тот сразу догадался, что присутствующих интересует сейчас первая часть сахалинской работы, посвященная водородной бомбе. И тогда Лаврентьев испугался. Кто они, эти генералы? Кто этот загадочный штатский? Имеет ли он право рассказывать без санкции сверху о сверхсекретном устройстве? (Его ведь предупредили.) И тогда Лаврентьев не нашел ничего лучшего, как сообщить, что был у Берия. Если бы Олег только знал! Ведь перед ним сидел сам Курчатов! Как много он мог бы рассказать "главному атомщику". Не зря же Лаврентьев перерыл в Ленинке все книги по ядерной физике. К тому времени он уточнил сечения ядерных реакций, нашел способы расчета критических масс. У него появились новые идеи по компоновке "изделия". Еще хотелось поговорить о бериллии. Что если ввести его в состав взрывчатого вещества? Это сулит дополнительное размножение нейтронов. Но вместо долгожданного разговора — нелепая, глупая фраза В наступившей тишине Н.И.Павлов насмешливо передразнил: "Он у Берия был". Тема беседы круто изменилась. Олега стали расспрашивать об учебе, университете, обсуждать возможность его перевода в инженерно-физический институт (там тогда собрали лучших преподавателей), и в итоге Курчатов предложил досрочно закончить университет… Олег вернулся в общежитие совсем поздно. Он мог считать себя счастливчиком: все шло по намеченному плану — окончил школу, поступил в МГУ и увиделся с "главным атомщиком страны". Только недоразумение помешало донести до него свои идеи по созданию термоядерного оружия. Но Лаврентьев рассчитывал сделать это при ближайшей встрече. Вот тогда исполнилась бы наконец его главная мечта. Что будет дальше он особенно не задумывался… Ему опять повезло. Судьба бережно вела по жизни своего любимца. В день встречи, назначенной в Кремле, Олег заболел. С температурой сорок его увезли в больницу и выписали, когда события, в которых он должен был участвовать, уже произошли. Работать над бомбой ему не пришлось. После больницы трудоустройство Олега поручили Павлову. Ждать, пока первокурсник Лаврентьев получит официальный диплом, было бы непозволительной роскошью. Его хотели немедленно подключить к решению термоядерной проблемы. По предложению Курчатова Лаврентьев должен был закончить университет за четыре года. Это означало, что Олегу следовало перескочить с первого курса на третий. И до того довольно плотный распорядок дня Лаврентьев расписал теперь по минутам. Он параллельно посещал занятия первого и второго курсов, одновременно к нему прикрепили преподавателей для индивидуального обучения — по английскому, физике, математике. От физика вскоре пришлось отказаться, зато с математиком Александром Андреевичем Самарским было полное взаимопонимание. Именно с Самарским Олег сделал расчеты "магнитных" сеток, тех самых, о которых не удалось подробно поговорить с Курчатовым при первой встрече. Идея и в самом деле была оригинальной Она возникла у Лаврентьева еще на Сахалине, когда он решал довольно сложную проблему. Суть ее сводилась к тому, чтобы защитить сетку от частиц плазмы, обладающих высокой энергией. Перебрав несколько вариантов, Лаврентьев догадался, что здесь тоже надо использовать поле. Только не электрическое, а магнитное. Для этого он решил пропускать через витки сетки ток, чтобы в соседних проводниках он имел противоположное направление. Тогда возникающее магнитное поле окружит защитным слоем каждый проводник, и заряженные частицы плазмы уже не смогут достигнуть его поверхности. Вместе с Самарским они составили и решили дифференциальные уравнения, позволившие найти нужные параметры тока. Было это в марте 1951 года. А в октябре Олег обсуждал со специалистами уже новую работу по электромагнитным ловушкам для "термояда". Родилась она как продолжение прежних идей о "магнитной" сетке. В том варианте между соседними проволоками возникали магнитные щели. Через них могла бы происходить утечка плазмы. Но теперь Лаврентьев предусмотрел такую опасность. Он предлагал запирать щели электростатическими полями. Плазма оказывалась в своеобразной электромагнитной ловушке, в которой и должен был осуществляться "термояд". Его предложения по электростатическим системам для управляемого термоядерного синтеза опередили американские на девять лет, а по магнитной защите сеток — на три года. Но этого тогда никто не мог себе представить, а Олег, наверно, меньше всех. Он толком не знал даже советских работ. Все они были строго засекречены. О состоянии дел Лаврентьев догадывался лишь по некоторым репликам на обсуждении своих проектов. Однако чаще специалисты сидели молча, а если и спрашивали о чем-то, то очень умело: завеса секретности поднималась крайне редко. Впрочем, служба в армии приучила его не задавать лишних вопросов Он учился и по-прежнему о всех новых идеях докладывал Павлову. Листки со схемами и изложением сказанного тот прятал в сейф. К работам Лаврентьева он относился очень серьезно. Довольно часто устраивал Олегу встречи с известными учеными. Ему искренне хотелось разобраться, к чему лежит душа подопечного. Не раз спрашивая об этом, советовал заняться теоретическими вопросами. Но Олег имел склонность к эксперименту и рвался в бой. Павлов прекрасно понимал нетерпение молодого исследователя. Несмотря на разницу в положении и возрасте, между ними сложились теплые отношения. И Олег ценил моральную поддержку этого человека много больше, чем внешние знаки внимания. А на внимание жаловаться не приходилось. Еще в начале 1951 года Олега освободили от платы за учение (400 рублей в год были для него очень большими деньгами), дали повышенную стипендию, доставали книги, необходимые для работы, разрешили брать на дом иностранные издания и .журналы (высшая степень доверия). И совсем уж неожиданно переселили из тесного общежития в новый дом на набережной Максима Горького. Махнев, следивший за его успехами, предложил даже перевезти в Москву мать, но та отказалась покинуть родной Псков. Олегу выделили отдельную комнату в трехкомнатной квартире. И теперь он мог работать еще больше. Автору талантливых идей создали вполне приличные условия жизни (по меркам Олега — чудесные). Однако мало кому приходило в голову спросить, успел ли он пообедать, не устал ли, есть ли у него деньги. Возможно, поэтому он до сих пор помнит каждое доброе слово Махнева, Павлова, Завенягина. Видно, не так уж сладко жилось Лаврентьеву в Москве. Но тогда он редко задумывался о посторонних вещах. Олег вставал, когда над Москвой-рекой еще поднимался туман, а ложился далеко за полночь. Казалось, больше добавить к его нагрузке нечего. И все же в начале мая 1951 года прежние дела дополнились еще одним. Он наконец получил допуск к работам в ЛИПАНе — Лаборатории измерительных приборов АН СССР (так тогда называли Институт атомной энергии). Его прикрепили к группе Игоря Николаевича Головина — заместителя Курчатова Тот читал первую работу Лаврентьева по термоядерному синтезу, слышал о его новых идеях. Видимо, листочки из сейфа Павлова попадали в нужные руки. У Павлова же и произошла их первая встреча, во время которой они энергично поспорили о распределении электрических полей внутри сферы. Несмотря на возникшие разногласия, Головин положительно оценил предложения Лаврентьева по "термояду". И это, возможно, повлияло на окончательный вывод руководства: Олега решили привлечь к работам головинской группы, будущего отдела плазменных исследований. Лаврентьева провели по всем лабораториям, показали установки, рассказали об их назначении. Он внимательно слушал. К тому времени его знания претерпели качественные изменения. Понимая, как необходима ему хорошая школа, Олег использовал все, чтобы восполнить недостающее: интенсивные занятия в университете, встречи с учеными, споры при обсуждении проектов. Формально он, еще числился на первом курсе. Фактически такими знаниями по физике мог похвастать далеко не каждый выпускник университета. Короче, Лаврентьев изменился: гениальный самоучка уступил место талантливому исследователю. И, конечно же, установки в группе Головина его крайне заинтересовали, особенно одна — в форме тора. Она стояла в углу у окна: на камеру-"бублик" была наложена обмотка тороидального магнитного поля. Ему объяснили, что установка создавалась по идее Сахарова и предназначалась для удержания и термоизоляции плазмы.
"…И.Н. Головин сформулировал общий вывод, что в моей модели никаких дефектов не обнаружено. К сожалению, это была лишь констатация факта пригодности электромагнитных ловушек для получения и удержания высокотемпературной плазмы, но рекомендаций начать экспериментальные исследования не последовало. Игорь Николаевич мотивировал это тем, что имеется более простой способ получения высокотемпературной плазмы, где есть уже хороший задел и получены обнадеживающие результаты. Надо не распылять силы, а сосредоточить их на главном направлении." Ни единого слова в поддержку. Заключение звучало приговором Да оно и было таковым. Но только не для Лаврентьева. Он засел за теорию и к июню 1952 года подготовил новую работу. В ней подробно описывалась электромагнитная ловушка и приводились расчеты параметров плазмы. По всему выходило, что Олег на правильном пути. Встреча с новым рецензентом нанесла сокрушительный удар его надеждам. Один из лучших специалистов по физике плазмы, М.А.Леонтович безжалостно выявил слабые места и недочеты представленной работы. И все бы ничего (редко, когда автору удается сразу создать абсолютно безошибочный вариант), но Михаил Александрович усомнился в главном. Плотность плазмы в электромагнитной ловушке он счел сильно завышенной. По его мнению, утечка плазмы через магнитные щели не позволила бы добиться нужных параметров. А значит — управляемый термоядерный синтез здесь невозможен. Лаврентьев стал горячо спорить и этим только повредил делу. Леонтович причислил его к разряду тех упрямых людей, которых он обычно называл "изобретателями". В общем, разговор не получился. В итоге в Главное управление ушла рецензия, в которой идея электромагнитных ловушек подвергалась сомнению. Олег покинул Леонтовича в полном отчаянии. Конечно, рецензент имел право на вопросы. Теория электромагнитных ловушек только начинала разрабатываться Лаврентьевым, и окончательные точки над "i" мог поставить лишь эксперимент. Но как раз в эксперименте ему и было отказано. 2 В такой ситуации он принял единственно верное, как ему казалось, решение — проработать вопрос более детально. Олег надеялся, что хорошее теоретическое обоснование поможет ему переубедить оппонентов. Одновременно он, как и обещал Курчатову, перескочил через второй курс и успешно учился на третьем. Группа, в которой он теперь занимался, специализировалась на ядерных взрывах. Но к своим работам по водородной бомбе он так и не вернулся. Его все больше интересовал управляемый термоядерный синтез. Олег довольно регулярно встречался с Леонтовичем, показывал ему свои новые работы и всегда встречал доброжелательное отношение. Ярлык "изобретателя" с него был снят, о чем сообщил сам Михаил Александрович. А как-то, когда Лаврентьев решил особенно трудную задачу с применением функции комплексного переменного, Леонтович пригласил его в аспирантуру. Вновь ему предлагали переквалифицироваться в теоретики, и вновь он отказался. К тому времени идея электромагнитных ловушек захватила его целиком… Трудно сказать, как пошли бы дела дальше. Но события, всколыхнувшие всю страну, властно вторглись в скромную жизнь Лаврентьева. Смерть Сталина, расстрел Берия странным образом повлияли на судьбу необычного студента. Для начала его перестали пускать в ЛИПАН. Выяснилось, что допуск Лаврентьева к секретной работе ликвидирован. Кем? Неизвестно. Приближались дипломная практика и работа над дипломным проектом. Намечалось проходить их в ЛИПАНе. Но без допуска об этом нечего было и думать. Направление же в другое место никто не давал. Досрочное окончание университета срывалось. Мало того, одновременно Олега лишили повышенной стипендии, а причитавшиеся деньги забрали как плату за обучение. Оставшись без средств к существованию, он пробился на прием к новому декану. И в полной растерянности услышал: "Ваш благодетель умер. Чего же вы хотите?" Лаврентьев, далекий от закулисных интриг, не сразу понял, о чем идет речь. А когда понял, встревожился. Не за себя, конечно, — за судьбу своих идей. Последнее время он жил мечтой добиться начала экспериментов по электромагнитным ловушкам. Только эта мечта позволяла выдержать бешеные нагрузки. И теперь все должно рухнуть? Из "Жизнеописания О.А.Лаврентьева" "…В тот же день я написал письмо Н.С.Хрущеву с изложением своей позиции по управляемому термоядерному синтезу. Не знаю, читал ли мое письмо Н.С.Хрущев, но через несколько дней я был вызван к его научному референту Панасенкову. Встретились мы в здании ЦК КПСС на Старой площади. Физик по образованию, он легко воспринял мои идеи. (…) Мои расчеты тогда были доведены до "железок". Я четко представлял, как буду реализовывать свою идею и что для этого надо. Как оказалось, очень помог Л.А.Аpцимович, подтвердив на высшем уровне ценность и важность моих идей, — об этом мне сказал Панасенков. Вопрос о моей стипендии был решен сразу — в секретном отделе университета находилось специальное постановление правительства, которого никто не отменял. С дипломной работой вышли осложнения. Направления я так и не получил, пришлось писать дипломную работу без научного руководителя, взяв за основу те теоретические работы по управляемому термоядерному синтезу, которые уже были сделаны. К концу 1954 года работа была закончена, и я был готов к защите дипломного проекта, но начались организационные проволочки. В результате защитился я только в мае 1955 года, и еще полгода потребовалось, чтобы решением Государственной экзаменационной комиссии мне была присвоена квалификация физика и я получил диплом с отличием об окончании университета." Год, с таким напряжением сэкономленный за время учебы, бессмысленно растаял в неведомых коридорах. Но даже это не насторожило Лаврентьева. Он спокойно ждал направления на работу — была предварительная договоренность, что его берут в ЛИПАН. Неожиданно выяснилось — вакансий в институте нет. Конечно, Лаврентьеву не составлял труда устроиться в Москве, однако он хотел заниматься только управляемым термоядерным синтезом. В Москве же такую тему вел один ЛИПАН. Решить вопрос мог теперь лишь Курчатов, но он отсутствовал после испытания водородной бомбы Это был совсем новый вариант смертоносного оружия — к нему А.Д.Сахаров и Я.Б.Зельдович пришли в начале 1954 года. Злые языки поговаривали, будто здесь не обошлось без американских секретов — слишком велико было сходство идей. Разумеется разведка имела отношение к делу. И все же в некоторых немаловажных вопросах приоритет неоспоримо принадлежал нашей стране: во всяком случае, предложения О.А.Лаврентьева по использованию дейтерида лития-6 в водородной бомбе опередили американские почти на год. Но знали об этом единицы. Остается поражаться, насколько хорошо хранили тогда секреты. Даже сам Лаврентьев пребывал в полном неведении относительно судьбы своей первой работы. Ни рецензент, ни руководство и слова не проронили в ответ на его вопросы. Только Махнев, всегда симпатизировавший Олегу, позволил себе намек на правду. Да и то спустя пять лет после знакомства. Уже не министр, а начальник отдела, он принял Лаврентьева в новом, специально выстроенном здании министерства. Вот когда наконец Олег услышал, что его предложения по водородной бомбе были правильными. Тогда же Махнев произнес фразу, которую Лаврентьев не мог понять еще много лет после встречи: "Письмо ты отправил не по тому адресу". Впрочем, трудно сказать, как сложилась бы его судьба, обратись он сразу в министерство. Скорее всего, так же… Короче, с устройством в ЛИПАН у Олега ничего не получилось. И тогда Панасенков предложил ему поехать в Харьков. Там в Физико-техническом институте АН УССР собирались организовывать отдел плазменных исследований. Казалось, все мытарства теперь позади. Наконец-то ему удастся развернуть исследования по электромагнитным ловушкам. Лаврентьев уезжал, полный радужных надежд. Шел апрель 1956 года… Неизвестные люди уже позаботились о встрече Позвонив из Москвы, они предупредили о приезде "скандалиста и автора путаных идей". До сих пор Олег Александрович с благодарностью вспоминает К.Н.Степанова, В.Ф.Алексина и Б.Н.Руткевича — сотрудников харьковского физтеха, давших положительное заключение на его работу. Благодаря их объективности Лаврентьев не остался без места. Дальше приходилось рассчитывать только на себя. Именно тогда и пришло письмо с московской студии научно-популярных фильмов. Старший редактор сообщала, что они снимают картину о проблемах получения термоядерной энергии: "По рекомендации академика Л.А.Аpцимовича мы предполагаем показать в фильме Ваше письмо от 1950 г., послужившее своеобразным толчком для разработки идеи магнитной ловушки. Поскольку подлинник письма нам разыскать не удалось, просим Вас хотя бы приблизительно восстановить его и прислать на студию". Лаврентьев перечитывал письмо и ничего не мог понять. Аpцимович был руководителем экспериментальной программы по управляемому термоядерному синтезу и, конечно, знал, что говорил. Но это не укладывалось в голове. Получалось, до письма с Сахалина идея о магнитной ловушке не возникала. Встречи с Сахаровым, его слова о важности работы Лаврентьева теперь приобретали совсем иную окраску. Выходит, в Москве догадались использовать поле только после письма Олега. Почему же никто не сказал ему об этом? Спросить было не у кого. Посомневавшись, Лаврентьев привычно объяснил все секретностью. Он и теперь колебался, имеет ли право воспроизводить секретный текст, о чем и написал в редакцию. Но оттуда последовала повторная просьба со ссылкой на "настоятельную рекомендацию академика Аpцимовича" показать в фильме это письмо. Олег Александрович по памяти с необходимыми сокращениями воспроизвел его содержание и направил "реквизит" на киностудию. Картина "Прометеи XX века" вскоре вышла на экраны: письма в ней не было, мелькнул только конверт с фамилией Лаврентьева… Досадный эпизод вскоре забылся Жизнь выдвигала задачи поинтереснее. Комната в общежитии на одиннадцать человек, отсутствие постоянного рабочего места, настороженное отношение руководства — таким было начало его трудовой деятельности в Харькове. Но постепенно он "обрастал" друзьями и единомышленниками. Первые эксперименты проводились в полной тайне — в глухом подвале, абсолютно не приспособленном для научных исследований. Все держалось на голом энтузиазме и одержимости ученых. С большим трудом (группу разгоняли, установки разрушали) удалось пробить финансирование работ по электромагнитным ловушкам. Впрочем, деньги эти были скорее символическими — на сооружение первой электромагнитной ловушки выделили всего 10 тысяч рублей (в старом масштабе цен). Вот почему в 1958 году они смогли построить только маленькую установку со слабым магнитным полем простейшей геометрии. Но уже первые эксперименты обнадеживали. Лаврентьев был как на крыльях. Он таки оказался прав в том давнем споре с оппонентами. Полученные параметры плазмы хорошо согласовывались с его теоретическими расчетами. Теперь важно донести первые результаты до широкого круга специалистов. Благо, тема уже рассекречена. И Олег Александрович отправил в редакцию "Журнала технической физики" свои статьи. (В сущности это были тексты докладов, сделанных им в 1960 году на конференции по физике плазмы.) Только через год пришел ответ, в котором рецензент даже не счел нужным проверить орфографические ошибки. Подпись, как водится, отсутствовала. Так Лаврентьев и не узнал, кто отклонил его работы "на основании закона Больтумана" (бедный беззащитный перед живыми Больцман!). Разумеется, Олег Александрович не стал спорить с редакцией "ЖТФ". Переведя статьи на украинский язык, он опубликовал их в "Украинском физическом журнале". Пять лет ушло, чтобы получить разрешение на эксперименты, еще два года — чтобы статьи увидели свет. Сама же работа заняла всего год. Как бездарно вынуждали его тратить время! Но другого пути не было, и Олег Александрович занялся программой дальнейших исследований. Между тем за рубежом сразу же заметили оригинальные работы советского ученого Сотрудник харьковского физтеха с улыбкой поведал, как заработал в Англии 5 фунтов, переведя лаврентьевские статьи с украинского на английский. Потом пришло письмо от американского студента Т.Долана, который с трудом разыскал его через Украинскую Академию наук. Познакомившись с идеями Олега Александровича, он загорелся мечтой провести подобные исследования в США. Чтобы читать работы в подлиннике, он даже начал учить украинский язык. (Позже, закончив Иллинойский университет, Долан целиком посвятил себя работе с электромагнитными ловушками и добился неплохих результатов.) Возможно, кому-то другому события показались бы незначительными, но для Лаврентьева, не избалованного вниманием, они были немалой моральной поддержкой. Самое же главное — за рубежом шли по его следам. Он хорошо запомнил первую иностранную публикацию 1959 года — по электростатическому удержанию плазмы. Авторы предлагали схему, идею которой он выдвинул еще в 1950 году. Правда, там не догадались защитить сетки магнитным полем, как это сделал Лаврентьев. А потому для осуществления идеи "термояда" их схема не годилась. Но то, что они совершенно независимо друг от друга пришли к схожим мыслям, приятно согревало душу. Особенно заинтересовали Олега Александровича эксперименты Роберта Херша по электростатическому удержанию плазмы с внешней ионной инжекцией. Опираясь на работы Лаврентьева, известный американский ученый (будущий председатель Комиссии по атомной энергии в США) доказывал, что при накоплении плазмы можно рассчитывать на получение рекордной плотности — 1012-1014 см3. Они встретились в новосибирском Академгородке. Конференция, проходившая в 1968 году, собрала всех ведущих специалистов по физике плазмы и управляемому термоядерному синтезу. Херш оказался в числе приглашенных. Был там и Лаврентьев. Токамаки еще не стали генеральным направлением в Советском Союзе. Вот почему в Новосибирске развернулась настоящая ярмарка идей. Работы, проводимые в харьковском физтехе, произвели на Херша глубокое впечатление, и он договорился с Олегом Александровичем об обмене научной информацией. Все складывалось на редкость удачно, постепенно Лаврентьевым овладело приподнятое настроение. Оно усилилось при встрече со старыми "липановцами". Веселые восклицания, шутки, воспоминания, и вдруг как гром среди ясного неба — слова А.М. (Г.И.) Будкера. "Угробили хорошего парня", — сказал тот, обращаясь к Олегу Александровичу… Впрочем, неловкая фраза вскоре забылась. Слишком яркими были другие впечатления. В Харьков он возвращался, полный новых идей Успех за рубежом помог признанию дома — после новосибирской конференции его акции резко возросли. В харьковском физтехе приняли программу "Юпитер" для создания ядерного реактора на базе электромагнитной ловушки. В этом реакторе они рассчитывали добиться нужных параметров плазмы и осуществить управляемый термоядерный синтез. Восемнадцать лет назад, сидя в тщательно охраняемой комнате, написал он свою первую научную работу. И пусть о ней знали единицы, и пусть она была отправлена "не по тому адресу", в конце концов Лаврентьев добился своего. Со счастливым изумлением наблюдал он, как обрастали плотью его давнишние идеи: от настольных установок физтех перешел к более серьезным проектам. Исследования по электростатическому и электромагнитному удержанию плазмы набирали силу. И надо же, именно тогда в одной из книг он случайно наткнулся на описание своей истории. Ни фамилии, ни сути дела — лишь невнятная фраза об "одном военном с Дальнего Востока". А дальше и совсем уже непонятные слова. Оказывается, его способом "даже в принципе ничего сделать было невозможно". Читать подобное было странно, только что в Новосибирске он с успехом обсуждал результаты своих работ с Хершем. Возможно, самые первые его предложения в чем-то были сыроваты и требовали доработки. Но мысль использовать поле стала отправной точкой для разработчиков токамака. Любому исследователю известно, какая долгая дорога от рождения идеи до ее воплощения. "Практическое начало работ по термоядерному синтезу совпадает с тем моментом, когда возникли идеи об удержании плазмы", — писал Л.А.Аpцимович. Эти идеи и были главным в письме "одного военного" К сожалению, в первых открытых публикациях по термояду авторы не дали ссылку на сахалинскую работу Лаврентьева. Каждый заботится о своей чести по-разному Олег Александрович не писал опровержения — он просто подал заявку на открытие. В Госкомитете потребовали представить письмо, в котором он впервые предложил использовать поле для удержания плазмы. Но нужный документ исчез! В ЦК КПСС его работы не оказалось. Куда она пропала, никто не знал. Лаврентьев решил обратиться к Сербину. Он писал, звонил, приезжал, однако Сербин был неуловим. Его секретарь, узнав суть дела, направила в справочное бюро ЦК. По телефону неожиданно ответил человек, занимавшийся делами Олега Александровича еще в "то" время. Он и сообщил, что архивы пятидесятых годов уничтожены, а вместе с ними, по-видимому и работа Лаврентьева. "Попробуйте обратиться к Сахарову", — сказал он под конец. Через полгода (шел декабрь 1973 года) Олег Александрович держал в руках справку, в которой Андрей Дмитриевич подтверждал, что Лаврентьев сделал свои предложения "задолго до каких-либо публикаций по этой проблеме". Академик, трижды Герой Социалистического Труда писал: "Ознакомление с работой Лаврентьева послужило толчком, способствовавшим ускорению моей совместной с И.Е.Таммом работы по магнитной термоизоляции высокотемпературной плазмы". А позже на просьбу Олега Александровича откликнулся И.Н.Головин. Он коротко излагал историю вопроса и писал, что "письмо Олега Александровича Лаврентьева инициировало рождение советской программы исследований по управляемому термоядерному синтезу". Проще говоря, его слова означали, что до этого в Советском Союзе вообще не помышляли о термояде, а о токамаках — тем более. Так, спустя двадцать пять лет, Лаврентьев получил наконец четкий ответ на все вопросы. Но на Комитет по делам открытий и изобретений документы впечатления не произвели. Там настаивали на своем: нужно письмо, написанное в 1950 году. А письма не было… Некоторым утешением служило, что его работы по-прежнему вызывали большой интерес за рубежом. Лаврентьеву прислали приглашение в Нью-Йорк на конференцию. Следом пришло письмо из Канады от Б.Грегори. Он просил посетить их лабораторию и брал все расходы на себя. Ранее канадская группа уже предлагала заключить соглашение о сотрудничестве. Но Госкомитет по использованию атомной энергии предложение не поддержал. Теперь вопрос решился иначе. В США Лаврентьева, конечно, не пустили. В Канаду тоже. Но зато его отправили в командировку в ГДР. А на конференцию в Нью-Йорк разрешили представить свой доклад. Доклад читал А.А.Калмыков Он был другом, единомышленником и, по счастливому стечению обстоятельств, непосредственным начальником Олега Александровича. Большая умница и талантливый организатор, он сумел убедить руководство и пробить финансирование новых работ. До него в ХФТИ занимались только однощелевыми ловушками. Благодаря этим маленьким установкам, поведение плазмы в комбинированном электрическом и магнитном поле изучили достаточно хорошо. Но для практических целей такие установки не годились. Требовались многощелевые системы. Вот их-то и начали проектировать по инициативе Калмыкова. Новая установка называлась "Юпитер-21". Техническое предложение на нее подготовил ХФТИ, а за проектирование и изготовление брался Физико-технический институт низких температур. Госкомитет по атомной энергии выделил на проектирование 300 тысяч рублей. "Я был на седьмом небе от счастья, — писал Лаврентьев. — Наконец-то все закрутилось, и закрутилось, как надо" В том, что успех неминуем, он не сомневался… Беда пришла внезапно, откуда ее никто не ждал Стажируясь за границей, Калмыков случайно "попал под ускоритель". Доза оказалась слишком большой. Не спасли ни новейшие лекарства, ни операция. Болезнь расправилась с ним за полгода. Вместе с другом ушли последние надежды на сооружение крупной установки. Для начала Лаврентьеву предложили спроектировать "что-нибудь поменьше". А дальше программу исследований стали постепенно сворачивать. В 1989 году финансирование их темы прекратили вовсе. Разумеется, он пытался бороться. Однако теперь игнорировать обращения Лаврентьева не составляло труда. В катастрофическом положении очутилась не только их группа, но и вся фундаментальная наука. Да что там наука, под обломками рухнувшей системы гибла страна. Какие уж теперь исследования! Что возразить на это? Лаврентьев и те, кто "решал вопрос", всегда жили в разных измерениях, сегодня — тем более… Планы далекой молодости он выполнил полностью. И пусть первая работа пропала в неведомых тайниках, сама идея не затерялась, он "донес ее до ведущих ученых". Почему же спустя сорок лет Лаврентьев вновь очутился один на один со своей мечтой? Пыталась я найти ответ у тех, кто был причастен к его жизни. А.А. Самарский, ныне академик и Герой Социалистического Труда, конечно, помнил необычного студента и отзывался о нем с большой похвалой. И.Н.Головин, бывший заместитель И.В.Курчатова, тоже произнес хорошие слова об О.А. Лаврентьеве (хотя и с оговорками в адрес работы). Но ничего нового, чтобы пролило свет на события прошлого, никто не сказал. Догадки, предположения… Добавить здесь нечего. Да и надо ли? Не все ли равно, кто был первым? Лаврентьева заботит другое. Как реализовать замыслы, воплощение которых было так близко? И правда, как? Докторская диссертация на тему: Электростатические и электромагнитные ловушки высокотемпературной плазмы, 01.04.08 / Национальный научный центр Харьковский физико-технический ин-т. — Х., 2004. — 320л. : рис. — Библиогр.: л. 298-320. Министерство среднего машиностроения СССР Наука www.pseudology.org |
|||||
