Дмитрий Вадимович Ольшанский Роль массовых настроений в политических процессах Часть 4 Цели и задачи этой книги избавляют от необходимости специального анализа идейно-политических позиций сторонников левого радикализма. Соответствующая критическая работа проделывалась многократно.   В общем виде понятно, что “левацкие взгляды, игнорирующие реальную обстановку, уровень общественно-экономического развития, взгляды, уповающие лишь на “радикальные настроения”, на “революционную решительность определенной части населения, способны нанести существенный вред поступательному ходу революционного процесса развития”. Опыт показывает, однако, что этого далеко не всегда удавалось избежать. Среди принципиальных вопросов истории немаловажное место занимает вопрос о связи революции с леворадикальными по содержанию массовыми настроениями, отличающими субъекта революционного действия и выступающими в качестве механизма инициирования и стимулирования соответствующих политических движений. Тот же В. И. Ленин, как известно, на словах призывая освободиться от “сектантских левацких настроений”, от “кастовости и боязни утратить некую “чистоту движения, стоял на позициях поддержки реально массовых “революционных настроений”, понимая их важную роль в радикальных политических процессах. Независимо от тех или иных оценок, массовое революционное движение является наиболее ярким примером движений леворадикального толка, особенно в XX в.   Левый радикализм в достаточно массовом выражении обычно развивается на основе того, что массы, испытывая недовольство вследствие значительного расхождения своих притязаний и возможностей их реализации в действительности, начинают усматривать перспективы выхода в достижении новых высоких притязаний, которым следует подчинить поведение, направив его на отрицание прошлого и разрушение существующего порядка ради будущего развития. Выражая резко негативное, деструктивное недовольство, массовые настроения такого рода обычно ищут выход в будущем, связывая с ним свои надежды, чаяния и радикальные действия во имя новых притязаний или новых возможностей их достижения.   Обычно это критические по отношению к прошлому и настоящему, но оптимистические в отношении будущего настроения, формирующие потенциального субъекта революционного действия. В конкретном политическом выражении такие настроения обычно характеризуются тем, что недовольные массы выделяют из своей среды или находят вне ее соответствующие идеологические и политические силы (организации), поддаются их влиянию и начинают видеть перспективы удовлетворения своих притязаний прежде всего в приходе “левых сил к политической власти, в радикальном изменении политического строя. Соответственно развивается массовое движение, направленное в сторону, прежде всего, революционного (в разных формах) разрушения прежнего строя, прихода к власти “левых сил. Я. Щепаньский отмечал следующие особенности возникновения и развития революционного движения как разновидности движения леворадикального: недовольство и состояние беспокойства должно охватить широкие массы, затронуть существенные жизненные потребности, чтобы создать сильные мотивы, побуждающие к участию в движении; власти должны создать такие условия, при которых нет никакой возможности для свободной деятельности лидеров и организаторов движения – последние с самого начала сталкиваются с жесткими репрессиями; само движение должно руководствоваться особыми целями и методами их достижения: “цели и методы являются следствием причин, вызывающих социальное беспокойство, и условий, делающих невозможной реформу. Следовательно, революционные движения – это движения, направленные не к реформе существующего положения вещей, а к его принципиальному изменению путем его ниспровержения силой. Поэтому они должны мобилизовать большую социальную энергию, …должны обладать общественной идеологией, дающей представление о новом общественном порядке, должны иметь формальную организацию – зачаток власти, способный руководить революцией и стать политической властью”. Говоря несколько схематично, можно выделить ряд вариантов леворадикальных движений   Во-первых, малочисленные, в достаточной степени сектантские организации, выдающие себя за массовые движения. Для них свойственно невнимание к реальным массовым настроениям, надежда на то, что последние появятся сами собой как следствие каких-либо событий. Во-вторых, достаточно серьезные движения, во главе которых стоят политические силы, сумевшие увлечь за собой немалое количество людей, хотя, возможно, и не подавляющее большинство общества. В-третьих, стихийно возникшие значительные, подлинно массовые движения, которыми левые силы сумели овладеть, выразить настроения входящих в них людей, с одной стороны, и направить их в свою сторону – с другой. В отношении первых полностью применим критический пафос определения “детской болезни”. Следует признать, что во многом это течение стало развиваться в современном мире под влиянием октябрьских событий 1917 г. в России.   Выступая в качестве противовеса реформистским силам и партиям, представители данного течения оказались в определенном плену новой политико-психологической ситуации: возрастала активность масс, распространялось “неповиновение властям, “бунтарские идеи; реформистские помыслы часто уступали место осознанию возможности других путей к социализму. Так возникал своего рода иллюзорный “теоретический левый радикализм – плод иллюзий оторванных от масс групп, стремившихся, однако, “осчастливить массы реализацией своих идей. Известный деятель итальянского рабочего движения Дж. ди Витторио позднее так обрисовал обстановку тех лет: “Чем был социализм для меня и моих товарищей до Октябрьской революции? Он был великим идеалом справедливости и социального равенства, лучезарным, прекрасным идеалом, который должен был осуществиться в будущем почти сам по себе. Никто из нас не имел ни малейшего понятия о научных основах социализма, о том, каким путем, какими силами и какими методами может быть построен социализм”. Понятно, что такого рода “настроения, стимулируемые победой Октябрьской революции, еще не означали распространения в массах… правильного понимания путей борьбы”. Однако частью людей они овладели, что и вызвало к жизни данное направление левого радикализма. В разные времена оно принимало разные формы: от резких заявлений отдельных теоретиков, тех или иных акций (например, последователей Л. Д. Троцкого), до, скажем, действий маоистов в Кампучии под руководством Пол Пота и Йенг Сари. В разной степени, но все это соответствовало идее “железной руки”, которая “приведет человечество к счастливому будущему быстрым и решительным путем. Второе течение не только навязывало леворадикальные взгляды массам, но и опиралось на определенные массовые настроения. Здесь левый радикализм носил уже не только теоретический, а “смешанный характер. Так, например, сандинистское движение в Никарагуа имело в основе настроения широкого недовольства диктатурой Сомосы, засилием американского капитала и т. д. Придя к власти на волне такого движения, руководители Фронта имени Сандино пользовались значительной поддержкой: по свидетельству очевидцев, не только, скажем, профсоюзы, но и банки, и кафе стали включать в свои названия эпитет “сандинистские – сандинистские профсоюзы, сандинистский банк, сандинистское кафе… Однако подобные настроения были основаны далеко не только на революционной леворадикальной идеологии. Вскоре естественное массовое упоение победой над правившей страной диктатурой Сомосы прошло, и началось расслоение массовых настроений. Появились различные виды оппозиции. Попытки быстрых революционных преобразований вкупе с целым рядом неблагоприятных факторов привели к возникновению и расцвету новых массовых настроений. Сандинистское движение стало слабеть, что и проявилось в поражении сандинистов на всеобщих выборах в марте 1990 г. Среди прочего это подтвердило достаточно известную мысль: “Масса втягивается в движение, энергично участвует в нем, высоко ценит его и развивает героизм, самоотверженность, настойчивость и преданность великому делу не иначе, как при улучшении в экономическом положении работающего”. Как известно, трудности такого рода ожидали многих представителей данного течения: сторонников концепции “социалистической ориентации в развивающихся странах, идеологов строительства социализма в странах Восточной Европы и т. д. Третье течение в рамках левого радикализма отличалось наибольшим вниманием к массовым настроениям. Оно не только сумело их учесть, но и в определенной степени выразить, а затем овладеть и научиться управлять такими настроениями. В основе своей это был популистский левый радикализм, со временем заключенный, однако, в своеобразные идейно-теоретические рамки. Речь идет о революционном движении в России – так, как оно исследовано в связи с проблематикой массовых настроений у В. И. Ленина. Сразу оговоримся: здесь и далее речь идет не столько о реальной истории, сколько о тех уроках, которые извлекали из нее сами большевики, включая и свои собственные ошибки. Сегодня уже признано, что левый радикализм, мягко говоря, отнюдь не был чужд руководителям российской революции Не все конкретные акции того времени легко соотнести с призывами тщательно и бережно учитывать массовые настроения. Однако это – лишь одна сторона дела. Другая заключена в своеобразной идеальной модели, которая прорисовывается по многим работам все того же Ленина – возможно, как своеобразная реакция автора на негативные последствия тех или иных акций. Есть и еще один существенный момент. По мнению достаточно объективных исследователей, победа большевиков в октябре 1917 г. была действительно связана с наиболее адекватным, по сравнению с другими силами, оперативным учетом массовой психологии: “Изучая по документам той эпохи настроения и интересы фабрично-заводских рабочих, солдат и матросов, я обнаружил, что их стремлениям отвечала выдвинутая большевиками программа политических, экономических и социальных реформ, в то время как все другие главные политические партии России были основательно дискредитированы из-за их неспособности осуществить значительные реформы и нежелания немедленно прекратить войну”. Оттолкнемся в анализе данного течения, сыгравшего наиболее существенную роль в истории XX в. и во многом породившего два течения в левом радикализме, упомянутые выше, от одного из базовых положений большевиков. Политическое настроение рабочего класса явилось, по Ленину, главным источником, питавшим революционную социал-демократию. На особую роль настроений в событиях той поры указывают и современные исследователи: “…у людей того времени была другая психологическая настроенность и другой исторический опыт – по сравнению, скажем, с последующими поколениями. Согласно же В. И. Ленину, массовые радикальные движения такого рода обычно основаны именно на соответствующих настроениях: революция начинается не потому, что “ворчат и либерально негодуют десятки или сотни политиков, а потому, что десятки миллионов “мелкого люда чувствуют себя невыносимо,– там, в толще народных масс, зреет революция. “Эта ненависть представителя угнетенных и эксплуатируемых масс есть поистине “начало всякой премудрости”, основа всякого социалистического и коммунистического движения и его успехов”. Полуслепое чувство, настроение переходит в полуслепое действие: “Уличная, неорганизованная толпа совершенно стихийно и неуверенно строит первые баррикады”. Колеблющаяся политическая позиция властей “нервирует массы… толкает их на восстание”. “Революции никогда не рождаются готовыми, не выходят из головы Юпитера, не вспыхивают сразу. Им предшествует всегда процесс брожения, кризисов, движений, возмущений, начала революции…”. Именно это “начало революции характеризуется зарождением тех настроений, которые позднее приобретут характер массовых и “революционных”, станут субъективной основой развития соответствующего движения. Эти настроения порождены тем строем, при котором живут испытывающие их люди. Причем это далеко не только повседневные индивидуальные настроения людей, связанные с их личным индивидуальным благосостоянием. Данные настроения связаны с принадлежностью человека к определенной группе, с занимаемым общественным положением и, соответственно, с удовлетворенностью или неудовлетворенностью этим положением. настроение трудящихся слоев в предреволюционной России как раз и определялось субъективно переживаемым людьми недовольством своим объективным положением в господствовавшей общественно-политической системе. Однако настроения этих слоев нельзя было назвать в полном смысле слова “общественными – они не составляли собой настроения всего тогдашнего общества. Господствовавшее “общественное настроение”, насаждавшееся правящими силами посредством всех имевшихся в их распоряжении институтов, было иным. Это было настроение поддержки режима, “войны до победного конца и т. д. В противовес развивались настроения, по своей направленности оппозиционные по отношению к существующим порядкам   По своему содержанию это были настроения недовольства существующей реальностью. По психологическим признакам – не всегда ясное и осознанное целостное недовольство по отношению к жизни, ее глобальная, недифференцированная негативная оценка. Среди субъективных факторов леворадикального движения важнейшим является то, чтобы “началось и стало могуче подниматься массовое настроение в пользу поддержки самых решительных, беззаветно смелых, революционных действий против буржуазии. Вот тогда революция назрела, вот тогда наша победа, если мы верно учли все намеченное выше, кратко обрисованные условия и верно выбрали момент, наша победа обеспечена”. Ленин прямо указывал на наличие определенных настроений, однако этот пункт был лишь третьим среди кратко обрисованных им условий – признаков “революционной ситуации”. Представляется, что третья позиция отражает не третье по значению место настроений в развитии такой ситуации, а служит как бы итогом, аккумулирующим первые два условия. Настроения выступают своего рода результирующей силой, вытекающей из предыдущих условий. Данное утверждение требует специального анализа. Напомним предыдущие условия: необходимо, “чтобы (1) все враждебные нам классовые силы достаточно запутались, достаточно передрались друг с другом, достаточно обессилили себя борьбой, которая им не по силам; чтобы (2) все колеблющиеся, шаткие, неустойчивые, промежуточные элементы, т. е. мелкая буржуазия, мелкобуржуазная демократия в отличие от буржуазии, достаточно разоблачили себя перед народом, достаточно опозорились своим банкротством…”. Первое условие перекликается с известным признаком “революционной ситуации”: “Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы “низы не хотели”, а требуется еще, чтобы “верхи не могли жить по-старому”. Этот признак отражает кризис прежде всего господствующих "общественных настроений". Как уже отмечалось, благоприятная для правящего режима ситуация характеризуется однородностью и нормативностью настроений большинства социальных групп и слоев общества. Находясь под прессом морально-психологического давления власть имущих, люди принимают навязываемые им “общественные настроения как должные, обязательные. При наличии единства внутри правящего режима и при соответствующей, слаженной и целенаправленной работе государственного аппарата и пропагандистской машины в обществе тоталитарного типа существует мало возможностей для появления оппозиционных настроений по отношению к правящему режиму. Для того, чтобы они возникли и начали быстро развиваться, необходим “тот или иной кризис “верхов”, кризис политики господствующего класса, создающий трещину, в которую прорывается недовольство и возмущение угнетенных классов”. Ситуация “разброда и шатаний в правящих кругах России того времени, появление множества партий, запутавшихся в борьбе друг с другом, развитие плюрализма в настроениях как раз и подорвали господство единообразных “общественных настроений”, сменившись влиянием различных массовых настроений, отражавших особенности жизни многочисленных социальных групп и слоев. “Кризис верхов был не только экономическим, социальным и политическим кризисом. Это был серьезнейший политико-психологический кризис, связанный с утратой “верхами морально-психологической власти – власти нормирующих сознание людей “общественных настроений. Тогда, в результате ослабления господствующих нормативных настроений, появляются и резко усиливаются массовые настроения, оппозиционные им. Вырываясь из-под слабеющего гнета “общественных”, они обусловливают новый уровень развития второго компонента революционной ситуации, когда не только “верхи не могут”, но и “низы не хотят”. Второе развитие революционной ситуации, по Ленину, связано с отказом масс от возможных компромиссов. Для этого необходимо, чтобы все силы, могущие увлечь на такой компромисс, достаточно разоблачили себя, чтобы не осталось возможности направить настроения по какому-либо отвлекающему пути. Очевидно, что и это условие напрямую связано с преобладанием массовых настроений крайнего недовольства, сплачивающих массы в порыве радикальных политических устремлений. Перекликается это условие и с одним из главных признаков “революционной ситуации”: обострением выше обычного нужды и бедствий угнетенных классов. Чем значительнее разрыв между потребностями и интересами людей и возможностями их удовлетворения, тем сильнее в массах настроение недовольства, неудовлетворенности. Известно, что в России годы столыпинских реформ и ухудшение положения трудящихся, последовавшее за революцией 1905 г., способствовали тому, что к 1910–1911 гг. можно было видеть многочисленные “проявления нарастающего предреволюционного настроения масс против режима 3-го июня… настроение наросло настолько, что проявилось в действии масс и создало революционный подъем”. В этом не было “ничего случайного”, подчеркивал тот же автор, поскольку чем очевиднее угнетение, тем сильнее противодействующие ему настроения, и тем быстрее идет осознание этих настроений. Из сказанного следуют две вещи:   во-первых, условие победы леворадикального политического движения есть учет и развитие до конца главных признаков “революционной ситуации” Во-вторых, все эти условия и признаки, помимо объективных компонентов, связаны с субъективными – с массовыми политическими настроениями   В аккумулированном виде диалектика объективного и субъективного находит свое выражение в третьем условии успеха леворадикального движения. Это условие, в свою очередь, перекликается с третьим главным признаком “революционной ситуации”. Он же указывает на “3) значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс, в “мирную эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых как всей обстановкой кризиса, так и самими “верхами”, к самостоятельному историческому выступлению”. Картины стихийных, неуправляемых массовых настроений в развитии леворадикальных движений, приводивших к революционным взрывам, хорошо известны из свидетельств очевидцев. Описывая ход Февральской (1917 г.) революции, С. Д. Мстиславский писал: “Легко было – позавчера еще – числиться “представителями и вождями этих рабочих масс… Но когда он, этот теоретический пролетариат, встал здесь, рядом, во весь рост, во всей силе своей изможденной плоти и бунтующей крови… им стало страшно… Ведь совершенно недвусмысленно было отношение восставших… масс к “князьям”, помещикам и фабрикантам. При наличии таких настроений, (подч. автором), о которых, конечно, прекрасно был осведомлен исполнительный Комитет, руководители его – с уверенностью можно сказать – никогда бы не пошли на соглашение, если бы поверили, что смогут удержать в руках эту “массу”, вождями которой они неожиданно стали”. До начала непосредственных радикальных действий настроения людей претерпевают определенные превращения. От не вполне осознанного эмоционального “возбуждения они должны перейти на уровень “убеждения”. Это и происходит в рамках массового движения на начальных стадиях его развития. Далее же все зависит от умения левых политических сил “овладеть существующими радикалистскими настроениями. “Конечно, без революционного настроения в массах, без условий, способствующих росту такого настроения, революционной тактике не претвориться в действие, но мы в России слишком долгим, тяжелым, кровавым опытом убедились в той истине, что на одном революционном настроении строить революционной тактики нельзя”. С одной стороны, для успешного действия леворадикального движения необходима организация, с другой – наличие ясной и понятной массам программы, идеологии. С одной стороны, “численность только тогда решает дело, когда масса охвачена организацией и ею руководит знание”. С другой же стороны, говоря уже приведенными выше словами Г. В. Плеханова, всякая идеология выражает собой стремления и настроения того или иного общества или общественного класса. Согласно анализу В. И. Ленина-политолога, настроения, сплачивая массы в движение, вызывают к жизни, порождают соответствующую идеологию. Последняя же, “возвращаясь через пропагандистскую работу левой политической партии к испытывающим эти настроения людям, способствует их осознанию и превращению в убеждения, а затем – в действия. Тут все зависит от искусства пропаганды способностей партии. Напомним в данной связи слова, сказанные в связи с задачами революционной партии, ее идеологии и программных моментов: “Именно мы и только мы “учитываем и перемену настроения в массах, и нечто еще гораздо более важное и более глубокое, чем настроение и его перемена: основные интересы масс…”. Залог успешности действий партии, как следует из сказанного, заключен во внимании к настроениям   Это должно проявляться в учете этих настроений в идеологии партии, в овладении этой идеологией массами и в идеологическом управлении массами. Напомним в подтверждение сказанного мысль о том, что необходимо “…уметь безошибочно определить по любому вопросу, в любой момент настроения массы, ее действительные потребности, стремления, мысли, надо уметь определить, без тени фальшивой идеализации, степень ее сознательности и силу влияния тех или иных предрассудков и пережитков старины, уметь завоевать себе безграничное доверие массы товарищеским отношением к ней, заботливым удовлетворением ее нужд”. С одной стороны, еще Г. Лебон писал: “Не было бы никакого интереса излагать политические и социальные идеи теоретиков социализма, если бы эти идеи не отвечали… стремлениям и настроениям данной эпохи”. С другой же стороны, взаимоотношения идеологов социализма с массовыми настроениями были достаточно сложными. большевики с немалым трудом овладели распространенными в России в начале века настроениями и радикализировали основанное на настроениях стихийное движение протеста. Борьба за массовые настроения была крайне острой. Упомянем в качестве примера лишь о двух эпизодах 1917 г. Весной влияние “умеренных большевиков во главе с Каменевым… привело к усилению настроений в пользу заключения компромисса с правительством и примирения с меньшевиками внутри самой партии Ленина”. В один же из наиболее драматических моментов, 15 октября, лишь восемь из девятнадцати представителей районов города сообщили Петроградскому комитету партии о том, что “массы настроены по-боевому и готовы выступить в любой момент”. Шесть представителей заявили, что у них преобладает “безразличие и выжидательные настроения”, а пятеро доложили, что “у масс нет никакого настроения выступать”. На этом заседании отмечалось: “там, где наше влияние сильно, там настроение выжидательное, а где этого нет, там апатия”; “настроение упало”; “настроения у массы нет”; “в Кронштадте настроение сильно пало”. Ценой чрезвычайных, прежде всего пропагандистских усилий, большевикам удалось за несколько дней поднять и радикализировать настроения населения. Участник одного из многих митингов, организованных 22 октября, так описывал эффективность данных усилий: “Вокруг меня было настроение, близкое к экстазу, казалось, толпа запоет сейчас без всякого сговора и указания какой-нибудь религиозный гимн… Троцкий формулировал какую-то общую краткую резолюцию… Кто за? Тысячная толпа как один человек подняла руки… Троцкий продолжал говорить. Несметная толпа продолжала держать руки. Троцкий чеканил слова: “Это ваше голосование пусть будет вашей клятвой всеми силами, любыми средствами поддержать Совет, взявший на себя великое бремя довести до конца победу революции и дать землю, хлеб и мир!” Несметная толпа держала руки. Она согласна. Она клянется…”. Сознавая всю сложность политической работы с массовыми настроениями, В. И. Ленин писал: “Во многих странах Западной Европы революционное настроение является теперь, можно сказать, “новинкой или “редкостью”, которой слишком долго, тщетно, нетерпеливо ждали, и может быть поэтому так легко уступают настроению”. Настроения – во многом стихийная основа массовых движений. По логике Ленина, политическая радикализация движения требует значительной работы, а не простой податливости настроениям. В этом смысле понятно, что политика партии, ее твердая политическая линия “тоже есть фактор настроения”. Стимулируемые неудачными действиями власти и активностью оппозиции, массовые настроения, лежащие в основе леворадикальных движений, могут вести к двум основным ситуациям. Первая из них – вариант неудачи движения. Опыт такого рода дала, например, революция 1905 г. Спад, усталость, апатия охватили совсем недавно “революционно настроенные слои людей. Более того, в отдельных случаях наблюдался и переход к прямо противоположным настроениям. Характеризуя победу революции, В. И. Ленин, однако, предупреждал в 1921 г., что “масса тоже поддается иногда – особенно в годы исключительной усталости, переутомления чрезмерными тяготами и мучениями – поддается настроениям, нисколько не передовым”. Психологически это понятно – недовольство расхождением между притязаниями и возможностями их удовлетворения, породившее стихийное массовое настроение протеста, сохраняется при неудаче радикальных политических действий или при недостаточно быстром осуществлении их целей. Это недовольство, не нашедшее выхода. Массовая же психология всегда стремится к какой-то определенности, к стабилизации. Так, подъем движения может сходить на нет, сменяясь апатией, по принципу “чем хуже, тем лучше”. Для преодоления этого, для возникновения нового подъема необходимо время и, по Ленину, специальная политическая работа   Разъясняя свой подход, он писал о разном отношении к роли субъективного фактора в революции 1905 г. и следующим образом характеризовал позиции III съезда партии и меньшевистской конференции: “Резолюция съезда зовет на борьбу определенный класс за точно определенную ближайшую цель. Резолюция конференции рассуждает о взаимной борьбе равных сил. Одна резолюция выражает психологию активной борьбы, другая – пассивного зрительства; одна проникнута призывом к живой деятельности, другая – мертвенным резонерством”. Ясно, что каждая из этих резолюций была направлена на стимуляцию разных настроений людей. Второй вариант развития настроений связан с победой революции. Сам факт победы стимулирует новый прилив настроений: “Победа! Отсюда… хаос фраз, настроений, “упоений…”. Однако после победы движения такого рода развиваются иные настроения, поскольку прежние достигли своего реального или иллюзорного разрешения. После этого движение, по-видимому, неизбежно должно менять свой характер: ведь если раньше достижение притязаний связывалось с разрушением политической системы, то теперь, напротив, оно не может не быть связано с укреплением и развитием системы, пришедшей на место прежней. В соответствии с этим, после “доделывания разрушительной работы (что может занять немалый срок) прежние настроения исчезают, сменяясь новыми. На основе этого исторически меняется и характер субъекта политического поведения В условиях России остаточные явления левого радикализма в разных сферах наблюдались довольно долго. Это было связано с сильной укорененностью и длительным культивированием разрушительных настроений. Однако с течением времени они получали все меньше оснований для развития. Если бы не гражданская война, они могли бы исчезнуть значительно быстрее. В связи с войной, однако, процесс их вытеснения позитивными, конструктивно-созидательными, новыми “общественными настроениями затянулся. Тем не менее левый радикализм с течением времени постепенно отступал. Как писал Л. Д. Троцкий в конце 1926 г., “Октябрьская революция больше, чем какая бы то ни было другая, пробудила величайшие надежды и страсти народных масс... Но в то же время она увидела на опыте крайнюю медлительность процесса улучшения… она стала осторожнее, скептичнее откликаться на революционные лозунги… Такое настроение, сложившееся после гражданской войны, …является основным политическим фоном картины жизни. На это настроение опирается бюрократизм, как элемент “порядка и “спокойствия”. Об это настроение разбились попытки оппозиции поставить перед партией новые вопросы”. Так выглядит одна из важных функций массовых политических настроений – функция формирования потенциального субъекта политических действий – в одном из наиболее ярких примеров леворадикального движения, который дает история. В современной ситуации массовые настроения в таких движениях играют значительно меньшую роль. За последние десятилетия лишь в конце 60-х гг. в развитых западных странах, например, отчетливо обозначился некоторый сдвиг “влево”. Он был обусловлен нарастанием негативных настроений недовольства, связанных с бурным ростом притязаний новых поколений и несоответствием тех возможностей их удовлетворения, которые предлагало общество. “Поколения, вступавшие в жизнь в послевоенные десятилетия, не могли в той же мере, как люди, пережившие кризисные и военные годы, быть довольными современными условиями жизни”. Постепенно такие настроения развивались. Так, только в ФРГ 1968–1975 гг. вдвое, с 17 до 35%, увеличилась доля опрошенных, пессимистически оценивающих перспективы экономического развития. Следствием этого стало возрастание неустойчивости психического состояния и политического поведения множества людей, особенно молодежи, развитие настроений недовольства, апатии, депрессии и отчаяния, которые обычно и ведут к подъему левого радикализма. Напомним, что “...у революционных элементов это настроение и отчаяние выражается в анархизме”. Оценивая такие явления, А. Тоффлер писал: “В 1929 году, даже страдая от безработицы и голода, человек твердо знал свое место обществе и вообще в жизни. Теперь миллионы людей охвачены тревогой и беспокойством, утратили свою индивидуальность, не знают, кому доверять и во что верить, и не надеются на самих cебя”. Маргинализация такого рода, захватывая значительные массы, затрудняла социально-политическую адаптацию, способствовала росту агрессивности, ненависти ко всей окружающей действительности, к отчаянному бунтарству. В молодежной субкультуре распространялись надежды лишь на “всеобщий взрыв”, на то, “что все рухнет”. Это и легло в основу всплесков лево-радикальных движений “сердитой”, “бунтующей молодежи конца 60-х – начала 70-х гг.. Политическое оформление этих настроений происходило, однако, не очень интенсивно. Другие попытки носили сравнительно краткосрочный характер, группировки рождались, видоизменялись и распадались. Осталось лишь общее название “волны – “новые левые”. По этой и целому ряду других причин уже к середине 70-х гг. леворадикальные тенденции стали тормозиться, сменяясь ростом других, более консервативных по содержанию и менее динамичных по форме настроений. Существенно, что наименее устойчивым элементом наследия “молодых бунтарей оказались как раз наиболее экстремистские леворадикальные течения – в частности, левацкий анархический “революционаризм”, толкавший к откровенному авантюризму в политической сфере. Левацкие группировки, утратив влияние среди молодежи, распались или перешли на положение мелких разрозненных сект. Некоторым из них, вставшим на путь терроризма, удалось внести своеобразный “вклад в общую дезорганизацию политической жизни отдельных западных стран (особенно Италии). Однако, как свидетельствует Г. Г. Дилигенский, не все так просто: “При всей малочисленности лево"-террористических группировок, их неспособности организовать сколь-нибудь массовое движение, их идейная платформа в той или иной мере все же выражает настроения части молодежи”. Данные опросов свидетельствуют, что более 40% молодежи западных стран оправдывают терроризм, “пока существует несправедливое общество” Психология сторонников таких “лево-экстремистских взглядов отличается неуверенностью в будущем, стремлениям к “тотальной свободе и противоречивостью настроений, в целом характеризующихся глубоким пессимизмом. Свойственно им и стремление к иррационализму, проявляющееся в легкой податливости эмоционально-настроенческим факторам. По выражению английского политолога А. Марша, подчас они представляют собой “курьезный альянс малообразованных молодых людей и высокообразованных юных женщин”, обычно плохо политически информированных и неспособных к концептуальному мышлению. Обобщая рассмотренные случаи, можно заключить, что в основе леворадикальных движений лежат массовые настроения недовольства, принимающие подчас экстремистские формы, и это связано с их высокой интенсивностью. Это настроения, возникающие на основе глобального разрыва притязаний и возможностей их достижения, при которых люди готовы на все и направляют недовольство на всю социально-политическую систему в целом.   При наличии умеющих воспользоваться такими настроениями политических сил могут возникать радикалистские общественные движения и даже революционные ситуации. При их слабости или отсутствии явление вырождается в отдельные террористические бунтарские акции.   В целом это именно тот случай, когда массовые политические настроения формируют потенциального субъекта политических действий, однако характер этих действий определяется в основном не самими настроениями (это происходит лишь в случаях деструктивных действий – например, стихийных бунтов), а силами, способными идеологизировать настроения и направить их в сколь-нибудь (реально или иллюзорно) конструктивном направлении.   В современных условиях опытные политические системы обладают достаточными возможностями локализации данных настроений и их перевода в иное состояние. Кризис “лево-радикальных движений в последние десятилетия на Западе значительно подорвал возможности распространения таких настроений.   Источник - Ольшанский Д.В. Массовые настроения в политике. – М.: Издательство "Прин-Ди", 1995 Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5   www.pseudology.org