| |
Издательство "Просвещение", 1979
|
Григорий Медынский
|
Письма к сыну
гипертекстовая версия
|
Письма
01-12
Письма
13-24
Письма
25-30
Связь поколений...
Извечная проблема общественного развития - передача жизненного и
исторического опыта от одного поколения другому. Проблема совсем не
такая простая и однолинейная, как может казаться на первый взгляд,
потому что передача эта может идти и идет разными, иной раз сложными
путями и в разных формах. Но одной из этих форм являются родительские
письма и поучения детям как один из давних, даже древних
литературно-педагогических жанров, имевших довольно широкое
распространение у разных народов мира.
Предлагаемые читателю "Письма к сыну" В. А. Сухомлинского являются
своего рода документом эпохи. Издание это, к сожалению, посмертное,
основанное па рукописи, взятой из архива этого замечательного человека,
рукописи, к которой он, несомненно, еще и еще раз вернулся бы, если бы
не помешала этому его до обиды ранняя смерть. Поэтому пусть читатель
простит ему не очень, правда, заметные неровности, вернее
неравноценности в изложении отдельных частей, некоторые повторы или
налет дидактичности, пусть он воспринимает все это в целом как
произведение честного ума и горячего сердца, являющееся дополнением и
развитием таких его основополагающих книг, как "Сердце отдаю детям", "Как воспитать настоящего человека" и, особенно,
"Рождение гражданина".
А главное, пусть он уловит основной замысел этих писем: "Хочется, чтобы
вы стали достойными нашими наследниками".
И еще одно предупреждающее замечание. "Письма к сыну", как, пожалуй, и
все произведения Сухомлинского, нельзя рассматривать как своего рода
методическое руководство. Сухомлинский
не столько методист, сколько мыслитель, берущий вопросы педагогики в широком общественно-философском диапазоне, близком к тому понятию, которое
употребил в одном из своих выступлений А. В. Луначарский
- "антропогогика". И этим, на мой взгляд, объясняется критическое
отношение к его концепции со стороны некоторых представителей формальной
педагогики. Несколько лет назад в журнале "Юность" прошла по этому
вопросу краткая, по довольно интересная дискуссия с участием самого Сухомлинского, отзвуки которой я вижу теперь в его письме сыну:
"Один теоретик педагогики недавно сказал: настоящее идейное воспитание
начинается с того момента, как ребенок одел красный пионерский галстук.
Это большая ошибка.
Идейное воспитание начинается с того момента, как. ребенок произнес
слово "мама".
В этом и заключается отличие педагогической, а я бы даже сказал
общефилософской, концепции Сухомлинского: внешнее и внутреннее, форма и
дух.
Конечно, не все и не со всем могут согласиться в этой его концепции. Ну
и что? Наоборот, это даже хорошо. Идеи живут не только в голом
утверждении, но и в отрицании, в сомнении, в проверке их на прочность,
на излом, на растяжение. Тем они и отличаются от догм. Догмы мертвы и
неподвижны, как камни. Идеи, подобно кристаллам, растут и развиваются.
Этим и интересен, этим и привлекает к себе Сухомлинский, в том числе и
его "Письма к сыну", - широтою и смелостью мысли. Это не инструкции и
не рецепты, это - мысль, осмысливание жизни, её проблем и ситуаций, в
их нравственном и - даже шире - в общедуховном плане.
Возьмем самые первые страницы книги:
"Сотни тысяч слов в нашем языке, но на первое место я бы поставил три
слова: хлеб, труд, народ. Это три корня, на которых держится наше
государство".
Самые обычные, можно сказать, банальные слова, "три корня", но как они,
переплетаясь и разветвляясь, порождают могучее древо мысли, понятий,
воззрений, проблем и принципов: голос совести, идея - страж совести,
призвание и труд, мировоззрение и мироотноше-ние, мысль и чувство,
личность и общество, мужество ума, честность ума, технология ума,
пустота души, алкоголизм и преступность, свобода и долг, ненависть ко
злу, о женственности, о красоте, внешней и внутренней, о смысле жизни и
т. д. и т. п. - целый комплекс, узел проблем и вопросов, над которыми
человечество бьется, можно сказать, на протяжении всей своей истории и в
решении которых, по сути дела, и заключается его история в её духовном
смысле.
Такое расширение проблематики по сравнению с отцовскими наставлениями
мы встречали в литературе, но и оно не идет ни в какое сравнение с
широтой, с диапазоном мысли, которые мы видим у Сухомлинского.
И это вполне понятно - эпоха не та, совсем другая эпоха. Эпоха
Сухомлинского - эпоха Великой социалистической революции, воздухом
которой, проблемами и перспективами он жил, радовался и болел и о
которой в одном из своих писем к сыну сказал вдохновенные слова:
"Революция продолжается!"
Это продолжение революции он видел в преодолении зла жизни, в ненависти
к этому злу, в непримиримости к нему, в преодолении "мурла мещанина" и
той внутренней моральной распущенности, которая ведет к жестокости, к
насилию, к "раку души", психологически граничащему с фашизмом.
Это продолжение революции он видел также в формировании красивой,
внутренне богатой, нравственно чистой и общественно активной
человеческой личности. "Учись спорить!" - обращается он к сыну.
"Хорошо, что ты споришь со
мной", - пишет он в другом своем письме. "Из твоего письма видно, что мои поучения стали как будто искрой для
горячего костра дискуссии, разгоревшейся у вас в общежитии, - радуется
в четвертом. - Ну что ж, это неплохо. Хорошо, когда молодым людям все
это небезразлично". Активизация мысли, формирование живого
"творческого разума", во имя
торжества "справедливой истины"! "Думайте,
думайте и еще раз думайте!"
"Я советовал бы на комсомольском собрании поспорить о том, что Ромен
Роллан называет мужеством ума и честностью ума:
"Мужество ума состоит в
том, чтобы не отступать перед тягостями умственного труда.
Честность ума состоит в том, чтобы не отступать перед правдой,
стремиться к ней, находить её любой ценой, гнушаться легких и удобных
половинчатых решений. унизительной лжи... Иметь смелость самостоятельно
мыслить. Быть человеком". Одним словом, "бесстрашие
души", как выразился Василий Александрович в одном из интереснейших
писем ко мне. И сам он тем и интересен - этим самым бесстрашием души, широтой и
смелостью мысли, тем, что и сам он старается вгрызаться в суть вещей и
учит этому своего сына: откуда и почему? Почему пьянство? Откуда
преступление? Откуда инертность и безразличие, пустота души, ведущая и
к тому, и к другому, и к третьему?
А третье - это религия, вопрос до крайности сложный и тонкий, но
Сухомлинский бесстрашно бросается в самую глубь, в пучину этого вопроса
и рассказывает историю женщины, которая, окончив в свое время вуз по
естественному факультету, не удовлетворилась этим и, заблудившись в
поиске высших духовных ценностей, ушла в религию и даже стала монашкой,
а потом... а потом прозрела и проделала весь ход своих исканий в
обратном направлении. "Атеисткой меня сделало там, в монастыре, чтение религиозных книг и
думание, - рассказывает она о себе. - Я стремилась найти в
"божественных" книгах возвышение человека. Но с ужасом все больше
убеждалась. что религия унижает человека, низводит его к пылинке, к
праху, к ничтожеству".
Сухомлинский глубоко и всесторонне исследует этот вопрос. Он
рассказывает и историю своей ученицы, тринадцатилетней девочки,
родители которой, сектанты, пытались обратить её в свою веру, но она,
по выражению Сухомлинского,
"проявила подлинное идеологическое
мужество", заявив, что "я не могу верить неправде", и отстояла себя.
Таким разносторонним, исследовательским подходом, анализом таких
понятий, как "бессмертие души",
"смысл жизни", Сухомлинский полностью
разоблачает все так называемые "ценности" религии, но в то же время
восстает против того "примитивизма", "малограмотного атеизма" и "дремучего бескультурья", которое не идет дальше голого отрицания -
бога нет, души нет, бессмертия нет - и
"скорее толкает людей в объятия
религии, чем освобождает их от веры в бога".
Вот то, что, в самых общих чертах, мне хотелось бы сказать об этой
книге. Книга очень интересная, глубокая, заставляющая думать и думать,
помогающая в поиске тем, кто ищет, заставляющая пускаться в этот поиск
тех кто, завязнув в ряске обыденности, ничего не
ищет и ни о чем не думает. И потому мне хочется закончить словами
Сухомлинского из его письма к сыну
"Итак, для чего человек живет на свете, в чем смысл жизни?
Вопрос о смысле жизни - основной вопрос этики. Я даже рад, что душа твоя
испытала тревогу, связанную с этими мыслями. Радость жизни была бы
недоступна её ли бы сердце человеческое никогда, ни на одну минуту не
было захвачено грустью".
Оглавление
Чтиво
www.pseudology.org
|
|