| Валентин Исаакович Рабинович | |
| Фима | |
 Ефим Меерович
Эпштейн, один из самых близких моих друзей, с которым вплоть до моего отбытия из
Москвы в Торонто мы общались, как минимум, ежемесячно, а бывало, что еженедельно
и даже ежедневно, впервые встретился на моем пути, когда мне было 16 лет.
Мы оба поступили
после седьмого класса обычной средней школы в артиллерийскую спецшколу, и оба
вынуждены были через год покинуть ее из-за «ежовщины». Моя
мать была
исключена из партии – за то, что публично выступила в защиту
своего товарища, арестованного и объявленного «врагом народа».
У Фимы в то же,
примерно, время был объявлен врагом народа и вскоре после ареста расстрелян
отец, работавший заместителем председателя Центросоюза – построенной в годы
НЭПа на кооперативных началах главной торговой
организации страны.
Когда я познакомился с Фимой, его семья – отец, мать, младшая сестренка, няня и он сам – еще жила в шикарной по тем временам трехкомнатной квартире в центре Москвы. После ареста Фиминого отца, квартиру отобрали, переселив семью за пределы Садового кольца, на Басманную улицу – в одну маленькую комнатку большой коммунальной квартиры. 2 Поскольку бывший мой класс, в котором я проучился пять лет, к моменту моего поступления в спецшколу распался (большая часть моих соклассников была переведена в школы-новостройки), то, покинув спецшколу, я пошел вместе со своим новым другом в ту школу и тот класс, в котором он учился прежде, и влился в его школьную компанию. Эти парни, эти девушки стали моими близкими друзьями – многие на всю жизнь: Мара, Боря Давыдов, Зорька Как и все они, окончив школу с похвальным листом, Фима успел до войны окончить еще и первый курс высшего учебного заведения. Вместе с Борей он поступил на химический факультет МГУ. Как и все они, в первые же дни войны Фима помчался в военкомат, и одним из первых добился отправления на фронт. Всю войну, от звонка до звонка, он провоевал в пехоте. Начал на Волховском фронте, кончил в Вене. Ранен был многократно. Как-то, в первую военную зиму, раненный ночью в обе ноги, пролежал почти сутки в снегу на нейтральной полосе, пока не вытащили свои, и в результате получил астму. С осколками мин и гранат в своем теле Фима не расставался почти всю свою жизнь, последние были извлечены хирургами уже в конце 80-х годов. Астма же не позволила ему по возвращении из армии продолжать учебу на химическом факультете, пришлось перевестись на геологический. Но он никогда не жалел об этом. Став геологом, он ежегодно на весь летний сезон отправлялся «в поле», исходил, изъездил, «излетал» весь российский Север и в конце концов сделался крупнейшим в стране специалистом по карбонатидам – горным породам, насыщенным углеродом. А именно к таким породам приурочены месторождения самых ценных полезных ископаемых, начиная с нефти и кончая алмазами. Однажды с ним произошел казус: он открыл месторождение редкого металла тантала внутри другого месторождения – железорудного. Сперва подумал – редкостная удача! Не нужно строить подъездные пути, не нужно делать «вскрышу», все уже сделано! Остается только добавить еще один цех к имеющейся обогатительной фабрике, чтобы отделять от железной руды драгоценную примесь. И направлять в этот цех самосвалы с рудой, добытой на разведанном им участке. Оказалось – редкостная неудача. Министерство черной металлургии, которому принадлежал действовавший рудник, было заинтересовано только в выполнении «спущенного» ему плана по железу, все остальные содержавшиеся в добываемой руде ценнейшие ингредиенты, оно рассматривало как досадную помеху. Полжизни Фима убил на то, чтобы открытое им богатство перестало идти в отвалы, но так и не смог этого добиться. Ему было уже под семьдесят, когда он, наконец, перестал заниматься добровольно взваленными на себя государственными («не своими») делами и занялся своими – защитил докторскую диссертацию, написал капитальную монографию о карбонатидах, получил звание главного научного сотрудника. 3 Новая эпоха, покончив с ведомственностью, одновременно покончила и с геологией – как с приоритетной областью государственной деятельности. Геология работает на перспективу, а новая эпоха оказалась временем еще небывалого рвачества и полного забвения заботы о завтрашнем дне страны. Геологическую науку, как и многие другие науки, отключили от государственных субсидий. Когда мы свиделись с Фимой в последний раз, а было это в 1997 году, он продолжал активно трудиться, пытаясь сохранить основные кадры института, в котором работал полвека. Он с энтузиазмом рассказывал мне о предложенном им методе извлечения золота из миллионнотонных отвалов железорудных карьеров Курской магнитной аномалии, о своих переговорах по этому поводу с тогдашним курским губернатором генералом Александром Руцким. Где теперь тот генерал? Где теперь то золото? Но, с другой стороны, разве в жизни так уж важны конечные результаты? Разве не важнее сама жизнь, вся ее насыщенная многообразными страстями и событиями протяженность? Источник Оглавление |
|