|
“Писателю не так уж трудно
подобрать себе приличную жену. Гораздо труднее ему выбрать себе достойную
вдову”, – писал известный испанский прозаик и эссеист Франсиско Умбраль.
Эти слова были написаны в
разгар очередного скандала, происходившего в Испании вокруг сомнительного
поведения вдовы только что скончавшегося лауреата Нобелевской премии по
литературе Камило Хосе Селы. Вторая жена писателя, намного моложе его самого
(ради нее он оставил первую, бывшую верной и незаменимой помощницей во всех
его делах), повела себя по отношению к наследству умершего мужа, в том числе
и литературному, забыв об элементарных правилах приличия, что возмутило
испанскую общественность.
Этой некрасивой истории
недавно предшествовала другая, связанная с выдающимся испанским поэтом
Рафаэлем Альберти. Тот также на склоне лет оставил больную жену-писательницу,
с которой когда-то составлял ставшую легендарной прекрасную пару, после чего
женился на молодой беспринципной авантюристке. Она также лишила наследства
единственную дочь поэта и наложила руку на все его рукописи и посмертные
издания.
Можно назвать и другие
аналогичные случаи, но они мало что добавят к этим. Испанцы к ним привыкли.
А потому, надо думать, им не только интересно, но приятно было прочитать
историю, хотя и несколько идиллически рассказанную популяризатором истории и
литературы Сесаром Видалем.
Ее звали Вера,
и ее пример еще раз подтверждает афоризм, что за многими замечательными
мужчинами часто стоят женщины не менее замечательные. Она родилась в
еврейской семье, принадлежавшей к высшему петербургскому обществу, была
необыкновенно умна и образованна, отдала пятьдесят два года своей жизни мужу
– Владимиру Набокову.
Она способствовала тому, что его литературный гений стал известен всему миру,
и спасла от пламени рукопись “Лолиты”. Ее останки покоятся под плитой с
эпитафией: “Супруга, муза
и литературный агент”.
За десять лет, с 1948 по 1959
год, профессор Владимир Набоков, русский по происхождению, приобрел
необычайную известность в
Корнеллском университете. В отличие от других преподавателей,
Набокову нравилось перед своими учениками разделывать под орех гениев,
утверждая, например, что “Братья Карамазовы” – скверный роман или что
Сервантес не знал обстановки, в которой разворачивается действие “Дон Кихота”.
Подобные утверждения на грани скандала, возможно, как раз и делали его
привлекательным в глазах юных студентов.
Однако больше всего разговоров
вызывало то обстоятельство, что на занятия он никогда не являлся один. За
рулем “олдсмобиля”, на котором он приезжал в университет, всегда сидела
седовласая женщина. Припарковав автомобиль, она подавала профессору руку и
провожала его в аудиторию. Иногда она садилась где-нибудь в первых рядах или
на просцениуме слева от Набокова. На протяжении всей лекции таинственная
дама хранила глубокое молчание.
Некоторые думали, что на
самом деле она профессору не жена, а мать
Кто-то говорил, что она ему
вроде телохранителя и в сумочке носит револьвер на всякий случай, а кто-то –
что она просто служит преградой, чтобы юные девицы не приближались слишком к
профессору. Бывали случаи, когда она принимала экзамены, а однажды даже и
заменила Набокова с лекцией.
Однако же действительность была
гораздо проще и в то же время намного сложнее.
Вера Слоним
– так звали в девичестве эту необыкновенную женщину – родилась в 1902 году в
Петербурге, в состоятельной интеллигентной семье.
В 1920 году, когда стало
очевидным, что коммунистическая диктатура утверждается в России, семья Веры
покинула страну. После долгих скитаний по Европе, которая, казалось, сама
вот-вот превратится в добычу большевистской революции, семейство Слоним
осело в Берлине в эпоху Веймарской республики, где, как в Париже и Риме,
нашли убежище многие русские изгнанники. Там, в столице Германии,
Вера и познакомилась
с Владимиром Набоковым, выходцем из русской либеральной семьи, которую
большевизм также вынудил к изгнанию.
В отличие от многих других
эмигрантов, Набоковы были далеко не сторонниками самодержавной монархии, а
отстаивали идею мирных реформ, которые модернизировали бы Россию социально и
политически. Один из Набоковых
даже входил во Временное демократическое правительство, возникшее после
Февральской революции 1917 года. Этим убежденным и просвещенным демократам
было ясно, что единственно, что ожидало их в России Ленина, это концлагерь
или выстрел в затылок. А потому они, разумеется, не собирались разделять эту
участь.
Набоков сразу же покорил Веру
Она с самого начала поверила,
что он гениальный писатель, которому надо любой ценой помочь явить миру его
скрытый талант. Вера закончила Сорбонну, специализировалась на современных
языках, была блестящей, многообещающей студенткой. Но без колебаний оставила
свою специальность ради того, чтобы помогать мужу, у которого к тому времени
уже была написана проза, по ее определению, “горячая и сочная”.
И во все последующие годы Вера,
даже не сохранившая копии своих научных работ, выполненных в университете,
тщательнейшим образом перепечатывала, вырезала, шлифовала и хранила страницы,
выходившие из-под пера ее мужа. Она верила: то, что он пишет, еще далеко от
совершенства, но с ее помощью в конце концов достигнет своей истинной
непререкаемой ценности.
Преданность Веры была абсолютной
и убежденной, и даже когда в конце 30-х годов она узнала, что Владимир ей
неверен, она не усомнилась в своем твердом решении находиться с ним рядом.
Наоборот, Вера пришла к выводу, что этот плачевный эпизод произошел по ее
вине, и решила поправить дело тонко и деликатно. Она сумела не только
“придать второе дыхание” их браку, который, казалось, стремительно двигался
к пропасти, ей удалось убедить Набокова в том, что все, что он сделал, к
лучшему. После чего Владимир сдался и стал утверждать, что всем, что у него
есть, он обязан жене и без нее он был бы ничем.
Супруги уехали из Берлина в 1937-м, в год,
когда уже почти никто больше не сомневался, что вот-вот разразится вторая
мировая война. Европа была ненадежным местом, и было ясно, что очень скоро
тут станет еще хуже. Вера убедила Владимира перебраться в Нью-Йорк, где
перед ним открылся путь к славе, которая через пару десятилетий к нему
пришла. В Соединенных Штатах труд жены был важен, как никогда.
Она не смотрела на Америку как
на место отдыха, а видела в ней плацдарм для продвижения произведений ее
мужа, их публикации и распространения. Даже когда эта не знающая устали
женщина заболела пневмонией, она, и лежа в постели, перепечатывала на
машинке тексты мужа, не позволяла ему ни на минуту прерывать писательский
труд, хотя, помимо всего прочего, иногда их просто-напросто душили долги.
Владимир очень ценил жену,
осыпал ее ласковыми именами вроде “моя сказка”
Можно сказать, что вклад Веры в
мировую литературу неоспорим, огромен, так как именно она в полном смысле
слова спасла “Лолиту” из пламени, когда Владимир, изнуренный трудом над
рукописью и сомнениями по поводу того, как поймут это произведение, швырнул
ее в камин.
Вера же сидела за рулем и тогда,
когда он, находясь на заднем сиденье, вынашивая бессмертный роман, объезжал
все места, которые описаны в этом произведении. Без сомнения, это ей
дорогого стоило. Вера, которая шла на все уловки, стараясь, чтобы книги
Марка Твена не попали в руки их
сына, потому что в них встречались грубые
выражения, читала, перечитывала и перепечатывала на машинке роман,
рассказывавший о сомнительной любви преподавателя, почти старика, к девочке.
Несмотря на все это, Вера сделала все, чтобы спасти роман от огня. Кроме
того, по ее собственному признанию, она боялась, что память о романе, не
получившем завершения, будет терзать Владимира всю жизнь, и уж с этим она
никак не могла смириться.
Спасением “Лолиты” из пламени,
свидетелем чего стал один из учеников, видевший, как жена Набокова появилась
на пороге дома и размахивала горящей рукописью, пытаясь сбить с нее огонь,
разумеется, было не единственной формой помощи Веры мужу.
Она водила семейный автомобиль
как верный шофер писателя, заключала контракты с издателями, проявляя при
этом не меньшую твердость, чем самые жесткие профессиональные литературные
агенты, и даже собирала материалы для его будущих произведений, как,
например, записала кое-какие свои воспоминания о первых годах их
сына, чтобы
затем Владимир смог написать “Память, говори”. Мало того, Вера даже правила
рассказы, которые ее муж писал по-немецки, и стихи, написанные на
итальянском. А когда ей было уже под восемьдесят, взялась переводить на
русский “Бледный огонь”.
Впрочем, ее помощь мужу была
не только литературного свойства
Она слишком хорошо знала, что
творческому человеку необходимо спокойствие, а потому из всех сил старалась
сделать так, чтобы жизнь Владимира была комфортной, чтобы он не испытывал
неудобств – настолько, что даже искала способ сделать так, чтобы
бабочки, которых
Набоков коллекционировал со страстью, умирая, испытывали бы как можно меньше
боли.
В отличие от других творческих
личностей, которые полагают, что все остальные должны служить – и даже
прислуживать – их таланту, Владимир искренне дорожил помощью и поддержкой
жены и не жалел для нее ласковых слов. Владимир всю жизнь жаловался на
одиночество и, возможно, имел на то основания, однако для него всегда было
удовольствием общаться с Верой, беседовать и смеяться. Он постоянно нуждался
в ее присутствии, и без нее радость ему была не в радость. Однажды он даже
не стал ловить особо ценную бабочку только потому, что Веры не было рядом,
чтобы оценить его замечательную добычу.
Владимир Набоков
умер в 1977 году, Вера
дожила до 1991 года, пережив его почти на пятнадцать лет. Но эти годы она не
использовала для более чем заслуженного отдыха. Напротив, она отдалась
труднейшей работе, какой от нее и ожидали. Каждый перевод, каждое новое
издание Набокова тщательнейшим образом просматривались вдовою. Кроме всего
прочего, она продолжала переводить произведения мужа на русский.
Столь необычный брак
Набоковых можно оценивать по-разному
Без сомнения, найдутся
феминистки, которые сочтут, что у Набокова была служанка, а не жена и что,
следовательно, его талант паразитировал на самоотверженности Веры. Наверное,
немало будет и таких, кто с пеной у рта станет утверждать, что эта женщина
занимала такое большое место в личной и профессиональной жизни писателя, что
можно говорить о почти абсолютном симбиозе, перерастающем в соавторство.
Вероятно, ни та, ни другая точка
зрения не лишена основания. Однако в конечном счете чувство любви
многообразно, часто оно не втискивается в привычные клише. И никто не может
отрицать, что Владимир и Вера были необыкновенно счастливы – исключая
редчайшие моменты – на протяжении всех пятидесяти двух лет супружеской жизни.
Что, надо признать, случается не так уж часто
Публикация и перевод
Хуана Кобо, корр. РИА “Новости” в Испании – специально для “ЛГ”
© "Литературная газета",
2002
Набоков
www.pseudology.org
|