Москва, "Высшая школа", 1999. I5ВN 5-06-003356-2 Хализев В.Е. Теория литературы Глава I. О Сущности Искусства 5. Типы авторской эмоциональности В Искусстве последних столетий (в особенности XIX—XX вв). авторская эмоциональность неповторимо индивидуальна. Но и в ней неизменно присутствуют некие закономерно повторяющиеся начала. В художественных Произведениях, иначе говоря, имеют место обладающие устойчивостью "сплавы" обобщений и Эмоций, определенные Типы освещения Жизни. Это Героика, трагизм, Ирония, Сентиментальность и ряд смежных им феноменов.   Данный ряд Понятий и терминов широко используется в искусствоведении и Литературоведении, но их теоретический статус вызывает разнотолки. Соответствующие явления в древнеиндийской Эстетике обозначались термином "раса"5.   Современные ученые (в зависимости от их методологических позиций) называют Героику, трагическое, Романтику и т.п. либо эстетическими категориями (большинство отечественных философов), либо категориями метафизическими (Р. Ингарден), либо видами Пафоса (Г.Н. Поспелов)6, либо "модусами художественности", воплощающими авторскую Концепцию Личности и характеризующими Произведение как целое (В.И. Тюпа)7.   Воспользовавшись термином научной психологии, эти феномены человеческого сознания и Бытия можно назвать мировоззренческими (или миросозерцательно значимыми) Эмоциями, которые присутствуют в Искусстве в качестве "достояния" либо Авторов, либо персонажей (изображаемых лиц). Подобные Эмоции сопряжены с ценностными ориентациями отдельных людей и их групп. Они порождаются этими ориентациями и их воплощают. 1. Героическое Героика составляет преобладающее эмоционально-смысловое начало исторически ранних высоких Жанров, прежде всего эпопей (традиционного народного эпоса). Здесь поднимаются на щит и поэтизируются поступки людей, свидетельствующие об их бесстрашии и способности к величественным свершениям, об их готовности преодолеть инстинкт самосохранения, пойти на риск, лишения, опасности, достойно встретить Смерть.   Героическая Настроенность связана с волевой собранностью, с бескомпромиссностью и Духом непреклонности. ————————————- 1 См.: Фрайзе М. После изгнания Автора. Литературоведение в тупике?//Автор и Текст. Вып. 2. СПб., 1996. С. 25, 28, 32. 2 См.: Топоров В.Н. Об эктропическом пространстве Поэзии (поэт и Текст в их единстве)// От Мифа к Литературе. М., 1993. С. 28. 3 Карамзин Н.М. Что нужно Автору?// Карамзин Н.М. Соч.: В 2 т. 1984. Т. 2. С. 60. 4 Самосознание европейской Культуры XX века. С. 277. 5 См.: Гринцер П.А. Основные категории классической индийской Поэтики. М., 1987. Гл. 3. 6 См.: Поспелов Г.Н. Теория Литературы. М., 1978. С. 188-230. 7 См.: Тюпа В.И. Художественность литературного Произведения. Разд. 2.   Героическое деяние в традиционном его понимании (независимо от победы или гибели его вершителя) это верный путь человека посмертной славе. Героическая индивидуальность (герой в изначальном строгом Смысле Слова) вызывает восхищение и поклонение, рисуется общему Сознанию как находящаяся на некоем пьедестале, в ореоле высокой исключительности. По Словам С.С. Аверинцева, героев не жалеют: ими восторгаются, их воспевают. Героические поступки нередко являются самоцельным демонстрированием энергии и силы. Таковы легендарные подвиги Геракла, осуществленные не столько ради трусливого Эврисфея, сколько ради них самих. "В мире героической этики, - отмечает Аверинцев, — не цель освящает средства, но только средство — подвиг может освятить любую цель"1. Нечто в этом роде — выходки озорного Васьки Буслаева, в какой-то мере — действия Тараса Бульбы, не знающего удержу в воинственном разгуле.   От самоцельной Героики ранних исторических эпох тянутся нити к индивидуалистическому самоутверждению человека Нового Времени, "пик" которого — ницшеанская Идея героического пути "сверхчеловека", воплощенная в книге "Так говорил Заратустра" и вполне резонно оспаривавшаяся впоследствии. В составе Жизни человечества непреходяще значима и этически неоспорима Героика иного рода: одухотворенная сверхличной целью, альтруистическая, жертвенная, знаменующая служение в самом высоком Смысле Слова. Её корни для европейцев тоже в античности (Образы Гектора, защитника родной Трои, или добытчика огня Прометея, каков он в "послеэсхиловских" интерпретациях).   Отсюда протягиваются нити к Героике "Войны и мира" Л.Н. Толстого, к Образу Василия Тёркина у А.Т. Твардовского и многому другому в Искусстве последних столетий. Героика непререкаемо истинна также в тех случаях, когда она знаменует защиту человеком собственного достоинства в обстоятельствах, попирающих права на независимость и свободу (например, рассказ В.Т. Шаламова "Последний бой майора Пугачева"). О Героике сопротивления беззаконию, возведенному в ранг всеобщей и неукоснительной нормы, хорошо сказал Г. Белль: следовало бы увековечить память тех, "кто совершил почетное преступление неповиновения приказу и погиб потому, что не хотел убивать и разрушать"2. Героический импульс нередко совмещает в себе (парадоксальным Образом, а вместе с тем и закономерно) своевольное самоутверждение человека с его желанием служить обществу и человечеству. Подобный "сплав" имел место в судьбах Байрона и П.И. Пестеля. Он присутствует в Литературе (романтические поэмы 1820-1830-х годов, ранние Произведения М. Горького). Такого рода Героика нередко получала освещение сурово критическое (например, Образ Раскольникова в "Преступлении и наказании" Ф.М. Достоевского). Русский XIX век и его Литература ознаменовались присутствием Героики радикального преобразования Жизни, которая в начале XX столетия либо принималась и поднималась на щит как предварение Большевизма3, либо, напротив, подвергалась осуждению3. В 1930-1940-е годы героическое рассматривалось апологетами социалистического Реализма как своего рода центр Искусства и Литературы. "Когда страна быть прикажет героем, у Нас героем становится любой", — Языком массовой песни заявляла о себе сталинская эпоха. В этих Словах явственна вульгаризация героического действия, которое по своей сути инициативно и свободно: Героика по принуждению, по чьему-то приказу — это бессмыслица и абсурд, демагогическое возведение в принцип и норму человеческой зависимости, несвободы, рабства. Героическое в серьезном Смысле — доминанта Культуры и Искусства ранних исторических этапов. Гегель считал "веком героев" догосударственные, "дозаконные" Времена. ———————————————- 1 Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской Литературы. М., 1977. С. 67. 2 Самосознание европейской Культуры XX века. С. 310. 3 См.: Ленин В.И. Памяти Герцена//Полное собр.. соч. Т. 21. С. 255-262. 4 См.: Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество// Вехи. Интеллигенция в России: Сб. статей 1909-1910. М., 1991. О принципиальных различиях между подлинной Героикой и культом массового Героизма в тоталитарных режимах XX в. см.: Хейзинга И. Ноmo ludens... С. 321-328.   Он полагал, что удел человека последующих эпох воспоминания о Временах героических1. Сходные мысли высказывал историк Л.Н. Гумилев. Он утверждал, что "любой этногенез", т.е. процесс формирования народа (нации) "зачинается героическими, подчас жертвенными поступками небольших групп людей".   Этих людей ученый назвал пассионариями и отметил, что "пассионарность не имеет отношения к этическим нормам, одинаково легко порождая подвиги и преступления, Творчество и разрушение, благо и зло". У истоков Жизни каждого из народов, полагал Гумилев, находится "героический век"2. Со всем этим трудно спорить. А вместе с тем справедливо и другое: напряженно кризисные, экстремальные ситуации, властно призывающие людей к героически-жертвенным свершениям, возникают на протяжении всей многовековой истории народов и человечества. Поэтому героическое и в художественном Творчестве непреходяще значимо. 2. Благодарное приятие мира и сердечное сокрушение Этот круг умонастроений во многом определил эмоциональную тональность высоких Жанров Искусства, упрочившихся в русле христианской Традиции. Атмосфера благоговейного Созерцания мира в его глубинной упорядоченности и приятия Жизни как бесценного дара свыше присутствует в таких разных творениях, как "Троица" Рублева, "Сикстинская мадонна" Рафаэля, "Цветочки" Франциска Ассизского, ода "Бог" Г.Р. Державина, "[Из Пиндемонти]" А.С. Пушкина (напомню:   По прихоти своей скитаться здесь и там, Дивясь божественным природы Красотам, И пред созданьями искусств и вдохновенья Трепеща радостно в восторгах умиленья, Вот счастье! вот права...,   и "Ветка Палестины" М.Ю. Лермонтова (вспомним завершающие строки   Все полно мира и отрады Вокруг тебя и над тобой"   Подобного рода эмоциональность нередко обозначается Словом "умиление", значимым, в частности, у Ф.М. Достоевского. Вот Слова героя-рассказчика о Макаре Ивановиче (роман "Подросток"): "Больше всего он любил умиление, а потому и все на него наводящее, да и сам любил рассказывать умилительные вещи". По Словам Н.С. Арсеньева, русского философа-культуролога первой половины нашего века, на высотах духоносной Жизни сияет "дар умиления, умиленных благодатных слез"3. Исполненное благодарности мироприятие неразрывными узами связано в христианской культурной Традиции с сердечным сокрушением и просветляющим покаянием, главное же- с состраданием, простирающимся на все и вся. По Словам С.С. Аверинцева, "обнимающая весь мир слезная жалость" понимается здесь "не как временный аффект, но как непреходящее состояние Души и притом как путь борения, "уподобления Богу"4. Эмоциональная атмосфера, о которой идет речь, едва ли не доминирует в житиях и родственных им Жанрах. Она органически сопряжена (71) с Темой праведничества в Литературе и живописи и, в частности явственна в ряде Произведений отечественной Классики XIX в. ("Живые мощи" И.С. Тургенева, "Тишина" Н.А. Некрасова, "Война и мир" Л.Н. Толстого, "Соборяне" Н.С. Лескова, "Братья Карамазовы" Ф.М. Достоевского, "Святою ночью" и "Студент" А.П. Чехова).   Присутствует эта атмосфера (для её обозначения Мы, к сожалению, не располагаем соответствующим термином) и в русской Литературе XX в., наиболее ощутимо — в прозе И.С. Шмелева ("Лето Господне" и, в особенности, "Богомолье") и позднем Творчестве Б.Л. Пастернака. Это и роман "Доктор Живаго", и стихотворения "В больнице", "Рождественская звезда", "Когда разгуляется". В последнем Мы читаем:   Природа, мир, тайник вселенной, Я службу долгую твою, Объятый дрожью сокровенной, В слезах от счастья отстою" —————————————- 1 См.: Гегель Г.В.Ф. Соч.: В 14 т. М.; Л., 1934. Т. 7. С. 112. 2 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. 3- е изд. М., 1990. С. 279, 285, 306. 3 Арсеньев Н.С. Преображение мира и Жизни. Нью-Йорк, 1959. С. 192. 4 Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской Литературы. С. 66. См. также: Бычков В.В. Русская средневековая Эстетика XI-XVII веков. С. 110-114, 220-221, 490, 567, 573.   3. Идиллическое, сентиментальность, романтика Наряду с Героикой, истоки которой в эпосе древности, и эмоциональностью, восходящей к христианскому средневековью, в Искусстве присутствуют такие Формы жизнеутверждения, как идиллическое, а в Новое Время также Сентиментальность и Романтика. Идиллическим в Искусстве и Литературе называют радостную растроганность мирным, устойчивым и гармоничным сложением Жизни, где находят себе место спокойное семейное Бытие и счастливая Любовь ("Герман и Доротея" Гёте, ряд эпизодов в "Войне и мире" Л.Н. Толстого), единение человека с природой, его живой, творческий труд (первая часть пушкинского стихотворения "Деревня"). Идиллический мир далек от бурных страстей, от всяческой розни, от каких-либо преобразующих Жизнь действий1.   При этом идиллическое Бытие не защищено, уязвимо, подвластно вторжениям враждебных ему сил. В художественной Литературе Настойчиво заявляет о себе Тема разрушения идиллических очагов2. Вспомним "Старосветских помещиков" Н.В. Гоголя или историю Любви Мастера и Маргариты в романе МА Булгакова. По Словам современного Автора, "Идея счастливого и естественного Бытия, лежащая в основе идиллии, общечеловечна и универсальна"3. Идиллическое в Литературе составляет не только сравнительно узкую область изображения Жизни безмятежной, созерцательной и счастливой, но и бескрайне широкую сферу активной, действенной, порой жертвенной устремленности людей к осуществлению идиллических Ценностей, без чего Жизнь неминуемо скользит в сторону Хаоса. Вспомним Слова Н.А. Некрасова о труде, который несет "воздаянье" семье крестьянина ("Мороз, Красный нос"). Идиллические Ценности широко и многопланово запечатлены русской Литературой XIX в. Глубоко значимы они и в Творчестве крупных Писателей нашего столетия — Б.К. Зайцева, И.С. Шмелева, М.М. Пришвина, Б.Л. Пастернака. Сентиментальность — это чувствительность, порождаемая симпатией и состраданием к разного рода "униженным и оскорбленным", прежде всего — к низшим слоям общества.   Здесь поэтизируется открытое, бесхитростно — доверительное, теплое человеческое чувство. Этот вид эмоциональности получил широкое распространение и даже возобладал в Культуре и художественной Жизни ряда европейских стран, включая Россию) во второй половине XVIII в., породив соответствующее литературное направление Сентиментализм.   Сентиментальностью отмечен и ряд Произведений русской Литературы XIX в., например "Бедные люди" Ф.М. Достоевского. Подобная эмоциональность избирательно и неполно наследует христианское "умиление", как бы освобождая его от общебытийных (онтологических) основ. Романтикой принято называть умонастроение, связанное с подъемом чувства Личности, полнотой душевного Бытия, верой человека в собственные безграничные возможности, с радостным предчувствием явления самых высоких, сокровенных желаний и намерений. Говоря о Романтике как уделе юности, Л.Н. Толстой в "Казаках" замечал, что Олениным владел "тот неповторяющийся порыв, та на один раз данная человеку власть сделать из себя все, что он хочет, и, как ему кажется, и из всего мира все, что ему хочется". В Сознании общества романтические умонастроения активизируются и выдвигаются на первый план в моменты намечающихся культурно-исторических сдвигов, в периоды ожиданий и надежд. Свидетельства тому — творчество немецких предромантиков и ранних романтиков рубежа XVIII-XIX вв. (Ф. Шиллер, Новалис), столетием позже — произведения раннего Блока и раннего Горького. В качестве сторонника и горячего защитника романтических умонастроений (называя их "Романтизмом" и понимая весьма широко) в 1840-е годы выступил В.Г. Белинский. Во второй статье о Пушкине говорится: "Где человек, там и Романтизм <...> Сфера его <...> — вся внутренняя, задушевная Жизнь человека, та таинственная почва Души и сердца, откуда подымаются все неопределенные стремления к лучшему и Возвышенному, стараясь находить себе удовлетворение в идеалах, творимых фантазиею"1. ——————————————- 1 См.: Гумбольдт В. Язык и Философия Культуры. М., 1985. С. 244-246. 2 См.: Бахтин М.М. Вопросы Литературы и Эстетики. С. 381-382. 3 Песков А.М. Идиллия // Лит. учеба. 1985. No 2. с. 227. Романтика разнородна. Она может иметь религиозную окраску, сближаясь с тем умонастроением, которое Мы назвали умилением (Поэзия В.А. Жуковского), обретать Характер мистический (ранние циклы стихотворений А. Блока) либо социально-гражданский, сближаясь в последнем случае с Героикой (стихотворение Пушкина 1818 г. "К Чаадаеву", мотив веры в светлое будущее русского народа в Поэзии Н.А. Некрасова). Романтические умонастроения часто сопряжены с рефлексией, с погруженностью человека в себя и его изолированностью от многообразия, .сложности, противоречивости мира. Гегель не без оснований утверждал: "Романтическое Искусство <...> находится во власти противоречия, в том, что бесконечная внутри себя субъективность несоединима сама по себе с внешним материалом <...> Уход внутренней Жизни в себя составляет содержание романтического"2.   Не удивительно, что погруженность человека в мир романтических Настроений нередко подается Писателями и поэтами в отчужденно критическом освещении. Вызывают Иронию (пусть и сочувственную) Ленский у Пушкина, Адуев — племянник у Гончарова в начале романа "Обыкновенная история", Петя Трофимов в чеховском "Вишневом саде"...3 При этом романтические умонастроения, как правило, не обладают устойчивостью. За ними тянется шлейф разочарований, драматической горечи, трагической Иронии. Знаменательно в этом отношении Творчество Лермонтова, в особенности исполненная высокой Романтики и одновременно глубочайшего трагизма поэма "Мцыри". По Словам современного исследователя, "поздний Романтизм — это Культура отнятых целей, уничтоженных иллюзий, Культура несостоявшегося будущего"3.   4. Трагическое Такова одна из Форм (едва ли не важнейшая) эмоционального постижения и художественного освоения жизненных противоречий. В качестве умонастроения это скорбь и сострадание. В основе трагического — конфликты (коллизии) в Жизни человека (или группы людей), которые не могут быть разрешены, но с которыми нельзя и примириться. Традиционное (классическое) понимание трагического восходит к Аристотелю (Суждения о Трагедии), а теоретическая разработка понятия — к Эстетике Романтизма и Гегелю.   Трагический герой здесь рассматривается как сильная и цельная Личность, попавшая в ситуацию разлада с Жизнью (иногда и с собою), не способная согнуться и отступиться, а потому обреченная на страдания и гибель. Трагическое и Литературе запечатлевает Представление о невосполнимой утрате человеческих Ценностей и одновременно веру в человека, обладающего мужеством и остающегося верным себе даже перед лицом неминуемого поражения. Трагические ситуации могут включать в се6я момент виновности человека (таков пушкинский "Борис Годунов"). Понятие трагической вины универсально у Гегеля, по мысли которого трагический герой виновен уже по одному тому, что нарушает сложившийся Порядок2. Во второй половине XIX в. трагическое стало пониматься расширительно-как всё, что способно вызывать горестное чувство, сострадание, страх, как ужасное в человеческой Жизни (Н.Г. Чернышевский). Позже (от Шопенгауэра и Ницше к экзистенциализму) трагическому было придано универсальное значение. В соответствии с подобным воззрением (его именуют пантрагическим) катастрофичность человеческого Бытия составляет его главное, сущностное свойство, а Жизнь безысходна и бессмысленна вследствие смертности индивидуальных существ. ———————————— 1 Белинский В.Г. Полное собр.. соч.: В 13 т. Т. 7. С. 144-145. 2 Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 2. С. 286. О понимании Романтики в первой половине XIX в. (в частности - Гегелем и Белинским) см.: Руднева Е.Г. Романтика в русском критическом Реализме: Вопросы теории. М., 1988. С. 100-112, 117-125, 133-145. 3 Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и Время. Рига, 1988. С. 400.   Трагическое при этом сводится к страданиям и чувству безнадежности, позитивное же его содержание (утверждение стойкости, последовательности, мужества) нивелируется и не учитывается. Наряду с трагическим в Искусстве и Литературе наличествуют такие Формы освещения жизненных противоречий, как драматизм и элегическое1. 5. Смех. Комическое, Ирония Значимость для Искусства и Литературы Смеха и всего с ним связанного трудно переоценить. Смех как грань сознания и поведения человека, во-первых, является выражением жизнерадостности, душевной веселости, жизненных сил и энергии и при этом — неотъемлемым звеном доброжелательного общения (вспомним толстовских Николая и Наташу Ростовых в доме дядюшки после охоты).   И во-вторых, Смех — это Форма неприятия и осуждения людьми того, что их окружает, насмешка над чем-либо, непосредственно-эмоциональное постижение неких противоречий, нередко связанное с отчуждением человека от того, что им воспринимается. Этой стороной Смех связан с комическим (от др.-гр. "комос" деревенский праздник).   О комическом как источнике Смеха (прежде всего насмешливого) писали много (Аристотель, Кант, Чернышевский, А Бергсон), разумея под ним некое отклонение от нормы, нелепость, несообразность; промах и уродство, не причиняющие страданий; внутреннюю пустоту и ничтожность, которые прикрываются притязаниями на содержательность и значи(75)мость; косность и автоматизм там, где нужны поворотливость и гибкость. На ранних этапах истории человечества Смех наиболее ярко обнаруживал себя как массовый и бытовал главным Образом в составе праздничных Ритуалов. В широко известной книге М.М. Бахтина о Ф. Рабле карнавальный Смех обрисован как весьма существенная грань Культуры (прежде всего народной) разных стран и эпох. Ученый охарактеризовал этот Смех как всенародный (создающий атмосферу всеобщего единения на почве жизнерадостного чувства), универсальный (направленный на мир в целом, в его вечном умирании и возрождении, и прежде всего — на его материально-телесную и одновременно праздничную сторону) и амбивалентный (составляющий единство утверждения неисчерпаемых сил народа и отрицания всего официального, как государственного, так и церковного: всяческих запретов и иерархических установлении), главное же -как выражающий и осуществляющий свободу и знаменующий бесстрашие2.   Карнавальному мироощущению, по Бахтину, присущи веселая относительность, Пафос смен и обновлений, релятивизация мира3. И в этом просматриваются черты сходства между бахтинской карнавальностью и ницшевым Дионисийством. Концепция карнавального Смеха (книга о Рабле была опубликована в 1965 г). оказала большое и, несомненно, благотворное воздействие на Культурологию, искусствоведение и Литературоведение последних трех десятилетий, порой вызывая и Критику. Так, обращалось внимание на не учтенную Бахтиным Связь карнавальной "раскованности" с жестокостью, а массового Смеха с Насилием4. В противовес бахтинской книге говорилось, что Смех карнавала и повестей Рабле сатанинский3.   Горестный, трагический подтекст книги Бахтина о Рабле, создававшейся в 1930-1940-е годы, явственно обнаруживается в недавно опубликованной рукописи ученого, где говорится, что Жизнь по своей сути (во все Времена) пронизана преступностью, что "тона Любви" в ней заглушены и лишь "Время от Времени звучат освобождающие тона сатурналий и карнавала"2 С течением исторического Времени возрастает культурно-художественная значимость Смеха, выходящего за рамки массовой и ритуализованной праздничности, Смеха как неотъемлемого звена повседневности - частной Жизни и индивидуального общения людей. Установлено, что уже у первобытных народов Смех, "привечая каждого", символизировал "дружественную и добрую компанию"6. ———————————————- 1 См.: указанные на с. 68 работы Г.Н. Поспелова и В.И. Тюпы. 2 См : Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная Культура средневековья и Ренессанса (в особенности с. 9-18,135-137, 241-242, 275-283, 300-304, 371-377, 436-450). 3 Бахтин М.М. Проблемы Поэтики Достоевского. 3- е изд.; М., 1972. С. 287. 4 См.: Аверинцев С.С. Бахтин, Смех, христианская Культура//М.М. Бахтин как философ. М., 1992. С. 13-14. 5 См.: Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978. С. 592. Бонецкая Н.К. Бахтин глазами метафизика // Диалог, карнавал, хронотоп. 1998. No 1 2). 6 Бахтин М.М. Дополнения и изменения к "Рабле"// Вопр. Философии. 1992. No 1. С. 156, 140.   Подобный Смех, (его правомерно назвать индивидуально-инициативным) тесными узами связан с непринужденным, доверительным общением, с живой беседой, прежде всего с тем, что друг Пушкина П.А. Вяземский назвал "сообщительной веселостью". Он присутствует в Литературе разных стран и народов1.   В этом отношении знаменательны и диалоги Платона (в особенности "Федон", где Сократ накануне своей казни "улыбчиво" беседует и шутит со своими учениками), и повествовательная ткань таких Произведений Нового Времени (очень разных), как "Жизнь и мнения Тристама Шенди, джентльмена" Л. Стерна, "Евгений Онегин" Пушкина, "Василий Тёркин" Твардовского, и поведение ряда героев отечественной Классики (вспомним, к примеру, опоэтизированную Пушкиным склонность Моцарта к легкой шутке или неизменную улыбчивость князя Мышкина у Достоевского)2. Индивидуально-инициативный Смех может иметь и отчуждающе-Насмешливый Характер. Для его характеристики традиционно использовался термин Ирония. Ироническая Настроенность по отношению ко всему окружающему, к Образу Жизни людей и их привычкам была присуща древнегреческим киникам (V-IV вв. до н.э). с их склонностью к эпатажу, злобному цинизму, уличным скандалам3.   Воинствующе нигилистический Смех киников отдаленно, но достаточно явственно предварил ироническую Настроенность Произведений Ф. Ницше. В поэме "Так говорил Заратустра" Мы читаем: "Я велел людям смеяться над их великими учителями добродетели, над их святыми и поэтами, над их избавителями мира". О себе философ писал: "Я не хочу быть святым , скорее шутом <...> Может быть, я и есмь шут"4. От Смеха киников тянутся нити к Формам поведения футуристов начала нашего века, а ещё более — к ныне широко распространенному "черному юмору"5. Значительное явление Культуры и Искусства Нового Времени — романтическая Ирония. По мысли Ф. Шлегеля, способность к Иронии возвышает человека над противоречиями Бытия и, в частности, над "низменной прозой" повседневности. Приписывая собственный взгляд на мир Сократу, Шлегель замечал, что "Ирония подсмеивается над всем миром". Говоря об Иронии, он утверждал также, что "в ней все должно быть шуткой и все всерьез, все чистосердечно откровенным и все глубоко скрытым", что "Ирония — это ясное Сознание вечной подвижности, бесконечно полного Хаоса"6.   О двойственности Иронии, помогающей человеку открыть для себя "божественную Идею", а вместе с тем способной уничтожить то, "чему она сама же дала видимость Жизни", писал несколько позже К.-В.-Ф. Зольгер7. Подобного рода универсальная Ирония, будучи окрашена в трагические тона, присутствует в Творчестве Писателей символистского круга (А. Блок, А. Белый). Апология тотального философического Смеха присуща современным гуманитариям структуралистской и постструктуралистской ориентации. Так, М. Фуко (Франция) в книге 1966 г. утверждал, что ныне "мыслить можно лишь в пустом пространстве, где уже нет человека", что желание думать и говорить о человеке есть "несуразная и нелепая" рефлексия, которой "можно противопоставить лишь философический Смех"8. —————————————- 1 См.: Тэрнер В. Символ и Ритуал. М., 1983. С. 177-178. 2 См.: Хализев В.Е., Шикин В.Н. Смех как предмет изображения в русской Литературе XIX века// Конгекст —1985. М., 1986. 3 См.: Антология Кинизма. М., 1984. 4 Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. С. 141, 762. 5 См.: Школьный быт и фольклор: Учебный материал по русскому фольклору: В 2 ч. / Сост. А.Ф. Белоусов. Таллинн. 1990, 1992. 6 Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. М., 1983. Т. 1. С. 286-287, 360. 7 Зольгер К.- В.-Ф. Эрвин. Четыре диалога о Прекрасном и об Искусстве. М., 1978. С.382. 8 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных Наук. М., 1977. С. 438. О широко бытующих в XX в. Концепциях, жестко-критичных по отношению к человечеству как таковому см.: Шелер М. Избранные Произведения. М., 1994. С. 86-93. Иронический взгляд на мир способен освобождать человека от догматической узости мышления, от односторонности, нетерпимости, фанатизма, от попирания живой Жизни во имя отвлеченного принципа. Об этом Настойчиво говорил Т. Манн1. Вместе с тем "Ирония без берегов" может вести в тупик нигилизма, бесчеловечности, обезличенности. Это болезненно ощущал Ф. Ницше: "Привычка к Иронии <...> портит Характер, она придает ему постепенно черту злорадного превосходства <...> начинаешь походить на злую собаку, которая, кусаясь, к тому же научилась и смеяться"2   О негативном потенциале тотальной Иронии писал А Блок в статье "Ирония" (1908), характеризуя её как болезнь, буйство, кощунство, результат опьянения, как симптом утраты человеческого в человеке; в 1918 г.- с.Н. Булгаков ("Теперь выигрышное Время для Иронии и злорадства")3 Ирония, не знающая границ, способна "оборачиваться" тотальным отрицанием человеческого в человеке. По Словам И.П. Смирнова, ценная Литература в её постмодернистской ветви тяготеет к тому, чтобы воспроизводить человеческую Реальность как чудовищную. Здесь Авторы "концептуализируют субъекта как ничем не контролируемую "машину желаний" <...> как механико-органического монстра"4. Наряду с универсальной Иронией, направленной на мир и человеческую Жизнь в целом, существует (и является весьма продуктивной для Искусства и Литературы) Ирония, порождаемая восприятием и Осмыслением конкретных, локальных и одновременно глубоко значимых противоречий Жизни людей и их исторического Бытия. Именно такого рода ироническая Настроенность присутствует в Произведениях юмористических и сатирических5. Оглавление   www.pseudology.org