Издательство "Вече", 2000 Пол Джонсон Популярная история евреев Часть 6. Холокост Девятого ноября 1914 года, выступая с речью в лондонском Гилдхолле, британский премьер министр Герберт Асквит объявил драматически: "Турецкая империя совершила самоубийство". Германское ухаживание за Турцией, которое привело к прекращению кайзером активной поддержки Сионизма, увенчалось наконец успехом. Султан изъявил готовность содействовать победе Германии и собирался объявить Джихад Англии. Асквит желал не допустить участия в нём 100 миллионов мусульман – Подданных Британской империи. Отсюда его речь, провозглашавшая решимость Англии разрушить наконец Оттоманскую империю и дать свободу её народам. Но, выступив с ней, он бессознательно добавил ещё один, и существенный, кусок к разрезной головоломке сионистского Государства. Потому что если в Палестине, как и в других местах, ликвидировалось турецкое правление, то, может случиться, ничто не помешает еврейскому национальному очагу оказаться в вакууме.   Идея того, что Евреи могут выиграть от поражения Германии в начинающемся страшном конфликте, потрясла бы в этот момент большинство их своей абсурдностью. Смертельным врагом Евреев была царская Россия, которую в это Время пыталась разорвать на части германская армия. В лондонском Ист Энде Евреи не торопились записываться добровольцами на войну с Германией по той же самой причине. У всех возможность еврейского культурного лидерства ассоциировалась с Германией. Если не считать крайне левых пацифистов, все ведущие Интеллигенты Евреи, говорящие по немецки, во главе с Максом Либерманом подписали петицию в поддержку военных целей Германии; почти единственным, кто отказался, был Эйнштейн.   Когда немецкие войска, разбив русскую армию под Танненбергом, ворвались в русскую Польшу, Евреи приветствовали их как спасителей. Одним из приветствующих был Зеев Дов Бегин, отец будущего премьер министра Израиля. В дополнение к Ивриту и Идишу он говорил по немецки, предпочитая этот язык польскому, который он называл "языком Антисемитизма". Он сказал юному Бегину и его сестре (позднее госпоже Гальперин): "Вот увидите, придут немцы – это другая Культура, это не Россия ". Русская армия, уходя, ставила в строй целые еврейские Общины и гнала их нагайками в Сибирь – зловещий прообраз сталинской Политики по отношению к нацменьшинствам.   Семья Бегин наблюдала, как казаки жгли еврейские деревни. Когда пришли немцы, они, по воспоминаниям госпожи Гальперин, "относились к Евреям чудесно… Они давали каждому ребенку конфеты и пирожные. Это были другие немцы, другое Время". Даже в еврейских поселениях в Палестине языком общения был немецкий. Многие из поселенцев хотели, чтобы в еврейских школах обучение шло на немецком языке, а не на Иврите. Немецкий без обсуждения был принят в качестве официального языка на сионистских конгрессах. Сионистский центр в Берлине видел себя штаб квартирой всемирного движения, а его члены призывали Германию к покровительству над Евреями, а также и над Исламом. По мнению многих, именно большая еврейская Община в Салониках помогла подтолкнуть Турцию к войне на стороне Германии. Тем не менее, наиболее прозорливые понимали значение решения Англии разрубить оттоманскую тушу.   Одним из них был Хаим Вейцман, который после Смерти Герцля стал наиболее активным пропагандистом Сионизма на Западе. "Пришло Время, – с удовлетворением писал он после речи Асквита, – говорить открыто – показать миру отношение Евреев к Палестине". Вейцман был одной из самых благородных и важных фигур в еврейской Истории. В качестве сионистского лидера он почти так же умело, как и Герцль, обрабатывал государственных деятелей мира, но, в дополнение к этому, он мог говорить от имени простых "остъюден", так как был одним из них. Атмосфера в его доме в городе Мотол среди Припятских болот была вполне традиционной. Отец его, который валил лес и сплавлял его в Балтику, знал Кодекс Каро наизусть, а его любимой книгой было "Руководство для заблудших". На стене в его доме рядом с Маймонидом висел портрет барона Гирша, но "Возвращение" имелось в виду религиозное: местный Раввин сказал Вейцману: "Чтобы стать достойным этого, нужно много делать, много учиться, много знать и много страдать". Конечно, Вейцману пришлось немало пострадать, чтобы получить современное образование.   В доме не было газет. Его учителю, тайному Маскилю, чтобы привезти учебник по естественным Наукам на Иврите, пришлось прятать его в обложку от Книг Пророков. К тому же дело происходило в царской России, где для Евреев была установлена предельная квота в 10% мест в средних школах даже тех городов, где Евреи составляли больше половины населения. Делалось всё для того, чтобы Евреи не могли попасть в университет. Позднее Вейцман напишет: "Читая год за годом мудреные указы, которые дождем сыпались из Петербурга, можно было подумать, что вся громадная машина Российской империи была создана с единственной целью – изобретать и усложнять правила и установления, ограждающие существование своих Подданных Евреев". Так что образование было сопряжено с постоянными придирками, обманом и унижением. Вейцман проявил потрясающее терпение, настойчивость и изобретательность и сумел попасть в Берлинский политехнический, одну из трех лучших научных школ в Европе, а затем в Швейцарии, он получил степень доктора химии во Фрайбурге (1899).   Но только в Англии, куда он приехал преподавать биохимию в Манчестерском университете, Вейцман осознал цель своей жизни: воспользоваться существованием Британской империи и доброй волей её правящего класса, чтобы осуществить мечту о еврейском национальном очаге. Вейцман, получивший британское подданство в 1910 г., всегда оценивал англичан по их собственным правилам и считал их терпимыми, честными, любящими свободу и Справедливость. Он как будто вкладывал все золото своих чувств в их сердца и в конечном итоге набегали неплохие дивиденды. Перед 1914 г. он начал стричь купоны. Он познакомился с К. П. Скоттом, влиятельным редактором либеральной "Манчестер Гардиан", а через него и с такими депутатами парламента от Ланкашира, как лидер консерваторов Артур Бальфур и Уинстон Черчилль. Кроме того, Скотт познакомил его со своим ближайшим политическим другом Ллойд Джорджем. Все эти Люди стали надежными сторонниками Сионизма.   Неожиданно Вейцман нашел себе союзника в лице либерального депутата Герберта Сэмьюэла. Он был членом еврейского истэблишмента в то Время, когда он ещё был в подавляющем большинстве довольно злобно настроен антисионистски. Отец его основал процветающую банковскую фирму "Сэмьюэл Монтегю", а его первый двоюродный брат, Эдвин Монтегю, работал в этой же фирме, при этом был Политиком и одним из ведущих антисионистов. Сэмьюэл, будучи в Баллполе, этом гнезде атеизма, вынужден был признаться матери, что утратил там Веру, однако внешне он оставался конформистом, продолжал делать взносы в Синагогу и гордо называл себя Евреем. Так что когда в1909 г. он вошёл в кабинет министров, то оказался там первым Евреем. Занимаясь также политической работой в еврейском Уайтчепеле, он наблюдал там ужасные сцены нищеты и упадка, что и сделало его Сионистом.   Его настроения укрепились в результате участия в 1911 г. в деле Маркони, когда он испытал на себе жестокость Антисемитизма – даже в терпимой Англии. Сэмьюэл по характеру был холоден, молчалив, замкнут; свои взгляды держал при себе. Даже Вейцман не знал, что он Сионист. Но он тайком разрабатывал план, как воспользоваться турецкой интервенцией, и в тот день, когда Асквит выступал со своей речью, Сэмьюэл заглянул в Форин Офис к министру иностранных дел Эдварду Грэю и провел с ним важную беседу. "Что вы думаете насчёт национального очага Евреев?" – задал он ему вопрос. Грэй сказал, что "он всегда сочувственно относился к этой Идее… [и он] готов поработать в этом направлении, если появится возможность". Они обсудили подробности. Сэмьюэл предупредил, что в это образование нельзя включать "Бейрут и Дамаск, поскольку они имеют значительное нееврейское население, которое не удастся ассимилировать". В общем, добавил он, "было бы весьма полезно, Если бы Франция заняла остаток Сирии, так как для Государства было бы намного лучше иметь своим соседом европейскую державу, чем турок".   Так чистая Идея стала постепенно приобретать вид англо-французского договора о разделе территорий, согласно которому англичане получали Палестину, а французы – Сирию и Ливан; позднее границы были определены в Версале секретным соглашением Сайкса – Пико. Но все это ещё не означало, что Евреи получат свой дом. В тот же день позднее Сэмьюэл заехал в казначейство, чтобы заручиться поддеркой Ллойд Джорджа, ставшего канцлером. Он "сказал мне, что очень хотел бы, чтобы там было организовано еврейское Государство". Так Вейцман и Сэмьюэл привели в движение всю кампанию. Фабианский "Нью стэйтсмен", выступая за британский протекторат, где можно было бы возлелеять еврейский национальный очаг, утверждал: "Надежды Сионистов внезапно перешли из разряда идеала в вопрос практической Политики".   На самом же деле впереди был ещё долгий путь. Салонный Антисемит Асквит с презрительной ухмылкой наблюдал за тем, как Сэмьюэл докладывал свой план кабинету и встретил резкое сопротивление своего антисионистского кузена Монтегю. Премьер министр описал их стычку в одном из ежедневных писем своей подруге Венеции Стэнли 28 января 1915 г.:"[Сэмьюэл] думает, что Мы Должны поселить на этой не слишком многообещающей территории от 3 до 4 миллионов Евреев, и это произведет хорошее впечатление на тех, кто остался (думаю, на него самого в том числе)… Это звучит на манер нового исправленного издания "Танкреда". Признаюсь, меня не привлекает эта дополнительная ответственность, которую Нам предлагают принять на себя. Но любопытно наблюдать в качестве иллюстрации к любимому афоризму Диззи "раса это все" сие почти лирическое произведение высокоорганизованного и методичного мозга Г.С."   Затем 13 марта 1915 г. он вновь упоминает "почти дифирамбный меморандум" Сэмьюэла по Палестине, "куда со Временем смогли бы сползтись со всех углов земного шара Евреи и положенным образом получить там самоуправление (ну и Государство!). Любопытно, что кроме него это предложение поддерживает один Ллойд Джордж, которому, боюсь, наплевать на Евреев" – просто ему хочется удержать этих "агностиков и атеистов французов" подальше от "Святых мест". Четыре дня Спустя премьер сообщил мисс Стэнли, что "кузен Монтегю", или "ассириец", как он его называет, нанес ответный удар "язвительным меморандумом", в котором обвинил "кузена Герберта" в том, что тот неспособен перевести на Иврит ни единой фразы из своего плана, который является "довольно преждевременной и почти богохульной (!) попыткой организовать Святое Агентство по собиранию Евреев".   Асквит признается, что его "довольно позабавил" язык, которым пользовались в ссоре его еврейские коллеги. Его сомнения окрепли, когда военный министр, лорд Китченер, единственный из министров, кто бывал там, заявил: "Палестина все равно не будет представлять для нас никакого интереса".   События, однако, постепенно развивались в нужном для Сионистов направлении. Китченеру пришлось уступить портфель министра вооружений Ллойд Джорджу, который тем самым оказался в деловом контакте с Вейцманом, работавшим теперь на оборону. Потом Китченер застрял в поездке по России, и Ллойд Джордж полностью подмял под себя военное ведомство. Это ознаменовало начало переброски резервов в Восточное Средиземноморье и создавало вероятность английского завоевания Палестины. Вейцман решил, что теперь легче встретиться со старшими и влиятельными членами кабинета. 18 августа 1916 г. в Форин Офис он покорил лорда Роберта Сесила, который писал об этом так:"Он совершенно справедливо указал на то, что в нашей стране Еврей всегда Должен объяснять свое существование, причём он всегда не совсем англичанин и не совсем Еврей; то же самое можно утверждать и о положении в других странах, разве что с более серьезными последствиями… Некоторое представление о том, какое впечатление он производил, может дать следующая его фраза: "Я не романтик, если не считать того, что Евреям всегда приходится быть романтиками, потому что действительность для них слишком ужасна".   Сесил объявил, что Вейцман "произвел на него потрясающее впечатление, несмотря на его не располагающую, если не сказать – отталкивающую внешность". Через четыре месяца Асквита прогнали, а Ллойд Джордж стал премьером и сделал Бальфура своим министром иностранных дел. Это имело решающее значение. Асквит сильно ошибся насчёт Ллойд Джорджа. Последний был филосемитом и Сионистом. Осудив некогда сгоряча Ротшильдов, он, когда разразилась война, пригласил в казначейство его вместе с другими финансистами и оказался под большим впечатлением от встречи с Ротшильдом. "Лорд Ротшильд, – начал он, – между Нами были некоторые политические неприятные моменты". – "Господин Ллойд Джордж, сейчас не Время вспоминать об этом. Чем я могу помочь?" Впоследствии Ллойд Джордж сказал: "Один старый Еврей выглядел разумным".   Вейцман обнаружил взаимную симпатию между собой и Ллойд Джорджем "на почве общего отношения к малым народам". Новый премьер был страстным патриотом Уэльса, и Сэмьюэл, проталкивая свой план, всегда напоминал, что "Палестина – страна, размером с Уэльс". К тому же Ллойд Джордж был большим знатоком Библии, что также работало на Сионистов. Он как-то заметил: "Когда доктор Вейцман говорил о Палестине, то упоминал места, которые мне были лучше знакомы, чем география Западного фронта". Бальфур был не менее важным союзником, поскольку за его внешне неуверенной манерой держаться скрывалась железная воля, без которой было бы трудно преодолевать колебания чиновников Форин Офиса и коллег. Убедив Бальфура в чём то, можно было быть уверенным, что его трудно переубедить, и он был одним из важнейших "обращенцев" Вейцмана.   Впервые большой разговор состоялся между ними во Время выборов 1906 г., когда Бальфур порицал Вейцмана за то, что тот отказался от Уганды. "Господин Бальфур, Если бы я предложил вам Париж вместо Лондона, вы бы согласились?" – "Но, доктор Вейцман, у нас же есть Лондон". – "Да, конечно, но у нас уже был Иерусалим, когда на месте Лондона были болота". Следующий, и решающий разговор у них произошёл 12 декабря 1914 г.; его стоит вспомнить, поскольку он хорошо демонстрирует способность Вейцмана убеждать. После того как Вейцман изложил сионистский план действий, Бальфур сказал ему, что, по его мнению, Еврейский вопрос "не решить до тех пор, пока либо Евреи не ассимилируются полностью, либо в Палестине не будет нормальной еврейской Общины". И добавил, подразумевая, что обсуждал этот вопрос с известной антисемиткой Козимой Вагнер в 1912 г., и она с ним согласилась!   "Да, – ответил Вейцман, – и я готов сказать вам, что именно при этом она заявила: Евреи захватывают немецкую Культуру, Науку и промышленность", но, добавил он: "важный момент, который упускает из виду большинство неевреев и который определяет самую Сущность еврейской трагедии, состоит в том, что те Евреи, которые отдают свою энергию и мозги немцам, ведут себя как немцы и обогащают при этом Германию, а не Еврейство, от которого они отказываются… Они Должны скрывать свой Иудаизм, чтобы им позволили поставить свои мозги и способности на службу Германии, которая в значительной степени обязана им своим величием. Трагизм всего этого в том, что Мы не признаём их Евреями, а мадам Вагнер не считает их немцами, в итоге Мы оказываемся самым эксплуатируемым и непонятым народом".   Бальфур был тронут до слез. Он пожал Вейцману руку и сказал, что тот "осветил ему дорогу, по которой Должна идти великая и страждущая нация". Так Бальфур стал стойким союзником Сионистов, а Форин Офис начал двигаться по пути открытого вовлечения Англии в решение этого вопроса. События этому благоприятствовали. В январе 1917 г. английские войска начали захват Палестины. В том же месяце пал царский режим, тем самым устранялось самое большое препятствие, которое мешало Евреям мира поддерживать дело союзников. Премьер Временного правительства Керенский отменил российские антисемитские Законы.   А в конце месяца Германия начала тотальную подводную войну, что сделало неизбежным участие американцев в войне на стороне союзников. Правительство США почти автоматически стало сильным сторонником еврейского национального очага в Палестине. Были на этом пути и препятствия. Французам была ненавистна Идея присутствия в Иерусалиме Евреев, а ещё пуще – англичан протестантов вместо французских католиков (и атеистов). Согласно сэру Марку Сайксу, который вёл переговоры по поводу секретного соглашения о протекторате, его визави, Жорж Пико, "твердил о Погромомах в Париже" – память о Дрейфусе была ещё жива – и производил "в этом вопросе впечатление не совсем нормального".   Некоторое противодействие было связано с арабскими интересами и теми департаментами, которые их представляли. Но арабы медленно раскачивались, они не оказали существенной поддержки военным усилиям Англии, и их "Арабский мятеж" оказался невпечатляющим; более того, стоявший во главе его полковник Т.Э. Лоуренс был сторонником британского протектората и плана еврейского национального очага. Самое же серьезное противодействие исходило от Евреев антисионистов, особенно Монтегю, который теперь занимал важный и относящийся к данному вопросу пост министра по делам Индии. Это в дальнейшем имело серьезные последствия. Итак, все началось с письма, которое Бальфур в качестве министра иностранных дел направил лорду Ротшильду, как главе еврейской Общины в Англии, причём стороны согласовали Текст заранее. Уолтер, лорд Ротшильд II, в отличие от своего великого отца, который скончался в начале 1915 г., был довольно странным персонажем для роли, которую нужно было играть в один из самых решающих моментов еврейской Истории. Правда, в отличие от своего отца, он стал в какой-то степени Сионистом.   Но, увы, у него был дефект речи и ещё ряд других недостатков, так что его энергия оказалась направленной не на общественные дела и интересы Общины, а на тихое накапливание величайшей коллекции, собранной когда либо Человеком. В своем имении Врен в Тринге, которое Карл II некогда подарил Неллу Гвинну, он собрал 2 250 000 мотыльков и бабочек, 300 000 птичьих чучел, 200 000 птичьих яиц и, помимо всего прочего, 144 живые гигантские черепахи, в том числе крупнейшую в мире, которой было 150 лет. Он опубликовал свыше 1 200 научных статей и книг, открыл 5 000 новых видов животных, 250 из которых были названы в его Честь, в том числе жираф, слон, дикобраз, каменный кенгуру, райская птица, муха с глазами на ножках и кишечный червь. Никому не было известно, в том числе и его близким, что его постепенно и неуклонно разоряла некая бессовестная леди, которая вместе с мужем шантажировала его в течение более сорока лет.   Однако Ротшильда хорошо проинструктировали Вейцман и другие, и в проекте обязательств Англии, врученном Бальфуру 18 июля 1917 г., содержались три важных элемента. Первый – восстановление целостности Палестины как национального очага Евреев. Второй – неограниченное право Евреев на иммиграцию. Третий – внутренняя еврейская автономия. Это давало Сионистам все, о чем они могли бы мечтать. До самой Смерти Вейцман верил, что, Если бы не противодействия Монтегю, эти требования были бы удовлетворены по всем трем позициям:"Не может быть ни малейшего сомнения, что без постороннего вмешательства – причём только со стороны Евреев – проект был бы принят [военным кабинетом] в начале августа в основном в том виде, как Мы его подали".   На самом же деле письмо не было утверждено кабинетом до 31 октября, причём оно претерпело существенные изменения. Не приравнивались понятия национального очага и Палестины, не было упоминаний о неограниченной еврейской иммиграции и внутреннем самоуправлении, но зато гарантировались права арабов. Оно было датировано 2 ноября 1917 г., и особенно важный параграф гласил: "Правительство Его Величества благожелательно относится к организации национального очага еврейского народа в Палестине и сделает все возможное, чтобы облегчить достижение этой цели, ясно понимая, что не Должно быть сделано ничего, что могло бы нарушить гражданские и религиозные права существующих в Палестине нееврейских Общин, либо прав и политического статуса, которыми пользуются Евреи в любой иной стране".   После принятия решения Сайкс вышел из зала заседаний с Текстом и сказал: "Доктор Вейцман, – это мальчик". Изучив Текст, Вейцман прокомментировал: "Сначала мне этот мальчик не понравился. Я ждал не такого". Тем не менее, Декларация Бальфура была ключом к головоломке, так как без неё еврейское Государство никогда бы не возникло. Благодаря Герцлю и Вейцману Евреи успели как раз вовремя. По всему миру поднимали голову националисты и сторонники самоопределения. Союзников осаждали подчиненные ранее народы, которые требовали, чтобы грядущая победа и мир гарантировали им территориальные права с учетом этических, языковых или расовых пропорций, строго рассчитанных "по головам". Еврейские притязания на Палестину носили романтический и исторический характер, но были настолько древними, что согласно критериям Версальского договора можно было считать их практически не имеющими основания.   К моменту публикации Декларации в Палестине проживало 85-100 тысяч Евреев из общего количества 600 тысяч, а почти все остальные были арабы. Если бы арабы в целом правильно организовались дипломатически во Время войны – Если бы палестинские арабы вообще организовались, – то нет ни малейшего сомнения, что Декларация не появилась бы на свет. Даже год Спустя она была бы не возможна. Фактически Вейцман пропихнул Сионистов сквозь узкое окно, которое больше не удалось бы открыть. Благодаря "Танкреду" и "Дэниэлю Деронда" он успешно апеллировал к романтическим инстинктам британского правящего класса, и получил, Таким образом, возможно, последнюю милость – дар великой державы, которая пошла в данном случае против формально арифметического подхода эпохи.   В Лондоне Ллойд Джордж и Бальфур считали, что им удалось извлечь выгоду из самой гнусной войны в Истории Человечества хотя бы в одном отношении: дать Евреям дом. Когда Вейцман обедал с премьер-министром в День Перемирия, то обнаружил, что тот, весь в слезах, читает псалмы. Впоследствии Ллойд Джордж часто говорил, что для него Палестина была "единственной интересной частью войны". Но одно-дело было – просвещенным правителям давать обещания в Лондоне и совсем другое – кому-то на месте, в Палестине, выполнять их. Генерал Алленби взял Иерусалим ровно через месяц после оглашения Декларации и вошёл в Святой Город в благородном смирении, пешком.   Когда Вейцман прибыл к нему в 1918 г., то обнаружил, что генерал настроен дружественно, но перегружен военными и административными заботами. "Пока ничего сделать нельзя. Мы Должны быть предельно осторожны, чтобы не задеть чувств населения". Большинство старших английских офицеров были настроены проеврейски, некоторые – антисемитски. Некоторые сочувствовали арабам и ждали, что в подходящий момент те восстанут и перебьют Евреев.   К местному еврейскому населению они относились как к мусору, выброшенному из России, и возможным Большевикам. Генерал сэр Уиндэм Дидс вручил Вейцману несколько листов, отпечатанных на машинке: "Прочитайтека все это внимательно. Похоже, что с этим у вас будет много проблем". Это была копия "Протоколов сионских мудрецов ". Документ прибыл с английской военной миссией, состоявшей при Великом князе Николае на Кавказе. По-видимому, он имелся у всех английских офицеров в Палестине. Тем не менее, Англия двигалась дальше и получила на мирных переговорах мандат на Управление Палестиной. Работа по созданию еврейского национального дома продолжалась.   Ситуация, когда англичане заняли Палестину, выглядела следующим образом. Там проживало два основных типа Евреев. Во первых, религиозные Общины богословов и мудрецов, которые существовали всегда, но в XIX столетии их число непрерывно возрастало. В Иерусалиме они населяли еврейский квартал – Гетто. Жили они за счёт благотворительных фондов, формировавшихся из пожертвований Евреев со всего мира. Мир Общин не понимал Декларацию Бальфура. Но они вечно жаловались и требовали. Когда Вейцман пришёл к ним, они попросили его уговорить Алленби отправить корабль в Триест за самыми лучшими миртами, чтобы они могли как следует отметить Праздник Кущей. Вейцман рассвирепел, но у них были свои задачи, а у него – свои. А разве требования Торы, без которой бессмысленно говорить о национальном очаге, не надо выполнять в точности? В Иудаизме слово "Ритуал" никогда не было бранным…   Были ещё фермеры поселенцы, которые устроились здесь с помощью филантропов вроде Монтефьоре. Некоторые из тех, кого субсидировал Эдмунд де Ротшильд, стали вполне обеспеченными колонистами. Когда в 1881 г. Погромы спровоцировали первую большую волну эмиграции Евреев из России в Палестину, так называемую Первую Алию ("восхождение"), Ротшильд взял вновь прибывших под свое крыло. Он обеспечил новые поселения и деревни, известные под названием "Мошав", администрацией, школами и врачами. В число этих поселений входили Экрон, Гедерах, Ришон ле Цион и Петах Тиква ("возрождение") в Иудее, Рош Пинья и Иешуд га Маала в Галилее и Цихрон Яков в Самарии. В 1896 г. Ротшильд добавил к ним Метуллах, а российские Сионисты – Беер Товиях. На этом этапе из 1 700 000 фунтов стерлингов все, кроме 100 000, были выделены поселениям из кармана Ротшильда. У него не было Времени ни для Герцеля, которого он считал политическим агитатором, ни для "русских" вроде Вейцмана, бывших, по его мнению, всего лишь "шлимилями" (простаками).   Он заявил делегации Сионистов, в которую входил Нордау: "Это мои колонии, и я буду делать с ними что захочу". Однако в 1900 г. он передал участки новой Еврейской ассоциации колонизации, хотя и продолжал их финансирование. К 1890 м годам восходит основание таких поселений и деревень, как Реховот и Хадера, а к началу столетия – КефарТавор, Явнеель, Менахемия и Киннерет. Не все колонии были сельскохозяйственными. Вводились в строй фабрики. Новые еврейские кварталы пристраивались к Яффе, Хайфе и самому Иерусалиму.   Следом, с 1904 г., на волне ещё более ужасных Погромов в России, началась Вторая, намного более сильная Алия. Она привела свыше 40 000 иммигрантов в Палестину, часть которых основала в 1909 г. зеленый пригород Яффы, которому суждено было стать большим городом Тель Авивом. В том же году новые поселенцы, в основном молодежь, основали первый Киббуц ("коллектив") в Дегании, чтобы покончить со скандальным, как они считали, явлением, когда фермами управляют еврейские надзиратели, а всю основную работу выполняют нанятые арабы. Под руководством Артура Руппина (1876–1943), которого Вольфсон назначил управляющим палестинской штаб квартирой сионистского движения, Сионисты начали планомерную работу по заселению. Киббуцы, добровольные коллективные хозяйства, стали основным видом поселений, которые финансировали Сионисты, и их число достигло 200. Кроме того, существовали, Мошав оведим, сельскохозяйственные поселения, члены которых владели частным хозяйством, но совместно приобретали инвентарь, и Мошав шитифи, где Люди владели домами, но коллективно обрабатывали землю.   Руппин был по происхождению прусским Евреем; социолог, экономист и статистик по образованию, он привнес эту скучную, но необходимую комбинацию качеств, плюс огромную изобретательность, настойчивость и трезвое понимание предыдущих ошибок в дело превращения сионистской Идеи в практическую реальность. Больше, чем кто либо, он занимался болтами и гайками, хлебом и маслом нового дома. Существовала также проблема защиты новых колоний от мародеров. Молодые Люди из Второй Алии, принимавшие участие в еврейских группах самообороны для защиты от Погромов в России, образовали в 1909 г. Общество Шомерин ("стражу"). На фотографиях того Времени можно увидеть их, увешанных патронташами и карабинами, в русских сапогах и с арабскими прическами и вообще похожих на казачьих атаманов с университетским образованием.   Однако требовалось нечто большее, и появился Человек, который был в состоянии сделать это: Владимир Жаботинский (1880–1940). Подобно Герцлю, он был писателем и любителем театра, происходил из Одессы, самого романтического из еврейских городов. Этот богатый порт на Чёрном море, живший экспортом хлеба, занимал особое место в еврейской Истории. Космополитичный город, находящийся в России, пропах Средиземноморьем и теплым югом. Жаботинский владел русским, немецким, английским, французским языками, Идишем, а также Ивритом. Подобно большинству одесских Евреев (другой пример – Троцкий), он был ярким оратором. К началу 1900-х годов в Одессе проживало около 170 000 евреев (треть населения города), и тем не менее Одесса была одновременно центром зверского Антисемитизма и еврейской Культуры. Но Культуры светской.   В Одессе действовала первая еврейская Община, которой руководили Маскили. Раввины-Ортодоксы Ненавидели Одессу и предупреждали благочестивых Евреев, чтобы их нога не ступала в место, которое, как они говорили, собирало все помои Черты оседлости и стало новым Содомом ("Адский огонь горит вокруг Одессы на расстоянии в десять парасангов"). Она произвела на свет многих из первых Сионистов, таких, как Леон Пинскер, автор "Автоэмансипации", и Агад Гаам, ведущий философ раннего сионистского движения. Там существовала мощная и резкая еврейская печать, в которой Жаботинский быстро выдвинулся как воинствующий, агрессивный Сионист. Он был также активным членом одесских сил самообороны. Когда разразилась Первая мировая война, Жаботинский стал разъездным корреспондентом одной московской газеты и путешествовал по Ближнему Востоку.   Турки в это Время относились к палестинским Евреям как потенциальным предателям, и в результате их Терроризма население, превышавшее 85 000 Человек, упало ниже 60 000. В Александрию прибыло 10 000 еврейских беженцев, живших в нищете, но при этом их раздирали внутренние противоречия. Ашкеназы и Сефарды боролись за раздельные кухни для супа. Студенты из новой гимназии им. Герцля в Тель Авиве не реагировали, если к ним обращались на Иврите. Жаботинский, которого правильно было бы назвать поэтом активистом (вроде Д’Аннунцио), решил, что нужна армия, которая могла бы как сплотить Евреев, так и покончить с их тупой покорностью дурному Обращению. Он нашел родственную Душу в лице Иосифа Трумпельдора (1880–1920), однорукого Еврея-добровольца русско-японской войны. Вместе этим двум решительным Людям, вопреки сопротивлению официальных английских Властей, удалось создать специальные еврейские воинские подразделения: сначала Корпус Мулов Сиона, а затем три батальона Королевских стрелков, 38-й (выходцы из лондонского Ист Энда), 39-й (американские добровольцы) и 40-й, набранный прямо в Ишуве.   Сам Жаботинский служил в 38 м батальоне и руководил форсированием Иордана. Но, к его разочарованию, сионистские Власти Палестины не слишком старались сохранить то, что фактически стало Еврейским легионом, и англичане быстро расформировали его. Тогда он сколотил тайную организацию самообороны, которой суждено было превратиться в Хагану, своего рода зародыш будущей мощной армии. Беспокойство Жаботинского подогревалось явной и растущей Враждебностью местных арабов по отношению к проекту создания национального еврейского очага.   Сионисты, и в первую очередь Герцль, постоянно недооценивали арабов. Во Время первого визита в Лондон Герцль поверил Пророчествам Хольмана Ханта, который вроде бы хорошо знал Палестину: "Эти арабы – не более чем рубящие дрова и черпающие воду. Их даже не придется лишать права собственности, потому что они могут оказаться весьма полезными для Евреев". На самом же деле у арабов, как и у Евреев, развивался Дух Национализма. Главное различие состояло в том, что они начали организационную работу на двадцать лет позже. Еврейский Национализм, или Сионизм, – это составная часть европейского националистического движения, крупнейшего явления XIX века. Арабский Национализм стал составной частью афро-азиатского Национализма XX столетия. Арабское националистическое движение стало по настоящему формироваться лишь в 1911 г., когда в Париже была сформирована тайная структура под названием "Аль Фатах" – "Молодые арабы".   Она ориентировалась на пример младотурок и подобно им с самого начала отрицала сильную антисионистскую направленность. После войны французы, которые, как Мы видели, с самого начала Ненавидели Идею британского мандата и боролись с ней за кулисами версальских переговоров, позволили Аль Фатах организовать в Дамаске свою базу, ставшую центром антибританской и антисионистской деятельности. Некоторые Сионисты предвидели, что использование Палестины для решения "еврейского вопроса" может, в свою очередь, породить "арабский вопрос". Агад Гаам, посетив Эрец Израэль в 1891 г., за 6 лет до того, как начало действовать движение Герцля, написал статью "Правда из Палестины", где предупреждал: "Большой ошибкой было бы для Сионистов сбрасывать арабов со счетов как глупых дикарей, которые не понимают, что происходит. В действительности арабы, как и все Семиты, обладают живым интеллектом и большой хитростью… [Арабы] видят насквозь нашу активность в стране и её цели, но хранят молчание, потому что пока не опасаются за свое будущее. Когда же жизнь нашего народа в Палестине разовьется до того, что местное население почувствует себя в опасности, они перестанут уступать дорогу. Нам нужно быть предельно осторожными с чужим народом, в среде которого Мы хотим поселиться! Как важно относиться к нему с добротой и уважением!…Если же араб посчитает, что цель его соперников – угнетать его или узурпировать его права, то, даже если он будет тихо дожидаться своего часа, гнев будет жить в его сердце".   Эти предупреждения чаще всего не принимались во внимание. Масштаб заселения территорий приводил к росту цены на землю, и еврейские поселенцы и агентства обнаружили, что арабы – прижимистые продавцы: "Каждый дунам земли, необходимой для колонизации, [приходилось] покупать на открытом рынке, – жаловался Вейцман, – по фантастическим ценам, которые ещё возрастали по мере освоения. Каждое улучшение, которое Мы производили, поднимало цену на остальные земли в этом районе, и арабские землевладельцы не теряли Времени. Мы обнаружили, что приходится устилать палестинскую землю еврейским золотом".   В общем, Евреи увидели в арабах либо жадных собственников, либо разнорабочих, а потому успокаивали свою Совесть, считая, что в любом случае арабы извлекают из Сионизма выгоду. Но вместе с тем они, как правило, не замечали арабов, считая их просто частью "декорации". Агад Гаам отмечал в 1920 г.: "С самого начала колонизации Палестины Мы постоянно считали, что арабского народа не существует". Арабский Национализм приобрел более решительный характер во Время войны, когда арабские войска сражались в обоих воюющих лагерях, и их благосклонности добивались обе стороны. Союзники во Время войны надавали бессчетному количеству народностей, в поддержке которых тогда нуждались, множество авансов. Когда наступил мир и пришло Время удостовериться в надежности обещаний, арабы поняли, что их просто провели.   Вместо великого Арабского Государства они получили французские протектораты в Сирии и Ливане и британские протектораты в Палестине, Трансиордании и Иране. Во Время драки и торга, которые ознаменовали "мир", выиграл единственный клан – аравийских саудовцев. Главе хашимитов, эмиру Фейсалу, которого поддерживала Англия, пришлось смириться с Трансиорданией. Он хорошо относился к еврейским поселениям, считая, что они поднимут жизненный уровень арабов. "Мы, арабы, – писал он Феликсу Франкфуртеру 3 марта 1919 г., – особенно те из нас, кто получил образование, относятся к сионистскому движению с глубокой симпатией… и приветствуют Евреев от всего сердца".   Однако Фейсал переоценил количество и решимость умеренных арабов, готовых сотрудничать с Евреями. Англичан не зря предупреждали во Время войны, что, если Слухи насчёт еврейского национального очага подтвердятся, их ждут неприятности. "Политически, – писал один из лучших Информаторов арабов Сайкса, – еврейское Государство в Палестине будет означать постоянную угрозу прочному миру на Ближнем Востоке". Руководство британского истэблишмента (Алленби, генерал Болз, начальник штаба, и сэр Рональд Сторз, губернатор Иерусалима) прекрасно знало об этом и пыталось спустить Идею национального очага на тормозах. Один из приказов гласил, что Декларацию Бальфура "следует считать совершенно секретной и ни в коем случае не предназначенной для публикации". Был момент, когда они даже предлагали Фейсала сделать королем Палестины. Но тот факт, что британские Власти изо всех сил пытались успокоить арабов и поэтому некоторые Евреи открыто обвиняли их в Антисемитизме, ни на что уже не мог повлиять. Послевоенное возвращение Евреев беженцев из Египта в Палестину и прибытие тех, кто спасался от белогвардейских Погромов на Украине, привели к тому, что, говоря словами Гаама, арабы стали начиная с некоторых пор опасаться.   В начале марта 1920 года произошло несколько нападений арабов на еврейские поселения в Галиме; во Время одного из них погиб Трумпельдор. Затем последовали арабские бунты в Иерусалиме. Жаботинский, который впервые привел в действие свои силы самообороны, был арестован вместе с другими членами Хаганы, и военный суд присудил его к 15 годам каторги. Были осуждены и посажены в тюрьму и бунтовщики арабы, в том числе Хаджи Амин аль Хусейни, который бежал из страны и получил свои 10 лет заочно. Именно в период скандала, который последовал за беспорядками, Ллойд Джордж совершил роковую ошибку. Пытаясь умиротворить Евреев, которые обвинили британские войска в том, что они почти ничего не сделали, чтобы спасти их жизнь и имущество, он направил туда Сэмьюэла в качестве Верховного комиссара. Евреи возрадовались, объявили победу и по приезде Сэмьюэла завалили его жалобами и требованиями.   Вейцман пришёл в ярость. "Господин Сэмьюэл почувствует к Нам отвращение, – писал он доктору Эду в Сионистский офис в Палестине, – отвернется от еврейской Общины, как в прошлом делали и другие, и Мы упустим прекрасный шанс". На самом деле проблема была не в этом. Сэмьюэлу были безразличны надоедливые просьбы Евреев. Но вот что ему было действительно небезразлично, так это обвинения в нечестности со стороны арабов, основанные на том, что он сам – Еврей. Сэмьюэлу всегда хотелось и того и другого. Например, ему хотелось быть Евреем, не веря в Бога. Ему хотелось быть Сионистом, не вступая в сионистскую организацию. Теперь ему хотелось способствовать созданию еврейского национального очага, не оскорбляя арабов. А так не получалось. Особенностью сионистской концепции было-то, что палестинским арабам не следовало рассчитывать на равные права в пределах основной зоны, заселяемой Евреями. В то же Время Декларация Бальфура специально оговаривала гражданские и религиозные права "существующих нееврейских Общин", и, по мнению Сэмьюэла, это означало равные права и возможности арабов; и он, отправляясь с миссией, считал это аксиомой. "Практически осуществимым, – писал он, – является такой Сионизм, который выполняет это основное условие".   Сэмьюэл верил в эту квадратуру круга. Поскольку он не верил в Яхве, а его Библией была злосчастная книга лорда Морли "О компромиссе". В итоге Евреи быстро поняли, что он приехал не умиротворять, а поучать. Ещё не будучи Верховным комиссаром, он уже заявил, что "главным предметом забот" является "арабский вопрос". Он критиковал Сионистов за то, что они не учитывают "силу и значение арабского националистического движения", которое "вполне реально, а никак не блеф". Уж если кого и нужно умиротворять, так арабов: "Единственная альтернатива – это Политика принуждения, которая ложна в принципе и, скорее всего, окажется безуспешной на практике". Евреи Должны принести "существенные жертвы". "Если не рулить очень аккуратно, – писал он Вейцману, – то сионистский корабль может разбиться об арабскую скалу". Он говорил лидерам палестинских Евреев: "Вы сами напрашиваетесь на кровопролитие, неправильно относясь к арабам. Вы молча игнорируете их… Вы ничего не сделали, чтобы прийти к взаимопониманию. Вы только и знаете протестовать против правительства… Сионизм пока ничего не сделал для соглашения с коренными жителями, а без согласия с ними иммиграция невозможна".   В каком-то Смысле это был очень хороший совет. Беда в том, что в тяжелые дни начала 20-х годов Сионистам было очень трудно сохранить темп заселения и почти совсем не оставалось сил и средств для красивых жестов по отношению к арабам. К тому же, давая Сионистам такие советы, Сэмьюэл другими своими действиями препятствовал принятию их к исполнению. Он верил в равенство, в беспристрастную Справедливость. Он не понимал, что, так же, как не может быть примирения и равенства между Евреем и Антисемитом, нельзя сохранить беспристрастие во взаимоотношениях между еврейскими поселенцами и арабами, которые не желают их здесь видеть. Его первым актом была амнистия участникам беспорядков 1920 г. Целью амнистии было освободить Жаботинского. Но эквивалентность требовала прощения арабских экстремистов, которые первыми начали бунтовать.   И тут Сэмьюэл тоже допускает роковую ошибку. Одной из трудностей, которые англичане испытывали во взаимоотношениях с арабами, было-то, что у последних не было официального лидера; Власть короля Фейсала не простиралась дальше Иордана. Тогда они изобрели титул Великого Муфтия Иерусалима. В марте 1921 г. носитель этого титула, глава знатной местной семьи, скончался. Его младшим братом был известный бунтовщик Хаджи Амин аль Хусейни, ныне амнистированный и вернувшийся на политическую сцену. Процедура избрания нового муфтия сводилась к тому, чтобы коллегия выборщиков из благочестивых мусульман арабов отобрала трех кандидатов, а правительство утвердило одного из них. Хаджи Амин, которому тогда было где-то лет 25, не годился для этого поста ни по возрасту, ни по Знаниям. С момента Декларации Бальфура он был настроен против англичан, а Евреев страстно Ненавидел всю жизнь. В дополнение к 10 летнему приговору он ещё был на учете в полиции как опасный агитатор.   Выборщики в коллегии были из умеренных, и неудивительно, что среди кандидатов Хаджи Амин оказался на последнем месте, набрав всего 8 голосов. Избран был умеренный и образованный Человек, шейх Хисам аль Дин, и Сэмьюэл был рад утвердить его. Но тут семья аль Хусейни и экстремистское крыло националистов, которое организовало бунты 1920 г., начали яростную кампанию неповиновения. Они заклеили весь Иерусалим плакатами с нападками на коллегию выборщиков: "Проклятые предатели, которых все вы знаете, спелись с Евреями и добились назначения одного из их партии муфтием".   К сожалению, в состав британского руководства входил бывший архитектор и помощник сэра Роналда Сторса – Эрнест Т. Ричмонд, который был советником Верховного комиссара по делам мусульман. Он был страстным антисионистом, а главный секретарь сэр Гилберт Клейдон назвал его "противником сионистской организации". "Он – открытый враг Политики Сионизма и почти так же открыто выступает против еврейской Политики правительства Его Величества", – говорилось в секретном меморандуме; "правительство… сильно выиграло бы, изгнав из секретариата экстремистскую фигуру вроде господина Ричмонда".   Именно Ричмонд заставил умеренного шейха уступить, а затем убедил Сэмьюэла, что в свете агитации было бы дружественным жестом по отношению к арабам позволить Хаджи Амину стать Великим Муфтием. 11 апреля 1921 г. Сэмьюэл встретился с молодым Человеком и принял его "заверения, что все влияние его семьи и его самого будет направлено на достижение спокойствия". Три недели Спустя начались беспорядки в Яффе и других местах, в ходе которых было убито 43 Еврея. Это назначение на пост, считавшийся невысоким в британском протекторате, оказалось одной из самых трагических и решающих ошибок нашего века. Неясно, оказалось бы возможным согласие арабов и Евреев Палестины работать вместе при разумном арабском руководстве. Однако оно стало абсолютно невозможным, когда Великим Муфтием стал Хаджи Амин. Сэмьюэл дополнительно осложнил ситуацию, когда содействовал образованию Верховного совета мусульман, который муфтий и его соратники немедленно захватили и превратили в тиранический инструмент Террора. Ещё хуже то, что он побудил палестинских арабов вступить в контакт с соседями и тем самым продвигать панарабизм. В итоге муфтий сумел заразить своим неистовым Антисемитизмом панарабское движение.   Он был убийцей с вкрадчивой речью и организатором убийц. Подавляющее большинство его жертв составляли арабы. Своей главной цели – заставить замолчать умеренных палестинских арабов – он полностью достиг. Он стал сильнейшим оппонентом Англии на Ближнем Востоке; со Временем он сомкнулся с линией Нацистов и усиленно поддерживал гитлеровское "Окончательное решение". Но главной жертвой этой неуравновешенной личности оказались простые арабы палестинцы. Как справедливо отмечал историк Элия Кедури, "именно семья Хусейни направляла политическую стратегию палестинцев вплоть до 1947 г. и привела их к полному провалу".   Мрачным достижением Великого Муфтия явилась пропасть между еврейским и арабским руководством, через которую затем не удавалось перебросить мост. На конференции в Сан Ремо в 1920 г., то есть за год до его назначения, британский мандат и Декларация Бальфура были официально объявлены частью Версальского урегулирования, а арабская и еврейская делегации сидели за одним праздничным столом в отеле Ройял. В феврале 1939 г., когда в Лондоне собиралась трехсторонняя конференция по урегулированию арабо-еврейских разногласий, арабы категорически отказались сидеть с Евреями. Это было "заслугой" муфтия, именно он, по большому счету, толкнул их на односторонние действия, которые стоили арабам Палестины.   Тем не менее, существовало первоначальное противоречие между интересами Евреев и арабов, которое не могло вести к созданию унитарного Государства, где обе нации имели бы равные права, но требовало какой-то формы раздела. Если бы этот факт осознали с самого начала, шансы на рациональное решение вопроса были бы гораздо реальнее. К несчастью, мандат рождался в версальскую эпоху, когда было повсеместно принято считать, что всеобщие идеалы и братские узы между Людьми способны преодолеть самые древние и примитивные источники разногласий. Так почему бы арабам и Евреям не развиваться гармонически и совместно под заботливым крылом Англии и надзором Лиги Наций?   Но между арабами и Евреями не было равенства. У арабов уже существовало несколько Государств, а вскоре их стало ещё больше. У Евреев же не было ни одного. Аксиомой Сионизма было-то, что Должно возникнуть Государство, где Евреи чувствовали бы себя в безопасности. Как же они могут чувствовать себя в безопасности, если не контролируют его? Это требовало унитарной, а не бинарной Системы – установления не разделения Власти, а еврейскую Власть. В этом была Сущность Декларации Бальфура, как объяснил собранию имперского правительства 22 июня 1921 г. министр по делам колоний Уинстон Черчилль.   Артур Мейген, канадский премьер министр, спросил его: "Как бы Вы определили нашу ответственность по отношению к Палестине в свете обязательств господина Бальфура?" Черчилль: "Честно стараться дать Евреям шанс построить национальный очаг". Артур Мейген: "И предоставить им контроль над правительством?" Черчилль: "Если с течением Времени они будут составлять большинство в стране, то они, естественно, его получат". Артур Мейген: "Пропорционально с арабами?" Черчилль: "Пропорционально с арабами. Мы ведь брали на себя и обязательство, что не сгоним арабов с их земли и не ущемим их политических и социальных прав".   При таком подходе оказалось, что будущее Палестины будет определяться еврейской иммиграцией.   Другой аксиомой Сионизма было положение, что все Евреи вольны возвратиться в национальный очаг. Британское правительство с самого начала согласилось с этим, точнее, сочло само собой разумеющимся. Во всех ранних дискуссиях о Палестине как национальном очаге предполагалось, что туда скорее поедет недостаточное количество Евреев, чем слишком много. Как говорил Ллойд Джордж: "Идея насчёт того, чтобы искусственно ограничивать еврейскую иммиграцию, дабы Евреи перманентно оставались в меньшинстве, никогда не приходила в голову никому из тех, кто формулировал Политику. Это почиталось бы несправедливым по отношению к народу, о котором шла речь". Тем не менее, иммиграция вскоре стала ключевым вопросом, на котором сосредоточилось сопротивление арабов. И неудивительно, поскольку Евреи, будучи в меньшинстве, сопротивлялись желанию Англии развивать предварительные органы Власти. Как говорил Жаботинский: "Мы боимся и не хотим иметь здесь нормальную конституцию, так как палестинская ситуация сама не нормальная. Большинство "избирателей" ещё не вернулись в страну".   Так случилось, что этот совсем не бесспорный аргумент не был подвергнут проверке, поскольку арабы, по своим собственным причинам, также решили в августе 1922 г. не сотрудничать в политической области с англичанами. Но они знали с самого начала, что еврейская иммиграция есть путь к полной Власти Евреев, и их агитация была направлена на то, чтобы остановить её. Сэмьюэл пал жертвой этой тактики. Одним из его проарабских жестов при вступлении в должность было разрешение на возобновление издания экстремистского арабского журнала "Фаластин", закрытого турками в 1914 г. за "разжигание расовой Ненависти". Это, а также назначение Великого Муфтия и тому подобные факты непосредственно привели к Погромому в мае 1921 г., который был порожден Страхом перед тем, что Евреи "одержат верх". Ответом Сэмьюэла на бунты был временный, но полный запрет на иммиграцию Евреев. Три корабля с Евреями, бежавшими от ужасов в Польше и Украине, были повернуты обратно в Стамбул.   Сэмьюэл настаивал на том, что, как он выражался, "необходимо осознать со всей определенностью", что "массовая иммиграция невозможна". Он заявил Дэвиду Эду, что не желает иметь "вторую Ирландию" и что "сионистскую Политику проводить нельзя". Это вызвало болезненную реакцию у Евреев. Эду обозвал Сэмьюэла "Иудой". Руппин сказал, что "в их глазах" он стал "предателем еврейского дела". "Еврейский национальный очаг, обещанный в дни войны, – жаловался Вейцман Черчиллю в июле 1921 г., – обратился в арабский национальный очаг".   Это было преувеличением. В 20-е годы еврейский национальный очаг действительно развивался медленно, но ограничение иммиграции англичанами не было главным сдерживающим фактором. После трудностей первого года Сэмьюэл стал вполне успешным администратором, а его преемник, лорд Плюмер (1925-28), ещё более удачным. Создавались современные службы, укреплялись законность и Порядок, и, впервые за много столетий в Палестине наметилось умеренное, но процветание. Однако-евреям не удалось воспользоваться этой ситуацией для быстрого построение Иишува, которое позволила Декларация 1917 г. Почему? Одной из причин было-то, что еврейские лидеры не были едины во взглядах как на цели, так и средства.   Вейцман был Человек терпеливый, который всегда считал, что созданние сионистского Государства потребует длительного Времени, и чем солиднее будет создаваться инфраструктура и фундамент, тем больше шансов на его будущее выживание и процветание. Он был готов работать в темпе, предложенном Англией. Ему бы хотелось, чтобы в Палестине в первую очередь возникали социальные, культурные, образовательные и экономические институты, которые были бы крепки и прочны. Как он говорил, "Нахалал, Дегания, Университет, электрозавод Рутенберга, концессия Мёртвого моря имеют для меня большее политическое значение, чем все обещания великих правительств и великих политических партий".   У других еврейских лидеров были свои приоритеты. В 20-е годы крупной политической фигурой в Израиле стал Давид Бен Гурион. Для него самое большое значение имела политическая и экономическая Природа сионистского Общества и Государства, которое оно создаст. Он приехал из Плонска (территория русской Польши) и, подобно тысячам умных молодых "остъюден", верил, что "Еврейский вопрос" никогда не удастся решить в рамках Капитализма. Евреям следует вернуться к своим коллективистским корням. Большинство Евреев социалистов в России пошли по марксистскому пути интернационализма, утверждая, что Еврейство – просто сочетание отмирающей Религии с буржуазно капиталистическим Обществом и исчезнет вместе с ними.   Нахман Сыркин (1868–1924), ранний Сионист социалист, настаивал на том, что Евреи – отдельный народ со своей собственной Судьбой, но утверждал, что её можно осуществить лишь в коллективистском Государстве, основанном на кооперации, а потому национальный очаг Должен быть с самого начала социалистическим. Бен Гурион придерживался той же точки зрения. Его отец, Авигдор Груэн, был убежденным Сионистом, который отдал сына учиться в современную еврейскую религиозную школу, а частные педагоги учили мальчика светским предметам. Бен Гурион, бывало, называл себя марксистом, однако в результате воспитания Библия, а не "Капитал", стала для него главной книгой, хотя он и почитал её как учебник Истории и руководство в мирских делах. Ко всему прочему он был ещё еврейским вундеркиндом, но-таким, чья огромная воля, Страсть и энергия преобразовывались в активную общественную работу, а не в учебу.   В 14 лет он руководил детской сионистской группой. В 17 – был активным членом сионистской рабочей организации Поалей Цион. В 20 лет он стал поселенцем в Эрец Израэль, членом Центрального комитета партии и в октябре 1906 г. – автором её первой политической платформы. В молодости Бен Гурион активно-действовал на международной сцене. Он жил в еврейских Общинах в Салониках, Стамбуле и в Египте. В Первую мировую войну он проводил много Времени в Нью-Йорке, организуя бюро Ге Галуц, которое направляло потенциальных переселенцев в Палестину, успел также послужить в Еврейском легионе. Но, независимо от рода занятий, три его принципа оставались неизменно в силе. Первое. Главное – чтобы Евреи стремились вернуться на свою землю; "единственный настоящий Сионизм – это заселение нашей земли; все остальное – самообман, пустая болтовня и потеря Времени". Второе. Структура новой Общины Должна способствовать этому процессу в социалистических рамках. Третье. Культурно языковой связкой сионистского Общества Должен служить Иврит.   Бен Гурион никогда не изменял этим трем принципам. Правда, средства, при помощи которых он стремился претворять их в жизнь, менялись. И это-тоже стало сионистской Традицией. В течение прошедшего столетия сионистские политические партии претерпевали постоянные мутации, но Мы не будем стараться проследить их в подробностях. Сам Бен Гурион был выдающимся создателем и "разделителем" партий. В 1919 г. он открывает организационную конференцию партии Ахдут га Авуда. Десятью годами позже (1930) он соединяет её с политическим крылом Поалей Цион, образовав Мапай, Сионистскую партию Труда. Более солидным и стойким был Гистадрут, сионистское профсоюзное движение, генеральным секретарем которого он стал в 1921 г., он превратил в нечто намного большее, чем федерация профсоюзов. В соответствии со своими принципами он сделал профсоюзы своеобразным агентом по заселению земель, активным проводником сельскохозяйственных и промышленных проектов, владельцем и спонсором которых он был, став в дальнейшем главным собственником земли и имущества, столпом сионистско социалистического истэблишмента. Именно в 20-е годы Бен Гурион заложил фундаментальные основы будущего сионистского Государства. Но это отнимало у него Время и энергию, и, хотя конечной целью всех его усилий было ускорение иммиграции, немедленных результатов, тем не менее, не было. Инфраструктура формировалась, но Люди, её заполняющие, не спешили приезжать.   Это было основной заботой Жаботинского. Главной и приоритетной задачей он считал необходимость как можно скорее привезти в Палестину максимально возможное количество Евреев, чтобы они могли организовываться для политического и военного укрепления Государства. Конечно, было важно проводить в жизнь, как говорил Вейцман, специальные образовательные и экономические проекты. Но прежде всего – количество прибывающих Евреев. И столь же правильно, как настаивал Бен Гурион, осваивать землю. Но все же сначала – количество. Жаботинский иронизировал по поводу того, что Вейцман и Бен Гурион со своими принципами позволяют себе выбирать поселенцев. Бен Гурион предпочитал халуцим, пионеров, готовых заниматься тяжелым физическим Трудом, чтобы избавиться от зависимости от арабской рабочей силы. И он и Вейцман враждебно относились к религиозному крылу Сионизма, которое основало в 1902 г. партию "духовного центра" Мицрахи, а в 1920 г. перенесло свою деятельность в Палестину. Мицрахи стала создавать свою сеть школ и институтов, параллельную светской, и проводить собственную кампанию по иммиграции.   По мнению Вейцмана, Мицрахи поощряла не тот тип иммигрантов – а именно Евреев из Гетто, особенно из Польши, которые не желали работать на земле, а хотели бы поселиться в Тель Авиве, создавать капиталистические концерны и, если хватит ловкости, спекулировать землей. В 1922 г. Черчилль, который всегда был просионистом, покончил с запретом на иммиграцию. Однако его Белая Книга, опубликованная в этом году, впервые требовала, чтобы иммиграция, при отсутствии ограничений, отражала бы "экономическую способность страны принимать в данный момент вновь прибывающих". На практике это означало, что Евреи могли получить визу на поселение, предъявив 2 500 долларов, что, по мнению Вейцмана, вело к преобладанию капиталистических иммигрантов типа Мицрахи. Жаботинский же считал, что такой подход не особенно важен, главное – количество иммигрантов. Ему был не по Душе темп заселения, предложенный Вейцманом и английским правительством, которые готовы были ждать сотни лет, лишь бы еврейская Палестина стала нацией халуцим. Он жаждал быстрого роста иммиграции, и надо признать по прошествии лет, что у него было более точное ощущение действительности, чем у тех двоих.   Для Жаботинского была неприёмлема та организация иммиграции, которую предложили англичане. Он хотел, чтобы этим занимались еврейские Политики, первоочередной своей задачей считавшие формирование государственных структур. Поэтому в 1923 г. он вышел из сионистского руководства и двумя годами позже основал Союз Сионистов ревизионистов, чтобы максимально использовать ресурсы еврейского Капитализма и привести в Палестину "максимальное число Евреев в кратчайший период Времени". Он привлек большое число сторонников в Восточной Европе, особенно в Польше, где боевое молодежное крыло ревизионистов, Бетар, организатором которого был юный Менахем Бегин, уже было хорошо организовано, носило форму, маршировало и училось стрелять. Его целью стало создание еврейского Государства решительным, единовременным, волевым актом, которому нельзя было бы сопротивляться.   На самом деле все три еврейских лидера переоценивали в 20-е годы реальную готовность Евреев эмигрировать в Палестину. После того как утряслась суета первых послевоенных лет, прекратились Погромы в Польше и на Украине, Евреи, как и все прочие нации, стали довольствоваться своей долей благосостояния. Желание грузиться на пароходы до Хайфы ослабло. Да и беспорядки 1920–1921 гг. не воодушевляли на иммиграцию. Впрочем, в 20-е годы еврейское население Палестины удвоилось и достигло 160 000. То же произошло и с сельскохозяйственными поселениями. К концу десятилетия их было уже 110, где 37 000 евреев обрабатывали 175 000 акров земли. Однако общее число иммигрантов составило всего 100 000, из которых 25% не остались в Палестине. Таким образом, в среднем реальный масштаб иммиграции составлял всего 8 000 Человек в год, не говоря уже о 1927 годе, на который приходился пик процветания 20-х годов: в этом году прибыло 2 713 Человек, а выехало – свыше 5 000. В 1929 г., который можно считать поворотным в мировой Экономике, въезд и выезд примерно сравнялись. Но именно в этом кроются и упущенные возможности и начало трагедии.   В спокойные годы, когда Палестина была относительно открыта, Евреи не желали ехать сюда. Начиная с 1929 г. их экономическое и политическое положение и в ещё большей степени – безопасность ухудшаются по всей Европе. Но, по мере того как возрастало их стремление попасть в Палестину, возрастали и препятствия на их пути. В 1929 г. арабы учинили очередной Погром, в котором погибло свыше 150 евреев. Англичане, как и прежде, ответили введением ограничений на въезд. Лейбористский министр по делам колоний Лорд Пассфилд сочувствия не проявлял: его Белая Книга (1930 г.) была первым явно антисионистским английским государственным документом. Жена лорда, Беатрис Уэбб, говорила Вейцману: "Не могу понять, почему Евреи так шумят по поводу нескольких десятков своих соплеменников, убитых в Палестине. Столько же погибает каждую неделю в Лондоне на городском транспорте, и никто не обращает внимания".   Британский премьер Рамзой Макдональд оказался более чувствительным к проблеме Евреев, и благодаря ему иммиграция была возобновлена. Итак, сотни тысяч все сильнее охватываемых Страхом Евреев хотели въехать в страну. Однако с каждой новой волной еврейской иммиграции реакция арабов становилась все более бурной. Жаботинский считал уровень иммиграции Порядка 30 000 Человек в год удовлетворительным. Этот уровень был преодолен в 1934 г., когда прибыло 40 000. На следующий год наблюдался рост более чем на 50% (прибыло 62 000). Затем в апреле 1936 г. произошли крупные волнения арабов, и англичане осознали неприглядную Истину: мандат перестает работать. В своем докладе от 7 июля 1937 г. комиссия лорда Пила рекомендовала сократить иммиграцию Евреев до 12 000 Человек в год и ввести ограничения на покупку земли. Кроме того, она предложила разделить Палестину на три анклава. На прибрежной полосе (Галилея и долина Изреельская) формируется Еврейское Государство. Арабское Государство включает в себя Иудейские холмы, Негев и Эфраим. Англичане же будут управлять подмандатной территорией, простирающейся от Иерусалима через Лидду и Рамлех до Яффы.   Арабы яростно отвергли этот проект, в 1937 г. произошло их новое восстание. На следующий год Панарабская конференция в Каире сформулировала основы Политики, в соответствии с которыми все арабские Государства и Общины брали на себя обязательства сделать все возможное, чтобы остановить дальнейшее продвижение и развитие сионистского Государства. Англичане отказались от Идеи раздела, и, после провала трехсторонней конференции в Лондоне в начале 1939 г., которую арабы считали безнадежной с самого начала, Декларация Бальфура также была тихо похоронена. Новая Белая Книга, выпущенная в мае, объявила, что в течение пяти лет будут впущены ещё 75 000 евреев, а дальнейший въезд будет происходить только по согласованию с арабами.   Одновременно Палестина будет постепенно двигаться к независимости. К этому моменту в Палестине проживало 500 000 евреев, но арабы продолжали составлять подавляющее большинство. Поэтому, Если бы проводился в жизнь английский план, то новое Государство оказалось бы в руках арабов, а Евреи Должны были бы приготовиться к Изгнанию.   Эта цепочка трагических событий вызвала напряженность внутри сионистского движения, расколовшегося по вопросу о том, как реагировать на них. По инициативе Мицрахи в 1931 г. Вейцмана сняли с поста президента Всемирного сионистского конгресса. В том же году на проходивших в Палестине выборах Сионистской Ассамблеи делегатов произошёл раскол движения на три части: Мапай получила 31 место из 71, Ревизионисты – 16 и Мицрахи – 5. Раскол распространился и на военное крыло: Ревизионисты и Мицрахи отделились вместе с другими Сионистами несоциалистического толка от Хаганы и образовали соперничающую организацию – Иргун. Принципиальный раскол между Мапай и Ревизионистами, которому суждено было определять политическую жизнь сионистского Государства с самого его основания, усугублялся взаимными оскорблениями.   Ревизионисты обвиняли Мапай в сотрудничестве с англичанами и предательстве дела Евреев. Те, в свою очередь, называли их "фашистами". Бен Гурион звал Жаботинского "Владимир Гитлер". 16 июня 1933 г. Хаим Арлозоров, руководитель политического департамента Еврейского агентства, сформированного в 1929 г. с целью координации Всемирного еврейского движения, был убит на морском берегу в Тель Авиве. Он был страстным сторонником Мапай, и подозрение сразу пало на ревизионистов экстремистов. Двое из них, Абрахам Ставский и Зеви Розенблат, члены ревизионистской группы ультра Брит Хабирионим, были арестованы по обвинению в убийстве. Ставский был осужден на основании показаний одного свидетеля, приговорен к повешению, но затем оправдан в результате апелляции со ссылкой на старый турецкий Закон, в соответствии с которым для приговора по делу, когда обвиняемому грозит смертная казнь, недостаточно показаний одного свидетеля. Дело никогда так и не было до конца расследовано и продолжало ещё полвека омрачать отношения двух сторон.   С точки зрения Мапай, ревизионисты не остановятся даже перед убийством. С точки зрения ревизионистов, Мапай ступила на тропу традиционных обвинений со стороны неевреев – кровавого навета. На самом деле за расколом стояла реальная и крайне серьезная дилемма: какую линию избрать Евреям? Некоторые считали, что Декларация Бальфура – начало решения еврейских проблем. В данном случае она служила источником целого ряда неразрешимых проблем, хотя при этом она просто ставит Евреев перед неразрешимым выбором. По всему миру Евреи идеалисты умоляли своих лидеров договориться с арабами.   Ещё в 1938 году Альберт Эйнштейн, величайший из живших в то Время Евреев, представлял себе возможность создания национального очага в утопической форме: "Я предпочел бы разумное соглашение с арабами, основанное на совместном проживании в мире, созданию еврейского Государства… то, что я знаю о Природе Иудаизма, противоречит Идее еврейского Государства с границами, армией и светской Властью, пусть даже ограниченной. Я опасаюсь, что это нанесет удар по Иудаизму изнутри, особенно из-за развития в наших рядах узкого Национализма".   Другие тоже осознавали угрозу такой опасности, но ещё больше боялись, что Евреи окажутся в западне и у них в запасе не будет такого места, т.е. Государства, куда бы они могли бежать. А можно ли было создать подобное убежище с согласия арабов? Жаботинский утверждал, что Евреям следует учитывать, что националистические чувства у арабов могут быть так же сильны, как и у Евреев. А поэтому: "Невозможно мечтать о добровольном соглашении между Нами и арабами… Ни сейчас, ни в обозримом будущем… Каждая нация, цивилизованная или примитивная, считает свою землю собственным национальным очагом, где желает навечно остаться единственным хозяином. И такая нация никогда добровольно не уступит право на неё новым хозяевам и даже не согласится на партнерство. Коренное население будет бороться с поселенцами до тех пор, пока существует надежда освободиться от них. Так оно всегда себя ведет, и так будут вести себя [палестинские] арабы, пока в сердцах у них существует малейший проблеск надежды на то, чтобы не дать превратить Палестину в Эрец Израэль".   Только "железная стена еврейских штыков", сказал в заключение Жаботинский, может заставить арабов смириться с неизбежным. Это жесткое заявление он сделал в 1923 г. Следующие два десятилетия лишь последовательно подтверждали Логику его утверждений о том, что Евреи не могут позволить себе идеализма. Речь шла даже не о том, может ли еврейская Палестина обеспечить свою безопасность железной стеной штыков. Вопрос стоял так: могут ли вообще Евреи Европы выжить в мире, который все более (причём почти повсеместно) становится враждебным по отношению к ним.   Версальский мир принес Евреям горькое разочарование, и не только в Палестине Содержание   www.pseudology.org