Издательство "Вече", 2000 Пол Джонсон Популярная история евреев Часть 1. Израильтяне. Раздел 2 Иностранцы часто возвышались при египетском дворе   В XIV веке до н.э. карьеру, подобную Иосифу, сделал некий Семит Янхаму, ставший верховным комиссаром Египта при фараоне Эхнатоне. Позднее, в XIII веке, обер церемонимейстером при дворе фараона Менептаха был Семит Бен Озен. Большинство подробностей египетской биографии Иосифа вполне правдоподобны. Достоверно известно, что западные Семиты проникали в Египет в большом количестве. Их просачивание в дельту Нила началось ещё в конце третьего тысячелетия до н.э. Обычно эта иммиграция происходила мирным путем; иногда вполне с определенной целью, в поисках работы и для расширения Торговли, иногда – просто из-за голода (вблизи Нила вероятность получить пищевое зерно была максимальна), а иногда – в качестве рабов. Известен Текст одного из египетских папирусов, "Анаетаси VI", в котором египетская пограничная стража информирует двор о том, что некое племя пересекло границу в поисках пастбищ и воды. Папирус № 1116а из ленинградской коллекции рассказывает, как фараон милостиво даровал пшеницу и пиво вождям племен, прибывших из Ашкелона, Хазора и Мечиддо.   Более того, в течение некоторого Времени (с XVIII по XVI в. до н.э.) Египтом правила династия гиксосов, причём имена некоторых из них звучат по семитски, например, Хиан, Якубхер, и т.д. В I в. н.э. еврейский историк Иосиф, пытаясь подкрепить фактами рассказ об Исходе, цитирует Мането, чтобы связать Исход с Изгнанием гиксосов в середине XVI веке. Однако подробности египетского быта, фигурирующие в Библии, лучше соединяются с более поздним периодом. Существует убедительное свидетельство того, что период египетского угнетения, который привел к восстанию и бегству израильтян, имел место где-то в последней четверти второго тысячелетия до н.э., почти наверняка в годы правления знаменитого Рамсеса II (1304–1234 гг. до н.э.). В начале Книги Исхода говорится о египтянах: "И поставили над ним начальников работ, чтобы изнуряли его тяжкими работами. И он построил фараону Пифом и Раамсес, города для запасов". Рамсес II, величайший строитель из царей XIX династии Нового Царства, организовал широкомасштабные строительные работы в Пифоме, нынешнем Тельер Ратабе в районе Вади Туммилат, а также в названном в Честь самого фараона Рамсеса, или Пи Рамесу, нынешнем Сан эль Хагаре на притоке Нила под названием Танатис.   Эти фараоны XIX династии происходили именно из этой части дельты вблизи библейской земли Гошен, куда при них переехало центральное правительство. На стройках использовалось огромное количество рабов и принудительно направленных сюда рабочих. В лейденском папирусе № 348, относящемся к периоду правления Рамсеса II, говорится: "Раздайте хлеб воинам и тем хабиру, которые доставляют камни для великого столпа в Рамсесе". Однако маловероятно, что сам Исход произошёл во Время правления Рамсеса. Представляется более точным, что бегство израильтян произошло при его преемнике, Мернептахе. Стела, воздвигнутая в Честь победы этого фараона, уцелела до настоящего Времени и датируется 1220 г. до н.э. Надпись на ней сообщает, что он выиграл сражение за Синаём, в Ханаане, и называет побежденную сторону словом "Израиль".   На самом деле он вполне мог и не победить, так как фараоны зачастую представляют свои поражения и патовые ситуации как собственный триумф; однако ясно, что у него было какое то вооруженное столкновение с израильтянами за пределами его государственных границ, откуда следует, что к этому моменту израильтяне уже покинули Египет. Кстати, это – первое небиблейское упоминание Израиля. В сочетании с другими свидетельствами, например, расчётами, основанными на Первой книге Царств (глава 6) и Книге Судей (глава 11), Мы можем с достаточной уверенностью считать, что Исход произошёл в XIII веке до н.э. и завершился примерно к 1225 г. до н.э.   При чтении Книги Исхода наше воображение обычно занято египетской Чумой и прочими удивительными вещами, которые предшествовали побегу израильтян, так что Мы зачастую совершенно упускаем из виду тот факт, что речь идет о единственном в Древнем Мире случае успешного восстания и побега целого порабощенного народа. Это событие стало доминирующим в памяти израильтян, которые в нём участвовали. Для тех же, кто впоследствии слышал, а затем и читал о нём, Исход постепенно потеснил даже сам акт творения в качестве ключевого, центрального события еврейской Истории.   По-видимому, на границах Египта произошло что-то такое, что убедило свидетелей: сам Господь Бог вмешался непосредственно и решительно в их Судьбу. И то, как это было воспринято и отложилось в Сознании, заставляет поверить и последующие поколения: эта мощная и уникальная поддержка, оказанная им Богом – самое знаменательное событие в Истории народов. Несмотря на интенсивные многолетние исследования, Мы в действительности не имеем представления, где же именно рука Господа спасла Израиль от армии фараона. Наводят на размышления упоминания "Чермного (тростникового?) моря" или просто моря. Это может означать одно из соленых озер, или северный конец Суэцкого залива, или даже край залива Акаба; возможно также, что речь идет о так называемом Сербонском море (озере Сирбонис) в северном Синае, которое, в Сущности, является лагуной Средиземного моря.   Что Мы твердо знаём, это что граница была местами хорошо укреплена и контролировалась повсеместно. Эпизод, который спас израильтян от гнева фараона и который они считали проявлением божественного покровительства, был для них исполнен такого значения, что стал и для них, и для их потомков основой духовного существования. Спросите себя, – говорил им Моисей, – со дня сотворения Богом Человека "бывало ли что-нибудь такое, как сие великое дело, или слыхано ли подобное сему?" Или Бог когда либо раньше "покушался… взять Себе народ из среды другого народа казнями, знамениями и чудесами, и войною, и рукою крепкою, и мышцею высокою, и великими ужасами, как сделал для вас Господь, Бог ваш, в Египте пред глазами твоими"?   В Книге Исхода Бог сам указывает Моисею на чудесный характер этих деяний и объясняет их Связь с его дальнейшими видами на народ Израиля: "Вы видели, что Я сделал египтянам, и как Я носил вас как бы на орлиных крыльях, и принес вас к себе. Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов: ибо Моя вся земля; а вы будете у Меня царством священников и народом святым".Этому выдающемуся событию соответствовала и выдающаяся личность, возглавившая восстание израильтян. Моисей был ключевой фигурой в еврейской Истории, осью, вокруг которой все вращалось. Если Авраам был праотцом нации, то Моисей был созидательной силой, формировавшей её; именно под его руководством и благодаря ему они окончательно выделились в качестве народа, у которого имеется будущее. Моисей, подобно Иосифу, был образцом Еврея, но совершенно другого типа и намного более грандиозной фигурой.   Он Пророк и вождь; Человек решительного действия и необычной внешности, способный на страшный гнев и безжалостную решимость; но кроме того, он и Человек в высшей степени духовный, склонный к общению с Богом где-нибудь на Природе, а также видениям, прозрениям и Озарениям. Однако меньше всего его можно было бы назвать отшельником анахоретом; скорее он олицетворял собой активную духовную силу, Ненавидел Несправедливость, горячо стремился осуществить свою утопию. Это был не только посредник между Богом и Людьми, но и Человек, старавшийся обратить свой высший идеализм в практические государственные Труды, а благородные Идеи – в повседневные дела. А кроме того, он был ещё законотворцем и судьей, стремившимся облечь все стороны общественного и личного поведения в строгие рамки нравственности и тоталитарного Духа. Описывая его деятельность, Библия, в особенности Книги Исхода, Чисел и Второзакония, изображают Моисея неким гигантским сосудом, через который свет божественных Идей изливался в сердца и умы Людей.   Но Мы не можем не видеть, что Моисей был весьма оригинальной личностью, которая постепенно приобретала опыт, ужасный и облагораживающий одновременно, становясь мощной созидательной силой, способной перевернуть весь мир. Он брал обычные Идеи, которые бездумно принимались на Веру бесчисленными поколениями, и превращал их в нечто совершенно новое, что последовательно радикально преобразовало мир так, что возврата к прежнему уже не было. Он подтверждает факт, который всегда признавали великие историки и который сводился к следующему: Человечество совсем необязательно движется вперед маленькими шажками; иногда оно-делает огромный прыжок, побуждаемое энергией отдельной, но выдающейся личности. Вот почему утверждение Вельхаузена и его школы, что Моисей есть продукт позднейшего творчества, а свод его заповедей – изобретение неких жрецов в эпоху после Изгнания во второй половине первого тысячелетия до н.э. (точка зрения, которой и сейчас придерживаются некоторые историки), есть не что иное, как скептицизм, доведенный до фанатизма, и Насилие над летописью Человечества. Выдумать Моисея – задача, непосильная для человеческого ума, мощь его личности буквально насыщает страницы библейского повествования, где говорится о том, как он некогда вступил на стезю руководства разобщенным народом, который зачастую был не намного лучше испуганной Толпы.   Важно подчеркнуть, что при всем своем величии Моисей никоим образом не был сверхчеловеком. Еврейские писатели и мудрецы, борясь с сильной тенденцией древности обожествлять фигуры основоположников, зачастую лезли из кожи вон, чтобы подчеркнуть человеческие слабости и неудачи Моисея. Однако нужды в этом нет, все это и так читается в Тексте. Возможно, самая убедительная черта библейского портрета Моисея состоит в том, что он предстает перед Нами колеблющимся и неуверенным до Трусости, с ошибками и заблуждениями, да и просто глупостями. Он Временами раздражителен и, что ещё более замечательно, сам с горечью сознает свои недостатки. Довольно необычно слышать, как великий Человек признается: "Я тяжело говорю и косноязычен". Менее всего законотворцы и государственные деятели склонны признаваться в дефектах речи. И ещё больше потрясает образ Моисея как одинокого, отчаявшегося и обессилевшего Человека, согнувшегося под грузом ноши, которую он неохотно взвалил на себя и от которой мечтает освободиться. В главе 18 Исхода показано, как он добросовестно пытался судить народ, который шёл к нему со своими заботами с рассвета дотемна. Посетив Моисея, его тесть Иофор возмущенно спросил его: "Для чего ты сидишь один, а весь народ стоит пред тобою с утра до вечера?" Моисей устало отвечал: "Народ приходит ко мне просить суда у Бога.   Когда случается у них какое дело, они приходят ко мне, и я сужу между тем и другим, и объявляю уставы Божии и Законы его". На что Иофор отвечает: "Не хорошо это ты делаешь. Ты измучишь и себя и народ сей, который с тобою". И предлагает сформировать постоянно-действующий и обученный суд, и Моисей, будучи во многих отношениях Человеком скромным, готовым прислушаться к добрым советам, поступает так, как предлагает старый Человек. Для Моисея, как он изображен в Библии, характерна вызывающая симпатию смесь героического и человечного. Ему приходилось демонстрировать уверенность, за которой скрывались сомнения и даже растерянность. Положение обязывало его выглядеть всеведущим; чтобы не дать разбежаться своему народу, ему приходилось изрекать Истины громовым голосом и даже если он в чём то был не уверен, скрывать свои колебания. Отсюда суровость его облика, отсюда его лозунг: "Пусть гора преклонится перед Законом". Представляется вполне правдоподобным старинное предание, согласно которому Аарон пользовался намного большей популярностью, чем его великий брат: когда Аарон умер, рыдали все; Моисея же оплакивала лишь мужская половина.   В итоге благодаря Библии сегодняшние её читатели имеют гораздо более цельное представление о Моисее, чем его современники и современницы. Моисей был не только наиболее влиятельным Евреем в дохристианские времена; он был к тому же единственным из них, кто оставил существенный след в Древнем Мире. Греки почитали его наравне со своими Богами и героями, особенно Гермесом; его заслугой считали изобретение еврейской письменности, которая явилась предшественницей Финикийского письма и, соответственно, греческого. Эвполем называл его первым мудрецом в Истории Человечества. Артапан ставил ему в заслугу организацию египетской государственной Системы и изобретение различных боевых и промышленных механизмов. По мнению Аристобула, Гомер и Гесиод черпали свое вдохновение из его произведений, и многие древние авторы разделяли точку зрения, что Человечество в целом, и греческая Цивилизация в особенности, очень многим обязано его Идеям.   Неудивительно, что древнееврейские писатели отстаивали мнение, что Моисей – ведущий созидатель античной Культуры. Иосиф говорил, что именно он изобрел само слово "Закон", доселе неизвестное в греческом языке, и был первым законодателем во всемирной Истории. Филон обвинял философов и законодателей в заимствовании и даже присвоении его Идей, считая главными плагиаторами Гераклита и Платона. И совсем потрясающее заявление сделал писатель язычник Нумен из Апамеи (II век до н.э.), что, мол, Платон – это Моисей, который говорил по гречески. Древние авторы были не просто убеждены в существовании Моисея, но и считали его одним из тех, кто формировал ход всемирной Истории.   Однако среди писателей язычников сильна и тенденция, восходящая ко второй половине первого тысячелетия до н.э., что Моисей был некоей желчной личностью, создателем странной и антиобщественной Религии для узкого круга адептов. Его связывают с первыми всплесками систематического Антисемитизма. Гекатий из Абдеры (IV в. до н.э.), написавший Историю Египта (ныне утерянную), обвинял его в сектантском противопоставлении своих сторонников остальному Человечеству и ксенофобии. Мането (около 250 г. до н.э.) инициировал появление устойчивой легенды, согласно которой Моисей вовсе не Еврей, а египтянин, жрец отступник из Гелиополиса, который дал Евреям команду перебить всех египетских священных животных и установить чуждое стране правление. История о мятежном египетском жреце, возглавившем восстание отверженных, включая прокаженных и негров, легло в основу антисемитской "клеветы из Ура", которая в течение ряда столетий с завидным постоянством повторялась и приукрашивалась.   Она воспроизводится, в частности, дважды в антисемитских рассуждениях в письмах Карла Маркса Энгельсу. Удивительно, но Зигмунд Фрейд, совсем не Антисемит, опирается в своей последней работе "Моисей и Монотеизм" на Историю Монето о том, что Моисей был египтянином и жрецом, добавляя к этому обычные рассуждения насчёт того, что его религиозные Идеи произошли от монотеистического культа Солнца Эхнатона, а также много собственной псевдодокументальной ерунды. Где бы Моисей ни заимствовал свои Идеи, религиозные или правовые (которые были, разумеется, неразрывно связаны в его Сознании), он их взял только не в Египте. На самом деле деятельность Моисея была направлена на полное отрицание всего, на чем зиждился древний Египет. Как и в случае переселения с Авраамом из Ура и Харана в Ханаан, Мы ни в коем случае не Должны считать, что Исход израильтян из Египта был вызван исключительно экономическими побуждениями.   Это было не просто Спасение от тягот. В Библии имеются намеки на то, что эти трудности были вполне переносимы, поскольку моисеево племя имело возможность подкормиться из "египетских котлов с мясом". В целом жизнь в Египте во втором тысячелетии до н.э. была, как правило, более сносной, чем в любой другой части Ближнего Востока. И мотивы у Исхода были несомненно политические. В Египте израильтяне представляли собой значительное и довольно неудобное меньшинство, к тому же растущее численно. В самом начале Книги Исхода приводятся слова фараона, адресованные "своему народу", о том, что "народ сынов Израилевых многочислен и сильнее нас.   Перехитрим же его, чтобы он не размножался". Именно опасения египтян, как бы израильтяне не стали слишком многочисленны, были главным побудительным мотивом угнетения, которое специально было направлено на сокращение их числа. В Сущности, фараоново рабство было отдаленным, но зловещим предвосхищением гитлеровской программы рабского Труда и даже Холокоста; здесь просматривается много параллелей. Таким образом, Исход был актом политического самоопределения и сопротивления; но он был также, и прежде всего, религиозным актом. Дело в том, что израильтяне всегда были особыми, и египтяне видели их особость и боялись её.   Израильтяне отвергали весь запутанный египетский пантеон, весь Дух его, Смысл и символику, образовывавшие посвоему столь же энергичную и всепроникающую Систему, что и молодая Религия Израиля. Подобно-тому, как Авраам ощущал тупик, в который зашла Религия Ура, так и израильтяне со своим вождем Моисеем, который видел все это яснее остальных, считали мир египетских религиозных верований и Обрядов затхлым, невыносимым, отвратительным и зловещим. Уйти означало для них порвать не только с физическим рабством, но и с лишенной воздуха духовной тюрьмой: легкие израильтян в Египте жаждали жгучего кислорода Правды и образа жизни, который был бы чище, свободнее и более ответственен. Египетская Цивилизация была очень древней и очень в чём то детской; побег от неё израильтян был заявкой на взрослость.   В этом процессе взросления израильтяне действовали, по большому счету, не только во имя себя, но и во имя всего будущего Человечества. Переход к Монотеизму, и даже не просто к Монотеизму, а к единому и всемогущему Богу, означал одновременно переход к новым этическим принципам и методичному приложению их к человеческим существам. Все это вместе ознаменовало один из великих поворотных моментов в Истории, возможно самый великий. Степень его величия можно оценить, рассматривая взгляд на мир египтян, который отвергался израильтянами. Египтяне были чрезвычайно умелыми ремесленниками и обладали безукоризненным художественным вкусом, но их интеллектуальные позиции были предельно устаревшими. Для них было трудно, если вообще возможно, восприятие общих понятий. Им было чуждо ощущение кумулятивного характера Времени, как противоположности повторяющимся его проявлениям; поэтому они лишены были ощущения Истории, им было чуждо понятие поступательного прогресса. Их понятия о концептуальных различиях между жизнью и Смертью, между миром Людей, животных и растений носили достаточно зыбкий, смутный характер.   Их верования были ближе к циклическим и анимистическим Религиям Востока и Африки, чем к тому, что Мы привыкли называть Религией на Западе. Для них небо и земля отличались количественно, но не качественно, причём небо управлялось царем, в котором воплощался создатель, а земным воплощением которого был фараон. И небесное и земное царства были имманентно стабильны и статичны, а любое изменение считалось Ересью и злом. Характерным для этого статичного Общества было отсутствие понятия безличного, неперсонифицированного Закона, а потому там отсутствовали кодексы Законов, не говоря уже про их письменную форму. Фараон считался источником и господином Законов, и его судьи (а суды, конечно, там существовали) собирались по его желанию, дабы претворять в жизнь его произвольные суждения. В Культурах Месопотамии III II тысячелетий до н.э. взгляд на мир отличался от описанного выше коренным образом.   Он был намного динамичнее, но и в то же Время запутаннее. Они отвергали понятие единого бога как высшего источника Власти. В отличие от египтян, которые постоянно добавляли новых Богов в свой пантеон по мере появления теологических трудностей, они верили, что все основные Боги уже созданы. Сообщество этих Богов осуществляло верховную Власть над миром, выбирало главу пантеона (такого, как Мардук) и, если считало это целесообразным, даровало отдельным Людям Бессмертие. Таким образом, небо все Время находилось в некоем состоянии беспокойства, подобно человеческому Обществу. В Сущности, каждое из Обществ являлось аналогом другого, причём связующим их звеном служил зиггурат. Земной монарх не считался божеством – на этом этапе Общества Месопотамии редко верили в богоцарей; не был он и абсолютным монархом. Считалось, что он подотчетен Богам. Монарх не мог произвольно ввести или ликвидировать какой либо Закон. Фактически личность находилась под защитой космического Закона, который считался неизменным. Динамичные, и потому не противоречащие развитию и прогрессу, Идеи месопотамского Общества были предпочтительнее египетской мертворожденности. Они сулили надежду в противоположность безнадежности и фатализму афро азиатских норм, характерным примером которых был Египет.   В то Время как пирамида была гробницей богоцаря, Храм зиггурат был живой Связью между землей и небом. С другой стороны, эти Идеи не обеспечивали этической основы для жизни, и их результатом была значительная неопределенность при попытке оценить, в Пользу чего настроены Боги или чего они хотят. Их радость и гнев были произвольны и необъяснимы. Человек бесконечно и вслепую пытался умилостивить их жертвами. В одном очень важном отношении эти месопотамские Общества, расширявшиеся в западном направлении, становились все более и более изощренными: они развивали письменность, и их письмена были намного более эффективны, чем египетские иероглифы и их производные. Сами племена справедливо считали это изобретение источником своей мощи. Они полагали, что, записав Закон, вы увеличиваете его силу и делаете его магическим.   Начиная с конца третьего тысячелетия правовые Системы становились сложнее и насыщеннее и находили свое отражение не только в массиве юридических документов, но и в сводах Законов. Распространение аккадского (ассиро вавилонского) письма и языка побуждало формировать своды Законов правителей столь удаленных друг от друга Государств, как Элам и Анатолия, среди хурриев и хиттитов, в Угарите и на литорали Средиземного моря. Самый ранний вариант свода Законов Моисея, который, как Мы предполагаем, был провозглашен около 1250 г. до н.э., являлся частью ещё более древней Системы. Первый свод, обнаруженный среди Текстов Музея Древнего Востока в Стамбуле, датируемый примерно 2050 г. до н.э., является детищем Ур Намму, "царя Шумера и Аккада", Третьей династии Ура. Помимо всего прочего, он провозглашает, что на царство Ур Намму был избран богом Нанной, после чего освободился от нечестных чиновников и установил правильную Систему мер и весов. Авраам был наверняка знаком с его положениями.   Другой свод, с которым Авраам также мог быть знаком, восходит примерно к 1920 г. до н.э.: это две таблетки, находящиеся в Иракском музее, которые были составлены на аккадском языке в древнем царстве Эшнуна и содержат шесть десятков Законов, сформулированных богом Тискпаком, который донес их до Людей через посредничество местного царя. Гораздо более содержательными являются таблетки начала XIX века до н.э., основная часть которых хранится в Пенсильванском университете, где излагается свод Законов царя Липт Ишрара из Иди, написанный, подобно Ур Намму, на шумерском языке. Наиболее же впечатляющим из всех является свод Законов Хаммурапи, записанный на аккадском языке на двухметровой диоритовой плите, найденный в 1901 г. в Сузе, к востоку от Вавилона и хранящийся в Лувре; датируется 1728–1686 гг. до н.э. Среди более поздних сводов Законов отметим среднеассирийские глиняные таблички, вырытые немецкими археологами перед Первой мировой войной в Калат Шергате (древний Ашур), которые предположительно восходят к XV веку до н.э. и, видимо, ближе всего по Времени к Законам Моисея.   Видно, что, собирая и составляя кодекс Законов Израиля, Моисей имел возможность опираться на довольно большое количество примеров законодательных сводов. Он вырос при дворе, был грамотен. Запечатлеть Закон в письменной форме, высечь его на камне – все это было частью акта освобождения от Египта, где, по существу, отсутствовала четкая правовая Система, и перемещение оттуда в Азию, где уже существовала законотворческая Традиция. Но, хотя в некотором Смысле свод Моисея явился частью ближневосточной Традиции, его отличия от других древних кодексов настолько многочисленны и фундаментальны, что он представляется чем то совершенно новым. Во первых, хотя Утверждалось, что остальные кодексы выпущены Богом, они были изложены и преподнесены от имени конкретных царей, как например, Халмурапи или Иштар; поэтому они поддаются переработке, изменениям и вообще носят светский характер. В то же Время согласно Библии авторство Законов, изложенных в Пятикнижии, принадлежит исключительно самому Богу, а потому ни одному израильскому царю и непозволительно было, да и не приходило в голову, издать собственный свод Законов.   Моисей (а впоследствии и Езекиль, продолживший законодательные реформы) был Пророком, а не царем, занимался не творением, а передачей Законов. Неудивительно, что в его кодексе не делается различия между Законом религиозным и светским (они просто совпадают), между Законами гражданскими, уголовными и моральными. Эта неразделимость имеет важные практические последствия. Согласно Духу Законов Моисея, все их нарушения оскорбляют Бога. Всякое преступление есть Грех, всякий Грех – преступление. Нарушения Законов носят абсолютный характер, и не во Власти Человека помиловать или сделать для кого либо исключение. Возмещение убытков, понесенных пострадавшим смертным, является недостаточным; компенсации требует и Бог, а это сопряжено с суровым наказанием. Большинство сводов Законов Древнего Ближнего Востока посвящено проблемам собственности, причём сами Люди в некотором Смысле представляются собственностью, стоимость которой поддается оценке. Кодекс Моисея ориентирован на Бога. Например, в других кодексах обманутый муж может простить неверную жену и её любовника.   Напротив, кодекс Моисея требует предания обоих Смерти. Так же, если другие кодексы предусматривают монаршее право помиловать даже в случае убийства, Библия подобное право отвергает, равно как и право богатого Человека откупиться от возмездия денежным штрафом; она требует казни за убийство, даже если убит "всего лишь" слуга или раб. Существует и ряд других преступлений, когда гнев господень настолько велик, что никакой денежной компенсации недостаточно. В тех же случаях, когда убийство, телесное повреждение или иное прегрешение носят неумышленный характер, Бог считается менее оскорбленным, и по Закону возможна компенсация. Преступивший Закон тогда "Должен заплатить столько, сколько назначат судьи". В соответствии с кодексом Моисея такой подход возможен, например, если Мужчина ударит Женщину и у неё случится выкидыш либо если чья либо Смерть явится результатом неосторожности. Во всех более легких случаях следует руководствоваться принципом "око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за ногу"; этот принцип часто понимается буквально, на самом же деле он означает необходимость строгой компенсации за телесные повреждения.   С другой стороны, когда имеет место телесное повреждение как результат преступной неосторожности, вступает с силу уголовная ответственность. Так, если бык забодает Человека досмерти, быка просто конфискуют, а его хозяин наказанию не подлежит; если же хозяин знал, что его животное опасно, но не принял необходимых мер, в результате чего погиб Человек, то хозяин подлежит смертной казни. Последнее положение, известное под названием "Закон о бодающемся быке", свидетельствует о том, сколь большое значение придает кодекс Моисея человеческой жизни. Здесь, разумеется, заключен парадокс, как, впрочем, и во всех случаях применения смертной казни. Согласно теологии Моисея Человек сотворен по образу Бога, в Связи с чем его жизнь не просто драгоценна – она священна. Убить Человека – совершить преступление против Бога, притом настолько тяжелое, что за него полагается высшая мера наказания, то есть своего рода конфискация, отъятие жизни; денежного штрафа здесь недостаточно.   Таким образом, ужасный факт Смерти призван подчеркнуть святость человеческой жизни! В итоге согласно Закону Моисея встретили свою Смерть многие Мужчины и Женщины, которые в соответствии со светскими Законами окружающих Государств могли бы отделаться выплатой компенсации пострадавшим или их семьям. В результате той же аксиомы верно и прямо противоположное: там, где другие кодексы предусматривают смертную казнь за преступления против собственности, например, за грабеж во Время пожара, кражу со взломом, ночное нарушение неприкосновенности жилища либо похищение жены, в кодексе Моисея о таком наказании речь не идет.   По сравнению с нарушением прав собственности жизнь Человека слишком священна. Кодекс также отвергает Искупление чужой вины: за преступления родителей нельзя казнить их сыновей или дочерей, за преступление мужа нельзя заставить жену заняться проституцией. Более того, не только человеческая жизнь является священной; ценной является и личность Человека, воплощающая образ Божий. Если, например, среднеассирийский кодекс предусматривает ряд жестоких физических наказаний, включая уродование лица, кастрацию, сажание на кол, забивание досмерти, то кодекс Моисея относится к Телу с уважением, сводя жестокость к минимуму. Порка ограничена сорока ударами и Должна выполняться "перед лицом судьи", иначе "если ты превысишь эту меру и нанесешь ему ударов более положенного, то отвратится от тебя брат твой".   Фактически кодекс Моисея был намного гуманнее любого другого, поскольку, будучи богоцентрированным, он автоматически ставит в центр всего и Человека. Сердцевиной кодекса Моисея является Декалог, Десять Заповедей, где собраны заявления Бога в изложении Моисея (Второзаконие, главы 4, 5). Предполагаемые первоначальные формулировки этих заповедей приведены в Книге Исхода, гл. 20. В этих Текстах имеется целый ряд неясностей. Складывается впечатление, что в первоначальном виде заповеди были проще, лаконичнее и только позднее усложнились. Была сделана попытка реконструировать первичную их формулировку, данную Моисеем. В этом виде они распадаются на три группы: заповеди с первой по четвертую посвящены взаимоотношениям между Богом и Человеком, с шестой по десятую – между Людьми, а пятая выполняет роль моста между этими группами и говорит о родителях и детях.   В итоге Мы получаем следующее: "Я, Яхве, твой Бог, и ты не Должен иметь других Богов; ты не Должен сотворить себе кумира (идола); ты не Должен всуе употреблять имя Яхве; чти субботу; почитай своего отца и мать; не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не Лжесвидетельствуй; не желай чужого". Некоторые из этих этических правил были присущи и другим ближневосточным Цивилизациям; существует, например, египетский документ, известный под названием "Заявление о невиновности", в котором Душа умершего на Последнем Суде перечисляет проступки, которых она не совершала. Однако в обстоятельном своде правил, регламентирующих взаимоотношения Человека с Богом, которые предлагались народу, принимались им и были запечатлены в его сердцах, в античном мире не было ничего, что могло хотя бы отдаленно сравниться с Десятью Заповедями.   Декалог лег в основу Завета, соглашения с Богом, которое было первоначально заключено Авраамом, возобновлено Иаковом и ещё раз возобновлено-торжественно и публично Моисеем и всем народом. Современные исследования показывают, что завет Моисея, кратко сформулированный в главах 19-24 Книги Исхода и более обстоятельно в Книге Второзакония, изложен в форме древнего ближневосточного договора, вроде-того, который был заключен гиттитами. В его состав входит некое историческое введение, изложены цели и существо предприятия, перечислены высокие свидетели и предполагаемые выгоды, собственно Текст и место хранения табличек, на которых он записан. Однако завет Моисея уникален в том Смысле, что это договор не между Государствами, а между Богом и народом. Фактически это союз, в результате которого произошло слияние интересов израильского Общества и Бога, которого в обмен на защиту и процветание это Общество восприняло в качестве тоталитарного правителя, чьи желания определяют все стороны жизни этого Общества. Таким образом, Десять Заповедей становятся сердцевиной сложного свода божественных Законов, изложенных в Книгах Исхода, Второзакония и Чисел. На закате Древнего Мира ученые иудаисты свели эти Законы в Систему из 613 заповедей, содержащую 248 предписаний и 365 запретов. Эта правовая Система касается множества вопросов.   Очевидно, что далеко не вся она датируется эпохой Моисея; однозначно это можно утверждать разве что о форме изложения, в которой она дошла до нас. Часть этого материала связана, например, с оседлым земледелием и относится, по всей видимости, к периоду, последовавшему за завоеванием Ханаана. Можно предположить, что она прямо заимствована из ханаанского Закона, а в конечном счёте восходит к шумерским, вавилонским, ассирийским и хеттским источникам. Однако к этому Времени у израильтян уже сформировалось правовое Сознание, и они были вполне способны как формулировать новые законоположения, так и творчески перерабатывать те, что они заимствовали у соседей. Старую теорию о том, что возникновение основной Массы материала в кодексе Моисея относится ко Времени после Изгнания, следует в настоящее Время отвергнуть. Книга Левит, посвященная в основном ритуально техническим вопросам и обеспечивающая правовую основу организации религиозной и гражданской жизни израильтян, прекрасно сопостовима с тем, что Мы знаём о политической Истории израильтян в XIII XII вв. до н.э.   То же можно сказать о Второзаконии, которое является популярным изложением священных Текстов Левита. Этот материал касается таких вопросов, как диета, медицина, содержит элементарные сведения о Науке и профессиональной деятельности, а также о юриспруденции. Значительная часть его вполне оригинальна, но весь он в целом согласуется с внебиблейскими источниками, посвященными тем же вопросам, которые были составлены на Ближнем Востоке в позднебронзовую эпоху или уже столетиями существовали к этому Времени. Хотя в целом израильтяне Времён Моисея были типичными представителями эпохи, Мы можем наблюдать зарождение заметных отличий. Так, Законы Моисея весьма строги в сексуальных вопросах. Для сравнения: Законы Угарита, изложенные в табличках Рас Шамра, допускали в определенных обстоятельствах внебрачную Связь, прелюбодеяние, разврат, кровосмешение.   Хетты допускали определенные формы разврата, но не разрешали кровосмешения. Египтяне считали кровное родство не особенно существенным обстоятельством. Израильтянам же, напротив, запрещали все внебрачные формы секса, и у них имелся список степеней родства, препятствовавших вступлению в Брак. Израильтяне, по-видимому, заимствовали часть своих гастрономических ограничений у египтян, но имелось и много различий. Тем и другим было запрещено употреблять в пищу обитателей моря без плавников и чешуи. Впрочем, благочестивые египтяне вообще не ели рыбы. С другой стороны, они могли есть (и ели) различную водоплавающую дичь, что израильтянам возбранялось. Но и тем и другим можно было есть голубей, горлиц, гусей и другую домашнюю птицу, а также куропаток и перепелок. Надо сказать, что большинство правил, установленных Моисеем, базируется скорее на некоей научной основе, чем на предрассудках.   Употребление в пищу хищников считалось рискованным, а потому запрещалось; к "чистым" животным относились в основном травоядные, копытные и жвачные: муфлоны, антилопы, косули, горные козлы, лани и газели. Свиньи подпадали под запрет, поскольку, будучи носителями паразитов, могли при недостаточной тепловой обработке представлять опасность. Израильтяне не склонны были трогать птиц и животных, питающихся падалью. Верблюда они считали "нечистым", поскольку он – ценное животное. Что труднее понять, так это почему у них существовал запрет на зайцев и кроликов. В вопросах гигиены израильские Законы обычно продолжали египетские Традиции.   В материалах, связанных с Моисеем, содержится довольно много медицинских Знаний, и значительная их часть пришла из Египта, где медицинские Традиции восходят по крайней мере к Имхотепу (около 2650 г. до н.э.). Четыре важнейших египетских папируса с медицинской тематикой даже в виде копий, которыми Мы располагаем, старше или примерно-того же возраста, что эпоха Моисея. Медицинский опыт часто фигурирует в древних сводах Законов второго тысячелетия до н.э., например, в Законах Хаммурапи, написанных за 500 лет до Моисея. Однако отметим, что знаменитый раздел Библии, посвященный проказе, где формируются обязанности специальной категории жрецов в области диагностики и терапии, является уникальным.   Уникальным считается и пристрастие израильтян к Обрезанию, хотя к моисеевым Временам этот обычай обладал уже древней Историей. Эта практика не встречалась ни у ханаанитов, ни у Филистимлян, ни у ассирийцев и вавилонян. Зато она была распространена у эдомитов, моабитов и аммонитов, а также египтян. Но ни одна из этих наций не придавала этому обычаю какого-то особого значения, и создавалось впечатление, что во втором тысячелетии до н.э. он постепенно отмирал. Это подтверждает древность израильского обычая, который впервые упоминается как составная часть авраамого завета, им осуществленная.   По мнению выдающегося французского ученого Пэра де Во первоначально израильтяне пользовались этим приёмом во Время Обряда инициации, предшествующего вступлению в Брак. В таком виде этот обычай был типичен для древних сообществ, и соответствующая операция производилась в возрасте около тринадцати лет. Однако сын Моисея был обрезан его матерью Сепфорой при рождении (Исход, гл. 4), после чего Моисеем было установлено, что церемониальное удаление крайней плоти Должно производиться на восьмой день после рождения (Левит, гл. 12).   Таким образом, израильтяне отделили этот обычай от вступления Мужчин в пору зрелости и в соответствии с привычкой придавать своим обычаям историческое значение сделали его неотъемлемым символом исторического завета и принадлежности к избранной нации. Отметим, что согласно Традиции, которая повелась ещё от Авраама, для операции следовало использовать кремневый нож. Обычай сохранялся даже после того, как его перестали соблюдать другие древние народы, в качестве символа единства между народом и его Верой. Стремление показать, что Евреи отличаются от всех прочих, иронизировал Тацит, было при этом, конечно, не единственным мотивом, но все же имело место, что в свою очередь использовалось в качестве одного из элементов растущего Антисемитизма. Суббота – другое великое и древнее установление, отличавшее израильтян от иных народов, также явившееся зерном будущей непопулярности.   Сама Идея была, по-видимому, заимствована из вавилонской астрономии; что же касается её логического обоснования, то в Книгах Исхода и Второзакония неоднократно говорится, что Смысл её состоит в том, чтобы увековечить отдых Бога после творения, освобождение Израиля от египетского рабства и необходимости давать переодическую передышку трудящимся, особенно рабам и рабочей скотине. Этот выходной день – один из крупнейших вкладов Евреев в Систему отдыха и развлечения Человечества. Однако этот день отдыха был ещё и духовным праздником, который олицетворял в народных умах избранность нации, так что в конце концов Господь объяснил Иезекиилю, что Смысл Субботы в том, что Евреи отличались от всех прочих: "Дал им также Субботы мои, чтоб они были знамением между Мною и ими, чтобы знали, что Я – Господь, освящающий их". И это обстоятельство также сыграло роль кирпичика в фундаменте представлений других народов о том, что Евреи высокомерно относятся к остальному Человечеству. В это Время (около 1250 г. до н.э.) полным ходом шёл уже процесс дифференциации Евреев с другими народами, и, надо сказать, что духовно в некоторых отношениях они опережали свою эпоху.   Но в целом в сравнении с наиболее развитыми нациями они были достаточно примитивным народом. Даже в духовной жизни у них сохранилось много отсталого, причём столетиями. Любопытно, что при всем своем историзме и правовом Сознании они цеплялись за старые предрассудки и узаконивали их. Отсюда многие запреты в области интимной жизни, крови и дел военных. Вера в колдовство была повсеместной и официально санкционированной. Моисей не только беседовал с Богом с глазу на глаз и присутствовал при невероятных чудесах, но также и собственноручно совершал разные магические фокусы. Трюки с превращением посохов и жезлов в змей были в древности любимыми в ближневосточной магии. Они стали и неотъемлемой частью израильской Религии, будучи освящены со Времён Моисея и Аарона. Первые Пророки часто таскали с собой всякого рода магический инвентарь, да, собственно, от них этого и ждали.   Мы можем прочитать о волшебных плащах и мантиях вроде тех, что носил Илия и унаследовал Илиша. Седекия сделал себе пару магических железных рогов. Самсон демонстрировал, что сила заключена в волосах; в дальнейшем отражением этого явилась ритуальная тонзура. Пророки вводили себя в состояние Экстаза, и не исключено, что пользовались для пущего впечатления ладаном и наркотиками. В одной единственной книге Библии перечисляются следующие виды фокусов чудес: с магнитом, с водой, вызывание болезни, её излечение, применение противоядия, оживление, вызывание удара молнии, расширение кувшина с маслом и кормление целой Толпы. Тем не менее, израильтяне были первым народом, который пытался систематически давать обоснование религиозных вопросов. Со Времён Моисея и по сегодняшний день Рационализм является одним из центральных элементов иудаистской Веры.   В каком-то Смысле он может считаться самым центральным, ибо Монотеизм в основе своей также есть некая Рационализация. Если существует сверхъестественная внеземная сила, то как она может исходить из лесов и источников, рек и скал? Если движение Солнца, Луны и звезд может быть предсказано и измерено, и, значит, повинуется регулярным Законам, то как они могут быть источником сверхъестественной Власти, поскольку сами явно являются частью Природы?! Откуда же исходит эта самая Власть? Не логично ли, по мере того как Человек начинает распоряжаться Природой, живой и неживой, представлять эту Власть исходящей от личности, а следовательно, живой?   Но если Бог существует, как может его Власть делиться произвольно и неравномерно среди пантеона божков? Идея ограниченного в своих возможностях бога несёт в себе противоречие. Если к вопросу о высшей силе подходить с позиций Логики, то Идея единого, всемогущего Бога личности, который, будучи бесконечно более могучим и добродетельным, чем Человек, неуклонно руководствуется в своих делах Системой этических принципов, вытекает отсюда сама собой. С высоты двадцатого века Мы видим, что Иудаизм – наиболее консервативная из всех Религий. Однако в момент возникновения Иудаизм был наиболее революционной Религией. С этического Монотеизма начался процесс разрушения античного мира.   Получив в свое распоряжение концепцию единого всемогущего Бога, израильтяне справедливо сделали вывод, что он не может быть, в отличие от языческих Богов, частью мира и даже всем миром; он не есть одна из сил, на которых зиждется вселенная, и даже их совокупность. Его масштабы неимоверно грандиознее, ибо вся вселенная – его творение. Таким образом, израильтяне наделяли своего Бога гораздо большей мощью и сильнее дистанцировались от него, чем это делала любая другая Религия древности. Бог есть причина всего, от землетрясений до политических и военных катаклизмов. В мире нет иного источника Власти, Бог управляет даже демонами, причём божественная Власть уникальна, едина и неделима. И, поскольку Бог не просто больше всего мира, но даже бесконечно больше, всякая попытка представить его абсурдна. А потому пытаться изобразить его равносильно оскорблению.   Запрет на изображение Бога хотя и не столь древний, как Религия израильтян, но имеет достаточно почтенный возраст и возник вскоре после того, как установился культ Монотеизма. Он стал яростным символом религиозных пуритан Фундаменталистов, который им оказалось труднее всего внушить нации в целом. Он стал и наиболее очевидным, зримым отличием Религии израильтян и всех прочих народов, догмой, которой весь мир сопротивляется наиболее энергично: ведь из него следовало, что правоверные израильтяне, а позднее Евреи, не могли уважать чужих Богов.   Отсюда, кстати, вытекала не только исключительность израильтян, но и их агрессивность, так как их учили не только не чтить изображений Богов, но и уничтожать их:"Жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, вырубите священные рощи их. Ибо ты не Должен поклоняться богу иному, кроме Господа; потому что имя Его – "ревнитель"; Он – Бог ревнитель. Не вступай в союз с жителями-той земли, чтобы, когда они будут блудодействовать вслед Богов своих и приносить жертвы Богам своим, не пригласили и тебя, и ты не вкусил бы жертвы их. И не бери из дочерей их жён сынам своим, дабы дочери их, блудодействуя вслед Богов своих, не ввели и сынов твоих в блужение вслед Богов своих".   Этот отрывок из Исхода отражает ужасный Страх и фанатизм. Кстати, израильтяне ошибались, предполагая (если только они действительно предполагали), что использование изображения бога есть признак религиозного инфантилизма. Большинство ближневосточных Религий древности вовсе не считали идолов из дерева, камня или бронзы собственно Богами. Они считали их удобным средством, при помощи которого рядовые, простые верующие могли зрительно представить себе божество и осуществить с ним духовный контакт. Это всегда служило в римско католической Церкви оправданием для использования изображений, причём не только Бога, но и святых. Порывая с язычеством, израильтяне, конечно, справедливо проводили линию на большую интеллектуализацию божества, двигаясь в сторону абстракции.   Это было составной частью их религиозной Революции. Но интеллектуализация – процесс трудный, и израильтяне зачастую привлекали себе на помощь словесный портрет божества. В Библии антропоморфизм Бога встречается постоянно. Есть и ещё  противоречие. Как может быть Человек создан по образу и подобию Божьему, если образ Бога невообразим и потому находится под запретом?В то же Время Идея Человека, задуманного по божественному образцу, является столь же ключевой в Религии, что и запрет идолов кумиров. В каком-то Смысле на ней базируется религиозная Мораль, целая структура основополагающих принципов. Ведь если Человек олицетворяет образ Божий, то он и принадлежит Богу; эта концепция позволяет Человеку усвоить, что он не является полноценным и постоянным владельцем даже самого себя, не говоря уже о чем нибудь ещё, что досталось ему от щедрот Господних. Тело находится в его временном пользовании, и он отвечает перед Богом за все, что он с ним и при его помощи делает. Но из того же принципа следует, что к телесной оболочке Человека следует относиться с почетом и уважением.   У этой оболочки существуют неотъемлемые права. На самом деле кодекс Моисея представляет собой свод не только обязанностей и запретов, но и прав, хотя и в эмбриональной форме. Более того: кодекс – простейшая декларация равенства. По образу Божьему создан не только Человек вообще как категория; то же можно сказать и про всех Людей по отдельности. В этом Смысле все они равны, причём это равенство не отвлеченно умозрительное. Оно реально во вполне практическом Смысле: все израильтяне равны перед Богом, а потому равны и перед Законом. Справедливость существует для всех, какие бы ни существовали формы неравенства.   В кодексе Моисея в явной и скрытой форме фигурируют различные виды привилегий, однако по основополагающим вопросам они не дают преимущества какой либо категории верующих. Принятие завета – дело всех; это популярное, даже демократическое решение. Таким образом, израильтяне создавали новый тип Общества. Позднее Иосиф пользовался термином "теократия", определяя её следующим образом: "весь суверенитет находится в руках Бога". Мудрецы называли это "взвалить на себя ярмо царства небесного". У израильтян могли быть должностные лица различной иерархии, но правили они "по доверенности", ибо Бог создал Закон и постоянно вмешивался, чтобы обеспечить его соблюдение. Тот факт, что правит Бог, фактически означает, что правит Закон. И поскольку все несли равную ответственность перед Законом, Система впервые позволила реализовать на практике двойное преимущество принципа, в соответствии с которым Обществом правит Закон и все перед ним равны.   Филон называл это "Демократией", считая её "лучшей из конституций, обеспечивающих законопослушность". Однако он не понимал под Демократией Власть всего народа; он определял её как форму правления, которая "уважает равенство и имеет Закон и Справедливость для правящих". Пожалуй, еврейскую Систему точнее было бы назвать "демократической теократией"; в Сущности, именно ею она и была. В эпоху Моисея израильтяне укрепляли и развивали тенденцию, о которой Мы уже говорили, что она являлась Подрывной с точки зрения существовавшего строя.   Они были угнетенным народом, который поднялся против своего египетского владыки, олицетворявшего самую древнюю и автократическую монархию в мире. Они удалились в пустыню, где обрели свои Законы, собравшись на склоне горы (а не в каком либо давно сформировавшемся городе), обрели их от неистового вождя, который не потрудился даже провозгласить себя царем.   Нам не известно-точное расположение моисеевой горы Синай. Не исключено, что это какой либо из действующих вулканов. Нынешний Синайский монастырь всегда был христианским; он наверняка не моложе IV века н.э., а может быть, ещё на пару веков старше. Но даже и в этом случае он возник через 1450 лет после того, как Моисей спустился с этой горы. Представляется вероятным, что, после того как израильтяне осели в Ханаане, гора Синай для нескольких поколений оставалась местом паломничества. Однако Традиция постепенно иссякла, место было забыто и вряд ли ранние христиане пришли именно сюда. Тем не менее, это полное драматизма место со всей его яростной и ужасной красотой полно своеобразного поэтического очарования. Это прекрасная декорация для акта, которым начинается формирование революционного народа, не признававшего современных ему городов, Власти и богатства и способного осознать, что возможен уровень Морали выше, чем в окружающем мире.   Позднее в словах, исполненных драматизма, Моисей выразил еврейское чувство предельной беспомощности страждущего слуги Господня, который Должен в конечном итоге победить; и ещё позднее еврейский сектант Святой Павел вопрошал: "Не Господь ли обратил в глупость Мудрость мира?" и цитировал Священное Писание: Ибо написано: "погублю Мудрость мудрецов, и Разум разумных отвергну". Но весна этой Традиции пришлась на Синай. С их большим опытом пришёльцев и поселенцев для израильтян Исход из Египта и блуждания в пустыне и горной стране Синай не представляли ничего особенно нового. Однако этот эпизод, продолжительностью около полувека, в их глазах подтверждал их уникальность, парадоксальность и обособленность. Достойно удивления, как отмечал еврейский историк Сало Барон, что Бог, которому они поклонялись, несмотря на свое явление на горе Синай, оставался Вездесущим, как во времена Авраама: то он поселился в ковчеге, своего рода большой и сложной конуре, то присутствовал в шатре, то действовал, оказывая влияние на результат жребия.   Это понятие блуждающейся сути существовало уже во времена Храма, и Идея, что у Бога нет постоянного места пребывания, легко возобновилась после падения Храма и была впоследствии повсеместно принята в Иудаизме. Она довольно естественно вписывается в еврейские понятия универсального, Вездесущего, но невидимого Бога. Она также отражает уникальную приспособляемость нации, потрясающую её способность быстро пускать корни, выдергивать их и затем укореняться на новом месте, достойное восхищения упорство в достижении цели независимо от окружения. Как писал Барон, "краеугольным камнем еврейской Веры и практики была скорее религиозная и этническая мощь их стойкости, чем политическая мощь экспансии и завоеваний".   Тем не менее, необходимо вновь подчеркнуть, что израильтяне, хотя и не были слишком усидчивыми, все же не являлись пустынными кочевниками ни по своей Природе, ни по склонности. Даже их бродяжничество по Синаю не носило по настоящему кочевого характера. Основная часть рассказов об Исходе, охватывающих промежуток в тридцать семь лет, концентрируется вокруг завоевания Кадеша (Кадеса), который был богат, в том числе и водой, и принадлежал амалекитянам. Были попытки идентифицировать и некоторые другие географические пункты, фигурирующие в Исходе. Однако все эти часто предпринимаемые (и, разумеется, интересные) попытки воспроизвести на карте синайский маршрут – всего лишь догадки.   Существует интересная гипотеза, что племя левитян, к которому принадлежал сам Моисей и которое вскоре стало претендовать на исключительное право быть священнослужителями, первым поселилось в Кадеше и выработало новую Религию. Другие племена к этому Времени уже были в Ханаане. Последними пробились в Землю Обетованную племя Иосифа (из Египта) и кадешские левитяне, которым Моисей уготовил Судьбу быть инструментом яростного насаждения культа Яхве. Под их динамичным напором возникло новое израильское Общество, катализатором чего послужила Религия. Все это возможно, но, увы, недоказуемо.   Начиная с момента прихода в Ханаан и последующего его завоевания историческая картина начинает все более и более проясняться, тем более что все новые археологические открытия подтверждают и дополняют библейские записи. Книгу Иисуса Навина, прозванного впоследствии первым великим полководцем израильтян, можно считать в основном историческим документом, хотя и с важными оговорками. Иисус, сын Навин из племени Эфраима, возглавлял у Моисея службу безопасности; на Синае он был его телохранителем и командовал охраной его шатра. Его военная репутация возникла в результате отчаянной схватки с бандой шейха Амалика, на которую наткнулись в Рефидиме во Время странствий по пустыне. Моисей приказал Иисусу "пойти сразиться амаликитянами", сам же он стоял "на вершине холма с жезлом Божьим в руке".   Аарон и Ор поддерживали руки престарелого Пророка, воодушевляя воинов, "и были руки его подняты до захождения солнца". "И низложил Иисус Амалика и народ его остриём меча". Перед своей Смертью Моисей передал Власть Иисусу, "поставив его… пред всем Обществом" на торжественной публичной Церемонии. Этот акт сделал его одновременно Пророком и военачальником: "И Иисус, сын Навин, исполнился Духа премудрости, потому что Моисей возложил на него руки свои". Так Иисус начал и в значительной степени осуществил завоевание Ханаана. Возможно, он командовал не всеми израильтянами, по крайней мере, вначале. Он не проводил полномасштабного вторжения. Большая часть колонизации происходила в результате инфильтрации либо укрепления положения вассальных племен, которые, как Мы видели, закрепились в таких городах, как Шехем. Но случались и многочисленные стычки и длительные осады.   Технически Цивилизация жителей Ханаана находилась на более высоком уровне, чем у израильтян, и обладала гораздо более совершенным оружием и городами с прочными каменными постройками. В израильском завоевании есть некая атмосфера безрассудства, и это помогает объяснить, почему израильтяне были так безжалостны при взятии городов. Первым городом, павшим после форсирования реки Иордан, был Иерихон, один из древнейших городов мира. Раскопки Кетлин Кеньон и радиоуглеродная датировка показывают, что его основание восходит к седьмому тысячелетию до н.э. В раннюю и среднюю бронзовую эпоху он обладал мощными каменными стенами; описание мощи его обороны относится к наиболее ярким страницам Библии. Генерал Пророк Иисус приказал священникам носить вокруг города ковчег завета Господня в сопровождении трубачей. Это хождение с трубами из бараньих рогов продолжалось в течение шести дней; на седьмой день, "когда в седьмой раз священники трубили трубами", он отдал команду всем своим Людям: "Воскликните, ибо Господь передал вам город". Народ воскликнул "громким голосом", и обрушилась стена города до основания, и "народ пошёл в город".   В результате значительной эрозии обломков стен исследования Кеньон не смогли установить, каким способом были разрушены стены; сама она предполагает, что произошло землетрясение, которое израильтяне приписали божественному промыслу. Дальше, как повествует Библия, "предали заклятию все, что в городе, и мужей, и жён, и молодых, и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечом". Мисс Кеньон твердо установила, что в это Время город был сожжен и впоследствии очень долго не заселялся, что соответствовало запрету Иисуса и его угрозе: "Проклят пред Господом тот, кто восставит и построит город сей Иерихон".   Вообще то Иисус старался по возможности избегать штурма городов. Он предпочитал вести переговоры о капитуляции либо, ещё лучше, о мирном урегулировании и установлении союза. Именно так произошло в Гаваоне. Однако, как обнаружил Иисус, его жители обманули его, обговаривая условия соглашения, и хотя он и спас их от мести израильтян, но "определил в тот день, чтоб они рубили дрова и черпали воду для Общества". Согласно Библии Гаваон был "город большой", "один из царских городов". Его-точное местонахождение было окончательно установлено после Второй мировой войны американским археологом Джеймсом Причардом. Гаваон упоминается в Библии не менее сорока пяти раз, и Причарду удалось подтвердить значительную часть содержащейся в этих упоминаниях Информации. Город был центром винодельческого района, его подземные погреба оборудованы 40 литровыми чанами для хранения вина. На ручках не менее двадцати пяти из них Причард обнаружил буквы ГВН – Гаваон.   Потеря города считалась таким серьезным уроном, что пять аморрейских царей попытались вернуть его. Иисус бросился на помощь городу из Галгала, ведя с собой "весь народ, способный к войне, и всех мужей храбрых" – в это Время в его распоряжении была уже небольшая регулярная армия, – и разбил аморреян в довольно беспорядочном сражении, которое происходило во Время сильнейшей грозы с камнепадом(!): "больше было тех, которые умерли от камней града, нежели тех, которых умертвили сыны Израилевы мечем". Затем, согласно Библии, последовала драматическая сцена. Чтобы завершить разгром арморрейской армии, Иисусу не хватило светового дня, и он воззвал к Господу со следующей просьбой: "Стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аналонскою! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим".   Затем Иисус одержал ещё более важную победу – над Иавином, царем Асора, который пытался сколотить коалицию в северной части Ханаана, чтобы противостоять израильским захватчикам. Он собрал огромную армию, которая множеством была подобна "песку на берегу морском", однако Бог "колесницы их сожег огнем". Затем "возвратившись, Иисус взял Асор, и царя его убил мечом… И побили все дышущее, что было в нём, мечом, предав заклятию; не осталось ни одной Души; а Асор сожег он огнем". В 1955-59 гг. тщательные раскопки Асора были проведены главным археологом Израиля Игалом Ядином.   Он обнаружил остатки большого и прекрасного города, нижняя часть которого занимала около 80 гектар, а цитадель – примерно 10; его население составляло Порядка 50 000 жителей. У него были крепкие ворота и мощные стены. И здесь, в полном соответствии с библейским описанием, были явные следы пожара и разрушения, относящиеся к XIII в. до н. э, Времени израильского завоевания. Среди развалин Храма бога луны Ваала Хаммана Ядин обнаружил старательно изуродованную стелу, изображавшую жену бога Танит с поднятыми руками; видно, что воины Иисуса выполнили приказ "разрушить их алтари".   Несмотря на впечатляющие победы Иисуса, к моменту его Смерти Ханаан никоим образом нельзя было считать полностью завоеванным. Консолидация израильских поселений, сокращение числа уцелевших городов и окончательная оккупация побережья потребовали в общей сложности более двух столетий. Этот процесс был закончен с образованием объединенного Израильского царства в конце тысячелетия. Различные израильские племена действовали независимо друг от друга и иногда даже воевали между собой. У них было множество различных врагов: ханаанские анклавы, племена бедуинов, а затем и новая угроза в виде надвигавшихся с побережья Филистимлян. Им необходимо было также восстановить города и землю разбитых ими хананеев. В Книге Иисуса Навина Бог говорит им: "И дал я вам землю, над которой ты не трудился, и города, которых вы не строили, и вы живете в них; из виноградных и масличных садов, которых вы не насаждали, вы едите плоды".   Многочисленные данные раскопок подтверждают, что израильтяне сильно уступали своим ханаанским предшественникам в области мирной техники, особенно в строительстве и производстве керамики. Детям Израиля было чему поучиться. Палестина, страна хоть и маленькая, отличается большим разнообразием ландшафтов; на её территории находятся сорок районов с различными географическими и климатическими условиями. Это придает стране неповторимое очарование и красоту. Однако вместе с тем это способствовало племенной раздробленности и затрудняло объединение. Традиция равенства, уже сильно укоренившаяся у израильтян, широкого обсуждения, жарких споров и дебатов сделала их враждебными по отношению к Идее централизованного Государства, когда необходимо платить большие налоги на содержание постоянной профессиональной армии. Они предпочитали, чтобы рекруты племен несли воинскую службу бесплатно.   Книга Судей, охватывающая Историю первых двух столетий оседлой жизни, создает впечатление, что над израильтянами было больше руководства, нежели они были готовы терпеть. Эти "судьи" не являлись национальными руководителями, которые бы приходили к Власти последовательно. Обычно каждый из них управлял одним племенем, так что они вполне могли оказаться современниками. Поэтому по поводу создания каждой военной коалиции необходимо были вести специальные переговоры; как говорил Варак, вождь Кедеша Нафталимова, воину пророчице Деворе: "Если ты пойдешь со мною, пойду; а если не пойдешь со мною, не пойду".   При всем своем несомненном историзме и бездне пленительной Информации о позднебронзовой эпохе на территории Ханаана, Книга Судей содержит немало мифического материала и вымысла вперемешку, так что довольно трудно вывести из неё последовательную Историю этого периода. Это, впрочем, не имеет особого значения, поскольку в Книге Судей содержится гораздо более ценная Информация. Во первых, она свидетельствует о довольно-демократическом и меритократическом характере израильского Общества, где положение Людей определялось их способностями. Эта книга повествует о харизматических героях низкого происхождения, которые выдвинулись благодаря собственной энергии в сочетании с божественным покровительством. Так, когда царь моавитский Еглон (шейх, которому принадлежал оазис – "город Пальм") стал угнетать часть иемикийцев, Господь "воздвигнул им спасителя" в лице левши – Аода; отмеченная его особенность в те времена считалась серьезным недостатком, особенно для бедняка. Аод был настолько низкого социального положения, что не имел оружия. Поэтому он "сделал себе меч с двумя остриями, длиною в локоть" и спрятал его под плащом.   Собрав при помощи местных израильтян дар для шейха, он под предлогом вручения дара добился аудиенции. Еглон, очень тучный Человек, "сидел в прохладной горнице, которая была у него отдельно". Аод вынул свое самодельное оружие, "воткнул его шейху в живот, и тук закрыл острие, ибо Аод не вынул меча из чрева его, и он прошёл в задние части". Это успешное политическое убийство, выполненное с большой отвагой и мастерством, выдвинуло Аода в местные командиры, после чего он покорил Моав, "и покоилась земля восемьдесят лет". Не только бедному левше, но даже и Женщине удавалось выдвинуться в военачальники благодаря своему героизму. Другой персонаж из страны оазисов, Девора, была яростным религиозным мистиком, она пророчествовала и пела. Жила Девора под пальмой, и местные жители "приходили к ней на суд".   Эта выдающаяся Женщина, жена некоего Лапидора (о котором более ничего неизвестно), организовала коалиционную армию против Иавина, одного из главных царей Ханаана, и разбила его войско. И как будто этого было мало, разгромленный ханаанский генерал спрятался в шатре ещё более свирепой израильской Женщины Иаиль, "жены Хевера Кенеянина" (Каин янина). Иаиль уложила его спать, выдернула кол от шатра, "взяла молот в руку свою, и подошла к нему тихонько, и вонзила кол в висок его так, что приколола к земле". После чего Девора исторгла из себя ужасный и прекрасный гимн поэму во Славу победы и этого омерзительного и предательского акта Насилия.   Был ещё некий Иеффай, Человек предельно низкого происхождения, сын проститутки, которого ещё совсем юным старшие братья выгнали из дома из-за ремесла его матери. У Иеффая не было выбора, и он подался на пустоши, где сколотил шайку: "И собрались к Иеффаю праздные Люди, и выходили с ним". Когда аммонитяне напали, этого главаря банды, в прямую противоположность тому, что становилось типичным для израильской Истории, отыскали видные деятели местных Властей, которые попросили его возглавить военные действия. Он согласился, но при условии, что останется на руководящем посту и в мирное Время. После удивительной попытки мирных переговоров с соседями (сюжеты в Книге Судей обычно основательно закручены; этот, конкретный, любопытен тем, что напоминает современные религиозно дипломатические процедуры) Иеффай обратился к Богу с Молитвой о помощи и дал довольно неординарный обет. С божьей помощью он разгромил врага "поражением весьма великим… и смирились аммонитяне".   Что касается условий обета, данного Богу Иеффаем, то они состояли в том, что он принесёт в жертву того, кто выйдет ему навстречу из дому по его возвращении. Случилось так, что встречать его вышла с "тимпанами и ликами" единственная дочь. Согласно этой странной и ужасной Истории, Иеффай чувствовал себя обязанным исполнить клятву и принести в жертву свое дитя; дочь же смиренно восприняла свою Судьбу и попросила только отсрочки на два месяца, чтобы она с подружками могла уйти в горы и "оплакать девство свое". Имя этого невинного и трагически погибшего создания Нам неизвестно. Наиболее странное впечатление в Книге Судей производят три главы, посвященные взлёту, падению и мученической Смерти Самсона.   Это был ещё один низкородный член Общества, назареец, с длинными, неухоженными волосами, посвященный, каким то неясным Нам способом божественному служению. Несомненно, что Самсон, несмотря на мифические элементы в повествовании, превращающие его в израильского Геракла, является реальной личностью, в которой странным образом смешались несовершеннолетний преступник и герой, супермен и недоумок с параноидальной тягой к Насилию, вандализму, поджогам, распущенности и падшим Женщинам. Он являет собой прекрасный пример линии, которую последовательно проводит Книга Судей, а именно: Богу и Обществу зачастую великую службу оказывают полукриминальные личности, отверженные и неудачники, которые благодаря своим подвигам становятся народными героями, а затем и канонизируются Религией.   По своей религиозной Природе Израиль был пуританским Обществом, но примечательно, сколь часто Господь обращал свой взор на грешников и благожелательно воспринимал их Обращение к нему. Тот же Самсон, обесчещенный, ослепленный, в медных оковах, кричит Богу: "Господи Боже! вспомни меня, и укрепи меня только теперь, о, Боже! чтобы мне в один раз отмстить Филистимлянам за два глаза мои". И Бог, по-видимому, откликнулся, хотя в Библии прямо об этом не говорится. Некоторые из подвигов Самсона относятся к наименее правдоподобным из описанных в Книге Судей, но в целом фон, на котором разворачивается его История, вполне реалистичен. В описываемую эпоху давление со стороны Филистимлян, надвигавшихся со стороны побережья, становилось все более ощутимым, хотя они и не вели открытой войны с израильтянами, а Самсон не возглавлял армию. Напротив, существовали постоянные контакты, торговый обмен и даже заключались смешанные Браки, чему имеются археологические подтверждения: так, в израильском городе Бет Шемеш были обнаружены предметы филистимлянского происхождения.   Чудеса Книги Судей всегда возводятся на фундаменте Правды. Отметим здесь вторую особенность рассматриваемого периода. Израильтяне все в больших масштабах пользовались даром воображения, о котором Мы уже говорили. С этой точки зрения Книга Судей – величайшее собрание рассказов во всемирной Литературе. Они связаны тематическим единством, но потрясающе разнообразны по фабуле. Заслуживает восхищения то, какими скромными средствами достигается желаемый результат. Буквально одной двумя фразами лепится образ, который так и рвется со страниц; изобретательно найденная подробность оживляет фон повествования; сам рассказ быстр и динамичен.   Здесь Мы впервые встречаемся с такой особенностью Библии, как вроде бы излишняя, но особенно-точная деталь. Так, в главе 12 Нам сообщают, что при попытке уцелевших ефремлян переправиться через реку Иордан, галаадитяне заставляли их произнести слово "шибболет". Они прекрасно знали, что ефремляне не выговаривают согласный звук "ш", и стоило Человеку сказать "сибболет", как его разоблачали и убивали на месте. Эта подробность не имеет существенного значения для повествования, но она, по-видимому, так потрясла рассказчика (как, впрочем, поражает и наше воображение), что ему и в голову не пришло опустить её.   С таким же подходом Мы встречаемся и в Истории юного Давида в Первой Книге Самуила (Царств), когда Давид симулирует сумасшествие перед гефским царем Анхусом: "…и чертил на дверях, и пускал слюну по бороде своей", что вызывало у Анхуса следующую возмущенную реакцию: "Разве мало у меня сумасшедших, что вы привели его, чтобы он юродствовал предо мною?" Или посмотрите, как старается донести до нас блистательный автор Второй Книги Самуила яркие подробности деяний служившего офицером у Соломона Ванея, сына Иодая, "великого по дела": "Он поразил двух сыновей Ариила Моавитского; он же сошёл и убил льва во рве в снежное Время.   Он же убил одного египтянина, Человека видного; в руке египтянина было копье, а он подошёл к нему с палкою, и отнял копье из руки египтянина, и убил его собственным его копьем".Этот инстинкт израильтян не был просто (или главным образом) литературным – он был историческим. Любовь израильтян к прошлому была столь сильной, что они стремились насытить свои повествования колоритной Информацией, даже если дидактическая цель этого была неясной или вообще не существовала. Истории в Книгах Судей и Самуила – не просто короткие рассказы. Это – сама История. В Книгах Самуила они начинают превращаться в Великую Историю.   В израильско-еврейской Литературе этого периода нет бесцельности языческих мифов и хроник. Повествование подчинено основной задаче: рассказать Историю, одновременно возвышающую и угрожающую, о взаимоотношениях Людей с Богом; и, поскольку цель настолько серьезна, рассказ Должен быть точен; во всяком случае, сам автор в Душе Должен быть в этом убежден. Таким образом, это – История, и очень поучительная для нас, тем более что в ней идет речь об эволюции государственного устройства, о войнах и завоеваниях. При всей своей наивности, Книга Судей по своему отражает трансформацию израильского Общества, его вынужденный переход от демократической теократии к ограниченной монархии. В начале Книги, в главах 6-8, Мы знакомимся с Историей Гедеона, ещё одного бедняка низкого происхождения, который "выколачивал пшеницу в точиле", но был произведен Господом в "мужа сильного".   Первоначально Гедеон был довольно мелким командиром, когда под его началом было всего 300 воинов. В дальнейшем же ратные успехи его были таковы, что ему впервые в израильской Истории предложили основать наследственную монархию: "И сказали израильтяне Гедеону: владей Нами ты и сын твой и сын сына твоего; ибо ты спас нас из руки мадианитян".   На это Гедеон ответил: "Ни я не буду владеть вами, ни мой сын не будет владеть вами; Господь да владеет Вами". Этот добрый и скромный Человек, отвергнув корону, подчеркнул тем самым, что Израиль оставался теократическим Обществом. Тем не менее, ряд историков считает, что дом Гедеона имел вполне реальные шансы превратиться в династию, если бы сын Гедеона, Авимелех, не оказался форменным чудовищем и не совершил одно из самых ошёломляющих преступлений, описанных в Библии, умертвив семьдесят (!) своих братьев. Эта трагедия поставила крест на династических перспективах дома Гедеона, но любопытно, что далее значительная часть Книги Судей намекает на принципиальные недостатки раздробляемой племенной структуры, вновь и вновь повторяя Мораль: "В те дни не было царя у Израиля, и каждый делал то, что ему казалось справедливым". История Иеффая кончается кратким, но бурным эпизодом гражданской войны в Израиле.   Последние три главы Книги Судей повествуют о зверском изнасиловании наложницы некоего левита, которое произошло в городе Гиве Вениаминовой и привело к жестокому столкновению между вениамитянами и другими племенами – своего рода миниатюрной Троянской войне. А пока племена Израиля сражались между собой, нарастала угроза со стороны Филистимлян. Конечно, форму изложения этого материала можно было бы считать (как и делают некоторые ученые) роялистской Пропагандой постфактум, однако факты Говорят сами за себя: внешняя угроза заставила племена сплотиться, и Израилю пришлось пойти на централизованную Систему военного командования, которой попросту не было альтернативы. Филистимляне были намного более грозным противником, чем коренные хананеи, которых израильтяне постепенно лишали собственности и превращали в рабов илотов.   Правда, в Библии неоднократно встречаются намеки на то, что израильтяне чувствовали свою вину за захват земли у хананеев (удивительно похоже на угрызения Совести у израильтян конца XX века по поводу бездомных палестинских арабов). Впрочем, израильтяне благополучно справлялись со своими угрызениями, ссылаясь на то, что завоевание – дело богоугодное: "За нечестие народов сих Господь изгоняет их отмща твоего". Что же касается Филистимлян, то их агрессивность несомненна. Они были составной частью одной из наиболее грабительских рас позднебронзовой эпохи, так называемых Народов Моря, которые уничтожили то, что оставалось от крито миносской Цивилизации, и были близки к захвату Египта.   Когда великий фараон XIX династии Рамсес III изгнал их из поймы Нила в битвах, которые прекрасно изображены в Карнаке, эти, как их называли, "пулести" двинулись на северо восток и осели в прибрежном районе, который до сих пор носит их имя, – Палестине. Пять больших городов, которые они там построили (Ашкелон, Ашдод, Экрон, Гат и Газа), не подвергались пока систематическим раскопкам, и Мы ещё очень мало знаём об их Культуре. В их воинственности же сомневаться не приходится. У них уже было оружие из железа. Они были хорошо организованы под руководством военно феодальной аристократии.   Около 1050 г. до н.э., уничтожив прибрежных хананеев, они начали крупномасштабное движение во внутренние холмистые районы, занятые к этому Времени израильтянами. По-видимому, на юге они завоевали большую часть Иудеи, однако не продвинулись ни к востоку от Иордана, ни в северную Галилею. Больше всего от них пострадало племя вениамитян, которые оказались на острие сопротивления захватчикам. Период, начинающийся с общенациональной антифилистимлянской кампании, исключительно богат историческими документами. К этому Времени израильтянами овладела Страсть к писанию Истории. Содержание   www.pseudology.org