Собирательный образ русского скомороха есть одно из частных, национальных проявлений общеевропейского образа
ваганта, т.
е. бродячего
актера, студента, певца, шута, школяра и даже ученого. Короче сказать -
своеоб-разного средневекового интеллигента. Задача статьи - проследить, как складывался веками собирательный образ скомороха и какое влияние скоморошество оказало на русскую литературу ХIХ и ХХ вв. Перехожие люди,
"калики перехожие" - так называли в древности певцов, создателей и
исполнителей былиеще дохристианского цикла. (калига
- высокий дорожный посох, издалека заметный в степи, в чистом поле. Так
и говорили: “Вон калига перехожая”).
Вероятно, калики сами бывали ратниками, участниками битв и
походов. Они развлекали князей и дружину на пирах, а при необходимости и
сами брались за оружие. Они же и разносили былины по стране, калигой
меряя землю от Новгорода до Святых гор. Созданные ими мелодии, былины и
героические сказания дошли до нас в устной традиции. Образ вещего Баяна -
общий литературный памятник “соловьям старого времени”.
И сам
создатель “Песни о Полку Игореве” (только так называл “Слово” А.
С.
Пушкин, работая над ним в 1836 г. ) и жил и творил в этой среде, “в кругу певцов и
мудрецов”, хоть и владел уже книжным искусством. Поверим в этом поэту
Виктору Сосноре, нашему современнику, доказавшему плодотворность своей
версии поэтическим сборником “Всадники”, где вместе с очень
своеобразным переложением “Слова о Полку Игореве” опубликованы очень
достоверные стихи о детстве
Бояна, о киевских скоморохах, о богатыре
Потоке и боярине Ставре.
Надо признать, что
изложение событий в
Летописи временных лет хранит отпечаток древних
легенд и песен: выстроенный сюжет, авторскую позицию и даже сверхзадачу, вдохновляющую безымянного автора. Наши писатели чутким поэтическим
слухом улавливают эти “позывные” - и записи летописные вновь
превращаются в “Песньо вещем Олеге” Пушкина, в “Емшан”
Майкова, в “Бой Мстислава с Редедей” Виктора Сосноры.
Своих
певцов народ почитал, считал их способными творить чудеса и
предсказывать судьбу
В былине о чудесномисцелении Ильи Муромца именно
калики перехожие ставят на ноги крестьянского сына, сиднем просидевшего
налавке тридцать лет и три года.
Испив воды
из их рук, он становится богатырем, уезжает в
Киев и привозит туда
второках связанного Соловья-разбойника, наводившего ужас на всю округу
своим свистом. В “Песне о вещем Олеге” слабый на вид, беззащитный среди
войска кудесник заставляет сойти с коня могучего князя, который обращался
к нему свысока, сидя в седле.
Певцы и сказители были создателями
героического былинного эпоса древней Руси. Но были у народа и другие
потешники. Их называли веселыми людьми, глумцами, игрецами-затейниками. Когда и как именно появилось обобщающее понятие
скоморох, ученые до сих пор спорят. Мне представляется наиболее ясной, простой и достоверной версия, предложенная А. Е. Кирпичниковым (“К вопросу
о древнерусских скоморохах”) и Е. Е. Голубинским (“История русской
церкви”)ii.
Вкратце она такова. Торговые люди, ходившие из варяг в греки
вниз по Днепру, подолгу жили в греческих городках у моря. Пока продашь
товар, пока новый купишь. . . За это
время русичи не раз могли наблюдать веселящуюся уличную толпу, разноряженную в козлиные шкуры и распевающую забористые песенки. Во главе
такой компании выступал Скоммархос, заводила и предводитель веселья (Скомм
- шутка, смех, Архо - командую). Торговые гости их спутники - матросы, ратники, слуги - в своих рассказах о заморских чудесах и могли
познакомить соотечественников со словом Скомарх. Так или иначе, но слово
пригодилось и прижилось в языке. На месте “ар” появилось русское
полногласное ОРО. К тому же в слове скоморох чутких слух улавливал
возможную рифму:скоморох - сто
морок. Слышался здесь и отзвук
словосочетания “скоро морочить”. Тем более, что веселые люди умели
отводить глаза и заговаривать зубы. К примеру, у
Маяковского: Заговариваю
зубы - только слушать согласись.
Осваивая иностранное слово, народ его
немного переиначивает, словно делает “перевод”. Жители Замоскворечьяв
пьесах Островского называют бульвар гульваром. Крытую галерею рынка в
Архангельское долго звали галдереей (там всегда галдеж). Вероятно, так
было и в древности.
А когда
слово “скоморох” вполне обрусело, от него было образовано много новых
слов. Общественная функция скоморохов - сфера народной “смеховой культуры”
средневековья, карнавализованная сторона жизни (так говорит М.
Бахтин в книге о Рабле). Скоморох - заводила, инициатор массовых игрищ на
языческих праздниках, активный участник религиозных ритуалов, часто
связанных со смехом.
Скоморох - душа шумной потехи, где здравый смысл
уступает место сознательному дурачеству, где происходят парадоксальные
перевертыши. Царь сдуру сварился в котле, а дурак стал царем. Ведьма
пытается посадить в печь мальчугана, а сгорает в ней сама.
Отношение к
скомороху менялось в течение веков. Он “пережил и славу, и бесславье”, был любимцем толпы и изгоем на родной земле. В книге А.
А. Белкина “Русские
скоморохи” (она издана в 1975 г.
) собран большой фактический материал,
в том числе тексты царских указов 1648 г. и челобитные священников со
слезными жалобами на скоморохов. Будучи активными приверженцами язычества, волхвы и скоморохи сопротивлялись крещению Руси. Они
заперлись в Коростене. Князь
Владимир - красно солнышко осадил город и
сжег. Былины Киевского цикла, связанные с именем
Владимира, рисуют его
человеком и подловатым, и трусоватым. Оскорбить богатыря на пиру он
способен, а навести порядок в собственной семье не умеет. Такая оценка -
месть скоморохов, которые много веков были сказителями и хранителями
русских былин.
Отцы церкви сурово преследовали скоморохов, называя их
слугами дьявола. А в 1648 г. по их просьбе царь Алексей Михайлович, отец Петра
I, издал указ, разослав его по многим городам России. Приказано было ломать сурныи гусли, а скоморохов бить батогами. Мирян, которые их привечают, тоже бить батогами. Указ этот исполнялся
усердно. И
скоморохи вынуждены были уходить от преследования из центральных районов
России, как, впрочем, и сторонники древнего благочестия, которых
преследовали за раскол церкви.
Так в середине
ХVII века начался массовый
исход скоморохов - профессионалов из серединной России на Север, где
было слабое влияние официальной церкви да и от царя подальше. Именно
там, на Севере, были записаны в ХIХ-ХХ веке былины
Киевской Руси. Cкоморохи на Двине и Мезени правили свадьбы и поминки, руководили народными игрищами на масленицу, на троицу, в купальные дни.
А в Холмогорах, к примеру, рыбаки собирались вместе чинить и плести сети
в долгие осенние и зимние вечера. Они нанимали сказителя, чтобы слушать
за работой былины, сказы и побасенки. Репертуар нужен был немалый, чтобы
хватило до весны.
Зато и платили полный рыбачий пай
Возможно, именнона
этих посиделках возник у юного
Ломоносова интерес и вкус к поэзии, к древнему русскому стиху.
Да и нынешние архангельские писатели -
сказочники Писахов и Шергин, сказительница Кривополенова - многим в
своем творчестве обязаны изгнанникам - скоморохам, поселившимся когда-то
на русском Севере. Интересно выделить разные аспекты восприятия
скоморохов разными группами населения. Конечно, оценки со временем
менялись, потому что менялся нравственный идеал народа. Великим переломом
нравственных начал была сама смена рели-гий. Каждая эпоха что-то новое
наслаивала на древний образ, ставя на него свое клеймо. Так постепенно
возникалмногослойный и многогранный, но монолитный образ, - “магический кристалл”, по выражению Пушкина, сквозь грани которого просвечивают и
типические черты скоморохов, и конкретные характеры, неповторимые
судьбы.
Итак, какие же черты скоморохов отложились за века в сознании
народа? скоморохи - веселый люди, гораздыепеть и плясать.
И всяк спляшет, да не как скоморох. скоморохи - дармоеды-бездельники. Отношение к ним, как у муравья в басне Крылова:Ты все пела? Это дело. Так поди же
попляши. скоморох - тот самый дурак из сказки, что умников вокруг пальца
обводит. скоморох - барский дурак, лизоблюд и шут гороховый.
“Я, ваше
высокопревосходительство, не токмо у вельмож, но ниже у господа бога
моего дураком быть не хочу”. (М. В.
Ломоносов.
Из письма графу Шувалову).
Скоморох - горд и самолюбив, в гневе опасен, мстит жестоко. Вез
мужик горшки на продажу. Хлестнул вожжей скомороха. Глядь - над возом
стайка голубей. Стал гнать - “прощай хозяйские горшки”! (Былина о
скоморохах).
Скоморох - святотатец, глумец, инициатор кощунственных песен
и плясок накладбищах. Да вовлечет еще и христиан в эти бесовские игры!
Отметим, что это отголосок древнего обряда осмеяния смерти (освобождение
от страха смерти). Сравните у А.
Твардовского: “
Смерть встречай лицом к
лицу
И хотя бы плюнь ей в морду,
Если все пришло к концу.
Василий
Теркин
Скоморох - извечный антагонист священника, его противник. Пушкинский Балда (конечно же, дурак, скоморох, вольный человек)
закабаляет себя в работники к попу, чтобы его проучить.
Скоморох - век в
личине, настоящего лица не видно. Лицедей. В 1606 году Лжедимитрия I
обманом завладевшего короной, сбросили вниз с кремлевского раската. Труп
положили на площади на стол. А один из бояр - вспоминает современник -
“бросил ему на живот маску, на грудь волынку, в рот сунул дудку, промолвив: “Долго мы тебя тешили.
. . Теперь сам нас позабавь”.
Развенчав
царя в скоморохи, москвичи весело плясали под его дудку.
. . Скоморох -
наглый глумец, гаер святочный. Думаешь - он тебя потешает. Ан глядь - он
над тобой смеется. Пример тому - любая из лучших басен Крылова. Сюжет
спорит с моралью, посмеивается над расхожей мудростью нравоучения, ставя под сомнение житейский опыт. Это и естьто “тонкий яд”, (выражение
самого Крылова из басни описателе), который ставит под сомнение плоский
житейский опыт. И. А. Крылов не стеснялся подчеркивать свою связь со
скоморошеством. Представляя шуто-трагедию “Трумф” в
цензуру, он дал ей
подзаголовок “святошная трагедия”. А на святках спектакли ставили
скоморохи.
Скоморох - во всем талантлив. И швец, и жнец, и на дуде
игрец. Скоморох - беспардонный враль. Но людям нравятся его небылицы в
лицах. Не хочешь - не слушай, а врать не мешай. Сравните у
Твардовского:
Хорошо, когда кто врет
Весело и складно.
Василий
Теркин
Скоморох - не знает стыда. Вырвет шубу, закроет лицо и такие
коленца выделывает, хоть святых выноси. скоморох - простодушен и не
злоблив. Беспечен, как птица небесная. Человек без корней, как
перекати-поле. Неведает, где поест и заночует. . . И это далеко не все, что
знает народ о своем любимце. А если мысленно сложить воедино эту
разноголосицу мнений, возникнет пестрая мозаика, где один узор
противоречит другому. Картина, где предмет изображен одновременно в
разных ракурсах, с разных точек зрения. А еще можно представить себе
скульптурный портрет, укоторого тысяча лиц. И каждый поворот высвечивает
новый образ. Вот Емеля верхом на печи, вот Иван, хозяин Конька-горбунка, Балда или пригожий Лель из “Снегурочки” Островского.
И каждый художник
слова, берясь за перо, поворачивает собирательный образ как бы “другим
концом”
Но основа, ствол, несущий мощные ветки ималые побеги, един и
глубоко уходит корнями в родную почву. “Я не весь тут, меня еще и в
земле много!” - это может сказать о себе любой из героев-скоморохов
русской литературы. Дело не в дудке, не в колпаке с бубенчиками. Это
только сигналы, только знаки карнавальной потехи. Дело в особом
мироощущении, в особом восприятии жизни. Наш современник
Василий Теркин
одет в обычную серую шинель, он один из многих бойцов и весь погружен в
трагические будни Великой Отечественной. Но чем горше отступление, чем
жутче обстановка, тем отважнее он шутит, тем задорнее звучит его смех. Это наш давний знакомец - скоморох в солдатской шинели. И его
шутки-прибаутки облетают весь фронт. Так в былые времена шутил в трудные
минуты генералиссимус
Суворов - и его скоморошины подхватывала
вся армия.
Избыть скоморошество на Руси не могли ни царские указы, ни отцы
церкви. Оно стало частью натуры русского человека, частью его духовной
жизни. Когда позарез надо высказать накипевшую на душе боль и обиду и
слова рвутся, а говорить нельзя, приходится устраивать потеху, шутовскую
игру. И говорить глубоко выстраданное, вертясь на пупе. Посмотрите на
героев Достоевского. Мелкий чиновник Мармеладов и штабс-капитан Снегирев
потому и скоморошествует, что не могут иначе сладить со своей гордыней.
А уж как скоморошит богатый барин Федор Павлович Карамазов, как он прячет
за шутовством страх перед сыновьями и перед загробным возмездием, так
это простовысший класс.
А вот наше время. “Чудики”
Шукшина - люди простые, по большей части деревенские, но их выверты и чудачества - сигналы
бедствия, сигналы внутренней тревоги, душевного дискомфорта. Их
скоморошество - от потребно-сти быть услышанными и понятыми, добиться
внимания ближних. Парадоксалист Бернард
Шоу дал какой-то шутливый рецепт:
хочешь стать проповедником - встань на голову. Если заметят, так, возможно, и услышат. Герои
Шукшина вряд ли читали
Шоу, но поступают по
его рецепту. Здесь источник комизма его рассказов. Но здесь же - источник
ощущения неблагополучия жизни, оппозиции по отношению к установившемуся
порядку вещей.
На скоморошество как на проявление оппозиции москвичей по
отношению к “надменному Петербургу” не раз указывал А. С. Пушкин. В статье
“Путешествие из Москвы в Петербург”ix он писал о барских похотях и
затеях вельмож:“Невинные странности москвичей были признаком их
независимости. Бывало, богатый чудак выстроит себе на одной из главных
улиц китайский дом с зелеными драконами, с деревянными мандаринами под
золоченными зонтиками. Другой выедет в Марьину рощу в карете из кованого
серебра 54-ой пробы. Третий на запятки четверо-местных саней поставит
человек пять арапов, егерей и скороходов и цугом тащится по летней
мостовой”.
А вот скоморошество иного толка, потехи писательской братии:
“Сумароков был шутом у всех тогдашних вельмож: у Шувалова, у Панина. Его дразнили, подстрекали - и забавлялись его выходками.
Фонвизин
забавлял знатных, передразнивая Александра Петровича в совершенстве. Державин исподтишка писал сатиры на
Сумарокова и приезжал как ни в чем не
бывало насладиться его бешенством”.
Главная заслуга Пушкина в творческом
освоении русских скоморохов в том, что самую структуру скоморошьих игр
он разрабатывал как основу сюжета своих произведений. Этот прием у него
настолько плодотворен, что остается только поражаться разнообразию ходов
в разработке этих игр, в которых он ощущал древнейшие
архетипы
человеческого поведения. Игра с чертом. Несомненно, что это основа
сюжета сказки о Балде. Здесь это игра-соревнование, более смешная, чем
страшная. Но есть и более сложные примеры. Рискованную игру с чертом ведет
пушкинский Фауст (сцена из “Фауста”). Заканчивается игра жутко: чтобы
избавиться от Мефистофеля, герой посылает его устроить кораблекрушение. Онегин попросил черта забрать дядюшку - и все было выполнено в точности.
А приводит игра с бесами к убийству Ленского, которое привиделось Татьяне
в ее вещем сне.
Первый же опыт освоения механики игры - лицейская поэма “Монах”. Игра со смертью. Простейший деревенский вариант (повесть “Виринея”
Л. Сейфуллиной). Живой человек ложится в гроб под образа. Его
оплакивают соседи. Женщины причитают. Как надоест, начинаются смешки, всякие вопросы. Воскресший покойник вскакивает и гонит всех кнутом.
Пушкиным эта игра разработана разнообразно. Обидевшись на приятелей, Гробовщик зовет в гости на святки своих клиентов. Мертвецы приходят в
самом натуральном виде и грозят проучить хозяина за обман: не те гробы
поставляет, за какие плачено. Едва жив остался (повесть “Гробовщик”).
В сказке “О мертвой царевне” мачеха-царица дважды пытается извести
падчерицу - и гибнет сама, убитая молвой, слухом о воскрешении
Царевны. Трагическую игру со смертью затевают пирующие в городе чумы, пытаясь освободиться от гнетущего страха, от смертной тоски (“Пир во
время чумы”). Ритуальная свадебная игра. Сюжет поэмы “Руслан и Людмила”
выстроен вроде витка спирали. Мы, читатели, втянуты в действие прямо на
свадебном пиру. И покидаем пирующих все на той же свадьбе. А все, что
происходит, - это ритуальное свадебное представление с похищением невесты, погоней, сражениями и богатырскими подвигами. Разыгрывают эту
ритуальную игру как бы школяры-лицеисты, друзья юного поэта. В поэме
“Жених” описан в деталях свадебный ритуал: сватовство, поведение свахи и
родителей.
А представлениена свадьбе устраивает сама невеста, разоблачая
жениха-разбойника
Свадебный
ритуал, полное свадебное действо - основная часть сюжета в драме “Русалка”.
Прощание с дочкой мельника - это как бы пролог, предыстория женитьбы
Князя. Возвращение на мельницу и встреча с Русалочкой - итог того
предательства, той свадьбы. Игра “Человек в кольце”. Древний прообраз
этой игры - ритуальное жертвоприношение. Травля зверя. Тот, кто внутри
кольца, обречен. На этой игровой ситуации строятся многие европейские
трагедии. Например, “Гамлет”. А. С. Грибоедов положил эту игру в основу
комедии “Горе от ума”, приблизив ее по звучанию к высокой трагедии. Все
гонят, все клянут. Мучителей толпа. . .
Как скоморошья игра Человек в
кольце выстроено и “Дело” А. Сухово-Кобылина. Круг взяточников все
теснеесмыкается вокруг несчастного Муромского - и вырывается он только в
смерть. А. Н. Островский, выстраивая сюжет “Снегурочки”, обнажает языческие
корни этой ритуальной игры. Внутри хоровода славящих Ярилу-солнце молодых
берендеев дочь Мороза заранее обречена стать искупительной жертвой ради
урожайного лета. Весь серебряный век проявлял острый интерес к язычеству
(в нем искали истоки русского искусства), к образушута-скомороха. А. Блок
пишет “Балаганчик”. И. Стравинский создает балет “Петрушка”. Е. Вахтангов
ставит “Принцессу Турандот” Карло Гоцци. И пусть его квартет масок одет
по-венециански, русские актеры разыгрывают свои импровизации в духе
русского скоморошества.
С. Есенин использует разработанный Пушкиным метод
(класть в основу сюжета скоморошью игру) в поэме “Черный человек”. Это,
конечно же, игра с чертом. И только когда герой швыряет трость в
непрошеного гостя (“прямов морду ему, в переносицу”) становится ясно:
спор шел с самим собой. Я один - и разбитое зеркало. Как игра со смертью
воспринимается и “Утиная охота” А. Вампилова. Оскорбленные Зиловым
приятели присылают ему с посыльным погребенный венок. Потрясенный
шутливым намеком (застрелись, дескать, дурак), Зилов весь день мысленно
проигрывает перед собой сценки из своей жизни. А к вечеру тоже шутит -
приглашает друзейна свое самоубийство. Слава богу, ружье дает
осечку.
Надо сказать, что игра со смертью - непременный атрибут театра
Вампилова. Этот прием позволяет драматургуприводить героя к моменту
истины. Незачем кривить душой, лукавить с самим собой. И зал боится
пропуститьхоть слово откровения героя. Мы вслушиваемся в самих себя.
. . Вообще
среди современных писателей Вампилов наиболее чуток к традициям театра
скоморохов. Он любит игру в перевертыши, игру с маской. К примеру, мать
требует от дочери бросить мужа-актера. Зять соглашается, что она права.
Он гнусный человек, карьерист, мечтает нажиться на темных махинациях.
Жена в ужасе. А мать в восторге: с таким мужем не пропадешь.
Суть приема:
я одел маску, чтобы ты снял свою
И в заключение вчитываемся в поэму
“Двенадцать” А. Блока. Изощренный мастер стиха, рафинированный симво-лист,
он заговорил здесь языком улицы. Улицы, взбудораженной, вздыбленной
мировой войной и революцией. И что же? Зазвучала скоморошья рифмованная
скороговорка, в ритмах возник жутковатый перепляс, не сразу поймешь -
забавный или отчаянный. Вот уж действительно начались веселые похороны
старого мира. Отпевание сшутками-прибаутками, с хохотом и свистом. Это
ли не трагическое скоморошество гениального поэта?
А между тем - “кругом
тонула Россия Блока. Незнакомки, дымки севера
шли на дно. . . В.
Маяковский. “Хорошо”. Поэт
лихо отпевает не только то, что всегда проклинал, но и то, что дорого до
слез, без чего жизнь не в жизнь. Кощунство? Да, сакральное кощунство.
Ритуальное действо, которое творили скоморохи, устраивая пляски
на “жальниках”. Ветхое заслуживает погребения, а жизнь - продолжается.
Она вечна. И происходит черед скоморошьей игре в перевертыши. Безродный
пес, увязавшийся за красногвардейским патрулем, и не пес вовсе, а
старый мир.
Двенадцать патрульных (в зубах цыгарка, примят картуз, на
спину б бубновый туз) - это двенадцать апостолов Христа, который машет
красным флагом где-то впереди, невидимый за вьюгой. Ванька-каин,
изменивший красной гвардии и ставший солдатом, - это тринадцатый апостол
Иуда. Бедная дуреха Катька - чуть ли не искупительная сакральная жертва.
А несчастный убийца Петруха - кто он? Может, апостол Петр с бесполезными
ключами от потерянного рая. . .
И над всей
этой круговертью - рука демиурга. Рука творца, заново пересоздающего мир.
То ли в семь дней, то ли в
десять дней, “которые потрясли мир”. Поэт
Н. Гумилев считал гениальный финал поэмы святотатством, за которое Блок
непременно поплатится. Что ж, поэт всегда платит - и за пророчества, и за
кощунства. Но, значит, необходимо было России явленное им слово, если
поэмой зачитывались (Маяковский - свидетель) и красные, и белые. А
высказать это слово можно было только через скоморошество, ходя на руках
и стоя на голове. Эту, прямо скажем, странноватую позу диктовал
сам превратный мир, где все превратилось в свою противоположность,
перевернулось и сдвинулось с привычных мест.
Говорят, младенческий глаз
все видит перевернутым
И только с опытом приходит обычное зрение. А
если надо хоть на миг вернуть это виденье? Сделать это можно только
по-скоморошьи, встав на голову. В момент исторических катаклизмов, когда
жизнь потрясена до самых основ, житейский опыт обнаруживает свою
ограниченность и даже несостоятельность. Обрушившийся мир (а Блок в дни
работы над поэмой слышал непрерывный гул) на миг обнажил первозданный
хаос. И человек почувствовал себя не в Питере, не в Париже, а в бездонном
космосе. Нет привычных стен, нет уюта, нет крова. Ветер, ветер на всем
божьем свете.
Думаю, так чувствовал себя в то время чуть ли не всякий
человек. Но мало кто мог выразить это словом. А Блок сказал то, что
ощущали все. И потому, как бы ни оценивали революцию его первые читатели,
“Двенадцать” стали для них откровением и событием их личной жизни. А для
поэтов России поэма распахнула новые дали, новыеперспективы и
возможности в искусстве слова.
Поэмы
Маяковского, Цветаевой, Есенина,
Пастернака и Ахматовой выходили из “Двенадцати”, как произведения
критического реализма из “Шинели”
Гоголя. И Блок совершил этот творческий
подвиг, опираясь на практику и философию русских скоморохов. Да,
философию, потому что скоморошество - это своеобразная система взглядов
на мирозданье и на природу человека, несущего в себе и первобытный хаос,
и стремление обустроить вселенную, свой общий дом.
Здравствуй,
смерчевидный человек!
Над собой преспокойно властвуй.
Л. Мартынов
Только
свою философию скоморохи выражали не логическими доводами, а шутками,
дерзкими розыгрышами, обрядовыми играми, участники которых могли проявить
свою истинную природу. Ведь древние
архетипы (основа скоморошьих игр) -
это результат многовековых наблюдений над человеческой натурой. При
кажущейся примитивности приемы скоморохов несли сильный заряд
воздействия. И механизм этот срабатывал безотказно. скоморохи одевали
личины и шумно проказили, чтобы вовлеченные в их игрища люди забыли на
миг затверженные житейские правила, сняли маски, приросшие к лицам, и
ощутили себя вольными людьми на вольной земле. И за этот миг
раскрепощения и душевного очищения (если хотите -
катарсиса) любили
русские люди своих немудреных на вид потешников, прощая им мелкие грехи
и даже большие прегрешения.
Уходят в далекое прошлое живые традиции
русских скоморохов. Их святочные представления,
их ярмарочные потехи еще своими глазами видели Крылов, Пушкин и
Гоголь. Но к середине ХIХ века
скоморохи отступают перед меняющейся на глазах жизнью. Их больше нет. Но
образ скомороха живет. Его ощущал рядом с собой Блок на завьюженном
петроградском перекрестке. Его смех раскатывается в сатирических стихах
Маяковского. Его высокий петрушечий голос слышится порой в пьесах
Арбузова. И еще будут у нас писатели, которые сумеют взглянуть на мир
сквозь магический кристалл русского скомороха.
Литература
1. Пушкин
А. С. Полн. Собр. Соч. в 6 томах. Т. 5. М. : ГИХЛ, 1950. С.
395-401.
2. Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 11. Ч. 2.
М. , 1881. С. 255.
3.
Бахтин М.
Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса.
М. , 1965.
4.
Белкин
А. А. Русские скоморохи. М. : Наука, 1975. С. 168-180. Документы 1648 г.
5.
Пушкин А. С. Указ. соч. Т. 5. С.
219.
6. Фаминицын А.
Скоморохи на Руси.
СПб. , 1884. С. 168.
7. Выготский Л. С. Психология искусства. М. : Искусство, 1965. С. 156-190. Гл.
“Тонкий яд”.
8. Асеев
Б. Н. Русский драматический театр ХVII-XVIII веков. М. , 1958. С.
284.
9. Пушкин
А. С. Указ. соч. Т. 5. С. 209-210.
10. Там же.
С. 217.
Чтиво
www. pseudology. org
|