Вообще-то окунь это рыба, сравнительно небольшая, весом максимум фунт, но очень сильная. Ей ничего не стоит вырвать удочку из рук зазевавшегося рыболова и затянуть ее в глубину, окунуть, за что, возможно, она и получила свое имя.

Но иногда окунь это человек или, верней, фамилия человека. Во времена моего детства, когда вода в реках и озерах была такой чистой, что ее можно было спокойно пить, окуни-рыбы встречались гораздо чаще окуней-людей. Сейчас получается, вероятно, фифти-фифти. Что будет дальше, знает один Господь. Это присказка.

Младшая сестра моего отца Ольга Марковна, в замужестве Окунь, не сумевшая до прихода немецких войск в Вильнюс покинуть город, была, как и другие, не успевшие покинуть его евреи, убита гитлеровцами.

Как именно она погибла – в самом ли Вильнюсе, или ее вывезли куда-нибудь в лес, или затолкали в душегубку, – осталось неизвестным. Неизвестной осталась и судьба ее мужа – польского жолнёра, солдата.

2

Но обоим их сыновьям – двенадцатилетнему Беме Окуню и четырнадцатилетнему Моте Окуню повезло. Старший вожатый пионерского лагеря в Паланге, где они находились в июне сорок первого, не стал дожидаться прояснения обстановки, а тут же договорился с железнодорожным начальством и отправил всех ребят в глубокий тыл, в Россию.

Бема, то есть Абрам, поехал вместе со всеми. Мотя же, то есть Матвей, старший мужчина в семье, за день до эвакуации лагеря бросился в Вильнюс – за матерью. Однако немцы добрались туда быстрей, чем он. Проплутав сколько-то дней по забитым беженцами проселкам, он прибился к отступавшим советским танкистам. Его зачислили на довольствие, обрядили в красноармейскую форму и определили в походную ремонтную мастерскую. К концу войны он имел уже воинское звание «старшина» и должность «артмастер».

Младший же брат еще до конца войны сумел отыскать семью своей латвийской тетки, средней сестры моего отца, находившуюся в эвакуации на Урале. К тому времени Абрам окончил ремесленное училище и работал слесарем на Уралмаше. Когда после освобождения Риги тетка с семьей возвращалась к себе домой, она забрала с собой и племянника.

В Риге он устроился на знаменитый РВЗ – Рижский вагоностроительный завод, тот самый, на котором изготовляли вагоны для метро и пригородных электричек. О своем старшем брате он долго ничего не знал, считал его погибшим в Вильнюсе, как и мать.

3

Между тем, Мотя помирать вовсе и не думал. Демобилизовавшись в Астрахани, куда после войны была отведена его танковая бригада, он пошел работать в строительный трест – прорабом, что помогло ему быстро обзавестись приличным жильем и жениться по любви, а не для решения квартирного вопроса. В отличие от Абрама он считал, что на этом свете у него имеется родной брат, много раз посылал запросы литовским властям, но более двух лет все его попытки отыскать Бему не имели успеха.

И только в 1947 году, когда он догадался обратиться в Ригу, его упорство было, наконец, вознаграждено. Из Риги пришел ответ, что Абрам Окунь живет в этом городе на такой-то улице, номер дома такой-то, квартиры такой-то, телефона такой-то.

Через неделю Мотя был уже у нас в Москве, с тремя трехлитровыми банками астраханской браконьерской черной икры – рассказал нам свою историю, преподнес одну банку маме и поехал с остальными банками дальше, в Ригу.

Не знаю, как теперь, когда Латвия стала «ближним зарубежьем», но раньше братья встречались каждый год, поочередно, то у Моти в Астрахани весь отпуск ели черную икру, то у Бемы в Риге отдавали дань копчужкам и клубнике со взбитыми сливками.

Что у Моти была прекрасная трехкомнатная квартира с видом на Каспийское море, не удивительно – это только в поговорке и, возможно, в некоторых других странах, сапожник сидел без сапог, в СССР как раз только сапожник с сошкой, да семеро его начальников с ложками и были как следует обуты.

Но и у Бемы в Риге квартира тоже была трехкомнатной со всеми удобствами и раздельным, по тогдашней моде, санузлом. Правда, море заслонял сосновый лес, тянувшийся по всему побережью Балтики.

4

По-видимому, все-таки «реальный социализм», построенный на одной шестой части земного шара, и в самом деле во многих отношениях был реальным. Всю свою взрослую жизнь Абрам Окунь проработал на своем, известном всей стране заводе бригадиром слесарей-сборщиков колесных пар, причем в течение двух лет завоевывал почетное звание Лучшего слесаря Латвии.

Колесные пары железнодорожных вагонов – тяжесть неимоверная, и его работа требовала огромной физической силы. Как-то, когда я отдыхал на Рижском взморье, в Лиелупе, и мы с ним оказались на пляже, естественно, раздетыми, он предложил мне: «Ударь меня кулаком в живот». Я ударил, разумеется, осторожно и подумал – ну и что, живот, как живот.

Абрам рассмеялся и сказал: «Да ты не бойся, бей изо всей силы»! Изо всей силы я все таки бить побоялся, но все же сжал кулак довольно крепко и ударил уже по-настоящему. И едва удержался от крика – впечатление было такое, как будто я ткнул кулаком не в брюшной пресс, а в кирпичную стенку.

5

Сейчас Абрам Окунь на пенсии. У него есть дочь, названная в честь бабушки Олей и сын Леня – крепыш, весь в отца. В студенческие годы, когда учился в Рижском Политехникуме, играл за футбольную команду рижского «Динамо», входившую в десятку лучших футбольных команд Советского Союза.

Закончив учебу, оставил профессиональный спорт и занялся своим прямым делом – строительством домов. Специальность он, видимо, выбрал не без подсказки своего астраханского дядюшки. А Оля работает в книжном магазине.

Так было в середине девяностых годов, когда мы перезванивались довольно регулярно, но после переезда в Канаду я потерял с ними связь. Я плохой родственник – как и большинство людей, воспитанных в единственной в мире стране, население которой было официально уведомлено, что сын за отца не ответчик.

Незадолго до моего отъезда из Москвы мне позвонил из Риги незнакомый мужчина, представился сыном Малки – дочери той самой сестры моего отца, которая после войны приютила Абрама, сообщил, что Малка живет в Тель-Авиве, что сам он живет в Лондоне, а в Риге находится в связи с делом, которое ему поручено.

А поручено ему ни много ни мало, как составить список всех потомков Марка и Фрумы Рабинович - Окуневых и моих дедушки и бабушки. Дал же ему это поручение его, а следовательно, и мой племянник по линии старшей сестры моего отца, которая вместе со своим мужем и детьми еще до Первой Мировой войны отправилась искать счастья в Америку.

Уф! Я продиктовал ему краткие сведения о себе и своей семье, попросил, когда он составит свой список, прислать мне копию. В двадцатом столетии не прислал. Может быть, пришлет в двадцать первом. Через Абрама, если к тому времени он еще будет обретаться на земле. И если тогда вообще будут еще на нашей планете существовать окуни – рыбы и люди.
Источник

www.pseudology.org