| Валентин Исаакович Рабинович | |
| Дочь Галина Валентиновна Манучарова. Галя. Галка. Галочка. Моя старшая дочка. Моя гордость и радость. Моя неизбывная боль | |
  Говорят,
что дети любви всегда отличаются красотой. Если судить по моей первой
дочери, то это – сущая правда.
Мы с
Марой полюбили друг друга еще школьниками, и
разлучившая нас война только укрепила наши чувства. В январе 1945 года,
когда мне впервые за все годы войны удалось вырваться в Москву, победа
была уже не за горами, и мы
стали мужем и женой.
И хотя жена, чей нормальный вес был примерно 70
килограммов, весила тогда меньше сорока пяти, а муж, прошедший всю войну
солдатом и перенесший блокаду Ленинграда, едва
оправился от
дистрофии, дочка, родившаяся 10 октября, оказалась хорошего роста – 52
сантиметра, вполне упитанной – без малого 4 килограмма, и прямо-таки
красавицей.
Белокожая, с иссиня-черными волосиками на круглой головке и такого же
цвета ресничками, за что тут же и получила свое имя – вместо
предусмотренного родителями на случай рождения девочки имени Настя. Имени
для мальчика мы заранее не предусмотрели.
Мне вообще больше хотелось
девочку – может быть, потому что за пять лет солдатчины я истосковался по
женщинам. И еще, конечно, потому что мне хотелось, чтоб мой ребенок был
повторением женщины, которую я любил.В значительной мере так и получилось Чертами лица, сложением наша старшая походила на мать. Но Мара была шатенкой, а Галя получилась жгучей брюнеткой, и оттого красота ее бросалась в глаза гораздо больше. С ней всегда, с самого раннего детства, было лестно показаться на люди. Всюду – на улице, в школе, в театральном фойе, в любой компании она обращала на себя всеобщее внимание, хотя всегда вела себя очень сдержано, двигалась неспешно, говорила вполголоса, не хохотала, а лишь улыбалась, когда ей было весело. Вообще мимикой и движениями она на свою мать не походила, да и на отца походила не очень. В этом отношении в Галином облике, как в значительной степени и в ее характере, наиболее полно проявились наследственные черты ее бабушки с отцовской стороны, то есть моей матери Фани Моисеевны Перельман. Отсюда, в основном, проистекла Галина внутренняя и внешняя уравновешенность, математические и лингвистические способности, строгость в принципиальных вопросах, мудрость в житейских делах, трудолюбие, надежность в дружбе, любви, просто в товариществе, верность семье. Впрочем, значительная часть этих качеств могла идти и от Мары. Где бы и что бы Галя ни делала, все она делала на высшем уровне. Был ли то яблочный пирог или ореховый струдель, институтская курсовая работа, даже просто школьное сочинение. Едва научившись писать, она никогда не допускала грамматических ошибок – у нее было что-то вроде абсолютного лингвистического слуха. Одну из ее студенческих курсовых работ, по математической статистике, институтская кафедра направила в солидный журнал – «Известия высшей школы», где эту работу быстро опубликовали. Всю жизнь она проработала во Всесоюзном Теплотехническом Институте – головной научно-исследовательской и проектной организации энергетической промышленности, руководя там проектно-конструкторской лабораторией и пользуясь неизменной приязнью со стороны своих сослуживцев. Родила и воспитала двух красавцев-сыновей, талантливых и трудоспособных, таких же надежных, как сама. Была отличной женой – настоящим другом своему мужу. А когда не стало Мары, взяла на себя роль объединяющего начала всех четырех наших семей – своей, своего старшего сына Андрея, своей младшей сестры Кати, нас с Ириной Львовной. Здравствуйте, мои дорогие папа и Ирина Львовна! Я неделю назад вернулась из Кривцово и сижу в пыльной, душной и жаркой Москве. Мне страшно не хватает движений, в основном копательных, т.к. я героически провела посевную почти в полном одиночестве. Почти, т.к. первые три дня со мной были Юра и Стёпа, которые пилили и кололи дрова. (Старые мы извели, а топить приходится часто, иначе сыро.) Я при этом кормила их и копала. Следующие четыре дня я провела с Андреевым семейством. Андрей и Ваня делали парник, Наташа сажала цветы, а я опять-таки копала и кормила их (периодически, когда Наташа не успевала). Оставшиеся 17 дней я была одна, кормить было некого, и я копала уже в полную силу. Даже картошку сажала сама. В первый раз! Степан учится, что-то сдает, пытается в последний момент какие-то знания ухватить за хвост. Костя с Тоней занимаются – Костя уже сдал все зачеты, готовится к экзаменам, а Тоня заболела, как всегда некстати, и один зачет сдать не успела, наверное будет продлевать зачетную сессию. Катя много работает, у нее тоже экзамены, все сдают хвосты – и устные, и сочинения, и ей приходится проверять много письменных работ, да еще частные ученики активизировались перед экзаменами, оказалась она загружена на полную катушку, но пока тянет и даже более-менее нормально себя чувствует (спасибо нашей гомеопатше). Собирается в отпуск в Крым. Ваня очень активно танцевал в этом году, занимался пять раз в неделю, много ездил на конкурсы. В конце мая перешел в «D» класс, чем очень доволен! Но, похоже, опять назревает кризис с партнершей, ей не хочется так много заниматься, и у бедного Ваньки проблема – с кем танцевать? Вот и все наши дела. Большое вам спасибо за ваши теплые письма и приглашение. Как это ни грустно, но я вынуждена отказаться. Как, может быть, папа, ты помнишь, я стала очень плохо переносить самолет, причем, не только взлет и посадку, но и весь полет, у меня начинаются спазмы сосудов головы. После такого долгого полета я буду полной развалиной. Я сейчас лечусь (все у той же гомеопатши), и если лечение будет удачным, то, может быть, в будущем… Но все равно огромное спасибо. И отдельное спасибо за рассказ о бабушке Фруме! С нетерпением жду продолжения. Если будет настроение у вас, Ирина Львовна, может быть, вы мне тоже напишете, после ваших писем я как-то лучше начинаю понимать вашу с папой жизнь. Напишите, как здоровье, чем занимаетесь, что читаете, о чем думаете? Как вас радует собачка? Я очень хорошо понимаю вашу дружбу с ней, т.к. мой самый большой приятель – Кузьма сейчас в деревне, на попечении соседки, и мне очень не хватает общения с ним. Большой привет всему вашему семейству. Я сейчас помогаю Юре и Андрею. Ищу в Интернете книжные магазины, торгующие русской литературой – классикой и современной, поэтому много сижу за компьютером. Очень увлечен Интернетом Степан, он постоянно выискивает там всякую интересную информацию, читает французские газеты и англоязычные экономические журналы. Еще раз всем большой-большой привет! Целую. Галя 4.06.98 Хотя по своим врожденным свойствам Галя во многом походила на Мару и бабушку Фаню, некоторые особенности ее характера и поведения коренным образом отличали ее от них. Марина интровертная составляющая выражалась в полнейшей независимости от внешней среды при всегдашней готовности к контактам с ней, всегдашней общественной активности. То же самое можно сказать о бабушке Фане, которая никогда не испытывала ни малейших трудностей в общении с окружавшими ее людьми. Между тем, как Гале было далеко не просто общаться с кем бы то ни было, а по отношению к представителям официального мира она испытывала острую идиосинкразию. Лет до двадцати пяти она с трудом пользовалась телефоном. Лет до тридцати пяти отказывалась иметь дело с районной поликлиникой – когда заболевала, то брала на работе несколько дней в счет очередного отпуска. Никогда не бывала в домах отдыха, санаториях, пансионатах. Никогда – после окончания института – не сдавала никаких экзаменов. Поступив на работу и сходу сделав кандидатскую диссертацию для своего шефа, никогда – ни тогда, ни позже, унаследовав от него большую часть лаборатории, не предпринимала никаких попыток «остепениться» самой. Для сравнения: бабушка Фаня защищала три диссертации – кандидатскую и докторскую по химии, и еще одну докторскую по математике. Это разительное отличие Гали от Мары и бабушки Фани было, как мне представляется, не врожденным, а благоприобретенным. В первые годы жизни она никогда не вела себя «букой», охотно общалась даже с малознакомыми людьми. Совершенно спокойно, например, позировала знаменитому в те времена Народному художнику СССР Юрию Жукову, сделавшему портрет ее и ее подружки Наташи Лянь Кунь для обложки журнала Мурзилка. В общем, пока она оставалась домашним ребенком, все для нее было легко и просто, глаза у нее всегда сияли, как два солнышка. Все изменилось, когда ей пришлось столкнуться с окружающим миром один на один, с его равнодушием, ложью и жестокостью. Первый раз это случилось с ней в пятилетнем возрасте, когда она подхватила скарлатину и попала в городскую больницу, откуда вернулась через месяц завшивленная и запуганная. А еще через два года ей пришлось идти в школу. С школой Галочке очень не повезло Находившаяся в нашем микрорайоне десятилетка была образцово-показательной. Ее директрисса – депутат Верховного Совета СССР, Народный учитель РСФСР, член Московского Городского Комитета КПСС, занималась махровой показухой. В школе царили ложь, подтасовка результатов учебы, слегка закамуфлированное взяточничество, некоторые учителя допускали рукоприкладство. Это были скверные для нашего отечества времена – вторая половина сороковых и начало пятидесятых годов. Ядовитый воздух тех лет отравлял всех жителей несчастной страны-победительницы, но особенно ее юных граждан, делавших в жизни свои первые шаги. Кто-то полностью, с головой, уходил в домашнюю, частную, сугубо личную жизнь. Кто-то, наоборот, принимал нечеловеческие, антигуманные правила игры и лез наверх по головам. Кто-то, как Галя, не покидал путей, по которым следовали их деды и отцы, по возможности избегая контактов с государством, стараясь не нарушать «трамвайного закона» –«не высувайся», но, в отличие от своих дедов и отцов, не ожидая для себя при этом особенных радостей. Деды-то и отцы были вакцинированы гражданской войной, ликвидацией кулачества как класса, чистыми руками железного Феликса и «ежовыми рукавицами» его приемников, а вот дети и внуки оказались неподготовленными к пауково-баночной действительности. Как-то, будучи еще совсем юной, Галя, уж не помню, по какому поводу, произнесла фразу, показавшуюся мне столь чудовищной, что она врезалась в мою память «на всю оставшуюся жизнь»: «А почему, – сказала моя умная, красивая, вполне благополучная в те дни дочь, – а почему, пап, ты уверен, что человек в самом деле рождается для счастья?» Здравствуйте, мои дорогие папа и Ирина Львовна! Большое спасибо за ваши милые письма. У нас все более или менее нормально. 19 июля я приехала на смену Андреевскому семейству, т.к. он взял отпуск на две недели, забрал Наташу и Ваню и ушел с ними в байдарочный поход по Волге. Хотя мне не очень хотелось ехать, но кому-то нужно было обрабатывать огород (а то потом не найдешь, что сажали) и кормить нашего любимого (драного-ободранного) бойцовского кота. С погодой походникам не очень повезло, но все равно вернулись они загорелые и веселые. Андрей сразу отправился в Москву на работу, а я задержалась еще на недельку, т. к., защитив диплом, в Кривцово приехал отдохнуть измученный Степа. В Москве я пока не очень освоилась. Обстановка какая-то нервная, но отчего, я пока не поняла. Чувствую я себя неважно, хотя ничего серьезного: тяжелая голова, общая квёлость, полное нежелание что-либо делать. У Юры, как всегда, много работы, книги покупают неважно – лето, финансовый кризис, многим не платят зарплату, и даже те, у кого деньги есть, предпочитают их вкладывать во что-нибудь другое, а не в книги. В общем, положение в фирме сложное, но он не унывает. Собирается брать на работу Степана – анализировать финансовое состояние фирмы, находить и расшивать узкие с финансовой точки зрения места. Катя почти одновременно с моим приездом в Москву уехала в Крым. В этом году с ней поехал Костя, а Тоня осталась в Москве. В тот момент она еще не сдала экзамены – проболела и перенесла сессию. И вообще она заявила, что хочет побыть одна, поваляться в одиночестве и почитать. Но как только мать с братом скрылись из виду, она заменила одинокое чтение походом на Памир. Вот, собственно, и все, мои дорогие. Пишите, пожалуйста, о вашем житье-бытье, не только нынешнем, но и прошлом – художественно и обычно. Целую вас обоих. Юра и Володя передают вам привет. Ваша Галя 23.07.98 Ей было четырнадцать лет, когда наша семья переехала из центра Москвы к чорту на рога, в Лефортово. И хотя школа на Сретенке, в которой Галя проучилась семь лет, тоже была не блеск – ребятам приходилось ходить по струнке, но там все же какие-то знания давали. В школе же на окраине, в которую Галя попала после нашего переезда, ни одного культурного, знающего свое дело преподавателя не было вообще. А тут еще мудрецы из Министерства просвещения додумались до введения дополнительного одиннадцатого класса, что спутало все программы. В результате, к концу своей школьной учебы Галя пришла бы практически с теми знаниями, которые получила на Сретенке, закончив седьмой класс. Между тем, надо было думать об институте. И в последние два школьных года мы решили дать Гале настоящее, основательное образование, которое позволило бы ей поступить в любой вуз. О русском языке мы не беспокоились – она писала безошибочно. О литературе не беспокоились тоже – у нас была неплохая, по советским, конечно, меркам, домашняя библиотека, в нашем доме обсуждались выходящие новинки, и все эти обсуждения происходили, как правило, в присутствии дочери и при ее участии. Вполне прилично для москвички владела она английским языком – несколько лет занималась с преподавателем Высшей дипломатической школы. Оставались математика, физика, химия По всем этим трем основополагающим дисциплинам мы нашли хороших педагогов, мастеров своего дела, которые не только преподали Гале серьезные знания по основам наук, но и в значительной степени сформировали познавательный механизм, который позволил ей в последующем осваивать новую информацию в любой области знаний. Особую роль в Галином образовании тогда сыграл математик Мет, впоследствии организовавший и возглавивший подготовительные курсы по математике при Московском Государственном Университете, а в начале 60-х годов преподававший основы математики у себя на дому. Группы, с которыми он занимался, были небольшими – по пять-шесть человек, и за два года Галя получила не только фундаментальные знания по алгебре, геометрии, тригонометрии, но и, если можно так выразиться, – математический менталитет, математическую этику и эстетику. Но далее на ее долю выпало тяжелое испытание, может быть, самое тяжелое за всю ее жизнь, за исключением последнего полугода. Влюбившись в математику, в ее безупречную логическую архитектуру, Галя подала заявление о приеме на математический факультет (мехмат) МГУ. Я знал, что к тому времени все преподаватели-евреи были с мехмата удалены, что факультет слыл одним из самых антисемитских в университете, и пытался уговорить дочь поступать не туда, а на математический факультет Московского педагогического института или Московского института геодезии и картографии, сохранивших, несмотря на все явные и тайные политические кампании, превосходную математическую профессуру. Но Галя, твердо уверенная в своей безукоризненной подготовке к любому, сколь угодно сложному вступительному экзамену, нас с Марой не послушала. К ее письменной работе по математике, к ее устным ответам на экзаменах по математике и физике экзаменаторы придраться не смогли и вынуждены были поставить ей пятерки. Не смогли придраться и к ее грамотности – в сочинении она не допустила ни одной орфографической или синтаксической ошибки. У инквизиторов из экзаменационной комиссии осталась одна-единственная возможность, и они ею воспользовались: Гале вкатили трояк «за неполное раскрытие темы». «Полное раскрытие» в тот год удалось только «чистокровным» абитуриентам. На следующий год Галя повторила попытку прорваться в МГУ. С тем же, в точности, результатом Сказать, что Галя тяжело переживала эти передряги, все равно, что не сказать ничего. Для нее это было катастрофой, крушением мира. Обычно женщины, впадающие в депрессию, легко и часто плачут. Но Галино горе было глубже уровня слез. Кстати, я вообще никогда не видел ее плачущей – как и мою мать, и в этом Галя повторила свою бабушку. Весь остаток лета, после второй попытки поступить на мехмат, Галя просидела дома, почти не выходя на улицу и почти ни с кем не разговаривая. Так прошла и осень. Потом зима. Надо было что-то предпринимать. Друзья предлагали мне разные варианты ее устройства в разные высшие учебные заведения. Мы с Марой остановились на предложенном нашим самым близким, еще со школы, другом Борей Давыдовым, одна из приятельниц которого работала в Московском Энергетическом Институте под рукой у тамошнего светила академика Стыриковича. Борина приятельница рассказала своему шефу всю Галину историю, и академик организовал прием Гали в МЭИ практически без экзаменов – ей засчитали университетские экзаменационные оценки. В МЭИ она попала в дружественную обстановку, постепенно втянулась в занятия, увлеклась математической статистикой. Сделанная ею на втором курсе работа, как я уже упоминал, была опубликована в авторитетном журнале, а после окончания института Галю рекомендовали в аспирантуру. Правда, профессор, который пожелал взять Галю к себе на кафедру, тут же был уведомлен дирекцией, что на данный год аспирантских вакансий у него не будет, но на этот раз «вакцинированная» своим университетским опытом наша дочь восприняла случившееся без излишнего драматизма. Тем более, что прилагать усилия для устройства на работу ей не пришлось Тот же профессор, по собственному почину, устроил свою несостоявшуюся аспирантку к хорошим людям, в хороший институт. К этому времени и дома у нее все было хорошо. Она была уже семь лет замужем за надежным парнем. Имела собственную двухкомнатную квартиру, оставленную ей нами, мы сделали себе кооперативную. У нее рос сын. Когда ее положение в институте окончательно упрочилось, она произвела на свет второго сына. Через какое-то время решилась и проблема с летним отдыхом – мы купили и подарили ей деревенский дом с большим участком земли в районе Рыбинского водохранилища, рядом с почти девственным лесом, полным ягод и грибов. Нормальная семья. Нормальная работа. Квартира. Загородная усадьба. Живи – не хочу! В положенные сроки сыновья встали на ноги. Получили хорошее образование. Старший обзавелся собственной семьей. Появился первый внук – Ваня. Мой дом – моя крепость! Крепость устояла и во время всеобщего развала страны, начавшегося с невинного слова «перестройка». Муж, Андрей, Степан оказались вполне жизнеспособными и в условиях дикого капитализма. Правда, со своей работы Галя ушла, но и оставаясь дома, обеспечивая усложнившийся быт, она продолжала много работать, пользуясь компьютером – помогая мужу, сыновьям, кое-что продолжая делать и для своего института. А лето проводила в своей деревне Кривцово – внук, огород, грибы-ягоды, книги. Гроза разразилась абсолютно неожиданно. Письмо, датированное четвертым июня, не предвещало еще ничего угрожающего. Первый намек на приближающуюся бурю содержался в следующем письме, написанном Галей двадцать седьмого июля, но мы этого намека не поняли. И вдруг: From: nikitinu@aha.ru To: vritch@idirect.com Subject: Galya's health Date: September 30, 1998 Dlya prostoti pishu latinicey po-russki. U nas plohie novosti. Galya v kriticheskom polozhenii. Dve nedeli temperatura ne opuskaetsya nizhe 38. Silnaya intoksikaziya. Ona lezhit v Botkinskoy, v gematologicheskom otdelenii. Stepan Я сразу понял: это рак. Рак крови. Лейкемия. В шесть утра московского времени позвонил по Галиному телефону. Там не отвечали. Позвонил по Катиному. Трубку взяла Катя. Сказала, что точного диагноза еще нет, но скорее всего лимфо-саркома. From: vritch@idirect.com To: nikitinu@aha.ru Date: October 01.1998 Galochka, dochik moy dorogoy, mi tolko chto usnali o tvoey bolezni. Molim Boga, chtob ti vikorobkalas pobistree. Derzhis izo vseh sil. Vsem serdcem s toboy. Celuem i obnimaem. Otec, Irina Lvovna From: nikitinu@aha.ru To: vrich@idirect.com Date: October 12, 1998 Hi, you! Govorit Stepan. Na 19:00 po Moskve 12 octyabrya sostoyanie mami otnositelno ulychshilos. Temperatura poslednie sutki ne previshala 38. Vtoroj den slushaet radio. Lechashiy vrach i vnutrisemeyniy consilium postanovili snyat segodnya nochnoe dezhurstvo (poslednie dve nedeli mi dezhurili kruglosutochno). Nachinaet ponemnogu svoevolnichat. Chuvstvo yumora, kak i vse ostalnoe, poka slaboe. V pyatnicu 9 oktyabrya vo vtoroy polovine dnya, kak tolko stali izvestni rezultati biopsii, pristupili k lecheniyu. Vlili v venu 1,2 litra ochishayushego rastvora i chimii. Nachali zakarmlivat tabletkami (prednizolon, panangin i proch.). Pervie sutki bili tyazhelimi – visokaya temperatura (do 39,7), toshnota, rvota. Potom temperatura upala i s teh por vishe 38 ne podnimalas. Cherez kakoe-to vremya kurs (chimiya plus tabletki) planiruyut povtorit. Ne iskluchen variant ee vremennoy vipiski v promezhutke mezhdu kursami. P. S. Prishel otec. T = 36,7. Nemnogo pogulyali po koridoru Поскольку первый лечебный курс привел к ремиссии, и Галя поднялась на ноги, врачи решили тогда же, в конце октября, провести второй курс и только после него дать Гале передышку. Ее отпустили домой 22-го ноября. Пятого декабря она позвонила мне. Спокойным, ровным голосом рассказала, как все произошло. Она была в Кривцово – одна. И вдруг заметила на животе небольшое вздутие. Подумала – грыжа. На самом деле это была воспалившаяся лимфатическая железа. Полезла температура, быстро дошла до сорока. Два дня она пролежала без сил в полном одиночестве – в Кривцово уже никого не осталось. Юра приехал совершенно неожиданно – телепатия все-таки существует. Он выхватил ее буквально в последнюю минуту. Неделю она еще побудет дома, затем – третий курс химиотерапии. 25-го декабря Галя позвонила снова – на мой день рождения. Лучшего подарка я не получал за все мои семьдесят шесть юбилеев. «Третий курс перенесен прилично, набираю силенок к четвертому. Пятый намечен на февраль» Человек предполагает… В конце января, после четвертого курса химиотерапии Галю отпустили домой, отдышаться перед пятым – по расчетам врачей, последним в этом полугодии курсом. Но уже через неделю положение резко ухудшилось. Начались сильные боли в позвоночнике, ее снова забрали в больницу. Больше она не поднялась. Взбесившиеся раковые клетки атаковывали все подряд. Замученная иммунная система перестала защищать организм от внутренних и внешних врагов. Поехал кишечник. Началась пневмония. Двадцатого марта Юра организовал у Галиной постели круглосуточный медицинский пост. Второго апреля я получил от Степы депешу с пометкой URGENT – СРОЧНО, отправленную с какого-то неизвестного мне интернетовского адреса в 12 часов 38 минут московского времени: Mama v ochen plohom sostoyanii. Organizm oslablen chimiey i pochti ne soprotivlyaetsya. Porazheni vnutrennie organi, vedem borbu za vizhivanie. Stepan Через сутки с небольшим после того, как Стёпа отправил мне это послание, Галочки не стало Выхожу один я на дорогу… М.Ю. Лермонтов В хорошо устроенном мире все реки текут молоком и медом, песок – только сахарный, а шишки на соснах и елях, и даже на можжевельнике – сплошь из шоколада. В хорошо устроенном мире не бывает наводнений и засух, не случается землетрясений, с гор не сходят лавины, и вулканы не извергают раскаленную лаву и пепел. В хорошо устроенном мире все люди хорошо устроены: каждый пашет свое поле, у каждого Ивана есть своя Марья, и никто не желает имущества и жены ближнего своего. В хорошо устроенном мире все народы ведут себя хорошо: не обзывают друг друга черномазым и жидовской мордой, вместо оскорблений обмениваются рукопожатьями, а если уж вышел спор, то никогда не прибегают к таким аргументам, как меч, душегубка или атомная бомба. В хорошо устроенном мире муж и жена умирают одновременно, а дети всегда пропускают родителей вперед, и ни у кого нет причин в бессонную ночь выходить на дорогу одному. Выхожу один я на дорогу… Боже мой! Господи! Что помешало тебе сотворить хорошой устроенный мир?! Источник Оглавление |
|