1973, Пер. с нем. Э. Телятниковой, 1994 Эрик Фромм Анатомия человеческой деструктивности Часть первая. Учения об Инстинктах и влечениях; бихевиоризм; Психоанализ I. Представители инстинктивизма Старшее поколение исследователей Я не собираюсь представлять здесь читателю историю учений об Инстинктах, ибо её можно найти во многих учебниках[19]. Истоки этой истории надо искать в философских трудах прошлого, но современное Мышление в целом опирается на труды Чарлза Дарвина и его эволюционную теорию. Уильям Джеймс и Уильям Мак-Дугалл составили пространные таблицы, полагая, что каждый отдельный Инстинкт или влечение обусловливает соответствующий тип Поведения. Так, Джеймс выделяет Инстинкт подражания, Инстинкты вражды, сочувствия, охоты, Страха, соревнования, клептомании, Творчества, игры, Зависти, общительности, скрытности, чистоты, скромности, Любви, Ревности — в целом этот список представляет странную смесь из общечеловеческих свойств и специфических социально обусловленных черт Личности. И хотя сегодня перечни такого рода кажутся нам несколько наивными, все же следует отметить, что исследования Инстинктов по сей день поражают обилием теоретических конструкций и высоким уровнем теоретического Мышления. Джеймс, например, совершенно четко представлял себе, что самое элементарное инстинктивное действие может включать в себя элемент обучения, а Мак-Дугалл вовсе не отрицал многообразного формирующего влияния опыта и Культуры. Его учение об Инстинктах перекидывает мостик к теории Фрейда. Как подчеркивает Флетчер, Мак-Дугалл не отождествлял Инстинкт с "механической моторикой" и не связывал его с двигательной реакцией. Для него Инстинкт по сути своей представлял "склонность "к чему-либо,"потребность "в чем-то; и он допускал, что аффективно-коннативное ядро всякого влечения,"по-видимому, может существовать и функционировать в инстинктивной Системе Индивида сравнительно независимо от когнитивной и моторной её части". Прежде чем мы обратимся к крупнейшим современным исследователям этой проблемы, каковыми являются Зигмунд Фрейд и Конрад Лоренц, попробуем отметить то, что объединяет их с их предшественниками. Так, в концепции Мак-Дугалла существовала некая механогидравлическая модель действия Инстинктов, по типу шлюза, в котором ворота сдерживают энергию воды, а затем при определенных условиях она прорывается и образует "водопад". Позднее он для образности сравнивал любой Инстинкт с "газовым баллоном", из которого" постоянно высвобождается отравляющее вещество". Фрейд в своей теории Либидо также следует некой гидравлической схеме. Либидо нарастает — напряженность усиливается — недовольство ширится; Сексуальный акт дает разрядку, снимает напряжение до тех пор, пока оно вновь не начнет усиливаться и нарастать. Сходные идеи мы видим и у Лоренца; он, например, сравнивает реактивную энергию со "сжатым газом, который долго хранится в специальном резервуаре", или с жидкостью, которая заключена в сосуд, имеющий вентиль в днище, и т.д. Р. А. Хинде считает, что, несмотря на мелкие различия, все эти теоретические модели имеют одну общую идею — идею субстанции, обладающей способностью стимулировать Поведение. "Эта субстанция заключена в некий сосуд, а затем она выпускается, воздействует на субъект, заряжает его энергией, от которой тот приходит в действие". Современное поколение исследователей: Зигмунд Фрейд и Конрад Лоренц Понятие Агрессии у Зигмунда Фрейда.[20] Главный Прогресс во взглядах Фрейда по сравнению с его предшественниками, особенно Мак-Дугаллом, состоял в том, что он свел все "влечения "к двум категориям: Инстинкту самосохранения и Инстинкту Сексуальности; Поэтому теорию Фрейда можно считать последней ступенькой в истории развития учения об Инстинктах. Но я хочу ещё раз повторить мою мысль о том, что одновременно теория Фрейда была и первой ступенькой к преодолению прежних теоретических построений, хотя сам Фрейд этого и не сознавал. В дальнейшем я буду рассматривать только фрейдовскую концепцию Агрессии, исходя из того, что его теория Либидо многим читателям уже хорошо известна либо они могут познакомиться с ней по другим источникам, а лучше всего по первоисточнику, каковым являются лекции Фрейда под названием "Введение в Психоанализ". Фрейд уделял Феномену Агрессии сравнительно мало внимания, считая Сексуальность (Либидо) и Инстинкт самосохранения главными и преобладающими Силами в Человеке. Однако в 20-е гг. он полностью отказывается от этого представления. Уже в работе "Я и Оно", а также во всех последующих трудах он выдвигает новую дихотомическую пару: влечение к Жизни (Эрос) и влечение к Смерти. Сам он описывал новую стадию своего теоретизирования следующим образом:"Размышляя о происхождении Жизни и о развитии разных биологических Систем, я пришел к выводу, что наряду с жаждой Жизни (Инстинктом живой субстанции к сохранению и приумножению) должна существовать и противоположная Страсть — Страсть к разложению живой Массы, к превращению живого в первоначальное неорганическое состояние. То есть наряду с Эросом должен существовать Инстинкт Смерти". Инстинкт Смерти направлен против самого живого организма и потому является Инстинктом либо саморазрушения, либо разрушения другого Индивида (в случае направленности вовне). Если Инстинкт Смерти оказывается связан с Сексуальностью, то он находит выражение в формах Садизма или Мазохизма*. И хотя Фрейд неоднократно подчеркивал, что интенсивность этого Инстинкта можно редуцировать, основная его теоретическая посылка гласит: Человек одержим одной лишь Страстью — жаждой разрушить либо себя, либо других людей, и этой трагической альтернативы ему вряд ли удастся избежать. Из гипотезы о влечении к Смерти следует вывод, что агрессивность по сути своей является не реакцией на раздражение, а представляет собой некий постоянно присутствующий в организме подвижный импульс, обусловленный самой конституцией человеческого существа, самой Природой Человека. Большинство Психоаналитиков, взявших на вооружение теорию Фрейда, воздержались от восприятия той части его учения, которая говорит об Инстинкте Смерти, возможно, потому, что она выходит за рамки механистического биологического Мышления, согласно которому все "биологическое "автоматически отождествляется с физиологией Инстинктов. И все же они не отбросили полностью новые идеи Фрейда, а пошли на компромисс, признав, что "жажда разрушения "существует как противоположность Сексуальности. Это дало им возможность применить новый подход Фрейда к понятию Агрессии и в то же время "не заметить "кардинальных изменений в его мировоззрении и не подпасть под его влияние. Фрейд сделал очень важный шаг вперед от механического физиологизма к биологическому воззрению на организм как целое и к анализу биологических предпосылок Феноменов Любви и Ненависти. Однако его теория страдает серьезным недостатком: она опирается на чисто абстрактные спекулятивные рассуждения и не имеет убедительных эмпирических доказательств. Вдобавок к этому, хотя Фрейд и предпринял блистательную попытку объяснить с помощью своей новой теории человеческое Поведение, его гипотеза оказалась непригодной для объяснения Поведения животных. Для него Инстинкт Смерти — это биологическая Сила, действующая в любом живом организме, а это значит, что и животные должны совершать действия, направленные либо на саморазрушение, либо на разрушение других особей. Из этого следует, что у менее агрессивных животных мы должны были бы обнаруживать более частые болезни и более раннюю смертность (и наоборот); но эта гипотеза, разумеется, не имеет эмпирических доказательств. В следующей главе я постараюсь доказать, что Агрессия и деструктивность не являются ни биологически данными, ни спонтанно возникающими импульсами. Здесь же следует подчеркнуть, что Фрейд не столько прояснил, сколько завуалировал Феномен Агрессии, распространив это понятие на совершенно разные типы Агрессии, и таким образом свел все эти типы к одному-единственному Инстинкту. И поскольку Фрейд наверняка не был приверженцем бихевиоризма, мы можем предположить, что Причиной тому была его склонность к дуалистическому противопоставлению двух основополагающих Сил в Человеке. При разработке этой дихотомической схемы сначала возникла пара, состоящая из Либидо и стремления к самосохранению; позднее эта пара трансформировалась в противопоставление Инстинкта Жизни Инстинкту Смерти. Элегантность этой концепции потребовала от Фрейда определенной жертвы: ему пришлось расположить все человеческие Страсти либо на одном, либо на другом из двух полюсов и таким образом соединить вместе те черты, которые в реальности не имеют ничего общего друг с другом. Теория Агрессии Конрада Лоренца Хотя Фрейдова теория Агрессии имела и по сей день имеет определенное влияние, она все же оказалась слишком трудной, многослойной и не получила особой популярности у широкого читателя. Зато книга Конрада Лоренца "Так называемое Зло "сразу после выхода в свет стала одним из бестселлеров в области социальной Психологии. Причины такой популярности очевидны. Прежде всего "Так называемое Зло "написана таким же простым и ясным Языком, как и более ранняя, очаровательная книга Лоренца "Кольцо царя Соломона". Легкостью изложения эта книга выгодно отличалась от всех предыдущих научных исследований и книг самого Лоренца, не говоря уже о тяжеловесных рассуждениях Фрейда об Инстинкте Смерти. Кроме того, сегодня его идеи привлекают многих людей, которые предпочитают верить, что наша Страсть к Насилию (к ядерному противостоянию и т.д). обусловлена биологическими Факторами, не подлежащими нашему контролю, чем открыть глаза и осознать, что виною всему мы сами, вернее, созданные нами социальные, политические и экономические обстоятельства. Согласно Лоренцу[21], человеческая агрессивность (точно так же, как и влечения у Фрейда) питается из постоянного энергетического источника и не обязательно является результатом реакции на некое раздражение. Лоренц разделяет точку зрения, согласно которой специфическая энергия, необходимая для инстинктивных действий, постоянно накапливается в нервных центрах, и, когда накапливается достаточное количество этой энергии, может произойти взрыв, даже при полном отсутствии раздражителя. Правда, и люди и животные обычно находят возбудитель раздражения, чтобы сорвать на нем Зло и тем самым освободиться от энергетической напряженности. Им нет нужды пассивно дожидаться подходящего раздражителя, они сами ищут его и даже создают соответствующие ситуации. Вслед за В. Крэйгом Лоренц называет это" поведенческой активностью". Человек создает политические партии, говорит Лоренц, чтобы обеспечить себе ситуации борьбы, в которых он может разрядиться (освободиться от излишков накопившейся энергии); но сами политические партии не являются Причиной Агрессии. Однако в тех случаях, когда не удается найти или создать внешний раздражитель, энергия накопившейся инстинктивной агрессивности достигает таких размеров, что сразу происходит взрыв, и Инстинкт "срабатывает "in vacuo[22]. "Даже самый крайний случай бессмысленного инстинктивного Поведения, внешне ничем не обусловленного и не имеющего никакого объекта (своего рода бег на месте), дает нам картину таких действий, которые фотографически точно совпадают с биологически целесообразными действиями нормального живого организма, — и это является важным доказательством того, что в инстинктивных действиях координация движений до мельчайших деталей запрограммирована генетически"[23]. Итак, для Лоренца Агрессия, во-первых, не является реакцией на внешние раздражители, а представляет собой собственное внутреннее напряжение, которое требует разрядки и находит выражение, невзирая на то, есть для этого подходящий внешний раздражитель или нет. "Главная Опасность Инстинктов в их спонтанности" (Курсив мой. — Э.Ф.).. Модель Агрессии К. Лоренца, как и либидозную модель Фрейда, можно с полным правом назвать гидравлической моделью по аналогии с давлением воды, зажатой плотиной в закрытом водоеме. Можно сказать, что теория Лоренца покоится на двух фундаментальных посылках: первая — это гидравлическая модель Агрессии, которая указывает на механизм возникновения Агрессии. Вторая — идея, что агрессивность служит делу самой Жизни, способствует выживанию Индивида и всего вида. В общем и целом Лоренц исходит из предположения, что внутривидовая Агрессия (Агрессия по отношению к членам своего же вида) является функцией, служащей выживанию самого вида. Лоренц утверждает, что агрессивность играет именно такую роль, распределяя отдельных представителей одного вида на соответствующем жизненном пространстве, обеспечивая селекцию "лучших производителей" и защиту материнских особей, а также устанавливая определенную социальную иерархию. Причём агрессивность может гораздо успешнее выполнять функцию сохранения вида, чем устрашения врага, которое в процессе эволюции превратилось в своего рода форму Поведения, состоящую из "символических и ритуальных "Угроз, которые никого не страшат и не наносят виду ни малейшего ущерба. Однако дальше Лоренц утверждает, что Инстинкт, служащий у животных сохранению вида, у Человека" перерастает в гротесковую и бессмысленную форму" и "выбивает его из колеи". Агрессивность из помощника превращается в Угрозу выживанию. Лоренц, по-видимому, и сам не был полностью удовлетворен подобным истолкованием человеческой агрессивности; ему хотелось дополнить это объяснение аргументами, выходящими за рамки этологии. Он пишет: Прежде всего надо отметить, что губительная энергия агрессивного Инстинкта досталась Человеку по наследству, а сегодня она пронизывает его до мозга костей; скорее всего, эта агрессивность была обусловлена процессом внутривидового отбора, который длился многие тысячелетия (в частности, прошел через весь раннекаменный век) и оказал серьезное влияние на наших предков. Когда люди достигли такого уровня, что сумели благодаря своему оружию, одежде и социальной организации избавиться в какой-то мере от внешней Угрозы погибнуть от голода, холода или диких зверей, т.е. когда эти Факторы перестали выполнять свою селективную функцию, тогда, вероятно, вступила в свои права злая и жестокая внутривидовая селекция. Наиболее значимым Фактором стала война между враждующими ордами людей, живущими по соседству. Война стала главной Причиной формирования у людей так называемых "воинских доблестей", которые и по сей день, к сожалению, для многих людей представляют идеал, достойный подражания. Такое представление о постоянной войне между "дикими "охотниками и собирателями плодов, земледельцами с момента появления "современного Человека" (где-то около 40-50 тысячелетий до нашей эры) — одно из распространенных клише, которое К. Лоренц берет на вооружение, вовсе не принимая во внимание исследования, опровергающие этот стереотип[24]. Предположение Лоренца о 40 тысячах лет организованной войны — это не что иное, как старая формула Гоббса о войне как естественном состоянии Человека, у Лоренца этот аргумент служит для доказательства врожденной агрессивности Человека. Из этого предположения Лоренца выводится силлогизм: Человек является агрессивным, ибо он таковым был, а агрессивным он был, так как он таков есть. Даже если тезис Лоренца о постоянной войне всех против всех действителен по отношению к раннему каменному веку, то все равно его генетические умозаключения вызывают сомнение. Если какая-то существенная черта приобретает преимущество при селекции, то это должно иметь серьезные основания и многократно повториться в нескольких поколениях носителей данной черты. А если учесть, что агрессивные Индивиды раньше других погибают в войнах, то очень сомнительно, что распространенность какой-либо существенной черты можно связывать с процессом естественного отбора. На самом деле частота такого наследственного Фактора должна была бы скорее убывать, если рассматривать высокие потери в войне как "негативную селекцию"[25]. И действительно, плотность населения в те времена была крайне низкой и многим племенам после полного формирования Homo sapiens вряд ли было нужно соперничать и сражаться друг с другом за пищу и место под солнцем. Лоренц соединил в своей теории два элемента. Первый состоит в утверждении, что звери, как и люди, наделены врожденной агрессивностью, которая способствует выживанию вида и особи. Дальше я ещё покажу. Опираясь на нейрофизиологические данные, что оборонительная, защитная агрессивность не спонтанна и не постоянна, а представляет собой реакцию на Угрозу витальным интересам соответствующего живого существа. Второй элемент: (тезис о гидравлическом Характере накопившейся Агрессии) помогает Лоренцу объяснить жестокие и разрушительные импульсы Человека; правда, для доказательства этого предположения у него не так уж много аргументов и фактов. Как способствующая Жизни, так и разрушительная Агрессия подводятся под одну категорию, и единственное, что их объединяет, — это слово "Агрессия". Ясность в проблему, в противоположность Лоренцу, внес Тинберген:"Человек, с одной стороны, сродни многим видам животных, особенно в том, что он ведет борьбу с представителями своего собственного вида. Но с другой стороны, среди многих тысяч биологических видов, борющихся друг с другом, только Человек ведет разрушительную борьбу... Человек уникален тем, что он составляет вид массовых убийц; это единственное существо, которое не годится для своего собственного общества. Почему же это так?" Фрейд и Лоренц: сходство и различия Отношения между теориями Фрейда и Лоренца довольно сложные. Объединяет их гидравлическая концепция агрессивности, хотя Причины последней они объясняют по-разному. В других отношениях их взгляды кажутся порой диаметрально противоположными. Фрейд выдвигал гипотезу об Инстинкте разрушения, а Лоренц эту гипотезу на биологическом уровне считает совершенно неприемлемой. Ибо, с его точки зрения, агрессивный Инстинкт служит делу Жизни, в то время как Инстинкт у Фрейда находится "на службе у Смерти". Правда, это расхождение в значительной мере утрачивает свою роль, когда Лоренц говорит об изменениях первоначально оборонительной и жизнеспособной Агрессии. С помощью сложных и порой довольно сомнительных конструкций Лоренц пытается обосновать и упрочить свою гипотезу о том, что оборонительная Агрессия у Человека превращается в постоянно действующую и саморазвивающуюся интенцию, которая заставляет его искать и находить условия для разрядки или же ведет к взрыву, если нет возможности найти подходящий раздражитель. Отсюда следует, что, даже если в обществе с точки зрения социально-экономического устройства отсутствуют подходящие возбудители серьезных проявлений Агрессии, все равно давление самого Инстинкта столь сильно, что члены общества вынуждены изменять условия или же — если они к этому не готовы — дело доходит до совершенно беспричинных взрывов агрессивности... Исходя из этого, Лоренц приходит к выводу, что Человека от рождения ведет по Жизни жажда разрушения. То есть практические последствия этого вывода совпадают с идеями Фрейда. Правда, у Фрейда Страсть к разрушению противостоит столь же сильному влечению Эроса (Сексуальность и Жизнь вообще), в то время как для Лоренца Любовь является результатом агрессивных влечений. Фрейд и Лоренц совпадают в одном: плохо, если Агрессия не может воплотиться в действие. Фрейд в ранний период своего Творчества выдвинул идею о том, что Вытеснение* Сексуальных порывов может привести к психической болезни; позднее он подвел то же самое основание и под влечение к Смерти и заявил, что Вытеснение Агрессии, направленной вовне, ведет к болезни. Лоренц констатирует, что "вообще каждый представитель современной Цивилизации страдает от недостаточной возможности проявления инстинктивно-агрессивных действий". Оба исследователя разными путями приходят к одному и тому же представлению о Человеке как о существе с постоянно возникающей агрессивно-деструктивной энергией, которая не может долго находиться под контролем. И если у животных энергия такого рода — всего лишь "так называемое Зло", то у Человека она превращается в настоящее Зло, хотя, по Лоренцу, и не имеет злокачественных корней. "Доказательство" по аналогии Черты сходства в теориях Агрессии у Фрейда и Лоренца не могут скрыть фундаментальных расхождений между ними. Фрейд изучал Человека. Он был любознательным и зорким наблюдателем фактического Поведения людей, а также различных проявлений Бессознательного*. Его теория о влечении к Смерти может казаться ошибочной или недостаточно завершенной и доказанной, но это никак не меняет того факта, что Фрейд разрабатывал эту теорию в процессе постоянного изучения реальных людей. В противоположность Фрейду Лоренц изучал животных, особенно низших, и в этой области был, без сомнения, в высшей степени компетентен. Однако его понимание Человека не выходит за рамки знаний среднего буржуа. Он не расширял свой кругозор в этой области ни систематическими наблюдениями, ни изучением серьезной литературы[26]. Он наивно полагал, что наблюдения за самим собой или за своими близкими знакомыми можно перенести на всех остальных людей. Но самый главный его метод — это отнюдь не самонаблюдение, а метод заключения по аналогии на материале сравнения Поведения определенных животных и Поведения Человека. С научной точки зрения подобные аналогии вообще не являются доказательством; они впечатляют и нравятся людям, которые любят животных. Многоплановый антропоморфизм Лоренца идёт рука об руку с этими аналогиями. Однако они создают приятную иллюзию, будто Человек понимает то, что чувствует животное, — и в этой иллюзии состоит главный секрет их популярности. Спрашивается, кто же не мечтал научиться говорить с рыбами, птицами и домашними животными? Поскольку Лоренц поможет напрямую доказать свою гипотезу в отношении Человека и других приматов, он выдвигает несколько аргументов, которые должны усилить его позицию. Все это он проделывает в основном методом аналогии; он обнаруживает черты сходства между человеческим Поведением и Поведением изучаемых им животных и делает вывод, что способ Поведения в обоих случаях обусловлен одной и той же Причиной. Многие психологи критиковали этот метод. Знаменитый коллега Лоренца Н. Тинберген предупреждал о ряде Опасностей,"подстерегающих исследователя, который рассуждает, опираясь на аналогии; особенно если для сравнения берутся физиологические явления из низшей ступени эволюции, если выводы о простейших формах Поведения организмов более низкого уровня нервной организации используются для обоснования теорий о механизмах Поведения высокоразвитых и сложноорганизованных структур". Я мог бы для иллюстрации привести несколько примеров лоренцовских "доказательств по аналогии"[27]. Лоренц рассказывает о своих наблюдениях над циклидами и бразильскими перламутровыми рыбами и утверждает, что рыба не нападает на свою женскую особь в том случае, если может разрядить свой здоровый гнев на особи своего пола ("переориентированная Агрессия"[28]). И он сопровождает этот факт следующим комментарием: Аналогичные ситуации встречаются у людей. В старое доброе время, когда ещё существовала "Дунайская империя" и ещё имело место" понятие и реальность служанки", я наблюдал в доме своей старой тетушки следующую ситуацию. У неё прислуга не задерживалась больше чем 8-10 месяцев. Каждую новую служанку она регулярно хвалила, восхищалась ею и клялась, что наконец-то нашла настоящую жемчужину. В последующие месяцы её оценки становились более трезвыми, она сначала видела мелкие недостатки, затем переходила к упрекам, а в конце названного срока видела в несчастной девушке одни только отрицательные и достойные Ненависти черты — и в конце концов девушку, как правило, увольняли раньше срока и с большим скандалом. После такой разрядки старая дама готова была в следующей служанке видеть чистого ангела. Я далек от мысли посмеяться над моей любимой и давно почившей тетушкой. Ибо совершенно идентичные процессы происходят с серьезными и в высшей степени владеющими собой Мужчинами (не исключая и меня самого). Пример тому — лагерь военнопленных. Так называемая полярная болезнь (или экспедиционная холера) охватывает главным образом малые группы Мужчин, если последние вынуждены обстоятельствами быть рядом и лишены возможности общаться с чужими людьми, не имеющими отношения к кругу друзей. Из сказанного становится ясно, что накопление агрессивности растет и становится опаснее по мере того, как члены группы узнают друг друга, начинают лучше понимать и любить... Могу заверить вас, что в такой ситуации заложены всевозможные возбудители внутривидового агрессивного Поведения. Субъективно это выражается в том, что на какое-либо малейшее проявление своего лучшего друга (как он дышит, сопит и т.д). Человек может выдать такую реакцию, как если бы он получил пощечину от пьяного хулигана. Похоже, что Лоренцу не приходит вовсе в голову, что личный опыт его тетушки, его товарищей по плену и его собственные впечатления вовсе не обязательно доказывают общезначимость подобных реакций. Даже при объяснении Поведения своей тетушки Лоренц, похоже, не думает, что вместо гидравлической интерпретации (согласно которой агрессивный потенциал нарастал, достигая своего апогея и нуждаясь в разрядке каждые 8 месяцев) можно было использовать более сложную психологическую концепцию для объяснения такого Поведения. С точки зрения Психоанализа следует предположить, что тетушка была весьма нарциссической* Личностью, склонной использовать других людей в своих интересах. Она требовала от своей прислуги абсолютной" преданности", самоотдачи и отсутствия собственных интересов, требовала, чтобы та довольствовалась ролью твари и видела счастье в том, чтобы служить своей хозяйке. В каждой следующей служанке она видела ту, которая наконец-то будет соответствовать её ожиданиям. После короткого "медового месяца", пока хозяйка ещё не видела, что новая служанка — опять "не та, что требуется" (может быть, ввиду своих фантазий, а быть может, ещё и оттого, что девушка вначале особенно старалась угодить хозяйке), вдруг тетушка просыпалась и обнаруживала, что девушка не готова играть придуманную для неё роль. Подобный процесс пробуждения тоже требует некоторого времени. А затем тетушку посещали резкое Разочарование и гнев, которые наблюдаются в каждом нарциссическом эксплуататоре в случае Фрустрации*. Поскольку она не осознает, что Причина её гнева в её невозможных притязаниях, она рационализирует своё Разочарование и возлагает вину на служанку. Поскольку она не может отказаться от исполнения своего желания, она выгоняет девушку и надеется, что новая будет "как раз та, что надо". И тот же самый механизм продолжает работать до самой её Смерти либо до того момента, пока больше никто не придет к ней работать. Подобное развитие событий можно встретить не только в отношениях между рабочим и работодателем. Нередко подобным образом развиваются и семейные конфликты. И поскольку служанку выгнать легче, чем развестись, то нередко дело доходит до пожизненных сражений, в которых стороны постоянно пытаются наказать друг друга за оскорбления, которые накапливаются, и несть им числа. Речь идёт здесь о специфической проблеме собственно человеческого Характера, а именно о нарциссически-эксплуататорской этичности, но вовсе не о проблеме накопившейся энергия Инстинктов. В главе "О типах Поведения, аналогичных моральному "Лоренц выдвигает следующий тезис:"И все же тот, кто действительно улавливает эти Связи, не может удержаться от нового удивления, когда видит на деле психологические механизмы, которые навязывают животным самоотверженное Поведение, направленное на благо других, Поведение, подобное тому, что нам, людям, предписано нравственным законом". Но как обнаружить у животного "самоотверженное" поведение? То, что описывает Лоренц, есть не что иное, как инстинктивно детерминированная модель Поведения. Выражение "самоотверженный "взято вообще из человеческой Психологии и имеет отношение к тому факту, что человеческое существо может забыть про самого себя (вернее было бы сказать: про своё Я), когда выше всего оказывается желание помочь другим. Но разве у гуся, рыбы или собаки есть своё Я, которое она (он) может забыть? Разве самый факт человеческого самосознания не зависит от нейрофизиологических структур, имеющих место только в человеческом мозгу? Разве само понятие самосознания не является жестко связанным именно с человеческим способом отношения к миру (хотя и имеет в основе своей определенные нейрофизиологические процессы в мозгу)? И такие вопросы возникают многократно при чтении Лоренца, когда он употребляет для описания Поведения животных такие категории, как "жестокость","грусть","смущение". К важнейшим и интереснейшим этологическим находкам Лоренца относится та "Связь", которая возникает между животными (на примере серых гусей) как реакция на внешнюю Угрозу для всей группы. Однако его рассуждения по аналогии в отношении человеческого Поведения иногда просто обескураживают:"дискриминационная агрессивность по отношению к чужим и союз с членами своей группы возрастают параллельно. Противопоставление "мы" и "они "создает резко отличающиеся друг от друга разнополярные общности. Перед лицом современного Китая даже США и СССР временно объединяются в одну категорию "мы". Аналогичный Феномен (впрочем, с некоторыми элементами борьбы) можно наблюдать у серых гусей во время церемонии победного гоготания". Лоренц идёт в своих аналогиях между Поведением животных и Человека ещё дальше, что особенно ярко проявляется в его рассуждениях о проблеме человеческой Любви и Ненависти. Вот каковы его представления об этом предмете:"Личную привязанность, индивидуальную дружбу можно встретить только у животных с высокоразвитой внутривидовой агрессивностью, и эта привязанность тем сильнее, чем больше агрессивности у данного вида". Ну что же, предположим, что Лоренц действительно наблюдал нечто подобное. Однако в этом месте он вдруг совершает скачок в область человеческой Психологии. После того, как он констатирует, что внутривидовая агрессивность на миллионы лет старше, чем личная дружба и Любовь, он делает из этого следующий вывод:"Не существует Любви... без агрессивности" (Курсив мой. — Э.Ф.).. Это обобщение, касающееся человеческой Любви, не только не подтвержденное, но и многократно опровергаемое фактами, Лоренц дополняет суждениями о "безобразном младшем брате большой Любви" по имени "Ненависть":"Она ведет себя иначе, чем обычная агрессивность, она, как и Любовь, направлена на Индивида (вернее, против него), и, вероятно, её (Любви) наличие является предпосылкой для Ненависти" (Курсив мой. — Э.Ф.).. Известно утверждение: от Любви до Ненависти — один шаг. Однако это не совсем верно сказано; на самом деле не Любовь знает такое превращение, а разрушенный Нарциссизм влюбленных, т.е., точнее говоря, Причиной Ненависти является не-Любовь (отсутствие Любви). Утверждать, что Ненависть имеет место лишь там, где была Любовь, — это значит привести элемент Истины к полному абсурду. Угнетенный ненавидит своего угнетателя, мать — убийцу своего Ребенка, а жертва пытки ненавидит своего мучителя. Так что же, эта Ненависть связана с тем, что прежде там была Любовь или, может быть, она все ещё присутствует? Следующее умозаключение по аналогии связано с Феноменом "опьянения борьбой". Речь идёт об "особой форме коллективной Агрессии, которая явно отличается от простейших форм индивидуальной Агрессии". Это "святой обычай", опирающийся на глубокие, генетически обусловленные модели Поведения. Лоренц заверяет, что,"вне всякого сомнения, бойцовская Страсть Человека развилась из коллективной потребности наших дочеловеческих предков в самообороне". Речь идёт о коллективной радости, разделяемой всеми членами группы при виде поверженного врага. Каждый нормально чувствующий мужчина знает это особое субъективное переживание. Сначала это некое волнение, предчувствие победы, затем зрелище бегущего врага и "святое "восхищение при виде отступающей армии. Здесь наступает момент, когда Человек забывает все и вся, он чувствует себя выше всех повседневных проблем, он слышит лишь один призыв, он готов идти на этот зов и выполнить святой долг воителя, а ведет его Воля к победе. Любые препятствия, стоящие на этом пути, утрачивают своё значение, в том числе инстинктивный Страх нанести ущерб своим собратьям, убить своего соплеменника. Разум умолкает, как и способность к Критике, и все другие Чувства, кроме коллективного воодушевления борьбой, отходят на задний план... короче, великолепно звучит украинская пословица:"Когда развевается знамя, Разум вылетает в трубу!" Лоренц выражает "обоснованную Надежду", что" первородный Инстинкт можно взять под контроль моральной ответственности, однако это может быть достигнуто лишь в том случае, если мы смело признаемся, что опьянение борьбой — это генетическая инстинктивная реакция организма, автоматически отключающая все другие центры... "То, как Лоренц описывает нормальное человеческое Поведение, совершенно обескураживает. Разумеется, бывает, что "Человек чувствует себя правым, даже совершая жестокий поступок", или, придерживаясь психологической терминологии, многие охотно совершают дурные поступки, не испытывая ни малейших угрызений Совести. Однако с научных позиций недопустимо бездоказательно объявлять воинственность универсальным врожденным свойством "человеческой натуры", а жестокости, совершаемые во время войны, объяснять первородным Инстинктом борьбы на базе весьма сомнительной аналогии с рыбами и птицами. Фактически, Индивиды и группы сильно отличаются друг от друга в проявлениях жестокости, даже когда их натравливают на представителей другой группы. Во время первой мировой войны британская пропаганда распространяла легенды о зверствах немецких солдат по отношению к бельгийским младенцам, ибо на самом деле было мало фактов жестокости и недоставало "горючего "для разжигания Ненависти к врагу. Соответственно и у немцев было мало сообщений о жестокостях противника по той простой Причине, что их и впрямь было мало. Даже во время второй мировой войны, несмотря на общий рост жестокости в мире, зверские поступки в целом ограничивались особой средой — нацистами. В среднем регулярные армейские части с обеих сторон не совершали военных преступлений в тех масштабах, которые следовало бы ожидать согласно теории Лоренца. То, что он называет зверским Поведением, связано с садистским, вампирским типом Личности. Его "опьянение борьбой "— не что иное, как эмоционально примитивный национализм. Утверждать, что готовность совершать жестокости,"когда развевается знамя", и объявлять эту готовность врожденной чертой Человека — это классический прием защиты при обвинении в нарушении принципов Женевской конвенции. И хотя я совершенно уверен, что сам Лоренц не имел намерений защищать жестокость, все равно его теоретический аргумент оказывает практическую услугу такой защите. А его метод мешает пониманию структуры Личности, индивидуальных и общественных условий и Причин возникновения и развития преступности. Лоренц идёт ещё дальше, утверждая, что без бойцовского азарта (этого "автономного человеческого Инстинкта") были бы "невозможны ни наука, ни искусство, ни любые другие грандиозные человеческие свершения". Как это возможно? Ведь сам Лоренц называет главным условием проявления этого Инстинкта "наличие внешней Опасности, объединяющей людей в группу". Разве есть хоть один пример, подтверждающий, что искусство и наука процветают лишь там, где существует Угроза нападения извне? Объяснение Лоренцом Причин Любви к ближнему есть также смесь инстинктивизма с утилитаризмом. Человек спасает друга, ибо тот уже не раз спасал его самого... да ещё и потому, что так поступали его предки ещё в период палеолита... — все это звучит настолько легковесно, что избавляет нас от комментариев. О войне: итог концепции Лоренца В результате анализа агрессивного Инстинкта у Человека Лоренц приходит к выводу, весьма близкому размышлениям Фрейда, высказанным им в письме к Эйнштейну, на тему" почему война?". Ни один Человек не может почувствовать радость, узнав, что войны неизбежны, что искоренить войну в принципе невозможно, ибо она является следствием врожденно-инстинктивного Поведения. И если Фрейда можно назвать" пацифистом "в широком смысле слова, то Лоренца вряд ли можно зачислить в этот разряд, хотя он и понимает, что ядерная война — это катастрофа небывалого масштаба. Он ищет средства, чтобы помочь обществу избежать трагических последствий агрессивного Инстинкта: на самом деле в ядерный век он фактически вынужден искать возможности сохранения мира, коль скоро стремится сделать приемлемой свою теорию о врожденной человеческой деструктивности. Некоторые его предложения похожи на фрейдовские, но все же разница очень велика. Фрейд выдвигает свои предложения с большой долей скепсиса и скромности, Лоренц же заявляет:"В отличие от Фауста, я знаю способ и могу научить людей, как изменить себя в лучшую сторону. И мне кажется, что я здесь не преувеличиваю своих возможностей... "Если бы под этим заявлением были серьезные основания, то заслуги Лоренца и впрямь было бы трудно переоценить. Однако его советы не идут дальше широко известных штампов типа" простых предостережений об Опасности полной дезинтеграции, которая грозит обществу, если в нем будут функционировать неправильные модели социального Поведения". 1. Первая совершенно очевидная рекомендация состоит в том, чтобы..." познать самого себя". Под этим Лоренц понимает "требование углубить свои знания о причинных Связях нашего собственного Поведения", то есть о законах эволюции. Одним из главных звеньев в этой цепи, с точки зрения Лоренца, является "объективно-психологическое изучение возможностей перенесения Агрессии с первоначально избранного объекта на эрзац-объект". 2. Второй путь — это исследование так называемой Сублимации методом Психоанализа. 3. "...Личное знакомство между людьми различных национальностей и партий". 4. Четвертое и, вероятно, важнейшее мероприятие,"проведение которого не терпит отлагательства... — это самокритичное и благоразумное овладение теми Страстями, которые в предыдущей главе мы называли "опьянением борьбой "или "воинственным азартом"; это означает, что "необходимо помочь молодежи... найти подлинные цели, ради которых стоит жить в современном мире". Рассмотрим внимательно каждый пункт этой программы. Классическую формулу" познай самого себя "Лоренц применяет неправильно, причём не только в плане греческого смысла этой формулы, но и в плане употребления этого понятия Фрейдом, который всю свою науку и практическую психотерапию строит на принципе самопознания. Для Фрейда понятие самопознания означает, что Человек осознает то, что существует на Бессознательном уровне; и это крайне трудный процесс, ибо Человек при этом встречает огромное сопротивление*, которое мешает осознать неосознанное. Самопознание в смысле Фрейда — это не только интеллектуальный, но одновременно и аффективный процесс, как его понимал ещё Спиноза. Это познание, которое осуществляется не только с помощью Разума, но и с помощью сердца. Позвать самого себя означает интеллектуально и эмоционально проникнуть в самые потаенные уголки своей души. Это процесс, который может длиться годы, а то и целую Жизнь (когда речь идёт о душевнобольном, который серьезно хочет избавиться от своего недуга и стать самим собой). Исцеление проявляется в усилении энергии, которая высвобождается, когда у Человека исчезает Необходимость тратить Силы на Вытеснение; поэтому Человек пробуждается и высвобождается по мере того, как он глубже проникает в свою субъективную реальность. В противоположность этому взгляду Лоренц понимает под" познанием самого себя "нечто совершенно иное, а именно теоретическое знание о фактах эволюции и особенно об инстинктивных корнях агрессивности. Пожалуй, Лоренцово понимание самопознания скорее можно сравнить с фрейдовской теорией о влечении к Смерти. Если следовать аргументации Лоренца, то Практика Психоанализа полностью исчерпывается чтением собрания сочинений Фрейда. Невольно приходит на ум поговорка Маркса о том, что того, кто упал в воду, не умея плавать, не спасет знание законов гравитации. "Чтение рецептов никого не излечит", — гласит китайская мудрость. Свой второй рецепт о Сублимации Лоренц даже не раскрывает. Что касается третьего "требования личного знакомства представителей различных партий и национальностей", то сам Лоренц признает, что в этой формуле почти все очевидно, ибо даже любые авиакомпании в своей рекламе объявляют о том, что международные рейсы служат делу мира. К сожалению, представление о том, что личное знакомство выполняет функцию снижения агрессивности, не получило подтверждения. Гораздо больше примеров обратного. Англичане и немцы довольно хорошо были знакомы до 1914 г., но, когда началась война, обе нации были охвачены безмерной Ненавистью. Есть ещё одно убедительное доказательство. Ни одна война, как известно, не вызывает больше Ненависти и жестокости, чем гражданская, в которой стороны особенно хорошо знают друг друга. А разве Ненависть между родственниками из одной семьи становится меньше оттого, что они отлично знают друг друга? Трудно ожидать, что" знакомство" и "дружба "уменьшат Агрессию, ибо в этом случае речь может идти лишь о самом поверхностном знании о другом Человеке, т.е. о знании "объекта", наблюдаемого снаружи. Это знание не имеет ничего общего с глубинным эмпатическим проникновением в переживания другого Человека, которые становятся мне понятны лишь тогда, когда я мобилизую весь свой опыт, вспоминая и сравнивая аналогичные или хотя бы мало-мальски сходные ситуации из своей Жизни. Познание такого рода требует от познающего определенных усилий, чтобы он сам справился со многим вытесненным (из своего Сознания) материалом; и в этом процессе постепенно реализуются новые пласты нашего Бессознательного, которые раньше были помехой на пути самопознания. И если достигнуто такое понимание (которое не поддается рациональной оценке), то это ведет к снижению, а то и к полному устранению агрессивности; это зависит от того, насколько удалось данному субъекту преодолеть свою собственную неуверенность, жадность н Нарциссизм, а вовсе не от максимального количества Информации о других людях[29]. Последнее место в программе из четырех пунктов занимает предложение о "новой направленности опьянения борьбой (бойцовского азарта)". Особое место среди его рекомендаций занимает спорт. Никто не отрицает того факта, что спортивная борьба может вызвать слишком серьезную агрессивность. Недавно мы имели возможность убедиться в этом, когда во время международного футбольного матча в Латинской Америке взрыв Эмоций привел к вспышке настоящей войны. И поскольку нет доказательств того, что спорт снижает агрессивность, то одновременно следует подчеркнуть и то, что мотивировка спорта Необходимостью разрядки агрессивного потенциала также не имеет доказательств. То, что в спорте приводит к Агрессии, — это Дух соревнования и зрелищность, которая культивируется и стимулируется общей коммерциализацией спортивных мероприятий, когда главную роль играют Деньги и популярность, а вовсе не гордость спортивными показателями. Многие видные наблюдатели несчастных Олимпийских игр 1972 г. в Мюнхене утверждают, что эти Игры были не столько проявлением доброй Воли и миролюбия, сколько способствовали росту национализма и соревновательной агрессивности[30]. Достаточно процитировать ещё некоторые высказывания Лоренца о войне и мире, чтобы убедиться в непоследовательности и двойственности его позиции. Например, он говорит:"Допустим, я люблю свою родину (это так и есть на самом деле) и что я испытываю неодолимую Враждебность по отношению к другой стране (что на самом деле мне совсем не свойственно), все равно я не смог бы всем сердцем желать её уничтожения, если бы я представил себе, что в этой стране живут люди, которые увлечены естественными науками, или те, кто чтут Чарлза Дарвина и пропагандируют его открытия, или другие, которые, как и я, обожают искусство Микеланджело и "Фауста "Гёте, или те, кто разделяют мое восхищение коралловыми рифами и другими объектами Природы. Я не смогу вызвать в себе безграничную Ненависть к врагу, если узнаю, что его ценностные ориентации в области Культуры и морали совпадают с моими собственными привязанностями и вкусами" (Курсив мой. — Э.Ф.).. Лоренц вводит такое странное ограничение для разрушительности и Ненависти, обозначив его словами "всем сердцем "или "безграничность". Тогда возникает вопрос: а разве бывает иное желание разрушить целую страну или, может быть, бывает "ограниченная "Ненависть? Ещё важнее то, что условие, при котором он отказывается от разрушения другой страны, состоит в том, что там живут люди с такими же, как у Лоренца, вкусами и привязанностями... А то, что речь идёт просто о живых людях, которые могут погибнуть, — этого недостаточно. Иначе говоря: полное уничтожение противника нежелательно лишь тогда, когда и поскольку тот принадлежит к одной и той же Культуре, что и Конрад Лоренц, и разделяет его интересы. Суть и Характер этих заявлений нисколько не меняются от того, что Лоренц требует "гуманистического воспитания", т.е. воспитания в Духе максимального привития Индивиду общечеловеческих ценностей и идеалов. Именно эти принципы преобладали в Системе воспитания в немецких гимназиях перед первой мировой войной, однако большая часть учителей этих гуманистических гимназий, вероятно, была значительно воинственней настроена, чем простые немцы... Однако по-настоящему оказать сопротивление войне может лишь очень радикальный Гуманизм, такой, для которого главные ценности — это Жизнь, человеческое достоинство и саморазвитие Индивида. Обожествление эволюции Невозможно до конца понять позицию Лоренца, если не знать о его фанатической приверженности дарвинизму. Такая позиция не редкость в наши дни и заслуживает серьезного изучения как важный социально-психологический Феномен современной Культуры. Глубочайшая потребность Человека в том, чтобы избавиться от Чувства одиночества и заброшенности, прежде находила удовлетворение в идее Бога, который создал этот мир и заботится о каждом отдельном существе. Когда эволюционная теория разрушила образ Бога как высшего творца, одновременно утратила Силу и Вера в Бога как всемогущего Отца (хотя многие сумели сохранить Веру в Бога наряду с признанием теории Дарвина). Однако для тех, у кого Вера в Царствие Божие пошатнулась, сохранилась потребность в какой-либо богоподобной фигуре. И некоторые из них провозгласили в качестве нового Бога эволюцию, а Дарвина объявили её пророком. Для Лоренца — и не только для него — идея эволюции стала ядром целой Системы ценностных ориентации. Дарвин открыл для него окончательную Истину в вопросе о происхождении Человека. Все явления, связанные с экономическими, религиозными, этическими или политическими обстоятельствами человеческого Бытия, отныне объяснялись исключительно с позиций теории происхождения видов. Квазирелигиозное отношение к дарвинизму проявляется и в выражении "великие конструкторы", которым Лоренц обозначает естественный отбор и изменчивость. Он говорит о методах и целях этих "великих конструкторов "точно так же, как христианин говорит о творениях Господа Бога; употребляемое единственное число "великий конструктор "ещё больше усиливает аналогию с Богом. Самое яркое свидетельство идолопоклонства в Мышлении Лоренца мы обнаруживаем в последнем разделе его книги "Так называемое Зло": Союз личной Любви и дружбы, на котором основано наше социальное устройство, возникает на том этапе развития родового строя, когда нужно было ограничить агрессивность и обеспечить мирное сосуществование двух и более Индивидов. Новые жизненные условия современного человечества, бесспорно, заставляют искать новые механизмы, препятствующие агрессивности всех против всех. Именно отсюда выводится естественное, чуть ли не Природой заложенное требование братской Любви Человека ко всем людям. Это требование не ново, Разумом мы понимаем его Необходимость, сердцем ощущаем его красоту, но все же мы не в Силах выполнить его, так уж устроен Человек. Он может испытывать полноценное Чувство Любви и дружбы только к отдельным людям, и самая сильная и добрая Воля ничего тут не может изменить! И все же великий конструктор может это. Я верю, что он это сделает, ибо я верю в мощь человеческого Разума, я верю в - Силу естественного отбора, и я верю, что разумная селекция совершается Разумом. Я верю, что в недалеком будущем наши потомки обретут способность для исполнения этого величайшего и благороднейшего требования (Курсив мой. — Э.Ф.).. Великий конструктор свершит то, что не сумели сделать ни Бог, ни Человек. Заповедь братской Любви не может быть реализована, пока её не пробудит к новой Жизни великий конструктор. Абзац заканчивается настоящим признанием: я верю, я верю, я верю... Социальный и моральный дарвинизм[31] в Творчестве Лоренца имеет Тенденцию к вуалированию истинных Причин человеческой агрессивности — биологических, психологических и социальных. В этом состоит фундаментальное расхождение между Лоренцом и Фрейдом. Фрейд был последним представителем Философии Просвещения. Он искренне верил в Разум как единственную Силу, способную спасти Человека от душевного и духовного краха. Он требовал настоящего самопознания Человека через раскрытие его неосознанных влечений. Обратившись к Разуму, он пережил утрату Бога — и он при этом болезненно четко сознавал свои недостатки. Но он не стал искать новых богов.   II. Бихевиоризм и теория среды Теория среды у просветителей Диаметрально противоположную инстинктивизму позицию занимают представители теории среды. Они утверждают, что человеческое Поведение формируется исключительно под воздействием социального окружения, т.е. определяется не "врожденными", а социальными и культурными Факторами. Это касается и агрессивности, которая является одним из главных препятствий на пути человеческого Прогресса. Уже философы-просветители рьяно отстаивали эту идею в самой радикальной её форме. Они утверждали, что Человек рождается добрым и разумным. И если в нем развиваются дурные наклонности, то Причиной тому — дурные обстоятельства, дурное воспитание и дурные примеры. Многие считали, что не существует психических различий между полами (l'аme n'a pas de sex[32]) и что реально существующие различия между людьми объясняются исключительно социальными обстоятельствами и воспитанием. Следует отметить, что в противоположность бихевиористам эти философы имели в виду вовсе не манипулирование Сознанием, не методы социальной инженерии, а социальные и политические изменения самого общества. Они верили, что "хорошее общество "обеспечит формирование хорошего Человека или, по крайней мере, сделает возможным проявление его лучших природных качеств. Бихевиоризм Основателем бихевиоризма является Д. В. Уотсон. Главной предпосылкой этого психологического направления ещё в 1914 г. стала идея о том, что" предметом Психологии является человеческое Поведение". Как и представители логического позитивизма*, бихевиористы выносят за скобки все "субъективные Факторы, которые не поддаются непосредственному наблюдению, такие как: ощущение, восприятие, представление, влечение и даже Мышление и Эмоции, коль скоро они имеют субъективную Природу". На пути своего развития от чуточку наивных формулировок Уотсона до филигранных необихевиористских конструкций Скиннера бихевиоризм претерпел довольно заметные изменения. И все же речь идёт скорее о совершенствовании первоначальной формулировки, чем о возникновении новых оригиналыных идей. Необихевиоризм[33] Б. Ф. Скиннера Необихевиоризм опирается на тот же самый принцип, что и концепция Уотсона, а именно: Психология не имеет права заниматься Чувствами или влечениями или какими-либо другими субъективными состояниями[34]; он отклоняет любую попытку говорить о" природе "Человека, либо конструировать модель Личности, либо подвергать анализу различные Страсти, мотивирующие человеческое Поведение. Всякий анализ Поведения с точки зрения намерений, целей и задач Скиннер квалифицирует как донаучный, ненаучный и как совершенно бесполезную трату времени. Психология должна заниматься изучением того, какие механизмы стимулируют человеческое Поведение (reinforcements) и как они могут быть использованы с целью достижения максимального результата." психология "Скиннера — это наука манипулирования Поведением; её цель — обнаружение механизмов "стимулирования", которые помогают обеспечивать необходимое" заказчику" поведение. Вместо условных рефлексов павловской модели Скиннер говорит о модели "стимул — реакция". Иными словами, это означает, что безусловно-рефлекторное Поведение приветствуется и вознаграждается, поскольку оно желательно для экспериментатора. (Скиннер считает, что похвала, вознаграждение являются более сильным и действенным стимулом, чем наказание). В результате такое Поведение закрепляется и становится привычным для объекта манипулирования. Например, Джонни не любит шяинат, но он все же ест его, а мать его за это вознаграждает (хвалит его, одаривает взглядом, дружеской улыбкой, куском любимого пирога и т.д)., т.е., по Скиннеру, применяет позитивные "стимулы". Если стимулы работают последовательно и планомерно, то дело доходит до того, что Джонни начинает с удовольствием есть шпинат. Скиннер и его единомышленники разработали и проверили целый набор операциональных приемов в сотнях экспериментов. Скиннер доказал, что путем правильного применения позитивных "стимулов "можно в невероятной степени менять Поведение как животного, так и Человека — и это даже вопреки тому, что некоторые слишком смело называют "врожденными склонностями". Доказав это экспериментально, Скиннер, без сомнения, заслужил признание и известность. Одновременно он подтвердил мнение тех американских антропологов, которые на первое место в формировании Человека выдвигали социокультурные Факторы. При этом важно добавить, что Скиннер не отбрасывает полностью генетические предпосылки. И все же, чтобы точно охарактеризовать его позицию, следует подчеркнуть: Скиннер считает, что, невзирая на генетические предпосылки, Поведение полностью определяется набором "стимулов". Стимул может создаваться двумя путями: либо в ходе нормального культурного процесса, либо по заранее намеченному плану. Цели и ценности Эксперименты Скиннера не занимаются выяснением целей воспитания. Подопытному животному или Человеку в эксперименте создаются такие условия, что они ведут себя вполне определенным образом, А зачем их ставят в такие условия — это зависит от руководителя проекта, который выдвигает цели исследования. Практика-экспериментатора в лаборатории в общем и целом мало занимает вопрос, зачем он тренирует, воспитывает, дрессирует подопытное животное (или Человека), его скорее интересует сам процесс доказательства своего умения и выбора методов, адекватных поставленной цели. Когда же мы от лабораторных условий переходим к условиям реальной Жизни Индивида и общества, то возникают серьезные трудности, связанные как раз с вопросами: зачем Человека подвергают манипуляции и кто является заказчиком (кто ставит, преследует подобные цели)? Создается впечатление, что Скиннер, говоря о Культуре, все ещё имеет в виду свою лабораторию, в которой психолог действует без учета ценностных суждений и не испытывает трудностей, ибо цель эксперимента для него не имеет значения. Это можно объяснить по меньшей мере тем, что Скиннер просто не в ладах с проблемой целей, смыслов и ценностей. Например, он пишет:"Мы удивляемся, когда люди ведут себя необычно или оригинально, не потому, что подобное Поведение само по себе достойно удивления, а потому, что мы не знаем, каким способом можно простимулировать оригинальное, из ряда вон выходящее Поведение". Подобное рассуждение движется в порочном кругу: мы удивляемся оригинальности, ибо единственное, что мы в состоянии зафиксировать, — так это то, что мы удивляемся. Однако зачем мы вообще обращаем внимание на то, что не является достойной целью? Скиннер не ставит этого вопроса, хотя минимальный социологический анализ способен дать на него ответ. Известно, что в различных социальных и профессиональных группах наблюдается различный уровень оригинальности Мышления и Творчества. Так, например, в нашем технологически-бюрократическом обществе это качество является чрезвычайно важным для ученых, а также руководителей промышленных предприятий. Зато для рабочих высокий творческий потенциал является совершенно излишней роскошью и даже создает Угрозу для идеального функционирования Системы в целом. Я не думаю, что наш анализ способен дать исчерпывающий ответ на вопросы об оригинальности Мышления и Творчества. С точки зрения Психологии многое свидетельствует о том, что творческое начало, а также стремление к оригинальности имеют глубокие корни в Природе Человека, и нейрофизиологи подтверждают гипотезу, что это стремление "вмонтировано "в структуру мозга. Я хотел бы подчеркнуть следующее: Скиннер попадает в сложное положение со своей концепцией потому, что не придает никакого значения поискам и находкам психоаналитической социологии, считая, что если бихевиоризм не знает ответа на какой-либо вопрос, то ответа и вовсе не существует. Приведу пример, свидетельствующий о расплывчатости скиннеровских представлений о ценностях. Большинство людей согласится, что решение о путях и способах создания атомной бомбы не содержит ценностных суждений, зато они не согласятся с утверждением, что решение о создании такого оружия в принципе было свободно от ценностных суждений. Главное различие между этими позициями, видимо, состоит в том, что ученые-Практики, руководящие конструированием бомбы, — все на виду, в то время как создатели Культуры, в рамках которой возникла бомба, остаются в тени. И мы не можем предсказать успешность или провал культурных открытий с такой же степенью точности, как это имеет место в отношении физических открытий. А потому в этих случаях мы прибегаем к ценностным суждениям, к догадкам, предположениям и т.д. Ценностные суждения лишь там выходят на верный след, где этот след оставила наука. А когда мы научимся планировать и измерять мелкие социальные взаимодействия и другие явления Культуры с такой же точностью, какой мы располагаем в физической технологии, то вопрос о ценностях отпадет сам собой. Главный тезис Скиннера сводится к следующему. Не вызывает сомнения тот факт, что целостные суждения отсутствуют как при решении построить атомную бомбу, так и при техническом решении этой проблемы. Разница состоит лишь в том, что Мотивы построения бомбы не совсем "ясны". Может быть, профессору Скиннеру они и впрямь неясны, зато многим историкам эти Мотивы понятны. На самом деле решение о создании атомной бомбы имело под собою более чем одну Причину (то же самое относится и к водородной бомбе). Первая — это Страх, что Гитлер сделает такую бомбу, кроме того, — желание обладать сверхмощным оружием в будущих конфликтах с Советским Союзом; и наконец — внутренняя логика развития общественной Системы, которая вынуждена постоянно наращивать вооружение, чтобы чувствовать уверенность перед лицом конкурирующих Систем. Однако кроме этих чисто военных стратегических и политических оснований, я полагаю, была ещё одна не менее важная Причина. Я имею в виду ту максиму, которая превратилась в аксиоматическую норму кибернетического общества:"Нечто должно быть сделано, если только это технически возможно". И когда возникает возможность производства ядерного оружия, оно не может не быть произведено, даже если это несет Угрозу всеобщего уничтожения. Если появляется возможность полететь на Луну или другие планеты, то это должно произойти даже ценой многочисленных лишений людей, живущих на Земле. Этот принцип означает отрицание всех гуманистических ценностей, место которых занимает одна высочайшая ценностная норма "технотронного "общества[35]. Скиннер не дает себе Труда изучить Причины создания бомбы и предлагает нам подождать, пока бихевиоризм раскроет эту тайну. В своих воззрениях на социальные процессы он проявляет такую же беспомощность, как и при обсуждении психических процессов: т.е. он совершенно неспособен понять скрытые (невербальные) Мотивы тех или иных общественных явлений. А поскольку все то, что люди говорят о своих Мотивах и в политической, и в личной Жизни, фактически является фикцией, поскольку вербально выраженные Мотивы лишь скрывают Истину, то понимание социальных и психических процессов оказывается блокировано, если исследователь довольствуется лишь словесным материалом. Но иногда, сам того не замечая, Скиннер потихоньку протаскивает ценностные категории. Например, он пишет:"Я уверен, что никто не хочет развития новой Системы отношений типа "хозяин-слуга", никто не хочет искать новых деспотических методов подавления Воли народа власть имущими. Это образцы Управления, которые были пригодны лишь в том мире, в котором ещё не было науки". Спрашивается, в какую эпоху живет профессор Скиннер? Разве сейчас нет стран с эффективной диктаторской Системой подавления Воли народа? И разве похоже, что диктатура возможна лишь в Культурах "без науки"? Скиннер все ещё верует в устаревшую идею" прогресса", согласно которой средневековье было "мрачным", ибо тогда ещё не было наук, а развитие науки с Необходимостью ведет к увеличению человеческой Свободы. На самом деле ни один политический лидер и ни одно правительство никогда не признаются в своих намерениях подавить Волю народа; у них на устах сегодня совсем другие слова, совершенно иная лексика, которая, казалось бы, имеет диаметрально противоположное значение. Ни один диктатор не называет себя диктатором, и каждая политическая Система клянется выражать Волю народа. К тому же в странах "свободного мира "в Труде, в воспитании и в Политике место явного авторитета занимают "анонимный авторитет" и Система манипулирования. Ценностные суждения Скиннера проявляются и в других его высказываниях. Например, он утверждает:"Если мы достойны нашего демократического наследия, то, естественно, мы будем готовы оказать противодействие использованию науки в любых деспотических или просто эгоистических целях. И если мы ещё ценим демократические достижения и цели, то мы не имеем права медлить и должны немедленно использовать науку в деле разработки моделей Культуры, при этом нас не должно смущать даже то обстоятельство, что мы в известном смысле можем оказаться в положении контролеров" (Курсив мой. — Э.Ф.).. Что же является основанием для подобного ценностного понятия внутри необихевиеристской теории? И при чем здесь контролеры? Ответ находим у самого Скиннера:"Все люди осуществляют контроль и сами находятся под контролем". Это звучит почти как успокоение для Человека демократически настроенного, но вскоре выясняется, что речь идёт всего лишь о робкой и почти ничего не значащей формулировке: Когда мы выясняем, каким образом господин контролирует раба, а работодатель — рабочего, мы упускаем из виду обратные воздействия и потому судим о проблеме контроля односторонне. Отсюда возникает привычка понимать под словом "контроль "эксплуатацию или, по меньшей мере, состояние одностороннего преимущества; а на самом деле контроль осуществляется обоюдно. Раб контролирует своего господина в такой же мере, как а господин своего раба, — в том смысле, что методы наказания, применяемые господином, как бы определяются Поведением раба. Это не означает, что понятие эксплуатации утрачивает всякий смысл или что мы не имеем права спросить cui bono?[36] Но когда мы задаем такой вопрос, то мы абстрагируемся от самого конкретного социального эпизода и оцениваем перспективы воздействия, которые совершенно очевидно связаны с ценностными суждениями. Подобная ситуация складывается и при анализе любых способов Поведения, которые производят инновации в Практике Культуры. Я считаю это рассуждение возмутительным; мы должны верить, что отношения между рабом и господином взаимны, и это несмотря на то, что понятие эксплуатации "не лишено смысла". Для Скиннера эксплуатация не является частью самого социального эпизода, этой частью являются лишь методы контроля. Это позиция Человека, для которого социальная Жизнь ничем не отличается от эпизода в лаборатории, где экспериментатора интересуют только его методы, а вовсе не сам по себе "эпизод", ибо в этом искусственном мирке совершенно не имеет значения, какова крыса — миролюбива она или агрессивна. И, словно этого ещё было мало, Скиннер окончательно констатирует, что за понятием эксплуатации "легко просматриваются "ценностные суждения. Быть может, Скиннер полагает, что эксплуатация или грабеж, пытки, Убийства — только слова, а не "факты", коль скоро эти явления связаны с ценностными суждениями? Это должно означать следующее: любые психологические и социальные Феномены утрачивают Характер фактов, доступных научному исследованию, как только их можно охарактеризовать с точки зрения их ценностного содержания[37]. Идею Скиннера о взаимности отношений раба и рабовладельца можно объяснить только тем, что он употребляет слово "контроль "в двояком смысле. В том смысле, в котором оно употребляется в реальной Жизни, вне всякого сомнения рабовладелец контролирует раба, и при этом не может быть речи о "взаимности", если не считать, что при определенных обстоятельствах раб располагает минимумом обратного контроля — например, он угрожает бунтом. Но Скиннер не это имеет в виду. Он подразумевает контроль в самом абстрактном смысле лабораторного эксперимента, который не имеет ничего общего с реальной Жизнью. Он вполне серьезно повторяет то, что часто рассказывают как анекдот, — это история про крысу, которая рассказывает другой крысе, как хорошо ей удается воспитывать своего экспериментатора: каждый раз, когда она нажимает на определенный рычаг, Человек вынужден её кормить. Поскольку бихевиоризм не владеет теорией Личности, он видит только Поведение и не в состоянии увидеть действующую Личность. Для необихевиориста нет никакой разницы между улыбкой друга и улыбкой врага, улыбкой хорошо обученной продавщицы и улыбкой Человека, скрывающего свою Враждебность. Однако трудно поверить, что профессору Скиннеру в его личной Жизни это также безразлично. Если же в реальной Жизни эта разница для него все же имеет значение, то как могла возникнуть теория, полностью игнорирующая эту реальность? Необихевиоризм не может объяснить, почему многие люди, которых обучили преследовать и мучить других людей, становятся душевнобольными, хотя" положительные стимулы" продолжают своё действие. Почему положительное "стимулирование "не спасает многих и что-то вырывает их из объятий Разума, Совести или Любви и тянет в диаметрально противоположном направлении? И почему многие наиболее приспособленные человеческие Индивиды, которые призваны, казалось бы, блистательно подтверждать теорию воспитания, в реальной Жизни нередко глубоко несчастны и страдают от комплексов и Неврозов? Очевидно, существуют в Человеке какие-то влечения, которые сильнее, чем воспитание; и очень важно с точки зрения науки рассматривать факты неудачи воспитания как победу этих влечений. Разумеется, Человека можно обучить чуть ли не любым способом, но именно "чуть ли не". Он реагирует на воспитание по-разному и вполне определенным образом ведет себя, если воспитание противоречит основным его потребностям. Его можно воспитать рабом, но он будет вести себя агрессивно. Или Человека можно приучить чувствовать себя частью машины, но он будет реагировать, постоянно испытывая досаду и агрессивность глубоко несчастного Человека. По сути дела, Скиннер является наивным рационалистом, который игнорирует человеческие Страсти. В противоположность Фрейду, Скиннера не волнует проблема Страстей, ибо он считает, что Человек всегда ведет себя так, как ему полезно. И на самом деле общий принцип необихевиоризма состоит в том, что идея Полезности считается самой могущественной детерминантой человеческого Поведения; Человек постоянно апеллирует к идее собственной Пользы, но при этом старается вести себя так, чтобы завоевать расположение и одобрение со стороны своего окружения. В конечном счете бихевиоризм берет за основу буржуазную аксиому о примате эгоизма и собственной Пользы над всеми другими Страстями Человека. Причины популярности Скиннера Невероятную популярность Скиннера можно объяснить тем, что ему удалось соединить элементы традиционного либерально-оптимистического Мышления с духовной и социальной реальностью. Скиннер считает, что Человек формируется под влиянием социума и что в" природе "Человека нет ничего, что могло бы решительно помешать становлению мирного и справедливого общественного строя. Таким образом, Система Скиннера оказалась привлекательной для всех тех психологов, которые относятся к либералам и находят в этой Системе аргументы для защиты своего политического оптимизма. Он апеллирует ко всем тем, кто верит, что такие вожделенные социальные цели, как мир и равенство, являются не просто утопией, а что их можно воплотить в Жизнь. Сама идея создания более совершенного, научно обоснованного общественного строя волнует всех, кто раньше был в рядах социалистов. Разве не к этому же стремился Маркс? Разве не он назвал свой Социализм "научным "в противоположность "утопическому "Социализму предшественников? И разве метод Скиннера не выглядит особенно привлекательно в тот исторический момент, когда политические лозунги себя исчерпали, а революционные Надежды захлебнулись? Однако Скиннер привлекает не только своим оптимизмом, но и тем, что ему удалось умело вмонтировать в традиционно либеральные идеи элементы ярого негативизма. В век кибернетики Индивид все чаще становится объектом манипулировали. Его Труд, потребление и свободное время — все находится под воздействием рекламы, идеологии и всего того, что Скиннер называет положительным стимулированием. Личность теряет свою активную ответственную роль в социальном процессе; Человек становится совершенно "конформным "существом и привыкает к тому, что любое Поведение, поступок, мысль и даже Чувство, отклоняющееся от стандарта, будет иметь для него отрицательные последствия; он результативен лишь в том, что от него ожидают.   Если же он будет настаивать на своей уникальности, то в полицейском Государстве он рискует потерять не только Свободу, но и Жизнь; в некоторых демократических Системах он рискует своей карьерой, иногда — потерей работы, а важнее всего — он рискует оказаться в изоляции. Хотя большинство людей не осознают своего внутреннего дискомфорта, они все же испытывают неопределенное Чувство Страха перед Жизнью, они боятся будущего, одиночества, тоски и бессмысленности своего существования. Они чувствуют, что их собственные идеалы не находят опоры в социальной реальности. Какое же огромное облегчение они должны испытать, узнав, что приспособление — это самая лучшая, самая прогрессивная и действенная форма Жизни.   Скиннер превращает кибернетический ад изолированного, манипулируемого Индивида в райские кущи Прогресса. Он избавляет нас от Страха перед будущим, заявляя, что направление, в котором развивается наша индустриальная Система, — это то самое направление, о котором мечтали великие гуманисты прошлого, да к тому же ещё и научно обоснованное. Кроме того, теория Скиннера звучит очень убедительно, так как она (почти) точно" попадает "в отчужденного Человека кибернетического общества. Короче, скиннеризм — это Психология оппортунизма, выдающая себя за научный Гуманизм. Я вовсе не хочу этим сказать, что Скиннер захотел выступить в роли апологета "технотронного "века. Напротив, его политическая и социальная наивность нередко вынуждающего писать такие вещи, которые звучат гораздо убедительнее (хоть и тревожат душу), чем если бы он отдавал себе полностью отчет в том, к чему он пытается нас приспособить. Бихевиоризм и Агрессия Знание бихевиористской методологии очень важно для изучения проблемы Агрессии, поскольку в США большинство ученых, хоть как-то причастных к проблеме Агрессии, являются приверженцами бихевиоризма. Их аргументация проста: если Джон обнаружит, что в ответ на его агрессивное Поведение его младший брат (или мать) дает ему то, что он хочет, то он превратится в Человека с агрессивными наклонностями; то же самое можно было бы сказать в отношении мужественного, низкопоклоннического или любвеобильного Поведения. Формула гласит: Человек чувствует, думает и поступает так, как он считает правильным для достижения ближайшей желанной цели. Агрессивность, как и другие формы Поведения, является благоприобретенной и определяется тем, что Человек стремится добиться максимального преимущества. Бихевиорист А. Басс определяет Агрессию как" поведение, вызывающее раздражение и наносящее ущерб другим организмам". Приведу небольшой фрагмент из его рассуждений: То, что в определение понятия Агрессии совершенно не вошел такой элемент, как намерение (Мотив), обусловлено двумя обстоятельствами. Во-первых, намерение имплицитно включает телеологию — целенаправленное действие, устремленное к будущей цели; такое понятие намерения несовместимо с бихевиористскими взглядами. Во-вторых (что ещё важнее), это понятие очень трудно применить к действиям, поступкам в бихевиористском смысле. Намерение, умысел — это индивидуальное действие, которое может получить вербальное выражение, а может и не получить... О намерении можно судить по истории процесса "стимулирования". Если агрессивная реакция систематически усиливалась и имела специфические последствия (например, бегство жертвы), то можно утверждать, что повторение агрессивного Поведения содержит "намерение вызвать такую реакцию, как бегство". Однако подобное рассуждение совершенно излишне при анализе Поведения, гораздо полезнее и продуктивнее будет изучить отношение между историей "стимулирования "агрессивной реакции и непосредственной ситуацией, подтолкнувшей эту реакцию. В целом категория намерения очень сложна для анализа; к тому же агрессивное Поведение в большей мере зависит от последствий "стимулирования", именно они определяют возникновение и интенсивность агрессивных реакций. То есть, иными словами, речь идёт о том, чтобы определить, какие виды "стимулов "вызывают агрессивное Поведение. Мы видим, что под словом "намерение "Басс имеет в виду сознательный умысел. То есть Басс не отказывается полностью от психоаналитического подхода к проблеме. "Если гнев не является импульсом к Агрессии, стоит ли видеть в нем вообще какой-либо импульс? Мы считаем, что это нецелесообразно"[38]. Выдающиеся бихевиористы А. Басс и Л. Беркович демонстрируют гораздо больше понимания эмоциональных состояний Человека, чем Скиннер, хотя в целом они поддерживают главный принцип Скиннера, гласящий, что объектом научного наблюдения является действие, а не действующий Человек. Поэтому они не придают серьезного значения фундаментальным открытиям Фрейда, т.е. не учитывают того, что Поведение определяют психические Силы, что эти Силы в основном находятся на Бессознательном уровне и, наконец, что осознание ("прозрение") как раз и является тем Фактором, который преобразует энергетический потенциал и определяет направленность этих Сил. Бихевиористы претендуют на "научность "своего метода на том основании, что они занимаются теми видами Поведения, которые доступны визуальному наблюдению. Однако они не понимают, что невозможно адекватно описать" поведение "в отрыве от действующей Личности. Например, Человек заряжает револьвер и убивает другого Человека; само по себе действие — выстрел из револьвера — с психологической точки зрения мало что значит, если его взять в отрыве от "агрессора". Фактически бихевиоризм констатирует лишь то, что относится к действию револьвера; по отношению к револьверу Мотив того, кто нажал на курок, не имеет никакого значения. А вот Поведение Человека можно понять до конца лишь в том случае, если мы будем знать осознанные и неосознанные Мотивы, побудившие его к выстрелу. При этом мы обнаружим не одну-единственную Причину его Поведения, а получим возможность эксплицировать внутреннюю психическую структуру его Личности и выявить многие Факторы, которые, соединившись вместе, и привели к тому мгновению, когда револьвер выстрелил. И тогда мы констатируем, что можем через целую Систему личностных характеристик объяснить импульс, который привел к выстрелу. А сам выстрел зависит от Массы случайных Факторов, ситуативных элементов; например, от того, что у данного субъекта в этот момент оказался в руках именно револьвер, что вблизи не было других людей, наконец, от общего состояния его психики, а также от степени психологической напряженности в данный момент. Поэтому основной бихевиористский тезис, согласно которому наблюдаемое Поведение представляет собой надежную с научной точки зрения величину, совершенно ошибочен. На самом деле Поведение различно в зависимости от различия мотивирующих его импульсов, а они-то часто скрыты от наблюдателя. Это можно проиллюстрировать простым примером. Два Отца с разным темпераментом бьют своих сыновей, полагая, что наказание полезно для нормального развития Ребенка. Внешне оба Отца ведут себя одинаково. Каждый дает своему сыну затрещину правой рукой. Однако, если мы сравним при этом, как ведет себя любящий Отец и Отец-Садист, мы увидим в них много различий. Различны позы, выражения лиц, хватка, слова и тон разговора после наказания. Соответственно отличается и реакция детей. Один Ребенок ощущает в наказании садистское, разрушительное начало; а другой не имеет никаких оснований усомниться в Любви своего Отца. И тем более, если эта уверенность дополняется другими бесчисленными примерами Поведения Отца, которые формируют Ребенка с раннего Детства. Тот факт, что оба Отца убеждены в том, что наказывают детей для их же Пользы, ничего не меняет, кроме того, что устраняет моральные преграды с пути Отца-Садиста. И даже если он, Отец-Садист, никогда не бил своего Ребенка из Страха перед женой, или из других соображений, или под влиянием прочитанных книг о воспитании, он все равно вызовет у Ребенка те же самые реакции, ибо его взгляд также точно выдает его садистское нутро, как и его руки, дающие Ребенку затрещину. Поскольку дети чувствительнее взрослых, они реагируют в целом на импульс, который исходит от Отца, а вовсе не на отдельные, изолированные факты его Поведения. Возьмем другой пример. Мы видим Человека, который сердится, гневается, у которого от злости краснеет лицо. Мы описываем его Поведение, говоря: он в гневе, в бешенстве, он вне себя. Если мы спросим, почему он гневается, то можем услышать в ответ:"Потому что он боится". — "А чего он боится? Отчего этот Страх?"— "Оттого, что он очень страдает от своей беспомощности". — "Откуда это Чувство?"— "Все дело в том, что он никак не может порвать узы, привязывающие его к матери, и постоянно чувствует себя как малое дитя". (Это, разумеется, не единственно возможный вариант объяснения причинных Связей). Каждый из этих ответов содержит "Истину". Разница лишь в том, что каждый из них отмечает причинную Связь разной глубины; и чем глубже лежит Причина, тем меньше она осознается. Чем глубже уровень осознания, тем больше мы получаем Информации для понимания Поведения. И не только для понимания Мотивов, но и в том смысле, что Поведение Человека становится понятным до мелочей. В данном случае наблюдатель с тонким чутьем скорее заметит на "красном "лице выражение испуганной беспомощности, а не гнева. В другом случае Поведение может быть внешне совершенно аналогичным, но от внимательного наблюдателя не ускользнет лежащая на лице Человека печать жестокости и деструктивизма. Его гневное Поведение — лишь результат того, что он держит под контролем свои разрушительные импульсы. И тогда два внешне одинаковых типа Поведения на деле оказываются сильно отличающимися друг от друга, что научно можно объяснить, только обратившись к мотивационной сфере в структуре Личности. Поэтому на вопрос о "краснолицем "я дал необычный ответ:"Он гневается потому, что его оскорбили, или же он чувствует себя оскорбленным". Подобное объяснение акцентирует повод для гнева и упускает из виду, что раздражительность и гневливость могут быть и чертами Характера данной Личности. Группа людей будет по-разному реагировать на один и тот же раздражитель в зависимости от Характеров Индивидов. Так, например, субъекта А этот раздражитель задевает; субъект В испытывает к нему отвращение; субъект С может его испугаться, а субъект D просто проигнорирует его. Басс прав, утверждая, что намерение — это личное дело каждого, которое может получить словесное выражение, а может и не получить. Однако как раз в этом и состоит дилемма бихевиоризма: поскольку он не располагает методом для анализа невербализованных данных, он вынужден ограничивать свои исследования теми данными, которые ему доступны и которые обычно слишком грубы и поверхностны, а потому недостаточны для проведения тонкого теоретического анализа. О психологических экспериментах Если психолог ставит перед собой задачу понять Поведение Человека, то он должен выбрать такие методы, которые пригодны для изучения Человека in vivo[39], тогда как бихевиористские исследования практически проводятся in vitro[40] (я употребляю это выражение в собственном значении, т.е. для констатации того факта, что Человек наблюдается в контролируемых, искусственно созданных условиях, а не в "реальном "жизненном процессе). Может возникнуть впечатление, будто Психология стремилась обеспечить себе респектабельность посредством подражания естественным наукам, заимствуя у них некоторые методы, но, кстати сказать, это оказались методы, которые имели Силу 50 лет назад, а не те "научные "методы, которые приняты в передовых отраслях науки сегодня[41]. В результате недостаток теории часто скрывается за впечатляющими математическими формулами, которые не имеют ничего общего с фактами и нисколько не поднимают их значимость. Разработать метод для наблюдения и анализа человеческого Поведения вне лаборатории — весьма нелегкое дело, однако это является важнейшей предпосылкой для понимания Человека. В сущности при изучении Человека работают только два метода наблюдения: 1. Первый метод — это прямое и детальное изучение одного Человека другим. Самый результативный вариант данного метода демонстрирует" психоаналитическая лаборатория", разработанная Фрейдом. Здесь пациенту предоставляется возможность выразить свои неосознанные влечения, одновременно выясняется Связь этих влечений с доступными глазу "нормальными" и "невротическими "* актами Поведения[42]. Менее сильным, но все же довольно продуктивным методом является интервью или серия опросов, к которым следует причислить также изучение некоторых сновидений, а также ряд прожективных тестов. Не следует недооценивать глубинные психологические данные, которые опытный наблюдатель добывает уже тем, что внимательно и долго следит за испытуемым, изучая его жесты, голос, осанку, руки, выражение лица и т.д. Даже не зная испытуемого и не имея в распоряжении ни писем, ни дневников, ни подробной его биографии, психолог может использовать наблюдение такого рода как важный источник для понимания психологического профиля Личности. 2. Второй метод исследования Человека in vivo состоит в том, чтобы, вместо" запихивания "Жизни в психологическую лабораторию, превратить в "естественную лабораторию "определенные жизненные ситуации- Вместо конструирования искусственной социальной ситуации (как это делается в психологической лаборатории), исследователь изучает те эксперименты, которые предлагает сама Жизнь. Надо выбрать такие социальные ситуации, которые поддаются сравнению, и с помощью специального метода превратить их в соответствующий эксперимент. Если одни Факторы принять за константу, а другие изменять, то в такой естественной лаборатории появляется возможность для проверки различных гипотез. Существует очень много похожих ситуаций, и можно проверить, соответствует ли та или иная гипотеза всем этим ситуациям, — и если это не так, то можно выяснить, существует ли убедительное объяснение для этого исключения, или надо изменить гипотезу. Простейшей формой подобного "естественного эксперимента "является анкетный опрос (с использованием большого списка открытых вопросов или же в ходе личного интервью), проводимый среди репрезентативных групп людей разного возраста, профессий (в тюрьмах, больницах и т.д).. Само собой разумеется, в таких случаях мы не можем рассчитывать на абсолютную "точность "результатов, которая достигается в лаборатории, ибо два социальных объекта никогда не бывают совершенно идентичны. Но когда ученый имеет дело не с" подопытными Индивидами", а с людьми, когда он изучает не артефакты*, а реальную Жизнь, то вовсе не стоит ему гнаться за видимой (а иногда и сомнительной) точностью ради того, чтобы получить весьма тривиальные результаты. Я считаю, что для анализа агрессивного Поведения с научной точки зрения наиболее пригодны либо психоаналитическое интервьюирование, либо опрос в естественной социальной "лаборатории "Жизни. Правда, оба эти метода требуют от исследователя гораздо более высокого уровня комплексного теоретического Мышления, чем самый изощренный, хитроумный лабораторный эксперимент[43]. Для наглядности хочу привести пример. Стенли Мильграм в своей "интеракционистской* лаборатории "в Йельском университете провел интересное исследование[44]. В исследовании участвовали 40 Мужчин в возрасте от 20 до 50 лет из Нью-Хейвена и его окрестностей. Мы подобрали людей с помощью рекламы и прямых предложений по почте. Общая совокупность включала самые различные профессии. Наиболее распространенные — это почтовые служащие, преподаватели вузов, продавцы, инженеры и рабочие. Образовательный уровень — от неполной средней школы до докторов наук. За участие в эксперименте каждый получал 4,5 доллара. Им сообщалось заранее, что Деньги они получат только за своё появление в лаборатории, независимо от дальнейших событий. В каждом эксперименте принимали участие как минимум один совершенно "невинный", неопытный представитель и одна "жертва" (по выбору руководителя исследования). Мы должны были выдумать Причину, чтобы объяснить неопытным испытуемым Необходимость применения электротока (на самом деле он не применялся, но подготовка была). Для прикрытия создавалась легенда об интересе исследователей к проблеме отношений между обучением и наказанием. Вот как звучала эта легенда: "Мы очень мало знаем о воздействии наказания на обучение, ибо по этой проблеме практически нет научных исследований. Так, например, мы не знаем, какая мера наказания дает наибольший результат в учебе; мы не знаем, существует ли различие в восприятия наказания: имеет ли значение для взрослого Человека, кто его наказывает — тот, кто старше его или моложе, и многое другое. Поэтому мы собрали здесь взрослых людей разных возрастов и профессий и предполагаем, что среди вас есть ученики и есть учителя. Мы хотим узнать, каково влияние различных Личностей друг на друга, когда одни выступают в роли обучающих, а другие — в роли обучаемых, и, кроме того, какова роль наказания при обучении. Я попрошу одного из вас сегодня вечером сыграть здесь роль учителя, а другого — быть учеником. Может быть, кто-то хочет сам быть учителем, а кто-то предпочитает быть учеником?" Дальше испытуемые тянули жребий (бумажки из шляпы): кто будет учителем, а кто — учеником. Жеребьевка была так подстроена, что ничего не подозревающий всегда был учителем, а посвященные — всегда учениками. (На обеих бумажках было написано слово "учитель"). Сразу после жеребьевки учитель и ученик помещались в разные комнаты, причём ученика сажали на "электрический стул" и привязывали. Экспериментатор объяснял, что ремни должны удерживать обучаемого от слишком резких движений во время шока или даже от бегства в соответствующей ситуации. Затем накладывался электрод на запястье обучаемого, которое предварительно смазывалось специальным вазелином "во избежание ожога и волдыря". Испытуемому было сказано, что электрод подключен к генератору шока, который стоит в соседней комнате. ...Из соседней комнаты испытуемому учителю дается приказ за каждый неправильный ответ выдавать обучаемому" порцию шока". Кроме того, — и эта особенно важно — учителю предлагалось" после каждого неправильного ответа обучаемого передвигать регулятор Силы тока вверх по шкале интенсивности на одно деление". Кроме того, перед тем как нажать на рычаг, он должен был вслух произнести число, соответствующее делению вольтметра. Таким образом, испытуемый учитель должен был четко сознавать постоянно растущую интенсивность электрошока, которым он "наказывает "обучаемого... Во всех случаях обучаемому заранее дается набор парных ответов, среди которых три ошибочных приходятся на один верный. При таких условиях обычно ученик не подает голоса или другого протестующего сигнала, пока уровень электрошока не достигнет 300 вольт. А когда сигнал достигает 300 вольт, ученик начинает бить кулаками в стенку. Экспериментатор слышит эти стуки. С этой минуты ответы обучаемого больше не идут по четырехответной схеме... Когда испытуемый дает знак, что не хочет больше работать, экспериментатор подбадривает его. Для этого у него есть целый набор просьб-требований — ровно столько, сколько нужно, чтобы заставить испытуемого продолжить работу. Просьба 1. Пожалуйста, продолжайте. Просьба 2. Эксперимент требует вашего дальнейшего участия. Просьба 3. Ваше участие совершенно необходимо. Просьба 4. У вас нет иного выбора, как продолжить работу. Эти фразы предъявлялись последовательно по мере Необходимости. Если даже четвертому требованию испытуемый не хотел подчиниться, эксперимент прекращался. Экспериментатор разговаривал одним и тем же размеренным, довольно вежливым тоном, и каждый раз, когда испытуемый начинал спотыкаться или медлить с выполнением приказа, экспериментатор снова начинал выдвигать вышеназванный ряд требований. Были и подбадривания особого назначения. Например, если испытуемый спрашивал, не скажется ли эксперимент на здоровье "ученика", то экспериментатор отвечал:"Даже если уколы электрошока доставляют болезненные ощущения, все равно кожный покров от этого не пострадает, так что спокойно работайте дальше". (Это дополнение к просьбам 2, 3, 4). Бели испытуемый говорил, что ученик больше не хочет работать, то наблюдающий отвечал:"Хочет этого ученик или нет, Вы должны продолжать, пока ученик не выучит правильные ответы на все вопросы парного теста. Пожалуйста, продолжайте!" Какие результаты дал этот эксперимент? Многие участники проявили признаки нервозности, особенно при увеличении доз электрошока. Во многих случаях напряжение достигало такой степени, какая редко встречается в социально-психологических лабораторных испытаниях (Курсив мой. — Э.Ф.).. Испытуемые потели, заикались, дрожали, кусали губы, стонали и сжимали кулаки так, что ногти впивались в кожу. И это были скорее типичные реакции, чем из ряда вон выходящие. Одним из признаков напряжения были периодические приступы смеха. У 14 из сорока Человек этот нервный смех был регулярно повторяющимся, хотя смех в подобной ситуации кажется совершенно неуместным, почти безумным. У трех Человек приступы смеха были "неуправляемыми, а у одного испытуемого начались такие конвульсии, что эксперимент пришлось прервать. Испытуемый 46 лет, книготорговец, был в явном смущении из-за своего неуправляемого и "непристойного" поведения. В последующей беседе почтя каждый выражал сожаление и заверял, что он не Садист и улыбка вовсе не означала, что мучения жертвы доставляли ему хоть малейшее удовольствие. Вопреки первоначальным ожиданиям ни один из сорока Человек не прекратил работу прежде, чем уровень электротока достигал 300 вольт, а жертва начинала барабанить в стенку. Только пятеро из сорока отказались подчиниться требованию экспериментатора и включить ток свыше 300 вольт. Пятеро сами увеличили дозу сверх трехсот: двое до 330 вольт, а остальные трое — до 345, 360 и 375 вольт. Таким образом, 14 Человек (35%) оказали сопротивление экспериментатору. А" послушные "нередко слушались лишь под большим давлением и проявляли почти такой же Страх, как я сопротивляющиеся. А после окончания эксперимента многие из послушных испускали вздох облегчения, терли глаза и лоб, нервно хватались за сигареты, кое-кто виновато качал головой. И только несколько испытуемых в течение всего эксперимента не проявили никаких признаков беспокойства. При обсуждении эксперимента автор констатировал два удивительных вывода: Первый касается непреодолимой Тенденции к повиновению. Испытуемые с Детства привыкли, что наносить боль другому Человеку — это тяжелый нравственный проступок. И все же 26 Человек переступили через этот нравственный императив и послушно исполняли приказы авторитарной Личности, хотя она и не обладала никакой формальной властью. Второй непредусмотренный эффект связан с чрезмерным напряжением. Можно было ожидать, что испытуемые либо прекратят выполнять задание, либо будут продолжать — как кому подскажет Совесть. Но произошло нечто совершенно иное. Дело дошло до крайней степени напряженности и огромных эмоциональных перегрузок. Один наблюдатель записал:"Я видел, как довольно развязный, уверенный в себе предприниматель средних лет, улыбаясь, вошел в лабораторию. Через 20 минут он превратился в дрожащее, заикающееся, жалкое существо, похожее на нервного больного. Он постоянно теребил мочку уха, потирал руки. А один раз ударил себя кулаком по лбу и пробормотал:"О Господи, когда же это кончится?!"И тем не менее он прислушивался к каждому слову экспериментатора и подчинялся ему до конца". На самом деле этот эксперимент чрезвычайно интересен не только для изучения Конформизма, но и для изучения жестокости и деструктивности. Это напоминает ситуации реальной Жизни, когда, к примеру, выясняется вина солдата, совершавшего чудовищные преступления по приказу командира. Может быть, это касается и немецких генералов, осужденных в Нюрнберге военных преступников или лейтенанта Келли и некоторых его подчиненных во Вьетнаме*? Я полагаю, что в большинстве случаев из эксперимента нельзя делать выводов относительно реальной Жизни. Психолог был в эксперименте не просто авторитетом, а представителем науки и одного из ведущих научно-исследовательских институтов, занимающихся проблемами высшего образования в США. Принимая во внимание, что наука в современном индустриальном обществе ценится выше всего на свете, среднему американцу трудно представить, что от ученого может исходить безнравственный приказ. Если бы Господь Бог не запретил Аврааму убить сына, он бы это сделал, как это делали миллионы родителей, приносившие своих детей в жертву. Для верующего ни Бог,ни его современный эквивалент, каким является наука, не могут совершить несправедливость. Поэтому повиновение, обнаруженное в эксперименте Мильграма, не должно вызывать удивления. Скорее можно было бы удивиться непокорности 35%. Не должна удивлять и возникшая степень напряженности. Экспериментатор ожидал,"что испытуемые сами прекратят выполнять задание по велению своей Совести". Но разве это тот способ, каким люди в Жизни выходят из конфликтных ситуаций? Разве не в том состоит особенность и трагизм человеческого Поведения, что Человек пытается не ставить себя в конфликтную ситуацию? Это означает, что он не осознает свой выбор между тем, что ему диктует жадность и Страх, и тем, что ему запрещает его Совесть? На деле Человек с помощью рационализации устраняется от осознания конфликта, и конфликт проявляется неосознанно в форме сильного стресса, невротических симптомов или Чувства вины по совершенно иным, придуманным Причинам. И в этом отношении Мильграмовы подопечные вели себя вполне нормально. Однако здесь возникают другие интересные вопросы. Мильграм считает, что его испытуемые находятся в конфликтной ситуации, ибо они не видят выхода из противоречия между авторитарным приказом и образцами Поведения, внушенными им в раннем Детстве, суть которых:"не навреди другому Человеку". Но разве так происходит на самом деле? Разве мы научились "не наносить ущерб другим людям"? Может быть, этой заповеди и учат в церковной школе, но в школе реальной Жизни детей, напротив, учат понимать и отстаивать свои преимущества, даже в ущерб другим. И потому конфликт, который предполагает Мильграм в этой ситуации, не столь уж велик. Я вижу важнейший результат Мильграмова эксперимента в том, что он обнаружил сильную реакцию против жестокости. Разумеется, 65% испытуемых удалось поставить в такие условия, что они вели себя жестоко, но при этом в большинстве случаев они отчетливо проявляли реакцию возмущения или неприятия садистского типа Поведения. К сожалению, автор не приводит нам точные сведения о тех людях, которые в продолжение всего эксперимента не проявляли признаков беспокойства. Как раз очень интересно было бы для понимания человеческого Поведения узнать об этих людях больше подробностей. Очевидно, они не испытывали ни малейших неудобств, совершая жестокие действия. И первый вопрос, возникающий здесь: почему? Возможен, например, такой ответ, что страдание других доставляло им удовольствие и они не чувствовали ни малейших угрызений Совести, ибо их Поведение было санкционировано авторитетом свыше. Есть и другая возможность: если речь идёт о сильно отчужденном или нарциссическом типе Личности, то такие люди вообще невосприимчивы ко всему, что касается других людей. А может быть, это были" психопаты", которые полностью лишены нравственных "тормозов". Те, у кого проявились различные симптомы стресса и Страха, — вот это, должно быть, люди с антисадистским и антидеструктивным Характером. (Если бы после эксперимента было проведено глубинно-психологическое интервьюирование, то была бы возможность выяснить характерологические различия этих людей и можно было бы дать обоснованные гипотезы о поведении этих людей в будущем). Важнейший результат эксперимента сам Мильграм оставляет почти без внимания, а именно наличие Совести у большинства испытуемых и их переживание по поводу того, что послушание заставило их действовать вопреки их Совести. А если кто-то захочет интерпретировать этот эксперимент как доказательство того, что Человека легко сделать бесчеловечным, то я подчеркиваю, что реакции испытуемых говорят о прямо противоположном — т.е. о наличии серьезных внутренних Сил Личности, для которых жестокое Поведение невыносимо. Это подводит нас к тому, что при изучении жестокости в реальной Жизни очень важно учитывать не только жестокое Поведение, но и (часто неосознанные) угрызения Совести тех, кто подчинился авторитарному приказу. (Нацисты были вынуждены применить хитроумнейшую Систему сокрытия своих преступлений, чтобы заглушить голос Совести у простых немецких граждан). Эксперимент Мильграма хорошо иллюстрирует разницу между сознательными и бессознательными аспектами Поведения, хотя сам он их и не принимает в расчет. Ещё один эксперимент оказался в Связи с этим весьма убедительной иллюстрацией к проблеме Причин жестокости. Первый отчет об этом эксперименте — совсем коротенькое сообщение д-ра Цимбардо в 1972 г. Позднее появилась более подробная публикация, но я буду цитировать по рукописи, любезно предоставленной мне д-ром Цимбардо. Цель эксперимента состояла в том, чтобы изучить Поведение нормальных людей в ситуациях, близких к тюремному заключению, где одни испытуемые выступали в роли заключенных, а другие — надзирателей. Автор считает, что ему удалось этим экспериментом подтвердить общий тезис, что под влиянием определенных обстоятельств любой Человек может дойти до какого угодно состояния, вопреки всем своим представлениям о нравственности, вопреки личной порядочности и всем социальным принципам, ценностям и нормам. Короче говоря, в этом эксперименте большинство испытуемых, игравших роль "надзирателей", превращались на глазах в жесточайших Садистов, а те, кто играл заключенных, демонстрировали жалкое зрелище несчастных, запуганных и подневольных людей. У некоторых" заключенных "так быстро развились серьезные симптомы психической неполноценности, что пришлось даже через несколько дней выводить их из эксперимента. На самом деле реакции обеих групп испытуемых были столь интенсивны, что запланированный на две недели эксперимент пришлось закончить через шесть дней, Я сомневаюсь, что данный эксперимент доказывает вышеназванный бихевиористский тезис, и приведу свои аргументы. Но сначала я должен сообщить читателю некоторые подробности эксперимента. Через газетную рекламу был организован конкурс студентов, желавших за 15 долларов в день принять участие в эксперименте с целью психологического исследования Жизни в тюремных условиях. Желающие должны были заполнить подробнейшую анкету о своем семейном положении, происхождении, здоровье, с сообщением биографических фактов, а также рассказом о психопатологических наклонностях и т.д. Каждый заполнивший анкету проходил затем собеседование с одним из двух руководителей исследования. В конце концов были отобраны 24 Человека, которые выглядели наиболее здоровыми в физическом и духовном плане и казались менее всего способными на антисоциальные поступки. Половина из них наугад была определена на роль "надзирателей", а вторая — на роль заключенных. Последняя выборка испытуемых за день до начала эксперимента была подвергнута тестовому испытанию. По мнению авторов проекта, все участники были нормальными и не имели никаких садистских или мазохистских наклонностей. Тюрьма была устроена в длинном коридоре подвала института Психологии Стенфордского университета. Всем испытуемым было объявлено, что они могут сыграть роль надзирателя или заключенного, и все добровольно согласились в течение двух недель играть одну из этих ролей и получать за это 15 долларов в день. Они подписали договор, в котором оговаривались условия их Жизни — минимальная одежда, еда, питье, медицинское обеспечение и т.д. В договоре было четко оговорено, что те, кто согласился быть заключенным, будут находиться под надзором (не будут оставаться никогда в одиночестве) и что во время этого заключения они будут лишены некоторых гражданских прав и могут быть наказаны (за исключением телесных наказаний). Больше никакой Информации о своем будущем пребывании в тюрьме они не получили. Тем, кто был окончательно выбран на Эту роль, было сообщено по телефону, что в определенное воскресенье (день начала эксперимента) они должны быть дома. Лица, избранные на роль надзирателей, приняли участие в собеседовании с "директором тюрьмы" (дипломированным преподавателем вуза) и с "инспектором" (главным экспериментатором). Им сказали, что в их задачу входит" поддержание некоторого Порядка в тюрьме". Важно знать, что понимали под "тюрьмой "авторы исследования. Они употребляли это слово не в прямом его значении, т.е. не как место пребывания правонарушителей, а в специфическом значении, которое отражает условия в некоторых американских тюрьмах. Мы не собирались буквально воспроизводить все условия какой-либо американской тюрьмы, а скорее хотели показать функциональные Связи. Из этических, нравственных и практических Причин мы не могли запереть наших испытуемых на неопределенное время; мы не могли угрожать им тяжелыми физическими наказаниями, не могли допустить проявлений гомосексуализма или расизма и других специфических аспектов тюремной Жизни. И все же мы думали, что нам удастся создать ситуацию, которая будет настолько похожа на реальный мир, что нам через ролевую игру удастся в какой-то мере проникнуть в глубинную структуру Личности. Для этой цели мы позаботились о том, чтобы в эксперименте были представлены разные профессии и судьбы — и тогда мы сможем вызвать у испытуемых вполне жизненные психологические реакции — Чувства могущества или бессилия власти или подневольности, удовлетворения или Фрустрации, права на произвол или сопротивления авторитарности и т.д. Читателю должно быть понятно, что методы, примененные в эксперименте, были ориентированы на систематическое болезненное унижение Личности — это было запланировано заранее. Каково было обращение с" заключенными"? С самого начала их предупредили, чтобы они готовились к эксперименту. "Арест" происходил без предупреждения на квартире с помощью государственной полиции. Полицейский объявил каждому, что он подозревается в краже или вооруженном нападении. Каждого тщательно обыскали (нередко в присутствии любопытных соседей), надели наручники, проинформировали об их законных правах и предложили спуститься вниз, чтобы в полицейской машине проехать в полицию. Там состоялась обычная процедура: снятие отпечатков, заполнение анкеты, и сразу арестованные были помещены в камеры. Каждому при этом завязали глаза и проводили в сопровождении экспериментатора и "охранника "в экспериментальную тюрьму. Во всей процедуре официальные власти занимали самую серьезную позицию и не отвечали ни на один из возникавших у испытуемых вопросов. По прибытии в экспериментальную тюрьму каждого арестованного раздели до нитки, в голом виде поставили во дворе и побрызгали дезодорантом, на котором было написано:"Средство от вшей". Затем каждый был одет в арестантскую одежду, сфотографирован в профиль и в фас и отправлен в камеру под спокойно отданный приказ вести себя тихо. Поскольку "арест "был произведен руками настоящей полиции, испытуемые должны были думать, что они и впрямь подозреваются в каком-то деянии, особенно после того, как на заданный вопрос об эксперименте чиновники не дали никакого ответа. Что должны были при этом думать и чувствовать испытуемые? Откуда им было знать, что "арест "был" понарошку", а полицию привлекли для того, чтобы применением Силы и ложными обвинениями придать эксперименту больше правдоподобности? Одежда арестованных была своеобразной, она состояла из хлопчатобумажной куртки с черным номерным знаком на груди и на спине. Под "костюмом "не было никакого нижнего белья. На щиколотку надевалась тонкая цепочка, застегнутая на замок. На ноги выдавались резиновые сандалии, а на голову — тонкая, плотно прилегающая и закрывающая все волосы шапочка из нейлонового чулка... Эта одежда не только лишала арестованных всякой индивидуальности, она должна была унизить, ибо она была символом зависимости. О подневольности постоянно напоминала цепочка на ноге, она и во Сне не давала покоя... А шапочка из чулка делала всех людей на одно лицо, как в армии и тюрьме, когда Мужчин стригут наголо. Безобразные куртки не по размеру стесняли движения, а отсутствие белья вынуждало арестованных менять походку и походить скорее на Женщин, чем на Мужчин... Как же вели себя" заключенные" и "надзиратели", каковы были их реакции на протяжении шести экспериментальных дней? Самое ужасное впечатление произвело на всех участников тяжелейшее состояние пяти заключенных, которые кричали, буйствовали или демонстрировали приступы жесточайшей Депрессии, животного Страха и в результате были выведены из эксперимента. У четырех из них симптомы ненормального состояния начались на второй день заключения. Пятый же весь покрылся аллергической сыпью нервного происхождения. Когда через 6 дней эксперимент прекратился раньше срока, все оставшиеся заключенные были безмерно счастливы. Итак, все" заключенные" проявили приблизительно одинаковые реакции на ситуацию, в то время как "надзиратели "дали более сложную картину: Казалось, что решение об окончании эксперимента их буквально огорчило, ибо они так вошли в роль, что им явно доставляла удовольствие неограниченная власть над более слабыми и они не хотели с ней расставаться. Авторы эксперимента так описывают Поведение "надзирателей": Никто из них ни разу не опоздал на смену, а некоторые даже добровольно соглашались на вторую смену без оплаты. Патологические реакции в обеих группах испытуемых доказывают высокую степень зависимости Личности от социально-профессиональной среды. Но были и отчетливые индивидуальные отклонения от средней нормы адаптации к новым условиям. Так, половина заключенных нормально переносила угнетающую атмосферу тюрьмы, и не всех надзирателей захватил Дух Враждебности по отношению к заключенным. Некоторые держались строго, но "в рамках инструкции". Однако некоторые проявили такое рвение, которое далеко выходило за рамки предписанной им роли: они мучили заключенных с изощренной жестокостью... совсем немногие проявили пассивность и лишь изредка применяли к заключенным минимально необходимые меры принуждения. Жаль, что у нас нет более точной Информации, чем "некоторые","несколько","совсем немногие". Мне это представляется совершенно лишний скрытностью и недостатком точности, легче было бы назвать число. Тем более что в первой краткой публикации в "Trans-Action "были приведены более точные данные, существенно отличающиеся от того, что мы только что прочли. Там процент садистски настроенных "надзирателей", применяющих изощренные методы унижения заключенных, составлял чуть ли не одну треть. А остаток был поделен на две категории: 1) строгие, но честные; 2) хорошие надзиратели, с точки зрения заключенных, ибо они были доброжелательны, не отказывали в мелких услугах. Эти характеристики очень сильно отличаются от того, что "немногие оставались пассивными и редко применяли меры принуждения". Подобные расхождения и недостаток точности данных и формулировок тем досаднее, что с ними авторы связывают главный и решающий тезис эксперимента. Они надеялись доказать, что сама ситуация всего за несколько дней может превратить нормального Человека либо в жалкое и ничтожное существо, либо в безжалостного Садиста. Мне кажется, что эксперимент как раз доказывает обратное, если он вообще что-нибудь доказывает. Хотя общая атмосфера тюрьмы, по мысли исследователей, должна была быть унижающей человеческое достоинство (что наверняка сразу поняли "надзиратели"), все-таки две трети "надзирателей "не проявили никаких симптомов садистского Поведения — и для меня это кажется вполне убедительным доказательством того, что Человек не так-то легко превращается в Садиста под влиянием соответствующей ситуации. Все дело в том, что существует огромная разница между Поведением и Характером. И необходимо различать между тем, что кто-то ведет себя соответственно садистским правилам, и тем, что этот кто-то, проявляя жестокость к другим людям, находит в этом удовольствие. Тот факт, что в данном эксперименте такое различение не проводилось, существенно снижает его ценность. На самом деле разграничение это имеет значение и для второй половины основного тезиса: ведь предварительное тестовое обследование показало, что испытуемые не имели ни садистских, ни мазохистских наклонностей, т.е. тесты не выявили таких черт Характера. Что касается психологов, делающих ставку на явное Поведение, то для них эта констатация может считаться истинной. А Психоаналитику она представляется не очень-то убедительной. Ведь черты Характера зачастую совершенно не осознаются и не могут быть раскрыты с помощью обычных психологических тестов. Что касается проективных методик, как, например, тест Роршаха, то все зависит от их интерпретации; в действительности с помощью этих тестов докопаться до неосознанных пластов психики в состоянии лишь те исследователи, которые имеют большой опыт изучения бессознательных процессов. Есть ещё одна Причина для того, чтобы считать выводы о "надзирателях "спорными. Данные Индивиды только потому и были избраны, что в соответствующих тестах проявили себя как более или менее нормальные, обычные люди, не обнаружившие садистских наклонностей. Но этот результат находится в противоречии с утверждением, что среди обычного населения процент потенциальных Садистов не равен нулю. Некоторые исследования доказали это, а опытный наблюдатель может установить это и без всяких тестов и анкет. Но каков бы ни был процент Личностей с садистскими наклонностями среди нормального населения, полное отсутствие данной категории, установленное в предваряющих эксперимент тестах, скорее свидетельствует о том, что применены были тесты, не подходящие для выяснения этой проблемы. Некоторые неожиданные результаты описанного эксперимента можно объяснить другими Факторами. Авторы утверждают, что испытуемым было трудно отличить реальность от роли, и на этом основании делают вывод, что виновата сама ситуация. Это, конечно, верно, но ведь такая ситуация была заранее запланирована руководителями эксперимента. Сначала "арестованные "были сбиты с толку и запутаны. Условия, сообщенные им при подписании договора, резко отличались от того, что они увидели позже. Они были совершенно не готовы оказаться в атмосфере, унижающей человеческое достоинство. Но ещё важнее для понимания возникшей путаницы привлечение к работе полиции. Поскольку полицейские власти чрезвычайно редко принимают участие в экспериментальных психологических играх, постольку" заключенным "было в высшей степени трудно отличить действительность от игры. Из отчета следует, что они даже не знали, связан ли арест с экспериментом или нет, а чиновники отказались отвечать на этот вопрос. Спрашивается, есть ли хоть один нормальный Человек, которого подобная ситуация не привела бы в полное смятение? После этого любой бы приступил к эксперименту с мыслью, что его" подставили" и"'заложили". Почему "арестованные "не потребовали немедленного прекращения игры? Авторы не дают нам ясного объяснения того, как они объяснили участникам эксперимента условия выхода из тюрьмы. Я, по крайней мере, не нашел каких-либо свидетельств того, что их предупредили об их праве выхода из эксперимента, если он станет для них невыносимым. И действительно,"надзиратели "Силой заставляли оставаться на местах тех, кто хотел сбежать. У них, вероятно, было такое впечатление, что они должны для этого получить разрешение от специальной комиссии по освобождению... Однако авторы пишут следующее: Одно из наиболее запоминающихся событий произошло в тот момент, когда мы услышали ответы пяти досрочно освобождаемых заключенных. На вопрос руководителя об отказе от денежного вознаграждения трое сразу сказали, что согласны отказаться от всех заработанных Денег. Если вспомнить, что единственным Мотивом участия в эксперименте с самого начала был заработок, то, конечно, удивительно, что уже через четыре дня они готовы были полностью отказаться от Денег ради Свободы. Однако ещё удивительнее было то, что после такого заявления каждый из них встал и позволил "конвоиру "увести себя в камеру, ибо им сообщили, что возможность их освобождения необходимо обсудить с руководством. Если бы они считали себя только "испытуемыми", которые за Деньги участвуют в эксперименте, то для них инцидент был бы исчерпан и они считали бы себя вправе просто уйти. Однако к тому времени ощущение подневольности стало таким сильным, а реквизит театральной тюрьмы так здорово походил на реальную, что они не могли вспомнить в этот момент, что единственный Мотив их пребывания здесь больше не имеет Силы; и потому они послушно вернулись в камеру, чтобы там терпеливо дожидаться, когда тюремщики решатся досрочно отпустить их домой. Разве они могли действительно с легкостью выйти из игры? Почему же им сразу четко не сказали:"Кто из вас захочет выйти из игры, может сделать это в любой момент, только тогда он потеряет свой заработок"? Если бы они были об этом информированы и все-таки оставались бы ждать решения властей, то автор имел бы право говорить об их конформности. Но этого не было. Им дали ответ в типично бюрократической формулировке, когда ответственность перекладывается на кого-то наверху, из чего однозначно следовало, что "арестованные "не имеют права уйти. Знали ли "арестованные "в действительности, что речь идёт только об эксперименте? Это зависит от того, что здесь надо понимать под словом" знать" и какое воздействие на Сознание испытуемых оказала ситуация ареста, когда все умышленно запутали настолько, что можно было запросто забыть, кто есть кто и что есть что. Помимо недостатка точности и критической самооценки, у эксперимента есть ещё один недостаток, а именно тот, что результаты его не были перепроверены в обстановке реальной тюрьмы. Разве большинство заключенных в самых плохих американских тюрьмах содержатся в рабских условиях, а большинство надзирателей являются жесточайшими Садистами? Авторы приводят всего лишь одно свидетельство бывшего заключенного и одного тюремного священника, в то время как для доказательства столь важного тезиса, на который они замахнулись, не грех было бы провести целую серию проверок, может быть, даже систематический опрос многих бывших заключенных. Не говоря уже о том, что они обязаны были вместо общих рассуждений о "тюрьмах" привести точные данные о процентном соотношении обычных тюрем и тех, которые известны особо унизительными условиями и обстановку которых хотели воспроизвести экспериментаторы. То, что авторы не потрудились перепроверить свои выводы на реальных жизненных ситуациях, тем более досадно, что существует обширнейший материал о самой чудовищной тюрьме, какую можно увидеть только в самом страшном Сне: я имею в виду гитлеровский концлагерь. Что касается проблемы спонтанности Садизма эсэсовских надзирателей, то она ещё не была систематически исследована. При моих ограниченных возможностях в получении данных о проявлении спонтанного Садизма у надзирателей (т.е. такого Поведения, которое выходит за рамки инструкций и мотивировано личным садистским наслаждением), судя по опросам бывших заключенных, разброс оценок очень велик — от 10 до 90%; причём более низкие цифры даны по показаниям бывших политзаключенных[45]. И чтобы внести ясность в эту шкалу оценок, надо было бы провести систематическое исследование Садизма надзирателей в концлагерях.   Для такого исследования можно использовать разнообразный материал, например: 1. Систематическое интервьюирование бывших узников концлагерей и ранжирование их высказываний по возрасту заключенных, Причинам и длительности ареста и другим характерным показателям, а также интервьюирование бывших надзирателей[46], 2. "Косвенные" показатели; например, введение с 1939 г. Системы" подготовки" заключенных во время длительных железнодорожных перевозок по пути в концлагерь (Система приручения и дрессировки, когда их морили голодом, били, подвергали чудовищным унижениям..).. Надзиратели из СС выполняли эти и другие садистские приказы, не испытывая ни малейшего сострадания. Но позже, когда заключенных перевозили по железной дороге из одного лагеря в другой, их уже никто не трогал, ибо они попадали в разряд "старых узников". Если кто-то из надзирателей хотел удовлетворить свои садистские наклонности, он мог это делать сколько душе угодно, не страшась ни в коей мере наказания[47]. И то, что это случалось не очень часто, говорит лишь о невысоком в норме проценте людей с садистскими наклонностями. Что касается Поведения заключенных, то данные из концлагерей опровергают главный тезис Хейни, Бэнкса и Цимбардо о том, что индивидуальные различия в воспитании, представления о нравственных нормах и ценностях утрачивают всякое значение перед лицом обстоятельств и под влиянием окружения. Наоборот, сравнение положения аполитичных заключенных из среднего класса (особенно Евреев) и заключенных с твердыми политическими или религиозными убеждениями показало, что ценностные представления и убежденность решающим образом определяли различные реакции заключенных на совершенно идентичные условия Жизни в лагере. Бруно Беттельхайм приводит очень живой и глубокий анализ этих различий: Неполитические заключенные из среднего класса составляли в концлагере небольшую группу и были менее всех остальных в состоянии выдержать первое шоковое потрясение. Они буквально не могли понять, что произошло и за что на них свалилось такое испытание. Они ещё сильнее цеплялись за все то, что раньше было важно для их самоуважения. Когда над ними издевались, о ни рассыпались в заверениях, что никогда не были противниками национал-Социализма. Они не могли понять, за что их преследовали, коль скоро они всегда были законопослушными. Даже после несправедливого ареста они разве что в мыслях могли возразить своим угнетателям. Они подавали прошения, ползали на животе перед эсэсовцами. Поскольку они были действительно чисты перед законом, они принимали все слова и действия СС как совершенно законные и возражали только против того, что они сами стали жертвами; а преследования других они считали вполне справедливыми. И все это они пытались объяснить, доказывая, что произошла ошибка. Эсэсовцы над ними потешались и издевались жестоко, наслаждаясь своим превосходством. Для этой группы в целом всегда большую роль играло признание со стороны окружающих, уважение к их социальному статусу. Поэтому их больше всего убивало, что с ними обращаются, как с" простыми преступниками". Поведение этих людей показало, насколько неспособно было среднее сословие немцев противопоставить себя национал-Социализму. У них не было никаких идейных принципов (ни нравственных, ни политических, ни социальных), чтобы оказать хотя бы внутреннее сопротивление этой машине. И у них оказался совсем маленький запас прочности, чтобы пережить внезапный шок от ареста. Их самосознание покоилось на уверенности в своем социальном статусе, на престижности профессии, надежности семьи и некоторых других Факторах... Почти все эти люди после ареста утратили валеные для своего класса ценности и типичные черты, например самоуважение, понимание того, что" прилично", а что нет, и т.д. Они вдруг стали совершенно беспомощными — и тогда вылезли наружу все отрицательные черты, характерные для этого класса: мелочность, склочность, самовлюбленность. Многие из них страдали от Депрессии и отсутствия отдыха и без конца хныкали. Другие превратились в жуликов и обкрадывали своих товарищей по камере (обмануть эсэсовца было делом почет-ным, а вот обокрасть своего считалось позором). Казалось, они утратили способность жить по своему собственному образу и подобию, а старались ориентироваться на заключенных из других групп. Некоторые стали подражать уголовникам. Очень немногие взяли себе в пример политических заключенных, которые, как правило, вели себя наиболее пристойно, хотя и не во всем были бесспорно правы. Некоторые попытались пристроиться к заключенным из высшего сословия. Но больше всего было тех, кто рабски подчинился власти СС, даже не гнушаясь порой такими поручениями, как доносительство и слежка, что обычно было делом уголовников. Но и это не помогло им, ибо гестапо хоть и вынуждало людей к предательству, но предателей в то же время презирало. Беттельхайм дает здесь очень тонкий анализ Чувства собственного достоинства типичных представителей среднего класса и их потребности в идентификации: их самосознание питалось престижностью их социального положения, а также правом отдавать приказы. Когда же эти опоры у них были отняты, они сразу утратили весь свой моральный Дух (как воздух, выпущенный из воздушного шарика). Беттельхайм показывает, почему эти люди были так деморализованы и почему многие из них стали покорными рабами и даже шпионами на службе у СС. Но необходимо назвать ещё одну важную Причину такого превращения: эти неполитические заключенные не могли уловить, полностью понять и оценить ситуацию; они не могли понять, за что они оказались в концентрационном лагере, они не были преступниками, а в правоверном Сознании умещается лишь одна мысль: только" преступники" заслуживают наказания. И это непонимание ситуации приводило их в полное смятение и как следствие — к душевному надлому. Политические и религиозные заключенные реагировали на те же самые условия совершенно иначе. Для политических, которые подвергались преследованиям СС, арест не был громом среди ясного неба, они были к нему психологически готовы. Они проклинали свою судьбу, но при этом принимали её как нечто соответствующее самому ходу вещей. Они, естественно, были озабочены тем, что их ждет, и, конечно, судьбой своих близких, однако они, без сомнения, не чувствовали себя униженными, хотя, как и другие, страдали от ужасных условий лагеря. Свидетели Иеговы все оказались в концлагере за отказ служить в армии. Они держались едва ли не ещё более стойко, чем политические. Благодаря сильным религиозным убеждениям, они не утратили своей Личности, поскольку единственная их вина в глазах СС состояла в нежелании служить с оружием в руках, им часто предлагали Свободу, если они все-таки согласятся служить вопреки своим убеждениям, но они стойко отвергали такие предложения. Иеговисты, как правило, были людьми достаточно ограниченными и стремились только к одному — обратить других в свою Веру. В остальном же они были хорошими товарищами, надежными, воспитанными и всегда готовыми прийти на помощь. Они почти не вступали в споры и ссоры, были примерными работниками, и потому из них нередко выбирали надзирателей, и тогда они добросовестно подгоняли заключенных и настаивали, чтобы те выполняли работу качественно и в срок. Они никогда не оскорбляли других заключенных, всегда были вежливы, и все равно эсэсовцы предпочитали их в качестве старших за трудолюбие, ловкость и сдержанность. Хотя Беттельхайм дает очень краткое, схематичное описание личных качеств политзаключенных[48], из него все равно видно, что заключенные с твердыми убеждениями совершенно иначе реагировали на условия существования в концлагере, чем те, у кого таких убеждений не было. Этот факт находится в противоречии с бихевиористским тезисом, который Хейни, Бэнкс и Цимбардо пытались доказать своим экспериментом. Естественно, возникает вопрос: какой смысл в подобных "искусственных "экспериментах, когда есть столько материала для "естественных "экспериментов? Этот вопрос звучит ещё более остро не только потому, что такие эксперименты страдают неточностью, но ещё и потому, что экспериментальная ситуация всегда имеет Тенденцию к искажению "реальной Жизни". Но что мы подразумеваем под "реальной Жизнью"? Быть может, будет лучше, если я приведу какие-то примеры, вместо того чтобы давать формальное определение и уводить наш разговор в философское и эпистемологическое русло. Во время маневров объявляют, что имеется определенное число "убитых "солдат и несколько" подбитых "орудий. Это соответствует правилам игры, но для солдат как Личностей и для орудий как предметов из этого ничего не следует;"убитый "солдат рад, что он получает некоторую передышку, да и" подбитое "орудие будет продолжать свою службу. Самое страшное, что может грозить проигравшей сражение стороне, — это то, что у генерала могут быть трудности в служебной карьере. Иными словами: то, что яроисходит на учениях, не имеет никаких последствий для реальной Жизни большинства участников. Игра на Деньги — другой вариант того же явления. Большинство увлекающихся картами, рулеткой или скачками людей очень четко разделяют "игру" и "Жизнь"; они поднимают ставки лишь до того уровня, который не угрожает серьезными последствиями их благосостоянию, т.е. не имеет серьезных последствий. Зато Меньшинство, реальные "игроки", поднимают ставки до уровня, где проигрыш серьезно угрожает их экономическому положению. Но "игрок""играет "не в прямом смысле; на самом деле он осуществляет на Практике одну из реальных и весьма драматических форм Жизни. Данная концепция соотношения "игры" и "реальности "касается такого вида спорта, как фехтование: никто из партнеров не рискует Жизнью. Если же ситуация поединка организована таким образом, что кто-то должен погибнуть, то мы говорим уже не о спорте, а о дуэли[49]. Если бы "испытуемые "в психологическом эксперименте абсолютно ясно представляли себе, что все это только игра, все было бы очень просто. Но во многих экспериментах (включая и эксперимент Мильграма) их обманывают. Что же касается эксперимента с тюрьмой, то все было подстроено так, чтобы испытуемые как можно меньше знали о правилах эксперимента, более того, чтобы они вообще не могли понять, что арест — это всего лишь начало эксперимента. А то, что многие исследователи ради удобства проведения эксперимента вообще работают с совершенно ложными фактами, служит ещё одним доказательством их чрезвычайно низкой результативности: участники эксперимента пребывают в полном смятении, что очень сильно снижает критическую способность их суждений[50]. В "реальной Жизни "мы знаем, что наше Поведение всегда влечет за собой какие-то последствия. У кого-нибудь может возникнуть фантазия убить Человека, но такая фантазия редко приводится в исполнение. У многих подобные фантазии появляются во Сне, ибо Сон не имеет последствий. Эксперимент, в котором испытуемые не обязательно ощущают жизненную реальность происходящего, скорее может вызвать реакции, которые обнаруживают бессознательные Тенденции, но вовсе не является однозначно симптомом того, как поведут себя эти люди в действительной Жизни[51]. Есть ещё одна немаловажная Причина, по которой необходимо точно знать, является ли данное событие реальностью или игрой. Как известно, реальная Опасность мобилизует "аварийную энергию "организма — физическую Силу, ловкость, выносливость и т.д., причём нередко они достигают такой степени, о которой Человек и не подозревает у себя. Но эта аварийная энергия мобилизуется лишь тогда, когда весь организм ощущает реальность Опасности на нейрофизиологическом уровне; это не имеет ничего общего с повседневными человеческими Страхами, которые не вызывают никаких защитных Сил, а только оставляют озабоченность и усталость. Сходная ситуация возникает, например, когда Человеку приходится мобилизовывать все свои моральные Силы, Совесть и Силу Воли, — здесь тоже очень большое значение имеет различение между реальностью и фантазией, ибо названные качества вовсе не проявятся, если не будет уверенности, что все происходящее очень серьезно и имеет место на самом деле. Кроме всего сказанного, в лабораторном эксперименте вызывает сомнение роль руководителя. Он руководит фиктивной реальностью, которую сам сконструировал, и теперь осуществляет свою власть над ней. В известном смысле он сам является для испытуемого представителем реальности; уже поэтому он действует на испытуемых точно так же, как гипнотизер на своих клиентов. Ведь руководитель до известной степени освобождает испытуемых от собственной Воли и от ответственности и тем самым гораздо быстрее формирует их готовность подчиняться ему, чем это имело бы место в любой другой негипнотической ситуации. И, наконец, последнее. Разница между мнимым заключенным и настоящим настолько велика, что, по сути дела, невозможно провести мало-мальски приемлемую аналогию и делать серьезные выводы на основе эксперимента. Для заключенного, который попал в тюрьму за определенное деяние, ситуация в высшей степени реальна. Он знает, за что арестован (вопрос о Справедливости или несправедливости наказания — это уже другая проблема), знает свою беспомощность и знает тот минимум прав, которыми может воспользоваться, знает свои шансы на досрочное освобождение. И ни у кого не вызывает сомнения, что очень значимым Фактором для заключенного является срок: идёт ли речь всего о двух неделях пребывания в тюрьме (даже в самых ужасных условиях) или же о двух месяцах, двух годах или двадцати годах лишения Свободы. Этот Фактор решающий, именно он вызывает состояние безнадежности и полной деморализации, он же (в исключительных случаях) может привести к мобилизации новой энергии — для реализации плохих или хороших целей. Кроме того, заключенный — это ведь, в конце концов, не только" заключенный". У каждого своя индивидуальность, и реагирует он в соответствии со своей индивидуальной структурой Характера. Это, правда, не означает вовсе, что все его реакции исключительно функция одной лишь Личности и не имеют никакого отношения к реальным внешним условиям. Было бы наивно пытаться решить данную альтернативу по типу или-или. Самое сложное в этой проблеме заключается в том, чтобы выяснить (у каждого отдельного Индивида и у каждой группы), в чем состоит специфика взаимодействия между структурой конкретной Личности и структурой конкретного общества. Только здесь начинается настоящее научное исследование; и гипотеза, будто единственным Фактором, объясняющим человеческое Поведение, служит ситуация, является для такого исследования серьезной помехой. Теория фрустрационной агрессивности Существует ещё немало бихевиористски ориентированных исследований проблемы агрессивности[52], но единственной общей теорией Агрессии и Насилия является теория Фрустрации Джона Долларда и других, претендующая на объяснение Причины любой Агрессии. Точнее говоря, эта теория утверждает следующее:"Возникновение агрессивного Поведения всегда обусловлено наличием Фрустрации, и наоборот — наличие Фрустрации всегда влечет за собой какую-нибудь форму агрессивности". Спустя два года один из авторов этой теории, Н. Э. Миллер, высказал вторую половину гипотезы, сделав допущение, что Фрустрация может вызывать множество различных реакций и что агрессивность есть лишь одна из них. Как утверждает Басе, эта теория была признана за малым исключением почти всеми психологами. Сам Басе подводит критический итог:"К сожалению, исключительное внимание к Фрустрации привело к тому, что целый большой класс антецеденций (вредных раздражителей) был выброшен за борт вместе с концепцией Агрессии как инструментальной реакции. На самом деле Фрустрация — это лишь одна из многих антецеденций агрессивности, и притом не самая сильная". К сожалению, невозможно более подробно обсудить фрустрационную теорию Агрессии в рамках этой книги из-за огромного объема справочной литературы[53]. Поэтому я ограничусь рассмотрением лишь нескольких важнейших положений. Первоначальная простая формулировка этой теории сильно пострадала от многочисленных толкований понятия "Фрустрация". Главными остаются два значения: 1) прекращение начатой целенаправленной деятельности (пример с мальчиком, которого вошедшая в комнату мать застала в тот момент, когда он залез в коробку с печеньем; или пример с прерванным Сексуальным актом); 2) Фрустрация как отрицание желания, вожделения, Страсти,"отказ "в терминах Басса (пример с мальчиком, который просит у матери печенье, а она ему отказывает; или с Мужчиной, который делает Женщине предложение, и она его отвергает). Многозначность толкований понятия Фрустрации связана, во-первых, с тем, что Доллард и другие недостаточно четко и точно сформулировали свои идеи. Вторая Причина, вероятно, заключается в том, что в обыденном Языке слово "Фрустрация "употребляется чаще всего во втором значении, к которому можно было бы добавить ещё и психоаналитическое толкование (например, потребность Ребенка в Любви оказывается "фрустрирована "его матерью). Каждому из значений понятия "Фрустрация "соответствуют две совершенно различные теории. Фрустрация в первом смысле, видимо, встречается довольно редко, ибо для неё необходима такая ситуация, когда преднамеренная деятельность уже началась. В любом случае серьезного подтверждения или опровержения этой теории можно ожидать только от новых научных данных нейрофизиологии. Что касается другой теории, опирающейся на второе значение слова "Фрустрация", то складывается впечатление, что она не выдерживает проверки эмпирическими фактами. Вспомним хотя бы простейший жизненный факт: ни одно важное дело в Жизни не достигается без Фрустрации. Как ни симпатична идея о возможности обучения чему-либо без всяких усилий, без Труда (т.е. без Фрустрации), но она явно недостижима, особенно если речь идёт о получении высокой квалификации. И если бы Человек не обнаружил способности справляться с фрустрациями, то он бы, вероятно, вообще не смог совершенствоваться. А разве опыт Жизни не показывает нам, что люди ежедневно страдают, получая отказы, но при этом вовсе не проявляют агрессивных реакций? Люди, простаивающие в очереди ради получения билета в театр, верующие во время поста, люди на войне, вынужденные мириться с отсутствием качественной пищи, — эти и сотни подобных случаев Фрустрации не ведут к росту агрессивности. На самом деле важнейшую роль играет психологическая значимость Фрустрации для конкретного Индивида, которая в зависимости от общей обстановки может быть различной. Если, например, Ребенку запрещают есть конфеты, то такая Фрустрация может и не вызвать никаких агрессивных реакций, если родители любят Ребенка. Если же этот запрет является одним из проявлений родительского волюнтаризма или если младшей сестренке в его присутствии дали печенье, а ему — нет, то такая ситуация может привести к настоящему взрыву гнева. Таким образом, агрессивность вызывается не Фрустрацией, как таковой, а ситуацией, в которой присутствует элемент несправедливости. Важнейшим Фактором для прогнозирования последствий Фрустрации и их интенсивности является Характер Индивида. Например, обжора будет негодовать, если не получит вдоволь еды, жадный становится агрессивным, если ему не удается выторговать что-то и купить по дешевке. Нарциссическая Личность испытывает Фрустрацию, если не получает ожидаемых похвал, признания и восхищения. Итак, от Характера Человека зависит, во-первых, что вызывает в нем Фрустрацию и, во-вторых, насколько интенсивно он будет реагировать на Фрустрацию. Поэтому, какова бы ни была ценность бихевиористских исследований проблемы агрессивности, им все же не удалось сформулировать общую гипотезу о Причинах особо острой агрессивности, ведущей к Насилию. Мегарже в конце своего блистательного обзора психологической литературы пишет:"Лишь считанные исследователи попытались перепроверить существующие теории Насилия. Эмпирические исследования частных проблем в общем и целом не служили делу проверки теорий. А серьезные теоретики чаще всего изучали сравнительно мягкие формы агрессивного Поведения или же брали за объект исследования инфраструктуры, а не Человека" (Курсив мой. — Э.Ф.).. Принимая во внимание талант этих исследователей, огромное количество материалов, которые были в их распоряжении, а также многочисленных помощников-студентов, результаты можно оценить как весьма умеренные, что дает основание считать, что бихевиористская Психология непригодна для создания систематической теории источников агрессивности и Насилия.   III. Бихевиоризм и инстинктивизм: сходство и различия* Черты сходства Согласно представлениям инстинктивистов, Человек живет прошлым своего рода, бихевиористы же полагают, что Человек живет сегодняшним днем своего общества. Первый — это машина, в которую заложены только унаследованные модели прошлого, последний — машина "способная воспроизводить только социальные модели современности. Обе теоретические ориентации опираются на одну общую предпосылку: Человек не имеет души с её особой структурой и специфическими законами. Для всех теорий в Духе Лоренца характерен подход, который наиболее радикально сформулировал ученик Лоренца — Пауль Лайхаузен. Он критикует всех психологов- "гуманистов" (Human-psychologen), утверждающих, что все психическое можно объяснить только с помощью Психологии, т.е. на базе собственно психологических предпосылок. Вот что им возражает Лайхаузен:"Где мы определенно не находим объяснения психических явлений и состояний, так это в психическом, как таковом. И по той же Причине, по которой невозможно объяснить пищеварение, исходя лишь из самого процесса пищеварения, а необходимо привлечение огромного материала об экологических условиях существования огромного числа организмов и тысячелетнем естественном отборе, который привел к усвоению не только неорганических, но и органических продуктов питания. И психические процессы так же точно возникли в результате естественного внутривидового отбора, и потому объяснить их можно, только исходя из предшествующих явлений". Проще говоря, Лайхаузен считает, что психологические факты можно объяснить исключительно на основе эволюционного процесса. И при этом важно уяснить, что следует понимать под словом "объяснить". Если, например, мы хотим узнать, как смог развиться аффект Страха в ходе развития мозга от низших существ к высшим, то это дело тех ученых, которые занимаются эволюцией мозга. А если мы хотим узнать, почему Человек боится, то данные эволюции в этом случае мало чем помогут, потому что здесь объяснению может помочь в первую очередь Психология. Или Человеку угрожает более сильный противник, или он пытается справиться со своей собственной внутренней агрессивностью, или он страдает от Чувства беспомощности, или Страх есть симптом паранойи*, иными словами, только на базе изучения множества аналогичных психологических Факторов можно объяснить Синдром Страха. А пытаться объяснять аффект Страха какого-либо конкретного Человека процессом эволюции — это с самого начала бессмысленная идея. Лайхаузен делает ставку на теорию эволюции: по его мнению, мы можем объяснить все психические процессы лишь благодаря тому, что изучим происхождение Человека и то, как он стал тем, что он есть. Правда, он и по поводу процессов пищеварения считает, что их можно объяснить, зная условия их развития миллионы лет тому назад. Как же помочь больному, страдающему желудочным заболеванием, если врач будет озабочен эволюцией пищеварения, а не конкретными симптомами у конкретного пациента? По-моему, даже Лоренц не был таким ярым, крайне односторонним поборником бескомпромиссного дарвинизма, хотя и опирался в своей теории на его предпосылки[54]. Несмотря на все различия, и бихевиоризм и инстинктивизм имеют одну важную общую черту: и тот и другой упускают из поля зрения Личность, самого действующего Человека. Является ли Человек продуктом эволюции животных предков или результатом воспитания, он в обоих случаях определяется исключительно внешними условиями; он не принимает участия в своей Жизни, не несет никакой ответственности и не имеет ни капли Свободы. Человек — это марионетка, которой Управляют либо Инстинкты, либо воспитатели. Новые подходы Несмотря на ряд общих моментов в оценке Человека, а также общую философскую ориентацию, инстинктивизм и бихевиоризм фанатично сражаются друг с другом, отстаивая свои позиции. Каждая из сторон собирает под свои знамена сторонников и выдвигает лозунги типа" природа ИЛИ воспитание","Инстинкт ИЛИ среда". В последние годы стала заметной Тенденция к преодолению острого конфликта между этими направлениями. В качестве одного из путей примирения противоречий было предложено изменить терминологию. Кое-кто надумал термин "Инстинкт" закрепить за животным миром, а при характеристике человеческой Мотивации говорить о "естественных влечениях". Так возникли следующие формулировки:"Поведение Человека большей частью определяется обучением, в то время как Поведение птицы большей частью не подлежит научению". Подобная неуклюжая формулировка ярко характеризует новую Тенденцию отхода от метафизического "или—или "в сторону осторожной формулы "более или менее". Представители этого направления надеются таким образом постепенно подвести дело к смене акцентов на тех или иных Факторах. Моделью для подобных рассуждений является идеальный континуум, на одном конце которого находятся Факторы (почти) исключительно врожденного происхождения, в то время как на другом — Факторы (почти) полностью благоприобретенные. Так, один из известных противников инстинктивизма, Ф. А. Бич, пишет: Идея, будто любое Поведение должно определяться либо наследственностью, либо обучением, совершенно неправомерна. Конкретная реакция есть результат взаимодействия огромного числа переменных, из которых только две детерминированы генами или воспитанием. И психологи обязаны анализировать все эти Факторы без исключения. А когда они правильно поймут свою задачу, не будет Необходимости вести дискуссии по поводу туманных концепций инстинктивного Поведения. Во многом сходные идеи можно найти и у таких авторов, как Майер и Шнайрла, которые пишут: Поскольку в поведении высокоразвитых живых существ обучение играет значительно более важную роль, чем в поведении низших форм Жизни, врожденные модели Поведения у высших существенно модифицируются опытом, чего у низших форм почти не наблюдается. Благодаря такой модификации животное может приспособиться к новым обстоятельствам. Поэтому выживание высших животных в меньшей степени зависит от внешних условий. Однако взаимодействие и взаимовлияние врожденных и благоприобретенных Факторов дает такое многообразие моделей Поведения, которое очень сильно затрудняет их классификацию и требует изучения каждого типа Поведения отдельно от других. В книге этих авторов представлены взгляды, сглаживающие противоречия между лагерем "инстинктивистов" и сторонниками теории "обучения". Главная проблема, с их точки зрения, заключается в том, что принято разграничивать "органические" и "неорганические "влечения. Первые — голод, борьба, бегство, Сексуальность — обеспечивают выживание Индивида и вида. А вторые,"неорганические "влечения (Страсти, обусловленные Характером)[55], не заложены в филогенетическую программу и у всех людей проявляются по-разному: как стремление к Свободе и Любви, как деструктивность, Нарциссизм, Садизм или Мазохизм. Эти "неорганические "влечения, которые являются второй натурой Человека, нередко путают с органическими влечениями. В первую очередь это касается секса. Практика Психоанализа показала, что интенсивность переживания, которое сам субъект считает Сексуальным желанием, часто имеет в основе своей совершенно иные несексуальные Страсти, как, например, Нарциссизм, Садизм, Мазохизм, властолюбие и даже Страх, одиночество и скуку. Например, мужчина-Нарцисс может испытать сексуальное волнение при виде Женщины лишь потому, что ему представилась возможность доказать свою собственную привлекательность, а Садиста может взволновать самый шанс завоевать Женщину (или Мужчину) и подчинить себе. Многие люди на долгие годы оказывались эмоционально привязанными друг к другу под влиянием такой Мотивации, особенно в тех случаях, когда Садизм одного партнера соответствует Мазохизму другого. Известно, что слава, власть и богатство делают их обладателя сексуально привлекательной фигурой при минимальных физических предпосылках. Во всех этих случаях физическое желание тела мобилизуется за счет совершенно иных, несексуальных, стремлений. Вот и посудите сами, сколько детей появилось на свет благодаря тщеславию, Садизму и Мазохизму, а вовсе не в результате подлинного физического притяжения, не говоря уж о Любви... Однако люди (особенно Мужчины) предпочитают даже скорее признать свою чрезмерную "сексуальную возбудимость", чем "чрезмерное тщеславие"[56]. Подобный феиомен многократно наблюдался при изучении обжорства. Этот симптом вызван не "физиологическим", а" психическим "голодом, Причиной которого может быть Чувство Депрессии, Страха,"пустоты" и т.д. Мой тезис (который я хочу доказать в последующих главах) звучит так: деструктивность и жестокость — это не инстинктивные влечения, а Страсти, которые корнями уходят в целостную структуру человеческого Бытия. Они относятся к разряду тех возможностей, которые придают Жизни смысл; их нет и не может быть у животного, ибо они по Природе своей коренятся в "человеческой сущности". Главное заблуждение Лоренца и других исследователей Инстинктов состоит в том, что они перепутали два вида влечений — те, которые обусловлены Инстинктами, и те, которые определяются Характером. Садист, словно ожидающий момента, чтобы совершить злодеяние и "разрядить "свой Садизм, на первый взгляд очень напоминает "гидравлическуто модель накопившейся инстинктивной энергии". Но на самом деле это разные вещи. Только люди с садистским Характером ожидают возможности проявить себя в этом качестве, так же как люди с любвеобильным Характером ищут возможность выразить свою Любовь. О политической и социальной подоплеке обеих теорий Попробуем поточнее разобраться в социальных и политических предпосылках разногласий между представителями теории воспитания и сторонниками теории влечений. Теория воспитания отмечена Духом французской буржуазной революции XVIII в. Феодализм опирался на предположение, что его общественный Порядок и есть естественный Порядок. Буржуазия, желая свергнуть этот "естественный" порядок, взяла на вооружение теорию, согласно которой человеческий статус определяется не какими-то врожденными или естественными Факторами, а полностью зависит от обстоятельств общественной Жизни. Революция как раз и ставила цель изменения и улучшения социальных обстоятельств. Все недостатки и глупости объяснялись теперь не человеческой Природой, а дурными условиями Жизни общества. Так появилась возможность для неограниченного оптимизма в отношении человеческого будущего. В то время как теория воспитания тесно связана с революционными Надеждами восходящей буржуазии XVIII в., основанное на дарвинизме учение об Инстинктах отражает мировоззрение Капитализма XIX в. Капиталистическая Система идёт к гармонии через жесточайшую конкурентную борьбу всех против всех. Для утверждения Капитализма в качестве нового естественного строя очень важно было доказать, что и Человек — самый удивительный и самый сложный Феномен Природы — является результатом конкурентной борьбы "всех против всех "— всех живых существ, всех биологических видов с самого начала существования Жизни. Тогда развитие Жизни от одноклеточного организма до Человека можно было объявить величайшим примером свободного предпринимательства, когда в конкурентной борьбе побеждают сильнейшие и вымирают те, кто неспособен идти в ногу с развивающейся экономической Системой[57]. В 20-е гг. XX в. против теории Инстинктов выступила целая группа ученых (К. Данлап, Цинг Янг Куо, Л. Бернард и др).. Это была настоящая революция, и успех её объяснялся прежде всего изменившимся Характером самого Капитализма. Дело в том, что развитие Капитализма в XIX в. шло под знаком ожесточенной борьбы между предпринимателями, которая разоряла слабых и менее способных. В XX в. для Капитализма стала более характерна не столько конкуренция, сколько кооперация крупных концернов. И тогда отпала Необходимость доказывать, что непримиримая конкурентная борьба соответствует естественному закону Природы. Кроме того, XX в. отличается от XIX в. методами господства. В прошлом веке власть базировалась в целом на патриархальных принципах подчинения авторитету Бога и короля. В эпоху кибернетики Капитализм, благодаря гигантской концентрации предприятий, а также оказавшись способным дать рабочим хлеб и зрелища, получает совершенно новые возможности контроля: в арсенал средств контроля входят психологическое манипулирование Человеком, а также методы человеческой инженерии. Сегодня капиталистическому производству гораздо нужнее Человек гибкий, внушаемый и легко обучаемый, нежели тот, кто задавлен Страхоя перед авторитетом. И наконец, третье отличие: современное индустриальное общество имеет совершенно иные представления о целях. Идеалом XIX в. (для буржуа, по крайней мере) была независимость и частная инициатива, возможность быть "хозяином самому себе". Сегодня, напротив, достойной целью считается неограниченное потребление и неограниченное господство над Природой. Человечество одержимо идеей овладеть Природой настолько, чтобы в один прекрасный день Человек почувствовал себя Богом: зачем же в самой человеческой натуре должно сохраниться нечто недоступное для контроля и манипулирования? Таким образом, понятно, что бихевиоризм стал выражением Духа индустриализма XX в. Но чем тогда объяснить Возрождение инстинктивистских идей и огромную популярность книг Конрада Лоренца? Я думаю, одной из Причин этого стало Чувство безнадежности и Страха, поселившееся в сердцах миллионов людей перед лицом все возрастающей Опасности мировой катастрофы. Многие из тех, кто разуверились в идее Прогресса и в том, что можно что-то изменить в человеческой судьбе, сегодня ищут Причины своих Разочарований. Однако вместо того, чтобы тщательно изучать социальные процессы, они пытаются во всем обвинить Человека, неизменную человеческую Природу. Ну и самая последняя Причина возникновения неоинстинктивизма связана с личными и политическими взглядами конкретных авторов. Некоторые из них сами не вполне осознали философские и политические последствия своих теорий. Комментаторы их теорий также не придали значения этой Связи. Но есть и исключения. Например, Н. Пасторе провел сравнительный анализ общественно-политических воззрений двадцати четырех психологов. Одиннадцать из двенадцати "либералов "или радикалов оказались сторонниками теории среды и один — сторонником учения о наследственности; зато из двенадцати "консерваторов "одиннадцать представляли теорию наследственности и только один — теорию среды. Даже если сделать скидку на малочисленность выборки, все равно результаты довольно впечатляющие. Другие авторы руководствуются эмоциональными Факторами — так, по крайний мере, считают их противники. Пример такого одностороннего подхода мы находим у одного из известнейших представителей ортодоксального Психоанализа — Р. Вэльдера. Известны две полярные позиции, критикующие друг друга: праведные марксисты и западные либералы. Но в одном их мнения совпадают: и те и другие страстно убеждены, что Человек от Природы "добр" и что все Зло и беды в человеческих отношениях происходят по Причине дурных обстоятельств: для Марксистов главное Зло в частной собственности, сторонники умеренной версии объявляют Причиной так называемую "невротическую Культуру"... Однако ни эволюционисты, ни революционеры, убежденные в природной доброте Человека, не могут отрицать, что теория деструктивности (и влечения к Смерти) приводит их в смятение. Ибо если эта теория верна, то возможность страданий и конфликтов исконно заложена в человеческое Бытие и уничтожить или облегчить страдания оказывается гораздо сложнее, чем это предполагали социальные революционеры. Критические замечания Вэльдера, как видим, касаются только противников теории Инстинктов. IV. Психоаналитический подход к пониманию агрессивности Устраняет ли психоаналитическое учение недостатки бихевиоризма и инстинктивизма? На первый взгляд — нет. Даже более того, кажется, будто Психоанализ сам обременен недостатками обоих направлений, ибо в своих теоретических построениях он опирается на учение об Инстинктах[58], а в своей терапевтической Практике учитывает воздействие внешнего мира на пациента. Мне нет нужды излагать здесь взгляды 3. Фрейда[59], ибо всем известно, что фрейдизм в объяснении человеческого Поведения исходит из противостояния двух фундаментальных Страстей — Инстинкта самосохранения и Сексуальности (позже он назовет эту антиномию влечением к Жизни и влечением к Смерти). Что его теория одновременно уделяет серьезное внимание проблеме социального окружения — это тоже очевидно: ведь все знают, что в лечебной Практике Психоанализ всегда пытался объяснить развитие Личности специфическими условиями Жизни Ребенка в раннем Детстве, т.е. воздействием на него семейного окружения. Характерно, что на Практике пациенты, а нередко и сами психотерапевты лишь на словах признают роль Сексуальных влечений, на деле же полностью находятся на позициях теории воспитания. Ведь аксиома фрейдизма гласит: все отрицательное в развитии пациента является результатом вредных воздействий на него в раннем Детстве. И потому сплошь и рядом родители занимаются напрасным самобичеванием, полагая, что каждая нежелательная черта в Характере Ребенка, обнаруженная после его рождения, обусловлена тем или иным родительским влиянием. Сами же пациенты во время анализа проявляют склонность снимать с себя всякую ответственность за своё Поведение и во всем винить родителей. В свете этих фактов психологи, быть может, правы, зачисляя Психоанализ как теорию в разряд учений об Инстинктах, и тогда их аргументы против Лоренца ео ipso[60] есть аргументы против Психоанализа. Но здесь следует соблюдать осторожность. И прежде всего ответить на вопрос: что собой представляет Психоанализ? Что это, полная совокупность всех теорий Фрейда или же Творчество Фрейда (как и любого пионера науки) многослойно и в нем надо уметь, с одной стороны, видеть главные продуктивные идеи (сохранившие своё значение и по сей день), а с другой стороны, различать вспомогательные, второстепенные элементы его Системы, которые заняли в ней место лишь как дань своей эпохе? Если проводить такое деление, то следует спросить, составляет ли теория Либидо ядро фрейдовского Творчества, или она только форма, в которую он облачил свои новые воззрения, ввиду того что не мог иначе сформулировать свою концепцию в рамках традиционной научно-философской мысли. Сам Фрейд никогда не претендовал на научную доказательность теории Либидо. Он обозначил её словами "наша мифология" и позднее заменил теорией Эроса и "влечением "к Смерти. Большое значение имеет также тот факт, что основополагающими категориями Психоанализа Фрейд считал Вытеснение и Сублимацию, а вовсе не Либидо. Но ещё важнее для нас не высказывания Фрейда, а то, в чем мы видим сегодня уникальное историческое значение его открытий, — и это, конечно, не его учение об Инстинктах, как таковое. Действительно, начиная с XIX в. это учение получило довольно широкое распространение. Когда он назвал сексуальное влечение (наряду с Инстинктом самосохранения) источником всех Страстей, это звучало неожиданно и революционно, ибо то была все ещё эпоха господства викторианской буржуазной морали. Но дело даже не в этой новой концепции влечений, не она произвела такое неизгладимое впечатление на современников и потомков. По-моему, подлинно историческое значение сделанного Фрейдом состоит в открытии Бессознательного, и притом не на философском или спекулятивном уровне, а на уровне эмпирического исследования — так, как он изложил это в отдельных лекциях и особенно в своем фундаментальном Труде "Толкование сновидений".   Так, например, если вы желаете показать, что некий, на сознательном уровне миролюбивый и совестливый Человек одержим тайным желанием убивать, то вопрос об истоках этого импульса — явно не первостепенный. Вряд ли так уж важно выяснять — лежит ли в его основе "Эдипов комплекс "* Ненависти к Отцу, или Нарциссизм, или это проявление Инстинкта Смерти. Революция Фрейда состояла в том, что он помог нам обнаружить Бессознательный аспект человеческого Мышления и ту энергию, которая необходима Человеку для того, чтобы не допустить осознания нежелательных влечений. Он показал, что добрые намерения не имеют никакого значения, если они прикрывают неосознанные желания. Он разоблачил "честную "бесчестность, показав, что недостаточно иметь "благие порывы" и действовать "из добрых побуждений "на сознательном уровне. Он был первый ученый, который проник в преисподнюю человеческой души, и потому его идеи имели такой колоссальный успех у художников и писателей тогда, когда психиатры ещё не принимали его всерьез. Но это ещё не все, Фрейд пошел дальше. Он не только показал, что в Человеке действуют Силы, которых он не сознает, и путем рационализации защищает себя от их осознания; он объяснил, что эти неосознанные Силы интегрируются в единую Систему по имени "Характер" (в новом, фрейдовском динамическом* смысле этого слова[61]). Фрейд начал развивать свою концепцию ещё в первой работе об "анальном Характере"*. Он заметил, что такие черты, как самолюбие, пунктуальность и бережливость, соединенные в одной Личности, часто выступают как характерологический Синдром. В добавление к этому Синдрому были подмечены такие моменты, которые связаны с формированием у Ребенка понятия личной гигиены (воздержание при позывах к освобождению прямой кишки и т.д).. Так впервые Фрейд сделал шаг к установлению Связи между типом Поведения вообще и Поведением Ребенка при Необходимости освободить желудок (или его реакцией на осознание этого). Следующий блистательный шаг состоял в том, что он сопоставил обе группы моделей Поведения и теоретически обосновал их взаимосвязь, опираясь на более раннюю свою гипотезу о развитии Либидо. Согласно этой гипотезе, Ребенок в раннем Детстве проходит через различные фазы своего развития, когда сначала главным органом удовлетворения желаний является рот, а затем анус, который становится важной эрогенной зоной*, и большинство либидозных желаний связано с процессом воздержания или освобождения от экскрементов. И Фрейд сделал вывод, что способ Поведения можно квалифицировать либо как Синдром Сублимации Сексуального удовлетворения анального желания, либо как отрицательную реакцию на невозможность такого удовлетворения. Тогда самолюбие и бережливость можно рассматривать как Сублимацию первоначального желания "удержать стул"; а чрезмерную аккуратность считать отрицательной установкой на детское "недержание". Фрейд показал, что эти три первоначальных признака, которые раньше считались совершенно независимыми, являются частями единой Системы (или единой структуры), ибо все они уходят корнями в анальную Сексуальность, а Либидо находит выражение в данных чертах Характера (преимущественно в форме психологической установки или же в виде Сублимации). Так Фрейд объяснил, почему перечисленные черты Личности имеют такой мощный заряд, что почти не поддаются трансформации извне[62]. Одним из важнейших элементов теории стало понятие "орально-садистского "* типа Личности, который я обозначаю как эксплуататорскую Личность. Есть и другие обозначения личностных типов, соответствующие тому, какой из аспектов стараются подчеркнуть: например, авторитарный[63] (садо-мазохистский), бунтарский и революционный, нарциссический и инцестуозный. Последние названия большей частью не относятся к классической психоаналитической терминологии, эти характеристики очень близки друг к другу, нередко перекрещиваются, а их комбинации позволяют создавать более подробный психологический портрет конкретной Личности. Теоретическая концепция структуры Личности у Фрейда была построена на основе того, что Либидо (в оральной, анальной или генитальной форме) является источником, питающим энергией различные черты Личности. Но даже если отвлечься от теории Либидо, открытие Фрейда не утрачивает своего значения для Практики клинических наблюдений; и факт остается фактом, что характерологические синдромы питаются из одного и того же источника энергии. Я попытался показать, что Синдром Характера коренится в определенных формах ориентации Индивида, демонстрирующих его отношение к внешнему миру и к себе самому, и является главным источником, питающим Личность. Далее, я пытался показать, что социальный тип Личности формируется под влиянием одинаковых социально-экономических условий Жизни всех членов группы[64]. Понятие Характера играет чрезвычайно большую роль в нашей теории, поскольку оно устраняет прежнее противопоставление между внешним миром и влечением. сексуальное влечение в Системе Фрейда занимает важное место как Фактор формирования Личности, но при этом воздействие данного Фактора осуществляется большей частью через призму внешнего мира. Так возникло предположение, что Личность является продуктом взаимодействия влечений и внешнего мира. Это стало возможно потому, что Фрейд все влечения привел в Систему и подчинил одному (Сексуальному, наряду с Инстинктом самосохранения). Прежде исследователи Инстинктов имели обыкновение жестко разграничивать Мотивы Поведения, приписывая каждому из них какой-нибудь врожденный Инстинкт. Фрейд же все различия между Мотивами объяснял, исходя из влияния внешнего мира на сексуальную сферу Человека. Парадокс состоял в том, что как раз расширение понятия Сексуальности дало Фрейду возможность распахнуть двери для такого Фактора формирования Личности, как внешний мир (что было совершенно невозможно в дофрейдовских теориях влечений и Инстинктов). Отныне Любовь, нежность, Садизм, Мазохизм, тщеславие, Зависть, Страх, Ревность и многие другие Страсти больше не закреплялись каждая за своим единственным врожденным Инстинктов, а все рассматривались под углом зрения воздействия окружающей среды на сексуальную сферу (особенно со стороны значимых фигур раннего Детства). Сам Фрейд считал, что он никогда не менял своего мировоззрения, но на самом деле он перерос инстинктивистский уровень Мышления, что проявилось в его гипотезе о супервлечении. И все же развитию его идей очень сильно мешали ограничения, связанные с теорией Сексуальности, и тогда настало время окончательно освободиться от этого груза с помощью теории влечений. Однако здесь я хочу особо обратить внимание на тот факт, что Фрейдово "учение о Страстях "резко отличается от традиционных исследований этой проблемы. До сих пор мы говорили о том, что "Характер определяет Поведение", что та или иная черта Характера (например, любвеобильность или деструктивность) заставляет Человека вести себя так, а не иначе, и что Человек чувствует удовлетворение, когда ведет себя в соответствии с характерной чертой своей натуры. Даже более того, мы можем по одной какой-то черте Характера предсказать наиболее вероятное Поведение Человека: точнее, мы можем сказать, как он захочет себя повести, если ему представится возможность. Что означает это ограничение:"если представится возможность"? Здесь нам приходится вернуться к одному из самых существенных понятий Фрейда, каким является" принцип реальности "*, который опирается на Инстинкт самосохранения (в противовес" принципу удовольствия", который связан с Инстинктом Сексуальности). Все черты Характера имеют свои корни либо в Сексуальных, либо в несексуальных аффектах, но, независимо от того, какие Страсти преобладают у конкретного Индивида, всегда существует противоречие между тем, что мы хотели бы делать, и тем, что нам положено делать (даже если это ограничение проистекает из наших собственных интересов).   Мы не можем всегда поступать так, как нам диктуют наши Страсти, ибо вынуждены, чтобы сохранить себе Жизнь, до известной степени модифицировать своё Поведение. Обычный Человек всегда идёт на компромисс между тем, как он хотел бы поступить "от души" (в соответствии со своим Характером), и тем, как он вынужден себя вести, чтобы его Поведение по меньшей мере не повлекло за собой отрицательных последствий для него самого. Конечно, есть разные степени приверженности Инстинкту самосохранения (эго-интерес). Пример такой крайности представляет Поведение фанатичного убийцы, у которого показатель "эго-интереса "равен нулю. А другую крайность составляет тип" приспособленца", для которого "эго-интерес "охватывает все, что может принести ему Любовь, богатство или жизненные удобства. Между этими двумя полюсами можно расположить всех людей, которые являются носителями смешанных Характеров с разным процентным соотношением Страстей. А вопрос о том, насколько Человеку удается подавлять свои Страсти, зависит не только от внутренних Факторов, но и от соответствующей жизненной ситуации; когда ситуация меняется, вытесненные желания осознаются и обеспечивают себе реализацию. Это относится, например, к людям с садо-мазохистским Характером. Всем знаком этот тип Личности, который раболепно подчиняется своему шефу, зато терроризирует жену и детей. Другой случай изменения Характера встречается, когда меняется общая социальная ситуация. Так, садистская Личность, которая может при желании вести себя как тихий и даже милый Человек, в тоталитарном обществе (где террор и Садизм получают не осуждение, а одобрение) может превратиться в настоящего дьявола. Другой может подавлять в себе все явные формы садистского Поведения, но его Характер все равно проявится в мелочах: в позах, мимике, жестах, внешне безобидных словах. Даже самые честные порывы могут служить Вытеснению черт Характера. Так, Человека, который живет в соответствии с христианскими ценностями, в обществе, как правило, считают дураком или "Невротиком", хотя учение Иисуса Христа составляет часть нашего нравственного Сознания. Поэтому многие прибегают к рационализации и мотивируют свою Любовь к ближнему эгоистическим интересом. Эти рассуждения показывают, что черты Характера с. точки зрения Силы Мотивации лишь до некоторой степени обусловлены субъективным интересом. Они показывают далее, что человеческое Поведение в первую очередь мотивируется Характером, но субъективный интерес в различных условиях вносит свои модификации и коррективы. Огромной заслугой Фрейда является то, что он не только обнаружил характерологические черты, лежащие в основе Поведения, но открыл пути и средства их изучения: например, при помощи толкования сновидений и свободных ассоциаций*, на материале изучения ошибок речи и письма и т.д. В этом состоит главное различие между бихевиоризмом и психоаналитической характерологией. Воспитание (условных рефлексов) осуществляется путем апелляции к субъективному интересу, к Страху перед болью, к естественным дотребностям в пище и питье, к Безопасности и признанию и т.д. У животных этот субъективный интерес проявляется так сильно, что в оптимальных условиях повторения сигналов, сопровождающихся вознаграждением или наказанием, интерес в самосохранении оказывается самым сильным и превосходит все другие влечения, включая Сексуальность и агрессивность. Конечно, и Человек ведет себя соответственно своему субъективному интересу, но не всегда и не неизбежно. Часто он действует и по велению своих Страстей (высоких или низменных), а нередко готов (и вполне способен) поставить на карту свой интерес, иму-щество, Свободу и даже Жизнь во имя Любви, во имя правды и сохранения своей чести; но так же точно он может пожертвовать всем из Ненависти, алчности, Садизма и деструктивности. И вот эта разница является главной Причиной того, что человеческое Поведение не поддается объяснению, если его рассматривать как следствие исключительно только обучения и воспитания. Выводы Среди открытий конца XIX в. эпохальным событием стало то, что Фрейд обнаружил ключ к пониманию целой Системы Сил, определяющих структуру Личности, а также то, что некоторые из этих Сил противоречат друг другу-Открытия бессознательных процессов, а также динамической структуры Личности позволили Фрейду высветить радикально новые, глубинные корни человеческого Поведения. Правда, они вызвали определенную тревогу, ибо с этого момента стало невозможно прикрываться добрыми намерениями; они были опасными, ибо общество было до самого основания потрясено тем, что каждый мог узнать о себе и других все, что угодно. По мере того как Психоанализ добивался успеха и признания, он постепенно отказывался от своего радикального ядра и делал ставку на то, что было общеприемлемым. Аналитики сохранили лишь одну часть фрейдовского Бессознательного — Сексуальность. Общество потребления распрощалось со многими викторианскими табу (и не только под влиянием Психоанализа, но и по многим другим Причинам). Никто больше не" падал в обморок", обнаружив в себе склонность к самоубийству,"боязнь кастрации "или" зависть к пенису". Но открыть такие вытесненные свойства Личности, как Нарциссизм, Садизм, жажда неограниченной власти, Отчуждение, раболепство, индифферентность, Бессознательный отказ от своей личной целостности и т.д., обнаружить все это в себе, в политических лидерах, в общественной Системе — означало подложить под это общество мощный "социальный динамит". Сам Фрейд, живя в эпоху, когда все человеческие страдания объяснялись только Инстинктами, никогда не выражал недовольства обществом, он занимался безличной ка- тегорией "Оно "*. Но времена меняются, и то, что тогда было революционным, сегодня кажется совершенно нормальным. И теория влечений из гипотезы превратилась в ядро и смирительную рубашку ортодоксального Психоанализа. Таким образом, фрейдовский интерес к проблеме человеческих страданий и Страстей не получил дальнейшего развития. По этой Причине я считаю, что наименование Психоанализа теорией влечений, которое с формальной точки зрения является корректным, не отражает самой сути дела. Психоанализ представляет собой главным образом теорию неосознанных импульсов, направленных на сопротивление или искажение реальности в соответствии с субъективными потребностями и ожиданиями ("перенос "= Сублимация); Психоанализ — это учение о Характере и о конфликтах между характерологическими Страстями, органично присущими данной Личности, и Необходимостью самоограничения. Именно в этом ревизованном значении и применяет Психоанализ автор данной работы. Я использую психоаналитический метод для исследования проблемы человеческой агрессивности и деструктивности (оставляя в стороне ядро фрейдовского открытия). Тем временем все большее число Психоаналитиков отказывается от фрейдовской теории Либидо, хотя, как правило, они не способны заменить её такой же точной и стройной теоретической конструкцией, поскольку 'влечения", которые они изучают, не имеют достаточно глубоких корней ни в физиологии, ни в социальных условиях, ни в общественном Сознании. Часто Психоаналитики весьма поверхностно употребляют категории, которые мало чем отличаются от стереотипов, принятых в американской антропологии. (Ну хотя бы встречающаяся у Карен Хорни категория" потребность в конкуренции"). Правда, некоторые Психоаналитики (в основном под влиянием Адольфа Майера), отказавшись от фрейдовской теории Либидо, создали новую теорию, которая, по-моему, является более продуктивной и многообещающей. Они изучали сначала только шизофреников* и на этом материале достигли глубокого понимания бессознательных процессов в человеческих отношениях. Поскольку они больше не испытывают неудобств и не замыкаются в узкие рамкитеории Либидо (с её обязательным набором действующих лиц: Я, Оно и сверх-Я)*, они свободно описывают все, что происходит в отношениях между двумя людьми, которые оказываются в роли партнеров. К выдающимся представителям этой школы относятся, наряду с Адольфом Майером, Гарри Стэк Салдиван, Фрида Фромм-Райхман и Теодор Лидц. Блистательно удается анализ Р. Д. Лейин-гу, потому что он не только глубоко исследует личные и субъективные Факторы, но и выявляет и непредвзято описывает картину нашей социальной Жизни (абстрагируясь от некритических оценок нашего общества как психически здорового). Представителями творческого Психоанализа являются также Винникот, Фэрбрэйн, Балинт и Гая-трип — люди, которые превратили этот метод из способа Лечения либидозных Фрустраций в "теорию и Практику Возрождения человеческой Личности и восстановления её подлинного "Я"". Они делают то, чего избегают некоторые так называемые "экзистенциалисты" (например, Л. Бинсвангер), заменяющие точные клинические данные абстрактно-философскими рассуждениями о межличностных отношениях. Содержание   www.pseudology.org