Газета "Новая Жизнь" Максим Горький Несвоевременные мысли Заметки о революции и культуре 1917-1918 гг. Часть 3 XLI   Редакцией "Новой Жизни" получено нижеследующее письмо: "   Пушечный Округ Путиловского завода. Постановил вынести Вам, писателям из Новой Жизни, порицание, как Строеву1, был когда-то писатель, а также Базарову2, Гимер-Суханову3, Горькому, и всем составителям Новой Жизни ваш Орган несоответствуетнастоящей жизни нашей общей, вы идете за оборонцами вслед. Но помните нашу рабочую Жизнь пролетариев не троньте, бывшей в Воскресенье демонстрацией, не вами демонстрация проведена не вам и критиковать её. А и вообще наша партия Большинство и мы поддерживаем своих политических вождей действительных социалистов освободителей народа от гнета Буржуазии и капиталистов, и впредь если будут писатся такие контрреволюционные статьи, то мы рабочие клянемся, вы зарубите себе на лбу, что закроем вашу газету, а если желательно осведомитесь у вашего Социалиста так называемого нейтралиста он был у нас на путиловском заводе со своими отсталыми речами спросите у него дали ему говорить да нет, да в скором времени вам воспретят и ваш орган он начинает равнятся с кадетским, и если вы горькие4, отсталые писатели будете продолжать свою полемику и с правительственным органом Правда, то знайте прекратим в нашем Нарвско-Петергофском районе торговлю.  Адрес: Путиловс завод Пушечн. Округ пишите отв., а то будут репресии".   Свирепо написано! С такой свирепостью рассуждают дети, начитавшись страшных книг Густава Эмара5 и воображая себя ужасными индейцами.  Конечно,  детей следует учить. И в поучение автору -  или авторам - сердитого письма я скажу: Нельзя так рассуждать, как рассуждаете вы: "Демонстрация не вами проведена, не вам и критиковать её". Политическое и экономическое угнетение рабочего класса тоже "не нами проведено", но мы всегда критиковали и будем критиковать всякую систему угнетения человека, кем бы эта система не "проводилась".   Люди, имена которых названы в письме, боролись с самодержавием мошенников и подлецов не для того, чтобы оно заменилось самодержавием политических дикарей.  Нам угрожают, что если мы будем "продолжать полемику с правительственным органом Правда, то.  .  .  "Да, мы будем продолжать полемику с правительством, которое губит рабочий класс; мы считаем эту полемику нашим долгом,  долгом честных граждан и независимых социалистов.    XLII   Все, что заключает в себе жестокость или безрассудство, всегда найдет доступ к чувствам невежды и дикаря.  Недавно матрос Железняков 1, переводя свирепые речи своих вождей на простецкий язык человека массы, сказал, что для благополучия русскогонарода можно убить и миллион людей.  Я не считаю это заявление хвастовством и хотя решительно не признаютаких обстоятельств, которые смогли бы оправдать массовые убийства, но - думаю -  что миллион "свободных граждан" у нас могут убить.     И больше могут. Почему не убивать? Людей на Руси -  много, убийц -  тоже достаточно, а когда дело касаетсясуда над ними,  власть народных комиссаров встречает какие-то таинственныепрепятствия, как она, видимо, встретила их в деле по расследованиюгнуснейшего убийства Шингарева и Кокошкина2.     Поголовное истреблениенесогласномыслящих -  старый, испытанный прием внутренней политикироссийских правительств. От Ивана Грозного до Николая II-го этим простым и удобным приемом борьбы с крамолой свободно и широко пользовались все наши политические вожди -  почему же Владимиру Ленину отказываться от такого упрощенного приема? Он и не отказывается, откровенно заявляя, что не побрезгует ничем для искоренения врагов3.    Но я думаю, что в результате таких заявлений мы получим длительную и жесточайшую борьбу всей демократии и лучшей части рабочего класса против той зоологической анархии, которую так деятельно воспитывают вожди из Смольного.  Вот чем грозят России упрощенные переводы анархокоммунистических лозунгов на язык родных осин.    Пр.  -  прапорщик или профессор?  -  Роман Петкевич пишет мне: "Ваш спор с большевизмом -  глубочайшая ошибка, вы боретесь против духа нации,стремящегося к возрождению. В большевизме выражается особенность русского духа, его самобытность. Обратите же внимание: каждому свое! Каждая нация создает свои особенные, индивидуальные, только ей свойственные приемы и методы социальной борьбы. Французы, итальянцы -  анархо-синдикалисты, англичане наиболее склонны к тред-юнионам, а казарменный социал-демократизм немцев как нельзя более соответствует их бездарности.    Мы же, по пророчеству великих наших учителей -  например, Достоевского и Толстого,  являемся народом-Мессией4, на который возложено идти дальше всех и впереди всех. Именно наш дух освободит мир из цепей истории". И т.д. в тоне московского неославянофильства5, которое так громко визжало в начале войны.  До чего же бесприютен русский человек!   XLIII   Всё подлое и скверное, что есть на земле, сделано и делается нами, и всё прекрасное, разумное, к чему стремимся мы,  в нас живет.  Вчерашний раб сегодня видит своего владыку поверженным во прах, бессильным, испуганным, зрелище величайшей радости для раба, пока ещё непознавшего радость, более достойную человека,  радость быть свободным от чувства вражды к ближнему.    Но и эта радость будет познана,  не стоит жить, если невозможно верить в братство людей, жизнь бессмысленна, если нет уверенности в победе любви.  Да, да,  мы живем по горло в крови и грязи, густые тучи отвратительнойпошлости окружают нас и ослепляют многих; да, порою кажется, что этапошлость отравит, задушит все прекрасные мечты, рожденные нами в трудах имучениях, все факелы, которые зажгли мы на пути к возрождению.  Но человек, все-таки,  человек и, в конце концов, побеждает только человеческое,  в этом великий смысл жизни всего мира, иного смысла нет в ней.    Может быть, мы погибнем? Лучше сгореть в огне революции, чем медленно гнить в помойной яме монархии, как мы гнили до февраля.  Мы, Русь, очевидно, пришли ко времени, когда все наши люди, возбужденные до глубины души, должны смыть, сбросить с себя веками накопленную грязь нашего быта, убить нашу славянскую лень, пересмотреть все навыки и привычки наши, все оценки явлений жизни, оценки идей, человека, мы должны возбудить в себе все силы и способности и, наконец, войти в общечеловеческую работу устроения планеты нашей,  новыми смелыми, талантливыми работниками.    Да, наше положение глубоко трагично, но всего выше человек -  в трагедии.  Да, жить -  трудно, слишком много всплыло на поверхность жизни мелкой  злости, и нет священного озлобления против пошлости, озлобления, убийственного для неё.  Но, как сказал Синезий, епископ Птолемаиды1: "Для философа необходимо спокойствие души -  искусного кормчего воспитывают только бури".   Будем верить, что те, кто не погибнет в хаосе и буре, окрепнут и воспитают в себе непоколебимую силу сопротивления древним, зверским началам жизни. Сегодня -  день Рождения Христа 2, одного из двух величайших символов,созданных стремлением человека к справедливости и красоте. Христос -  бессмертная идея милосердия и человечности, и Прометей - враг богов, первый бунтовщик против Судьбы,  человечество не создало ничего величественнее этих двух воплощений желаний своих.    Настанет день, когда в душах людей символ гордости и милосердия,кротости и безумной отваги в достижении цели -  оба символа скипятся во одновеликое чувство и все люди сознают свою значительность, красоту своихстремлений и единокровную связь всех со всеми.  В эти страшные для многих дни мятежа, крови и вражды не надо забывать,что путем великих мук, невыносимых испытаний, мы идем к возрождениючеловека, совершаем мирское дело раскрепощения жизни от тяжких, ржавыхцепей прошлого.  Будем же верить сами в себя, будем упрямо работать,  все в нашей воле, и нет во вселенной иного законодателя, кроме нашей разумной воли.  Всем, кто чувствует себя одиноко среди бури событий, чье сердце точатзлые сомнения, чей дух подавлен тяжелой скорбью -  душевный привет! И душевный привет всем безвинно заключенным в тюрьмах.    ХLIV   Сегодня "Прощеное Воскресенье"1.  По стародавнему обычаю в этот день люди просили друг у друга прощения во взаимных грехах против чести и достоинства человека.   Это было тогда,когда на Руси существовала совесть; когда даже темный, уездный русский народ смутно чувствовал в душе своей тяготение к социальной справедливости, понимаемой может быть, узко, но все-таки -  понимаемой.    В наши кошмарные дни совесть издохла2. Все помнят, как русская интеллигенция, вся, без различия партийных уродств, возмущалась бессовестным делом Бейлиса3 и подлым расстрелом ленских рабочих4, еврейскими погромами и клеветой, обвинявшей всех евреев поголовно в измене России5. Памятно и возбуждение совести, вызванное процессом Половнева, Ларичкина и других убийц Иоллоса, Герценштейна6.  Но вот убиты невинные и честные люди Шингарев, Кокошкин, а у наших властей не хватает ни сил, ни совести предать убийц суду7.  Расстреляны шестеро юных студентов, ни в чем не повинных,  это подлое дело не вызывает волнений совести в разрушенном обществе культурных людей8.    Десятками избивают "буржуев" в Севастополе, в Евпатории9,  и никто нерешается спросить творцов "социальной" революции: не являются ли они моральными вдохновителями массовых убийств? Издохла совесть. Чувство справедливости направлено на дело распределения материальных благ,  смысл этого "распределения" особенно понятен там, где нищий нищему продаст под видом хлеба еловое полено, запеченное в тонкий слой теста. Полуголодные нищие обманывают и грабят другдруга -  этим наполнен текущий день. И за все это -  за всю грязь, кровь, подлость и пошлость -  притаившиеся враги рабочего класса возложат современем вину именно на рабочий класс, на его интеллигенцию, бессильную одолеть моральный развал одичавшей массы.   Где слишком много политики, там нет места культуре, а если политика насквозь пропитана страхом перед массой и лестью ей -  как страдает этим политика советской власти -  тут уже, пожалуй, совершенно бесполезно говорит о совести, справедливости, обуважении к человеку и обо всем другом, что политический цинизм именует" сентиментальностью", но без чего -  нельзя жить.    XLV   Среди распоряжений и действий правительства, оглашенных на днях в некоторых газетах, я с величайшим изумлением прочитал громогласное заявление "Особого Собрания Моряков Красного Флота Республики" -  в этом заявлении моряки оповещают: "Мы, моряки, решили: если убийства наших лучших товарищей будут впредь продолжаться, то мы выступим с оружием в руках и за каждого нашего убитого товарища будем отвечать смертью сотен и тысяч богачей, которые живут в светлых и роскошных дворцах, организовывая контрреволюционные банды против трудящихся масс, против тех рабочих, солдат и крестьян, которые в октябре вынесли на своих плечах революцию"1.    Это, что же -  крик возмущенной справедливости? Но тогда я, как и всякий другой гражданин нашей республики, имею правоспросить граждан моряков: Какие у них данные утверждать, что Мясников и Забелло погибли от"предательской руки тиранов"?  И -  если таковые данные имеются -  почему они не опубликованы ? Почему правительство нашло нужным включить в число своих "действий и распоряжений" грозный рев "красы и гордости" русской революции? 2 Что же, правительство согласно с методом действий, обещанным моряками? Или оно бессильно воспрепятствовать этому методу? И,  наконец,  не само ли оно внушило морякам столь дикую идею физического возмездия? Думаю, что на последний вопрос правительство, по совести, должно ответить признанием своей вины.    Вероятно, все помнят, что после того, как некий шалун или скучающий лентяй расковырял перочинным ножиком кузов автомобиля, в котором ездил Ленин, Правда, приняв порчу автомобильного кузова за покушение на жизнь Владимира Ильича, грозно заявила: "За каждую нашу голову мы возьмем по сотне голов буржуазии"3.  Видимо, эта арифметика безумия и трусости произвела должное влияние наморяков,  вот они уже требуют не сотню, а тысячи голов за голову.  Самооценка русского человека повышается. Правительство может поставить это в заслугу себе.  Но для меня,  как, вероятно, и для всех, ещё не окончательно обезумевших людей,  грозное заявление моряков является не криком справедливости, а диким ревом разнузданных и трусливых зверей.    Я обращаюсь непосредственно к морякам, авторам зловещего объявления   Нет сомнения, господа, в том, что вы, люди вооруженные, можете безнаказанно перебить и перерезать столько "буржуев", сколько вам будет угодно. В этом не может быть сомнения,  ваши товарищи уже пробовали устраивать массовые убийства буржуазной "интеллигенции",-  перебив несколькосот грамотных людей в Севастополе, Евпатории, они объявили: "Что сделано,  то сделано, а суда над нами не может быть".   Эти слова звучат как полупокаяние, полуугроза, и в этих словах,господа моряки, целиком сохранен и торжествует дух кровавого деспотизма той самой монархии, внешние формы которой вы разрушили, но душу её -  не можете убить, и вот она живет в ваших грудях, заставляя вас рычать зверями, лишая образа человечьего.  Вам, господа, следовало бы крепко помнить, что вы воспитаны насилием и убийствами и что когда вы говорите "суда над нами -  не может быть",-  выговорите это не потому, что сознали ваше право на власть, а только потому,что знаете: при монархии за массовые убийства никого не судили, ненаказывали.   Никого не судили за убийство тысяч людей 9 января 1905 г., за расстрел ленских и златоустовских рабочих, за избиение ваших товарищей Очаковцев4, за все те массовые убийства, которыми была так богата монархия.  Вот, в этой атмосфере безнаказанных преступлений вы и воспитаны, эта кровавая отрыжка старины и звучит в вашем реве.  Точно так же как монархическое правительство, избивая сотнями матросов, рабочих, крестьян, солдат, свидетельствовало о своем моральном бессилии, точно так же, грозным заявлением своим, моряки красного флота признаются, что кроме штыка и пули у них нет никаких средств для борьбы за социальную справедливость.     Разумеется, убить проще, чем убедить   И это простое средство, как видно, очень понятно людям, воспитанным убийствами и обученным убийствам.  Я спрашиваю вас, господа моряки: где и в чем разница между звериной психологией монархии и вашей психологией?  Монархисты были искренно убеждены, что счастие России возможно только при поголовном истреблении всех инакомыслящих,  вы думаете и действуете точно так же.  Повторяю: убить -  проще и легче, чем убедить, но -  разве не насилия над народом разрушили власть монархии?    Из того, что вы разделите междусобой материальные богатства России, она не станет ни богаче, ни счастливее, вы не будете лучше, человечнее. Новые формы жизни требуют нового духовного содержания -  способны ли вы создать эту духовную новизну? Судя по вашим словам и действиям, вы ещё не способны к этому,  вы, дикие русские люди, развращенные и замученные старой властью, вам она привила вплоть и кровь все свои страшные болезни и свой бессмысленный деспотизм.    Но, действуя так, как вы действуете, вы даете будущей реакции право ссылаться на вас, право сказать в лицо вам: при социалистическом правительстве, когда власть была в ваших руках, вы точно так же, как мы, до революции, массами убивали народ.  И этим вы дали нам право убивать вас.  Господа моряки! Надобно опомниться.   Надо постараться быть людьми. Это - трудно, но -  это необходимо.    XLVI   Моя статейка по поводу заявления группы матросов о их готовности к массовым убийствам безоружных и ни в чем не повинных людей вызвала со стороны единомышленников этой группы несколько писем, в которых разные бесстыдники и безумцы пугают меня страшнейшими казнями.  Это -  глупо, потому что угрозами нельзя заставить меня онеметь, и чем бы мне ни грозили, я всегда скажу, что скоты -  суть скоты, а идиоты -  суть идиоты и что путем убийств, насилий и тому подобных приемов нельзя добиться торжества социальной справедливости. Но вот письмо, которое я считаю необходимым опубликовать, как единственный человеческий отклик на мою статейку.    "Прочитавши Вашу статью "Несвоевременные мысли" в газете "Новая Жизнь" № 51 (266), я хочу верить, что Вы далеко не всех носителей матросской шинели считаете разнузданными дикарями. Но позвольте спросить, что должен делать я при встрече с Вами или вообще с гражданином в штатском костюме,согласным с Вашим мнением и взглядом на моряков, и не только я, а сотни лиц, сейчас живущих в тесном кругу со мною, которых я отлично знаю, знаю,что в них, как и во мне, никогда даже не было мысли об убийстве и даже о малейшем озорстве. Как же мы будем смотреть в глаза,  ведь мы носим матросские шинели.  Читая Вашу статью, я болел душою не только за себя, но и за тех моих товарищей, которые невинно пригвождены к позорному столбу общественного мнения. Я живу с ними, я знаю их, как самого себя, знаю как незаметных, но честных тружеников, чьи мысли не проникают на суд широкой публики, а потомуя прошу Вас сказать о них Ваше громкое, задушевное слово, так как мои и их страдания -  не заслуженные.  Матрос: подпись неразборчива.  Кронштадт, 27 марта с.   г.    "Само собою разумеется, что я далек от желания обвинять в склонности к зверским убийствам всех матросов. Нет, я имел в виду только тех, которые заявили о себе убийствами в Севастополе и Евпатории1, убийством Шингарева и Кокошкина2, и ту группу, которая сочинила и подписала известное безумное заявление, опубликованное среди "Распоряжений и действий Правительства".   ХLVII   Я не стану отрицать, что на Руси, даже среди профессиональных воров иубийц, есть очень много "совестливых" людей -  это всем известно; ограбит человек или убьет ближнего, а потом у него "душа скучает" -  болит совесть.  Очень многие добрые русские люди весьма утешаются этой "скукой души",-  им кажется, что дрябленькая совестливость -  признак духовного здоровья, тогда как, вероятнее всего, это просто признак болезненного безволия людей, которые, перед тем как убить, восхищаются скромной красотой полевого цветкаи могут совмещать в себе искреннего революционера с не менее искренним провокатором, как это бывало у нас слишком часто1.    Я думаю, что мы все -  матросы и литераторы, "буржуа" и пролетарии - одинаково безвольны и трусливы, что отнюдь не мешает нам быть жесточайшими физическими и моральными истязателями друг друга. В доказательство этой печальной правды, я предлагаю читателю сравнить психологию уличных самосудов с приемами газетной "полемики" -  в обоих случаях -  и в газетах и на улицах -  он увидит одинаково слепых и бешеных людей, главная цель и высочайшее наслаждение которых в том, чтобы как можно больнее и жесточенанести ближнему удар "в морду" или в душу.    Это -  психика людей, которые все ещё не могут забыть, что 56 лет тому назад они были рабами -  и что каждый из них мог быть выпорот розгами2, что они живут в стране, где безнаказанно возможны массовые погромы и убийства3и где человек -  ничего не стоит.   Ничего.  Где нет уважения к человеку, там редко родятся и недолго живут люди,способные уважать самих себя.  А откуда оно явится, это уважение?   В Правде различные зверюшки науськивают пролетариат на интеллигенцию. В "Нашем Веке" хитроумные мокрицы науськивают интеллигенцию на пролетариат.   Это называется "классовой борьбой", несмотря на то что интеллигенция превосходно пролетаризирована и уже готова умирать голодной смертью вместе с пролетариатом. Не саботируй!   Но моральное чувство интеллигента не может позволить ему работать с правительством, которое включает в число своих "действий и распоряжений" известную угрозу группыматросов4 и тому подобные гадости.   Что бы и как бы красноречиво ни говорили мудрецы от большевизма о "саботаже" интеллигенции,  факт, что русская революция погибает именно от недостатка интеллектуальных сил.     В ней оченьмного болезненно раздраженного чувства и не хватает культурно-воспитанного,грамотного разума.  Теперь большевики опомнились и зовут представителей интеллектуальной силы к совместной работе с ними. Это -  поздно, а все-таки не плохо5.  Но,  наверное, начнется некий ростовщичий торг, в котором одни будут много запрашивать, другие -  понемножку уступать, а страна будет разрушаться все дальше, а народ станет развращаться все больше.    ХLVIII   На днях какие-то окаянные мудрецы осудили семнадцатилетнего юношу насемнадцать лет общественных работ за то, что этот юноша откровенно и честнозаявил: "Я не признаю Советской власти!"Не говоря о том, что людей, которые не признают авторитета властикомиссаров, найдется в России десятки миллионов и что всех этих людей невозможно истребить, я нахожу полезным напомнить строгим, но не умным судьям о том, откуда явился этот честный юноша, столь нелепо -  суровоосужденный ими.  Этот юноша -  плоть от плоти тех прямодушных и бесстрашных людей,которые на протяжении десятилетий, живя в атмосфере полицейского надзора, шпионства и предательства, неустанно разрушали свинцовую тюрьму монархии, внося, с опасностью для свободы и жизни своей, в темные массы рабочих икрестьян идеи свободы, права, социализма.     Этот юноша -  духовный потомок людей, которые, будучи схвачены врагами и и знывая в тюрьмах, отказывались на допросах разговаривать с жандармами из презрения к победившему врагу. Этот юноша воспитан высоким примером тех лучших русских людей, которые сотнями и тысячами погибали в ссылке, в тюрьмах, в каторге и на костях которых мы ныне собираемся строить новую Россию. Это -  романтик, идеалист, которому органически противна "реальная политика" насилия и обмана, политика фанатиков догмы, окруженных -  по их же сознанию -  жуликами и шарлатанами.  Чтобы воспитать мужественного и честного юношу в подлых условиях русской жизни, требовались огромная затрата духовных сил, почти целый век напряженной работы. И вот теперь те люди, ради свободы которых совершалась эта работа, не понимая, что честный враг лучше подлого друга, осудили мужественного юношу за то, что он,  как это и следует, не может и не хочет признавать власть,попирающую свободу.     Есть очень умная басня о свинье под дубом вековым, может быть, премудрые судьи найдут время прочитать её?  Им необходимо ознакомиться с моралью этой басни1.  В Москве арестован И.Д. Сытин, человек, недавно отпраздновавшийпятидесятилетний юбилей книгоиздательской деятельности2.   Он был министромнародного просвещения гораздо более действительным и полезным для русскойдеревни, чем граф Дм. Толстой3 и другие министры царя. Несомненно, что сотни миллионов Сытинских календарей и листовок по крайней мере наполовину сокращали рецидивы безграмотности. Он всю жизнь стремился привлечь к своей работе лучшие силы русской интеллигенции, и не его вина, что он был плохо понят ею в своем искреннем желании "облагородить" сытинскую книгу. Все-таки он сумел привлечь к своему делу внимание и помощь таких людей, как Л.Н. Толстой4, А.П. Чехов, Н.А. Рубакин5, Вахтеров6, Клюжев7, А.М. Калмыкова8 и десятки других.     Им основано книгоиздательство "Посредник", он дал Харьковскому Комитету грамотности мысль издать многотомную и полезную" Сельско-Хозяйственную Энциклопедию".  За пятьдесят лет Иван Сытин, самоучка, совершил огромную работу неоспоримого культурного значения. ВоФранции, в Англии, странах "буржуазных", как это известно, Сытин был быпризнан гениальным человеком, и по смерти ему поставили бы памятник, как другу и просветителю народа.    В "социалистической" России, "самой свободной стране мира", Сытина посадили в тюрьму, предварительно разрушив его огромное, превосходно налаженное технически дело и разорив старика. Конечно, было бы умнее и полезнее для Советской власти привлечь Сытина, как лучшего организатора книгоиздательской деятельности, к работе по реставрации развалившегося книжного дела, но -  об этом не догадались, а сочли нужным наградить редкого работника за труд его жизни -  тюрьмой.     Так матерая русская глупость заваливает затеями и нелепостями пути и тропы к возрождению страны, так Советская власть расходует свою энергию на бессмысленное и пагубное и для неё самой, и для всей страны возбуждение злобы, ненависти и злорадства, с которым органические враги социализма отмечают каждый ложный шаг, каждую ошибку, все вольные и невольные грехи её.    ХLIX   Советская власть снова придушила несколько газет, враждебных ей1.  Бесполезно говорить, что такой прием борьбы с врагами -  не честен, бесполезно напоминать, что при монархии порядочные люди единодушно считали закрытие газет делом подлым, бесполезно, ибо понятия о честности и нечестности, очевидно, вне компетенции и вне интересов власти, безумно уверенной, что она может создать новую государственность на основе старой - произволе и насилии.  Но вот какие, не новые, впрочем,  соображения вызывает новый акт государственной мудрости комиссаров.    Уничтожение неприятных органов гласности не может иметь практических последствий, желаемых властью, этим актом малодушия нельзя задержать рост настроений, враждебных г.г. комиссарам и революции.  Г.г.  комиссары бьют с размаха, не разбирая, кто является противником только их безумств, кто -  принципиальным врагом революции вообще. Хватая за горло первых, они ослабляют голос революционной демократии, голос чести и правды; зажимая рот вторым, они творят мучеников в среде врагов. Украшая растущую реакцию ореолом мученичества, они насыщают её притоком новой энергии и создают оправдание подлостям будущего, подлостям,которые обратятся не только против всей демократии, а главным образомпротив рабочего класса; он первый и всех дороже заплатит за глупости и ошибки своих вождей.    Итак, уничтожая свободу слова, г.г. комиссары не приобретут этим пользы для себя и наносят великий вред делу революции.  Чего они боятся, чего малодушничают?  Реальные политики, способные, казалось бы, правильно учесть значение сил, творящих жизнь, неужели они думают, что сила слова может быть механически уничтожена ими?  Люди, опытные в делах подпольных, они не могут не знать, что запрещенное слово приобретает особую убедительность.    И, наконец, неужели они до такой степени потеряли веру в себя, что их страшит враг, говорящий открыто, полным голосом, и вот, они пытаются заглушить его хоть немножко? Гонимая идея, хотя бы и реакционная, приобретает некий оттенок благородства, возбуждает сочувствие.  Дайте свободу слову, как можно больше свободы, ибо, когда враги говорят много -  они, в конце концов, говорят глупости, а это очень полезно.    L   Что даст нам Новый год?  Все, что мы способны сделать.  Но для того, чтоб стать дееспособными людьми, необходимо верить, чтоэти бешеные, испачканные грязью и кровью дни -  великие дни рождения новой России.  Да, вот именно теперь, когда люди, оглушаемые проповедью равенства и братства, грабят на улицах ближнего своего, раздевая его догола, когда борьба против идола собственности не мешает людям зверски истязать и убивать мелких нарушителей закона о неприкосновенности собственности, когда "свободные граждане", занявшись торговлишкой, обирают друг друга безжалостно и бесстыдно,  в эти дни чудовищных противоречий рождается НоваяРоссия.    Тяжелые роды -  в шуме разрушения старых форм жизни, среди гнилых обломкб в грязной казармы, в которой народ задыхался триста лет и которая воспитала его мелочно злобным и очень бесталанным.  В этом взрыве всей низости и пошлости, накопленной нами под свинцовым колпаком отвратительнейшей из монархий, в этом извержении грязного вулкана погибает старый русский человек, самовлюбленный лентяй и мечтатель, и наместо его должен придти смелый и здоровый работник, строитель новой жизни.    Теперь русский человек не хорош,  не хорош больше, чем когда-либо. Неуверенный в прочности своих завоеваний, не испытывающий чувства радости освободе, он ощетинился подленькой злостью и все ещё пробует -  действительноли свободен он?  Дорого стоят эти пробы и ему и объектам его опытов.  Но жизнь, суровая и безжалостная учительница наша, скоро захватит его цепью необходимостей, и они заставят его работать, заставят забыть в дружном труде все то мелочное, рабье и постыдное, что одолевает его сейчас.  Новые люди создаются новыми условиями бытия,  новые условия создаютновых людей.    В мир идет человек, не испытавший мучения рабства, не искаженный угнетением,  это будет человек, неспособный угнетать.  Будем верить, что этот человек почувствует культурное значение труда и полюбит его. Труд, совершаемый с любовью,  становится творчеством.  Только бы человек научился любить свою работу,  все остальное приложится.    LI   Известный русский исследователь племен Судана -  Юнкер, говорил: "Жалкие дикари с ужасом отворачиваются от человеческого мяса, тогда как народы, достигшие сравнительно значительного уровня культуры, впадают в людоедство"1.  Мы, русские, несомненно достигли "сравнительно значительного уровня культуры",-  об этом лучше всего свидетельствует та жадность, с которой мы стремились и стремимся пожрать племена, политически враждебные нам.  Едва ли не с первых дней революции известная часть печати с яростью людоедов племени "ням-ням" набросилась на демократию и стала изо дня в день грызть головы солдат, крестьян, рабочих, свирепо обличая их в пристрастии к "семечкам", в отстуствии у них чувства любви к родине, сознания личнойответственности за судьбы России и во всех смертных грехах.   Никто не станет отрицать, что лень, семечки, социальная тупость народа и все прочее, в чем упрекали его,  горькая правда, но -  следовало "то же бы слово, да не так бы молвить". И следует помнить, что вообще народ не может быть лучше того, каков он есть, ибо о том, чтобы он был лучше -  заботились мало.    Худосочное, истерическое раздражение, заменяющее у нас "священный гнев", пользовалось всем лексиконом оскорбительных слов и не считалось с последствиями, какие эти слова должны были неизбежно вызвать в сердцах судимых людей. Казалось бы, что "культурные" руководители известных органов печати должны были понимать, какой превосходной помощью авантюристам служит яростное поношение демократии, как хорошо помогает это демагогам в их стремлении овладеть психологией масс.    Это простое соображение не пришло в головы мудрых политиков, и если ныне мы видим пред собою людей, совершенно утративших человеческий облик, половину вины за это мрачное явление обязаны взять на себя те почтенные граждане, которые пытались привить людям культурные чувства и мысли путем словесных зуботычин и бичей.  Об этом поздно говорить?  Нет, не поздно. Горло печати ненадолго зажато"новой" властью, которая так позорно пользуется старыми приемами удушениясвободы слова2.     Скоро газеты снова заговорят, и, конечно, они должны будут сказать все, что необходимо знать всем нам в стыд и в поучение наше.  Но если мы, парадируя друг перед другом в плохоньких ризах бессильного гнева и злобненькой мести, снова будем продолжать ядовитую работу возбуждения злых начал и темных чувств -  мы должны заранее признать, что берем на себя ответственность за все, чем откликнется народ на оскорбления, бросаемые вслед ему.    Озлобление -  неизбежно, однако -  в нашей воле сделать его не столь отвратительным. Даже в кулачной драке есть свои законы приличия. Я знаю, смешно говорить на Святой Руси о рыцарском чувстве уважения к врагу, но я думаю, что будет очень полезно придать нашему худосочному гневу более приличные словесные формы. Пусть каждый предоставит врагу своему право быть хуже его, и тогда наши словесные битвы приобретут больше силы, убедительности, даже красоты.    Откровенно говоря, я хотел бы сказать: Будьте человечнее в эти дни всеобщего озверения! Но я знаю, что нет сердца, которое приняло бы эти слова. Ну, так будем хоть более тактичными и сдержанными, выражая свои мыслии ощущения, не надо забывать, что -  в конце концов,  народ учится у нас злости и ненависти...   LII   Известная часть нашей интеллигенции, изучая русское народное творчество по немецкой указке, тоже очень быстро дошла до славянофильства, панславизма, "мессианства", заразив вредной идеей русской самобытности другую часть мыслящих людей, которые, мысля по-европейски, чувствовалипо-русски, и это привело их к сентиментальному полуобожанию "народа", воспитанного в рабстве, пьянстве, мрачных суевериях церкви и чуждого красивым мечтам интеллигенции1.    Русский народ,  в силу условий своего исторического развития, огромное дряблое тело, лишенное вкуса к государственному строительству и почти недоступное влиянию идей, способных облагородить волевые акты; русская интеллигенция -  болезненно распухшая от обилия чужих мыслей голова, связанная с туловищем не крепким позвоночником единства желаний и целей, а какой-то еле различимой тоненькой нервной нитью.    Забитый до отупения жестокой действительностью, пьяненький, до отвращения терпеливый и, по-своему, хитренький, московский народ всегда был и остается -  совершенно чужд психологически российскому интеллигенту, богатому книжными знаниями и нищему знанием русской действительности. Тело плотно лежит на земле, а голова выросла высоко в небеса,  издали же, как известно, все кажется лучше, чем вблизи.    Конечно, мы совершаем опыт социальной революции, занятие, весьма утешающее маньяков этой прекрасной идеи и очень полезное для жуликов   Какизвестно, одним из наиболее громких и горячо принятых к сердцу лозунгов нашей самобытной революции явился лозунг: "Грабь награбленное!"2 Грабят -  изумительно, артистически; нет сомнения, что об этом процессе самоограбления Руси история будет рассказывать с величайшим пафосом.  Грабят и продают церкви, военные музеи,  продают пушки и винтовки, разворовывают интендантские запасы,  грабят дворцы бывших великих князей, расхищают все, что можно расхитить, продается все, что можно продать3.   В Феодосии солдаты даже людьми торгуют: привезли с Кавказа турчанок, армянок, курдок и продают их по 25 руб. за штуку. Это очень "самобытно", и мы можем гордиться -  ничего подобного не было даже в эпоху Великой Французской революции. Честные люди, которых у нас всегда был недостаток, ныне почти совсем перевелись; недавно я слышал приглашение такого рода: Поезжайте к нам, товарищ, а то у нас, кроме трех рабочих, ни одного честного человека нет!   И вот этот маломощный, темный, органически склонный к анархизму народ ныне призывается быть духовным водителем мира, Мессией4 Европы. Казалось бы, что эта курьезная и сентиментальная идея не должна путать трагическую игру народных комиссаров. Но "вожди народа" не скрывают своего намерения зажечь из сырых русских поленьев костер, огонь которого осветил бы западный мир, тот мир, где огни социального творчества горят более ярко и разумно, чем у нас, на Руси.    Костер зажгли, он горит плохо, воняет Русью, грязненькой, пьяной и жестокой. И вот эту несчастную Русь тащат и толкают на Голгофу5, чтобыраспять её ради спасения мира. Разве это не "мессианство" во сто лошадиных сил? А западный мир суров и недоверчив, он совершенно лишен сентиментализма.   В этом мире дело оценки человека стоит очень просто: вы любите, вы умеете работать?  Если так -  вы человек, необходимый миру, вы именно тот человек, силою которого творится все ценное и прекрасное.   Вы нелюбите, не умеете работать? Тогда, при всех иных ваших качествах, как бы они ни были превосходны, вы -  лишний человек в мастерской мира.     Вот и всё   А так как россияне работать не любят и не умеют, и западноевропейский мир это их свойство знает очень хорошо, то -  нам будет очень худо, хуже,чем мы ожидаем... Наша революция дала полный простор всем дурным и зверским инстинктам, накопившимся под свинцовой крышей монархии, и, в то же время, она отбросила в сторону от себя все интеллектуальные силы демократии, всю моральную энергию страны.   Мы видим, что среди служителей Советской власти то и делоловят взяточников, спекулянтов, жуликов, а честные, умеющие работать люди,чтоб не умереть от голода, торгуют на улицах газетами, занимаются физическим трудом, увеличивая массы безработных. Это -  кошмар, это чисто русская нелепость, и не грех сказать -  это Идиотизм! Все условия действительности повелительно диктуют необходимость объединения демократии, для всякого разумного человека ясно, что только единство демократии позволит спасти революцию от полной гибели, поможет ей одолеть внутреннего врага и бороться с внешним.     Но Советская власть этогоне понимает, будучи занята исключительно делом собственного спасения отгибели, неизбежной для неё. Устремив взоры свои в даль грядущего, она забывает о том, что будущее создается из настоящего. В настоящем страна имеет дезорганизованный рабочий класс, истребляемый в междоусобной бойне, разрушенную до основания промышленность, ощипанное догола государство, отданное на поток и разграбление людям звериных инстинктов.    Власть бессильна в борьбе с этими людьми, бессильна, сколько бы она ни расстреливала "нечаянно" людей, ни в чем не повинных. И она будет бессильна в этой борьбе до поры, пока не решится привлечь к делу строительства жизни все интеллектуальные силы русской демократии.    LIII   В десятках писем, отовсюду присылаемых мне, наиболее интересными являются письма женщин   Посвященные впечатлениям бурной деятельности, эти письма насыщены тоской, гневом, негодованием; но чувство беспомощности и апатии звучит в них реже, чем в письмах мужчин, каждое женское письмо - крик души, терзаемой многообразными пытками суровых дней. Прочитав их, ощущаешь сердцем, что все они написаны как бы единой женщиной -  матерью жизни, той, из лона которой пришли в мир все племена и народы, той, которая родила и родит всех гениев, той, которая помогла мужчине переродить грубо зоологический позыв животного в нежный и возвышенный экстаз любви.   Эти письма -  гневный крик существа, котороевызвало к жизни поэзию, служило и служит возбудителем искусств и которое вечно страдает неутомимою жаждою красоты, любви, радости. Женщина, в моем представлении, прежде всего -  мать, хотя бы физически она была девушкой; она -  мать не только по чувству к своим детям, но также-  к мужу, любовнику и, вообще, к человеку, исшедшему в мир от неё и через неё.   Существо, непрерывно пополняющее убыль, наносимую жизни смертью и разрушением, она должна и более глубоко и более остро, чем я, мужчина, чувствовать ненависть и отвращение ко всему, что усиливает работу смерти и разрушения. Такова, на мой взгляд, психофизиология женщины. "Идеализм!" Может быть. Но если это идеализм -  он из круга тех верований, которые органически свойственны мне и тоже являются, очевидно, основою моей психофизиологии. Во всяком случае, эти мнения я не вчера выдумал, они со мною от юности, но -  меня не смутило бы, если бы они явились у меня и вчера, ибо я нахожу, что социальный идеализм как нельзя более необходим именно в эпоху революции -  я подразумеваю, конечно, тот здоровый, облагораживающий чувство идеализм, без которого революция потеряла бы свою силу делать человека более социально сознательным, чем он был до революции, потеряла бы свое моральное и эстетическое оправдание. Без участия этого идеализма революция -  и вся жизнь -  превращается в сухую, арифметическую задачу распределения материальных благ, задачу, решение которой требуетслепой жестокости, потоков крови и, возбуждая звериные инстинкты, убивает насмерть социальный дух человека, как мы видим это в наши дни.    Письма, о которых я веду речь, переполнены воплями матери о гибели людей, о том, что среди них растет жестокость, о том, что люди становятся всё более дикими, подлыми, бесчестными, о том, что нравы со страшной быстротою грубеют. Эти письма наполнены проклятиями большевикам, мужикам, рабочим -  женщина призывает на головы их все козни, бичи и ужасы.  "Перевешать, перестрелять, уничтожить" -  вот, чего требует женщина, мать и нянька всех героев и святых, гениев и преступников, подлецов и честных людей, мать Христа1, а также Иуды2, Ивана Грозного и бесстыдного Макиавелли3, кроткого и милого святого Франциска из Ассизи4, мрачного врага радостей Савонаролы5, мать короля Филиппа II6, который радостно смеялся только однажды в жизни, когда он получил известие об успехе Варфоломеевской ночи,  о величайшем из преступлений Екатерины Медичи7, которая тоже рождена женщиной, была матерью и, по-своему, искренно заботилась о благе множества людей.    Отрицая жестокость, органически ненавидя смерть и разрушение,женщина-мать, возбудитель лучших чувств мужчины, объект его восхищения,источник жизни и поэзии -  кричит: Перебить, перевешать, расстрелять... Тут есть страшное и мрачное противоречие, в корне способное уничтожитьтот ореол, которым окружила женщину история. Может быть, основа его в том, что женщина не сознает своей великой культурной роли, что она не чувствуетсвоих творческих сил и слишком поддается отчаянию, вызванному в её душе матери хаосом революционных дней?   Я не стану рассматривать этот вопрос, но я позволю себе указать на следующее:   Вы, женщины, прекрасно знаете, что роды всегда сопровождаются муками, что новый человек рождается в крови -  такова злая ирония слепой природы. Вы по-звериному кричите в момент родов и -  счастливо, улыбкою Богоматери улыбаетесь, прижимая новорожденного к груди.  Я не могу упрекать вас за ваш звериный крик -  мне понятны муки, вызвавшие этот вопль нестерпимой боли -  я сам почти издыхаю от этой муки, хотя я не женщина.   И я всем сердцем, всей душой хочу, чтобы вы скорее улыбались улыбкою Богоматери, прижимая к груди своей новорожденного человека России! Вы, женщины, можете ускорить тяжкий процесс родов, вы можете сократитьужас мук, переживаемых страною, для этого вам нужно вспомнить, что вы - матери и неисчерпаемая живая сила любви в ваших сердцах. Не поддавайтесь злым внушениям жизни, станьте выше фактов.   Это требует силы -  вы найдетеее, теперь, в России, вы свободны более, чем где-либо в мире,  что мешает вам проявить ваше лучшее, ваше материнское? Надо вспомнить, что революция не только ряд жестокостей ипреступлений, но также ряд подвигов мужества, чести, самозабвения,бескорыстия.     Вы не видите этого?  Но, быть может, вы только потому не видите, что ослеплены ненавистью и враждой? А если, присмотревшись внимательнее, вы, все-таки, не найдете ничего светлого и бодрого в хаосе и буре наших дней, создайте сами светлое и доброе! Вы -  свободны, вы сильны обаянием вашей любви, вы можете заставить нас, мужчин, быть более людьми, более детьми.   Сорокалетние гражданские войны XVII века вызвали во Франции отвратительное одичание нравов, развили хвастливую жестокость -  вспомните, какое благодетельное, оздоровляющее значение имела тогда для всей страны Юлия Рекамье 8.   Таких примеров влияния женщины на развитие человеческихчувств и мнений вы можете вспомнить десятки   Вам, матери, надлежит быть неумеренными в любви к человеку и сдержанными в ненависти к нему. Большевики?  Представьте себе,  ведь, это тоже люди, как все мы, они рождены женщинами, звериного в них не больше, чем в каждом из нас. Лучшие из них -  превосходные люди, которыми со временем будет гордиться русская история, а ваши дети, внуки будут и восхищаться их энергией. Их действия подлежат жесточайшей критике, даже злому осмеянию,  большевики награждены всем этим в степени, быть может, большей, чем они заслуживают. Их окружает атмосфера удушливой ненависти врагов, и ещё хуже, ещё пагубнее для них - лицемерная, подленькая дружба тех людей, которые, пробиваясь ко власти лисой, пользуются ею, как волки, и -  будем надеяться! -  издохнут, как собаки.    Я защищаю большевиков?  Нет, я, по мере моего разумения, борюсь против них, но -  я защищаю людей, искренность убеждений которых я знаю, личная честность которых мне известна точно так же, как известна искренность их желания добра народу. Я знаю, что они производят жесточайший научный опытнад живым телом России, я умею ненавидеть, но предпочитаю быть справедливым.  О, да, они наделали много грубейших, мрачных ошибок,  Бог тоже ошибся, сделав всех нас глупее, чем следовало, природа тоже во многом ошиблась -  с точки зрения наших желаний, противных её целям или бесцельности её.   Но,если вам угодно, то и о большевиках можно сказать нечто доброе, я скажу, что, не зная, к каким результатам приведет нас, в конце концов, политическая деятельность их, психологически -  большевики уже оказали русскому народу услугу, сдвинув всю его массу с мертвой точки и возбудив вовсей массе активное отношение к действительности, отношение, без которого наша страна погибла бы. Она не погибнет теперь, ибо народ -  ожил, и в нем зреют новые силы, для которых не страшны ни безумия политических новаторов, слишком фанатизированных, ни жадность иностранных грабителей, слишком уверенных в своей непобедимости9.    Русь не погибнет10, если вы, матери, жертвенно вольете все прекрасное и нежное ваших душ в кровавый и грязный хаос этих дней.  Перестаньте кричать, ненавидя и презирая, кричите любя, вам ли,рождающим страдая, не понимать удивительной силы сострадания к человеку! Увас есть все, для того чтобы смягчать и очеловечивать -  в сердцах матерей всегда больше солнечного тепла, чем в сердце мужчины.   Вы только вспомните этих проклятых мужчин -  большевиков и прочих,  одичавших, огрубевших в работе разрушения гнилой храмины старого строя, вспомните их, когда они были новорожденными младенцами, как всем младенцам, им тоже нужно было вытирать носы, и беспомощны они были, как все младенцы. И -  разве есть человек, который не был бы обязан вам лучшими днями своей жизни?   Вам, матери, надо вспомнить все то, что вносит в жизнь ваша любовь - это избавит вас от мучительного гнета ненависти, которая убивает величайшееиз чувств,  чувство матери.  Разве вы пробовали -  пробуете -  смягчать жестокость обостренной борьбы, разве вы пытались пересоздать нравы, облагородить отношения, пробуждающие ваш справедливый гнев?  Вы увлекаетесь бесплодной ненавистью ко взрослым, но, может быть, полезнее, достойнее было бы предохранить юношество и детей от растлевающего влияния современности?    Вы тратите ваше внимание и чувство на подбор фактов, которые, действительно, порочат человека, возбуждают отвращение к нему, но -  не лучше ли будет, если вы поищете, или попытаетесь своей силою создать явления, возвышающие человекав его и ваших глазах? Физически матери людского мира, вы могли бы быть и духовными матерями его,  ведь, если вы порицаете, значит -  вы стоите на высоте, позволяющейвам видеть больше, чем видят другие. Поднимайте же и других на эту высоту! Россия судорожно бьется в страшных муках родов, вы хотите, чтобы скорее родилось новое, прекрасное, доброе, красивое, человеческое? Позвольте же сказать вам, матери, что злость и ненависть -  плохие акушерки11.    LIV   В Правде напечатано: "Горький заговорил языком врагов рабочего класса"1.  Это -  не правда. Обращаясь к наиболее сознательным представителям рабочего класса, я говорю: фанатики и легкомысленные фантазеры, возбудив в рабочей массе надежды, неосуществимые при данных исторических условиях, увлекают русский пролетариат к разгрому и гибели, а разгром пролетариата вызовет в России длительную и мрачную реакцию.    Далее в "Правде" напечатано: "Всякая революция, в процессе своего поступательного развития, неизбежно включает и ряд отрицательных явлений, которые неизбежно связаны с ломкой старого, тысячелетнего государственного уклада. Молодой богатырь, творя новую жизнь; задевает своими мускулистыми руками чужое ветхое благополучие, и мещане, как раз те, о которых писал Горький, начинают вопить о гибели Русского государства и культуры".   Я не могу считать "неизбежными" такие факты, как расхищение национального имущества в Зимнем, Гатчинском и других дворцах. Я непонимаю, какую связь с "ломкой тысячелетнего государственного уклада"имеет разгром Малого театра в Москве и воровство в уборной знаменитой артистки нашей, М.Н. Ермоловой? Не желая перечислять известные акты бессмысленных погромов и грабежей, я утверждаю, что ответственность за этот позор, творимый хулиганами, падает и на пролетариат, очевидно бессильный истребить хулиганство в своей среде.    Далее: "молодой богатырь, творя новую жизнь", делает все более невозможным книгопечатание, ибо есть типографии, где наборщики вырабатываюттолько 38% детской нормы, установленной союзом печатников. Пролетариат, являясь количественно слабосильным среди стомиллионного деревенского полуграмотного населения России, должен понимать, как важно для него возможное удешевление книги и расширение книгопечатания. Он этого не понимает на свою беду. Он должен также понимать, что сидит на штыках, а это -  как известно - не очень прочный трон. И вообще -  "отрицательных явлений" много,  а где же положительные?    Они не заметны, если не считать "декретов" Ленина и Троцкого, но я сомневаюсь, чтоб пролетариат принимал сознательное участие в творчестве этих "декретов"2.  Нет, если бы пролетариат вполне сознательно относился к этому бумажному творчеству, оно было бы невозможным в том виде, в каком дано.   Статья в "Правде" заключается нижеследующим лирическим вопросом: "Когда на светлом празднике народов в одном братском порыве сольются прежние невольные враги, на этом пиршестве мира будет ли желанным гостем Горький, так поспешно ушедщий из рядов подлинной революционной демократии?"   Разумеется, ни автор статьи, ни я не доживем до "светлого праздника" - далеко до него: пройдут десятилетия упорной, будничной, культурной работы для создания этого праздника.  А на празднике, где будет торжествовать свою легкую победу деспотизм полуграмотной массы и, как раньше, как всегда -  личность человека останется угнетенной,  мне на этом "празднике" делать нечего, и для меня это -  не праздник.  В чьих бы руках ни была власть, за мною остается мое человеческое право отнестись к ней критически3.  И я особенно подозрительно, особенно недоверчиво отношусь к русскому человеку у власти, -  недавний раб, он становится самым разнузданным деспотом, как только приобретает возможность быть владыкой ближнего своего.    LV   Затратив огромное количество энергии, рабочий класс создал свою интеллигенцию -  маленьких Бебелей1, которым принадлежит роль истинных вождей рабочего класса, искренних выразителей его материальных и духовных интересов.  Даже в тяжких условиях полицейского государства рабочая интеллигенция, не щадя себя, ежедневно рискуя своей свободой, умела с честью и успехом бороться за торжество своих идей, неуклонно внося в темную рабочую массу свет социального самосознания, указывая ей пути к свободе и культуре.    Когда-нибудь беспристрастный голос истории расскажет миру о том, как велика, героична и успешна была работа пролетарской интеллигенции за время с начала 90-х годов до начала войны.  Окаянная война истребила десятки тысяч лучших рабочих, заменив их у станков людьми, которые шли работать "на оборону" для того, чтоб избежать воинской повинности. Все это люди, чуждые пролетарской психологии, политически неразвитые, бессознательные и лишенные естественного для пролетария тяготения к творчеству новой культуры,  они озабочены только мещанским желанием устроить свое личное благополучие как можно скорей и во что бы то ни стадо.   Это люди, органически неспособные принять и воплощать в жизнь идеи чистого социализма.  И вот, остаток рабочей интеллигенции, не истребленный войною и междоусобицей, очутился в тесном окружении массы, людей психологически чужих, людей, которые говорят на языке пролетария, но не умеют чувствовать по-пролетарски, людей, чьи настроения, желания и действия обрекают лучший, верхний слой рабочего класса на позор и уничтожение.    Раздраженные инстинкты этой темной массы нашли выразителей своего зоологического анархизма, и эти вожди взбунтовавшихся мещан ныне, как мы видим, проводят в жизнь нищенские идеи Прудона2, но не Маркса, развивают Пугачевщину, а не социализм и всячески пропагандируют всеобщее равнение на моральную и материальную бедность. Говорить об этом -  тяжело и больно, но необходимо говорить, потому чтоза все грехи и безобразия, творимые силой, чуждой сознательному пролетариату,  отвечать будет именно он.    Недавно представители одного из местных заводских комитетов сказали директору завода о своих же рабочих:   Удивляемся, как вы могли ладить с этой безумной шайкой!Есть заводы, на которых рабочие начинают растаскивать и продавать медные части машин, есть очень много фактов, которые свидетельствуют о самой дикой анархии среди рабочей массы. Я знаю, что есть явления и другого порядка: например, на одном заводе рабочие выкупили материал для работ, употребив на это свой заработок.   Hо факты этого рода считаются единицами, фактов противоположного характера -  сотни.    "Новый" рабочий -  человек, чуждый промышленности и не понимающий её культурного значения в нашей мужицкой стороне   Я уверен, что сознательный рабочий не может сочувствовать фактам такого рода, как арест Софьи Владимировны Паниной3. В её "Народном доме" на Лиговке учились думать и чувствовать сотни пролетариев, точно так же, как и в Нижегородском "Народном доме", построенном при её помощи4. Вся жизнь этого просвещенного человека была посвящена культурной деятельности среди рабочих. И вот она сидит в тюрьме.   Ещё Тургенев указал, что благодарность никогда не встречается с добрым делом5, и не о благодарности я говорю, а о том, что надо уметь оценивать полезный труд.  Рабочая интеллигенция должна обладать этим уменьем.  Бывший министр А.И. Коновалов, человек безукоризненно честный,выстроил у себя на фабрике в Вичуге "Народный дом", который является образцовым зданием этого типа. Коновалов -  в тюрьме6.     Ответственность заэти нелепые аресты со временем будет возложена на совесть рабочего класса. В среду лиц, якобы "выражающих волю революционного пролетариата", введено множество разного рода мошенников, бывших холопов охранного отделения и авантюристов; лирически настроенный, но бестолковый А.В. Луначарский навязывает пролетариату в качестве поэта Ясинского, писателя скверной репутации7. Это значит -  пачкать знамена рабочего класса, развращать пролетариат.    Кадетов хотят вышвырнуть из Учредительного Собрания8. Не говоря о том,что значительная часть населения страны желает, чтобы именно кадеты выражали её мнение и её волю в Учредительном Собрании, и потому изгнание кадетов есть насилие над волей сотен тысяч людей, -  не говоря уже об этом позоре, я укажу, что партия к.-д.   объединяет наиболее культурных людей страны, наиболее умелых работников во всех областях умственного труда.     В высшей степени полезно иметь пред собою умного и стойкого врага, хороший враг воспитывает своего противника, делая его умней и сильней. Рабочая интеллигенция должна понять это. И -  ещё раз -  она должна помнить, что все, что творится теперь -  творится от её имени; к ней, к её разуму и совести история предъявит свой суровый приговор. Не все же только политика, надобно сохранить немножко совести и других человеческих чувств.    LVI   Не так давно меня обвинили в том, что я "продался немцам" и "предаюРоссию"1, теперь обвиняют в том, что "продался кадетам" и "изменяю делу рабочего класса"2.  Лично меня эти обвинения не задевают, не волнуют, но -  наводят на невеселые и нелестные мысли о моральности чувств обвинителей, о их социальном самосознании.  Послушайте, господа, а не слишком ли легко вы бросаете в лица друг друга все эти дрянненькие обвинения в предательстве, измене, в нравственном шатании?  Ведь если верить вам -  вся Россия населена людьми, которые только тем и озабочены, чтобы распродать её, только о том и думают, чтобы предать друг друга!   Я понимаю: обилие провокаторов и авантюристов в революционном движении должно было воспитать у вас естественное чувство недоверия друг к другу и, вообще, к человеку; я понимаю, что этот позорный факт должен был отравить болью острого подозрения даже очень здоровых людей3.  Но все же, бросая друг другу столь беззаботно обвинения в предательстве, измене, корыстолюбии, лицемерии, вы, очевидно, представляете себе всю Россию как страну, сплошь населенную бесчестными и подлыми людьми, а ведь вы тоже -  русские. Как видите -  это весьма забавно, но ещё более -  это опасно, ибо постепенно и незаметно те, кто играет в эту грязную игру, могут внушить сами себе, что, действительно, вся Русь -  страна людей бесчестных и продажных, а потому -  "и мы не лыком шиты"!   Вы подумайте: революция у нас делается то на японские, то на германские деньги, контрреволюция -  на деньги кадет и англичан, а где же русское бескорыстие, где наша прославленная совестливость, наш идеализм, наши героические легенды о честных борцах за свободу, наше донкихотство и все другие хорошие свойства русского народа, так громко прославленные и устной, и письменной русской литературой?   Все это -  ложь? Поймите,  обвиняя друг друга в подлостях, вы обвиняете самих себя, всю нацию   Читаешь злое письмо обвинителя, и невольно вспоминаются слова одного орловского мужичка: "У нас -  все пьяное село; один праведник, да и тот -  дурачок". И вспоминаешь то красивое, законное возмущение, которое я наблюдал у рабочих в то время, когда черносотенное "Русское Знамя"4 обвинило "Речь" в каком-то прикосновении к деньгам финнов или эскимосов.  -  "Нечего сказать негодяям, вот они и говорят самое гадкое, что могут выдумать".   Мне кажется, что я пишу достаточно просто, понятно, и что смыслящие рабочие не должны обвинять меня в "измене делу пролетариата"5. Я считаю рабочий класс мощной культурной силой в нашей темной мужицкой стране, и я всей душой желаю русскому рабочему количественного и качественного развития. Я неоднократно говорил, что промышленность -  одна из основ культуры6, что развитие промышленности необходимо для спасения страны, для её европеизации, что фабрично-заводской рабочий не только физическая, но идуховная сила, не только исполнитель чужой воли, но человек, воплощающий в жизнь свою волю, свой разум.    Он не так зависит от стихийных сил природы, как зависит от них крестьянин, тяжкий труд которого невидим, не остается ввеках. Все, что крестьянин вырабатывает, он продает и съедает, его энергия целиком поглощается землей, тогда как труд рабочего остается на земле, украшая её и способствуя дальнейшему подчинению сил природы интересам человека.    В этом различии трудовой деятельности коренится глубокое различие между душою крестьянина и рабочего, и я смотрю на сознательного рабочего как на аристократа демократии.  Именно: аристократия среди демократии -  вот какова роль рабочего в нашей мужицкой стране, вот чем должен чувствовать себя рабочий. К сожалению, он этого не чувствует пока. Ясно, как высока моя оценка ролирабочего класса в развитии культуры России, и у меня нет основания изменятьэту оценку. Кроме того, у меня есть любовь к рабочему человеку, есть ощущение кровной моей связи с ним, любовь и уважение к его великому труду. И, наконец, я люблю Россию.    Народные комиссары презрительно усмехаются, о конечно! Но это меня неубивает   Да, я мучительно и тревожно люблю Россию, люблю русский народ.  Мы, русские,  народ, ещё не работавший свободно, не успевший развить все свои силы, все способности, и когда я думаю, что революция даст нам возможность свободной работы, всестороннего творчества,  мое сердце наполняется великой надеждой и радостью даже в эти проклятые дни, залитые кровью и вином7.    Отсюда начинается линия моего решительного и непримиримого8 расхождения с безумной деятельностью народных комиссаров. Я считаю идейный максимализм очень полезным для расхлябанной русской души, он должен воспитать в ней великие и смелые запросы, вызвать давно необходимую дееспособность, активизм, развить в этой вялой душе инициативу и вообще -  оформить и оживить её.    Но практический максимализм анархо-коммунистов и фантазеров из Смольного -  пагубен для России и, прежде всего, для русского рабочего класса. Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, русский народ для них -  та лошадь, которой ученые-бактериологи прививают тиф для того, чтобы лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обреченный на неудачу опыт производят комиссары над русским народом, не думая о том, что измученная, полуголодная лошадка может издохнуть.    Реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают её в жертву своей грезе о всемирной или европейской революции. В современных условиях русской жизни нет места для социальной революции, ибо нельзя же, по щучьему веленью, сделать социалистами 85% крестьянского населения страны, среди которого несколько десятков миллионов инородцев-кочевников9.    От этого безумнейшего опыта прежде всего пострадает рабочий класс, ибо он -  передовой отряд революции, и он первый будет истреблен в гражданской войне.   А если будет разбит и уничтожен рабочий класс, значит, будут уничтожены лучшие силы и надежды страны.  Вот, я и говорю, обращаясь к рабочим, сознающим свою культурную роль встране: политически грамотный пролетарий должен вдумчиво проверить свое отношение к правительству народных комиссаров, должен очень осторожно отнестись к их социальному творчеству.    Мое же мнение таково: народные комиссары разрушают и губят рабочий класс России, они страшно и нелепо осложняют рабочее движение; направляя его за пределы разума, они создают неотразимо тяжкие условия для всей будущей работы пролетариата и для всего прогресса страны.  Мне безразлично, как меня назовут за это мое мнение о "правительстве"экспериментаторов и фантазеров, но судьбы рабочего класса и России -  небезразличны для меня.  И пока я могу, я буду твердить русскому пролетарию: Тебя ведут на гибель, тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта, в глазах твоих вождей ты все ещё не человек!   LVII   "Война, бесспорно, сыграла огромную роль в развитии нашей революции. Война материально дезорганизовала абсолютизм, внесла разложение в армию,привила дерзость массовому обывателю. Но, к счастью для нас, война не создала революции, к счастью, потому что революция, созданная войною, есть бессильная революция. Она возникает на почве исключительных условий,опирается на внешнюю силу,  и, в конце концов, оказывается неспособной удержать захваченные позиции".   Эти умные и даже пророческие слова сказаны в 1905 г. Троцким; я взялих из его книги "Наша революция", где они красуются на 5-ой странице1. С той поры прошло немало времени, и теперь Троцкий, вероятно, думает иначе - во всяком случае, он уже, наверное, не решится сказать, что "революция, созданная войною, есть бессильная революция". А, между тем, эти слова не потеряли своего смысла и правды,  текущие события всею силою своею, всем своим ходом подтверждают правду этих слов.    Война -  14- 17 годов -  дала власть в руки пролетариата, именно -  дала, никто не скажет, что пролетариат сам, своею силою, взял в руки власть -  она попала в руки его потому, что защитник царя, солдат, замученный трехлетней войною, отказался от защиты интересов Романова, которые он так ревностно отстаивал в 1906 году, истребляя революционный пролетариат. Необходимо помнить, что революция начата солдатами Петроградского гарнизона и что, когда эти солдаты, сняв шинели, разойдутся по деревням,  пролетариат останется в одиночестве, не очень удобном для него.   Было бы наивно и смешно требовать от солдата, вновь преобразившегося в крестьянина, чтоб он принял как религию для себя идеализм пролетария и чтоб он внедрял в своем деревенском быту пролетарский социализм.  Мужик за время войны, а солдат в течение революции кое-что нажил, и оба они хорошо знают, что на Руси всего лучше обеспечивают свободу человека - деньги.   Попробуйте разрушить это убеждение или хотя бы поколебать его   Надо помнить, что в 905 году пролетариат был и количественно, и качественно сильнее, чем теперь, и что тогда промышленность не была разрушена до основания.  Революция, созданная войной, неизбежно окажется бессильной, если вместо того, чтобы посвятить всю свою энергию социальному творчеству, пролетариат, повинуясь своим вождям, станет с корнем уничтожать"буржуазные" технические организации, механикою которых он должен овладеть и работу которых ему надлежит контролировать2.    Революция погибнет от внутреннего истощения, если пролетариат,подчиняясь фанатической непримиримости народных комиссаров, станет все более и более углублять свой разрыв с демократией. Идеология пролетариата не есть идеология классового эгоизма, лучшие учителя его, Маркс, Каутский и др., возлагают на его честную силу обязанность освободить всех людей от социального и экономического рабства3.    Жизнью мира движет социальный идеализм -  великая мечта о братстве всех со всеми -  думает ли пролетариат, что он осуществляет именно эту мечту, насилуя своих идейных врагов? Социальная борьба не есть кровавый мордобой, как учат русского рабочего его испуганные вожди.    Революция -  великое, честное дело, дело, необходимое для возрождения нашего, а не бессмысленные погромы, разрушающие богатство нации. Революция окажется бессильною и погибнет, если мы не внесем в неё все лучшее, что есть в наших сердцах, и если не уничтожим, или хотя бы не убавим жестокость, злобу, которые, опьяняя массы, порочат русского рабочего-революционера.    LVIII   Всякое правительство -  как бы оно себя ни именовало -  стремится не только управлять волею народных масс, но и воспитывать эту волю сообразно своим принципам и целям. Наиболее демагогические и ловкие правительства обычно прикрашивают свое стремление управлять народной волей и воспитыватьее словами: "мы выражаем волю народа". Это, разумеется, не искренние слова, ибо, в конце концов, интеллектуальная сила правительства одолевает инстинкты масс, если же это не удается правящим органам, они употребляют для подавления враждебной их целям народной воли физическую силу.    Резолюцией, заранее удуманной в кабинете, или штыком и пулей, но правительство всегда и неизбежно стремится овладеть волею масс, убедить народ в том, что оно ведет его по самому правильному пути к счастью. Эта политика является неизбежной обязанностью всякого правительства: будучи уверенным, что оно разум народа, оно принуждается позицией своей внушать народу убеждение в том, что он обладает самым умным и честным правительством, искренно преданным интересам народа.    Народные комиссары стремятся именно к этой цели, не стесняясь -  как нестесняется никакое правительство -  расстрелами, убийствами и арестами несогласных с ним, не стесняясь никакой клеветой и ложью на врага. Но, воспитывая доверие к себе, народные комиссары, вообще плохо знающие "русскую стихию", совершенно не принимают в расчет ту страшную психическую атмосферу, которая создана бесплодными мучениями почти четырехлетней войны и благодаря которой "русская стихия" -  психология русской массы -  сделалась ещё более темной, хлесткой и озлобленной.    Г.г. народные комиссары совершенно не понимают того факта, что когда они возглашают лозунги "социальной" революции -  духовно и физически измученный народ переводит эти лозунги на свой язык несколькими краткими словами: Громи, грабь, разрушай... И разрушает редкие гнезда сельскохозяйственной культуры в России, разрушает города Персии, её виноградники, фруктовые сады, даже оросительную систему, разрушают все и всюду.    А когда народные комиссары слишком красноречиво и панически кричат о необходимости борьбы с "буржуем", темная масса понимает это как прямой призыв к убийствам, что она доказала. Говоря, что народные комиссары "не понимают", какое эхо будят в народе их истерические вопли о назревающей контрреволюции1, я сознательно делаю допущение, несколько объясняющее безумный образ их действий, но отнюдь неоправдываю их.     Если они влезли в "правительство", они должны знать, кем и при каких условиях они управляют. Народ изболел, исстрадался, измучен неописуемо, полон чувства мести, злобы, ненависти, и эти чувства все растут, соответственно силе своей организуя волю народа.  Считают ли себя г.г. народные комиссары призванными выражать разрушительные стремления этой больной воли?  Или они считают себя в состоянии оздоровить и организовать эту волю?  Достаточно ли сильны исвободны они для выполнения второй, настоятельно необходимой работы?   Этот вопрос они должны бы поставить пред собою со всей прямотой и решительностью честных людей. Но нет никаких оснований думать, что они способны поставить на суд разума и совести своей этот вопрос. Окруженные взволнованной русской стихией, они ослепли интеллектуально и морально и уже теперь являются бессильной жертвой в лапах измученного прошлым и возбужденного ими зверя.    LIX   Гражданин Мих. Надеждин спрашивает меня в "Красной Газете"1: "Скажите,  при крепостном праве, когда мужиков сотнями запарывали насмерть, была ли жива тогда совесть?... И чья? "2 Да, в ту проклятую пору, вместе с тем, как расширялось физическоеправо насилия над человеком, вспыхнул и ярко осветил душный мрак русскойжизни прекрасный пламень совести. Вероятно, Мих. Надеждину памятны имена Радищева и Пушкина, Герцена и Чернышевского, Белинского, Некрасова, огромного созвездия талантливейших русских людей, которые создали исключительную по оригинальности своей литературу, исключительную потому,что вся она целиком и насквозь была посвящена вопросам совести, вопросам социальной справедливости. Именно эта литература воспитала революционную энергию нашей демократической интеллигенции, влиянию этой литературы русский рабочий обязан своим социальным идеализмом.    Так что "совесть вколачивалась" не только "палками и нагайками", как утверждает М. Надеждин, она была в душе народа, как утверждали это Толстые,Тургеневы, Григоровичи и целый ряд других людей, которым надо верить,  они знали народ и, по-своему, любили его, даже несколько прикрашивая и преувеличивая его достоинства3.  Гр. Надеждин тоже, очевидно, любит свой народ, той несколько сентиментальной и льстивой любовью, которая вообще свойственна российским народолюбцам. Ныне эта любовь у нас ещё более испорчена бесшабашной и отвратительной демагогией.    Надеждин упрекает меня: "Непростительно именно вам, Алексей Максимович, как учителю народа, вышедшему из народа, взваливать такие обвинения на своих же братьев". Я имею право говорить обидную и горькую правду о народе, и я убежден, что будет лучше для народа, если эту правду о нем скажу я первый, а не те враги народа, которые теперь молчат да копят месть и злобу для того, чтобы в удобный для них момент плюнуть этой злостью в лицо народа, как они плевали после 905 и 6 г.   г.    Нельзя полагать, что народ свят и праведен только потому, что он - мученик, даже в первые века христианства было много великомучеников по глупости   И не надо закрывать глаза на то, что теперь, когда "народ"завоевал право физического насилия над человеком,  он стал мучителем не менее зверским и жестоким, чем его бывшие мучители. Способ рассуждений Мих. Надеждина вводит его в безвыходный круг: так как народ мучили -  он тоже имеет право мучить. Но ведь этим он дает право отметить ему за муки -  мукой, за насилие -  насилием.   Как же выйти из этого круга?   Нет, лучше будем говорить правду, она целебна, и только она может вылечить нас. Нехорош народ, который, видя, что его соседи по деревне голодают, не продает им хлеба, а варит из него кумышку и ханжу, потому что это выгоднее. Нельзя похвалить народ, который постановляет: всякий односельчанин, кто продает те или иные продукты не в своей деревне, а в соседней,  подлежит аресту на три месяца.    Нет, будем говорить просто и прямо: большевистская демагогия, раскаляя эгоистические инстинкты мужика, гасит зародыши его социальной совести.  Я понимаю, что "Красной Газете", "Правде" и другим, иже с ними, неприятно слышать это, особенно неприятно теперь, когда большевизм постепенно кладет руль направо, стремясь опереться на "деревенскую бедноту" и забывая об интересах рабочего класса.    Напомню Мих. Надеждину несколько фраз московской речи Ленина: "Заключая мир, мы предаем эстляндских рабочих, украинский пролетариати т.д. Но неужели же, если гибнут наши товарищи, то мы должны гибнуть вместе с ними?  Если отряды наших товарищей окружены значительными силами врагов и не могут сопротивляться, то мы тоже должны бороться?  Нет и нет!"4   Наверное, Мих. Надеждин согласится, что это не политика рабочего класса, а древнерусская, удельная, истинно суздальская политика.  Ленин говорит5: "Мартов дрожащим, надрывающимся голосом звал нас к борьбе. Нет, он звал нас не к борьбе, он звал нас к смерти, он звал нас умирать за Россию и революцию.  Большинство съезда -  крестьянская масса -  полторы тысячи человек(рабочих на съезде незначительное количество) была совершенно равнодушна кпризывам Мартова. Она не хотела умирать за Россию и революцию, она хотелажить, чтобы заключить мир". В этих словах полное подчинение всего "народа" и -  смертный приговор рабочему классу. Вполне достойный конец отвратительной демагогии, развратившей "народ".   LX   Право критики налагает обязанность беспощадно критиковать не только действия врагов, но и недостатки друзей. И морально, и тактически для развития в человеке чувства социальной справедливости гораздо лучше, если мы сами честно сознаемся в наших недостатках и ошибках раньше, чем успеет злорадно указать на них враг наш. Конечно, и в этом случае враг не преминет торжествующе воскликнуть: Ага! Но злость торжества будет притуплена и яд злости бессилен.    Не следует забывать, что враги часто бывают правы, осуждая наших друзей, а правда усиливает удар врага, сказать печальную и обидную правду о друзьях раньше, чем скажет её враг, значит обеспечить нападение врага.  Птенцы из большевиков почти ежедневно говорят мне, что я "откололся"от "народа"1. Я никогда не чувствовал себя "приколотым" к народу, настолько, чтоб не замечать его недостатков, и так как я не лезу в начальство, у меня нет желания замалчивать эти недостатки и распеватьтемной массе русского народа демагогические акафисты.   Если я вижу, что моему народу свойственно тяготение к равенству в ничтожестве, тяготение, исходящее из дрянненькой азиатской догадки: быть ничтожными -  проще, легче, безответственней; если я это вижу, я должен сказать это. Если я вижу, что политика советской власти "глубоко национальна" -  как это хронически признают и враги большевиков,  а национализм большевистской политики выражается именно "в равнении на бедность и ничтожество",-  я обязан с горечью признать: враги -  правы, большевизм -  национальное несчастие, ибо он грозит уничтожить слабые зародыши русской культуры в хаосе возбужденных им грубых инстинктов.    Мы все немножко побаиваемся критики, а самокритика -  внушает нам почти отвращение. Оправдывать у нас любят не меньше, чем осуждать, но в этой любви к оправданию гораздо больше заботы о себе, а не о ближнем,  в ней всегда заметно желание оправдать свой личный будущий грех; -  очень предусмотрительно, однако -  скверно.    Любимым героем русской жизни и литературы является несчастненький и жалкий неудачник, герои -  не удаются у нас; народ любит арестантов, когда их гонят на каторгу, и очень охотно помогает сильному человеку своей среды надеть халат и кандалы преступника.    Сильного -  не любят на Руси, и отчасти поэтому сильный человек неживуч у нас   Не любит его жизнь, не любит литература, всячески исхищряясь запутать крепкую волю в противоречиях, загнать её в темный угол неразрешимого, вообще -  низвести пониже, в уровень с позорными условиями жизни, низвести исломать. Ищут и любят не борца, не строителя новых форм жизни, а - праведника, который взял бы на себя гнусненькие грешки будничных людей2.    Из этого материала -  из деревенского темного и дряблого народа, фантазеры и книжники хотят создать новое, социалистическое государство, новое не только по формам, но и по существу, по духу. Ясно, что строители должны работать применительно к особенностям материала, а главнейшей и наиболее неустранимой особенностью деревенского люда является свирепый собственнический индивидуализм, который неизбежно должен будет объявить жестокую войну социалистическим стремлениям рабочего класса3.    Парижскую коммуну зарезали крестьяне,  вот что нужно помнить рабочему.  Вожди его забыли об этом.    LXI   На днях я получил ниже приведенное письмо -  очень рекомендую его вниманию товарищей, убежденных, что они строят "социалистическое отечество". "В последней Вашей статье Вы пишите, что очень много денег привозят солдаты в деревню и Вы удивляетесь, откуда у них такой капитал1. А вот Вам пример, мой брат солдат на войне не был, службу нес легкую в Петрограде, а потом устроился в охране на железной дороге, и там проходили поезда со спиртом, который он с другими должен был охранять. И вот прослужив там два месяца он привез домой 5 тысяч руб. А заработал он честно: когда поезд стоял они открывали вагон сверлили бочку (а может быть как-нибудь подругому делали), только набирали в бутылки спирту (он был не один) опять запирали вагон, пломбировщик пломбировал вагон, и все было в порядке. Деньги делили по старшинству, и так было месяца 2- 3. Вернулся он домой в неделе назад,положил деньги в банк, все были так довольны, все соседи наперерыв приглашали его к себе и сосватал он себе богатую невесту, ведь деньга деньгу любет. Ни один человек не осудил его, только мне сестре его простой крестьянке стыдно и больно, что у меня брат -вор, казнокрад, а таких как он сотни тысяч. Крестьянка N губ., N-ro уезда, а деревни не пишу".   "Простая крестьянка" -  честный человек,  деревню "не пишет". Очевидно,потому, что боится, как бы соседи не оторвали ей голову. Товарищи строители социалистического рая на Руси: "Воззрите на птицы небесныя, яко не сеют, не жнут, но собирают в житницы своя"2, воззрите искажите по совести -  это ли птицы райские?  Не черное ли это воронье, и не заклюет ли оно насмерть городской пролетариат?   Знаю, что письмо "простой крестьянки" не может поколебать каменную уверенность "немедленных социалистов" в их правоте.Её не поколеблют и такие свидетельства, как сценка Ив. Вольного, напечатанная в 12 № "ДелаНарода"3.  Ив. Вольный,  сам крестьянин, участник событий 5-го -  6-го годов, человек битый, мученый, человек, которого конвоировали в тюрьму его школьные товарищи. Он много претерпел, но сохранил живую, страстно любящую душу и умел беззлобно, правдиво написать мрачную эпопею черносотенного движения в деревне после 906 года. Это -  честный, правдивый свидетель, и я знаю, как тяжело ему говорить горькую правду о своих людях,  сердце его горит искренней любовью к ним. Это -  человек, которому и можно, и должно верить4.    А действительность, которая всегда правдивее и талантливее всех, дажеи гениальных писателей, рисует русскую деревню наших дней ещё более жестоко. Я особенно рекомендую эти источники для понимания современной жизни г.  Горлову из Правды,-  он очень горячий человек и, будучи -  вероятно - человеком честным, должен хорошо знать, о чем говорит, что защищает. Он не знает этого 5.  У него нет никакого права болтать ерунду о моих якобы "презрительных плевках в лицо народа".  То, что ему угодно называть "презрительными плевками", есть мое убеждение, сложившееся десятками лет.   Если г. Горлов грамотен, он обязан знать, что я никогда не восхищался русской деревней и не могу восхищаться "деревенской беднотой", органически враждебной психике, идеям и целям городского пролетариата.  Разумеется, вполне естественно, что, отталкивая все далее от себя рабочий класс, "немедленные социалисты" должны опереться на деревню, они первые и заревут от её медвежьих объятий; заревут горькими слезами и многочисленные Горловы, которым необходимо учиться и слишком рано учить.    Г. Зиновьев сделал мне "вызов" на словесный и публичный поединок. Немогу удовлетворить желание г.   Зиновьева,  я не оратор, не люблю публичных выступлений, недостаточно ловок для того, чтоб состязаться в красноречии спрофессиональными демагогами6.  Да и зачем необходим этот поединок?  Я -  пишу, всякий грамотный человек имеет возможность читать мои статьи, так же как имеет право не понимать их или делать вид, будто не понимает.    Г. Зиновьев утверждает, что, осуждая творимые народом факты жестокости, грубости и т.п., я тем самым "чешу пятки буржуазии". Выходка грубая, не умная, но -  ничего иного от г.г. Зиновьевых инельзя ждать. Однако он напрасно умолчал перед лицом рабочих, что, осуждая некоторые их действия, я постоянно говорю что: рабочих развращают демагоги, подобные Зиновьеву; что бесшабашная демагогия большевизма, возбуждая темные инстинкты масс, ставит рабочую интеллигенцию в трагическое положение чужих людей в родной среде; и что советская политика -  предательская политика по отношению к рабочему классу.  Вот о чем должен бы рассказать г.   Зиновьев рабочим.    LXII   Уже не раз ко мне обращались представители домашней прислуги спросьбами "похлопотать" о разрешении печатать в газетах объявления о спросе на труд и предложения труда1. Вот одна из таких просьб, изложенная в письме:"Постарайтесь разъяснить теперешней власти, чтобы она избрала какую ей угодно газету и разрешила бы публикации, по которым мы могли бы найти себе занятие, как это было прежде. Прежде, бывало, возьмешь газету и можешь выбрать по своей специальности предложение, а теперь обобьешь пороги всех союзов и видишь подлые улыбки и грубые шутки, а работы нет. Пусть советская власть выбирает газету для публикаций о труде.   Публикации принесут ей большие доходы и это тем важно для неё, ведь у совета денег нет".   Не знаю, верно ли, что ищущие труда встречают в правлениях профессиональных союзов "подлые улыбки", но невольно,  ввиду единодушия жалоб,  приходится верить, что "грубые шутки" и вообще грубость уже вошли в привычку новой бюрократии. Об этом немало писали "буржуи", но буржуям непринято верить даже и тогда, когда они вполне искренно утверждают, что все брюнеты -  черноволосы. Однако, начинают жаловаться рабочие: "Я,  пишет один из них,  имею перед революцией не меньше заслуг, чем те мальчики на Гороховой2, которые лают на меня собаками. Я большевик с 904-го года, а не с октября, я два года семь месяцев торчал в тюрьмах, отбыл пять лет голодной ссылки. По должности председателя волостного комитета, я прихожу к начальству с мужиками, на нас орут, и мне стыдно взглянуть в глаза товарищей крестьян, вдруг они спросят меня: "Чего же это кричат, как будто при царе? " Действуйте на этих людей как-нибудь, чтобы они опамятовались!   "Рабочий, арестованный за то, что упрекнул пьяного красногвардейца в грубости, был обвинен в "контрреволюционном настроении", и на допросе ему, по его словам, "совали в рыло револьвертом, приговаривая: отвечай! Я им ответил: товарищи мы али нет?  А они -  таких по зубам нужно бить товарищей.  Позвольте заявить, что по зубам били достаточно в старину, а если и нынче так, то -  не стоит овчинка выделки".   Такие обвинения раздаются все чаще, и я не вижу, чем могут оправдатьсебя люди, вызывающие столь постыдные обвинения и жалобы. При старом режиме презрение к человеку рабочего класса объяснялось психологией свиньи, пожравшей правду3; после 905 г. свинья хрюкала особенно грубо и нагло: чувствуя себя победившей, она торжествовала. Но в наши дни -  победителей нет, хотя мы и деремся непрерывно, торжествовать некому и -  над кем издеваться? Неужели мы издеваемся друг над другом только по привычке, потому, что над нами издевались в свое время?   "Я не отвечаю за армию!" -  ответил один солдат на известные упреки штатской улицы   Представители власти, юнцы, вчерашние политические блондины, сегодня интенсивно рыжие, не могут воспользоваться ответом солдата для своего оправдания. Ведь каждый из них, наверное, считает себя носителем новой, социально гуманной, справедливой власти, и каждый обязан отвечать и лично засебя, и за всю армию строителей новой жизни. Ведь таково их идеальное назначение, не правда ли?    Ведь это именно они сменили старых сеятелей "разумного, доброго, вечного"?  Что же именно нового, много ли разумного и доброго вносят они непосредственно в быт, в тяжкую жизнь голодных буден? Если у них нет ума -  то, может быть, найдется немножко совести, и она заставит их подумать над обвинениями, выдвинутыми против них со стороны представителей того класса, интересам которого они, якобы, служат.    С жадностью голодного -  психологически очень понятной -  "ПетроградскаяПравда" отмечает каждое доброе слово, сказанное по адресу "большевиков". Говорит ли о них Изгоев -  с иронией иезуита -  или Клара Цеткин, со множеством пояснений, уничтожающих хвалу. Правда немедленно перепечатывает на своих страницах эти сомнительные похвалы, очевидно, полагая, что они касаются и её4.   Перепечатала она и несколько слов из моего ответа на письма женщин и сопроводила их таким вопросом: "Не согласится ли теперь Горький, что многие из "мыслей", высказывающихся им ранее, были, действительно, „несвоевременными"? "   Нет, не соглашусь. Все то, что я говорил о дикой грубости, ожестокости большевиков, восходящей до садизма, о некультурности их, о незнании ими психологии русского народа, о том, что они производят над народом отвратительный опыт и уничтожают рабочий класс -  все это и многое другое, сказанное мною о "большевизме" -  остается в полной силе.    LXIII   Равноправие евреев -  одно из прекрасных достижений нашей революции1. Признав еврея равноправным русскому, мы сняли с нашей совести позорное, кровавое и грязное пятно.  В этом поступке нет ничего, что давало бы нам право гордиться им.   Уж только потому, что еврейство боролось за политическую свободу России гораздо более честно и энергично, чем делали это многие русские люди, потому, что евреи давали гораздо меньше ренегатов и провокаторов,  мы не должны и не можем считаться "благодетелями евреев", как называют себя в письмах ко мне некоторые "добродушные" и "мягкосердечные" русские люди.   Кстати: изумительно бесстыдно лаются эти добродушные, мягкосердечные люди!   Освободив еврейство от "черты оседлости", из постыдного для нас "плена ограничений", мы дали нашей родине возможность использовать энергию людей, которые умеют работать лучше нас, а всем известно, что мы очень нуждаемся в людях, любящих труд. Гордиться нам нечем, но -  мы могли бы радоваться тому, что наконец догадались сделать дело хорошее и морально и практически. Однако радости по этому поводу -  не чувствуется; вероятно, потому, что нам некогда радоваться -  все мы страшно заняты "высокой политикой", смысл которой всего лучше изложен в песенке каких-то антропофагов:   Тигры любят мармелад, Люди ближнего едят.  Ах, какая благодать Кости ближнего глодать!   Радости -  не чувствуется, но антисемитизм жив и понемножку, осторожно снова поднимает свою гнусную голову, шипит, клевещет, брызжет ядовитой слюной ненависти.  В чем дело?  А в том, видите ли, что среди анархически настроенных большевиков оказалось два еврея.   Кажется, даже три.   Некоторые насчитывают семерых и убеждены, что эти семеро Сампсонов2 разрушат вдребезги 170-миллионную храмину России.    Это было бы очень смешно и глупо, если б не было подло. Грозный еврейский Бог спасал целый город грешников за то, что срединих оказался один праведник3; люди, верующие в кроткого Христа, полагают, что за грехи двух или семерых большевиков должен страдать весь еврейский народ. Рассуждая так, следует признать, что за Ленина, чистокровного русского грешника, должны отвечать все уроженцы Симбирской губернии, а также и смежных с нею. Евреев значительно больше среди меньшевиков, но мои корреспонденты, притворяясь людьми невежественными, утверждают, что все евреи -  анархисты.  Это очень дрянное обобщение.     Я убежден, я знаю, что в массе своей евреи -  к изумлению моему -  обнаруживают более разумной любви к России, чем многие русские. Этого не замечают, хотя это очень резко бросается в глаза, если взять статьи евреев-журналистов.    В "Речи", газете, которую можно не любить, но тем не менее очень почтенной газете, работает немало евреев. "Новое Время", в числе сотрудников коего тоже есть евреи, ещё не так давно называло "Речь" "еврейской газетой". Сотрудники "Речи" совершенно лишены даже и тени симпатии к большевикам.  Есть ещё тысячи доказательств в пользу того, что уравнение"еврей = большевик" -  глупое уравнение, вызываемое зоологическими инстинктами раздраженных россиян.    Я, разумеется, не стану приводить эти доказательства -  честным людям они не нужны, для бесчестных -  не убедительны. Идиотизм -  болезнь, которую нельзя излечить внушением. Для больного этой неизлечимой болезнью ясно: так как среди евреев оказалось семь с половиной большевиков, значит -  во всем виноват еврейский народ. А посему...   А посему честный и здоровый русский человек снова начинает чувствовать тревогу и мучительный стыд за Русь, за русского головотяпа, который в трудный день жизни непременно ищет врага своего где-то вне себя, а не в бездне своей глупости.    Надеюсь, что мои многочисленные корреспонденты удовлетворены этим ответом по "еврейскому вопросу". И добавлю -  для меня нет больше такого вопроса.  Я не Верю в успех клеветнической пропаганды антисемитизма. И я Верю вразум русского народа, в его совесть, в искренность его стремления к свободе, исключающей всякое насилие над человеком. Верю, что "все минется, одна правда останется".   LXIV   Мне прислана пачка юдофобских прокламаций, одна из них -  издана "Центральным Комитетом Союза христианских социалистов" в Москве 6-го мая, другая -  "Петроградским Отделом" того же Союза. Не знаю, существует ли такой "Союз", но если существует, то члены его уж, конечно, не христиане, не социалисты, а -  обыкновенные русские люди, из тех одичавших бездельников и лентяев, которые, будучи сами виноваты во всех своих несчастиях, бесстыдно обвиняют за свое ничтожество и неумение жить всех, кого угодно - только не себя.   Что они -  не христиане и,  тем более, не социалисты, об этом свидетельствует их подленькая прокламация   Вот её начальные фразы: "Антисемиты всех стран, всех народов и всех партий, объединяйтесь! "Союз Христианских Социалистов" обращается ко всем русским гражданам с призывом очистить себя от той скверны иудейской, которой насквозь пропитана наша родина -  от самых верхов и до народных низин. Особенно поражена этой скверной наша интеллигенция, наше так называемое образованное общество, воспитанное на иудейской прессе, проповедующей ложные принципы равенства и братства всех народов и племен1. Но каждый разумный человек знает, что ни равенства, ни братства нет и не может быть, а следовательно, не может быть и одинакового отношения ко всем людям, ко всем наицональностям".   Не правда ли -  это истинные последователи любвеобильного Христа, для которого не было "ни эллина, ни иудея"2, который сам, вместе с первоапостолами3, был иудеем и страдал, и принял мучительную смерть за человека вообще, за людей всех рас и племен?  И -  не правда ли -  хороши эти"социалисты", считающие принцип равенства -  "ложным" и -  "скверной иудейской"? Глупые и жалкие люди, несчастные люди! Утверждая, что русские граждане "насквозь -  от верхов до низин" -  пропитаны "иудейской скверной", т.е. "принципами равенства и братства всех племен и народов" -  священными принципами, которые проповедуются почти всеми религиями и величайшими мыслителями всех веков и стран,  авторы прокламаций обнаруживают слишком лестное, но -  увы! -  совершенно неверное представление о русских гражданах.    Пример -  сами граждане -  члены "Союза христианских социалистов", они не только не "пропитаны насквозь" высокими принципами равенства, но просто, как большинство граждан русских, не имеют никакого представления о планетарной, общекультурной ценности этих принципов.   Далее они пишут: "Арийская раса -  тип положительный как в физическом, так и в нравственном отношении, иудеи -  тип отрицательный, стоящий на низшей ступени человеческого развития. Если наша интеллигенция, наша "соль землирусской", поймет это и уразумеет, то отбросит, как старую, негодную ветошь, затрепанные фразы о равенстве иудеев с нами и о необходимости одинакового отношения как к этим париям человечества, так и к остальным людям". Вы подумайте -  "и к остальным людям", кроме евреев, нельзя относиться одинаково!   Кто же эти остальные люди?    Может быть, германцы, представители"арийской расы",-  "тип положительный в нравственном отношении", что немешает этому "типу" расстреливать массами безоружных русских мужиков, а также и евреев? А, может быть, кроткие славяне, те русские люди, которые ныне так бессмысленно и жестоко грабят и убивают друг друга? Или эти "остальные люди" -  вообще все люди, способные так или иначе помешать спокойному развитию волчьего патриотизма авторов прокламации?  Ибо -  нет сомнения, что прокламация исходит из кругов русских хищников, которые привыкли наживать сто на сто, сдирая со своего горячо любимого ими народа по семи шкур.    Конечно, "остальные люди" -  невольная обмолвка, подсказанная "христианам социалистам" их социальным одичанием, а также моральной и всяческой безграмотностью.   Однако, местами эта безграмотность очень подозрительна, а, пожалуй, и сугубо фальшива. Петроградская прокламация адресована "рабочим, солдатам, крестьянам" и составлена в явном расчете на темноту ума и чувства адресатов. Она спрашивает: "Много ли вы знаете евреев -  кузнецов, дворников, молотобойцев, хлебопашцев, прачек, кухарок, судомоек? Видели ли вы нищих евреев, выпрашивающих гроши на улицах городов?  Нет".   Разумеется -  нет, никто не видел в Петрограде и Москвее евреев-дворников, ибо полицейская должность эта уже никоим образом не могла быть занимаема евреями, ясно -  почему. В Одессе же большинство ломовыхиз возчиков -  евреи; 92 проц. евреев, живущих в черте оседлости, ремесленники и бедняки.  Совершенно верно, что вне черты оседлости евреев нищих никто не видел. Это объясняется прекрасным развитием у еврейства общественной помощи, тем,что полиция не позволила бы еврею нищенствовать, и -  думаю -  тем ещё, что православные и любвеобильне христиане, наверное, совали бы в руку нищего еврея не хлеб, а камень или змею.   Как все это лживо, как отвратителен этот антисемитизм ленивой клячи! Когда читаешь все эти глупые мерзости, подсказанные русским головотяпам бессильной и гаденькой злобой, становится так стыдно и страшно за Русь, страну Льва Толстого, создавшую самую гуманную, самую человечную литературу мира.    Третья прокламация является провокационной выдумкой ещё болеежульнической и глупой   Она озаглавлена:"Секретно. Председателям отделов "Всемирного Израильского Союза".  И в ней "председателям" рекомендуется соблюдать всяческую "осторожность".  "Мы твердо и неуклонно должны идти по пути разрушения чужих алтарей и тронов", "мы заставим Россию стать на колени", "мы делаем все, чтобы возвеличить великий еврейский народ", но -  не торопясь, соблюдая "осторожность".   Кого хотят идиоты напугать этими выдумками? Хоть бы то сообразили, что ведь циркуляр такой исключительной важности, адресованный "Председателям Всемирного Израильского Союза", был бы напечатан на еврейском языке, а не по-русски.  Или хоть бы догадались добавить -  "перевод с еврейского". Как все это бездарно и постыдно!   Остальные прокламации не остроумнее цитированных. Я уже несколько раз указывал антисемитам, что если некоторые евреи умеют занять в жизни наиболее выгодные и сытые позиции,  это объясняется их умением работать, экстазом, который они вносят в процесс труда, любовью"делать" и способностью любоваться делом.   еврей почти всегда лучший работник, чем русский, на это глупо злиться, этому надо учиться. И в деле личной наживы, и на арене общественного служения еврей вносит больше страсти, чем много глаголивый россиянин, и, в конце концов, какую бы чепуху ни пороли антисемиты, они не любят еврея только за то, что он явно лучше, ловчее, трудоспособнее их.    Теперь, когда мы со страшною очевидностью убедились в том, до какой степени монархия сгноила нас, обессилила, духовно оскопила,  мы должны особенно ценить умелых работников, людей инициативы, влюбленных в труд, а мы -  дико орем:   "Бей их -  потому что они лучше нас!" Только поэтому, господа антисемиты, только поэтому, что бы вы ниговорили!4   Прокламации, конечно, уделяют немало внимания таким евреям, как Зиновьев, Володарский и др.  -  евреям, которые упрямо забывают, что их бестактности и глупости служат материалом для обвинительного акта противвсех евреев вообще. Ну, что же! "В семье не без урода",-  но не вся же семья состоит из уродов и, конечно, есть тысячи евреев, которые ненавидят Володарских ненавистью, вероятно, столь же яростной, как и русские антисемиты.   Это, разумеется, не убедит антисемитов в том, что не все евреи одинаковы и что классовая вражда среди еврейства не менее остра, как и среди других наций; это не убедит их,  ибо им необходимо быть убежденными в противном.  Но, может быть, тем, кого хотят натравить, как собак, на еврейство, может быть, им -  пора уже возмутиться этой новой попыткой организации погромов? 5   Может быть, они найдут необходимым и своевременным сказать авторам прокламаций, "Каморрам Народной Расправы"6 и другим организациям темных авантюристов: Прочь! Хозяева страны -  мы, мы завоевали ей свободу, не скрывая своих лиц, и мы не допустим каких-то темных людей управлять нашим разумом, нашей волей.   Прочь!  Несвоевременные мысли   www.  pseudology.  org