Москва, Время, 2008
Игорь Семёнович Кон
80 лет одиночества
Часть 2. Темы и проблемы
Сексология
 
Я хочу быть понят своей страной,
А не буду понят - что ж?
По родной стране пройду стороной,
Как проходит косой дождь.
Владимир Маяковский

Проблемами сексуальности я занялся в известной мере помимо собственной воли. Хотя в юности я, как всякий нормальный человек, интересовался ими, этот интерес был сугубо практическим, и его вполне удовлетворило знакомство с классической старой книгой Теодора Ван де Вельде "Идеальный брак". В научно-теоретическом плане сексуальность не казалась мне достойным сюжетом. Однажды у меня дома был даже небольшой спор с аспирантом нашей кафедры Сергеем Николаевичем Артановским (позже известным культурологом). Тот говорил, что эротика - увлекательный философский сюжет, а я с ним почему-то не соглашался. Однако вскоре мне пришлось не только изменить точку зрения, но и вплотную заняться изучением человеческой сексуальности.

Отчасти меня "совратил" мой аспирант Сергей Исаевич Голод, который ещё в 1960-х годах, вопреки моим советам, - я предупреждал его, что эта тема в СССР недиссертабельна и даже опасна (я был прав, защитить эту диссертацию Голоду так и не удалось, несмотря на кучу положительных отзывов), - занялся эмпирическим изучением сексуального поведения советской молодежи и тем самым вовлек меня в это "грязное дело".

Отчасти же действовала внутренняя логика научного поиска. Ещё занимаясь историей позитивизма в социологии, я не мог не познакомиться с трудами Альфреда Кинзи, а затем - интересно же! - и с другими подобными книгами. А если знаешь что-то полезное - как не поделиться с другими? Моя первая большая статья на эти темы "Половая мораль в свете социологии" (1966) была написана по заказу редакции журнала "Советская педагогика". Никаких отрицательных последствий лично для меня эта статья не имела, но в 1997 году завкафедрой социологии Самарского университета проф. Е.Ф. Молевич рассказал мне, что в свое время он и его коллеги, рекомендовавшие мою статью студентам, имели страшные неприятности с местным обкомом; ученых спасло только то, что статья была напечатана в центральном журнале, а автора продолжали печатать в партийных издательствах.

Несколько страниц о сексуальной революции и о психосексуальном развитии человека содержала и "Социология личности". Широкий общественный резонанс имела статья "Секс, общество, культура" в "Иностранной литературе" (1970), которая была первой и в течение многих лет единственной в СССР попыткой более или менее серьезного обсуждения проблем сексуально-эротической культуры. Затем эту тему подхватили И.С. Андреева и А.В. Гулыга в журнале "Студенческий меридиан".

Поворот от социологии сексуального поведения к теоретико-методологическим проблемам сексологии как междисциплинарной отрасли знания был связан с подготовкой третьего издания Большой Советской Энциклопедии, в которой я был научным консультантом. В 46 томе первого издания БСЭ, вышедшем в 1940 г., была весьма "охранительная" статья "Половая жизнь", в которой акцент делался на том, чтобы не вызывать "нездоровый интерес" и добиваться "разумного переключения полового влечения в область трудовых и культурных интересов"; заодно сообщалось, что в СССР нет полового вопроса. Ко времени выхода второго издания БСЭ (1955 г.) в СССР не стало уже не только "полового вопроса", но и "половой жизни". В 33 томе была статья "Пол", но она была посвящена исключительно биологии, человек в ней даже не упоминается. Стопроцентно медико-биологическими были и все прочие статьи, касавшиеся пола: половое бессилие, половое размножение, половой отбор, половой диморфизм, половой цикл, половые железы, клетки, органы. Единственный социальный сюжет - "Половые преступления". И правильно - чего ещё ждать от такой гадости?

В третьем издании БСЭ, выходившем в 1970-х годах, "половую жизнь" решили восстановить, но когда мне прислали на просмотр весь блок статей, относящихся к полу, я пришёл в ужас. В статье "Пол" не оказалось не только ничего социального, но даже и самого человека; все сводилось к генетике пола, в основном на примере шелкопряда, которого плодотворно изучали советские генетики; такие важные для понимания механизмов половой дифференциации дисциплины как эндокринология и эволюционная биология даже не были упомянуты; в списке литературы не было ни одной иностранной книги.
 
Такими же монодисциплинарными были и остальные медико-биологические статьи. В материалах же, которые подготовили педагоги и философы, господствовала привычная морализация.
Чтобы спасти положение, заведующие редакциями философии, биологии и педагогики просили меня, совместно с Г.С. Васильченко, написать довольно большую статью "Половая жизнь" и как-то интегрировать разные подходы. Но где взять дополнительный объем, ведь буква "п" ближе к концу алфавита, а объем издания лимитирован? Завредакциями обратились в главную редакцию, ждали отказа и даже приготовили на этой случай неотразимый аргумент: поскольку за несколько дней до того был увеличен объем статьи "Одежда", редакторы пошли к начальству под лозунгом: "Зачем одежда, если нет половой жизни?" Но главный редактор согласился и без нажима. В результате была не только расширена "Половая жизнь", но и появились отдельные статьи: "Сексология", написанная мною, и "Сексопатология", написанная Г.С. Васильченко. Поскольку эта проблематика давалась на страницах БСЭ впервые, мне пришлось задуматься о месте сексологии среди прочих научных дисциплин, причем не только медицинских.

В 1976 г. по просьбе А.Е. Личко я прочитал в Психоневрологическом Институте имени В. М..Бехтерева лекционный курс о юношеской сексуальности, содержавший также ряд соображений общего характера. Лекции вызвали большой интерес, их неправленые стенограммы стали распространяться в самиздате, а ведущий польский сексолог Казимеж Имелиньский заказал мне главу "Историко-этнографические аспекты сексологии" для коллективного труда "Культурная сексология". Посылая её в цензуру, я боялся скандала из-за семантики русского мата: прочитает эти страницы какая-нибудь бдительная цензорша, и начнется шум - вот, дескать, чем занимаются эти ученые, да ещё за рубеж посылают! Но все обошлось.

Культурная сексология

После этого венгерское партийное издательство имени Кошута, переводившее все мои книги, заказало мне оригинальную книгу "культура/сексология", которая была опубликована в 1981 г. и сразу же распродана (в Венгрии такой литературы тоже было мало).

Культура/сексология (венгерск), 1981

В 1985 г. новый её вариант - "Введение в сексологию" был издан в обеих Германиях

Введение в сексологию (нём.), 1985

Вначале я не воспринимал эту работу особенно серьезно, считая её чисто популяризаторской, каковой она по своему жанру и была. Но в 1979 г. я был приглашен на Пражскую сессию Международной Академии Сексологических исследований, самого престижного международного сообщества в этой области знания, и по недосмотру партийного начальства (подумаешь, Чехословакия!) меня туда, вопреки всем ожиданиям, выпустили. Общение с крупнейшими сексологами мира показало мне, что некоторые мои мысли не совсем тривиальны и интересны также и для профессионалов. Это актуализировало вопрос о русском издании книги.

Поначалу я об этом вовсе не думал, рассчитывая исключительно на самиздат, который действительно стал её энергично распространять. Все советские рецензенты рукописи, а их было свыше сорока (из-за мультидисциплинарного характера книги нужно было апробировать её у ученых разных специальностей, среди которых были этнографы, социологи, антропологи, психологи, физиологи, сексопатологи, эндокринологи, психиатры и другие), плюс два ученых совета, дружно спрашивали: "А почему это печатается только за границей? Нам это тоже интересно и даже гораздо нужней, чем им!"
Изучение истории и антропологии сексуальной культуры было сказочно интересно. В оперативной памяти воспитанного домашнего мальчика не было матерных выражений.
 
Разумеется, я знал их значение, но они не были частью моей повседневной речи, если я уроню на ногу утюг, выражений крепче "черта" у меня не вырвется. А теперь меня вдруг заинтересовало, кто именно и зачем "… твою мать"? Подразумевается ли при этом моя, твоя или чья-то чужая мать? Куда именно надо идти, если тебя посылают "в" или "на", чем и почему отличаются эти адреса и т.п.? Пришлось разыскивать и читать специальную этнографическую и лингвистическую литературу (в советских словарях "нехорошие" слова попросту отсутствовали). Вот когда мне пригодилась работа в Институте этнографии!

Выступая на ученом совете с докладом о семантике русского мата, я увидел, что "это" интересно буквально всем, а поскольку этнографы - люди образованные, они подсказали мне массу данных о неизвестных мне языках. В частности, А.К. Байбурин указал мне важную статью А.В.Исаченко, напечатанную в сборнике Lingua viget, посвященном памяти А.И.Кипарского. В том, что статью по истории русского мата написал по-французски известный американский лингвист русского происхождения, а опубликована она в Хельсинки в сборнике с латинским названием, было что-то мистическое.
Нещедрый на похвалы крупнейший африканист Дмитрий Алексеевич Ольдерогге (1903-1987), прочитав рукопись, написал мне большое письмо, в котором шутливо покаялся в своём застарелом викторианстве и не только одобрил мою работу, но и поделился ценными соображениями об африканских культурах и языках.

Очень внимательно прочитал рукопись выдающийся этнограф и фольлорист Кирилл Васильевич Чистов (1919 - 2007). Что его положительный отзыв не был вежливой отпиской (ученые не любят рецензировать работы, далекие от их собственной проблематики), я поверил только после того, как увидел его многочисленные карандашные пометки на полях рукописи. Кстати, из них я впервые узнал о существовании проблемы "нагого" и "голого", к которой вернулся много лет спустя в книге о мужском теле.

В числе поддержавших мою книгу ученых-гуманитаров были видные антропологи и этнографы (В.П.Алексеев, С.А.Арутюнов, А.Г.Козинцев, Б.Н. Путилов, Ю.И.Семёнов, С.А.Токарев, А.М.Хазанов), философы (В.Ж.Келле) и социологи (В.А.Ядов, Б.М.Фирсов). Столь же дружелюбны и внимательны были биологи (В.Г. Кассиль, Е.М.Крепс, П.В.Симонов) и медики (А.М.Свядощ, Г.С.Васильченко, З.В.Рожановская, А.И.Белкин, Л.И.Спивак, В.Е.Каган).

Известный физиолог, заведующий Лабораторией сравнительного онтогенеза высшей нервной деятельности Института физиологии Виталий Григорьевич Кассиль (1928 -2001) не просто написал отзыв, но настолько тщательно прочитал мою работу, что после него ни один биолог не нашел в ней ни одной ошибки. Одновременно он заставил меня задуматься и о некоторых гуманитарных вещах. Отчеркнув какую-то фразу, он спрашивал: "А откуда это известно и чем доказывается?", и нередко у меня не было другого ответа, кроме того, что так принято в нашей науке. С тех пор я всегда стараюсь пропускать свои книги через восприятие неспециалистов.

Изучение сексуальности заставило меня читать специальную биолого-медицинскую литературу. Я никогда не позволял себе халтурить и заимствовать информацию из третьих рук или ненадежных источников, но всего не прочитаешь, да и понимать "чужие" научные тексты нелегко. Отсюда - потребность в личных контактах. Наибольшую помощь, как всегда, оказывали зарубежные коллеги, с которыми я изредка общался на сессиях Международной академии сексологических исследований или, гораздо чаще, путем переписки, причем не было случая, чтобы на мой, даже наивный, запрос не ответили. Не было особых проблем и с соотечественниками.
 
Добрые отношения с некоторыми ведущими психиатрами страны сложились у меня давно, ещё в связи с проблемами детской и подростковой психологии. Не могу не упомянуть в этой связи Виктора Ефимовича Кагана, замечательного детского психиатра, которого можно по праву назвать также основоположником российской детской сексологии, и прекрасного поэта. Теперь мне нужны были не только психиатры, но и представители других медицинских специальностей, особенно эндокринологи и сексопатологи. Увы, сплошь и рядом они не контактировали даже между собой. Особенно враждовали друг с другом Г.С. Васильченко и А.И. Белкин.

Советская сексологическая классика: Г.С. Васильченко и А.И. Белкин

Георгий Степанович Васильченко (1921 - 2006) не был первым российским ученым, который заинтересовался проблемами человеческой сексуальности. До 1917 года русские исследования в этой области знания ничем не уступали европейским, но в 1930-х годах все было запрещено и вытоптано. В середине 1960-х все пришлось начинать с нуля. Идеологически условия были трудными. К тому же урологи, гинекологи, эндокринологи и психиатры практически ни о чем не могли договориться друг с другом. Невропатолог Васильченко первым поставил вопрос о необходимости создания междисциплинарного раздела медицины, превратил скромное отделение сексопатологии Московского НИИ психиатрии во Всесоюзный научно-методический центр, написал первые советские руководства для врачей "Общая сексопатология" (1977) и "Частная сексопатология" (1983) и добился создания в стране хоть какой-то службы сексологической помощи.

Если бы Георгий Степанович был человеком более дипломатичным и энергичным, он, вероятно, мог бы добиться и большего, прежде всего - создания медицинского сексологического образования. Но дипломатичный и деловой человек никогда не стал бы заниматься столь неблагодарным делом. Когда Васильченко показал своим коллегам по Институту психиатрии привезенные им из Дании, где он некоторое время работал во Всемирной организации здравоохранения, школьные учебники, его обвинили в распространении порнографии. Против институционализации сексопатологии категорически возражали влиятельные урологи, убежденные в том, если "органом" занимаются они, то все остальное - от лукавого. Попробуйте спорить с докторами, имеющими непосредственный доступ к телам престарелых членов Политбюро…

У Георгия Степановича был тяжелый характер. Как часто бывает с учеными, он переоценивал значение собственной концепции, не умел слушать оппонентов, неосновательно и без знания дела ругал психоанализ. Однако он был подвижником своего дела. В отличие от некоторых современных медиков, превративших сексологию в доходный промысел, Васильченко видел в ней серьезную науку. Созданные им семинары и курсы по сексопатологии были единственной в СССР формой более или менее профессионального сексологического образования. Почти все ведущие современные российские сексопатологи - его ученики. Исключение составляют петербуржцы, где были свои ассы.

Прежде всего, это крупнейший специалист по женской сексуальности (концепция Васильченко была основана на мужском материале, применение её к женщинам было проблематично) психиатр, автор лучшей советской книги о неврозах Абрам Моисеевич Свядощ (1914 -1997). Между прочим, сексологией он занимался, так сказать, в свободное от работы время, будучи по должности профессором кафедры биомедицинской кибернетики Северо-Западного политехнического института; по сексопатологии штатных мест попросту не было, а на кафедру психиатрии его не пускали недоброжелательные коллеги. Тесно сотрудничал с ним блестящий клиницист и лектор Сергей Сергеевич Либих, основавший первую в стране кафедру сексологии в Медицинской Академии Последипломного Образования (МАПО). Со всеми этими людьми у меня были отличные отношения.

Васильченко я знал с конца 1960-х годов, посылал отзыв на автореферат его докторской диссертации, которая проходила с большим трудом (ученых-медиков особенно смешил подсчет количества фрикций в течение полового акта). У меня сохранился экземпляр его первой книги "О некоторых системных неврозах и их патогенетическом лечеиии" (1969) с дарственной надписью: "Игорю Семеновичу Кону - дань глубочайшего уважения и искренней признательности за конструктивную критику разброда и морализаторских тенденций в отечественной сексологии на её сегодняшнем этапе. 11.3.70.". Со Свядощем мы сотрудничали в созданной по его инициативе первой в стране профессиональной консультации "Брак и семья" (я входил в её совет).

Васильченко и Свядощ рецензировали мое "Введение в сексологию" (1988), Георгий Степанович всячески поддерживал её издание. После выхода на пенсию, бывшие ученики помогли ему не умереть с голоду, тем не менее, старый профессор умер в одиночестве и нищете. Я не нашел в Интернете ни одного нормального некролога. А ведь именно этому человеку россияне обязаны тем, что в стране существует хоть какая-то государственная медицинская сексологическая помощь …

Мое знакомство Ароном Исааковичем Белкиным (1927-2003) началось весьма необычно. В конце 1960-х годов я заведовал отделом в Институте конкретных социальных исследований, но жил в Ленинграде и приезжал в столицу раз в месяц. В один моих приездов начальник нашего спецотдела (как потом выяснилось, у Арона Исааковича лечился какой-то его родственник) сказал мне, что со мной хочет познакомиться профессор Белкин, который в это время заведовал отделом психоэндокринологии в Московском НИИ психиатрии, там же, где и Васильченко, и занимался изучением транссексуализма.  До Белкина в СССР мало кто знал об этом явлении. Людям, чей образ Я не совпадал с их анатомическим полом, негде было искать не только помощи, но даже понимания.
 
Лично мне о том, что половая принадлежность не так проста и однозначна, как кажется, первым рассказал блестящий молодой эндокринолог Леонид Либерман. Из специальной литературы он узнал, что пол наружных гениталий может не совпадать с гормональным полом и что эндокринологические методы определения биологического пола точнее визуального наблюдения. Но как убедить в этом хирургов? Либерман рассказывал мне свой первый опыт. Своими эндокринологическими методами он определил, что его пациент - не мужчина, а женщина. В Военно-медицинской академии была назначена операция, пациент уже лежал на столе, но хирург, взглянув на его гениталии, сказал: "Что вы ерунду городите, это явный мужик, ничего резать я не буду!" Но Либерман был уверен в своей правоте: "Хорошо, если вы не хотите, я пойду на преступление. Дайте мне ваш скальпель, я у вас на глазах разрежу ему кожу, и вы увидите там яичники!" Под таким нажимом хирург сдался, и правота эндокринолога подтвердилась. Кажется, именно этот случай впервые заставил меня задуматься о природе биологического пола, я даже свел Либермана с Б.Г. Ананьевым, но вскоре Леонид эмигрировал (не вернулся из поездки к родственникам в Париж, после чего сделал отличную профессиональную карьеру в США), так что ничего из этого сотрудничества не вышло.

Что касается собственно транссексуализма (это гораздо более сложное явление), то я впервые узнал о нём из этнометодологии Гарольда Гарфинкеля (знаменитая "история Агнессы"). Сегодня эта работа переведена, её "проходят" в любом приличном курсе истории социологии, но тогда о ней у нас никто даже не слышал (я её знал именно потому, что занимался историей социологии). Даже такой сексологически сравнительно образованный и знавший иностранные языки человек, как Свядощ, часто смешивал транссексуализм с гомосексуальностью.
 
Белкин был первым известным ученым, который вместе с хирургом И.В. Голубевой начал диагностировать таких людей и изменять их гражданский пол, а если нужно - и тело. Это было очень трудно не только медицински, но и административно. Чтобы изменить гражданский ( паспортный) пол, нужна была виза двух союзных министров, здравоохранения и внутренних дел. Никакой иностранной литературы по этим вопросам в советских библиотеках не было, да и сам Арон Исаакович в то время почти не знал английского языка (позже он это восполнил). Не было в его команде и психологов, и взять их было негде. Советская психология была абсолютно бесполой, даже о тестах маскулинности и фемининности психологи знали понаслышке и применяли их (если вообще применяли) по собственному разумению.

Чисто эмпирическим путем Белкин обнаружил, что самое эффективное средство научить человека, которому предстоит смена пола, новым для него ролям и правилам поведения, - поместить его в соответствующую среду. Например, если положить мужчину, которому предстоит стать женщиной, в женскую палату, он усвоит всю необходимую информацию гораздо проще и быстрее, чем при специальном обучении. Из моей "Социология личности" (1967) Арон Исаакович узнал о существовании ролевой теории личности и решил, что это именно то, что ему нужно.

После того, как мы познакомились, он пригласил меня к себе в клинику, показал нескольких пациентов и дал прочитать несколько столь же увлекательных, сколь и трагических, историй болезни, а позже - показал документальный фильм о смене пола. Первые же прочитанные истории болезней вызвали у меня вопросы. Я спросил:

- Есть у вас данные о психосексуальном развитии ваших пациентов, полученные из независимых источников - родителей, друзей и т.д. ?
- Нет, это слишком трудоемко, у нас есть только самоотчеты.
- Но ведь самоотчеты пациента могут быть недостоверны. Сегодня он говорит, что всегда чувствовал себя или хотел быть мужчиной, а завтра будет утверждать прямо противоположное.
- Да, это так. Но откуда вы это знаете?
- Любая автобиография подстраивает историю жизни под наличный образ Я.

Кроме того, я знал работы Гарри Бенджамина и Роберта Столлера. Первой задачей Белкина стало знакомство с иностранной научной литературой, которой в Москве не было; Васильченко, после того, как его обвинили в распространении порнографии, свою библиотеку держал под ключом, а мне коллеги книги присылали. Приезжая из Ленинграда на заседание своего отдела, я привозил с собой целый портфель специальной литературы, Арон Исаакович встречал меня у вагона "Стрелы", забирал книги, тайком ксерокопировал их у себя в Институте, а через несколько дней, когда я уезжал, кто-то из его сотрудников привозил мне эти книги к поезду. Другого способа повысить профессиональный уровень научной работы в то время практически не было.

С первой же встречи у нас с Ароном Исааковичем сложились очень хорошие личные отношения. Он был одним из первых рецензентов моей книги "Введение в сексологию" (1988), а я внимательно читал все его статьи и книги. Хочу отметить, что работа Белкина с трансами была во многом подвижнической. В ней не было ни тени коммерции. Профессор не только профессионально помогал своим пациентам, но многие годы по-человечески опекал их. На Западе в то время этого почти никто не делал, соответствующий профессионально-этический кодекс выработан много позже.

Иногда забота Белкина о пациентах распространялась на всю их семью. Был, например, такой случай. Одна транссексуалка, сменившая пол с мужского на женский, вышла замуж. Разумеется, жених знал, что детей у них быть не может, но дело происходило в Армении, в очень патриархальной среде, бездетный брак для многочисленных родственников был неприемлем. Как быть? Белкин посоветовал супругам имитировать беременность, а родственникам сказали, что из-за тяжелой беременности рожать придется в Москве. Молодые уехали в Москву, якобы в гинекологическую клинику, а на самом деле дожидались возможности усыновить новорожденного младенца, с которым потом вернулись в Ереван. Всем этим дирижировал Арон Исаакович.

Бывали и совсем фантастические истории. Обычно после смены паспортного пола человек уезжал в другой город, где его никто не знал, и начинал там новую жизнь. Но один человек (не помню, какого пола), причем публичной профессии, преподаватель вуза в большом сибирском городе, категорически отказался это сделать и решил вернуться на прежнее место. "Вас там затравят, весь город будет на вас пальцами показывать!" - убеждал Арон Исаакович. - "Ничего. Полгода поговорят, а потом привыкнут и примут все как есть". Мужественный человек оказался прав. После первого шока, его/её коллеги и студенты приняли его/её новую гендерную идентичность. Видимо, это был не только сильный человек, но и хороший преподаватель.

Арон Исаакович был очень ярким, доброжелательным и оригинально мыслящим человеком. Кроме эндокринологии, он серьезно увлекался психоанализом. Ему часто приходили в голову нетривиальные идеи, которые он не всегда успевал экспериментально проверить. У него было блестящее чувство юмора. Когда один из его сотрудников эмигрировал в Израиль, Белкина вызвали в партком и спросили, как он к этому относится. "Ну, что же, - сказал Белкин. - Это хороший специалист, нам не будет за него стыдно!"

В послеперестроечные годы Арон Исаакович, человек кипучей энергии и широкой культуры, в том числе - гуманитарной, занимался многими разными вещами. Он был руководителем Федерального центра психиатрической эндокринологии и одновременно президентом Русского психоаналитического общества, соредактором возрождённой серии книг "Психологическая и психоаналитическая библиотека", первым вице-президентом Фонда возрождения русского психоанализа, почётным президентом Русского психоаналитического общества, вице-президентом Национальной федерации психоанализа, много бывал заграницей, особенно в США. Опубликовал несколько увлекательных, ярких психоаналитических этюдов : "Почему мы такие?", "Судьба и власть", "Эпоха Жириновского", "Запах денег", исследовал психологию гениальности и т.д. Российские психоаналитики сохранили о нём добрую память.

Но главной его темой все-таки оставался транссексуализм. Его последняя книга на эту тему "Третий пол. Судьбы пасынков Природы " вышла в свет в 2000 году. К сожалению, его клинические данные, насколько я знаю, до сих пор опубликованы не полностью. Между тем собранные им сексуальные истории имеют самостоятельный научный и человеческий интерес. В отличие от научных теорий, документы не устаревают.

Многие коллеги и читатели восприняли мои сексологические штудии как уход из социологической и гуманитарной проблематики и пытались объяснить его какими-то личными причинами. На самом деле я ниоткуда не уходил. Новая работа была прямым продолжением моих исследований по социологии личности, молодежи, психологии юношеского возраста, антропологии детства и методологии междисциплинарных исследований. Даже этнопсихология имеет свой "сексологический" аспект (и обратно).

В связи с этим вспоминается забавный эпизод. Однажды меня пригласили в ленинградский обком партии, сказали, что состоялось решение ЦК о расширении обучения в СССР иностранных студентов, и спросили, нет ли у меня в связи с этим каких-нибудь конструктивных советов.

- Предусмотрено ли в постановлении ЦК открытие в стране легальных борделей? - спросил я.
- Причем тут бордели? - удивились собеседники.
- А как, по-вашему, африканские студенты будут удовлетворять свои сексуальные потребности? Только мастурбировать они не согласятся. Когда девушка не слишком строгого поведения приводит в коммунальную квартиру белого парня, соседи могут этого не заметить, а черный парень будет вызывать раздражение. Уличные конфликты на сексуальной почве также примут расовую окраску. Вам дали в ЦК указания по этому поводу?
- Нет, - ответили партработники. - Но мы думаем, что это как-то утрясется.

Не утряслось. Как только в стране появились иностранные студенты, советский интернационализм на подножном корму - "все народы хороши, но должны быть похожи на нас!" - стал превращаться в натуральный расизм, с уличными потасовками и последующими митингами протеста. Когда несколько лет спустя я пришёл в обком, те же двое инструкторов радостно поведали мне, что накануне, в День Африки, они весь вечер простояли перед дворцом культуры и следили за расходившимися африканскими студентами, большинство из которых были с девушками, а остальным это, видимо, не требовалось. После чего партработники пошли спать с надеждой, что этой ночью никого не побьют, а утром в университете не будет антирасистского митинга. Как обстоит дело в России сегодня и как национальные проблемы связаны с сексуальными, обсуждать не хочется, поговорим лучше о холере в Одессе

Главная трудность сексологической проблематики заключалась в полной невозможности реализовать сделанное. После того, как моя "венгерско-немецкая" рукопись беспрепятственно прошла Главлит, я подумал: а, в самом деле, почему бы и нет, ведь все за, никто не возражает? Для социолога моего возраста это была, конечно, непростительная глупость.

В начале 1979 года я предложил уже "залитованную" и принятую к печати за рубежом рукопись издательству "Медицина", - только оно могло печатать такие неприличные вещи. Заявку сразу же отклонили как "непрофильную для издательства". Тогда дирекция Института этнографии попыталась протолкнуть её в издательство "Наука".

Важную роль в этом сыграл Евгений Михайлович Крепс (1899-1985). Мне было очень неловко затруднять старого академика, но он не только прочел биологический раздел моей работы и посоветовал смелее переводить специальные термины на общепонятный язык ("не равняйтесь на специалистов, физиологи не будут учиться своей науке по вашей книге, важно, чтобы она была понятна максимально широкому кругу читателей"), но и рекомендовал подкрепить её грифом солидного биологического института, например, Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии, попросив для этого помощи у крупнейшего специалиста по нейрофизиологии эмоций Павла Васильевича Симонова (1926-2002).
 
В официальном отзыве (22.12.1980) Крепс написал: "Я прочитал рукопись книги доктора философских наук, профессора И.С.Кона с неослабным интересом… Эта книга - продукт очень большого, многолетнего и высококвалифицированного труда, опирающегося на изучение огромной и многосторонней литературыЯ поддерживаю идею об издании книги в издательстве "Наука" и могу свидетельствовать, что биологическая часть книги вполне отвечает своему назначению и не вызывает у меня возражений".

Звонить незнакомому Симонову, хотя он читал мои другие работы, было мучительно. Я по собственному опыту знаю, как плохо ученые относятся к дилетантам, залезающим в чужие области знания, а тут ещё в придачу речь идет о сексе, что всегда ассоциируется с какими-то личными проблемами. Но Симонов охотно согласился прочитать рукопись, добился утверждения её на ученом совете и даже предложил быть её титульным редактором, под нейтральным названием "Пол и культура".

Чтобы не дразнить гусей, я снял, вопреки совету Симонова, главу о гомосексуализме, оставив из неё только самое необходимое, убрал и многое другое. Не помогло! Вопреки обязательному решению редакционно-издательского совета Академии Наук СССР, несмотря на кучу положительных отзывов и личный нажим Симонова, "Наука" книгу так и не опубликовала. Главный редактор то ли не хотел, то ли боялся её печатать. 1 января 1984 г. я написал официальное письмо директору Института этнографии академику Ю.В. Бромлею следующее письмо:

Глубокоуважаемый Юлиан Владимирович!

1. Как Вам известно, издательство "Наука" не выполнило решение РИСО об издании в 1983 г. моей монографии "Культура и пол", утвержденной к печати совместно ИЭ и ИВНД; рукопись пролежала два года без движения и печатать её не собираются.

2. Междисциплинарная сексология, введением в которую является данная книга, за рубежом развивается очень быстро, в СССР же, за вычетом сексопатологии и узкоспециальных биологических работ, она отсутствует; крупных исследований ни по психологии, ни по социологии, ни по этнографии, ни по истории пола и сексуальности не ведется и специалистов по этим вопросам нет.

3. Поддерживать и далее информационное содержание книги на уровне высших мировых стандартов, которым она, безусловно, соответствует сегодня, у меня нет ни времени, ни возможностей. Всякая работа в этой области знания мною полностью прекращена.
Учитывая все вышесказанное, прошу Вас:

1.Рассмотреть совместно с П.В.Симоновым возможность депонирования рукописи в ВИНИТИ (ИНИОН работ по психологии и биологии не принимает). Это избавило бы меня от бесчисленных просьб разрешить ознакомится с рукописью, а заинтересованных специалистов - от необходимости делать обратный перевод книги с иностранных языков или перепечатывать её без ведома автора.

2. Если это окажется сложным, передать экземпляр рукописи и все относящиеся к ней документы (отзывы, протоколы ученых советов и т.д ) в научный архив Института, куда я сдам также все свои остальные законченные неопубликованные рукописи по данной тематике (черновые, рабочие материалы мною постепенно уже уничтожаются)
Мне очень жаль, что серьезная, стоившая огромного труда, попытка преодолеть многолетнее глубокое отставание отечественной науки в одном из фундаментальных, имеющих большое практическое и общекультурное значение разделов человековедения, поддержанная ведущими советскими учеными многих специальностей и высоко оцененная за рубежом, разбилась о некомпетентность, равнодушие и ханжество. Мои силы и возможности исчерпаны, возвращаться к этой теме я не собираюсь. Но так как архивные документы, в отличие от научных трудов, не стареют, навсегда оставаясь памятниками своей эпохи, их нужно сохранить для будущих историков науки.

Поскольку эта история широко известна, считаю своим Долгом ознакомить с этим письмом ряд ученых, которые, как и Вы, помогали моей работе и заинтересованы её результатами"

Тем временем моя рукопись все шире распространялась в самиздате. Постепенно стали публиковаться и статьи. Первая моя теоретическая сексологическая статья была напечатана в 1981 г. в "Вопросах философии" под заведомо непонятным названием "На стыке наук" (чтобы избежать нежелательной и опасной сенсации). Между прочим, первый вариант статьи редколлегия большинством голосов отклонила. Один академик сказал, что ничего нового и теоретически значимого ни о поле, ни о сексе вообще написать нельзя, как нет и ничего философского в проблеме половых различий, тут все ясно. "Эта статья могла бы создать большой спрос и плохую славу нашему журналу". На Западе "создали псевдонауку сексологию. Этим должны заниматься врачи. А Кон подчеркивает, что он имеет в виду социологию, а не медицинскую науку, т.е. социологию секса, которая существует на Западе, которая носит антинаучный характер и имеет свою аудиторию. Но никаких серьезных имен и серьезных исследований в этой области по линии социологии нет".

О филогенетических истоках фаллического культа (в статье приводились данные о ритуале демонстрации эрегированного полового члена у обезьян) было сказано, что этот материал был бы хорош в отделе сатиры и юмора, но его в журнале, к сожалению, нет. И все это говорили, в общем-то, умные и образованные, хоть и не сексологически, люди; такова была инерция привычных табу. Помня свой старый разговор с Артановским, я ни на кого не обижался. Между прочим, вопреки правилам, ни один из членов редколлегии не вернул в редакцию рукопись статьи, все понесли её домой, для просвещения домашних и друзей... Л. П. Буева рассказывала мне потом, что когда рукопись прочитали её муж-полковник и сын-студент, ей пришлось услышать о себе и своём журнале много нелестного. Следующий раз она голосовала уже не "против", а "за".

За публикацию статьи высказались В.С. Семёнов, В.А. Лекторский ("основная идея там совершенно правильная"), В.Ж. Келле ("половое поведение нельзя рассматривать только с чисто медицинской точки зрения. Это и социальные проблемы, и проблемы очень важные. У нас стыдятся об этих вещах говорить"), А.С. Богомолов, Б.Т.Григорьян. Исправленная - и немного ухудшенная - статья была напечатана и, вопреки опасениям, никакого скандала не вызвала. Из ЦК позвонили только затем, чтобы попросить прислать им все оставшиеся экземпляры журнала. Там тоже интересовались сексом...

За "Вопросами философии" последовали статьи в "Социологических исследованиях" и "Советской этнографии" ("Вопросы психологии" предложенную им статью отклонили). Все, разумеется, с трудностями, купюрами (кстати, их делали вовсе не цензоры, а ученые редакторы) и ссылками на "непрофильность". Глава о психосексуальном развитии и взаимоотношениях юношей и девушек в моих учебных пособиях по психология юношеского возраста была написана с совершенно иных позиций, чем "нормальные" советские книги. Но чего все это стоило!

Мое интервью в газете "Московский комсомолец" (1984), где впервые в советской массовой печати появилось слово "сексология", носили согласовывать в горком партии. Там сначала думали, что сексология - то же самое, что порнография, но когда журналисты показали им том БСЭ с моей одноименной статьей, не стали возражать. Только удивлялись, почему эта тема так волнует молодежную газету, - ведь в жизни так много интересного...

Все хотели что-нибудь узнать о сексе, но не смели называть вещи своими именами. В одном биологическом институте Академии наук мой доклад назвали "Биолого-эволюционные аспекты сложных форм поведения". Название своего доклада на Х Всесоюзной школе по биомедицинской кибернетике я даже запомнить не смог - очень уж ученые были там слова. А на семинаре в Союзе кинематографистов моя лекция называлась "Роль марксистско-ленинской философии в развитии научной фантастики"! И никто не понимал, что все это не столько смешно, сколько унизительно. Как будто я показываю порнографические картинки...

Забавная история произошла в Ростове. Меня пригласили прочитать три лекции по проблемам сексуальности в Институте повышения квалификации преподавателей общественных наук. Сбежался, разумеется, весь город. И вдруг передают личную просьбу первого секретаря обкома партии - прочитать лекцию для аппарата обкома, где таких слов сроду не произносили. Лекция была в зале, где обычно проходили заседания бюро. Все сидели с каменными лицами, вопросов не задавали, а когда я сказал, что на наскальных рисунках каменного века мужчин более высокого статуса изображали с более длинными и эрегированными членами, все головы повернулись в сторону стола, где сидели секретари обкома.

По-другому запомнились мне лекции в Физтехе в середине 1980-х. Физико-технический институт в Долгопрудном был самым элитарным советским вузом, причем его студенты живо интересовались гуманитарными сюжетами. В начале 1980-х преподавателям кафедры философии показалось, что уровень гуманитарной культуры студентов снижается. Чтобы противостоять этому, они стали приглашать с лекциями самых известных в стране ученых-обществоведов. Обратились и ко мне. Я предложил прочитать две лекции о мужской сексуальности (на подобные темы лекций нигде не читалось).
В назначенный день за мной приехал лично ректор проф. Н.В, Карлов и кто-то из преподавателей. По дороге коллеги стали передо мной заранее извиняться, что студентов может оказаться мало: недавно на лекцию Сергея Аверинцева пришли только 30 человек, "падает культурный уровень, прежние поколения физтехов ваши книги читали, а эти могут и не знать".

Я про себя посмеялся наивности философов: чтобы идти на лекцию Аверинцева, надо действительно иметь определенный культурный кругозор, но чтобы в стране, где даже мастурбация считается болезнью, умные молодые жеребцы, томящиеся в изолированном от большого мира общежитии, пропустили лекцию о мужской сексуальности, даже если имя лектора им неизвестно, - быть такого не может! Не успела лекция начаться, как стало ясно, что аудитория не вмещает желающих, пришлось переходить в другое помещение (хорошо, что присутствовал сам ректор), вторую лекцию проводили уже в самой большой аудитории. Хотя физтехи - народ весьма ироничный, никакого трепа не было, ребята внимательно слушали, задавали много вопросов, в том числе - нетривиальных (все-таки физики-теоретики!), записывали на свои магнитофоны и видики (потом эти записи мне показывали аж в Калифорнии). В общем, я ещё раз увидел, что спрос на мои знания есть, но как преодолеть глухую стену ханжества?

Я пробовал обращаться в высокие партийные инстанции. Писали в ЦК и некоторые мои коллеги (Б.М. Фирсов). Но аппаратчики, даже те, которые понимали суть дела и хотели, чтобы моя книга была издана, боялись, что их могут заподозрить в "нездоровых сексуальных интересах" (здоровых сексуальных интересов в стране по определению быть не могло). Зато я научился безошибочно отличать ученого на высокой должности от начальника с высокой ученой степенью: ученый, если он понимает значение вопроса, постарается что-то сделать, начальник же, будь он трижды академик, непременно уйдет в кусты. Судя по этому критерию, академики в ЦК КПСС были, а ученых не было.

Между прочим, должен сказать доброе слово о почтовой цензуре. Хотя присылаемые мне научные сексологические книги и журналы не содержали ничего антисоветского, при желании, их можно было подвести под рубрику "порнография" и изъять. Но соответствующие ведомства (прежде всего, я благодарен упоминавшемуся выше В.М.Тупицыну) знали, что я занимаюсь серьезным делом, книгами не спекулирую и в детские руки они не попадают, и препятствий мне не чинили. А могли бы… Те же самые книги до других адресатов зачастую не доходили.

Патриарх отечественной этнографии, всеми уважаемый беспартийный Сергей Александрович Токарев (1899-1985), который увлекался нудизмом и состоял в соответствующей международной ассоциации, косвенно имел по этому поводу неприятности (точнее, звонили в дирекцию Института, но там просто разводили руками, профессор был слишком стар и независим, чтобы давать ему уроки морали); незадолго до смерти Токарев хотел передать это наследие мне, но я от этой чести уклонился, хотя в книге "Вкус запретного плода" (1993, 1997) коротко рассказал об этом движении и даже привел красивые иллюстрации из культуристского журнала.

Короче говоря, множество разных, в том числе влиятельных, людей хотели выхода в свет "Введения в сексологию", но никто не желал брать на себя ответственность. Когда ситуация с моей книгой приняла уже явно скандальный характер, чтобы задним число оправдать невыполнение решения академического редсовета, "Наука" послала мою рукопись в сектор этики Института философии, с твердым расчетом получить, наконец, отрицательный отзыв, так как с точки зрения нашей официальной этики всякая половая жизнь казалась сомнительной. И снова произошла осечка: не учли того, что и в области этики я не был посторонним человеком.

Институт философии дал на мою книгу положительный отзыв за четырьмя подписями (Л.П. Буевой, Л.И. Новиковой, А.И. Алешина и С.А. Никольского) определенно рекомендовал её напечатать и подчеркнул, что "другого автора по этой теме в стране нет". Однако, в порядке привычной перестраховки (по справедливости, все мы, советские обществоведы, должны были бы получать основную зарплату в Главлите, мы прежде всего "бдели", а все остальное делали как бы по совместительству), рецензенты (вполне достойные, уважаемые люди) пустились в размышления: на кого рассчитана книга? Если только на специалистов, то можно печатать все, как есть. Но книга-то интересна всем, Кон - весьма читаемый автор, а "некомпетентный читатель" может чего-то не понять. Например, "положение о бисексуальности мозга может сослужить плохую службу половому просвещению в борьбе с половыми извращениями"...

Прочитав этот отзыв, я долго смеялся. Следуя этой логике, астрономы должны засекретить факт вращения Земли, чтобы находящиеся в подпитии граждане не могли использовать его для оправдания своего неустойчивого стояния на ногах. Не следует и упоминать, что все люди смертны: во-первых, это грустно, во-вторых, врачи нас тогда совсем лечить перестанут! Тем не менее издательство Академии Наук СССР стало именно на точку зрения предполагаемого "некомпетентного читателя", и 22 февраля 1985 г. рукопись книги была мне возвращена.

После этого я окончательно плюнул на возможность её советского издания. Но случайно эту историю услышал покойный академик медицины В.М. Жданов. Он не имел никакого отношения к этой тематике и не читал рукописи, но написал письмо директору "Медицины" (там тем временем сменилось руководство). Издательство согласилось пересмотреть прежнее решение. Философский отзыв, который "Наука" сочла отрицательным, для "Медицины" оказался безусловно положительным.
 
В августе 1985 г. рукопись ещё раз отрецензировал Г.С. Васильченко и снова дал на неё положительный отзыв: "…Книга, опирающаяся главным образом на литературные данные и поэтому вроде бы компилятивная, взламывает предназначенные ей рамки компиляции и, несмотря на минимальность собственных эмпирических данных…, превращается в самостоятельный труд, отмеченный печатью высокой оригинальности. <…> Рецензируемая рукопись, в которой освещаются самые фундаментальные проблемы современной сексологии, отличается цельностью, оригинальностью, аргументированностью и высокими литературными достоинствами. В этой книге остро нуждаются представители различных медицинских и немедицинских специальностей…, книга заслуживает быстрейшего опубликования".

Я восстановил и дополнил то, что относилось к сексопатологии, добавил и ещё кое-что, необходимое именно врачам, - понимающим людям вряд ли нужно объяснять, что значит 4 раза переписать, без компьютера, толстую книгу, поддерживая её на уровне мировых стандартов в течение долгих 10 лет! - и в 1988 г. "Введение в сексологию" вышло, наконец, в свет.

Годом раньше вышел и мгновенно разошелся его сокращенный эстонский перевод; он был сделан известным психологом Петером Тульвисте ещё в 1981 г., но много времени заняли согласования с Москвой, без разрешения которой союзная республика не смела опубликовать книгу даже на своём собственном языке и собственной дефицитной бумаге!

Вначале, чтобы не развратить невинного советского читателя, книгу хотели издать небольшим тиражом, без предварительного объявления и не пуская в открытую продажу. Затем коммерческие соображения заставили увеличить тираж до 200 тысяч, но ни один экземпляр не продавался нормально в магазине, весь тираж был распределен между медицинскими и научными учреждениями по особым спискам. Потом допечатали ещё 100 тысяч, а в 1989 г. ещё 250 тысяч, итого 550 тысяч, но купить её все равно можно было только у перекупщиков. Между прочим, она не попала ни в одну библиотеку США, даже в библиотеку Конгресса.

Введение в сексологию, 1989

Введение в сексологию имело хорошую прессу как в СССР, так и за рубежом, и переведено на несколько языков, включая китайский.

Введение в сексологию, китайское издание 1990

"Книга И.С.Кона, много лет скитавшаяся по редакциям, вышла наконец в издательстве "Медицина". Это первое советское издание, посвященное описанию и анализу становления, развития и состояния новой отрасли научного знания о человеке - сексологии, которая касается всех и каждого", - писала философ И.С.Андреева. Известный американский культуролог Даниэль Ранкур-Лаферрьер оценил её как "веXV в истории сексологии", подчеркнув, что это книга не о "сексе в СССР", а широкое исследование междисциплинарной отрасли знания. "Теперь, с появлением книги Кона (и предположив, что гласность выживет), можно надеяться, что сексологические исследования в Советском Союзе имеют будущее".

В известном смысле я оказался заложником собственной книги. По своему духу и пафосу она была науковедческой: меня интересовала не столько сексуальность, сколько сексология, то, как на стыке нескольких разных наук возникает новая отрасль знания. Это безошибочно понимали читатели-философы, но только они одни. Массовый читатель искал и находил в моей книге совсем не то, что было важно для автора; для него это была первая современная книга о человеческой сексуальности, и я не имел права уклониться от этой ответственности. Волею случая, я оказался в роли просветителя, и перед лицом этой новой задачи мои собственные научные интересы отошли на второй план.

Я никого ни от чего не лечу и не консультирую. Но если ни один советский гинеколог никогда не слышал про точку Грефенберга, кто-то должен был о ней рассказать. В популярной книге "Вкус запретного плода" (1992, 1997) и ряде газетных статей я привел картинку, как её нащупать. Российские онкологи, конечно, знают, как важен женщинам самоосмотр груди для своевременного обнаружения рака молочных желез. Но поскольку пропаганда этого общедоступного и ничего не стоящего метода в стране почему-то не велась, я привел и такую картинку. И если русским мальчикам и их родителям никто никогда не объяснял, что нужно мыть головку члена под крайней плотью, это тоже делаю я. Мне смертельно обидно переводить остаток жизни на подобные вещи, но если в стране нет профессионализма, нужна хотя бы элементарная грамотность.

Вкус запретного плода, 1992

В связи с этим пришлось включиться в разговор о необходимости сексуального образования молодежи. В годы перестройки эта тематика вышла на первые страницы газет. По просьбе ЦК ВЛКСМ я даже выступал на семинаре главных редакторов молодежных газет, которые все вдруг захотели писать о сексе, советовал им избегать физиологизации и рассматривать эти вопросы в их естественном психологическом контексте. Но печатать дешевую эротику и открывать соответствующие видеосалоны комсомольским функционерам было проще и прибыльнее.

В конце 80-х годов мои статьи по разным аспектам сексуальности печатались в "Неделе", 'Труде", "Литературной газете", "Комсомольской правде", "Учительской газете", "Аргументах и фактах", "Огоньке", "Советской культуре" и многих других изданиях; "поносили" меня в те годы только "Советская Россия", "Молодая гвардия" и "Наш современник". В моих статьях в "Труде" и в "Неделе" впервые в советской печати, со ссылкой на европейский опыт, было рассказано о необходимости открытия горячих линий для жертв сексуального насилия (в дальнейшем они появились во многих крупных городах). Между прочим, никто не спрашивал, почему меня волнуют такие странные сюжеты, кого из моих близких изнасиловали? Одним из первых я заговорил в массовой печати о социальных аспектах проституции и о необходимости защиты сексуальной безопасности детей и подростков.

Статья "Осторожно: дети! Жертва сексуальной агрессии - ребенок" (Труд, 21. 1. 1991) заканчивалась словами: "В зарубежных учебниках (да, есть многочисленные учебники на эту тему) и в массовых брошюрах обычно указываются адреса и телефоны, по которым следует обращаться в таких случаях. Увы, я не могу последовать этому доброму примеру по той простой причине, что у нас, насколько мне известно, таких телефонов доверия и специализированных центров попросту нет и никто не готовит кадры для них. Впрочем, телефон доверия для взрослых жертв изнасилования, о необходимости которого я писал в "Труде" (1.7.1990), тоже, конечно, нужен. К сожалению, никто не обратил на этот призыв внимания. Что ж, обличать падение нравов и "охранять нравственность" средствами цензуры куда как проще, чем сделать что-то конкретное для пользы дела. Только нужна ли такая "бумажная нравственность"?

Позже, в 1997 г., по просьбе ассоциации детских психиатров, я выступал на Всероссийской конференции "Дети России: насилие и защита" с докладом "Совращение детей и сексуальное насилие в междисциплинарной перспективе". Социологическая трактовка сексуальности резко отличалась от привычного морализирования или сведения всех проблем к анатомии и физиологии.

Особенно важными были мои выступления в защиту сексуального просвещения молодежи, кстати, очень умеренные и осторожные, в программе "Взгляд" и в "Аргументах и фактах" (в обоих случаях инициатива принадлежала журналистам), которые смотрела и читала вся страна. Однажды в Шереметьеве пограничник сказал мне:

- Я вас видел в программе "Взгляд".
- Очень приятно.
- А как вы относитесь к тому, что эту программу закрыли?
- Резко отрицательно, это доказывает, что власти боятся гласности
- Я тоже так думаю, - сказал солдатик, и этот разговор на государственной границе показал мне, что гласность необратима.

Даже "Правда" в то время понимала необходимость сексуальной культуры. Критикуя захлестнувший страну поток дешевой эротики, газета писала: "А где толковые выступления современных специалистов по этой тончайшей и сложнейшей проблематике? Выделяется Игорь Кон. Когда его материалы появляются в "семье" или "Неделе", в тех же "Собеседнике" или "Московском комсомольце", это для читателя всегда событие. Но одному автору нести такую ношу нелегко. Многие же другие наши сексологи, выступающие в печати, пока уровнем гораздо ниже".

Самыми важными и социально острыми были две темы: аборты и профилактика ВИЧ. Психологически поворотным пунктом в изменении общественного мнения в вопросе об абортах и контрацепции послужила телепередача известного американского тележурналиста Фила Донахью, совместно с Владимиром Познером. Донахью приехал в Советский Союз в первый период перестройки, на рубеже 1986 и 1987 г., буквально в канун провозглашения гласности, и одна из его передач была посвящена встрече с семьями. Центральное телевидение пригласило меня на эту встречу в качестве эксперта: "Что там будет - мы сами не знаем, но вдруг вам захочется что-то сказать?". Я приехал на телестудию с твердым решением ничего не говорить, а только смотреть и слушать, чтобы лишний раз убедиться, как американцев (и нас вместе с ними) будут дурить: не может быть, чтобы люди на ТВ говорили правду, а потом её показывали всему свету!

Вначале люди действительно в основном повторяли официальные, казённые слова, но постепенно расшевелились, оттаяли и стали говорить более откровенно. Зато как только Донахью задал вопрос об абортах и контрацепции, наступило долгое мертвое молчание. Когда же одна женщина, наконец, подняла руку и обрадованный Донахью подошел к ней, она раздраженно заявила ему: "Почему вы задаете такие мелкие и незначительные вопросы?! Давайте лучше говорить о моральных идеалах и воспитании наших детей!" (Эта реплика в передачу не вошла). Донахью был явно озадачен, а я подумал: "Может быть советское телевидение пригласило меня для того, чтобы я сказал, что мы на самом деле - отсталая страна, но начинаем это понимать?"

Так я и сделал, сказав, что у нас не принято публично говорить на эти темы, что население контрацептивно невежественно и потому предпочитает аборты пилюлям, что сами контрацептивы дефицитны и т.д. Одна из советских участниц передачи, работавшая в аптеке, тут же поспешила меня опровергнуть: все противозачаточные средства в аптеках есть, спрос на них полностью удовлетворяется! Я мог бы сказать гораздо больше: у меня в памяти были только что опубликованные цифры о внебольничных абортах, и я знал, что американское телевидение - лучший канал для информирования советского правительства. Но я боялся "перебрать" - ведь гласность только-только начиналась...

Сразу же после записи передачи, в холле телестудии Останкино, меня обступила толпа встревоженных москвичек с расширенными от удивления и ужаса глазами: "Как, вы полагаете, что пилюли лучше абортов? Но ведь вы не врач, а все знают, что от пилюль бывает рак и прочие неприятности?" Без американской телекамеры я, разумеется, сказал этим бедным женщинам, что я думаю о невежественных врачах и о Минздраве, а сам приготовился к неприятностям: это ведь действительно не моя область... В ту ночь я долго не мог заснуть и горько плакал от собственного бессилия, что не могу помочь этим красивым молодым женщинам.

Программа Донахью была показана по первой программе центрального телевидения, её смотрели буквально все. В первые дни до меня доходили в основном неблагоприятные отзывы: " И чего этот Кон лезет не в свое дело? Что он понимает в контрацепции?!" Но свое веское слово сказали демографы. В начале 1987 г. проблеме абортов и контрацепции был посвящен круглый стол в журнале "Работница". Консервативные медики вначале пытались защищать свои прежние позиции, но М.С. Бедный и М.С. Тольц прижали их к стене неопровержимыми фактами, а редакция подготовила целую подборку страшных писем своих читательниц. Заместитель министра здравоохранения А.А. Баранов вынужден был признать, что положение с абортами и контрацепцией в стране критическое, и профессора-гинекологи не могли с ним не согласиться. Все эти материалы редакция не только опубликовала, но и передала Р.М. Горбачевой и, по слухам, М.С. Горбачёв лично поручил новому министру здравоохранения Е.Н.Чазову принять самые срочные меры для охраны здоровья беременных женщин.

Одной из главных своих публикаций я считаю данное Алле Аловой интервью ("Огонек", 1988), где впервые в советской печати освещались социально-психологические аспекты эпидемии и профилактики ВИЧ-инфекции.

Старое интервью

Отвечая на вопросы журналистки, я сказал, что меня крайне беспокоят "настойчивые разговоры о группах риска. Мы как бы отгородились от проблемы СПИДа этими группами: мол, СПИД - это там, у них, за непроницаемой стеной, а тут у нас все спокойно. Но стены нет, группы риска обитают не на Луне, а здесь, среди нас. И, простите, половой жизнью живут не только группы риска. Вполне добропорядочные люди тоже занимаются сексом, и не только со своими супругами, хотя бы потому, что не у всех есть семьи... Опасность заразиться СПИДом уже давно вышла из "резерваций" групп риска... Зоной риска стал вообще секс. И внебрачные, и добрачные и даже брачные связи".

Но секс как таковой устранить нельзя. На опыте борьбы американской армии с венерическими заболеваниями были показаны преимущества "оппортунистической" тактики перед "радикальным" требованием воздерживаться от случайных сексуальных связей, объяснялось, что эффективное использование презервативов зависит не только от их наличия и качества, но и от общей сексуальной культуры населения. Это были элементарные вещи, но в советской печати они сообщались впервые.
 
Страна предупреждалась также об опасности морализации и спидофобии: "В XIX веке сифилис был не опаснее, чем туберкулез. Однако отношение к больным сифилисом и к больным туберкулезом было разное. В случае туберкулеза инфекция порождала страх, но сами больные вызывали сочувствие. В случае венерического заболевания, поскольку оно было связано с нарушением религиозных и моральных запретов, отвращение и страх перед болезнью переносились на жертву. Конец ХХ века - вроде бы совсем иное отношение к сексу, совсем другие моральные критерии, но по отношению к больным СПИДом люди снова превращаются в беспощадных моралистов, в средневековых инквизиторов...

СПИД - своего рода экзамен для человечества на гуманность и здравый смысл... Вообще, если мораль данного общества выдает разрешение дискриминировать людей по одному признаку (зараженность СПИДом), это означает разрешение дискриминировать и по всем другим признакам. Как сухая трава от искры, вспыхнут национальные вопросы, расовые... Все общество превратится в систему гетто, которые будут ненавидеть друг друга.

- То, что безнравственно, негуманно, - оно и невыгодно?..
- Вот именно! Но нас-то десятилетиями учили абстрагироваться от понятия гуманности, уметь противопоставлять суровую историческую необходимость нравственным порывам, "слюнявому либерализму", подавлять в себе жалость, элементарное человеческое сочувствие. Хорошо учили, и многие научились. Прибавьте к этому навыку вдолбленное в наши души четвертьвековым поиском "врагов народа", отточенное до автоматизма, до рефлекса умение переносить борьбу с недостатками с самих недостатков на любого имеющегося под рукой козла отпущения. Главное - всегда иметь козла"...

Однако для чиновников это были пустые слова, необычность которых только шокировала. Даже технические вопросы - одноразовые шприцы, презервативы - не решались. "Огонек" получил письмо из Риги, что там целый месяц не было презервативов. Алла Алова позвонила начальнику Главного аптечного управления Минздрава СССР:

"- Вас интересует изделие № 2? (Догадываюсь, что это своеобразный министерский эвфемизм).
- Изготовитель изделия № 2 - Миннефтехимпром СССР. Мы заказали ему на 1988 год 600 миллионов штук. Такова потребность населения в изделии № 2 для предупреждения заражения вирусом СПИДа.
- Простите, а каким образом вычислена эта потребность?
- Ученые подсчитали.
- Какие ученые? Из какого института?
- Я затрудняюсь сказать, не знаю... Но Миннефтехимпром отказался от такого плана, снизил план поставок на 1988 год до 220 миллионов, объяснив это отсутствием необходимых мощностей. А 220 миллионов проблему, конечно, не решат. Но все вопросы - к Миннефтехимпрому. Мы и так с ними бьемся, бьемся...
- Может быть, пока наша промышленность не справляется, в связи с ожидаемой эпидемией СПИДа надо закупить импортные... изделия?
- Нет, закупать мы не будем - валюты не хватает.
- А не намечается выпуск презервативов более высокого качества?
- Нет, зачем же - сейчас у нас изделия нормального качества. Их производят на импортной линии, они прочные, не рвутся. Так что в смысле предупреждения заражения СПИДом они высококачественные, не уступают импортным. Ну, а в смысле удовольствия, удовлетворения женщин - это, знаете, нас не волнует.
Вообще мое мнение - презерватив погоды не сделает. Не должно быть случайных связей - вот главное! Тогда и презервативы не нужны будут. Если мужчина спит только с женой, зачем ему презервативы?..
- А как же быть молодежи и вообще всем тем, кто ещё не вступил в брак?
- Ну, это случайные связи..."
"Огонек" в то время был самым читаемым изданием, о статье Аловой "Жизнь при СПИДе. Готовы ли мы?" много говорили, но чиновники от медицины её проигнорировали. Профилактика ВИЧ стала для одних кормушкой, а для других - объектом политических игр.

В декабре 2006 года я воспроизвел это интервью на своём сайте с такой вводкой :

Повторение пройденного

Под Новый год приятно вспомнить прошлое, и я решил подарить посетителям своего сайта две старые, но, увы, не устаревшие публикации. Первая - интервью журналу "Огонек" (июль 1988 г.), в котором впервые в советской печати говорилось о социально-психологических аспектах эпидемии СПИДа, делавшей у нас в то время свои первые робкие шаги. "Огонек" тогда был очень популярен, выходил тиражом 1.800 тысяч экземпляров, статью Аллы Аловой "Жизнь при СПИДе" читали все, но никто меня не услышал. В журнале "Социальная реальность" (2006, № 11, стр.7) я только что прочитал, что "проблема ВИЧ/СПИДа вышла у нас за пределы групп, традиционно считавшихся "группами риска", и в настоящий момент уязвимым является все население России (в основном молодежь), независимо от образа жизни и сексуальной ориентации". Я писал об этом 18 лет назад…

Вторая статья "Не говорите потом, что вы этого не знали" напечатана 30 декабря 1997 г., в "Известиях", после того, как в России похоронили идею сексуального просвещения школьников.
Прочитайте эти статьи, сравните с тем, что видите своими глазами сегодня, и вы поймете, что ожидает вас завтра"

Короче говоря, мне не в чем себя упрекнуть. Я своевременно и очень громко говорил о грозящих опасностях и о том, что нужно делать, но меня никто не услышал.
Мои взгляды на профилактику ВИЧ не изменились. Свое выступление на Второй конференции по вопросам ВИЧ/СПИДа в Восточной Европе и Центральной Азии (Москва, 2008) я назвал "Борьба с ВИЧ/СПИДом: единство нравственности и реализма": "История борьбы с эпидемией ВИЧ в Европе служит для меня примером триумфа нравственности и социологического реализма. Когда появилась страшная эпидемия, её виновниками сразу же объявили мужчин, имеющих секс с мужчинами (МСМ), они были самой большой группой риска. Некоторые люди требовали их осуждения, изоляции, истребления и т.д. Но европейские государства не могли с этим согласиться.

Во-первых, этому мешали нравственное сознание, христианские ценности и принцип прав человека, согласно которым никакое, даже самое несимпатичное, меньшинство не должно подвергаться дискриминации. Во-вторых, было ясно, что репрессивный курс нереалистичен: сексуальность не поддается административному контролю, маргинальные группы неразрывно связаны с большинством населения, а сексуальная безопасность может существовать для всех или ни для кого….

Поскольку мир неделим, профилактика ВИЧ/СПИДа невозможна без учета социально-психологических факторов эпидемии, а пропаганда сексуальных прав человека неотделима от широкого обсуждения проблем и соотношения сексуального и репродуктивного здоровья. Общая толерантность и уважение к правам человека - одновременно и социально-нравственный императив, и проявление социологического реализма, и предпосылка медико-социально-педагогической эффективности. Там, где вывешивают плакаты "Безопасного секса не бывает", сводят сексуальное здоровье к репродуктивному, запрещают сексуальное образование в школах и отказывают в регистрации ЛГБТ организациям "по моральным основаниям", успешная профилактика ВИЧ бесперспективна по определению.

Моя научная работа также имела практическое значение. Выполненные в 1993-97 годах Валерием Червяковым при моем участии исследования подростковой сексуальности были уникальными. Они бесспорно показали, что тенденции развития подростковой сексуальности в России - те же самые, что и в странах Запада (снижение возраста сексуального дебюта, отделение сексуальной активности не только от матримониальных планов, но и от любви, усиление гедонистической мотивации, уменьшение гендерных различий и т.д.) и чреваты теми же издержками и опасностями (нежелательные беременности, аборты, заболевания, передаваемые половым путем, включая ВИЧ, и т.п). Ни административным путем, но морально-религиозными проповедями эти проблемы решить невозможно.

В своём отчете по проекту "Подростковая сексуальность на пороге ХXI века", выполненном в 1996-1999 гг. по гранту РГНФ ( № 9806-08066) и в опубликованной на этой основе, опять-таки на деньги РГНФ, книге, я привел соответствующие статистические данные, сравнил их с другими отечественными и зарубежными исследованиями и сформулировал следующие выводы: "Что делать, чтобы вывести страну из создавшегося тупика, в общем-то ясно. Это гораздо проще, чем поднимать экономику и бороться с коррупцией. Быстро такие вещи не делаются, но первоочередные задачи можно свести к нескольким рекомендациям, которые должны быть реализованы на государственном уровне, при участии администрации Президента и правительства. Прекратить безответственную травлю сексологии, сексуального просвещения и планирования семьи в государственных средствах массовой информации.
 
Частные, коммунистические и конфессиональные СМИ могут делать что угодно; это их неотчуждаемое право, к тому же, как говорил Петр Великий, дурость каждого должна быть явлена. Рекомендовать вузам разного профиля как можно быстрее ввести факультативный курс сексологии для своих студентов. Это имеет для студентов большое общекультурное и практическое значение. А более образованные молодые родители будут лучше понимать и воспитывать собственных детей. Для будущих учителей, психологов и врачей этот курс должен стать обязательным. Элементарное базовое учебное пособие (моя книга "Введение в сексологию", 1999 ), плюс парочка переводных учебников, в стране уже есть, а альтернативные программы, учебники и прочее появятся вместе с социальным заказом в процессе работы. Без подготовки грамотных кадров в вузах, в школе все равно ничего не получится.

Если ассигнованные на него деньги не пустили полностью на ветер, возобновить работу над проектом ЮНЕСКО, поручив это дело не РАО, которая неизбежно его завалит, а группе независимых экспертов, которые не станут превращать его в кормушку и предмет для политических игр. Обязательно привлечь к проекту практических работников. Само собой разумеется, что курс этот, когда он будет подготовлен, должен быть факультативным, а программы - альтернативными. Оказывать содействие просветительской работе РАПС и её филиалов. Срочно открыть специальный просветительский сайт для подростков в Интернете. Открыть просветительские каналы по пробемам пола и сексуальности, не имеющие ничего общего с развлекательно-эротическими ток-шоу, на ОРТ и РТР. Объединить в одних руках работу по профилактике ВИЧ-инфекции и БППП, их разделение выгодно лишь узкой группе лиц, монополизировавших (и фактически проваливших) профилактику СПИДа.

Войти в контакт с международными научными организациями для проведения в России, по образцу США, Англии, Франции, Швеции и Финляндии, репрезентативного национального сексологического опроса, который даст адекватную картину сексуального поведения россиян и поможет выработке дальнейшей социальной политики в связанных с ней вопросах. Однако я отлично знаю, что, как и в советское время, моих рекомендаций никто не примет и даже не рассмотрит. Общество, которое во имя ложно понятых национальных интересов и моральных принципов пренебрегает здоровьем и благополучием собственных детей и не желает учиться ни на зарубежном, ни на собственном опыте, обречено на отставание и вымирание. Dixi et salvavi anima mea".

Подростковая сексуальность на пороге ХXI века, 2001

Я не ошибся. Хотя книга вышла под грифом солидного академического института и на деньги государственного научного фонда, никто не обратил на неё ни малейшего внимания. Для очистки совести, я послал её вице-премьеру Валентине Матвиенко, с которой был знаком ещё по Ленинграду, и советнику президента Андрею Илларионову, со следующим письмом:

Уважаемый господин Илларионов,
 
Я плохо разбираюсь в вопросах экономики, но мне нравится принципиальность и независимость Ваших суждений. Книга, которую я Вам посылаю, далека от Ваших занятий. Но если у Вас растут дети, и Вы не собираетесь сплавить их навсегда на Запад, эти вопросы должны Вас заинтересовать. Проглядите, пожалуйста, если найдете время, стр. 69 - 97 и 194-199, и расскажите об этом Президенту.
Лично мне ни от кого ничего нужно, я не похож на Бобчинского и Добчинского, писать письма и рассылать свои книги разному начальству я не собираюсь, да и с этой тематикой уже покончил. Но детей все-таки жалко. Они не виноваты, что у них такие глупые родители.
Москва, 12-10-2001

Ни Матвиенко, ни Илларионов мне не ответили.
 
Следующих своих работ я уже никому не посылал

Я не сатирик, а ученый. Даже откровенно издеваясь над глупостью российских властей, я привожу аргументы. Я не просто осмеял Мосгордуму, но и дал конкретный анализ разных мировых стратегий сексуального образования (во Франции успехов добились не через школу, а путем умелого использования электронных СМИ и Интернета) и показал, как и положено социологу, материальные причины заинтересованности чиновников в заведомо провальных проектах.

Мой отчет "Сексуальное воспитание и профилактика ВИЧ во Франции" ( 07.11.2006), закачивается так: На кого равняться? Мировой опыт однозначно говорит, что главным звеном профилактики СПИДа является сексуальное образование молодежи. Российские политики и СМИ с этим не согласны. Если верить председателю комиссии по здравоохранению и охране общественного здоровья Мосгордумы Людмиле Стебенковой, передовые западные страны, прежде всего США, давно уже отказались от идеи "безопасного секса", которого вообще "не бывает", в пользу принципа полного воздержания до брака. Особенно опасно - доверяться презервативам. Учебник "Биология. Человек" для 8 класса предупреждает: "Последнее время в СМИ много говорят о том, что нужно пользоваться мужскими презервативами (кондомами). Но важно помнить: полной гарантии от заболевания они тоже не дают. Медики считают, что вирусы настолько мелки, что могут проникнуть и сквозь резину".

Если под словом "безопасность" понимать абсолютную гарантию, то таковой в мире вообще не существует. С тем же успехом можно объявить самообманом безопасность уличного движения и признать бесполезным обучение детей соответствующим правилам, порекомендовав им просто не садиться за руль и вообще не выходить на улицу. Этак можно договориться, особенно в свете Беслана, до того, что и государственная безопасность невозможна, а содержание наших дорогих и любимых органов (неполовых) - пустая трата народных денег <…>.

За идеологической компанией стоят коммерческие интересы. Антиспидовская программа заставит государство финансировать какое-то сексуальное просвещение. Устранение потенциальных зарубежных и отечественных конкурентов и критиков позволило бы малограмотным и беспринципным людям, в союзе с коррумпированными чиновниками и под флагом национально-религиозной идеи, бесконтрольно присваивать бюджетные деньги, используя СМИ в качестве бесплатной рекламы своих собственных консультативных центров и несуществующих научных заслуг. В этих условиях средства, ассигнованные на профилактику ВИЧ-инфекции, неизбежно будут разворованы, а подростки останутся наедине со своими проблемами и СПИДом.

Главная разница между Францией и Россией состоит в том, что там апеллируют к чувствам, запросам и потребностям реально существующих людей, а у нас, как и при советской власти, предпочитают командно-административные методы, полагая, что именно так можно сформировать "нового человека" или, что одно и то же, вернуться к мифической изначальной "нравственной чистоте". Хотя из этого никогда ничего путного не получалось, мифотворчество продолжается и процветает.

Так что французский или какой-либо другой положительный опыт России вряд ли понадобится, мы пойдем своим путем. Куда ? Как говорят французы, кто доживет - увидит".
Свою последнюю статью по этим сюжетам "Сексуальное образование - глобальная задача 21 века", рассматривающую основные мировые стратегии в этом вопросе, я опубликовал в украинском научном журнале "Социология" (2009, № 1). Для Украины эти вопросы столь же актуальны, как и для России, украинская социально-медицинская статистика нисколько не лучше российской. Поэтому я заканчиваю статью словами: "Делая свой ответственный выбор, украинские политики и ученые должны учесть печальный российский опыт и не превращать вопросы сексуального здоровья населения в предмет безответственных политических игр. Не следует подражать обанкротившемуся бушизму, от которого сами американцы отказываются… Научно-теоретические наработки международных организаций и многообразный практический опыт европейских стран позволяют каждой стране выбрать собственный путь, с учетом своих материальных возможностей и социокультурных реалий… Главное, конечно, - политическая воля и ясное понимание того, что речь идет не только о субъективном благополучии населения, но о выживании страны".

Моя работа в области сексологии получила широкое международное признание. В 1979 г. я был избран действительным членом Международной академии сексологических исследований, а затем ряда национальных сексологических сообществ, много раз выступал с докладами на всемирных и европейских сексологических конгрессах и был членом их программных комитетов.

Диплом Международной академии сексологических исследований
Диплом Польской сексологической академии

В 1990 г. Институт Кинзи посвятил мне свой коллективный труд "Юность и пубертат" за "новаторские и смелые научные исследования советской молодежи и сексологии", а Всемирная сексологическая ассоциация в 2005 г. наградила Золотой медалью за выдающийся вклад в сексологию и сексуальное здоровье.

Золотая медаль Всемирной сексологической ассоциации

В России эта работа осталась социально невостребованной. Мое имя широко известно, его часто упоминают журналисты, мои книги все ещё издаются. Урологи, андрологи и психоаналитики приглашают меня на научные конференции и охотно печатают в своих профессиональных журналах. Медицинские сексологи связывают постановку вопроса о возникновении в России сексологии как отдельной науки с моими статьями в "Вопросах философии" и в Большой медицинской энциклопедии. Заметка о моем 75-летии в журнале "Сексология и сексопатология" выдержана в тональности, уместной разве что в некрологе: "Его книги, посвященные теории личности, психологии юношества, феномену дружбы, сексуальной революции и культуре, проблемам сексуальных меньшинств всегда сочетали научную честность, психологическую утонченность и публицистическую остроту. Сексологов советского периода всегда поражала смелость его взглядов на природу человека, когда один только интерес к сексу мог стоить ученому и потери репутации, и научной карьеры в целом. Его либеральные позиции в отношении сексуального образования и сексуальных меньшинств нередко вызывали раздражение чиновников от науки и подчас сопровождались злобными нападками экстремистской печати, но время доказало его правоту. … Благодаря ему, точнее интересу, который он пробудил к сексологии, многие специалисты не изменили профессии в сложные годы социальных потрясений. Научная школа Кона - не кружок приближенных учеников, а образ мысли каждого читающего специалиста, ибо он всегда дополнял отечественную сексологию тем, чего ей более всего не хватало - психологичностью и зарубежным опытом".

Кроме многочисленных зарубежных изданий, я вхожу в состав редколлегии такого экзотического, по гуманитарным понятиям, российского медицинского журнала как "Андрология и генитальная хирургия", и даже публикую там научные статьи, которые потом образованная публика разыскивает в Интернете. Кому же не интересно "Новое о мастурбации" (2006) или "Мужская сексуальность по данным массовых опросов" (2007) ?

Но я занялся этими сюжетами не из любознательности, а в силу их практического значения. Между тем для повышения сексуальной культуры населения в стране абсолютно ничего не делается. Я имею в виду не только школу. Ведущих международных сексологических журналов в России никто систематически не читает, в научных библиотеках их нет, книг и справочников - тем более. Первый отечественный научно-практический журнал "Сексология и сексопатология" просуществовал лишь четыре года (2002-2006).
 
Ни врачей, ни практических психологов по этой специальности не готовят. Новейшие биомедицинские, социальные и психологические теории сексуальности нигде и никогда не обсуждаются. О сложных экспериментальных исследованиях, репрезентативных сексологических опросах и междисциплинарных связях не может быть и речи. Консультативная практика полностью коммерциализирована, её качество никто не контролирует. Профессиональные ассоциации существуют только на бумаге. литература, в том числе учебная, не рецензируется, да и делать это негде.

В 2004 г. я опубликовал в солидном издательстве, специализирующемся на учебных пособиях, основанную на новейших научных данных книгу "Сексология" для студентов высших учебных заведений. Ни одного отклика на неё не появилось. 5-тысячный тираж тщательно отредактированного, с большим научным аппаратом, терминологическим словарем и, что особенно важно, вполне удобочитаемого учебника, необходимого каждому молодому человеку, не говоря уже о врачах, психологах и учителях, распродали лишь в 2009 г. Если, вопреки здравому смыслу (информационная блокада сказывается на тиражах, а тем самым и на гонорарах), я подготовлю новое, обновленное издание, выпущу его без всяких сносок.

Сексология (2004)

В то же время процветают хултура и самодеятельность, многие "научные" публикации похожи на современную сексологию не больше, чем советская "мичуринская биология" - на генетику. И кто-то всерьез думает, что с такой наукой можно добиться улучшения репродуктивного здоровья населения?

Но, в конце концов, какое мне до этого дело? За состояние российского здравоохранения и образования я не отвечаю. Как написал в предсмертной записке повесившийся парикмахер из Бердичева, "всех не переброешь". Доказывать в ХXI веке, что сексуальность - важная сторона общественной и личной жизни, которую следует принимать и изучать всерьез, - что может быть нелепее? У меня есть более интересные занятия. Я заканчиваю это главу, как и начал, цитатой из Маяковского:

А если
      вам кажется,
            что всего делов -
    это пользоваться
              чужими словесами,
то вот вам, товарищи,
                            мое стило,
                 и можете
                            писать
                                 сами!

Оглавление

 
www.pseudology.org