М.: Издательство "Эксмо", 2003. — 480 с, илл. ISBN 5-699-01995-2 Владимир Александрович Крючков Личное дело Глава 3. Годы в Разведке 123, продолжение 123 Однако последствия бывают и куда более серьезными, особенно когда Разведчик сам допускает оплошность и дает в руки противника хоть малейший повод для провокации. Тут уж пускается в ход весь незатейливый, но порой весьма эффективный арсенал спецслужб — вербовочные подходы, угрозы, запугивание, шантаж, — любые методы, лишь бы они привели к желаемому результату, помогли сломить человека. Здесь особенно важно, чтобы Разведчик до конца верил, что за его спиной стоит его собственная служба, на помощь и поддержку которой он всегда может рассчитывать. Именно поэтому человеческий фактор имеет такое огромное значение, без его учета любая, даже самая строгая дисциплина бессильна в условиях жестокой тайной войны. Ещё в самом начале моей карьеры в Первом Главном управлении произошел один довольно характерный случай. В 1973 году в Тунисе была совершена провокация в отношении нашего молодого сотрудника, работавшего в этой стране под журналистским прикрытием. Его арестовали с применением грубого физического воздействия, в течение двух суток без перерыва допрашивали, бросили в общую камеру с уголовниками, в Тюрьме вновь жестоко избили и даже имитировали расстрел. Наш товарищ вел себя достойно, стойко выдержал все издевательства, не пал духом и не поддался на запугивания, хотя провокация стала возможной именно из-за нарушения им самим элементарных норм поведения и служебной дисциплины — он пошел на встречу с малознакомым человеком без разрешения своего непосредственного руководителя. Уже после он рассказывал, что испытывал определенные сомнения, но надеялся на оперативный успех и не предвидел столь грубой провокации. Тунисские власти внушали арестованному, что совпосольство отказалось от него и не намерено добиваться его освобождения. С большим трудом нам все же удалось сообщить попавшему в беду товарищу о предпринимаемых нами мерах. В конце концов решительные протесты, ответные меры, в частности Выдворение из Советского Союза лица, в котором была заинтересована тунисская сторона, наш демарш на высшем уровне и угроза международного скандала по поводу провокационных действий в отношении советского сотрудника дали результат — через два месяца арестованный был освобожден. 124 По возвращении попавшего в переделку сотрудника в Союз с ним пожелал встретиться председатель КГБ Андропов. Перед ним предстал молодой, ещё не закаленный ни работой, ни жизнью Разведчик, который в своей первой командировке попал в такую переделку. Он не без волнения рассказал о случившейся с ним истории, не пытаясь скрыть своих ошибок и просчетов. Он понимал, что попал в беду по собственной вине, грубо нарушив нормы оперативной работы, и этим, конечно, причинил службе и оперативный, и политический ущерб. Его оправдывали молодость, желание добиться успеха и необстрелянность во всех отношениях. Андропов, несмотря на это, занял непреклонную позицию, в нехарактерной для него жесткой манере заявил, что сотруднику нет оправдания, что он заслуживает самого серьезного наказания, а в заключение вообще выразил сомнение в возможности его дальнейшей работы в Разведке. Парень и этот удар снес молча, хотя, видимо, не рассчитывал, что получит столь резкую оценку на таком высоком уровне. Как мне показалось, особенно больно задело его то обстоятельство, что мужественное поведение в Тюрьме вообще не было принято во внимание. Как только мы с Андроповым остались наедине, я счел необходимым высказать свое отношение как к тональности состоявшейся беседы, так и к принятым председателем решениям. — Юрий Владимирович, а за что, собственно, вы предлагаете уволить парня из органов? Что он такого натворил, если разобраться? Да, нарушил дисциплину, ошибся, не распознал ловушку. Но ведь от подобных ошибок не застрахован ни один Разведчик, даже самый опытный! Как будто мы в первый и последний раз горим на этом. А что касается нарушения режима, то он, во-первых, за это уже получил сполна ещё в тунисской Тюрьме, а во-вторых, сделал это в общем-то ради дела, в надежде получить положительный результат. Ну, допустим, доложил бы он о своих планах резиденту, и что дальше? Все равно данных о том, что намечается провокация, не было, скорее всего, встречу ему все равно бы санкционировали и итог был бы почти таким же. 125 — Так что ты предлагаешь, по головке теперь его гладить? Завтра же у тебя все начнут вытворять, что им заблагорассудится, а мы только и будем делать, что вызволять их из каталажек да объясняться по этому поводу с Громыко! Так что ты этот свой либерализм оставь для более подходящих случаев! — Если мы за каждый проступок будем гнать работника в шею, — стоял я на своем, — то начисто отобьем у Людей охоту вообще что-то делать. Этот как раз получил урок на всю оставшуюся жизнь, могу ручаться, что второго такого прокола у него уже не будет. Моя бы воля, так я ещё и орденом наградил бы его за проявленное мужество! — Ладно, не горячись, пусть пока работает, а там видно будет, — ворчливо пошутил Андропов. Спустя несколько дней Юрий Владимирович вновь вернулся к этой теме: — Знаешь, я тут подумал ещё раз над всем этим делом и решил, что ты, наверное, прав: я действительно перегнул тогда в разговоре. Ты как-нибудь доведи до него эту мысль, но только так, чтобы он не воспринял это как полное прощение... Для меня эта давняя тунисская история послужила хорошим уроком. Я понял, что нельзя допускать даже тени несправедливости к тем, кто попал в беду — пусть даже из-за собственной грубой ошибки, но затем искупил вину. Я считал и считаю, что битый Разведчик вправе рассчитывать на реабилитацию, Критика его действий не должна носить обидный и тем более унижающий человеческое достоинство характер, только при этом условии она будет иметь воспитательное значение. Ни в коем случае нельзя создавать у сотрудника комплекс вины, постоянно напоминать о его грехах, оставлять на душе тяжелый осадок необоснованных подозрений. В своей дальнейшей работе в Разведке, а затем и на посту председателя Комитета Госбезопасности я никогда не позволял добивать провинившегося, возвращаться к Критике товарища, который, однажды совершив проступок, уже понес наказание, извлек из этого уроки. 126 До сих пор сожалею о том, что руководство Комитета Госбезопасности не пошло тогда на представление к правительственной награде попавшего в беду частично по своей вине сотрудника, но в итоге выдержавшего суровое испытание. Ошибка, к сожалению, тогда перевесила мужественное поведение и стойкость. В чем-то похожая, хотя гораздо более сложная и запутанная история произошла и с Виталием Юрченко. К моменту моего перехода на должность председателя КГБ в октябре 1988 года вопрос с Юрченко уже окончательно прояснился, и сейчас можно рассказать о том, что же произошло на самом деле, за исключением той части, которую и сегодня по оперативным соображениям раскрывать пока нельзя. Однако сути случившегося это никак не исказит. 2 ноября 1985 года уже под вечер у дежурного советского посольства в Вашингтоне раздался телефонный звонок. Мужской голос скороговоркой сообщил, что звонит Юрченко, попросил срочно открыть ворота в жилой комплекс посольства и приготовиться к его встрече. Юрченко, до этого долго работавший офицером безопасности в нашем посольстве в Вашингтоне, прекрасно ориентировался в расположении зданий, знал все входы и выходы, поэтому конкретность, с которой он изложил свою просьбу, сомнений в личности звонившего не вызывала. Дежурный сразу же доложил о необычном звонке, который вызвал переполох в Резидентуре, но ворота, несмотря на опасения провокации, все же открыли и приготовились к встрече. Через 15 минут из темноты, ещё более сгустившейся из-за сильного дождя, вынырнула фигура человека в плаще с поднятым воротником и в низко опущенной шляпе. Сомнений не оставалось — встречавшие тотчас опознали полковника Юрченко, сотрудника Первого Главного управления КГБ СССР, тремя месяцами ранее, казалось бы, бесследно исчезнувшего в Риме, куда он был направлен для выполнения специального задания... Пропал Юрченко 1 августа, когда все дела уже были завершены и он готовился к отлету домой. Напоследок пошел прогуляться по вечному городу и в посольство не вернулся. 127 Спустя несколько часов его хватились, начались поиски, но все впустую. Подключили итальянские власти, но и это не дало никакого результата — человек словно в воду канул. Наиболее правдоподобное объяснение было одно: что-то произошло — то ли несчастный случай, сердечный приступ, то ли Юрченко стал жертвой преступления. В возможность его перехода на сторону противника никто сначала не верил. Первичная проверка в Москве ничего подозрительного тоже не выявила: на работе и в семье вроде все нормально, с женой и сыном видимых проблем нет. Насторожил один, на первый взгляд, незначительный штрих — в последнее время Юрченко частенько жаловался на Здоровье, проявляя при этом явно ненормальную мнительность. От медицины эта деталь ускользнула, о ней знали лишь самые близкие. Этот факт тут же был взят на заметку. Пусть и слабая зацепка, но она все же заставляла попристальней взглянуть на версию добровольного ухода к противнику, хотя и под несколько иным углом зрения... Спустя несколько дней итальянцы намекнули: нельзя исключать, что Юрченко добровольно покинул пределы Италии и находится в другой стране, например в США, не стоит ли поискать его там. Первые запросы к американской стороне результатов не дали. Лишь наши повторные настойчивые обращения в государственный департамент, а также запрос по конфиденциальному каналу КГБ — ЦРУ в конце концов дали эффект, и нас проинформировали, что Юрченко действительно находится в США, Причём прибыл туда якобы по своей воле. Полученное известие наводило на серьезные размышления: ведь совсем недавно анализ имевшихся у нас сведений о Юрченко, мнения сослуживцев о нём сводили к нулю вероятность тривиального Предательства. Конечно, сомнения в правдоподобности навязываемой нам версии ухода оставались, но полностью сбрасывать со счетов этот самый неблагоприятный для нас вариант мы также не имели права. От наших источников в итальянской столице, а затем и в Вашингтоне вскоре поступили сведения, позволившие довольно точно воссоздать истинную картину его исчезновения. 128 Она, кстати, во многом совпала затем и с рассказом самого Юрченко, который мы услышали Спустя три месяца после его возвращения. С его слов, дело было так. Во время прощальной прогулки по Риму Юрченко вдруг почувствовал себя плохо, присел отдохнуть и потерял сознание. Когда очнулся, увидел склонившихся над ним незнакомых Людей. Остальное помнит как в тумане: самолет, уединенный двухэтажный дом уже, как он понял, в Штатах. Затем начались допросы, сопровождавшиеся интенсивным применением медицинских препаратов. На какое-то время воля была полностью парализована, и Юрченко с трудом отдавал себе отчет в том, что происходит. Временами наступали прояснения и вместе с ними осознание всего трагизма ситуации, в которой он оказался. Были моменты, когда Юрченко считал, что все кончено и обратного пути у него уже нет. Эти настроения почувствовали работавшие с ним американцы и решили, что главные трудности у них уже позади... Но Юрченко все же нашел в себе силы не сдаться. Он задумал, казалось бы, невероятное — вырваться к своим — и стал целенаправленно готовиться к этому. Для начала необходимо было скорректировать свое поведение, с тем чтобы полностью усыпить бдительность опекавших его сотрудников ЦРУ и ФБР. Трюк удался, и режим содержания постепенно становился все менее суровым. Вскоре в сопровождении своих "новых коллег" Юрченко позволили выезжать в город, посещать рестораны, магазины, совершать прогулки. Разумеется, опека все ещё оставалась довольно плотной, но это уже был шанс. То ли Юрченко действительно настолько вошел в доверие к американцам, то ли те просто пытались покрепче привязать его к себе, но ему стали оказывать внимание на очень высоком уровне. Однажды его даже пригласил на обед бывший тогда директором ЦРУ Кейси. Юрченко превосходно знал Вашингтон и решил, что без труда сможет незаметно добраться до посольства, если только сумеет оторваться от своих покровителей. 129 Спустя пару месяцев у него окончательно созрел план побега, и он приступил к его поэтапной реализации. Прежде всего установил близкие, даже доверительные отношения с постоянно сопровождавшим его сотрудником, а затем наметил для очередного посещения тот ресторан, который хорошо знал и который находился в двух шагах от жилого комплекса нашего посольства. Субботний день тоже выбран был не случайно — это только у нас спецслужбы работают, невзирая на выходные... В ресторанах Юрченко уже давно позволяли одному отлучаться на короткое время: то ли действительно притупилась бдительность, то ли просто ленились вместе с ним ходить в туалет. Все остальное было делом техники — короткий звонок в посольство и побег через запасной выход, который был примечен ещё в прежние времена. Как оказался Юрченко у своих, читатель уже знает. Через час после его появления шифровка об этом лежала у меня на столе. В воскресенье, 3 ноября 1985 года, в здании нашей Разведки в Ясеневе собрались все руководители ПГУ, имевшие отношение к делу Юрченко. На совещание приехал и председатель КГБ СССР Виктор Михайлович Чебриков — ситуация ведь весьма необычная, подобного оборота дела никто не ожидал. Нужно было срочно готовить письменное сообщение Горбачёву с детальными предложениями о наших дальнейших шагах. Вновь проанализировали все известные центру обстоятельства, обстановку вокруг советских учреждений в Вашингтоне (наблюдение за ними американцы тотчас же усилили). Вопросов возникало много — как и когда вывозить Юрченко на Родину, каких действий можно ожидать со стороны американских властей, что сообщать в средствах массовой Информации, поставить ли в известность семью Юрченко ещё до появления первых публикаций в печати и передач в эфире и т.п. Было решено немедленно поставить перед госдепартаментом США вопрос о безотлагательном и беспрепятственном выезде Юрченко из страны. Поддержали и предложение совпосольства о проведении в Вашингтоне пресс-конференции Юрченко, в ходе которой он должен был рассказать о том, что с ним произошло. 130 Американцы, судя по всему, пребывали в состоянии шока и поставили лишь одно условие, потребовав личного появления Юрченко в госдепартаменте. С нашими предложениями о выезде Юрченко они согласились. Пресс-конференция в посольстве и процедура в госдепартаменте прошли успешно, американцы, все ещё не оправившись от растерянности, реагировали на все происходящее на удивление вяло, без присущей им напористости. Оперативность, с которой мы действовали, отличная координация усилий Министерства иностранных дел и Комитета Госбезопасности СССР обеспечили успех операции по вывозу Юрченко из Штатов, не дали возможности американской стороне затянуть это дело. Настало время рассказать об одной, образно выражаясь, попутной операции, которую мы осуществили, воспользовавшись ситуацией с Юрченко. Дело в том, что мы давно установили утечку Информации к противнику из нашей вашингтонской Резидентуры и с большой долей достоверности вычислили Агента, завербованного ЦРУ из состава оперативных работников. Проверочные мероприятия полностью подтвердили самые худшие подозрения. Вопрос, однако, состоял в том, как вывезти этого человека в Союз. По имевшимся данным, в ЦРУ догадывались, что мы если ещё и не локализовали полностью их Агента, то, во всяком случае, достаточно близко подобрались к нему. Поэтому при малейших признаках опасности Агенту был бы обеспечен немедленный уход. Вот мы и решили воспользоваться сложившейся ситуацией и организовать выезд предателя в Союз в числе сопровождавших Юрченко лиц. Потребовалось, таким образом, создать специальную оперативную группу только ради того, чтобы включить в неё единственное интересующее нас лицо. Мы понимали, что после объявления о предстоящей поездке сотрудник попросит разрешения сходить на квартиру, чтобы собрать вещи и подготовиться к отъезду. Заранее было решено не препятствовать этому, дабы не вызывать никаких подозрений, хотя мы прекрасно понимали, что он использует это время для связи со своими шефами в ЦРУ и получения от них соответствующих указаний. 131 Так оно и вышло. Об этом он сам потом рассказал, когда уже находился под арестом в Москве. Но можно себе представить, чего стоили всем нам эти часы томительного ожидания, пока Мартынов (именно так звали предателя) совещался со своими хозяевами из Лэнгли и не появился наконец в посольстве! Американцы, как мы и предполагали, посоветовали ему лететь и попытаться узнать, что же все-таки произошло с Юрченко, не был ли он с самого начала специально заслан советской Разведкой и каким образом, с чьей помощью он оказался в советском посольстве. Соблазн для наших коллег из американских спецслужб узнать эти так интересующие их подробности воистину был слишком велик, раз уж они решили рискнуть своим Агентом. Собственно, на это мы и рассчитывали! Таким образом, в самолете пришлось оберегать не Юрченко, тут проблем никаких не было, а "сопровождавшего" его Мартынова. В промежуточном аэропорту Гандера в Канаде было дано указание из самолета никому не выходить. Пассажирам пояснили, что возможна, мол, провокация и рисковать не стоит, лучше всем остаться на борту. Вот тут наш "сопровождающий" и занервничал, но было уже поздно. В полете у него было теперь достаточно времени, чтобы обо всем как следует поразмыслить. По прибытии в Москву он был арестован прямо в аэропорту, психологический шок был настолько велик, что он тут же стал давать подробные показания. Оказалось, что лететь в Москву Мартынов с самого начала боялся, чуяло, как он выразился, сердце, но хозяева из ЦРУ были неумолимы, сказали, что лететь все равно придется.. В Москве Юрченко сообщил нам Массу сведений, представлявших значительный оперативный интерес. В политическом плане операция с делом Юрченко также оказалась выгодна Советскому Союзу, остудила пыл западных спецслужб, наглядно продемонстрировав, что безнаказанно осуществлять провокации против советских сотрудников за рубежом не удастся. 132 История с Юрченко, изложенная в его интерпретации, в частности об обстоятельствах его перемещения из Италии в США, в общем-то совпадает с теми данными, которые были получены нами по другим каналам. Но были и нюансы. О некоторых из них он откровенно рассказал мне в ходе, многочасовой беседы с глазу на глаз. Но есть ли смысл затрагивать эту деликатную тему, выворачивать наизнанку всю подноготную жизни человека? Главное, как мне представлялось тогда и в чем я убежден сегодня, состоит в том, что уход от американцев и возвращение в Союз были сознательно осуществлены самим Юрченко. Это стало возможным благодаря его смелым и решительным действиям и в этом плане имеет огромное положительное значение. Руководство Разведки подошло к Юрченко без предвзятости, с точной оценкой баланса положительного и негативного, а первое в итоге несомненно перевешивало второе. Он продолжал работать в службе, хотя и не в прежнем качестве. Ещё перед тем как случилась эта история, Юрченко был отмечен ведомственной наградой — знаком "Почетный сотрудник Госбезопасности", который по возвращении и был вручен ему в торжественной обстановке. Полученные от Юрченко оперативные сведения были активно использованы в работе и принесли ряд интересных результатов. Но главное, пожалуй, даже не в этом. И без того изломанная Судьба человека, подчеркнутое презрение со стороны некоторых сослуживцев, которое до сих пор сопровождает Юрченко, — более чем достаточная кара за его прегрешения. Вместо того чтобы добивать споткнувшегося, нужно протянуть ему руку, тем более что её действительно есть за что пожать! Вообще Разведчики заслуживают более бережного отношения к себе. Я уже говорил об опасностях, которые подстерегают их буквально на каждом шагу. Хочу рассказать об одном случае. В конце 70-х годов в Ливане было совершено террористическое нападение на машину, в которой находились сотрудники советского посольства в Бейруте, в том числе и один наш работник, армянин по Национальности, Роберт Мартиросян. 133 Пуля лишь слегка задела один из шейных позвонков, но ранение оказалось для него роковым. В результате были парализованы нижние конечности и пострадавший навсегда остался прикованным к постели. Он стойко переносил тяжелый недуг, и мы решили не увольнять его на пенсию по состоянию Здоровья. Как и положено, сотрудник повышался по должности, хотя работал преимущественно дома, занимаясь в основном аналитическими исследованиями. Причём проявил себя на этом поприще с самой лучшей стороны: его уму и работоспособности оставалось только удивляться. Часто болезнь обострялась, принося неимоверные страдания, но он все равно держался, не падал духом. Как-то я навестил его в больнице, там увидел его жену и двух чудесных ребятишек. Каждый, включая и самого пострадавшего, понимал, что болезнь рано или поздно одержит верх, но оптимизм и исключительная воля человека помогали ему выжить. Любимая работа, чувство, что он ещё нужен, в сочетании с заботой и вниманием, которой он был окружен в семье и среди сослуживцев, оказались лучше всяких лекарств! Но в 1991 году состояние его Здоровья резко ухудшилось, и нашего товарища не стало. Мы сделали все, чтобы облегчить ему жизнь, помочь семье, но были бессильны перед лицом неумолимого недуга... Вспоминаю, что во время одной финансовой проверки нам было сделано замечание — нарушаем, дескать, закон, держим на работе инвалида первой группы. Я объяснил ситуацию, заявив, что мы сознательно пошли на этот необычный шаг, что намерены и впредь придерживаться выбранной линии. Никто, конечно, наше решение не отменил и наш товарищ так и оставался до конца своих дней в рядах действующих Разведчиков. История Разведки изобилует полными трагизма человеческими Судьбами. Когда говорят о нашей работе, на ум человека со стороны приходит прежде всего овеянная романтикой жизнь Разведчиков-нелегалов. Да, в какой-то мере это верно! 134 Есть и романтика, и окутанные завесой глубокой тайны биографии, яркие дела. Буквально считаные Люди знают об их существовании, тем более видели в лицо. Человек есть, а вроде бы его и нет. Вместо него на виду совсем другой — вернее, тщательно отработанная ходячая легенда. Работа Разведчика-нелегала невероятно трудна и опасна. В случае провала самое легкое, что его ожидает, — это Выдворение из страны, а в худшем случае — и Тюрьма. Процесс вызволения путем обмена, как правило, затягивается на годы, которые, конечно же, дорого обходятся нашим товарищам и их семьям. Впрочем, у нелегала зачастую вообще нет семейной жизни, по крайней мере в нормальном понимании этого слова: нередко он возвращался из командировки с уже взрослыми детьми, которые не знают не только родного языка, но и то, что они советские Люди. Бывало и так, что перевоспитать их уже невозможно, и возникала не просто проблема отцов и детей, но и непримиримая вражда... Становится ясным, какими уникальными качествами должен обладать нелегал, насколько глубоко преданным он должен быть по отношению к своей Родине! Длительное время возглавлял эту службу опытный, влюбленный в свою профессию генерал-майор Дроздов. В прошлом сам был на нелегальной работе, однажды сыграл роль фашистского офицера. Знал каждого сотрудника лично, гордился ими, их успехами, переживал неудачи, когда попадали в беду, делал все, чтобы выручить. У него почти никогда не сдавали нервы. Недавно ушел на заслуженный отдых. Свой опасный путь Разведчики-нелегалы выбирают сознательно, в полной мере отдавая себе отчет в том, какие испытания и опасности поджидают их впереди. И как бы трагически порой ни заканчивались их Судьбы, я не встречал ни одного из них, кто пожалел бы потом, что избрал для себя такой нелегкий путь. И дело не только в поистине нечеловеческих условиях работы — вдали от Родины, от родных и близких, без привычных условий жизни, в постоянном напряжении, когда расслабиться нельзя ни днем, ни ночью, и так порой десятки лет — ведь любая, даже самая незначительная оплошность может стоить не только свободы, но и жизни. 135 Об одной трагической Судьбе, которая глубоко врезалась мне в память, я и хочу рассказать. Эта история часто возвращала меня к размышлениям о Людях этой профессии и всякий раз только усиливала чувство глубочайшего уважения к ним. Подошел срок окончания подготовки нашего Разведчика для выезда в загранкомандировку на многие годы, может быть, и на всю жизнь. Отправляться в путь пришлось в срочном Порядке и, едва увидев своего новорожденного ребенка, через два дня он был уже в самолете на пути к цели. Лишь Спустя шесть лет ему представилась возможность проездом побывать в Москве и в течение нескольких дней повидаться с сыном. Затем вновь потянулись долгие годы разлуки. А сын тем временем по-прежнему рос без отца и почти отчаялся когда-нибудь увидеть его снова. Обстоятельства складывались таким образом, что прервать пребывание нашего Разведчика за рубежом все никак не удавалось — такой уж важной оказалась занимаемая им позиция, малейший перерыв в работе мог обернуться для нас серьезными издержками, да и для него самого даже кратковременное отсутствие было бы сопряжено с большим риском. Тем не менее в конце концов нам все же удалось изыскать возможность вызова Разведчика в одну европейскую страну, откуда он тайно перебрался в соседнюю, где мы организовали для его сына отдых в пионерском лагере. К тому времени парню минуло уже 16 лет. Две недели, отведенные для свидания отца с сыном, были самыми счастливыми в их жизни — они ни на минуту не отходили друг от друга, казалось, хотели наговориться за все прошлые годы. Время пролетело быстро, и вот уже настала пора прощаться. Отец уверял расстроенного сына, что через год, максимум два вернется домой и тогда уже ничто не сможет разлучить их. Но какое-то смутное предчувствие грядущей беды никак не оставляло Разведчика — на душе словно лежал тяжелый камень. Разведчик вернулся "домой", а его сын продолжал свой отдых. Мы хотели хоть как-то скрасить жизнь юноши, сгладить горечь расставания. 136 Но случилось непоправимое — во время купания в озере мальчику вдруг стало плохо — у него свело судорогой ноги и он утонул. Его быстро нашли, пытались откачать, но все было тщетно, врачи оказались бессильны... Каждый из нас воспринял это как личную трагедию. Отцу тотчас же сообщили о постигшем горе и разрешили немедленно прервать командировку. К моменту, когда он сумел вернуться в Союз, сын уже был похоронен. У меня до сих пор в горле стоит ком, когда я представляю, как он, стоя на коленях, обнимал ещё свежий могильный холмик... На следующий день мы встретились в служебном загородном доме под Москвой. Долго сидели молча, затем вспоминали былое, всю жизнь нашего боевого товарища. Конечно, много говорили о постигшем его горе, но слова утешения помогали мало — своих слез не стыдились ни он, ни я. Бесценные результаты его работы, проявленный им героизм и стойкость при выполнении важнейшего задания были высоко оценены — ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Если бы существовала более высокая награда, он был бы достоин и её! Спустя полгода наш герой опять выехал в заграничную командировку и пробыл там около пяти лет. Затем вернулся в Советский Союз и больше уже никуда не выезжал. У Разведчика-нелегала особое ощущение Родины, особая тяга к ней. Сколько мыслей, раздумий там, на чужбине. Какая тоска по белой березке, по родным и друзьям, по родной земле. А ведь жизнь-то одна, и когда нелегал оказывается на своей земле, то он никогда не проводит свое время лишь в стенах московской квартиры. Он стремится выехать в другие города, села, жадно всматривается в жизнь, оценивает происшедшие перемены, бурно переживает недостатки, трудности, с которыми сталкивались советские Люди, черпает новые силы для дальнейшей борьбы. Он лучше начинает понимать, в чем нуждается страна, отчего его работа становится результативнее. Можно привести множество добрых дел, совершенных Разведчиками-нелегалами на благо Родины. Обо всем не расскажешь, объем книги не вместит их. Но кое о чем все-таки хотелось бы ещё поведать читателям. 137 ...В конце апреля 1986 года в стране случилась большая беда — авария на Чернобыльской атомной электростанции. Тогда мы ещё до конца не представляли масштабы трагедии. Усилиями нелегальной Разведки ещё за несколько лет до Чернобыльской аварии мы получили уникальный доступ к иностранным материалам по проектированию, строительству и эксплуатации атомных станций. Удалось вывезти несколько чемоданов документации по указанным проблемам. Особый интерес представляла Информация по обеспечению безопасности атомных станций. Кстати, эта часть Информации нам досталась труднее, с осложнениями, пришлось пойти на риск, в результате чего нашему сотруднику вскоре пришлось спешно покинуть страну пребывания. Добытая Информация получила во всех центральных организациях положительную оценку. За все надо платить, в том числе и за безопасность. Так вот, гарантия полной безопасности атомной станции обходилась примерно в 15 процентов её стоимости. Решение простое — все опасные блоки, части станции сооружаются под землей, предусматриваются также другие меры предосторожности. Соответственно меняется конструкция и технология. Несмотря на положительные оценки полученной Информации, нам стало известно, что её не собираются использовать в отечественной атомной промышленности. Тогда по своей инициативе Разведка вышла на ряд ученых в некоторых удаленных от центра областях с целью получения их оценки и заключения. Отовсюду — только положительные отзывы. Была организована встреча нелегала с небольшой группой советских специалистов, в ходе которой последние получили весьма квалифицированные разъяснения. Однако в реализацию Информация не пошла. Уже после Чернобыля в начале 1987 года мне позвонил министр энергетики СССР Майорец. Он сказал, что министерство вновь вернулось к нашей Информации, признало её исключительно ценной, особенно ту часть, которая касается безопасности. Министр принес извинения за прежнее руководство, которое допустило явный просчет, отказавшись от её использования. 138 Кстати, наш Разведчик был награжден орденом Красного Знамени, который в скромной обстановке вручил ему автор этих строк. 1988-1991 годы для Разведчиков, особенно нелегалов, были исключительно трудным временем. Они старались работать активно, проявляли инициативу, стремились в полном объеме выполнять поставленные задания. Какие тревожные, тяжелые письма они направляли в центр! Сколько в них было переживаний, непонимания! Как сейчас помню начальные строки одного письма: "Уважаемый Владимир Александрович! Что происходит с нашей страной, с моей Родиной? Куда мы идем? Здесь в открытую говорят, что скоро не будет Союза. Злорадствуют по этому поводу. Я вне себя от отчаяния". Это письмо относилось к началу 1990 года и было доложено руководству страны. Да ведь и мы понимали, куда идем, что-то старались делать, но увы, Союза уже нет, и того Разведчика-нелегала наверняка будоражит мысль: "Я ведь писал". Ещё один нелегал из другой страны с болью писал, что ему тяжело слушать, как недруги, потирая от удовольствия руки, говорят, что все спецслужбы мира, вместе взятые, не сделали бы с Советским Союзом то, что русские сами творят со своей страной. Нахлынувшие воспоминания в который раз заставляют горько задуматься над тем, как можно сейчас, после всего того, что произошло с нашей Родиной, смотреть в глаза таким Людям, отдавшим ей все самое ценное, что было в их жизни! Работа Разведчика полна опасностей, порой совсем неожиданных. Главная опасность — провал. Часто это происходит вообще по не зависящим от него обстоятельствам — из-за Предательства, небрежности или провала другого Разведчика или Агента, а порой и в силу простой случайности, предугадать которую трудно. 139 Конечно, бывает и так, что работник "засыпался" сам, совершил ошибку или просто недооценил опасность. Причин может быть много, но результат один. Хорошо, если Разведчик работал под дипломатическим прикрытием, здесь в большинстве случаев особых проблем не возникает: Выдворение, как я уже говорил, — это самая меньшая из всех возможных бед. Сложнее, когда дипломатическим иммунитетом не прикроешься и приходится отвечать по всей строгости местных законов. Длительный срок тюремного заключения в таком случае можно считать гарантированным. Мы никогда не бросали на произвол Судьбы своих попавших в беду Людей — независимо от того, шла ли речь о Гражданине нашей страны либо об Агенте. Какие только операции не проводились, чтобы вызволить из неволи наших товарищей! Попытки в случае необходимости предпринимались неоднократные, лишь бы был положительный результат. В подавляющем большинстве случаев в конечном счете все же удавалось добиться успеха — за последние два-три десятка лет не было ни одного случая, чтобы Разведчик остался отбывать свой срок на чужбине. В последние годы установилась и все шире использовалась практика обмена задержанными Разведчиками. Правда, не всегда на равной основе, но тут уж все зависит от обстоятельств и от того, как удастся договориться. Часто наших "хватали" специально для того, чтобы обменять на интересующее противную сторону лицо. В таком случае обмен совершался довольно быстро. Но бывали случаи, когда менять было просто не на кого, тогда на выручку приходили друзья-коллеги из бывших социалистических стран, чаще всего из Германской Демократической Республики. Для освобождения попавших в беду товарищей ни они, ни мы никогда не жалели усилий, шли на любые финансовые затраты, иногда прибегали к ответным мерам в отношении лиц, причастных к спецслужбам противника — задерживали и предавали их суду. В подавляющем большинстве случаев наши Разведчики попадались на "подставе" — способе внедрения "своего" человека в агентурную сеть противной стороны, с самого начала организуемой спецслужбами с целью раскрытия нашего работника. 140 При этом задержание со всеми вытекающими последствиями применялось независимо от того, совершались ли Разведчиками какие-либо уличающие их действия или нет. Ну что ж, борьба есть борьба. Часто вопрос решался исходя из жестокого, неумолимого подхода: кто — кого. На грубые провокации и мы отвечали адекватно — иначе было просто нельзя, но первыми такие методы никогда не применяли. Аналогичную корректность не проявляли, к сожалению, наши противники. Правила хорошего тона были для них лишь исключением. И все же наибольшей беспардонностью и жестокостью отличались спецслужбы США и ФРГ — часто они действовали, даже не пытаясь хоть как-то завуалировать истинную цель своих акций, шли на "подставы", невзирая на то что порой это было сопряжено с передачей ценных материалов. А уж о таких приемах, как грубый шантаж и запугивание, прямое склонение к измене Родине, — говорить и вовсе не приходится. Одним психологическим прессингом, впрочем, дело почти никогда не ограничивалось, в ход шло и физическое воздействие, а также сочетание обоих методов — в виде, например, помещения в одну камеру с уголовниками. В мае 1978 года в Нью-Йорке были арестованы два сотрудника представительства СССР при ООН и один чиновник этой организации. Все они были нашими Разведчиками и попались на "подставе", умело организованной американской Контрразведкой. Сомнения в источнике, на контакт с которым выходили, были, принимались максимально возможные меры предосторожности, обеспечивалась подстраховка. Но американцы работали у себя дома, где в отличие от нас им и стены помогали. По пути к месту операции Разведчики заметили пролетавшие на небольшой высоте самолет и вертолет, возникли сомнения из-за необычности их появления, да к тому же прямо на маршруте. Посчитали совпадением, а после случившегося ещё раз вспомнили, что в Разведке мелочей нет. 141 Тем не менее улик против наших товарищей не было, но американская Контрразведка обошлась и без них. Одного нашего товарища — сотрудника ООН, обладавшего дипломатическим иммунитетом, отпустили сразу. Других ожидали арест и Тюрьма, бесконечные допросы, шантаж, склонение к измене Родине, обещания хорошей жизни и т.п. В случае согласия работать на американцев гарантировали даже оказание помощи для достижения "успеха" в оперативной деятельности. Наши товарищи держались стойко, ни на какие угрозы не поддались. Начались переговоры об условиях обмена, который получился довольно сложным. Поначалу дело продвигалось туго. Тогда подключились друзья из ГДР и Болгарии. За двух наших сотрудников предлагалось семь человек, в числе которых были лица, представлявшие интерес для ФРГ. В результате многосторонних переговоров оба наших сотрудника через несколько месяцев были освобождены из Тюрьмы, а Спустя год вернулись на Родину. Они были выпущены под залог с обязательством прибыть на суд. На суд, конечно, не явились (для этого и были уплачены деньги!) и были заочно осуждены на 50 лет лишения свободы каждый. Ряд аналогичных дел имел место и в ФРГ. Наши сотрудники задерживались там на срок от нескольких дней до года. Немецкая сторона никогда не шла на равный по числу обмен — всегда требовала от нас многократного превышения, так как знала, что в обмене все равно будут участвовать наши друзья из ГДР, а в их руках всегда находились Люди, в которых была весьма заинтересована западногерманская сторона. Немцы и здесь проявляли свою неизменную педантичность, строго оговаривая не только условия и порядок обмена, но и весь сценарий его осуществления, вплоть до мельчайших деталей. Мы, разумеется, тоже опасались подвохов и потому были не менее педантичны, чем немцы. Сложнее всего было вызволять Разведчиков-нелегалов — им и в этом вопросе было труднее других. Они в отличие от других Разведчиков не только не имели никакого официального прикрытия, но и вообще находились в той или иной стране, в сущности, совершенно незаконно, по подложным документам. 142 Было время, когда Разведчик-нелегал ни при каких обстоятельствах не имел права открывать свою принадлежность к СССР и в случае ареста должен был действовать по обстановке, полагаясь только на собственные возможности (они были весьма скромными). Это диктовалось как бы высшими государственными интересами и в то время, пожалуй, действительно было жестокой необходимостью. В последние два десятка лет мы, однако, от такой практики решительно отказались. Теперь любой наш сотрудник в случае, если он сочтет это для себя полезным, мог рассчитывать на советский флаг и встать под защиту своего Государства. Казалось бы, совершенно естественное решение, но ещё совсем недавно наши Разведчики и не помышляли о таких "благах", знали, что в случае ареста рассчитывать на открытую помощь Родины не придется. И стойкости тем не менее у них от этого не убавлялось! Считаю нужным внести ясность в один вопрос, связанный с нашим выдающимся Разведчиком Кимом Филби, спекуляции вокруг имени которого в последнее время получили довольно широкое распространение в зарубежной и российской прессе. Речь идет о том, на какую страну в действительности работал Филби, был ли он искренне предан Москве, не являлся ли "тройным" Агентом. Поводом для очередного всплеска подобных слухов о Филби послужила опубликованная в 1994 году в журнале "Нью-Йорк тайме мэгэзин" статья американского журналиста Рона Розенбаума.   Автор статьи обнаружил в архиве известного писателя Грэма Грина подаренный ему Кимом Филби экземпляр своих мемуаров "Моя безмолвная война". Как известно, Грин и Филби были близкими друзьями до конца дней своих, с большим уважением относились друг к другу. Из пометок уже смертельно больного Грина, сделанных им на полях этой книги, Розенбаум пришел к заключению, что Филби, сотрудничая с советской Разведкой и в силу обстоятельств оказавшись в Москве, обманывал Советский Союз, до конца оставаясь верным сотрудником английской секретной службы. 143 По мнению автора, о подлинной Судьбе и взглядах Филби знают только он сам да ещё несколько человек, в том числе руководители КГБ. По утверждению Розенбаума, а точнее, по его версии, Ким Филби искусно играл с самого начала "сотрудничества" с советской Разведкой или был разоблачен английской Контрразведкой позже, после чего его внедрили для агентурной работы в Советском Союзе. В обоснование своего домысла автор ссылается также на недоверие, проявленное по отношению к Филби после его прибытия в Москву, куда он, опасаясь ареста, сбежал в 1963 году из Бейрута. Ответ на эти и другие связанные с Филби вопросы я хочу дать, разумеется, не из желания помочь некоторым западным спецслужбам разобраться и установить Истину, а лишь из стремления отвести даже тень навета от нашего верного товарища, кристально честного, мужественного, способного к самопожертвованию и гражданскому поступку, большой души человека. Именно таким был Филби. Все, кто знал Филби не понаслышке, а по работе с ним, по личному общению, по многочисленным документальным материалам оперативных дел и архивов, сохранили в своей памяти именно такой образ этого легендарного человека, наделенного разносторонними познаниями и огромным интеллектом. Действительно, на первых порах, когда Филби приехал в Советский Союз, к нему отнеслись без полного доверия, хотя для этого не было никаких оснований. Нельзя забывать, что сигнал о немедленном вылете в Советский Союз был дан ему именно из Москвы, потому что сведения о его предстоящем аресте были достоверными и не вызывали никаких сомнений. В Москве Филби подвергался проверке, за его квартирой велось наблюдение, телефон прослушивался, вся переписка тоже контролировалась. Но это было вызвано прежде всего мерами по обеспечению его безопасности. Безусловно, на принятии такого решения сказалось влияние стереотипных подходов, прежних традиций, инерция, перестраховка. Единственное, что может как-то оправдать жестокость подобных мер, — это необычность ситуации, неординарность личности Филби и всех обстоятельств, связанных с его приездом в СССР. 144 Ещё в 1951 году у англичан возникли серьезные подозрения относительно возможного сотрудничества Филби с нами. Он даже вынужден был уволиться из английской Разведки. После четырехлетнего следствия Филби реабилитировали и восстановили на службе. Многим эта история показалась, да и сейчас кажется странной, однако эти события никак не повлияли на наше отношение к Филби. У Филби и в Москве была уверенность в отсутствии у англичан каких-либо серьезных улик против него и его товарищей, хотя, конечно, риск его дальнейшего использования в наших интересах был весьма велик. Вообще, любые обвинения в адрес Филби, предполагающие возможность его работы против Советского Союза и одновременно глубоко законспирированное сотрудничество с английскими спецслужбами, абсурдны, нелогичны по своей сути. Характер передаваемых Филби и его товарищами материалов, Причём в течение длительного времени, был настолько тактически и стратегически важен, что уже одно это освобождает от необходимости доказывать честность и искренность источников.   Многолетнее сотрудничество с нами Филби и его друзей, строгая конспиративность стали возможны благодаря, в частности, и тому, что вся работа с ними и способы реализации получаемых от них материалов постоянно являлись предметом личной заботы Сталина. Круг лиц, имевших доступ к их материалам в Москве, был строго ограничен, и никто, кроме Сталина, не был вправе выходить за рамки установленного Порядка. Официальный Лондон или Вашингтон периодически делились с Москвой важной Информацией, иногда она повторяла Информацию, полученную от Филби и его друзей. Но если в основе мотивов этих Людей лежало искреннее и горячее стремление помочь передаваемыми сведениями советскому народу, то Лондон же или Вашингтон, прежде чем передать Сталину материалы, раздумывали, взвешивали, насколько это соответствует американо-английским интересам, и действовали очень избирательно. Так что уже одно это обстоятельство объясняет, насколько важно для нас было то, что делала "кембриджская пятерка". 145 Последние полтора десятка лет жизни Ким Филби пользовался у советских друзей безграничным доверием и, что ещё важнее, огромным уважением всех общавшихся с ним сослуживцев. Он регулярно встречался с сотрудниками органов безопасности в отдельности и коллективно, мог свободно посещать любое подразделение Комитета Госбезопасности, был затребован во многие территориальные органы, выезжал в социалистические страны, имел все возможности для творческой работы. Филби внимательно присматривался к советской действительности, не все понимал, что происходило в нашей стране, многое его расстраивало. В частности, наш быт он воспринимал с большим трудом. Он нередко предостерегал нас против поспешности в социально-политическом развитии страны. В 1977 году на встрече с Ю. Андроповым зашла речь о темпах развития экономики в Советском Союзе и о Критике диссидентами застойных явлений в нашем обществе. И тут Андропов высказал то, что иногда звучало в его частных беседах с близкими товарищами по работе: "Возможно, кое-что следовало бы подправить в нашем общественном развитии, прибавить темпов в социальных переменах". Юрий Владимирович произнес это как бы в задумчивости, нечетко, то ли спрашивая, то ли констатируя. Реакция Филби была мгновенна. Улыбнувшись, он ответил: "Я хотя и коммунист, но сторонник английского консерватизма в мышлении". Затем, подумав, добавил: "Лучше не спешить". Андропов заразительно рассмеялся и просто подвел итог диалогу: "Очень интересно!" Ким Филби был отмечен высокими советскими наградами, в том числе орденом Ленин. Но он, вопреки некоторым утверждениям западной прессы, не стал ни Героем Советского Союза, ни генералом, хотя, бесспорно, заслужил и то и другое. За все время работы с нами в поведении Филби не возникло ни одного момента, который дал бы повод усомниться в его политической чистоплотности, преданности коммунистической идее и Советскому Союзу. Убежден, что такая оценка личности Филби, его деятельности и всего пройденного им жизненного пути со временем будет лишь утверждаться. 146 Когда в 1973 году я перешел на работу в Первое Главное управление, положение дел в Разведке в общем-то было неплохим. Накопленный опыт, хорошо подготовленные кадры и отлаженная Система работы давали положительные результаты. Разведка в целом справлялась с теми задачами, которые в то время на неё возлагались. Правда, ощущался какой-то застой, слишком уж многое делалось по старинке, по раз и навсегда заведенным правилам. А вот новые, Причём очень важные направления разведывательной деятельности, вытекающие из современной обстановки, на мой взгляд, должного развития не получали, что приводило к явным перекосам и нарушению приоритетности в работе. Разговоры о необходимости развития разведслужбы велись довольно активно, решений на этот счет принималось тоже немало, однако отсутствие четкой линии толкало на принятие поспешных и мало продуманных решений, порождало однодневные концепции. Одни утверждали, что наступил век решения разведывательных задач преимущественно техническими средствами, и потому ратовали чуть ли не за полный отказ от агентурной работы. Агентуристам возражали аналитики, которые считали, что всесторонний и скрупулезный анализ открытых материалов, поднятый на качественно новый уровень, может вполне компенсировать значительное сокращение традиционной разведывательной деятельности и т.п. Жизнь быстро опровергала подобные взгляды и все ставила на свои места. Но дело от этих шараханий из стороны в сторону явно страдало, становилось все очевиднее, что наша Разведка не в полной мере соответствовала задачам сегодняшнего дня, не была сориентирована на реальные потребности политической и экономической жизни страны. Необходимо было органичнее вписать разведывательный аппарат в структуру государственного механизма, наладить более тесную обратную связь с другими организациями и ведомствами. Устранение недостатков такого рода — вещь очень непростая: мало правильно наметить цели и задачи, нужно ещё произвести соответствующую перестройку работы конкретных направлений Разведки, скорректировать её структуру. 147 Все это требовало глубокого и всестороннего анализа и соответствующих условий, поэтому я с самого начала твердо решил избегать скоропалительных выводов и не допускать неуместной спешки. Разведка была неотъемлемой частью Системы органов Госбезопасности, но как-то сложилось, что между Первым Главным управлением и другими подразделениями Комитета, и прежде всего Контрразведкой, отношения были далеки от идеальных. Имели место взаимные нарекания, разговоры о том, кто лучше и больше сделал, кто профессиональнее работает. Сотрудников Первого Главного управления называли белой костью, упрекали в высокомерии, стремлении выделиться, оторваться от общего чекистского коллектива. Мои личные наблюдения ещё с позиции начальника Секретариата КГБ уже тогда убеждали в том, что все это беспочвенно. А что касается отношений между коллективами Разведки и Контрразведки, то многое, если не все, зависело от того, какую позицию избрали руководители подразделений и партийных организаций, на которых лежала основная ответственность за воспитание сотрудников и моральный климат в коллективах. Был, конечно, элемент зависти: сотрудники Первого Главного управления чаще имели возможность выезжать за границу, то ли на постоянную работу, то ли во временные командировки, и это, конечно, делало их служебное положение более привлекательным, ставило их в более выгодное материальное положение. Попав в Разведку, я сразу ощутил неприятные отзвуки таких настроений и твердо решил сделать все от меня зависящее, чтобы положить конец и создать условия для здоровых товарищеских отношений между Разведчиками и контрразведчиками, а также сотрудниками других подразделений Комитета. Мы инициировали регулярные встречи между руководством Разведки и Контрразведки, активизировали рабочие контакты на разных уровнях, уделяли внимание более частому и системному проведению совместных операций и акций за рубежом и в Советском Союзе. По инициативе Первого Главного управления в Разведку был направлен ряд сотрудников контрразведывательных подразделений, а в последние мы командировали на работу группу Разведчиков. 148 Это сразу сказалось на общей атмосфере взаимоотношений между подразделениями. Правда, до конца эта проблема так и не была решена. Дело в том, что не было разработано положение, точно регламентирующее функции, круг задач, решаемых Разведкой с одной стороны и Контрразведкой — с другой. Но уже после первых шагов заметно усилились координация между Разведкой и Контрразведкой, эффективность оперативной работы. Об одном контрразведчике хотелось бы упомянуть. В 1979 году в Разведку, первым заместителем начальника управления был направлен один из заместителей начальника Второго Главного управления Маркелов. Он имел более чем сорокалетний опыт работы в органах Госбезопасности, отличался трудолюбием, порядочностью в отношениях с товарищами, преданностью делу и долгу. При всем многообразии проблем умел выделить главное и, как правило, находил оптимальные пути выполнения задач. В ПГУ он занялся вопросами внешней Контрразведки, и тут его опыт пригодился. Коллектив Разведчиков отнесся к нему с доверием. В свою очередь, Маркелов был чуток к товарищам, не кичился своим опытом, прислушивался к мнению сослуживцев. Люди видели, что это шло от души. В 1986 году Маркелов вернулся в Контрразведку и был назначен начальником Второго Главного управления. С этого момента никаких трудностей во взаимодействии между Разведкой и Контрразведкой не возникало. С пользой для дела он использовал опыт работы в Разведке и Контрразведке. К сожалению, возраст, ухудшение Здоровья сделали свое дело, и в 1990 году Маркелова не стало. Важнейшим в деятельности Разведки оставалось политическое направление. В международных отношениях сохранялась напряженность, стороны активно вооружались, что, естественно, само по себе уже являлось серьезным источником опасности. 149 Лучшие умы, новейшие достижения науки и техники отдавались в распоряжение военной машины. СССР и США настолько запугали друг друга, что любые миролюбивые заверения воспринимались лишь как попытки усыпить бдительность противника. Запад предпочитал действовать с позиции силы, постоянно наращивая усилия по подрыву ситуации в Советском Союзе и других социалистических странах, возводил все новые барьеры на пути развития торгово-экономических отношений капиталистических стран со странами социалистического содружества. Надо признать, что в существовавшей тогда международной напряженности была доля и нашей вины. Часто у нас не хватало выдержки перед лицом политических и военных вызовов. Мы неоправданно сужали круг тех политических сил и отдельных лидеров в капиталистических странах, с которыми можно было договариваться на базе взаимных уступок. Наталкиваясь в очередной раз на попытки разговаривать с нами языком силы и отказ Запада учитывать наши законные интересы, мы разом сворачивали дальнейшие усилия по поиску компромиссов. В итоге — новый виток международной напряженности и осложнение отношений Советского Союза с ведущими западными странами. Логика неизбежности противостояния двух мировых Систем неизменно диктовала и методы политической борьбы. Добываемые Разведкой материалы говорили о подготовке стран НАТО к войне. Конечно, мы понимали, что между подготовкой к войне и её возможным началом — дистанция огромного размера, но в большой Политике пренебрегать такими факторами непозволительно, тем более что в нашей истории уже был печальный опыт недооценки военной угрозы. Поэтому к войне готовились и мы, хотя у нас никогда и не было намерения её начать. Бремя военных расходов становилось для нас все более непомерным, и США вместе со своими союзниками умело использовали это обстоятельство для того, чтобы и дальше выматывать нашу и без того не столь уж безупречную экономику. 150 Нас втягивали то в один, то в другой дорогостоящий виток гонки вооружений. Порочный круг этого бесконечного марафона все туже затягивался петлей на нашей шее... В 70-е годы структура Разведки и основные направления её деятельности были достаточно устоявшимися и во многом традиционными для подобных служб во всем мире. Ключевой являлась политическая Разведка, построенная по весьма простому принципу — географическому. Общее руководство Резидентурами осуществлялось географическими отделами. Это означало, что у каждой загранточки в центре есть свой куратор. Научно-техническая разведка сформировалась как отдельное направление и в последние годы переживала бурное развитие, набирала темпы, укреплялась кадрами. Результаты её работы все в большей мере чувствовала наша экономика, действовала обратная связь, количество заявок от министерств и ведомств постоянно увеличивалось. Далеко не все они принимались к исполнению, речь могла идти только о тех, которые действительно имели значение для нашей экономики. Внешняя Контрразведка прошла длительный путь становления и в итоге также оформилась в самостоятельное направление. Оно было призвано выявлять и пресекать деятельность иностранных спецслужб против Советского Государства и его граждан. Обеспечение безопасности КГБ, и в частности его Первого Главного управления, также вменялось в обязанности управления внешней Контрразведки. В ПГУ работала обладавшая, пожалуй, наиболее давними традициями нелегальная Разведка. Это особо засекреченное, я бы сказал, элитное подразделение отличалось высоким профессионализмом, собственными формами и методами работы, спецификой подготовки кадров. Важным звеном, постоянно работающим в напряженном ритме, по существу формирующим внешний облик разведслужбы, являлось информационное подразделение. Сначала это была всего лишь небольшая группа, затем она стала отделом, службой, а в итоге оформилась в Управление разведывательной Информации. 151 Это управление привлекало к своей работе лучших аналитиков, обладающих к тому же и большим опытом оперативной работы. Весь этот хорошо отлаженный разведывательный механизм работал как единое целое, все его звенья тесно взаимодействовали между собой. Сбой только лишь на одном участке сразу же сказывался на всех остальных направлениях. Это и понятно, ведь структура, которую я описал, складывалась годами, была тщательно выверена и обеспечивала наибольшую эффективность работы Разведки в целом. Поэтому когда в камере "Матросской тишины" я услышал по радио об упразднении подразделения, которое занималось, как было сказано диктором, Дезинформацией (по нашей терминологии — Служба "А"), я был просто ошарашен. На самом деле речь идет о службе активных мероприятий. В мировой практике все спецслужбы широко используют проведение акций, которые содействуют созданию наиболее благоприятных условий для решения тех или иных государственных — политических, экономических и военных — задач. Не менее активно пользуются этим и частные компании, фирмы и другие организации. В мире противоречивых интересов, когда противостоящие силы идут на использование неофициальных приемов и методов ради достижения своих целей, защита по своему характеру вправе быть адекватной. Служба Дезинформации, о которой речь шла в радиопередаче, не раз оказывала нам неоценимые услуги, а иногда даже позволяла разрядить ситуацию, предотвратить опасное развитие событий в той или иной стране и даже в целом регионе, как это было, например, в случае с Кипром, о чем, пожалуй, следует упомянуть отдельно. Тогда достичь своей цели удалось давно известным и сравнительно простым способом, который тем не менее не раз доказывал свою эффективность. 152 В августе 1974 года была совершена попытка государственного переворота в столице Кипра Никосии. Президентский дворец, где находился глава Государства архиепископ Макариос, был подвергнут мятежниками массированной бомбардировке с воздуха и получил сильные повреждения. Под обломками здания погибло много Людей, ещё больше было раненых. Нападавшие передали по радио сообщение о том, что в ходе бомбардировки был убит и сам Макариос. Смерть президента означала падение самого режима, тем более что в руках у Макариоса была сосредоточена не только светская, но и церковная власть в стране. В Москве Информация о предпринятом штурме была получена Спустя час-полтора после его начала. Нам сразу же показалось странным то обстоятельство, что сообщение о Смерти Макариоса было передано по радио слишком уж поспешно. Расчет был понятен: внести дезорганизацию и панику в ряды сторонников законного президента, с тем чтобы с ходу полностью овладеть ситуацией на острове. Реагировать нужно было, не теряя ни минуты. Мы приняли единственно правильное в этой обстановке решение: инспирировать от имени Макариоса радиосообщение о том, что он жив и призывает своих сторонников, всю греческую общину дать решительный бой заговорщикам. Предпринятый нами шаг дал немедленный эффект: силы, стоявшие за Макариосом как в Никосии, так и в Афинах, активно включились в борьбу за сохранение законной власти. Мятежники получили достойный отпор и потерпели поражение. Каково же было наше удивление, когда Спустя несколько часов вдруг выяснилось, что Макариос действительно остался в живых, каким-то чудом уцелев под руинами дворца, и вновь приступил к исполнению своих обязанностей! Не трудно предположить, какая участь ожидала его, не появись вовремя сообщение, опровергавшее его гибель. На первый взгляд все кажется очень просто: одно лишь послание в эфир — и такой эффект! 153 Только не стоит забывать о том, что сначала нужно было столь оперативно получить всю необходимую Информацию, хорошо знать расстановку сил не только в стране, но и за её пределами, располагать средствами для проведения активных мероприятий. А за всем этим стоит многолетняя кропотливая работа и бесценный опыт сотен Людей! Когда впоследствии Макариос узнал, от кого на самом деле исходило сообщение о том, что он остался в живых, он был просто поражен тем обстоятельством, что в момент передачи в эфир мы не располагали решительно никакими данными о его Судьбе — лишь смутные подозрения, вызванные слишком поспешным объявлением о его "гибели"... Этот пример, не говоря уже о многих других операциях, говорит сам за себя, свидетельствует о необходимости иметь в Разведке такую, к сожалению, ныне упраздненную бездарными руководителями службу. Так сколько же ещё дел натворят дилетанты — бакатины и им подобные — в своем "реформаторском" порыве?! Время от времени появляются желающие подсчитать и поспекулировать на том, каково соотношение в Разведке и Контрразведке руководящего и рядового состава. В этом вопросе очень легко можно заблудиться. Аппарат этих служб от руководителей до рядовых является работающим, добывающим и реализующим Информацию. Все, невзирая на должность, приобретают источники, поддерживают с ними контакты, в равной мере отчитываются о проделанной работе, готовят информационно-аналитические материалы. Игнорировать специфику — значит лишить значительную часть сотрудников возможности продвигаться по служебной лестнице, не говоря уже о том, что в этом случае не был бы использован и оценен в полной мере их политический и оперативный потенциал. Подобный вывод можно пояснить на многих примерах. В Разведке, к примеру, работает немало ярких умов, которым под силу сложные операции, требующие политического и оперативного опыта, всесторонних знаний, интеллекта, соответствующих личных качеств и, не в последнюю очередь, огромного напряжения, самоотдачи 154 На небольшой оперативной должности более трех десятков лет назад начал работать в Разведке молодой одаренный сотрудник Николай Леонов. Он пробовал силы на оперативном направлении, информационно-аналитическом, и везде у него получалось. В процессе работы завязывались полезные связи. Леонов бережно относился к своим партнерам, и когда со временем некоторые из них оказались на высоких политических постах, прежние отношения получали развитие. Он продолжал работу со своими давнишними знакомыми, более того, был часто приглашаем ими на встречи. В числе его партнеров были и столь высокопоставленные, что оказывали влияние на целые регионы мира. Получаемая Информация была уникальна, весьма значима по своему содержанию. Получить сведения от компетентных лиц, глубоко разбирающихся в обстановке и проблемах, всегда считалось оперативной удачей. Память Людей старшего и среднего поколения я хотел бы вернуть к апрелю — маю 1963 года. Тогда Советский Союз с официальным визитом посетил Фидель Кастро. Все увиденное в нашей стране поражало его, наполняло незабываемыми впечатлениями. Позже он часто говорил об этом. Фидель впервые в жизни увидел снег — белый, пушистый, брал его в руки, тер им лицо, по-юношески радуясь испытываемому ощущению. Он побывал на атомоходе "В.И. Ленин", на атомной подводной лодке. Восторгался научно-техническими решениями, филигранностью и масштабами работы, царившим тогда Порядком на флоте. Ознакомился с заполярным Мурманском, имел встречи и беседы с его жителями. В майский погожий день на стадионе в Лужниках состоялся многотысячный митинг. С яркой речью выступил высокий кубинский гость. Присутствовавшие, да и все советские Люди по достоинству оценили выступление Кастро и с тех пор ещё больше полюбили его. Выразительный, эмоциональный перевод речи кубинского лидера помог донести до участников митинга и до всех, кто слушал и смотрел встречу по радио и телевидению, глубину и значимость высказываний Фиделя Кастро. 155 Блистал даром слова наш кубинский гость, но понравился всем и перевод его речи. Переводчик тогда был молодым человеком, и один мой товарищ сказал: "Какой молодчина паренек!" Так вот это и был Николай Леонов, уроженец русской деревни Алмазово, затерявшейся на Рязанщине. У Леонова проявились глубокие, всесторонние аналитические способности, Причём концептуального плана, они нашли применение и были эффективно использованы не только в Разведке, но и в масштабах всего Комитета Госбезопасности. Его одержимость, способности проявлялись в серьезных научных изысканиях. Думаю, что если бы Леонов оторвался от оперативной работы и превратился в чистого руководителя, то и служба, и он потеряли бы многое. В Разведке вообще много парадоксов. Её можно хвалить с утра до вечера и, наоборот, ругать чуть ли не ежедневно. Каждый день — удачи и поражения. Первых больше, но, к сожалению, хватает и вторых. Это и понятно: на войне как на войне. Работали мы, но и против нас шла постоянная борьба, Причём куда большими силами. Нам удалось добиться серьезного прорыва на некоторых направлениях и по целому ряду стран. Были получены важнейшие документальные материалы о военно-политических планах США и НАТО. Они могли бы составить Честь любой разведслужбе. Сведения раскрывали планы наших противников на ближайшие годы и более длительную перспективу. Они получили высочайшую оценку Министерства обороны. Прежде подобных материалов нам добывать не удавалось. Должен сказать, что Разведка, помимо всего прочего, является, пожалуй, наиболее рентабельной структурой в стране. Её затраты окупаются сторицей, и когда мы научимся действительно считать деньги, извлекать прибыль из получаемых по её каналам уникальных сведений, Разведке будет выделяться ровно столько средств, сколько она в состоянии освоить. А у нас, к несчастью, добытые с таким трудом материалы отнюдь не всегда использовались подобающим образом. 156 Только одна из проведенных совместно с друзьями операций по оценке весьма компетентной комиссии дала нашей экономике не менее 500 миллионов долларов. Информация касалась космических проблем. Позже Разведчик, сыгравший главную роль в проведении операции, был раскрыт и арестован. Опять же с помощью друзей из ГДР нам удалось выручить его. Наша медицина остро нуждалась в препарате для лечения и предупреждения такого тяжелого и широко распространенного недуга, как диабет. Покупка лицензии на производство инсулина вылилась бы в кругленькую сумму, равную одному миллиарду долларов, а импорт лекарства обошелся бы ещё дороже. Но главное даже не в этом — не решалась сама проблема и сохранялась зависимость от зарубежных поставщиков. Научно-техническая разведка сумела добыть документацию, необходимую для производства инсулина, истратив на это всего-навсего 30 тысяч долларов! В 70-80-е годы во всем мире в сельском хозяйстве стали все шире применяться биостимуляторы. В 1981 году Разведка получила достоверные данные о типах используемых на Западе биостимуляторов, способах их применения, эффективности, стоимости. Речь шла о биостимуляторах для повышения плодородия почвы, силосования зеленой Массы кукурузы, сохранения свежести силоса, обеспечения микробиологических реакций, предупреждения гнилостных процессов. Поначалу Информация о производстве биостимуляторов была неполной: нужны были образцы и технологии на разных этапах производственного цикла. Задача была непростая, но и её удалось решить. Интерес у наших специалистов к Информации был огромен. Правда, прошло пять лет, прежде чем было дано добро на промышленное производство и применение отечественных биостимуляторов — все изучали их возможное воздействие на человека. А в стране, где были приобретены материалы, биостимуляторы продолжали с успехом применяться в сельском хозяйстве и уже появилось следующее поколение этих препаратов. 157 Существенный вклад Научно-техническая разведка вносила во многие отрасли промышленного производства, но особенно в развитие электроники. Все попытки Советского Союза получить официальный доступ к новейшим технологиям производства электронно-вычислительной техники оказывались безрезультатными — ни одно Государство не отваживалось нарушить запрет КОКОМ. В сотрудничестве с Разведками некоторых социалистических стран нам удалось приобрести не только документацию по производству изделий электроники, но даже и отдельные технологические линии. Были случаи, когда объемы доставляемой Разведкой в Союз, например, компьютерной техники и оборудование для производственной линии по их выпуску были настолько значительны, что для их доставки приходилось фрахтовать морские суда. Это были сложнейшие и крайне рискованные операции, в благополучном исходе которых мы не были уверены до тех пор, пока суда не отшвартовывались у наших причалов. Мы, как говорится, лезли из кожи вон, добывая жизненно необходимые для страны материалы и технологии, а некоторые наши ученые корифеи тем временем вели пустопорожние диспуты на тему о том, следует ли использовать добытую документацию и образцы или же в науке и технике нужно действовать полностью автономно от Запада и выходить к сияющим вершинам самостоятельно... В области военной техники западные страны вели разработки более масштабно и с большим заделом на будущее. Они намного опережали Советский Союз по лазерным технологиям, по авиации, военно-морскому флоту, некоторым видам обычных вооружений. Наши затраты не шли ни в какое сравнение с их расходами. Одни США выделяли на военные цели куда больше средств, чем Советский Союз и социалистические страны, вместе взятые. Да и американские союзники были побогаче наших. 158 Вооруженные силы США обладали большими возможностями для создания и оснащения передовой техникой сил быстрого реагирования — один лишь их авианосный флот представлял как по числу авианосцев, так и по качеству их вооружений внушительную силу с колоссальными возможностями. Они активнее нас вели военное освоение космоса, полностью используя свои преимущества в экономике и общем уровне развития страны. Война в Персидском заливе наглядно продемонстрировала возможности и высокий уровень научно-производственного и технологического потенциала США. В этих условиях на Разведку падала ответственная задача не только по отслеживанию военных приготовлений американцев, но и по добыче документации и образцов зарубежной военной техники, с тем чтобы по мере возможности не допускать опасного качественного отставания в отечественной оборонной отрасли. Бесценные материалы были приобретены по геологической тематике для нефтяной промышленности. За эти сведения советская сторона готова была платить валютой, Причём не считаясь с расходами, но Система эмбарго напрочь перекрывала для нашей страны каналы получения её легальным путем. Большой личный вклад в развитие научно-технической Разведки внес её руководитель с 1975 по 1992 год Леонид Зайцев, энтузиаст, разносторонне образованный, хороший оперативник. Он имел три высших образования, знал три языка, из них два в совершенстве. Опыт работы в центре и за рубежом, отменное знание механизма взаимодействия Разведки с министерствами и ведомствами страны позволяли Зайцеву успешно решать многие задачи. Насколько было сложно добывать Информацию, настолько же порой нелегко было добиваться её реализации, давать ей путевку в жизнь. Был очевиден системный характер трудностей. В последние годы все же удалось создать государственный механизм формирования заданий, их финансирования, оценки и реализации. Но, к сожалению, после 1991 года созданный с таким трудом механизм был разрушен. Многое сделал для обработки и реализации ценнейшей Информации прирожденный аналитик, патриот этого направления Разведки Юрий Баринов. Он обладал исключительной работоспособностью, усердием и, я бы сказал, дотошностью. 159 На счету аналитической службы, где работал Баринов, сотни блестящих информационных исследований с серьезными выводами и прогнозами. По многим из них были приняты важные решения директивных органов. Уверен, что если бы Разведка поставила свою работу на коммерческую основу, то только за информационно-аналитические материалы она могла бы получать значительные денежные средства. На базе этой службы в 1970 году был создан информационно-аналитический институт научно-технической Разведки ПГУ. В июле 1979 года он был преобразован в Научно-исследовательский институт разведывательных проблем (НИИРП). Институт занимался анализом и подготовкой информационно-аналитических записок по крупным проблемам в ЦК КПСС, Совет Министров, Академию наук СССР, министерства и ведомства. Институт прошел большой путь в своем развитии, в нём сложился высококвалифицированный коллектив аналитиков и оперативников, которому под силу стала подготовка материалов, нередко содержащих свои, отличные от других организаций оценки состояния и перспектив развития по актуальным политическим и научно-техническим проблемам государственного и международного значения. Материалы освещали такие вопросы, как процесс интеграции в Европе, его значение для Судеб не только континента, но и мира; роль трех мировых центров — США, Западной Европы и Японии, основные направления развития этих центров и характер взаимоотношений между ними; научно-техническая революция и её влияние на расстановку политических сил в мире; используемые пути и методы развития сельскохозяйственного производства; положение и перспективы развития обстановки в Африке, Латинской Америке, Азии; ислам и его влияние на мировую Политику и в отдельных регионах и т.д. Помню, какой большой интерес вызвала записка института о формах и методах стимулирования труда в Японии, — казалось бы, тема, не свойственная Разведке. Материал был разослан во многие министерства, ведомства) профсоюзы. 160 Один из важнейших её выводов сводился к тому, что в Японии высокая дисциплина труда является естественным состоянием работающего и что она формируется и поддерживается целой Системой мер. К этому японец готовится в семье, школе, к этому его подталкивает вся окружающая обстановка.   Начальником Научно-исследовательского института разведывательных проблем с самого начала его образования, с 1979 года, и по ноябрь 1991 года был Эдуард Яковлев. Он вложил в работу института, в его развитие душу и отдал ему Здоровье. Яковлев проявлял большую заботу о творческой стороне дела. Инициировал и создал ряд важных научно-исследовательских направлений в институте, постоянно совершенствовал его работу и реализовал идею соединения в один поток оперативных и аналитических начал. Институт наладил деловые контакты с аналогичными подразделениями в других ведомствах и министерствах, а также с научно-исследовательскими институтами, занимавшимися схожими проблемами. С самого начала было обращено внимание на приток в институт свежих кадров с разносторонней профессиональной подготовкой и знаниями, опытом информационно-аналитической работы, знающих и понимающих нужды Государства. Спустя примерно три-четыре года институт представлял собой подразделение, вобравшее в себя немало интересных специалистов с ярким умом и желанием заниматься творческой деятельностью. Если прежде в научно-исследовательские подразделения, информационно-аналитические службы и группы оперативные работники шли неохотно и рассматривали это как ссылку, ущемление их профессионального достоинства, то вскоре Люди потянулись в НИИРП. Спустя какое-то время сотрудники института возвращались на работу в оперативные подразделения. Короче говоря, была налажена ротация кадров, что очень важно, поскольку это вносило свежую струю и в работу института, и в работу оперативных подразделений. В масштабах страны институт был уникальным подразделением, поскольку располагал закрытой и открытой Информацией. 161 Любые успехи Разведки, в том числе и те, о которых я рассказал выше, были бы попросту невозможны, не располагай мы агентурной сетью за рубежом. Одними нелегалами, число которых довольно ограничено, все задачи выполнить невозможно. К тому же трудно предугадать, какие сведения потребуются завтра, и заранее внедрить наших Разведчиков на все необходимые позиции. У Разведчиков же, работающих в стране под официальным прикрытием, возможность добывать интересующие нас сведения только одна — через местных граждан и граждан других стран.   А когда речь идет о целенаправленной Информации, тем более носящей секретный характер, то достичь ожидаемого результата можно только с помощью Агентуры. Даже самая современная техника здесь оказывается малоэффективной. Поэтому важнейшей составляющей в деятельности Разведки по-прежнему является агентурная работа. На этом направлении успехи советской Разведки неоспоримы. Многие из наших Агентов работали на советскую Разведку, руководствуясь своими убеждениями, в других случаях превалировал чисто меркантильный интерес, по крайней мере в начале сотрудничества. Что касается материальных затрат на оплату работы наших источников, то они, я считаю, были минимальными. Материальная сторона дела вообще не была определяющей в наших отношениях с Агентами. Расходы на оплату услуг ценнейших источников Информации окупались с лихвой. Однако ни наша служба, ни тем более сам Агент не допускали небрежности в передаче и расходовании полученных от нас средств, отлично сознавая, что этот деликатный момент таит в себе немало опасностей. Часто американцы пытаются утверждать, что выявление того или иного нашего Агента явилось результатом его неосторожного обращения с денежными средствами, привлекшего внимание соседей или соответствующих налоговых органов. Могу с уверенностью сказать, что это весьма неуклюжий способ скрыть истинную причину провала Агента. В случаях с ценнейшей Агентурой причиной провала почти на сто процентов является Предательство в нашей среде или, что тоже бывало, хотя и редко, донос кого-то из ближайшего окружения Агента, включая его родственников. 162 В этом мы убедились не на одном примере, и потому в последние годы каждый провал исследовался прежде всего исходя из подобных предположений. Есть, конечно, ещё одна опасность. В ходе длительной работы волей-неволей притупляется бдительность, появляется чувство безнаказанности, и провал может произойти из-за элементарной неосмотрительности. Но этого никогда не случалось с наиболее ценными и потому особо оберегаемыми нами источниками — ведь все понимали, что ставкой в этой рискованной игре чаще всего является сама жизнь. У нас был один ценнейший Агент, который работал на советскую Разведку около 40 лет. Многое было сделано им для укрепления нашей обороноспособности. Он работал, не считаясь с риском, и при этом наотрез отказывался от какого-либо вознаграждения. Будучи в душе искренним другом Советского Союза, тем не менее среди своих сослуживцев и даже дома он слыл оголтелым антисоветчиком, в таком же духе воспитал и своих детей. Одной нашей Резидентурой были получены достоверные данные о том, что среднего уровня чиновник, имевший доступ к весьма ценной военно-политической Информации, попал в крайне тяжелое материальное положение и испытывает в связи с этим серьезные трудности. Прямой выход на него советского Разведчика вряд ли имел бы шансы на успех из-за патологической ненависти чиновника к Советскому Союзу. Поэтому было признано целесообразным использовать в работе с ним чужой флаг. Усилиями Резидентуры в сопредельной стране были созданы условия для более глубокого и всестороннего изучения объекта вербовки и подведения к нему нашего опытного Разведчика-нелегала под видом Гражданина третьей страны. Первый контакт посеял у нас немало сомнений в реальности достижения поставленной цели — иностранец воспринял зондаж довольно холодно. Тем не менее работа с ним была продолжена, и благодаря мастерству и находчивости нашего Разведчика дела постепенно стали налаживаться, более того, со временем удалось перевести начавшееся сотрудничество в плоскость близких личных отношений. 163 В какой-то момент у нашего нового помощника возникли подозрения насчет принадлежности оперативного работника к той стране, от имени которой он выступал. Чтобы развеять их, приходилось регулярно подпитывать Разведчика свежей Информацией, в том числе и сугубо местного значения, разработать для подкрепления его легенды целый комплекс других мер. Наши усилия увенчались успехом: контакты получили нужное развитие и сотрудничество — якобы на третью страну — пошло как и положено. Шло время, работа продолжалась к взаимному удовлетворению обеих сторон. И тут произошло непредвиденное: один переданный источником материал, имевший особую важность и срочность, без согласования с нами был реализован Министерством иностранных дел в печати. По этой публикации наш Агент сразу понял, на кого он работает в действительности. Последовало бурное объяснение, после которого у нашего Разведчика, да и в центре возникли опасения, что мы можем потерять ценного Агента. Но все, к счастью, обошлось, сотрудничество не прекратилось, интенсивность передачи материалов не снизилась, скорее наоборот, а тематика поступающих от Агента данных была скорректирована в нужном для нас направлении. Спустя несколько лет Агент ушел в отставку и лишился возможности добывать нужные для нас сведения. Однако мы продолжали оказывать ему помощь, что воспринималось им, надо сказать, с большой признательностью. За время сотрудничества с нами у этого человека в корне изменились взгляды в отношении Советского Союза — он стал не просто Агентом, но и нашим соратником. Возникал даже вопрос, не организовать ли ему закрытую поездку в Советский Союз в знак нашей признательности за оказанную помощь? Но в конечном счете решили все-таки не искушать Судьбу и от этой затеи отказались. Несколько лет советская Разведка поддерживала контакт с одним важным источником Информации. Это был довольно необычный случай. Дело в том, что Агент, хотя давно и активно работал на нас, тем не менее не раскрывал перед нами своего имени. Более того, мы даже не знали его в лицо! 164 На контакт с ним выходили дважды в год, Причём время и место проведения операции он также всегда подбирал сам. Каждый раз он видел нас, а вот мы его нет. Но однажды наш Разведчик, прибыв на очередную встречу с этим необычным Агентом, заметил у назначенного места наружное наблюдение. Операцию тут же отменили и стали дожидаться запасного варианта. Но и на следующей встрече заметили опасность — опять осечка. Мы с большим трудом подали об этом сигнал нашему источнику, спасли его, но надолго потеряли контакт с ним. Одно время мы даже полагали, что он больше вообще не выйдет на связь. Но в советской Разведке неукоснительно действует принцип: главное — безопасность источника. Кто начинал работать с нами, вскоре убеждался в этом. Кстати, такой подход оказывал благотворное моральное воздействие на наших помощников. К числу интересных приобретений советской Разведки в 80-е годы следует отнести Эдварда Ли Ховарда, Гражданина США, бывшего сотрудника ЦРУ, которого планировали использовать под прикрытием посольства США в Москве для поддержания контактов с ценной американской Агентурой в нашей стране. Однако перед самой отправкой в Советский Союз Ховард повздорил с начальством и вконец испортил отношения со своим ведомством. В ЦРУ сочли невозможным оставлять Ховарда в Разведке, и он вынужден был распрощаться с прежней работой. Случившееся настолько задело самолюбие опального Разведчика, что он стал подумывать о том, чтобы покинуть Соединенные Штаты и переехать на жительство в другую страну. О выезде в Советский Союз он поначалу и не помышлял. По причинам, которые я не буду здесь обсуждать, Ховард случайно попал под подозрение американской Контрразведки. Она не только не выпускала Ховарда из виду, но и установила за ним плотное наружное наблюдение. Содержание   www.pseudology.org