М., Алгоритм, 2004
Владлен Георгиевич Сироткин
Сталин. Как заставить людей работать
Глава 4. Возвышение Хрущёва: чёрно-белое измерение
На Новодевичьем кладбище в Москве на могиле Никиты Хрущёва (1894-1971) установлен символический памятник, выполненный бывшим диссидентом скульптором Эрнстом Неизвестным, некогда вытесненным тем же Хрущёвым в вынужденную эмиграцию: в квадрате из белого и черного мрамора помещена лысая позолоченная голова улыбающегося Никиты Сергеевича Хрущёва.

Относительно головы, да ещё золоченой, можно ещё спорить, но бело-черный мрамор — это гениальная находка талантливого скульптора. Все его семилетнее единоличное правление в КПСС и СССР — с июня 1957 г по октябрь 1964 г. — сплошные контрасты от "черного" к "белому" и обратно.

По существу, это была первая крупная попытка реформировать советский режим "Сверху" в условиях распада мировой колониальной Системы и возникновения новых Государств т.н. "третьего мира" при продолжающейся конфронтации двух "лагерей" и гонке вооружений, модернизировать советскую "сталинскую" экономику и восстановить советскую "ленинскую" Демократию в партии и в стране, что сопровождалось крупными организационными перестройками (создание совнархозов, разделение обкомов партии на "промышленные" и "сельские" и т.п.).

В этом смысле Хрущёв был прямым предшественником Михаила Горбачёва, который через 20 лет пошел тем же путем и пришел к тому же, хотя и гораздо более трагическому (распад СССР) финалу.

Однако Хрущёв, как и Сталин, не сразу пришел к единоличной диктатуре в партии и Государстве, хотя и на два года быстрее "чудесного грузина": тому потребовалось на устранение соперников шесть лет, Хрущёву — четыре года.
После временного сплочения послесталинского Президиума ЦК КПСС и Совмина СССР в марте — июне 1953 г. в борьбе за свержение Берии, Война "пауков в банке" за лидерство вспыхнула с новой силой.

Первоначально, после ареста Берии, на "кафтан Сталина" нацелились два претендента — Маленков и Молотов. В официальном "иконостасе", объявленном в день смерти Сталина, 5 марта 1953 г., Хрущёв стоял всего лишь пятым — после Маленкова, Берии, Молотова и Ворошилова.

Однако менее чем за два года, к февралю 1955 г., когда на Пленуме ЦК КПСС Хрущёв руками Молотова снял Маленкова с поста председателя Совмина СССР и ведущего заседания Президиума ЦК КПСС (бывшего Политбюро), "наш Никита Сергеевич" пробился на первое место в партии, а после июньского Пленума 1957 г. — и в Государстве.

Как же ему удалось такое стремительное возвышение? Как это ни покажется странным, благодаря уже мертвому Сталину, точнее, его последней радикальной реорганизации верхушки партаппарата — упразднению на XIX съезде КПСС Политбюро и Оргбюро и созданию "рабкриновского" Президиума ЦК КПСС из 46 человек — 25 членов и 11 кандидатов и 10 секретарей ЦК. И хотя Сталину не удалось на практике осуществить свой замысел натравить молодых провинциальных "партийных волков" на старую гвардию своих кровавых соратников, а совещание 5 марта 1953 г. вновь вернуло более половины этих "волков" (28 человек) в "первобытное состояние" (т.е. лишили постов в Президиуме и Секретариате ЦК), аппетит, как известно, приходит во время еды.

Конечно, никаких "платформ" типа 46 "самураев" в 1923 г. в ЦК они уже не подписывали, но Хрущёв как опытный партаппаратчик чутко уловил глухое недовольство обиженных, расценивших такое "сокращение штатов" в верхушке партии как отступление от "заветов вождя" (Сталина) и решений XIX съезда партии (тем более, что это "сокращение" было проведено даже не на Пленуме ЦК, а на каком-то непонятном "совещании" и поспешно — Сталин, напомним, ещё был жив).

Конечно, "молодых волков" высокие рассуждения мало интересовали — в отличие от квартиры в Москве и казенной дачи где-нибудь в Подмосковье. Но они сразу поняли — защитником их московских привилегий может быть не предсовмина Маленков, а "верный сталинец" Хрущёв, с 14 марта 1953 г. (Пленум ЦК, освободивший Маленкова от должности секретаря ЦК) взявший контроль над партаппаратом в свои руки.

Парадокс внутрипартийной ситуации состоял в том, что первоначально на роль первого десталинизатора ещё в апреле 1953 г. заявил себя вовсе не Хрущёв, а... Маленков. Именно он первым предложил уже в апреле — мае 1953 г. провести закрытый Пленум ЦК КПСС по "Культу личности" и даже подготовил "тезисы" своего доклада на этом пленуме (их сравнительно недавно обнаружил в бывшем Архиве Политбюро и опубликовал Ю.Н. Жуков).

В порядке подготовки к этому Пленуму Маленков, дабы заранее подготовить общественное мнение партноменклатуры к резкой "смене вех" в оценках личности Сталина сразу после его смерти, запустил несколько пробных шаров.

Умевшие читать "Правду" между строк столичные и провинциальные "Сусловы" (а прородителя этого термина — М. А. Суслова, с подачи Маленкова Сталин ещё при жизни, 23 июня 1950 г., неожиданно снял с поста главного редактора "Правды", назначив более гибкого Л. Ф. Ильичева) с неподдельным изумлением обнаружили, что через две недели после торжественных похорон "вождя" и помещения его мумии в Мавзолей рядом с Лениным сталинские цитаты вдруг разом исчезли буквально из всех статей "Правды"; она же ни строчки не напечатала во второй половине марта 1953 г. о только что вышедшем из печати многомиллионным тиражом последнем, 13-м, томе "Собрания сочинений И.В. Сталина" (?!).

В ещё большее изумление партийные "сусловы" были повергнуты 22 апреля 1953 г., когда, открыв "Правду" с традиционными "Призывами ЦК КПСС к 1 мая", не нашли в них ни одного упоминания имени Сталина.

И уж совсем доконало узкий круг идеологических партфункционеров закрытое постановление "бюро" ЦК КПСС от 9 мая 1953 г., запрещавшее вывешивать и нести на демонстрациях любые портреты мертвых (Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин) и живых (члены Политбюро — Президиума) "вождей" (Правда, сами послесталинские бонзы
через два месяца испугались своей "смелости" и отменили это постановление. — Жуков Ю.Н. Указ. соч., с. 621).
Вся эта пропагандистская и явно антисталинская эквилибристика Маленкова в марте-мае 1953 г. проходила параллельно с заклинаниями других "вождей" в вечной верности "заветам Сталина".

И больше всех вопил об этом... Н.С. Хрущёв. Напомним, что сразу после смерти Хозяина Хрущёв громче всех из "оскопленного" Президиума ЦК кричал о необходимости увековечить память "Великого вождя": не только положить его временно рядом с Лениным в Мавзолей, но построить вскоре для него специальный Пантеон-усыпальницу в Москве (по типу усыпальницы Чан Кайши, что была построена после его смерти в 1975 г. на о. Тайвань и стоит по сию пору). Более того, Хрущёву же тогда принадлежала идея, в дополнение к уже существовавшим Сталинграду, Сталино, Сталинабаду и др. переименовать ещё два десятка городов в СССР в честь почившего в бозе "вождя".

Как пишет один из весьма информированных исследователей эпохи Хрущёва Владимир Наумов, "может быть, он (Хрущёв. — Авт.) и действительно (в 1953 г. — Авт.) верил в его величие. Трудно судить Хрущёва за это. Многие заблуждались в то время. Тогда Хрущёв не считал преступления Сталина преступлениями. Он и сам участвовал в них и видел в таких делах только высокое историческое предназначение"1.
------------------------
1 Наумов В. П. Борьба Н.С. Хрущёва за единоличную власть // Новая и новейшая история, 1996, № 2, с. 14.

Более того, Хрущёв оказался в числе тех будущих членов "антипартийной группы" 1957 г. (Молотов, Каганович, Ворошилов и др.) и "примкнувшим к ним" весной 1953 г. Берии, Микояна, Суслова и др., которые решительно заблокировали идею Маленкова провести уже в 1953 г. закрытый Пленум ЦК с осуждением "Культа личности".
И тем не менее именно на "разоблачении" культа Сталина взошла в партии политическая звезда Н.С. Хрущёва, а Маленков проиграл эту политическую карту, когда в сентябре 1953 г. отнюдь не анти-, а просталинский Пленум ввел должность Первого секретаря ЦК КПСС и избрал на неё Н.С. Хрущёва.

Почему же Маленков проиграл, а Хрущёв возвысился?

Ведь в 1953-1954 гг. в СССР каждый колхозник боготворил Маленкова, а деревенские девки даже зимой 1955 г. распевали на посиделках такие вот частушки:

Ах, предатель Берия,
Нет тебе доверия,
А товарищ Маленков
Напечет Нам всем блинков.

А дело объяснялось тем, что уже в августе 1953 г. на сессии Верховного Совета СССР Маленков как премьер-министр фактически объявил об окончании сталинского "закручивания гаек" в колхозной деревне и заметном сокращении налогов на крестьян, особенно выплат за приусадебные участки.

В следующем месяце уже Хрущёв на сентябрьском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС ослабил "гайки" ещё больше — он объявил о существенном повышении государственных закупочных цен на колхозную и "частную" (с приусадебных участков) сельхозпродукцию и продукцию животноводства. Для "укрупненных" сталинских колхозов (в 1950-1952 гг. Сталин более чем вдвое сократил количество колхозов в СССР, доведя их число до 94 тыс. против 252 тыс. до 1950 г.) больших перемен эта "оттепель" не принесла, а вот для "частника" — того же колхозника, кормившего себя
и страну с пресловутых "шести соток" (приусадебного огорода, от птицы и домашней живности) — эти меры принесли существенное облегчение. Заметно оживилась торговля на колхозных рынках в городах, цены на них стали снижаться, но при этом деревня приписывала эту либерализацию не Хрущёву, а Маленкову. Популярность его в СССР в 1953 г. — феврале 1955 гг. заметно возросла. И тем не менее в феврале 1955 г. Маленкова сняли с поста премьера, причем смехотворной формулой: за провал его Политики именно в сельском хозяйстве (?!).

На самом же деле (как и с Троцким после смерти Ленина) суть заключалась в другом: в борьбе за власть новых "пауков в банке". К "рулю" в партии и Государстве рвались все — "сталинские гвардейцы" Молотов, Каганович, Микоян, "молодые волки" Сабуров и Первухин, но больше всех — Хрущёв, благо в его руках с сентября 1953 г. оказался весь партийный аппарат. Он-то и помог "Никитке-кукурузнику" взять верх над премьером Маленковым.

Большой знаток истории возвышения Хрущёва В. П. Наумов, научный сотрудник аппарата Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте РФ (председатель Комиссии акад. А.Н. Яковлев), странным образом обошел в своих ценных публикациях роль "партийных конвертов" в Победе Хрущёва над Маленковым.
 
Дело в том, что Сталин, по существу полностью заменяя в 1935-1938 гг. весь старый партийный и советский аппараты, не только расстреливал "коминтерновцев", "уклонистов" или "буржуазных националистов" — он набирал в партию совершенно новый тип партийцев — уже не идейных борцов, а чиновников (как это исстари было в царской России), стимулируя их "труд" конвертами — ещё по три-четыре "зарплаты" в добавление к основной (и это не считая "привилегий" — казенных дач, пайков и т.п.).

Маленков же, в интересах борьбы за власть, а также продолжая линию XIX съезда на подчинение партаппарата Государству ("отрыв партийных органов от масс", превращение их в "бюрократические конторы" и т.п. — из отчетного доклада Маленкова съезду), возьми в мае 1953 г. да и лиши партноменклатуру этой халявы. Мало того, одновременно он в три-четыре раза поднял официальную зарплату советскому (государственному) аппарату, и председатели облисполкомов и райисполкомов (а последних не везде даже пускали пообедать в обкомовскую столовую) стали сразу получать больше, чем "первые" в обкомах или райкомах КПСС.

Надо было совсем плохо знать "сталинскую пехоту" (что удивительно для Маленкова — ведь он с 1938 г. "сидел" в ЦК на кадрах), чтобы допустить такой прокол.

Ясное дело — партийная Номенклатура "за так", на "ленинском" энтузиазме с его "бревном" на коммунистическом субботнике, работать больше не хотела: не для того она в 1935-1938 гг. строчила доносы в НКВД на соседа-"троцкиста" (нужна была его квартира), чтобы так вот запросто потерять "халявные деньги".

И секретарь ЦК КПСС Хрущёв это отлично понял. Буквально накануне сентябрьского Пленума 1953 г. он из кассы партии (ведь не бюджетные же деньги!) взял и "доплатил" всем освобожденным партфункционерам (но в первую очередь — членам ЦК, которые уже собирались на Пленум) "недостачу" — все "конверты" с мая по сентябрь 1953 г. (из интервью Ю.Н. Жукова обозревателю "Российской газеты" A. Cабoвy, июль 2002 г. — личный архив автора).
И все — "Никитку" на Пленуме едва ли не единогласно выбрали Первым секретарем ЦК КПСС.

Одним словом, какие уж тут идеи, мировая революция, благо трудящихся: в период "строительства коммунизма" уже не идеи, а "конверты" решают все?!

Десталинизация по Хрущёву

Но Хрущёв, разумеется, понимал: большую Политику на одних "конвертах" не сделаешь — нужны крупные внутри- и внешнеполитические инициативы, ибо наследие сталинизма — это не одни номенклатурные партийные привилегии.
Для начала надо было встряхнуть страну, особенно её молодежь, костеневшую в узких рамках сталинских послевоенных "охранительных" регламентации — раздельное обучение мальчиков и девочек, школьная форма, "каждый сверчок знай свой шесток"— словом: веруй, а не умствуй!

Первым толчком стал призыв к освоению целинных и залежных земель. Как потом, уже после снятия Хрущёва, доказали специалисты-аграрники, экономический эффект от этого мероприятия (прирост сбора зерна) оказался минимальным, а экологические потери (эрозия почв) — чудовищными.

Но Хрущёв, который, как известно, подобно Сталину поддержал шарлатана Лысенко, мало что понимал в агротехнике, да и не для того он затевал этот "целинный эксперимент" — нужна была абсолютная власть в стране, "не боги горшки обжигают" и... чем я хуже Сталина, а?

И первой крупной внутриполитической акцией недавно избранного Пленумом Первого секретаря ЦК КПСС становится постановление Президиума ЦК 4 января 1954 г. — "даешь целину!".

Что там лопочет премьер Маленков? Какая-то интенсификация сельского хозяйства, химудобрения, мелиорация, подъем на этой основе легкой промышленности, чтобы народу стало полегче... А когда это "полегче" наступит? Ах через две-три пятилетки! Так Хрущёву в 1954 г. уже было 60 лет, а через три пятилетки стукнет 75. Этак и до коммунизма не доживешь! Поэтому осторожность Маленкова — к черту! Даешь подъем урожая на целине за один-два года — вот и станет полегче! "Нет таких крепостей, которые не взяли бы Большевики!" И на сессии Верховного Совета СССР в апреле 1954 г. Хрущёв "продавил" свой авантюрный целинный план, забраковав умеренную программу роста благосостояния трудящихся премьера Маленкова.

Более того, в феврале 1955 г. он вообще вытеснит Маленкова из премьеров, но осторожные "старики" из Президиума ЦК все же не отдадут "Никитке" кресло предсовмина, посадят в него бесцветного, но управляемого маршала Н.А. Булганина — в начале 30-х директора московского электрозавода (быв. братьев Рябушинских).
Поражение Маленкова на пленуме в январе и на сессии ВС СССР в апреле 1954 г. по "целинному вопросу" означало нечто большее, чем поражение одного "паука" и Победу другого.

Речь шла о большем — о "банке". Или будет продолжена линия Хозяина на приоритет госаппарата ("банка казенная"), или партаппарат вернет себе контроль над Государством ("банка партийная") при сохранении всех сталинских привилегий, включая "конверты".

Понятно, на какую из двух "банок" делал ставку Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущёв.

При этом он недолго оставался "верным учеником Сталина", ибо разоблачение Культа личности учителя — верный путь к партийно-государственному Олимпу.

После своего избрания на Пленуме ЦК в сентябре 1953 г. первым лицом в партаппарате Хрущёв ввел новую, с довоенных времен не осуществлявшуюся практику

— он начал много ездить по стране, встречаться с партийными активами союзных республик и областей, посещать заводы и фабрики, совхозы и колхозы.

Это "хождение в народ", давно забытое при Сталине, принесло ему популярность среди провинциальной партхозноменклатуры. Но вместе с тем Хрущёв убедился: "молодые волки" восприняли первые, ещё пока робкие реформы во внутренней и внешней Политике как начало восстановления роли партаппарата в жизни СССР, как "ленинский" переход к партийному контролю за ранее бесконтрольными сталинскими спецслужбами.

Но Сталин, неожиданно резко выдвинув на XIX съезде партии многих провинциальных партфункционеров на самый "верх", в расширенные Президиум и Секретариат ЦК, не успел довести эту реформу партаппарата до конца. И его эстафету подхватил Хрущёв, так как увидел в местной партбюрократии ту "пехоту", которая (как когда-то Сталину в 20-х гг. в борьбе за власть в партии против "троцкистов") могла помочь ему отодвинуть в сторону старую сталинскую гвардию — Маленкова, Молотова, Кагановича, Ворошилова и других.

Сделать это Хрущёв мог только одним путем — пристегнуть членов сталинского Политбюро к кровавым преступлениям Хозяина, что предопределяло хрущевскую линию 1956-1962 гг. на десталинизацию.
Как и Сталин, Хрущёв, однако, хорошо понимал, что провинциальные "партийные пехотинцы" — это все-таки массовка. Нужен ещё и жесткий партийный контроль за органами госбезопасности и генералитетом армии.

После расстрела в декабре 1953 г. Берии с группой его сообщников, а год Спустя — в декабре 1954 г. в Ленинграде — Абакумова и его "подельников" Хрущёв "посадил на хозяйство" в КГБ СССР в 1954 г. своего старого соратника по работе на Украине в довоенные годы Ивана Серова (1902-1990 гг.) по прозвищу мясник. Прозвище свое Серов полностью оправдал: в 1939-1940 гг. как замнаркома НКВД СССР насильственно выселял финнов и карелов из прифронтовой полосы, весной — летом 1940 г. — жителей Прибалтики (175 тыс. эстонцев, 170 тыс. латышей, 320 тыс. литовцев) и Бесарабии, в июне — июле 1941 г. — немцев Поволжья, в 1944 г. — крымских татар и "кавказцев" (чеченцев, ингушей, балкарцев и др.). С 1945 г. командовал СМЕРШем в Восточной Германии. 26 июня 1953 г. лично участвовал в аресте Берии, летом 1957 г. помогал Хрущёву свергнуть "антипартийную группу"1.

Но пока, в 1954-1958 гг., новый шеф КГБ Серов активно помогал Хрущёву уничтожать документальные следы его участия в сталинских репрессиях на Украине в предвоенные годы. Помните, ещё 5 марта 1953 г. Хрущёв попал в "тройку" Президиума ЦК КПСС (БерияМаленковХрущёв) по "приведению в должный порядок" текущего архива Сталина. На практике Хрущёв остался один из этой "тройки" — 15 марта 1953 г. Маленков ушел с поста секретаря ЦК, а Берия 26 июня того же года был арестован.
 
"Досье" Берии после его ареста, как и весь личный архив Сталина полностью попали в руки Хрущёва. И он, судя по телевизионному выступлению генерала Дмитрия Волкогонова в августе 1995 г., умело воспользовался этим обстоятельством: в 1955 г. как глава партийной комиссии по "бумагам Сталина" он подписал акт об уничтожении 11 бумажных мешков с протоколами Политбюро и отчетами ЦК КП Украины об арестах "врагов народа" — на всех этих документах была его личная подпись2.
-----------------------
1 В декабре 1958 г. Хрущёв все же выгонит Серова из КГБ и заменит его на "железного Шурика" — А.Н. Шелепина. В 1963 г. Серов покатится ещё ниже: за связь со шпионом Пеньковским будет разжалован из генералов армии в генерал-майоры, в 1965 г. исключен из КПСС и лишен всех наград (см.: "Берия: конец карьеры", с. 80-85).
2 См. также: Волкогонов Д. А. Семь вождей. Кн. 1. М., 1995, с. 260.
 
Отныне Хрущёв мог смело разоблачать преступления Сталина, не боясь вопроса "а ты где был?": его личное участие в репрессиях документально, полагал он, уже нельзя было доказать.

Второй важной опорой Хрущёва в борьбе за лидерство в партии и в стране в 1953-1957 гг. стал генералитет армии. Роль Серова в КГБ в армии сыграл маршал Георгий Жуков.

Смерть Сталина застала Жукова в Свердловске, на посту командующего Уральским военным округом. Хрущёв немедленно вызвал маршала в Москву, и 26 июня 1953 г. он сыграл решающую роль в организации ареста Берии группой армейских генералов и офицеров. Хрущёв содействовал возвращению Жукова в Москву — в том же 1953 г. он стал заместителем министра обороны, а с 1955 г. — министром обороны СССР. В 1956 г. Хрущёв сделал Жукова кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, а с 1957 г. — полным членом Президиума.

Жукову принадлежит решающая роль в спасении Хрущёва как политического лидера партии в 1957 г. — именно он организовал "челночные рейсы" военно-транспортной авиации ВВС Минобороны СССР, доставившей членов ЦК на судьбоносный Пленум в июне 1957 г., переломивших настроения его участников и восстановивших Хрущёва на посту Первого секретаря ЦК КПСС, что означало поражение "антипартийной группы".

Но Хрущёв не был бы верным выкормышем сталинского отбора партийных кадров, если бы испытывал к Жукову чувство элементарной порядочности и благодарности за то, что он ему сделал в 1953-1957 гг. Едва Пленум ЦК в июле 1957 г. отстранил от руководства "антипартийную группу", как в октябре того же года Хрущёв расправился с Жуковым так же, как и с Серовым год Спустя: министр обороны не успел приплыть на военном корабле из Крыма в Югославию, куда он отправился с официальным визитом, как Октябрьский (1957 г.) Пленум ЦК КПСС заочно вывел его из состава этого высшего партийного органа и снял с поста министра обороны. Жуков был обвинен в "бонапартизме", попытке принизить роль политорганов в армии и т.п.

На место Жукова был назначен давний приятель Хрущёва Родион Малиновский (но в октябре 1964 г. он предаст своего благодетеля и примкнет к антихрущевскому заговору в Кремле), а начальником ГлавПУРа — полное интеллектуальное убожество Филипп Голиков (1900-1980), которому Хрущёв немедленно присвоит звание маршала.

Внешняя Политика "коллективного руководства"
 
Важнейшим элементом возвышения Хрущёва в 1954-1955 гг. стала новая внешняя Политика послесталинского руководства СССР. Первый секретарь хорошо понимал, что участие в многочисленных тогда "саммитах" (как много лет Спустя и для М.С. Горбачёва) укрепляет её престиж, особенно в отечественном партаппарате, поскольку демонстрирует конкретное партийное руководство советской дипломатией.

И хотя лично Хрущёв меньше всего подходил на роль дипломата и нередко ляпал за границей такое, после чего МИД СССР выпускал "разъяснения" (да и одеваться "по-дипломатически" он никогда не умел1), неподдельный напор, раскованность, жестикуляция выгодно отличали Хрущёва в глазах западных журналистов от застегнутых на все пуговицы "сталинских" дипломатов — Молотова, Громыко и др.
-----------------------
1 Никогда не забуду, как во время первого визита Хрущёва во Францию влиятельная газета "Фигаро" вышла с фотографией… ног первого секретаря с подписью: "Хрущёв "голубой"?" (на ногах Хрущёва были надеты плетеные советские сандалии, такую "обувку" во Франции обычно носят гомосексуалисты).

Следует учитывать и тот факт, что все разговорные "перлы" Хрущёва (как много позднее и Ельцина) типа "кузькиной матери" при переводе на иностранные литературные языки заметно смягчались, а то и теряли понятный только русским специфический подтекст (та же "мать Кузьмы"). Поэтому воспринимался преимущественно видеоряд: мимика, жестикуляция (размахивание руками) и т.п.

Такой необычный "хрущевский" стиль раскованного поведения как нельзя кстати ложился на détente — начавшуюся в мире после смерти Сталина разрядку.

Не забудем, что Сталин умер не только в разгар холодной, но и "горячей" Войны в Корее, которая к моменту смерти вождя унесла жизни 4 млн. корейцев и китайцев и 142 тыс. американцев (СССР потерял в этой Войне 335 самолетов и 120 летчиков)1.

Смерть Сталина и избрание "американского Жукова" — героя Второй мировой войны Дуайта Эйзенхауэра президентом США позволили уже 27 июля 1953 г. подписать соглашение о прекращении огня и заключении геополитического компромисса на принципах "двух Корей" — Северной коммунистической и Южной капиталистической.
Это позволило Маленкову уже в августе 1953 г. произнести с трибуны Верховного Совета СССР немыслимое при Сталине слово разрядка (détente). Более того, 12 марта 1954 г. он пошел ещё дальше, заявив: "Советское правительство… решительно выступает против Политики "холодной войны", ибо эта Политика есть Политика новой мировой бойни, которая при современных средствах Войны означает гибель мировой Цивилизации"2.
-------------------------
1 Советская внешняя Политика в годы холодной войны (1945-1985): новое прочтение. С. 210.
2 Цит. по: СССР и Холодная война. С. 53.

Вообще, период 1954-1955 гг. был отмечен большой активностью советской дипломатии в плане détente’а. Эта активность началась с многодневной встречи (25 января — 18 февраля 1954 г.) министров иностранных дел четырех бывших союзников по антигитлеровской коалиции в Берлине по вопросам уменьшения международной напряженности в Европе и мире. Фактически, это была первая после смерти Сталина встреча четырех постоянных членов Совета Безопасности ООН, носившая характер взаимозондажа. И хотя СССР представлял верный соратник Сталина Молотов как министр иностранных дел, Запад с напряжением вслушивался — что нового вносит советская дипломатия в свои декларации о разрядке?

Нового оказалось немало. В Берлине прежде всего договорились о дипломатическом формате будущих встреч Запад — Восток: отныне и на все последующие 50 лет они принимали форму саммитов на уровне министров иностранных дел или глав Государств (премьер-министров). Важнейшими из этих саммитов стали Женевские (два) и Венский в 1954-1955 гг.

На первой Женевской встрече министров иностранных дел СССР, КНР, США, Великобритании, Франции и других, затянувшейся почти на четыре месяца (с 26 апреля по 21 июля 1954 г.) удалось найти компромисс по корейскому и индокитайскому вопросам (в Индокитае с 1946 г. воевала Франция, пытаясь сохранить эту дальневосточную колонию).

Менее успешным был второй Женевский саммит 18-23 июля 1955 г. глав Государств "четверки" — СССР, США, Англии и Франции, являвшийся как бы продолжением Берлинской встречи в начале 1954 г. Единственным практическим результатом этой встречи на высшем уровне стало признание суверенитета Западной Германии и установление 14 сентября 1955 г. дипломатических отношений между СССР и ФРГ, которые, впрочем, через шесть дней, 20 сентября 1955 г., были уравновешены договором о дружбе между СССР и ГДР.

Гораздо более результативным оказался Венский саммит 15 мая 1955 г. о нейтральном статусе Австрии. Как составная часть III рейха Гитлера Австрия после аншлюса в 1938 г. рассматривалась как часть Германии и была оккупирована войсками четырех держав-победительниц.
 
В обмен на согласие антифашистских политических кругов Австрии объявить "вечный нейтралитет" по образцу Швейцарии и Швеции, бывшие союзники согласились подписать в Вене Государственный договор и вывести свои оккупационные войска из страны. Позиция западных партнеров по государственному австрийскому договору более или менее понятна — в конце концов аналогичную Политику после Войны США проводили, например, в Италии, союзнице Гитлера, хотя нейтральный статус она и не получила, а вошла с 1949 г. в НАТО.

Сложнее обстоит дело с позицией СССР, что вызывает недоумение у многих российских и зарубежных исследователей. В конце концов, Запад вряд ли в 1955 г. мог бы помешать СССР разделить Австрию на две части, как Корею или Германию, и создать в советской зоне оккупации… Австрийскую демократическую республику по образцу ГДР.

И тем не менее в 1954-1955 г. Москва почему-то на это не пошла. Почему?

Германский вопрос: от Сталина до Горбачёва

Крушение Берлинской стены в 1989 г. и неожиданное объединение двух Германий при Горбачёве породило устойчивую легенду, что "немец № 1" чуть ли не единолично решил сделать личный подарок "другу Колю" и "подарить" ему ГДР, как шубу с барского плеча. Между тем предшественником Горбачёва в деле объединения Германии ещё в 1951 г. выступил… сам Сталин1.
--------------------------
1 Впервые в деталях эта история стала известна из мемуаров Павла Судоплатова ("Спецоперации". М., 2001, с. 560-565), принимавшего в 1951-1953 гг. в ней непосредственное участие.

Дело в том, к 1951 г. "вождю" стало окончательно ясно — конфронтация с Западом делает Германию самым опасным участком в центре Европы, напичканным оружием и войсками.
 
Фактически в обеих частях Германии с мая 1945 г. сохранялся режим военной оккупации, а политические режимы — ФРГ и ГДР — обе противоборствующие стороны рассматривали как марионеточные и дипломатически до 1955 г. взаимно не признавали (а ФРГ и ГДР установили двусторонние дипотношения только в 1972 г., когда оба Государства были наконец приняты в ООН).

Содержание СВАГ (Советская военная администрация в Германии) и огромной оккупационной армии в ГДР (ЗГВ — Западная группа войск со времен Брежнева) тяжелым бременем ложилась на бюджет СССР, тем более что в августе 1953 г. Москва по идеологическим соображениям официально отказалась взимать с ГДР военные репарации. Фактически ГДР оказалась для СССР нечто вроде "русской" Польши вместе с Варшавой, на включении которой в 1814-1815 гг. на Венском конгрессе в состав Российской империи на правах автономного, по типу Финляндии, княжества (со своей конституцией, парламентом и полицейской армией) настоял Александр I (о чем он позднее очень пожалеет). На протяжении всего XIX в. поляки будут постоянно бороться за свою независимость (восстания 1830-1831 гг., 1848 г., 1863 г.) и в конце концов в 1918 г. с помощью немцев вновь отделятся от России.
Сталин, непосредственный участник советско-польской Войны 1920 г. и четвертого раздела Польши в 1939 г. между ним и Гитлером, понимал, что "полонизация" Германии чревата уже не идеологическим, а новым открытым военным конфликтом СССР с НАТО.
 
Судоплатов был подключен к этому сверхсекретному сталинскому плану ещё в 1951 г. Особенностью его реализации было то, что все предварительное зондирование за рубежом шло по каналам спецслужб — не был информирован даже МИД СССР.

Что же замышлял Сталин? Он хотел создать объединенную "буферную" Германию с коалиционным правительством во главе, но непременно с нейтральным статусом и при условии, что ГДР войдет в эту "новую Германию" на правах автономии; при этом Хозяин мыслил, что Запад выплатит за такую уступку солидные отступные в твердой валюте (в 1952 г. фигурировала неофициальная цифра в 600 млн. долл. США, выплатить которую якобы соглашался тогдашний канцлер ФРГ Конрад Аденауэр)1.

Смерть Сталина не похоронила эту идею. Эстафету подхватил Берия. В мае 1953 г. Берия вызвал Судоплатова и поручил ему подготовить обобщенную справку из резидентур МГБ в Европе по итогам зондажа 1951-1953 гг., а также задействовать старых агентов НКВД, в частности, актрису Ольгу Чехову. Для связи с ней в ГДР была в мае 1953 г. отправлена полковник МГБ Зоя Рыбкина, начальник германского направления разведуправления объединенного МВД и МГБ. Более того, Берия представил в мае 1953 г. в Президиум ЦК КПСС записку с конкретным планом создания "объединенной и нейтральной Германии".
 
Именно из этой записки Молотов с удивлением узнал, что, оказывается, "эмгэбешники" уже два с половиной года ведут тайную операцию по объединению Германии за спиной МИДа, даже не информируя его. И хотя Берия в своей записке ссылался на положительный опыт МИДа по нейтрализации в 1944 г. Финляндии и создании в ней коалиционного правительства, Молотов взорвался и категорически выступил против предложения Берии.

Но он ещё был силен, и так просто "железной заднице" отмахнуться от "нашего Гиммлера" не удалось — Маленков предложил на Президиуме ЦК, как обычно, создать комиссию (МаленковБерияМолотов). Комиссия подготовила "компромиссный" проект решения германской проблемы для Президиума ЦК. Проект в принципе не отвергал бериевскую идею "объединенной и нейтральной Германии" во главе с коалиционным правительством а ля Финляндия 1944 г., но в гигантской степени увеличивал дань с ФРГ — ГДР за это объединение "Сверху" — до 10 млрд. долл. С рассрочкой выплаты на десять лет, т.е. до 1963 г.2.
-------------------------
1 Не лишне отметить, что аналогичный "сталинский" план решения германской проблемы предлагался и Горбачёву, но он предпочел по-ленински "пойти своим путем".
2 Цифра в 10 млрд. долл. была взята не с потолка: именно она фигурировала при обсуждении "германского вопроса" в рамках исторического компромисса на переговорах Сталина и Рузвельта в Тегеране в 1943 г. и в Ялте в 1945-м. Ту же сумму вождь хотел сорвать с еврейской общины в США за "Израиль в Крыму".

Большую часть этой суммы СССР рассчитывал взять традиционным репарационным "бартером" — в виде оборудования, станков, дорожных машин, паровозов, вагонов и т.д. При этом мыслилось, что до 80% этих новых репараций (т.е. не только с ГДР, но и с ФРГ) пойдет на модернизацию военных заводов в СССР и строительство стратегических железных и шоссейных дорог из европейской России через Польшу в "объединенную и нейтральную Германию": советские войска из неё выводились, но по этим новым путям их легко можно было бы перебросить обратно в случае обострения международной обстановки в Центральной Европе.

Самое удивительное состояло в другом — 12 июня 1953 г. Президиум ЦК КПСС утвердил этот план как практическую директиву.

Более того, за неделю до принятия этого постановления Президиума ЦК в Берлин был направлен новый советский посол в ГДР и по совместительству верховный комиссар СССР в Союзной контрольной комиссии в Германии Владимир Семенов, который ошарашил лидера ГДР Вальтера Ульбрихта требованием прекратить форсированное
строительства Социализма в Восточной Германии и готовиться к "объединению" ГДР с ФРГ.

Однако этот первый советский проект объединения Германии на гораздо более выгодных экономически для СССР условиях, чем 37 лет Спустя у Горбачёва, тогда, в июне 1953 г., сорвался.

Во-первых, он оказался тесно связанным с арестом Берии 26 июня 1953 г., и те же самые члены Президиума ЦК КПСС, которые 12 июня проголосовали за его проект "объединенной и нейтральной Германии", на июльском пленуме ЦК 1953 г. уже принимали резолюцию "О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии", приговаривая: этот "иностранный шпион" якобы предлагал "отказаться от всякого курса на Социализм в ГДР и держать курс на буржуазную Германию" (Маленков). И неудивительно, что через три дня после ареста Берии тот же Президиум ЦК КПСС отменил 29 июня свое же постановление от 12 июня об "объединении Германии".

Во-вторых, сами тогдашние вожди ГДР — Ульбрихт и Вильгельм Пик — оказались не менее опытными интриганами, чем их партайгеноссен в Москве. Дело в том, что ещё до принятия решения 12 июня "вожди" ГДР были вызваны в Москву "на ковер", и там их ознакомили с другим решением, принятым накануне, — "О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР". Указанные "меры" предлагали старому коминтерновцу Ульбрихту срочно развернуться на 180о — во имя "объединения" Германии в геополитических интересах СССР строить в ГДР не Социализм, а капитализм.

Однако немецкие партайгеноссен оказались не советскими секретарями обкомов. Они не взяли под козырек, а вступили с Берией, Маленковым, Молотовым, Хрущёвым, а также с Семеновым и командующим советскими оккупационными войсками в ГДР А.А. Гречко, вызванными в Москву, в жесткую полемику. Для воспитанного Сталиным "коллективного руководства" такой "бунт на коммунистическом корабле" был недопустимой дерзостью со стороны "обкомовцев" из ГДР. Как сообщает Судоплатов, "тройка" (БерияМаленковХрущёв), отправив Ульбрихта и Ко домой, тут же приказали Семенову и Гречко немедленно выгнать Ульбрихта, Пика и всю их державшуюся на советских штыках гоп-компанию взашей.

Но не тут-то было. Вернувшись в Берлин, Ульбрихт спровоцировал в столице ГДР 17 июня 1953 г. рабочие беспорядки, которые Гречко по команде из Москвы жестоко подавил танками: "Результат был трагическим — тысячи людей погибли" (Судоплатов П. Указ. соч., с. 564).

Но ценой этой безвинной крови своих соотечественников Ульбрихт сохранил свое кресло лидера ГДР и раскол Германии, хотя сама идея объединить два германских Государства на позиции постоянного нейтралитета в советских правящих сферах не исчезла — она обсуждалась вплоть до 1961 г., когда Хрущёв, построив Берлинскую стену, окончательно разделил Германию на два Государства.

Но до этого волюнтаристского решения Хрущёва СССР не раз возвращался к проблеме объединения Германии — в ноте 4 августа 1953 г. бывшим союзникам, на Московском совещании европейских Государств 29 ноября — 2 декабря 1954 г., в указе Президиума Верховного Совета от 25 января 1955 г. о прекращении состояния Войны между СССР и Германией и др.1.
-------------------------
1 Подробней см. Владлен Сироткин. Два мира — две Системы // Сенатор, 2002, ноябрь — декабрь, с. 76-77.

Подписание Государственного договора с Австрией о её постоянном нейтралитете шло в том же русле — отрабатывалась "площадка" нейтралитета в Центральной Европе, геополитически выгодного СССР.
ХХ СЪЕЗД в 1956 г.

В послесталинской и, шире, во всей истории СССР после Октябрьской революции 17-го года ХХ съезд КПСС сыграл такую же роль, как Х съезд РКП(б) в марте 1921 г. с его решениями отказаться от "военного коммунизма" и перейти к НЭПу.

И как при Ленине через год, к XI съезду партии, выяснилось, что "машина едет не туда", так и после секретного доклада Хрущёва 25 февраля 1956 г. партаппарат с удивлением обнаружил — "машина" снова поехала "даже совсем не туда".

Как Ленин через год обнаружил, что "товарообмен" между городом и деревней сорвался, а все сразу выродилось в банальную "куплю — продажу", так и Хрущёв и его команда даже раньше, чем через год (обсуждение "секретного доклада" в начале марта на партактиве Академии общественных наук при ЦК КПСС, когда два преподавателя-коммуниста начали требовать от докладчика — секретаря ЦК Дм. Шепилова "разъяснений", за что один — крупный философ Бонифаций Кедров был немедленно уволен, а второй — участник Войны И. С. Шариков вообще посажен в тюрьму; 23 и 26 марта 1956 г. в теплотехнической лаборатории АН СССР в Москве, где за требование аналогичный "разъяснений" парторганизацию лаборатории распустили, а нескольких не в меру ретивых "активистов" исключили из партии; обострение обстановки в Польше в августе и восстание в Будапеште в октябре — ноябре 1956 г.; кровавые события в Тбилиси 5 марта 1956 г., когда войска открыли огонь по митингующим у памятника Сталину в день его третьей годовщины со дня смерти — десятки людей были убиты, сотни ранены, а зачинщики посажены на десять лет в тюрьму и др.) обнаружили — они выпустили такого "джинна" (разоблачили преступления Сталина) из бутылки, которого уже невозможно загнать обратно.

И это при том, что первоначальный, произнесенный Хрущёвым 25 февраля 1956 г. текст доклада "О Культе личности и его последствиях" был отброшен и 5 марта Президиум ЦК КПСС утвердил новый, весьма приглаженный текст, существенно отличавшийся в конкретных деталях от оригинала. Поэтому по местным парторганизациям и комсомольским собраниям для ознакомления, с грифом "не для печати", был разослан совсем другой, заново написанный и "приглаженный" текст (именно он был опубликован при Горбачёве — см. "Известия ЦК КПСС", 1989). Как справедливо отмечает большой знаток партийных архивов Рудольф Пихоя, "в партийных организациях СССР читался уже отредактированный, правленый вариант доклада Хрущёва".

Что читал и что говорил Хрущёв делегатам ХХ съезда партии, достоверно не известно. "Установить степень соответствия печатного текста доклада Хрущёва и его устного выступления пока не представляется возможным, т.к. ещё не найдена магнитофонная запись выступления (перед выступлением Хрущёва 25 февраля 1956 г. президиум съезда запретил делегатам не только стенографировать, но и делать даже краткие записи его речи. — Авт.); учитывая склонность Хрущёва к импровизации, можно допустить, что его выступление содержало и другие дополнительные сведения" (Пихоя Р.Г. Указ. соч., с. 146).

Но и в этом "приглаженном" виде тогда, в марте — апреле 1956 г., "секретный доклад" Хрущёва с разоблачением Культа личности Сталина произвел оглушительное впечатление на всех, кто слушал его чтение на закрытых партийных и комсомольских собраниях.

Авторское отступление
Воспоминание очевидца

Я слушал этот доклад "не для печати" вместе со всем пятым курсом истфака МГУ в большой, амфитеатром, лекционной аудитории на тогдашней улице Герцена в старом здании университета где-то в конце марта 1956 г. Тишина стояла кладбищенская — лишь монотонно, временами с сильным чувашским акцентом, звучал голос Коли Сивачева, читавшего доклад Хрущёва за кафедрой (Николай Васильевич Сивачев, отработав сельским учителем в Чувашии, позднее окончит аспирантуру и станет заведующим кафедрой новой и новейшей истории истфака и даже секретарем парткома МГУ; увы, как и многие талантливые выходцы из малых народов Поволжья, он рано умрет, не дожив до 50 лет).

Для Нас, недавних школьников, потрясения от хрущевских разоблачений Сталина было не таким трагическим, как для "старослужащих" — наших однокурсников, прошедших Войну с лозунгом — "За Родину! За Сталина!". Мне, например, больше всего запомнились вмонтированные в хрущевский доклад документы "ленинского завещания", которые Мы тогда услышали впервые — "Письмо к съезду" о желательности смещения Сталина с поста генсека (текст этого письма в копиях был вручен каждому делегату ХХ съезда перед выступлением Хрущёва. — Авт.) и письмо 5 марта 1923 г. с угрозой порвать со Сталиным всякие отношения, если тот не извинится перед Крупской за телефонную грубость.

Как и требовала партийная инструкция, никакого обсуждения "секретного доклада" сразу после его зачтения в аудитории не было, но дискуссия все же состоялась в тот же вечер, но уже в общежитии МГУ на Ленинских горах, где многие из Нас, немосквичей, проживали в весьма комфортных условиях (отдельные комнаты на двоих в блоках с душем и туалетом), в отличие от подавляющего большинства студентов других московских вузов.

Дискуссия носила явно студенческий характер — с водкой и пивом при минимуме закуски (её обычно брали бесплатно в столовых комбината питания на Ленгорах, где "хрущевская оттепель" проявилась в том, что хлеб, квашеная капуста, иногда соленые огурцы, бесплатно лежали на столах). Особенно тяжело было смотреть на наших ветеранов — почти все они "приняли на грудь" сверх нормы, и общим рефреном наших старших товарищей был один — "за кого сражались на Войне, за этого зверя?". Личной трагедией для многих из них обернулся девиз — "Веруй, а не умствуй…".

Хрущёв: между сциллой десталинизации и харибдой крушения режима

Не подлежит сомнению тот факт, что лично для Хрущёва десталинизация была средством борьбы за единоличную власть в партии и Государстве. Поэтому он хотел бы провести её под жестким партийным контролем, дозированно. Первым признаком такой "дозировки" стала выборочная реабилитация.

Ещё летом 1953 г. были выпущены арестованные по "делу авиаторов". Освободили и "убийц в белых халатах" — кремлевских врачей. Весной 1954 г. наступила очередь посмертной реабилитации расстрелянных по "ленинградскому делу" — Н.А. Вознесенского, А.А. Кузнецова, М. И. Родионова и других, а также освобождению из тюрем арестованных по этому целиком сфальсифицированному Абакумовым и его подручными "делу".

Но ситуация начала явно выходить из-под контроля. И если бунт немецких рабочих 17 июня 1953 г. в Берлине можно было ещё списать на "происки ЦРУ", то восстания в советском ГУЛАГе, мощной волной прокатившиеся в 1953-1955 гг. по всему СССР, угрожали самому послесталинскому режиму. Летом 1953 г. восстали зэки в Воркуте и Норильске. В конце того же года — в Унжлаге и Вятлаге. Весной 1954 г. 42 дня длилось небывалое по силе восстание заключенных в Кенгури (Джезказгане) в Северном Казахстане под руководством зэка Кузнецова: для его подавления властям пришлось применять авиацию, танки и армейские части.

Очередной ставленник Хрущёва — его министр внутренних дел в июле 1953 г. — феврале 1956 г. Сергей Круглов (1907-1977 гг.) почти за два года до "секретного доклада" Хрущёва на ХХ съезде представил ему 26 мая 1954 г. свой "секретный доклад" — записку о положении дел в ГУЛАГе. Сталин два года как умер, но число заключенных в лагерях (даже после "бериевской" амнистии уголовников в июле 1953 г.) не сокращалось. На 1 апреля 1954 г. в ГУЛАГе все ещё сидело 1 млн. 360 тыс. заключенных, из которых 448 тыс. были "политическими" (осужденные по пресловутой 58-й статье УК РСФСР) и 680 тыс. уголовников. При этом до 30% зэков являлись молодыми людьми до 25 лет1.
-----------------------
1 Наумов В. П. К истории секретного доклада Н.С. Хрущёва на ХХ съезде КПСС // Новая и новейшая история, 1996, № 4, с. 154.

Однако Хрущёв ход записке Круглова не дал, спрятал её в свой личный архив в ЦК. Зато он поощрял на Президиуме ЦК обсуждение другой проблемы — необоснованных сталинских репрессий против верхушки партийных кадров в 30-х гг., начиная с убийства Кирова (в декабре 1955 г. была даже создана специальная комиссия во главе с секретарем ЦК Петром Поспеловым по реабилитации репрессированных делегатов XVII съезда партии).

Проблема реабилитации жертв сталинских репрессий все более и более захлестывала высший партийный ареопаг. Например, 8 декабря 1955 г. Президиуму ЦК КПСС пришлось обсуждать просьбу зарубежных компартий о реабилитации их бывших лидеров, в частности, руководителей польской компартии, репрессированных в 1938 г., и удовлетворил эти просьбы.

В том же декабре 1955 г. граждане СССР впервые стали свидетелями необычного явления — впервые после Войны очередной день рождения Сталина — 21 декабря — не был отмечен торжественным заседанием в Большом театре. Ограничились лишь публикацией соответствующих юбилейных статей в "Правде" и других партийных изданиях.
Однако антисталинский вал разоблачений нарастал, и сохранить прежнюю установку Июльского (1953 г.) пленума ЦК КПСС — вали все на Берию — уже не представлялось возможным. Начиная с 1 февраля 1956 г., на заседаниях Президиума ЦК КПСС остро встал вопрос — что делать со Сталиным и в какой форме объяснить членам партии его чудовищные преступления?

Несколько заседаний Президиума было посвящено дискуссии в ответ на поставленный 1 февраля Хрущёвым вопрос: "Хватит ли у Нас мужества сказать Правду?". Первоначально Хрущёв предложил дать оценку деятельности Сталина в его отчетном докладе очередному съезду партии по принципу "двух Сталиных" (помните — "два Ленина": до НЭПа и после НЭПа!). 1 февраля 1956 г. Хрущёв так и заявил: "Сталин [был] предан делу Социализма, но все [делал] варварским способом. Он партию уничтожил. Не марксист он. Все святое стер, что есть в человеке. Все своим капризам подчинил" (цит. по: Наумов В. П. Указ. статья, с. 157).

Большинство членов Президиума согласились с Хрущёвым, но были и оппоненты. Молотов, например, не согласился с Хрущёвым и предложил обязательно отметить в отчетном докладе съезду роль Сталина как великого руководителя партии и Государства и продолжателя дела Ленина. Молотова поддержали Ворошилов и (с небольшими оговорками) Каганович. Всех троих очень беспокоили выводы комиссии Поспелова по реабилитации делегатов XVII съезда партии, и они предлагали не включать обнаруженные комиссией факты необоснованных репрессий 30-х гг. в отчетный доклад Хрущёва (к началу февраля комиссия Поспелова подготовила 70-страничный доклад, содержавший жуткие факты физических истязаний арестованных делегатов XVII съезда).

Вначале и Хрущёв склонялся к версии о "двух Сталиных". Он так суммировал итоги дискуссии 1 февраля на Президиуме ЦК: "На съезде не говорить о терроре. Надо наметить линию — отвести Сталину свое место", но не форсировать тему Культа личности на конкретных примерах. "Обстрел Культа личности", по Хрущёву, должен пойти по внешним признакам — "почистить плакаты, литературу, взять за образец Маркса и Ленина".

Но 9 февраля 1956 г. наступил резкий перелом. Президиум ЦК, наконец, заслушал доклад Поспелова по справке его комиссии. В архиве Политбюро сохранились воспоминания Микояна об этом докладе: "Факты были настолько ужасающими, что когда он (Поспелов. — Авт.) говорил, у него на глазах появились слезы и дрожь в голосе".
После выступления Поспелова и Хрущёв стал более радикальным: "Несостоятельность Сталина раскрывается как вождя. Что за вождь, если всех уничтожил? Надо проявить мужество сказать Правду…" (там же). Хрущёв предложил сделать на съезде два доклада — открытый, "для печати" отчетный политический доклад ЦК, и закрытый, "секретный" — о культе личности Сталина, причем второй поручить сделать Поспелову.

Однако на этот раз Хрущёв встретился с ещё более мощной оппозицией. Помимо Молотова и Кагановича, продолжавших дудеть в дуду, что "Сталин есть продолжатель дела Ленина" и предлагавших не делать никакого отдельного "секретного" доклада о сталинских репрессиях, неожиданно их поддержал Булганин, вновь вытащивший идейку о "двух Сталиных" — до 1935 г. как "правоверном марксисте" и после 1935 г. — "антимарксисте".
 
Его поддержали Микоян и Суслов, а Маленков, как и Молотов, предложил "не делать доклад о Сталине вообще".
Фактически Хрущёва открыто поддержали только два члена Президиума ЦК — Максим Сабуров и Дмитрий Шепилов. Первый прямо сказал: "Молотов, Каганович и Ворошилов неправильную позицию занимают, фальшивят. Один Сталин (а не два). Сущность его раскрыта за последние 15 лет. Это не недостатки (как говорит т. Каганович), а преступления" (Наумов В. П.. Указ. статья, с. 159). Второй выступил более осторожно, но отметил: "Надо сказать партии, иначе Нам не простят".

Хрущёв понял — большинство членов Президиума ЦК, даже если Поспелов или кто-нибудь другой из секретарей ЦК представят текст доклада о культе личности Сталина, его замотают поправками, дополнениями и т.д. Аналогичная процедура случилась бы и с политическим отчетом ЦК, будь он представлен на обсуждение в Президиум. Поэтому вначале, пока до января 1956 г., когда мыслилось о Культе личности Сталина сказать именно в отчетном докладе ЦК, Хрущёв держал наготове "эмоциональный резерв".

Этот "резерв" состоял в том, что сразу после своего отчетного доклада от имени ЦК Хрущёв намеревался выпустить на трибуну нескольких "пианистов" от "рояля в кустах". На роль таких "пианистов" Хрущёв назначил несколько старых Большевиков, выпущенных из тюрем, реабилитированных и восстановленных в партии. Ключевая роль отводилась двум из них — А. В. Снегову и Л. Г. Шатуновской. Снегов даже прислал Хрущёву 1 февраля 1956 г. письменный текст своего резко антисталинского выступления, а также список незаконно репрессированных, но освобожденных и восстановленных в партии "старых коммунистов" человек на 30, которых предполагалось пригласить на ХХ съезд, а некоторыми дать выступить с трибуны1.
-------------------------
1 Такая операция будет проведена только на XXII съезде КПСС, когда на трибуну будет выпущена старая большевичка Д. А. Лазуркина, долгие годы отсидевшая в сталинских тюрьмах и лагерях.

Но личную позицию Хрущёва в деле разоблачения Культа личности Сталина можно выразить русской поговоркой — "и хочется, и колется". "Хочется" добить монстра Сталина, но "колется" — поднимется буря протеста в партии и стране с неизменным вопросом — "а где вы были?". Поэтому в последний момент Хрущёв отказался от "роялей в кустах", сократил "снеговский список" до четырех человек (включая Снегова и Шатуновскую), да и им дали только разовые пропуска на два первых заседания съезда.

В результате всех этих колебаний и непоследовательности Хрущёва — в какой форме делать доклад о Культе личности Сталина (в отчетном докладе или отдельно, в "секретном"), какие факты сталинских репрессий в нём упоминать и т.д. — сложилась совершенно необычная для партаппарата ситуация: 14 февраля 1956 г. открывался ХХ съезд, а у Хрущёва не было ни текста "секретного" доклада, ни ясности, на каком заседании его делать — открытом или закрытом — и кому?

Только утром 13 февраля Президиум ЦК, наконец, принял решение делать "секретный" доклад отдельно от "отчетного" и на специальном закрытом заседании съезда, причем после выборов руководящих органов партии (ЦК, президиума, секретариата). Докладчиком по обоим докладам был утвержден Хрущёв. Вечером того же дня Пленум ЦК КПСС, выбранный ещё XIX съездом при Сталине, проштамповал это решение.

Р.Г. Пихоя справедливо замечает: такого в практике РКП(б) — ВКП(б) — КПСС ещё никогда не было — "утверждался доклад ("секретный" о культе личности Сталина. — Авт.), текста которого в это время вообще не существовало; его ещё предстояло написать" (Пихоя Р.Г. Указ. соч., с. 142)2.
----------------------
2 Такая практика вскоре станет типичной для стиля работы Хрущёва, что после его снятия 14 октября 1964 г. вызовет к жизни термин "волюнтаризм". Например, когда в 1962 г. на очередном митинге в Волгограде во время его выступления народ закричал: "Где хлеб? Где мясо?" (Хрущёв только что поднял цены на продукты) — он бросил читать текст и сбежал с трибуны, бросив микрофон: "Завтра все прочтете в газетах". И действительно, назавтра "Правда" и "Известия" опубликовали полный текст.

Но соображения остаться в руководящих креслах перевесили все формальности т.н. партийной Демократии. Недалекий луганский слесарь Ворошилов на заседании президиума ЦК 13 февраля откровенней всего выразил скрытое настроение и самого Хрущёва — если делегаты ХХ съезда услышат доклад о культе до голосования в члены ЦК, они никого из Нас туда не выберут. Поэтому надо сначала избираться, а затем лишь делать доклад, причем на закрытом заседании, без гостей, после официального закрытия съезда и безо всяких прений (Наумов В. П. Указ. статья, с. 162.).

Так и поступили, хотя и в день открытия съезда 14 февраля никакого текста "секретного" доклада у Хрущёва все равно не было — две бригады секретарей ЦК (Петра Поспелова — Аверкия Аристова и Дмитрия Шепилова) со штатами цековских референтов трудились день и ночь, но только первая из них выдала "на-гора" проект доклада "О Культе личности Сталина и его последствиях" на пятый день работы съезда, к 18 февраля 1956 г.

Вариант Поспелова — Аристова Хрущёва совершенно не удовлетворил. В нём было слишком много теории, формулировок типа "с одной стороны", но "с другой стороны" и т.п. Хрущёв решил сам составить текст своего "секретного" доклада. Но ещё раньше, на второй день работы съезда, 15 февраля, он решил напрямую подключить к составлению "своего" текста уже не "бригаду Шепилова", а только лично его одного. Вместе с Шепиловым Хрущёв в перерыве заседания приехал на Старую площадь в здание ЦК и фактически запер Шепилова в его кабинете.

Много лет Спустя в интервью московскому журналисту Николаю Барсукову 23 февраля 1989 г. Шепилов так рассказывал о своем участии в написании "секретного" доклада Хрущёва: "Никита Сергеевич оставил меня в моем кабинете, где я два с половиной дня сидел и писал. При этом, когда я спросил, что он считает нужным написать, коротко бросил: "Мы все с вами обговорили. Действуйте!.." Так вот, я написал текст на листах бумаги. При этом никаких особых материалов у меня под рукой не было, только текст Поспелова. Рукопись отдал Хрущёву (17 февраля. — Авт.), а сам поехал на съезд. Когда он потом читал доклад, я находил в нём целые абзацы. Но текст кто-то перелопатил…"1
----------------------
1 "И примкнувший к ним Шепилов". Правда о человеке, ученом, воине, Политике. Сб. воспоминаний и материалов. М., 1998, с. 126.

Другим "соавтором" Хрущёва оказался старый Большевик Снегов — его большая цитата о Берии из письма 1 февраля целиком вошла в "секретный" доклад Хрущёва. Из этих "трех источников, трех составных частей" — первого доклада Поспелова, листков Шепилова и письма Снегова — Хрущёв 19 февраля скомпоновал и продиктовал стенографисткам ЦК свой текст, который и лег в основу его выступления 25 февраля 1956 г.

Но Первый секретарь ЦК КПСС по-своему расставил акценты, отнюдь не считаясь с мнением своих фактических "соавторов". Так, он сузил "репрессивную тему": в материале Поспелова- говорилось о "массовом терроре против многих честных советских граждан", но Хрущёв оставил из этих "граждан" только коммунистов.

По-своему переписал Хрущёв и роль Сталина в Войне. От прежнего ореола гениального генералиссимуса он не оставил камня на камне. "Струсил, испугался", руководил военными операциями "по глобусу" и т.п. — такими оценками пестрел весь доклад Хрущёва, явно стремившегося свести личность Сталина до уровня "бесноватого ефрейтора", что, конечно, не делало Первому секретарю чести.

Однако основная мысль доклада Хрущёва — соратники кровавых репрессий вождя все ещё живы и сидят, товарищи делегаты, в этом же зале, что и вы, — была запрятана глубоко в довольно сумбурный и нелогичный текст хрущевского доклада. Как установили исследователи истории создания текста "секретного" доклада Р.Г. Пихоя и В. П. Наумов, Хрущёв начисто вычеркнул осторожные формулировки Поспелова об отделении СталинаБерии от будущей "антипартийной группы" (Молотов, Маленков, Каганович и др.), довольно прозрачно намекнув (особенно, когда на трибуне он "заводился" и отходил от текста доклада), что сталинско-бериевские сподвижники-палачи и сейчас сидят за его спиной в президиуме ХХ съезда (при редактировании доклада 1-5 марта 1956 г. уже после съезда для его рассылки для закрытых чтений по парторганизациям все эти пассажи были выкинуты).

Но резонанс от секретного доклада "О Культе личности и его последствиях" Хрущёва на ХХ съезде оказался по своим глобальным последствиям совершенно несоизмерим с мелкими партийными дрязгами и борьбой за власть в ЦК и правительстве — "машина" в результате "поехала совсем не туда".

Последствия хрущевских разоблачений Сталина

Одним из первых откликов на доклад 25 февраля сразу после его окончания в гробовой тишине стала записка, посланная кем-то из делегатов в президиум заседания в Большом зале Кремлевского дворца на имя Хрущёва: "После Вашего выступления достоин ли тов. Сталин лежать (в Мавзолее. — Авт.) вместе с Лениным?" В 1961 г. Хрущёв даст ответ на эту записку — он уберет Сталина из Мавзолея и захоронит его тело рядом, у Кремлевской стены в могилу.

Но перезахоронение стало самым простым делом — гораздо более трудным оказалось "перезахоронить" (т.е. посмертно реабилитировать) миллионы жертв "отца народов", особенно иностранцев (тело шведского дипломата Рауля Валленберга ищут до сих пор).

Как только 28 марта 1956 г. секретариат ЦК разослал по "братским компартиям" текст секретного доклада Хрущёва, на Кремль и ЦК обрушилась лавина просьб о реабилитации. IV "троцкистский" Интернационал требовал реабилитировать Троцкого, Зиновьева, Каменева, Раковского и других "троцкистов". Ещё живая вдова Троцкого Наталья Седова писала на XXI и XXII съезды КПСС, прося реабилитировать её мужа, убитого агентами Сталина.
Волны от разоблачений в феврале 1956 г. распространялись все шире и шире, и уже по всему миру.
 
Посланный 28 марта "братской" Польской объединенной рабочей партии "не для печати" текст доклада попал "во вражеские руки" и уже 4 июня 1956 г. был опубликован американской газетой "Нью-Йорк таймс". Эта публикация, в свою очередь, вызвала требования рядовых членов компартий Западной Европы о "разъяснениях", брожении в их рядах и, после подавления советскими танками осенью 1956 г. восстания в Венгрии, первую массовую волну выхода из компартий Запада главным образом Интеллигенции. Более того, позднее ХХ съезд КПСС породил такое опасное для Москвы явление, как еврокоммунизм, с которым партидеологи со Старой площади тщетно будут бороться все 70-е и начало 80-х годов.

Попытка напугавшегося такой реакции Хрущёва и его "заклятых друзей" в Президиуме ЦК скорректировать негативный резонанс от "секретного" доклада путем издания 30 июня 1956 г. постановления ЦК КПСС "О преодолении Культа личности и его последствий", выдержанного в духе "двух Сталиных" — хорошем и плохом — успеха не имела.

Самым опасным для Москвы стал геополитический кризис в Восточной Европе, где под флагом десталинизации участились попытки пересмотреть Ялтинско-Потсдамскую Систему раздела Европы на два лагеря и выйти из-под военно-политической опеки СССР. Одновременно доклад Хрущёва стал разменной монетой различных группировок в компартиях Восточной Европы в борьбе за власть.

Ещё в 1949 г. США и их союзники создали НАТО. В 1955 г. в него приняли ФРГ. В ответ в том же году СССР образовал ОВД — Организацию Варшавского Договора (СССР, ГДР, Польша, Чехословакия, Румыния, Албания). Но "тылы" этого "социалистического НАТО" оказались непрочными.

Ещё в июне 1953 г. возник кризис в отношениях Венгерской партии труда и КПСС. В Будапеште продолжал и после смерти "зодчего Социализма" свирепствовать "венгерский Сталин" — Матиас Ракоши, объединивший в одних руках, как и Джугашвили, посты генсека и премьера. В июне 1953 г. Ракоши вызвали в Москву "на ковер" и потребовали прекратить необоснованные репрессии, а также отказаться от поста премьера, передав его Имре Надю. Ракоши уступил, но в январе 1955 г., следуя примеру Хрущёва в критике и смещении Маленкова, снова выгнал Надя и даже исключил его из партии.
 
Начавшиеся было реформы были остановлены, и в Венгрии снова начался острый политико-экономический кризис, завершившийся в октябре 1956 г. антикоммунистическим националистическим восстанием, которое 4 ноября СССР вынужден был подавлять с помощью 12 танковых и пехотных дивизий (2500 убитых будапештцев, 720 убитых советских солдат и офицеров, 200 тыс. бежавших за границу венгров).

На такое кровавое решение Москву толкнула опять же геополитика — 31 октября 1956 г. началась агрессия Израиля, Англии и Франции против Египта из-за Суэцкого канала: "Если Мы уйдем из Венгрии, — заявил Хрущёв на Президиуме, — это подбодрит американцев, англичан и французов — империалистов. Они поймут (уход из Венгрии. — Авт.) как нашу слабость и будут наступать" (цит. по: "Исторический архив", 1996, № 3, с. 89).

По венгерскому сценарию едва не пошли и события в Польше. Там тоже давно назревал кризис, углубленный расстрелом 28-29 июня 1956 г. в Познани голодных демонстрантов польской полицией и войсками (70 убитых, более 500 раненых). Москве с большим трудом удалось удержать контроль за польскими событиями — в марте в Польшу выезжал сам Хрущёв, которому с нажимом удалось провести на пост Первого секретаря ПОРП умеренного Эдвара Охаба. В немалой степени брожению в Польше содействовал "секретный" доклад Хрущёва, стимулировавший обсуждение болевых точек советско-польских отношений: событий в Катыни — расстрел польских офицеров НКВД в 1940 г., отказа Красной Армии в помощи варшавскому восстанию в 1944 г. и др.

Авторское отступление
МГУ: Студенческие брожения

Брожения в Польше, Югославии и Венгрии рикошетом — через учившихся в вузах СССР "демократов" (так называли тогда студентов из братских "стран народной Демократии" в Восточной Европе) отразились и в студенческой среде родины "Культа личности", особенно в Москве и Ленинграде.

Не следует забывать, что в те времена в вузах страны находилось много студентов из социалистического лагеря и через них к Нам, советским студентам, стала поступать "ревизионистская" литература. Скажем, в Польше с 1956 г. существенно ослабли цензурные рогатки, и Мы, студенты МГУ (те, кто владел польским) запоем читали польские газеты и журналы, которые к тому же до ноября 1956 г. свободно продавались в газетных киосках Дома студентов на Ленгорах (ещё более смелыми были югославские газеты, и я, выпускник кафедры южных и западных славян истфака МГУ, владевший сербо-хорватским языком, был главным публичным "читчиком" газет "Борба" и "Политика" в общежитии — очень скоро это мне выйдет боком). Через поляков к Нам в общежитие попадали разные "запрещенные" книги, например, Троцкого — на европейских и даже на русском языках. Да и сам "секретный" доклад Хрущёва по-польски, отпечатанный в Варшаве, я впервые прочитал в сентябре 1956 г., когда после каникул в университет вернулись мои польские друзья-студенты.

И немудрено, что именно поляки стали наряду с советскими студентами участниками возникшего после ХХ съезда семинара-кружка аспирантов истфака Краснопевцева — Обушенкова, позднее известного в диссидентском движении СССР как "Союз патриотов России". "Кружковцы" вознамерились сначала обсудить, а затем написать и издать в Польше подлинную историю партии Большевиков — антитезу сталинскому "Краткому курсу".

Но "кружковцы" ещё не знали, что события в Польше и Венгрии и отклики на них в СССР сильно напугали высшее советское партийное руководство: 4 ноября 1956 г., сразу после введения советских танков в Будапешт, на Президиуме ЦК КПСС было принято драконовское постановление — "Об очищении (?! — Авт.) вузов от нездоровых элементов" (опубл. "Исторический архив", 1996, № 3, с. 111-112). Для "нездоровых элементов" из безобидного кружка Краснопевцева — Обушенкова это "очищение" стоило в начале 1957 г. ареста, суда и от 3 до 10 лет тюрьмы (и ещё десяти лет поражения в правах обоим руководителям — запрета жить и преподавать в Москве; оба потом долго работали в Подмосковье).

Заодно разгромили и истфак МГУ — многие талантливые профессора из университета вынуждены были уйти. Репрессии против "кружковцев" Краснопевцева — Обушенкова были связаны и ещё с одним важным партийным документом — закрытым письмом Президиума ЦК КПСС "Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов", утвержденным к рассылке 19 декабря 1956 г.

В письме звучала неподдельная тревога: Интеллигенция и, особенно, студенческая молодежь, "расширительно" толкует закрытый доклад Хрущёва, явно переходя к критике коммунистического режима. К чему это может привести, отмечалось в письме, показали события в Венгрии.

Два новых момента прозвучали в этом третьем за 1956 г. по итогам ХХ съезда письме ЦК:

— страх перед выпущенными из ГУЛАГа и реабилитированными старыми Большевиками, среди которых, оказывается, немало людей, "злобно настроенных против Советской власти, особенно из числа бывших троцкистов, правых и буржуазных националистов";

— возврат к сталинской практике давать "расширительное" толкование понятия Культа личности с помощью КГБ: славные советские "органы" должны вновь, как и прежде, "быть бдительными к проискам враждебных элементов" и, разумеется" "своевременно пресекать преступные действия"1 (вот "кружковцев" из МГУ в начале 1957 г. "своевременно" и "пресекли" — арестовали).

Однако страх хрущевских "вождей" перед столичной студенческой молодежью после XX съезда партии обострил другую проблему — политический карьеризм молодых беспринципных членов партии, особенно из среды Номенклатуры ЦК ВЛКСМ (Шелепин, Семичастный, Романовский и другие "хрущевские комсомолята").

Самозванство вообще было застарелым бичом в светской (вспомним безграмотного сына конюха и торговца пирожками Алексашку Меньшикова, ставшего при Петре I "святейшим князем" и "генералиссимусом") и церковной ("пророк" протопоп Аваакум в XVII в.) жизни, особенно в периоды крутых ломок устоявшихся структур.

Заметил этот карьеризм и "беспринципное делячество" ещё Сталин и, как Мы отмечали выше, не раз ориентировал в 1938-1940 гг. Маленкова на обличение этого порока в партийной среде, хотя и безуспешно (даже "временные" в 1917 г., по словам "октябриста" и "олигарха" А.И. Гучкова, ничего не могли поделать со своими "демократическими карьеристами").

Хрущёв в борьбе за единоличную власть в партии и Государстве сознательно натравливал этих "комсомольских опричников" на старую сталинскую гвардию. Но, прорвавшись с его помощью к рычагам власти в КГБ, Шелепин, Семичастный и другие "комсомолята" пытались тянуть и свою "арию" — в 1956-1962 гг. за Хрущёва, а затем и против (это хорошо показано в кинофильме "Серые волки"). Дело "кружка Краснопевцева — Обушенкова" — типичный пример фабрикации такой сознательной провакации в интересах личной карьеры, которая первоначально вроде бы удавалась "комсомолятам" (хотя в конечном итоге кончилась крахом).
-----------------------------
1 Даже либеральные издатели горбачевских "Известий ЦК КПСС", опубликовав только в 1989 г. закрытый доклад Хрущёва на ХХ съезде, постеснялись напечатать это письмо 19 декабря 1956 г., свидетельствующее: никакой реальной десталинизации партия тогда не проводила. Впервые это письмо и результаты его обсуждения изложены у Р.Г. Пихоя (указ. соч., с. 165-171).

Все как бы повторялось при втором Хрущёве — "царе Борисе" в 1990-1993 гг. Только на этот раз роль комсомольских самозванцев сыграли два "Остапа Бендера" — Эдуард Бурбулис из Свердловска и Сергей Шахрай из Ростова-на-Дону. Оба играли ключевую роль в "суде над КПСС" в 1992 г. и сочинении "царской" конституции 1993 г. под Ельцина.

Но поучительно: все эти и прочие самозванцы XVIII—XX вв. кончили плохо. Торговца пирожками после смерти Петра I и Екатерины I в конце концов лишили всех государственных должностей и сослали в Сибирь (знаменитая картина великого русского художника Василия Сурикова "Меньшиков в Березове", 1883 г.), где он и умер в 1729 г., всеми забытый.

Свои "Березовы" получили Шелепин, Семичастный и Романовский уже от Л. И. Брежнева после октября 1964 г.
Отстранены были от "тела" с 1995 г. и Бурбулис с Шахраем, не выдершившие напора самозваных "олигархов" во главе с А. Б. Чубайсом, хотя и пытаются до сих пор сохраниться на "политическом плаву": один (Бурбулис) — как представитель Новгородской области (к которой он никакого отношения никогда не имел) в Совете Федерации, другой (Шахрай) — как "проникнувший" в 2002 г. в Счетную Палату на должность "завхоза" и тут же начавший очередную интригу против официального председателя Палаты Сергея Степашина (метя на его место), для чего создал некий Экспертный совет при Счетной Палате (а во главе его поставил ещё одного "духовного самозванца" — Алексея Подберезкина), и они вместе соорудили "вторую" Счетную Палату в виде некоего НИИ — т.н. Государственной научно-исследовательский институт системного анализа Счетной Палаты РФ ("Парламентская газета", № 33, 21.02.2004 г.)1.
------------------------
1 Подробней об этой очередной интриге двух бывших "думцев" и остапов бендеров уже в XX веке см. в моем интервью журналу "Российская Федерация сегодня", № 4, март 2004 г., с. 58 (рубрика "Прошу слова!").

Косвенно и "очищение" и "пресечение"в 1956 г. коснулось и Нас, выпускников истфака в июне 1956 г. Дело в том, что на волне ХХ съезда Минвуз СССР значительно увеличил квоты приема в аспирантуру: к вступительным экзаменам в сентябре — октябре Нас таких, рекомендованных, по всему факультету набралось более 30 человек.
 
Мы успешно сдали экзамены по своим кафедрам, немосквичи получили комнаты в общежитии на Ленгорах и оставалась пустая формальность — утверждение в Минвузе, которое ранее штамповалось автоматически (ещё бы — сам "имени Ломоносова" к себе принял!). Но на этот раз все произошло по-другому. Почти 90% из уже зачисленных факультетом в аспирантуру (включая и будущего секретаря парткома МГУ Колю Сивачева) не были утверждены в министерстве, хотя никто из Нас в кружке Краснопевцева — Обушенкова на участвовал.

Разумеется, никто Нам о закрытом постановлении Президиума ЦК об "очищении" не сказал ни слова — нашли новую формулировку. Оказывается, Мы, "мальцы", не имеем необходимого для обучения в очной аспирантуре двухгодичного трудового стажа (взяли только двух или трех из числа участников Войны — им стаж на Войне засчитали). Остальным — от ворот поворот, и это при том, что Мы как очные аспиранты распределения на работу не получили. Иди теперь куда хочешь, сам трудоустраивайся.
 
Большинство немосквичей, не имевших московской прописки, вернулись в свои деревни или города (как тот же Коля Сивачев в Чувашию), но через два-три года, заработав стаж, многие вернулись и поступили в аспирантуру МГУ заново.

Два Хрущевых

В соответствии со сложившейся в СССР (СНГ) историгрфической традицией о "двух Лениных" (до НЭПа и после него) и "двух Сталиных" (до и после 1935 г.) попробуем и Мы условно разделить Никиту Кукурузника на две "половинки" — белую и черную. Тем более что в оценках политической деятельности Хрущёва и его эпохи до сих пор присутствуют два диаметрально противоположных мнения. Для одних — это "те десять лет" (так назвал свои воспоминания его зять Алексей Аджубей, 1988), для других — это "веселый хулиган" (Светлана Аллилуева), для третьих — "антимарксист" и "волюнтарист" (Чуев Ф. 140 бесед с Молотовым, 1991).

Как это не покажется парадоксальным, правы и те и другие и третьи — в личности и деятельности Хрущёва, как в Греции, — все есть: и полет Гагарина в космос, и кукуруза за Полярным кругом.

Известный антикоммунист-эмигрант чеченец Абдурахман Авторханов (1908-1997 гг.) пытался покрасить "черно-белого" Хрущёва одной краской: "десять лет правил великим Государством с репутацией "Иванушки-дурачка", но с головой гениального мужика" ("Загадка смерти Сталина", 1979).

Но, пожалуй, ближе всех к объективной оценки деятельности Хрущёва в 1953-1964 гг. приблизился человек, которого он больше всех обидел, хотя когда-то они были личными друзьями и дружили семьями — "и примкнувший к ним" Дмитрий Шепилов. 23 ноября 1988 г., участвуя в "круглом столе" журнала "Вопросы истории КПСС" в Академии общественных наук при ЦК КПСС, на просьбу "расскажите подробнее о Н.С. Хрущёве" он ответил так: Хрущёв "допустил по отношению ко мне много несправедливостей, причинил много горя мне и моей семье. Но я старался и стараюсь быть объективным при оценке этой личности. В деятельности Н.С. Хрущёва отчетливо проступают две черты: творческая, разумно-необходимая и импровизированная, имевшая очень отрицательные последствия" ("И примкнувший к ним Шепилов", с. 117).

Последуем оценке Шепилова и попробуем кратко проследить итоги деятельности Хрущёва по этим "двум чертам".

Хрущёв разумно-необходимый ("белый")

Безусловно, для послесталинского периода самая большая заслуга Хрущёва — освобождение сотен тысяч заключенных из ГУЛАГа: "Все двери открыть к чертовой матери и всех невиновных освободить" — так цитирует Шепилов слова Хрущёва, сказанные при нём. "Я считаю, — говорил Шепилов в 1988 г., — что Хрущёв принес покаяние своим делом — освобождением многих тысяч невиновных людей. Но сделал он это не до конца, со всякими отступлениями, противоречиями, импульсивными порывами" (там же, с. 118).

Одним из таких первых заметных "противоречий" стало выступление Хрущёва на дипломатическом приеме в посольстве КНР в Москве 17 января 1957 г., подробно изложенное в "Правде" 19 января. Те рядовые коммунисты и комсомольцы, которые ещё год назад слушали чтение "секретного доклада" Первого секретаря "О Культе личности и его последствиях", теперь с недоумением (а многие — и с негодованием) читали в "Правде" совершенно другое: "Дай бог, чтобы каждый коммунист умел так бороться, как боролся Сталин", а его "ошибки и недостатки" якобы проистекали из его "плохого характера", что было отнюдь не преступлением, а "личной трагедией Сталина".
Публикация в "Правде" вызвала волну возмущенных писем в редакцию и в ЦК — "Выступление Н.С. Хрущёва внесло сейчас разброд в наши умы", писал рядовой инженер-коммунист из г. Туапсе Краснодарского края.
Надо отдать должное созданному Сталиным и вышколенному им партаппарату — он скрупулезно регистрировал и обобщал всю Информацию, приходившую в ЦК из местных парторганизаций (отсюда легенда — Сталин, Хрущёв, Брежнев, Горбачёв — "не знали", что творится в партии и стране — полная чушь!).
 
Так, в феврале 1957 г. отдел партийных органов ЦК по РСФСР, обобщив "сигналы с мест", сотворил потрясающий документ о настроениях, царивших среди рядовых членов КПСС на местах. Характерен сам заголовок этой аналитической записки от 12 февраля 1957 г. (дополнение к ней от 21 февраля) — "Об антипартийных выступлениях отдельных коммунистов на собраниях некоторых партийных организаций при обсуждении письма ЦК КПСС" (от 19.XII 1956 г. — Авт.)

Читая эту записку через почти 50 лет, нельзя отделаться от жуткого впечатления: "жрецы партии" и её "митрополиты" никак не могли понять — а что надо им, этим "церковноприходским батюшкам" — секретарям "первичек", а также их "пастве" — рядовым членам КПСС? Ясно, что на всех членов партии "ЗИЛов" с мигалками и казенных дач Управления делами ЦК КПСС не хватит. Не хватит и конвертов с деньгами как "второй зарплаты". Иными словами, провозглашенный на ХХ съезде Хрущёвым возврат к "ленинским принципам" партийной жизни и его реализация в виде "закрытых писем ЦК" привел к прямо противоположным результатам — партийная масса забурлила.

И уже не 46 "самураев" из далекого 1923 г., а тысячи писем "отдельных коммунистов" из сотен "некоторых парторганизаций" полетели в ЦК и в Москву в редакции центральных газет. А на самих партсобраниях все те же "партинформаторы" (институт "партийных стукачей", введенный Сталиным с 1924 г. — Авт.) фиксировали: "В ЦК имеется два Хрущёва" (по поводу его выступления в китайском посольстве 17 января 1957 г.), "Что-то неладное с вопросом о Культе личности Сталина — сначала его осудили, а сейчас снова начали восхвалять" (инженеры и рабочие, Куйбышевская ГЭС), ЦК в своих закрытых письмах никакой "ленинской линии" не проводит, а угрожает — "или замолчите, или будем сажать" (конструктор Киселев, Ярославский автозавод), "До революции крестьяне ели белый хлеб, а сейчас и черного не хватает" (студенты-лесники на семинаре по марксистско-ленинской философии, Брянский лесотехнический институт) и т.д.

Но Шепилов был прав: "После ХХ съезда партии в стране создалась новая обстановка. Уже нельзя было, как раньше, сажать в тюрьму или расстреливать "фракционеров", поэтому недовольные могли более свободно обмениваться мнениями…" (Шепилов Д. Т. Указ. соч., с. 129).

Таковы были объективные последствия разоблачения кровавой деятельности Сталина, сделанные Хрущёвым на ХХ съезде партии.

Но субъективно Хрущёв вовсе не был таким антисталинистом, каким его изображали его прихвостни, когда он был у власти, и он сам себя в своих первоначально вышедших за границей мемуарах, продиктованных им в период опалы. Прав наиболее серьезный современный исследователь истории власти в СССР в 1945-1991 гг. Р.Г. Пихоя: "Вся дальнейшая деятельность Хрущёва — это попытки всеми средствами ограничить широкое толкование доклада" (на ХХ съезде; Пихоя Р.Г. Указ. соч., с. 186). Тот же Шепилов приводит несколько фактов истинного, а не показного, "трибунного", отношения Хрущёва к личности Сталина.
 
Так, вначале он был против переименования "сталинских" премий в "государственные". "Зачем? — возмутился Хрущёв, когда Шепилов как секретарь ЦК по идеологии внес такое предложение на одном из заседаний Секретариата вскоре после ХХ съезда. — Да если б я имел Сталинскую премию, я бы с гордостью носил это звание" (цит. по: Шепилов Д. Т. Указ. соч., с. 118).

Характерно и заключительное слово Хрущёва на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК КПСС, где, казалось бы, ярые сталинисты из "антипартийной группы" были разгромлены и навсегда отстранены от руководства партии и Государства: "Что вы все о Сталине да о Сталине! Да все Мы вместе не стоим сталинского г[овна]" (там же, с. 133).
Справедливости ради следует отметить, что и сам "примкнувший к ним" на том же пленуме отнюдь не отмежевался от Сталина, как это он потом делал в своих выступлениях 1988-1989 гг. в период долгой опалы. "… При всей тяжести злодеяний, которые совершил Сталин в определенный период его жизни и которые история ему не простит, Сталин внес огромный вклад в дело Социализма…" — говорил Шепилов на июньском Пленуме 1957 г., он же на долгие годы вперед, вплоть до запрета и суда над КПСС в 1992 г., определил суть отношения партномерклатуры к сталинизму, публично, однако, никогда не "озвучивая" эту позицию в партийной печати: "… Вы предлагаете (речь идёт о противниках "антипартийной группы". — Авт.), чтобы Мы сейчас перед коммунистическими партиями, перед нашим народом сказали: во главе нашей партии столько-то лет стояли и руководили люди, которые являются убийцами, которых надо посадить на скамью подсудимых. Скажут: какая же вы марксистская партия?.. Самое важное, что партия практически уже устранила беззакония, исправила допущенные нарушения. Сейчас историю надо не писать, а делать." (цит. по: Пихоя Р.Г. Указ. соч., с. 181).

Наглядней всего истинное отношение к сталинизму (как много позднее у Ельцина — к коммунизму) Хрущёв продемонстрировал на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК КПСС, где и он сам, и поддержавшие его участники пленума (маршал Жуков, Аристов, Брежнев и др.) не столько разоблачали Сталина, сколько зачитывали отрывки из документов 30-40-х гг. о Молотове, Маленкове, Кагановиче и других и их личном участии в репрессиях против военных и партийных кадров1.
-----------------------
1 Эту тактику позднее применял постоянно и лично Н.С. Хрущёв. Его супруга в посмертно опубликованных её зятем А. Аджубеем воспоминаниях рассказала, что когда жена В. М. Молотова (а его после XXII съезда КПСС, в 1962 г., исключили из партии) Полина Жемчужина-Молотова пришла к Хрущёву хлопотать за мужа, тот показал ей документы Политбюро за 1938 г.: список НКВД с Украины на жен "врагов народа" — Косиора, Постышева и других, и на списке — резолюция Молотова: "всех расстрелять" (Аджубей А. Те десять лет // Знамя, 1988, июнь, с. 96).
И если предположить, что Сталина в истории России не было бы вообще, Хрущёв и его сторонники точно так же припаяли бы Молотову, Маленкову и Кагановичу, например, поджог Москвы в октябре 1812 года или "шпионаж" в пользу Наполеона. Ибо уже давно, со времен сталинского февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) в 1937 г., на котором точно также была осуждена и устранена (но не только из Политики, а и из жизни) первая "антипартийная группа" Бухарина, Рыкова, Раковского и других "правых", т.к. в борьбе за власть Сталина, Хрущёва, Брежнева и Горбачёва совершенно не интересовала суть обвинений, а важна была форма, да ещё "машина голосования" на пленуме: есть у тебя большинство голосов членов ЦК, значит, твои политические противники могут быть объявлены "шпионами", "террористами", "сталинистами", "людоедами" и т.д.

Июньский Пленум (1957 г.) лишний раз подтвердил оценку Дзержинского из его письма 1925 г. к Сталину и Орджоникидзе не о форумах партии, а о "пауках в банке". Ведь и Молотов много позднее в своих беседах с поэтом Феликсом Чуевым проговорился: в этой драке "пауков", в которой они при Сталине перестреляли друг друга, "конечно, переборщили, но я считаю, что все это допустимо ради основного: только бы удержать власть" (цит. по: Чуев Ф. 140 бесед с Молотовым, с. 475; выделено мной. — Авт.).

Однако парадоксальность ситуации в СССР после июньского пленума в 1957 г. состояла в том, что в реальной обстановке не Хрущёв победил, а Молотов проиграл — проиграли они оба, только Молотов в июне 1957 г., а Хрущёв — семь лет Спустя, в октябре 1964 г.
 
А кто же выиграл?

А выиграл номенклатурный аппарат КПСС в центре (ЦК) и на местах (обкомы). Именно к партийной Номенклатуре с июня 1957 г. и до краха КПСС и СССР в конце 1991 г. перешла вся реальная власть, и отныне только она (в отличие от сталинских времен) контролировала госаппарат, армию и спецслужбы. Именно этот номенклатурный партаппарат с июня 1957 г. "нанимал" себе во временные управители (по-современному в топ-менеджеры) первых (генеральных) секретарей ЦК КПСС, а когда они этой новой расстановки сил не понимали, этих топ-менеджеров тот же аппарат изгонял, как впервые случилось с Хрущёвым на пленуме ЦК 14 октября 1964 г.

Именно в этом и состояла суть аппаратной Перестройки после смерти Сталина в 1953-1957 гг. и всей десталинизации — вождь Номенклатуре больше был не нужен, своим "колхозом" — СССР — секретари обкомов отныне управляли сообща.

Первый сценарий новых аппаратных игр был проигран именно на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК КПСС. Долгое время об этом Пленуме не было объективных документальных данных. Изданный ещё в 1958 г. его "Стенографический отчет" был, как и антибериевский о пленуме в июле 1953 г., подчищен и носил явно "антипартийный" уклон (характерно, что через сорок лет вышел другой стенографический отчет о пленуме 1957 г., и он уже носил явно промолотовско-маленковский уклон1).
---------------------------
1 См.: Молотов, Маленков, Каганович. 1957: Стенограмма июньского Пленума ЦК КПСС и другие материалы / Состав. Н. Ковалева, А. Коротков и др. М., 1998.
Кроме того, обе фракции "пауков" замолчали самое главное — решение Президиума ЦК КПСС по итогам его бурных заседаний 18-21 июня 1957 г. о том, что большинством голосов уже в первый день заседания, 18 июня, прошло предложение Маленкова о смещении Хрущёва с поста Первого секретаря ЦК КПСС (при этом раздавались голоса об упразднении вообще поста Первого секретаря ЦК партии). Однако технически — выпиской из протокола — 18 июня оно не было оформлено. Поскольку стенограммы этого заседания Президиума ЦК по сталинской традиции не велось, позднее его участники по-разному характеризовали суть возникшей дискуссии и саму расстановку сил в "банке". Поэтому, скажем, даже Шепилов в 1988 г. изображает весь этот якобы "заговор" против Хрущёва как недоразумение, как следствие "дремучей необразованности" Хрущёва (отя он "имел орошую голову"). В изложении Шепилова через тридцать с лишним лет вся эта история с "антипартийной группой" и "примкнувшим к ней" выглядит как дурная шутка Хрущёва, т.к., по мнению Шепилова, никакой "группы" с какой-то особой платформой не существовало вообще — "как мне казалось, ничего ораз. соч., с. 129).
 
А что было? А были, по Шепилову, обычные разговоры между московскими членами ЦК о том, что "Хрущёв забрал всю полноту власти, от коллегиальности ничего не осталось" (ЖуковШепилову на дачной прогулке весной 1957 г.), боязнь за развал централизованной экономики СССР в связи с хрущевской идеей ввести совнархозы — неосознанная попытка Хрущёва, осуществленная затем Ельциным, создать "субъекты РСФСР" ("Фурцева прибежала: "Что делать? Во главе совнархозов — случайные люди! Все решения импульсивны и необдуманны" (Там же). Возмущается и Ворошилов: "Да он же всех оскорбляет!.."
 
Нарочитый подбор фамилий участников Пленума, из которых одни выступили против Хрущёва (Шепилов) или колебались (Ворошилов), а другие критиканы (Жуков, Фурцева) активно его защищали, должен бл убедить потомков — "ничего организованного… не было". И хотелось бы поверить этому образовеннейшему ученому, доктору экономических наук и члену-корреспонденту АН СССР, культурнейшему человеку и музыканту, но, увы, Шепилов, как и очень многие мемуаристы (не исключая и его гонителя Хрущёва), лукавит.
 
Заговор был, и очень мощный. И возник он именно в Секретариате ЦК, где одним из секретарей был тот же Шепилов. И он явно лукавит ещё раз, когда и через 32 года утверждает: "Может быть, что-то где-то и было, но я не знал об этом". Знали, Дмитрий Трофимович, и ещё как знали — и с Хрущёвым постоянно были в контакте, и со своим другом маршалом Жуковым, который обеспечивал самолетами военно-транспортной авиации срочную доставку членов ЦК из провинции к 22 июня 1957 г. якобы на давно запланированное Секретариатом ЦК совещание секретарей обкомов по сельскому хозяйству.
 
И Екатерина Фурцева с вами снова советовалась, прежде чем на таком венно-транспортном "Дугласе" 19-20 июня облетела ряд близлежащих к Москве областей РСФСР, чтобы обработать их секретарей обкомов в пользу Хрущёва.
 
А кто, Дмитрий Трофимович, организовал семь заявлений (из них — два коллективных: 47 и 27 подписей членов ЦК, среди которых секретари обкомов, генералитет армии и КГБ, министры и замминистров, тогдашние "хрущевские комсомольцы" — секретари ЦК ВЛКСМ Шелепин, Семичастный, Романовский, и главное, вручил их Хрущёву, а тот "озвучил" бумагу на Президиуме ЦК как всеобщий вопль — "требуем созыва Пленума"?
 
И, наконец, кто организовал приход на заседание Президиума 21 июня 1957 г. большой группы военных и гражданских лиц во главе с маршалом Иваном Коневым, живо воскресивший события четырёхлетней давности - арест Берии именно во время заседания 26 июня 1953 г. и Москаленко с офицерами и пистолетами в руках, Дмитрий Трофимович?
 
Но на этот раз военные никого не арестовали (хотя Сабуров в это время кричал — "сегодня военные, а завтра танки"; да и вы, Дмитрий Трофимович, по воспоминаниям Поспелова, якобы сказали — "а потом будут арестовывать", Правда не уточняя, кого?).
 
Зато "интервенты" снова "озвучили" требование из организованных Секретариатом ЦК "коллективных писем" - "Даёшь пленум!"

Авторское отступление
Неопубликованный Шепилов

В 1989 г. в редакции газеты "Неделя" я случайно ознакомился с машинописным вариантом "Записок" Д. Т. Шепилова б июньском (1957 г.) Пленуме ЦК КПСС. Они меня потрясли, ибо из этих "Записок" опального при Хрущёве и Брежневе "и примкнувшего к ним" партийного деятеля следовало, что накануне заседания Президиума ЦК 18-21 июня, а затем и Пленума ЦК 22, 25-30 июня 1957 г. в недрах партийной верхушки сформировались не две — Молотов, Маленков, Каганович и др. и Хрущёв, Суслов, Брежнев и др., — а три группировки: "буферную" роль играла группа Шепилова, Жукова и Фурцевой (с некоторыми оговорками к ним вначале примыкал Булганин и, возможно, Микоян), которая, собственно, и организовала все эти "коллективные письма", доставку членов ЦК в Москву и их поход во главе с маршалом И. Коневым с угрозами на заседание Президиума ЦК 21 июня — словом, созыв Пленума ЦК.
 
У этого "буфера" были свои претензии к бывшим сталинским соратникам. Молотов и Каганович их явно не устраивали как слишком одиозные фигуры, на которых постоянно бы лежала тень сталинских репрессий, которая высвечивалась бы все ярче и ярче по мере реабилитации уцелевших жертв этих репрессий и мешала бы шепиловской программе "не писать историю, печаталось несмываемое пятно по "ленинградскому делу", жертвы которого после смерти Сталина были полностью реабилитированы.
 
Но у "буферовцев" были серьезные претензии и к Хрущёву. Его самодурство и всезнайство при "дремучей необразованности", которую он заменял крестьянской интуицией — "я нюхом чую", — грозили серьезными осложнениями, особенно во внешней Политике: карибский кризис 1962 г. из-за советских ракет на Кубе, едва не спровоцировавший третью мировую термоядерную Войну, полностью подтвердил опасения Шепилова из его "Записок" Совершенно с других позиций не был доволен Хрущёвым Жуков — он не мог простить ему развенчания Сталина как политического лидера и полководца.
 
И в третий раз лукавил Шепилов, когда в 1989 г. говорил: "Впечатление от всего, что тогда (на Пленуме. — Авт.) произошло — все было экспромтом, без строго подготовленного плана" (Шепилов Д. Т Указ. соч., с. 130).
 
Да как же "без строгого плана", Дмитрий Трофимович, когда даже Жуков вел за спиной Хрущёва строго секретные переговоры, соглашаясь с "антипартийной группой" на то, чтобы упразднить пост Первого секретаря, заменив его на "секретаря по общим вопросам"? Молотов, увидев на Пленуме, как теперь Жуков с пеной у рта безоговорочно защищает Хрущёва, не стерпел и публично поведал о "предательстве" Жукова ("Пленум ЦК КПСС /июнь 1957 г./.Стенографический отчет",. 44).
 
А ведь в своих "Записках", присланных в 1989 г. в "Неделю", вы упоминали и другие демарши "буферной группы". Например, обсуждение персональных изменений в госаппарате и секретариате ЦК. Так, Жуков и вы, Дмитрий Трофимович, отнюдь не возражали ещё до первого заседания Президиума 18 июня в разговорах с Маленковым и Молотовым против того, чтобы заменить верного ставленника Хрущёва председателя КГБ Ивана Серова на Булганина или первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Николая Патоличева. И разве Фурцева тогда же не слышала от тех же "антипартийцев", что Хрущёва надо снять и отправить министром сельского хозяйства, а Суслова "посадить на Культуру"? Но почему-то, аналогично Жукову, "не стукнула" тогда Хрущёву — "Никита, тебе тут плетут лапти…" (в конце концов Хрущёв "посадит а Культуру" саму Фурцеву.
 
И если вся эта история с "антипартийной группой" была "экспромтом" и "строго подготовленного плана" не было, то почему тогда Шепилов взял все "дирижирование" по созыву заседания Президиума ЦК на себя и настаивал на том, чтобы без Жукова (он был в это время на военных маневрах в Подмосковье) заседание Президиума не начинать?
 
По-видимому, Хрущёв, прознав про "буфер" заранее ("разговаривали Мы на прогулке: дачи, квартиры, машины — все круглосуточно прослушивалось, и все это знали"; Шепилов Д. Т. Указ. соч., с. 129), сумел расколоть "буферную группу" буквально накануне Пленума и перетянуть Жукова, Фурцеву и других на свою сторону. От "буфера" выступил один Шепилов, с которым, очевидно, Хрущёву не удалось полюбовно договориться.
 
Выступление Шепилова заметно отличалось от "спичей" лидеров "антипартийной группы". В 1989 г. Шепилов так процитировал сам себя: "В первое время вы, Никита Сергеевич, взяли правильный курс: раскрепостили людей, вернули честное имя тысячам ни в чем не повинных людей; создалась новая обстановка в ЦК и Президиуме. Обсуждение специальных вопросов квалифицированно, компетентно, с приглашением специалистов. Но теперь вы "знаток" по всем вопросам — и по сельскому хозяйству, и по науке, и по Культуре!".
 
Хрущёв воспринял эту в целом вполне лояльную критику — ни смещать его с поста Первого секретаря, ни отправлять министром сельского хозяйства Шепилов не требовал — как личный оскорбительный выпад и намек на его "дремучую необразованность" в противовес "ученой высоколобости" недавнего приятеля.
 
Ответ Хрущёва — типичная реакция "сталинского пехотинца", он же — русский дореволюционный кулак, своим горбом, ценой неимоверного труда, затиранив всю родню и унижаясь перед любым городовым, "выбившимся в люди" и заведшим "торговлишку". "А я учился всего две зимы у попа за пуд картошки!" — воскликнул Хрущёв Иными словами - "хоша гимназиев Мы не кончали, но часы с цепками и сапоги бутылками носим, а до всего прочего своим умом доходим-с, нюхом чуем-с…".
 
И последнее. Почему-то Шепилов отозвал свои "Записки" из "Недели" "для доработки". Более того, он не разрешил другому интервьюеру — Николаю Барсукову — опубликовать их беседу в том же 1989 г. в сб. "Неизвестная Россия" (вып. 1. М., 1992 г.), в последний момент сняв её также "для доработки" (она вышла только в 1998 г. в сборнике воспоминаний об "и примкнувшем", после смерти Шепилова в 1995 году). Куда делись отозванные "для доработки" из "Недели" его "Записки", осталось неизвестным.
 
Судя по примечанию Н. Барсукова к его беседе с Шепиловым 23 февраля 1989 г., "это говорил он сам…", Шепилов не хотел идти путем "диктованных" мемуаров Хрущёва по памяти, ибо надо все строго документировать и "проверить фактуру". Именно поэтому я сейчас работаю над документированностью своих воспоминаний по личному архиву" (там же, с. 135).

Успел ли Шепилов до смерти завершить эти "воспоминания" и где теперь его "личный архив", Нам осталось неизвестным.

Пленум 1957 г. Хрущёв — Пиррова Победа

В плане расстановки сил в высшем руководящем эшелоне власти — ЦК партии — внешне ХХ съезд не внес кардинальных изменений. Напомним, что выборы в ЦК на нём проводились до "секретного" доклада Хрущёва о развенчании Сталина. Поэтому ЦК к 22 июня 1957 г. представлял собой нечто вроде "слоеного пирога": в членах Президиума почти целиком осталась старая сталинская гвардия — Молотов, Маленков, Каганович, Микоян; к ним примыкали впервые введенные в высший партийный ареопаг ещё 5 марта 1953 г. Первухин и Сабуров. Здесь Хрущёв, сам член Президиума, мог рассчитывать лишь на вечно колеблющегося, несамостоятельного премьера Булганина, за которым охотилась и "буферная группа", а также на Суслова и Кириченко (их ввели в Президиум в июле 1955 г.).
 
Гораздо больше сторонников у Хрущёва имелось среди кандидатов в члены Президиума и секретарей ЦК, число которых на ХХ съезде было заметно увеличено (возрождена была сталинская традиция XIX съезда). Это, прежде всего Секретариат самого Первого секретаря Хрущёва — Аристов, Беляев, Брежнев, Суслов. Но здесь же гнездились и члены тайной "буферной группы" — Шепилов и Фурцева.
 
Большую "массовку" этого "пирога" составляли члены и кандидаты в члены ЦК, избранные на ХХ съезде и почти сплошь и рядом представлявшие секретарей обкомов из провинции. Некоторые из них уже вкусили блага московской жизни, побывав после XIX съезда короткое время секретарями ЦК. Характерным представителем такой обкомовской Номенклатуры был энергичный провинциал Николай Игнатов (1901-1966 гг.), дважды — в 1957 г. и 1964 г. — сыгравший ключевую роль в политической судьбе Хрущёва (только в 1957 г. "за", а в 1964 г. — "против").
 
Это был типичный "сталинский кадр" провинциального партийного руководителя: выдвинутый в Номенклатуру после кровавых чисток 30-х гг., он за четыре года (с 1938-го по 1952-й) умудрился побывать первым секретарем обкома и крайкома в Куйбышеве, Орле, Краснодаре и Воронеже. На XIX съезде попал в обойму сталинских "молодых волков" и был избран секретарем ЦК, но после смерти вождя вновь сброшен на "низовку" — направлен первым секретарем обкома в <a href="../../people/Gorky/index.htm">Горький. За активную поддержку Хрущёва на июньском пленуме 1957 г. снова был возвращен
57-1960 гг.), затем переброшен на советскую работу в Верховные Советы РСФСР и СССР (в 1961 г. стал при Хрущёве и Героем Социалистического Труда).
 
Именно на эту "цековскую пехоту" и сделал Первый секретарь ЦК основную ставку, полностью переиграв сталинских маразматиков из Президиума ЦК, давно не выезжавших в провинцию и потерявшим нюх к аппаратным играм. Конечно, сегодня, после полного краха Системы власти КПСС на постсоветском пространстве, эти аппаратные интриги представляют лишь академический интерес для узкого круга специалистов-историков в СНГ и за рубежом. Но без их анализа трудно понять всю коммунистическую Систему управления в СССР, длившуюся более 70 лет.
 
Тем более что не кто ной, как Ленин, с младых ногтей ибуквально до кануна своей смерти действовал в партии по той же методе — начиная с исключения в 1908 г. из ЦК "и примкнувшим к ним" (меньшевикам) Богданова, Красина и Луначарского ("Шепиловых" тех времен) и кончая своим "Завещанием", где ни одному из наследников его "кафтана" не дал стопроцентную позитивную оценку, а у всех — Троцкого, Сталина, Бухарина, Пятакова и др. — нашел изъяны.
 
То-то Шепилов в 1989 г. вспоминал, что в канун июньского (1957 г.) Пленума он "перечитывал завещание Ленина" и пришел к выводу: "значит, стоял он [Ленин] за коллективное руководство" (Шепилов Д. Т. Указ. соч., с.129). По-видимому, "буферная группа" во главе с Шепиловым и хотела проиграть на Пленуме ленинский сценарий 1922/23 гг., ни одному из "вождей" — ни Молотову и К°, ни Хрущёву и Ко — не дав преимущества.
 
Вот как этот "ленинский сценарий" Шепилова выглядел на практике. После 20 мая 1957 г. будущая "антипартийная группа" начинает интенсивные переговоры между собой и с "буфером" о смещении Хрущёва с поста Первого секретаря; ключевую роль здесь играют тайные консультации между Жуковым и Шепиловым; по-видимому, первоначально Молотов и К° находят временный консенсус с "буфером", иначе бы они не стали назначать на 18 июня экстренное заседание Президиума (формальный повод для отводв глаз — утверждение директив делегации
Президиума и Секретариата ЦК для поездки в Ленинград на праздновани 250-летия города).
 
Утром 18 июня от Хрущёва как Первого секретаря, Молотова и Маленкова "буферовцы" потребовали срочно созвать "рабочее заседание" Президиума в узком составе: зачем огород городить, звать всех членов и кандидатов в члены — вопрос-то пустяковый, проштампуем и дело с концом; "нюх" Хрущёву изменил, и он согласился.
 
После обеда 18 июня в Кремле собрался "узкий состав" — 8 "полных" членов и три кандидата в члены Президиума (Шепилов, Фурцева, Жуков — все лидеры "буфера"); характерная деталь (организовывал сбор технически Шепилов) — "хрущевцев" не позвали: 9 человек ("полные" члены Суслов, Кириченко, Сабуров и кандидаты в члены Президиума (секретари ЦК Аристов, Беляев, Поспелов и др.) отсутствовали.
 
Ещё одна важная деталь — запаздывавшего на заседание (он ехал из Подмосковья с военных маневров) Жукова буквально у дверей перехватил Маленков, увлек в соседний кабинет и, очевидно, предложил примкнуть к будущей "антипартийной группе", обеспечив поддержку армии; судя по тому, что Жуков не отказался беседовать с заклятым врагом Хрущёва, у него явно были тогда большие колебания — на чью сторону встать? То что Шепилов не давал начинать заседание Президиума без Жукова и Маленкова, свидетельствовало — он был в курсе этой "тайной вечери".
 
Дальше начались типичные "ленинские партийные игры" — кто будет вести это "рабочее заседание" Президиума? Казалось бы, ясно кто, Первый секретарь Хрущёв. Но не тут-то было — неожиданно большинство присутствовавших, включая и Шепилова, запротестовали: Первухин предложил вести по очереди, но прошло предложение Маленкова — пусть ведёт Булганин, он "нейтрален" ("буфер" согласился — и он тянул премьер-министра в свою сторону); в конце концов председателем заседания избрали Булганина.
 
Затем первым выступил Маленков, и Хрущёв наконец понял — его обманули, заманили и вот-вот снимут с Первых секретарей: Маленков полностью отыгрался за Пленум в январе 1955 г., на котором его громил Хрущёв и в конце концов снял в феврале того же года с поста Предсовмина СССР.
 
Хрущёв, однако, решил биться до конца: внешне он как бы согласился подчиниться мнению большинства, но обратил внимание на нелегитимность такого решения — нет кворума, ибо три члена и шесть кандидатов в члены Президиума на данном заседании отсутствуют (14 октября 1964 г. этот "прокол" Молотова и Ко бывшие его соратники учтут и выгонят Хрущёва при полном кворуме Президиума ЦК).
 
И здесь решающую роль сыграет Булганин как председатель заседания — он мог бы и игнорировать выступление Хрущёва, ссылаясь на сталинскую практику: из 11 "полных" членов 8 присутствуют, кворум есть, и решение по кадровым вопросам принимать можно. Но он колебался. По некоторым сведениям, столь быстрой расправы над Хрущёвым не хотели и участники "буферной группы" — им важно было не выгнать его, а осадить. Крупную и, как вскоре оказалось, стратегическую ошибку совершили и сталинские аппаратчики — Маленков, Молотов и Каганович: они тоже в конце концов согласились перенести продолжение заседания на завтра — утро 19 июня, чтобы собрать полный кворум Президиума и оформить снятие Хрущёва протоколом.
 
19 июня заседание Президиума с "полным кворумом" (на этот раз были все члены и кандидаты в члены Президиума, а также секретари ЦК — всего 20 человек) началось уже в другой атмосфере — эффект внезапности был утерян, Хрущёву за вечер и ночь удалось переговорить со своими сторонниками, перетянуть на свою сторону большую часть "буфера" (Жукова, Фурцеву), получить "коллективные письма" и подготовить группу захвата" во главе с Коневым. Главное было — выиграть время и срочно собрать Пленум ЦК.
 
Второй день заседания вылился в бурную дискуссию, затянувшуюся на три дня (председательствовал все тот же Булганин). От оппонентов Хрущёва снова выступил Маленков — на этот раз он изложил целую антихрущевскую платформу: Хрущёв зарвался, вместо Сталина формирует в партии собственный Культ личности, становится на позиции Зиновьева с его концепцией "диктатуры партии" и т.п. Особенно досталось Хрущёву за его глупый лозунг "Догнать и перегнать Америку" по мясу и молоку (об этой глупости Хрущёва говорил также Каганович).
 
Маленкова поддержали Молотов, Ворошилов, Каганович, Сабуров, Первухин. Они много говорили о дешевом популизме Хрущёва — "мотается по стране". Каганович прямо предложил ликвидировать должность Первого секретаря партии. Шепилов, как уже отмечалось выше, тоже выступил с критикой Хрущёва, но с позиций "буферной группы": у Хрущёва много хорошего, но он зарвался и его следует осадить. Увы, Жуков и Фурцева на этот раз Шепилова не поддержали. Как и другие "хрущевисты" — Кириченко, Суслов, Брежнев, Аристов, Поспелов и даже Микоян, — они безоговорочно бросились на защиту "нашего Никиты Сергеевича" (заголовок телевизионного фильма начала 60-х гг., восхваляющего Хрущёва).
 
Группа захвата из членов ЦК во главе с Коневым, ворвавшаяся 21 июня в разгар бурных дебатов (такого инструмента у Ильича не было), наглядно показала: Хрущёв пойдет на все, вплоть до расстрела оппозиционных ему членов и кандидатов в члены Президиума, как сделал бы, будь он информирован заранее, Берия, на месте, прямо в зале заседаний, но свои "сапоги бутылками" и "золотую цепку" не отдаст (точно также в 1992-1993 гг. поступит Б.Н. Ельцин, но за свою "цепку" парламент он уже расстреляет).
 
Последняя крупная ошибка оппонентов Хрущёва даже после угроз "группы захвата" была допущена уже на самом Пленуме, собравшемся в Большом Кремлевском дворце 22 июня 1957 г. Пленум явился продолжением четырехдневных дебатов на Президиуме, но на этот раз Хрущёв подготовился обстоятельней. Как первый секретарь ЦК, он полностью взял в свои руки руководство партийным форумом.
 
Первым выступил Суслова (характерно, что семь лет Спустя, 14 октября 1964 г., он тоже будет выступать первым, но уже против Хрущёва), и как бы объективно изложил перед участниками Пленума суть разногласий между членами Президиума. Затем с самооправданием эмоциональную речь произнес сам Хрущёв, но перелом в настроения участников внес Жуков. Его основанный на архивах НКВД доклад о репрессиях в РККА (особенно зачитанное им письмо командарма Ионы Якира к Сталину перед расстрелом и резолюция вождя — "подлец и проститутка", а также приписка Кагановича — "мерзавцу, сволочи и бляди одна кара — смертная казнь") произвел огромное впечатление.
 
Но и это не все. Хрущёв (вот когда пригодилась ему должность председателя комиссии по "бумагам Сталина") вооружил Жукова документами из секретного архива (сейфа) Маленкова. И на Пленуме с трибуны из уст маршала впервые прозвучала Информация о "партийных тюрьмах" в "Матросской тишине" и в Суханове, о "пыточной" в здании ЦК, "озвучены" стандартные, заранее отпечатанные, бланки протоколов допросов с готовыми ответами арестованных и т.д. Как опытный дирижер, Хрущёв не дал сразу разбушеваться страстям, а взял "тайм-аут" — объявил в работе Пленума перерыв на два выходных дня, субботу и воскресенье. Попытка Маленкова сорвать этот сценарий успеха не имела. Хрущёв и Ко получили двое суток на обработку рядовых участников Пленума и некоторых участников "антипартийной группы", что они успешно и провели.
 
Когда 25 июня, в понедельник, Пленум возобновил свою работу, обстановка была уже совершенно другой. Заседание началось с "покаянных" речей оппонентов Хрущёва — членов Президиума Сабурова, Первухина и даже Булганина. Как некогда, в 1928-1929 гг., "разоружившиеся троцкисты" Зиновьев, Каменев, Радек и др. "разоблачали" Троцкого, так теперь эта троица "разоблачала" Маленкова, Молотова, Кагановича — они-де хотели выгнать Никиту из Первых секретарей, Суслова — из секретарей ЦК и т.д.
 
Затем, как когда-то на XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 г. (Рудзутак, Мих. Рютин и др.), против новоявленных "троцкистов" была выпущена "массовка": секретари ЦК Аристов, Брежнев, первый секретарь Горьковского обкома Игнатов и даже бывший министр МГБ и секретарь ЦК Игнатьев. Аргументации не было никакой — сплошная ругань и оскорбительные эпитеты. Всё это перемежалось "покаянными речами" — голову пеплом на Пленуме посыпали очередные "троцкисты" — Первухин и Поспелов.
 
Только два оппонента Хрущёва — Молотов и Шепилов — сумели сохранить достоинство и, несмотря на грубые личные оскорбления, тем не менее и на Пленуме выступили с аргументированной критикой хрущевской внутренней и внешней Политики (характерно, что 14 октября 1964 г. она прозвучит вновь, но уже из других уст).

* * *

В итоге Пленум ЦК 22-30 июня 1957 года закончился внешне полной Победой Хрущёва. Его главные оппоненты: Молотов, Маленков и Каганович — были выведены из состава членов Президиума (Политбюро) и позднее, на последующих съездах партии, окончательно добиты вплоть до исключения из партии.
 
"Разоружившиеся троцкисты", покаявшиеся члены Президиума Булганин и Ворошилов, будут временно, до 1958-1960 гг., оставлены в его составе, другие — Первухин и Поспелов — понижены до кандидатов в члены. Зато мощной колонной в состав "полных" членов Президиума вошли все хрущевские прихвостни — Аристов, Беляев, Брежнев, Игнатов, Козлов, Микоян, Суслов и др.
 
Не обижены были и предавшие Шепилова члены "буфера" — Жуков и Фурцева тоже стали "полными" членами Президиума. Но не случайно Шепилов много лет Спустя, в 1989 г., говорил: "Вообще Хрущёв был злобным и мстительным человеком" (Шепилов Д. Т. Указ. соч., с.134). С Шепиловым Хрущёв расправился прямо на июньском Пленуме — объявил его "примкнувшим" и вычеркнул навсегда из партийной и государственной жизни.
 
С Жуковым расправа за его "буфер" и славу военачальника наступит через три месяца — 19 октября 1957 г. Президиум ЦК снимет его со всех постов, и никакое предательство Шепилова (а он успел ещё 30 июня, в последний день работы Пленума, уходя из зала оплеванным, сказать Жукову — "смотри, следующим будешь ты") его не спасло. Как только Жуков вернется из Югославии в Москву, на очередном октябрьском (1957 г.) Пленуме ЦК над ним устроят такое же судилище, как над Шепиловым тремя месяцами ранее. На маршала навешали всех собак, причем громили его все те же прихвостни ХрущёваСуслов и Брежнев, да ещё предавшие Жукова боевые друзья — маршалы Малиновский, Соколовский и "буферный" Конев.
 
Можно предположить, что даже если бы Шепилов и не выступил на июньском Пленуме с критикой Хрущёва, его бы всё равно через три месяца "примкнули" к Жукову, сфабриковали какое-нибудь персональное "антипартийное дело" и все равно бы выгнали из верхнего эшелона КПСС.
 
Сталин не случайно через "ленинские призывы" набирал в партию "семинаристов", людишек от биллиарда, а не от станка (и уж тем более, как в случае Шепилова, не от рояля) — образованные интеллигенты в высшем руководстве КПСС влоть до Горбачёва всегда были "белыми воронами" — вспомним судьбу Красина, Чичерина, Сокольникова, Вознесенского и многих других. Гениальным оказалось пророчество академика Ивана Павлова из 1918 г.: "Мозг, голову [Большевики] поставили вниз, а ноги вверх". Да ещё и хвастались на весь мир такой "раскорякой", выдавая её за образец "мирового Социализма".
 
Показательно здесь хамское выступление Д. З. Мануильского (из бывших меньшевиков, а затем ярого сталиниста типа А. Я. Вышинского, который тоже из меньшевиков) на XVI съезде партии в 1930 г., прямо с трибуны партийного форума (на нём Сталин был впервые объявлен "корифеем" Марксизма-Ленинизма и поставлен в один ряд с Марксом, Энгельсом и Лениным). Оказывается, вещал сей лидер Коминтерна, союз "ног" (партии) и "мозгов" (Интеллигенции, "спецов") — это союз всадника и лошади, где роль последней играет, конечно же, интеллигентская "голова", для которой (это уже из М. Н. Покровского) "дверь ЧК должна быть всегда гостеприимно открыта".
 
Конечно, в случае с Хрущёвым на Пленуме ЦК в июне 1957 г. сыграло роль и то обстоятельство, что он свой, "обкомовский": и с народом говорить умеет, рюмку-другую пропустить может, и гопака на публике тоже, да и сталинские "конверты" сохранит. А то, что малограмотен и на официальной бумаге может написать "Азнакомица" (свидетельство Шепилова) да ещё и самодур (какому-то аксакалу в Средней Азии за то, что тот сплясал перед ним восточный танец, дал сразу в поле звезду Героя Соцтруда — "указ пришлю из Москвы") — так это свои посконные купеческие "ндравы" — хозяин: куды хочу, туды и ворочу.
 
Главное, что поняла обкомовская Номенклатура после июньского пленума —отныне хозяин положения в партии и стране она одна, без неё эти "никитки-кукурузники" власть не удержат. В исторической ретроспективе всё это напоминало польский Сейм XVII в. И заносчивых шляхтичей с их либерум вето или не позволям — и короля Польши не избирали.

Но спасение "обкомовской шляхты" в СССР после 1957 г. было в другом — заложенная Сталиным Система Власти (аппарат) успешно функционировала, и это позволяло безболезненно менять фигуры наверху, не боясь развала всей Системы

* * *

Конечно, вся эта грызня "пауков в банке" тогда доходила в виде слухов разве что до обкомовско-райкомовского уровня — основная масса населения о ней ничего не знала (разумеется, по итогам Пленума было разослано очередное закрытое письмо ЦК, но только для партаппаратчиков не ниже райкома партии — на партсобраниях заводов и колхозов его уже не читали). Характерная деталь — даже от аппаратчиков суть споров в Президиуме ЦК была скрыта, а все конкретные примеры участия Молотова, Маленкова и Кагановича в сталинских репрессиях из текста этого письма изъяли.
 
Зато масса знала другое: сначала МаленковХрущёв (сентябрь 1953 — февраль 1955 г.), а затем и один Хрущёв дают "послабленьице" по городам и налогам — жить стало полегче. Затем оживилась молодежь — началось "великое переселение народов" на целину в 1954-1955 гг., затем — "стройки коммунизма". Молодежь, истосковавшаяся по романтике — помните, в песне: "А я еду, а я еду за туманом и за запахом тайги"? — тысячами поехала на целину, на строительство сибирских ГЭС.
 
Были отменены сталинские "проходные свидетельства", колхозникам, наконец-то выданы паспорта, и эта вторая отмена крепостного права делала из Хрущёва едва ли не царя-освободителя Александра II. В городах развертывалось жилищное строительство — знаменитые московские "Черемушки" стали названием нарицательным.
 
Ныне проклинаемые "хрущёбы"-пятиэтажки тогда абсолютным большинством горожан рассматривались после десятилетий коммуналок как царские хоромы

При Хрущёве, как и на Западе, впервые в СССР были введены два выходных дня — суббота и воскресенье.
Конечно, ничего "коммунистического" во всём этом не было — страна после сталинской регламентации и ГУЛАГа возвращалась к нормальной жизни.
 
Но Хрущёву этого было мало: ему непременно хотелось, чтобы "нынешнее поколение советских людей" жило при коммунизме (и даже дата была определена - 1980 год!)

Хрущёв-импровизатор ("черный")

В отличие от июньского Пленума 1957 г. и предшествовавшего ему четырехдневного заседания Президиума ЦК, на котором была предпринята первая и неудачная попытка сместить Хрущёва, когда основное внимание его о
паратные игры иподсч голосо, вторая попытка в 1964 г. готовилас гораздо обстоятельней, в том числе — и в теоретическом плане Свидетельством тому служит обширный, в 70 машинописных страниц, аналитический доклад, который в позднейшей литературе назван "докладом Полянского",1 хотя вряд ли он работал над ним в одиночку — скорее всего, тайно, через Шелепина и Семичастного, была задействована большая группа аналитиков из Комитета партийно-государственного контроля и КГБ СССР, а также (без указания — для кого?) привлечены ученые АН СССР и отраслевых НИИ (впервые этот документ был изложен Р.Г. Пихоя. Указ. соч., с. 258-261; см. также: Как снимали Хрущёва: материалы Пленума ЦК КПСС (октябрь 1964 г.) // Исторический архив, 1993, № 1).
----------------------------
1 Дмитрий Полянский был заместителем Хрущёва по правительству и членом Президиума ЦК КПСС. Судя по тому, что в своих выступлениях на Президиуме 12 октября 1964 г. материалы этого доклада использовали Шелепин и частично Косыгин, они также имели отношение к подготовке этого документа.
 
Надо сказать, что перед самими собой хрущевские соратники в прятки не играли и составили действительно объективный документ убойной силы. Конечно, сегодня он интересен не только как документ хрущевской эпохи, а как, прежде всего, свидетельство провала реформ послесталинской экономической и социальной Системы, вину за который авторы пытались свалить на одного Хрущёва.
 
Вот некоторые моменты из этого доклада:
 
— Несмотря на все импровизации Хрущёва — освоение целинных и залежных земель, попытку провести децентрализацию управления экономикой (совнархозы), строительство ГЭС, "агрогорода" в деревне и запрет держать скот в малых городах и поселках и т.д. — темпы прироста в экономике с 11,1% в сталинские времена (1950 г.) упали до 5% в хрущевские (1963 г.), т.е. более чем в два раза.
 
— Полная катастрофа в сельском хозяйстве: несмотря на кукурузу, разделение обкомов (1962 г.) на промышленные и сельские и т.п.; дело дошло до всемирного позора — с 1961 г. начали закупать зерно за границей, на что было выделено 860 т чистого золота в слитках; даже при Сталине в 1940 г. на один двор из колхоза за трудодни выдавалось 8,2 центнера зерна, а при Хрущёве в 1963 г. — всего 3,7 центнера; в результате в 1961 г. пришлось проводить конфискационную денежную реформу, а с 1962 года — повышать цены на мясо и молоко, что вызвало социальные беспорядки (расстрел демонстрации рабочих в 1962 г. в Новочеркасске).
 
— Полный провал во внешней Политике: трижды СССР был на волосок от втягивания в третью мировую Войну: в 1956 г. из-за Египта, в 1961 г. из-за ГДР и в 1962 г. — из-за Кубы; и во всех трех случаях Хрущёв игнорировал мнение специалистов и дипломатов, решая вопрос с ближним окружением — Суслов вперве употрбил на Президиуме 12 октября термин "семья".
 
Весомость аргументов из "доклада Полянского"сорок лет пустя, в дни празднования в начале 2004 г. 100-летия со дня рождения А. Н Косыгина (торжественное заседание в Москве, публикации в СМИ и телевизионные документальные передачи), подтвердило и участие Косыгина в октябрьском Пленуме 1964 г., на котором, как уже отмечалось, он выступил против "кукурузника". Для хозяйственников — членов ЦК, это был знаковый момент: Косыгин всегда чурался партийных интриг, имея репутацию советского технократа, и уж если и он поддержал предложение о снятии Хрущёва — значит, дела действительно плохи.

И не случайно, что именн е отставки Хрущёва станет премьером правительства СССР, сохранив этот пост при Брежневе на целых 16 лет.

Машина едет не туда

По большому же счету речь, конечно, шла не только о Хрущёве Да, он своим импровизаторством и "ремучей неоразованностью" — заявлениями типа "Мы вас (американцев. — Авт.) закопаем", стучанием ботинком по пюпитру в ООН, хамством в отношении президента Франции де Голля в 1960 г. (отказался встретиться и демонстративно уехал из Парижа в провинцию), пьяными выступлениями по телевидению на "встречах с трудящимися" во Дворце спорта в Лужниках после очередной поездки за границу (в 1962 г. Суслов приказал даже выключить телетрансляцию) и т.п. — Хрущёв мало соответствовал цивилизованному типу руководителя сверхдержавы — не по Сеньке оказалась шапка.
 
А то, что Хрущёв после XXII съезда КПСС в 1961 г. все более и более игнорировал официальные учреждения Государства: МИД, КГБ, Минобороны, Внешторг и др., — а опирался на "семью" (официально называлась
нистров СССР" во главе с зятем Хрущёва Алексеем Аджубеем, главным редактором "Известий"1), вызывало глухое недовольство бюрократии и ассоциации с "семьей" Никола II и Гришкой Распутиным.
 
За чехардой административных реорганизаций Хрущёв просто не заметил, как в ноябре 1962 г. на пленуме ЦК он создал инструмент для технической подготовки своего свержения — Комитет партийно-государственного контроля ЦК КПСС и Совмина СССР2, и поставил во главе его главного организатора — "железного Шурика" — Шелепина.
--------------------------
1 В эту "семью", как и при Ельцине, входили не только родственники. Хрущевская "семья" помимо Аджубея включала главного редактора "Правды" П. Сатюкова, секретаря ЦК по идеологии Л. Ильичева, главного редактора журнала "Огонек" писателя Н. Грибачева, помощника Хрущёва Г. Шуйского и др. В 1960 г. все члены этой "семьи" получили Ленинскую премию за апологетическую книгу-репортаж "Лицом к лицу с Америкой" о визите Хрущёва в США 15-27 сентября 1959 г.
2 Формальным поводом к учреждению такого суперконтрольного органа стали повальные приписки и очковтирательство госорганов, лишь на бумаге выполнявших указания Хрущёва. См., например, постановление ЦК и Совмина от 19 мая 1961 г. "О мерах по предотвращению фактов обмана Государства и по усилению контроля за достоверностью отчетов о выполнении планов и обязательств".
 
Этот честолюбивый комсомолец, полностью обязанный Хрущёву своим выдвижением из руководителя ВЛКСМ в председатели КГБ и одновременно в секретари ЦК, а теперь ещё и зампреда Совмина — председателя Комитета, к 1963 г. контролировал практически весь госаппарат страны и рассчитывал в "благодарность" за свержение Хрущёва на свое скорое лидерство в стране. Увы, он разделил судьбу всех предыдущих "дворцовых мавров" — севший на место Хрущёва Брежнев довольно быстро устранил его от власти, "бросив на профсоюзы" — председателем ВЦСПС, а помогавшего ему Семичастного на 16 лет ещё дальше — в Киев.
 
Но главным во "второй октябрьской революции" (смещение Хрущёва 14 октября 1964 года), как метко окрестили тогда в народе этот очередной партийный "дворцовый переворот", было другое — очевидный кризис советской экономики на фоне успехов к середине 60-х гг. стран Западной Европы ("германское чудо", "итальянское чудо" и т.д.).
 
"Доклад Полянского" явно отражал наметившееся экономическое отставание СССР и соцлагеря от Запада, что беспокоило прежде всего военных и "генералов" ВПК — Советский Союз рисковал вновь, как и во времена Николая I (Крымская Война), стать "потемкинской деревней", а не реальной военной супердержавой с новой технологией
(не забудем, что начиналась уже компьютерная революция, которую Хрущёв с его "лысенками" и кукурузой явно проморгал).
 
И то, что в первые годы правления Брежнева, в 1964-1966 гг., в СССР начала осуществляться т.н. "косыгинская экономическая реформа", свидетельствовало: часть постхрущевской бюрократии (Косыгин, Полянский, даже Шелепин) начала реально искать выход из кризиса, в который загнали страну импровизации и пресловутый "нюх" Хрущёва.
 
Не самым главным, но все же дополнительным фактором к потере популярности Хрущёва в стране стала его ссора с художественной и научной Интеллигенцией в 1962-1963 гг. Художников и скульпторов он разгромил на выставке в Манеже в Москве, обозвав "пидерасами" (включая и Эрнста Неизвестного, будущего автора его надгробного памятника). Писателей и поэтов (Агнию Барто, Андрея Вознесенского и др.) — аналогично на пресловутых встречах с творческой Интеллигенцией на дачах ЦК в Подмосковье.

Ученых — своей попыткой в 1963 г. разогнать АН СССР (я тоже попал из-за интриг зависливых коллег, среди которых, между прочим, был и будущий знаменитый историк-диссидент Александр Некрич, в список на сокращение как "пенсионер" в 29 лет в число увольняемых накануне защиты кандидатской диссертации).

Показателем катастрофического упадка авторитета "кукурузника" стало немыслимое до его "десталинизации" количество анекдотов о "нашем Никите Сергеевиче", которое могло позднее соперничать разве что с анекдотами о "другого малограмотного обкомовского дуролома — "царя Бориса".
 
Поэтому подавляющее большинство столичной Интеллигенции в октябре 1964 г. на своих домашних кухнях приветствовало смещение Хрущёва, все ещё наивно полагая, что вся проблема — в "плохом" или "хорошем" царе!
 
И лишь много позднее, через 36 лет (!), пройдя через "царствования" Брежнева, Горбачёва и Ельцина, к большинству этих "кухонных интеллигентов" пришло прозрение: Система выдвижения лидеров правящих элит на Руси (генеральный ли он секретарь или президент) весь XX в. оставалась в СССР — СНГ — РФ неизменной, и в любом варианте Интеллигенция была лошадью, а очередной "царь" — всадником вместе с оравой своих "конюшенных".
 
Хрущевские импровизации с реформированием сталинской Системы "Сверху", путем административных мер (совнархозы, разделение обкомов, создание "шелепинской конторы" — КПК) или кадровых перестановок впервые высветила бесперспективность таких попыток.
 
В этом коренились глубинные причины снятия Хрущёва 14 октября 1964 г. с поста Первого Секретаря ЦК КПСС и Председателя Совмина СССР. Ведь даже в "докладе Полянского" содержались намеки на то, что сталинская "машина едет не туда", но в конечном итоге её "машинисты" свалили все конструктивные недоделки на одного Хрущёва: все дело-де в "плохом царе" — вот сменим "царя", и "машина" снова заработает.

Не заработала. Ни при сменившем Хрущёва Брежневе (хотя его премьер Косыгин в 1965-1968 гг. и пытался заменить некоторые узлы этой "сталинской машины"), ни даже при Горбачёве, хотя в своих реформах (Перестройке) тот пошел гораздо дальше Хрущёва.

Но сначала был брежневский застой...

Оглавление

 
www.pseudology.org