М., Алгоритм, 2004
Владлен Георгиевич Сироткин
Сталин. Как заставить людей работать
Глава 2. Сумерки сталинизма
Дело авиаторов

Первый послевоенный "удар кнута" пришелся в январе 1946 г. по военным авиационным начальникам и руководителям военной авиапромышленности. Вначале были арестованы два маршала авиации — С. А. Худяков и А.А. Новиков, одновременно главнокомандующий ВВС Советской Армии. Однако основным фигурантом "дела авиаторов" стал нарком авиационной промышленности с января 1940 г., бывший секретарь обкома, член ЦК ВКП(б) и Герой Социалистического Труда Алексей Шахурин (1904–1975 гг.), неожиданно арестованный в марте 1946 г. (его больше всех пытали, почти три месяца держали в холодном тюремном карцере на цементном полу и припаяли самый большой срок — семь лет; остальным дали от двух до шести).

История фабрикации "дела авиаторов" до сих пор вызывает недоумение: почему арестованы были именно они? Шахурин, например, в своих мемуарах "Крылья Победы" (три издания — 1983, 1985 и 1990 гг.) вообще ни словом не обмолвился ни о своем аресте, ни о постановлении Военной коллегии Верховного суда СССР 10-11 мая 1946 г. о тюремном заключении, ни о своей отсидке почти семь лет.
 
А ведь освобожденный весной 1953 г., он в декабре 1954 г. уже выступал в Ленинграде свидетелем на суде над своим мучителем Абакумовым. Может быть, не хотел будоражить прошлое — ведь в августе 1953 г. его полностью реабилитировали, вернули все чины (Шахурин в 1944 г. получил воинское звание генерал-полковника инженерно-авиационной службы) и награды, снова назначили в Минавиапром, Правда, уже не министром, а замминистра. Затем он стал первым замминистра в том же министерстве, а в июне 1957 г. — зампредом ГКЭС при Совмине СССР, но здоровье было уже подорвано (в тюрьме Шахурин перенес инфаркт), и в 1959 г. он ушел на пенсию по состоянию здоровья, хотя и прожил после этого ещё 16 лет.

Вообще состав подсудимых-"авиаторов" был какой-то странный. Наряду с двумя маршалами авиации и одним наркомом авиапрома, "вредителями" главным инженером ВВС А. К. Репиным и начальником главного управления авиазаказов ВВС Н. П. Селезневым, почему-то были арестованы и два партийных аппаратчика — заведующие авиационными секторами промышленного отдела ЦК ВКП(б) А. В. Будников и Г. М. Григорян.
 
Да и первоначальные обвинения тоже были весьма странными — Худякову, например, в феврале 1946 г. предъявили главное "обвинение" в авиационном вредительстве: он, оказывается, самовольно русифицировал свое армянское имя и фамилию и из "Арменака Ханферянца" стал "Семеном Худяковым", не отразив этот "шпионаж" в анкете. Правда, после допросов с пристрастием Ханферянц-Худяков быстро сломался и подписал всё, что ему подсунули костоломы Абакумова: признался якобы в "службе" у дашнаков в Армении, и в "шпионаже" в пользу англичан в 1918 г. и даже чуть ли не в участии в расстреле 26 бакинских комиссаров. Более того, именно на основе показаний Худякова были арестованы Новиков, Шахурин и все остальные, включая "просмотревших" вредительство партаппаратчиков ЦК.

По-видимому, Сталину в этом первом крупном "ударе кнута" было все равно, кого арестовать. Он просто дал указание "штабу" подобрать "дело" по принципу "была бы статья, а человек найдется"…

У Абакумова "под рукой" случайно оказались "авиационщики" — на фронте в СМЕРШе он слышал от своих осведомителей на военных аэродромах, что иногда советские военные самолеты неожиданно падали из-за каких-то технических неполадок. Слышал бы о тонущих по тем же причинам подводных лодках — арестовал бы
подводников. Но подвернулись "авиационщики", хотя в их "деле" не оказалось ни одного рапорта или заключения хотя бы одной комиссии о том, что во время Войны советские летчики и их самолеты гибли из-за технических неполадок.

Тем не менее "штаб" в докладной записке Сталину именно "технику" поставил во главу угла всего "дела", и последний клюнул на это. Сталин лично повел все "дело авиаторов", втянул в него Политбюро и Минобороны СССР. Более того, в апреле 1946 г. за своей подписью Сталин разослал по всем партийным и государственным инстанциям секретное циркулярное письмо, где уже был до суда сформулирован приговор: "Проверка работы ВВС и жалобы летчиков с фронта на недоброкачественность наших самолетов привели к выводу, что бывший нарком авиапромышленности Шахурин, который сдавал самолеты для фронта, затем бывший главный инженер ВВС Репин и подчиненный ему Селезнев, которые принимали самолеты от Шахурина для фронта, находились в сговоре между собой с целью принять от Шахурина недоброкачественные самолеты, выдавая их за доброкачественные, обмануть таким образом правительство и потом получать награды за "выполнение" и "перевыполнение" плана. Эта преступная деятельность поименованных выше лиц продолжалась около двух лет и вела к гибели наших летчиков на фронте" (Архив Политбюро — Президента, ф. 3, оп. 58, д. 311, л. 98. — Цит. по: Пихоя Р.Г. Указ. соч., с. 46).

После такой "указивки" допросы уже сломленного Худякова пошли по "технической линии": он находил все больше и больше конструктивных "недостатков" почти у всех типов отечественных самолетов времен Войны — Як, Ил-2, Ла-7, Пе-2 и Пе-8, Ту-2. Но за каждым из этих типов стояли знаменитые авиационные конструкторы, двое из которых, Андрей Туполев и Владимир Петляков, до Войны уже посидели в тюрьме и поработали с февраля 1939 г. в бериевской "шарашке" (т.н. Особом техническом бюро при НКВД СССР в подмосковном Болшеве; посажены были как "русские фашисты" в октябре 1937 г., освобождены в июле 1940 г.). Теперь на основе показаний ХудяковаСталин распорядился, чтобы копии протоколов его допросов и допросов его "подельников" в апреле — мае 1946 г. циркулярно рассылались Абакумовым не только членам Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК, но и в Минобороны, в Генштаб, в Главный штаб ВВС, в Минавиапром и т.д.), дело запахло крупным процессом о "вредительстве" и о повторной "посадке" в тюрьму (а то и расстреле!) не только для Туполева и Петлякова, но и всех остальных авиаконструкторов — А. С. Яковлева, С. В. Ильюшина, С. А. Лавочкина.

По-видимому, по первоначальному плану-максимуму Сталин намеревался разыграть привычную для него "карту вредителей" (вспомним "шахтинское дело" 1928 г., процесс "Промпартии" в 1930 г. и др.) и свалить чудовищные людские потери в Войне на "предательство" своих исполнителей ("плохих бояр"), но что-то в последний момент его остановило; возможно, хлипкость следственных материалов для большого, по образцу 1938 г., сфабрикованного Абакумовым "дела авиаторов" — ведь "жалоб летчиков с фронта" он так Хозяину и не представил. Поэтому в мае 1946 г. все ограничилось осуждением семи основных обвиняемых к сравнительно мягким по тем временам (уже за "предательство" бывшим солдатам армии Власова и "буржуазным националистам" из Прибалтики и с Западной Украины — "бендеровцам" — давали по 25 лет лагерей) приговорам: от двух до семи лет.

Но программу-минимум — в отношении ЖуковаАбакумов выполнил. Здесь ему "подыграл" главный маршал авиации и бывший главнокомандующий ВВС Красной Армии Александр Новиков (1900-1976), арестованный, как и Шахурин, в марте 1946 г. и так же, как и он, освобожденный в июне 1953 г. с восстановлением чинов (назначен в том же месяце командующим авиацией дальнего действия), званий (возвращено звание маршала авиации) и орденов (восстановлен как дважды Герой Советского Союза; с 1956 г., однако, в отставке).

Позднее, в брежневские времена, рассказывая о "деле авиаторов" журналистам, Новиков свел всю интригу к банальной сплетне Василия, сына Сталина, в Берлине в июне 1945 г. во время Потсдамской конференции "трех великих" о том, что тот якобы по пьянке пожаловался отцу — наши самолеты, дескать, "плохие", а вот американские "авиакобры", поставленные по ленд-лизу, были "что надо".
 
Начальник СМЕРШа Абакумов якобы подслушал этот разговор, запросил у Сталина указаний, а тот будто бы и скажи — "вот вы и расследуйте…". Дальнейшее известно, а что Новиков после ареста дал признательные показания против Жукова, заранее отпечатанные на машинке (оставалось лишь подписать каждую страничку), то его… "обкурили": "Мне дали закурить какую-то папироску, и я окончательно теряю представление реального…"1

В действительности, как стало известно по архиву Политбюро (Президента) ещё в 1993 г. из подлинных допросов Новикова на Лубянке, никто его не "обкуривал" и даже не пытал: он в первый же день допроса раскололся и письменно подтвердил все, что требовали от него следователи МГБ показать против Жукова. По Новикову, Жуков в разговорах с ним будто бы в отношении Сталина допускает "высокомерный тон", "выпячивает свою роль в Войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им"; более того, уже после Войны "Жуков критиковал некоторые мероприятия Верховного Главнокомандующего и Советского правительства"2.
------------------------
1 Кутузов В. Грязная кухня Абакумова // "Ленинградское дело". Л., 1990, с. 405.
2 Г.К. Жуков. Неизвестные страницы биографии. Документы // Военные архивы России. М., 1993, вып. 1, с. 176-183.

"Отмазаться" от обвинений во "вредительстве" — принимал на вооружение технически неисправные самолеты — Новикову было нетрудно: следователи так и не предъявили бывшему командующему ВВС ни одного письменного акта о катастрофе самолетов ввиду конструктивных недостатков.

Сложнее было с другим обвинением — в "стяжательстве". Следователи предъявили ему длинный список "полетных заданий" летчикам не только военно-транспортных самолетов типа "Дуглас", но и военных самолетов. А также протоколы опросов этих летчиков — что они перевозили и куда. А перевозили они по заданию главного маршала авиации "барахло" — все те же ковры, меха, хрусталь и т.д., т.е. те же "трофеи", и не одним-двумя самолетами, а целыми эскадрильями. И не куда-нибудь, а с берлинского аэродрома в Москву, летая туда и обратно с июля по октябрь 1945 г. и нещадно расходуя казенный военный керосин.

А в Москве с центрального и подмосковных аэродромов "барахло" грузовиками везли на казенную дачу и в московскую квартиру главного маршала авиации, а что уже не вмещалось — прятали в авиационных ангарах (вот показания солдат-грузчиков, а вот и описи спрятанного "барахла"). И Новиков сразу сломался — ведь этот "вещизм" действительно был фактом.

Сталин на всю катушку использовал "показания" бывшего главнокомандующего ВВС против Жукова. Они почти текстуально, уже после суда над "авиаторами", вошли в секретный приказ министра обороны Булганина от 9 июня 1946 г. (приказ писал лично Сталин, помогали ему Булганин и начальник генштаба маршал А.М. Василевский). Даже формулировки протоколов допросов Новикова Сталин сохранил в этом приказе — "маршал Жуков, утеряв всякую скромность... увлечен чувством личной амбиции", "приписывает себе при этом в разговорах с подчиненными разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны…" и т.д. (цит. по: Пихоя Р.Г. Указ. соч., с. 48-49).
 
Ясное дело, после такого приказа Жукова сняли со всех должностей1
------------------------
1 Замминистра обороны СССР, начальника Главкомата сухопутных войск и главноначальствующего Советской военной администрацией в Германии.
 
И отправили сначала в Одесский, а затем в Уральский военный округ. Но на этом злоключения опального боевого маршала Советского Союза не кончились: Сталин явно играл с Жуковым в кошки-мышки. В феврале 1947 г. Пленум ЦК ВКП(б) выводит его из числа кандидатов в члены ЦК. В декабре того же года в Одесском военном округе проводится ведомственная ревизия, которая, разумеется, вскрывает "массу недостатков".

По итогам этой проверки решением Секретариата ЦК Жукова снимают с должности командующего Одесским округом и 20 января 1948 г. выносят "последнее предупреждение" и предоставляют "в последний раз возможность исправиться и стать честным членом партии…". После таких партийных постановлений человек сталинской эпохи ждал скорого ареста. И Жуков ждал его на своей московской квартире, пока его не сразил инфаркт. Зато вокруг следовали аресты его боевых товарищей (уже упоминавшегося выше ген. Телегина, который в сентябре 1948 г., измученный пытками, дал против Жукова показания о "стяжательстве").

И все-таки Сталин почему-то не довел "дело Жукова" до конца (сиречь расстрела). К концу 1948 г. его вдруг оставили в покое, а когда маршал оправился после инфаркта, неожиданно отправили из Москвы командовать Уральским военным округом.

Военные и гражданские историки до сих пор бьются над разгадкой этой "милости" вождя. Высказываются соображения, что Сталину в условиях разгоравшейся "холодной войны" и образования НАТО Жуков был ещё нужен как "пугало" для американцев.

Нам же представляется, что дело было в другом.

Пауки в банке. Борьба за "сталинский кафтан"

Партия. Кардинальные изменения за годы Войны произошли и в ВКП(б). Фактически довоенная партия в военные годы почти вся погибла: из 3 млн. 872 тыс. членов и кандидатов, состоявших в ВКП(б) на 1 января 1941 г., в живых осталось всего 872 тыс. Но общая численность партии не только не уменьшилась, но и возросла в полтора раза (5 млн. 511 тыс. чел. на 1 января 1946 г.), главным образом за счет т.н. "военных призывов" на фронте (например, только в 1943 г. было сразу принято в партию 2 млн. 794 тыс. чел.).

Но это были другие люди: они уже почти ничего не знали о доктрине мировой пролетарской революции, Ленин для них стал просто "коммунистическим святым", в атаки они шли под лозунгом "За Родину, за Сталина!" и никакого языка мировой революции — эсперанто — они уже не изучали. Шел ускоренный прием в партию и в тылу, но там часто вступали по карьеристским соображениям. По советским официальным партийным источникам, социальный состав ВКП(б) после Войны не изменился — 60% её членов по-прежнему объявлялись "выходцами из рабочей среды"2.
 
Однако зарубежные исследователи и советские диссиденты в 70-х гг. давали совсем другие цифры: к 1952 г. и последнему сталинскому XIX партийному съезду рабочие составляли всего 7,6, а крестьяне — 7,8%3.
----------------------
2 Во главе защиты Советской Родины. Очерк деятельности КПСС в годы Великой Отечественной войны. М., 1957, с. 362.
3 Шапиро Леонард. Коммунистическая партия Советского Союза. Firenze, 1976, с. 614; Некрич А., Геллер М. Утопия власти. С. 484.

После Войны произошел окончательный раскол партии на Номенклатуру и рядовых членов. Вместо прежнего интернационализма этим рядовым членам предлагалось исповедовать советский патриотизм. Более того, послевоенная Номенклатура, на словах клянясь в верности Сталину, партии и Государству, фактически негласно разлагалась тем же Сталиным за счет "вещизма" и номенклатурных привилегий: дач, распределителей, спецобслуживания, дополнительной зарплаты "в конвертах" (секретарям райкомов партии), с которой они не платили партвзносы, и т.п.

Структура партии при Сталине все более и более напоминала иерархию официальной РПЦ — наверху "митрополиты" (владыки), внизу — серая масса "служек" и "послушников". Партия и Государство окончательно срослись, все более и более напоминая "один сплошной монастырь" (Николай Гоголь).

Как и после Гражданской войны, военно-командный стиль, полувоенная форма, обязательное ношение многочисленных орденов и медалей (на официальных торжествах) или орденских планок (в повседневной жизни) стало стилем партийно-государственной жизни "сумерек сталинизма".

Но в практической деятельности в 1946-1953 гг. Сталин явно отодвигал партийную Номенклатуру на второй план, превращая партию в придаток Государства. В Войну вообще вся реальная власть была сосредоточена в ГКО — Государственном Комитете Обороны, председателем которого был сам генералиссимус.
Замена в 1946 г. прежних "ленинских" наркоматов на министерства, введение во многих из них униформы и знаков различия, переименование Совнаркома в Совет Министров СССР (аналогично — в союзных республиках) указывало на то, что Сталин явно возвращается к "царским" структурам, к "старому режиму", причем даже не Николая II, а Николая I (1825-1855).

В "сумерках сталинизма" сыграл свою важную роль и биологический фактор — Сталин после Войны начал стремительно стареть, ведь в 1945 г. ему было уже 66 лет. Он все реже и реже появлялся в своем рабочем кабинете в Кремле, предпочитая вызывать своих соратников на "ближнюю дачу" в Волынское (Кунцево), месяцами отдыхал на своих казенных дачах в районе Большого Сочи или в Абхазии. В 1950 г. он не принимал никаких посетителей целых пять месяцев, в августе 1951-го — феврале 1952 г. — более полугода (как теперь стало известным, из-за трех инфарктов).

Но это вовсе не означало, что он потерял всякий контроль над партийным и государственным аппаратом, генералитетом армии, госбезопасности и внутренних дел. Просто он существенно изменил прежние партийные методы своего руководства. Став абсолютным диктатором ("царем"), он экономил свои физические силы. И если в 1945-1948 гг. Сталин ещё иногда участвовал в заседаниях Орг- и Политбюро, изредка собирал пленумы ЦК ВКП(б) (но не партконференции и тем более не съезды партии — последние уже не собирались 13 лет, с 1939 г.), то с 1949 г. он эту практику почти прекратил.

Всю текущую "черновую" работу Сталин переложил на секретарей ЦК — технических исполнителей его указаний. С этой целью он провел кардинальную реорганизацию аппарата ЦК ВКП(б): ещё 18 марта 1946 г. на пленуме ЦК он неожиданно предложил расширить состав Оргбюро почти вдвое, с 9 до 15 секретарей. При этом Сталин вернулся к практике "троек" времен болезни Ленина в Горках и на том же пленуме сам назвал состав — Сталин, Андрей Жданов и Георгий Маленков. Если фигура Жданова была хорошо известна в партийных верхах ещё с довоенных времен (десять лет, с 1924 г., первый секретарь Нижегородского обкома партии, с 1934 г., после убийства Кирова, первый секретарь Ленинградского обкома, в 1938–1941 гг. — глава Агитпропа ЦК ВКП(б), в 1939-1948 гг. — член Политбюро), то Маленкова знал лишь узкий круг партаппаратчиков как начальника ключевого "учраспреда" — Управления кадрами ЦК ВКП(б) с 1938 по 1946 г.1.
------------------------------
1 О ключевой роли аппаратчика Г. М. Маленкова в "сумерках сталинизма", как и о его попытках, исполняя волю вождя на пленумах 1938-1939 гг., приструнить обкомовских "туркменбаши", хорошо написал Ю.Н. Жуков

Разумеется, пленум немедленно санкционировал все предложения вождя — Сталина, Жданова и Маленкова немедленно избрали в Оргбюро, Политбюро и Секретариат ЦК ВКП(б).

Но вокруг Сталина уже разворачивалась борьба за его "кафтан". Конечно, ни о каких идейных фракциях времен Ленина типа "троцкистов", "децистов", "рабочей оппозиции" и т.п. в "сумерках сталинизма" говорить не приходится. Но кланово-земляческие группировки после 1945 г. уже начинают складываться, и одной из первых стала "ленинградская группировка" во главе с А.А. Ждановым. Переведенный ещё в 1938 г. из Ленинграда в центральный аппарат ВКП(б) в Москву и став после XVIII съезда партии в 1939 г. членом Политбюро, он потащил за собой своих "ленинградцев". Одним из первых среди ждановских креатур выдвинулся Николай Вознесенский (1903–1950 гг.), крупный ученый-экономист, доктор экономических наук, академик АН СССР (с 1943 г.), выпускник Института красной профессуры. По рекомендации Жданова Сталин ещё до Войны, в 1938 г., сделал Вознесенского ключевой фигурой советской экономики — председателем Госплана СССР, а с 1939-го — ещё и зампредом Совнаркома (с 1946 г. — Совета Министров СССР); одновременно с 1941 г. Вознесенский стал кандидатом в члены Политбюро, а с 1947 г. — и "полным" членом Политбюро.
Помню, как отец однажды после Войны принес домой книгу Вознесенского о советской экономике в годы Войны — её тогда прорабатывали в кружках Марксизма-Ленинизма на всех предприятиях1 (в 1948 г. за эту книгу он получил Сталинскую премию).
-------------------------------
1 Вознесенский Н.А. Военная экономика СССР в период Великой Отечественной войны. М., 1947.

29 марта 1948 года Сталин (после двух первых инфарктов) ещё больше возвышает Вознесенского — решением бюро Совмина он наряду с Маленковым становится одним из двух членов правительства, которые попеременно ведут заседания Совмина в отсутствие Сталина, который, как известно, сам являлся тогда премьером.

Второй ключевой фигурой "ленинградского клана" стал Алексей Кузнецов, также предложенный Ждановым. Кузнецов, как секретарь ЦК — куратор административных органов, лично "вел" все "дело авиаторов". А если к этому добавить, что все с той же подачи Жданова в 1946-1948 гг. Сталин использовал ленинградскую партийную организацию как "кадровый резерв" — свыше 300 назначений в парт- и госструктурах разных уровней в эти два года были произведены из организаций города и области, — то станет ясным, какую роль начал играть "ленинградский клан" в партии и Государстве. Все это указывало на то, что Сталин ищет себе преемника и одновременно пытается создать для него опору в партии — вверху и на уровне обкомов, но не забывает древний принцип цезарей: divida et impera — "разделяй и властвуй!".

Именно в противовес Жданову неожиданно возвышается серый аппаратчик Маленков. Однако между "ленинградцами" и "москвичами" сразу вспыхивает острое соперничество, тем более что за Маленковым маячат фигуры других, ещё более опытных "царедворцев" — Берии, Молотова, Кагановича, Микояна и др.

Конечно, в отличие от 20-х гг., борьба двух кланов идёт не на пленумах и партконференциях РКП(б) или заседаниях ИККИ — эта эпоха давно ушла в прошлое вместе с героями тех партдискуссий — "троцкистами". Она идёт "под ковром", и главное в ней — убедить подозрительного Сталина в том, что противоположная группировка замышляет что-то против "вождя всех времен и народов". А для него лучше всего пристегнуть кого-либо из оппонентов к очередному "делу" о "врагах народа", "шпионах" и т.д. И здесь ключевую роль играли эмгэбисты-следователи и их шеф Абакумов, которые могли выбить из арестованных любые показания.

Один из фигурантов "ленинградского дела" в 1949-1950 гг., питерский партпризывник 1946-1948 гг., первый секретарь Ярославского обкома И. М. Турко, прошедший через руки абакумовских костоломов и чудом оставшийся живым, позднее с потрясающей откровенностью изложил состояние истязаемых "подследственных": "Видя этого человека (следователя МГБ Путинцева. — Авт.), зная, в этих условиях они могут со мной сделать что угодно, я был совершенно обезволен. Они лишили меня всякого человеческого достоинства, и когда я, изнемогая, ползая и обнимая сапоги Путинцева, просил приостановить допрос, так как у меня начинались галлюцинации, я чувствовал, что теряю рассудок" (цит. по: Пихоя Р.Г. Указ. соч., с. 68).

Первоначально казалось, что в этой схватке кремлевских "пауков в банке" ленинградцы берут верх. Маленкова только-только, 18 марта, избрали членом Политбюро, но уже 4 мая 1946 г., после выступления Сталина на пленуме ЦК, столь же неожиданно выводят из его состава. Через два дня выгоняют и из Оргбюро и Секретариата ЦК и отправляют в "ссылку" — назначают председателем Комитета по реактивной технике (май 1946 — май 1947 г.), причем в том же мае Маленков исчезает из Москвы и появляется в столице вновь лишь в октябре 1946 г. (в те годы по Москве циркулировали слухи, что его сослали в Узбекистан).

Причина неожиданной опалы слышна в речи Сталина на пленуме 4 мая 1946 г. Оказывается, Маленков "просмотрел" некачественный прием главным маршалом авиации Новиковым авиационной техники в годы Войны. Вы спросите: а при чем здесь главный кадровик ЦК и самолеты? А при том, что как и все партфункционеры в годы Войны, Маленков имел десятки дополнительных "нагрузок", и среди них — курирование авиапрома, которое, впрочем, он осуществлял формально, не вникая в технические детали. Теперь ему эту "нагрузку" припомнили.

Концы этой опалы вели к "делу авиаторов", которое курировал, как Мы помним, секретарь ЦК "ленинградец" Кузнецов. А между ним и Маленковым, которому он наследовал на посту главного кадровика аппарата ЦК, сразу установились неприязненные отношения. Кузнецов тоже играл по правилам установленной Хозяином Системы: как куратор "дела авиаторов" он ориентировал Абакумова на подключение Маленкова к этому "делу", что следователи усердно и делали. В протоколах допросов "авиаторов" замелькала фамилия Маленкова. Протоколы эти, как Мы знаем, Абакумов с апреля 1946 г. направлял Кузнецову, а тот Сталину.
 
Расчет оказался точным: вождь заподозрил верного сатрапа в неверности и после десятого — двенадцатого протокола с его фамилией сместил Маленкова со всех партийных постов, тем самым выкинув его и из "тройки". Но, странное дело, не добил, как и Жукова, временно оставил на свободе. Более того, 2 августа 1947 г. снова пригрел, повысив до должности зампредсовмина СССР, где Маленков сблизился с другим зампредом — Лаврентием Берией.

К весне 1948 г. Маленков взбирается ещё выше: Сталин устанавливает баланс сил между "ленинградцами" и "москвичами": с 29 марта 1948 г. Вознесенский и Маленков как два первых зампреда вождя в бюро Совмина СССР по очереди ведут текущие заседания правительства в отсутствии Хозяина. Но этот баланс держится недолго — через пять месяцев после установления связки ВознесенскийМаленков главный покровитель "ленинградцев" и человек № 2 в партии и Государстве А.А. Жданов неожиданно умирает 30 августа 1948 г. в цековском санатории на Валдае. Наступает решительная схватка двух кланов "пауков в банке" за "сталинский кафтан".

Ждановизм

Явное выдвижение Жданова и его "ленинградской группы" (Вознесенского, Кузнецова, Косыгина и др.) на первые роли в партии и Государстве в 1946–1948 гг. было связано прежде всего с теми новыми идеологическими и пропагандистскими задачами, которые хотел решить Сталин после Войны.

Для него было уже очевидным, что старая довоенная коминтерновская идеология интернационализма (в тылу врагов вспыхнет восстание мирового пролетариата, и он не даст сокрушить СССР) полностью обанкротилась: спас Советский Союз и его самого старый русский патриотизм. Поэтому в 1943 г. он разгонит Коминтерн, начнет заигрывать с РПЦ и уже больше никогда не вернется к идее "штаба мировой революции": созданный с активным участием Жданова в сентябре 1947 г. Коминформ (Информационное бюро компартий) так и останется лишь центром обмена Информацией и получением директив из Москвы (в апреле 1956 г., после ХХ съезда, будет распущен).

Между тем послевоенная ситуация в СССР срочно требовала заполнить идеологический вакуум. Сталину это спасение виделось в виде комбинации двух постулатов — прежней коминтерновской концепции 1929-1939 гг. — "СССР — осажденная империалистами крепость" и нового, вышедшего из Войны, — "советского патриотизма".

Сама по себе схемка была немудрящей: в "крепость" Запад засылает "идеологических диверсантов", а "советские патриоты" всех уровней дают им достойный отпор. Тогдашние "кухонные" аналитики в СССР и настоящие, за рубежом, обратили внимание на то, что из публичных речей Сталина начала исчезать прежняя "коминтерновская" фразеология (в упоминавшейся выше речи 9 февраля 1946 г. перед избирателями в Москве он умудрился ни разу не сказать слова Социализм и коммунизм), а в докладе по случаю 27-й годовщины Октябрьской революции 6 ноября 1944 г. упор сделал на "верности народа своей советской Родине", но не на интернациональном, а на "братском содружестве трудящихся всех наций нашей страны"1.

Основания для беспокойства у Сталина были, и серьезные. В определенном смысле история повторялась, и короткий послевоенный антифашистский период 1945-1947 гг. в Европе и в СССР вызывал надежды на кардинальные изменения в жизни людей всех стран и континентов. Война действительно привела к созданию формально наднациональной ООН, причем на этот раз СССР не игнорировал как Лигу Наций, а активно поддержал создание ООН, став одним из пяти постоянных членов её Совета Безопасности, к публичному осуждению нацизма и фашизма (именно Нюрнбергский процесс 1946 г. над главарями нацизма ввел такую международную юридическую норму, как "преступление против человечества" — выдачи военных преступников осуществляются до сих пор), начался новый подъем национально-освободительного движения в колониях, в 1947 г. увенчавшийся первым успехом — Индия и Пакистан освободились от многолетнего колониального ига.

В СССР после Войны возродилось нечто вроде прежних "НЭПовско-сменовеховских" настроений 20-х гг., особенно среди творческой Интеллигенции. Во время и после Войны, наряду с заказными романами на фронтовую и колхозную тему (Семен Бабаевский, "Кавалер Золотой Звезды"; он же, "Свет над землей", 1947–1950 гг.) или насильственно переделанными романами (Александр Фадеев, "Молодая гвардия", 2-е изд., 1951 г.) появляются действительно талантливые художественные произведения бывших советских солдат и офицеров, отразивших героический подвиг народа в Войне.

Среди этой "военной прозы" заметны повести и романы Василия Гроссмана "Народ бессмертен" (1942 г.) и "За правое дело" (1952)2, Виктора Некрасова "В окопах Сталинграда" (1946), довоенные воспоминания Михаила Зощенко "Перед восходом солнца" (ч. 1, 1943) и многие другие.
----------------------------------
1 Цит. по: Внешняя Политика Советского Союза в период Отечественной Войны. Т. 2. М., 1946, с. 45.
2 Однако начатый ещё в 1948 г. роман-размышление "Жизнь и судьба" этого писателя — опасное сравнение гитлеровского и сталинского режимов со сценами в ГУЛАГе и еврейском гетто в нацистской Германии — был запрещен при Сталине, Хрущёве и Брежневе и при жизни писателя не увидел свет (напечатан за границей в 1980 г., в СССР — при Горбачёве в 1989 г.). Не удостоил Гроссмана за его военные книги Сталин и премии своего имени, хотя, например, Бабаевский за свою макулатуру получил их в 1949–1951 гг. целых три.

В свое время сначала в "Литературной газете", а затем в отдельном издании в 1991 г.1 я уже писал, что и Сталина (а он уже в 1945 г. получил через гэбистов в Союзе писателей СССР сведения об опасных мыслях Гроссмана относительно аналогий фашизма и сталинизма), и Хрущёва (при всей его "десталинизации" он приказал в 1961 г. устроить на квартире писателя обыск и забрать на Лубянку очередной роман Гроссмана "Все течет") очень напугали мысли писателя-фронтовика, известного ещё своими довоенными историко-революционными романами (например, "Степан Кольчугин", ч. 1-4, 1937-1940), относительно схожести двух тоталитарных режимов.
-------------------------
1 Революция и мифы о революции (о повести В. Гроссмана "Все течет" и не только о ней // В. Г. Сироткин. Вехи отечественной истории. М., 1991, с. 206-224.

Любопытно отметить, что ни Еврея Гроссмана в самый разгар антисемитской кампании 1949–1953 гг., ни русского "антисоветчика" Некрасова (а ему за "Окопы Сталинграда" дали в 1947 г. Сталинскую премию, но в 1974 г. писатель все равно эмигрировал из СССР во Францию) при Сталине не тронули, но зато отыгрались на Зощенко и совершенно аполитичной поэтессе Анне Ахматовой (разгромное постановление ЦК ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград"" 14 августа 1946 г., текст которого собственноручно был написан Ждановым). Постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград" было первым, но далеко не последним партийным постановлением 1946-1948 гг. по идеологии, которые позднее на Западе окрестят общим понятием ждановизм.
 
За ним в том же 1946 году последуют постановления "О репертуаре драматических театров", "О кинофильме "Большая жизнь"" и др. А за постановлениями — организационные выводы: закрытие журналов, кадровые перестановки в творческих союзах (например, в августе 1946 г. в Союзе писателей, когда поэта Николая Тихонова заменили генеральным секретарем Александром Фадеевым) и т.д. Позднее, с началом Перестройки, термин "ждановизм" распространился на весь сталинский антиинтеллигентский послевоенный погром, с 1949 г. принявший откровенно антисемитский характер2.
-------------------------
2 См., напр.: Карякин Юрий. "Ждановская жидкость", или Против очернительства // Огонек, 1988, № 18.

Действительно, главным "идеологическим погромщиком" с 1944 г. выступал Жданов, после окончательного снятия блокады переведенный из Ленинграда в Москву в знаменитый Агитпроп — Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Он уже возглавил в начале 1946 г. значительно усиленный штатно-идеологически новый мощный орган ЦК — Управление пропаганды и агитации (не забудем, что Жданов был ещё с 1939 г. и членом Политбюро ЦК ВКП(б)). Новому управлению придали "тяжелую артиллерию" — свой собственный печатный орган газету "Культура и жизнь", начавшую выходить с 28 июня 1946 г.

Да, Жданов бдительно следил за идейным марксистско-ленинским "порядком" на подведомственной ему "грядке" и вовремя сигнализировал Хозяину о появлении на ней "идеологических сорняков". Так, ещё до начала погрома в Ленинграде журналов "Звезда" и "Ленинград" он уже в июне 1946 г. сообщил Сталину о потере бдительности двумя ленинградскими учеными-медиками профессорами Клюевой и Роскиным, направившими в медицинский журнал в США свою статью о лечении рака. По этому поводу управление подготовило, а Секретариат ЦК разослал специальное закрытое партийное письмо, призывавшее руководителей парткомов НИИ к бдительности в отношении ученых и пресечении их связей с заграницей3.
-------------------------
3 Аксенов Ю. С. Послевоенный сталинизм: удар по Интеллигенции // Кентавр, 1991, октябрь — декабрь, с. 82.

Да, под руководством Жданова готовился и проводился в 1946 — августе 1948 г. разгром многих творческих союзов, научных учреждений (в частности, знаменитая

погромная сессия 31 июля — 7 августа 1948 г. ВАСХНИЛ, где были разгромлены ученые-генетики и восторжествовала поддержанная Сталиным "лысенковщина").

Он же причастен к шельмованию гениальных русских композиторов Сергея Прокофьева и Дмитрия Шостаковича в феврале — апреле 1948 г.

Но вот что характерно: в отличие от наследовавшего ему после 1948 г. Михаила Суслова, Жданов никогда не боялся (и даже любил) выступать со своей "партийной критикой" публично — на собраниях и пленумах писателей, активах творческой Интеллигенции и т.д.

И вот что ещё показательно: при нём пока не сажали в тюрьму — громили, снимали с должностей, исключали из творческих союзов, не печатали, как, скажем, Ахматову и Зощенко, но не сажали. Даже проклятых "вейсманистов-морганистов" — генетиков — после погромной сессии ВАСХНИЛ 1.
-------------------------
1 Медведев Жорес. Взлет и падение Лысенко: история биологической дискуссии в СССР. 1929-1966. М., 1993, с. 161-163. (Посадят некотрых из них позднее, но уже не как генетиков, а как Евреев.)

В этом непонятном сегодня многим борцам со сталинизмом "либерализме" 1946-1948 гг. ждановской "ленинградской группы", особенно в экономике и Финансах, по нашему мнению, скрывался глубокий подтекст, в чем-то созвучный "НЭПовским" методам Красина, Чичерина, Сокольникова, Владимирова и даже Дзержинского на посту председателя ВСНХ. И здесь вновь проглядывается (хотя после Войны и тщательно скрываемое) различие между "гимназистами" и "семинаристами".

Жданов, например, как и Троцкий, получил пусть и не классическое, но тем не менее по тем временам вполне приличное образование — окончил до революции реальное училище в Твери, да ещё, в отличие от эмигранта Троцкого, закончил четырехмесячную школу прапорщиков в Тбилиси во время Первой мировой войны.
 
Он почти всю Отечественную войну провел в блокадном Ленинграде, непосредственно руководя обороной, и современные петербургские исследователи, опросив десятки ещё живых партийных и государственных работников тех времен, в 1995 г. пришли к неожиданному для критиков "ждановизма" выводу: "Жданов резко выделялся личностными свойствами и характеристиками из общего фона [тогдашних] ленинградских руководителей. Его отличали: незаурядный здравый смысл, реалистическое мышление, умение быстро ориентироваться и адаптироваться к обстановке, неординарная память... самообразование и природный талант (Жданов в отличие от очень многих тогдашних "вождей" играл на пианино. — Авт.), умение ладить с самыми разными людьми позволяли ему достаточно квалифицированно решать многие вопросы"2.
-------------------------
2 Блокада рассекреченная. Сб. статей и документов. СПб., 1995, с. 137 (авторы статьи о Жданове — В. Демидов и В. Кутузов).
Да и то сказатьЖданов по-своему, хотя и со сталинских позиций (как некогда в 20-х гг. Троцкий — с ленинских, вспомним его "Литературу и революцию" 1923 г.) громил "безыдейную" послевоенную Интеллигенцию, да ещё публично. А это вам не "охота на генералов", где приказал — и все. Здесь нужен был минимум эрудиции, какая-никакая аргументация, а не один орал — "партбилет на стол!".

И ещё один примечательный факт, ставший известным лишь сравнительно недавно, в 1997 г., после публикации сугубо личного дневника В. А. Малышева, в послевоенные сталинские времена — зампреда Совмина СССР. По долгу службы Малышев был приглашен на двухдневное заседание Политбюро 31 мая — 1 июня 1948 г., где обсуждался вопрос о присуждении очередных Сталинских премий. И как всегда неожиданно, Сталин выступил по совершенно другому вопросу — он вдруг обрушился на своего очередного (второго по счету) новоиспеченного зятя Юрия Жданова (тот только-только, поздней весной, женился на его дочери Светлане) за то, что на каком-то рутинном семинаре лекторской группы ЦК тот выступил против шарлатана Лысенко.
 
"Лысенко, — многозначительно заявил Сталин, — это Мичурин в агротехнике"1.
 
Пикантность ситуации состояла в том, что на этом заседании вместе с сыном присутствовал и отец — Андрей Жданов, а также десятка три академиков, партаппаратчиков и совминовских чиновников.

Малышев предполагал, что вряд ли сын выступил против Лысенко на лекторской группе по собственной инициативе. Скорее всего, он согласовал этот демарш с отцом, а тот, по-видимому, надеялся, что Сталин не станет "базарить" по какому-то запутанному вопросу о генетике с ученым публично, тем более, что вождь ни уха ни рыла в этом не понимает (все-таки один из "вейсманистов-морганистов" — Т. Х. Морган, крупнейший ученый-генетик, лауреат Нобелевской премии по науке 1933 г.).
 
Отец и сын Ждановы ошиблись — никакие лауреаты Нобелевских премий "вождю всех времен и народов" были не указ, и пришлось Юрию писать 7 июля 1948 г. покаянное письмо своему тестю и заверять, что в душе он остался "страстным мичуринцем" (письмо, разумеется, опубликовали в "Правде" 4 августа 1948 г., на потеху кремлевским кумушкам, — "не успел жениться на сталинской дочке, а уже получил оплеуху от тестя, выскочка!").

Сталин ничего просто так не делал: раз уж он предал "тиснению" личное и доверительное письмо зятя в центральном партийном органе, значит — это сигнал и отцу. И сигнал поступил вскоре после покаянного письма Юрия Жданова 7 июля 1948 г. — в том же месяце Г. М. Маленков вновь избирается секретарем ЦК, и борьба между ним и другим секретарем-"кадровиком" А.А. Кузнецовым вспыхивает с новой силой.

Жданов-отец в тот момент лечится в цековском санатории на Валдае, а в это время в Москве вовсю идёт погромная сессия ВАСХНИЛ, где "лысенковцы" топчут ногами истинных ученых-генетиков. Сталин как бы подкидывает им подарок — покаянное письмо "страстного мичуринца" своего зятя Юрия Жданова.

И как-то уж очень вовремя в том же августе 1948 г. неожиданно умирает Жданов-отец, совсем как Киров в 1934 году. Правда, объективности ради следует сказать, что, как многие русские полуинтеллигенты-Большевики (скажем, Рыков), Жданов-старший страдал… "болезнью души"2.
--------------------------
1 Дневник В. А. Малышева // Источник, 1997, № 5, с. 103-147.
2 К концу жизни он стал хроническим алкоголиком, и на своей "ближней даче" Сталин в последнее время не давал ему на традиционных застольях членов Политбюро ни капли спиртного — Жданов, морщась, пил только минеральную воду; по части запоев со Ждановым в те годы мог соперничать только кандидат в члены Политбюро Александр Щербаков, но он умер раньше Жданова, 10 мая 1945 г., и тоже внезапно. См.: Пороки и болезни великих людей. Сб. статей и материалов. Минск, 1998, с. 198
Была ли "болезнь души" Жданова-отца следствием дурной наследственности, или он, как Орджоникидзе накануне самоубийства в 1937 г., начал особенно много пить, когда понял — у Сталина тоже "больная душа", но только не от алкоголя, а от прогрессирующей тяжелой психической болезни, так и осталось неизвестным.
 
Во всяком случае, Н.С. Хрущёв, уже находясь в опале, в своих мемуарах весьма сочувственно отзывается о Жданове, в отличие от оценок, которые он давал другим послевоенным сатрапам СталинаБерии, Маленкову, Кагановичу и др.

Но что Хозяин через год после смерти Жданова дал отмашку на жесточайшую расправу со всей его "ленинградской командой" и сотнями других ни в чем не повинных ленинградских функционеров, это исторический факт. Лично я думаю, что, останься А.А. Жданов жив после 30 августа 1948 г., его наверняка ждала бы судьба Кирова 1 декабря 1934 г.

Ленинградское дело

В этом "деле" сплелись воедино как объективный, так и субъективный факторы. Объективно ленинградцы, и прежде всего Николай Вознесенский и Алексей Косыгин1, сделали очень много для спасения советских промышленных предприятий в годы Войны и восстановления послевоенной экономики. Именно Н.А. Вознесенский как зампред Совмина и председатель Госплана СССР сумел убедить Сталина принять его план восстановления послевоенной советской экономики: отмену карточной Системы, проведение денежной реформы, введение отдельных элементов "НЭПовской" деятельности — разрешение широкой сети "колхозных" рынков, "коммерческих" (т.е. без карточек) магазинов, ресторанов, ларьков, частной практики зубных врачей и т.п.

Сталину, который, как и Ленин, во главу угла всегда ставил политическую целесообразность, вначале явно импонировали успехи "ленинградской группы" Жданова. Сам её глава с лета 1946 г. успешно идеологически громил "гнилую творческую Интеллигенцию", а в это же время его "замы" более или менее успешно спасали "народ" от голода и холода. Более того, как отмечалось выше, Хозяин даже вначале черпал среди ленинградцев кадровый резерв для назначения на партийные и хозяйственные посты по всему Советскому Союзу, а в частных беседах в 1947 г. на своей "ближней даче" даже высказывался в том духе, что своими преемниками он видит только "ленинградцев": на посту Предсовмина СССР — Н.А. Вознесенского, а Генсеком ЦК ВКП(б) — А.А. Кузнецова ("Известия ЦК КПСС", 1989, № 2, с. 127).
Но субъективно Сталин, как и в конце 20-х — начале 30-х гг., никогда не разделял эти НЭПовские тенденции своих временных "попутчиков" — ленинградцев. И как только острая нужда в них отпала — к лету 1948 г. СССР в основном восстановил разрушенную Войной экономику и более или менее наладил мирную жизнь — Сталин круто изменил свое отношение к "ленинградцам". Уже одно то, что "вождь" не пощадил самолюбие своего нового зятя и приказал опубликовать покаянное письмо Юрия Жданова в "Правде", стало зловещим знаком: фактически с 4 августа 1948 г. Сталин дал "отмашку" к разгрому "ленинградской группы"2.
--------------------------
1 А.Н. Косыгин (1904-1980) родился, учился (как и Жданов, был "реалистом" — окончил до революции реальное училище в Петрограде) и работал в Ленинграде до 1939 г., когда вместе со Ждановым и Вознесенским был вызван Сталиным в Москву и в 35 лет назначен им наркомом текстильной промышленности. С 1940 г. — зампред Совнаркома, с июля 1941 г. — зампред Совета по эвакуации промышленных предприятий на Восток (в январе — июле 1942 г. занимался эвакуацией людей и техники из осажденного Ленинграда). Именно благодаря его энергии удалось перебазировать на Урал и в Сибирь большое количество военных заводов, в первую очередь авиационных. В 1943-1946 гг. — предсовнаркома РСФСР, в 1949-1953 гг. — министр легкой промышленности СССР. См.: Торчинов В. А., Леонтюк А.М. Вокруг Сталина. Историко-биографический справочник. СПб., 2000, с. 267.
2 Основные документы по фабрикации этого "дела" давно опубликованы. См., напр.: Пленум ЦК КПСС (июнь 1957 г.): стенографический отчет. М., 1957; О т.н. ленинградском деле // Известия ЦК КПСС, 1989, № 2, с. 126-137; "Ленинградское дело". Сб. док. Л., 1990. Из исследований см. книгу ленинградского чекиста В.И. Бережкова "Питерские прокураторы" (СПб., 1998).

"Паукам в банке" из Москвы во главе с заново испеченным секретарем Оргбюро и Секретариата ЦК Маленковым стало заметно легче: ни ему, ни Берии совсем не улыбалось оказаться в подчинении у двух ленинградских "дофинов" СталинаВознесенского и Кузнецова.

И тут как нельзя "кстати" неожиданно умирает Жданов (ниже Мы ещё увидим, как таинственные обстоятельства его смерти вдали от Москвы в связи с т.н. "делом Лидии Тимашук" будут использованы "пауками" в 1952–1953 гг. в борьбе за "сталинский кафтан"). Маленков сразу же нацеливается на его место — человека № 2 в партии. Но для этого следует дискредитировать "дофина" Кузнецова, а заодно и всю "ленинградскую братию". Опытный аппаратчик, Маленков, однако, начинает не с Москвы, а с Ленинграда, с местных партийных и советских руководителей, к которым постепенно "подтягивает" московских ленинградцев и "примкнувших к ним" предсовмина РСФСР М. И. Родионова (в 1940-1946 гг. первый секретарь Горьковского обкома), Кузнецова, Косыгина, Вознесенского и других.
 
Точно рассчитан и первый удар: Маленков уже знает, что Хозяин начинает морщиться от "торгашеских" приемов "дофина" Вознесенского в экономике. Не далее как 11 ноября 1948 г., как ведущий вместо Сталина заседание бюро Совмина СССР, Вознесенский санкционирует принятие постановления "О мероприятиях по улучшению торговли". Речь идёт о реализации на межобластных оптовых ярмарках скопившихся на складах госторговли и Центросоюза нереализованных товаров на огромную сумму в 5 млрд. "новых" рублей. Такие ярмарки (похожие "продуктовые" ярмарки в 1986–1987 гг. будет активно проводить в столице первый секретарь МГК Борис Ельцин) было решено проводить в ноябре — декабре 1948 г. по всему Союзу. Одну из них 10-20 января 1949 г. провели в Ленинграде с большим размахом, назвав её даже не межобластной, а всероссийской.

По установленному порядку в разгар ярмарки ничего не подозревавший предсовмина РСФСР Родионов 13 января 1949 г. направляет в Секретариат ЦК письменную Информацию — как идёт торговля, сколько продали, какие деньги выручили и т.п. Маленков, получивший, по-видимому, уже санкцию Сталина, начинает фабриковать компромат — на Информации Родионова новый человек № 2 в партии накладывает резолюцию о якобы "нарушении" установленного порядка проведения такого рода хозяйственных мероприятий (всесоюзную ярмарку в Ленинграде якобы должен санкционировать полный состав Совмина, а не его узкое бюро) и разослал копию "бумаги" заинтересованным лицам — зампреду Совмина СССР и претенденту на место Вознесенского Лаврентию Берии, министру внешней торговли СССР Анастасу Микояну и другим. Соблюдая пока осторожность, Маленков "отписал" Информацию и Н.А. Вознесенскому.

Словом, первый документ "ленинградского дела" уже в январе 1949 г. лег в папку Маленкова. В декабре того же года появляется и второй — анонимка с объединенной областной и городской партконференции Ленинграда и области о фальсификации голосования по выборам в бюро обкома и горкома (коронный прием всех партийных интриганов с 1949 г. и по 1988 гг. в парторганизациях всех уровней): по итогам тайного голосования было объявлено, что все прежние областные и городские "вожди" снова прошли в руководители якобы единогласно, а на самом деле каждый из них получил от 2 до 15 голосов против.

Такого рода фортели были не редкостью в ВКП(б) — сам Сталин ещё на XVII съезде говорил, что важно — не как голосуют, а как считают голоса (и приказал поставить себе ровно столько голосов "против", сколько имел Киров — на деле же их было во много раз больше). Но все зависело от "установки Сверху": устроителей схожих с ленинградской ярмаркой ведь не тронули, да и с других отчетно-выборных партконференций в конце 1949 г. поступали анонимки о фальсификации итогов голосований, но Политбюро 15 февраля 1949 г. почему-то вынесло вопрос только о ленинградцах и приняло специальное постановление "Об антипартийных действиях тт. А.А. Кузнецова, М. И. Родионова и П. С. Попкова". В постановлении свалили в одну кучу и ярмарку ("разбазарили государственный товарный фонд"), и фальсификацию бюллетеней тайного голосования на партконференции.

Ни о Логике, ни о фактах составители постановления Политбюро от 15 февраля не заботились. Первому секретарю обкома П. С. Попкову приписали "зиновьевскую тенденцию" противопоставления ленинградской парторганизации московской (намек на "новую оппозицию" ЗиновьеваКаменева в 1925 г.), а Вознесенскому — "шефство" над такой "антипартийной тенденцией". Политбюро сняло Кузнецова, Родионова и Попкова со всех постов, но пока оставило их в партии и даже (Родионова, Попкова) направило "на учебу" в Академию общественных наук при ЦК ВКП(б).
По-видимому, Сталин все же остался недоволен "работой" Маленкова по ленинградцам, хотя тот из кожи лез вон, чтобы сфабриковать "антипартийную группу" и даже в феврале 1949 г. для этого лично выезжал в Ленинград и "обрабатывал" некоторых членов бюро обкома и горкома. Но Сталин все же изъял "дело" из рук Маленкова и отдал его Абакумову летом 1949 г. Тот привычно взялся за работу и первым делом арестовал "аспирантов" Родионова и Попкова, а заодно и ещё одного "студента" — направленного "на учебу" в апреле 1949 г. в АОН при ЦК ВКП(б) бывшего второго секретаря Ленинградского горкома партии Якова Капустина.

Костоломы Абакумова довольно быстро выбили из этого последнего "признание", что он: а) "английский шпион" (почему "английский" — для Сталина с Абакумовым было все равно, мог быть назначен и "японским", хотя бывший клепальщик на питерском заводе "Красный путиловец" никаких иностранных языков не знал и за границей никогда не был!) и б) член тайной "антипартийной группы", сформированной якобы Вознесенским.

Но Вознесенского пока не трогают. Зато находящегося "в резерве" А.А. Кузнецова, "аспирантов" П. С. Попкова и М. И. Родионова, а заодно будущих членов "антипартийной группы" председателя Ленгорсовета П. Г. Лазуткина и бывшего председателя Леноблисполкома Н. В. Соловьева (в тот момент, как "ленинградский партпризывник", он работал первым секретарем Крымского обкома партии) вызывают 13 августа 1949 г. на Старую площадь в кабинет секретаря ЦК Маленкова якобы для беседы, но уже в приемной всех пятерых арестовывают агенты Абакумова и препровождают во внутреннюю тюрьму на Лубянке.

Приходит очередь и Вознесенского. Открытая атака на него начинается уже в марте 1949 г. По негласному указанию Маленкова один из заместителей Госснаба пишет в Совмин СССР записку о якобы умышленном занижении председателем Госплана СССР Вознесенским цифр промышленного развития страны на 1949 г., что уже пахнет "вредительством". Немедленно собирается Совмин и на нём принимается решение (без всякой проверки изложенных в доносе из Госснаба фактов) о "культивировании непартийных нравов" председателем Госплана, "фактах обмана правительства" и т.п.

Очевидно, и здесь Сталин остался недоволен слишком топорной работой Маленкова, и чтобы уже окончательно подвести Вознесенского под уголовную статью, прибег к традиционному в истории российской бюрократии приему — обвинению высокого чиновника в пропаже со службы "казенных бумаг" (именно по такому обвинению в марте 1812 г. сместили с поста Государственного секретаря и отправили в ссылку на Урал великого реформатора начала XIX в. Михаила Сперанского). По-видимому, по его указанию Маленков устроил в аппарате Госплана банальную провокацию-воровство: некто "уполномоченный ЦК по кадрам" Е. Е. Андреев выкрал из сейфов Вознесенского целый ряд секретных правительственных постановлений сразу за ряд лет — с 1944 по 1949 г., а затем настрочил Маленкову в июле 1949 г. донос — Вознесенский-де "утратил бдительность", "утерял важные секретные документы" и пр.

Дальше все шло по накатанному ещё в 30-х гг. сценарию — по "инстанциям". Маленков отрядил донос Андреева к Сталину, тот в КПК при ЦК ВКП(б) Шкирятову (помните, члену "штаба" по "врагам народа" — генералам), а Шкирятов обобщил все "факты" в специальной записке "О непартийном поведении тов. Вознесенского Н.А.". Туда вошли и "вредительство" в Госплане, и поддержка ленинградской "антипартийной группы".

Вывод Шкирятова: исключить Вознесенского из ЦК и… привлечь к суду "за утерю секретных документов". Политбюро 11 сентября согласилось с КПК, а виртуальный пленум ЦК 12-13 сентября 1949 г. (пленум не собирался, а его решения, составленные Маленковым, просто подписывались методом опроса) утвердил эту расправу. 27 октября 1949 г. Вознесенского арестовали.

"Ленинградское дело" показало, что Сталину уже не нужны были какие-то формально-юридические процессуальные нормы суда — расправа над арестованными осуществлялась в "рабочем порядке". Сначала их с августа по декабрь 1949 г. "допрашивали" (т.е. зверски избивали до потери ими человеческого облика — см. выше свидетельство И. М. Турко), выбивая самые немыслимые признания. Наконец, 18 января Абакумов представил Сталину список на 44 человек, из которых 9-10 человек "главарей" предложил расстрелять, а остальным дать различные сроки лагерей. При этом судить не в открытом процессе с участием обвинения и защиты, а "тройкой" — закрытым выездным заседанием военной коллегии Верховного суда в Ленинграде. Сталин довольно долго думал (целых восемь месяцев!), пока, наконец, не дал "добро" на этот сценарий.

4 сентября 1950 года Абакумов и главный военный прокурор А. П. Вавилов представили Сталину совместную записку, которая фактически и была решением "суда": Вознесенского, Кузнецова, Попкова, Капустина, Родионова и Лазуткина — к расстрелу, остальных — к различным срокам лагерей.

29-30 сентября в Ленинграде в окружном Доме офицеров все прошло по намеченному сценарию: закрытый "суд тройки", 1 октября в 00 час. 59 мин. огласили приговор, в 2 часа ночи пятерых смертников уже расстреляли.

Но и это было ещё не все — уничтожили всю родню расстрелянных (у Вознесенского репрессировали жену, сестру и брата, ректора ЛГУ им. Жданова). Изо всей "ленинградской команды" непонятно почему (как и Жуков в армии) уцелел только Косыгин, хотя по всем "канонам" сталинской "юстиции" его место было в подвале окружного Дома офицеров рядом с Кузнецовым, на сестре которого он был женат. Смертельный сталинский тайфун в очередной раз пронесся по Ленинграду и области, сметя в 1949-1952 гг. со своих постов более двух тысяч "начальников", очень многие из которых были репрессированы.

Позднее, после смерти Сталина и расстрела Берии, все главные фигуранты по "ленинградскому делу" решением той же военной коллегии Верховного суда СССР от 30 апреля 1954 г. были полностью реабилитированы, а исполнители этой средневековой инквизиции Абакумов и следователи-изуверы Лихачев, Комаров и др. были судимы 14-19 декабря 1954 г. в том же окружном Доме офицеров, приговорены к расстрелу и расстреляны в том же подвале, что и их жертвы.
Маленков после изгнания "антипартийной" группировки из Политбюро и ЦК КПСС (формулировки и при Хрущёве остались те же) в июне 1957 г. сумел уничтожить все хранившиеся в его личном сейфе в кабинете бывшего секретаря ЦК документы по "ленинградскому делу" и открутиться: никакого уголовного наказания за физическое уничтожение соратников по Политбюро и ЦК из Ленинграда он так и не понес и умер своей смертью, хотя и в опале.

Надо сказать, что параллельно "ленинградскому" в том же октябре 1949 г. прошло и "московское дело", хотя гораздо менее "масштабное": через Маленкова к Сталину поступил "сигнал" — письмо трех московских инженеров, членов партии, с критикой работы первого секретаря МГК Г. М. Попова (позднее было установлено, что таких "инженеров" в природе не существует — фамилии были вымышленные). Как водится, Сталин создал комиссию Политбюро. Она подтвердила "сигнал". 13 декабря 1949 г. виртуальный пленум ЦК (опросом) освободил Попова, а в конце декабря на его место был избран Н.С. Хрущёв, переведенный из Киева в Москву.

Но даже тогда, в 1949–1950 гг., московские "пауки", уничтожив своих ленинградских соперников по "банке", ещё не знали, какую грандиозную экзекуцию готовит им Хозяин, вознамерившийся на очередном съезде партии разбить и саму Банку (Полит- и Оргбюро, ЦК, КПК и т.д.), а всю "старую гвардию" отправить под нож.

Последние пять лет правления Сталина (1948–1953 гг.) — наиболее смутные годы "сумерек сталинизма", все ещё вызывающие жгучий интерес историков и публицистов. В качестве примера такого интереса назовем двухсерийную телепередачу Алексея Пиманова (постоянный ведущий популярной программы "Человек и закон"), "Последний день Сталина" по ОРТ в мае 2001 г., любопытную тем, что автору и ведущему этой редкой по исторической достоверности телепередачи удалось почти через полвека после смерти "отца народов" разыскать живого последнего начальника его личной охраны генерала Николая Новика (работал с мая 1951 по март 1953 г.)1.

Его неторопливый рассказ о чисто бытовых деталях последних 20 месяцев жизни Сталина на "ближней даче", дополненный свидетельствами дочери Власика в той же передаче, рисуют жуткую картину патологического страха Хозяина перед угрозой отравления, чем-то напоминающие страхи Ленина в Горках за 30 лет до этого (помните, не брал лекарств даже из рук доверенного врача Федора Гетье, пищу принимал только после того, как её пробовал комендант "Гаврюшка" и т.п. — у Сталина до мая 1951 г. "пробовальщиком" еды и питья был ген. Власик). Новик сообщил дополнительные детали "лекарственного" страха Сталина: с января 1952 г. выданные ему врачами таблетки не принимал, а бросал в унитаз, однажды выдал Новику лично составленный им список лекарств, деньги и тайно, одного за рулем, отправил в сельскую аптеку соседней деревни Давыдково, где тот приобрел как обычный покупатель целую сумку медикаментов.

Свидетельство Новикова ранее подтвердил другой охранник сталинской "ближней" дачи генерал МГБ Рясной: "посылал чекистов в простую аптеку со списком лекарств. Самолечением занимался. Подозревал, что его могут отравить на тот свет, и не без оснований"2 (?! — Авт.).
--------------------------
1 От судьбы своего предшественника ген. Н.С. Власика (свыше 20 лет начальник личной охраны Сталина; 8 мая 1951 г. был смещен, 16 декабря 1952 г. арестован, в 1956 г. освобожден и реабилитирован, в 1968 г. умер) Николая Новика спасла случайность: за неделю до смерти вождя он заболел и попал в госпиталь; после смерти Сталина, побыв в резерве КГБ, был отправлен офицером безопасности в одно из советских посольств в Восточной Европе, где "лег на дно", не высовывался и тем самым спасся; ни в период хрущевской десталинизации, ни позднее уже в отставке не давал никаких интервью журналистам и не публиковал разоблачительных мемуаров.
2 Цит. по: Емельянова Ю. В. Сталин: на вершине власти. Т. 2, с. 503-504.

А чего стоит свидетельство Новика о том, что в последние годы даже в своем бронированном ЗИСе Сталин ездил не на переднем или заднем "мягком" сиденье, а на откидном жестком кресле, спиной к водителю.
Подобного рода бытовые свидетельства человека, близко наблюдавшего повседневную жизнь всесильного диктатора, панически боявшегося за свою жизнь, объясняют очень многое из политических поступков Сталина в 1948-1953 гг. Во всяком случае, больше, чем просто умозрительные рассуждения некоторых яростных антисталинистов, таких, как, скажем, известный "коминтерновский" публицист Эрнст Генри (Семен Ростовский). Последний, пройдя путь от создателя КИМа (Берлин, ноябрь 1919 г.) и члена компартии Германии в 1920-1933 гг. до советского дипломата в Лондоне в 1935-1951 гг. (в 1951 г. был репрессирован, в 1955 г. освобожден), стал "дуайеном" советского журналистского корпуса в 60-80-х гг. (лауреат премии Союза журналистов СССР в 1961 г., "Литературной газеты" в 1979 г., Союза писателей СССР в 1981 г. и др.).

В 60-х гг. Эрнст Генри прославился в формирующихся в СССР диссидентских кругах своей фрондой против начинавшейся при "раннем" Брежневе реабилитации Сталина как выдающегося полководца, совпавшей с празднованием в мае 1965 г. 20-летия Победы (в 1969 г. Э. Генри организует антисталинское письмо в "инстанции" — его подписали многие выдающиеся деятели советской науки и Культуры, включая акад. А. Д. Сахарова). В тех же кругах по Москве ходило по рукам письмо Э. Генри от 30 мая 1965 г. писателю Илье Эренбургу, который в своих мемуарах "Люди. Годы. Жизнь" "чутко" отреагировал на новые веяния "инстанций" — новое возвеличивание Сталина, упрекая знаменитого писателя (вспомним его повесть 1954 г. "Оттепель") в сервильности. "Коминтерновец" в этом письме камня на камне не оставляет от "мудрости" и "гениальности" Сталина: "Не было государственного ума. Не было величия. Была довольно ограниченная хитрость и сила, опиравшаяся на самодержавную власть над огромными человеческими ресурсами. Была авантюристическая игра "ва-банк", объяснявшаяся не преданностью идее коммунизма, а невероятным самомнением, сладострастной похотью к личной власти за счет идей"1.
 
Характерно, что ни Эренбург, ни Генри ничего не пишут о прогрессирующей болезни Сталина. Между тем его здоровье после Войны как бы повторяет здоровье Ленина в 1922-1924 гг. В 1946-1947 гг. генералиссимус переносит два инфаркта (Некрич А., Геллер М. Указ. соч., с. 505; Жуков Ю.Н. Интервью журналисту А. Сабову, июль 2002 г. — архив автора), усиливающих и без того характерную для него уже давно подозрительность, год от года приобретающую параноидально-маниакальный характер (вспомним диагноз проф. Бехтерева в 1927 г.). Надо сказать, что и до телевизионных показаний личного охранника Н. Новика в мемуарной литературе некогда близких к Сталину людей ещё в 60-х гг. появлялись очевидные свидетельства явной психической болезни вождя. Так, один из друзей юности Кобы Cерго Кавтарадзе (1885-1971 гг.) в 1922-1923 гг. — председатель совнаркома Грузии в составе ЗСФСР, а в 1924-1928 гг. — первый заместитель прокурора Верховного суда СССР и одновременно видный грузинский "троцкист" (в 1937 г. был арестован и чудом уцелел в лагере), вспоминал: в 1939 г. его неожиданно освободили и прямо из лагеря доставили на дачу Сталина. Сделав вид, что он не знает, где был его давний друг, Сталин отправил Кавтарадзе работать не куда-нибудь, а в НКИД, где он в 1943-1945 был повышен до высокой должности замнаркома (в 1945-1952 гг. Сталин направил друга юности послом СССР в Румынию).
Встреча на даче в 1939 г. закончилась сенсационно. "Потом обедали, угощал по-кавказски. Вдруг Сталин поворачивается ко мне, сверлит своим тяжелым, уличающим взглядом, — вспоминал Кавтарадзе. — У меня мороз по спине. И говорит тихо, но слова чеканит: "А ты все-таки хотел убить меня". И почти выбегает из комнаты"2.
---------------------------------
1 Письмо Эренбургу было опубликовано уже после его смерти, 13 лет Спустя после написания. См. жур. "Дружба народов", 1988, № 3.
2 Цит по: Роговин В. З. Партия расстрелянных. М., 1997, с. 37.
 
И тем не менее Серго остается на свободе, более того, работает в МИДе всю Войну. Но через шесть лет, в 1945 г., на одном из официальных дипломатических приемов в Кремле, Сталин, увидев "друга юности" среди гостей, неожиданно машет ему рукой, отводит в сторону и снова зловеще произносит все ту же фразу: "А ты все-таки хотел меня убить…" (цит. по: Торчинов В. А., Леонтюк А.М. Указ. соч., с. 237).

Но и на этот раз Кавтарадзе (как и Жуков или Илья Эренбург, единственный из правления Антифашистского еврейского комитета) уцелел, пережил Сталина на 18 лет и умер своей смертью глубоким 86-летним стариком — почти единственный случай среди всех соратников "вождя", особенно со времен его грузинской юности.

Впрочем, один из немногих истинных аналитиков феномена Сталина, выдающийся психоневролог проф. Владимир Бехтерев (как Мы помним, в 1927 г. ему эта аналитика стоила жизни) ещё в начале 20-х гг. выпустил ныне совершенно забытый трактат "Коллективная рефлексология" (Пг., 1921) — об октябрьском перевороте и поступках большевистских вождей и масс 25 октября / 7 ноября 1917 г., в котором с позиций социального психоанализа попытался вывести некие закономерности (у Бехтерева — "законы") в поведении того или иного большевистского "вождя". И получалось, что Сталин подпадал под действие "закона № 15" — избирательного обобщения или синтеза1.
------------------------------------
1 Через 80 лет на эту аналитическую работу проф. В. М. Бехтерева снова обратил внимание современный политолог Игорь Панарин ("Информационная Война и власть". М., 2001, с. 8-9).

Если применить методику Бехтерева к пяти последним годам жизни Сталина, то вырисовывается следующая страшная картина "избирательного обобщения" (арестов и расстрелов) и "синтеза" (кампании антисемитизма и поисков "убийц в белых халатах").

Избирательное обобщение

Сталин всегда был антисемитом. Применительно к борьбе "троцкистов" и "сталинистов" в партии в 20-х гг. это отмечал ещё бывший технический секретарь Сталина Борис Бажанов. Дочь вождя Светлана Аллилуева была ещё более категорична. Как известно, её первым мужем (с 1944 г.) был Еврей Григорий Мороз (Морозов), её школьный однокашник, позднее — выпускник престижного МГИМО. Сталин, скрепя сердце, согласился на этот брак, но запретил молодым жить в Кремле — им выделили отдельную квартиру в центре Москвы. И все-таки через три года, хотя у них уже родился сын (назвали его в честь деда Иосифом), Сталин фактически развел дочку с ненавистным ему Евреем. Формальным поводом к разводу стала "аморалка" отца Мороза, директора московской парфюмерной фабрики. В 1947 г., после ревизии бухгалтерии фабрики, Мороза-отца неожиданно арестовали и посадили (он отсидел шесть лет).

Светлана была уже вторично замужем за Юрием Ждановым, когда "отец народов" припомнил ей первый брак: ""Сионисты подбросили и тебе твоего первого муженька, — сказал мне некоторое время Спустя отец. — Нет! Ты не понимаешь! — сказал он резко, — сионизмом заражено все старшее поколение, а они и молодежь учат". Спорить было бесполезно"2.
------------------------------------
2 Аллилуева Светлана. Двадцать писем другу. М., 1990, с. 142.

Спустя ещё несколько лет, 1 декабря 1952 г., зампред Совмина СССР В. А. Малышев фиксирует в своем "Дневнике" окончательное сталинское избирательное обобщение, произнесенное на "ближней даче" в узком кругу членов Политбюро и "приглашенных товарищей": "Чем больше у Нас успехов, тем больше враги будут стараться вредить. Об этом наши люди забыли под влиянием наших больших успехов, явилось благодушие, ротозейство, зазнайство". Более того — в том же обобщении Сталин увязывает антисемитизм… со шпионажем: "Любой Еврей-националист — это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржуа и т.д.). Они считают себя обязанными американцам"3.
------------------------------------
3 Журнал "Источник", 1997, № 5. С. 146-147.

На практике Сталин начал антисемитскую кампанию в СССР гораздо раньше, чем он стал "корчевать" первого мужа своей дочери и давать "це-у" в декабре 1952 г. своим соратникам, членам Политбюро. Уже в конце 1947 г., ещё при Жданове, в печать был запущен термин "космополитизм" (позднее он станет ещё и "безродным"). Затем началось противопоставление "патриотов" и "безродных Космополитов". В "Правде" публикуются статьи типа "До конца разоблачить Космополитов-антипатриотов".

Как водится, организуются протестные письма "с мест" против "Космополитов". Секретариат ЦК под председательством Маленкова (январь 1949 г.) немедленно реагирует, штампуя постановление "О заявлениях, поступивших в ЦК ВКП(б), о деятельности антипатриотической группы театральных критиков" (под защиту ЦК берутся пьесы "социалистических реалистов" Николая Вирты, Б. Ромашова, А. Софронова и др.). 5-10 января 1949 г. в Ленинграде проходит погромная расширенная выездная сессия Президиума АН СССР: сервильные ученые громят "низкопоклонство перед Западом", ратуют за "утверждение русских приоритетов в науке".

После этой сессии "Космополитов" (т.е. Евреев) начали пачками выгонять из академических институтов и вузов. Погром как пожар распространился на все другие учреждения — издательства ("Советский писатель", Госполитиздат и др.), вузы, на отдельные литературные произведения. Например, запретили переиздавать и изъяли из библиотек книги известных советских сатириков Ильи Ильфа и Евгения Петрова "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок", а также их "Одноэтажную Америку".

Ещё 3 февраля 1947 г. Секретариат ЦК принимает постановление "О роспуске объединений еврейских писателей и о закрытии альманахов на еврейском языке" (на идише. — Авт.). Как в середине 30-х гг. Сталин объявил эсперанто языком "Троцкизма", так теперь идиш объявляется языком сионизма.

В печати в изобилии публикуются статьи о "русских приоритетах": русские изобрели паровоз, пароход, самолет, радио и т.д. Именно тогда родился известный анекдот — "Россия — родина слонов". Помню, Мы — студенты первого курса МГИМО (1951/52 учебный год), начавшие изучать иностранные языки, читая такие "антикосмополитические статьи" в "Правде", втихомолку недоумевали — как можно "изгонять" из русского языка иностранные слова "фужер", "палисадник", "куртины" и т.п. только за то, что двести лет назад они пришли к Нам из французского? Да что там "фужер" — магнитофон был объявлен "буржуазным" аппаратом, и их разом изъяли из учебных аудиторий МГИМО. Конечно, никаких публичных протестов не было. Но в общежитии нашего института на пл. Пушкина ходила по рукам машинописная копия перепечатки из какого-то славянофильского журнала середины XIX в., и в ней все иностранные слова были переведены на русский: официант — блюдоносец, меню — разблюдовка и т.п.

Прошло почти полвека, но возьмите нынешние самостийные издания некоторых газет и журналов на Украине — и вы увидите явную попытку заменить устоявшиеся русские термины на украинские. И это при том, что даже в Киеве на улицах по-украински не говорят, а уж тем более в Восточной Украине или в Крыму. Более того — в 2001 г. на мою кафедру философии, политологии и Культуры в Дипломатической академии МИД России пришла пачка тоненьких брошюрок на украинском языке "для ознакомления" из украинского аналога — Дипломатической академии Украины (ДАУ) в КиевеНас в Москве "хохлы" учиться на дипломатов отказались ещё в 1992 г., поставив условие — учиться можем, если все лекции будут читаться... по-украински). Оказалось — прислали учебные программы ДАУ на 1999/2000 учебный год. Рецензировать их завкафедрой поручил мне.

Ничего подобного со времен сталинского "СССР как родины слонов" я не видел. Только на этот раз "слоны" возникли не в Индии и не в Африке, а именно на самостийной Украине — даже русские, ненцы и чукчи якобы произошли от "хохлов"1.
--------------------------
1 См, например, программу "Актуальнi проблеми icтopii Украiны", Киев, 1999 (автор — кандидат исторических наук О. Г. Бажан). Ср.: Славянские Культуры европейской Цивилизации. Материалы симпозиумов по славянской письменности и Культуре в 2002-–2003 гг. (В предисловии — послания В. В. Путина и Патриарха Алексия II). М., 2003.

А в конце 90-х прошлого века некий НИИ глобальных проблем Украинской академии наук (филиал в г. Львове) опубликовал фантастическую карту "Пан-Украины к 1999-летию "незалежности", на которой в состав этой "украинской империи" входят все четыре континента мира, причем американцы с их столицей Вашингтоном вытеснены на Аляску, а "москали" с их Москвой — на Чукотку1.
----------------------------------
1 Я опубликовал эту "карту" со своим комментарием "Националистическая шиза" (ежен. "Россия", № 5, 12-18. 02. 2004), а также дал оценку "перлам" в программах ДАУ и в украинских школьных учебниках в "Литгазете" (№ 41, 8-14. 10. 2003. — "Верните наше сало за 700 лет!").

Впрочем, в некоторых новых Государствах Восточной Европы пошли ещё дальше: в 1993 г. в Хорватии, отдыхая на море, с удивлением вычитал в одной местной националистической газете, что хорваты — вовсе не славяне, а потомки древних римлян!

Понятное дело, кампания против "Космополитов" была нужна Сталину отнюдь не для внедрения "русских приоритетов". Но он не мог просто так, без идеологического обрамления (вспомним, Сталин даже в 1938 г. на "бухаринском" процессе использовал исторический роман Лиона Фейхтвангера "Жозеф Фуше" против Ягоды), проводить новые процессы и расстреливать новых "врагов народа". Но чуждых идеологий в СССР не осталось и в помине: троцкистов, правых уклонистов и прочих буржуазных националистов в СССР давно или расстреляли, или сгноили в ГУЛАГе.

Оставались проверенные охранкой ещё в царской России антисемитизм и еврейские погромы. Вот их-то и синтезировал "чудесный грузин".

Синтез (а также, по Бехтереву, "закон № 18" — приспособления, "закон № 19" — отбора и "закон № 21" — компенсации или замещения) .

Из известных фигур этого "синтеза" первой жертвой стал председатель Еврейского Антифашистского Комитета, главный режиссер Еврейского театра в Москве Самуэл (Шломо) Михоэлс, убитый 13 января 1948 г. в Минске. Всемирно известного актера и режиссера, народного артиста СССР с 1939 г., лауреата Сталинской премии 1946 г. во время творческой командировки в Минск заманили на служебную дачу к министру госбезопасности Белоруссии Цанаве под предлогом товарищеской пирушки с белорусскими артистами и там убили путем инъекции яда (укол сделал агент МГБ — сотрудник т.н. лаборатории X — лаборатории ядов на Лубянке, с 1937 г. возглавлявшийся полковником медицинской службы проф. Майрановским, переведенным из Института биохимии им. Баха АН СССР). Тело затем бросили на глухой дачной улице и затем переехали грузовиком, дабы инсценировать случайное ДТП — поздним вечером шальной грузовик якобы сбил старика-прохожего.

В полном соответствии законам компенсации (жизни! — Авт.) убитому агентами МГБ великому актеру (как и Кирову в свое время) устроили грандиозные правительственные похороны в Москве (всем участникам этой "операции специального порядка" из МГБ Сталин лично "выписал" ордена и медали).

Смерть Михоэлса была лишь первой в "законе № 19" — в 1948-1952 гг. на роль "Евреев-националистов", "агентов американской разведки" были отобраны ещё около 200 человек, главным образом из числа членов Еврейского Антифашистского Комитета — ЕАК (1942-1948 гг.).

Избирательное обобщение в отношении ЕАК усугублялось тем, что некоторые советские ученые-Евреи в 1941-1944 гг. оказывали скрытое, но упорное сопротивление крутому повороту Сталина от "коминтерновского интернационализма" к "советскому патриотизму" (обращение бывших "историков-марксистов" А. Панкратовой, И. Минца, Н. Рубинштейна и др. в ЦК ВКП(б) и закрытое совещание там же 18 мая 1944 г. о соотношении "патриотизма" и "интернационализма"2).
---------------------------
2 Судоплатов Павел. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. М., ОЛМА-пресс, 2001.

"Красная звезда" Д. Ортенберга), явно не понравилась эта фронда, но отыграться на советских Евреях он решился после Войны, взяв для своего синтеза ЕАК как международную организацию с мировым звучанием.
По истории бессудной расправы над руководством ЕАК сегодня опубликовано уже довольно много мемуаров и документов1.
---------------------------
1 См., напр.: Еврейский Антифашистский Комитет в СССР. 1941-1945 гг. М., 1996

Сталин, который ещё в 1943 году распустил Коминтерн и заменил "Интернационал" на патриотический гимн ("Нас вырастил Сталин на верность народу..."), начал пачками выгонять Евреев из политпропаганды(в июле 1943 г. снял с главных редакторов газ.

Но вот вышли мемуары одного из тех "спецов по мокрым делам" (операция "Утка" — убийство Л.Д. Троцкого в Мексике в 1940 г.) — Павла Судоплатова2, и вся эта еврейская антисемитская кампания Сталина в 1941-1953 гг. приобрела другой — геополитический — ракурс.
-------------------------
2 Семанов С. Русско-еврейские разборки. М., Алгоритм, 2003, с. 22.

Прежде всего, из мемуаров Судоплатова следует, что вся эпопея с созданием и деятельностью ЕАК — это тщательно спланированная и ведомая НКВДМГБ спецоперация по типу аналогичных в 20-х гг. операций "Трест-1" и "Трест-2", причем Сталин, Молотов, Берия и другие причастные к этой глубокой "еврейской операции" менее всего были озабочены благом советских и зарубежных Евреев (пропагандистская акция "Калифорния в Крыму" — созданием "еврейского Государства" на советском полуострове), а пытались использовать сионистские организации в США и Западной Европе как "дойных коров" — для получения 10 млрд. долл. помощи для якобы создаваемого в Крыму "Государства Израиль", а фактически — на восстановление в 1945-1947 гг. разрушенной Войной экономики СССР.

Да и сам ЕАК в 1942 г. создавался под жестким контролем НКВД как "спецобъект" по прямому указанию Политбюро во главе со Сталиным и из "проверенных товарищей": председатель ЕАК — актер и режиссер Еврейского театра в Москве С. Михоэлс "находился в агентурной разработке НКВД с 1935 года", а секретарь ЕАК известный еврейский поэт И. Фефер — "наш проверенный агент" — (П. Судоплатов. Указ. соч., с. 465-466).

Давними "сексотами" ОГПУ были и другие видные члены правления ЕАК — писатель Илья Эренбург, литературный критик Эпштейн и другие. Руководил всей деятельностью ЕАК созданный ещё в 1925 г. самим Дзержинским специальный "антисионистский отдел" ОГПУНКВДМГБ, который с начала 30-х гг. возглавлял крупный "спец" по еврейским делам и сам Еврей Серебрянский (в 1938 г. был арестован и погиб).

С началом Великой Отечественной войны "еврейское направление" в НКВД было восстановлено — его курировал зам. начальника 2-го контрразведывательного управления ген. Л. Ф. Райхман.

Но первоначально на роль лидеров ЕАК Лубянка планировала совсем других людей: двух закоренелых "бундовцев" из еврейского рабочего социалистического профсоюза "Бунд" (до Войны входил во II "желтый" Интернационал) — Генрика Эрлиха и Виктора Альгера, оба — из польско-немецких Евреев.

В сентябре 1939 г. при разгроме Польши немецким вермахтом и Красной Армией оба бежали на восток и были арестованы НКВД. Два года они провели в тюрьме, но в сентябре 1941 г. неожиданно были освобождены и прямо из тюрьмы доставлены на Лубянку к Л. П. Берии. Глава НКВД не скрывал, что он беседует с двумя "бундовцами" по поручению "высоких инстанций" (Сталина, Молотова) и сразу предложил им возглавить ЕАК (Эрлих — председатель, Микоэлс — его зам, Алотер — секретарь) как орган воздействия на еврейскую общину в США и получения от неё "материальной помощи" для Евреев СССР.

По каким-то так до конца и не выясненным причинам (несмотря на проявленный к Эрлиху и Альтеру интерес в США и посольстве Польши в Москве), эти две первые кандидатуры лидеров ЕАК вызвали подозрения у Сталина и он их отклонил. В декабре 1941 г. "бундовцев" снова арестовали и упрятали в спецтюрьму НКВД в Куйбышеве, где оба и погибли: Эрлих 14 мая 1942 г. повесился в своей камере-одиночке, а Альтера 17 февраля 1943 г. по приказу Берии расстреляли костоломы НКВД.

В 1942 г. "бундовцев" Сталин заменил на Михоэлса и Фефера. И Берия сразу лично стал готовить их поездку в США. Сначала он вызвал Михоэлса на Лубянку для детального инструктажа. Именно тогда "лубянский маршал" раскрыл перед актером карты: надо "выбить" из еврейской общины в США 10 млрд. долл., а прикрытием этой операции станет обещание создать еврейскую "Калифорнию в Крыму".

Берия сообщил также Михоэлсу, что всю их поездку по США будут организовывать резидент НКВД в Америке генерал-майор В. М. Зарубин и глубоко законспирированный советский агент Григорий Хейфец, близкий к Эйнштейну, Оппенгеймеру и другим американским физикам-атомщикам, а также к чете русского художника Коненкова, жена которого была связана с агентурой КГБ в США1.
 
Среди задач миссии МихоэлсаФефера было и установление полезных контактов по "атомному проекту".

Как пишет Судоплатов в другой своей книге ("Разведка и Кремль", М., 1996), оба руководителя ЕАК в 1943 г. подключены к другой, гораздо более масштабной, Спецоперации — Атомный Проект, с 1941 г. осуществлявшейся советской разведкой в США. В ней были задействованы крупнейшие физики-атомщики мира (Нильс Бор, Ферми, Понтекорво, Сциллард, тот же Оппенгеймер и др.), и уже к лету 1943 г. при их содействии было получено 286 копий сверхсекретных документов о работе американцев над атомной бомбой, что ускорило создание в 1949 г. советского варианта этой бомбы под руководством академика И.В. Курчатова.
Конечно, как пишет другой академик Игорь Шафаревич, этот интернациональный коллектив физиков-атомщиков пошел на "деленье" атомных секретов между США и СССР в 1941-1946 гг. не за деньги, а по идейным соображениям: нельзя давать такое мощное оружие в одни руки — должен быть паритет2.
-----------------------------
1 Спецслужбы СССР высоко оценили заслуги супруги Коненкова. Во-первых, она после Войны уговорила мужа вернуться из эмиграции в СССР, а во-вторых, убедила в своих письмах к Сталину предоставить для переезда целый океанский советский пароход для перевозки на родину всей коллекции огромных скульптур Коненкова, что и было выполнено.
2 Шафаревич И. Русский народ в битве цивилизаций. М., 2003, с. 216-221.

Но что Михоэлс и Фефер успокоили Оппенгеймера и других ученых-Евреев относительно прочности положения Евреев в СССР (как им и велел сделать перед отъездом в Америку Л. П. Берия) — это точно.

Поездка в США оказалась на редкость удачной. "Михоэлс и Фефер блестяще справились со своей миссией", — отмечал много лет Спустя Судоплатов ("Спецоперации", с. 468). Под эгидой ЕАК (а также аналогичного американского комитета во главе с лауреатом Нобелевской премии физиком Альбертом Эйнштейном) по всей Северной Америке стали создаваться комитеты помощи СССР. Они собирали деньги, вещи, продукты и все это отправляли в Россию. ЕАК начал издавать на идиш в СССР собственную газету, четыре раза в неделю вещал из Москвы на разных языках на Европу и Северную Америку.

Особым успехом в еврейской общине США пользовалась неоднократно высказываемая Михоэлсом и Фефером идея создания еврейской "Калифорнии в Крыму" — израильского Государства, хотя в 1943 г. там ещё находились немцы и румыны: полуостров будет освобожден только ранней весной 1944 г., а татар Сталин начнет депортировать лишь в марте — апреле 1944 года).

Авторское отступление
"Израиль в Крыму"

История "Крымского дела" на самом деле была следующей: в 1944-1945 гг., в преддверии окончания Войны, "три великих" — Рузвельт, Черчилль и Сталин — были озабочены послевоенным переустройством мира. Среди проблем переустройства была и такая: создание самостоятельного еврейского Государства, особенно обострившаяся после того, как мир в 1945-1946 гг. узнал о газовых печах, Освенциме и Майданеке для 6 млн. погибших Евреев. Однако в конце Войны и сразу после неё среди "великих" не было ясности — где же создавать это новое еврейское Государство? У ортодоксальных Евреев Европы и мира сомнений не было — только на "исторических землях", вокруг иудейской святыни — "Стены Плача", т.е. на Ближнем Востоке.

Однако у англичан на этот счет было тогда совсем другое мнение: Трансиордания (нынешний Израиль и Иордания), по решению Лиги Наций, с 1920 г. находились под управлением Великобритании (как Ливан и Сирия, по тому же решению, "под мандатом" Франции). Англичане в 1919-1939 гг. уже хлебнули с еврейскими экстремистами соленого до слез, борясь с их партизанским движением под экстремистским лозунгом — "Англичан в море, Израиль свободный!" (тогдашние израильские экстремисты играли роль сегодняшних палестинцев, но от своей истории Израиль, в отличие от Нас, россиян, не отказывается — в Иерусалиме более полувека действует музей истории борьбы Евреев с британскими оккупантами Трансиордании).

Еврейское лобби в США также было информировано о негативном отношении влиятельного в антигитлеровской коалиции Черчилля к проекту воссоздания "земли обетованной" в Трансиордании, и поэтому заранее прорабатывало запасные варианты, в частности на территории... СССР. Сама эта идея была ко времени разгара Второй мировой войны отнюдь не нова: ещё в дни Февральской революции на страницах газеты "Русская воля" её с апреля 1917 г. активно пропагандировал еврейский публицист Давид Айзман1.
------------------------
1 Солженицын А.И. Двести лет вместе. Ч. 2. М., 2002, с. 56.

О том, каким в 1943-1945 гг. был интерес еврейской общины к созданию "Израиля в Крыму", свидетельствует и Судоплатов: этот вопрос не раз ставил перед Молотовым американский посол в Москве Аверелл Гарриман, а сразу после Войны "Правда" и "Известия" опубликовали краткий отчет о встрече Сталина с делегацией американских сенаторов, на которой стоял вопрос о создании "еврейской республики" либо в Крыму, либо в Гомельской области Белорусской ССР, разумеется, за солидную долларовую помощь (П. Судоплатов. Указ. соч., с, 470).

Такой отвлекающий маневр поощрял и британский премьер. Поэтому Черчилль на Ялтинской (Крымской) конференции 4-11 февраля 1945 г. поставил вопрос: а нельзя ли создать Государство Израиль в Крыму, благо Сталин выселил с полуострова все коренное татарское население и он практически стоит пустой? Тогда у Сталина были большие колебания. Крым действительно "стоял пустой", а у СССР был уже опыт создания таких образований с начала 30-х гг. — Еврейская советская автономная социалистическая республика с центром в Биробиджане на Дальнем Востоке.

Кроме того, с окончанием Войны для СССР остро вставал вопрос об иностранных валютных кредитах, а помощь еврейской диаспоры в США "еврейскому" Крыму сулила немалые выгоды и могла даже стать альтернативой "плану Маршалла", основные идеи которого обсуждались в американской прессе уже в 1944 г.

Сам Сталин явно колебался (вспомним замечание его бывшего технического секретаря Бориса Бажанова о его нерешительности). Вот и посол СССР в Вашингтоне Максим Литвинов постоянно пишет Молотову: не связывайтесь вы с этими Евреями-сионистами, все равно они вас обманут! И Сталин поручил Молотову "проработать вопрос". Тот посоветовался с женой, и они, два старых члена партии, решили: идею надо поддержать.

Правда, как стало известным совсем недавно из публикаций доносов "сексотов", которыми Сталин окружил всех своих соратников, в этих беседах с супругой у "железной задницы" были колебания относительно географического расположения этого нового еврейского Государства на территории СССР: Карачаево-Черкесия, Калмыкия, бывшая Автономная республика немцев Поволжья (отовсюду коренное население было депортировано в Сибирь и Казахстан). На очереди, размышлял Молотов, и крымские татары. "Все эти территории и смогут быть переданы Евреям после Войны..." — заключал Молотов свои беседы с женой (Цит. по: Семанов С. Указ. соч., с. 26).

Из осторожности супруги Молотовы ничего письменного для Сталина сочинять не стали, но организовали "инициативу снизу": письмо за подписью С. Михоэлса и других руководителей ЕАК (включая И. Эренбурга) от 21 февраля 1944 г. на имя Молотова о желательности "организовать Израиль" предпочтительно в Крыму. Письмо циркулярно было Молотовым направлено тогда же в "инстанции": секретарю ЦК ВКП(б) Маленкову (после 1948 г., как Мы увидим ниже, Молотов очень об этом пожалеет), председателю Госплана СССР Вознесенскому, в ГлавПУ Красной Армии и т.д.

Судоплатов, по должности ознакомленный тогда же с содержанием этого "крымского письма", обращает сегодня внимание на важные детали. Во-первых, когда Б.Н. Ельцин в 1992 г. поехал в США и повез с собой архивные материалы ЕАК (их издадут в урезанном виде в 1996 г., но без полного текста письма ЕАК от 21 февраля 1944 г.), он не взял оригинал этого письма, а привез лишь его аннотацию. И это было далеко не случайным.

Во-вторых, в оригинале письма ни о каком "Государстве Израиль" в Крыму не говорилось, а речь шла о создании в составе РСФСР (в июне 1945 г. Верховный Совет СССР как бы заново передал Крым в Россию как обычную область в связи с ликвидацией прежней крымско-татарской автономии в составе той же РСФСР) "Еврейской советской социалистической автономной республики", доступ в которую (по образцу советской Армении), однако, был отныне разрешен всем Евреям мира.

В-третьих, когда в ноябре 1945 г. посол Гарриман, получив копию письма от 21 февраля от "подписантов" и увидев, что никакого "Государства Израиль" в нём нет и в помине, а есть очередная советская автономия, начал прорываться к Сталину в Кремль, он получил от ворот поворот — вождь, догадавшись, о чем пойдет речь, его не принял.

И тем не менее проблема "Израиля в Крыму" в какой-то неофициальной форме все же обсуждалась между Сталиным, Черчиллем и Рузвельтом на Ялтинской (Крымской) конференции (включая и письмо ЕАК от 21 февраля 1944 г.), но определенного решения из-за постоянных колебаний Сталина так и не было принято.

Судя по сведениям Рудольфа Пихоя из партийных архивов, этот "еврейский вопрос" обсуждался также на "узком" Политбюро (Сталин, Молотов, Берия, Микоян, Ворошилов, Вознесенский) во второй половине 1945 — начале 1946 г., но снова безрезультатно. Хотя Крым с осени 1944 г. и до осени 1947 г. — три года — "стоял под парами", как бы ожидая еврейских переселенцев со всего мира.

И лишь в ноябре 1947 г., когда ООН, наконец, приняла резолюцию о создании на Ближнем Востоке двух Государств — палестинского (арабского) и еврейского (Израиль), Сталин дал команду заселять Крым, но не советскими Евреями, а "хохлами" и "москалями".

Резолюция ООН разом поменяла геополитические приоритеты Сталина: с Крыма он переориентировался на Ближний Восток, благо уже разгоралась "Холодная война", и бывшие союзники по антигитлеровской коалиции все чаще и чаще игнорировали интересы СССР (например, создав в конце 1945 г. Англо-американский комитет по Палестине, они не приняли в него Советский Союз).

Попытки А. Я. Вышинского с санкции Кремля оказать давление на бывших союзников в палестинском вопросе (статья под псевдонимом в жур. "Новое время", ноябрь 1946 г.) успеха не имели.

Тогда Сталин на 180 градусов поменял свое отношение к Евреям и сделал ставку на арабов. Много лет Спустя один из помощников Молотова, а затем советский посол в Дании Ветров так передавал случайно услышанный в Кремле разговор Сталина с Молотовым в конце 1947 г.: "Давайте согласимся с образованием Израиля. Это будет как шило в заднице для арабских Государств и заставит их повернуться спиной к Британии. В конечном счете британское влияние будет подорвано в Египте, Сирии, Турции и Ираке" (Цит. по: Судоплатов П. Указ. соч., с. 476).

Как в воду смотрел генералиссимус! В конце концов Англия через полвека на Ближнем и Среднем Востоке все потеряла. Но и Израиль много не приобрел: "шило" и ему досталось, если судить сегодня по диверсиям палестинских террористов-смертников, "стене безопасности" и тяжбе ООН из-за этой стены с Израилем в международном суде в Гааге.

Израиль в тылу: антисемитская кампания 1946-1953 гг.

Конечно, Сталин был антисемитом. Это отмечали многие знавшие его люди — от секретаря Бажанова до дочери Светланы, на свою беду в одном из браков вышедшую замуж за Еврея Мороза (Морозов). Наложила свой отпечаток на отношение к "малому народу" и его борьба с "троцкистами", почему-то как нарочно — почти все Евреи.

Но Сталин прежде всего был Политик и к своим "винтикам" — гражданам СССР относился достаточно прагматично: нужны Евреи "для дела" — использую, не нужны, слишком много знают — ликвидирую. Именно так произошло с Михоэлсом, Фефером и многими другими деятелями ЕАК, особенно когда нужда в них во внешней Политике отпала и появилась другая нужда — использовать как "подсадных уток" в ликвидации "старой гвардии".

Сегодня уже мало кто знает, что вскоре после кровавых "московских процессов" 1936-1938 гг. Сталин спустил в 1939 г. в спецслужбы СССР первую антисемитскую директиву: следить за "национальной квотой" (старой царской "процентной нормой") и "излишки" изгонять. В Войну этот нажим на Евреев усилился: не продвигали в званиях ("потолок" — подполковник), после Войны при первой возможности увольняли в запас и т.д.

Одним из первых объектов антисемитских нападок вскоре после Войны стал ЕАК. Как только для Сталина стал очевидным его провал с заманиванием мирового еврейства в "Калифорнию в Крыму", он начал атаку на Евреев-антифашистов. Первой ласточкой, ещё невидимой снаружи, стал обширный донос нового министра госбезопасности Абакумова Сталину (разумеется, инспирированный самим вождем) в октябре 1946 г. с обвинениями руководства ЕАК в "буржуазном еврейском национализме"1.
---------------------------
1 Судоплатов как бы отстраненно комментирует этот документ, считая его оскорблением чести и достоинства своих коллег-чекистов из Евреев (Хейфеца, Эйтингона, Рёймана и др.), но у него были и личные причины волноваться: его жена Эмма Каган, дослужившаяся в МГБ до чина подполковника под слегка русифицированной фамилией Каганова, была еврейкой и в 1949 г. вынуждена была уйти в отставку.

И первой жертвой якобы борьбы с этим "национализмом" стал в январе 1948 г. Михоэлс. Судоплатов, Правда, выдвигает довольно необычную версию сталинского гнева против народного артиста СССР — зазнался, возомнил себя ходатаем по делам советских Евреев, превратил ЕАК в своеобразный "еврейский собес".

Дело в том, что с 1944 г., после освобождения оккупированной советской территории от фашистов, из эвакуации ринулись в Киев, Харьков, Одессу, Минск, Ригу и другие крупные города (включая Москву и Ленинград) тысячи советских Евреев. Их прежние квартиры были либо разрушены во время бомбежек, либо были заняты самозахватом славянским населением, иногда, впрочем, и сознательно переселенными в хорошие, но брошенные квартиры Евреев немецкой оккупационной администрацией.
 
Само собой, брошенное при бегстве в 1941-1942 гг. имущество — мебель, ковры, посуда и т.п. — тоже было разграблено. Местные партийные и советские власти, по горло заваленные работой по восстановлению разрушенного Войной городского хозяйства, на требование вернувшихся из эвакуации Евреев вернуть их довоенные квартиры не реагировали. И тогда они нашли свое "ЦК" — ЕАК и его "генерального секретаря" артиста С. Михоэлса. И он с головой окунулся в эту общественную работу: звонил в обкомы, писал письма на бланках ЕАК, жаловался в "большой" ЦК.

В принципе ничего предосудительного в этом не было: в России, сословном Государстве, испокон веку "земляки" помогали друг другу, даже царская армия набиралась по принципу землячества — Нижегородский полк, Забайкальская бригада и т.д.

Но только не в сталинской империи, где каждый сверчок должен знать свой шесток, а не сооружать собственное "ЦК". Вдобавок Михоэлс был не просто рядовой Еврей, а Еврей с мировым именем, хорошо известный в США и Англии. Ещё ведь обратится за помощью к своим друзьям-сионистам, с него станется. Не понимает человек, что он просто пешка в задуманной вождем Спецоперации, которая к тому же провалилась. И Сталин приказал ликвидировать председателя ЕАК в "особом порядке" — такова версия Судоплатова.

В январе 1948 года убили Михоэлса, а в декабре ЕАК был распущен. 24 декабря 1948 г. был арестован его секретарь еврейский поэт И. С. Фефер. Не спасло его и то, что он был многолетним осведомителем ОГПУМГБ. Забрали и чекиста Хейфеца, к тому времени вернувшегося из США и ставшего секретарем по международным связям ЕАК.

Все остальное шло по давно отработанному сценарию: костоломы Абакумова быстро выбили из поэта все нужные показания и против уже мертвого Михоэлса, и против живого ещё Соломона Лозовского (на момент ареста — руководителя Совинформбюро) — оба обвинялись в том, что проводили в рамках ЕАК "антисоветскую националистическую деятельность, поддерживали связь с реакционными еврейскими кругами за границей и занимаются шпионажем" (цит. по: Пихоя Р.Г. Указ. соч., с. 76). Не надо быть провидцем, чтобы из этих обвинений следователей Абакумова не заметить торчащих усов "великого кормчего"

26 января 1949 г. Лозовский был арестован как "буржуазный еврейский националист". Ирония судьбы состояла в том, что Лозовский оказался последним "коминтерновцем-интернационалистом" в послевоенном окружении Сталина — ведь именно он с 1921 г. возглавлял Профинтерн, "дочернюю контору" Коминтерна. Вслед за ним замели двух еврейских поэтов, писавших на идиш, — Льва Квитко (поэма "Красная буря" 1918 г.) и Переца Маркиша, на свою беду в период "сменовеховства" (1926 г.) вернувшегося из эмиграции в СССР: последний вообще был стопроцентным сталинским "инженером человеческих душ" — писал о стройке Днепрогэса (поэма "Заря над Днепром", 1937 г.), воспевал творчество "гениального зодчего" (роман "Из века в век", 1941 г.), но опрометчиво сочинил книгу о "сионисте" — "Михоэлс" (1939 г.).

В компанию к этим "махровым безродным космополитам" попали главврач Боткинской больницы Б. А. Шимелиович, худрук Еврейского театра В. Л. Зускин, выдающийся ученый-физиолог, действительный член двух академий, АМН и АН СССР, Лина Штерн (1878-1968 гг.). Скорее всего, кто-то из "доброжелателей" нашептал Сталину, что ученая-академик разработала какую-то "буржуазную" физиологическую концепцию о защитных (барьерных) функциях млекопитающихся — животных и человека, в том числе и в психоневрологической сфере. А для Сталина движение ученых "дорогой Бехтерева" всегда было очень опасным.

Хрущёв, который, конечно, ничего не понимал в этих медико-физиологических тонкостях, по-своему, по-крестьянски отразил "медицинские страхи" позднего Сталина. Уже в отставке и на пенсии он разговорился, и известному кинорежиссеру Михаилу Ромму, собиравшему свидетельства современников о Войне для своего фильма "Обыкновенный фашизм", в сердцах сказал: "Вы думаете, легко было Нам? Ведь, между Нами говоря, это же был сумасшедший в последние годы жизни, су-ма-сшед-ший!!!".1
---------------------------
1 Цит. по: "Пороки и болезни великих людей", с. 201. См. также: Буянов М. Ленин, Сталин и психиатрия. М., 1993.

Публичный процесс над арестованными членами ЕАК, как и над участниками "ленинградского дела", почему-то не состоялся. Продержав "безродных Космополитов" четыре года в тюрьме, их фактически без состязательного суда (прокурор-обвинитель, адвокаты-защитники) методом старых чекистских "троек" приговорили к смертной казни на дальних подступах к XIX съезду партии (открылся 5 октября 1952 г.) и 12 августа 1952 г. всех расстреляли, кроме Лины Штерн (её выпустили, и она, единственная из арестованных в 1949 г. "Космополитов", умерла своей смертью в 1968 г.). "Сумасшедший" Сталин и здесь проявил совершенно непонятную мягкость: Илью Эренбурга, активного члена ЕАК, вообще не тронул, а Лину Соломоновну Штерн почему-то пощадил.

Зато не пощадил другую, гораздо более высокопоставленную даму — жену своего многолетнего соратника, члена Политбюро и до 1949 г. министра иностранных дел СССР В. М. Молотова— Полину Жемчужину (Перль Карповскую, 1897-1970), члена партии с 1918 г. и активистку ЕАК.

Но здесь Мы подходим к совершенно другой ноте в "партитуре" Сталина — разгрому и физическому устранению своей старой "сталинской гвардии". В упоминавшейся телепередаче "Последний день Сталина" ведущий цитирует одно из зловещих высказываний вождя на "ближней даче" (к сожалению, Алексей Пиманов не уточняет время, но, похоже, эта встреча имела место в 1950 г.): "Вы все (старая гвардия. — Авт.) состарились. Я вас заменю".

"3амена" началась с дискредитации жен-евреек ближайших соратников — В. М. Молотова, М. И. Калинина (успел умереть в 1946 г.), С. М. Буденного, собственного технического секретаря, сменившего Б. Бажанова, — А.Н. Поскребышева, Г. И. Кулика и др. Даже у "верного Клима" (Ворошилова) Сталин едва не арестовал жену — Екатерину (Голду Горбман). Зато 10 декабря 1947 г. была арестована и сослана в Сибирь Екатерина Аллилуева, жена брата его покойной жены Надежды Аллилуевой — Павла (сам он был репрессирован ещё в 1938 г.). Антисемитская кампания в печати и "дело ЕАК" давали Сталину для этого богатые возможности.

"Гвардия" теряет позиции
Собственно, отодвигать своих "гвардейцев" от главных рычагов управления в партии и Государстве Сталин начал вскоре после окончания Войны. 29 декабря 1945 г. читатели "Правды" с удивлением узнали из официоза партии, что всесильный Лаврентий Берия неожиданно освобожден от обязанностей министра внутренних дел "ввиду перегруженности его другой центральной работой", хотя и оставлен зампредом Совмина СССР и членом Политбюро.
 
Но вместо Берии во главе МВД был поставлен генерал-полковник Сергей Круглов (1907-1977 гг.), которого Берия знал ещё с 20-30-х гг. по работе в Грузии, а в 1938 г., став вместо Ежова наркомом, перетащил Круглова в Москву. Сталин же приметил службистого генерала в Ялте и Потсдаме в 1945 г.: именно он непосредственно на месте отвечал за безопасность вождя и его высоких гостей.

Назначение Круглова было сродни назначению Абакумова министром госбезопасности позднее (октябрь 1946 г.). Оба генерала являлись ревностными служаками и никакого политического веса в партии не имели. Они не только не были членами Политбюро (как, скажем, Берия), их даже в ЦК не избирали.

Задолго до преследования его жены Сталин, как и Берию, отодвинул Климента Ворошилова и услал его из Москвы председателем союзной контрольной комиссии в Венгрии (1945-1947 гг.), а когда "ворошиловский стрелок" вернулся, его вообще задвинули в угол — он стал главой Бюро по Культуре при Совмине СССР (1947-1953 гг.).

Та же судьба ждет Лазаря Кагановича. После высоких постов в Войну — зампред ГКО и Наркомпуть и после Войны — зампред Совмина СССР, в декабре 1947 г. его, как и Ворошилова, Сталин задвигает в "завхозы" — председателем Госснаба СССР.

Анастаса Микояна наш "сумасшедший" в 1946 г. возвращает в "первобытное состояние" — министром внешней торговли, каковым он был ещё в конце 20-х — начале 30-х гг. В 1949 г. приходит очередь Вячеслава Молотова. Сталин, из-за ареста его жены (Правда, супруги Молотовы перед этим успели оперативно развестись!), смещает "железную задницу" с поста министра иностранных дел и назначает вместо него А. Я. Вышинского.

В отличие от всех других "гвардейцев", Молотов не получает никакого назначения (хотя и остался членом Политбюро, как, впрочем, и Берия, Микоян, Каганович и др.), и в 1949-1953 гг. со дня на день ждет ареста (жена к тому времени уже находится в сибирской ссылке). А ей, Полине Жемчужиной, следователи МГБ уже "навешали" целый ворох "преступлений", каждое из которых тянуло минимум на смертную казнь за "шпионаж".

Во-первых, она "дружила домами" в 1948 г. с первым послом Израиля в СССР Голдой Меир, в те времена — второй после А. Коллонтай женщиной-послом в мире. И хотя в дипломатическом протоколе в этом не было ничего необычного — жена министра иностранных дел "по должности" обязана была контактировать с иностранным послом-женщиной, — костоломам Абакумова ничего не стоило выбить из жены Молотова признание в "шпионаже в пользу Израиля".
 
Во-вторых, у супруги Молотова разыскали "белогвардейку" и "сионистку" родную сестру с детьми. Мало того, что сестра в Гражданскую Войну сбежала из "первого отечества мирового пролетариата" за границу, так она ещё после образования Государства Израиль с 1947 г. жила в Тель-Авиве со взрослыми сыновьями.

Но главное обвинение, которое грозило Молотову через его арестованную жену, — это т.н. "крымское дело", которое было сфабриковано в рамках "дела ЕАК". Тут уж точно грозила "вышка": ведь Жемчужину вместе с другими подследственными "сионистами" обвиняли в "заговоре с целью отделения Крыма от Советского Союза, превращения его в еврейскую буржуазную республику, которая должна была послужить плацдармом для врагов СССР" (из обвинения следователей МГБ. Цит. по: Торчинов В. А., Леонтюк А.М. Указ. соч., с. 221).

Оглавление

 
www.pseudology.org