Imre (Avrum) Lipsitz - Имре Лакатос Фальсификация и методология научно-исследовательских программ Методология научных исследовательских Программ Мы рассмотрели Проблему объективной оценки научного развития, используя понятия прогрессивного и регрессивного Сдвигов Проблем в последовательности научных Теорий. Если рассмотреть наиболее значительные последовательности, имевшие место в Истории Науки, то видно, что они характеризуются Непрерывностью, связывающей их элементы в единое целое. Эта Непрерывность есть не что иное, как развитие некоторой исследовательской Программы, начало которой может быть положено самыми абстрактными утверждениями.   Программа складывается из методологических правил: часть из них - это правила, указывающие каких путей исследования нужно избегать (отрицательная Эвристика), другая часть-это правила, указывающие, какие пути надо избирать и как по ним идти (положительная Эвристика). (134) Даже Наука как таковая может рассматриваться как гигантская исследовательская Программа, подчиняющаяся основному эвристическому правилу Поппера: "выдвигай Гипотезы, имеющие большее эмпирическое содержание, чем у предшествующих". Такие методологические правила, как заметил Поппер, могут формулироваться как метафизические Принципы. (135) Например, общее правило Конвенционалистов, по которому исследователь не должен допускать исключений, может быть записано как метафизический Принцип: "Природа не терпит исключений". Вот почему Уоткинс называл такие правила "влиятельной Метафизикой". (136) Но прежде всего меня интересует не Наука в целом, а отдельные исследовательские Программы, такие, например, как "Картезианская Метафизика". Эта Метафизика или механистическая картина универсума, согласно которой вселенная есть огромный часовой механизм (и Система вихрей), в котором толчок является единственной причиной движения, функционировала как мощный эвристический Принцип.   Она тормозила разработку научных Теорий, подобных ньютоновской Теории дальнодействия (в её "эссенциалистском" варианте), которые были несовместимы с ней, выступая как отрицательная Эвристика. Но с другой стороны, она стимулировала разработку вспомогательных Гипотез, спасающих её от явных Противоречий с данными (вроде эллипсов Кеплера), выступая как положительная Эвристика. (137) (а) Отрицательная Эвристика: "твердое ядро" Программы У всех исследовательских Программ есть "твердое ядро". Отрицательная Эвристика запрещает использовать modus tollens, когда речь идет об утверждениях, включенных в "твердое ядро". Вместо этого, мы должны напрягать нашу изобретательность, чтобы прояснять, развивать уже имеющиеся или выдвигать новые "вспомогательные Гипотезы", которые образуют защитный пояс вокруг этого ядра; modus tollens своим острием направляется именно на эти Гипотезы.   Защитный пояс должен выдержать главный удар со стороны проверок; защищая таким образом окостеневшее ядро, он должен приспосабливаться, переделываться или даже полностью заменяться, если того требуют интересы обороны. Если все это дает прогрессивный Сдвиг Проблем, исследовательская Программа может считаться успешной. Она неуспешна, если это приводит к регрессивному Сдвигу Проблем. Классический пример успешной исследовательской Программы - Теория тяготения Ньютона. Быть может, это самая успешная из всех когда-либо существовавших исследовательских Программ. Когда она возникла впервые, вокруг неё был океан "Аномалий" (если угодно, "контрпримеров"), и она вступала в Противоречие с Теориями, подтверждающими эти Аномалии. Но проявив изумительную изобретательность и блестящее остроумие, ньютонианцы превратили один контрпример за другим в подкрепляющие примеры. И делали они это главным образом за счет ниспровержения тех исходных "наблюдательных" Теорий, на основании которых устанавливались эти "опровергающие" данные. Они "каждую новую трудность превращали в новую Победу своей Программы". (138) Отрицательная Эвристика ньютоновской Программы запрещала применять modus tollens к трем ньютоновским Законам динамики и к его Закону тяготения. В силу методологического Решения сторонников этой Программы это "ядро" полагалось неопровергаемым: считалось, что Аномалии должны вести лишь к изменениям "защитного пояса" вспомогательных Гипотез и граничных условий (139). Ранее мы рассмотрели схематизированный "микро-пример" ньютоновского прогрессивного Сдвига Проблем. (140) Его Анализ показывает, что каждый удачный ход в этой игре позволяет предсказать новые Факты, увеличивает эмпирическое содержание. Перед нами пример устойчиво прогрессивного теоретического Сдвига. Далее, каждое Предсказание в конечном счете подтверждается; хотя, могло бы показаться, что в трех последних случаях они сразу же "опровергались". (141)   Если в наличии "теоретического Прогресса" (в указанном здесь смысле) можно убедиться немедленно, то с "эмпирическим Прогрессом" дело сложнее. Работая в рамках исследовательской Программы, мы можем впасть в отчаяние от слишком долгой серии "опровержений", прежде чем какие-то остроумные и, главное, удачные вспомогательные Гипотезы, позволяющие увеличить эмпирическое содержание, не превратят - задним числом - череду поражений в историю громких Побед. Это делается либо переоценкой некоторых ложных "Фактов", либо введением новых вспомогательных Гипотез. Нужно, чтобы каждый следующий шаг исследовательской Программы направлялся к увеличению содержания, иными словами, содействовал последовательно прогрессивному теоретическому Сдвигу Проблем.   Кроме того, надо, чтобы, по крайней мере, время от времени это увеличение содержания подкреплялось ретроспективно; Программа в целом должна рассматриваться как дискретно прогрессивный эмпирический Сдвиг. Это не значит, что каждый шаг на этом пути должен непосредственно вести к наблюдаемому новому Факту. Тот смысл, в котором здесь употреблен Термин "дискретно", обеспечивает достаточно разумные пределы, в которых может оставаться догматическая приверженность Программе, столкнувшаяся с кажущимися "Опровержениями". Идея "отрицательной Эвристики" научной исследовательской Программы в значительной степени придает рациональный смысл классическому Конвенционализму. Рациональное Решение состоит в том, чтобы не позволить "Опровержениям" переносить Ложность на твердое ядро до тех пор, пока подкрепленное эмпирическое содержание защитного пояса вспомогательных Гипотез продолжает увеличиваться. Но наш подход отличается от джастификационистского Конвенционализма Пуанкаре тем, что мы предлагаем отказаться от твердого ядра в том случае, если Программа больше не позволяет предсказывать ранее неизвестные Факты.   Это означает, что, в отличие от Конвенционализма Пуанкаре, мы допускаем возможность того, что при определенных условиях твердое ядро, как мы его понимаем, может разрушиться. В этом мы ближе к Дюгему, допускавшему такую возможность. Но если Дюгем видел только эстетические причины такого разрушения, то наша оценка зависит главным образом от логических и эмпирических Критериев. (б) Положительная Эвристика: конструкция "защитного пояса" и относительная автономия теоретической Науки Исследовательским Программам, наряду с отрицательной, присуща и положительная Эвристика. Даже самые динамичные и последовательно прогрессивные исследовательские Программы могут "переварить" свои "контр-примеры" только постепенно. Аномалии никогда полностью не исчезают. Но не надо думать, будто не получившие Объяснения Аномалии - "Головоломки", как их назвал бы Т. Кун, - берутся наобум, в произвольном порядке, без какого-либо обдуманного плана. Этот план обычно составляется в кабинете теоретика, независимо от известных Аномалий.   Лишь немногие теоретики, работающие в рамках исследовательской Программы, уделяют большое внимание "Опровержениям". Они ведут дальновидную исследовательскую политику, позволяющую предвидеть такие "Опровержение". Эта политика, или Программа исследований, в той или иной степени предполагается положительной Эвристикой исследовательской Программы. Если отрицательная Эвристика определяет "твердое ядро" Программы, которое, по Решению её сторонников, полагается "неопровержимым", то положительная Эвристика складывается из ряда доводов, более или менее ясных, и предположений, более или менее вероятных, направленных на то, чтобы изменять и развивать "опровержимые варианты" исследовательской Программы, как модифицировать, уточнять "опровержимый" защитный пояс. Положительная Эвристика выручает ученого от замешательства перед океаном Аномалий. Положительной Эвристикой определяется Программа, в которую входит Система более сложных Моделей реальности; внимание ученого сосредоточено на конструировании Моделей, соответствующих тем инструкциям, какие изложены в позитивной части его Программы. На известные "контрпримеры" и наличные данные он просто не обращает внимания. (142) Ньютон вначале разработал свою Программу для планетарной Системы с фиксированным точечным центром - Солнцем и единственной точечной планетой. Именно в этой Модели был выведен Закон обратного квадрата для эллипса Кеплера. Но такая Модель запрещалась третьим Законом динамики, а потому должна была уступить место другой Модели, в которой и Солнце, и планеты вращались вокруг общего центра притяжения.   Такое изменение мотивировалось вовсе не Наблюдениями (не было "данных", свидетельствующих об Аномалии), а теоретическим затруднением в развитии Программы. Затем им была разработана Программа для большего числа планет так, как если бы существовали только гелиоцентрические и не было бы никаких межпланетных сил притяжения.   Затем он разработал Модель, в которой Солнце и планеты были уже не точечными массами, а массивными сферами. И для этого изменения ему не были нужны Наблюдения каких-то Аномалий; ведь бесконечные значения плотности запрещались, хотя и в неявной форме, исходными Принципами Теории, поэтому планеты и Солнце должны были обрести объем.   Это повлекло за собой серьезные математические трудности, задержавшие публикацию "Начал" более чем на десять лет. Решив эту "Головоломку", он приступил к работе над Моделью с "вращающимися сферами" и их колебаниями. Затем в Модель были введены межпланетные силы и начата работа над Решением задач с возмущениями орбит. С этого момента взгляд Ньютона на Факты стал более тревожным. Многие Факты прекрасно объяснялись его Моделями (качественным образом), но другие не укладывались в схему Объяснения. Именно тогда он начал работать с Моделями деформированных, а не строго шарообразных планет и т.д. Ньютон презирал тех, кто подобно Р. Гуку застревал на первой наивной Модели и не обладали ни достаточными способностями, ни упорством, чтобы развить её в исследовательскую Программу, полагая, что уже первый вариант и образует "научное открытие". Сам он воздерживался от публикаций до тех пор, пока его Программа не пришла к состоянию замечательного прогрессивного Сдвига. (143) Большинство (если не все) "Головоломок" Ньютона, Решение которых давало каждый раз новую Модель, приходившую на место предыдущей, можно было предвидеть ещё в рамках первой наивной Модели; нет сомнения, что сам Ньютон и его коллеги предвидели их. Очевидная Ложность первой Модели не могла быть тайной для Ньютона. (144)   Именно этот Факт лучше всего говорит о существовании положительной Эвристики исследовательской Программы, о "Моделях", с помощью которых происходит её развитие. "Модель" - это множество граничных условий (возможно, вместе с некоторыми "наблюдательными" Теориями), о которых известно, что они должны быть заменёны в ходе дальнейшего развития Программы.   Более или менее известно даже каким способом. Это ещё раз говорит о том, какую незначительную роль в исследовательской Программе играют "Опровержения" какой-либо конкретной Модели; они полностью предвидимы, и положительная Эвристика является стратегией этого предвидения и дальнейшего "переваривания". Если положительная Эвристика ясно определена, то трудности Программы имеют скорее математический, чем эмпирический характер. (145) "Положительная Эвристика" исследовательской Программы также может быть сформулирована как "метафизический Принцип". Например, ньютоновскую Программу можно изложить в такой формуле: "Планеты - это вращающиеся волчки приблизительно сферической формы, притягивающиеся друг к другу". Этому Принципу никто и никогда в точности не следовал: планеты обладают не одними только гравитационными свойствами, у них есть, например, электромагнитные характеристики, влияющие на движение.   Поэтому положительная Эвристика является, вообще говоря, более гибкой, чем отрицательная. Более того, время от времени случается, что, когда исследовательская Программа вступает в регрессивную фазу, то маленькая революция или творческий толчок в её положительной Эвристике может снова подвинуть её е сторону прогрессивного Сдвига. (146) Поэтому лучше отделить "твердое ядро" от более гибких метафизических Принципов, выражающие положительную Эвристику. Наши рассуждения показывают, что положительная Эвристика играет первую скрипку в развитии исследовательской Программы при почти полном игнорировании "опровержений"; может даже возникнуть впечатление, что как раз "Верификации", а не Опровержения создают точки соприкосновения с реальностью. (147)Хотя надо заметить, что любая "Верификация" n+1 варианта Программы является Опровержением п-того варианта, но ведь нельзя отрицать, что некоторые неудачи последующих вариантов всегда можно предвидеть. Именно "Верификации" поддерживают продолжение работы Программы, несмотря на непокорные примеры. Мы можем оценивать исследовательские Программы даже после их "Элиминации" по их эвристической силе: сколько новых Фактов они дают, насколько велика их способность "объяснить Опровержения в процессе роста"? (148) (Мы можем также оценить их по тем стимулам, какие они дают математике. Действительные трудности ученых-теоретиков проистекают скорее из математических трудностей Программы, чем из Аномалий. Величие ньютоновской Программы в значительной мере определяется тем, что ньютонианцы развили классическое исчисление бесконечно малых величин, что было решающей предпосылкой её успеха). Таким образом, Методология научных исследовательских Программ объясняет относительную автономию теоретической Науки: исторический Факт, рациональное Объяснение которому не смог дать ранний фальсификационизм. То, какие Проблемы подлежат рациональному выбору ученых, работающих в рамках мощных исследовательских Программ, зависит в большей степени от положительной Эвристики Программы, чем от психологически неприятных, но технически неизбежных Аномалий.   Аномалии регистрируются, но затем о них стараются забыть, в надежде что придет время и они обратятся в подкрепления Программы. Повышенная чувствительность к Аномалиям свойственна только тем ученым, кто занимается упражнениями в духе Теории проб и ошибок или работает в регрессивной фазе исследовательской Программы, когда положительная Эвристика исчерпала свои ресурсы. (Все это, конечно, должно звучать дико для наивного фальсификациониста, полагающего, что раз Теория "опровергнута" Экспериментом (т.е. высшей для него инстанцией), то было бы нерационально, да к тому же и бессовестно, развивать её в дальнейшем, а надо заменить старую пока ещё неопровергнутой, новой Теорией). (в) Две иллюстрации: Проут и Бор Диалектику положительной и отрицательной Эвристики в исследовательской Программе лучше всего показать на примерах. Поэтому я обрисую некоторые Аспекты двух исследовательских Программ, добившихся впечатляющих успехов: Программы Проута, в основе которой была Идея о том, что все атомы состоят из атомов водорода, и Программы Бора с её основной Идеей о том, что световое излучение производится электроном, перескакивающим с одной внутриатомной орбиты на другую. (Приступая к написанию исторического очерка, следует, полагаю, придерживаться следующей процедуры: (1) произвести рациональную реконструкцию данного события: (2) попытаться сопоставить эту рациональную реконструкцию с действительной историей, чтобы подвергнуть Критике как рациональную реконструкцию - за недостаток историчности, - так и действительную историю - за недостаток Рациональности. Поэтому всякому историческому исследованию должна предшествовать эвристическая проработка: история Науки без философии Науки слепа. Но здесь я не могу позволить себе подробно останавливаться на второй стадии этой процедуры). (вг) Проут: исследовательская Программа, прогрессирующая в океане Аномалий В анонимной статье 1815 г. Проут выдвинул утверждение о том, что атомные веса всех чистых химических элементов являются целыми числами. Он очень хорошо знал об огромном количестве Аномалий, но говорил, что эти Аномалии возникают потому, что обыкновенно употребляемые химические вещества не были достаточно чистыми. Другими словами, соответствующая "экспериментальная техника" того времени была ненадежной; в принятой нами Терминологии можно было бы сказать, что современные Проуту "наблюдательные" Теории, на основании которых устанавливались значения истинности базисных предложений его Теории, были ложными. (149)   Сторонники Теории Проута поэтому были вынуждены заняться весьма нелегким делом: показать несостоятельность Теорий, выступающих основаниями для контрпримеров. Для этого требовалось ни много, ни мало - революционизировать признанную в то время аналитическую химию, чтобы на новой основе изменить экспериментальную технику, с помощью которой выделялись чистые химические элементы. (150) Теория Проута, по сути дела, опровергала одну за другой Теории, ранее применявшиеся в очистке химических веществ. Но при этом некоторые химики, не выдерживая напряжения, отказывались от новой исследовательской Программы, первые успехи которой ещё никак нельзя было назвать окончательной Победой. Например, Стас, доведенный до отчаяния некоторыми упрямыми, не поддающимися Объяснению Фактами, в 1860г. пришел к выводу, что Теория Проута лишена "каких-либо оснований". (151) В то же время другие химики находились под большим впечатлением от успехов Теории и не слишком горевали от того, что успех не был полным. Например, Мариньяк немедленно парировал выводы Стаса: "Хотя Эксперименты. г. Стаса отличаются вполне удовлетворительной точностью, все же нет Доказательств против того, что различия, имеющие место между его результатами и следствиями из Закона Проута, могут быть объяснены несовершенством экспериментальных методов". (152) Как заметил Крукс в 1886 г., "немало химиков с безупречной репутацией верили в то, что здесь (в Теории Проута) Истина заслонена некоторыми остаточными или побочными явлениями, которые пока ещё не удалось Элиминировать". (153)   Это значило, что в "наблюдательных" Теориях, на которых основывалась "экспериментальная техника" химической очистки и с помощью которых вычислялись атомные веса, должны были иметься какие-то неявные дополнительные ложные допущения. По мнению Крукса, даже в 1886 г. "некоторые атомные веса выражались просто средними значениями". (154)   Сам Крукс подошел к этой Идее, придав ей научную форму (обеспечивающую увеличение содержания): он предложил новые конкретные Теории "фракционирования", нового "разделяющего Демона". (155) Но, увы, эти новые "наблюдательные" Теории были столь же ложными, сколь смелыми, и не оказавшись в состоянии предсказывать какие-либо новые Факты, они были элиминированы из (Рационально реконструированной) Истории Науки. Следующим поколениям химиков удалось обнаружить весьма существенное скрытое допущение, вводившее в заблуждение исследователей; оно состояло в том, что два химически чистых элемента могут быть разделены только химическими методами. Идея о том, что два различных химически чистых элемента могут вести себя одинаково во всех химических реакциях, но могут быть разделены физическими методами, требовала изменения, "растяжки", понятия "чистый элемент", что влекло за собой и понятийную "растяжку", расширение самой исследовательской Программы. (156)   Этот революционный, в высшей степени творческий Сдвиг был сделан только школой Резерфорда; (157) лишь "после многих превратностей и самых убедительных опровержений эта Гипотеза, столь блестяще выдвинутая Проутом, эдинбургским физиком в 1815 г., спустя сто лет стала краеугольным камнем современных Теорий строения атомов". (158)   Однако этот творческий прорыв фактически был только побочным результатом Прогресса в иной, достаточно далекой, исследовательской Программе; сами же сторонники Проута, не имея этого внешнего стимула, даже не пытались, например, построить мощные центрифуги - механизмы для разделения элементов. (Когда "наблюдательные" или "интерпретативные" Теории в конце концов элиминируются, то "точные" измерения, проводившиеся на основании невыгодных понятийных каркасов, выглядят - задним числом - скорее забавными. Содди высмеивал "экспериментальную точность", если она является самоцелью: "Есть что-то трагичное, если не трагикомичное, в судьбе выдающейся плеяды химиков XIX века, по праву почитавшихся современниками за высшее мастерство и совершенство точных научных измерений. Ставшие делом их жизни, с таким трудом добытые результаты, по крайней мере на сегодня, выглядят столь же значимыми и интересными как, например, вычисления среднего веса в коллекции бутылок, одни из которых полные, а другие - более или менее пустые". (159) Подчеркнем, что в свете Методологии исследовательских Программ, предложенной здесь, никогда не было рациональных причин, по которым могла бы быть элиминирована Программа Проута. Эта Программа дала превосходный прогрессивный Сдвиг, хотя и сталкивалась с серьезными препятствиями. (160)   Этот эпизод показывает, как исследовательская Программа может бросить вызов внушительному массиву признанного научного Знания: она подобна растению, высаженному на неблагоприятной почве, которую затем постепенно преобразует и подчиняет себе. История Программы Проута также очень хорошо показывает, как Прогресс Науки тормозится Джастификационизмом и наивным фальсификационизмом. (Обе эти Концепции были на вооружении тех, кто выступал против атомной Теории в XIX веке). Исследование этого специфического влияния плохой Методологии Науки может стать благодарной задачей историка Науки. (вч) Бор: исследовательская Программа, прогрессирующая на противоречивых основаниях Краткий очерк исследовательской Программы Бора (ранней квантовой физики) послужит дальнейшей иллюстрацией и расширением нашего тезиса. (161) Повествование об исследовательской Программе Бора должно включать: 1) изложение исходной Проблемы; 2) указание отрицательной и положительной Эвристики; 3) Проблемы, которые предполагалось решить в ходе её развития: 4) указание момента, с какого началась её регрессия (если угодно, "точки насыщения"); 5) Программу, пришедшую ей на смену. Исходная Проблема представляла собой загадку: каким образом атомы Резерфорда то есть мельчайшие планетарные Системы с электронами, вращающимися вокруг положительных ядер) могут оставаться устойчивыми; дело в том, что, согласно хорошо подкрепленной Теории электромагнитизма Максвелла-Лоренца, такие Системы должны коллапсировать.   Однако Теория Резерфорда также была хорошо подкреплена. Идея Бора заключалась в том, чтобы не обращать внимания на Противоречие и сознательно развить исследовательскую Программу, "опровержимые" версии которой несовместимы с Теорией Максвелла-Лоренца. (162)   Он предложил пять постулатов, ставших твердым ядром его Программы:   (1) Испускание (или поглощение) энергии происходит не непрерывно, как это принимается в обычной электродинамике, а только при переходе Системы из одного "стационарного" состояния в другое. (2) Динамическое равновесие Системы в стационарных состояниях определяется обычными Законами механики, тогда как для перехода Системы между различными стационарными состояниями эти Законы недействительны. (3) Испускаемое при переходе Системы из одного стационарного состояния в другое излучение монохроматично и соотношение между его частотой v и общим количеством излученной энергии Е дается равенством Е=hv, где h-постоянная Планка. (4) Различные стационарные состояния простой Системы, состоящей из вращающегося вокруг положительного ядра электрона, определяются из условия, что отношение между общей энергией, испущенной при образовании данной конфигурации, и числом оборотов электронов является целым кратным h/2. Предположение о том, что орбита электрона круговая, равнозначно требованию, чтобы момент импульса вращающегося вокруг ядра электрона был бы целым кратным п/2л. (5) "Основное" состояние любой атомной Системы, т.е. состояние, при котором излученная энергия максимальна, определяется из условия, чтобы момент импульса каждого электрона относительно центра его орбиты равнялся п/2л".' (63) Мы должны видеть решительное различие, имеющее важный методологический смысл, между тем конфликтом, в котором оказались Программа Проута и современное ему химическое Знание, и конфликтом с современной физикой, в какой вступила Программа Бора. Исследовательская Программа Проута объявила войну аналитической химии своего времени: её положительная Эвристика имела назначение разгромить своего противника и вытеснить его с занимаемых Позиций. Программа Бора не имела подобной цели. Её положительная Эвристика, как бы ни была она успешна, все же заключала в себе Противоречие с Теорией Максвелла-Лоренца, оставляя его неразрешенным. (164) Чтобы решиться на такое, нужна была смелость даже большая , чем у Проута; Эйнштейн мучился подобной Идеей, но посчитал её неприемлемой и отказался от неё. (165) Мы видим, что некоторые из самых значительных исследовательских Программ в Истории Науки были привиты к предшествующим Программам, с которыми находились в вопиющем Противоречии. Например, астрономия Коперника была "привита" к физике Аристотеля, Программа Бора - к физике Максвелла. Джастификационист или наивный фальсификационист назовет такие "прививки" иррациональными, поскольку не допускают и мысли о росте Знания на противоречивой основе. Поэтому они обычно прибегают к Уловкам ad hoc, наподобие Теории Галилея о круговой инерции или Принципа соответствия, а затем и Принципа дополнительности Бора, единственной целью которых является сокрытие этого "порока". (166) Когда же росток привитой Программы войдет в силу, приходит конец мирному сосуществованию, Cимбиоз сменяется Конкуренцией, и сторонники новой Программы пытаются совершенно вытеснить старую. Очень возможно, что успех его "привитой Программы" позднее подтолкнул Бора к мысли, что Противоречия в основаниях исследовательской Программы могут и даже должны быть возведены в Принцип, что такие Противоречия не должны слишком заботить исследователя, что к ним можно просто привыкнуть. В 1922 г. Н. Бор пытался снизить стандарты научного Критицизма: "Самое большее, чего можно требовать от Теории (т.е. Программы), - чтобы (устанавливаемые ею) классификации могли быть продвинуты достаточно далеко, с тем, что область наблюдаемого расширялась бы Предсказаниями новых явлений". (167) (Это Высказывание Бора напоминает фразу д'Аламбера, обнаружившего противоречивость оснований исчисления бесконечно малых величин: "Allez en avant et la foi vous viendra" - "Вперёд! и Вера да не покинет тебя!". Маргенау замечает: "Можно понять тех, кто воодушевляясь успехами Теории, закрывает глаза на уродство её архитектуры; атомная Теория Бора - это башенка в стиле барокко на готическом основании классической электродинамики". (168)   Однако в действительности эти архитектурные "уродства" ни для кого не были "тайной", все видели их, но сознательно игнорировали - кто в большей, кто в меньшей степени - пока Программа развивалась прогрессивно. (169) С точки зрения Методологии исследовательских Программ, такое отношение Рационально, но только до того момента, когда стадия Прогресса заканчивается: после этого апологетика "уродства" становится иррациональной. Надо отметить, что в 30-40 гг. Бор отказался от требования "новизны явлений" и был готов признать "единственной возможностью согласовывать многообразный материал из области атомных явлений, накапливавшийся день ото дня при исследовании этой новой отрасли Знаний". (170)   Это означает, что Бор отступил на Позицию "спасения явлений", в то время как Эйнштейн саркастически подчеркивал, что "нет такой Теории, символы которой кто-то не смог бы подходящим способом увязать с наблюдаемыми величинами"). (171) Однако Непротиворечивость - в точном смысле этого Термина (172) - должна оставаться важнейшим регулятивным, Принципом (стоящим вне и выше требования прогрессивного Сдвига Проблем); обнаружение Противоречий должно рассматриваться как Проблема. Причина проста. Если цель Науки - Истина, Наука должна добиваться Непротиворечивости; отказываясь от Непротиворечивости, Наука отказалась бы и от Истины.   Утверждать, что "мы должны умерить нашу требовательность", (173) то есть соглашаться с Противоречиями - слабыми или сильными - значит предаваться методологическому пороку. С другой стороны, из этого не следует, что как только Противоречие - или Аномалия - обнаружено, развитие Программы должно немедленно приостанавливаться; разумный выход может быть в другом: устроить для данного Противоречия временный карантин при помощи Гипотез ad hoc и довериться положительной Эвристике Программ. Именно так поступали даже математики, как свидетельствуют примеры первых вариантов исчисления бесконечно малых и наивной Теории множеств. (174) (С этой точки зрения, интересно отметить двойственную роль, какую "Принцип соответствия" Бора играл в его Программе. С одной стороны, это был важный эвристический Принцип, способствовавший выдвижению множества новых научных Гипотез, позволявших, в свою очередь, обнаруживать новые Факты, особенно в области интенсивности спектральных линий. (175)   С другой стороны, он выступал в роли защитного механизма, позволявшего "до предела использовать понятия классических Теорий - механики и электродинамики - несмотря на противоположность между этими Теориями и квантом действия" (176) вместо того, чтобы настаивать на безотлагательной унификации Программы. В этой второй роли Принцип соответствия уменьшал степень проблематичности боровской Программы. (177) Разумеется, исследовательская Программа квантовой Теории в целом была "привитой Программой" и поэтому вызывала неприязнь у физиков с глубоко консервативными взглядами, например, у Планка.   По отношению к "привитой Программе" вообще возможны две крайние и равно нерациональные Позиции. Консервативная Позиция заключается в том, что развитие новой Программы должно быть приостановлено до тех пор, пока не будет каким-то образом устранено Противоречие со старой Программой, затрагивающее основания обеих Программ: работать с противоречивыми основаниями иррационально. "Консерваторы" направляют основные усилия на устранение Противоречия, пытаясь объяснить (аппроксимативно) постулаты новой Программы, исходя из понятий старой Программы; они находят иррациональным развитие новой Программы, пока попытки такой Редукции не завершатся успешно.   Планк избрал именно такой путь. Успеха он не достиг, несмотря на десять лет тяжелого труда. (178) Поэтому замечание М. Лауэ о том, что 14 декабря 1990 г., когда был прочитан знаменитый доклад Планка, следует считать "днем рождения квантовой Теории", не совсем верно; этот день был днем рождения редукционной Программы Планка. Решение идти вперед, допуская хотя бы временно Противоречие в основаниях, было принято Эйнштейном в 1905 г., но даже он заколебался, когда в 1913 г. Бор снова вышел вперед. Анархическая Позиция по отношению к привитым Программам заключается в том, что анархия в основаниях возводится в ранг добродетели, а (слабое) Противоречие понимается либо как фундаментальное природное свойство, либо как показатель конечной ограниченности человеческого познания; такая Позиция была характерна для некоторых последователей Бора. Рациональная Позиция лучше всего представлена Ньютоном, который некогда стоял перед Проблемами, в известном смысле похожими на обсуждаемую. Картезианская механика толчка, к которой была первоначально привита механика Ньютона, находилась в (слабом) Противоречии с ньютоновской Теорией гравитации. Ньютон работал как над своей положительной Эвристикой (и добивался успеха), так и над редукционистской Программой (без успеха), за что его критиковали и Картезианцы, например, Гюйгенс, считавшие неразумной тратой времени разработку "непостижимой" Программы, и некоторые ученики , которые, подобно Коутсу, полагали, что это Противоречие не является столь уж серьезной Проблемой. (179) Таким образом, рациональная Позиция по отношению к "привитым" Программам состоит в том, чтобы использовать их эвристический потенциал, но не смиряться с Хаосом в основаниях, из которых они произрастают. "Старая" (до 1925 г). квантовая Теория в основном подчинялась именно такой установке. После 1925 г. "новая" квантовая Теория перешла на "анархистскую Позицию", а современная квантовая физика в её "копенгагенской" Интерпретации стала одним из главных оплотов философского обскурантизма. В этой новой Теории пресловутый "Принцип дополнительности" Бора возвел (слабое) Противоречие в статус фундаментальной и фактуально достоверной характеристики Природы и свёл субъективистский Позитивизм с аналогичной Диалектикой и даже философией повседневного языка в единый порочный альянс. Начиная с 1925 г. Бор и его единомышленники пошли на новое и беспрецедентное снижение критических стандартов для научных Теорий.   Разум в современной физике отступил и воцарился анархистский культ невообразимого Хаоса. Эйнштейн был против: "Философия успокоения Гейзенберга- Бора-или религия? - так тонко придумана, что предоставляет верующему до поры до времени мягкую подушку, с которой не так легко спугнуть его". (180) Однако, с другой стороны, слишком высокие стандарты Эйнштейна, быть может, не позволили ему создать (или опубликовать?) Модель атома, наподобие боровской, и волновую механику. Эйнштейну и его сторонникам не удалось победить в этой борьбе. Сегодняшние учебники физики наперебой твердят нечто вроде следующего: "Квантовая и электромагнитно-полевая Концепции дополнительны в смысле Бора. Эта дополнительность - одно из величайших достижений натуральной философии.   Копенгагенская Интерпретация квантовой Теории разрешила древний конфликт между корпускулярной и волновой Теориями света. Эта контроверза пронизала всю историю оптики: от Герона из Александрии, указавшего прямолинейность распространения света и геометрические свойства процессов отражения (1 в. н. э). к Юнгу и Максвеллу, исследовавшим интерференцию и волновые свойства (XIX в).. Лишь в первой половине XX века квантовая Теория излучения, вполне по-гегелевски, полностью разрешила этот спор". (181) Теперь вернемся к логике открытия старой квантовой Теории, в частности, остановимся подробнее на её положительной Эвристике. По замыслу Бора, вначале должна была войти в игру Теория атома водорода. Его первая Модель состояла из ядра-протона и электрона на круговой орбите; во второй Модели он вычислил эмпирическую орбиту электрона в фиксированной плоскости; затем он отказывается от явно искусственных ограничений, связанных с неподвижностью ядра и фиксированностью плоскости вращения электрона; далее, он хотел учесть возможность вращения (Cпин) электрона; (182) затем он надеялся распространить свою Программу на структуру сложных атомов и молекул, учитывая воздействие на них электромагнитных полей, и т.д.   Этот замысел существовал с самого начала: Идея Аналогии между строением атома и планетарной Системой уже намечала в общих чертах весьма обнадеживающую, хотя длительную и нелегкую, Программу исследований и даже указывала достаточно ясные Принципы, которыми эта Программа должна была руководствоваться. (183) "В 1913 году казалось, что тем самым найден подходящий ключ к Проблеме спектра, и нужны только время и терпение, чтобы разрешить эту Проблему окончательно". (184) Знаменитая статья Н. Бора 1913 года была первым шагом в реализации этой исследовательской Программы. В ней содержалась первая Модель (обозначим её M1), которая уже была способна предсказывать Факты, до этого не предсказуемые ни одной из предшествующих Теорий: длины волн спектральных линий водорода (в ультрафиолетовой и дальней инфракрасной областях). Хотя некоторые длины волн водородного спектра были известны до 1913 г. (серии Бальмера (1885) и серии Пашена (1908), Теория Бора предсказывала значительно больше, чем следовало из этих известный серий. Опыты вскоре подкрепили это новое содержание Теории: дополнительные боровские серии были открыты Лайманом (1914), Брэккетом (1922) и Пфундом (1924). Поскольку серии Бальмера и Пашена были известны до 1913 г., некоторые историки видят в этом пример бэконовского "индуктивного восхождения": 1) Хаос спектральных линий, 2) "эмпирический Закон" (Бальмер), 3) теоретическое Объяснение (Бор). Это сильно напоминает три "этажа" Уэвелла. Но Прогресс Науки, наверняка, был бы замедлен, если полагаться на набивший оскомину Метод проб и ошибок остроумного швейцарского школьного учителя: магистраль научной абстрагирующей мысли, проложенная смелыми умозрениями Планка, Резерфорда, Эйнштейна и Бора, дедуктивным образом привела бы к результатам Бальмера как к проверочным предложениям по отношению к их Теориям, обходясь без так называемого "первопроходчества" Бальмера. Рациональная реконструкция Истории Науки не обещает авторам "наивных догадок" достойного вознаграждения за их муки. (185) На самом деле Проблема Бора заключалась не в том, чтобы объяснить серии Бальмера и Пашена, а в том, чтобы объяснить парадоксальную устойчивость атома Резерфорда. Более того, Бор даже не знал об этих формулах до того, как была написана первая версия его статьи. (186) Не все новое содержание первой боровской Модели M1 нашло подкрепление. Например, M1 претендовала на Предсказание всех спектральных линий водорода. Однако были получены экспериментальные свидетельства о таких водородных сериях, которых не могло быть по боровской M1. Это были аномальные ультрафиолетовые серии Пикеринга-Фаулера. Пикеринг нашел эти серии в 1896 г. в спектре звезды t, Кормы. Фаулер, после того как первый член серии был подтвержден также Наблюдениями во время солнечного затмения в 1898 г., получил всю серию в Экспериментах с разрядной трубкой, содержащей смесь водорода и Гелия. Конечно, можно было предположить, что линии-монстры не имели ничего общего с водородом, поскольку и Солнце, и звезда t, Кормы содержат множество газов, а разрядная трубка содержала также Гелий. И в самом деле серия не могла быть получена в трубке с чистым водородом. Но "экспериментальная техника" Пикеринга и Фаулера, с помощью которой была Фальсифицирована Гипотеза Бальмера, имела достаточно разумное, хотя никогда специально не проверявшееся, теоретическое основание:   а) их серии имели то же число схождения, что в серии Бальмера, и, следовательно, могли считаться водородными сериями; б) Фаулер дал приемлемое Объяснение, почему Гелий не должен приниматься в расчет при образовании этих серий. (187) Однако результаты "авторитетных экспериментаторов" не произвели на Бора особого впечатления. Он не сомневался в "точности Экспериментов" или "осуществимости их Наблюдений": под сомнение была поставлена "наблюдательная Теория". И, действительно, Бор предложил Альтернативу. Вначале он разработал новую Модель (M1) своей исследовательской Программы: ионизованный атом Гелия, ядро которого имело заряд равный удвоенному заряду протона, с единственным электроном на орбите.   Эта Модель предсказывал ультрафиолетовые серии в спектре ионизованного Гелия, которые совпадали с сериями Пикеринга-Фаулера. Это уже была соперничающая Теория. Затем он предложил "решающий Эксперимент": он предсказал, что серии Фаулера могут быть получены - и даже с более сильными линиями - разрядной трубке со смесью хлора и Гелия. Более того, Бор объяснил экспериментаторам, даже не взглянув на их приборы, каталитическую роль водорода в Эксперименте Фаулера и хлора в предложенном им самим Эксперименте. (188) И он был прав. (189)   Таким образом первое очевидное поражение исследовательской Программы Бора было превращено в славную Победу. Однако эта Победа была вскоре оспорена. Фаулер признал, что его серии относились не к водороду, а к Гелию. Но он заметил, что "укрощение монстра" (monster-adjustment) (190) нельзя признать действительным: длины волн в сериях Фаулера значительно отличались от значений, предсказанных Mg Бора. Следовательно, эти серии, хотя не противоречили M1, опровергали М2, но так как Mi и Мз тесно связаны между собой, то это опровергает и M1. (191) Бор отверг Аргументы Фаулера: ну, разумеется, ведь он никогда не относился к М2 с полной серьезностью. Предсказанные им значения основывались на грубых подсчетах, в основу которых было положено вращение электрона вокруг неподвижного ядра; разумеется, на самом деле электрон вращается вокруг общего центра тяжести; разумеется, как всегда, когда решается Проблема двух тел, нужно заменить редуцироанную массу: me'=me/(l+ (me/mn). (192)Это была уже модифицированная Модель Бора - Мз. И Фаулер должен был признать, что Бор опять прав. (193) Явное опроверждение M2 превратилось в Победу Мз; стало ясно, что М2 и Мз могли быть разработаны в рамках исследовательской Программы Бора, как и Мп или Мао, без каких бы то ни было стимулов со стороны Наблюдения или Эксперимента. Именно в это время Эйнштейн сказал о Теории Бора: "Это одно из величайших открытий". (194) Развитие исследовательской Программы Бора затем шло как по заранее намеченному плану. Следующим шагом было вычисление эллиптических орбит. Это было сделано Зоммерфельдом в 1915 г. с тем (неожиданным) результатом, что возрастание числа стационарных (возможных) орбит не вело к увеличению числа возможных энергетических уровней, так что, по видимости, не было возможности решающего Эксперимента, способного выбрать между эллиптической и круговой Теориями. Однако электроны вращались вокруг ядра с очень высокой скоростью, следовательно, в соответствии с механикой Эйнштейна, их ускорение приводило к заметному изменению массы. Действительно, вычисляя такие релятивистские поправки, Зоммерфельд получил новый порядок энергетических уровней и "тонкую структуру" спектра. Переключение на новую релятивистскую Модель потребовало значительно большей математической изощренности и таланта, чем разработка нескольких первых Моделей. Достижение Зоммерфельда носило главным образом математический характер. По иронии судьбы, дублеты водородного спектра уже были открыты Майкельсоном в 1891 г. iss-i (96) Мозли сразу же после первой публикации Бора заметил, что "Гипотеза Бора не может объяснить появление второй, более слабой линии, обнаруживаемой в каждом спектре". (197) Это также не огорчило Бора, он был убежден, что положительная Эвристика его исследовательской Программы должна рано или поздно объяснить и даже исправить Наблюдения Майкельсона. (198)   Так и произошло. Конечно, Теория Зоммерфельда была несовместима с первыми Моделями Бора; более тонкие Эксперименты - с исправленными старыми Наблюдениями - дали решающие Доказательства в пользу боровской Программы. Многие недостатки первых Моделей Бора были превращены Зоммерфельдом и его мюнхенской школой в Победы исследовательской Программы Бора. Интересно, что точно так же, как Эйнштейн на фоне впечатляющего Прогресса квантовой физики в 1913 г. остановился в нерешительности, Бор притормозил в 1916 г.; и также, как ранее Бор перехватил инициативу у Эйнштейна, теперь Зоммерфельд перехватил инициативу у самого Бора. Различие между атмосферой копенгагенской школы Бора и мюнхенской школы Зоммерфельда было очевидным: "В Мюнхене использовались более конкретные и потому более понятные формулировки: там были достигнуты большие успехи в систематизации спектров и в применении векторной Модели. Но в Копенгагене полагали, что адекватный язык для новых явлений ещё не найден, были сдержаны по отношению к слишком определенным формулировкам, выражались более осторожно и более общо - поэтому их было гораздо труднее понять". (199) Все это показывает, как наличие прогрессивного Сдвига обеспечивает доверие - и Рациональность - по отношению к исследовательской Программе с Противоречием в основаниях. М. Борн в статье, посвященной памяти М. Планка, дает убедительное описание этого процесса: "Разумеется, само по себе введение кванта действия ещё не означало возникновения истинной квантовой Теории... Трудности, вызываемые введением кванта действия в общепризнанную классическую Теорию, были ясны с самого начала.   Со временем они не уменьшались, а возрастали; хотя по ходу исследований кое-какие из них преодолевались, в Теории все равно зияли бреши, которые не могли не тревожить самокритичных теоретиков. В основу Теории Бора легла Гипотеза, которая несомненно была. бы отвергнута любым физиком предшествующего поколения. С тем, что некоторые внутриатомные квантованные (т.е. выделенные квантовым Принципом) орбиты играют особую роль, ещё можно было смириться; труднее было согласиться с тем, что электроны, движущиеся с ускорением по криволинейным траекториям, не излучают энергию. Но допущение о том, что точно определенная частота излучаемого кванта световой энергии должна отличаться от частоты излучения электрона, в глазах теоретика, воспитанного в классической школе, выглядело невероятным монстром. Тем не менее, вычисления (а точнее сказать, прогрессивные Сдвиги Проблем} решают все, и столы начинают вертеться.   Если вначале это выглядело как остроумный приём, с помощью которого новый и странный элемент с наименьшим трением подгонялся под существующую Систему общепринятых представлений, то затем, захватчик, освоив чужую территорию, стал изгонять с неё прежних обитателей; теперь уже ясно, что старая Система треснула по швам, и вопрос только в том, какие швы и в какой мере ещё можно сохранить". (200) Важным уроком Анализа исследовательских Программ является тот Факт, что лишь немногие Эксперименты имеют действительное значение для их развития. Проверки и "Опровержения" обычно дают физику-теоретику столь тривиальные эвристические подсказки, что крупномасштабные проверки или слишком большая суета вокруг уже полученных данных часто бывают лишь потерей времени. Чтобы понять, что Теория нуждается в замене, как правило, не нужны никакие Опровержения; положительная Эвристика сама ведёт вперед, прокладывая себе дорогу. К тому же, прибегать к жестким "опровергающим Интерпретациям", когда речь идет о совсем юной Программе, - это опасная методологическая черствость.   Первые варианты такой Программы и применяться-то могут только к "идеальным", несуществующим объектам; нужны десятилетия теоретической работы. чтобы получить первые новые Факты, и ещё больше времени, чтобы возникли такие варианты исследовательской Программы, проверка которых могла бы дать действительно интересные результаты, когда Опровержения уже не могут быть предсказаны самой же Программой. Диалектика исследовательских Программ поэтому совсем не сводится к чередованию умозрительных догадок и эмпирических опровержений. Типы отношений между процессом развития Программы и процессами эмпирических проверок могут быть самыми разнообразными; какой из них осуществляется - вопрос конкретно-исторический. Укажем три наиболее типичных случая. 1) Пусть каждый из следующих друг за другом вариантов H1, H2, Н3 успешно предсказывают одни Факты и не могут предсказать другие, иначе говоря, каждый из этих вариантов имеет как подкрепления, так и Опровержения. Затем предлагается Н4, который предсказывает некоторые новые Факты, но при этом выдерживает самые суровые проверки. Мы имеем прогрессивный Сдвиг Проблем и к тому же благообразное чередование догадок и опровержений в духе Поппера. (201)Можно умиляться этим классическим примером, когда теоретическая и экспериментальная работы шествуют рядышком, рука об руку. 2) Во втором случае мы имеем дело с каким-нибудь одиноким Бором (может быть, даже без предшествующего ему Бальмера), который последовательно разрабатывает H1, Н2, Н3, Н4, но так самокритичен, что публикует только Н4. Затем Н4 подвергается проверке, и данные оказываются подкрепляющими для Н4 - первой (и единственной) опубликованной Гипотезы. Тогда теоретик, имеющий дело только с доской и бумагой, оказывается, повидимости, идущим далеко впереди экспериментатора - перед нами период относительной автономии теоретического Прогресса. 3) Теперь представим, что все эмпирические данные, о которых шла речь, уже известны в то время, когда выдвигаются H1, H2, Н3 и Н4. Тогда вся эта последовательность теоретических Моделей не выступает как прогрессивный Сдвиг Проблем, и поэтому, хотя все данные подкрепляют его Теории, ученый должен работать над новыми Гипотезами, чтобы доказать научную значимость своей Программы. (202)   Так может получиться либо из-за того, что более ранняя исследовательская Программа (вызов которой брошен той Программой, которая реализуется в последовательности Hi, ..., Н4), уже произвела все эти Факты, либо из-за того, что правительство отпустило слишком много денег на Эксперименты по коллекционированию спектральных линий и все рабочие лошади Науки пашут именно это поле.   Правда, второй случай крайне маловероятен, ибо, как сказал бы Каллен, "число ложных Фактов, заполоняющих мир, бесконечно превышает число ложных Теорий" (203); в большинстве случаев, когда исследовательская Программа вступает в конфликт с известными Фактами, теоретики будут видеть причину этого в "экспериментальной технике", считать несовершенными "наблюдательные Теории", которые лежат в её основе, исправлять данные, полученные экспериментаторами, получая таким образом новые Факты. (204) После этого методологического отступления, вернемся снова к Программе Бора. Когда была впервые сформулирована её положительная Эвристика, не все направления развития этой Программы можно было предвидеть и планировать. Когда появились некоторые неожиданные трещины в остроумных Моделях Зоммерфельда (не были получены некоторые предсказанные спектральные линии), Паули предложил глубокую вспомогательную Гипотезу ("Принцип исключения"), с помощью которой не только были закрыты бреши Теории, но придан новый вид периодической Системе элементов и предсказаны ранее неизвестные Факты. В мои намерения не входит развернутое изложение того, как развивалась Программа Бора. Но тщательный Анализ её истории - поистине золотое дно для Методологии: её изумительно быстрый Прогресс - на противоречивых основаниях! - потрясает, её красота, оригинальность и эмпирический успех её вспомогательных Гипотез, выдвигавшихся блестящими и даже гениальными учеными, беспрецедентны в истории физики. (205) Иногда очередной вариант Программы требовал только незначительного усовершенствования (например, замены массы на уменьшающуюся массу).   Иногда, однако, для получения очередного варианта требовалась новая утонченная математика (например, математический аппарат, применяемый при Решении задач со многими телами) либо новые остроумные физические вспомогательные Гипотезы. Добавочная математика или физика черпались либо из наличного Знания (например, из Теории относительности), либо изобретались заново (например, Принцип запрета Паули). В последнем случае имел место "креативный Сдвиг" в положительной Эвристике. Но даже эта великая Программа подошла к точке, в которой её эвристическая сила иссякла. Гипотезы ad hoc множились и не сменялись Объяснениями, увеличивающими содержание. Например, боровская Теория молекулярного (совместного) спектра предсказывала формулу для двухатомных молекул, но эта формула была опровергнута. Приверженцы Теории заменили т (2) на т (т+1), это помогло объяснить Факты, но было явным приемом ad hoc. Затем пришла очередь Проблемы необъяснимых дублетов в спектре щелочи. Ланде объяснил их в 1924 г., введя ad hoc "релятивистское правило расщепления", Гаудсмит и Уленбек - в 1925 г. с помощью Cпина электрона. Объяснение Ланде было ad hoc, а Объяснение Гаудсмита и Уленбека, кроме того, было ещё и несовместимо со специальной Теорией относительности; "периферическая скорость" электрона во много раз превышала скорость света, а сам электрон заполнял весь объема атома. (205) Нужна была безумная смелость для такого предположения (Крониг пришел к этой Идее раньше, но воздержался от её публикации, считая Гипотезу невероятной и неприемлемой). (206) Но безрассудная смелость, проявлявшаяся в выдвижении диких и необузданных фантазий в качестве научных Гипотез, не приносила ощутимых плодов. Программа запаздывала за открытиями "Фактов". Неукротимые Аномалии заполонили поле исследования. Накапливая бесплодные Противоречия и умножая число Гипотез ad hoc, Программа вступила в регрессивную фазу: она начала, по любимому выражению Поппера "терять свой эмпирический характер". (207)   Кроме того, многие Проблемы, подобные тем, какие возникали в Теории возмущений, по-видимому, даже не могли ожидать своего Решения в её рамках. Вскоре возникла соперничающая исследовательская Программа - Волновая механика. Эта новая Программа не только объяснила квантовые условия Планка и Бора уже в своем первом варианте (де Бройль, 1924 г)., она вела к будоражащим открытиям новых Фактов (Эксперименты Дэвиссона и Джермера).   В последующих, более утонченных вариантах она предложила Решения Проблем, бывших недосягаемыми для исследовательской Программы Бора, а также объяснила все те Факты, ради которых в боровской Программе (в её позднейших вариантах) выдвигались Гипотезы ad hoc, и сделала это с помощью Теорий, удовлетворяющих самым высоким методологическим Критериям. Волновая механика вскоре обогнала, подчинила себе и затем вытеснила Программу Бора. Статья де Бройля вышла в то время, когда Программа Бора уже регрессировала. Но это было простым совпадением. Задумаемся: что произошло бы, если бы де Бройль написал и опубликовал свою статью в 1914 г., а не в 1924 г.? (г) Новый взгляд на решающие Эксперименты: конец скороспелой Рациональности Мы сделали бы ошибку, предположив, что ученый обязан оставаться сторонником некой исследовательской Программы до тех пор, пока она не исчерпает весь запас своей эвристической силы, что он не может предложить иную соперничающую Программу до того, как уже всем станет ясно, что прежняя Программа достигла точки, с которой начинается регрессия; (Хотя, конечно, можно понять раздражение физика, когда, работая в самом разгаре прогрессивной фазы исследовательской Программы, он наблюдает размножение неясных метафизических Теорий, не дающих ничего для эмпирического Прогресса (208). Ученый не должен соглашаться с тем, что исследовательская Программа превращается в Weltanschauung, некое воплощение научной строгости, претендующее на роль всезнающего арбитра, определяющего что можно и что нельзя считать научным Объяснением, подобно тому, как, ссылаясь на математическую строгость, пытаются решать, что можно, а что нельзя считать математическим Доказательством.   К сожалению, именно на такой Позиции стоит Т. Кун: то, что он называет нормальной Наукой", на самом деле есть не что иное, как исследовательская Программа, захватившая монополию. В действительности же исследовательские Программы пользуются полной монополией очень редко, к тому же очень недолго, какие бы усилия не предпринимали Картезианцы ли, ньютонианцы ли, сторонники ли Бора.   История Науки была и будет историей соперничества исследовательских Программ, (или, если угодно, "Парадигм"), но она не была и не должна быть чередованием периодов нормальной Науки: чем быстрее начинается соперничество, тем лучше для Прогресса. "Теоретический плюрализм" лучше, чем "теоретический монизм": здесь я согласен с Поппером и Фейерабендом и не согласен с Куном. (209) От Идеи соперничества научных исследовательских Программ мы переходим к Проблеме: как элиминируются исследовательские Программы? Из всего хода предшествующих рассуждений следует, что регрессивный Сдвиг Проблем может рассматриваться как причина Элиминации исследовательской Программы не в большей степени, чем старомодные "Опровержения" или куновские "кризисы".   Возможны ли какие-либо объективные (в отличие от социопсихологических причины, по которым Программа должна быть отвергнута, то есть элиминировано её твердое ядро и Программа построения защитных поясов? Вкратце, наш ответ состоит в том, что такая объективная причина заключена в действии соперничающей Программы, которой удается объяснить все предшествующие успехи её соперница, которую она к тому же превосходит дальнейшей демонстрацией эвристической силы. (210) Однако Критерий "эвристической силы" сильно зависит от того, как мы понимаем "фактуальную новизну". До сих пор мы предполагали, что можно непосредственно установить, предсказывает новая Теория новые Факты или нет. Однако новизна (актуального Высказывания часто становится явной только спустя много времени. Чтобы показать это, я начну с примера. Формула Бальмера для линий водородного спектра может быть выведена как следствие из Теории Бора. Было ли это новым Фактом? Поспешный ответ мог бы состоять в том, что никакой новизны здесь нет, поскольку формула Бальмера была известна ранее. Но это только половина Истины. Бальмер просто наблюдал B1: водородные линии подчинены бальмеровской формуле.   Бор предсказал Вз: бальмеровская формула описывает различия энергетических уровней на различных орбитах электрона в атоме водорода. Можно было бы сказать, что B1 уже содержит в себе все чисто "наблюдаемое" содержание В3. Но это значило бы, что предполагается чисто "наблюдательный" уровень, не зараженный Теорией и не восприимчивый к теоретическому изменению. На самом деле B1 было принято только потому, что оптические, химические и другие Теории, на которые опиралось Наблюдение Бальмера, были хорошо подкреплены и признаны в качестве интерпретативных Теорий; но и эти Теории всегда могут быть поставлены под вопрос.   Могут сказать, что B1 может быть "очищено" от теоретических предпосылок, и тогда то, что действительно наблюдал Бальмер, выражается более скромным утверждением Во: спектральные линии полученные в некоторых разрядных трубках при определенных точно фиксированных условиях (или в ходе "контролируемого Эксперимента"), подчиняются бальмеровской формуле. Однако известные Аргументы Поппера показывают, что подобным образом мы никогда не приходим к какому-либо последнему основанию "чистого Наблюдения"; как легко показать, "наблюдательные" Теории стоят и за спиной Во. (211)' (214)   С другой стороны, если учесть длительное и прогрессивное развитие Программы Бора, можно сказать, что, доказав свою эвристическую силу, её твердое ядро само получило хорошее подкрепление (215) и поэтому могла рассматриваться как "наблюдательная" или интерпретативная Теория. Но тогда В2 уже рассматривается не просто как теоретическая переинтерпретация B1, но как некоторый новый Факт. Эти соображения заставляют нас по-новому оценить значение ретроспективы и несколько либерализовать наши Критерии. Новая исследовательская Программа, вступившая в конкурентную борьбу, может начать с нового Объяснения "старых" Фактов, но иногда требуется много времени, чтобы она предсказала "действительно новые" Факты.   Например, кинетическая Теория тепла, по-видимости, плелась в хвосте у феноменологической Теории, запаздывая с Объяснениями Фактов иногда на десятилетия, прежде чем нагнала и наверстала упущенное после Объяснения Теорией Эйнштейна - Смолуховского броуновского движения в 1905 г. С этого момента то, что ранее рассматривалось как умозрительная переинтерпретация старых Фактов (относительно тепла и т.п)., стало пониматься как открытие новых Фактов (относительно атомов). Все это убедительно говорит о том, что не следует отказываться от подающей надежды исследовательской Программы только потому, что она не смогла одолеть сильную соперницу. Её не следует отбрасывать, если она, при условии, что у неё нет соперницы, осуществляет прогрессивный Сдвиг Проблем. (216) И разумеется, следует рассматривать по-новому интерпретированный Факт как новый Факт, не обращая внимания на претензии любителей коллекционирования Фактов на приоритет. До тех пор, пока подвергнутая рациональной реконструкции исследовательская Программа подает надежды на прогрессивный Сдвиг Проблем, её следует оберегать от распада под ударами Критики со стороны сильной и получившей признание соперницы. (217) Все это вместе взятое подчеркивает важность методологической терпимости, но оставляет открытым вопрос, как же все-таки элиминируются исследовательские Программы. У читателя может возникнуть подозрение, что столь сильная либерализация могла бы в конце концов просто подорвать наши Критерии так, что это привело бы к радикальному Скептицизму. Тогда и знаменитые "решающие Эксперименты" уже не могли бы свалить исследовательскую Программу следовательно - "все проходит". (218) Но это подозрение безосновательно. Внутри исследовательской Программы "малые решающие Эксперименты", призванные сделать выбор между последовательными вариантами - дело вполне обычное. С помощью Эксперимента нетрудно сделать выбор между n-й и n+1-й версией, поскольку n+1-й версия не только противоречит n-й, но и превосходит её. Если n+1-я версия имеет более подкрепленное содержание, определяемое в рамках одной и той же Программы и на основе одних и тех же достаточно подкрепленных "наблюдательных" Теорий, то Элиминация имеет относительно обычный характер (относительно - поскольку и здесь такое Решение может быть оспорено).   Апелляция иногда бывает успешной; во многих случаях, когда под вопрос ставится "наблюдательная" Теория, она не имеет достаточного подкрепления, в ней много неясного, наивного, её допущения носят "скрытый" характер, и только, когда такой Теории брошен вызов, её допущения эксплицируются, проясняются, подвергаются проверке и могут быть опровергнуты. Однако, "наблюдательные" Теории сплошь и рядом сами погружены в некоторую исследовательскую Программу, а это значит, что апелляция приводит к конфликту между двумя исследовательскими Программами именно в таких случаях возникает надобность в "большом решающем Эксперименте". Когда соперничают две исследовательские Программы, их первые "идеальные" Модели, как правило, имеют дело с различными Аспектами данной области явлений (так, первая Модель ньютоновской полукорпускулярной оптики описывала рефракцию световых лучей, первая Модель волновой оптики Гюйгенса - интерференцию).   С развитием соперничающих исследовательских Программ они постепенно начинают вторгаться на чужую территорию, и тогда возникает ситуация, при которой n-й вариант первой Программы вступает в кричащее Противоречие с т-м вариантом второй Программы. (219) Ставится (неоднократно) некий Эксперимент, и один из этих вариантов терпит поражение, а другой празднует Победу. Но борьба на этом не кончается: всякая исследовательская Программа на своем веку знает несколько таких поражений. Чтобы вернуть утраченные Позиции, нужно только сформулировать п+1-й (или n+k-й) вариант, который смог бы увеличить эмпирическое содержание, часть которого должна пройти успешную проверку. Если длительные усилия ни к чему не приводят, и Программа не может вернуть себе прежние Позиции, борьба затихает, а исходный Эксперимент задним числом признается "решающим". Но если потерпевшая поражение Программа ещё молода и способна быстро развиваться, если её "протонаучные" достижения вызывают достаточное доверие, предполагаемые "решающие Эксперименты" один за другим оттесняются в сторону, уступая её рывкам вперед.   Даже если проигравшая какое-то сражение Программа находится в зрелом возрасте, привыкнув к признанию и "утомившись" от него, приближается к "естественной точке насыщения", (220) она все же может долго сопротивляться и предлагать остроумные инновации, увеличивающие эмпирическое содержание, даже если при этом они не увенчиваются эмпирическим успехом. Программу, которую поддерживают талантливые ученые, обладающие живым и творческим Воображением, победить чрезвычайно трудно.   Со своей стороны, упрямые защитники потерпевшей поражение Программы могут выдвигать Объяснения ad hoc Экспериментов и злонамеренные "Редукции" ad hoc победившей Программы с тем, чтобы разбить её. Но такие попытки следует отвергнуть как ненаучные. Теперь понятно, почему решающие Эксперименты признаются таковыми лишь десятилетия спустя. Эллиптические орбиты Кеплера были признаны решающими Доказательствами правоты Ньютона и неправоты Декарта лишь почти через сто лет после того, как об этом заявил Ньютон; аномальное поведение перигелия Меркурия в течение десятков лет было известно как один из многих пока ещё нерешенных вопросов, стоявших перед Программой Ньютона; но то, что Теория Эйнштейна объяснила этот Факт лучше, превратило заурядную Аномалию в блестящее "Опровержение" исследовательской Программы Ньютона. (221-222)   Юнг утверждал, что его Эксперимент с двойной щелью 1802 г. был решающим Экспериментом в споре корпускулярной и волновой оптическими Программами; но это заявление было признано гораздо позже, когда разработанная Френелем волновая Программа оказалась значительно "прогрессивней" корпускулярной и стало ясно, что ньютонианцы не могут тягаться с её эвристической мощью. Таким образом, Аномалия, известная в течение десятков лет, обрела почетный статус Опровержения, а Эксперимент - титул "решающего" лишь после долгого периода неравномерного развития обеих Программ, соперничавших между собой.   Броуновское движение почти сто лет находилось посредине поля сражения, прежде чем стало ясно, что Программа феноменологических исследований разрушается этим Фактом и счастье войны поворачивается лицом к атомистам. "Опровержение" Майкельсоном серии Бальмера игнорировалось целым поколением физиков до тех пор, пока исследовательская Программа Бора своим триумфом не поддержала его. Наверное, стоит более подробно рассмотреть примеры Экспериментов, "решающий" характер которых стал очевидным только задним числом. Сначала рассмотрим знаменитый Эксперимент Майкельсона-Морли 1887 года, который якобы фальсифицировал Теорию Эфира и "привел к Теории относительности, а затем - Эксперименты Ламмера-Принсгейма, которые якобы фальсифицировали классическую Теорию излучения и "привели к квантовой Теории". (223)   И, наконец, обсудим Эксперимент, который многими физиками считался Опровержением Законов Сохранения, а на деле стал блестящим подтверждением последних. (г) Эксперимент Майкельсона-Морли Майкельсон впервые придумал свой Эксперимент для проверки противоречивших друг другу Теорий Френеля и Стокса о влиянии движения земли на Эфир (224), во время своего посещения института Гельмгольца в Берлине в 1881 г. Согласно Теории Френеля, Земля движется сквозь Эфир, остающийся неподвижным, однако частично увлекаемый движением Земли; из Теории Френеля следовало, что скорость Эфира по отношению к Земле имеет положительное значение (другими словами, существует "Эфирный ветер").   По Теории Стокса, Земля полностью переносит " вместе с собой содержащийся внутри неё Эфир и непосредственно на поверхности Земли скорость Эфира не отличается от скорости Земли (иначе говоря, относительная скорость Эфира равна нулю, и значит, нет "Эфирного ветра"). Вначале Стоке считал, что две эти Теории эквивалентны по отношению к имевшимся тогда Наблюдениям: например, при помощи соответствующих вспомогательных Гипотез обе Теории объясняли аберрацию света. Но Майкельсон утверждал, что его Эксперимент 1881 г. был решающим в споре между этими Теориями и разрешил этот спор в пользу Стокса. (225)   Скорость Земли по отношению к Эфиру могла определяться величинами намного меньшими, чем это следовало из Теории Френеля. Из этого Майкельсон заключил, что "результат, предсказываемый Гипотезой неподвижного Эфира, не наблюдается, откуда с необходимостью следует вывод о том, что данная Гипотеза (о неподвижном Эфире) ошибочна". (226) Как это часто бывает, Майкельсон был экспериментатором, которому пришлось выслушивать урок теоретика. Ведущий физик-теоретик того времени Г. Лоренц показал, что Майкельсон ошибочно истолковал свои Наблюдения, которые "на самом деле" не противоречили Гипотезе неподвижного Эфира; позднее Майкельсон назвал Анализ Лоренца "весьма поучительным". (227)   Кроме того, Лоренц показал, что вычисления Майкельсона должны быть неточными; Теория Френеля предсказывала только половину тех результатов, которые были получены в Опыте американского физика. Из этого Лоренц заключил, что Эксперимент Майкельсона не опроверг Теорию Френеля и, тем более, не доказал справедливость Теории Стокса. Лоренц настаивал на том, что Теория Стокса противоречива: она исходит из двух исключающих друг друга требований - неподвижности Эфира на поверхности Земли по отношению к последней и, вместе с тем, потенциала относительной скорости; ясно, что эти требования несовместимы. Однако, если бы даже Майкельсон действительно опроверг Теорию неподвижного Эфира, сама Программа, включающая эту Теорию, оставалась бы неприкосновенной; не так уж трудно было бы изобрести какие-то иные варианты эфирной Программы, которые предсказывали бы очень малые значения величины скорости Эфирного ветра. Лоренц немедленно предложил такую Гипотезу. Она была проверяемой, и Лоренц благородно представил её на суд Эксперимента. (228)   Майкельсон вместе с Морли приняли вызов. Эксперимент опять показал, что относительная скорость Земли по отношению к Эфиру, по-видимому, равна нулю, что противоречило Теории Лоренца. Но к этому времени Майкельсон стал более осторожным в Интерпретации своих данных; он даже допускал Вероятность того, что солнечная Система в целом могла бы двигаться в направлении, противоположном движению Земли; поэтому он решил повторить Эксперимент несколько раз с интервалом в три месяца, чтобы "избежать всякой неопределенности". (229)   В другой статье Майкельсон уже ничего не говорит о "выводах, следующих с необходимостью" и "ошибочности Гипотезы". Его Высказывания теперь более осмотрительны: "Из предшествующих рассуждений, как можно с некоторой определенностью судить, следует, что если бы какое-либо относительное движение между землей и светоносным Эфиром имело место, его численное значение было бы настолько малым, чтобы отвергнуть френелевское Объяснение аберрации". (230) Это означает, что Майкельсон все же полагал Теорию Френеля опровергнутой (вместе с новой Теорией Лоренца); но здесь уже нет прежнего утверждения, которое он делал в 1881 г., что опровергнута сама "Теория неподвижного Эфира". (Существование "Эфирного ветра" должно было, по его мнению, проверяться на "высоко поднятых над земной поверхностью установках", например, на вершине горы. (231) Если теоретики, сторонники Эфира, вроде лорда Кельвина, выражали сомнения в "экспериментальной сноровке" Майкельсона, (232)то Лоренц подчеркивал, что, вопреки простодушным притязаниям этого Эксперимента, и его новый Эксперимент "также не вносит ясность в вопрос, ради которого был предпринят". (233)   Теория Френеля вполне может рассматриваться как интерпретативная, то есть как Теория, с помощью которой интерпретируются Факты, а не как Теория, проверяемая этими Фактами; поэтому, рассуждает Лоренц, "значение Эксперимента Майкельсона-Морли скорее состоит в том, что он говорит о определенном изменении в процедуре измерения", (23) размеры тел зависят от их движения сквозь Эфир.   Лоренц разработал этот "креативный Сдвиг" в рамках Программы Френеля с большой изобретательностью и утверждал, что ему удалось устранить "Противоречие между Теорией Френеля и результатом Майкельсона". (235) Но он соглашался с тем, что "поскольку Природа молекулярных сил нам ещё не вполне известна, проверить эту Гипотезу невозможно"; (236) по крайней мере за время своего существования эта Гипотеза не смогла предсказать никаких новых Фактов. (237) Тем временем (в 1897г). Майкельсон осуществил свой давно задуманный Эксперимент по измерению скорости Эфирного ветра на вершине горы. Он ничего не обнаружил. Поскольку ранее он полагал, что ему удалось доказать справедливость Теории Стокса, согласно которой Эфирный ветер мог быть обнаружен на значительной высоте, теперь он был обескуражен. Если бы Теория Стокса была верна, градиент скорости Эфира должен быть очень малым. Майкельсон был вынужден заключить, что "влияние Земли на Эфир распространяется на расстояние порядка земного диаметра". (238)   Такой результат он посчитал "невероятным" и решил, что в 1887 г. он вывел ошибочный вывод из своего Эксперимента: нужно было отвергнуть Теорию Стокса и принять Теорию Френеля; теперь он готов согласиться с любой разумной вспомогательной Гипотезой, чтобы "спасти" последнюю, не исключая и Гипотезы Лоренца 1892г. (239) Теперь, по-видимому, он предпочитает Гипотезу Лоренца-Фицджеральда о сокращении продольных размеров движущегося тела; в 1904 г. его коллеги Миллер и Морли начинают серию Экспериментов с целью обнаружения зависимости этого сокращения от того, из какого материала состоит движущееся тело. (240) В то время как большинство физиков пыталось интерпретировать Эксперименты Майкельсона в рамках эфирной Программы, Эйнштейн независимо от Майкельсона, Фицджеральда и Лоренца, но под влиянием Критики Э. Маха в адрес ньютоновской механики, предложил новую прогрессивную исследовательскую Программу. (241)   Эта новая Программа не только "предсказала" и объяснила результат Эксперимента Майкельсона-Морли, но и предсказала целый набор Фактов, о которых ранее нельзя было и помыслить, причем эти Предсказания получили впечатляющие подтверждения. И только потом, спустя двадцать пять лет, Эксперимент Майкельсона-Морли стал рассматриваться как "величайший негативный Эксперимент Истории Науки". (242) Но сразу это произойти не могло. Эксперимент был негативным, но по отношению к. чему? Это было не ясно.   Больше того, Майкельсон в 1881 г. ещё считал свой Эксперимент положительным. Тогда он полагал, что опроверг Теорию Френеля, но подтвердил Теорию Стокса. И сам Майкельсон, и впоследствии Фицджеральд и Лоренц истолковывали результат этого Эксперимента положительным образом в рамках Программы Эфира. (243)   Как это бывает со всяким экспериментальным результатом, его негативность по отношению к старой Программе была установлена только позднее, после многочисленных попыток ad hoc, направленных на то, чтобы освоить этот результат в регрессирующей старой Программе, и после постепенного упрочения новой прогрессивной победоносной Программы, в рамках которой он превращается в положительный пример. При этом никогда не исключается возможность того, что какая-то часть регрессирующей Программы будет реабилитирована. Лишь исключительно трудный и неопределенно длительный процесс может привести исследовательскую Программу к Победе над её соперницами; поэтому нужно очень осмотрительно пользоваться Термином "решающий Эксперимент". Даже тогда, когда очевидно, что исследовательская Программа уже вытеснила свою предшественницу, это происходит не в результате какого-либо "решающего Эксперимента"; если наступает момент, когда решающий Эксперимент ставится под сомнение, развитие новой исследовательской Программы не приостанавливается, если это не сопровождается мощным прогрессивным импульсом старой Программы. (244)   Негативность - и значимость - Эксперимента Майкельсона-Морли определяются прежде всего прогрессивным Сдвигом, обеспеченным новой исследовательской Программой, в которой он нашел мощную поддержку, и его "величие" есть только отражение величия двух Программ, вовлеченных в этот спор. Было бы интересно провести подробный Анализ того, как судьба эфирной Теории решалась в соперничестве различных проблемных Сдвигов. Но под влиянием наивного фальсификационизма наиболее интересная регрессивная фаза эфирной Теории после "решающего Эксперимента" Майкельсона попросту игнорировалась большинством эйнштейнианцев.   С их точки зрения, Эксперимент Майкельсона-Морли сам по себе, без посторонней помощи оказался сокрушителем Теории Эфира, после чего приверженность ей должна была рассматриваться лишь как свидетельство консерватизма взглядов, граничащего с обскурантизмом. С другой стороны, этот постмайкельсоновский период Теории Эфира не был критически осмыслен и антиэйнштейнианцами, по мнению которых Теория Эфира, несмотря ни на что, не проиграла свой матч: все положительное, что можно найти в Теории Эйнштейна, по существу содержится в эфирной Теории Лоренца, а Победа Эйнштейна была лишь данью Позитивистской моде.   В действительности же длительная серия Экспериментов Майкельсона с 1881 по 1935 гг., проведенных, чтобы подвергнуть последовательной проверке различные варианты Теории Эфира, является поучительным примером регрессивного Сдвига Проблем. (245) (И все же исследовательские Программы способны выбираться из регрессивных провалов. Хорошо известно, что Теория Эфира Лоренца легко может быть усилена таким образом, что в некотором нетривиальном смысле она будет эквивалентной неэфирной Теории Эйнштейна. (246) В контексте большого "креативного Сдвига" Эфир может ещё вернуться. (247) Внимательно всматриваясь в прошлое и следя за изменениями оценок знаменитого Эксперимента, мы можем понять, почему в период между 1881 и 1886 гг. о нем не было даже упоминаний в литературе. Когда французский физик Потье указал Майкельсону на его ошибку в Эксперименте 1881 г., Майкельсон решил не сообщать в печать об этом. Причину он объяснил в письме Рэлею в марте 1887 г.: "Я не раз пытался заинтересовать моих ученых друзей этим Экспериментом, но без успеха; я никогда не сообщал о замеченной ошибке (мне совестно признаться в этом), потому что я был обескуражен тем, насколько мало внимания привлекла эта работа, и мне казалось, что она не заслуживала этого равнодушия". (248)   Между прочим, это письмо было написано в ответ на письмо от Рэлея, обратившего внимание Майкельсона на статью Лоренца. Это письмо стало побудительным импульсом к Эксперименту 1887г. Но и после 1887 г., и даже после 1905 г. Эксперимент Майкельсона-Морли все же не считался Опровержением существования Эфира, и к тому были достаточно веские основания.   Этим объясняется, почему Нобелевская премия была вручена Майкельсону (1907г). не за "Опровержение Теории Эфира", а за "создание прецизионных оптических приборов, а также за спектроскопические и метрологические измерения, выполненные с их помощью", (249) а также почему Эксперимент Майкельсона-Морли даже не был упомянут в речи лауреата во время вручения премии. Он также хранил молчание о том, что, хотя вначале он изобрел свой прибор, чтобы измерить скорость света с большой точностью, затем он был вынужден улучшить свои оптические инструменты, чтобы иметь возможность проверки некоторых специальных Теорий Эфира, а также о том, что "прецизионность" его Эксперимента 1887 г. была в основном ответом на теоретическую Критику со стороны Лоренца; современная литература, как правило, даже не упоминает об этих обстоятельствах. (250) Забывают и о том, что даже, если бы Эксперимент Майкельсона-Морли показал существование "Эфирного ветра", все равно Программа Эйнштейна одержала бы Победу. Когда Миллер, страстный поборник классической Программы Эфира, сделал сенсационное заявление о том, что Эксперимент Майкельсона-Морли был проведен с небрежностью, и на самом деле Эфирный ветер все же имел место, корреспондент журнала "Science" не удержался от восторженного восклицания по поводу того, что "результаты проф. Миллера радикальным образом нокаутировали Теорию относительности". (251) Однако, с точки зрения Эйнштейна,* даже если бы выводы Миллера соответствовали действительности, "следовало бы отбросить (только) нынешнюю форму Теории относительности". (252)   Действительно, Синге отметил, что результаты Миллера, даже если принимать их за чистую монету, не противоречат Теории Эйнштейна, противоречит ей только Объяснение этих результатов Миллера. Нетрудно заменить вспомогательную Теорию твердого тела, использовавшуюся в этих результатах, на новую Теорию Гарднера-Синге, и тогда эти результаты полностью согласуются с Программой Эйнштейна. (253) (г2) Эксперименты. Ламмера-Прингсгейма Рассмотрим другой якобы решающий Эксперимент. Планк утверждал, что Эксперименты Ламмера и Прингсгейма, которые "опровергли" Законы излучения Вина, Рэлея и Джинса, на рубеже столетия стали истоками - и даже "вызвали к жизни" - квантовую Теорию. (254) Но и в этом случае роль Экспериментов была гораздо сложнее и во многом соответствовала нашему подходу. Слишком просто было бы сказать, что Эксперименты Ламмера-Прингсгейма положили конец классической Теории, но были адекватно объяснены квантовой физикой.   Прежде всего, надо отметить, что первые варианты квантовой Теории Эйнштейна имели своим следствием Закон Вина и потому были не в меньшей степени опровергнуты Экспериментами Ламмера-Прингсгейма, чем классическая Теория. (255) Далее, для формул Планка предлагались некоторые вполне классические Объяснения.   Так, на заседании Британской Ассоциации в поддержку научного Прогресса в 1913 г. работала специальная секция по излучению, на которой, помимо прочих, присутствовали Джине, Рэлей, Дж. Дж. Томпсон, Лармор, Резерфорд, Брэгг, Пойнтинг, Лоренц, Прингсгейм и Бор.   Прингсгейм и Рэлей были подчеркнуто найтральны по отношению к теоретическим спекуляциям вокруг квантов, но проф. Лав "выступал как приверженец старых Концепций и утверждал, что явления излучения можно объяснять без Теории квантов. Он критиковал эквипартициональную Теорию энергии, на которой покоится квантовая Теория. Самые важные данные в пользу квантовой Теории - это согласие с Экспериментами формулы Планка для излучения черного тела. С математической точки зрения, могут существовать и другие формулы, столь же хорошо согласующиеся с Экспериментами. Например, формула, предложенная А. Корном, описывающая результаты измерений в широком диапазоне, так же хорошо совпадает с экспериментальными данными, как и формула Планка.   Продолжая отстаивать взгляд, по которому ресурсы обычной Теории не исчерпаны, он отметил, что вычисления Лоренца, верные для излучений в тонком слое, могут быть распространены и на другие случаи. Согласно такому подходу, никакое простое аналитическое выражение не может охватить собой результаты всего диапазона длин волн; вполне возможно, что нет никакой общей формулы, применимой ко всем длинам волн. Поэтому формула Планка может быть всего лишь эмпирической формулой". (256) Пример классического Объяснения приводит Кэллендэр: "Несовпадение с Экспериментом хорошо известной формулы Вина для распределения энергии в полном излучении вполне объяснимо, если допустить, что она выражает только внутреннюю энергию. Как показано лордом Рэлеем, соответствующее значение давления легко получается из Принципа Карно. Предложенная мною формула (Phil. Mag., October, 1913) выражает простую сумму давления и плотности энергии и хорошо согласуется с экспериментальными данными как для излучаемой, так и для обычной тепловой энергии. Я бы предпочел её формуле Планка, помимо прочего, потому, что последняя не может быть согласована с с классической термодинамикой, поскольку опирается на немыслимое понятие "кванта" или неделимой единицы действия. Соответствующая физическая величина в моей Теории, которую я в другой своей работе назвал молекулой тепла, не обязана быть неделимой и находится в очень простом отношении с внутренней энергией атома; этого вполне достаточно, чтобы объяснить, почему энергия в особых случаях излучается неделимыми порциями, величина которых всегда кратна некоторой постоянной". (257) Подобные цитаты, если ими злоупотреблять могут вызвать скуку, однако они, по крайней мере, убеждают в том, что никаких быстро признаваемых решающих Экспериментов нет. Опровержение Ламмера и Прингсгейма не устранило классический подход к Проблеме излучения.   Мы лучше поймем ситуацию, если обратим внимание на то, что первоначальная планковская формула ad hoc, которая подгоняла (и исправляла) данные Ламмера и Прингсгейма, (258) могла быть объяснена прогрессивным образом лишь в новой квантовой теоретической Программе (259) в то же время ни эта формула, ни её "полу-эмпирические" соперницы не могли найти Объяснения в рамках классической Программы иначе, чем ценой регрессивного проблемного Сдвига.   "Прогрессивное" развитие, кроме того. зависело и от "креативного Сдвига": замещения Статистики Больцмана-Максвелла Статистикой Бозе-Эйнштейна (это было сделано Эйнштейном). (260) Прогрессивность нового развития была более чем очевидной: в версии Планка было правильно предсказано значение постоянной Больцмана-Планка, в версии Эйнштейна была предсказана целая серия впечатляющих новых Фактов. (261)   Но до выдвижения новых, к сожалению ad hoc, вспомогательных Гипотез в рамках старой Программы, до развертывания новой Программы и открытия новых Фактов, свидетельствующих о прогрессивном Сдвиге Проблем в последней, - до всего этого объективное значение Экспериментов Ламмера-Прингсгейма было весьма ограниченным. (гз) b -распад против Законов сохранения Наконец, рассмотрим историю Эксперимента, который чуть ли не стал ещё одним "величайшим негативным Экспериментом Истории Науки". Это послужит ещё одной иллюстрацией того, как трудно в точности решить, чему учит нас Опыт, что он "доказывает" и "опровергает". Нам предстоит внимательно проанализировать "Наблюдение" Чедвиком (3-распада в 1914 г. Мы увидим, что Эксперимент, который вначале рассматривался как обычная Головоломка в рамках исследовательской Программы, затем был возведен в ранг " решающего Эксперимента", но потом опять низведен до обычной Головоломки - и все это в зависимости от целостного изменения теоретического и эмпирического ландшафта. Эти изменения ввели в заблуждение многих летописцев, привыкших к определенным историческим стереотипам, что и привело к искажениям действительной истории. (262) Когда Чедвик открыл непрерывный спектр радиоактивного (3-излучения в 1914 г., никто не мог подумать, что этот курьезный феномен имеет какое-то отношение к Законам Сохранения. В 1922 г. были предложены два остроумных Объяснения, соперничавших одно с другим. Оба Объяснения исходили из атомной физики того времен. Одно принадлежало Л. Мейтнер, другое К. Эллису. Согласно Л. Мейтнер, электроны частью были первичными, исходящими из ядер, частью вторичными - из электронных оболочек.   По Эллису, все электроны были первичными. Обе Теории опирались на утонченные вспомогательные Гипотезы, но обе предсказывали новые Факты. Предсказанные Факты противоречили друг другу, а экспериментальные данные поддержали Теорию Эллиса. (263) Л. Мейтнер апеллировала, "апелляционный суд" экспериментаторов отклонил её иск, но отметил, что одна из вспомогательных Гипотез в Теории Эллиса, имеющая принципиальное значение, должна быть отвергнута. (264) Спор закончился вничью. И никто бы не подумал, что Эксперимент Чедвика поставит под сомнение Закон Сохранения энергии, если бы Бор и Крамерс не пришли в то же самое время, когда разгорался спор между Мейтнер и Эллисом, к Идее о том, что последовательная Теория может быть развита лишь при условии, что Принцип Сохранения энергии в единичных процессах будет отринут. Одна из главных особенностей захватывающей Теории Бора-Крамерса-Слэтера (1924 г). заключалась в том, что классические Законы Сохранения энергии и импульса уступают место статистическим Законам. (265) Эта Теория (или, скорее, "Программа") была сразу же "опровергнута" и ни одно следствие её не нашло подкрепления; она так и не была разработана настолько, чтобы объяснить b -распад. Но несмотря на столь быстрое отвержение этой Программы, - дело было не только в "Опровержении" Комптона и Саймона и Эксперименте Боте и Гейгера, но и в возникновении мощной соперницы: Программы Гейзенберга-Шредингера (266) - Бор остался при убеждении, что нестатистические Законы Сохранения в конце концов должны быть отброшены и что бета-распадная Аномалия никогда не найдет надлежащего Объяснения, пока эти Законы не будут замещены; если бы это произошло, (b -распад стал бы пониматься как решающий Эксперимент, свидетельствующий против Законов Сохранения. Гамов рассказывает, как Бор пытался применить Идею несохранения энергии при b -распаде для остроумного Объяснения по-видимому вечного воспроизводства энергии в звездах. (267)   Только Паули со своим мефистофельским стремлением бросить вызов Господу остался консерватором (268) и в 1930 г. выдвинул свою Теорию Нейтрино, чтобы объяснить b -распад и вместе с тем спасти Принцип Сохранения энергии. О своей Идее он сообщил в шутливом письме на конференцию в Тюбингене, сам же предпочел остаться в Цюрихе, чтобы поболеть за бейсбольную команду. (269) Впервые об этой Идее он публично заявил на лекции в Пасадене (1931 г), но не согласился на публикацию своей лекции, ибо ощущал "неуверенность".   В это время (1932 г). Бор все ещё полагал, что, по крайней мере, в ядерной физике можно "отказаться от самой Идеи Сохранения энергии". (270) Наконец, Паули решил опубликовать свои размышления о Нейтрино, представив их на Сольвеевский конгресс в 1933г., несмотря на то, что "реакция конгресса, за исключением двух молодых физиков, была скептической". (271)   Но Теория Паули имела некоторые методологические преимущества. Она спасала не только Принцип Сохранения энергии, но и Принцип Сохранения Cпина и Статистику; она объяснила не только спектр b -распада, но и "азотную Аномалию". (272) По Критериям Уэвелла, это "совпадение индукций" должно быть достаточным, чтобы упрочить репутацию Теории Паули. Но по нашим Критериям, для этого необходимо ещё и успешное Предсказание новых Фактов. Теория Паули удовлетворяла и этому Критерию. У неё имелось интересное наблюдаемое следствие: b -спектр должен иметь ясную верхнюю границу. В то время Проблема была открыта, но Эллис и Мотт уже занимались ей, (273) и вскоре ученик Эллиса Гендерсон показал, что их Эксперименты говорят в пользу Программы Паули. (274) На Бора это не произвело впечатления. Он знал, что если основная Программа, в основу которой легло понятие статистического Сохранения энергии, продолжает успешно развиваться, растущий пояс вспомогательных Гипотез принимает на себя соответствующие обязанности по защите от наиболее опасных негативных данных. И в самом деле, в эти годы большинство ведущих физиков полагало, что в ядерной физике Законы Сохранения энергии и импульса пали. (275) Причина была ясно указана Л.Мейтнер, признавшей свое поражение только в 1933 г.: "Все попытки поддержать значимость Закона Сохранения энергии также и для индивидуального атомного процесса основывались на предположении ещё и другого процесса в b -распаде. Но такой процесс не был найден.. ".; (276) другими словами, Программа, основанная на Законах Сохранения для атомных ядер, обнаружила эмпирически регрессирующий проблемный Сдвиг. Имелись отдельные остроумные попытки объяснить Непрерывность спектра b -излучения без допущения "нелегальной частицы". (277) Они вызвали большой интерес, (278) но были отвергнуты, поскольку не смогли обеспечить прогрессивный Сдвиг. В этот момент на сцену вышел Ферми. В 1933-1934 гг. он переинтерпретировал Проблему b -излучения в рамках исследовательской Программы новой квантовой Теории. Тем самым он положил начало малой новой исследовательской Программе Нейтрино (которая позднее переросла в Программу слабых Взаимодействий). Он вычислил несколько первых приближенных Моделей. (279) Хотя его Теория не предсказала каких-либо новых Фактов, он дал понять, что дело только за дальнейшими разработками. Прошло два года. а обещание Ферми все ещё не было выполнено. Однако новая Программа квантовой физики развивалась быстро, по крайней мере, в той её части, в какой она касалась неядерных явлений. Бор стал убеждаться в том, что некоторые исходные Идеи Программы Бора-Крамерса-Слэтера теперь были прочно связаны с новой квантовой Программой, и что последняя разрешила внутренние теоретические Проблемы старой квантовой Программы, не затрагивая при этом Законов Сохранения . Поэтому Бор сочувственно следил за работами Ферми и в 1936 г., т.е. несколько нарушая обычную последовательность событий, оказал им, по нашим Критериям слегка преждевременно, публичную поддержку. В 1936 г. Шенкланд придумал новый способ проверки соперничающих Теорий рассеяния фотона. Его результаты, казалось, поддержали уже списанную за негодностью Теорию Бора-Крамерса-Слэтера и подорвали доверие к Экспериментам, которые более десятилетия назад опровергали её. (280)   Статья Шенкланда произвела сенсацию. Те физики, которые питали неприязнь к новым путям исследования, сразу были готовы приветствовать Эксперименты Шенкланда. Например, Дирак немедленно выразил удовлетворение по поводу возвращения "опровергнутой" Программы Бора-Крамерса-Слэтера и написал очень острую статью против "так называемой квантовой электродинамики", в которой требовал "глубоких перемен в современных теоретических Идеях, включая отказ от Законов Сохранения, чтобы получить удовлетворительную релятивистскую квантовую механику". (281)   Кроме того, в этой статье Дирак утверждал, что (b -распад вполне может стать одним из решающих Доказательств, свидетельствующих против Законов Сохранения, и высмеивал "новую ненаблюдаемую частицу, Нейтрино, которую некоторые исследователи постулировали, чтобы формально удержать Принцип Сохранения энергии, предполагая. что именно эта ненаблюдаемая частица ответственна за нарушение энергетического равновесия". (282)   Впоследствии в Дискуссию вступил Пайерлс. Он утверждал, что Эксперимент Шенкланда может стать Опровержением даже статистического Принципа Сохранения энергии. И добавлял: "Это, по-видимому, также хорошо, поскольку прежнюю Концепцию Сохранения приходится отвергнуть". (283) В Копенгагенском институте Бора Эксперименты Шенкланда были немедленно воспроизведены и признаны негодными. Якобсен, коллега Бора, сообщил об этом в письме в "Nature". Результаты Якобсена сопровождались заметкой самого Бора, который, твердо выступил против бунтарей и в защиту новой квантовой механики Гейзенберга. В частности, он защищал Идею Нейтрино от Дирака: "Нужно заметить, что основания для серьезных сомнений в строгой справедливости Законов Сохранения при испускании (b -лучей атомным ядром сейчас в основном устранены благодаря многообещающему согласию между быстро увеличивающимися экспериментальными данными по явлениям b -излучения и следствиями нейтринной Гипотезы Паули, столь блестяще развитой в Теории Ферми". (284) Теория Ферми в её первом варианте не имела заметного эмпирического успеха. Более того, имевшиеся тогда данные, особенно относящиеся к случаю RaE, вокруг которого концентрировались исследования b -излучения, резко противоречили Теории Ферми 1933-1934 гг. Он хотел разобраться с этой Проблемой во второй части своей статьи, которая, однако, не была опубликована. Даже если видеть в Теории Ферми первый вариант способной к дальнейшему развитию Программы, до 1936 г. невозможно обнаружить какие-либо заслуживающие внимания признаки прогрессивного Сдвига. (285)   Но Бор хотел своим авторитетом поддержать отважную попытку Ферми применить новую большую Программу Гейзенберга к атомным ядрам; а поскольку Эксперимент Шенкланда и атаки Дирака и Пайерлса поставили (3-распад в фокус Критики этой новой Программы, он не скупился на похвалы нейтринной Программы Ферми, которая обещала заполнить ощутимую брешь. Без сомнения, последующее развитие нейтринной Программы спасло Бора от драматического унижения: Программы, основывающиеся на Принципах Сохранения прогрессировали, тогда как в соперничающем лагере не было никакого Прогресса. (286) Мораль сей истории опять-таки заключается в том, что статус "решающего" Эксперимента зависит от характера теоретической Конкуренции, в которую он вовлечен. Интерпретация и оценка Эксперимента зависит от того, терпит ли исследовательская Программа неудачу в соперничестве, или же Фортуна поворачивается к ней лицом. Научный фольклор нашего времени, однако, перенасыщен Теориями скороспелой Рациональности. Рассказанная мной история Фальсифицирована в большинстве описаний и реконструирована на основании ошибочных Теорий Рациональности. Такими фальсификациями полны даже лучшие популярные изложения.   Я приведу только два примера В одной статье мы читаем о b -распаде следующее: "Когда эта ситуация возникла впервые, Альтернативы выглядели мрачно. Физики были поставлены перед выбором: либо согласиться с крахом Закона Сохранения энергии, либо поверить в существование новой и невиданной частицы. Эта частица, испускаемая вместе с протоном и электроном при распаде нейтрона, могла спасти устои физики, поскольку предполагалось, что именно она отвечает за энергетическое равновесие. Это было в начале 30-х гг., когда введение новой частицы ещё не было столь обычным, как сегодня. Тем не менее, лишь слегка поколебавшись, физики выбрали вторую возможность". (287) На самом же деле и выбор был вовсе не из двух возможностей, и "колебания" были совсем не легкими. В хорошо известном учебнике по философии физики мы узнаем, что (1) "Закону (или Принципу) Сохранения энергии был брошен серьезный вызов Экспериментами по b -распаду, результаты которых были неоспоримы"; (2) "тем не менее, Закон не был отброшен, и было допущено существование новых частиц ("Нейтрино"), чтобы привести этот Закон в соответствие с экспериментальными данными"; (3) "основанием для этого допущения было то, что Отрицание Закона Сохранения лишило бы значительную часть нашего физического Знания его систематической связности" (288)- (289) Все три пункта - ошибочны. Первый ошибочен, ибо никакой Закон не может быть поставлен под сомнение из-за одного только Эксперимента. Второй - ибо новые научные Гипотезы нужны не для того только, чтобы заделывать трещины между данными и Теорией, но для того, чтобы предсказывать новые Факты. Третий ошибочен потому, что все было наоборот: тогда казалось, что только Отрицание Закона Сохранения спасло бы "систематическую связность" нашего физического Знания. (г4) Заключение. Требование непрерывного роста Нет ничего такого, что можно было бы. назвать решающими Экспериментами, по крайней мере, если понимать под ними такие Эксперименты, которые способны немедленно опрокидывать исследовательскую Программу. На самом деле, когда одна исследовательская Программа терпит поражение и её вытесняет другая, можно - внимательно вглядевшись в прошлое - назвать Эксперимент решающим, если удается увидеть в нем эффектный подтверждающий пример в пользу победившей Программы и очевидное Доказательство провала той Программы, которая уже побеждена (придав этому тот смысл, что данный пример ни когда не мог быть "прогрессивно объяснен" или просто "объяснен" в рамках побежденной Программы)   Но ученые, конечно, не всегда правильно оценивают эвристические ситуации. Сгоряча ученый может утверждать, что его Эксперимент разгромил Программу, а часть научного сообщества - тоже сгоряча - может согласиться с его утверждением. Но если ученый из "побежденного" лагеря несколько лет спустя предлагает научное Объяснение якобы "решающего Эксперимента" в рамках якобы разгромленной Программы (или в соответствии с ней), почетный титул может быть снят и "решающий Эксперимент" может превратиться из поражения Программы в её новую Победу. Примеров сколько угодно. В XVIII веке проводилось множество Экспериментов, которые, как свидетельствуют данные историко-социологического Анализа, воспринимались очень многими как "решающие" свидетельства против галилеевского Закона свободного падения и ньютоновской Теории тяготения. В XIX столетии было несколько "решающих" Экспериментов, основанных на измерениях скорости света, которые "опровергали" корпускулярную Теорию и затем оказались ошибочными в свете Теории относительности   Эти "решающие" Эксперименты были потом вычеркнуты из джастификационистских учебников как примеры постыдной близорукости или претензиозной зависти. (Недавно они снова появились в некоторых новых учебниках, на этот раз с тем, чтобы иллюстрировать неизбежную иррациональность научных стилей). Однако, в тех случаях, когда мнимые "решающие Эксперименты" производились на самом деле гораздо позднее того, как были разгромлены Программы, историки обвиняли тех, кто сопротивлялся им, в глупости, подозрительности или недопустимом подхалимстве по отношению к тем, кому эти Программы были обязаны своим рождением. (Вошедшие ныне в моду "социологи познания" - или "психологи познания" - хотели бы объяснить подобные положения исключительно в социальных или психологических Терминах, тогда, как они, как правило, объясняются Принципами Рациональности. Типичный пример - Объяснение оппозиции Эйнштейна к Принципу дополнительности Бора тем, что "в 1926 г. Эйнштейну было сорок семь лет. Этот возраст может быть расцветом жизни, но не для физика". (290)* Учитывая сказанное ранее, Идея скороспелой Рациональности выглядит утопической. Но эта Идея является отличительным признаком большинства направлений в Эпистемологии. Джастификационистам хотелось бы, чтобы научные Теории были доказательно обоснованы ещё прежде, чем они публикуются; пробабилисты возлагают надежды на некий механизм, который мог бы, основываясь на опытных данных, немедленно определить ценность (степень подтверждения) Теории; наивные фальсификационисты верили, что по крайней мере Элиминация Теории есть мгновенный результат вынесенного Экспериментом приговора. (291)   Я, надеюсь, показал, что все эти Теории скороспелой Рациональности - и мгновенного обучения - ложны. В этой главе на примерах показано, что Рациональность работает гораздо медленнее, чем принято думать, и к тому же может заблуждаться. Сова Минервы вылетает лишь в полночь. Надеюсь также, что мне удалось показать следующее: Непрерывность в Науке, упорство в борьбе за выживание некоторых Теорий, оправданность некоторого Догматизма - все это можно объяснить только в том случае, если Наука понимается как поле борьбы исследовательских Программ, а не отдельных Теорий. Немного можно понять в развитии Науки, если держать за образец научного Знания какую-либо изолированную Теорию вроде "Все лебеди белые", которая живет сама по себе, не относясь к какой-либо большой исследовательской Программе.   Мой подход предполагает новый Критерий Демаркации между "зрелой Наукой", состоящей из исследовательских Программ, и "незрелой Наукой", работающей по затасканному образцу проб и ошибок. (292) Например, мы имеем Гипотезу, затем получаем её Опровержение и спасаем её с помощью вспомогательной Гипотезы, не являющейся ad hoc, в том смысле, о котором шла речь выше. Она может предсказывать новые Факты, часть которых могут даже получить подкрепление. (293) Такой "Прогресс" может быть достигнут и при помощи лоскутной, произвольной серии разрозненных Теорий. Для хорошего ученого такой суррогат Прогресса не является удовлетворительным; может быть, он даже отвергнет его как не являющийся научным в подлинном смысле. Он назовет такие вспомогательные Гипотезы просто "формальными", "произвольными", "эмпирическими", "полуэмпирическими" или даже "ad hoc". (294) Зрелая Наука состоит из исследовательских Программ, которыми предсказываются не только ранее неизвестные Факты, но, что особенно важно, предвосхищаются также новые вспомогательные Теории; зрелая Наука, в отличие от скучной последовательности проб и ошибок, обладает "эвристической силой". Вспомним, что положительная Эвристика мощной Программы с самого начала задает общую схему предохранительного пояса: эта эвристическая сила порождает автономию теоретической Науки. В этом требовании непрерывного роста заключена моя рациональная реконструкция широко распространенного требования "единства" или "красоты" Науки. Оно позволяет увидеть слабость двух - по видимости весьма различных - видов теоретической работы.   Во-первых, слабость Программ, которые, подобно марксизму или фрейдизму, конечно являются "едиными", предлагают грандиозный план, по которому определенного типа вспомогательные Теории изобретаются для того, чтобы поглощать Аномалии, но которые в действительности всегда изобретают свои вспомогательные Теории вослед одним Фактам, не предвидя в то же время других . (Какие новые Факты предсказал марксизм, скажем, начиная с 1917 г.?)   Во-вторых, она бьет по приглаженным, не требующим Воображения скучным сериям "эмпирических" подгонок, которые так часто встречаются, например, в современной социальной Психологии. Такого рода подгонки способны с помощью так называемой "статистической техники" сделать возможными некоторые "новые" Предсказания и даже наволхвовать несколько неожиданных крупиц Истины. Но в таком теоретизировании нет никакой объединяющей Идеи, никакой эвристической силы, никакой Непрерывности. Из них нельзя составить исследовательскую Программу, и в целом они бесполезны . Мое понимание научной Рациональности, хотя и основанное на Концепции Поппера, все же отходит от некоторых его общих Идей. До известной степени я присоединяюсь как к конвенционалистской Позиции Леруа в отношении Теорий, так и к Конвенционализму Поппера по отношению к базисным предложениям. С этой точки зрения, ученые (и, как я показал, математики (297) поступают совсем не иррационально, когда пытаются не замечать контрпримеры, или, как они предпочитают их называть, "непокорные" или "необъяснимые" примеры, и рассматривают Проблемы в той последовательности, какую диктует положительная Эвристика их Программы, разрабатывают и применяют свои Теории, не считаясь ни с чем. (298)   Вопреки фальсификационистской морали Поппера, ученые нередко и вполне Рационально утверждают, что "экспериментальные результаты ненадежны или что расхождения, которые, мол, существуют между данной Теорией и экспериментальными результатами, лежат на поверхности явлений и исчезнут при дальнейшем развитии нашего познания". (299) И поступая так, они могут вовсе не идти "вразрез с той критической установкой, которая... должна характеризовать ученого". (300)   Разумеется, Поппер прав, подчеркивая, что "догматическая Позиция верности однажды принятой Теории до последней возможности имеет важное значение. Без неё мы никогда не смогли бы разобраться в содержании Теории - мы отказались бы от неё прежде, чем обнаружили всю её силу; и как следствие ни одна Теория не могла бы сыграть свою роль упорядочения мира, подготовки нас к будущим событиям или привлечения нашего внимания к вещам, которые мы иначе никогда не имели бы возможность Наблюдать". (301)   Таким образом, "Догматизм" "нормальной Науки" не мешает росту, если он сочетается с попперианским по духу различением хорошей, прогрессивной нормальной Науки, и плохой, регрессивной нормальной Науки; а также, если мы принимаем обязательство Элиминировать - при определенных объективных условиях - некоторые исследовательские Программы. Догматическая установка Науки, которой объясняются её стабильные периоды, взята Куном как главная особенность "нормальной Науки". (302) Концептуальный каркас, в рамках которого Кун пытается объяснить Непрерывность научного развития, заимствован из социальной Психологии; я же предпочитаю нормативный подход к Эпистемологии. Я смотрю на Непрерывность Науки сквозь "попперовские очки". Поэтому там, где Кун видит "Парадигмы", я вижу ещё и рациональные "исследовательские Программы ". Содержание   www.pseudology.org