Москва, "Высшая школа", 1999. I5ВN 5-06-003356-2 Хализев В.Е. Теория литературы Глава III. Функционирование Литературы 2. Восприятие литературы. Читатель Рассмотренные положения Герменевтики проливают свет на закономерности восприятия Литературы и на его субъекта, т.е. читателя. 1. Читатель и автор В воспринимающей деятельности правомерно выделить две стороны. При освоении литературного Произведения неотъемлемо важен прежде всего живой и бесхитростный, неаналитический, целостный отклик на него. "Истинное художество <...> — писал И.А. Ильин, - надо принять в себя; надо непосредственно приобщиться ему. И для этого надо обратиться к нему с величайшим художественным доверием, — по-детски открыть ему свою Душу"2.   Ту же мысль применительно к театру высказал И. В. Ильинский. По его Словам, культурный зритель подобен ребенку: "Истинная Культура зрителя выражается в непосредственном, свободном, ничем не стесняемом реагировании на то, что он видит и слышит в театре. Реагировании по воле Души и сердца"3 В то же Время читатель стремится отдать себе отчет в полученных впечатлениях, обдумать прочитанное, разобраться в причинах испытанных им Эмоций. Такова вторичная, но тоже очень важная грань восприятия художественного Произведения. Г.А. Товстоногов писал, что театральный зритель после спектакля на протяжении какого-то промежутка Времени "обменивает" испытанные им в театре чувства на мысли3. —————————————— 1 См.: Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о Герменевтике. М., 1995. С. 152, 222. 2 Ильин И.А. Одинокий художник. С. 130. 3 Ильинский И.В. Со зрителем наедине. М., 1964. С. 5. 4 См.: Товстоногов Г.А. О профессии режиссера. М" 1965. С. 264.   Это в полной мере относится и к читателю. Потребность в интерпретации Произведений органически вырастает из живых, бесхитростных читательских откликов на него. Вовсе не думающий читатель и тот, кто ищет в прочитанном лишь повод для рассуждений, по-своему ограничены. И "чистый аналитик", пожалуй, ещё в большей мере, чем тот, кто своей наивностью подобен ребенку. Непосредственные импульсы и разум читателя соотносятся с творческой волей Автора Произведения весьма непросто. Здесь имеют место и зависимость воспринимающего субъекта от художника-творца, и самостоятельность первого по отношению ко второму. Обсуждая проблему "читатель -Автор", ученые высказывают разнонаправленные, порой даже полярные одно другому Суждения. Они либо абсолютизируют читательскую инициативу, либо, напротив, говорят о послушании читателя Автору как некой непререкаемой норме восприятия Литературы. Первого рода "крен" имел место в высказываниях А.А. Потебни. Исходя из того, что содержание словесно-художественного Произведения (когда оно окончено) "развивается уже не в художнике, а в понимающих", ученый утверждал, что "заслуга художника не в том minimum'e содержания, какое думалось ему при создании, а в известной гибкости Образа", способного "возбуждать самое разнообразное содержание"4. Здесь возводится в абсолют творческая (созидательная) инициатива читателя, вольное, не знающее границ "достраивание" им того, что наличествует в Произведении. Это Представление о независимости читателей от создателя Произведения, его намерений и устремлений доведено до крайности в современных постструктуралистских работах, в особенности у Р. Барта с его Концепцией Смерти Автора (см. с. 66-68) Но в Науке о Литературе влиятельна и иная тенденция, противостоящая нивелированию Автора ради возвышения читателя. Полемизируя с Потебнёй, А.П. Скафтымов подчеркивал зависимость читателя от Автора: "Сколько бы Мы ни говорили о Творчестве читателя в восприятии художественного Произведения, Мы все же знаем, что читательское Творчество вторично, оно в своем направлении и гранях обусловлено объектом восприятия. Читателя все же ведет Автор, и он требует послушания в следовании его творческим путям. И хорошим читателем является тот, кто умеет найти в себе широту понимания и отдать себя Автору"1.   По мысли Н.К. Бонецкой, читателю важно помнить прежде всего об исходных, первичных, однозначно ясных художественных значениях и Смыслах, идущих от Автору, от его творческой воли. "Смысл, вложенный в Произведение Автором, есть величина принципиально постоянная", — утверждает она, подчеркивая, что забвение этого Смысла крайне нежелательно3. Обозначенные точки зрения, имея несомненные резоны, в то же Время и односторонни, так как знаменуют сосредоточение либо на неопределенности и открытости, либо, напротив, на определенности и однозначной ясности художественного Смысла. Обе эти крайности преодолеваются герменевтически ориентированным Литературоведением, которое разумеет отношение читателя к Автору как диалог, собеседование, встречу. Литературное Произведение для читателя — это одновременно и "вместилище" определенного круга чувств и мыслей, принадлежащих Автору и им выражаемых, и "возбудитель" (стимулятор) его собственной духовной инициативы и энергии.   По Словам Я. Мукаржовского, единство Произведения задано творческими намерениями художника, но вокруг этого "стержня" группируются "ассоциативные Представления и чувства", возникающие у читателя независимо от воли автора4. К этому можно добавить, во-первых, что в очень многих случаях читательское восприятие оказывается по преимуществу субъективным, а то и вовсе произвольным: непонимающим, минующим творческие намерения Автора, его взгляд на мир и художественную Концепцию. —————————————- 1 Потебня А.А. Эстетика и Поэтика. М., 1976. С. 181-182. 2 Скафтымов А.П. К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории Литературы // Русская литературная Критика. Саратов, 1994. С. 142. См. о том же: Ильин И.А. Одинокий художник. С. 251-252. 3 Бонецкая Н.К. "Образ Автора" как эстетическая категория//Конгекст —1985. М., 1986. С. 254,267. 4 См.: Мукаржовский Я. Исследования по Эстетике и теории Искусства. С. 219, 240   И, во-вторых (и это главное), для читателя оптимален синтез глубокого постижения Личности Автора, его творческой воли и его собственной (читательской) духовной инициативы. О такого рода ориентации читателя как благой и всеобщей писал Л.Н. Толстой: "<...> когда Мы читаем или созерцаем художественное Произведение нового Автора, основной вопрос, возникающий в нашей Душе, всегда такой: "Ну-ка, что ты за человек? <...> Если же это старый, уже знакомый Писатель, то вопрос уже не о том, кто ты такой, а "ну-ка, что можешь ты сказать мне ещё нового? с какой стороны теперь ты осветишь мне Жизнь?"4 Чтобы диалоги-встречи, обогащающие читателя, состоялись, ему нужны и эстетический Вкус, и живой интерес к Писателю и его Произведениям, и способность непосредственно ощущать их художественные достоинства. Вместе с тем чтение — это, как писал В.Ф. Асмус, "труд и Творчество": "Никакое Произведение не может быть понято <...> если читатель сам, на свой страх и риск не пройдет в собственном Сознании по пути, намеченному в Произведении Автором <...> Творческий результат чтения в каждом отдельном случае зависит <... > от всей духовной биографии <...> читателя <...> Наиболее чуткий читатель всегда склонен перечитывать выдающееся художественное Произведение"3. Такова норма (иначе говоря, лучший, оптимальный "вариант") читательского восприятия. Осуществляется она каждый раз по-своему и далеко не всегда в полной мере. К тому же авторские ориентации на Вкусы и интересы читающей публики бывают самыми разными. И Литературоведение изучает читателя в различных его ракурсах, главное же — в его культурно-исторической многоликости. 2. Присутствие читателя в произведении. Рецептивная эстетика Читатель может присутствовать в Произведении впрямую, будучи конкретизированным и локализованным в его Тексте. Авторы порой размышляют о своих читателях, а также ведут с ними беседы, воспроизводя их мысли и Слова. В Связи с этим правомерно говорить об Образе читателя как одной из граней художественной "предметности". Вне живого общения повествователя с читателем непредставимы повести Л. Стерна, пушкинский "Евгений Онегин", проза Н.В. Гоголя, М.Е. Салтыкова-Щедрина, И.С. Тургенева. Другая, ещё более значимая, универсальная Форма художественного преломления воспринимающего субъекта — это подспудное присутствие в Целостности Произведения его воображаемого читателя, точнее говоря, "Концепция адресата"1. Читателем-адресатом может быть и конкретное лицо (пушкинские дружеские послания), и современная Автору публика (многочисленные Суждения А.Н. Островского о демократическом зрителе), и некий далекий "провиденциальный" читатель, о котором говорил О.Э. Мандельштам в статье "О собеседнике". ————————————- 1 Толстой Л.Н. Полное собр.. соч.: В 90 т. М., 1951. Т. 30. С. 19. 2 Асмус В.Ф. Чтение как труд и Творчество//Асмус В.Ф. Вопросы теории и истории Эстетики. С. 62-66. Недавно были высказаны иные соображения, на Наш взгляд, спорные: "Культурой перечтения была вся европейская Культура традиционалистической эпохи, с древнегреческих Времен до конца XVIII в.; а Культура первочтения началась с эпохи Романтизма и достигла полного развития в XX веке. Культура перечтения — это та, которая пользуется набором традиционных, устойчивых и осознанных приемов, выделяет пантеон канонизированных перечитываемых Классиков <...> Культура первочтения — это та, которая провозглашает культ оригинальности, декларирует независимость от любых заданных условностей, а вместо канонизированных Классиков поднимает на щит опередивших свой век непризнанных гениев; в таких условиях свежесть первочтения — это идеал восприятия, и даже когда Мы перечитываем стихотворение или роман, то невольно стараемся выбросить из головы все, что о нём помним, и как бы Мы сами с собой играем в первочтение" (Гаспаров М.Л. Первочтение и перечтение//Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. Рига) 1988. С. 19).. Нам же представляется, что "первочтение" и "перечтение" являются необходимыми и взаимодополняющими гранями Культуры художественного восприятия в любую эпоху. 3 См.: Белецкий А.И. Об одной из очередных задач историко-литературной Науки (изучение истории читателя) (1922) // Белецкий А.И. В мастерской художника Слова. С. 117-119. Читатель-адресат тщательно рассмотрен западногерманскими учеными (г. Констанц) в 1970-е годы (Х.Р. Яусс, В. Изер), составившими школу рецептивной Эстетики (нём. Rezeption— восприятие)2. В том же русле одновременно работал М. Науман (ГДР). Названные ученые исходили из того, что художественный Опыт имеет две стороны: продуктивную (креативную, творческую) и рецептивную (сфера восприятия). Соответственно, считали Яусс и Изер, наличествуют два рода эстетических теорий: традиционные теории Творчества (явленного прежде всего в Искусстве) — и новая, ими создаваемая теория восприятия, ставящая в центр не Автора, а его адресата. Последнего именовали имплицитным читателем, подспудно присутствующим в Произведении и ему имманентным. Автору (в свете этой теории) присуща прежде всего энергия воздействия на читателя, именно ей придается решающее значение3.   Другая же сторона художнической активности (порождение и запечатление значений и Смыслов) сторонниками рецептивной Эстетики отодвигается на второй план (хотя и не отвергается). В составе словесно-художественных Произведений акцентируется угадывающаяся в них программа воздействия на читателя, заложенный в них потенциал воздействия (нём. Wirkungspotenzial)4, так что структура Текста рассматривается как апелляция (обращение к читателю, направленное ему послание). Вложенный в Произведение потенциал воздействия, утверждают представители рецептивной Эстетики, определяют его восприятие реальным читателем. 3. Реальный читатель. Историко-функциональнов изучение литературы Наряду с потенциальным, воображаемым читателем (адресатом), косвенно, а иногда прямо присутствующим в Произведении, для Литературоведения интересен и важен читательский Опыт как таковой. Реально существующим читателям и их группам присущи самые разные, часто не похожие одна на другую установки восприятия Литературы, требования к ней. Эти установки и требования, ориентации и стратегии могут либо соответствовать природе Литературы и её состоянию в данную эпоху, либо с ними расходиться, и порой весьма решительно. Рецептивной Эстетикой они обозначаются термином горизонт ожиданий, взятым у социологов К. Мангейма и К. Поппера1.   Художественный эффект при этом рассматривается как результат соединения (чаще всего конфликтного) авторской программы воздействия с восприятием, осуществляемым на базе горизонта читательских ожиданий.   Суть деятельности Писателя, по мысли Х.Р. Яусса, состоит в том, чтобы учесть горизонт читательских ожиданий, а вместе с тем нарушить эти ожидания, предложить публике нечто неожиданное и новое. Читательская среда при этом мыслится как нечто заведомо консервативное, Писатели же — в качестве нарушителей привычек и обновителей Опыта восприятия, что, заметим, имеет место далеко не всегда. В читательской среде) затронутой авангардистскими веяниями, от Авторов ждут не соблюдения правил и норм, не чего-то устоявшегося, а, напротив, безоглядно-смелых смещений, разрушений всего привычного. Горизонты ожидания читателей необычайно многообразны.   От литературных Произведений ждут и гедонистического удовлетворения, шокирующих Эмоций, и вразумлений и поучений, и выражения хорошо знакомых Истин, и расширения кругозора (Познание Реальности), и погружения в мир фантазий, и (что наиболее отвечает сути Искусства близких нам эпох) эстетического Наслаждения в органическом сочетании с приобщением к духовному миру Автора, Творчество которого отмечено оригинальностью и новизной. Этот последний род читательских ожиданий правомерно считать иерархически высшим, оптимальной установкой художественного восприятия. ————————————— 1 Программным выступлением этой школы явилась коллективная монография: Rezeptionsasthetik. Theorie und Piaxis Hisg. R. Warning. Munchen, 1975. 2 Эта грань художнической субъективности впервые была выдвинута на первый план в работах 1930-х годов кинорежиссера С.М. Эйзенштейна (см.: Жолковский А.К., А.К. Щеглов. Работы по Поэтике выразительности. М., 1996. С. 37-53).. 3 Cм.: lser W. Der Akt des Lesens. Theorie asttietisclier Wiltanig. Munchen, 1976. S. 7, 9. 4 См.: Яусс Х.Р. История Литературы как провокация Литературоведения//Новое лит. обозрение. М., 1995. No 12. С. 79. Кругозором, Вкусами и ожиданиями читающей публики во многом определяются судьбы словесно-художественных Произведений, а также мера авторитетности и популярности их Авторов. "История Литературы — не есть только история Писателей <...> но и история читателей", - отмечал Н.А. Рубакин, известный книговед и библиограф рубежа XIX-XX столетий1. Читающая публика с её установками и пристрастиями, интересами и кругозором изучается не столько литературоведами, сколько социологами, составляя предмет Социологии Литературы. Вместе с тем воздействие Литературы на Жизнь общества, её понимание и Осмысление читателями (иначе говоря - Литература в меняющихся социально-культурных контекстах её восприятия) является предметом одной из литературоведческих Дисциплин - историко-функционального изучения Литературы (термин предложен М.Б. Храпченко в конце 1960-х годов). Главная область историко-функционального изучения Литературы -бытование Произведений в большом историческом Времени, их Жизнь в веках. Вместе с тем оказывается важным и рассмотрение того, как осваивалось Творчество Писателя людьми его Времени. Изучение откликов на только что появившееся Произведение составляет необходимое условие его Осмысления. Ведь Авторы обращаются, как правило, прежде всего к людям своей эпохи, и восприятие Литературы её современниками часто отмечено предельной остротой читательских реакций, будь то резкое неприятие (отталкивание) либо, напротив, горячее, восторженное одобрение. Так, Чехов представлялся многим из его современников "мерилом вещей", а его книги - "единственной правдой о том, что творилось вокруг"1. Изучение судеб литературных Произведений после их создания основывается на источниках и материалах самого разного рода. Это количество и Характер изданий, тиражи книг, наличие переводов на иные Языки, состав библиотек. Это, далее, письменно зафиксированные отклики на прочитанное (переписка, мемуары, заметки на полях книг). Но наиболее существенны при уяснении исторического функционирования Литературы высказывания о ней, "выходящие на публику": Реминисценции и цитаты во вновь создаваемых словесно-художественных Произведениях, графические иллюстрации и режиссерские постановки, а также отклики на литературные факты публицистов, философов, искусствоведов, литературоведов и Критиков. К деятельности последних, составляющей неоценимо важное свидетельство о функционировании Литературы, Мы и обратимся. 4. Литературная критика Реальные читатели, во-первых, меняются от эпохи к эпохе и, во-вторых, решительно не равны одни другим в каждый исторический момент. Особенно резко отличаются друг от друга читатели сравнительно узкого художественно образованного слоя, в наибольшей мере причастные интеллектуальным и литературным веяниям своей эпохи, и представители более широких кругов общества) которых (не вполне точно) именуют "массовыми читателями". Своего рода авангард читающей публики (точнее - её художественно образованной части) составляют литературные Критики. Их деятельность является весьма существенным компонентом (одновременно и фактором) функционирования Литературы в её современности. —————————————— 1 Рубакин Н.А. Этюды о русской читающей публике. СПб., 1895. С. 1. См. также: Белецкий А.И. Об одной из очередных задач историко-литературной Науки (изучение истории читателя). 2 Чуковский К.И. Собрание соч.: В 6 т. М., 1967. Т. 5. С. 594, 593.   Призвание и задача Критики - оценивать художественные Произведения (в основном вновь созданные) и при этом обосновывать свои Суждения. "Вы читаете поэму, смотрите на картину, слушаете сонату, — писал В.А. Жуковский, - чувствуете Удовольствие или неудовольствие вот Вкус; разбираете причину того и другого-вот Критика"2. Литературная Критика выполняет роль творческого посредника между Писателями и читателями. Она способна стимулировать и направлять писательскую деятельность. В.Г. Белинский, как известно, оказал немалое влияние на Писателей, пришедших в Литературу в 1840-е годы, в частности на Ф.М. Достоевского, Н.А. Некрасова, И.С. Тургенева. Воздействует Критика и на читающую публику, порой весьма активно. "Убеждения, эстетический Вкус" Критика, его "Личность в целом", "могут быть не менее интересны, чем Творчество Писателя"3. Критика прошлых столетий (вплоть до XVIII-го) была по преимуществу нормативной. Обсуждаемые Произведения она Настойчиво соотносила с жанровыми образцами. Новая же Критика (Х1Х-ХХ вв). исходит из прав Автора на Творчество по законам, им самим над собой признанным.   Она интересуется прежде всего неповторимо-индивидуальным обликом Произведения, уясняет своеобразие его Формы и содержания (и в этом Смысле является интерпретирующей). "Да простит мне Аристотель, — писал Д. Дидро, предваряя Эстетику Романтизма, — но неверна та Критика, которая выводит непреложные законы на основании наиболее совершенных Произведений; как будто бы способы нравиться не бесчисленны!"4 Оценивая и интерпретируя отдельные Произведения, Критика вместе с тем рассматривает и литературный процесс современности (Жанр критического обозрения текущей Литературы в России упрочился с пушкинской эпохи), а также формирует художественно-теоретические программы, направляя литературное развитие (статьи позднего В.Г. Белинского о "натуральной школе", работы Вячеслав Иванова и А. Белого о Символизме). В компетенцию литературных Критиков входит также рассмотрение давно созданных Произведений в свете проблем их (Критиков) современности. Яркие свидетельства тому - статьи В.Г. Белинского о Державине, И.С. Тургенева "Гамлет и Дон Кихот", Д.С. Мережковского о Толстом и Достоевском1. Литературная Критика соотносится с Наукой о Литературе неоднозначно. Опираясь на анализ Произведений, она оказывается впрямую причастной научному знанию. Но бытует также Критика-эссеистика, не притязающая на аналитичность и доказательность, являющая собой Опыты субъективного, по преимуществу эмоционального освоения Произведений. Характеризуя свою статью "Трагедия Ипполита и Федры" (о Еврипиде) как эссеистскую, И. Анненский писал: "Я намерен говорить не о том, что подлежит исследованию и подсчету, а о том, что я пережил, вдумываясь в речи героев и стараясь уловить за ними идейную и поэтическую Сущность Трагедии"2. "Приговоры Вкуса", бесспорно, имеют свои законные права в литературной Критике и в тех случаях, когда они не получают логического обоснования. 5. Массовый читатель Круг чтения и, главное, восприятие прочитанного людьми разных общественных слоев весьма несхожи. Так, в русской крестьянской, а отчасти городской, рабоче-ремесленной среде XIX в. центром чтения была Литература религиозно-нравственной направленности: книги по преимуществу житийного Жанра, именовавшиеся "божественными" (которые, заметим, в эту пору не привлекали внимания художественно образованной среды и вообще образованного слоя; одно из немногих исключений — н.С. Лесков). —————————————— 1 Жуковский В.А. О Критике (1809)//Эстетика и Критика. С. 218. 2 Чернец Л.В. "Как Слово наше отзовется...": Судьбы литературных Произведений. М., 1995. С. 100. 3 Дидро Д. Об Искусстве: В 2 т. Л.; М., 1936. Т. 1. С. 135. 4 О разнообразии Жанров литературной Критики и богатстве её Форм см: Егоров Б.Ф. Мастерство литературной Критики: Жанры, композиция, Стиль. Л., 1980. 5 Анненский И. Книги Отражений. М., 1979. С. 383.   В круг чтения народного читателя входили также книги развлекательного, авантюрного, иногда эротического Характера, которые назывались "сказками" (знаменитые "Бова", "Еруслан","Повесть о милорде Георге"). Эти книги в какой-то степени "оглядывались" на учительную религиозно-нравственную словесность: идеал законного брака был непререкаем в глазах Авторов, принципы морали в финальных эпизодах торжествовали. "Высокая" же Литература XIX в. дороги к народному читателю долгое Время не находила (в какой-то мере исключением были пушкинские сказки, гоголевские "Вечера на хуторе...", лермонтовская "Песнь про <...> купца Калашникова").   В русской Классике читатель из народа видел нечто чуждое его интересам, далекое от его духовно-практического Опыта, воспринимал её по критериям привычной житийной словесности, а потому чаще всего испытывал недоумение и разочарование. Так, в пушкинском "Скупом рыцаре" слушатели обращали внимание прежде всего на то, что Барон умер без покаяния. Не привыкшие к вымыслу в "неразвлекательных", серьезных Произведениях, люди воспринимали изображенное Писателями-реалистами как описание действительно имевших место лиц, судеб, событий3. Н.А. Добролюбов имел все основания сетовать, что Творчество больших русских Писателей достоянием народа не становится4. Программу сближения народной Культуры и Культуры образованного слоя ("господской") наметил Ф.М. Достоевский в статье "Книжность и грамотность" (1861). Он утверждал, что художественно образованным людям, стремящимся просветить всех иных, следует обращаться к читателям из народа не свысока (в качестве заведомо умных к заведомо глупым), но уважая их благодатную, ничем не стесняемую веру в справедливость, и при этом помнить, что к "господскому обучению" народ относится с - исторически оправданной подозрительностью. Достоевский считал необходимым для России, чтобы образованная часть общества соединилась с "народной почвой" и приняла в себя "народный элемент"1. В этом направлении мыслили и работали народники и толстовцы в конце XIX в. Большую роль сыграла издательская деятельность И.Д. Сытина и толстовского "Посредника". Контакты народного читателя с "большой Литературой" ощутимо упрочились2. XX в. с его мучительными социально-политическими коллизиями не только не смягчил, но, напротив, обострил противоречия между читательским Опытом большинства и художественно образованного меньшинства. В эпоху мировых войн, тоталитарных режимов, непомерной урбанизации (в ряде случаев Насильственной) массовый читатель закономерно отчуждается от духовных и эстетических Традиций и далеко не всегда получает взамен что-либо позитивно значимое.   Об исполненной жизненных вожделений, потребительских Настроений бездуховной Массе писал в 1930 г. X. Ортега-и-Гассет. По его мысли, облик массового человека XX в. связан прежде всего с тем, что Наступившая эпоха "чувствует себя сильнее, "живее" всех предыдущих эпох", что "она потеряла всякое уважение, всякое внимание к прошлому <...> начисто отказывается от всякого Наследства, не признает никаких образцов и норм"3. Все это, естественно, не располагает к освоению подлинного, высокого Искусства. Однако круг чтения широкой публики любой эпохи (в том числе нашей) весьма широк и, так сказать, многоцветен. Он не сводится к примитивному "чтиву" и включает в себя Литературу, обладающую бесспорными достоинствами, и, конечно, Классику. Художественные интересы так называемого "массового читателя" неизменно выходят за рамки Произведений тривиальных, однообразных, низкопробных. ———————————- 1 См.: Анненский С.А. (Раппопорт). Народ и книга: Опыт характеристики народного читателя. М., 1913. 2 См.: Добролюбов Н.А. О степени участия народности в развитии русской Литературы//Добролюбов Н.А. Собрание соч.: В 9. М.; Л., 1962. Т. 2. С. 225-226. 3 См.: Достоевский Ф.М. Полное собр.. соч. и писем: В 30 т. Л., 1979. Т. 19. С. 7, 18-19,41,45. 4 О читающей публике в дореволюционной России см.: Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту. М., 1991. 5 Ортега-и-Гассет X. Восстание Масс//Вопр. Философии. 1989. No 3. С. 129 Оглавление   www.pseudology.org