Виталий Иванович Чечило Солдаты последней империи гипертекстовая версия - Кто такой Менгисту Хайле Мириам? - Старшина из роты зенитчиков   Критериями отбора прапорщиков служили: зверский аппетит, богатырский сон и лютейшая ненависть к производительному труду. (Для себя они ничего не жалели). Сверхсрочников принимал на службу командир полка, а уволить мог командир дивизии - на ступень выше. Прапорщика - только Главком. Вот они и засиделись - кто будет наверх подавать, что у него плохие прапорщики. Как-то командир полка Бобровский выгнал всех прапорщиков, принятых предыдущим командиром полка и набрал молодых. Спустя три месяца новое поколение ударилось в повальное блядство, многие переболели триппером. Сидит такой на совещании, грустный - грустный, пока выясняют:   - Да кто ж кого ебал, ты можешь рассказать внятно? - Вот он с моей женой, а я к его пошёл, а потом он ушёл...   Бобровский слушал - слушал:  Так то ж были святые люди по сравнению с вами! В полку все повязано. Стоит начать со Смольянова, а закончится самим Бобровским. А он Красную звезду получил, ему орден Ленина светит. Вывод один: надо пресечь доносительство о пьянстве на корню. прапорщиков в полку приходилось растить. Это в столицах претенденты в очередь стояли. А тут, если прапорщик умывается, бреется, писать умеет, то такого сразу заберут в финслужбу или строевую часть.   Некоторые становились прапорщиками, потому что не удавалось стать офицером. Кравцов из финчасти, умнейший мужик, два раза был близок к получению офицерского звания. Первый раз - в Группе Советских Войск в Германии. Но курсы младших лейтенантов, на которых он учился, расформировали за два дня до производства. Во второй раз - в Ярославле, где он сдавал в училище экзамены экстерном. Но ему исполнилось тридцать два года и два дня. Фуражку офицерскую с него таки сняли, но петлицы с металлической окантовкой сорвать не смогли. Внутренне ощущал себя офицером, жил с майорской женой.   Более-менее порядочные прапорщики - в службе вооружений, старшины в ротах, техники. Их ещё можно терпеть, но только не смотрители. Техники склонны к питию, слабы к женскому полу. Фролов, солдат срочной службы с техническим образованием, прослужив год, был произведен в прапорщики. Но пробыл в своем звании меньше суток. Утром на разводе зачитали приказ. Помню, как сейчас, стояла мерзкая погода. День до мотовоза он потратил на получение форменной одежды и, естественно, неоднократно причастился спиртом. К вечеру он окончательно одурел от чрезмерного употребления горячительных напитков. На мотовоз его уже волокли под руки и сапоги бессильно чертили песок.   Подполковник Мильков - зам по вооружению, у которого в подчинении состоял Фролов, как сглазил: Ну, что-нибудь выкинет. Действительно, слегка протрезвев, Фролов полез в женское общежитие по балконам, хотя можно было войти в дверь (у нас и понятия не было о комендантах). Долез до пятого этажа. Баба на кухне смотрит - кто-то влазит в окно с балкона. Не долго думая, ударила сковородой. Фролов спикировал на землю, а там патруль. Их, как собак крутится вокруг женского общежития. "Заломали" беднягу. Утром звонят Бобровскому из комендатуры:  Ваш прапорщик Фролов...   - Какого хуя Фролов, нет у меня такого!   Уволили по телеграмме Главкома. Завезли машиной на развод. Прямо на плацу начхим линейкой сорвал погоны. Он был любитель, на строевом смотре ходил - смотрел у кого из солдат плохо пришиты. Один пришил леской, линейка застряла, порезал руку. Форму - до срока носки - забрал начвещ. В обед уже шёл наш Фролов, как миленький, в столовую с песней: "На чеку стоят ракеты в бой готовые всегда..." И шамал перловку.   Порода фельдшеров - специалисты, но извращения у них в крови: насилуют солдат, глотают колеса... Однако с виду - интеллигентные. Их все уважали - в трудную минуту у них можно было урвать стопарик. И не "гидрашки", который Васька "Шарон" нальет, - воняет за версту, а сладкого, медицинского. Следующая категория - начальники вещевого и продовольственного складов, столовой, кладовщики, автомобилисты. Из них вышли первые менеджеры. Для таких Перестройка была мать родная. Я знавал одного депутата Верховного Совета, выдвинувшегося на гробах. Он возглавлял мастерскую в Ташкенте в период афганского конфликта. Сколько леса продал! Сколько народа построилось! Многие из того поколения прапорщиков теперь за рубежом. Наш Остапенко продал вещевого имущества на миллион (по тем ценам) и удрал. Теперь в Англии. Замыкали список шеф-повар и начальник пожарной команды.   Публика, умевшая все. Им бы давали первый разряд, но самый меньший - пятый. Прапорщик Яшин по кличке "Мухуил" нагло заявлял зам. по вооружению:  За хуй вы меня укусите, товарищ полковник. А завтра пожарка на старт не выедет. Кому придет служебное несоответствие? Действительно, пожарная машина Супер-Маз, как вагон. Заправку ракеты топливом без неё производить нельзя. А кого ты за руль посадишь, рядового Тулимбекова? Надо сажать прапорщика. Раз Яшин зашёл к командиру полка:  Владимир Иванович, можно я раньше уйду? Он в него - графином. Тому - как с гуся вода, только окатило. Мало того, командир потащил Яшина на совещание:  Дурак, какой я тебе Владимир Иванович, тоже мне, родня объявилась. Грехопадение Яшина было типичным в его среде.   Секретарь парткома майор Давлетов, - бездельник номер один - писавший протоколы, доносы на сослуживцев и разбиравший семейные дрязги, по поручению командира полка занялся моральным обликом прапорщика Яшина. Тот как раз в очередной раз изгнал жену из дома, застав её с сослуживцем. При бегстве она ещё успела унести шубу жена, чем ввергла Яшина в неистовство, ибо он знал, что она её в секунду спустит казахам. Яшин гнался за неверной супругой, но босиком по снегу её не догнал. Давлетов нагрянул к Мише в опохмельный час, позвонил. Тот по простоте душевной открыл, думая,что "друганы" принесли опохмелиться. Взору изумленного Давлетова предстали мешки с гречкой, сахаром, ячневой крупой, ящики банок кильки в томате, девятикилограммовые банки томатной пасты... Короче, весь набор продуктового склада. Давлетов начал орать, созвал соседей в понятые. Отлучиться, однако, побоялся, дабы Яшин не перепрятал товар. Усилиями Давлетова из части была вызвана комиссия. Изъятые продукты были торжественно погружены в хлебовозку и отвезены в клуб части, где и выставлены для обозрения в фойе. Рядом с продуктами стоял Яшин в засаленной форме и шмыгал носом. Мимо проходили офицеры и прапорщики, некоторые подбадривали беднягу:  Не переживай, Миша. - А я и не переживаю.   Вот Машка, сука, шубу ебанула новую! Шуба была синтетическая, ядовито-желтого цвета. Курить в ней было опасно, горела, как неопалимая купина. В тот же день Мишу и судили. После суда в столовой начтыла и начпрод повалили несчастного на пол и отняли ключи - символ утерянной власти. Сопротивляясь, Миша укусил начпрода за щеку. Командир приговорил Яшина к изгнанию в пожарники. Следующей мерой наказания было увольнение из армии без выходного пособия.   Все прапорщики брезговали ходить в офицерскую столовую. Ели в солдатской за одним столом. Только Жанабаев и Кравцов из финчасти питались в офицерской столовой и ходили в форме. Остальные - матерые, звероподобные прапорщики тыла, с лоснящимися небритыми щеками, заплывшими красными глазками, в засаленных на пузе и на спине кителях, в приплюснутых от сна фуражках. Их не допускали ни на какие смотры или проверки, оставляли сидеть дома. Как-то на стадионе сдавали тактику. Проверяющий подал команду "ложись". Прапорщик Рязанцев, кличка "Борман", лег на спину, положил автомат на живот.   - Вы что не знаете, как выполняется команда "ложись"? - Я всегда так ложусь.   Все прапорщики заканчивали в Ленинске техникум связи. Даже один таджик - начальник банно-прачечного комбината, продававший казенные простыни с клеймом "МО СССР ВЧ 34200" и неровной звездой, вырезанной из протектора. Едут на службу мотовозом, играют в кости на деньги. Лоснящиеся, отвисшие щеки братьев Чабанцов в такт костям катались по плечам. Выигранное по копейке пускали на выпивку в Тюратаме, другой формы общения между собой они не признавали.   Служба начиналась с рысканья чего бы ещё продать. Когда ничего под рукой не находилось, начинали склонять начальника вещевого склада продать танковую куртку (они шли за два литра спирта). Тут же находили покупателя и того, кто тайком запишет эту куртку на своего командира. Прапорщик Стебунов проспал и опоздал на мотовоз. Нужно было добираться на попутных 40 км. По дороге его догнал на своей машине командир части вместе с замполитом и начальником штаба:  Пьянь несусветная, приедешь в часть, я с тобой разберусь! Готовься на суд чести. С перепугу прапорщик вцепился в запасное колесо на заду "УАЗика", уперся ногами и так доехал до штаба. Спрыгнул, обошел сзади и стал в строй. Подошел командир.   - Капитан Кобелев, ко мне! Где ваш прапорщик Стебунов? - В строю. - Как в строю? Где? Что вы мне голову морочите? - Вон стоит.   У командира отвисла челюсть.   - Где вы были товарищ прапорщик? - Здесь был. - Как вы приехали? - Мотовозом.   Все прапорщики клятвенно подтвердили, что ехали вместе со Стебуновым и играли с ним в карты. Эта коллективная галлюцинация так и осталась для начальства неразгаданной, хотя командир, замполит и начальник штаба по очереди вызывали Стебунова и все допытывались.   - Так это ты был на дороге?   Кончил Стебунов плохо. Его, пьяного, искусали на стадионе комары, случился аллергический дерматит. Вспух, как подушка. Однажды командир полка едет на машине и видит, как между барханами прапорщик несет мешок, явно что-то ворует. Открывает - полный мешок панам. Прапорщику - "суд чести", он и сам не знал, зачем они ему были нужны. Когда судили прапорщиков, все офицеры собирались в клубе поглазеть на это шоу.   Падшего начинали топтать   Я был заместителем председателя суда чести, вел обвинение в стиле Вышинского. Обвинял беднягу в падении боеготовности, дисциплины, роста неуставных взаимоотношений. Прапорщик на суде обычно не сопротивляется, потеет, багровеет, бледнеет, вращает глазами, но молчит - словарный запас ограничен. Прапорщик Чабанец так и не смог объяснить, зачем ему понадобился мешок гречки. Он был завстоловой, мог готовить её себе там хоть каждый день. Но жадность возобладала, завез себе домой, соседи тут же донесли.   Подобная юридическая практика позволила мне постичь механизм политических репрессий 30-х годов. У тогдашних обвиняемых образование тоже было классов по восемь. Офицеры, те огрызались немилосердно, образованные, как-никак академии покончали. Подавали апелляции, тот же суд за мзду и писал. После развода занятые на спецработах разъезжались, остальные расползались по тыловым курилкам от греха подальше, чтобы не попасть на глаза ошалевшему от безделья командиру полка.   Абсолютное шатанье. Получали спирт, шли "изучать МАЗ", пропадали там дня на три. жёны искали:  Что у вас за наряды, мужа неделю нет дома! Ответственный по управлению как-то пожаловался начальнику тыла:  Шатуны. Выгнал их из бани, смотрю, они уже в "пожарке", выгнал из "пожарки" - они в КИПе. (В КИПе был один из основных притонов, Авт.). Глаза стеклянные. Доложите по книге расхода личного состава!   - Те уехали на старт, те на МИК...   Как ты их проверишь, когда названные объекты за десять километров от площадки?   - Вы бы им хоть задания ставили. - Что я дурак, чтобы ещё натворили чего.   Некто из прапорщиков послал на "квашпункт" команду - убирать отходы. Двадцать человек залезли в эту емкость с вилами, прапорщик, по простоте собирался ведрами подавать. Угорели все, кроме него. Прапорщик Чуйко отнимал сухой паек, выданный солдатам на сельхозработы.   - Ребята, вы же рисовую обрушку грузите. Потрите её между ладошек, в ней битые рисинки. У меня жена дома только этим и занимается. Мы сами едим рисовую кашу. А вы все тушенку...   Я когда представляю эту картину, как семья прапорщика Чуйко ест кашу из обрушки, плакать хочется. Он действительно набирал по несколько мешков обрушки и продавал казахам, те кормили скот. Пристыженные солдаты, осознав необоснованность своих претензий, перешли на подножный корм - утащили у казашки казан и варили обрушку с солью - на рисе не пропадешь. Угрызения совести таки настигли Чуйко на рыбалке. Он уснул в лодке. Ночью товарищи проснулись от страшного крика, вытащили скрюченного прапорщика, - тому приснилось, что его похоронили живьем. - Потрогаю руками, вокруг доски. Прапорщик Козятинский умудрялся продавать казахам консервы "Щи-борщи" под видом тушенки. Как-то он, будучи в штатском - спортивном костюме и кепке - уснул в Джусалы на базаре. Пока он спал на прилавке, в кепку, лежавшую рядом накидали медяков. Сердобольный народ думал - из тюрьмы сбежал.   К слову, казахская милиция лежачими, будь-то пьяный или мертвый, принципиально не интересовалась. На базаре они собирали бакшиш с торгующих. Будучи по совместительству и участковым инспектором местной милиции, я как-то поинтересовался, почему на доске "Их разыскивает милиция" не развешивают ориентировок, благо тех накопилась куча. Начальник только махнул рукой. По-своему он был прав. Кто прийдет в Джусалы (6 часов поездом от Казалинска) прятаться? Как-то Козятинский выпросил у новоприбывшего офицера за какую-то услугу бутылку водки. Тот поставил.   Но прапорщик мнется, не уходит. - У меня жена алкоголичка, лучше бы вы совсем не давали. Ей одной мало - выгонит или убьет. Офицер вошел в положение, а за углом Козятинского уже ждали приятели, там же и распили. Образ прапорщика-коммуниста из штабных никогда не изгладится в моей памяти. Из тыловых был Уманец. Его потом выгнали - украл сахар. Все крал на ходу. Из моего стола стянул запалы к учебным гранатам. За этим я его и застал. - Зачем? Глаза бегают. Не знает. Наконец нашёл им применение. С корешом зажигали запалы и сбрасывали с балкона вниз. Они летели, как ракеты, а там стояла его машина. Обжег краску на крыше.   жёны прапорщиков отличались особой стервозностью. Прапорщик Крашенинников и "Батя" Смирнов поехали на новом зеленом "Москвиче" на рыбалку. Солдаты эту машину буквально облизывали. Купил её "Кроха" на деньги жёны - она работала в Военторге. Народу объявил: "Тесть дал деньги". Потом узнали, что она из детдома. "Батя" напился, стал мочиться на колесо, покачнулся и погнул головой крышу. "Крохина" жена, когда увидела, сняла туфель, развернулась и - мужа в лоб. "Удар де Невера" - каблук пробил череп, "Кроха" навзничь, глаза закатились, со лба струйка крови. Баба в визг. "Кроха" со временем пришёл в себя, но глаза так мутными и остались.   жена Уманца происходила из круглых сирот, поэтому отличалась зверским аппетитом. К восемнадцати годам закончила восемь классов, дальше держать воспитанниц в детдоме было нельзя - беременели. Преподаватели их с третьего класса драли. Они же не соображают. Живого весу в ней было килограмм 200, от шеи к лобку - сплошные складки. Как раз началась Перестройка, и в журнале "Знаменосец" было опубликовано её фото в бане с мужем.   Он устроил её в штабе писарем. Они любили друг друга с пятнадцати лет. Прапорщик Вася "Шарон" также страдал от своей половины Эрны Адольфовны. жена - немка, каждые выходные, по два дня, заставляла его делать уборку в квартире. Служил он "макаронником" лет пятнадцать, доносил свою первую шинель до состояния рогожи, за последующие он получал сукном и продавал. Как-то в мотовозе я сел на неё, Вася встал и оторвал полу. Столько плача было!   Работал он начальником ГСМ. Заправил меня бензином с водой. Опустил шланг пониже и зачерпнул с водой (кому положено, получали бензин сверху). Зимой в пустыне бак замерз. Пока шли двадцать километров до жилья, мы с Егоркой успели договориться его убить. Я взял автомат, хоть по складу погонять, но он, как прознал, две недели на службу не показывался. Потом принес банку спирта, передал через мужиков. Бензин он в конце концов продал казахам. В смотровой люк вварил трубу, влил в неё ведро бензина и так замерял. Когда "Шарон" перевелся в Джунгиз-Тюбе, хватились, - а в цистерне и дно прогнило.   Отдельная инженерная испытательная часть - в просторечии в/ч тридцать четыре по двести   Наш полк формировался в Малой Вышире в 1941 г. каким-то капитаном. После первых боев полк исчез из виду и объявился только в 1944 г. в резерве Главного Командования и начал свой боевой путь. Исторический формуляр полка поручил мне написать начальник штаба Абельгазин Карим Абельгазинович, кличка "Абель". Этот бред из 1941г., написанный химическим карандашом малограмотными писарями никто не читал. Я написал заново. Формуляр был необходим, чтобы получить новое боевое знамя (прежнее истлело - обсыпался шелк).   После того, как Боевое Знамя части начало расползаться, оно перекочевало с поста No1 в сейф командира полка. Когда пост убрали, все вздохнули с облегчением, особенно начальник штаба, финансист и дежурный по части. Уже не нужно было следить за тем, чтобы часовой на посту не уснул, некоторые садились на денежный ящик и кимарили. Кроме истлевшего шелка в сейфе командира полка хранились два пакета: красный и синий, а также металлическая печать с полным наименованием части, - ею на выборах опечатывали урны. В условиях планового хозяйства печати воинской части выполняли сугубо ритуальную роль, - что за справка без печати. Благо в "секретке" хранились дубликаты всех печатей. При отсутствии начштаба писарь заклеивал две палочки на запасной печати бумажкой и штамповал документы по указанию ответственного лица. У меня этих бланков и сейчас немеряно.   Самой ходовой гербовой бумагой среди солдат были всевозможные характеристики - рекомендации для поступления на гражданке. Этот бланк стоил сравнительно дорого, поэтому начальник клуба лейтенант Галкин решил и себе пополнить скудные лейтенантские доходы. Имея с детства талант резчика по резине и уголовные наклонности, он за час сварганил гербовую печать части из старого солдатского каблука. Копия полностью соответствовала оригиналу, кроме того, что на оригинале луч звезды вырезан криво, а Галкин, как и всякий профессионал, не терпел халтуры и сделал звездочку правильной. На чем впоследствии и погорел.   И пошли гулять по городам и весям нашей необъятной родины всевозможные характеристики-рекомендации, с которыми в различные учреждения являлись самые отпетые. Это удовольствие стоило в пределах десяти рублей, Галкину начало хватать денег даже на кабаки. Своим поведением он привлек внимание сослуживцев, кто-то донес. Когда на клуб налетела проверка, проверяющие с изумлением обнаружили в верхнем ящике стола солдатский каблук с печатью. В 1965году за участие в войне наш Таллинский и Свинемюнденский полк был награжден орденами Кутузова и Суворова третьей степени - далеко не полководческими, ими награждали офицеров от командира роты до командира батальона. Я подозреваю, что в полк в это время попал кто-то из "блатных" и стребовал эти ордена.   Прочие части на полигоне не имели и таких. Строители выползали с орденами "Знак Почета", "Трудового Красного Знамени", ими же в основном награждали и офицеров, да ещё медалью за "Трудовую доблесть". К сорокалетию Победы, в ознаменование боевого пути полка, кому-то пришла в голову идея, привезти в часть некоторое количество эстонцев. Альбомами с фотографиями пусков удалось соблазнить человек пятнадцать. Пока их везли два дня по пустыне, некоторые опомнились. Эстонцев бросили в карантин вместе с узбеками.   Все они сразу же разучились говорить по-русски. Только один Баглушевич хотя и говорил по-эстонски, не смог отвертеться. По утру эстонцы встали в кружок и запели псалмы. Баглушевич объяснил, что они все - Свидетели Иеговы. Но отцы-командиры были неискушены в вопросах вероисповедания. Тогда Баглушевич настучал в особый отдел, что у всех эстонцев родственники в Швеции, а у одного даже в Америке.   Это подействовало: секретная часть осуществляет боевые пуски, а в ней обнаружилось сразу пятнадцать иностранных шпионов. Стали искать крайнего. Инициатором идеи оказался начальник штаба первой группы. С него и спросили за потерю бдительности. А эстонцев отправили назад, с перепугу даже в стройбат не загнали. Я уже был в Киеве, когда наш полк опять отличился - признали новую власть. Художники на плацу нарисовали портреты членов ГКЧП, а в обед их свергли. Жаль, в полку танков не было, чтобы на Москву направить. Автоматы только в роте охраны, и на МАЗах до первопрестольной не доедешь. Кто-то из доброжелателей донес, Руцкой прислал комиссию.   Начальнику политотдела полковнику Белкину и начальнику управления полковнику Петренко какие-то штатские там же, на плацу, на глазах изумленных офицеров, как в 1937г. сорвали погоны и затолкали в машину. Правда часа через три выкинули. Горбачев подписал указ о лишении обоих воинских званий. "Петреня" помер с горя. Как выразился Язов: "Старый дурак, черт меня дернул". Начальника полигона, генерала Крышко, я все-таки пристроил на Украине начальником центра административного управления стратегическими войсками.   Наша 38-я площадка курировалась лично замглавкома РВСН генерал-полковником Яшиным. Под конец существования СССР она стала объектом неясного циклопического строительства. Навезли камня, разбили площадь, соорудили два огромных мраморных фонтана. Один назывался "Черномор", другой - "Воевода". Возвели двухэтажные бараки. Это была страшная государственная тайна. Я подозреваю, что строили шикарный генеральский бордель. Ленинск их уже не устраивал, хотелось экзотики.   Как-то командир полка захотел рубануться и показать казарму. Её ремонтировали месяц, вкалывали день и ночь, собрали все кондиционеры, белье, кровати с деревянными спинками. Прапорщикам-старшинам пошили новую форму, надушили матрацы одеколоном "Шипр". Показуха была дичайшая. Солдат туда не пускали - они жили на стрельбище. Командир подразделения тоже втайне надеялся получить подполковника досрочно. Но жестоко ошибся. Генерал сказал, как отрезал:  Полковник. Меня последние тридцать лет от солдатских портянок что-то тошнит.   Приезжал Яшин на полигон, как контрик, без свиты, за ним молча ходили всего два полковника. Замкомандующего примкнул к ГКЧП и тайна площадки была погребена навеки. Солдаты засрали фонтаны. Считалось, что строить туалеты в пустыне - признак дурного тона. Солдаты ходили оправляться за бархан, для офицеров построили дощатый нужник. Специально для Устинова возвели кирпичный туалет с синим унитазом из итальянского фаянса и, невиданное, - подвели воду. Только охрану выставить забыли. Прапорщики сразу же скрутили унитаз и зарыли его в песок, потом обменяли на водку. Видел я этот унитаз в одной из квартир Ленинска. Вскоре руины кто-то поджег. Спихнули на строителей. Наверное так же строили и пирамиды.   Путь воина   РВСН комплектовались с бору по сосенке. Главком Неделин дал команду в войска - подобрать лучших офицеров, желательно имеющих высшее образование. А кто из них его имел после серии Жуковских чисток? Потребность ракетных войск составляла тысяч восемьдесят-девяносто офицеров. А перед этим вычистили тысяч четыреста. Командиры частей восприняли приказ откомандировать лучших офицеров, как Божий дар и кинулись переписывать аттестации - чтобы избавиться от самых отъявленных. Вместо того, чтобы развернуть сеть военных училищ, в Капустином Яре и Ростове были созданы учебные центры, куда нагнали летчиков, моряков, пехотинцев. Там гражданские специалисты из "шаражек", поднаторевшие на ракетах ФАУ-2, кинулись обучать эту публику.   Но не тут-то было. Увидев ракету, кандидаты в ракетчики дико засомневались, что эта бочка полетит. А так как их загнали в степь, откуда не сбежишь, пока не выучишь матчасть - не отпустят. Зато у каждого был ТТ - мог застрелиться по желанию. Некоторые сходили с ума и стрелялись. Научить чему-либо представителя первого послевоенного поколения ракетчиков, чей отец ещё совсем недавно брал Берлин, было невозможно. Процентов шестьдесят сразу отсеялись, как не поддающиеся не только обучению, но и элементарной дрессировке. Из остальных наскоро сколотили несколько дивизионов - достаточно, чтобы пугать империалистов. Новоиспеченных ракетчиков кинули в самую невероятную глушь, куда даже староверы от гонений не скрывались. Оловянная, Ледяная, Слюдяная, Дровяная и иная ...ная. Процентов двадцать закосило и сбежало по дороге. Остались те, кому нечего было ни терять ни приобретать в этой жизни.   Они и выковали ракетно-ядерный щит Родины. Бессмертное поколение "железнобоких". С развитием ракетной техники исчезла субкультура, привнесенная подводниками и кавалеристами. Последние выпускники Пермского среднего военного училища, - "рексы" по духу, "ракетчики" по диплому. Они единственные в полку носили значок ВО - "вроде бы учился". В училище преподавали полный курс подготовки командира взвода по программе сухопутных войск. За два года курсанты с трудом постигали единственную техническую дисциплину - ТСО Зона 1М или 13Ю1. На изучение ракеты времени не оставалось. Все выпускники, как на подбор, были низкие, коренастые, мастерски бегали кроссы и люто ненавидели подчиненных.   Пройти мимо и не пнуть солдата ногой, не обругать дневального, считалось ниже их достоинства. Некоторых взводных солдаты боялись панически. Они были вне конкурса, как воспитатели, но в полку, где 90 % - "яйцеголовые" с академическими значками, они были лишними и выше должности начальника инженерной службы дослужиться не могли. Как правило, быстро спивались и их отправляли в отстойник офицерских кадров - ТРБ, где они пополняли ряды престарелых капитанов и окончательно забивали на службу. Были такие ругатели, с которыми никто не решался связываться. Один знал матерное слово из восемнадцати букв "ебтвоюгосподибогасаламатьматросики"... (дальше так цинично, что я не решаюсь пересказать).   Женщины, которые такое видели, но не слышали, визжали, мужчины изумлялись. Это был золотой фонд Вооруженных сил, жаль воевать им не пришлось, Афганистан бы взяли за неделю. Взяли же они Казахстан, который по площади в десять раз больше. Старший лейтенант Егорыч, "Брат Евлампий", выходец из прапорщиков, промышлял силой. Чиркову затащил пианино на спине на четвертый этаж. Когда трахал, на член надевал баранки. Сам из староверов, он от нашей жизни дошел до ручки: пил, курил, но упорно не матерился. Как-то мы ему на фуражку вместо кокарды прицепили пуговицу; он это заметил, молча снял топор с пожарного щита:  Убью! Мы еле убежали.   А так ласковый такой, двухпудовками баловался. Ходил на медведя с рогатиной - отец заманивал, а Вованя колол. Показывал фотографию: батя такой плюгавый, и не подумаешь на него. Ловил силками зайцев и сайгаков. Делал капканы из двуручной пилы. Как-то Арбузов вез смену караула, видит - в снегу сидит сайгак и дергается. Подвела жадность. Пошёл забирать добычу и попал во второй капкан - через валенок открытый перелом. Братья Арбузовы - "два брата с Арбата и оба горбаты" - сами из Ленинска. Отец, капитан - забулдыга, помер от спирта в жару. Осталось после него два лихих взводных местного пошиба с мелко-уголовными замашками. Проведя детство в Ленинске, они понимали по-казахски.   Как-то мне доложили о ЧП. Выехал на место происшествия, смотрю: лейтенант Арбузов, обычно тихий, стоит посередине комнаты с ружьем наперевес и читает по бумажке приговор. В углу жена с тещей. Я вмешался в деятельность суда, отнял ружье. Патроны были заряжено пулями. Наутро, он как ни в чем не бывало, опять пришибленный. Оказалось, что теща Арбузова, с которой он сожительствовал, приняла к себе мужа на тридцать лет моложе, мало того - таджика после стройбата.   Гена плевался:  Я все повидал, но это блядство терпеть нельзя. Развелся с женой, передал эстафету таджику - теперь тот жил с обеими, кровать-то одна. Когда Гену спрашивали:  Неужели ты тещу ебал? Он наливался кровью, затягивался сигаретой:  А у неё что - поперек? Было их два брата. Командир полка Лемишинский бывало радовался:  Как хорошо, что ко мне второй не попал.   - Никогда не обижай лейтенанта. Не дай Бог он станет твоим начальником.   Учил меня майор Гумен, исходя из собственного горького опыта. Он гонял лейтенанта Фархуддинова по кличка "Ренат" (может кто вспомнит поганого татарчонка). Правда выучил. И нарвался. Лейтенант был образованный, пробился в капитаны, а Гумен остался у него в подчиненных майором . Его и назначали постоянно ответственным. Солдаты пели:  А бессовестный Гумен в автопарке дрочит член!   Единственным полководцем в полку был капитан Пихтовников. Сам с флота, он здорово разбирался в тактике и умел составлять боевые документы. Пришёл он в часть капитан-лейтенантом в 1964 году и ушёл через двадцать лет капитаном. Сколько я помню, его всегда судили судом чести за аморалку, в то время, как остальных - в основном за пьянку и невыход на службу.   Французы ещё в XVI веке считали, что разврат - более возвышенный порок, чем пьянство. Как-то Пихтовников повел в поход группу десятиклассниц. Несколько вернулись беременными. В полку он нужен был всего несколько дней в начале года, когда составляли документы и для подготовки учений. Все остальное время он сожительствовал в особо изощренной форме. Был у нас капитан Федорец, "Боб". Его боялись ставить даже старшим машины. Как-то заехал на переезд - машина застряла, кузов остался на рельсах, несколько человек покалечило. С тех пор основной задачей Федорца было прийти утром на развод и кантоваться до вечера. Ходил с фуражкой под мышкой. Имел по два выходных, на хозработы не назначали - числился в боевом расчете.   Таких в полку было процентов двадцать - оплот режима. Система их окончательно искалечила, никакой империализм с ними был не страшен. Федорец не знал, где находятся Соединенные Штаты, - для него противником был тот, на кого укажет командир. Карты он видел последний раз в училище, да и то игральные. Газет и книг не читал, читающих презирал. По натуре был гедонист: водка, бабы, рыбалка, охота... Ничего из того, что в жизни напрягает. При малейшем недомогании ложился в госпиталь на месяц. Высокий, худой, седой, глаза бараньи навыкат и мутные. Бывало, ставишь ему задачу, а его лицо излучает такую безысходность, будто он слушает собственный смертный приговор. У отца-командира сразу опускаются руки. Понимает, что "Боб" не только не будет делать, но даже в суть не вникнет. Не дай Бог, что-нибудь сотворит с собой или с солдатами! Поэтому его и отпускали с миром.   Когда кому-нибудь все же удавалось всучить "Бобу" какое-нибудь приказание, он начинал томиться, без толку хлопотать, всем рассказывать, спрашивать совета, плакаться на свою горькую долю:  Вот меня нашли, дурака крайнего. Сказали взять двух солдат и отвести в автопарк. А где их найдешь? Доказать собственную ограниченную служебную пригодность означало значительно облегчить для себя тяготы службы. Мечтой большинства "безродных" офицеров было, чтобы никто не кантовал до дембеля. В данном случае "родовитый" совсем не означало, что папа был маршалом. " Моя мама во Владимире - директор ЦУМа" - служило достаточным признаком родовитости. До капитана "безродные" ещё кое-как дергались, служба вела. Если взысканий не нахватаешься - дадут капитана. "Старлейских" должностей в полку практически не было. Зато майорских - нехватка, и на них, как правило, сидели настолько прочно, что "выбить из седла", по Симонову, могла только смерть или дембель.   Майоров "выбивали" только за пьянку, но они, за редким исключением, не пили. Я помню только два случая: один - Коля Баранов, а другой - пьяный упал с балкона. Капитаном можно было стать и повторно. Некоторые, проходившие по 10 лет в майорах, к своему вящему изумлению в одночасье становились капитанами. Сию горькую чашу у нас испили Коля Баранов, Фирсов и Бек. Умнейшие люди были, крупнейшие специалисты. Бек даже закончил институт марксизма-ленинизма. Не напейся он к приезду комиссии из Москвы, не начни в чем-то убеждать проверяющих, - дослужился бы до начальника политотдела. Что интересно: эти несчастные пили не больше других, их даже от алкоголизма не лечили. Просто попали под очередную антиалкогольную кампанию. Даже на лице у них была какая-то печаль безысходности. Испытав такое, в злобу не впадали: изумлялись пару дней, но пить не переставали. К реабилитации не стремились, автоматически (по возрасту) попадали под увольнение. Им все сочувствовали. Мне они чем-то напоминали муравьев, отбившихся от муравейника.   Престарелые капитаны, выбившиеся в майоры, были куда хуже. В них просыпалось что-то омерзительное, хищническое. Донченко ("Доня") ходил капитаном три срока, пил вместе со всеми, но стоило ему получить майора, начал закладывать прежних собутыльников. Его не боялись: "Донченко ответственным - можно выпить". А он всех перенюхал в клубе и наутро написал докладную. Мало того, на партсобрании призывал к сплочению рядов. Заочно поступил в академию в Харькове - это было вершиной падения. Да, идущие вниз были намного симпатичней... К майорам уже обращались по званию, их не назначали возить больных и старшими машин. Даже за крупный залет майора никто не мог изничтожить. Начальник полигона был комкор, а посадить майора на гауптвахту мог только командарм и выше. Коменданты только зубами щелкали, видя поддатых майоров. Даже методически, на инспекторском смотру, седой капитан вызывал немой вопрос проверяющего: "А не заслужился ли этот ветеран в армии?" В то же время, майора седины только украшали. Рядом с капитаном стоял трясущийся майор Уржумцев и мог быть спокоен за свою судьбу, как и все секунд-майоры во всех заштатных гарнизонах со времен "аса" Пушкина - русского летчика.   Майор "батя" Смирнов был похож на Моргунова, имел килограмм сто пятьдесят живого веса, кулак с детскую голову. Шинель с засаленными погонами носил, как распашонку, сапоги пятидесятого размера. Представлялся к майору четырежды. И каждый раз попадал в комендатуру - начинал обмывать авансом. Зная его слабость, на четвертый раз - засунули в наряд, утром получил майора. Из всех материальных ценностей имел только икону, писанную маслом на доске и рукописную Псалтырь - украл из старообрядческого скита в Подмосковье. Хотя объяснения Смирнова и вызывали у меня сомнение, - на иконе был изображен Серафим Саровский, - но мы с ним соглашались. Попробуй не согласись, ведь брага-то была его. Приходишь к нему, и прежде, чем предаться пьянству - любуешься. Пока трезвые - читали вслух, пытались учиться по-старославянски, несли хулу на Государство...   Тут же на нас и доносили. Майор Доровских, заправщик БРК (Боевых Ракетных Комплексов) - последний выпуск кавалерийского училища, не брезговал пить вино из горлышка в общественном туалете:  Самое тихое место, никакая блядь не отнимет. "Человек из Сомюра" - после расформирования кавалерии служба для него утеряла смысл. Чем дольше Доровских служил, тем больше понимал, что РВСМ являются прологом гибели империи. Ещё Дуэ писал: "Летящему самолету в плен не сдашься". Считается, что первым осознал военную непригодность ядерного оружия Мао Цзе Дун: "Атомная бомба - бумажный тигр". Ракеты могут служить только сдерживающим фактором в политике. Доровских понял это ещё раньше Мао Цзе Дуна.   Больше всего в жизни Доровских интересовали его хромовые сапоги. Ходил в начищенных до зеркального блеска - только без шпор. Клеил погоны: берет, сгибает "крылышком", намазывает эпоксидкой, полирует звездочки. По особой милости сделал такие и мне:  Учись, лейтенант. Важно было не переборщить с клеем, чтобы погон не пропитался насквозь. Меня потом за эти погоны на строевом смотру драли. Доровских принадлежал к поколению, носившему золотые погоны, отмененные после 1956 г.   Настоящий офицер тогда брезговал командовать солдатами, ими командовали сержанты - "унтера". Призывали на три года, а служили сколько мамка Родина прикажет. Старший лейтенант Доровских являлся пред солдатами, как Лик Божий, в ореоле золотых погон. Серая солдатская масса (многие по-прежнему неграмотные) цепенела. Как он ненавидел солдат! Будучи дежурным по части, даже ночевать ходил в гостиницу, чтобы в дежурке не спать - там пахло солдатами . В должности ЗНШ Доровских имел отдельный кабинет, я туда приходил прятаться. Купишь ему "Примы", он сначала взгреет, а потом начинает рассказывать "за жизнь". А если ещё и шкалик поставить!..   Доровских числился ЗНШ по связи, но был невыразимо далек от связанных с этим технических проблем и глубоко презирал любые формы связи, кроме личного общения. Как-то командир полка вызвал его к себе:  У меня ни один телефон не работает! Доровских его внимательно выслушал:  У меня тоже. Молодой перспективный майор потерял дар речи. Понял - любые претензии к Доровских беспочвенны, телефон все равно работать не будет. Пошёл другим путем - вызвал связистов. С Доровских прощались на разводе. Дали "черную" (мельхиоровую) медаль "Ветеран Вооруженных Сил". Юбиляр её выбросил в кусты. Кто-то увидел и донес замполиту. Тот попытался вразумить Доровских:  Вам её Родина дала, товарищ майор! На что услышал:  Иди ты на хуй со своей родиной и со своей медалью.   Это были его последние слова в полку. Доровских подготовил себе достойную замену. Дали ему ст. лт. Новикова. Исполнительный, технически грамотный специалист за полгода сидения с Доровских в одном кабинете превратился в монстра. С трудом сдали в академию - как человека можно разложить! Майор Цацурин, зам. по вооружению группы, был крепок, летом мог выпить флягу спирта. Имел железное правило: подчиненных нужно давить. На семинарах по правилам работы с подчиненными на почве своих убеждений он не раз вступал в дискуссию с фарисействующими Политработниками, проповедовавшими любовь к подчиненным. Как-то он допустил довольно крупный просчет по службе - не так установил какой-то агрегат на "изделие". Проверяющий напустился:  Вы что, товарищ майор, не допонимаете? Как ваша фамилия?   Посмотрел: рожа свекольная, глаза маленькие, злые-злые, хотя сам добряк.   - Майор Сумавыживалов!   Проверяющий понял. Пришла очередь нашему майору идти на повышение :    - Пойдете замом по испытаниям? - Не. Нет резона. Сколько получает зам. по испытаниям? Восемьдесят литров на квартал, а я шестьдесят в месяц. Какой мне резон идти на подполковничью должность?   Комиссия с ним согласилась. До конца пробыл на майорской должности. Майор Донченко выбился из капитанов, учился в Харьковском военном институте заочно. Рожа, как каленый екатерининский пятак. Совершил подвиг - мастерски разгрузил ракету и затащил её в учебный корпус, чем поверг в изумление "яйцеголовых". Умело маневрировал пультом и погрузчиком, солдаты только выломали стену в корпусе. После этого ездил в Харьков только за дипломом.   Институт в Харькове, где ракетчики получали высшее образование, служил притоном. Принимали туда без экзаменов, по направлению. Брали всех желающих, потому что институт, как и майорское звание, не давал возможности вырваться из полигона. Овчаренко (кличка "Жолдас"), из прапорщиков, возвратился через три дня после начала сессии, весь в бинтах, как кукла, разве что кровавый след за ним не "тянется по сырой траве". Пришёл донос: устроил драку в доме офицеров, сорвал карниз и пошёл с ним "наперевес". На суде чести Овчаренко заявил:  Я не опозорил чести полка и бился до тех пор, пока какая-то блядь не ударила меня сзади по голове.   В Харьковский госпиталь его не приняли, забинтовали голову и посадили в поезд Харьков-Ташкент. На суде отделался общественным порицанием. Куда ты без него денешься - "мазист", у него кран в подчинении. Полк убытка не потерпел. Ну выгнали его из Харькова - будет на кране сидеть, по нарядам шариться... Он и старший лейтенант Иванов в ответственный момент, когда приходит специзделие, садятся за рычаги кранов. Его не выгнали даже тогда, когда он украл ящик с зипом, обвязал его матрацем и выбросил с третьего этажа из окна каптерки, чтобы меньше было свидетелей. Внизу как раз проходил зам. по вооружению... Матрац его и спас. Зам был ушлый. Хотя и пострадал, сразу же развернул матрац и увидел на ящике надпись черными буквами 15А30. Верный долгу, держась за голову, побрел наверх. Только открыл дверь каптерки, как "Жолдас" себя выдал:  Не я!   К ребятам, пытавшимся усовершенствовать воинские знания, относились очень плохо. Ещё в войну товарищу Сталину стало ясно, что обучение всей этой публики военному делу себя не оправдывает. Представьте себе заместителя командира полка по инженерно-технической части или зама по вооружению. Пока те делили спирт и не вмешивались в технические моменты, машины ездили и ракеты летали. Экзамены в академию принимались на площадке. Приезжала комиссия из Москвы, оценки выставлялись в зависимости от количества спирта. Подобным образом избавлялись от ненужных. При мне поступили несколько человек - замполиты, начальник узла связи. Каково же было разочарование пытавшихся вырваться, когда по окончании академии их выпинывали назад на полигон.   У меня был конкурент по соцсоревнованию Лапшин. Захотел он слинять от братвы в Москву, нащупал лапу. Стали замечать, что он по утрам в мотовозе, когда все спят или играют на деньги в карты, кости, домино, читает учебники. Народ заподозрил неладное, вызвали писаря из строевой части:  Скажи падла, куда Лапшин написал рапорт? - Не знаю. - Через день будешь в наряды ходить, сгною на тумбочке, за ухо прибью... Тот сознался:  В какую-то академию. - Ну иди, мудак, и помни как мамку-родину любить.   Так подло братву ещё не кидали, в очереди на академию стояли и более заслуженные. Этот хмырь даже два года ротой не командовал, а были ребята, командовавшие по три-четыре года. Я вызвал старшину роты, дал ключ от сейфа со спиртом и команду споить "земляков". Тот отлил немного и блестяще справился с заданием. Солдаты из соседней роты перепились, один даже обгадился. Утром "академия" закончилась. Начальник штаба разорвал рапорт Лапшина перед его мордой. Вечером в мотовозе тот уже играл в карты.   Мы его опять зауважали, особенно, когда он напился в лежку и милиция отнесла его на руках в комендатуру. Утром командир части ездил его забирать. Как рассказывал сам Лапшин:  Просыпаюсь от того, что меня кто-то трясет. Лицо знакомое, присмотрелся - мой командир. Я закрыл глаза, видение исчезло, а он меня опять трясет: "Просыпайся, сука, я не приведение, я твой командир". Тогда я обнял его за шею и заплакал. Это спасло Лапшина от служебного несоответствия. Командир расчувствовался, даже отпустил домой помыться и привести себя в порядок.   - Что ж ты, сынок, так пьешь? Не стыдно? - Стыдно товарищ полковник.   Автопарк   Половина жизни проходила в автопарке. В полку на шестьсот человек личного состава - семьсот единиц техники и агрегатов. Солдат хронически не хватало, некомплект составлял процентов двадцать. В команде заправщиков вместо восьмидесяти служило пятьдесят человек. На КПП солдат в трусах и сапогах, со штык-ножом на ремне, рядом стоит машина, в которой он копается. Автопарк делился на две зоны: транспортную и специальную. В транспортной располагалась авторота - тридцать пять человек. Боксы маленькие, везде порядок. В специальной господствовали ракетчики. Выявить там личный состав можно было только в случае поджога. Сядут старший лейтенант с солдатами жарить картошку на ЦИАТИМе, используя в качестве нагревательного прибора открытый ТЕН или приваренный к заземлению лом, КУНГ и загорись. Повалит черный дым. Значит - "писец", попались, голубчики.   Без таких инцидентов солдат неуловим. В казарме думают, что он в автопарке, в автопарке - что в казарме. Спецработы, работа с изделием, подготовка к работе с изделием ведутся круглосуточно и круглогодично. Потом оказывается, что солдат уже три дня, как в бегах. Инженер отделения - практически никто, самый нижний чин ракетной иерархии. По должности он за все в ответе. Старший лейтенант Иванов, родом из Донецка, так любил технику, что не жил дома по 3-4 дня - ремонтировал "МАЗы". Не дай Бог, если "МАЗ" сломается. У него была мания их разбирать. Чтобы обследовать МАЗ после двух-трех дней непрерывной эксплуатации требовалась неделя работы: проверить все агрегаты, заменить баллоны со сжатым воздухом, заменить резину на колесах... Зайдешь в бокс - угар, сажа, и он, черный от солярки, в замасленной спецовке, только зубы блестят. Пайку из столовой ему туда приносили, так в дыму и ел с машинным маслом.   Любовь к технике закончилась печально. Посмотрел наш Иванов фильм "Челюсти"... Чем-то он его поразил, да так, что начал пересказывать его в лицах солдатам. По ночам тешил народ в автопарке, пока сам народ пил чифир и жарил на ЦИАТИМе картошку. Она составляла для Иванова объект почти культового поклонения. Жарил он её на паяльной лампе: высыпет на лист железа и ворочает, вожделенно вдыхая аромат подгорающего ЦИАТИМа. - Был в автопарке, так картошки наелся. Худой, как велосипед, со взглядом изумленного павиана, вроде пророка Иезекииля. Спереди железные зубы торчком. Как с ним жена жила? Был у нас ещё один Иванов, начальник команды.   Серенькая личность. "Краском", удмурт, был рыж и лишен пигментации, скрипучий и противный, как все удмурты. Однажды приволок из отпуска ожерелье из монет Анны Иоанновны. Я его пытался продать, но безуспешно. Как объяснили специалисты, нумизматическая ценность просверленных монет ничтожна. На каптерке у него висело штук десять замков, хотя в ней не было ничего стоящего, кроме танкошлема на меху. "Краском" его носил, когда погода позволяла. Мои нукеры охотились за шлемом месяца два. Когда ворвались в каптерку, доложили: "там больше ничего нет, кроме старых матрасов". А танкошлем прапорщик Яшин сменял на спирт, за два часа мы его уже и пропили. Потом "Краском" пытался сорвать свой шлем с одного "мазиста":  Там же мой номер! Нашлись свидетели, подтвердили неоспоримый факт того, что этот шлем "мазист" уже лет пять как носит. Но "Краском" на этом не угомонился, достал чешскую мигалку "Тесла" размером с кастрюлю, да ещё с мегафоном, по бокам красные фары с поворотниками мигают по очереди:  Ар- ар - ар! Конечно, украли её. Он почему-то ко мне прицепился, хотя на полигоне таких мигалок был миллион, может чуть меньше.   - Смотрите, тут дырка и вот царапина... - Ну и что?   Мигалка меня разочаровала - колесико стерлось. Солдаты забрали плафон - чай заваривать. Начавтослужбы майор Резвых, "засаленный майор", долго рвался к этой должности. Много лет даже возглавлял ОРМ (Объединенная Ремонтная Мастерская), что приравнивалось к подвигу, правда орденов там никто не получал. В трезвом естестве был ангел. Имел одну мысль: до обеда - где-бы выпить, после обеда - кого бы трахнуть. Его помощник, прапорщик Афанасьев ("Крысак"), единственное, что умел - собирать и разбирать карбюраторы. Когда Резвых становилось невмоготу, шли на склад автоимущества или снимали с любой автомашины, кроме командирской, аккумулятор и пропивали. Афанасьев славился умением открывать любой замок без ключа, даже семибороздочного от сейфа. Не доверяя часовым в автопарке спецмашин, начальник по вооружению заварил ворота боксов. Когда приходилось выезжать - разваривали. Командир полка беспокоился:    - А если война или пожар?! - Если мы их под охрану сдадим, то ни одна не выедет, за неделю раскрадут.   Благо "боеготовность" проверяли раз в полгода. Начальник по вооружению "пятерку" получил за находчивость, ходил посвистывал, при регламентных работах сам карманы проверял, чтобы ключи не воровали. Глядя на его боксы зубами щелкали от вожделения разграбить. Склад запчастей он таким же образом заваривал ежедневно, а по утру разрезал автогеном. Обычно он приваривал прут вертикально, чтобы не срезали, но как-то в спешке приварил горизонтально.   "Борман" тут же перепилил прут пилкой и уволок "волговский" движок. Продал его за гараж командиру соседней части на УАЗик. Наличие мощной ракетной техники давало нам всяческие преимущества. Краны облегчали и сбор металлолома. Капитан Голиков сдал принадлежавший зенитчикам тягач ТТГ, тот затянул тонн на двадцать. Перехватили уже в Ростове - гнали в Липецк на переплавку. Последовал приказ по части: "За сдачу металлолома всем, кто грузил снять взыскания". - Пиши всем благодарность, а премию - начальнику политотдела, пусть подавится.   Кравченко как-то согнул стрелу боевого крана (для погрузки ракет), что само по себе было подвигом - кран поднимал до 60 тонн. Зам по вооружению Миньков прыгал вокруг него в бессильной злости, суча кулачками. Он сам подписал наряд, хотя было запрещено использовать боевую технику в хозяйственных целях.   - Как ты стрелу согнул? - Столбы дергал.   Командир дал указание - поставить забор. Кравченко отправился добывать необходимые для этого столбы. Один у КПП показался ему подходящим, попробовал рукой - шатается. Стал тянуть, а столб кто-то из предшественников позаботился забетонировать,чтобы не сперли.   Испытанием душевных сил автомобилистов были ежегодные трехсот- и пятьсот километровые марши. Перед маршем начальство неоднократно собиралось на совещания - предстояло выбрать маршрут. Начальник тыла тоскливо перебирал варианты, водил пальцем по схеме:  А если сюда?.. Нет не получится... Несмотря на малую заселенность Казахстана при совершении марша объехать все злачные места, будь то аул, поселок, станция, не представлялось возможным. Все равно напьются. Вторая немаловажная причина - техническое состояние машин. Как они поведут себя на прямой? Как тащить обратно 150 км заглохшую машину?   Принималось Соломоново решение - ездить вокруг площадки. И машины, и люди на виду. "Поездил" 8 часов - и в столовую. Можно водителей менять - в наряды ставить. И марш совершить, и жизнь полка не порушить. Машины ненадежных водителей соединяли мягкой сцепкой - тросом за раму и на замок. Так, вместо того, чтобы сажать в каждую машину по инструктору (чтобы под покровом темноты водитель не отлучился к казахам), один инструктор волок за собой 8 -10 привязанных машин. Ездили "паровозиком". Эту рацуху переняли и соседние части. Начальник автослужбы оборудовал НП на стрельбище. Там же на "танкачах" вокруг калорифера техники хлестали чай и разглагольствовали на посторонние темы .   Прапорщики пили в ПТО: вылез, забрался на крышу, посмотрел - марш совершается - можно забиться в каптерку и пить дальше. Когда очередной "паровозик" подъезжал к стрельбищу, начальство интересовалось:  Все на местах? Да? Продолжайте движение! Раз в день марш посещали проверяющие. На вышку залазил "эфиоп" и махал шапкой: мол, начальство тут. Для автопарка это служило сигналом тревоги. Прапорщики прятали бутылки, как тараканы расползались по ПТО. Вытащить их оттуда не было никакой возможности. Марш завершался приказом о допуске личного состава, как успешно прошедшего марш, к эксплуатации техники. Машины гробили дальше.   Августейший визит   Визиты начальства служили источником постоянного беспокойства. Как-то на Первое Мая мне донесли:  Один мужик в районе объекта нагло рвет тюльпаны. С ним две женщины, фотографируются. Я - на ВАИшку. Думаю:  Ужо я тебя поимею... Подъезжаю. Стоит черная "Волга". Водитель в белой рубашке, с пистолетом, сбоку заходит. Я:    - Предъявите ваши документы.   Открывает незваный гость красную книжечку, и ум мой помутился. Подпись: "Председатель Верховного Совета СССР Громыко". Оказалось, депутат Верховного Совета. Хорошо, я с ёбом не поспешил.   - Извините пожалуйста. Разрешите узнать цель Вашего пребывания? - Цветочки рву. - Пожалуйста, рвите. Не нужна ли помощь? - Вы молодец, бдительно службу несете. - Рад стараться. Разрешите идти? - Идите.   Я в машину и к "Петрене". Доложил. Тот обмер:    - А куда он поехал? Ты давай, заедь за котельную и смотри. Господи, лишь бы не к нам. А номера машины ты записал? - Да, "Волга" первого секретаря Кзыл-Ординского обкома партии.   Уже не на машине, а скачками я понесся за котельную. Прогнал испуганного солдата-истопника:  Иди на хуй отсюда, спрячься куда-нибудь. Лежу, наблюдаю как гость фотографирует баб на фоне объекта. Наконец скрылись с горизонта. Побежал обратно:  Уехали в сторону Дермень-Тюбе. Ух...Пронесло! А заедь он сюда, а взъеби "Петреню"... Кто вызвал джина из бутылки? С кого бы спросили? Как и водилось в СССР, о прибытии высочайших особ предупреждали за сутки, чтобы никто не успел подготовиться ни встретить, ни убить. Кэгэбистам было хорошо, а вот террористам и встречающим - плохо, особенно последним. Комендатура в полной мере отвечала за безопасность и порядок в районе. Начальство, опомнившись от шока, орало:    - Давай! Давай! Какого хрена ничего не делаете? - А что делать? Что давать? - Едет! Уже едет! - Кто едет? - Горбачев! - Ма-ма!..   Первым прилетел самолет охраны. Ответственных лиц собрали в штабе полигона. Мало того, приказали, чтобы командиры лично привезли. Приятно: не на ВАИшке, а на командирском УАЗике, и не сзади, на сидениях десанта, а рядом. Можно даже что-то буровить. Ощущаешь собственную социальную значимость, командира на совещание не пустили. Кизуб как отбрил:  А вам зачем? Когда собрали на инструктаж, вместо обычного для начальника полигона горлового шипения, булькания и дикого мата через слово, так что в первых рядах ощущается запах табака, коньяка и гнилых зубов из командирской пасти, вкрадчивые мужики в штатском в душу входят. Когда командир орет:  Я вас сгною! А вы, в третьем ряду, товарищ майор, встаньте. Почему не брит? Это не пугает, думаешь:  Ну давай, дави. Я сейчас отсюда вырвусь, соберу своих подчиненных и пойду их топтать... А вот когда тебя вежливо спрашивают:  А это Ваш участок? А Вы все посмотрели? А как Вы думаете? Это действует. Начинаешь пугаться собственной значимости. На семи километрах мне доверили жизнь Генсека, целых полторы минуты я буду отвечать за неё. Если бы начальник штаба меня на обычном инструктаже "озадачил", я бы и не поинтересовался в чем там дело. А так, после совещания я кинулся смотреть.   Облазил барханы, вверг народ в изумление: не случилось ли чего? Меня участливо спрашивали:  Не солдат ли сбежал ? Не скажешь же им, что террориста ищу со снайперской винтовкой или радиоуправляемого металлического ежика, начиненного взрывчаткой. Нам фото показывали - умели они блажь в голову вбивать. Апофеозом стала демонстрация охранниками пистолет-пулеметов, замаскированных в "дипломатах". . В довершение всех бед старший лейтенант Иванов додумался рассказать солдатам как можно убить Горбачева. Насмотрелся видиков, впал в прострацию и начал вещать. Оказалось - просто. Достаточно заложить взрывчатку под мост и спрятаться с подрывной машинкой в барханах. Но он не учел основного: кроме "тра-та-та" есть ещё и "тук-тук-тук". Настучали.   Брать Иванова доверили мне. Учитывая его потенциальную опасность как террориста и крайне бестолкового офицера, я решил подойти к делу творчески. Без лишней помпы явился в автопарк и, между делом, сказал Иванову:  Какого ты хера сидишь? Иди распишись в ведомости на премию за металлолом. Там Колесников с ума сходит, ему закрывать надо. Из автопарка позвонить в часть было невозможно. Я ему ненавязчиво предложил подвезти до штаба. Проблема заключалась и в том, что его перед расправой нужно было переодеть во что-то приличное. Запускать его в черной робе в штаб, даже невзирая на его бандитскую сущность террориста-отщепенца, было непристойно. Наконец облачили его в повседневную форму, и мы тронулись. В штабе он ломанулся было в другую дверь, туда, где финчасть. Я его завернул:  Деньги дерибанят у замполита в кабинете. - А че так? - Откуда я знаю. Иди, а то без тебя обойдутся.   Иванов помчался наверх, я за ним. На втором этаже втолкнул его в кабинет начальника штаба. Там уже заседал синклит с угрюмыми лицами инквизиторов. Во главе стола - начальник управления, с торца - особист. - А-а-а, голубчик. Ну, рассказывай... Как его там драли... Но теоретически он был прав. Поэтому во время визита Горбачева на Байконур на протяжении 12 километров лежало в барханах не менее двух тысяч офицеров, парами, в пределах видимости друг друга. Капитан держал лейтенанта за ноги, чтобы тот не выглядывал из-за бархана. А под мостами - по трое -четверо, так как смотреть надо было в оба - на обе стороны. Основной их задачей было следить, чтобы из пустыни на КРАЗе не выехал военный строитель и не протаранил колонну. Хотя, как бы они его остановили?   КРАЗ, груженный цементом, обычно преследуемый ВАИшкой, ошалело несется по такыру. Водитель в кабине на табуретке подпрыгивает. Задача - направить ВАИшку в барханы и оторваться. Однажды я сам кинул гаечным ключом в строителя, попал в лобовое стекло. КРАЗ - в пасынок (бетонный столб, к которому крепится наземная часть конструкции.-Авт.), аж "обнял" его - всю "морду" смяло. Я, признаться, испугался. Думал убил. Куда там! Выскочил из кабины и сиганул в барханы, мы его так и не поймали.   КРАЗ этот стоял на месте аварии года четыре. Дело было в апреле, жарко, а лежать пришлось целый день, так как не знали когда именно проедет "Горби". Лежим, бдим, и тут на дорогу выходит "террорист" - казах в военной форме. Рубашка засалена, на пузе еле сходится, глаза навыкат, тащит за собой мешок с чем-то дребезжащим. Одна из машин сопровождения останавливается, выскакивают охранники - и за мешок. Неизвестный ещё пробовал отбиваться. Сволокли его в станцию. Мне, по рации:  Бегом! Сюда! Немедленно! Я - по-за насыпью. У охранников морды деревянные, глаза не мигают, начальник спрашивает:  Кто (он -Ред.) такой? - "Жан" - прапорщик зенитчиков, начальник столовой. Тот пререкается, никак не въедет. Начальник меня спрашивает: Что он там делал? Я - "Жану": Что ты там делал? -Тарельки собирал. Вытрусили из мешка кучу грязной посуды, которую он собрал в автопарке и нес к себе в столовую.   Ясно, что не диверсант. "Особист" плачет - происшествие в его зоне ответственности, моя, до будки ВАИ, 10 метров как кончилась. Моих было 7 километров, следующих 7 - оперуполномоченного, а ему майора получать. Начальник охраны прапорщику:  Через семь минут проедет Генеральный секретарь. Он обязательно остановился бы - на тебя, идиота, посмотреть. Мне :  Уберите этого дурака отсюда. Я его так с мешком и сволок на гауптвахту. Вследствие инцидента командир полка получил несоответствие. Зам по тылу, хитрый татарин, спрятался за стрельбищем - под горячую руку расправиться не смогли. Явился на службу только на следующий день.   Инцидент всем перепортил службу, кроме самого "Жана". У него пятый разряд, котлы в столовой топятся скатами, белая поварская форма выглядит кирзовой. В супе плавает сажи на палец, в казарме жабы прыгают. Что с него взять? Я имел честь лицезреть Михаила Сергеевича и Раису Максимовну, но к ручке допущен не был. Охрана не пустила. Для нас, туземцев, августейший визит имел сугубо утилитарное значение: потрогать машину, посмотреть крепление зеркала на "Чайке", изумиться тому, что охрана, выходя из машины, "дворники" не снимает. Полапать за зеркальные стекла - интересно, что не видно, кто внутри сидит. Может, и нас не видят. У меня, признаться, была тайная мечта: взять бы тот автомат в дипломате и пострелять сусликов за барханом. А что до самого Горбачева, то скорее бы он, сука, отсюда убрался. Он для меня не был никаким авторитетом. Я сам себе был генеральный секретарь. Кроме того, меня ждали девки из Военторга.   Кабацкие жёнки   На позицию - девушка, а с позиции - мать. На позицию - честная, а с позиции - блядь. В армии не было женщин, только девушки (судя по оборотам речи). Из саратовского ПТУ завозили шестнадцати - семнадцатилетних девчонок-поваров и за неделю их растлевали. Хотя, что её ждало в Саратове? Постепенное опускание. С разделением полов по социальному признаку я столкнулся ещё в училище. Танцевали в актовом зале, за время танца нужно было успеть соблазнить партнершу. Парочки поочередно уединялись в антисанитарных условиях за кадкой с фикусом. Всего времени был час, а жаждущих человек пятнадцать, так что могли и морду набить. Групповой секс тогда ещё был не в моде.   Постепенно мы плюнули на сословные перегородки и обратились к пролетаркам. Благо те привозили с хуторов цимлянское вино, огромные хлеба и жареных кочетов. Некоторые опустились до того, что ходили к училищным поварихам, умудряясь прожить у них по четырнадцать дней, - все зимние каникулы - не выходя из комнаты. Еду им таскали с кухни. Поварихи практиковали даже групповой секс, но это не находило понимания. Курсовой офицер орал:    - Ходят в женские общежития, даже в рабочие!!! Как вы к этому относитесь? - Нет, товарищ капитан, больше не буду. - Я вам покажу военторговских блядей! Сошлю туда, где только они и будут.   Всех уличенных действительно сослали в самые дальние гарнизоны. Чем хороши бабы из Военторга, - к ним приносишь в общагу только свое бренное тело и минимум внимания. Продавщицы из Военторга спали с офицерами бескорыстно. В армии майора любили за то, что он майор. Когда заваливал в общежитие, его неделю не могли оттуда выбить. Продавщицы имели один недостаток - беременели в секунду. Конкуренция самцов. В армии выращивалась порода советских людей, там шёл естественный отбор, как во времена Темучжина. Из ста призванных солдат, зачатых на гражданке, было сорок корявых, со следами вырождения. Побеждало народное, звериное начало: рядовое лицо кавказской национальности, все заросшее шерстью. Повариха, сидя на подоконнике, орала: Хочу чеченца! Теперь они добивают Страну Советов. Подполковник Власенков бывало кричит:    - Где эта блядь, Корицкая? - Я здесь, Василий Иванович.   А "блядь Корицкая"- уважаемая женщина бальзаковского возраста, завпроизводством. Партия обо всем подумала. На вещевом складе мы нашли пеленки и распашонки, оставшиеся с войны. Из армии, после победоносного завершения третьей мировой войны, должна была начаться новая поросль советских людей. Как-то ночью я задержался на службе. В комендатуру прибежал испуганный лейтенант - начальник патруля.   - Там баба голая гуляет по плацу. - Вязать пробовали? - Она вся склизкая, не дается - царапается. - А за волосы? - Прическа короткая.   Мне стало интересно   - Так возьмите одеяло, заверните в него и несите сюда. Занесли, бросили в клетку, закрыли дверцу. Она - сразу к решетке, только что зубами за прутья не кусает. Включили воду, мои помощники стояли наготове со шлангом. Давление воды отбросило её к задней стенке. Та была выкрашена серебрянкой на солярке, чтобы мазалась. Когда человек испачкается такой краской, она не отмывается и чернеет. Ходит как негр. К утру нужно было бабу выпустить - ей на раздачу, людей кормить. Баба, как черт измазавшись в краске, вконец озверела.   - Не выйду!   Я - на солдат:    - Одевайте на неё шинель и выкиньте её отсюда!   На плацу уже шёл развод. Люди стали свидетелями невиданного зрелища. В кои-то веки в комендатуру не затаскивали, а пинками выбивали оттуда. Наконец выпинали. Баба ломится в дверь, плюется в глазок:  Пустите, сволочи! Наконец опомнилась, гордо вскинула головуи пошла по плацу. Через пятнадцать минут меня вызывает начальник политотдела.   - Что вы наделали? - Срок задержания истек. Два часа как неопознанной, для установления личности. Хотите, чтобы она меня к прокурору таскала? - А одежда? - Я ей предлагал х/б, солдата посылал в общежитие за вещами.   В общем, закосил под дурачка, выкрутился. В обед на раздаче она меня уже херами обкладывала. Я потом недели две боялся есть, думал она мне что-нибудь подсыплет. Среди военторговских были и отпетые. На почве ревности одна повариха засадила разделочный нож прапорщику в печенку. Тот скончался по дороге в госпиталь. Её судили, но так как она оказалась беременная и в состоянии аффекта, то отделалась легким испугом. Уехала в свой Балашов Саратовской области с бастардом на руках.   В учебном караульном городке имелся макет огневого сооружения. Макет оказался вполне пригодным для утилитарных целей - солдаты туда таскали баб. Как-то прапорщик Файков заметил в сооружении подозрительный свет, начал ломиться. Солдаты бросились в амбразуру и вылезли наружу, а бабе, как Анке в анекдоте, помешал таз. Она орет:  Вытащи меня! Однако бдительный прапорщик проявил солдатскую смекалку и сообразительность (такое мясо в руки пришло), стащил с неё трусы и трахнул. Затем оказал помощь. Ей - ничего, только соски пообдирала о цемент.   Подобные случаи были нередки. Одну подругу драли в вагончике, потом солдаты что-то не поделили между собой и подрались. Она плюнула на них, открыла дверь и ушла. А так как дело было зимой, в пургу и мороз, она, пьяная, потеряла направление, пошла не в сторону городка, а в степь и замерзла. Солдаты об этом и не знали. Утром нашли труп, подвели под групповое изнасилование. Сержанту - "вышка", сидел у нас на "губе". Шлепнули его, наверное, хотя парень был неплохой; помню, все время плакал.   С бабами из Военторга я провернул не одно общее дело. Консервированную конину по 35 копеек за банку продать нашим было невозможно. Оставались казахи. Повез в пустыню продавать. На нас нахлынула эта орда, боец в кузове поднял цену с пятидесяти копеек до рубля. Орда не уменьшилась. Он сгоряча повысил до трех рублей. Орда схлынула. Остановились на полутора. Я привез девкам плащ-палатку денег. Дождались, когда уедет мотовоз, закрыли магазин, всю ночь считали. В другой раз не хватило 10 тысяч порожних стеклянных банок. Я - к "губарям":  Тысяча банок - и ты свободен. Наносили за день, ходили с автоматчиком и собирали. Я всех амнистировал. Старшина военного городка пожаловался:  Не хватает ложек. Послал людей по свалкам (солдаты выбрасывают ложки с отходами, чтобы не мыть лишний раз - Авт.). Набрали столько, что прапорщик - завстоловой - ещё и продал.   Женщины на военной службе   Женщины в подавляющем большинстве равнодушны к военной форме и воинским званиям. Я встречал только одну женщину-прапорщика, гордившуюся своей формой. Все её за дуру считали. Обычно форму надевали через дичайший ёб. Понять их можно - любая женщина, даже неохватная "мамка", хочет выглядеть хоть чуточку сексуальной. Некоторые, в целях экономии, зимой носили форменные юбки, чтобы штатские не протирались. Но шинели - никогда. Раз на развод посгоняли бабье. Плац задрожал. Девочки-связистки - ещё ничего, тоненькие, как тростинка. Но сам начальник смены ефрейтор Тома (она же "Попона") - лет пятидесяти, килограмм 150 живого веса, ножки коротенькие... Или Женя Уманец из продслужбы - 30 лет, 120 кг, 8 подбородков. Их же ни в длину, ни в ширину не построишь.   В батальоне звероподобных сверхсрочников ещё можно распихать по шеренгам, а этих куда? И командир не удержался, так что папаха поползла.   - Сними (форму - Ред.) к ебени матери! Чтобы я ни одной не видел!   На этом эпопея кончилась. А как готовились! Выдавали трусы по колено. Женщинам денежная компенсация за форму не полагалась - сержантский и рядовой состав. На Тому трусов не нашлось.   - Нет. - Как это нет? А той - есть. - Бери двое. - На развод не пойду.   Прапорщик был вынужден ездить по магазинам, искать 62-64 размер, менять. Эта мужественная женщина возглавляла в полку кассу взаимопомощи. Вырвать у неё деньги было невозможно, конфеты начинали носить за месяц до отпуска . На службу она пошла поздно. Обычно женщины служили до 45, а ей уже 49, и до пенсии надо было ещё дотянуть, да притом, что командир полка мог своей властью уволить. "Рубилась" она жестоко, "шестерила" мрачно, таскала девок-связисток за волосы. - проститутка!   - Почему опоздала на 2 часа на смену? - Проспала. - С кем ты спала?!   На солдата:    - Кастрирую!   При всех проблемах с занятостью, жён офицеров на работу в воинские части старались не принимать . Они оставались безработными, им создавали альтернативу. Женщины, служившие в войсках, штабах или управлениях составляли особую категорию. Все они были "блатные". Перед ними стояли две основные задачи: первая - выйти замуж, вторая - чтобы мужа не отбили. Я знал одну стерву, заведующую библиотекой, которая до тридцати лет замуж не выходила, пока не достоялась в очереди за мужьями до подполковника, заместителя командира части. Некоторые начинали круто. Плишкина ворвалась в часть, совратила секретаря парторганизации, одного майора. Однажды он поехал на рыбалку майором, а вернулся капитаном - утопил в Сыр-Дарье УАЗик. Понизили в звании по телеграмме Главкома. Год проходил капитаном. Но Плишкина не рассчитала - жена мужа отбила. После этого соискательница на некоторое время затихла, пока не встретила другого майора и не забеременела от него.   Так Танька осталась с ребенком, а сожительствовать с прапорщиками она брезговала, хотя, по большому счету, совращать получалось только их. Отбить офицера у жены было трудно. На почве взаимной неприязни к "военторговским" женщины из штаба опасались ходить в офицерскую столовую - боялись, что их отравят. Брали еду с собой или ходили в продслужбу.   "Жизель" - женщина необъятных размеров с выразительными, как у коровы, глазами, работала в продслужбе писарем. Как-то я без всякой задней мысли напоил её кумысом. Началась аллергия, бедняга чуть не умерла. Сволокли в санчасть, взгромоздили на топчан. Фельдшер, глядя на её колышушиеся телеса, от волнения не мог попасть иглой в ампулу, пока "Жизель" не прикрикнула: Ты что, сука, моей смерти хочешь? Или бабы не видел?   Действительно, когда баб водили в санчасть делать прививки от чумы, их кололи сестры . Посмотреть на задницу "Жизель" собралась целая толпа желающих. Вызвался начмед:  Я сам! Выходит. - Ну и женщина! Памятник! Была без комплексов:  День без мужика Бог в жизнь не засчитывает. Однако спала от капитана и выше, с теми, кто при власти. На наши замечания: "Куда муж смотрит"? - только отмахивалась: "Я ему посмотрю"! Карьера её окончилась печально - "сгорела на работе". Командир полка не удержался, сделал ей замечание:  Когда вы форму оденете? И вообще, с таким задом не здесь работать. А "Жизель" имела университетское образование. Подтянула юбку выше колен, повернулась к командиру и ответила:  Что, я Вам такая не нравлюсь? Не с Вашим членом на мой зад заглядываться. Даже если его приставить к голове, то Вы все равно будете ниже моего мужа.   Командир полка, отъявленный матерщинник, потерял дар речи.   - В штабе тыла блядство развели!   Уволили её в тот же вечер. Полк воспринял случившееся с сожалением, такой красивой женщины у нас больше не было. А вообще, полк служил пристанищем женщинам удивительной корявости. Одни фамилии чего стоили: Плишкина, Лягина - чистокровные угро-финнки: широкие лица, короткие ноги, непропорциональные зады, отсутствие грудей... Как-то слегка подвыпивший прапорщик Чирков в поисках приключений ползал по штабу, мерзко сквернословил, вступал в пререкания с писарями... Лягина сделала ему замечание:  Если б я была Вашей женой... Ваня Чирков, окинув её с презрением снизу вверх и сверху вниз, ответил:  Да я бы с тобой не спал даже на безлюдном острове. Ты знаешь, кто такой был Милляр? Она, естественно, не знала, что это был артист, на протяжении сорока лет игравший Бабу Ягу и Кощея Бессмертного. Обидевшись за Милляра, Лягина пошла к замполиту. Тот вызвал Чиркова и начал допытываться, кто такой Милляр. Замполит не понял юмора и прапорщику вкатили строгача за "нахождение в нетрезвом виде".   Нельзя пользоваться женщиной в армии монопольно. Телефонистка, пока молодая, - жила с командиром батальона, года через два - с прапорщиком, потом - с солдатами. Солдат мог сожительствовать, например, с горбатой. Официантки и поварихи сожительствовали с прапорщиками и солдатами. Комендант располагал продавщицами и "чипошницей". Вотчиной начальника тыла была завстоловой. Командир полка сожительствовал с завпроизводством. Кинуться на неё никто не смел. Наличие семейных связей в воинском коллективе не принималось в расчёт. Там, где пили вместе, там и жили сукупно. Неприличным считалось совершить мезальянс - выйти из своего круга. Вот я не мог полюбить повариху, хотя мне и нравилась одна, "Булочка". Мне бы продавщицы глаза выцарапали.   В медслужбе Коля Ковалев занимался иглоукалыванием от бесплодия. Ходили к нему Лягина и Отичева (с полными ушами иголок), пока последнюю не отодрал в продслужбе Кобелев. Забеременела в секунду. Выцарапав глаза жене Кобелева (из благодарности), она вышла за него замуж. Своего мужа выпинала и за руку привела другого. Самки были. А Лягину так никто и не трахнул. Она была примитивна, а Кобелева на всех не хватало. Евлеевская работала в медслужбе фельдшером. Казах-санитар упорно именовал её "Еблеевской". Она возмущалась:  Я не Еблеевская, я Евлеевская. Казах:  Все равно блад.   Компьютер в части заменяла Таня Плишкина на пару с прапорщиком Шишкиным. Какому-то московскому мыслителю пришла в голову идея - автоматизировать контроль за исполнением. Не знаю как в Москве, а в части вся автоматика заключалась в ногах Шишкина. Таня Плишкина выписывала карточки с поручениями, а Шишкин разносил их по исполнителям. В каждой канцелярии или каптерке он засиживался по часу. В части семьдесят процентов офицеров и прапорщиков изнывали без дела, поэтому для них каждый вошедший был свежим человеком, с которым велись неспешные разговоры. В книге, которую Шишкин носил под мышкой, полагалось расписываться в получении карточки. Получив, ответственные попросту выбрасывали её, не читая. Благо распоряжения отличались абстрактностью: "Офицерам и прапорщикам повторно изучить директиву Д - 08". Поэтому попытки Шишкина собрать карточки назад были заранее обречены на провал. Круг замыкался.   По части с озабоченным видом целый день шнырял человек с перфокартами в поисках баб и водки. И дошнырялся. Естественно, в условиях безделья к отделению АСКИ (Автоматической Системы Контроля Исполнения) присоединились машинистка и секретарша. Тем самым создалась нехилая блядская компания, начался разврат и разгул. Первым неладное заподозрил начальник штаба: в кои-то веки прапорщик погладил брюки, - раньше всегда ходил в мятых. А от Шишкина ещё и духами разило. Куда-то стала исчезать машинистка, особенно, когда была нужна. Внезапно нагрянув в АСКИ, начштаба обнаружил там ещё один притон, все обитатели которого, как оказалось, жили сукупно.   Ко всему забеременела Плишкина. Начальство схватилось за голову. Выход нашли быстро, Плишкину свели с одним опальным замполитом - все равно ему пропадать, - какая разница с кем. Плишкина родила, как коза - через пять месяцев после знакомства. На что замполит был дурак, и то сообразил. Плишкину пришлось переводить в разряд матерей-одиночек - никакие угрозы не заставили замполита жениться. Он даже бросил пить и воссоединился с семьей. После того, как он выстоял против такого сонма "политрабочих", народ его зауважал.   Отменить АСКИ было нельзя, идею спустили сверху. Начальство приняло Соломоново решение - пожурить Шишкина и оставить на прежнем месте. Назначить другого - все начнется заново. А чтобы не было притона, АСКИ из отдельного кабинета пересадили в приемную начштаба. Вместо Плишкиной на работу взяли чью-то перезревшую мордастую дочку, о рабочих качествах которой дает представление следующий разговор командира с начальником штаба (собственно не разговор, а истошные крики). Командир читает, читает:    - Ошибок твоя машинистка нахерачила. Ты хоть, блядь, читай (диктуй - Ред.) приказы. Учи её, подсказывай. - Да я учу-учу, а она даже слово "хуй" через "ю" пишет.   Народ начал блудить в "секретке". Лучшая должность машинистки - в секретной части. Если хорошая баба, там же её можно было и драть - помещение оббито тканью, можно закрыться и сидеть... Чем занимаются - не ясно: ни звуков машинки, ни страстных стонов наружу не слышно. Зайти туда мог только начштаба (раз в месяц), или особист (раз в год). Особисты у нас почему-то больше свалками интересовались. Поэтому не удивительно, что машинистки постоянно беременели.   В "секретке" все было продумано до мелочей: стены оббиты лотками из-под яиц, сверху - синей тканью, хотя, казалось бы, как можно подслушать машинку? В двери - окошечко, если кто-то подошел - "Что тебе надо"? Таких профур набирали! Одна умудрилась родить от начальника автослужбы. Однажды озлобленный комендант штаба забил женский туалет - из-за него всегда наезжали, так как убирать его никто не хотел. Какая началась революция!   Штабные бабы моментально оккупировали туалет командира части - тот, как положено, ел и испражнялся отдельно. Установили у него живую очередь, так что командир и его заместители часа три не могли туда попасть. Комендант был найден и отодран немилосердно. Статус-кво восстановили, но перед этим досталось мне. Так как все говорили одновременно, командир не все понял и вызвали меня. Я с порога указал на случившееся недоразумение.   - Я никакого отношения не имею. - Вас, комендантов, как собак нерезаных!   С высочайшего повеления, я сам нашёл прапорщика и начал давить:  Я тебя сейчас в этом очке утоплю! Тот резонно оправдывался:  Они гадят, но не убирают...   Бабы отстояли свои права ещё тем, что грозились создать женсовет.   Командир струсил: кроме парткома, иметь ещё и женсовет для него было чересчур. Содержание   www.pseudology.org