О себе, о Николае Никитине, об Исааке Бабеле...

Александр Григорьевич Раппопорт

Беседа с Антониной Николаевной Пирожковой состоялась в июле 1987 г. на её квартире в Москве ( с 1996 года она живёт в Вашингтоне).

В то время я работал  над киносценарием  «Рыцари инженерной мысли» для  Свердловской киностудии, рассказывающем о Николае Васильевиче Никитине и Борисе Алексеевиче Злобине.

Первый был автором идеи и проекта Останкинской башни в Москве, второй – соавтором рабочего проекта и главным инженером её строительства.

С родственниками Н.В.Никитина мне встретиться не удалось – они наотрез отказались участвовать в фильме.

Я знал, что Антонина  Николаевна Пирожкова была  в студенческие годы подругой Н.В.Никитина, в повести Игоря Сорокина "Покорение высоты" (изд."Московский рабрчий",1983 г) утверждалось даже о их «романе».

Поделиться воспоминаниями о Н.В.Никитине я и попросил Антонину Николаевну.

Разумеется, я не мог говорить только на эту тему с женой И.Э.Бабеля!..  Беседа записывалась на диктофон и запись, к счастью, сохранилась. Вот она:

Должна Вас разочаровать - никакого "романа" с Николаем Никитиным у меня не было никогда. Были хорошие товарищеские отношения. Говорить же о том, что может быть он был безнадёжно в меня влюблён... - тоже изрядная натяжка. Мне ведь, по крайней мере, ничего про это неизвестно...

Томский Технологический институт я окончила в декабре ,а Никитин – весной того же 1930 года. Он был на год и на курс старше меня и учился другой специальности – архитектурной, хотя учились мы оба на одном факультете – инженерно-строительном.

Я тоже собиралась учиться на архитектурном, но декан факультета сказал, когда я поступала, что за 8 лет работы у него не было ни одной женщины на специальности «мосты и фабрично-заводские конструкции», так как женщины, как правило, не в ладах с математикой.

Меня это задело и я записалась на эту специальность. Нас на всём курсе тогда было 4 девочки, в тот год  поступили Мака Тыжнова, я, Большакова и Деревянных. Я дружила с Макой.

У меня было три брата и все мы жили в одной комнате, которую я сняла в Томске, а через перегородку в 10 см жил Коля Никитин.

Профессор Молотилов преподавал у нас железобетон.

Но ведь это были времена  нэпа и очень много было работы инженерной  в Сибири, а специалистов не было совсем. Вот поэтому  Молотилов, как это делали тогда нэпманы, брал подряды на работы по расчётам, конструкциям и нанимал для их выполнения студентов, платил им почасовую оплату и они ему производили расчёты конструкций для сибирских заводов.

Я к тому же знала немецкий язык, а Молотилов писал учебник по железобетону. Существовал тогда немецкий учебник  по железобетону Залигера и Молотилов просил меня перевести его так, чтобы перевод отличался от существующего – для чего ему это было нужно, надеюсь, понятно… Он не был крупным учёным, скорее компилятором и был к тому же деловым человеком.

Я сидела в его кабинете, а  потом, закончив перевод, перешла в другую комнату на расчёты. В этом заработке я была очень заинтересована, так как  у меня не было отца – он умер, когда мне было 13 лет. Я жила тогда в Боготоле, на Алтае, там окончила школу и  была вынуждена  зарабатывать деньги, чтобы поехать в Томск поступать в институт, а  потом и на жизнь во время учёбы.

И вот я попала к Молотилову, там занимались расчётами, было порой по 14 уравнений с 14-ю неизвестными и был такой способ особый их решать. Я была очень увлечена этим,  пока не заканчивала расчёт, не уходила на обед.

Образовалась группа – я, Никитин и Полянский. Нам давали расчёт рам монолитного железобетона, никакого сборного железобетона тогда и в помине не было – тут  Сорокин наврал. Железобетон то только-только внедряли.

В научно-техническом кружке профессор  Евдокимов-Рокотовских немножко начинал с нами делать балки.

Мы там придумывали всякие упрощения, так как было ужасно много работы. И Коля предложил нам втроём составить таблицу нагрузок, по которой можно было бы брать какие-то данные.

Мы её придумали, составили, потом  составили метод упрощённых расчётов, которым мы широко пользовались на практике, подумывали составить учебник –авторы Никитин, Пирожкова, Полянский…

Когда я окончила институт, у меня было направление в Новосибирск, в научно-исследовательский институт. В образовавшийся отпуск я решила навестить брата, съездить на Кузнецкстрой.

К тому же там был человек, к которому я  тогда была неравнодушна (как видите, это был вовсе не Коля!)

Когда я приехала туда, произошло неожиданное.Начальник Кузнецкстроя Франкфурт, узнав, что на стройку приехал такой крупный специалист, как я, стал меня уговаривать остаться. Тогда шла буквально мобилизация спецов, хотели пригласить кого-нибудь из Центра, но москвичи ехать не хотели, а если и приезжал кто, то старались как можно скорее оттуда вырваться.

Я же, ещё когда была студенткой, работала в Тельбесбюро, которое проектировало конструкции для Кузнецкого металлургического завода, сделала здание заводоуправления, ещё кое-что, ездила с Бардиным (об этом есть в книге С.Заплавного), меня там довольно хорошо многие знали.

И вот Франкфурт, узнав про всё это, про то, что я делала здание заводоуправления, что я специалист по железобетону, так как напрактиковалась, работая у Молотилова, решил меня оставить на стройке во что бы то ни стало. Что он сделал? Он прямо запретил продавать мне железнодорожный билет. Я была вынуждена поступить в конструкторский отдел и там проработала до пуска первой домны.

Таким образом я не попала ни в какой Новосибирск, а год сидела в Кузбассе, а потом, уже когда меня оттуда «вытащил председатель Востокстали Иванченко – Вы ведь читали мои воспоминания о Бабеле?- так вот, он меня вытащил и отправил в Москву, в свой Гипромес и, проезжая Новосибирск, я даже не увиделась с Никитиным.

Я к тому времени знала о том, что он очень здорово работает, очень много зарабатывает, а его жена собирает невероятные компании.

Кира, первая его жена, очень усугубила его страсть к алкоголю

Он пристрастился к нему ещё когда грузчиком подрабатывал, до работы у Молотилова. Мы с Полянским пытались отучить его от этого пристрастия, но не смогли. С Кирой он познакомился  сразу же после института.- это был всё тот же 1930-й.

Я ещё училась, когда получила от него  открытку с курорта в Батуми, где он отдыхал и познакомился с Кирой. И он женился на ней. Она была из тех женщин, которые ловят  в свои силки таких, как Коля. Он очень много работал, она его к этому постоянно понуждала, да он и любил работать, вообще у него в жизни ничего кроме работы не было!

Он был очень сосредоточенный человек, способный необыкновенно. Работал, работал и работал. А Кира устраивала «море разливанное», поила целые театральные  труппы и ансамбли, а Коля расплачивался..

При этом она «ловила» следующего, за которого можно было бы выгодно выйти замуж…

Потом он уехал в Москву и этот его путь мне совершенно неизвестен.

Мы редко виделись , хотя там у нас были уже общие знакомые, и мы время от времени сталкивались.

Был такой Игорь Брайденбах,  в Новосибирске был главный инженер города Брайденбах,с такой окладистой бородой в форме ходил., так вот Игорь был его сын, он с нами учился в Томске.. Помню, он был так красив, что я его даже боялась. Вот с этим Игорем Коля напивался и тогда они вспоминали обо мне. Начинали мне звонить, вырывать друг у друга трубку, объясняться…

Где-то Коля тогда работал, я не помню где, а Кира  завела себе  любовника, он заходил за ней, приносил Коле бутылку и  она  открыто  уходила с ним, уверенная в своей безнаказанности и прочности  брака с Никитиным. Но однажды, когда Коля был болен,  пришла  навестить .его сотрудница - и эта женщина стала его женой.

Она не хотела, чтобы он встречался со старыми приятелями, была против наших встреч. У меня есть снимок,  собрались  бывшие томичи, все, только Коли нет – и надпись:

А где Никитин? Махнём его!

Однажды у меня была какая-то халтура – газгольдер на растяжках, эта область мне была не очень знакома, а Коля тогда работал со специалистом в этих вопросах Кондратовичем и мне надо было у него проконсультироваться. Мы встрет ились в Музее изящных искусств (Пушкинский музей ) и посидели там у какой-то колонны.

Коля сказал мне, что занимается Дворцом Советов. Это был грандиозный проект, так и не осуществлённый, строить начинали на месте храма Христа Спасителя..

В 1939 году, когда этот Дворец прикрыли, я ходила выпрашивать у них сталь «ДС» (Дворец Советов) – такая особая сталь была создана для этого проекта, а мне она нужна была для моей станции метро «Павелецкая»- я была автором проекта двух «колонных» станций  «Павелецкая» и хотела колонны  делать из этой стали, но мне её не дали…

После Кузнецкстроя у меня был немалый уже опыт. Я делала там железобетонный  путепровод для отвоза шлака от домны, сделала всю теплофикацию, на заводе, тунели пешеходные и много ещё другого А после пуска первой домны, когда я уехала в Москву и работала  в « Гипоромезе»,  я сначала проектировала металлургические заводы для Магнитки.

В « Гипроавиа», куда я перешла из « Гипромеза», была исследовательская группа, которой из ЦАГИ поручили  поиск площадки для гидродрома и аэродрома, причём гидродром должен быть связан со всеми морями. Вот этот поиск площадки, это исследование  мне и предложили.

Шёл 1932 год, Бабель уехал за границу.

Я ещё не была его женой, но мы были уже знакомы и в хороших отношениях, он меня переселил на свою квартиру, чтобы её сохранить.

От ЦАГИ мне всё-таки выделили Демидова, мы с ним объездили все подмосковные места, Суздаль, Переславль… И  мы нашли подходящее место.

Потом ещё один бывший томич, сокурсник Никитина Петухов устроил меня в Главное мобилизационное управление по военным заводам, на площади Ногина.

Я ездила в Харьков, где делади танки «Т-34», вообще много ездила и работала много. Но тут вышел приказ Сталина – молодых специалистов направлять на практическую работу, а не держать в управлениях. И меня уже собирались куда-то направить, но тут я пошла в отпуск, имея уже в голове мысли о том, чтобы после отпуска перейти на проектирование метро.

Перед тем, как я уехала в Сочи в отпуск, вернулся Бабель и сказал мне: "Вы пока там отдыхайте, а к концу Вашего отпуска я приеду туда, хочу повозить Вас, показать Кавказское побережье и Кабардино-Балкарию".

Тогда такие были времена, что это ничего особенного не значило вообще – ну повозить, вместе поездить, деньги у меня были, я  была вполне самостоятельна…

Ну, тут начинается уже бабелевская эпопея и я довольно не скоро вернулась в Москву – в ноябре 1933 года..

И тут же получила от Бабеля письмо. Дело в том, что я сказала ему, что буду устраиваться в «Метропроект» работать.

И вот он мне пишет, что мол погодите устраиваться на работу, я – человек суеверный и хотел бы с Вами вместе встретить Новый год, поэтому прошу Вас приехать в Горловку ко мне. Ну вот, я туда приехала и мы поженились..

За два дня до войны я выехала в Новый Афон, в командировку…

После ареста и гибели Бабеля я  думала, конечно, только о том, чтобы спасти его рукописи.

Потом, уже после реабилитации, я много раз обращалась в архивы ГПУ, просила отдать сохранившиеся там его рукописи,письма, забранные вместе с ним при аресте – их было множество.

Но мне так ничего и не вернули,до сих пор не удалось ничего выцарапать оттуда подозреваю, что там, в света. Я не верю, что они пропали. Гэпэушники ведь уже тогда хорошо знали им цену…

А может быть они перекочевали тогда в "кремлёвские библиотеки"...

О Юрии Кондратюке, я впервые услышала , представьте себе, не от Никитина, который работал с Кондратюком и хорошо его знал, а от Бабеля., который  с жаром рассказывал мне об этом выдающемся инженере и изобретателе, о том, что Кондратюка не признавали, не принимали его проекты, что он выпустил  книжку о межпланетных полётах на собственные деньги..…