ВЕЛИКИЙ МИСТИФИКАТОР ИСААК БАБЕЛЬ

Ян Сатуновский. Из цикла "Бабель". 7 декабря 1967 г.

Писатель дразнил свою жену-сибирячку "евреечкой" да "жидовочкой"...

Имя Антонины Николаевны Пирожковой, вдовы Исаака Бабеля, известно в России в литературоведческих кругах. Инженер-транспортник по специальности, она подготовила к изданию несколько книг, связанных с Бабелем. Среди них - "Бабель в воспоминаниях современников" (М.: "Советский писатель", 1972), "Воспоминания о Бабеле" (М.: "Книжная палата", 1989) и двухтомник "Избранное" (М.: "Художественная литература", 1990). В США на английском языке была издана книга ее мемуаров "By His Side" ("Годы, прошедшие рядом").

Около двух лет назад 88-летняя вдова писателя вместе с дочерью Лидией (р.1937) переехала на постоянное место жительства в США - к семье внука Андрея. В настоящее время живет в Вашингтоне.

Юлия Горячева

АНТОНИНА НИКОЛАЕВНА, насколько разнится, с вашей точки зрения, отношение к Бабелю у американских и российских критиков...

- Так сложилось, что на книгу моих воспоминаний, составленных наряду с воспоминаниями близких и друзей Бабеля, в России не было ни одной рецензии. Здесь же, в США, напечатали уже более 20... Причем каждая, согласно словам моего внука Андрея (который помогает мне разбираться с английским), лучше и продуманней предыдущей. В них, как правило, рассказывается не только о наших взаимоотношениях с мужем или же деталях именно его биографии, но и об атмосфере жизни интеллигенции того периода... 

Когда я выступаю в различных американских книжных магазинах-клубах (не только в Вашингтоне, в предместье которого мы живем, но и в Нью-Йорке), аудитория задает довольно-таки толковые вопросы. Вот и своей недавней университетской встречей, организованной, по-моему, с подачи Лены Краснощековой, прокомментировавшей в 1966 году однотомник Бабеля, я вполне довольна...

По правде сказать, я сейчас больше сконцентрирована на написании воспоминаний о собственной жизни. Работа продвигается медленно - разные дела отнимают время. К тому же пишу, как и Бабель, от руки... Пишу главным образом для внука Андрея и большей частью - о своей метростроевской жизни..

- Вы ведь познакомились с Бабелем именно по "метростроевской линии"? К тому времени он был уже женат и имел дочь Наташу?

- По металлургической. Познакомились мы в 1932 году на домашнем обеде у Ивана Павловича Иванченко, начальника Востокстали - управления металлургическими заводами Востока и Сибири. 

Кстати, тогда же я и узнала, что Бабель был женат: принося извинения за свое опоздание, он пояснил собравшимся, что задержался в Кремле, обговаривая разрешение, чтобы навестить в Европе жену, Евгению Борисовну Грофайн, и трехлетнюю дочь (которую к тому времени ни разу еще не видел). 

Судя по всему, он заинтересовался мною помимо всего прочего и потому, что, будучи инженером-строителем знаменитого Кузнецкстроя, я была не слишком типична для его окружения.

Помню, Бабеля тогда еще потрясло, что я ни разу не пробовала водки. После неоднократного: "Если вы настоящий инженер-строитель, вы просто обязаны уметь пить водку", - я сочла-таки нужным выпить не поморщившись... 

После этого вечера увлекающийся конными скачками Бабель стал приглашать меня на ипподром... Потом же, когда бега (в придачу к походам на различные выставки) нас окончательно сдружили, он пригласил меня в Молоденово, подмосковную деревеньку, где он тогда проводил большую часть своего времени... Кстати, с самого первого момента нашего знакомства и до последнего дня мы с Бабелем постоянно обращались друг к другу на "вы".

- Наверное, именно в Молоденове писатель, дабы иметь более четкое представление о современной сельской жизни, бесплатно работал в колхозном правлении? Его друзья считали этот поступок одной из причуд Бабеля, которыми он славился.

- Муж любил познавать жизнь во всех ее проявлениях. К тому же он по натуре был большим мистификатором. Со мной, к примеру, он любил бесконечно играть - то в умирающего (при этом знакомя меня с богатой палитрой еврейских стонов), то чрезмерно ревнивого...

- Недолговременное сотрудничество вашего мужа с иностранным отделом Петроградского ЧК, очевидно, тоже было связано с желанием познать еще одну сторону жизни?

- Были утверждения, что в бытность работы там Бабель спускался в подвалы, наблюдая мучения обреченных... Мы с мужем никогда на эту тему не говорили, а его работа в этом учреждении приходится на период довольно-таки долгий до нашего знакомства. Впрочем, для меня однозначно ясно, что Бабель был нужен иностранному отделу ЧК именно как прекрасно владеющий несколькими языками, переводчик...

Помню, как спустя много лет, обеспокоенный сгущающимися тучами над своей головой, Бабель отважился посоветоваться с Ягодой относительно того, как держаться, "если привлекут". Тот предельно четко дал понять, что "надо все отрицать и на любой вопрос отвечать - нет"...

- А регулярное посещение дома начальника НКВД Ежова - это тоже своего рода познание жизни либо мистификаторство? Или же дань многолетнему, еще с одесских времен, знакомству с женой Ежова Евгенией Соломоновной?

- Верно, муж знаком был с ней еще с того момента, когда она работала в одном из одесских издательств. Потом же, став женой Ежова, она, следуя традиции кремлевских жен, организовала свой литературный салон. Там собирались самые различные люди - и Бабель, и Михоэлс, и Утесов... 

Кстати, по рассказам мужа, Ежов в этих вечеринках никогда никакого участия не принимал. Да и собравшиеся, как только видели в окошко, что к дому подъезжал Ежов (утверждали, что иногда его подвозил сам Сталин), сразу же быстренько разбегались по домам...

- Вы бывали там, Антонина Николаевна?

- А что мне было там делать?! Я была совершенно другим человеком. И дело отнюдь не в 15-летней разнице с мужем; просто мир моей работы был более интересен мне. Обожала обсуждать чертежи. Бабель временами делал вид, что ревнует меня к моей работе. Как-то даже вызвался проползти на коленях до Метропроекта, моей конторы, вымаливая, чтобы я оставила службу... Я после замужества не бросила работать. 

Соответственно, никак не могла ни сопровождать Бабеля в его поездках по стране, ни общаться с его коллегами. Тем более - с кремлевскими чиновниками и их окружением. Впрочем, он и не настаивал на том, чтобы я налаживала контакты с кремлевскими дамами. Более того, всячески оберегал меня от подобных удовольствий. В начале 30-х годов при Союзе писателей создавались различные женские комитеты и женсоветы, в которых литераторские жены должны были общаться, помните?

Бабель же всегда убеждал меня, что я, инженер-метростроевец, окружена более естественной (даже, можно сказать, чистой) атмосферой по сравнению с писательской средой. Помню, как он сказал однажды: "Как правило, большинство известных мне литераторских жен крайне фальшивы. Они легко изменяют своим мужьям да и ведут себя довольно-таки искусственно... Так, перед выходом "в свет" старательно репетируют выражение лица, которое надо иметь при беседе о Маяковском, или же гримасы, которые надо делать при упоминании Есенина..."

Сам же Бабель, словно не желая, чтобы я потеряла свою сибирскую непосредственность и естественность на все попытки вовлечь меня в какую-нибудь окололитературную деятельность, отсекал всех двумя фразами: "Моя жена - трудящаяся женщина, поэтому у нее нет на это времени. Она не сможет приходить на ваши бесконечные заседания, так как до самого вечера работает как инженер".

Впрочем, он мог быть и более резковатым - так, однажды на вопрос жены Ежова о моем отношении к ней Бабель ответил, что мне как трудящейся женщине не до нее, накрашенной сановницы... Эта реплика, кстати, оказалась отчасти важной для жены Ежова... Да и Бабеля тоже... Елена Соломоновна, словно поставив цель сразу же стать трудящейся женщиной, устроилась редактором в издание "CCCР на стройке". Mуж же сразу, получив возможность подзаработать в этом журнале, позаботился и о Горьком, подготовив посвященный ему отдельный номер!

- В последний период своей жизни Алексей Максимович неоднократно встречался с Ягодой. Как эти встречи комментировал Бабель, будучи близок с Горьким?

- Мы довольно часто обсуждали невыносимую атмосферу, созданную Ягодой вокруг писателя. Все не могли понять, почему же Горький никак не пытался препятствовать тому, что согласно решению Сталина и его дом, и дача находятся под постоянным наблюдением чекистов... 

После трагической смерти Горького Бабель настоял-таки, чтобы я отдала сделанные им на Капри фотографии вдове - Екатерине Павловне. Помню, Горький был сфотографирован у костра вместе со своим секретарем Крючковым... 

Последнего, кстати, обвиняли одно время в причастности к органам НКВД...

- Ведь и вас, и Бабеля тоже не миновало своеобразное сосуществование с сотрудниками НКВД. Вроде бы к вашей семье был приставлен литературовед Яков Эльсберг, а к близкому другу вашей семьи, драматургу Михоэлсу, - поэт Ицик Фефер...

- Неожиданно ставший завсегдатаем нашего дома Эльсберг, вроде бы не обладавший никакой властью (всего-навсего рядовой работник издательства "Academia"), к моему огромному удивлению, в некой степени явился хранителем нашего быта. В случае нужды постоянно организовывал нам визиты слесарей и электриков, узнав о том, что я собираюсь заняться ремонтом кухни, самостоятельно нашел мне неплохих маляров. Вообще был весьма предупредителен! Так, однажды сопровождая меня по просьбе мужа в Большой театр, организовал по тем временам необыкновенно роскошную машину - огромную, да еще и черную!..

После ареста Бабеля, разодетый словно жених, Эльсберг долгое время приходил ко мне, в среднем раз в месяц. Кстати, никаких провокационных бесед не вел, неторопливо выпивал стакан чаю и, оставив дочери Лиде книжку, вежливо ретировался... Потом его судьба как-то затерялась. Знаю, правда, что после ХХ съезда партии на одном из писательских собраний он был заклеймен как осведомитель и должен был быть уволен из издательства... Не уверена, однако, что увольнение произошло. Впрочем, тогда пришлось бы уволить не одного работника пера начиная с Лесючевского, директора издательства "Советский писатель"...

Что касается Михоэлса, то его судьба словно перекликалась с судьбой Бабеля... Кстати, оба они, как и Николай Эрдман, похоронены на территории московского Донского монастыря. До отъезда в Америку, приходя к могиле номер один, где лежит прах моего мужа, я всегда находила силы и для могилы Соломона Михайловича... Ведь при жизни мы все были так близки! Я и Бабелю однажды сказала, что если бы меня обидели, то плакать я стала бы только на груди у Соломона Михайловича... Он был самым чутким из всех наших знакомых...

- Вы упомянули имя Николая Эрдмана...

- Мы с ним тоже много лет близко дружили... Если Михоэлса, этого абсолютно удивительнейшего человека, прежде всего характеризовало необыкновенное обаяние (кстати, его духовная красота, при оживленном разговоре зачастую преображавшая облик этого на первый взгляд невзрачного человека, для меня была просто обжигающа), то Эрдмана - необыкновенное остроумие. Отсутствие Эрдмана грозило нашему домашнему застолью потерей остроты беседы...

Уже после гибели Бабеля Эрдман подарил мне не только свою поддержку (что было не очень характерно для того времени), но и чудесный вечер воспоминаний... Так, вскоре после моего возвращения с Кавказа (вместе с матерью и дочерью Лидой мы провели там большую часть войны), предварительно созвонившись, он привел ко мне домой Ольгу Каминскую, замечательную чтицу, выезжавшую когда-то вместе с Маяковским для работы в Берлин. Мы провели тогда, проговорив несколько часов подряд и о Бабеле, и о Маяковском, незабываемый вечер!..

Мы встретились с Бабелем спустя два года после его гибели... Однако с уверенностью могу сказать, что мой муж не верил, что к гибели Маяковского подтолкнула именно любовная драма.

- Кажется, Бабель сам пережил некую внутреннюю драму, связанную с его другим ребенком - сыном Михаилом...

- За все время нашей супружеской жизни муж ни разу не обмолвился, что у актрисы Театра Мейерхольда Тамары Кашириной был от него сын. Впрочем, как только Бабель уехал в Париж, его друзья сразу же поведали мне о Мише. Дабы не расстраивать мужа, который тщательно скрывал от меня сам факт этого романа, я, естественно, ни одним словом никогда не дала ему понять, что мне все известно. Поймите, я никогда не вмешивалась в дела своего мужа, даже никогда не задавала вопросов относительно его планов на день или графика встреч. Если он считал нужным, то сам ставил меня в известность.

Сейчас же мы с Мишей (которого, кстати, после женитьбы на Тамаре Владимировне Кашириной усыновил Всеволод Иванов) очень дружны. Мишу я очень люблю и поэтому внимательнейшим образом слежу за его московской жизнью и отсюда, из США!

- Как любопытно переплелась судьба Бабеля с театральном миром! Сам он - автор нескольких пьес; внук Андрей - выпускник прославленного Вахтанговского училища. И, наверное, вы, Антонина Николаевна, судя по прозвищу "Принцесса Турандот", тоже имеете какое-то отношение к миру кулис...

- Это скорее метафора, нежели профессиональное олицетворение. Про меня, когда я работала на Кузнецком металлургическом заводе, в стенной газете была опубликована статья "Принцесса Турандот" из конструкторского бюро". Наверное, начальнику отдела кадров, Красной, написавшей этот материал, название навеял одноименный спектакль гастролировавшего в то время на нашей стройке московского Театра имени Вахтангова.

Если же рассуждать о нашей совместной жизни с Бабелем в театральной эстетике, то можно сказать, что он для меня был своеобразным Пигмалионом. Он тратил на меня огромное количество душевных сил. Да-да, хотя и до знакомства с ним я, выросшая в провинции, была достаточно образованным человеком и высококлассным специалистом... Но, будучи сибирячкой, я была чрезмерной гордячкой, чересчур прямолинейной и порой не очень внимательной к окружающим. Бабель же научил меня быть естественной, радостно принимаемой, можно даже сказать - своей практически в любом доме, независимо от того, в каком городе или селении он был...

Муж находил время, силы и такт для составления и руководства предельно продуманной программы моего гуманитарного образования. Так, он составлял для меня список литературы, которую я должна была читать. Штудировала ее тщательнейшим образом, начиная с античных времен - и древнегреческие, и древнеримские тексты. Бабель координировал и мои занятия иностранными языками...

- Как известно, он в совершенстве знал и идиш, и иврит. Пытался ли он заинтересовать вас еврейской культурой? Были ли традиции этой культуры свойственны вашему дому?

- Бабель кропотливо переводил с идиш и Рискинда, и Бергельсона. Именно он, будучи крайне недоволен тем, как перевели на русский язык Шолом-Алейхема, которого он считал классиком из классиков еврейской литературы, перевел несколько его рассказов, ранее нигде не публиковавшихся.

А так никакой особой приверженности к еврейской тематике я в Бабеле не чувствовала. Да, воспитание в его семье сказывалось - у него было особо любовное отношение к разным еврейским местечкам. Однако в нашей семье не соблюдались еврейские традиции, да и специальная еда не готовилась. Иногда, правда, Бабель довольно-таки своеобразно подшучивал надо мной... Так однажды, когда я во время нашей загородной поездки к актеру Ливанову испугалась встречного поезда, высмеял меня, охарактеризовав трусливой евреечкой. Порой иронично называл меня жидовочкой...

- Бабель задумывался о парадоксальности судеб своих собратьев по крови? Пастернак оказался крещен в детстве своей нянькой; Эренбург, как известно, принял католичество, Мандельштам подвергся таинству крещения у методистов...

- Для меня однозначно ясно, что Бабель, беспрестанно черпая сюжеты из еврейской жизни, считал себя русскоязычным писателем. И то, что, работая над "Конармией", он взял псевдоним "Лютов", - символично. (Кстати, есть свидетельства поляков, что рассказы Лютова для них более ценны, чем разные документы этого периода времени.) В то же время Бабель очень любил свой родной город - Одессу. Даже приобрел там вместе со своим коллегой Львом Славиным участок земли, думал переехать жить...

Мне очень неприятно, что в этом городе так плохо относятся ко всему еврейскому. Возможно, это связано с тем, что Одесса является украинской. По-моему, украинцы традиционно недооценивают Бабеля... Юлия, вы не можете себя представить, через какие невообразимо длительные мытарства мне пришлось пройти, чтобы добиться установления мемориальной доски и переименования улицы!..

- В ваших мемуарах "Годы, прошедшие рядом" упоминается конфискация писем, которые Бабель писал вам из Франции почти ежедневно почти год.. Вы наверняка пытались за них бороться...

- Боролась... И не только за эти 400 писем, среди которых находилась и переписка Бабеля с матерью. Но и за блокноты, фотографии, записные книжки... С работниками ЦГАЛИ различные многолетние консультационные переговоры вела, покойному генералу Волкогонову писала, и историку литературы Шенталинскому, и, естественно, непосредственно в органы обращалась... Безрезультатно.

В то же время мне удалось сформировать свой архив, связанный с деятельностью мужа. Сейчас он находится здесь, в Америке, со мной... Правда, там нет ничего такого, чего бы не было в архивах ЦГАЛИ. Составлен же он был в основном с одной-единственной целью - дать и исследователям творчества мужа, и мне возможность работы в одном месте, не бегая по различным учреждениям и библиотекам... 

Как вы понимаете, вряд ли могла идти речь, чтобы Евгения Борисовна, предыдущая жена Бабеля, занималась бабелевскими текстами. Ведь буквально через несколько лет после того, как они обвенчались в синагоге, она уехала... 

Вот и занимаюсь я одна и архивом, и координацией переизданий. 

Кстати, внук Андрей мне очень помогает... Мы ведь в довольно-таки непростых взаимоотношениях с московским издательством "Терра", выпустившим в 1996 году двухтомник мужа (перепечатав без разрешения "худлитовское" издание 1990 г. - Ю.Г.). Андрей пытается вести с ними сейчас переговоры. Естественно, что он, как профессиональный режиссер, подумывает о постановке пьес Бабеля, тем более что у него есть здесь собственный театр. Но сейчас это практически невозможно - нет хороших переводов.

А среди профессиональных российских литературоведов, занимавшихся Бабелем, особо настойчивые мне неизвестны. Пожалуй, за исключением Галины Белой... Она, кстати, мне очень помогла. Ведь трудности в моей работе с публикацией текстов Бабеля были вызваны не только временной загруженностью, но и издательской политикой. Так, издательство "Книжная палата" не хотело брать на себя публикацию дневника Бабеля до тех пор, пока не будет организована публикация журнального варианта. После длительных исканий, при огромном участии Белой он был-таки опубликован в одном из московских журналов (в "Дружбе народов", 1989, N12. - Ю.Г.) Потом, естественно, и в сборниках... Одна, правда, оплошность вкралась - из-за некоторого расплывчатого введения у читателя могло сложиться впечатление, что дневник опубликован целиком. А ведь первые страницы были утеряны...

В отношении же той истории с конфискацией архивов я добилась лишь одного - того, что однажды ко мне домой пришли двое в штатском, чтобы выразить свое соболезнование по поводу "пропажи архива Бабеля"...

- Вы присутствовали при аресте Бабеля в Переделкине 15 мая 1939 года?

- Фактически я сопроводила туда сотрудников НКВД... В тот день меня разбудили на нашей московской квартире где-то около пяти утра. Мне сказали, что я должна поехать на дачу в Переделкино, так как Бабель может знать человека, в поисках которого власти чрезвычайно заинтересованы. 

Конечно, я сразу же почувствовала, что все гораздо запутанней и сложней! Естественно, мои сомнения укрепились, когда я увидела, что часть пришедших осталась у нас в квартире... А когда я увидела двоих сопровождающих в машине, к которой меня подвели, совсем пала духом... 

Мы практически не разговаривали, так как дорога водителю была прекрасно известна. Позже, откликаясь на вопрос сонного Бабеля о том, кто стучит в дверь, попыталась сказать "я" - себя не узнала... Помню, что Бабеля, не сразу открывшего дверь (он не мог себе позволить выйти раздетым), сразу же после команды "руки вверх" стали обыскивать. Попутно скидывая при этом находившиеся в комнате рукописи в огромный мешок...

Потом нас повезли на Лубянку. Чекисты разделились - один сел на заднее сидение, другой рядом с нами. Дабы смягчить ситуацию, улыбнувшись Бабелю, сказала, что буду стараться думать, что он - в Одессе. Добавив: "Жалко, писем не будет..." Мгновенно откликнувшись, Бабель стал сокрушаться, что ему будет не хватать и писем от матери. А потом сказал: "Мне бы очень хотелось, чтобы девочка не была жалкой..." И тут один из чекистов почему-то счел нужным сообщить, что ко мне "у них претензий нет"...

На прощание, уже перед выходом из машины, поцеловав меня, Бабель сказал только одну фразу: "Увидимся когда-нибудь..." И, не дав мне выйти из оцепенения, ни разу не оглянувшись, ушел...

Вашингтон-Москва

Рукописи его неопубликованных произведений исчезли.

Тщетно искала их вдова писателя,

Непохожего на писателя.

Благословенна тщетная свеча.

Благословенна революция,

избравшая нас между народами земли, -

Писал Лютов, Исаак - пророк

Учения о тачанке.