Именно на этот ресурс
опирается наш современник, стремясь сохраниться и продвинуться в
трудные для страны времена, — утверждает доктор философских наук
Владимир Александрович
Ядов
Почти полтораста лет тому назад немецкий социолог Фердинанд
Теннис
написал бессмертное произведение под названием "Община и общество": наша
цивилизация переходит от традиционности к современности. Традиционность
— это общинность, это господство человеческих, личных взаимоотношений, а
современность — это перенос центра тяжести на отношения
деперсонифицированные, которые регулирует не обычай, а закон и
инструкции, но прежде всего соображения выгоды и полезности.
Но
Теннис
оказался провидцем. Он говорил, что радоваться такому общественному
прогрессу, который обязан мотивации расчета и выгоды, рано: мы ещё будем
плакать, что теряем дух общинности — простых человеческих связей. И он
был совершенно прав.
Сегодня на наших глазах возрождаются такого рода отношения — и этот
процесс идет параллельно с, казалось бы, противоположным: с той же
глобализацией, включающей в сеть финансовых, товарных и прочих
совершенно безличных потоков уже самые дальние уголки планеты с
унификацией образа жизни, распространением единых стереотипов поведения
на работе и дома и так далее. Интернет — это своего рода глобальная
деревня. Я могу здесь восполнить нехватку интимности в реальной жизни:
могу, например, представиться молодой девушкой, а какая-нибудь старушка
— юношей, и мы будем болтать самым непринуждённым образом. Потребность в
интимном общении, видимо, "родовое" пятно человечества.
В среде лейбористов явилось течение "третьего пути": не либерального, не
социалистического, а какого-то иного. Тони Блэр
и теоретик в социологии Энтони
Гидденс говорят: современные государственные институты, которые
должны отвечать за социальную защиту людей, не справляются со своими
функциями, потому что общество стало слишком разнородным. Учесть
интересы африканских или индийских иммигрантов в Британии, англичан
разного возраста, здоровых и увечных, голубых и розовых невозможно.
Так
давайте, говорят они, переведём часть денег, которые у них там в бюджете
есть, на самоустройство "коммюнити" — соседской, по сути, общины, будь
то в Лондоне или в маленьком городке. То есть деньги по статье
социальных программ из государственного бюджета (за которые там ведь
тоже идет драка) предлагается адресовать, по сути, на восстановление
общинных отношений. И это стало одним из главных требований британских
новых лейбористов. И в Америке появились
такие же "новые демократы"
А что такое все эти встречи больших политиков "без галстуков"? Такого не
было, пока не явился наш первый президент, который любит
выпить и в
баньке попариться. Уже он не глава государства, а встречи без галстуков
стал проводить Буш — на ранчо гуляет под ручку с
Путиным. Он решил: это
хорошее дело — интимные отношения между первыми лицами стран: "Билл",
"Борис", "Владимир" — как когда-то было между королевскими Семьями. Это
тяга к установлению личного доверия к партнёру наподобие отношений с
близким соседом по деревенской улице. Хорош он или плох, надо общаться
поближе и поговорить, например, о его подагре.
В мировой социологии, как и в экономических науках, стало очень
популярным обсуждать проблему доверия. У экономистов особенно. Эти
безличные структуры, эти банки, где все отношения заверены десятью
печатями, — они людей не устраивают. Потому что очень часто их
обманывают. И не только из корысти — из-за сбоя в компьютере, например.
Но когда я лично знаю этого господина, я верю, что даже если "система"
подведёт, он найдет какой-нибудь способ исправить положение. Поэтому
проблема личного доверия главе фирмы очень важна.
Запад ощущает тоску по
утраченному сельскому взаимодоверию.
На этом фоне и стоит говорить о
современной Семье. У нас её проблемы
отягощены особенностями советской истории и идеологии, и прежде всего
нашей бедностью. Долгие годы люди жили в бараках, в коммунальных
квартирах, отдавали детей с годика в ясли, потом — детские сады,
Женщины
поголовно работали, часто были заняты тяжёлым физическим трудом, после
работы — изматывающим домашним, интимное пространство жизни
выхолащивалось, на "красивые и тонкие отношения между людьми" оставалось
слишком мало сил и времени. Дети росли под приглядом соседей или
воспитателей в переполненных группах детских садиков.
Индустриализация, урбанизация, миллионы людей оказались выброшенными из
привычного тёплого общинного мира в совершенно по-другому устроенный мир
города, заводов и фабрик с их машинным ритмом, безличными правилами и
законами, где оценивается не человек, а его профессиональные функции —
то есть мы ускоренно проходили всё, что другие страны уже прошли к тому
времени, потратив на это куда больше десятков лет и даже столетий. Так
что российская Семья, став
советской, испытала дополнительные нагрузки. Нечего и напоминать о
массовых арестах, атмосфере всеобщего страха, о детях, доносивших на
своих родителей, о жёнах, отрекавшихся от мужей.
Конечно, было не только это. Но так или иначе, традиционная Семья
подверглась в советских условиях ускоренной ломке, и это, казалось бы,
не могло её не ослабить.
С разрушением советских общественных институтов практически единственной
опорой нашему "человеку переходного периода" осталась его Семья.
Много лет подряд мы изучаем процесс нового самоопределения россиян, или,
говоря по-научному, процесс их самоидентификации. Кто "Я" сегодня? Кого
я числю "своими", говоря о них "Мы", с кем дорожу близкими отношениями?
В списке предложенных каждому нашему собеседнику символов
самоидентификации были и национальность, и партийная принадлежность, и
гражданство, и профессия. Вперёд — с огромным разрывом — вырвались Семья
и друзья. То есть прежде всего наш соотечественник сегодня ощущает себя
отцом, сыном, матерью, дочерью — именно эти роли для него важны более
всех остальных. И "Мы" для него сегодня — прежде всего его Семья и его
друзья.
Надо сказать, не только у нас так устроена иерархия ценностей
большинства: в Америке, например, Семья тоже устойчиво занимает первое
место в ряду ценностных предпочтений. В других развитых странах она тоже
оказывается на одном из первых, если не на первом месте.
Российской Семье пришлось взять на себя особую тяжесть в трудное
переходное время, у нас ведь оно переходное не только и не столько по
отношению к Семье (от традиционной — к современной), абсолютно все сферы
жизни подверглись в последние десять — пятнадцать лет серьёзнейшей
ломке. И эта общая перестройка в каком-то смысле заставила Семью
отступить назад, возродить некоторые черты традиционного своего
прошлого.
Как показывают исследования, окрепли межпоколенные связи, которые начали
уже ослабевать, как только дети получили возможность строить свою Семью
отдельно от родителей. Теперь, когда в доме не хватает денег, вспоминают
о семейном натуральном хозяйстве, на котором оставили стариков. Дети
приезжают вместе с родителями на садовый участок (или к родителям в
деревню) копать картошку, а потом разъезжаются в свои офисы.
Родители и
раньше присылали детям из деревни чего-нибудь "своего, вкусненького", но
в восьмидесятые-девяностые годы для многих городских Семей это стало уже
не особым гостинцем, а весомой частью семейного хозяйства. Вместо
пионерских лагерей детей отправляют к бабушке с дедушкой или с бабушкой
куда-нибудь отдохнуть. Да и растёт ребенок часто под присмотром бабушки.
Так что трёхпоколенная Семья возрождается, в иной, правда, форме.
Моя коллега Виктория Семёнова, изучая биографии россиян по их рассказам,
наткнулась на сюжет о русской бабушке. Она обнаружила, что традиции
Семьи — старые традиции — передаются именно через бабушку. Правда,
происходит это только в образованных Семьях, в необразованных бабушка —
просто няня. Именно бабушка рассказывает ребёнку, как люди жили раньше,
какие интересные события происходили в жизни его предков — и ребёнок
начинает чувствовать себя продолжением своих предков.
А вот вам "случай из жизни": одна наша коллега живет теперь в Англии.
Когда появился ребёнок, она пригласила в помощь маму. Мама приходила с
внуком в обычный английский мини-парк или на детскую площадку, где
"выгуливали" своих детей английские мамы и бабушки. И она их очень
удивила. Там ведь как принято? Вывели ребенка на свежий воздух, сунули в
руку мяч или ведёрко для песка — и давай болтать между собой, а те сами
по себе; типичная для Англии картина. Дети могут в луже барахтаться,
мама занята болтовней с подругами. А наша бабушка с ребёнком
разговаривает, что-то рассказывает — словом, она им занимается. И,
представьте себе, английские мамы и бабульки создали клуб "Русская
бабушка" и пригласили эту новосибирскую бабушку (которая, кстати,
преподаватель английского) поделиться своим опытом.
Сегодня без запаса семейного ресурса окончившие школу не могут получить
высшее образование. Стипендии во многих вузах чисто символические, жить
на них молодой человек не может. Ещё важнее сама установка на высшее
образование. Многие исследования показали, что целеустремлённое желание
получить его, как правило, демонстрируют дети из образованных Семей.
Впрочем, так было и в советские годы — потому и провалился проект партии
и правительства восстановить социальную справедливость в доступе к
высшему образованию детей рабочих и крестьян.
Дети рабочих по окончании
школы шли на завод и, как правило, вовсе не стремились в вузы, а вот
учительских детей и всяких там интеллигентов Семьи всё равно пробивали
туда, потому что ценность образованности здесь всегда оставалась
высокой.
Сегодня Семья, если она состоятельна, даёт начальный капитал для того,
чтобы молодые люди могли создать свое дело. Устраивает на престижную
работу, используя свои связи, способствует продвижению — если может.
Поддержит в неудаче, даст "пересидеть", поискать работу получше.
Всё начинается уже с детского сада — чтоб детей в группе поменьше,
воспитатели получше, чтобы к школе готовили. Потом школа — с языком или
просто с хорошей репутацией, а язык дома, с репетитором. Потом
репетиторы при подготовке к вступительным экзаменам в вуз — кто-то
подсчитал, что эти расходы сравнимы с официальной платой за обучение.
Ну, и так далее, и так далее…
Советская Семья делала то же самое, опираясь на связи с нужными людьми.
Они не утратили своего значения и сейчас, напротив. Плюс ещё и
материальные ресурсы — доходы, социальный статус родителей. Из чего
складывается семейный ресурс? Из простых вещей. Это уровень
благосостояния Семьи, её так называемые сетевые контакты: широкий или
узкий круг знакомств. Ресурс повышается, если в такой круг входят люди
влиятельные.
Престиж и авторитетность Семьи — её капитал, он способен
давать прибыль: ну как же, это сын Петровых. Ну, Петров, который
великолепный хирург! В ресурс входит и образование родителей, и их
профессия. Если Семья помогает тебе преодолеть или выдержать жизненные
трудности, если она помогает тебе пробиться, обеспечивает поддержку —
это уже сильный ресурс. Это же в конце концов главные функции такого
типа общности: помочь своим всеми возможными способами. Короче говоря, в
трудные времена роль Семьи возросла. И она с этой ролью скорее
справилась, чем нет.
Так можно ли говорить о кризисе Семьи? Да, с точки зрения Семьи
традиционной: родители, родители родителей, дети и старший
мужчина —
хозяин. Или позже: родители и дети, при том что все роли чётко
определены: мама отвечает за хозяйство и воспитание детей, отец —
главный кормилец. Такая Семья действительно разваливается, и даже когда
мы говорим о возрождении некоторых черт общинности, неформальности,
интимности прямых отношений, мы всё равно не имеем в виду восстановление
прежней Семьи со всеми её порядками. Но стоит ли так уж грустить по
этому поводу?
Мир настолько быстро меняется, что неизменность социальных институтов
просто невозможна. Лет десять назад стала очень популярна концепция
неоинституционализма, нового взгляда на социальные институты. Изменения
институтов (а институты — это правила, нормы, способ регулирования
социальных взаимосвязей), на взгляд неоинституционалистов — норма, а
неизменность — это, наоборот, аномалия. Но тогда само понятие кризиса
теряет смысл: идёт непрерывный процесс изменений.
Есть в этой концепции одна немаловажная деталь: в установлении новых
правил доминируют те, кто обладает более сильным ресурсом. Теперь
вопрос: кто будет устанавливать правила в новой российской Семье? Муж?
Жена? Их родители? А может, их дети?
Ситуация в основном не в пользу мужчин. От всех наших трансформаций, как
показывают многие исследования, мужчины теряют больше, чем Женщины. Это
кажется странным: в числе безработных большинство Женщины, Женщину
увольняют в первую очередь, а потом ей труднее найти новую работу. Ей
неизменно предлагают заработок ниже, чем мужчине (при прочих равных,
конечно).
Тем не менее всё чаще складывается ситуация, когда
мужчина,
потеряв работу, начинает заниматься хозяйством, а Женщина, наоборот,
кормит Семью. И это настолько противоречит обычным представлением, что
он остро переживает свою ущемлённость.
Одно из возможных объяснений таково: у
мужчины выше запросы и претензии
на профессиональный статус. Далеко не всякий из
мужчин согласится пойти
из инженеров в мешочники. А Женщина согласна на всё, потому что для неё
категорический императив — дети и муж должны быть накормлены. Именно эта
ответственность её держит — а мужчина с потерей статуса нередко
ломается, не может этого пережить.
Всё это плюс неприятная статистика страдающих импотенцией и
неспособностью зачать ребенка ослабляет позиции
мужчины в Семье. Жена
становится более сильной. Тогда, если рассуждать в терминологии
неоинституционалистов, именно Женщина будет чаще устанавливать семейные
"правила игры" или хотя бы сильно влиять на их утверждение, поскольку
Женщина уж, как минимум, не станет уступать. Так это хорошо! Это же
значит, что новые нормы и правила внутрисемейных отношений будут более
ориентированы на общесемейное благополучие.
А то, что браки стали непрочными — сейчас ведь два-три брака почти что
норма, — ну, так и что тут ужасного? Что тут плакать? Если тебе кажется,
что эта подруга или друг милее супруги или нынешнего мужа, так что тут
трагичного?…
Итак, перемены происходят — но может, и к лучшему? Конечно, сам период
перехода всегда травмирует, а если он завершился, этот кризис в
медицинском смысле слова, тогда наступает выздоровление.
Конечно, не всё так однозначно. Исследования бюджетов времени
показывают, что родители уделяют детям всё меньше этого самого времени —
нет его, не хватает, они же крутятся на нескольких работах. Именно по
таким исследованиям видно, какие сдвиги происходят в обыденной жизни.
Время на занятия с детьми упорно сокращается и у отцов, и у матерей, и у
бабушек также — она на пенсии, но прирабатывает, дежурит в подъезде.
Даже в объёме свободного от работы времени явно уменьшается доля
совместных с детьми занятий. Когда не было ещё видеоплееров, домашних
компьютеров — вместе играли в домино, в лото или карты, в Семьях
интеллигенции читали вслух, были разговоры серьёзные за столом, в
рабочих Семьях отец сына в лес по грибы и на рыбалку обязательно брал,
это же святое дело!
Теперь такое не часто. Сидят по разным комнатам,
занимаются своими делами. Родители телевизор смотрят, дети у себя музыку
слушают. Больше места в отдельной квартире, можно себе это позволить. У
дочери свой телевизор, она смотрит то, что не нравится родителям, — и
они не вместе. Зачем сын будет с родителями в карты играть, когда может
с ребятами в своей комнате музыку слушать? Такой возможности раньше не
было. Но это естественный процесс…
По образу жизни, стандартам поведения, степени индивидуализации мы всё
больше приближаемся к типу западной Семьи.
Одновременно ужесточаются отношения в деловой сфере — нужна более
высокая персональная ответственность, тогда как раньше начальник и
трудовой коллектив отвечали за всё, а рядовой работник — так себе,
больше демонстрировал усердие, нежели выкладывался на все сто.
Что же будет с семьёй дальше? Не знаю. Как-то оно устроится. Мы не можем
в точности сказать, как — мы же фантазируем, опираясь на опыт прошлого.
Если так, то в близком будущем скорее всего продолжится сближение форм и
образцов семейных отношений с теми, что утвердились на
Западе. А в
далёком будущем не исключено, появится что-то такое, чего мы сегодня
вообразить не в состоянии
Знание - сила
www.pseudology.org
|