Владлен Георгиевич Сироткин
Золото и недвижимость России за рубежом
Глава VI. В коридорах власти
§ 1. От Леонида Красина до Валентина Павлова: платить или не платить?

В то время как на дальневосточной оконечности евразийского субконтинента "белые" бились в японских судах в 1922-1941 гг. за возврат "колчаковского" и "семеновского" золота, на западной его оконечности почти в то же время (1922-1927 гг.) "красные" начали делать то же самое с золотом "царским", и не прекращали своих попыток вплоть до развала СССР в 1991 году (переговоры последнего премьера СССР Валентина Павлова с госсекретарем США Джеймсом Бэйкером в Москве по ленд-лизу и "царским долгам" незадолго до августовского путча ГКПЧ).

Первым в этой плеяде большевистских "спецов" по русскому заграничному золоту и недвижимости следует Леонид Борисович Красин (1870-1926), фигура в "коммунистическом иконостасе" до конца не изученная и во многом противоречивая. Родившись в небогатой, но очень образованной и радикально-демократически настроенной семье разночинца в Западной Сибири, Красин с детства вращался в среде польских ссыльно-поселенцев, своих первых "учителей" (1863 г. Россия жестоко подавила очередное польское восстание и тысячи поляков были этапированы в Сибирь).

С юности Красин интересовался техническими дисциплинами и закономерно, что после окончания реального училища в гор. Кургане, он в 1887 г. поступил в Технологический институт в Петербурге (тот самый, что был основан при Николае I), избрав только-только зарождающуюся тогда химико-электрическую специализацию.

Закончить институт в срок ему не удалось - как и многие студенты его поколения, он примкнул к социал-демократам, начал вести кружки среди рабочих заводов Петербурга (из одного из них вырос затем и прославленный в большевистской историографии ленинский "Союз борьбы за освобождение рабочего класса"), оказался в 1891 г. замешанным в студенческой демонстрации, арестован и административно выслан из столицы, с одновременным отчислением с четвертого курса без права восстановления (высшее образование инженера-технолога Красин завершит только в 1900 г. в Харьковском технологическом институте).

Ссылку ему заменяют "солдатчиной" - службой рядовым в Нижнем Новгороде
 
Там его в 1892 г. по старым марксистским "грехам" (руководителей его марксистского кружка в Петербурге арестовывают) Красина "заметают" заодно - он получает 10 месяцев одиночки в Таганской тюрьме в Москве (использует "тюремное сидение" с пользой - в совершенстве изучает в камере немецкий язык, читает немецких классиков - Шиллера, Гете, Канта - в подлинниках), по освобождении дослуживает воинскую повинность в Туле.

Дальше биография Красина как бы раздваивается. С одной стороны, следуя призыву революционного демократа Дмитрия Писарева к молодежи "делать дело", он, подобно С.Ю. Витте после Одесского университета, идет на "чугунку" - в 1894 г. поступает в гор. Калач Воронежской губернии на работу на железную дорогу, сначала - простым рабочим (Витте начинал рядовым кассиром на полустанке), затем (все-таки четыре курса "Технологички", шибко грамотный по тем временам) быстро становится десятником на строительстве полотна.

Но развернуться на железной дороге жандармерия не дает - снова по "старым долгам" его вновь арестовывают и 1895 г. ссылают на три года в Восточную Сибирь (в Иркутск). Как отмечал позднее ядовитый философ В.В. Розанов, царизм сам себе плодил политических противников - один раз оступился, "хвост" неблагонадежности будет тянуться за любым талантливым человеком всю жизнь, толкая его в политическую оппозицию режиму.

Красин и в сибирской ссылке прибился к железной дороге - начав чертежником, в конце ссылки он становится инженером-строителем (при катастрофической нехватке грамотных инженеров начальство Транссиба сквозь пальцы смотрело на политическую благонадежность специалистов - кстати, такую практику ввел С.Ю. Витте по всему Великому Сибирскому Пути). Отбыв ссылку, Красин экстерном сдает за пятый курс в Харьковском "технологе" и сразу приглашается в 1900 г. в Баку, где на нефтепромыслах разворачивается огромное строительство.

Здесь инженер устремляется в самую новейшую, электрическую, отрасль промышленности, и четыре года строит электроподстанции - в Баку и окрестностях идет процесс электрификации нефтебурения. Но чисто инженерной практики Красину явно мало.
 
Другая его ипостась - революция - снова зовет его к себе

Наблюдательный психолог Л.Д. Троцкий, познакомившийся с Красиным еще в 1905 г. в Киеве, точно заметил: "Теоретиком в широком смысле Красин не был. Но это был очень образованный и проницательный, а, главное, очень умный человек, с широкими идейными интересами" (1).

Добавим также, что не был Красин и партийным публицистом, как Л.Д. Троцкий, В.В. Воровский, А.В. Луначарский. Два последних в годы эмиграции были "штатными" публицистами при Ильиче или , как писал Троцкий, "для экстенсивной работы, на которую Ленин не любил и не умел расходовать себя" (2).

Для такой же "экстенсивной работы" на партию, но в сфере организационно-технической - создание подпольных типографий (именно в Баку Красин наладил первую мощную подпольную типографию для печатания ленинской Искры прямо с матриц, привозимых нелегально из Швейцарии), лабораторий по изготовлению динамита, перевозке оружия и т.п. - Ленин приспособил Красина. В Баку он (а не Сталин, как писали его клевреты позднее) был одним из главных организаторов знаменитой всеобщей стачки нефтяников 1903 г.

За такие заслуги "главного техника" партии по предложению Ленина на II съезде РСДРП заочно кооптируют в члены ЦК, как "руководителя боевой технической группы при ЦК партии" (так будут писать после 17-го года во всех его официальных партийных биографиях).

Климат южного Прикаспия не способствовал здоровью Красина - он схватил малярию (впоследствии эта болезнь будет иметь трагические последствия - она приведет к белокровию, от которого Красин и умрет в 1926 г.), и вынужден был, бросив все, срочно уехать в среднюю полосу России.
 
Он устроился в крупный подмосковный текстильный центр - в Орехово-Зуево, по своей инженерной специальности. Войдя в местную "элиту", Красин быстро свел знакомство с "белой вороной" русского купечества - Саввой Морозовым, начав его "дойку" на нужды партии.
 
Как писал позднее меньшевик-невозвращенец (в 1930 г., будучи советником торгпредства, он отказался вернуться в СССР) В.В. Валентинов (Вольский) в своих воспоминаниях "Малознакомый Ленин", "большевики оказались великими мастерами извлекать, с помощью сочувствующих им литераторов, артистов, инженеров, адвокатов - деньги из буржуазных карманов во всех городах Российской империи. Большим ходоком по этой части был член большевистского ЦК инженер Л.Б. Красин..." (3).

2
 
Дружил Красин и с модным в начале века писателем Леонидом Андреевым, дававшим в своей квартире приют почти всему российскому ЦК РСДРП(б) (там его однажды всем составом и накрыли царские жандармы), но после Первой мировой войны и Октябрьской революции проклявшим большевиков (Ленина в своем эмигрантском финляндском дневнике 1918 г. он назовет "кровавым мясником").

В 1905 г. Красин впервые выезжает заграницу - он избран от большевиков на III съезд РСДРП в Лондоне. На съезде "главный техник" во всем солидаризируется с Лениным, выступает с двумя - по организационным и политическим вопросам - докладами, теперь уже очно избирается в ЦК партии большевиков.

По возвращении в революционную Россию Красин вновь "едет на двух лошадях" - как представитель крупнейшей германской электрокомпании "Симменс и Шуккерт" (для этого Красин принимает германское подданство, сохраняя российское) - глава ее Петербургского кабельного освещения, и как главный "динамитчик" партии.
 
На предприятиях этого германского филиала в России подпольно вовсю куется "оружие пролетариата": самодельные бомбы, ружья, револьверы, печатаются прокламации и воззвания. Долгое время полиция боялась тронуть "германскоподданного инженера". Лишь в 1908 г. Красин "завалился" на конспиративной квартире большевиков в Финляндии, но ничего компрометирующего при нем не нашли. По его же жалобе выборгский губернатор обязал полицию выпустить "германскоподданного" Красина из-под ареста, и тот сразу же из Финляндии эмигрировал в Швецию. В 1909 г. Красин вновь появился в окружении Ленина.
 
Далее партийная историография начинала творить легенду
 
Действительно, Красин сам признавался - "не письменный (т.е. не пишущий. - авт.) я человек". И в самом деле - в отличие, скажем, от Троцкого или Луначарского, все публицистическое наследие Красина - две-три тоненькие брошюрки за 1919 и 1925-1926 гг., да несколько статей за рубежом (4). К первой мы еще вернемся, но что Красин вообще якобы не любил и не умел писать - неправда.
 
Достаточно почитать огромное количество писем его двум женам за 1917-1926 гг. (5), чтобы понять, что это не так. И тем не менее с 1927 г., с издания энциклопедического словаря "Гранат" - "Деятели СССР и Октябрьской революции" (переиздан в 1989 г.) все биографы Л.Б. Красина не уставали повторять, что якобы в 1909-1916 гг. он временно отошел от "революционной" к "инженерной" работе, а в 1917 г. по первому зову Ленина будто бы вернулся в стан большевиков.
 
На самом же деле, Красин, ровесник Ленина, вовсе не желавший быть у "вождя" на побегушках, в 1909 г. отошел от "твердокаменных" большевиков и ушел к "отзовистам" и "ликвидаторам" во главе с А.А. Богдановым (Малиновским). Помимо Красина, в ту же группу переместились Луначарский и меньшевик-интернационалист В.А. Базаров (Руднев), и всех их Ленин заклеймил как "ренегатов" и "богостроителей" в своей самой философски беспомощной работе "Материализм и эмпириокритицизм" (1909 г).

Более того, как пишет А.А. Богданов в своей автобиографии (1927 г.), "летом 1909 г. был вместе с Л.Б. Красиным!... устранен из большевистского центра, а в январе 1910 года, при слиянии фракций большевиков и меньшевиков, и из ЦК партии" (6).
 
Красина восстановят в "цекистах" лишь 14 лет спустя, в 1924 г. на XIII съезде РКП(б), а Богданова - уже никогда, хотя он очень много сделал после 17-го года и в сфере пропаганды коммунизма (возглавлял до осени 1921 г. Пролеткульт, был действительным членом Коммунистической академии), в организации и планирования науки (капитальный труд в трех томах "Тектология", установочная статья "Принципы единого хозяйственного плана"), и в медицине (создал первый в мире Институт переливания крови, существующий в Москве и поныне).

Поскольку философия и фракционная ругань "беков" (большевиков) и "меков" (меньшевиков) была явно Красину не по душе, он вновь пересел в 1909 г. на своего "инженерного конька" - "Симменс и Шуккарт" с распростертыми объятиями приняли его в штаб-квартиру всемирного картеля в Берлине, положив огромный оклад при квартире и транспорте от картеля.

Фактически Красин вышел из партии и Первую мировую войну встретил убежденным "оборонцем". "К ленинской позиции он относился враждебно, - вспоминал Троцкий в 1926 г. в некрологе-очерке на смерть Красина, - ... Октябрьский переворот он встретил с враждебным недоумением, как авантюру, заранее обреченную на провал, Он не верил в способность партии справиться с разрухой. К методам коммунизма относился и позже с ироническим недоверием, называя их "универсальным запором (7).

Как свидетельствуют письма к его первой жене, в июле 1917 г. он даже склонялся к версии о "большевиках - германских шпионах", споря в редакции газеты "Новая жизнь" об этом со своим другом А.М. Горьким.
 
Ленин неоднократно с ноября 1917 г. пытался привлечь Красина к работе в Совнаркоме, предлагая ему то пост наркома финансов, то торговли и промышленности, то путей сообщения. Троцкий так передавал слова вождя: "Упирается, - рассказывал Владимир Ильич, - а министерская башка." Это выражение он повторял в отношении Красина не раз: "министерская башка" (8).
 
2

Ключ к раскрытию непримиримой позиции Красина в его отказе занять "министерский" пост в правительстве большевиков лежит в Амстердамском архиве (знал бы "Никитыч" - партийный псевдоним Красина, какую злую шутку сыграет с его сугубо личными и доверительными письмами его первая жена - теперь их читают все, кому не лень!).
 
Известный исследователь леворадикальных течений (эсеры, меньшевики, большевики), живущий в Бостоне и в Москве Ю.Г. Фельштинский обнаружил в этом архиве сенсационное письмо Красина жене от 25 августа 1918 г., оценки которого во многом совпадают с "демократической контрреволюцией" самарского КомУча: "Самое скверное - это война с чехословаками и разрыв с Антантой...
 
...Чичерин соперничал в глупости своей политики с глупостями Троцкого, который сперва разогнал, расстроил и оттолкнул от себя офицерство, а затем задумал вести на внутреннем фронте войну...
 
...Победа чехословаков или Антанты будет означать как новую гражданскую войну, так и образование нового германо-антантского фронта на живом теле России. Много в этом виновата глупость политики Ленина и Троцкого, но я немало виню и себя, так как определенно вижу, - войди я раньше в работу, много ошибок можно было бы предупредить. Того же мнения Горький, тоже проповедующий сейчас поддержку большевиков, несмотря на закрытие "Новой жизни"..." (9).

Самое же интересное (о чем умалчивает Фельштинский) - где написано это резко антибольшевистское письмо (в Берлине!) и что там делал Красин? ("... явился одним из авторов так называемого дополнительного соглашения, заключенного в Берлине в августе 1918 г.") (10).

Однако почему он не числится среди полномочных представителей советской дипломатической делегации (Иоффе, Ганецкий, Козловский)? И здесь ответ дают все те же письма Красина Любови Миловидовой (письмо 28 декабря 1917 г.): "Переговоры с немцами дошли до такой стадии, на которой необходимо формулировать если не самый торговый и таможенный договор, то, по крайней мере, предварительные условия его.
 
У народных комиссаров, разумеется, нет людей, понимающих что-либо в этой области, и вот они обратились ко мне, прося помочь им при этой части переговоров в качестве эксперта-консультанта. Мне, уже отклонявшему многократно войти к ним в работу, трудно было отклонить в данному случае, когда требовались лишь мои специальные знания и когда оставлять этих политиков и литературоведов одних значило бы, может быть, допустить ошибки и промахи, могущие больно отразиться и на русской промышленности, и на русских рабочих и крестьянах" (11).
 
3

Ох, уж эти "русские рабочие и крестьяне", кто только во имя их блага не сотрудничал с Лениным? И "левый" меньшевик Юлий Мартов, и "левая" эсерка Мария Спиридонова, и недоучившийся студент Киевского университета, личный секретарь Сталина Борис Бажанов, сбежавший из "царства" этих рабочих и крестьян в 1928 г. за границу.

Очевидно, Ленин и Троцкий приняли все условия "конспирации" Красина: эксперт-консультант, под псевдонимом (возможно, старым, партийным - "Зимин"), никакого упоминания в официальных отчетах. Скорее всего, именно поэтому ни в официальном списке делегации во главе с А.А. Иоффе в декабре 1917 г. (12), ни в делегации Г.Я. Сокольникова в марте 1918 г. (13), ни на переговорах по первому "пакту Риббентроп-Молотов" в августе 1918 г. фамилия "Красин" не значится (впрочем, как и псевдоним - "Зимин").

Зато и имя и фамилия и даже специальность - инженер - значится на откровенно антибольшевистской брошюрке в 16 страничек, изданной пресловутым ОСВАГ (ОСВАГ - Осведомительное агентство - FV)ом - "белым" Агитпропом Добровольческой армии А.И. Деникина в Ростове-на-Дону в 1919 г. (я случайно обнаружил эту брошюрку в отделе "Россика" Национальной библиотеки в Париже (14)).
 
Сам ли Красин ее сочинил в 1918/19 гг. и отправил с оказией в Ростов-на-Дону, или это плод компиляций "лохматого Ильи" (Н.И. Бухарин) - Эренбурга, скрывавшегося в Коктебеле в Крыму у поэта Максимилиана Волошина и делавшего вылазки в ОСВАГ (ОСВАГ - Осведомительное агентство - FV) в Ростове-на-Дону ("для заработка"), где он компилировал такие антибольшевистские опусы (именно за этим "ремеслом" его застукал врангелевский дипломат Г.Н. Михайловский во время наездов из Константинополя в Ростов-на-Дону, о чем он и рассказал в своих "Записках"), установить не удалось. Но содержание брошюрки уж очень созвучно письмам Красина жене в 1917-1918 гг. относительно "глупости политики Ленина и Троцкого".

Кстати, в этом деникинском "Агитпропе" - ОСВАГ (ОСВАГ - Осведомительное агентство - FV)е - подвизалось тогда немало безработных литераторов
 
От кадетсвующей Ариадны Тырковой-Вильямс (однокашница Н.К. Крупской по гимназии) до народнического писателя Ивана Наживина (15), позднее, в эмиграции в Бельгии выпустившего целое собрание своих сочинений под общей рубрикой "Потухшие маяки".

О политической установке всех этих бывших кадетов, народников, меньшевиков и эсеров, кормившихся вокруг деникинского "Агитпропа"- ОСВАГ (ОСВАГ - Осведомительное агентство - FV)а, довольно откровенно писала своих агитационных брошюрках А.В. Тыркова-Вильямс: " Наши практические задачи очевидны... прежде всего поддерживать (Добровольческую) армию, а демократическую программу отодвинуть на второй план. Мы должны создавать правящий класс, а не диктатуру большинства. Универсальность идеи западной демократии - обман, который нам навязывали политики. Мы должны иметь смелость взглянуть прямо в глаза дикому зверю, который называется народ" (16).

Очевидно, Троцкий знал кое-что об этих "колебаниях" Красина, поэтому его политические оценки в двух очерках о Красине существенно разнятся. Если в первом "Красине" (1926 г.), написанном еще в СССР, критика приглушена, то во втором "Красине", написанном в изгнании в 1932 г. "Никитыч" остался "революционером и большим человеком", но "он не был большим революционером".

Иерархия ценностей "старых большевиков" у Троцкого весьма строгая. "Ленин, - пишет он во втором очерке 1932 г., - очень ценил Красина, но исключительно как делового человека, как техника, администратора, знатока капиталистического мира. Именно в кругу этих вопросов вращались отношения Ленина с Красиным: заказ паровозов за границей, отзыв по вопросу о бакинской нефти, подыскание необходимых специалистов и пр. Можно не сомневаться, что Ленин не совещался с Красиным по политическим и особенно по партийным вопросам, скорее всего избегал бесед с ним на партийные темы. Включение Красина, как и Кржижановского, несмотря на их "старый большевизм" в ЦК партии (17) было бы при Ленине совершенно не мыслимо" (18).

2
 
"Комчванство" Троцкого в отношении Красина на фоне его изгнания в 1929 г. из СССР и полного поражения т.н. "троцкистской" (большевиков-ленинцев) оппозиции выглядит как трагикомический фарс. В плане понимания геополитических реалий положения Советской России в окружающем мире Л.Б. Красин стоял много выше доктринера мировой революции Троцкого. Да и Ленина он оценивал гораздо более объективно, чем Троцкий, не говоря уже о Зиновьеве, Каменеве и других "старых большевиках", которые еще при жизни начали творить "ленинскую икону".

Чего стоит впервые опубликованное в "Дипломатическом ежегоднике" письмо Красина своей второй жене Тамаре Миклашевской от 27 января 1924 г. на смерть Ленина. Ни один "старый большевик" не оставил такого документа, где неизлечимая болезнь Ленина трактуется не с политических (что всегда и при всех обстоятельствах делал Троцкий), а общечеловеческих, я бы даже сказал, бытовых позиций понимания личной трагедии человека: "Мука В.И. состояла в неспособности самому припоминать слова и говорить что-либо". Ленин все видит и все понимает, "но у него нет способа сообщаться с людьми, крикнуть о том, что видит и знает!" (19)

Между прочим, в этом письме жене Красин пишет, что первоначально (по крайней мере, по 27 января) речь не шла ни о каком мавзолее и бальзамировании трупа: оказывается, прощание с Лениным сознательно затянули, ибо "три дня ждал В.И., пока разогреют и взорвут землю на Красной Площади для могилы". (выделено мной. - авт.; и, действительно - есть кинохроника этого взрыва).

Ленину-таки удалось постепенно втянуть Красина в упряжку "красных наркомов". После Брест-Литовских и Берлинских переговоров (декабрь 1917 - август 1918 г.) его как "эксперта-консультанта" ставят осенью 1918 г. сначала главой одной из многочисленных, но очень важных чрезвычайных комиссий - по снабжению Красной Армии и в качестве такового вводят в президиум ВСНХ. Постепенно Ленин "втягивает" Красина в работу на большевиков. Делается это шаг за шагом, путем "подкидывания" отдельных, разовых поручений.
 
3
 
Троцкий верно замечает: "Но Красин сопротивлялся недолго (вспомним несчастных "русских рабочих и крестьян", которых из-за головотяпства и некомпетентности мордуют эти "политики" и "литераторы"! - авт.). Человек непосредственных достижений, он не мог устоять перед "искушением" большой работы, открывающейся для его большой силы" (20).

В начале 1919 г. Ленин и Троцкий делают попытку назначить Красина наркомом торговли и промышленности. Тогда у большевиков была еще "производственная демократия" - в наркомы выдвигали ЦК отраслевых профсоюзов! Однако "блин" вышел комом - рекомендацию Троцкого на ЦК профсоюзов металлистов "забодали", и вместо Красина в наркомы торговли и промышленности рабочие выдвинули А.Г. Шляпникова, вскоре ставшего одним из лидеров "рабочей оппозиции" в партии.

Но нет худа без добра. В том же, 1919 г., открывается "дипломатический фронт" - в сентябре в Пскове начинаются первые советско-эстонские переговоры. Л.Б. Красина и М.М. Литвинова "бросают на прорыв" - рубить прибалтийское окно, а уже в декабре Красина Совнарком назначает главой официальной советской делегации для переговоров о подписании мира с Эстонией (Юрьевский или Тартусский договор 2 февраля 1920 г.).
 
Но Красин до подписания мира в Тарту не досиживает - сдает полномочия главы А.А. Иоффе и срочно отбывает в Москву: надо готовиться к поездке в Лондон. Там открывается нечто вроде "временного посольства" Советской России. С этого момента Красин уже не "эксперт-консультант" на договоре с большевиками, а в их "штате" - с полномочиями, финансами, письменными рекомендациями от Ленина.
 
Возвращение "блудного сына" свершилось

Троцкий, конечно, не прав, когда степень доверия Ленина к тому или иному "старому большевику" ставит в зависимость от членства в ЦК РКП(б). "Вождь мирового пролетариата" был и догматик, и прагматик одновременно. Для реализации доктрины мировой революции у него был один подбор кадров - Григорий Зиновьев, Карл Радек, Николай Бухарин, Мануильский, Пятницкий, "иностранные товарищи", мощный аппарат Коминтерна.

Для национально-государственных дел - совсем другой: Красин, Раковский, Сокольников, Литвинов, Коллонтай, Гуковский, аппарат НКИД и Внешторга. Эти, по существу, просвещенные высокообразованные "национал-большевики" (среди них оказалось очень много бывших меньшевиков - советники торгпредств В. Валентинов и Иван Литвинов, полпреды Трояновский, Суриц, Майский, сам наркомвнешторг Красин) начали уже загодя, еще до введения НЭПа, с 1920 г. готовить "запасной аэродром" для социализма в одной стране на случай, если мировая революция "слишком запоздает".

Симптомом этой переориентации стал не ленинский доклад на X съезде партии в марте 1921 г. о замене продразверстки продналогом, а постановление Совнаркома от 3 февраля 1920 г. о создании "святая святых" Советской России - Гохрана РСФСР (Государственного хранилища ценностей). Гохран находился под личным контролем Ленина, и иметь с ним дело разрешалось только четырем ведомствам: ВСНХ, Наркомфину, Внешторгу и Рабкрину (последний - функции текущего контроля).

В обязанности Гохрана входила "централизация хранения и учета всех принадлежащих РСФСР ценностей, состоящих из золота, платины, серебра в слитках и изделиях из них, бриллиантов, цветных драгоценных камней и жемчуга", причем в декрете Совнаркома специально подчеркивалось, что "все советские учреждения и должностные лица обязаны сдать в Гохран в течение трехмесячного срока все имеющиеся у них на хранении, в заведовании, в переделке или на учебе вышеназванные ценности" (21).

В уже упоминавшемся выше "Отчете по золотому фонду сообщалось, что к 1 февраля 1922 г. в Гохран поступило "монеты, слитков (золотых. - авт.) бывших частных банков, слитков и монеты из сейфов, золота от Главзолото и т.д. - 84.356.234 зол. руб. 95 коп." (22).

В основном все это богатство было конфисковано у "буржуев"
 
Сначала "шарахнули" по отечественным "единовременным чрезвычайным революционным налогом" (октябрь 1918 г.) с целью отобрать те самые 436 млн. зол. руб., что с 1914 г. хранились по "чулкам" у населения. Летом 1919 г. дошла очередь до "буржуев" иностранных - Петроградская ЧК сделала налет на здания иностранных посольств. Именно там чекисты конфисковали "сейфы", в которых после взлома нашли на 13 млн. зол. руб. царских "рыжиков".

Затем в Петрограде и окрестностях и по всей России прошлись по "закромам" бывшего министерства императорского двора - резиденциям великих князей, их детей и внуков. Добрались и до музеев - грабили и тащили в Гохран все: слоновую кость, древние рукописи, археологические древности. Только "восточные раритеты" (из Китая, Японии, Персии) дали 437 предметов на 2 млн. 630 тыс. зол. руб.

При фантастической инфляции в период военного коммунизма, когда деньги мерили метрами и таскали мешками (даже само понятие "деньги" исчезло - говорили "совзнаки": один золотой "царский" рубль равнялся 20 тыс. "совзнаков") Гохран стал основным хранилищем реальных ценностей и реальной ("валютной") стоимости.

И когда надо было вручать реальные награды "стойким защитникам революции" (обычно это были именные золотые и серебряные наручные часы, вручаемые через Реввоенсовет Республики), выделять реальные средства на подрыв "тылов империализма" через Коминтерн, покупать продовольствие заграницей через Наркомвнешторг (в обмен на бриллианты, жемчуг, изумруды и т.п.), промышленное оборудование (паровозы, вагоны, нефтетехнику и т.д.) через ВСНХ (за золотые, платиновые, серебряные монеты "царской" чеканки) - все тянули с Гохрана.

Но "тянули" не только госучереждения. В.И. Ленин с момента учреждения Гохрана постарался окружить его тройным кольцом "надежнейших коммунистов", которым он доверял лично. Это - уполномоченный ЦК по Гохрану Яков Юровский (да, да, тот самый, что командовал в июле 1918 г. расстрелом царской семьи на Урале и лично снял с убитых кольца, браслеты, часы, медальоны и по описи сдал их затем в Гохран), Глеб Бокий - начальник "технического отдела" ЧК - ГПУ (организовал в здании Наркоминдел по Кузнецкому мосту в Москве на последнем этаже и чердаке первую подслушивающую станцию, сначала по контролю телефонных переговоров из иностранных посольств, а затем и за "своими") и... Леонид Красин, имевший личную доверенность от Ильича на изъятие из Гохрана по первому требованию любых ценностей (главным образом, бриллиантов) - кроме Красина, такие "ленинские" доверенности в 1918-1920 гг. имел только наркомвоенмор и председатель Реввоенсовета Республики Л.Д. Троцкий (23).

В своей ставке на лично преданных "сторожевых псов" Революции Ленин не ошибся
 
Гохран приступил к своей деятельности 24 февраля 1920 г., а уже в апреле Юровский лично доложил Ленину - в "конторе" что-то нечисто, много ценностей уходит "налево", видимо, действует какая-то организованная шайка жуликов.

Ленин поручил расследование сигнала Г.И. Бокию. Расследование подтвердило - шайка действует, но благодаря полной неразберихе с учетом и отпуском ценностей поймать ее трудно. Ильич взорвался - главному куратору Гохрана замнаркомфина Альскому 29 мая 1921 г. он пишет угрожающее письмо: не наведете порядок - посадим, ибо Гохран - центральное звено в экономике, т.к. "нам нужно быстро получить максимум ценностей для товарообмена с заграницей" (24).

Одновременно Бокию приказано:

а) найти организаторов хищений (а не "маленькую рыбешку" типа посыльных, учетчиков, рядовых оценщиков алмазов - в списке Бокия фигурировало свыше 100 чел.);
б) составить полный список "комчиновников", которые забирали ценности без надлежаще оформленных бумаг или вообще по телефонному звонку;
в) дать перечень предложений по созданию системы защиты от будущих хищений

Организаторов нашли быстро
 
Ими оказались три дореволюционных российских "бриллиантовых короля", взятые на работу в Гохран как ведущие эксперты: Пожамчи, из обрусевших греков, до революции владел целой "бриллиантовой фирмой" и имел фабрику по огранке алмазов в Антверпене (Бельгия); оценщик алмазов и бриллиантов Александров, а также другой оценщик Яков Шелехес, брат которого работал в ВЦСПС завкультпросветом.

Всех троих накрыли с поличным - на рабочих местах и дома при обысках нашли неучтенные или уже вынесенные из Гохрана бриллианты, "левые" накладные, переписку на бланках Наркомфина с заграничными партнерами. Главное же - все трое отвечали за оценку, сортировку и отправку (в том числе - и за границу) драгоценных изделий.
 
Общий ущерб всей шайки ВЧК - ГПУ оценило как кражу бриллиантов на 1,500 каратов и всех троих летом 1921 г. расстреляло. Был составлен и второй список - кто из "комчиновников" на "халяву" получил драгоценности. Сигналы к чекистам о разбазаривании ценностей, доставшихся большевиков от "проклятого прошлого", поступали и ранее. Скажем, "военспец" Н.И. Раттэль еще в 1918 г. похвалялся золотой "екатерининской" табакеркой, усыпанной бриллиантами, которую ему якобы выдали вместо ордена. У начальника военных сообщений РККА М.М. Аржанова таким "орденом" была... инкрустированная золотом личная трость самого Петра Великого, которую "путеец" самовольно укоротил под свой рост, ибо был всего "метр с кепкой" (25).

Большое недовольство у пуритански настроенного Ленина вызвала свадьба бывшего матроса П.Е. Дыбенко и генеральской дочки А.М. Коллонтай, с купеческим размахом проведенная в одном из реквизированных большевиками великокняжеских дворцов на великокняжеской посуде и с хрусталем, после которой многие ценные вещи из дворца пропали - многочисленные гости унесли их "на память" (26).

Да что там "военспец" или матрос из "красы и гордости Революции" - Балтфлота!
 
Сам великий пролетарский писатель Максим Горький не устоял, оскоромился Несмотря на закрытие летом 1918 г. его газеты "Новая жизнь" (вспомним его слова о "поддержке большевиков"), он, как и Красин, пошел на службу к Ленину. В феврале 1919 г. он принял из рук большевиков важную должность председателя экспертной комиссии по приему и оценке художественных ценностей при Петроградском отделении Комиссариата торговли.

Зинаида Гиппиус, летом и осенью 1919 г. близко наблюдавшая в Петрограде "работу" этой горьковской экспертной комиссии, оставила в своих дневниках такую ядовитую запись: "... Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных "буржуев", умирающих с голоду... Квартира Горького имеет вид музея, или лавки старьевщика, пожалуй: ведь горька участь Горького тут, мало он понимает в "предметах искусства", несмотря на всю охоту смертную. Часами сидит, перебирает эмали, любуется приобретенным... и, верно, думает бедняжка, что это страшно "культурно!. В последнее время, заключает Гиппиус, Горький стал скупать... "порнографические альбомы" и "царские сторублевки" (27).

Вот и друг Горького Красин попал в "черный список" Бокия, который тот представил по разделу "комчиновники и бриллианты" 23 июля 1921 г. лично Ленину. Среди длинного списка "отоварившихся" в Гохране (например, прокурор РСФСР, бывший прапорщик Н.В. Крыленко) числилась и некая "тов. Красина-Лушникова", которой опять же по записке Альского от 14 марта 1921 г. предписывается выдать бриллиантов аж на целых 11.497,80 каратов!? В записке замнаркомфина указывается, что у просительницы есть письмо из Внешторга номер такой-то от 14.03.21 и мандат "на личность" - номер такой-то, которые Альский будто бы оставил у себя на хранение. "Записка (Альского. - авт.) не имеет печати. Несмотря на отсутствие мандата и печати, - говорится в отчет Бокия, - выдача производится и составляется акт на отпуск за №33" (28).

2
 
Авторы очень интересной и основанной полностью на партийных архивах (ранее почти совсем неизвестных публике) книжки "Красные конкистадоры" О.Ю. Васильева и П.Н. Кнышевский на основе одной лишь фамилии (Красина-Лушникова) делают вывод - эта дама "жена Л.Б. Красина".

Но, во-первых, фамилия "Красина" не такая уж редкая в России. Во-вторых, настоящих жен Красина звали совсем по-другому. Первую (до 1920 г.) звали "Красина-Миловидова", вторую (именно она была законной супругой в 1921 г.) -"Красина-Миклашевская". Возможно, авторы знают о "третьей жене", существовавшей одновременно со второй и именно эта "третья"ходила за бриллиантами в Гохран?
 
Сомнительная версия, тем более, что в отчете Бокия вовсе не говорится, что "Красина-Лушникова" - жена наркомвнешторга. Наоборот, там содержится чисто "чекистская" фраза: "Выдачи, за редким исключением, производятся без справок по телефону у лиц, разрешивших данный отпуск ценностей из Гохрана". Уж будьте уверены, если бы эта была "жена Красина", Бокий не побоялся бы написать это в отчет и лично доложить Ленину. Думается, что сия дама была, скорее всего, подставной фигурой - посредником какой-то другой шайки воров, но уже из Внешторга.
 
3

Сегодня опубликовано уже немало свидетельств современников о переходе от аскетизма и "распределиловки" военного коммунизма к НЭПу и "сладкой жизни". Не случайно, что в партийный лексикон с 1921 г все активнее входит термин "буржуазное перерождение". Один из свидетелей этого "перерождения" выпускник ИКП (Институт Красной Профессуры - "школы" Бухарина) И.И. Литвинов (однофамилец наркома Литвинова - до и после ИКП работал по внешнеторговой линии, а в 1933 г. вместе с семьей ставший "невозвращенцем"), в своем "Дневнике за 1922 год" записал 9 февраля:
 
"... Нужно сказать, что, несмотря на все переброски, произошла полная дифференциация коммунистов. В хозяйственных органах, в военно-снабженческих и в дипломатических работают воры. Я уверен, что процент воров среди коммунистов ВСНХ, Центросоюза, Наркомвнешторга куда выше 99%. Там крадут все: от народного комиссара до курьера. Честные коммунисты сидят в культурно-просветительных и партийных органах" (29)."

"Икапист" Литвинов сам, очевидно, не подозревая, затронул самую болезненную для Ленина и других доктринеров мировой революции тему - как сочетать реальную жизнь с доктриной, "учиться торговать" и исконным "воризмом", который "слишком близко сидит под шкурой каждого русского человека" (В.В. Шульгин, 1929 г.)

Ведь не случайно старая народоволка Миньковская, полжизни проведшая на царской каторге и ссылке, к ее концу призналась "икаписту" в 1922 г.:
 
"Во всем она и ее муж винят русский народ. Мы его не знали, говорит она, а то разве были бы народниками. Книжки рисуют народ не таким, каким он является в действительной жизни. Она заверяет, что на тысячу власть имущих коммунистов, максимум один процент честных. Среди русских, сказала она мне, вообще нет нравственно стойких людей, у других народов не то. Иностранцы - члены делегаций и т.д., приехавшие к нам, оказывается, приезжали главным образом за покупкой драгоценностей. И все они удивляются подкупничеству и взяточничеству большевиков. Ей это рассказывали как сами иностранцы, так и люди, с ними имевшие дело" (30).
 
Спустя десятилетия один из первых "покупателей драгоценностей", как раз в 1922 г. начавший свое "дело" в Советской России, фактически подтвердит оценки старой народоволки о коррупции коммунистов. Вот что ответит американский миллионер Арманд Хаммер (в 1922 г. ему было всего 23 года) на вопрос, как это ему удалось разбогатеть на торговых сделках в нищей и разоренной гражданской войной Советской России:
 
"Вообще-то это не так уж и трудно. Надо просто дождаться революции в России. Как только она произойдет, следует ехать туда, захватив теплую одежду, и немедленно начать договариваться о заключении торговых сделок с представителями нового правительства. Их не более трехсот человек, поэтому это не представит большой трудности" (31) (т.е. всех легко можно купить за взятки. - авт.).

4
 
По третьей позиции - предложения по учету и контрою ценностей - Бокий также сообщил Ленину немало интересного. Во-первых, несмотря на все строжайшие распоряжения о "трехмесячном сроке" сдачи из всех других "контор" имеющихся у них на хранении ценностей, за минувший год со времени этого постановления Совнаркома от 3 февраля 1920 г. дело подвигалось туго, особенно в провинции.
 
Огромное количество возникших в период военного коммунизма всяческих "контор" типа горьковской Экспертной комиссии (аналогичная существовала и в Москве, а также во многих губернских столицах) не хотели выпускать из рук столь прибыльное дело, соперничали, писали в ЦК, ГПУ и Совнарком кляузы и доносы друг на друга (см. одну из них - лично Ленину от Горького 2 марта 1921 г. - опубл. в книге "Красные конкистадоры", с. 107-108). Все эти "рога и копыта" типа Чрезучет, Бесхоз, Наследственно-охранный отдел и десятки других большевистских "контор" ни за что не хотели расставаться с награбленными ценностями.

Во-вторых, отмечал Бокий в своем обстоятельном докладе, сам Совнарком по незнанию "технологии дела" допустил крупный просчет - не вникая, утвердил подсунутую жуликами из Экспертного управления по координации работы экспертных комиссий на местах временную инструкцию по оценке, в которой разрешалось "во избежание задержки разборки ценностей временно согласиться на отбор (для Гохрана) без составления описи" (?! - выделено нами. - авт.).
 
Можно представить, сколько ценностей "под честное слово" ушло таким образом сквозь пальцы, "налево"! Инструкция же самого Гохрана об отпуске ценностей по запросам наркоматов и отдельных важных лиц предписывала делать это без реальной оценки стоимости (писали цену в не имеющих никакого значения "совзнаках"), указания веса (кроме алмазов, где отмечалось число каратов), в "штуках", словом - "на глазок".

Так, 26 июля 1920 г. по запросу ВЧК и Московской ЧК Гохран выдал для награждения чекистов 88 серебряных и 6 обычных металлических часов. Отпускал тот самый оценщик Александров, что через год теми же чекистами и будет расстрелян, хотя ревнители "революционной законности" могли бы уже при подписании описи на выдачу заметить: стоимость часов не проставлена, фирма-изготовитель не указана, как и заводские номера часов.
 
5

Словом, призыв Ленина построить из золота "отхожие места" по всему миру в конкретной стране - России - воспринимался вполне по-русски. Тащили все (особенно из золота и серебра), что можно было стащить, так уже тогда понималось понятие "общенародная собственность".

Доклад Бокия имел далеко идущие последствия как для организации учета, хранения и выдачи ценностей, так и для всей внешнеторговой политики большевиков (введение "жесткой экспортной диктатуры" (Ленин) - госмонополии внешней торговли).

Уже 10 августа 1921 г. на Совете Труда и Обороны (СТО) под председательством Ленина принимается грозное постановление: отныне вся внешняя торговля (и валютные расчеты по ней с заграницей) идут исключительно по каналу Чрезвычайной Комиссии по экспорту (Чрезкомэкспорт) при СТО - некий внешнеэкономический аналог ВЧК (тогда же Ленин в письме к Каменеву пишет - "мы еще вернемся к террору, и террору экономическому"). Перед этим жесточайшей чистке и арестам подверглись Гохран, Рабкрин, Наркомфин. Последний усилили новым наркомом - членом Политбюро М.Н. Крестинским.

В Чрезкомэкспорт представители Наркомфина за все время его существования (август 1921 - февраль 1922 гг.) не войдут. Зато войдут люди из Внешторга, Рабкрина, ВЧК, Наркомпрода и ВСНХ. Во главе "экономической чека" поставили "твердого ленинца" Михаила Рыкунова, из рабочих-самоучек.

Учредили и "выносной пост" Чрезкомэкспорт - в Ревели (Таллине), куда назначили "уполномоченного Совнаркома по валютным операциям" М.Н. Литвинова, он же торгпред РСФСР в Эстонии (в подчинении наркомвнешторга Л.Б. Красина).

Спустили план: в течение года скупить (фактически - конфисковать) у обывателей ценностей на 20 млн. зол. руб.; одновременно СТО обязывал Рыкунова вывезти за границу для продажи художественных ценностей на 29.645.842 зол. руб.

Далее пошла "инициатива с мест" - по предложению эконоуправления ВЧК ЦК РКП(б) 5 сентября 1921 г. за № 65 принимает секретное постановление: Наркомфину через Гохран (председатель Аркус) под контролем ВЧК организовать тайную скупку золота, платины и иностранной бумажной валюты. Для чего организовать по всей стране сеть тайных скупщиков под видом спекулянтов.
 
И машина заработала... Но не надолго - вскоре она начала давать сбои

Фактически обе "чеки" - политическая (ВЧК) и экономическая (Чрезкомэкспорт) пали жертвами столь любимой большевиками "чрезвычайщины". Пока одни чекисты рыскали по всей стране в поисках экспортных ценностей, другие устроили "шмон" на многочисленных экспортно-импортных складах в Москве. И обнаружили - совсем как в брежневские времена с импортным оборудованием [на сумму более 60 миллиардов долларов США, - FV], лежащим под снегом - нечто вопиюще бесхозяйственное.

Оказалось, что на 14 московских складах в октябре 1921 г. лежало импортных товаров (бумаги, медикаментов, электроприборов и т.п.) в четыре - шесть раз больше того, что одновременно разные наркоматы требовали срочно закупить на золото заграницей. Нашли даже импортные товары "царского" времени, привезенные еще в 1915-1916 гг. в обмен на "залоговое золото".
 
Не разобранными лежали кучи "худценностей", конфискованных у "буржуев" в 1918-1920 гг. И уж совсем "экспортные чекисты" вляпались, когда еще через полгода на складах самого Чрезкомэкспорта другие контролеры обнаружили... сгнившими или испорченными 2 млн. шкурок пушнины, 3,632 пудов кости мамонта, 33 тыс. туш конины, 4 тыс. ковров ручной работы, 4 тыс. аршин кружев и вышивки (32). Есть подозрение, что контролеров этих... направил Л.Б. Красин, выступавший за монополию внешней торговли, но без чрезвычайных "чекистских" методов в экономике.

Зажатый между Сциллой воровства и Харибдой чекистских реквизиций и расстрелов, Ленин, очевидно, понял, что строить НЭП при перманентном соревновании жуликов и чекистов бесполезно.

3 февраля Совнарком принимает уникальное решение, с которого и следует по настоящему исчислять НЭП - Чрезкомэкспорт упраздняется. Но что гораздо более важно - упраздняется и "чека". Вместо нее создается Главное Политическое Управление - ГПУ (с 1924 г. - ОГПУ), которому отныне запрещено творить внесудебные расправы (реквизии и аресты без санкции прокурора), а тем более судить и казнить (отловил шпиона - сдай его в суд).

В немалой степени такой "пассаж" был связан с острой дискуссией в партийных верхах по вопросу о монополии внешней торговли, в которой Ленин и Красин (а, точнее, Ленин под давлением Красина) выступили вместе против всего Политбюро, ЦК и Совнаркома, и... победили.
 
Но прежде чем писать об этом странном тандеме Ленин - Красин в вопросе о монополии внешней торговли, следует вернуться к тому моменту, когда Красин прервал в Тарту свои переговоры с эстонцами о мире и срочно вернулся в Москву.

Наступил 1920 год, пожалуй, самый тяжелый для большевиков, последний, третий год гражданской войны. Хотя большевики разбили Колчака и отвоевали почти всю Сибирь до Байкала, в Крыму все еще сидел Врангель, в Польше пилсудчики точили ножи и готовились к атаке на "первое отечество мирового пролетариата" (в апреле 1920 г. они захватят Киев).

Хотя Антанта в январе сняла формально военно-экономическую блокаду Советской России, торговать все равно было нечем: промышленность лежала в разрухе, транспорт не работал, деревня стонала от продразверстки. Единственной реальной ценностью для заграничных закупок были золото, платина и серебро. Но и их еще надо было вывезти на Запад, узнать что почем, найти партнеров (пока - хотя бы мелких "буржуев" - спекулянтов типа Хаммера).

И как раз в 1920 г. было прорублено маленькое окошечко на Запад - через Эстонию и ее Ревельский морской порт
 
Там еще в 1918 г. обосновался бывший казначей РСДРП Исидор Гуковский в качестве торгпреда РСФСР де факто (в 1920 г. его сменит М.М. Литвинов), постоянно крутились Ганецкий с Козловским - словом, вся большевистская "финансовая рать".
 
Одновременно с начавшейся еще в 1918 г. в Ревеле мелкой торговлей с европейскими спекулянтами золотом, бриллиантами, художественными раритетами проводилось нащупывание (в полном соответствии с ленинской концепцией империализма) "слабого звена" в цепи враждебных иностранных государств. В 1920 г. таким "слабым звеном" Ленину представлялась Англия.

Дело в том, что еще в 1918 г. большевиков удалось нащупать слабинку в едином антибольшевистском фронте Антанты - добиться признания своего "посла" ("уполномоченного НКИД в Лондоне") М.М. Литвинова де факто (Литвинов имел в Англии во время войны статус политэмигранта и работал техническим секретарем директора дореволюционного Московского кооперативного народного банка).

Этому предшествовал дипломатический скандал. За антивоенную пропаганду англичане арестовали и посадили в тюрьму другого политэмигранта - Г.В. Чичерина. После октябрьского переворота большевики потребовали выпустить из тюрьмы своего соратника. Англичане отказались. Тогда по команде Ленина и Троцкого чекисты заблокировали британское посольство в Петрограде, фактически посадив престарелого посла лорда Джорджа Бьюкенена под "домашний арест", не позволяя ему и персоналу посольства выехать на родину.
 
По-существу, это была одна из первых попыток использовать заложников в политических целях, столь распространенная сегодня
 
Фактически предлагался "обмен" Чичерина на Бьюкенена. Напуганный террором большевиков посол Британии начал слать в Лондон панические депеши. В итоге "обмен" состоялся: 3 января 1918 г. Чичерина выпустили из тюрьмы и выслали из Англии. Как только он приехал в Петроград, большевики отпустили Бьюкенена и персонал посольства.

Литвинов стал также "уполномоченным НКИД" не случайно. Сначала англичане послали свою неофициальную дипломатическую миссию во главе со своим "уполномоченным" Брюсом Локкартом, бывшим британским генконсулом в Москве.

Литвинов в Лондоне сразу стал расширять окно. Пользуясь своим полу-дипломатическим статусом (право посылки шифрограмм и дипкурьеров, получения диппочты), "уполномоченный" предпринял атаку на своего "двойника" - посла "временных" в Лондоне кадета Константина Набокова (родного брата Владимира Набокова, отца знаменитого писателя-эмигранта).
 
Литвинов добился лишения К.Д. Набокова средств дипломатической связи ("временному" посольству отключили даже телефоны), а затем на бланке "уполномоченного НКИД" направил в "Bank of England" официальное письмо: требую лишить посольство Набокова и военно-закупочную миссию (военный атташет) права распоряжаться денежными суммами, направленными царским правительством в 1914-1917 гг. для закупок оружия, наложив на их счета арест.

И, к великому изумлению "уполномоченного", банк такой арест наложил, правда, не дав и Литвинову права распоряжаться этими средствами (совсем как в случае с ген. Подтягиным в Японии в 1925 г.) (33).

"Мы и до настоящего момента чрезвычайно страдаем от этого "ареста", - жаловался К.Д. Набоков премьеру колчаковского правительства П.Д. Вологодскому 16 февраля 1919 г., - сопряженного со многими унизительными неудобствами" (34).

И хотя в 1920 г. Литвинов сидел уже "уполномоченным Совнаркома" в Ревеле, в Лондоне он оставил своих заместителей и всю дипсвязь. Во всяком случае, когда Л.Б. Красину из Лондона надо было 22 октября 1920 г. дать шифрограмму о срочной присылке оценщицы алмазов с небольшой партией бриллиантов (якобы принадлежащих лично ей) на продажу, он беспрепятственно послал ее в Москву.

Миссия Красина в Лондон в мае-ноябре 1920 г. до сих пор окрашена флером таинственности
 
Ясно, что он имел поручение расширить эстонское окно до "торгового моста" в Европу. Важнейшим результатом этой миссии стало подписание там же, в Лондоне и именно Красиным 16 марта 1921 г. англо-русского торгового соглашения, фактически - первой бреши в "империалистическом окружении". Без скандалов удалось ему реализовать и бриллианты через присланную из Москвы "оценщицу" Марию Цюнкевич (35).

Успеху Красина в Лондоне, несомненно, содействовал его образ "технократа", крупного инженера, известного в кругах иностранных специалистов с дореволюционных времен (представитель фирмы "Симменс и Шуккерт" в Петрограде - это вам не кот начхал!). "Инженерная" репутация и "оборончество" в Первую мировую войну обеспечило Красину отдельные контакты и с представителями "белой" эмиграции, в частности, с Ариадной Тырковой-Вильямс.

Эта "бабушка кадетской партии", которую в России начала века называли "единственным мужчиной в кадетском ЦК", как раз в 1920 г. вернулась с разгромленного деникинского фронта и вместе с мужем, новозеландским журналистом и филологом Гарольдом Вильямсом писала для английского издательства роман о русской революции (36).

Встреча с Красиным - это встреча с человеком "ее круга", но с той стороны баррикады. Хотя политические позиции двух собеседников были прямо противоположны, объединяло их одно - оба они были людьми действия. А еще - государственниками. Такой, по определению писателя-эмигранта Бориса Филиппова, "консервативный либерализм", идущий, по его мнению, от А.С. Пушкина с его просвещенной религиозностью (37), сближал Тыркову-Вильямс и Красина.
 
Тем более, что в эмиграции уже с осени 1920 г. (война с Польшей была воспринята большинством "белых" эмигрантов не как революционная, а национальная война) зарождались семена сменовеховства, которые расцветут пышным цветом в следующем, 1921 году, с введением НЭПа.

2
 
Не во всем Троцкий в характеристике Красина был не прав. Конечно, писал он в 1932 г., Красин "не был пролетарским революционером до конца. Он искал всегда непосредственных решений или непосредственных успехов; если идея, которой он служил, не давала таких успехов, то он обращал свой интерес в сторону личного успеха... Он был ближе к людям типа Кавура, чем к людям типа Маркса или Ленина" (38).

Многие иностранные дипломаты того времени (в частности, министр иностранных дел Италии Сфорца) очень высоко ставили Красина, отмечая в нем "необычное сочетание преуспевающего делового человека (39) и неуступчивого революционера".

Троцкий, правда, забыл добавить, что когда в 1924-1926 гг. он оказался отодвинут сначала "тройкой" (Зиновьев - Каменев - Сталин), а затем "двойкой" (Сталин - Бухарин) от большой политики, единственный человек, который (во время своих редких наездов из Лондона и Парижа, где он был полпредом СССР) демонстративно садился рядом (или напротив) на заседаниях Политбюро, ЦК или Совнаркома, был один Красин.

По-существу, Красин олицетворял ту "технократическую" линию внешней и внутренней политики России, начало которой с 1892 г. положил С.Ю. Витте. Как и Витте, он весьма скептически относился к "религиозно-идеологическим" изыскам власть придержащих, будь то православие (при Александре III), или коммунизм (при Ленине).
 
Последнему Красин прямо в лицо говорил, что вся эта коминтерновская идеология "мировой революции" - бред, химера, философия "универсального запора". И не только говорил - где мог отказывался давать из Внешторга и Гохрана валюту (известный инцидент с М.П. Томским, в 1921 г. - председателем Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК РСФСР, которому в сентябре 1921 г. он не выдал 100 тыс. руб. зол. на "мировую революцию" в Средней Азии).

Как человека делового и организованного, Красина возмущало головотяпство "мировых революционеров" и их абсолютная некомпетентность в вопросах мировой торговли, особенно, бриллиантами и художественными ценностями ("... До продажи драгоценностей организованным путем мы все еще не доросли и что падение цен, вызванное на рынке бриллиантов более чем неудачной торговлей ими Коминтерном и другими учреждениями, имеет и в будущем под собою достаточные основания." - Из письма в Наркомфин 20 марта 1922 г.).

Он с таким трудом заключил с англичанами в марте 1921 г. первый в истории Советской России торговый договор, а Наркомфин и другие "конторы" продолжали гнать товары через Ревель. 30 августа 1921 г. Красин отбивает торгпреду в Эстонии М.М. Литвинову категорическую телеграмму: "Я решительно возражаю против продажи ценностей через Ревель. Произведенные продажи сопровождаются для нас крупными убытками, и продолжать подобную растрату казенного добра я не намерен" (40).
 
Вскоре наркомвнешторг своей властью временно приостановил все операции с золотом и художественными ценностями через Ревель.

Однако, этот запрет явно не понравился кому-то в Коминтерне, тем более, что хитрый Литвинов подстраховался - переписку с Красиным о запрете продаж на 20 млн. ф. ст. он в копиях переслал в Совнарком на имя Ленина. Тот не согласился с Красиным и вынес вопрос на Политбюро. Что сделал бы современный "нарком", узнав, что вопрос находится у "самого"? Сидел бы и молчал в тряпочку, ожидая "высочайшего" указания.

Не таким был Красин. Он тут же пишет письмо в Совнарком - что за бардак, вы мне поручили внешнюю торговлю, а теперь по каждому вопросу лезете и даете указания? А Литвинов подчинен мне, и не его дело, минуя непосредственного начальника, сразу лезть на Политбюро. Как оказалось, Литвинов в обход Красина хотел выслужиться (он уже ранее безуспешно "навоевался" с Чичериным за пост наркоминдела, теперь хотел свалить наркомвнешторга и сесть на его место), и начал переговоры с какими-то заграничными жуликами о продаже золота и бриллиантов на 20 млн. ф. ст. (стоимость одной "царской посылки" залогового золота в 1915-1917 гг.).

Красин дезавуировал Литвинова - на такую сумму бриллиантов во Внешторге уже давно нет, все выгребли подчистую. Для Литвинова его интрига против Красина кончается однозначно - к концу 1921 г. его освобождают в Эстонии сразу от трех должностей - полпреда, торгпреда и "уполномоченного Совнаркома по валютным операциям", но переводят с повышением - замнаркома иностранных дел к Чичерину, где он и работает последующие девять лет, когда, наконец, наступает его звездный час: в 1930 г. Сталин делает его "министром".

А что же Красин?
 
Набирает силу, особенно в 1922 г., когда он схлестнулся с будущим Наркомфином и "отцом" реформы рубля (червонца) Г.Я. Сокольниковым. История этого конфликта такова. 6 октября 1922 г. пленум ЦК РКП(б), по предложению Сокольникова, единогласно проголосовал за ослабление монополии внешней торговли (как писал в своих тезисах к пленуму "О режиме внешней торговли" Сокольников, можно разрешить "свободный вывоз" из РСФСР сахара, мехов, зерна, особенно в сторону Персии и Китая) (41).

Из приглашенных на пленум только Красин решительно выступил против ослабления госмонополии на внешнюю торговлю. Ленина на пленуме не было - он болел. Красин поехал к нему в Горки и убедил: дело это - крайне опасное, экономика России только-только встает на ноги, "золотого червонца" еще нет, мы вновь потеряем контроль за экспортом и снова придется на жуликов бросать чекистов.

Ленин и на этот раз согласился с доводами Красина (что, очевидно, и вызвало потом критику Троцкого, ибо вначале этой дискуссии он занял позицию "нейтралитета") и настоял, чтобы решение пленума приостановили на две месяца, до изучения опыта торговли Внешторга (42).
 
А на декабрьском пленуме уже с участием Ленина предыдущее постановление столь же единогласно отменили - Красин снова победил!
 
Не надо, однако, думать, что все эти большевики-интеллигенты и государственники - Ленин, Сокольников, Красин - были абстрактными радетелями за "народное дело". Нет, они продолжали старую российскую традицию государственности, точно отраженную историком В.О. Ключевским - "государство пухло, а народ хирел".
 
Когда Ленину нужны были дополнительные валютные ценности на торговлю с Западом, он не останавливался перед развязыванием грабежа церковного имущества.
Сегодня уже хорошо известно его секретное письмо членам Политбюро от 19 марта 1922 г. "данный момент (голод в Поволжье. - авт.) представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля (т.е. православную церковь. - авт.) наголову, и обеспечить необходимые для нас позиции на много десятилетий".
Оглавление
 
www.pseudology.org