Марина Черкашина |
|
Тащите с Горького хоть понемногу! | |
Смерть Горького, давно и серьезно больного туберкулезом, никого в широких слоях советского общества не удивила и не насторожила. Однако вскоре были арестованы лица, причастные к умерщвлению великого пролетарского писателя. И хотя с той поры прошло более полувека, до сих пор идут споры о том, что послужило истинной причиной гибели автора "Песни о Соколе" и бессмертного Данко... Судьба Максима Горького - писательская и человеческая - живая иллюстрация к известному ленинскому тезису: литература-де часть общепартийного дела, всего лишь звено, маховичок и прочая прагматика, поставленная на службу пролетариата. С большевиками Горький сблизился в начале девятисотых годов, будучи уже известным русским писателем. Что побудило его стать на скользкую и опасную тропу революционера-практика? Ведь бездумный юношеский романтизм к 30 с лишним годам наверняка выветрился. Не будем долго гадать, а последуем совету французов - "шерше ля фам" Такая роковая женщина - настоящая "пиковая дама" - возникла в жизни Горького в самом начале века: актриса Художественного театра Мария Фёдоровна Андреева (Юрковская). Из-за нее Алексей Максимович оставил жену с двумя детьми - семилетним Максимом и трехлетней Катей. Надо сказать, что брак дворянки Екатерины Павловны с нижегородским "цеховым" продлился почти восемь лет. Они расстались добрыми друзьями. Новая, уже гражданская, жена - актриса МХТ Мария Федоровна Андреева оставила ради Горького мужа, тайного советника Желябужского с десятилетней дочерью Катей и восьмилетним Юрием. Она, как тогда говорили, ушла в революцию, вступила в большевистскую партию и стала личным другом Ленина. Вместе с ней пришел к большевикам и Горький. "К ним я и "примазался", - сообщал он о себе много лет спустя, - еще в 1903 году". Вот их-то вдвоем Ильич и направил в США для выполнения важного партийного задания - собрать деньги в кассу большевиков. В 1906 году Горький и Андреева отправились в далекий заокеанский вояж. Мало кто знает, что самый наипролетарский роман "Мать" был написан не в Нижнем Новгороде, а в горах Адирондака, что в штате Нью-Йорк на границе с Канадой, в имении супругов Мартин, приютивших у себя гостей из России. В Штатах Максим Горький страстно разоблачал реакционную политику царизма и просил денег на поддержку революции в России, но странные американцы почему-то больше интересовались статусом сопровождавшей Горького дамы, нежели проблемами всероссийского бунта. Пуритански настроенным американцам совсем не нравилось, что незамужняя актриса и неженатый писатель пытались поселиться вдвоем в одном гостиничном номере. Их то и дело изгоняли из отелей - из одного, другого, третьего... Тогда Алексей Максимович и Мария Федоровна поселились у дочери знаменитого врача, у которого они консультировались по поводу туберкулеза - у Джона Мартина. Где уж там добывать средства на революцию. Правда, немного все-таки собрали - около 10 тысяч долларов. Но зато блестяще справились с другой партийной задачей: после ряда обличительных выступлений Горького в американской прессе США отказались предоставить царскому правительству заем в полмиллиарда долларов. Именно в это время в далекой России умирает его пятилетняя дочь... Интересно, как бы мы сегодня отнеслись к писателю, добившемуся отмены очередного транша МВФ? Рискнул бы он вернуться на родину? Ну вот и Горький почел за благо не возвращаться в Россию и отправился прямо в Италию, на благословенный остров Капри. Туда приезжали к нему в гости Дзержинский и Шаляпин, Луначарский и Бунин, Плеханов и Станиславский... Там же в добровольном изгнании Горький по-настоящему подружился с Лениным. В Берлине в 1906 году они не только вели политические разговоры, но и хаживали вместе то в зоопарк, то в театр. Когда же Ленин приехал на Капри, они ловили рыбу, осматривали Помпею, ходили в Неаполитанский музей. Размолвка же между ними вышла, когда Горький написал повесть "Исповедь", герой которой послушник Матвей, выходец из крестьян, разочаровался в религии и решил, что отныне его божеством станет рабочий народ. Ленин же сказал, что нельзя придавать научному социализму характер религиозного верования. Однако не только Горький, но и Луначарский развивал мысль о "пятой религии", которой должна была стать вера в коммунизм. В пылу теоретических споров Владимир Ильич не забывал напоминать о главном предназначении пролетарского писателя - пополнять партийную кассу. Одна из ранних пьес Горького "На дне" обрела огромную популярность не только в России. С большим успехом она прошла в Дрездене, Мюнхене, Берлине... Именно в Берлине в театре Макса Рейнхардта спектакль проходил с полным аншлагом более шестисот раз. И неудивительно, что денег от постановок и изданий произведений Горького в Германии набежало очень и очень много. Поэтому решено было нанять специального агента для их сбора. Выбор пал на проверенного революционера Александра Лазаревича Парвуса Большевики распорядились деньгами своего соратника так: 20 процентов - агенту, то есть Парвусу, 40 процентов - в кассу большевиков, а остальные суммы решено был переводить на имя Горького в банк. Надо сказать, что Ленин недооценил революционный азарт Александра Лазаревича. Потому что гонорары писателя и деньги забастовочного комитета Парвус пускал в дело, которому придал всеевропейский размах. С проворной руки Парвуса деньги Горького работали на кайзеровскую Германию, которая вполне успешно воевала с Россией. И никого из его товарищей по партии это обстоятельство не смущало: ведь чем скорее Россия потерпит поражение, тем быстрее война империалистическая перерастет в войну гражданскую. Ходили слухи, что Горький в Италии жил со всеми своими чадами и домочадцами на широкую ногу. Но это было не совсем так. Мария Федоровна Андреева, гражданская жена Алексея Максимовича и соратник по большевистской борьбе, не забывала о нуждах партии, и потому львиная доля писательских гонораров уходила на нужды РКП(б). "Тащите с Горького сколько можете", - наставлял Ленин своего соратника А. Богданова в конце 1904 года. И тащили все, кому не лень. Но долго это продолжаться не могло. В феврале 1913 года в связи с 300-летием дома Романовых была объявлена политическая амнистия, и Горький вернулся в Россию, поселился в Петербурге. А вскоре началась большая война. Алексей Максимович резко выступал против "мировой бойни". Тогда же он создал издательство "Парус". Первой вышедшей в свет книгой "Паруса" стал сборник стихов Маяковского "Простое, как мычание". Поэт был в восторге. Радовался и издатель, который предрекал Маяковскому большое будущее Но уже через восемь лет в Берлине в октябре 1922 года в кафе "Ландграф" на диспуте о "литературе и кинематографе" при упоминании имени Горького Маяковский встал и громовым голосом объявил, что "Горький - труп, он сыграл свою роль и литературе больше не нужен". Возможно, это была реакция "беспартийного большевика" на отъезд Горького из советской России. Знал ли Маяковский, что решению писателя покинуть страну победившего пролетариата весьма поспособствовал сам председатель Петрокоммуны Зиновьев. Трудно сказать, за что тот возненавидел Горького (уж не за острейшие ли "Несвоевременные мысли"?), но хорошо известно, как часто досаждал главный большевик Питера главному пролетарскому писателю. Предел терпению положил чекистский обыск на квартире. Горький сел в поезд и поехал в Москву жаловаться Ленину. В столице он пригласил Владимира Ильича и Феликса Эдмундовича в дом своей первой жены Екатерины Павловны, сподвижницы Дзержинского, председателя "политического красного креста", и выразил свой протест против зиновьевского произвола. Зиновьев был срочно вызван из Питера" на ковер" к предсовнаркому. Ему пришлось долго оправдываться и клятвенно обещать, что Горького оставят в покое. Казалось, конфликт исчерпан, но Зиновьев надолго затаил обиду и продолжал мстить исподволь. Алексей Максимович уехал, как было официально объявлено, лечить и в самом деле пошатнувшееся здоровье подальше от вредного севера. В это время к власти в Италии пришел лидер фашистов Муссолини, и только он мог позволить Горькому жить под благодатным небом этой прекрасной страны. Дуче с разрешением не спешил, но все же почти через два года классик пролетарской литературы получил въездные визы, и Горький со всем своим семейством отправился из поднадоевшей Германии в солнечный Сорренто. Бывшая гражданская жена Мария Андреева тоже обосновалась за границей, став сотрудником советского торгпредства, вместе с недавним секретарем Горького Петром Петровичем Крючковым - по-домашнему Пе-Пе-Крю. Этот сравнительно молодой человек делал неплохую карьеру в доме писателя. Экс-любовница Горького Андреева стала любовницей его экс-секретаря, который был младше ее на семнадцать лет И очень похоже, что для обоих торгпредство было лишь прикрытием в их нелегкой службе. С Горьким же осталась Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф, арестованная в 1918 году вместе с английским разведчиком Локкартом. Чекисты поставили ей тогда условие: или к стенке, или на агентурную работу в их ведомство. Несомненно, Горький прекрасно понимал, зачем появилась в его доме эта авантюрная особа, но полагал за лучшее иметь дело со знакомым чертом, чем с незнакомым ангелом. С гонорарами за границей становилось все труднее. Госиздат платил мало, Горький стал опасаться за будущее. Он очень исхудал, одно легкое совсем не действовало, в другом шел разрушительный процесс. Алексей Максимович уставал от малейшего усилия, почти не спал и не ел. Его давний должник Парвус внезапно умер, оставив за собой изрядную сумму неотданных германских гонораров. Все бывшие жены Горького - и не только они, но и официальные лица - в один голос уговаривали его ехать в Советский Союз. Что ему оставалось делать? Большевики устроили ему помпезную встречу. Он становится чем-то вроде наркома по делам литераторов. Поселили в роскоши - в бывшем особняке миллионера Рябушинского. Но... Его поездки по стране очень скоро стали ограничивать врачи: Москва - Горки или поднадзорные санатории на юге. "Устал я очень, словно забором окружили, не перешагнуть, - бормотал Горький, по словам современника, как бы про себя. - Окружили...обложили... ни взад, ни вперед! Непривычно сие!" Да, это был род домашнего ареста. Но за что? Чем он так провинился перед партийным вождем? Надо полагать, тем, что Горький частенько вступался перед Сталиным за старых большевиков Каменева, Рыкова, Бухарина, в том числе и за своего старого обидчика Зиновьева. Разумеется, генсека это раздражало, мешало вести борьбу против "правоцентристского блока". Первое предупреждение не соваться в дела ВКП(б) прозвучало через статью в "Правде" Д. Заславского, организованную Ежовым. "Статья была грубо-оскорбительна для человека, именем которого были названы улицы в каждом городе Советского Союза, - свидетельствует Нина Берберова. - Горький потребовал заграничный паспорт. Ему ответили отказом. Сталин больше ему не звонил и к нему не приезжал". Все надежды писателя на возвращение в милую сердцу Италию натыкались на железные "нет". Да и кто бы смог выпустить в фашистскую страну "старого большевика", который так много знает и о прошлом партии, и о ее нынешней репрессивной практике? Тем не менее Горький продолжает публиковать восторженные статьи о "великих переменах в Советской стране", призывает собратьев по перу дышать бодрящим воздухом революционной действительности. Однако судьба его уже была предрешена Сначала - такая внезапная и нелепая смерть сына Максима, молодого здорового человека. В убийстве М.А. Пешкова сознался шеф чекистской охранки Генрих Ягода. Американский посол в Москве Джозеф Эдвард Дэвис в своей книге писал: "Ягода был влюблен в жену Максима Пешкова, это ни для кого не было секретом". В официальном отчете Народного комиссариата юстиции в 1938 году сказано: "На закрытом заседании подсудимый Ягода Г.Г. дал показания, в которых полностью признал организацию им умерщвления М.А. Пешкова, сообщив при этом, что наряду с заговорщицкими целями он преследовал этим убийством личные цели". Максима, любителя выпить, кто-то из его окружения, возможно даже и бывший секретарь Горького Крючков, крепко напоили и 2 мая 1934 года забыли на улице. Ночь была холодная, и Максим заболел воспалением легких. Утром ему дали шампанского, затем слабительного, чем и ускорили смертельный исход. В последний год жизни, которую ему тоже старательно сокращали, у Горького появились сомнения, что смерть Максима не была естественной. Старый писатель здорово занемог и слег. А вскоре у постели больного появилась дорогая конфетная бонбоньерка с шелковой лентой - знак внимания из Кремля. Конфетами угостился не один Горький, с ним еще двое санитаров. Через час все трое были мертвы... Профессор Плетнев, лечивший Алексея Максимовича, был сначала приговорен к расстрелу за убийство знаменитого писателя, потом смертную казнь ему заменили двадцатью пятью годами лагерей. Это было гуманно по отношению к человеку, который и понятия не имел о коробке с роковыми конфетами. Пе-Пе-Крю - Крючков, сотрудник НКВД, признал виновным себя. А вот мнение об Андреевой Г.А. Соломона, который в первые годы после 1917 года работал заместителем наркома внешней торговли: "Вскоре после своего назначения" (заведующей петроградским отделением наркомата — А.Б.) она из Петербурга приехала представиться мне. Она, очевидно, нарочито была очень скромно одета, даже с нарочитой небрежностью. — Вот и я, — с театральной простотой и фамильярностью сказала она, входя ко мне. — Имею честь представиться по начальству... Я ответил ей очень вежливо, но без всякого поощрения взятого ею тона. Она поняла это и сразу стала серьезна. — Хотя мы с вами и не знакомы, — продолжала она, — но я вас хорошо знаю по рассказам Леонида Борисовича (Красина — А.Б.) и Алексея Максимовича... Вообще мы, старые коммунисты, хорошо знаем друг друга... — Ну, я-то вас хорошо знаю по моей службе в Контроле Московско-Курской железной дороги, — ответил я, — когда я находился под начальством вашего мужа Андрея Алексеевича Желябужского. Помню, вы устраивали в Контроле спектакли и балы, на которые все подчиненные вашего тогдашнего мужа обязаны были являться, внося, кажется, по рублю... И вы блистали на этих балах, как королева: вы посылали секретаря Лясковского, как вы знаете, проворовавшегося, к тем, кого вы хотели осчастливить, с объявлением, что желаете с ним танцевать... О, я вас очень хорошо помню... Но о том, что вы коммунистка, да ещё старая, я и понятия не имел... Все это я сказал не без ехидства. Марья Федоровна Желябужская [...] была бичом служащих Контроля, начальником которого был ее муж и на который она вместе с ним смотрела как на свою вотчину. Служащие должны были по ее поручению бегать к портнихе, модисткам и пр. и постоянно были заняты перепиской для нее ролей. Служащие же уплачивали ежемесячно врачу, которым не могли пользоваться, но который зато два раза в неделю являлся к Желябужским, как их домашний врач... Вообще это была скандальная пара... Описание их похождений могло бы составить интересную страницу в воспоминаниях о чиновничьем быте... Это не входит в тему моих настоящих воспоминаний, и я упоминаю об этом лишь вскользь, чтобы дать понять читателю, из кого состоят "старые коммунисты" Горький |