1971

Давным-давно, еще до войны, еще в школе, не помню – в девятом или десятом классе, толстая тетя из Отдела народного образования Ростокинского района прочла нам лекцию на тему «О любви и дружбе», после которой можно было задавать любые вопросы.

Ребята долго меня подначивали, и в конце концов осмелев, или, точней, окончательно струсив, я поднялся, осветил зал ушами, и крайне вызывающим тоном спросил:

– А может парень дружить с девушкой просто так?

Толстая тетя из Отдела народного образования Ростокинского района взглянула на меня подозрительно и твердо ответила:
– Может

А потом настало время, когда парни не так уж часто могли дружить даже с другими парнями, – потому что едва они успевали обменяться именами и названиями своих городов, как на месте тех других или их самих раскрывалась черная, мокрая от подпочвенных вод и от крови яма, умело вырытая миной, снарядом или бомбой

2

Это продолжалось уже два года, когда я узнал, что на соседней батарее, где командиром был бравый капитан Кобенко, есть ты, что целыми днями ты стоишь в центре орудийной позиции с биноклем у глаз, первой предупреждая батарею о появлении в ленинградском небе юнкерсов, хейнкелей и мессершмидтов, что ты была ранена под Невской Дубровкой, где мы потеряли семьдесят шесть человек из девяносто шести, что ты не живешь ни с бравым капитаном Кобенко, ни с кем-либо иным.

Вероятно, в Ленинграде и Ленинградской области, кроме зимы, бывают еще весна, и лето, и осень, но в памяти у меня сохранилось только одно время года –
зима. Помнишь, как мы бегали (чтобы не застыть) по обледенелым дорогам среди пустых полей, окруженных пустыми серыми дотами?

И по обледенелым пустым улицам, окруженным пустыми и серыми, как доты, домами? И говорили, говорили, говорили, делясь всем, что было у нас, и убеждаясь тем самым, что все это у нас действительно было: отцы (мой пропал без вести в сентябре сорок первого под Москвой, от его дивизии не осталось ни одного человека; твой умер от голода в феврале сорок второго), матери (моя в то время находилась в эвакуации в Казани, а твоя – в Омске), школы (теперь в них разместились госпитали), друзья (от них не было ни слуху, ни духу), книги (я говорил: «Аннета», – ты говорила: «Сильвия»; я говорил: «Корчагин», – ты говорила: «Овод»; я говорил: «Я шел сквозь ад шесть недель и я клянусь, там нет ни тьмы, ни жаровен, ни чертей», – ты говорила: «только пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог…»); фильмы (ты спрашивала: «А помнишь, как Анка перешагивает через только что взошедшее солнце, когда уходит в свою последнюю разведку?» Я отвечал: «А помнишь, как в это время на нее в окно смотрит Петька?»).

Только о любви мы не говорили ни разу

А помнишь, как однажды, допоздна засидевшись у литсотрудника армейской многотиражки «Защита родины», а ранее известного дальневосточного поэта, Семена Бытового, написавшего о тебе очерк «Дочь Ленинграда», мы остались у него ночевать? В квартире, не топленной чуть не всю блокаду, было холодней, чем на улице. Семен Михайлович предоставил нам громадную, красного дерева, кровать, на которой он спал до войны со своей красавицей женой (весь вечер он показывал нам ее фотографии).

А еще он предоставил нам меховое одеяло из шкур молодых оленей, блестящее и пушистое. Мы погасили коптилку, разделись немного (попробуйте согреться в ватнике и ватных штанах!), и легли под это роскошное одеяло, и обнялись, и осторожно согревая друг друга, долго говорили о том, как тепло и сытно будет после войны. Пока, незаметно пригревшись, не заснули.

Потом война окончилась. И началась борьба с космополитизмом. И я перестал писать знакомым и отвечать на их письма. Ты была единственной, кто, как ни в чем не бывало, продолжала посылать мне поздравительные открытки по случаю Нового года, на Первое мая, и в День Победы, и в день Великого Октября. А я не отвечал. А твои послания все равно приходили. И я узнавал из них, что Ленинград отстраивается, что ты вышла замуж, что у тебя родилась дочка, что ты назвала ее Катей… Теперь у меня тоже есть дочка. Ее тоже зовут Катя. А правда, смешно, что у тебя и у меня есть дочка Катя – у каждого своя?

Иногда я вспоминаю толстую тетю из Отдела народного образования Ростокинского района. Ее лекцию. И мой вопрос. Теперь я и сам знаю: конечно, парень может дружить с девушкой просто так… А сегодня ночью я прочел тебе эту штуку. Верней, много раз принимался за чтение и все никак не мог дочитать до конца. Может – потому что это было во сне. А может – потому что конца у нее действительно нет. И никогда не будет.

Источник

www.pseudology.org