| |
Газета "Новая Жизнь"
|
Максим Горький
|
Несвоевременные
мысли
Заметки о революции и культуре
1917-1918 гг.
Часть 2
|
XXI
Новый строй политической жизни требует от нас и нового строя души.
Разумеется, - в два месяца не переродишься, однако, чем скорее мы позаботимся очистить себя от пыли и грязи прошлого, тем крепче будет наше духовное здоровье, тем продуктивнее работа по созданию новых форм социального бытия. Мы живем в буре политических эмоций, в хаосе борьбы за власть, эта борьба возбуждает рядом с хорошими чувствами весьма темные инстинкты. Это
- естественно, но это не может не грозить некоторым искривлением психики, искусственным развитием
её в одну сторону.
Политика
- почва, на которой быстро и обильно разрастается чертополох ядовитой вражды, злых подозрений, бесстыдной лжи, клеветы, болезненных честолюбий,
неуважения к личности, - перечислите все дурное, что есть в человеке, - все это особенно ярко и богато разрастается именно на почве политической борьбы.
Для того, чтобы не быть задушенным чувствами одного порядка, следуетне
забывать о чувстве порядка иного.
Вражда между людьми не есть явление нормальное
- лучшие наши чувства, величайшие наши идеи направлены именно к уничтожению в мире социальной вражды.
Эти лучшие чувства и мысли я бы назвал "социальным идеализмом", - именно его сила позволит нам преодолевать мерзости жизни и неустанно, упрямо стремиться к справедливости, красоте жизни, к свободе. На этом пути мы создали героев, великомучеников ради свободы, красивейших людей земли, и всё прекрасное, что есть в нас, воспитано этим стремлением. Наиболее успешно и могуче будит в нашей душе
её добрые начала сила искусства.
Как наука является разумом мира, так искусство
- сердце его
Политика и религияразъединяют людей на отдельные группы, искусство, открывая в человекеобщечеловеческое, соединяет нас.
Ничто не выпрямляет душу человека такмягко и быстро, как влияние
искусства, науки.
Право пролетариата на вражду с другими классами всесторонне и глубокообосновано.
Но в то же время именно пролетариат вносит в жизнь великую и благостную идею
новой культуры, - идею всемирного братства. А потому именно пролетариат первый должен отбросить, как негодное для него, старые навыки отношения к человеку, именно он должен особенно настойчиво стремиться к расширению и углублению души
- вместилища впечатлений бытия.
Для пролетария дары искусства и науки должны иметь высшую ценность, для него
- это непраздная забава, а пути углубления в тайны жизни. Мне странно видеть, что пролетариат в лице своего мыслящего и действующего органа
"Совета Рабочих иСолдатских Депутатов" относится так равнодушно и безразлично к отсылке нафронт, на бойню, солдат-музыкантов, художников, артистов драмы и других нужных его душе людей.
Ведь, посылая на убой свои таланты, страна истощает сердце свое, народ отрывает от плоти своей лучшие куски. И
- для чего? Быть может, только для того, чтоб русский талантливый человек убил талантливого художника-немца. Подумайте, какая это нелепость, какая страшная насмешка над народом!
Подумайте и над тем, какую массу энергии затрачивает народ для того, чтобы создать талантливого выразителя своих чувств, мыслей своей души. Неужели эта проклятая бойня должна превратить и людей искусства, дорогих нам, в убийц и трупы?
XXII
В первые же дни революции какие-то бесстыдники выбросили на улицу кучи грязных брошюр, отвратительных рассказов на темы
"из придворной жизни". В этих брошюрах речь идет о "самодержавной Алисе"1, о
"Распутном Гришке"2, о Вырубовой3 и других фигурах мрачного прошлого. Я не стану излагать содержания этих брошюр
- оно невероятно грязно, глупо и распутно4. Но этой ядовитой грязью питается юношество, брошюрки имеют хороший сбыт и на Невском, и на окраинах города.
С этой отравой нужно бороться, я не знаю - как именно, но -
нужно бороться, тем более что рядом с этой пакостной "литературой"
болезненных и садических измышлений, на книжном рынке слишком мало
изданий, требуемых моментом.
Грязная
"литература" особенно вредна, особенно прилипчива именно теперь, когда в людях возбуждены все темные инстинкты и
ещё не изжиты чувства негодования,
обиды, - чувства, возбуждающие месть. Нам следует помнить, что мы переживаем не только экономическую разруху, но и социальное разложение, всегда и неизбежно возникающее на почве экономического развала. Бесспорно, часть вины за то, что мы бессильны и бездарны, мы имеем право возложить на те силы, которые всегда стремились держать нас далеко в стороне от живого дела общественного строительства.
Бесспорно, что Русь воспитывали и воспитывают педагоги, политически
ещё более бездарные, чем наш рядовой обыватель. Неоспоримо, что всякая наша попытка к самодеятельности встречала уродливое сопротивление власти, болезненно самолюбивой и занятой исключительно охраной своего положения в стране. Все это
- бесспорно, однако следует, не боясь правды, сказать, что и нас похвалить не за что. Где,
когда и в чем за последние годы неистовых издевательств над русским обществом в
его целом, - над его разумом, волей, совестью, - в чем и как обнаружило общество свое сопротивление злым и темным силам жизни?
Как сказалось его гражданское самосознание, хулигански отрицаемое всеми, кому была дана власть на это отрицание? И в чем, кроме красноречия да эпиграмм, выразилось наше оскорбленное чувство собственного достоинства? Нет, надо знать правду: мы сами расшатаны морально не менее, чем силы, враждебные нам. Мы живем во дни грозных событий, глубина которых, очевидно, не может быть правильно понята нами, и трагизм дней
- не чувствуется: менее всего вэту пору следовало бы обращать внимание на авантюры уголовного характера, как бы они ни были внешне занятны.
Очень вероятно, что нам следует быть готовыми принять и
ещё не одну такую же авантюру, но нельзя забывать, что не столько важен факт преступления сам по себе, как важна его воспитательная, социально-педагогическая сила. История воспитывает людей духовно здоровых и уничтожает больных. Скандал может развратить первых и
ещё более искажает миропонимание вторых. Людей, духовно нездоровых,
среди нас слишком много, - события угрожают ещё увеличить количество таковых.
Нож, револьвер и все прочее этого порядка
- только бутафория из мелодрамы, не этим творится нормальная жизнь, и порапонять,
что между историей и скандалом, - как бы он ни был громок, - нетничего общего. Самые страшные люди
- это люди, которые не знают, чего они хотят, а потому необходимо употребить всю нашу волю на дело выработки вполне ясных желаний.
Мы стоим пред необходимостью совершить некий исторический подвиг, а всякий
подвиг требует концентрации воли.
Можно ли увлекаться грязными бульварными романами, когда вокруг нас вовсем мире грозно совершается трагедия! Все мощные силы мировой истории нынеприведены в движение, все человекозвери сорвались с цепей культуры,
разорвали её тонкие ризы и пакостно обнажились, - это явление, равное катастрофе, сотрясает устои социальных отношений до основания.
И нужно призвать к действительной жизни весь лучший разум, всю волю, для
того чтобы исправить последствия нашей трагической небрежности в отношении к
самим себе, - небрежности, которая создала страшную ошибку.
Человечество века работало над созданием сносных условий бытия не для того, чтоб в ХХ-м веке нашей эры разрушить созданное.
Мы должны извлечь из безумных событий разумные уроки, памятуя, что
все, что называется Роком, Судьбою, есть не что иное, как
результат нашего недомыслия, нашего недоверия к себе самим: мы должны
знать, что все, творимое на земле, творится единственным Хозяином и
Работником её - Человеком.
XXIII
Не дождавшись решения Совета Солдатских Депутатов по вопросу об отправке на фронт артистов, художников,
музыкантов, - Батальонный комитет Измайловского полка отправляет в окопы 43 человека артистов, среди которых есть чрезвычайно талантливые, культурно-ценные люди. Все эти люди не знают воинской службы, не обучались строевому делу. Они не умеют стрелять
- только сегодня впервые их ведут на стрельбище, а в среду они должны уже уехать. Таким образом, эти ценные люди пойдут набойню, не умея защищаться. Я не знаю, из кого состоит Батальонный комитет Измайловского полка, но я уверен, что эти люди
"не ведают, что творят".
Потому что посылать на войну талантливых художников
- такая же расточительность и глупость, как золотые подковы для ломовой лошади. А посылать их, не обучив воинскому делу, это уж
- смертный приговор невинным людям. За такое отношение к
человеку мы проклинаем царскую власть, именно за это мы её свергли.
Демагоги и лакеи толпы, наверное, закричат мне: А равенство?
Конечно, я помню об этом. Я тоже немало затратил сил на доказательство необходимости для людей политического и экономического равенства, я знаю, что только при наличии этих равенств человек получит возможность быть честнее, добрее, человечнее. Революция сделана для того, чтобы человеку лучше жилось и чтоб сам он стал лучше. Но я должен сказать, что для меня писатель Лев Толстой или музыкантСергей Рахманинов, а равно и каждый талантливый человек, не равен Батальонному комитету измайловцев.
Если Толстой сам почувствовал бы желание всадить пулю в лоб человеку или штык в
живот ему, - тогда, разумеется, дьявол будет хохотать, идиоты возликуют вместе с дьяволом, а люди, для которых талант
- чудеснейший дар природы, основа культуры и гордость страны, - эти люди
ещё раз заплачут кровью.
Нет, я всей душой протестую против того, чтоб из талантливых людей
делали скверных солдат.
Обращаясь к Совету Солдатских Депутатов, я спрашиваю его: считает ли он правильным постановление Батальонного комитета Измайловского полка? Согласен ли он с тем, что Россия должна бросать в ненасытную пасть войнылучшие куски своего сердца
- своих художников, своих талантливых людей? И - с чем мы будем жить, израсходовав свой лучший мозг?
XXIV
На словах
- все согласны, что российское государство трещит по всем швам и разваливается, как старая баржа в половодье. Никто, как будто, не спорит против необходимости культурного строительства. И, вероятно, никто не станет возражать против того, что для всех нас обязательно крайне осторожное отношение к человеку, очень внимательное к факту. Мы никогда
ещё не нуждались столь жестоко в точных имужественно-правдивых оценках явлений жизни,
возмущенной до последней глубины, - явлениях, которые грозят всем нам в стране нашей бесконечной китайской разрухой.
Но никогда ещё наши оценки, умозаключения, прожекты не
отличалисьстоль печальной поспешностью, как в эти трагические дни.
Я, конечно, вполне согласен с ироническими словами Вл. Каренина,
автора превосходнейшей книги о Жорж-Занд:1"Политики, - консерваторы или
либералы, - люди, убежденные в своем знании истины и в праве преследования других за заблуждения.
.."; я прибавил бы только - в интересах справедливости - к либералам и консерваторам радикалов-революционеров и прозелитов социализма.
"Борьба за власть"
- неизбежна, однако над чем же будут "властвовать"победители, когда вокруг них останутся только гнилушки и головни?
Увлечение политикой как бы совершенно исключает здравый интерес к делу культуры,
- едва ли это полезно для больной страны и
её жителей, в головах большинства которых
"черт палкой помешал".
Я позволю себе указать на такой факт: "Свободная ассоциация для развития и распространения положительных наук" вызывает в демократических массах чрезвычайно внимательное отношениек
её задачам2. Вот, напр.,"обозные солдаты" Нижегородского Драгунского полка, посылая свою лепту в фонд
"Научного Института"3, пишут, что "Ассоциация
- великое национальное дело".
Союз служащих Полтавы называет Институт"всенародным делом" и т. д. Можно привести десятки отзывов солдат, рабочих, крестьян, и все эти отзывы свидетельствуют о жажде просвещения, о глубокомпонимании немедленности культурного строительства.
Иначе относится к этому делу столичная пресса: когда "Ассоциация"послала
воззвания о целях и нуждах своих в главнейшие газеты Петрограда, - ни одна из
этих газет, кроме "Новой Жизни"4, не напечатала воззвания.
Организуется "Дом-Музей памяти борцов за свободу"5,
нечто подобное институту социальных наук и гражданского воспитания, - только одна
"Речь"посвятила этому делу несколько сочувственных строк. Устраивается "Лига социального воспитания"6,
в задачи её входит изабота о дошкольном воспитании детей улицы, - и это лучший способ борьбы схулиганством, это даст возможность посеять в душе ребенка зерна гражданственности.
"Свободное слово" столичной прессы молчит по этому поводу. Молчит оно и о "Внепартийном Союзе молодежи", объединяющем уже тысячи подростков июношей, в возрасте от 13 до 20 лет.
В провинции развивается культурное строительство, - не преувеличивая, можно сказать, что в десятках сел и уездных городов организуются
"Народные дома"7, наблюдается живейшее стремление к науке, знанию. Столичная печать молчит об этом спасительном явлении, она занимается тем, что с какой-то странной, бесстрастной яростью пугает обывателя анархией
-и тем усиливает её.
Газеты Петрограда вызывают впечатление бестолкового
"страшного суда", в котором все участвующие
- судьи и, в то же время, все они - беспощадно обвиняемые. Если верить влиятельным газетам нашим, то необходимо признать, что на "Святой Руси" совершенно нет честных и умных людей. Если согласиться с показаниями журналистов, то революция величайшее несчастие наше, она и развратила всех нас, и свела с ума. Это было бы страшно, если б не было глупо, не вызывалось
"запальчивостью и раздражением".
Говорят: на улице установилось отвратительно грубое отношение к человеку. Нет, это не верно! На ночных митингах улицы пламенно обсуждаются самые острые вопросы момента, но почти не слышно личных оскорблений, резких слов, ругательств. В газетах
- хуже."Подлецы", - пишет Биржевка по адресу каких-то людей, несогласных с нею. Слова
- вор, мошенник, дурак - стали вполне цензурными словами; слово "предатель" раздается столь же часто, как в трактирах старого времени раздавался возглас
"человек!".
Эта разнузданность, это языкоблудие внушает грустное и тревожноесомнение в искренности газетных воплей о гибели культуры, о необходимости спасать
её. Это не крики сердца, а возгласы тактики. Но, между тем, культура действительно в опасности, и эту опасность надо искреннопочувствовать, с нею необходимо мужественно бороться. Способны ли мы на это?
Кстати: вот одна
из иллюстраций отношения прессы к фактам. В один итот же день в двух газетах рассказали. Одна: "В воскресенье вечером на Богословском кладбище казачий хорунжий Федоров шашкой изрубил на могиле анархиста Аснина футляр с венком и несколько знамен.
Находившиеся на кладбище милиционеры 3-го Выборгского подрайона задержали
хорунжего и препроводили в комиссариат, где и был составлен протокол о
нарушении Федоровым порядка в общественном месте.
Спустя час, в комиссариат явилась группа анархистов в количестве человек15, которая и предъявила требование выдать им задержанного.
Комиссар отказал анархистам в выдаче и препроводил Федорова к военному
коменданту Полюстровского подрайона, откуда под охраной казачьего разъезда
хорунжий был доставлен домой"8.
Другая: "Как сообщают, при похоронах убитого на даче Дурново9
"анархиста"Аснина произошел инцидент, едва не разрешившийся кровавым столкновением. Анархисты почему-то выбрали местом погребения Аснина православное Богословское кладбище и водрузили на могиле крест. Находившиеся случайно на кладбище казаки заявили протест против похорон Аснина на Богословском кладбище, а затем сняли с могилы крест.
Анархисты намеревались было защищать могилу, но казаки, обнажив
шашки, остановили их"10.
Это
- разные факты? Нет, это только различное освещение одного и того же факта. Если вторую заметку прочитает человек, привыкший думать, он, конечно,
усомнится кое в чем, - напр., в водружении анархистами креста. Верующего человека оскорбит факт снятия креста с могилы.
Обыватель ещё раз вздрогнет, читая про "обнаженные шашки". А сопоставляя
заметки, естественно спросить: - где же здесь правда? И ещё более
естественно усомниться в педагогическом значении"свободного слова" -"чуда средь
Божьих чудес"11.
А не захлебнемся ли мы в грязи, которую так усердно разводим?
XXV
Да, мы переживаем тревожное,
опасное время, - об этом с мрачной убедительностью говорят погромы в Самаре, в Минске, Юрьеве1, дикие выходки солдат на станциях железных дорог и целый ряд других фактов распущенности, обалдения, хамства. Конечно, не следует забывать, что крики
"отечество в опасности" могут быть вызваны не только чувством искренней тревоги, но и внушениями партийной тактики
Однако было бы ошибочно думать,
что анархию создает политическая свобода, - нет, на мой взгляд, свобода только превратила внутреннюю болезнь - болезнь духа
- в накожную. анархия привита нам монархическим строем этоот него унаследовали мы заразу. И не надо забывать, что погромы в Юрьеве, Минске Самаре, при всем их безобразии, не сопровождались убийствами, тогда как погромы царских времен, вплоть до
"немецкого" погрома в Москве2, были зверски кровавыми
Вспомните Кишинев, Одессу,Киев, Белосток3, Баку, Тифлис4 и бесчисленное количество отвратительных убийст! в десятках мелких городов. Я никого не утешаю, а всего менее
- самого себя, но я все-таки не могу не обратить внимания читателя на то, что хоть в малой степени смягчает подлые и грязные преступления людей. Не забудем также, что те люди, которые всех громче кричат
"отечество вопасности", имели все основания крикнуть эти тревожные слова
ещё три годатому назад
- в июле 914 г5. По соображениям партийной и классовой эгоистической тактики они этого не сделали, и на протяжении трех лет русский народ был свидетелем гнуснейшей анархии,
развиваемой сверху.
Нисходя ещё глубже в прошлое, мы встречаем у руля русской государственности и
Столыпина,
несомненного анархиста, - его поддерживали аплодисментами как раз те самые благомыслящие республиканцы, которые ныне громко вопят об анархии и необходимости борьбы с нею.
Конечно,"кто ничего не делает - не ошибается", но у нас ужасно
многолюдей, которые что ни сделают - ошибаются.
Да, да, - с анархией всегда надобно бороться, но иногда надо уметь побеждать и свой собственный страх пред народом. Отечество чувствовало бы себя в меньшей опасности, если б в отечествебыло больше культуры. К сожалению, по вопросу о необходимости культуры
и о типе её, потребном для нас, мы, кажется, все ещё не
договорились до определенных решений, - по крайней мере в начале войны,
когда московские философы остроумно и вполне искренно сравнивали Канта с
Круппом, - эти решения былине ясны для нас.
Можно думать, что проповедь "самобытной" культуры именно потому возникает у нас обязательно в эпохи наиболее крутой реакции, что мы
- люди, издревле приученные думать и действовать "по линии наименьшего сопротивления". Как бы там ни было, но всего меньше мы заботились именно о развитии культуры европейской
- опытной науки, свободного искусства, техническимощной промышленности. И вполне естественно, что нашей народной массе непонятно значение этих трех оснований культуры. Одной из первых задач момента должно бы явиться возбуждение в народе
- рядом с возбужденными в нем эмоциями политическими - эмоций этических и эстетических.
Наши художники
должны бы немедля вторгнуться всею силой своих талантов в хаос настроений улицы,
и я уверен, что победоносное вторжение красоты в душу несколько ошалевшего
россиянина умиротворило бы его тревоги, усмирило буйство некоторых не очень
похвальных чувств, - вроде, например, жадности, - и вообще
помогло бы ему сделаться человечнее.
Но
- ему дали множество - извините! - плохих газет по весьма
дорогой цене и - больше ничего, пока.
Науки
- и гуманитарные, и положительные - могли бы сыграть великую роль в деле облагорожения инстинктов, но участие людей науки в жизни данного момента заметно
ещё менее, чем прежде. Я не знаю в популярной литературе ни одной толково и убедительно написанной книжки, которая рассказала бы, как велика положительная роль промышленности в процессе развития культуры.
А такая книжка для русскогонарода давно необходима. Можно и
ещё много сказать на тему о необходимости немедленной и упорной культурной работы в нашей стране. Мне кажется, что возглас
"Отечество в опасности!" не так страшен, как возглас: "Граждане! культура в опасности!"6
анархия,анархия!7
- кричат "здравомыслящие" люди, усиливая и распространяя панику8 в те дни, когда всем мало-мальски трудоспособным людям необходимо взяться за черную, будничную работу строительства новой жизни, когда для каждого обязательно встать на защиту великих ценностей старой культуры.
"анархия!" И снова, как после 5-го года, на русскую демократию,
на весь русский народ изливаются потоки чернильного гнева, трусливой
злости, бьют гейзеры грязных обвинений.
Неловко и не хочется говорить о себе, но
- когда, года полтора тому назад, я напечатал "Две души"9, - статью, в которой говорил, что русский народ органически склонен к анархизму; что он пассивен, но
- жесток, когда в его руки попадает власть; что прославленная доброта его души
- карамазовский сентиментализм, что он ужасающе невосприимчив к
внушениям гуманизма и культуры,
- за эти мысли - не новые, не мои, а только резко
выраженные мною, - за эти мысли меня обвинили во всех прегрешениях
противнарода10.
Даже недавно, совсем на днях, кто-то в
"Речи"
- газете прежде всего грамотной - заявил, что мое "пораженчество" как нельзя лучше объясняется моим отношениям к народу.
Кстати, - в "пораженчестве" я совершенно неповинен и никогда оному не сочувствовал11. Порицать кулачную расправу, дуэль, войну как мерзости, позорнейшие для всех людей, как действия,
не способные разрешить спор и углубляющие вражду, - порицать все это ещё не значит быть
"пораженцем" и"непротивленцем".
Особенно несвойственно это мне
- человеку, который проповедует активное отношение к жизни
Может быть, я
- в некоторых случаях, не стану защищать себя, но на защиту любимого мною у меня хватит сил. И сейчас я вспомнил об отношении к мыслям, изложенным мною в статье
"Две души", вовсе не в целях самозащиты, самооправдания12.
Я понимаю, что в злой словесной драке, которую мы для приличия именуем
"полемикой", драчунам нет дела до правды, они взаимно ищут друг у друга словесных ошибок, обмолвок, слабых мест и бьют друг друга, не столько для доказательства истинности верований своих, сколько для публичной демонстрации своей ловкости. Нет, я вспомнил о
"Двух душах" для того,
чтоб спросить бумажных врагов моих: когда они были более искренни, - когда ругали меня за мое нелестное мнение о русском народе или теперь, когда они ругают русский народ моими жесловами? 13
Я никогда не был демагогом и не буду таковым. Порицая наш народ за его склонность к анархизму, нелюбовь к труду, за всяческую его дикость и невежество, я помню: иным он не мог быть. Условия, среди которых он жил, немогли воспитать в нем ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина,
ни чувства справедливости, - это были условия полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости.
И надо удивляться, что при всех этих условиях народ все-таки сохранил в
себе немало человеческих чувств и некоторое количество здорового разума.
Вы жалуетесь: народ разрушает промышленность! А кто же и когда внушал ему, что промышленность есть основа культуры, фундамент социального и государственного благополучия? В его глазах промышленность
- хитрый механизм, ловко приспособленный для того, чтоб сдирать с потребителя семь шкур. Он не прав? Но ведь три, пять месяцев тому назад, вы же сами изо дня в день, во всех газетах и журналах разоблачали пред ним бесстыдный и фантастический рост доходов русской промышленности, и взгляд народа
- это ваш взгляд. Разумеется, вы должны были "разоблачать" - таков долг каждого глашатая истины, мужественного защитника справедливости.
Но - полемика обязывает к односторонности, поэтому, говоря о
грабеже, забывали о культурной, о творческой роли промышленности, о
её государственном значении14.
Источник наживы для одних, промышленность для других только источник физического и духовного угнетения
- вот взгляд, принятый у нас без оговорок огромным большинством даже и грамотных людей.
Этот взгляд сложился давно икрепко, - вспомните, как была принята в России книга Г. В.
Плеханова
"Наши разногласия"15 и какую бурю поднял "Иоанн Креститель всех наших возрождений" П.
Б.
Струве
"Критическими заметками"16.
Кричать об
анархии так же
бесполезно, как бесполезно и постыдно кричать "пожар!", видя, что
огонь истребляет дом, но не принимая никакого, - кроме словесного, -
участия в борьбе с огнем.
Полемика
- премилое занятие для любителей схоластических упражнений в словесности и для тех людей, которые долгом своим почитают всегда и во всем доказывать свою правоту, точность мысли своей и прочие превосходные качества, коих эти люди являются беспомощными обладателями.
Но - будет значительно полезнее, если мы - предоставив суд над
нами истории - немедля же начнем культурную работу, в самом широком
смысле слова, если мы отдадим таланты, умы и сердца наши российскому
народу для воодушевления его к разумному творчеству новых форм жизни.
XXVI
Весьма вероятно,
что мои мысли "наивны", я уже говорил, что считаю себя плохим публицистом, но
все-таки с упрямством, достойным, быть может,лучшего применения, "я буду
продолжать свою линию", не смущаясь тем, что"глас" мой остается "гласом
вопиющего в пустыне", увы! - не безлюдной1.
С книжного рынка почти совершенно исчезла хорошая, честная книга
- лучшее орудие просвещения. Почему исчезла, об этом в другой раз. Нет толковой, объективно поучающей книги, и расплодилось множество газет, которые изо дня в день поучают людей вражде и ненависти друг к другу,клевещут, возятся в подлейшей грязи, ревут и скрежещут зубами, якобы работая над решением вопроса о том
- кто виноват в разрухе России?
Разумеется, каждый из спорщиков искреннейше убежден, что виноваты все его противники, а прав только он, им поймана, в его руках трепещет та чудесная птица, которую зовут
истиной. Сцепившись
друг с другом, газеты катаются по улицам клубком ядовитыхзмей, отравляя и пугая
обывателя злобным шипением своим, обучая его"свободе слова" - точнее
говоря, свободе искажения правды, свободе клеветы.
"Свободное слово" постепенно становится неприличным словом
Конечно,
"в борьбе каждый имеет право бить чем попало и куда попало"; конечно,"политика
- дело бесстыдное" и "наилучший политик - наиболее бессовестныйчеловек",- но, признавая гнусную правду этой зулусской морали, какую, все-таки, чувствуешь тоску, как мучительна тревога за молодую Русь, только что причастившуюся даров свободы! Какая отрава течет и брызжет со страниц той скверной бумаги, на которой печатают газеты! Долго молился русский человек Богу своему:
"Отверзи уста моя!"2
Отверзлись уста и безудержно изрыгают глаголы ненависти, лжи, лицемерия,глаголы зависти и жадности. Хоть бы страсть кипела в этом
- страсть илюбовь! Но - не чувствуется ни любви, ни страсти. Чувствуется только одно
- упорное и - надо сказать - успешное стремление цензовых классов изолировать
демократию, свалить на её голову все ошибки прошлого, все грехи, поставить
её в условия, которые неизбежно заставили бы демократию
ещё более увеличить ошибки и грехи.
Это ловко задумано и не плохо выполняется.
Уже вполне ясно, что когда пишут "большевик", то подразумевают
-"демократ", и не менее ясно то, если сегодня травят большевиков за их теоретический максимализм, завтра будут травить
меньшевиков, потому что они социалисты, а послезавтра начнут грызть"Единство"3 за то, что оно все-таки недостаточно
"лойяльно" относится к священным интересам "здравомыслящих людей".
Демократия не является святыней
неприкосновенной. Право критики, право порицания должно бытьраспространяемо и на
неё, это
- вне спора. Но, хотя критика и клевета начинаются с одной буквы, между этими двумя понятиями есть существенноеразличие, как странно, что это различие для многих грамотных людей совершенно неуловимо! О, конечно, некоторые вожди демократии
"бухают в колокол, не посмотрев в святцы", но не забудем, что вожди цензовых классов отвечают на эти ошибки пагубной для страны
"итальянской" забастовкой бездействия и запугиванием обывателя, запугиванием, которое уже дает такие результаты, как, например, следующее
"Письмо к Временному Правительству",полученное мною:
"Революция погубила Россию, потому что всем волю дали; у нас везде анархия. Радуются евреи, которые получили равноправие; они погубили и погубят русский народ4. Надо для спасения страны самодержавие".
Не первое письмо такого тона получаю я, и надо ожидать, что количество людей, обезумевших со страха, будет расти все быстрей, пресса усердно заботится об этом.
Но именно теперь, в эти трагически запутанные дни, ей следовало бы помнить о
том, как слабо развито в русском народе чувство личной ответственности и как
привыкли мы карать за свои грехи наших соседей.
Свободное слово!
Казалось, что именно оно-то и послужит развитию у нас, на Руси, чувства уважения к личности ближнего, к его человеческим правам. Но, переживая эпидемию политического импрессионизма, подчиняясь впечатлениям
"злобы дня", мы употребляем "свободное слово" только в бешеном споре на тему о том, кто виноват в разрухе России. А тут и спора нет, ибо
- все виноваты. И все - более или менее лицемерно - обвиняют
друг друга, и никто ничего не делает, чтоб противопоставить буре эмоций силу
разума, силу доброй воли.
XXVII
"Довлеет дневи злоба его"1, это естественно, это законно; однако, утекущего дня две злобы: борьба партий за власть и культурное строительство. Я знаю, что политическая борьба
- необходимое дело, но принимаю это дело, как неизбежное зло. Ибо не могу не видеть, что в условиях данного момента и при наличии некоторых особенностей русской психики, политическая борьба делает строительство культуры
почти совершенно невозможным.
Задача культуры
- развитие и укрепление в человеке социальной совести, социальной морали, разработка и организация всех способностей, всех талантов личности, выполнима ли эта задача во дни всеобщего озверения? Подумайте, что творится вокруг нас: каждая газета, имея свой район влияния, ежедневно вводит в души читателей самые позорные чувства
- злость, ложь, лицемерие, цинизм и все прочее этого порядка. У одних возбуждают страх пред человеком и ненависть к нему, у других
- презрение и месть, утомляя третьих однообразием клеветы, заражая их равнодушием отчаяния. Эта деятельность людей, которые заболели воспалением темных инстинктов, не только не имеет ничего общего с проповедью культуры,
но резко враждебна её целям.
А, ведь, революция совершена в интересах культуры и вызвал
её к жизни именно рост культурных сил, культурных запросов.
Русский человек, видя свой старый быт до основания потрясенным войною и
революцией, орет на все голоса о культурной помощи ему, орет, обращаясьименно "в
газету" и требуя от неё решений по самым разнообразным вопросам.
Вот, например, группа солдат
"Кавказской армии" пишет: "Учащаются случаи зверской расправы солдат с изменившими им женами. Хлопочите, пожалуйста, чтоб сознательные люди и социальная печать выступилина борьбу с эпидемическим явлением и разъяснили, что бабы не виноваты. Мы, пишущие, знаем, кто виноват, и женщин не обвиняем, потому что всякий человек обязан своей природе и хочет предназначенного природой ему".
Вот ещё сообщение на эту тему: "Пишу в поезде, выслушав рассказ солдата, который со злобными слезами поведал, что он дезертир с фронта и убежал для устройства двух детишек, брошенных стервой женой. Клянется, что расправится с ней. Из-за женщин дезертиров сотни и тысячи. Как тут быть? В
Ростове-на-Дону солдаты водили по улицам голую распутницу с распущенными волосами, с выкриками о
её похабстве и били за ней поразбитому ведру.
Организаторы безобразия - муж её и её же любовник, фельдфебель.
Позвольте заметить, что страх перед позором не укротит инстинкта, а, между тем, эти гадости лицезреют дети. Что же молчит пресса?
"А вот письмо, переносящее "женский вопрос" уже в другую плоскость: "Прошу сообщить заказным письмом или подробно в газете, как надо понимать объявленное равноправие с нами для женщин и что она теперь будет делать. Нижеподписанные крестьяне встревожены законом, от которого может усилиться беззаконие, а теперь деревня держится бабой. Семья отменяется из-за этого и пойдет разрушение хозяйства".
Далее:
"Объявляю тебе, друг людей, что по деревням происходит чепуха, потому что солдаткам наделяют землю, что похуже и негодно, и они ревмя ревут. Воротятся с войны мужья их, так из этого будет драка, сделайте одолжение. Надобно разъяснить мужикам, чтобы делали по Правде". И снова:
"Пришлите книжку о правах женских".
Не все письма на эту тему использованы мною. Но есть тема,
ещё более часто повторяемая в письмах, это требование книг по разным вопросам. Пишут об отношении к попам, спрашивают,
"будут ли изменены переселенческие законы", просят рассказать "об американском государстве", о том, как надо лечить
сифилис, и нет ли закона
"о свозке увечных в одно место", присылают "прошения" о том, чтобы солдатам в окопы отправлять лук, он
"очень хорош против цынги".
Все эти "прошения", "сообщения", "запросы" не находят места на страницах газет, занятых желчной и злобной грызней. Руководители газет как будто забывают, что за кругом их влияния остаются десятки миллионов людей,у которых инстинкт борьбы за власть
ещё дремлет, но уже проснулось стремление к строительству новых форм быта.
И, видя, каким целям служит "свободное слово", эти миллионы легко могут
почувствовать пагубное презрение к нему, а это будет ошибка роковая и надолго
непоправимая.
Нельзя ли уделять поменьше места языкоблудию и побольше живым интересам демократии? Не заинтересованы ли все мы в том, чтоб люди почувствовали объективную ценность культуры и обаятельную прелесть
её?
XXVIII
Некий почтенный гражданин пишет мне: "Ужас охватывает душу, когда слышишь на уличных митингах, как солдаты, ревностно защищая крайние лозунги ленинцев, в то же время легко поддаются погромной агитации людей, которые нашептывают им о засилии евреев в
"СоветеРабочих и Солдатских Депутатов". Однажды я спросил солдата: как совмещаетсяв его уме
"социальная революция" с враждебным отношением к национальностям?
Он ответил: "Мы народ необразованный, не наше солдатское дело разбираться в такихмудреных вопросах". Другая корреспондентка сообщает:"Когда я сказала кондуктору трамвая, что социалисты борются за равенство всех народов, он возразил: Плевать нам на социалистов, социализм
- это господская выдумка, а мы, рабочие,большевики".
У цирка
"Модерн" группа солдат и рабочих ведет беседу с молоденьким нервным
студентом. Если мы будем только спорить друг с другом вот так враждебно, как вы спорите, а учиться не станем,
кричит студент, надрываясь. Чему учиться?- сурово спрашивает
солдат. Чему ты меня можешь научить? Знаем мы вас, студенты всегда бунтовали. Теперь
- наше время, а вас пора долой всех, буржуазию! Часть публики смеется, но какой-то щеголь, похожий на парикмахера, горячо говорит: Это верно, товарищи! Довольно командовала нами интеллигенция.
Теперь, при свободе прав, мы и без неё обойдемся.
Великие и грозные опасности скрыты в этом возбужденном невежестве!
Не однажды приходилось мне на ночных митингах Петроградской стороны слышать и противопоставления большевизма социализму, и нападки на интеллигенцию, и много других, столь же нелепых и вредных мнений. Это
- в центре революции, где идеи заостряются до последней возможности, откуда они текут по всей темной, малограмотной стране. Развивается ли в стране процесс единения разумных революционных сил, растет ли в ней энергия, необходимая строительству культуры?
Есть признаки, как будто, подсказывающие отрицательный ответ.
Один из этих признаков
- все более заметное уклонение интеллигенции от работы в массах и возникающие среди
неё
- то тут, то там, попытки создать самостоятельные, чисто интеллигентские организации. Очевидно, что есть причины, которые отталкивают интеллигента от массы, и очень вероятно, что одной из этих причин является то скептическое, а часто и враждебное отношение темных людей к интеллигенту, которое изо дня вдень внушается массе различными демагогами.
Этот раскол может быть очень полезен трудовой интеллигенции, она объединится в организацию весьма внушительную и способную совершить многокультурной работы. Но, отходя постепенно от массы,
увлекаясь собственными интересами, задачами и настроениями, она ещё более
углубит и расширит разрыв между инстинктом и интеллектом, а этот разрыв -
наше несчастие, в нем источник нашей неработоспособности, наших неудач в
творчестве новых условий жизни.
Оставаясь без руководителей, в атмосфере буйной демагогии,
масса ещё более нелепо начнет искать различия между рабочими и социализмом и общности между
"буржуазией" и трудовой интеллигенцией. А среди последней раздаются призывы, диктуемые, несомненно, благими намерениями и порывами, но отводящие интеллектуальную энергию в сторону от интересов массы,
от запросов текущего дня.
В
"Известиях Юга", органе Харьковского и областного Комитетов СоветовРабочих и Солдатских Депутатов, некто Иван Станков пишет: "Есть огромной важности задание всего социализма: это
- поднятие уровня культуры, сознание личности, повышение личности и повышение всенародной интеллигентности.
Есть лозунг: широко и сразу открыть двери Солнца, Красоты и Знания для всего
народа, дабы не было неинтеллигентных, дабы наше деление на интеллигентных и
неинтеллигентных возможно скореестало диким пережитком старого строя, старых
школ и систем.
Пропаганда и ближайшее осуществление идеи
"всенародной интеллигентности" и есть, по моему убеждению, одна из тех неразрывных, неотложных и важнейших задач социализма, которую честная объединенная интеллигенция, сознавая это как долг перед народом, обязана поставить исходным основанием своих домоганий и провести их в строительстве новом,наряду и совместно с общей платформой социалистических требований всех партий. Только интеллигентность, очищенная от язв буржуазного строя, станет солнечной народной правдой. Станет солнцем Разума и Красоты".
Слова хорошие
Ещё лучше написано воззвание Исполнительного КомитетаХарьковского Совета Депутатов Трудовой интеллигенции.
"К вам, интеллигентные труженики Харьковской губернии, обращаетсянастоящий призыв!По злой иронии судьбы, российская интеллигенция, усеявшая костьмисвоих мучеников крестный путь народного освобождения и на всем протяжении своей истории выполнявшая великую просветительную и организационную работу,оказалась в настоящий момент, когда организовано все, неорганизованной сама. Организуя других, интеллигенция,
как класс, забыла или не успелаорганизовать себя.
При её непосредственном участии организовались рабочие,солдаты и крестьянство, справа от
неё усиленно организуется буржуазия, илишь она одна, трудовая интеллигенция, богатая знанием, опытом и общественными навыками, остается необъединенной и рассыпанной в пыль. Класс, лучше всех вооруженный для общественной работы и борьбы, классактивных традиций и светлых социальных идеалов вынужден плестись в самомхвосте событий, бессильный их направлять. Не место выяснять причины, но несомненный факт, что класс интеллигентного труда, как класс в его целом, в настоящий момент не входити не может войти ни в одну из существующих общественных группировок. Отсюда необходимость его самостоятельного строительства. Но все данные для такого строительства налицо.
Великий экономический признак, признак наемного труда, признак возмездного отчуждения своей интеллигентской работы капиталу во всех его разновидностях
- вот та база,на которой зиждется класс трудовой интеллигенции в огромном его большинстве, вот та железная цепь, которая призвана сковать его в одно неразрывное целое. В этом смысле трудовая интеллигенция есть один из отрядов великого класса современного пролетариата,
один из членов великой рабочей семьи.
Но отпределив трудовую интеллигенцию, как отряд рабочего класса, мытем самым определили и
её социальную сущность. Класс трудовой интеллигенции, сознавший самого себя, может быть только социалистическим. Великая российская революция не закончилась, она продолжается.
Огромные общественные задачи - завершение войны, государственное
устроение,решение земельной проблемы и организация народного хозяйства,
переживающего тягчайший кризис, стоят перед страной во всем своем грозном
величии ивластно требуют разрешения.
Товарищи, интеллигентные работники г. Харькова и Харьковской губернии! По примеру сердца России, Москвы, где интеллигентный пролетариат организовался в мощный Совет Депутатов трудовой интеллигенции1, по образцу других демократических Советов Депутатов рабочих, крестьянских исолдатских, объединяйтесь в свой Харьковский Совет Депутатов Трудовой Интеллигенции. Только в единении
- сила, только в солидарности - мощь".
Стремление трудовой интеллигенции к созданию самостоятельных организаций возникает не только в Москве и Харькове. Может быть, это стремление необходимо и всячески оправдано, но не осталась бы народная масса без головы. Но, все-таки, встает тревожный вопрос: что это
- процесс единения сил или распада их?
XXIX
Все чаще разные люди пишут мне:
"Мы не верим в народ"."Я потерял веру в народ"."Я не могу верить в народ, не Верю партиям и вождям". Все это искренние вопли людей, ошеломленных тяжкими ударами фантастической и мрачной русской жизни, это крики сердца людей, которые хотят любить и верить. Но
- да простят мне уважаемые корреспонденты! - их голоса не кажутсямне голосами людей, желающих знать и работать. Это вздыхает тот самый русский народ, в способность которого к духовному возрождению, к творческой работе отказываются верить мои корреспонденты. Уважаемые мои корреспонденты должны признать, что они плоть того самого народа, который всегда, а ныне особенно убедительно, обнаруживал
- и обнаруживает - полное отсутствие верыв самого себя. Это народ, вся жизнь которого строилась на
"авось" и на мечтах о помощи откуда-то извне, со стороны
- от Бога и Николая Угодника1,от "иностранных королей и государей", от какого-то
"барина", который откуда-то "приедет" и "нас рассудит"2.
Даже теперь, когда народ является физическим
"хозяином жизни", он, все-таки, продолжает надеяться на"барина"; для одной части его этот барин
-"европейский пролетариат",
для другой - немец, устроитель железного порядка; некоторым кажется, что
их спасет Япония, и ни у кого нет веры в свои собственные силы3.
Вера
- это всегда хорошо для удобств души, для спокойствия её, она несколько ослепляет человека, позволяя ему не замечать мучительных противоречий жизни, естественно, что все мы стремимся поскорее уверовать во что-нибудь, в какого-нибудь
"барина", способного "рассудить" и устроить добрый порядок внутри и вне нас. Мы очень легко веруем: народники расписали нам деревенского мужика, точно пряник, и мы охотно поверили
- хорош у нас мужик, настоящий китаец, куда до него европейскому мужику. Было очень удобно верить в исключительные качества души наших Каратаевых4
- не просто мужики, а всечеловеки!
Глеб Успенский "Властью земли" нанес этой вере серьезный удар, но верующие не заметили его5. Чехов,столь нежно любимый нами, показал нам
"Мужиков" в освещении ещё более мрачном, его поругали за неверие в народ. Иван Бунин мужественно сгустил тёмные краски
- Бунину сказали, что он помещик и ослеплен классовой враждой к мужику. И, конечно, не заметили, что писатели-крестьяне
- Ив. Вольный,Семен Подъячев и др.- изображают мужика мрачнее
Чехова, Бунина6 и даже мрачнее таких уже явных и действительных врагов народа,
как, например, Родионов, автор нашумевшей книги "Наше преступление"7.
У нас верят не потому, что знают и любят, а именно
- для спокойствия души, это вера созерцателей, бесплодная и бессильная, она
-"мертва есть"8. Верой, единственно способной горы сдвигать, мы не обладаем. Теперь, когда наш народ свободно развернул пред миром все богатства своей психики, воспитанной веками дикой тьмы, отвратительного рабства, звериной жестокости, мы начинаем кричать: Не верим в народ!
Уместно спросить Неверов: А во что же и почему вы раньше верили? Ведь все то, что теперь отталкивает вас от народа, было в нем и при Степане Разине, и Емельяне Пугачеве в годы картофельных бунтов и холерных9, в годы еврейских погромов10 и во время реакции 907- 8 гг. Во что верили вы?
Хороший честный мастер, прежде чем сделать ту или иную вещь, изучает, знает материал, с которым он хочет работать
Наши социальных дел мастера затеяли построение храма новой жизни,имея, может быть, довольно точное представление о материальных условиях бытия народа, но совершенно не обладая знанием духовной среды, духовных свойств материала.
Нам необходимо учиться и особенно нужно выучиться любви к труду, пониманию его
спасительности.
Вера - это
очень приятно, но необходимо знание. Политика - неизбежна, как дурная погода, но, чтобы облагородить политику, необходима культурная работа, и давно пора внести в область злых политических эмоций
- эмоции доброты и добра. Верить нужно в самого себя, в свою способность к творческой работе, остальное приложится.
"Мы в мир пришли, чтобы не соглашаться"11, чтобы спорить с мерзостями жизни и
преодолеть их.
Верить - это
удобно, но гораздо лучше иметь хорошо развитое чувствособственного достоинства и
не стонать по поводу того, в чем все мы одинаково виноваты.
XXX
Наиболее культурные группы рабочего класса начинают сознаватьнеобходимость для рабочего научно-технических знаний. Интеллигентные рабочие чувствуют, что промышленность
- это их дело, что она - основа культуры, залог благосостояния страны и что для
её возрождения и развития промышленности необходим рабочему солидный запас научного опыта.
Об этой новой для нас оценке знания и труда говорят такие факты, как о
высоставляемые рабочими, членами профессиональных союзов, докладные записки, в
которых утверждается необходимость организации в стране музеев и институтов по
разным отраслям производств, например по стеклянному, керамическому,
фарфоровому.
Очень характерно, что прежде всего рабочие указывают на необходимостьскорейшего развития промышленности художественной, можно думать, что здесь сказывается эмоциональная талантливость народа и его природная
"смекалка", - люди, как будто, понимают, что немец, готовый завалить Россию дрянным и дешевым товаром, будет не в состоянии конкурировать с ней на почве промышленности художественной.
"Дисциплинированный до совершенства механического аппарата, послушный инструмент в руках силы, управляющей им, немец может чудесно подделать все, от философии до каучука, но он плохо понимает поэзию труда",- сказано о немце, и в этом есть немало правды.
Мы, Русь, анархисты по натуре, мы жестокое зверье, в наших жилах все ещё
течет темная и злая рабья кровь - ядовитое наследие татарского и
крепостного ига, что тоже правда.
Нет слов, которыми нельзя было бы обругать русского человека, кровью плачешь, а ругаешь, ибо он, несчастный, дал и дает право лаять на него тоскливым собачьим лаем, воем собаки, любовь которой недоступна, непонятна
её дикому хозяину, тоже зверю.
Самый грешный и грязный народ на земле, бестолковый в добре и зле, опоенный
водкой, изуродованный цинизмом насилия, безобразно жестокий и, в то же время,
непонятно добродушный, в конце всего - это талантливый народ.
Теперь, когда вскрылся гнилостный нарыв полицейско-чиновничьего строя
и ядовитый, веками накопленный гной растекся по всей стране, теперь мы все должны пережить мучительное и суровое возмездие за грехи прошлого
- за нашу азиатскую косность, за эту пассивность, с которой мы терпели насилия над нами. Но этот взрыв душевной гадости, эта гнойная буря
- не надолго, ибо это процесс очищения и оздоровления больного организма -
"болезнь вышла наружу", явилась во всем её безобразии. Но
- отказываешься верить, что это смертельная болезнь и что мы погибнем от
неё.
Нет, не погибнем, если дружно и упорно начнем лечиться
Русская интеллигенция снова должна взять на себя великий труд духовного врачевания народа. Теперь она может и работать в условиях большей свободы, и нет сомнения, что труд духовного возрождения страны разделит вместе с нею и рабочая, пролетарская интеллигенция, та наиболее культурная часть
её, которая ныне тонет и задыхается среди темной массы.
Задача демократической и пролетарской интеллигенции
- объединение всех интеллектуальных сил страны на почве культурной работы. Но для успеха этой работы следует отказаться от партийного сектантства, следует понять, что одной политикой не воспитаешь
"нового человека", что путем превращения методов в догматы мы служим не истине, а только увеличиваем количество пагубных заблуждений, раздробляющих наши силы.
Сил у нас немного, их нужно беречь, нужно экономить трату энергии,
координировать разрозненные затеи и усилия отдельных лиц, групп,организаций и
создать единую организацию, которая встала бы во главе всей
культурно-просветительной работы, имеющей целью духовное оздоровление
ивозрождение страны.
Кажется, что та часть интеллигенции, которая настроена наименее сектантски и
ещё не насмерть изуродована партийной и фракционной "политикой",- кажется, что эта часть интеллигенции начинает чувствовать необходимость широкой культурной работы, повелительно диктуемой трагическими условиями действительности. Об этом говорит попытка представителей различных политических взглядов организовать внепартийное общество под девизом:
"Культура и Свобода"1, и
нет сомнения, что если это общество поймет задачу момента достаточно глубоко,
оно может исполнить трудную роль организатора всех лиц и групп наиболее
дееспособных, искренно желающих работать на благо страны2.
Но и здесь, как первое условие успешной работы, должно осуществить издание информационного журнала, который давал бы более или менее точнуюкартину всего хода культурно-просветительных начинаний. Необходим подсчет сил, необходимо знать, кто, что и где делает или намерен делать, у насчасто случается, что люди, трудящиеся на одной и той же почве, ничего не знают друг о друге.
Если страна будет иметь два органа, из которых один поставит себе целью подробно
оповещать обо всем, что творится в области чистой и прикладной науки, а другой
возьмет на себя обязанность рассказывать о работе культурнопросветительной, эти
органы окажут огромную пользу делу воспитания мысли и чувства.
Надо работать, почтенные граждане, надо работать, только в этом наше спасение и ни в чем ином3. Садическое наслаждение, с которым мы грызем глотки друг другу, находясь на краю гибели, подленькое наслаждение, хотя оно и утешает нас в бесконечных горестях наших. Но, право же, не стоит особенно усердно предаваться делу взаимногоистязания и истребления, надо помнить, что есть достаточно людей, которые и желают и, пожалуй, могут истребить нас.
Будем же работать спасения нашего ради, да не погибнем "яко обри, их же несть ни
племени, ни рода"4.
XXXI
Отрицательные явления всегда неизмеримо обильнее тех фактов, творя
которые человек воплощает свои лучшие чувства, свои возвышенные мечты, истина, столь же очевидная, сколь печальная.
Чем более осуществимыми кажутся нам наши стремления к торжеству свободы,
справедливости, красоты, тем более отвратительным является пред нами все то
скотски подлое, что стоит на путях к победе человечески прекрасного.
Грязь и хлам всегда заметнее в солнечный день, но часто бывает, что мы, слишком напряженноостанавливая свое внимание на фактах, непримиримо враждебных жажде лучшего, уже перестаем видеть лучи солнца и как бы не чувствуем его живительной силы.
О том, что Русь стоит на краю гибели, мы начали кричать
- с тоскою, страхом и гневом - три года тому назад, но - уже задолго до этого мы говорили о неизбежной гибели родины шепотом, вполголоса, языком, искаженным пытками монархической цензуры. Три года мы непрерывно переживаем катастрофу, все громче звучат крики о гибели России, все грознее слагаются для
неё внешние условия
её государственного бытия, все более
- как будто - очевиден её внутренний развал и, казалось бы, ей давно уже пора рухнуть впропасть политического уничтожения.
Однако, до сего дня она все
ещё нерухнула, не умрет и завтра, если мы не захотим этого. Надо только помнить, что все отвратительное, как и все прекрасное, творится нами, надо зажечь всебе все
ещё незнакомое нам сознание личной ответственности за судьбу
страны. Что мы живем скверно, позорно, об этом излишне говорить, это известно всем
- мы давно живем так; а, все-таки, при монархии мы жили
ещё сквернее и позорнее. Мы тогда мечтали о свободе, не ощущая в себе живой, творческой силы
её, ныне весь народ, наконец, ощущает эту силу. Он пользуется ею эгоистически и скотски, глупо и уродливо, все это так, однако
- пора понять и оценить тот огромного значения факт, что народ, воспитанный в жесточайшем рабстве, освобожден из тяжких, уродующих цепей.
Внутренне мы ещё не изжили наследия рабства,
ещё не уверены в том, что свободны, неумеем достойно пользоваться дарами свободы, и от этого
- главным образом, от неуверенности - мы так противно грубы, болезненно жестоки, так смешно и глупо боимся и пугаем друг друга. А, все-таки, вся Русь
- до самого дна, до последнего из её дикарей - не только внешне свободна, но и внутренно поколеблена в своих основах и основе всех основ
её
- азиатской косности, восточном пассивизме.
Те муки, те страдания, от которых зверем воет и мечется русский народ, не могут не изменить его психических навыков, его предрассудков и предубеждений, его духовной сущности. Он скоро должен понять, что, как ни силен и жаден внешний враг, страшнее для русского народа враг внутренний
- он сам, своим отношением к себе, человеку, ценить и уважать которого его не учили, к родине, которую он не чувствовал, к разуму и знанию, силы которых он не знал и не ценил, считая их барской выдумкой, вредной мужику. Он жил древней азиатской хитростью, не думая о завтрашнем дне, руководясь глупой поговоркой:
"День прошел и
- слава Богу!".
Теперь враг внешний показал ему, что хитрость травленого зверя
- ничто пред спокойной железной силой организованного разума
Теперь он должен будет посвятитьшестимесячные зимы мыслям и трудам, а не полусонному, полуголодномубезделию. Он принужден понять, что родина его не ограничивается пределамигубернии, уезда, а
- огромная страна, полная неисчерпаемых богатств,способных вознаградить его честный и умный труд сказочными дарами. Он поймет, что Лень есть глупость тела, Глупость
- лень ума, и захочет учиться, чтобы оздоровить и ум, и тело.
Революция - судорога, за которою должно следовать медленное и планомерное движение к цели, поставленной актом революции. Великая революция Франции сотрясала и мучила героический народ
её десять лет, прежде чем весь этот народ почувствовал всю Францию своей родиной, и мы знаем, как мужественно он отстоял
её свободу против всех сил европейской реакции. Народ Италии на протяжении сорока лет совершил десяток революций, прежде чем создал единую Италию.
Там, где народ не принимал сознательного участия в творчестве своей истории, он не может иметь чувства родины и не может сознавать своей ответственности за несчастия родины. Теперь русский народ весь участвует в созидании своей истории
- это событие огромной важности, и отсюда нужно исходить в оценке всего дурного и хорошего, что мучает и радует нас. Да, народ полуголоден, измучен, да, он совершает множество преступлений, и не только по отношению к области искусства его можно назвать
"бегемотом в посудной лавке".
Это неуклюжая, не организованнаяразумом сила
- сила огромная, потенциально талантливая, воистину способна к всестороннему развитию. Те, кто так яростно и без оглядки порицают, травят революционную демократию, стремясь вырвать у
неё власть и снова, хотя бы на время, поработить
её узкоэгоистическим интересам цензовых классов, забывают простую, невыгодную им истину:
"Чем больше количество свободно и разумно трудящихся людей, тем выше качество труда, тем быстрее совершается процесс создания новых, высших форм социального бытия.
Если мы заставим энергичноработать всю массу мозга каждой данной страны
- мы создадим страну чудес!"1 Не привыкшие жить всеми силами сердца и ума, мы устали от революций
- усталость преждевременная и опасная для всех нас. Я лично не Верю в эту смертельную усталость, и я думаю, что она исчезнет, если в стране раздастся бодрый, воскресающий голос
- он должен прозвучать!
В одной из битв на Западе француз-капитан вел свою роту в атаку на позиции врага. Он с отчаянием видел, как падают один за другим его солдаты, убиваемые свинцом, а того больше
- страхом, неверием в свои силы, отчаяниемпред задачей, которая казалась им невыполнимой. Тогда капитан, как иследует французу, человеку, воспитанному героической историей, крикнул: Встаньте, мертвые! Убитые страхом воскресли, и враг был побежден. Страстно Верю, что близок день, когда нам тоже кто-то, очень любящий нас, кто умеет все понять и простить, крикнет: Встаньте, мертвые! И мы встанем. И враги наши будут побеждены.
Верю.
XXXII
Естественно, что внимание мыслящих людей приковано к политике, к области насилия и деспотизма, злобы и лжи, где различные партии, группы и
лица, сойдясь якобы на последний и решительный бой, цинически попирают идеи свободы, постепенно утрачивая облик человечий в борьбе за физическую власть над людьми. Это внимание естественно, однако оно односторонне, а потому уродливо и вредно.
Содержание процесса социального роста не исчерпывается только одним явлением классовой, политической борьбы, в основе которой лежит грубый эгоизм инстинкта, рядом с этой неизбежной борьбой все мощнее развивается иная, высшая форма борьбы за существование, борьба человека с природой, и только в этой борьбе человек разовьет до совершенства силы своего духа, только здесь он найдет возвышающее сознаниесвоего значения, здесь завоюет ту свободу, которая уничтожит в немзоологические начала и позволит ему стать умным, добрым, честным, поистине свободным.
Мне хочется сказать всем, кто истерзан жестокими пытками действительности и чей дух угнетен, мне хочется сказать им, что даже в этидни, дни, грозящие России гибелью, интеллектуальная жизнь страны неиссякла, даже не замерла, а, напротив, энергично и широко развивается. Напряженно работает высшее ученое учреждение страны
- Академия Наук, непрерывно идет руководимое ею исследование производительных сил России, подготовляется к печати и печатается ряд ценнейших докладов и трудов, скоро выйдет обзор успехов русской науки
- книга, которая даст нам возможность гордиться великими трудами и достижениями русского таланта1.
Университет предполагает осуществить свободные научные курсы в духе
Сорбонны, работают многочисленные ученые общества, не взирая на грубые помехи, которые ставят им невежество политики и политика невежд. Скромные подвижники чистого знания, не упуская из виду ничего, что может быть полезно разоренной, измученной родине, составляют проекты организации различных институтов, необходимых для возрождения и развития русской промышленности.
В Москве принимается за работу
"Научный Институт"2,основанный на средства г. Марк и руководимый профессором Лазаревым3, в Петрограде организует исследовательские институты по химии, биологии и т.д.
"Свободная Ассоциация для развития и распространения положительныхнаук"4.
Размеры газетной статьи не дают возможности перечислить все начинания, которые возникли среди наших ученых за время революции, но, не преувеличивая значения этих начинаний, можно с уверенностью сказать, что научные силы России развивают энергичную деятельность, и эта чистая,великая работа лучшего мозга страны
- залог и начало нашего духовноговозрождения. Если б люди, считающие себя политическими вождями России, правильно поняли нужды народа, интересы государства, если бы они нашли достаточно такта для того, чтоб не мешать великому делу научного творчества, и нашли немного ума, чтоб помочь трудам ученых!
XXXIII
Но, к сожалению, процесс творчества в области чистой и прикладной науки остается почти неизвестным широким слоям демократической интеллигенции, а для
неё необходимо следить за развитием этого процесса, знание вполне способно оздоровить изболевшие души, утешить замученных людей и поднять их рабочую энергию.
Академия Наук сделала бы прекрасное и полезное дело, предприняв издание небольшого журнала, который осведомлял бы грамотных людей обо всем,что творится в области русской науки. Такой информационный журнал несомненно имел бы глубокое социальное и национально-воспитательное значение; я не обмолвился, сказав
"национальное" значение, ибо нахожу, что нам, народу, силы которого так ловко и широко использовали наши
"друзья"для борьбы с их врагами, нам пора понять, что у нас нет иных друзей, кроме самих себя.
Наконец, для нас, людей глубоко некультурных, пора также понять и то,что мы давно живем в условиях, созданных наукой, без участия которой не сделаешь ни хорошего кирпича, ни пуговицы, и ничего, что облегчает нашу жизнь, украшает
её, стремится сохранить нашу энергию от бесполезной траты и преобороть начала, разрушающие жизнь; нам пора понять, что научное знание
- сила, без которой невозможно возрождение страны.
"Мы ленивы и не любопытны"1, но надо же надеяться, что жестокий,кровавый урок, данный нам историей, стряхнет нашу лень и заставит нас серьезно подумать о том, почему же, почему мы, Русь, несчастнее других?
Повторяю, Академия Наук, взяв на себя издание информационного журнала,который в кратких очерках и сообщениях давал бы сведения обо всем, чтосовершается в таинственной, скрытой от непосвященных, области науки, предприняв это издание, Академия совершила бы национально важное и необходимое дело образумления, очеловечения страны, теряющей веру в свои силы, озверевшей от цинических пыток глупости, самого страшного врага людей.
XXXIV
Я знаю, что сейчас на Руси уже немало людей, которые страстно рвутся из плена грязной и оскорбительной действительности
"под культуру"
- к истинной свободе, к свету1. Но мне кажется, что подобные люди, мучительно тоскующие о лучшей жизни, представляют себе не совсем ясно, недостаточно широко содержание понятия
"культура", "культурность". От них как-то ускользает гуманитарное, глубоко идеалистическое содержание этих понятий; о чем, собственно, думают они, какие формы чувстваи мыслей представляют себе, мечтая о новой культуре?
Вот
- вокруг нас мы видим немало так называемых "культурных людей", это люди очень грамотные политически, очень насыщенные различными знаниями, но их житейский опыт, их знания не мешают им быть антисемитами, антидемократами и даже искренними защитниками государственного строя, основанного на угнетении народных масс, на угнетении свободы личности. Эти люди, персонально порядочные и даже, иногда, очень чуткие в частных отношениях, в борьбе за торжество своих идей, в общественной деятельности ни мало не брезгают прибегать к приемам не честным, ко лжи и клевете на врага, к подленьким иезуитским хитростям, даже к жестокости
- защите смертной казни, к оправданию расстрелов и т.д. И все это не мешает имсчитать себя
"культурными" людьми.
Или, возьмем германскую социал-демократическую партию, она считалась очень культурной, и, действительно,
её организации немало послужили делу развития внешней культуры
Германии. Но
- вот уже четыре года сотни тысяч социал-демократов Германии,вооруженные мерзейшими орудиями истребления, убивают себе подобных на земле, на воде, в воздухе, под водою, убивают мирное население, женщин идетей, уничтожают города, виноградники, плодовые сады, огороды, пашни,храмы и пароходы, фабрики, уничтожают великий, священный, веками накопленный, труд Бельгии, Франции и т.д.
Я потому говорю о немцах, что их отвратительная деятельность все время войны протекает на чужих землях, но, само собою разумеется, что в этой подлой войне невинных
- нет. В ней повинны все, и мы не менее других, только на нашу долю выпало страдать от
неё более других, потому что мы оказались всех слабее в отношении внутренней и внешней культуры. В чем же дело и как должно быть воспринято истинное содержание понятия культура, дабы невозможны стали такие позорные противоречия, каковы указанные? Очевидно, что мы только тогда получим возможность уничтожить эти позорные противоречия, когда сумеем культивировать свои чувства и волю. Нужно помнить, что все
- в нас, все - от нас, это мы творим все факты,все явления.
Можем ли мы воспитать в самих себе органическое отвращение к звериной половине нашего существа, к тем зоологическим началам в нашей психике, которые позволяют нам быть грубыми и жестокими друг к другу? Можем ли мы внушить сами себе и друг другу отвращение к страданию, преступлению, ко лжи, жестокости и всей той подлой пыли, которой так много в душе каждого из нас, кто бы он ни был, сколь бы высоко
"культурным" ни считался?
Истинная суть и смысл культуры
- в органическом отвращении ко всему,что грязно, подло, лживо, грубо, что унижает человека и заставляет его страдать. Нужно научиться ненавидеть страдание, только тогда мы уничтожимего. Нужно научиться хоть немножко любить человека, такого, каков он есть,и нужно страстно любить человека, каким он будет. Сейчас человек измотался, замучился, на тысячу кусков разрывается сердце его от тоски, злости, разочарований, отчаяния; замучился человек и сам себе жалок, неприятен, противен.
Некоторые, скрывая свою боль изложного стыда, все
ещё форсят, орут, скандалят, притворяясь сильными людьми, но они глубоко несчастны, смертельно устали. Что же излечит нас, что воскресит наши силы, что может изнутриобновить нас? Только вера в самих себя и ничто иное. Нам необходимо кое-чтовспомнить, мы слишком много забыли в драке за власть и кусок хлеба.
Надо вспомнить, что социализм
- научная истина, что нас к нему ведется история развития человечества, что он является совершенно естественной стадией политико-экономической эволюции человеческого общества, надо быть уверенными в его осуществлении, уверенность успокоит нас. Рабочий не должен забывать идеалистическое начало социализма,
- он только тогда уверенно почувствует себя и
апостолом новой истины, и мощным
бойцом за торжество её, когда вспомнит, что социализм необходим испасителен не
для одних трудящихся, но что он освобождает все классы, всё человечество из ржавых цепей старой, больной, изолгавшейся, самое себя отрицающей культуры.
Цензовые классы не принимают социализма, не чувствуют в нем свободы,красоты, не представляют себе, как высоко он может поднять личность и
её творчество. А многие рабочие понимают это? Для большинства их
социализм
- только экономическое учение, построенное на эгоизме рабочего класса, так же как другие общественные учения строятся на эгоизме собственников.
В борьбе за классовое не следует отметать общечеловеческое стремлениек лучшему. Истинное чувствование культуры, истинное понимание
её возможно только при органическом отвращении ко всему жестокому, грубому, подлому как в себе самом, так и вне себя. Вы пробуете воспитать в себе это отвращение?
Глебов, в ответ на мой план издания научно- и культурно-информационныхжурналов, восклицает: "Неужели оттого у нас происходит все нехорошее, что страна не имеет ещё двух органов?
"Это восклицание не гармонирует с умным началом его статьи, где он сокрушается об
"анархо-бунтарской струе насмешливого отношения к книге".
То, что мы не понимаем или недооцениваем силы знания, является величайшей помехой
"на пути под культуру". Без знания и самосознания, мы никуда не уйдем из гнилого болота современности. Именно сейчас необходимы органы, которые давали бы нам более или менее точное представление о том,что у нас есть хорошего, именно
- хорошего.
Подсчет отрицательных свойств и фактов сделан и делается ежедневно, с удовольствием, и пора присмотреться
- нет ли вокруг нас явлений и фактов положительных?
XXXV
Человек, недавно приехавший из-за границы, рассказывает: "В Стокгольме открыто до шестидесяти антикварных магазинов, торгующих картинами, фарфором, бронзой, серебром, коврами и вообще предметами искусств, вывезенными из России. В Христиании1 таких магазинов я насчитал двенадцать, их очень много в Гетеборге и других городах Швеции, Норвегии, Дании. На некоторых магазинах надписи:
"Антикварные и художественные вещи из России", "Русские древности". В газетах часто встречаются объявления: "Предлагают ковры и другие вещи из русских императорских дворцов".
Нет сомнения, что этот рассказ
- печальная истина, печальная в такой же степени, как и позорная для нас. Чтобы убедиться в этой истине, стоит только посвятить два-три дня на обзор того, что творится в галереях Александровского рынка, в антикварных лавках Петрограда и бесчисленных комиссионных конторах, открытых на всех улицах города. Всюду неутомимо ходят хорошо выбритые, но плохо говорящие по-русски люди американско йскладки и
- без конца покупают, покупают все, что имеет хотя бы ничтожное художественное значение. Особенно усердно и успешно охотятся за восточными вещами
- китайским и японским фарфором, бронзой, старинным лаком2, вышивками по шелку, рисунками,
финифтью3,
клуазоннэ4 и т.д.
Иностранцам хорошо известно, что Россия густо насыщена предметами восточного искусства, особенно после похода на Пекин, где наши воины вели себя весьма бесцеремонно по отношению к собственности китайцев и откуда наши воеводы возили ценные вещи вагонами5. Маньчжурская авантюра
ещё значительнее усилила приток восточных вещей, немало вывезено их в Россию и за времяя понской войны6. Но, разумеется, больше всего способствовало насыщению России восточным искусством наше непосредственное соседство с Китаем. Знатоки дела, изучавшие историю восточного искусства, и коллекционеры утверждают, что у нас можно найти в чудесном изобилии такие редкие идревние вещи Востока, каких нет уже ни в Китае, ни в Японии.
Очень многие иностранцы удивляются, что, несмотря на такое богатство художественными сокровищами Востока, несмотря на духовную связь русского искусства с восточным, у нас нет музея восточных древностей и восточного искусства. Конечно
- это удивление наивных людей, разуму которых совершенно недоступно понимание нашей русской оригинальности, нашей самобытности. Эти люди, видимо, не знают, что у нас
- лучший в мире балет и - самая отвратительная постановка книгоиздательского дела, несмотря на то, что Русь - обширнейший в мире книжный рынок.
Им не известно, что газеты Сибири, изобилующей лесами, печатаются на бумаге, привозимой из Финляндии, и что мы возим хлопок из Туркестана в Москву для того, что-бы, обработав оный, отвезти обратно из Москвы в Туркестан.
Вообще иностранцы народ наивный и невежественный, и Русь для них
- загадка
Для некоторых русских она тоже является загадкой и притом весьма глупой, но эти русские
- просто люди, лишенные чувства любви к родине, патриотизма и прочего, это
- еретики, а по мнению людей, обладающих волчьим патриотизмом, это - Хамы, не щадящие наготы отца своего, будто бы потому, что нагота отвратительна, когда она уродлива и грязна7. Но
- шутки прочь.
Дело в том, что Россию грабят не только сами русские, а иностранцы, что гораздо хуже, ибо русский грабитель остается на родине вместе с награбленным, а чужой
- улепетывает к себе, где и пополняет, за счет русского ротозейства, свои музеи, свои коллекции, т.е.
- увеличивает количество культурных сокровищ своей страны, сокровищ, ценность которых
- Неизмерима, так же как неизмеримо их эстетическое и практическое значение.
Они не только воспитывают вкус и любовь к изящному, не только возбуждают уважение к творческим силам человека, но служат возбудителями стремления к созданию новых вещей, новых форм красоты и, таким образом, влияют на развитие художественной промышленности. А вместе с неизбежным изменением социальных условий, вместе с приобщением демократии к культуре, воспитательная роль художественной промышленности будет огромна и развитие
её быстро.
Мы и тут поплетемся сзади других, а мудрецы наши будут охать, высказывая запоздалые и бессмысленные сожаления:
"Ведь сколько было у нас, в России, прекрасных вещей величайшего значения, и художественного, и научного, а вот
- все исчезло! Так жаль, что не догадались своевременно собрать их, устроить музей
- как бы хорошо было это!" Поохают и - успокоятся. А, между тем, время
ещё не ушло и можно бы сохранить много ценного и необходимого для культуры России8.
XXXVI
Все настойчивее распространяются слухи о том, что 20-го октября предстоит
"выступление большевиков"
- иными словами: могут быть повторены отвратительные сцены 3- 5 июля1. Значит
- снова грузовые автомобили, тесно набитые людьми с винтовками и револьверами в дрожащих от страха руках, и эти винтовки будут стрелять в стекла магазинов, в людей
- куда попало! Будут стрелять только потому, что люди, вооруженные ими, захотят убить свой страх. Вспыхнут и начнут чадить, отравляя злобой, ненавистью, местью, все темные инстинкты толпы, раздраженной разрухою жизни, ложью и грязью политики
- люди будут убивать друг друга, не умея уничтожить своей звериной
глупости.
На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут"творить историю русской революции". Одним словом
- повторится та кровавая, бессмысленная бойня, которую мы уже видели и которая подорвала во всей стране моральное значение революции, пошатнула
её культурный смысл. Весьма вероятно, что на сей раз события примут
ещё более кровавый и погромный характер, нанесут ещё более тяжкий удар революции. Кому и для чего нужно все это?
Центральный Комитет с.-д. большевиков,очевидно, не принимает участия в предполагаемой авантюре, ибо до сего дня он ничем не подтвердил слухов о предстоящем выступлении, хотя и не опровергает их2. Уместно спросить: неужели есть авантюристы, которые, видя упадок революционной энергии сознательной части пролетариата, думают возбудить эту энергию путем обильного кровопускания? Или эти авантюристы желают ускорить удар контрреволюции и ради этой цели стремятся дезорганизовать с трудоморганизуемые силы?
Центральный комитет большевиков обязан опровергнуть слухи овыступлении 20-го3, он должен сделать это, если он действительно является сильным и свободно действующим политическим органом, способным управлятьмассами, а не безвольной игрушкой настроений одичавшей толпы, не орудием вруках бесстыднейших авантюристов или обезумевших фанатиков4.
XXXVII
Министры социалисты1, выпущенные из Петропавловской крепости Лениным и
Троцким, разъехались по домам, оставив своих товарищей М.В. Бернацкого2, А.И. Коновалова3, М.И.Терещенко4 и других во власти людей, не имеющих никакого представления о свободе
личности, о правах человека. Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия.
Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся, якобы по пути к
"социальной революции"
- на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции. На этом пути Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления, вроде бойни под Петербургом5, разгрома Москвы6, уничтожения свободы слова7, бессмысленных арестов
- все мерзости, которые делали
Плеве и Столыпин. Конечно - Столыпин8 и Плеве9 шли против демократии, против всего живого и честного в России, а за Лениным идет довольно значительная
- пока - часть рабочих, но я Верю, что разум рабочего класса, его сознание своих исторических задач скоро откроет пролетариату глаза на всю несбыточность обещаний Ленина, на всю глубину его безумия и его Нечаевско-Бакунинский анархизм.
Рабочий класс не может не понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт, стремится довести революционное настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть
- что из этого выйдет? Конечно, он не верит в возможность победы пролетариата в России при данных условиях, но, может быть, он надеется на чудо. Рабочий класс должен знать, что чудес в действительности не бывает, что его ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная кровавая анархия, а за нею
- не менее кровавая и мрачная реакция.
Вот куда ведет пролетариат его сегодняшний вождь, и надо понять, что Ленин не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата. Рабочие не должны позволять авантюристам и безумцам взваливать на голову пролетариата позорные, бессмысленные и кровавые преступления, за которые расплачиваться будет не Ленин, а сам же пролетариат.
Я спрашиваю: Помнит ли русская демократия
- за торжество каких идей она боролась с деспотизмом монархии? Считает ли она себя способной и ныне продолжать эту борьбу? Помнит ли она, что когда жандармы Романовых бросали в тюрьмы и в каторгу
её идейных вождей
- она называла этот прием борьбы подлым? Чем отличается отношение Ленина к свободе слова от такого же отношения Столыпиных, Плеве и прочих полулюдей? Не так же ли Ленинская власть хватает и тащит в тюрьму всехнесогласномыслящих, как это делала власть Романовых? Почему Бернацкий, Коновалов и другие члены коалиционного правительствасидят в крепости, разве они в чем-то преступнее своих товарищей социалистов, освобожденных Лениным?
Единственным честным ответом на эти вопросы должно быть немедленное требование освободить министров и других безвинно арестованных, а также восстановить свободу слова во всей
её полноте. Затем разумные элементы демократии должны сделать дальнейшие выводы, должны решить, по пути ли им с заговорщиками и анархистами Нечаевского типа?
XXXVIII
Владимир Ленин вводит в России социалистический строй по методу
Нечаева
- "на всех парах через болото"1. И Ленин, и Троцкий, и все другие, кто сопровождает их к погибели в трясине действительности, очевидно убеждены вместе с Нечаевым, что
"правом на бесчестье всего легче русского человека за собой увлечь можно"2, и вот они хладнокровно бесчестят революцию, бесчестят рабочий класс, заставляяего устраивать кровавые бойни, понукая к погромам, к арестам ни в чем неповинных людей3, вроде А.В. Карташева, М.В. Бернацкого, А.И. Коновалова и других4.
Заставив пролетариат согласиться на уничтожение свободы печати, Ленин и приспешники его узаконили этим для врагов демократии право зажимать ей рот; грозя голодом и погромами всем, кто не согласен с деспотизмом Ленина
- Троцкого, эти "вожди" оправдывают деспотизм власти, против которого так мучительно долго боролись все лучшие силы страны.
"Послушание школьников и дурачков"5, идущих вместе за Лениным и Троцким,
"достигло высшей черты",- ругая своих вождей заглазно, то уходя от них, то снова присоединяясь к ним, школьники и дурачки, в конце концов,покорно служат воле догматиков, и все более возбуждают в наиболее темной массе солдат и рабочих несбыточные надежды на беспечальное житье. Вообразив себя Наполеонами от социализма, ленинцы рвут и мечут, довершая разрушение России
- русский народ заплатит за это озерами крови.
Сам Ленин, конечно, человек исключительной силы; двадцать пять лет он стоял в первых рядах борцов за торжество социализма, он является одною из наиболее крупных и ярких фигур международной социал-демократии; человек талантливый, он обладает всеми свойствами
"вождя", а также и необходимым для этой роли отсутствием морали и чисто барским, безжалостным отношением к жизни народных масс.
Ленин
"вождь" и
- русский барин, не чуждый некоторых душевных свойств этого ушедшего в небытие сословия, а потому он считает себя в праве проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу. Измученный и разоренный войною народ уже заплатил за этот опыт тысячами жизней и принужден будет заплатить десятками тысяч, что надолго обезглавит его. Эта неизбежная трагедия не смущает Ленина, раба догмы, и его приспешников
- его рабов.
Жизнь, во всей её сложности, не ведома Ленину, он не знает народной массы, не жил с ней, но он
- по книжкам - узнал, чем можно поднять эту массу на дыбы, чем -
всего легче - разъярить её инстинкты. Рабочий класс для Лениных то же, что для металлиста руда. Возможно ли
- при всех данных условиях - отлить из этой руды социалистическое государство? По-видимому, невозможно; однако
- отчего не попробовать? Чем рискует Ленин, если опыт не удастся?
Он работает как химик в лаборатории, с тою разницей, что химикпользуется мертвой материей, но его работа дает ценный для жизни результат,а Ленин работает над живым материалом и ведет к гибели революцию. Сознательные рабочие, идущие за Лениным, должны понять, что с русским рабочим классом проделывается безжалостный опыт, который уничтожит лучшиесилы рабочих и надолго остановит нормальное развитие русской революции.
XXXIX
Меня уже упрекают в том, что
"после двадцатипятилетнего служения демократии" я "снял маску" и изменил уже своему народу1. Г.г. большевики имеют законное право определять мое поведение так, как им угодно, но я должен напомнить этим господам, что превосходные душевные качества русского народа никогда не ослепляли меня, я не преклонял колен перед демократией, и она не является для меня чем-то настолько священным, что совершенно недоступно критике и осуждению.
В 1911 году, в статье о
"Писателях-самоучках"2 я говорил: "Мерзости надо обличать, и если наш мужик
- зверь, надо сказать это, а если рабочий говорит:"Я пролетарий!" - тем же отвратительным тоном человека касты, каким дворянин говорит3: "Я дворянин!"
- надо этого рабочего нещадно осмеять"4.
Теперь, когда известная часть рабочей массы, возбужденная обезумевшими владыками
её воли, проявляет дух и приемы касты, действуя насилием и террором, тем насилием, против которого так мужественно и длительно боролись
её лучшие вожди, её сознательные товарищи, теперь я, разумеется,не могу идти в рядах этой части рабочего класса. Я нахожу, что заткнуть кулаком рот
"Речи" и других буржуазных газет только потому, что они враждебны демократии
- это позорно для демократии5.
Разве демократия чувствует себя неправой в своих деяниях и
- боится критики врагов? Разве кадеты настолько идейно сильны, что победить их можно только лишь путем физического насилия? Лишение свободы печати
- физическое насилие, и это недостойно демократии. Держать в тюрьме старика революционера
Бурцева, человека, который нанес монархии немало мощных ударов, держать его в тюрьме только за то, чтоон увлекается своей ролью ассенизатора политических партий, это позор для демократии6.
Держать в тюрьме таких честных людей, как А.В.
Карташев, таких талантливых работников, как М.В.
Бернацкий, и культурных деятелей,каков А.И. Коновалов7, не мало сделавший доброго для своих рабочих, этопозорно для демократии. Пугать террором и погромами людей, которые не желают участвовать в бешеной пляске г.Троцкого над развалинами России, это позорно и преступно. Все это не нужно и только усилит ненависть к рабочему классу. Он должен будет заплатить за ошибки и преступления своих вождей - тысячами жизней,
потоками крови.
XL
Хотят арестовать
Ираклия Церетели1, талантливого политическогодеятеля, честнейшего человека2. За
борьбу против монархии, за его защиту интересов рабочего класса, запропаганду
идей социализма, старое правительство наградило Церетели каторгой и туберкулезом.
Ныне правительство, действующее якобы от имени и по воле всего пролетариата,
хочет наградить Церетели тюрьмой - за что? Не понимаю.
Я знаю, что
Церетели опасно болен, но, само собою разумеется, я не посмел бы оскорбить
этого мужественного человека, взывая о сострадании к нему. Да - и к
кому бы я взывал? Серьезные, разумные люди, не потерявшиег оловы, ныне
чувствуют себя "в пустыне, увы! - не безлюдной"3. Они -
бессильны в буре возбужденных страстей. Жизнью правят люди, находящиеся
в непрерывном состоянии "запальчивости и раздражения". Это
состояние признается законом одною из причин, дающих преступнику право
на снисхождение к нему, но - это все-таки состояние "вменяемости".
Гражданская война, т.е. взаимоистребление демократии к злорадному удовольствию
её врагов, затеяна и разжигается этими людьми. И теперь уже и для пролетариата, околдованного их демагогическим красноречием, ясно, что ими руководят не практические интересы рабочего класса, а теоретическое торжество анархо-синдикалистских идей4.
Сектанты и фанатики, постепенно возбуждая несбыточные, неосуществимыев условиях действительности надежды и инстинкты темной массы, они изолируют пролетарскую, истинно социалистическую, сознательно революционную
интеллигенцию, они отрывают у рабочего класса голову. И если они решаются играть судьбою целого класса, что им до судьбы одного из старых, лучших товарищей своих, до жизни одного из честнейшихрыцарей социализма?
Как для полоумного протопопа
Аввакума 5, для них догмат выше человека. Чем все это кончится для русской демократии, которую так упорно стараются обезличить?
Несвоевременные
мысли
www. pseudology. org
|
|