В Великой
Отечественной войне с гитлеровским фашизмом мне посчастливилось
принимать непосредственное участие в битвах за Кавказ (в качестве члена
Военного Совета Северо-Кавказского фронта, Черноморской группы войск и
члена Военного Совета Закавказского фронта).
Разгром фашистских полчищ под Москвой сорвал гитлеровские планы
«молниеносной» войны и развенчал миф о непобедимости фашистской армии. Наступление врага было остановлено, Красная Армия перешла в
контрнаступление. Однако фашисты начинали новые наступления на Воронеж,
Сталинград, Донбасс и на Кавказ. Им важно было захватить донецкий уголь,
бакинскую нефть, грузинский марганец и открыть путь на Ближний Восток,
вытеснить Англию и установить господство немецкого империализма в Азии,
а затем — в Африке.
В июле 1942 года гитлеровские войска развернули своё
наступление на
Северный Кавказ — создалась угроза и Закавказью
Обсудив создавшееся
положение, Ставка Верховного Главнокомандующего приняла ряд мер по
усилению войск Северо-Кавказского фронта и по укреплению руководства
войсками на Северном Кавказе. Решением 28 июля 1942 года Ставка
реорганизовала Северо-Кавказский и Южный фронты, объединив их в один
Северо-Кавказский фронт. Командующим этим фронтом был назначен Семен
Михайлович Будённый, его заместителями были назначены Р.Я. Малиновский и
Я.Т. Черевиченко, начальником штаба — А.И. Антонов. Тов. Сталин внес
предложение назначить Л.М. Кагановича членом Военного Совета
Северо-Кавказского фронта. Еще в апреле 1942 года при переходе на работу
заместителем председателя Транспортного комитета ГКО я уже просил тов.
Сталина послать меня на фронт, и вот в июле он реализовал мою просьбу и
внес это предложение, сказав при этом, что тов. Каганович знает Северный
Кавказ и лично с Будённым воевал еще во время Гражданской войны.
Предложение было принято, и 29 июля я вылетел вместе с начальником
оперативного отдела Генерального штаба Бодиным в Краснодар. Обстановка,
которую я застал в Краснодаре, была сложная, уже на первых заседаниях
Военного Совета фронта были разработаны мероприятия для выполнения
приказа Ставки. К этому моменту речь уже шла не о полном восстановлении
положения на левом берегу Дона, а об укреплении оборонительного рубежа
по левому берегу Кубани и вокруг Краснодара.
28 июля был издан общий приказ тов. Сталина, в котором была дана
правдивая оценка создавшегося положения, когда враг стремился любой
ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с нефтяными и другими
богатствами. В приказе было твердо сказано: «Отступать дальше — значит
загубить себя и вместе с тем нашу Родину. Ни шагу назад без приказа
высшего командования. Таков призыв нашей Родины». На основе этого
приказа командованием фронта был издан конкретный приказ. Военный Совет,
политорганы армий вместе с партийными организациями развернули большую
политико-разъяснительную работу в войсках: было разослано в части более
200 политработников и около 1,5 тыс. коммунистов направлены из тыловых
частей в действующие части. Была установлена тесная связь с
Краснодарским обкомом партии, который направил в воинские части фронта
несколько тысяч коммунистов. Краснодарский обком во главе с первым
секретарем т. Селезневым на заседании с участием члена Военного Совета
фронта Л.М. Кагановича принял ряд мер для усиления работ по созданию
оборонительных сооружений вокруг Краснодара. Одновременно Краснодарский
обком вместе с Военным Советом готовил партийное подполье и организацию
партизанских отрядов. Такая же работа была проделана и в Ставропольском
крае, где секретарем обкома работал М.А. Суслов.
Войска Северо-Кавказского фронта вели ожесточенные бои, защищая подходы
к Краснодару. В течение более двух недель враг не мог прорваться к
городу. И лишь 12 августа наши войска по приказу командования фронта
отошли на левый берег реки Кубани. Конечно, в обороне Краснодара были
серьезные недостатки и ошибки, но неверно было бы изображать, будто враг
легко захватил Краснодар. Бои за Краснодар измотали противника, что
помогло нам потом в боях за Туапсе и Новороссийск. Ставка Верховного
Главнокомандования 5 августа прислала директиву командующему фронтом о
необходимости прикрыть Майкоп и дорогу Майкоп-Туапсе и не дать врагу
возможности выйти на побережье Черного моря. Эта важнейшая директива
стала генеральной задачей, определившей в будущем всю линию нашей
обороны Туапсе. По решению Военного Совета фронта я выезжал на
майкопский участок фронта для укрепления его обороны. Одновременно мы
вместе с наркомом нефтяной промышленности Байбаковым приняли меры к
вывозу нефтяного оборудования и выведению из строя предприятий и скважин
Майкопнефти.
Из Краснодара штаб фронта переместился в Армавир, но, к сожалению, там
долго засиживаться не пришлось, мы переехали в Белореченскую, оттуда в
Хадыженскую, оттуда в станицу Георгиевскую, что в 15 км от Туапсе, а
затем в район самого Туапсе, где командование фронта прочно осело,
защищая до конца Туапсе, так и не дав врагу его. захватить и прорваться
к побережью, несмотря на отчаянные усилия врага во что бы то ни стало
захватить Туапсе. Именно в Туапсе был осуществлен приказ Сталина «Ни
шагу назад».
Захватив Армавир, враг сосредоточил большие силы на направлении Армавир
— Майкоп — Туапсе. Он стремился захватить Туапсе, Новороссийск,
Лазаревскую и через перевал — Сухуми, разрезав фронт защиты
Черноморского побережья на части и облегчив себе задачу уничтожения
наших воинских частей и завоевания Кавказа. Именно эти пункты и стали
важнейшими в защите всего Черноморского побережья и всего Закавказья.
Войска Северо-Кавказского фронта, Черноморской группы войск и
Закавказского фронта повели отчаянную, героическую борьбу за эти опорные
пункты Битвы за Кавказ, в особенности за перевалы, за Туапсе и
Новороссийск, в укреплении и обороне которых мне довелось принимать
непосредственное участие.
Вначале враг рассчитывал легко захватить Туапсе через Хадыженскую,
Шаумян, Георгиевскую, но он наткнулся на упорное сопротивление войск
Северо-Кавказского фронта, в особенности 17-го казачьего кавалерийского
корпуса под командованием славного генерала Кириченко. Посещая дивизии и
полки этого корпуса и наблюдая за его действиями, я убедился, что этот
корпус не подвергся влиянию отрицательных моментов периода отступления и
обладал всеми качествами боеспособного и маневроспособного крупного
воинского соединения, о чем я сообщил Сталину. Этот корпус в то время
сыграл большую, если не решающую роль в остановке первого стремительного
натиска врага на Туапсе. В этом отношении весьма поучительно и важно
указание тов. Сталина, данное им Военному Совету фронта. Оно дано в
связи с отходом 47-й армии на новый рубеж, но имело и общее значение.
«Нужно, — писал Сталин, — учесть, что
рубежи отхода сами по себе не являются препятствием и ничего не дают,
если их не защищают. Оборону горных рубежей нужно строить на упорных
контратаках впереди основных позиций на всех подступах к этим позициям,
с тем чтобы на каждом направлении создать врагу наибольшие трудности к
продвижению, изматывая его малыми и большими боями на истребление. По
всему видно, что Вам не удалось еще создать надлежащего перелома в
действиях войск и что там, где командный состав не охвачен паникой,
войска дерутся неплохо и контратаки дают свои результаты, как это видно
из действий 17-го кавкорпуса. Вам необходимо взять войска в свои руки,
заставить их драться и правильно построить оборону в предгорьях,
добившись настоящего упорства в действиях всех отдельных отрядов впереди
основных позиций и главных сил на основных рубежах. Суворов говорил:
«Если я запугал врага, хотя я его не видел еще в глаза, то этим я уже
одержал половину Победы; я привожу войска на фронт, чтобы добить
запуганного врага». Добейтесь того, чтобы все наши войска действовали
как 17-й кавкорнус». (Мне кажется, что сегодня товарищи историки
недооценивают 17-й кавалерийский корпус и лично генерала Кириченко).
По этой директиве было созвано расширенное
заседание Военного Совета
фронта с участием командармов
По моему предложению было также собрано
большое собрание актива политработников (на опушке леса у станции
Георгиевской), на котором выступили Будённый и Каганович. Указав на
создавшееся положение, мы призвали политработников сделать все, чтобы
выполнить директиву Сталина. С ответным словом от имени политработников
выступил Л.И. Брежнев, работавший тогда заместителем начальника
политуправления фронта. После этого все эти сотни политработников, по
преимуществу из парторганизаций КП(б) Украины, разъехались по частям и
развернули работу в указанном направлении, что имело серьезное значение
в улучшении положения в частях, которые после отступления были не в
полном порядке.
Надо сказать, что кроме Кавкорпуса и других подобных ему частей
выделялась наша фронтовая авиация — наши славные летчики, среди которых
были летчицы авиационного Таманского полка. Наша авиация серьезно
помогла в отпоре врагу. Несмотря на его количественное превосходство,
наши летчики наносили ему серьезные удары.
Фашистский враг, вынужденный приостановить прямое наступление на Туапсе
из Хадыженской, сосредоточил силы против Новороссийска, рассчитывая
через Новороссийск прорваться к Туапсе. Мы это учли и развернули
активные бои за Новороссийск, прежде всего за оборону Новороссийска,
куда я в этот момент выехал по постановлению Военного Совета фронта.
Здесь только отмечу, что там, в Новороссийске, в еще большей степени я
убедился в правильности последних указаний Ставки. Наблюдая за
командованием 47-й армии и бывая в дивизиях и отрядах морской пехоты, я
видел, что, в то время как в частях преобладает боевой дух, в верхушке
47-й армии не было духа уверенности, не было должной связи с войсками,
господствовали самотек и неорганизованность. Военный Совет фронта в
конце августа или в начале сентября принял серьезное постановление с
соответствующими заданиями командующему 47-й армией.
Бои за Новороссийск
против немцев, контратаки наших войск носили ожесточенный характер,
особенно, например, контратаки нашей 77-й дивизии, которая, упорными
боями и неся серьезные потери, сдерживала наступление врага. Там в одной
из контратак погиб член Военного Совета армии тов. Абрамов. Были,
конечно, и части, неорганизованно отступавшие под натиском врага. Во все
время боев за Новороссийск шла работа по укреплению оборонительных
позиций в самом городе и в непосредственной близости к нему. При
активном руководящем участии городских партийных организаций и рабочих
Новороссийска в городе строились баррикады, ежи из рельсов и балок, были
подобраны здания под огневые точки и т.д. Однако это не отвечало тем
большим планам и работам, которые были начаты еще в 1941 году и отчасти
продолжены в 1942-м, однако остались далеко не законченными.
Почти месяц шла острая кровавая битва за Новороссийск.
День и ночь бои
шли внутри города. Дорогой ценой заплатили немецкие захватчики за
овладение Новороссийском. Но они так и не смогли полностью овладеть всем
городом — цементный завод «Октябрь» и рабочий район при нём остались в
наших руках. Это стало символом нашей борьбы — «Октябрь» преградил путь
немецкому империализму-фашизму. Когда уже после войны я как нарком
строительных материалов был в Новороссийске, я с большим удовольствием
увидел железнодорожный вагон, который был весь изрешечен, пробит пулями
и осколками снарядов, но остался на месте у цементного завода «Октябрь».
Потом его подняли и поставили на постамент, а на постаменте сделали
замечательную историческую надпись: «Здесь 11 сентября 1942 года
доблестные воины частей Советской армии и Черноморского флота преградили
путь врагу на Кавказ, а через 360 дней во взаимодействии с морским
десантом и частями с Малой Земли начали штурм Новороссийска и 16
сентября 1943 года, разгромив фашистские войска, освободили город».
Особо следует сказать о серьезной и большой роли Черноморского флота,
Азово-Черноморской флотилии во главе с командующими товарищами
Октябрьским, Горшковым, членами Военного Совета товарищами Кулаковым и
Прокофьевым.
Мне довелось заниматься непосредственно
организацией славного
героического десанта на «Малую Землю»
Старый
кадровик, я лично
занимался подбором командиров и политработников десанта и его
подразделений, в том числе и такого крепкого, храброго командира
десантного корпуса, как Гордеев, и достойного политрука Рыжова.
После срыва плана движения на Туапсе через Новороссийск гитлеровское
командование вновь перестроилось на туапсинское направление для удара на
Туапсе через
Шаумян.
К этому времени Ставка реорганизовала Северо-Кавказский фронт в
Черноморскую группу войск, подчинив её Закавказскому фронту, — это было,
безусловно, правильно, так как всем ходом военных событий фронты
слились. Необходимо было сосредоточить командование в едином центре, да
и материальное обеспечение войск, расположенных на побережье, требовало
серьезной подмоги. Занимаясь и вопросами снабжения фронта, я видел, что
фронт остро ощущает нехватку продовольственного снабжения войск и
фуражного — для лошадей, главным образом из-за отсутствия
железнодорожной линии.
Закавказский фронт имел в тот период больше резервов для оказания помощи
Черноморской группе войск в первую очередь на Туапсинском направлении.
На этом новом этапе организация защиты Туапсе, этого важнейшего участка
Черноморского побережья, приняла еще более острый и фундаментальный
характер. Это был трудный и острый поединок сил. Несмотря на
количественное превосходство сил врага почти в два раза (при этом у
Черноморской группы войск танков вовсе не было, тогда как у врага были
танки, самолетов у нас было в 5 раз меньше), врагу не удалось захватить
Туапсе. Все защитники города знали, что захват Туапсе врагом привел бы к
окружению и уничтожению двух наших армий — 47-й и 56-й, а это означало
захват путей, прямо ведущих в Закавказье. Политработники нашего фронта,
в том числе начальник политотдела тов. Емельянов, его заместитель тов.
Брежнев, сделали все для того, чтобы каждый боец это сознавал и дрался
как лев за подступы к Туапсе. Вновь назначенный вместо товарища
Черевиченко командующим Черноморской группой войск талантливый генерал
Иван Ефимович Петров и Военный Совет, членами которого были Корец и
Каганович, установили тесную связь с войсками 18-й армии,
непосредственно защищавшей Туапсе, и с 56-й армией, дислоцированной в
центре Черноморской группы войск. Вместе с тов. Петровым и отдельно я
посещал дивизии и полки этих армий, помогая командованию этих армий.
Еще в конце августа был создан Туапсинский оборонительный район,
командующим которым был назначен командир Военно-Туапсинской базы боевой
контр-адмирал тов. Жуков, с которым Военный Совет и лично я были
повседневно неразрывно связаны.
В сентябре командованием вместе с партийным руководством Туапсе была
развернута большая работа по строительству Туапсинского оборонительного
района. Это была большая работа, в которой первостепенную роль играли
инженерные войска. Несмотря на их недовооруженность, количественную
недостаточность и проистекавшую отсюда слабость, я могу
засвидетельствовать как непосредственно связанный с ними член Военного
Совета, что они работали самоотверженно, беззаветно, а многие из них
героически. Нам часто приходилось проверять ход работ на месте, в том
числе в горах, и принимать соответствующие меры. Хотя, как они
говаривали, им попадало за невыполнение графика работ, особенно после
правильной критики Ставки Верховного Главнокомандующего, но они знали,
что мы им по-деловому помогаем и, когда нужно, защитим от необоснованных
обвинений. Немало позиций оставались незаконченными, но была проделана
большая работа по строительству оборонительных сооружений. Местное
население, в том числе и женщины, было также привлечено к этим
строительным работам. Коммунисты и передовые рабочие Туапсе перешли на
военное положение, организовались при нашей помощи в вооруженные отряды,
перешли на казарменное положение и проходили под командованием
выделенных Военным Советом командиров военное обучение; из них мы также
давали пополнение нашей армии.
Бои за Туапсе шли на его подступах — в районе действий 18-й армии, в
которую выезжало командование группы, Петров и член Военного Совета
Каганович, для принятия мер на месте, так как создалось угрожающее
положение. Командование 18-й армии (Камков), находясь в 10 км от Туапсе,
имело крайне слабую связь с армией и даже не знало, что враг захватил
Шаумян, создав таким образом прямую угрозу Туапсе. Из командного пункта
18-й армии я выехал в 83-ю дивизию, прибывшую из Средней Азии и
состоящую из узбеков, киргизов и туркменов, которой командовал
выдающийся специалист тов. Лучинский. Дивизия была перемещена на станцию
Индюк для остановки продвижения противника. Там, на собрании актива
дивизии, я беседовал отдельно с узбеками, провел оперативное совещание с
командным составом дивизии. Мне как депутату Верховного Совета от
Узбекской республики было очень приятно и радостно видеть боевое
настроение и готовность к бою за Родину солдат-узбеков, туркменов,
казахов и таджиков, а также высокий уровень командного и политического
состава дивизии. Я все это особенно ощутил во время митинга, когда
вражеская авиация пролетала над нами и ни один солдат, тем более
командир, не шелохнулся, не сдвинулся с места, продолжая слушать мой
доклад и аплодировать в тех местах, где я говорил о неизбежной грядущей
Победе над гитлеровским фашизмом под руководством нашей Ленинской партии
и Великого полководца товарища Сталина.
Я также посетил 353-ю дивизию, которой командовал тов. Колчук, которого
я еще знал по его службе в железнодорожных войсках на Дальнем Востоке.
Вместе с ним я взобрался верхом на коне на гору Индюк, собственно, на ту
половину, которая была в наших руках и обстреливалась со второй половины
горы, которая была в руках врага. На месте были приняты все возможные
меры помощи и укрепления наших позиций, чтобы не дать врагу захватить
всю гору Индюк.
Забегая вперед, скажу, что эта гора и железнодорожная станция Индюк
стали для меня особенно памятными на всю жизнь, потому что в конце
октября при выезде на переднюю линию фронта вместе с командующим
Закавказским фронтом тов. Тюленевым, членом Военного Совета Исаковым и
командующим авиацией Вершининым нас вместе с вновь пришедшей на фронт
армянской дивизией, в которую мы и выехали, бомбила вражеская авиация, в
результате чего там же были ранены члены Военного Совета Закавказского
фронта Исаков и Каганович.
Рассмотрев положение в 18-й армии на месте, мы приняли ряд мер по её
укреплению
И назначили нового командующего армией А.А. Гречко.
Это был самый критический период битвы за Туапсе. В отчаянных победных
боях части 18-й армии под непосредственным руководством командования и
Военного Совета Черноморской группы войск, Закавказского фронта и общим
руководством Ставки Верховного Главнокомандования успешно завершили эти
бои разгромом наиболее сильной Семашхской группировки вражеских войск, а
её остатки сбежали за реку Пшиш, и от их наступления на Туапсе остался,
как шутили бойцы, один «пшиш». Были еще острые боевые схватки с врагом,
но угроза захвата врагом Туапсе была уже тогда на исходе. Город Туапсе
буквально ежечасно подвергался дикой, беспощадной бомбежке. От светлого
черноморского курортного города остались груды развалин, но за ними
твердо стояли на своем посту и сражались героические защитники
Советского города, не давшие врагу пройти к Черному морю. Город Туапсе
устоял, он по праву является городом-героем.
Годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции мы праздновали
в защищенном от немецких захватчиков Советском Туапсе. Немало докладов
мне пришлось сделать, но никогда я не испытывал такого волнения, какое
испытал при выступлении с докладом на этом торжественном собрании
Туапсинского Совета, горкома, Краснодарского обкома, Военных Советов
фронта и флота, рабочих и колхозников, вызванных нами красноармейцев,
краснофлотцев, партизан и командиров. В моём докладе и в выступлениях по
нему была высказана полная уверенность в нашей Победе над фашистскими
захватчиками. Рабочие, красноармейцы, краснофлотцы и партизаны клялись
биться до полной Победы над врагом, изгнать его с родной земли и добить
его в его зверином логове. «Смерть немецко-фашистским захватчикам!» —
этот лозунг захватил все души и сердца советских патриотов и стал
великой мобилизующей силой в предстоящих наступательных битвах с врагом.
Еще больше бодрости и уверенности вселил в наши души и сознание доклад
Сталина о XXV годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции
на торжественном заседании в Москве. Мы все понимали, что предстоит еще
трудная борьба за Победу, особенно в условиях, когда союзники не
торопятся с открытием обещанного, но не реализуемого ими второго фронта.
Но мы все уверенно ощущали нашу собственную выросшую мощь и силу, и,
хотя неизбежны были еще новые попытки наступления врага на отдельных
фронтах, все мы, от бойца до Военного Совета, ясно сознавали, что
завершается успешно оборонительный период войны и начинается общий
наступательный период по всем фронтам, в том числе и на Кавказском
фронте, который принесет нам окончательную и полную Победу над
обнаглевшим, коварным, звериным, людоедским врагом нашей Родины и всего
человечества. Можно без преувеличения сказать, что в конце 1942 года
наша страна, её славная армия еще более окрепли для решительной схватки,
и мы все, партийные работники тыла и фронта, делали все необходимое для
достижения Победы.
В ноябре Ставка Верховного Главнокомандования вызвала в Москву
командующих Закавказским фронтом тов. Тюленева, Черноморской группой
войск тов. Петрова и члена Военного Совета тов. Кагановича, На
заседании, на котором присутствовали члены Политбюро и ГКО, были
заслушаны наши сообщения и даны указания о предстоящих наступательных
операциях. В связи с переходом Черноморской группы войск в подчинение
Закавказскому фронту товарищ Сталин внес предложение утвердить товарища
Кагановича членом Военного Совета Закавказского фронта, что и было
принято. Кроме официального заседания я имел отдельную беседу с тов.
Сталиным, в которой я осветил вопросы партийно-политические и ответил на
интересовавшие его вопросы; я был тронут проявленным Сталиным интересом
к состоянию моего здоровья в связи с ранением; товарищи члены Политбюро
и ГКО подшучивали во время обеда, что, мол, Каганович стал заправским
военным, а по части требований о помощи фронту применяет свою
«НКПСовскую хватку». Сталин, улыбаясь, сказал: «Конечно, к жалобам и
слезам военных, как и тыловиков, необходимо критически относиться, но
это очень хорошо, что тов. Каганович глубоко влезает в военные дела и
нужды фронта». И уже обращаясь ко мне: «Видно, что Вас увлекает
фронтовая обстановка и работа, но имейте в виду, что мы вас надолго там
оставлять не можем и не будем — вы нам здесь нужны». Признаюсь, что хотя
я действительно был захвачен фронтовой работой, но слова тов. Сталина,
что я нужен здесь, я воспринял с понятным волнением. Когда подымали тост
за моё здоровье, товарищ Сталин спросил меня: не отразилось ли на
моём
здоровье ранение? Я ответил, что вполне здоров и способен к любой
нагрузке.
В Москве мы пробыли два дня, из которых я провел с моей любимой семьей
всего несколько часов, и в неблагоприятную погоду вылетели через Эмбу и
казахские степи в Тбилиси. Уехал я из Москвы в бодром хорошем
настроении, не предполагая, что через три месяца я возобновлю свою
«НКПСовскую хватку» в Народном комиссариате путей сообщения.
По приезде из Москвы Военный Совет фронта: И.В. Тюленев — командующий
фронтом, члены Военного Совета П. И. Ефимов, Л.М. Каганович, Чарквиани,
Багиров с участием Масленникова, Петрова и других — рассмотрел и принял
мероприятия по выполнению заданий Ставки о подготовке наступательной
операции против немецких войск по всему фронту — как в Северной, так и в
Черноморской группе войск. Переработкой имевшихся планов и мероприятий
усиленно занялся штаб фронта, вначале тов. Антонов, а потом тов.
Рождественский, заменивший переведенного в Москву в Генеральный штаб
тов. Антонова, и начальники штабов Северной и Черноморской групп войск.
Эти планы после первой их разработки дорабатывались, особенно на основе
критических указаний Ставки Верховного Главнокомандующего. Не ставя
перед собой задачу изложения здесь планов и изменений этих планов, я
отмечу, что они вырабатывались старательно и глубоко всеми нами и
высококвалифицированными специалистами. Не всегда мы могли видеть, что
видно с высокой вышки Генерального штаба и Ставки Верховного
Главнокомандования, по работали мы не схематически, а опираясь на факты
местной обстановки на участках фронта. А фронт этот был очень велик и
сложен, начиная с Кавказского хребта, большого Черноморского побережья и
кончая Кубанскими, Ставропольскими и даже Донскими степями. Фронт
объединял много армий и в определенной степени оперативные действия
Черноморского флота и его Азовской флотилии, которые играли важную роль
в битвах за Кавказ. Особо важную роль играли, конечно, авиация,
артиллерия, инженерные войска и все службы тыла, которые обеспечивали
фронт в условиях отсутствия железнодорожной связи.
Нечего уж и говорить о первейшей и важнейшей работе политических органов
фронта и армии, которые вместе с местными партийными организациями
обеспечивали политическую подготовку наступления.
Поскольку я был мало знаком с положением в Северной группе войск фронта,
я вскоре после приезда из Москвы в Тбилиси просил Военный Совет
разрешить мне выехать в войска Северной группы. Вместе со мной поехал
начальник штаба тов. Антонов. В Северной группе мы прежде всего
заслушали на Военном Совете группы с участием командующего группой
Масленникова и члена Совета Суслова доклад начальника штаба Забалуева о
ходе разработки плана наступления и о мерах по его обеспечению. Видно
было, что план задерживается разработкой и мероприятия по его
обеспечению недостаточно разработаны.
Подготовка идёт крайне слабо,
особенно по управлению тыла
Были мы в 9-й армии (командующий Коротеев). Наши впечатления и выводы
мы, конечно, прежде всего доложили в самом Военном Совете Северной
группы фронта, но главные выводы Военному Совету Закавказского фронта по
приезде в Тбилиси. Основной наш вывод заключался в том, что командующий
войсками группы Масленников слабо связан с войсками, что в его
командовании много элементов формализма и схематизма, потому что слабо
знает факты жизни. Политическая работа была поставлена
удовлетворительно, но мы исходили из того, что перед наступлением
требуется усиление политпартработы, особенно в национальных частях,
например в Азербайджанской дивизии, которую мы посетили. Соответствующие
указания были даны Военным Советом Закавказского фронта. Таким образом,
поездка в Северную группу оказалась не только познавательной, но и в
известной мере поучительной, а главное, конкретно-деловой в смысле
исправления недостатков, имевшихся в Северной группе войск фронта. В
военных делах мне, конечно, помог разобраться тов. Антонов, думаю, что в
оценке общей обстановки и я ему помог.
Естественно, что по работе в самом Военном Совете мне пришлось кроме
участия в вопросах общего руководства сосредоточиться прежде всего на
политическо-партийпой работе и на вопросах кадров. Хотя должен сказать,
что член Военного Совета тов. Ефимов, как старый военный политработник,
умело и энергично работал, но думаю, что в меру сил я обогащал
политработу своим старым опытом партийной работы.
Мне приходилось заниматься еще на Северо-Кавказском фронте и в
Черноморской группе войск делом организации партизанского движения,
оказанием им помощи и установлением их связи с войсками. Я занимался также работой инженерных войск, играющих большую роль,
особенно в период наступления. Они нуждались в помощи, и я старался им
помочь и критикой, и реальной материальной помощью. Особенно, конечно,
мне приходилось заниматься транспортными перевозками. Поскольку
железнодорожной связи с Центром не было, кроме Закавказской дороги,
которая работала хорошо, главная наша транспортная связь осуществлялась
через Каспий из Красноводска, куда грузы для Закавказья прибывали 1ю
Среднеазиатским железнодорожным линиям, — это был единственный путь. В
октябре — ноябре там получился затор. Поскольку нажимы путем переписки
не давали результатов, я предложил Военному Совету командировать меня в
Крас-новодск. Прилетев в Красноводск, я использовал свой транспортный
опыт. Вместе с моряками и местными организациями Туркмении и
Красноводска были приняты соответствующие меры — грузы нашему фронту
пошли в Баку. А там уже наша Закавказская дорога (начальник товарищ
Кикнадзе) доставила их к месту. Большую роль в этом играл автомобильный
транспорт, которым мне также приходилось заниматься. Приходилось
заниматься и выполнением военных заказов предприятиями Грузии, Армении и
Азербайджана. Должен сказать, что огромную работу и исключительную
помощь оказывали фронту Грузинская, Армянская и Азербайджанская
республики и свободные от врагов районы и республики Северного Кавказа,
в том числе Дагестанская.
В декабре и в январе командующий фронтом товарищ Тюленев и я как член
Военного Совета выезжали в Северную группу войск и в Черноморскую группу
войск для проверки подготовки и хода наступления, оказания помощи. В
Северную группу мы приехали как раз в момент начала наступления по всему
фронту. Сначала все шло хорошо, но потом связь штаба группы и армий с
войсками была нарушена, а с некоторыми частями потеряна связь,
преследование противника замедлилось, а в некоторых местах
приостановилось. Командующие фронтом и группой получили резкую
телеграмму Сталина, в которой он упрекал, что они оторвались от войск и
что при таком положении подвижные части могут попасть в окружение у
немцев. Ставка обязала восстановить связь и сообщить об этом в Ставку.
Нами вместе с Военными Советами Северной и Черноморской групп войск был
разработан новый план действий.
Командующий фронтом Тюленев, член Военного Совета Каганович выехали и в
Черноморскую группу войск. На месте был уточнен и конкретизирован план
наступления, в том числе и любимое детище Петрова «Плановая таблица боя»
(мне лично она очень понравилась, она, по-моему, была поучительна даже
для хозяйственников: в ней предусматривалось не только число боевых
операций, но все обеспечение боекомплектами, горючим и т.д)., но, к
сожалению, не все можно было предусмотреть, например состояние дорог,
которое меняется в зависимости от погоды, и, когда мы потом поехали с
Петровым в предгорье, через которое протаскивали нашу артиллерию по
раскисшим горным дорогам, я полушутя ему сказал: «Вот в плановой таблице
боя мы не предусмотрели эти трудности — придется нам тут поработать и
помочь вытащить артиллерию». «Да, придется, — согласился Петров, — а то
и наступление может застопориться». После этой операции мы разъехались —
Тюленев выехал в 46-ю армию, где тогда командовал Леселидзе, а я выехал
в 56-ю армию, которой командовал Гречко, готовя её к наступлению на
Краснодар. Я знал 56-ю армию, бывал в ней, когда она располагалась в
районе Фанагорийской, а её командующим был Рыжов. 56-я армия была не на
плохом счету, и командный состав дивизий был подобран хорошо. Помню,
когда я приехал в 395-ю дивизию, я с удовлетворением познакомился с
командиром дивизии узбеком Рахимовым Умар-оглы. Это был вполне
подготовленный и весьма способный военачальник, боевой, храбрый
командир, я с ним быстро подружился, и он со мной, величая меня
«депутатом от Узбекистана». В ходе войны он вырос в крупного
военачальника, получил звание генерала. После 395-й дивизии я выехал
верхом на коне в 20-ю гвардейскую стрелковую дивизию вместе с вновь
назначенным командиром дивизии Аршинцевым. Эта гвардейская дивизия
произвела не менее благоприятное впечатление, чем 395-я, можно сказать,
даже лучшее. После посещения батальонов и проведенной в лесу очень
интересной беседы с группой разведчиков мы собрали совещание командиров
и политработников дивизии, на котором поговорили о состоянии подготовки
и задачах предстоящего наступления.
56-я армия была передислоцирована на главное направление наступления —
на Краснодар. Приехав в расположение штаба армии, я узнал, что
командующий армией Гречко находится на особом командном пункте в 20 км
от штаба, непосредственно на линии фронта за станцией Ставропольской.
После доклада начальника штаба Харитова об обстановке в расположении
армии я попросил, чтобы кто-либо сопроводил меня к Гречко. Они стали
доказывать, что туда теперь машиной не добраться, что дорога идёт вдоль
линии фронта, что она обстреливается и они не могут рисковать членом
Политбюро ЦК и поэтому не могут меня туда проводить.
Я не отступил и
начал «крепче» требовать проводника и верхового коня
В конце концов
член Военного Совета тов. Кальченко, оказавшийся старым моим украинским
земляком, заявил, что он знает, что со мной ничего не поделаешь, и он
сам со мной поедет и возьмет проводника. Добрались мы верхом туда уже в
темноте. Правда, дорога действительно проходила вдоль линии фронта и
обстреливалась, но мы её благополучно проехали. Гречко нас очень
удивленно встретил вопросом, каким образом вы добрались, как узнали
дорогу? Гречко доложил нам обстановку, его планы и мероприятия, сказал
нам о совещании командиров дивизий и стрелкового корпуса, которое он
назначил на завтра с раннего утра. Вместе с ним я и Кальченко
участвовали в этом оперативном совещании, проходившем на опушке леса.
Совещание было коротким, но очень содержательным; были и споры, как,
кому и когда продвигаться. Особенно, помню, остро говорил командир
корпуса — главной ударной силы наступления. Гречко, резюмируя все
сказанное, увязал концы с концами, четко определил каждому свое место и
свои задачи. Он учел мои замечания, сказанные в предварительной моей
беседе с ним, в частности, что зря не пригласили на это совещание хотя
бы главных политработников, потому что задачи перед ними большие и в
ходе наступления, и при защите самого Краснодара.
Поэтому я уже было
решил не выступать, но товарищи попросили, чтобы я выступил. Подчеркнув
важность указаний и приказаний командарма товарища Гречко, я в своей
короткой речи подчеркнул, что задача, которая ставится перед ними
Верховным Главнокомандующим товарищем Сталиным, Военным Советом и
командующим войсками Закавказского фронта и соответственно командармом
тов. Гречко, непроста, что дело идёт не только об отвоевывании у врага
Краснодара — столицы Кубани, но и о движении вперед — на Тихорецкую и
дальше на Батайск и Ростов. Я говорил о задачах политотделов и просил
передать сказанное политотдельщикам. Я говорил, в частности, о
подготовке тылов армии, о снабжении и автомобильном транспорте. В
заключение я передал им привет от Военного Совета Закавказского фронта и
пожелал им успеха и Победы.
Вернувшись в штаб Черноморской группы войск, который был расположен у
Геленджика, я прежде всего ознакомился с положением дел у Новороссийска
и ходом борьбы за отвоевывание Новороссийска. Обсудив положение и
задачи, мы решили: товарищам Тюленеву, Петрову и Кагановичу выехать в
18-ю армию — главную силу наступления на Новороссийск. Ею командовал уже
тов. Леселидзе. К этому времени 18-я армия была укреплена, в её состав
влились свежие боевые силы и немало новых командиров. Армию особенно
подкрепили славные моряки Черноморского флота, организованные нами в
десанты, высаженные на Мыс Хако 4 февраля 1943 года. Это и стало той
героической силой, которая получила историческое наименование «Малая
Земля».
В организации десантов большая заслуга принадлежит Черноморскому
Военно-Морскому флоту (командующий Октябрьский и член Военного Совета
кулаков) и Азово-Черноморской военной флотилии (командующий Горшков и
член военного Совета Прокофьев). Именно моряки были первыми
десантниками, отправленными на «Малую Землю». В их организации я
принимал непосредственное участие. Провожая их на пристани с
напутственной речью, я видел их боевое настроение, их
революционно-патриотическую готовность к героической схватке с врагом.
К сожалению, из-за выезда в Москву по вызову ЦК моя связь с ними
оборвалась, но и в Москве я получал от них дорогие для меня весточки.
Вот, например, письмо с «Малой Земли» командира корпуса тов. Гордеева и
его заместителя по политчасти тов. Рыжова:
«Здравствуйте, дорогой Лазарь
Моисеевич! Пользуясь присутствием у нас тов. Митина, от имени бойцов и
командиров 20-го десантного стрелкового корпуса шлем вам пламенный
привет от героических защитников «Малой очищенной земли». Высадившись на
Мыс Хако 4/2 43 года..., бойцы и командиры 255-й и 83-й бригад морской
пехоты уничтожили десятки тысяч фашистской нечисти и уничтожат еще
больше. Ваши надежды и доверие, которое вы нам оказали, оправдываем с
честью. Моряки 255-й и 83-й бригад гордятся тем, что эти бригады созданы
по вашему желанию, и, помня это, дерутся с врагом очень стойко. Желаем
Вам здоровья и успехов в вашей большой работе».
Командование 18-й армии уделяло десантным войскам «Малой Земли» большое
внимание и заботу. На «Малую Землю» чаще других приезжал начальник
политотдела 18-й армии тов. Брежнев Л.И. Естественно, что я поддерживал
связь с тов. Брежневым, с которым познакомился на фронте в бытность его
заместителем начальника политотдела фронта, и мне с ним часто
приходилось соприкасаться в работе и беседовать. Уже будучи в Москве, я
получил от тов. Брежнева письмо.
Брежнев мне писал с «Малой Земли»:
20/УП 43 г.
«Вам, дорогой Лазарь Моисеевич, мой горячий фронтовой привет!
Вчера к нам в армию прибыла группа лекторов ЦК ВКП(б) во главе с тов.
Митиным. Это большая помощь. Мы с тов. Митиным сегодня ночью прибыли на
«Малую Землю». Это та земля, которая бригадами, организованными Вами, в
феврале отвоевана у врага. Сегодня тов. Митин сделал доклад для
руководящего состава войск десантной группы. После доклада долго
беседовали о боевых делах и, конечно, тепло вспоминали Вас и Ваше
участие в подготовке десанта. Сейчас о «Малой Земле» поется много песен,
сложено немало рассказов и написано много стихов. Товарищи пишут Вам
письма, я присоединяю свои чувства к их словам и сам пользуюсь случаем
поездки тов. Митина. Пишу эти строки на «Малой Земле». Работаю
начальником политотдела 18-й армии. Работой доволен, это стихия. Не
забыл всех Ваших указаний и школы совместной работы. Здоровье хорошее.
Товарищи Гордеев, Потапов, Видов, Бушев, Косоногое, Рыжов, все на
«Малой», все передают Вам свой горячий привет. Командует тов. Леселидзе,
тов. Колонин чл. ВС, Павловский нач-к штаба. Подробно с нашими делами
познакомился тов. Митин, наша просьба к нему передать Вам все, что он
видел и что ему передавали для Вас.
С приветом уважающий Вас Л. Брежнев*.
Возвращаясь к 18-й армии, в которую мы — Тюленев, Петров, Каганович —
приехали, могу сказать, что мы застали организованную работу по
устранению имевшихся в армии непорядков и подготовке к наступлению. Были
в планах и в работе недоделки, недостатки, промахи, но они при нашей
помощи исправлялись. Надо сказать, что командарм товарищ Леселидзе, с
виду скромный, немногословный и выглядевший внешне не Геркулесом, на
деле, в частности при обсуждении военно-оперативных дел, проявлял себя
принципиально стойким, отстаивающим свое мнение, свои предложения, и,
главное, он обладал высококвалифицированным знанием военного дела и был
твердым дальновидным командиром. Это был несомненно выдающийся,
талантливый командарм.
Военный Совет Закавказского фронта и его
командующий Иван Владимирович Тюленев всемерно помогали 18-й и 56-й
армиям, на которые возлагались важные боевые задачи. Работая в Военном
Совете вместе с Тюленевым и другими товарищами, я был всецело поглощен
борьбой на фронте за достижения Великой цели — полного и окончательного
разгрома злейшего врага нашей Родины и всего человечества —
гитлеровского фашизма. Фронт даже отвлек меня от полюбившегося мне
железнодорожного транспорта. Однако, видимо, наступил момент, когда ЦК и
ГКО решили вновь вернуть меня в лоно железнодорожного транспорта. Я не
имел возможности довести до конца моё участие в операциях по
освобождению Краснодара и Новороссийска.
Телеграммой Сталина я был
вызван в Москву для продолжения моей работы народным комиссаром путей
сообщения.
Но и в Москве я еще долго жил интересами Закавказского фронта
и ходом его военных операций
Фронтовая обстановка крепко и ускоренно
сближает людей — я проникся глубоким уважением и теплыми дружескими
чувствами к товарищам, с которыми вместе ковали Победу над врагом
Отечества нашего. Трудно даже перечислить, скольких друзей и товарищей
приобрел я на фронте. Я сдружился, например, с тов. Тюленевым —
командующим фронтом, этим славным ветераном Красной Армии еще с
Гражданской войны. Хотя у нас иногда бывали споры по деловым вопросам,
но это не помешало нашей дружбе и привязанности. Когда я уезжал, он
лично написал мне приветствие «как непосредственному руководителю
войсками Закавказского фронта, в память ожесточенных боев и нанесения
поражения немецким полчищам на Кавказе в 1942-1943 годах».
Для меня было особенно ценно то, что я ближе узнал народы, трудящихся и
партийцев Кавказа и Закавказья и их преданных партии Ленина руководящих
деятелей. Как член Военного Совета фронта, я увидел, ощутил, какую
большую боевую лепту в Победу над врагом вместе со славными войсками
Закавказского и Северо-Кавказского фронтов и Черноморского флота внесли
народы Грузинской, Азербайджанской, Армянской республик, Краснодарского,
Ставропольского краев и Ростовской области, Дагестанской и других
республик и областей Кавказа.
И сегодня, на склоне лет моих, я от всей души могу сказать, что я
счастлив тем, что мне довелось участвовать в Битве за Кавказ!
Слава народам Северного Кавказа и Закавказья - Грузинской, Армянской,
Азербайджанской республик и их коммунистическим, большевистским
организациям!
Слава нашей героической Советской армии, отстоявшей нашу Родину, в том
числе и Северный Кавказ и Закавказье, и разгромившей злейшего, коварного
врага - гитлеровский фашизм!
Вечная слава и вечная память героям, павшим в боях и кровью своей
обеспечившим Победу всего нашего Социалистического Отечества!
Оглавление
Большевики
www.pseudology.org
|