Фатех Вергасов

Богдан Соломонович Тит
18 сентября 1926 - 22 сентября 1989

Отец - Samuel-Solomon Tiet, 08.09.1870 – ??.04.1938
Мать - Katharina Bogdanovna Metzger-Tiet, 1879 – 15.07.1953

Богдан Соломонович Тит, Сочи 30 октября 1977 года1943. Трудармия. Тит Богдан Соломонович с двоюродным братом Артуром

Родился в селе ?, Дергачёвского района Саратовской области, на автономной территории немцев Поволжья. У родителей это был не первый брак. От предыдущего брака у отца было три дочери: Роза Лиза и ? .

Одна их иних жила в Ступино Рязанской области, вторая где-то в Казахстане, а третья неизвестно где. Надо бы уточнить. Все они оказались долгожительницами и умерли в прелонном возрасте. Лиза не дождалась своей смерти и отравилась.

Отец - 1969 года рождения носил имя Самуил, но был непонятно зачем переименован в Соломона. Он был физически очень сильным, мог ударом кулака убить лошадь. Умер от грыжи. Первую жену пытался утопить в бочке с водой.

Мать - 1879 года рождения, Екатерина Богдановна, до Соломона (Сальмана) была замужем дважды. От прежних браков у Екатерины было 12 детей. Благодаря политике "военного коммунизма", в Поволжье разразился страшный голод.

Спасаясь от голода и чтобы сохранить детей Екатерина подалась в Петроград. Но по дороге он потеряла всех своих детей. Они погибли от тифа, голода и болезней. В Петрограде Екатерина устроилась горничной.

Когда большевики временно отступили и перешли к НЭПу, народ с облегчением вздохнул и ожил, голод пошёл на убыль. Екатерина вернулась в родные места, где и встретилась с Соломоном. Вскоре они поженились

Таким образом, Богдан Соломонович стал у обоих родителей последним ребёнком. К моменту рождения сына отцу исполнилось 57 лет, а матери 47. Отец отличался суровостью и воспитывал сына в строгости и требовательности. Мать же жалела холила и лелеяла своего последнего и единственного выжившего сыночка. Он отвечал ей тем же. Отца уважал. Вскоре семью депортировали в Казахстан.

Трудармия

Осенью 1942 года Богдан Соломонович попал в трудармию, шеснадцати лет от роду, едва успев закончить школу-семилетку. Многие десятки тысяч трудармейцев согнали на строительство сажевого завода и нефтепровода на окраину Бугуруслана. Там в огромном мужском бараке  их оказалось более трёхсот человек. К весне в живых осталось чуть больше десятка. У него был очень красивый каллиграфический почерк. Паренька приметили и забрали работать в контору. Там было несравнимо легче и даже удавалось столярничать людям за кусок хлеба или пару картошин.

Сначала режим был очень строгий, вспоминал Богдан Соломонович, прямо-таки лагерный с вышками и сторожевыми собаками. Потом режим заметно ослаб, почти что исчез. Поэтому-то удавалось подрабатывать на стороне. В обмен на еду часто приходилось рыть землянки и погреба для людей. Если бы не эти приработки, вспоминал Богдан, я бы ни за что не выжил.

С Марией Борисовной Цизман он познакомился в 1945 году в Похвистнево. К тому времени его перевели в новое место, которое называли "волчья яма". Это совсем рядом с  Похвистнево. На свидания он ухитрялся приходить чистым, в шляпе и с тросточной (артист!), хотя с "волчей ямы" приходилось мотаться на попутном товарном поезде.

Возобновить школьные занятия ему довелось только в 1962 году. Он пошёл в вечернюю школу рабочей молодёжи в возрасте 36 лет. За два года получил полное среднее образование и аттестат зрелости. Затем поступил в заоный институт, где учился одновременно со своей дочерью Тамарой, которая получит диплом этого института в 1971 году.

В 1968 году у Богдана случилось несколько знаменательных событий: у Тамары родился первый внук Дмитрий, дед Богдан потерял свой первый зуб и получил диплом об окончании куйбышевского планового института.

Я познакомился с Богданом Соломоновичем в начале 1973 года

на строительстве второй нитки газопровода диметром 1220 мм системы СРТО (Северные районы Тюменской области) - Урал. Мы оказались в общей переделке, что помогло нам сразу узнать друг друга довольно хорошо. Мы подружились на всю жизнь.

Было это так. Хотя зимний сезон давно уже наступил, но строительство никак не хотело набирать нужные обороты. А тут ещё Мингазпром разделили. Из него в одельную подрядную отрасль выделились строители. Так образовался Миннефтегазстрой.

Миннефтегазтрой сходу приступил к формированию отраслевой структуры управления по "классической схеме", как любил говарить Юрий Петрович Баталин. Начали создаваться тресты и территориальные Главки. В трубопроводной подотрасли зарождалось формирование будущих комплексных трестов и комплексных потоков.

В Надыме полным ходом шло формирование треста "Севертрубопрододстрой". Сегодня это - восьмитысячный коллектив, а тогда трест "собирался" из бывших подразделений треста "Мосгазпроводстрой": Салехардской автобазы (Федор Иванович Иванов), включая её автоколону в Старом Надыме, сварщиков СМУ-1 (Веллер). В трест передали изолировочные бригады управления № 6 треста "Уралнефтегазстрой" вместе с автотранспортной колонами.

Сам трест начал формирования собственных подразделений

Управления производственно-технологической комплектации (Юрий Федорович Кучук), дородно-строительное управление № 21 (Леонид Езерский), сварочно-монтажное управление № 5 (Рафаил Борисович Ливельен), полевая испытательная лаборатория и т.д. и т.п.

При таких масштабных преобразованиях неизбежна известная сумятица и неразбериха. А поэтому было решено Баталинский штаб строительства в Надыме не ликвидировать, а наоборот заставить его работать ещё и на перестройку структуры управления.

Было необходимо обеспечить единообразное понимание перестроечной политики нового Министерства организациями расположенными на Севере Тюменской области.

Кроме того штаб оказывал неослабевающее давление, направленное на выполнение приказов Министерства и планов по пусковым объектам, а в первую очередь по вышеуказанному газопроводу. Перестройка перестройкой, а план - это Закон. Его никто не собирался снимать или даже корректировать. Его требовалость просто выполнять. Если говорить по спортивному, это был прессинг. И не только всему полю, но и вне его.

Разворот на полном ходу

Принятые наверху организационные решения явились полной неожиданностью для низовых организаций, каждая из которых, естественно, имела свой собственный интерес: сохранить кадры, строительные материалы и фонды, а также строительную технику. Выразителями этих идругих неназванных интересов были люди. А вот их-то никто и не удосужился подготовить. Началась сумятица, неразбериха, нездоровый накал страстей. Доходило до угроз применения огнестрельного оружия. А стройка нуждалась в "здоровом накале".

Когда я прибыл на 129 километр трассы отбирать технику от участка "придворного" треста "Союзгазспецстрой", то был встречен вооружёнными механизаторами. Технику не отдали. Как потом до них дошло, на свою же дурную голову. Благодаря аппаратному искусству начальника главного производственно-распорядительного управления Министерства Александра (Самуила) Моисеевича Крайзельмана удалось этих "повстанцев" запрячь в работу.

Похожая ситуация сложилась и с автомобильной техникой СМУ-6 "Уралнефтегазстроя" из города Курган. Узнав о министерском приказе о передаче транспорта в состав нового треста "Севертрубопроводстрой", курганские горе-начальнички распорядились угнать технику домой на юг.

Как всегда, разбирать подобное послали меня

Я заехал в городок "Севертрубопроводстроя" познакомился с транспортниками и вместе с Богданом Соломоновичем стали созывать водителей. Быстро собрались, загрузились в вертолет и полетели догонять беглецов. Лётное дневное время было на пределе. Лётчики предложили возвращаться. Мол, времени не хватает. Я распорядился садиться прямо на зимник. Мы не долетели километров 15. Вертолет улетел и мы пошли пешком. Нам повезло - ветер дул в спину. И мы дошли до городка СМУ-6 сравнительно быстро и без потерь.

А вот беглецам не повезло. Городки Миши Андрейкива стояли на трассе в друх местах: на 130 и 190 километрах. Его дорожные бригады прокладывали зимник, двигаясь навстречу друг другу. В тот момент до сбивки бригад оставалось километров около десяти. Ещё бы сутки и дезертиры беспрепятственно укатили бы по домам.

С нами было два милиционера, которые поотбирали права у водителей. А наши шофера приняли машины, и мы в ночь выехали домой в Надым. Добрались под утро. И сразу к ней - к работе.

Потом я стал работать в тресте "Севертрубопроодстрой" главным диспетчером

Так получилось, что на работу меня пригласил первый управляющий трестом Николай Петрович Игнатов, мы отработали один сезон. Дела у него принял Алексей Иванович Черников. На протяжении этих лет я был для Богдана Соломоновича вышестоящим начальником по линии треста.

Не смотря на это, наши отношения никогда не носили характера "я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак". Сказывалась не столько разница в должностях, а в возрасте и опыте. Многие тонкости работы автотранспорта мне были в ту пору просто неведомы, и Богдан Соломонович без утайки посвящал меня в производственные секреты. Собственно, любая специальность и состоит по существу из знания нескольких особенных моментов, которые и отличают эту специальность от других пусть даже и очень близких к ней.

Кроме того, у нас сразу же сложились доверительные отношения

Богдан Соломонович отличался исключительной порядочностью в делах, никогда не подводил и не подставлял. Все проблемы он выкладывал открыто, и мы всегда находили приемлемое решение. Мы отлично сработались, поддерживали и выручали друг друга. Пусть только никто не подумает, что мы спелись настолько, что утеряли взаимную требовательность и у нас не было трений. У нас было всё, и мы это всё разрешали к взаимному удовольствию, а главное в интересах дела.

За интересами дела Богдан Соломонович не успевал заняться делами сугубо бытовыми. Нет, конечно же это он организовал строительство пристройки к вогончику. И сам вагончик, бесценное в то время жильё, был выделен ему и конечно же его семье. Но обустраиваться совсем не было времени. Трасса... навигация...трасса. Правда бывал и ежегодный стремительный бросок на Юг к морю. И быстро таявший отпуск.

Вспоминаю, в конце лета он с Марией Борисовной решил перебраться в сруб

Тесно им стало с семьёй Тамары. Да и внук Дима уже подрос. Я случайно увидел этот сруб и направил туда штукатуров, чтобы проконопатили и промазали все щели. Штукатуры этим не ограничились. Они просто оштукатурили весь до снаружи. Благо осень стоялая хорошая, хотя и догорали последние теплые деньки. Только-только перехали случиля пожар, и сруб сгорел. А стены твои, невесело шутил Богдан, уцелели. Мария Борисовна на том пожаре потеряла золотые часы. Часто про них вспоминала. Пришлось ехать обратно в вагончик.

Когда меня настиг роман с его дочерью Тамарой, Богдан Соломонович попросил меня прийти к нему в кабинет. Мы поговорили. То был разговор не начальника с подчинённым, а тяжёлый разговор отца замужней дочери, загулявшей с женатым человеком, да ещё и начальником отца. Мы не юлили и не выкручивались, а поговорили начистоту. По-мужски. И нашли достойное решение и этой непростой проблемы.

Я уверен. что этому способствовал, наш предшествующий производственный опыт взаимодействия. Но впервую очередь сказалась деликатность Богдана и бережное отношение к нашим с Тамарой чувствам, за что я ему бесконечно благодарен.


Последний, как оказалось, контакт

Никогда раньше мы не контачили с Богданом Соломоновичем такое продолжительное время, как в тот памятный 1989 год. Я тогда уже перебрался в Москву и в разгар лета приехал в Тюмень за свой автомашиной "Нивой". Предстояло перегонять ее в Москву. Конечно же я остановился у Богдана Соломоновича, который жил один. Мария Борисовна укатила к Люсе на дачу под Куйбышев. Нянчить внука Сашу.

Богдан очень обрадовался моему появлению. Я давно заметил, что после выхода на пенсию, он тосковал по друзьям и вообще общению. Но бодрился. Сейчас я могу об этом судить. Любым приезжим радовался как ребёнок, позабытый-позаброшенный старик. Я спасаюсь Интернетом. Общения хватает.

Узнав о цели моего визита, он немедленно увязался со мной.

- Тебе, ведь всё равно ехать через Куйбышев? - осведомился он
- На Москву есть дороги и покороче, но можно и через Куйбышев. Отчего ж не проехать по новому маршруту? - соглашался я.
 
Надо сказать, что Богдан Соломонович очень недоверчиво относился к моим водительским способностям. Я сам всегда нервничаю, если кто-нибудь, кроме таксиста, за рулём машины, в которой я еду. Водители всегда посмеивались, передразнивая то, как я-пассажир невольно двигаю ногами, давя то на газ, то на педаль сцепления, а то и на тормоз.
 
Он даже заявлял. что никогда не подпустит меня на пушечный выстрел к своей "Волге". Как будто я только и делал, что мечтал об этом. Богдан ошибался. И как было не ошибиться, если он никогда не видел как я вожу машину? А вожу я мастерски.
 
В дорогу мы собирались очень основательно. Набрали еды, воды...взяли две маленькие подушки и плед. Я так никогда по Союзу не ездил. Везде находились придорожные рестораны, кафе и гостиницами. Но то было в Европейской части. Здешний маршрут я не знал. Как выяснилось позднее обстановку на маршруте незнал и Богдан. Здесь тоже хватало придорожного сервиса. Потом он отговаривался. Мол, мы домашнее кушаем и пьём. Мало ли что там нам скормят.
 
Сначала мы поехали на Юг, на Курган. На выходе от Кургана заехали в лесопосадку, На капоте разложили снедь и смачно пообедали на свежем воздухе. Тут Богдан сообщил, что он убедился в моём водительком мастерстве и попросил извинения за глупые подозрения.
 
Длинная дорога располагает к доверительным разговорам
 
Мы покатили на Запад. Отличная автострада пролегала по сказочным местам горного Урала. Движение было не слишком интенсивным, и переставший нервничать Богдан принялся рассказывать историю своей семьи. Я лишь изредка задавал наводящие, как мне казалось, вопросы. Дело в том, что я с голоса и слуха плохо воспринимаю факты. Другое дело создавать письменный материал или чтение.
 
Но что я запомнил точно, так это то волнение, душевный подъём и эмоциональный накал с которыми сообщались факты биографии и истории семьи Тит. У меня создалось впечатление, что так подробно и откровенно, а главное, систематизированно, он никому этого не излагал. Рассказывая, Богдан вдруг задумывался. Он обнаруживал какое-то несоответствие между различными фактами и пытался увязать их между собой. 
 
Не всё и не сразу вязалось. Он принимался вновь и вновь подбираться к занозливым фактам с новой стороны. Припоминал и вспоминал. Шло обращение к очень глубоким и нетронутым пластам его памяти. Я был свидетелем некого переосмысления собственной жизни, которое делает уже много поживший, опытный, образованный и добросовестный  человек. Причем переосмысления, о котором рассказчик и не помышлял, когда начал свой рассказ. Логика повествования привела к этому закономерно.
 
По ходу многочасового рассказа Богдан то сильно возбуждался, то охладевал и говорил безразличным отрешенным голосом с протокольными канцелярскими интонациями. Так незаметно пролетели несколько часов. Вечерело. Тут я заметил, что Богдан начал сильно волноваться и оглядваться по сторонам. Потом он попросил свернуть на Бугуруслан. В другое время я бы ни за что не стал делать крюк в 120 км (туда и обратно).
 
А тут я  безропотно свернул налево
 
Когда подъехали к заставе, а по современному к посту ГАИ юыло уже заполночь. Но светила луна, и было хорошо видно. Богдан довольно быстро обнаружил овражек и место, где когда-то стоял его барак. Мы постояли покурили, я прикорнул в машине с часок. Богдан не спал и ходил вокруг машины. Затем мы поехали на Похвистнево. Оно было километрах в двадцати.
 
Подъехали около двух ночи, может пол третьего. Богдан сразу захотел ехать на кладбище, на могилу матери. Он ничего и слушать не хотел, чтобы отложить это на утро. Я сдался и повёз. У погоста, который находился на пригорке я развернул машину так, чтобы ветер сдувал выхлопные газы от машины, а ни в коем случае на кабину, стал укладывать спать.
 
Богдан же прихватил с собой лопатку и монтировку, перелез через забок кладбища и углубился в темноту. Я лег спать. Проснулся я примерно около пяти. Светало. Богдана не было. Я стал собирать постель и укладывать багажник. И тут появился Богдан весь перемазанный в земле и глине. Рядом оказалась водоразборная колонка с краном. Мы умылись, Богдан почистил свою одежду. И мы отправились в город, где заехали к сестре Марии Борисовны. Меня накормили и уложили досыпать.
 
А сами уселись разговаривать
 
Через пару часов я проснулся, и мы поехали на Отрадный. По дороге Богдан рассказал, что делал ночью на кладбище. Он искал и по-звериному, чутьём нашёл-таки могилу своей матери. Она сильно заросла не только мелким кустарником и сорной травой, но там даже выросло несколко доволько крепных деревьев. При помощи монтировки и лопатки, а чаще и просто голыми руками, он расчистил могилку и пространство вокруг неё. Поправил, уж не помню, то ли крест, то ли какое другой знак на могиле. А главное, восстановил намогильный холмик и укремил его травяным дёрном. Я не переставал удивляться тому, какое это большое значение он придавал всему этому.
 
В Отрадном мы сразу поехали к его бывшему дому на улице Загородней (теперь Гагарина) № 2. Он обрадованно сказал: "Стоит моя мачта!". Действительно, в углу участка маячила высоченная мачта с телевизионной антенной.
 
Богдан постучался и зашёл на участок. Там жили чужие люди, не те, которые купили дом у Богдана. Но они знали и слышали о нём. Пригласили в дом. Я осмотрел эти хоромы. А Богдан все показывал и рассказывал....Деликатные хозяева стояли в сторонке и в разговор не вмешивались. Чтобы сделать Богдану приятное, я при каждом его сообщении неподдельно удивлялся и восхищался. Экскусия, впрочем, быстро закончилась, и мы поехали на Куйбышев, вернее на дачу Люси и Николая Пашенцева.
 
Доехали без приключений. Встретили нас хорошо. Я переночевал и отправился в Москву. А 22 сентября мы получили сообщение, что в своей квартире во сне умер Богдан Соломонович. В Тюмень срочно вылетела Тамара. Собрались родственники. Стали делить наследство. Я наотрез отказался принимать в этом участие. Гараж продали, имущество порастащили, квартиру его обменяли, взяв приплату, на маломерку в другом городе. Мария Борисовна вскоре выехала на постоянное жительство в Берлин. Из Тюмени эмигрировали и другие родственники Богдана.
 
И лежит мог друг всеми забытый в позаброшенной яме
 
Но я знаю, что пробьёт час и кто-то из тех, кому он подобно Богу дал жизнь и в кого подобно Богу вдохнул-вложил свою душу, навестят его и приведут его могилу в надлежащий порядок. Хоть один такой да должен найтись. Не может не найтись. И ничто этого "кто-то" не сможет остановить. Ни ночь, ни непогода, ни заборы с оградами, ни охрана, ни даже границы. Таков он властный "зов предков".

Тюмень. Похоронен на Червишевском кладбище, сектор 9, где хоронили всех умерших в 1989 году. Подробности можно прочитать здесь, в воспоминаниях Марии Борисовны
Захоронение обнаружить пока не удаётся, потому, что нет никакого памятника, а за могилой никто не следил и не ухаживал, т.е. - "...и никто не узнает, где могилка моя"

Тюмень. Кладбища:
1. Объездная дорога - Червишевский тракт - Червишевское кладбище № 1 и № 2
2. С/т «Приволье» - кладбище Великий Бор
3. Деревня Тураево - кладбище Яр

Die deutsche Welle - Немецкая волна

www.pseudology.org