Иосиф Самуилович Шкловский

Эшёлон
На далёкой звезде Венере
Иосиф Самуилович ШкловскийПозвонила Женя Манучарова: "Мне срочно нужно Вас видеть. Не могли бы вы меня принять?" Манучарова — жена известного журналиста Болховитинова — работала в отделе Науки Известий. Только что по радио передали о запуске первой советской ракеты на Венеру — дело было в январе 1961 года.
 
Совершенно очевидно, что Манучаровой немедленно был нужен материал о Венере — ведь Известия выходят вечером, а Правда — утром, и органу Верховного Совета СССР представилась довольно редкая возможность опередить центральный орган...
 
Известия тогда занимали в нашей прессе несколько обособленное положение: ведь главредом там был "зять Никитыджубей" (цитирую популярную тогда эпиграмму — начинались звонкие шестидесятые годы — расцвет советского вольномыслия).
 
Когда я усадил гостью за мой рабочий стол, она только сказала: "Умоляю Вас, не откажите — вы же сами понимаете, как это важно!" Не так-то просто найти в Москве человека, способного "с ходу", меньше чем за час, накатать статью в официальную газету. Осознав свое монопольное положение, я сказал Манучаровой:
 
"Согласен, но при одном условии: ни одного слова из моей статьи вы не выбросите. Я достаточно знаком с журналистской братией и понимаю, что в вашем положении вы можете наобещать все что угодно. Но только прошу запомнить, что "Венера" — не последнее наше достижение в Космосе. Если вы, Женя, свое обещание не выполните — больше сюда не приходите. Кроме того, я постараюсь так сделать, что ни один мой коллега в будущем не даст в вашу газету даже самого маленького материала".
 
"Ваши условия ужасны, но мне ничего не остается, как принять их", — без особой тревоги ответствовала журналистка.
 
И совершенно напрасно! Я стал быстро писать, и через 15 минут, не отрывая пера, закончил первую страницу, передал её Жене и с любопытством стал ожидать её реакции. А написал я буквально следующее: Много лет тому назад замечательный русский поэт Николай Гумилев писал:
 
На далекой звезде — Венере
Солнце пламенней и золотистей
На Венере, ах на Венере
У деревьев синие листья...
 
Дальше я уже писал на привычной основе аналогичных трескучих статей такого рода. Правда, вначале пришлось перебросиь мостик от Гумилева к современной космической эре. В качестве такового я использовал Гавриила Андриановича Тихова с его дурацкой "астроботаникой". Что, мол, согласно идеям выдающегося отечественного планетоведа, листья на Венере должны быть отнюдь не синие, а скорее красные — все это, конечно, в ироническом стиле. После такого вступления написание дежурной статьи никаких трудов уже не представляло.
 
Прочтя первые строчки, Манучарова схватилась за сердце. "Что вы со мной делаете!" — простонала она. "Надеюсь, вы не забыли условия договора?" — жестко сказал я. Отдышавшись, она сказала: "Как хотите, но единственное, что я вам действительно реально могу обещать, — это донести статью до главного, ведь иначе её забодают на самом низком уровне!
 
"Это меня не касается — наш договор остается в силе!"
 
Ещё с военных времен я полюбил замечательного поэта, так страшно погибшего в застенках Петроградского Большого Дома, главу российского акмеизма Николая Степановича Гумилева. Как только мне позвонила Манучарова, я сразу сообразил, что совершенно неожиданно открылась уникальная возможность через посредство Космоса почтить память поэта, да ещё в юбилейном для него году (75-летие со дня рождения и 40-летие трагической гибели).
 
Все эти десятилетия вокруг имени поэта царило гробовое молчание. Ни одной его книги, ни одной монографии о творчестве, даже ни одной статьи напечатано не было! Конечно, Гумилев в этом отношении не был одинок. По-видимому, Россия слишком богата замечательными поэтами... Все же случай Гумилева — из ряда вон выходящий.
 
Известия тогда я не выписывал. Вечером я звонил нескольким знакомым, пока не нашёл того, кто эту газету выписывает. "Посмотри, пожалуйста, нет ли там моей статьи?"
 
"Да, вот она, и какая большая — на четвертой полосе!"
 
"Прочти, пожалуйста, начало". Он прочел. Все было в полном ажуре. Более того, над статьей "сверх программы" — огромными буквами шапка: "На далекой планете Венере..." Они только гумилевское слово "звезда" заменили на "планету". Ведь для чего-то существует в такой солидной газете отдел "проверки" посмотрели в справочнике — нехорошо, Венера не звезда, а планета.
 
Поэт ошибался — решили глухие к поэзии люди. Ну и черт с ними — это, в сущности, пустяки. Главное — впервые за десятилетия полного молчания имя поэта, и притом в самом благоприятном контексте, появилось в официальном органе! Забавно, что я потом действительно получил несколько негодующих писем чистоплюев — любителей акмеизма — с выражением возмущения по поводу замены звезды на планету.
 
А через несколько дней разразился грандиозный скандал. Известнейший американский журналист, аккредитованный в Москве, пресловутый Гарри Шапиро (частенько, подобно слепню, досаждавший Никите Сергеевичу), опубликовал в "Нью-Йорк таймс" статью под хлёстким заголовком "Аджубей реабилитирует Гумилева". В Москве поднялась буча. Аджубей, как мне потом рассказывали очевидцы, рвал и метал.
 
Манучарову спасло высокое положение её супруга. Все же каких-то "стрелочников" они там нашли. А меня в течение многих месяцев журналисты всех рангов обходили за километр. Забавно, например, вспоминать, как мы в феврале 1961 года успешно отнаблюдали с борта самолета-лаборатории полное солнечное затмение. Стая журналистов набросилась на моих помощников, окружив их плотной толпой, как бы совершенно не замечая меня, стоявшего тут же...
 
Я был чрезвычайно горд своим поступком и, распираемый высокими чувствами, послал Анне Андреевне Ахматовой вырезку из Известий, сопроводив её небольшим почтительным письмом. Специально для этого я узнал адрес её московских друзей Ардовых, у которых она всегда останавливалась, когда бывала в столице. Долго ждал ответа — ведь должна же была обрадоваться старуха такому из ряда вон выходящему событию! Прошли недели, месяцы.
 
Я точно установил, что Ахматова была в Москве. Увы, ответа я так от неё и не дождался, хотя с достоверностью узнал, что письмо мое она получила. Кстати, как мне передавали знающие люди, она читала мою книгу "Вселенная, жизнь, разум" и почему-то сделала вывод, что "этот Шкловский, кажется, верит в Бога!"
 
Причину молчания Анны Андреевны я узнал через много лет. Оказывается, цикл стихов "К синей звезде" Гумилев посвятил "другой Женщине". Это просто поразительно — до конца своих дней она оставалась Женщиной и никогда не была старухой. С тех пор прошло очень много лет. Ни одна, даже самая тоненькая, книжка стихотворений Гумилева пока ещё в нашей стране не напечатана. Между прочим, как я случайно узнал, Аджубей в 1964 году очень старался, чтобы книга стихов погибшего поэта вышла — видать, История с Венерой пошла ему впрок, тем более что отгремел XXII съезд партии.
 
Увы, даже запоздалое заступничество зятя не помогло, ибо в том же году тесть прекратил свое политическое существование. По-видимому, для того чтобы стихи этого поэта стали доступны нашему читателю, нужна значительно более энергичная встряска нашей застоявшейся жизни, чем удачный запуск первой Венерианской ракеты.

Содержание

 
www.pseudology.org