Предатели предают
прежде всего себя самих
Плутарх
Для измены Родине нужна
чрезвычайная низость души
Циолковский
В последнее время зарубежные
корреспонденты неоднократно задавали мне вопрос о перебежчиках и
предателях в КГБ и разведке. Их интересовало, что происходило в КГБ,
когда изменял старший офицер? Какими были контрмеры (мероприятия по
локализации)? Был ли я лично связан с каким-либо делом перебежчика в эти
последние десятилетия, что мог бы рассказать о них? Это одна из самых
сложных проблем. разведчик становился невозвращенцем или в результате
перевербовки противником из-за допущенных промахов в работе, или по
политическим, или личным мотивам. В любом случае - это измена Родине и
долгу, это удача для противника, которому удалось подчинить своему
влиянию, завербовать или склонить на свою сторону русского разведчика. В
войне разведок периода "холодной войны", да и сейчас, это одна из
главных целей наших оппонентов. Каждая измена разведчика в КГБ всегда
воспринималась болезненно, весьма тревожно. Надеюсь, что мои оппоненты
во Франции, Англии, США, Германии это испытали на собственном опыте:
каждая измена, уход к противнику заставлял пересматривать все. Касались
ли меня, как одного из руководителей разведки, последствия предательств
или дел перебежчиков? Конечно. Мне знакома, и весьма глубоко, горечь
неудач и боль поражений.
Я был свидетелем падения Аркадия Шевченко в
Нью- Йорке, спасал преданных Гордиевским, Кузичкиным и другими. Все они
забыли, что Родину любят и берегут, как мать, даже если она в нищенском
одеянии, а не поносят на всех перекрестках мира. Чаще всего интересутся
изменой Шевченко. Что ж,
ещё несколько слов о нём. Неуклюже попытался он
представить себя жертвой в передаче "Совершенно секретно", давая
интервью нью-йоркскому корреспонденту радио и телевидения В.Звягину
(февраль 1992 г.). Как бы ни изменилось время, но предатель - все-таки
иуда. В газете "Советская культура" (8 декабря 1990 г). была
опубликована статья спецкора А.Макарова под заголовком "Не хочу
выглядеть иудой. Я жертва..." В основу статьи было положено интервью
корреспондента с предателем Родины Аркадием Шевченко. Характер
публикации и высказывания Шевченко выглядят стремлением убедить читателя
в том, что бывший советский дипломат оказался просто жертвой
существовавшей в СССР системы, а не государственным преступником,
который нарушил верность Родине.
В 1985 г. в США вышла книга Шевченко,
названная им "Разрыв с Москвой". А несколькими годами раньше там же
появились мемуары его любовницы Джуан Чавез ("Любовница перебежчика").
Материалы этих двух книг наглядно демонстрируют всю глубину падения
Шевченко как человека и гражданина, опровергают его заявления
корреспонденту газеты "Советская культура", что он "не изменил Родине,
России...". В опусе "Разрыв с Москвой" приводится факт, который
свидетельствует о том, что Шевченко находился под контролем ЦРУ задолго
до своего ухода. На встрече с представителем ЦРУ Б.Джонсоном, в ходе
которой Шевченко обратился к нему за помощью в решении вопроса о
предоставлении политического убежища в США. Американец сказал прямо: "Мы
знаем о Вас многое. Мы следили за Вашей карьерой в течение длительного
периода времени. Для меня важно знать, уверены ли Вы в принятом решении.
Если у Вас есть сомнения, Вы должны изложить их мне. Поскольку, если
механизм будет запущен, никто из нас не сможет остановить его".
А.Макаров, автор статьи, в предисловии отмечает, что Шевченко "не
скрывал своего сотрудничества с ЦРУ". В своей книге Шевченко
действительно не скрывает своей связи с ЦРУ, но скрывает причины, из-за
которых пошел на сотрудничество со спецслужбами. В первой главе, "Шпион
по принуждению", его объяснения по этому поводу противоречивы и лишены
логики. В интервью корреспонденту Шевченко уверяет: "Мои взаимоотношения
с ЦРУ были вынужденными. Я не имел возможности их избежать".
В книге же
он упоминает о возможности получения политического убежища в Соединенных
Штатах путем непосредственного обращения к представителю США в ООН
Д.Скали: "Может быть, мне следовало бы заявить о своих намерениях
американскому представителю в ООН Джону
Скали. Я знал его довольно
хорошо, и я чувствовал уверенность, что он не предложил бы мне стать
шпионом". Однако Шевченко не стал прибегать к этому варианту, а решил
сотрудничать с ЦРУ. На вопрос корреспондента: "А бывали ли у Вас после
Вашего побега моменты страха?" - Шевченко ответил: "Даже сны одолевали,
что я в руках КГБ..." Настоящий страх "одолел" его гораздо раньше, когда
он понял, что оказался в ловушке у ЦРУ. Это и явилось подлинной причиной
его сотрудничества со спецслужбами США. Так, Шевченко признается в
книге: "Затем мне в голову пришла страшная мысль, что в действительности
у меня нет выбора... Неоднократно сотрудники КГБ предупреждали советских
дипломатов, что в случае, если бы мы отклонились от предписываемых ими
правил поведения, ЦРУ и ФБР не упустили бы возможности записать на
пленку или сфотографировать нас..., американцы могли доказать Советам,
что я был предателем. Они могли бы шантажировать меня. Я знал, что мир
шпионажа имеет свои собственные правила, и подозревал, что КГБ не
претендует на исключительное право быть жестоким. Я понял, что попал в
ловушку".
В интервью Шевченко сетует: "Если бы я не был загнан в угол,
если бы не крайние обстоятельства, если бы у меня был другой путь
поменять судьбу, я никогда бы не пошел на контакты с ЦРУ". Из его
путаных разъяснений по этому поводу в книге становится понятно, что
возможными обстоятельствами, "загнавшими его в угол", была встреча с
Джонсоном, на которой его могли записать на пленку и снять камерой.
Однако серьезным поводом для этой встречи в свою очередь должны
послужить какие-то другие "крайние обстоятельства", которые заставили
его пойти на сотрудничество с ЦРУ и о которых он предпочитает умалчивать
как в своей книге, так и в беседе с А.Макаровым. Последнему Шевченко
сокрушенно говорит: "...в сознании многих честных людей я изменник,
предатель...". А затем задает риторический вопрос: "Разве был я шпионом
в подлинном смысле слова? Шпион - это профессионал-разведчик,
находящийся на службе у того или иного государства, который выполняет
определенные указания, подчиняется конкретному руководству. Не совсем
так было со мной, а в некоторых отношениях и совсем не так". По мнению
Джонсона, от Шевченко и не требовалось каких-либо особых
профессиональных качеств разведчика. Согласно мемуарам Шевченко, на
одной из встреч с ним Джонсон подчеркнул, "...что американцы не имеют
намерения вовлекать меня в опасные операции, и что они не хотят, чтобы я
следил везде за людьми или воровал и фотографировал документы!".
И
ещё
уточнил: "Минуту назад Вы сказали, что хотели бы сделать что-либо
стоящее. Вы думаете, что побег - это единственное, что Вы можете
сделать?". "...У нас были и другие мысли". "Не соглашусь ли я на
определенное время остаться на посту заместителя генерального секретаря
ООН. Ведь я располагаю большим объемом информации, которую я мог бы
передавать, если мы будем работать вместе. Я могу оказать помощь в
получении информации о советских планах и намерениях, о планах
советского руководства". "...Вы хотите, чтобы я стал шпионом?" "Я не
назвал бы это шпионажем. Скажем так, время от времени Вы будете
передавать нам информацию на встречах, подобных сегодняшней...".
"...автоматически я ответил Джонсону, что обдумаю его предложение".
Таким образом, для совершения предательства со стороны Шевченко ЦРУ
достаточно было получать от него секретную информацию: "Что они жаждали
получить от меня - это была информация, к которой я уже имел доступ". На
встрече с Джонсоном Шевченко заявил: "Я здесь не по импульсивному
решению. Это не решение последних дней. Мысль о побеге укреплялась во
мне годами, и я готов сейчас к этому шагу и прошу вас помочь...". "...я
пытался подчеркнуть, что по духу я не являюсь больше советским
человеком. Мотивировка казалась мне слабой, и я снова пытался подойти к
проблеме под другим углом...".
"В моём офисе в ООН я принял решение
порвать с советской системой". Шевченко не является обычным
перебежчиком, в чем он пытался убедить корреспондента "Советской
культуры" на протяжении всей беседы с ним. Он стал на путь предательства
и сотрудничества с ЦРУ, что со всей очевидностью следует из его
"литературных "воспоминаний. После вышеупомянутой встречи с
представителем ЦРУ, как пишет Шевченко, он "начал обдумывать предложение
Джонсона стать шпионом..." "...К своему удивлению, я стал склоняться к
согласию с предложением Джонсона. Будь я на его месте, а он на моём, я
знал, что сделал бы все, что можно, чтобы использовать возможность
проникнуть в Советы на самом высоком уровне. Чем больше я привыкал к
этой мысли, тем больше находил позитивных аспектов в его предложении...
Более того, думал я, работа на американцев в течение определенного
времени будет наиболее эффективным способом развеять возможные их
сомнения в моей честности и искренности. Американцы предоставят мне
политическое убежище, это хорошо, но я понимал, что у них не будет
передо мной никаких обязательств сделать для меня что-либо большее, а
мне потребуется защита на некоторое время и помощь в устройстве новой
жизни... . После допросов они могут выбросить меня как выжатый лимон. А
я надеялся на большее".
"Я принял решение доказать свою готовность
перебежать не словами, а делами. Во всяком случае, первым импульсом было
помочь раскрыть секреты советского режима и выступить против него; я
хотел помочь Западу". Получаемые от Шевченко важные сведения
политического характера предназначались для информирования администрации
США. Следовательно, Шевченко находился на службе у государства (США),
хотя он и пытался это отрицать в беседе с А.Макаровым: "Джонсон заявил,
что Вашингтон осведомлен относительно того, что я не связан с КГБ, что
его правительство верит в мою искренность". Что касается выполнения им
определенных указаний, то разведывательное задание Джонсон поставил
перед Шевченко очень определенное: "Они (американцы) хотели быть
осведомленными по вопросам политики, политических решений, и как эти
решения принимаются. Они были рады информации, которая исходила от моих
связей, контактов, моей работы". "Вы работали близко с Громыко и многими
другими. Вы знаете, о чем они думают и что происходит в политических
кулуарах в Москве и здесь в представительстве (миссия СССР в ООН). Вы
можете нам помочь понимать: какую они политику ведут, каким образом она
формулируется, кто за этим стоит".
"Я ответил, что собирался это
объяснить специалистам, и для этого необязательно оставаться на моём
посту". "Есть в этом и другой аспект, - прервал меня Джонсон, - ...Ваша
собственная мотивация. Вы убедили меня, что решение не было
импульсивным. Если бы Вы хотели благосостояния и безопасности, Вы бы
остались с Советами, но если Вы действительно хотите бороться с ними, мы
можем помочь Вам сделать это самым эффективным путем". В интервью
Шевченко заявил следующее: "ЦРУ не ставило передо мной условия, что я
обязан отвечать на все вопросы и делать то, что они мне укажут. Никогда,
никогда этого не было... Сообщил американцам я только то, что сам считал
нужным. Делал это дозированно... Мой шпионаж был очень близок к тому,
что испокон веков делают все дипломаты мира. На что-то намекают, что-то
раскрывают, что-то выведывают". В своей книге Шевченко пишет: "Я не
осознавал в то время, что я обдумывал решающий момент. Я не установил
ограничения на продолжительность моей секретной службы. Я вступил в
тайный мир без определенных границ". Указания Джонсона относительно
того, с чего Шевченко должен начать свою разведывательную работу,
выглядело так. Джонсон "предложил, чтобы я начал с самых последних
телеграмм, полученных в представительстве, дата, время, когда они были
отправлены, текст, настолько полно, насколько я мог добыть его".
Шевченко понимал, что "сделать копию шифртелеграммы в советском
представительстве почти несомненно способствовало бы расшифровке" всей
телеграфной переписки американцами. Единственное, что Шевченко волновало
при этом, - необходимость "рисковать своей шеей", а не забота о
недопустимости передачи дозированной информации.
Согласно мемуарам
Шевченко, он отказался от снятия копий с шифртелеграмм, однако на
очередном свидании в устной форме подробно изложил Джонсону содержание
шифротелеграммы из МИД СССР по советско-китайским отношениям (в МИД СССР
телеграмму отправил из Пекина посол СССР В.Толстиков). Джонсона
интересовали все детали, в том числе, "кто подписал её и какая дата была
на ней". В этой связи заслуживает внимания такая фраза Шевченко: "Хотя
телеграмма не содержала информации большой важности, мы обсуждали
её
довольно долго в тот вечер". В дальнейшем Шевченко снабжал ЦРУ важной
политической информацией, к которой имел доступ как в представительстве
СССР в ООН, так и во время своего пребывания в Москве. Так, например,
однажды Джонсон поинтересовался у Шевченко, как он планирует
использовать свой отпуск в Москве. При этом Шевченко отмечает, что "он
(Джонсон) и его руководство в Вашингтоне пришли к заключению, что я мог
бы, не подвергая себя риску, добыть разведывательную информацию. В
Москве, занимаясь своими обычными делами, я бы выяснил последние
результаты советских замыслов на высшем уровне и собрал бы информацию о
лидерах. Я увиделся бы с Громыко и другими высокопоставленными
должностными лицами в Центральном Комитете и Министерстве иностранных
дел".
"Я держал Джонсона в курсе всего известного мне о происходившем в
Кремле, особенно по разногласиям Брежнева с Косыгиным по будущему курсу
советско- американских отношений, об инструкциях, получаемых Добрыниным
в Вашингтоне, деталях советской политики. Я информировал его о советской
позиции на переговорах по разоружению, включая возможные уступки,
сообщал о планах СССР по продолжению в Анголе борьбы с движением, не
признающим Москву. Я передавал экономическую информацию по
нефтерождениям в Волго-Уральском регионе и Оби, что добыча будет
сокращаться и что в ближайшие годы СССР будет расширять добычу на более
мелких месторождениях, менее доступных. Вполне естественно, я
рассказывал ему обо всем, что происходило в миссии". Элленберга
(сотрудник ЦРУ) интересовали комментарии посла СССР в США А.Добрынина "о
политическом и экономическом положении в Соединенных Штатах, его оценки
американских программ и положения в военной области, его прогноз
относительно советско-американских отношений".
Шевченко
"внимательно прочитал отчёт Добрынина (ежегодный
отчёт посольства) и сделал пометки",
а затем сообщил Элленбергу "самое важное и пообещал предоставить позже
более полное сообщение". В мае 1978 г. в Нью-Йорке состоялась
специальная сессия Генеральной Ассамблеи ООН по разоружению. Элленберг
поставил перед Шевченко задачу получить подробную информацию о позиции
СССР при подготовке к этой сессии. Шевченко пишет: "От делегатов,
которые приехали из Москвы для участия в подготовительном комитете, я
узнал, что основы советской позиции выработаны. Я передал её детали
ЦРУ". В своих мемуарах Дж.Чавез высказывает предположение, что Шевченко
работал над книгой "Разрыв с Москвой" с помощью ЦРУ ("Любовница
перебежчика", с. 185- 186). Она также утверждает, что её русский клиент
расплачивался с ней деньгами, которыми его снабжало ЦРУ.
Став на путь
предательства, Шевченко испытывал страх и тревогу за свою судьбу. С тем,
чтобы успокоить его, представитель ЦРУ обещал ему сделать все для его
безопасности, отрабатывал с ним необходимые для этого меры. Шевченко
испугался, что будет обнаружен, просил Джонсона проверить, есть ли за
ним наблюдение со стороны КГБ. Джонсон обещал незамедлительно этим
заняться и сразу же поставить Шевченко в известность, если появятся
малейшие подозрительные признаки, и заверил, что американцы сразу же
вмешаются. Джонсон: "Если они (КГБ) попытаются Вас отправить в СССР, они
вынуждены будут воспользоваться аэропортом Кеннеди. Там-то мы вмешаемся
и сможем выяснить, покидаете ли Вы страну по собственному желанию".
"Если это произойдет (т.е. планирование по принудительному вывозу в
СССР), то Вы должны подать сигнал, например, поднять правую руку, и мы
будем знать, что Вам нужна помощь". Джонсон оговаривал с Шевченко
условные знаки на случай, если ему потребуется их помощь в здании миссии
- вызов к дантисту означал, что Шевченко должен позвонить Джонсону.
"Почему бы Вам не попробовать работать по такой схеме. Я знаю, Вы можете
это сделать. Это окажется гораздо проще, чем Вы думаете. Не волнуйтесь,
мы не допустим, чтобы Вы попали в опасную ситуацию".
На одной из встреч
Джонсон обратился к Шевченко: "Вы не будете возражать, если к нам
присоединятся на последующей встрече ещё люди? Некоторые из моих коллег
хотят знать о других советских представителях в миссии и секретариате.
Какова их реальная работа?". "Вы имеете в виду КГБ? Это займет много
времени. Их сотни, плюс военные...". "ФБР хочет быть уверено, что они
наблюдают именно за нужными людьми". "Вы могли бы оказать большую
услугу, указав на возможно большее число из них". "Я согласился
выполнить его просьбу. Я не испытывал никакого угрызения совести, указав
на сотрудников КГБ в Нью-Йорке... Мне доставит удовольствие раскрыть
все, что я знаю о них. И тем самым я продемонстрирую мои убеждения,
помогая проникнуть в систему советского шпионажа". совесть, честь для
Шевченко - понятия отвлеченные. Во всех своих действиях и поступках он
никогда не помышлял о высоких принципах, в приверженности которым
пытался убедить пытливого корреспондента. В жизни он руководствовался
только такими нормами морали, которые во всех странах и среди всех
народов принято считать низкими и лишенными какой бы то ни было
нравственности. О скрытном характере Шевченко, его неискренности в
отношениях с людьми может свидетельствовать его собственное признание в
книге, что он "играл в лицемера не только на публике, на партийных
собраниях, во время встреч со знакомыми, но даже в своей семье и с самим
собой".
Чавез подтверждает этот факт: "Он всегда вёл жизнь, которая была
ложью. Он никогда не доверял никому, даже своей собственной семье. Я
знала, что это такое, потому что я была сама проституткой". Она
описывает состояние Шевченко, в котором он находился в первые недели
после своего ухода. "Что я увидела, представляло собой развалину
человеческого существа. Состояние его здоровья было ужасно с психической
и физической точки зрения, он пил днем и ночью. Он бывало даже
просыпался среди ночи, вставал и выпивал глоток водки. Трудно было
поверить, что он когда-то был таким важным..." Из ответа Шевченко на
вопрос интервьюера о семье ("Какую же судьбу готовили Вы своей семье?")
может создаться впечатление, что предатель искренне переживал разрыв с
семьей. В беседе с корреспондентом он даже пытался "категорически"
протестовать против выдвинутых со стороны общественности в СССР и США
обвинений в том, что он бросил свою семью, детей. На деле все выглядело
совсем иначе. В угаре своих "амурных" похождений Шевченко вряд ли мог
серьезно задуматься о той горькой участи, которую он уготовил своей
семье. Чавез "колоритно" повествует об отношениях с Шевченко, не
скрывая, что была проституткой, "девушкой по вызову".
Да и Шевченко знал
об этом и, как положено в подобных ситуациях, расплачивался с Чавез
наличными за каждый её "вызов". Она также не упускает повода заметить,
что, кроме неё, у Шевченко была другая женщина, тоже проститутка, от
которой он заразился венерической болезнью. В лице Шевченко мы видим не
просто человека, который потерял честь и достоинство гражданина. Он
совершил тяжкое государственное преступление, предал Родину. Из всего
сказанного о Шевченко закономерно следует: "и все-таки иуда...". Но на
этом не хотелось бы ставить последнюю точку. Прошло уже много лет, но у
меня до сих пор вызывает недоумение тогдашняя позиция газеты "Советская
культура" и автора статьи А.Макарова, которые со слов изменника
проповедуют апологетику предательства. Но нет, видимо, необходимости
убеждать кого-либо в том, что любое предательство всегда отсвечивает
тридцатью сребрениками.
Умер Шевченко 28 февраля 1998 года в своем доме
в пригороде Вашингтона. информация о его смерти попала в прессу через 10
дней, в марте. Умер тихо, один, оставленный всеми. Представитель фонда
"Джеймстаун фаундэйшн" Билл Геймер назвал "настоящим позором для США",
что Шевченко закончил свою жизнь "таким несчастным и одиноким",
превратившимся в отшельника. На тайных похоронах присутствовало только
несколько сотрудников американских спецслужб. Место захоронения держится
в секрете. Известно, что в октябре 1978 года Верховный суд РСФСР заочно
приговорил его к смертной казни. Отрадно, что американцы в своих
сообщениях о его кончине не стали связывать смертный приговор и
неожиданную смерть от сердечного приступа. Пресс-секретарь местной
полиции Энн Эванс заявила, что "это выглядит как естественная смерть, и
здесь не было никаких грязных .."
Предатели:
О Гордиевском Непродолжительное время
он работал у нас в нелегальной разведке на вспомогательном участке. Его
данные позволяли ему стать хорошим разведчиком, но ему показалось у нас
трудно и опасно. Изменив Родине, он перешел на другой участок работы в
легальной разведке и стал подниматься по служебной лестнице. Продавать
же врагу он стал своих товарищей по прежней работе и известные ему дела,
понимая, что искать причину провала мы начнем у себя. Первыми, кого он
предал в самом начале 70-х годов, были нелегалы Г. и Т. Г. вовремя
заметил слежку, стал искать её причины, свои ошибки и не мог допустить,
что на это способен легальный советский разведчик. Но слежка
продолжалась. Высокое нервное напряжение, боязнь за судьбу двоих детей,
жены, находившейся на последнем месяце беременности, стали причиной
психического расстройства. Т., уловив неладное, прекратила всю
оперативную работу мужа и свою, уничтожила все улики, прекратила связь с
Центром и "увезла" больного мужа на юг на лечение. В одной из стран она
поместила мужа в больницу, родила ребенка, а затем нашла в себе силы
всех четверых перебросить через чужие границы в Москву, зная, что
английская контрразведка идет за ними по пятам. Такие предательства не
забывают, Гордиевский. Мы могли бы припомнить ещё кое-что, да рановато.
Так он продал и нелегалов Мартыновых с двумя малолетними детьми.
Предавал хладнокровно, демонстрируя своим новым хозяевам, как он
проводит переброску нелегалов. Сообщая даже отрывочные, подсмотренные у
друзей данные, консультировал их, как быстрее и легче найти конкретного
нелегала или агента. У нас один за другим одно время происходили провалы
и сбои в работе. Чувствуя утечку данных, мы искали, анализировали. Он
оберегал себя, знал, что наша служба безопасности не перестает искать
канал утечки, предателя. Он выдал себя, проявив чрезмерный интерес к
своим личным друзьям, с которыми когда-то учился, тогда активным
нелегалам, которых хотел продать своим хозяевам - ведь 30 сребренников
надо отрабатывать. Он смог уйти, но мы спасли этих и других нелегалов из
петли, которую спецслужбы противника пытались затянуть на их шее.
Некоторых буквально вырывали из рук противника. Мы знали, что предатель,
получив любую нашу шифровку, сначала показывал её своим "боссам", а
потом поручал сотрудникам резидентуры исполнить, засыпал нас
дополнительными вопросами, надеясь помочь "разоблачить" нас.
предательство Гордиевского нанесло определенный ущерб многим
подразделениям разведки. Мы его преодолели. Приговор, вынесенный ему,
остается в силе, и никакие конъюнктурные поблажки не отменят его. Он
знает об этом. Именно поэтому он постоянно пребывает в состоянии страха,
встречаясь с бывшими соотечественниками, впадает в истерику. Героя из
него не получилось.
Предатели:
О
Кузичкине Его переход на сторону
противника был обставлен драматично, с элементами таинственности,
произошел в трудный момент для советско-иранских отношений. Мы
всесторонне и детально анализировали последствия его поступка, ущерба,
нанесенного внешней и нелегальной разведке. Кузичкин любил подчеркнуть,
что он "русский офицер". Я внимательно прочел его книгу. Я хотел бы
сказать ему, как бывшему русскому офицеру, что в Соборном Уложении 1649
года царя Алексея Михайловича "О службе всяких ратных людей Московского
государства" в статье 20-й записано: "А будет тот, будучи на службе
государевой, учнет изменою из полков переезжати в неприятельские полки и
там про вести и про государевых ратных людей сказывать... и сыщется про
то допряма: и такова переезщика казнити смертию, повесити против
неприятельских полков...". Недавно знакомые, встречавшиеся с ним в
Англии, рассказали мне, что он очень много пьёт, стал молчалив, мрачен.
В своей книге он был недостаточно откровенен даже с самим собой. Он
оказался в один из трудных моментов своей жизни слабым и не может
простить себе этого. Он сам вынес себе приговор, сам избрал свою судьбу.
Как "русскому офицеру", ему это должно быть ясно. Он обесчестил себя.
Ему и нести этот крест.
Предатели:
Ещё об одном Я не назову его фамилии и
имени. Просто ОН. В нашей стране продолжает жить и растить детей его
жена, горюют престарелые родители. ...Она не просила за него. Она все
поняла. Знала, что и она виновата, что не остановила его от этого шага,
не уберегла от предательства, а предала и самое себя и своих детей. Он
залез в долги, растратив служебные деньги, задолжал товарищам. Она
видела, получала подарки, но не спросила, откуда они, на какие деньги,
ведь не из зарплаты. Чтобы покрыть долг, он попросил недостающую сумму у
американского разведчика в обмен за информацию о работе своего
ведомства. Американец деньги дал, но потребовал многого. Он стал
продавать все, придумав себе в оправдание, что продает не Родину, а лишь
ведомство. О его предательстве мы узнали от... его же новых хозяев.
Между собой американские разведчики делятся куда больше, чем мы,
русские. Он нанес бы большой ущерб, он выдал все, что знал. Мы смогли
своевременно вывести из-под его удара почти всех нелегалов, агентуру, но
были и потери. Какова его судьба? Как и Кузичкине, он был офицером. Мы
вынудили его новых хозяев направить его к нам. Они сами захотели сделать
это с его личным участием. Его судьбу решали следственные органы. В
жизни каждый делает свой выбор, находит свой берег. Но если этот выбор
связан с предательством интересов Родины, с причинением материального,
морального, физического ущерба другим, ответственность и возмездие
неизбежны.
Попытки оправдать предательство делают любого соучастником
содеянного ранее и будущих преступлений. Иуда всегда Иуда. Через 11 лет
германский журнал "Шпигель" (№ 20 от 15.5.1995 г). в рубрике "Секретные
службы" опубликовал статью "Сотрудник ЦРУ выдал агентов, которые в СССР
затем были приговорены к смертной казни": "По прошествии более одного
года со времени разоблачения самого крупного случая предательства в
американской истории сейчас стало известно, что бывший сотрудник ЦРУ и
агент КГБ Олдридж
Эймс, 53 года, виновен в смерти русского агента,
который работал в Германии. Шпион ЦРУ Геннадий
Вареник до ноября 1985
года работал в Бонне корреспондентом ТАСС. В действительности как
сотрудник разведки он прибыл с семьей в Бонн в конце 1981 года и по
линии управления КГБ "С" (особые операции) имел задание вербовать
агентуру и снимать конспиративные квартиры - линия "Н" разведки Вареник,
который был членом Союза иностранной прессы в ФРГ, в марте 1985 года
якобы установил контакт с ЦРУ, так как имел долги в сумме 10 тысяч марок
ФРГ.
Эксперты по делам спецслужб в Бонне предполагали, что он выдал
противнику 170 сотрудников и контактных лиц КГБ и военной разведки ГРУ.
Когда в 1985 году Эймс, бывший руководитель советского отдела ЦРУ, стал
агентом КГБ, он представил Москве список из десяти фамилий, среди
которых был якобы и Вареник. Майор КГБ 7 ноября 1985 года под
соответствующим предлогом был вызван в Москву, арестован, осужден и 25
февраля 1987 года расстрелян. Семья казненного до сего времени не верит
в его виновность и пытается добиться пересмотра дела. наряду с Вареником
были расстреляны и другие выданные Эймсом офицеры КГБ". В книге Пита
Эрли "Признания шпиона, подлинная история Олдриджа Эймса", Г.Варенику
уделено несколько страниц. П.Эрли пишет, что в середине ноября 1985 г.
пропал очередной шпион, на этот раз в Германии. "Чарльз Левен,
сотрудник, работавший с офицером КГБ Геннадием Вареником, агентом по
кличке Фитнесс, последний раз видел своего подопечного 4 ноября. Они
договорились встретиться снова, но Вареник на встречу не явился. Устроив
проверку Левен выяснил, что вместе с Вареником исчезли его жена и дети.
Левен познакомился с Вареником в апреле 1985 года, вскоре после того,
как молодой офицер КГБ предложил свои услуги в качестве шпиона. Вареник
растратил казенные деньги - семь тысяч долларов - и был страшно напуган.
На эти деньги он купил платье жене, новую мебель, одежду для дочерей и
книги для себя. Наличных, выданных ему ЦРУ, с лихвой хватило, чтобы
вернуть долги КГБ. "Вареник сообщил мне, что КГБ на случай чрезвычайных
обстоятельств разработал план проведения секретной операции, которая, по
сути, предполагала убийство американских солдат и их семей, - вспоминал
Левен позже. - По поручению КГБ Вареник должен был найти рестораны,
расположенные рядом с военными базами США, где можно было спрятать
минибомбы. КГБ планировал взорвать бомбы, когда рестораны будут
переполнены, а затем обвинить в убийствах немецких террористов.
Советские спецслужбы надеялись, что взрывы расстроят отношения между США
и Германией, создадут видимость того, что войска США больше нежелательны
в Германии, и напомнят немцам, что и они не защищены от терактов".
"Геннадию была отвратительна сама мысль об убийстве ни в чем не повинных
американцев, - позже сказал Левен. - Не точтобы у него были
проамериканские настроения... Просто то, что КГБ планировал убийство
невинных мужчин, женщин и детей, приводило его в ярость. Отчёты Левена о
планах с минибомбами вызвали ажиотаж в Лэнгли. Некоторые офицеры отдела
СВЕ из "стариков" сомневались, что КГБ когда-нибудь осуществит эту
операцию в духе ковбойского боевика.
Но остальные придерживались другого
мнения, утверждая, что план с минибомбами был наглядным примером
чудовищной жестокости КГБ. "Мы сообщили Белому дому о плане с
минибомбами, и можете себе представить, какова была реакция президента
Рейгана и его советников, - вспоминал Эймс позже. Это лишний раз
доказывало, что империя зла все ещё существует". Левен считал, что план
с минибомбами не выдумка. ЦРУ отправило своих офицеров в некоторые из
ресторанов, в которых, по словам Вареника, должны были быть заложены
бомбы. "Вся его информация подтвердилась", - сказал Левен. Но Вареник не
ограничился предупреждением о плане с минибомбами. Он также утверждал,
что три высокопоставленных члена западногерманского правительства
работали на КГБ. "Геннадий предоставил нам богатейшую информацию об
операциях КГБ в Германии. Он хотел как можно больше насолить КГБ, -
заметил Левен. - Со временем он его возненавидел". В октябре Вареник в
панике связялся с Левеном. Он был уверен, что КГБ вот- вот начнет
операцию с минибомбами. "Геннадий сказал: "Я не знаю, что делать. Мы
должны этому помешать". Потом он заявил: "Если вы хотите, чтобы я
дезертировал, я так и поступлю и сделаю публичное признание". Но я
попросил его повременить с этим и держать ухо востро, пока мы держим
ситуацию под контролем", - вспоминал Левен позже.
4 ноября у Левена
состоялась очередная встреча с Вареником на конспиративной квартире ЦРУ.
"Геннадий сказал, что его посылают в Восточный Берлин за инструкциями
относительно плана с минибомбами. Мы оба страшно нервничали, не зная,
что случится дальше". Офицеры договорились встретиться, как только
Вареник вернется из Восточного Берлина и будет готов выйти на связь.
Левен ждал сигнала, но его не последовало. Теперь он опасался, что
Вареника арестовали, а его семью выслали в Москву". Пытливому читателю,
полагаю, известно, что любая разведка уделяет пристальное внимание
объектам, где в свободной и непринужденной обстановке проводят свое
свободное время политики, дипломаты и военные. Там легче всего
развязываются языки и озвучиваются любые секреты. Чаще всего обрывками
фраз, намеками, но наблюдателю понятными. "Холодная" война, могущая в то
время незаметно перерасти в "горячую", заставляла и советскую разведку,
чтобы упредить внезапное нападение, обращать внимание на такие объекты,
чтобы иметь "информацию к размышлению".
Прибывшему на работу в Германию
Г.Варенику, как журналисту было поручено найти такие объекты и заняться
их изучением. Объекты он нашел, но дальше дело у него не шло. Зная, что
ему надо освоиться со страной, Центр его не торопил с выполнением
рутинного информационного задания. Став на путь предательства, выдав
все, что знал, Г.Вареник дофантазировал содержание своего оперативного
задания, а Пит Эрли развил тезис о борьбе с терроризмом, "осовременил"
его, добавив минибомбы, о которых, как и о "ядерных чемоданчиках" в
1997-98 годах после выхода книги об О.Эймсе нет-нет да и шумели
американские и новые российские средства массовой информации. Мы же
вернулись к этому заданию Г.Вареника в ноябре 1985 года только для того,
чтобы вернуть его и предотвратить дальнейшее нанесение ущерба нашей
стране. Жена Г.Вареника рассказала Питу Эрли, что её "муж был и
прекрасным отцом - честным, добрым, сильным. Мы познакомились в театре и
полюбили друг друга с первого взгляда. Летом 1970 года мы поженились. Я
работала учительницей в школе, а он был офицером спецслужб. В отличие от
большинства своих коллег, он не пил, не курил и не заводил связей на
стороне. Он обожал читать приключенческие романы, например, Джека
Лондона. В 1980 году у нас родилась первая дочь. Жизнь была просто
сказкой... Мы очень любили друг друга. Сколько радости было, когда в
январе 1982 года в КГБ ему сказали, что посылают в Германию.
Его отец
занимал высокий пост в КГБ, и мой муж делал все, чтобы тот мог им
гордиться. В Бонне он просто выкладывался на работе, хотя остальные в
его спецгруппе бездельничали и смеялись над ним. Там родилась наша
вторая дочь, но нам было очень трудно. Не хватало денег на одежду, даже
на еду... Я не жаловалась, но он очень переживал, что не может
обеспечить семью, и в конце концов у него началась депрессия. Он нашел
немца, который согласился поставлять ему информацию, но потом оказалось,
что этот немец шпион, и мой муж стал бояться, что нас всех с позором
вышлют в Москву. В ноябре 1985 года он сказал мине, что уезжает в
Восточный Берлин на важную встречу, и в тот же день один из его
сослуживцев передал мне от него записку, где было сказано, что я должна
взять детей и срочно выехать в Москву. Мы наспех собрались и поехали, но
я забыла паспорт... Когда я вернулась в нашу квартиру, её уже обыскивали
офицеры КГБ, и меня туда не пустили". Жена Г.Вареника в беседе с Питом
Эрли недостаточно исренна и, видимо, отдает дань "духу времени" (модно
ругать и обвинять во всем КГБ). Мне пришлось встречаться с ней и иметь
весьма нелегкую беседу. Я рассказал ей
горькую правду. Она не верила, не
хотела верить, но и не задавала там, в Германии, себе вопросов, откуда у
него вдруг появились деньги, возможность покупать дорогие вещи. Она
прозевала своего мужа, не сберегла семью, хотя знала его слабости.
Осенью 1984 года я прилетал в Бонн, чтобы познакомиться с работой
группы. Я обратил внимание на его жалобы, что работа по прикрытию не
дает возможности заниматься оперативной деятельностью, ни на что не
хватает времени. Он подчеркнул, что завидует некоторым сотрудникам, у
которых есть резудбтаты. Я порекомендовал ему не завидовать, а
проанализировать все свои связи и педантично заниматься оперативной
работой, тем более, что его личные и деловые качества способствовали
этому. К сожалению он выбрал другое: привыкнув легко жить за спиной
заслуженного отца, испугавшись первых встретившихся на жизненном пути
трудностей, он за "30 сребреников" (7 тысяч долларов) продал героическое
прошлое отца, боевых товарищей, жену и двоих детей.
Пит Эрли пишет, что
по, утвеждению отца Г.Вареника, его сын "...не предавал свою родину. Да
он рассказал агентам ЦРУ о плане подложить бомбы в месте, где бывают
американцы, но я не верю, что он сделал что-либо в ущерб своему народу.
Я работал в КГБ, но сейчас я в отставке. Я участвовал в Великой Отечественной войне и имею награды. После войны я отвечал за борьбу с
диссидентством и допрашивал шпионов. Я хорошо справлялся со своей
работой, и моя совесть чиста. Перед отъездом в Германию сын сказыл мне:
"Я отомщу фашистам за тех 20 миллионов, что погибли во время войны!"
Но
я никогда не хотел, чтобы он пошел по моим стопам. Он всегда был слишком
доверчив, честен и добросовестен. Он идеализировал эту работу, наверное,
прочел слишком много книг про разведчиков. Романтики всегда погибают
первыми во имя долга... В разведке должны служить жесткие люди, а мой
сын был мечтателем. Как-то он признался мне, что в Германии начальник
заставляет водить его жену по магазинам и помогать ей по хозяйству. Он
говорил мне, что все его коллеги - алкоголики. Я предупредил его, что
нужно держать язык за зубами. Народ должен верить, что в КГБ работают
одни крутые парни. Пусть иногда они перегибают палку, пусть их боятся -
от этого их будут уважать ещё больше. Зря он связался с этими хищниками
из ЦРУ. Они его использовали. Он был всего лишь мальчишкой, славным
мальчишкой, который совершил ошибку". Отец не прав. Я понимаю всю
глубину боли его сердца. Но Г.Вареник предал свою Родину, выдав состав
резедентуры, характер и конкретное содержание оперативных заданий. Нам
стоило больших усилий вевести всех из под удара контрразведки ФРГ и В
боннской резидентуре не было алкоголиков, коллектив работал ритмично,
смело, конспиративно провел все защитные мероприятия и стойко перенес
суровую реакцию Центра.
Свою ошибку офицер разведки Г.Вареник совершил в
боевых условиях, а на войне такие ошибки не прощают, как бы это ни было
больно родным. Пит Эрли не случайно завершает "дело Г.Вареника"
высказываниями следователя КГБ, который
вёл расследование: "Этот человек
- предатель. Зачем окружать его романтическим ореолом? Он был
ничтожеством. У нас не было никаких оснований предполагать, что он
совершил измену по идеологическим соображениям. На суде он, естественно
нес всякую ересь про какой-т заговор с целью убийства американских
солдат, про коррупцию в КГБ. Чего ещё можно было от него ожидать?
Приговор ему был известен заранее. Лично я горжусь проделанной мною
работой и не собираюсь оплакивать этого предателя". Со слов бывших
американских разведчиков я знаю, что в ЦРУ, как и в русской зазведке, не
любят предателей, как из числа своих сотрудников, так и перебежчиков из
других спецслужб. Великий Сервантес, этот "рыцарь печального образа",
помнится, сказал, что "предательство может быть кому и нравится, но
предатели ненавистны всем". Справедливость сурового приговора суда в
отношении этих лиц сомнению не подвергалась.
Предатели:
И последний случай... В августе 1995
года журнал "Фокус" (№ 4) поместил небольшую заметку "Агент в рясе?"
следующего содержания: "Мюнхенский архиепископ подозревается в шпионаже
Архиепископ московского патриархата русской православной церкви
архиепископ Игорь Сусимил подозревается в шпионаже. Представитель
федеральной прокуратуры Рольф Ханниг подтвердил, что против служителя
культа начато расследование в связи с подозрениями в проведении
шпионской деятельности. По сведениям, полученным журналом Фокус, он
якобы много лет назад свёл полковника американской армии Джорджа
Трофимова с одним из офицеров КГБ.
Трофимов работал в очень важном
отделе американской разведки: будучи сотрудником американского
секретного органа в Нюрнберге он занимался опросом перебежчиков из
состава Советской армии. Чиновники федерального ведомства криминальной
полиции провели обыски квартир священника и американского офицера. К
расследованию подключилась и американская федеральная полиция Оно в
настоящее время проверяет предположение, не передавал ли Трофимов КГБ
адреса бежавших русских солдат и не способствовал ли он косвенно
похищению их агентами КГБ. Архиепископ
Сусимил в беседе с Фокусом
отрицал то, что он свёл Трофимова с КГБ". По сведениям из осведомленных
немецких источников, поводом для заведения проверочного дела в отношении
архиепискома Сусимила явились публикации бывшего генерала КГБ Олега
Калугина. Так что и бывшего агента советской разведки "Ладью" (он же
Липка), работавшего в Агентстве национальной безопасности США, выявить
сотрудникам ФБР не составляло никакого труда. Как это называть - ответьте
сами. В период "холодной войны" - наиболее острого противоборства
разведок - наши оппоненты не гнушались и прямого физического принуждения
к предательству, что, как правило, никогда не удавалось.
Помнится, в
одной из стран Северной Африки весной 1987 г. в одном из городских
районов столицы был задержан наш разведчик В. К нему подошли шесть
человек, окружили, свалили на землю, затолкнули в подъехавшую машину,
завязали глаза, изъяли из карманов ключи от автомашины. Доставили на
загородную виллу, обыскали, сняли носки, выдернули ремень из брюк, сняли
часы, раздели догола. Посадили на стул и сняли повязку с глаз.
Обращались с ним подчеркнуто грубо. На его резкий протест против
незаконного захвата (заявил, что он советский гражданин, сотрудник
посольства СССР, потребовал вызова советского консула и официального
объяснения, кем он задержан) никак не реагировали. Ему заявили лишь, что
он находится в руках местных властей и перед ним сотрудники разведки,
удостоверения личности предъявлять отказались. В течение двух суток с
помощью угроз и шантажа, применения методов физического и
психологического воздействия пытались сломить волю задержанного,
вынудить его дать показания по существу предъявленных обвинений,
добиться признания в принадлежности к спецоргану На третьи сутки ему
вновь завязали глаза, вывели во двор, где его "прогуливали", постоянно
меняя направление движения, "шепотом советовали во всем признаться, не
доводить дело до пыток".
Затем В. вернули в помещение, и допрос
продолжался примерно до трех часов утра, с уже открытым применением
шантажа и угроз. Допрос стал жестким, вопросы задавались в резкой форме,
чередовались с угрозами расправы. В. было заявлено о том, что его могут
вывезти в США, где он очутится в качестве "политического беженца".
Последовало предложение о сотрудничестве с местной разведкой. После
категорического отказа от сотрудничества были применены меры физического
воздействия. В течение первой ночи пребывания в руках спецслужбы В. дали
поспать всего лишь три часа - с трех до шести утра, заставляли стоять у
стены босиком на каменном полу с поднятыми руками, стоять на одной ноге
с запрокинутой головой. Если падал или терял равновесие, его заставляли
поддерживать требуемую позу чувствительными ударами. При этом задавали
вопросы провокационного характера, требовали признания в проведении
разведывательной работы, в том числе и против американцев. При этом
представитель спецслужбы пообещал, что В. может в этом случае
рассчитывать на освобождение.
Допросы проводились ежедневно с восьми
утра до семи вечера
Допрашивающих всегда было двое. Один из них вёл
допросы в наступательной манере, жестко, второй - занимал более мягкую
позицию, делал акцент на неофициальных, доверительных моментах,
предлагал спиртные напитки, чай, кофе. В течение всего времени его не
оставляли одного. В вечерние и ночные часы, когда не было официальных
допросов, с ним в комнате постоянно находился сотрудник, в задачу
которого входило ведение "непринужденных" разговоров - проверялось
морально-психологическое состояние В. Кроме этого сотрудника, в комнате
постоянно дежурили два охранника, которым было запрещено разговаривать с
В. Одним из методов психологического давления было внушение ему мысли,
что советская сторона не предпринимает активных шагов по его
освобождению.
Более того, они утверждали, у них есть основания полагать,
что руководство В. не доверяет ему, они препятствовали контактам
представителя советского посольства с В. После захвата В. местные
спецслужбы стали разыскивать его семью. Ему сказали, что посетили его
местожительство, но никого там не застали, интересовались у него, где
может находиться семья. Затем сменили тактику, "сообщили" об "аресте"
семьи советским посольством, что якобы свидетельствует о недоверии
советского руководства к В. В. упорно молчал и требовал освобождения.
Потом отношение спецслужб к В. изменилось. Сказались наши настойчивые
демарши перед высшим руководством страны. Местные спецслужбы освободили
В., и он с семьей через несколько дней возвратился домой. А ещё через
некоторое время за стойкость ему был вручен орден Красной Звезды, а жену
наградили почетной грамотой Комитета госбезопасности. Возникает вопрос:
а как на эту провокацию ответили мы. Нам ничего не оставалось, кроме
тщательного анализа деятельности в этой стране наших оппонентов, чтобы
точно определить, кто из американских разведчиков стоял за спиной
местных спецслужб.
Выявив его, мы стали искать сближения с ним, заметив,
что он подбирается к другому нашему сотруднику Б. Мы "посопротивлялись",
затем стали податливее, уступчивее и вынудили сотрудника ЦРУ провести
беседу с нашим разведчиком, попытаться привлечь его к сотрудничеству с
ЦРУ. Б. попросил у него разрешения подумать, но оставил у американца
впечатление об успешно проведенной вербовке. Они встретились на
следующий день вечером. Б. с начала беседы взял инициативу в свои руки,
предложив американцу сотрудничать с нами за крупное денежное
вознаграждение. Американец был удивлен, пробормотал, что это
противоречит его моральным принципам, он, мол, человек не того сорта,
который нам нужен.
Б. настойчиво и убедительно доказал сотруднику ЦРУ,
что он для советской разведки подходит. Сотрудник ЦРУ оказался слабее В.
и Б. Он был сломлен спокойной и убедительной логикой психологического
давления советского разведчика и полностью ошарашен. Он сдался, пошел на
сотрудничество с нашей разведкой, но потом, видимо, испугался и все, или
частично все рассказал своему руководству. На третью после вербовки
встречу он не пришел. Дворик его виллы не убирался, телефон не отвечал.
Мы нашли его через некоторое время в США, он откликнулся. Но потом снова
исчез. Мы не стали разыскивать его дальше... Джентльмены должны понимать
друг друга и соблюдать правила игры.
Оглавление
Шпиёны
www.pseudology.org
|