Андрей Бут

«В действительности я не встречал никаких Лолит, не правда ли, дорогая?» Эти слова, обращенные к жене, слетели с уст одного из самых читаемых писателей XX века - нашего великого соотечественника Владимира Набокова.

А сказаны они были в ходе интервью, которое автор знаменитой «Лолиты» много лет назад в присутствии супруги давал английской журналистке Розали Макрэ. Тогда оно было напечатано в лондонской газете «Дейли экспресс». Мне ксерокопию этого интервью подарил Антонио Тригеро - старший бармен отеля «Монтре-Палас», где чета Набоковых прожила 16 лет, вплоть до кончины писателя.

Все эти годы Антонио часто общался с супругами, именно он обслуживал Набокова, когда тот принимал гостей

Это, как правило, были не их апартаменты, а музыкальная гостиная на втором этаже. Антонио Тригеро, большой почитатель творчества Набокова, собрал целое досье из газетных и журнальных вырезок, фотографий, посвященных тому отрезку жизни писателя, который пришелся на Монтрё - фешенебельный курорт, который называют жемчужиной швейцарской Ривьеры. Кстати, по словам Антонио, Владимир и Вера Набоковы были счастливой парой, трогательно относились друг к другу. Но об их браке - речь впереди.

До того же как писатель встретил Веру, у него было немало романов, в том числе весьма серьезных, хотя те, кто увидели в «Лолите» автобиографию любителя нимфеток, жестоко ошибались. «Не думаю, чтобы я в зрелом возрасте даже когда-нибудь разговаривал с 12-летней школьницей», - говорил в упомянутом интервью Набоков, в реальной жизни совершенно не похожий на героя своего романа - Гумберта. Так что пассий самого писателя, в которых он был влюблен до женитьбы, можно лишь образно назвать его «Лолитами».

Будучи по природе натурой романтичной, Владимир уже в детстве не раз переживал состояние влюбленности

Самое первое безотчетно-щемящее чувство возникло у него на пляже в Биаррице на юге Франции, где проводило лето семейство будущего писателя. У французской девочки Колетт были приглянувшиеся Володе «шелковистые спирали коричневых локонов, свисавших из-под матросской шапочки... Как-то мы оба наклонились над морской звездой, витые концы ее локонов защекотали мне ухо, и вдруг она поцеловала меня в щеку. От волнения я мог только пробормотать: «Ах ты, обезьянка...»

Это фрагменты автобиографического романа Набокова «Другие берега». Там же он вспоминает, что двумя годами раньше, на этом же пляже, «был горячо увлечен другой своей однолеткой - прелестной, абрикосово-загорелой, невероятно капризной Зиной, дочкой сербского врача». А еще раньше, откровенничает писатель, «когда мне было лет пять, что ли, я был влюблен в румынскую темноглазую девочку со странной фамилией Гика». Подводя итог этим своим самым ранним увлечениям, он заключает: «Познакомившись с Колетт, я понял, что вот это - настоящее. По сравнению с другими детьми в ней было какое-то трогательное волшебство».

Мальчик взрослеет, и на горизонте появляется еще одна однолетка

Обоим по 12, девочку зовут Поленька, она дочь кучера. Но Набокова, выросшего в родовитом и богатом семействе, ни в детстве, ни в зрелые годы никогда не смущала разница в социальном и общественном положении с его избранницами, и он искренне не понимал тех, кто думал иначе.

Но вернемся к Поленьке. Как вспоминал писатель, у нее было «прелестное круглое лицо, чуть тронутое оспой, и косящие светлые глаза...» «Боже мой, как я ее обожал!» - восклицает он. Впрочем, можно предположить, что в этих словах проявилась не столько тоска по дочке кучера, сколько по ушедшему своему счастливому детству.

А настоящая первая и истинная любовь пришла к нему в юности. Это - девочка из юности Набокова, названная им Тамарой в «Других берегах». В жизни - Валентина Шульгина. Ему тогда исполнилось 16, она - на несколько месяцев моложе.

Ей посвящен первый его поэтический сборник 1916 года

«Она была небольшого роста, с легкой склонностью к полноте, что, благодаря гибкости стана да тонким щиколоткам, не только не нарушало, но, напротив, подчеркивало ее живость и грацию...

Ее юмор, чудный беспечный смешок, быстрота речи, картавость, блеск и скользкая гладкость зубов, волосы, влажные веки, нежная грудь, старые туфельки, нос с горбинкой, дешевые сладкие духи, все это, смешиваясь, составило необыкновенную, восхитительную дымку, в которой совершенно потонули все мои чувства...»

Роман зародился и развивался в летние месяцы, когда Набоковы жили на даче, а неподалеку снимала дачу и мать Тамары - Валентины Шульгиной.

«Жизнь без Тамары казалась мне физической невозможностью, - писал позднее Набоков, - но когда я говорил ей, что мы женимся, как только кончу гимназию, она твердила, что я очень ошибаюсь или говорю глупости».

Для свиданий молодые люди облюбовали парк соседнего имения, принадлежавшего дяде Владимира, который в то лето жил в Италии. Каждый вечер юноша на велосипеде отправлялся на свидание. Вот как он вспоминает об этом в «Других берегах»: «Там, в приютном углу у закрытых ставень окна, под аркадой, ждала меня Тамара. Я гасил фонарик и ощупью поднимался по скользким ступеням. В беспокойной тьме ночи столетние липы скрипели и шумно накипали ветром. Иногда случайный добавочный шорох заставлял Тамару обращать лицо в сторону воображаемых шагов, но, тихо выпустив задержанное на мгновение дыхание, она опять закрывала глаза».

Увлечение сына не было тайной для родителей

Но в либеральном доме Набоковых не принято бесцеремонно вмешиваться в жизнь уже подросших детей. Иначе думал их гувернер, который стал следить за влюбленной парочкой и даже приспособил для этой цели... телескоп. Об этой слежке Владимиру рассказал управляющий имением дяди. Возмущенный юноша пожаловался матери - реакция Елены Ивановны последовала незамедлительно. Гувернеру было категорически наказано прекратить то, что она назвала «недостойным поступком, который не может быть терпим в уважающем себя обществе».

По-своему, по-мужски все же отреагировал на романтические похождения Владимира глава семьи. Уединившись с сыном в кабинете, он прочитал короткую лекцию о долге, о том, как оградить женщину от возможных нежелательных последствий. А когда, к своему огорчению, выяснил, что молодые люди уже вступили в интимную связь, причем без каких-либо мер предосторожности, воскликнул: «Что? Ты удовлетворил девушку?!» 

Об этом эпизоде, именно такими словами, писатель сам поведал своему американскому биографу Эндрю Филду

Грянула революция, разметавшая их судьбы. Вот как Набоков описывает последнюю встречу: «После целой зимы необъяснимой разлуки, вдруг, в дачном поезде, я опять увидел Тамару. Всего несколько минут, между двумя станциями, мы постояли с ней рядом в тамбуре грохочущего вагона. Я был в состоянии никогда прежде не испытанного смятения; меня душила смесь мучительной к ней любви, сожаления, удивления, стыда, и я нес фантастический вздор».

Больше они не виделись. А через несколько лет, 29 апреля 1922 года, Набоков пишет стихотворение к В.Ш. - о гипотетической возможной встрече, «если ветер судьбы, ради шутки» поможет им найти друг друга.

Они не встретились, но и потом, уже будучи в счастливом браке, Набоков, видимо, никогда не забывал свою первую настоящую любовь. Его младшая сестра Вера Владимировна Сикорская (в эмиграции она жила в Женеве), с которой писатель был очень дружен, рассказывала, что однажды получила письмо от дочери Валентины Шульгиной (Тамары).

Та писала, что мать во время революции тоже бежала из Петрограда, встретилась с каким-то чекистом и вышла за него замуж. Умерла в 1967 году. Владимир Владимирович, разменявший к этому времени седьмой десяток, не произнес ни слова, когда сестра рассказала ему о письме. Но по выражению его лица она поняла, что печальное известие взволновало его, всколыхнуло в нем какие-то спрятанные в глубине души чувства. А тогда, в 1919, когда он навсегда покидал Россию, в сердце молодого Набокова недолго оставалась пустота

Уже на корабле «Надежда», уносившем его с родины, у него завязался роман с некой поэтессой Аллой

В Греции, где они высадились, новое мимолетное увлечение - Надежда Городковская. В Англии, где потом обосновались Набоковы, он изрядно пополняет свой донжуанский список: некая привлекательная официантка Элизабет, потом танцовщица Марина Шрейбер... С ней он даже был помолвлен, но потом получил отказ.

На какое-то время, уже будучи в Германии, он увлекся Светланой Зиверт, одной из первых красавиц русской колонии в Берлине. Есть версия, что Набоков предложил ей сделать что-то не совсем приличное, какой-то «странного рода поцелуй». «Свет» (так он ее звал) будто рассказала об этом родителям и те немедленно объявили ухажера «извращенцем». Помолвка была расторгнута, после чего несостоявшийся жених покинул Берлин.

Сам Владимир Владимирович никогда не комментировал этот эпизод, но уже после его смерти Вера Владимировна Сикорская совсем иначе интерпретировала случившееся. По ее словам, все обстояло куда проще: родители Светланы решили, что за такого голоштанника, как ее брат, незачем выходить замуж.

Судя по всему, сердечные раны, нанесенные неудачным сватовством, оказались не очень глубоки

Прошло немного времени, и Набоков наконец нашел ту, которая стала спутницей его жизни на последующие полстолетия: Вера Слоним. Это была классическая любовь с первого взгляда. Он сразу решил: судьба! Хотя все было не так просто. Для некоторых из его родственников женитьба Владимира Набокова, представителя старинного дворянского рода, на дочери лесоторговца, еврея Евсея Слонима была явным мезальянсом. Сам же Владимир, с детских лет начисто лишенный национальных предрассудков, и слышать не хотел увещевания противников этого брака.

Если не считать некоторых недоброжелателей, все, кто близко знал семью писателя, убежденно говорили, что Вера стала его музой и вдохновительницей, заботливой матерью их единственного сына Дмитрия, его первой читательницей, секретарем и машинисткой, а еще литературным агентом и даже шофером.

«Лолита», ставшая бестселлером, поставленная в театре и несколько раз экранизированная, сделала Набокова состоятельным человеком. Многие удивлялись, почему он не построил дом, а предпочел провести последний длительный отрезок жизни в отеле.

Сестра писателя уже после его смерти объяснила просто, имея в виду брата и Веру Евсеевну: «Им было скучно покупать мебель». По словам Елены Владимировны, она была счастлива, когда брат с женой поселились в Монтрё. «Я была очень дружна с Верой, - говорила она, - потому что Вера и он были одно лицо, это было одно существо».

Антонио Тригеро,

преклонявшийся перед личностью Набокова, рассказывал мне, что нюансы в поведении автора «Лолиты» смущали людей, знавших его недостаточно хорошо.

К примеру, он не любил телевидение, а посему телевизор появился в их апартаментах лишь однажды. Это случилось, когда американцы полетели на Луну. Но как только программа «Аполлон» была завершена, телевизор возвратили в магазин.

В отеле «Монтре-Палас» гордятся своим знаменитым постояльцем, сохранявшим ему верность столь беспрецедентно длительный срок. Со знаменитым писателем встречаешься сразу, едва переступаешь порог вестибюля, - рядом со стойкой консьержа бросается в глаза выполненный в бронзе скульптурный портрет писателя - дар правительства Москвы городу Монтрё. [Скульпторы из династии Рукавишниковых]

Там, где располагались его апартаменты, табличка: «Этаж Набокова». В коридоре - семейные фотографии, а в главном холле - постоянная выставка, посвященная памяти автора «Лолиты».

...В пригороде Монтрё, Кларансе, на местном кладбище нашли последний покой Владимир Владимирович и Вера Евсеевна Набоковы. Они лежат рядом, и на мраморной плите выбиты даты их жизни.

Под фамилией Набокова одно поясняющее слово: писатель. Слово, как и фамилия, написаны по-французски, на этом языке говорят в той части Швейцарии, где находится Монтрё.

На надгробии, увы, нет никаких примет причастности нашего великого соотечественника к России, в которой он родился, жил, любил. И никогда не забывал.

Поэтому-то сегодня, почти как самоэпитафия, звучат такие его щемящие строки:

Но как забавно,
что в конце абзаца,
корректору и веку вопреки,
тень русской ветки
будет колебаться
на мраморе моей руки.

www.pseudology.org