Издательство ACT – Олимп, М., 2003. ISBN 5-17-015194-2, 5-8195-0836-Х Игорь Семёнович Кон Лунный свет на заре Часть 2. 2-7. Все цвета радуги Проблема заключается именно в том, чтобы решить, можно ли поместить себя внутрь некоего “мы”, чтобы утвердить принципы, которые человек признает, и ценности, которые он разделяет, или же, напротив, чтобы сделать возможным будущее формирование “мы”, необходимо уточнить самый вопрос. Мне кажется, что “мы” не должно предшествовать вопросу; оно может быть только результатом - неизбежно временным результатом - вопроса, в тех новых терминах, в которых индивид его формулирует . Мишель Фуко Прекращение уголовного преследования Социальное положение и самосознание гомосексуалов стало быстро меняться после Второй мировой войны. Этому способствовал ряд причин общего порядка: демократизация общественной жизни; рост освободительных движений - антиколониализм, борьба за равноправие социальных меньшинств, освободительное движение черного населения США и т.д.; гендерная революция, борьба за равноправие женщин; внедрение в массовое сознание идеи прав человека, стоящих выше интересов государства; молодежная студенческая революция конца 1960-х годов; сексуальная революция, общее изменение отношения к сексуальности Эти макросоциальные процессы, распространявшиеся в большей или меньшей степени на все западные страны и на все сферы общественной жизни (культуру, политику, повседневную жизнь), непосредственно затрагивали интересы сексуальных меньшинств, способствуя как изменению общественного отношения к ним, так и их собственной социально-политической мобилизации. К середине ХХ века гомосексуалы были одним из самих бесправных социальных меньшинств, подвергавшимся наибольшему и разнообразному угнетению и дискриминации. Первой задачей была отмена дискриминационных законов против гомосексуальности, включая прекращение уголовного преследования гомосексуальных отношений между взрослыми, выравнивание минимального легального возраста согласия для гомо= и гетеросексуального секса, отмену множества специфических запретов (например, служить в армии или преподавать) и легализацию однополых браков. В разных странах это происходило по-разному. Если во Франции, Бельгии, Люксембурге и Нидерландах уголовного преследования гомосексуальности не существовало с конца XVIII - начала XIX в., когда был принят либеральный кодекс Наполеона, то в Англии существовавшее с 1533 года уголовное наказание за добровольные и совершаемые в частной обстановке (in private) гомосексуальные акты между взрослыми мужчинами было отменено только в 1967 году, после ожесточенных дискуссий в британском парламенте. Примеру Англии последовали Канада и другие англоязычные страны. Из уголовного кодекса ФРГ упоминание гомосексуальности (знаменитый 175 параграф) исчезло в 1969 г., Австрии и Финляндии – в 1971, Испании - в 1978. Одновременно отменили уголовные наказания за секс между мужчинами в некоторых социалистических странах: в 1961 г. – в Венгрии, в 1968 г. – в Болгарии и ГДР, а в 1977 г. – в Словении и Хорватии.   Огромное влияние на этот процесс оказал Европейский Суд по правам человека в Страсбурге, который в 1982 году в решении по делу Даджен против Соединенного Королевства признал, что существовавшее в это время в законодательстве Северной Ирландии уголовное преследование однополого секса является "неоправданным посягательством на право уважения частной жизни" и, соответственно, нарушением статьи 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод ( Европейский Суд по правам человека, 2000, с. 368). Этот вывод Европейский Суд подтвердил позднее в делах Норрис против Ирландии (1988) и Модинос против Кипра (1993), а Комитет по правам человека ООН – в деле Тунен против Австралии (1995): в результате всем этим странам пришлось отменить уголовное преследование гомосексуальных половых актов. В США либерализация законодательства началась в 1961 г., но в некоторых штатах анальные и оральные контакты, однополые или для обоих полов, до сих пор остаются формально противозаконными, хотя полиция давно уже не возбуждает таких дел. По данным Международной Ассоциации лесбиянок и геев (ИЛГА) на 1997 год, из 210 стран однополый секс не подвергается уголовному преследованию в 108 странах, в 83 странах (в основном Азии и Африки) преследуется мужская, а в 44 - также и женская гомосексуальность (по 19 странам нет данных). На территории бывшего СССР декриминализация гомосексуальности началась только после крушения коммунистического режима, под сильным внешним давлением (это было одним из условий членства в Совете Европы). Гомофобия и гетеросексизм Изменение юридического статуса однополых отношений тесно связано с преодолением враждебности к ним в общественном сознании. Термин “гомофобия”, как обычно называют этот социально-психологический феномен, неудачен вследствие своей “психиатричности”. Он подразумевает, что иррациональный страх и ненависть к однополой любви и её носителям коренятся, как любая фобия, в индивидуальной психопатологии - подавленных собственных сексуальных импульсах, гипертрофированной враждебности и недоверии к окружающим людям, склонности реагировать на стрессовые ситуации преимущественно с помощью защитных механизмов и т.д. Все эти процессы или, говоря на фрейдистском языке, “комплексы” несомненно, реальны, но совсем не обязательны. Враждебность к гомосексуалам, как и другие подобные идеологические системы (антисемитизм, ксенофобия, расизм, сексизм), коренится не столько в индивидуальной, сколько в общественной психологии (Кон, 1966). В специальной литературе термин “гомофобия” сейчас заменяется термином “гетеросексизм”, который американский социальный психолог Грегори М. Херек определяет как "идеологическую систему, которая отрицает, принижает и стигматизирует любые не-гетеросексуальные формы поведения, идентичности, отношения или общины" (Herek, 1994, с.320). Более “мягкий” “гетероцентризм” (по аналогии с европоцентризмом) не отрицает альтернативных форм сексуальности, но считает их периферийными вариациями или отклонениями от подразумеваемой гетеросексуальной “нормы”. Уровень гетеросексизма зависит от целого ряда макросоциальных факторов. 1) От общего уровня социальной и культурной терпимости. Авторитаризм и нетерпимость к различиям несовместимы с сексуальным, как и всяким другим, плюрализмом. С точки зрения тоталитарного сознания, инаколюбящий опасен прежде всего тем, что он - диссидент. Общество, которое пытается унифицировать ширину брюк и длину волос, не может быть сексуально терпимым. 2) От уровня сексуальной тревожности. Чем более антисексуальной является культура, тем больше в ней сексуальных табу и страхов. А если человек не может принять свою собственную сексуальность, наивно ждать от него терпимости к другим. 3) От уровня сексизма, гендерного и полового шовинизма. Главная социально-историческая функция гетеросексизма - поддержание незыблемости гендерной стратификации, основанной на мужской гегемонии и господстве. В свете этой идеологии независимая женщина - такое же извращение, как однополая любовь. Культ агрессивной маскулинности помогает поддерживать иерархические отношения и в самом мужском сообществе. Всячески культивируемая ненависть к "гомикам" - средство поддержания групповой мужской солидарности. 4) От характера традиционной идеологии, особенно религии, и её отношения к сексуальности. 5) От общего уровня образованности и сексуальной культуры общества. Хотя образованность сама по себе не избавляет людей от предрассудков и предубеждений, при прочих равных условиях, она облегчает их преодоление. 6) От ситуативных социально-политических факторов. Как и прочие социальные страхи и формы групповой ненависти, гетеросексизм обычно усиливается в моменты социальных кризисов, когда кому-то нужен зримый враг или козел отпущения и легко создать атмосферу моральной паники. Гетеросексизм имеет не только социальные, но и психологические функции. Он помогает ретроспективному выстаиванию и оправданию личного сексуального опыта, поддержанию самоуважения, а также групповых ценностей и единства своей группы перед лицом внешнего врага (хорошие, правильные “мы” против плохих, неправильных “они”). Для некоторых подростков участие в "охоте" на геев служит чем-то вроде ритуала взросления, средством повысить собственный авторитет в группе и преодолеть собственную латентную гомосексуальность. Самыми рьяными гомофобами бывают мужчины, которым есть что скрывать, и / или которых подозревают в гомосексуальности.   В предельных случаях это действительно напоминает фобию и требует психиатрического вмешательства. Хотя преодоление гетеросексистских установок как на индивидуальном, так и на социальном уровне происходит трудно и медленно, уровень социальной терпимости к гомосексуальности повсеместно растет. Это показывают все национальные опросы 1990-х годов. Например, в Финляндии в 1971 г. 44 % мужчин и 45 % женщин считали, что гомосексуальное поведение взрослых является частным делом, в которое власти не должны вмешиваться; в 1992 г. доля таких ответов среди людей моложе 55 лет выросла до 59 и 72 % (Kontula and Haavio-Mannila, 1995, p.147). Особенно велики сдвиги среди студенческой молодежи. В 1966 г. гомосексуальные отношения считали принципиально допустимыми 37 % немецких студентов и 40 % студенток, а в 1996 г. соответственно 91 % и 94 % (Schmidt. 2000). Однако разница между странами очень велика   По данным европейского сравнительного исследования, в 1990 г. самое враждебное отношение к гомосексуалам было зафиксировано в католической Португалии, где с мнением, что "гомосексуальность никогда не может быть оправдана", согласились 78 % опрошенных, за ней, со значительным отставанием, следуют Ирландия, Италия и Испания. Зато в Голландии категорически осуждают однополую любовь лишь 12 % опрошенных. С мнением "Я не хотел бы иметь гомосексуалов своими соседями" согласились больше половины опрошенных португальцев и только 11 процентов голландцев и датчан. (Van den Akker et al., 1994). С мнением, что гомосексуалы – такие же люди, как и все прочие, согласны от 70 до 75 % французов, тогда как почти три четверти американцев считают гомосексуальное поведение "всегда неправильным" (Michaels and Lhomond, 2000) Отношение к гомосексуалам всюду коррелирует с религиозной принадлежностью, общей социальной терпимостью и степенью информированности. Там, где геи и лесбиянки более видимы, они вызывают наименьшее раздражение, люди понимают, что они не опасны. женщины, как правило, терпимее мужчин, а молодые люди от 18 до 24 лет значительно терпимее пожилых (по сравнению с теми, кто старше 65 лет - вдвое) (Inglehart, 1990, pp. 194-195).. Это объясняется большей общей терпимостью и образованностью молодежи, а также тем, что молодые люди полнее принимают собственную сексуальность и потому допускают больше вариаций в поведении и установках других людей. Из подполья в культуру Отношение людей к любой социальной группе во многом зависит от того, насколько широко и как именно эта группа представлена в господствующей культуре. В течение многих столетий об однополой любви можно было говорить только обиняком. Затем в литературе и искусстве появились карикатурные образы смешных, жалких и вместе с тем агрессивных людей, самим фактом своего существования подрывающих нравственные устои общества. Потом их сменили достойные сочувствия несчастные жертвы природной и / или социальной несправедливости. Чтобы преодолеть этот стереотип, нужно было настоящее, высокое и сложное искусство, способное раскрыть гомосексуальные переживания изнутри, сделать их всеобщим достоянием. Естественно, что разные писатели делали это по-разному. Рассмотрим это на примере французской литературы ХХ века, в которой гомосексуальная тема звучит особенно сильно. Произведения Роже Мартен дю Гара, Анри де Монтерлана, Жоржа Пейрефита и их предшественников, включая Жида и Пруста, приучали читающую публику к факту существования однополой любви. Но они посвящены главным образом элите и многое в них зашифровано. Совершенно иначе выглядит творчество Жана Жене (1910 - 1986). Жан Жене Никому не нужный подкидыш, маленький Жан с раннего детства стал преступником, вором и гомосексуалом, не испытывая по этому поводу ни малейших угрызений совести. Хотя он хорошо учился в школе, с ним постоянно случались разные неприятности, за систематические кражи он попал в исправительную колонию Меттрэ. Условия там были суровые, но Жан был счастлив: у себя в деревне он был подкидышем и слабаком, а в Меттрэ его сделал своим любовником сильный и авторитетный подросток Вильруа. Перед уходом из колонии Вильруа продал Жене другому парню, а тот передал третьему. Казалось бы, ужас? А Жене счастлив тем, что он пользовался у этих сильных ребят успехом. Его любимая эротическая мечта - быть юнгой на пиратском корабле и чтобы матросы его насиловали и заставляли голым взбираться на мачту. Чтобы выйти из колонии, Жене завербовался в армию, служит в Сирии и Марокко, дезертирует, бродяжничает, скитается по Европе, летом 1937 г. возвращается во Францию и за кражу 12 носовых платков получает месяц тюрьмы; помилован, но через две недели за новую кражу получает еще 5 месяцев тюрьмы, к тому же выясняется, что он дезертир. Благодаря психиатрической экспертизе, в мае 1938 г. Жене выпускают, а в октябре он снова попадает в тюрьму за кражу четырех бутылок аперитива. После освобождения - новые краткосрочные отсидки, чаще всего за кражу книг. В тюрьме Жене пишет "Богоматерь цветов”, потом знакомится с Кокто, тот находит ему издателя, но очередная кража, на сей раз - редкого издания Верлена, опять приводит его в тюрьму, ему грозит пожизненное заключение. В марте 1944 г. Сартр и Кокто добиваются его освобождения, а в 1949 г. - окончательного помилования президентским декретом. В 1947 г. Женэ получил свою первую престижную литературную премию и стал известным писателем, но его жизнь осталась такой же неупорядоченной. Он увлекается то американскими “черными пантерами”, то палестинскими террористами и пишет обо всем с абсолютной откровенностью. В отличие от своих предшественников, Женэ не оправдывает свою гомосексуальность и не психоанализирует её, а свободно живет в ней. “Кто способен объяснить, почему он гомосексуалист? Кто знает, почему человеку свойственно любить так, а не иначе? гомосексуальность была дана мне так же, как цвет моих глаз или количество моих ног. Уже ребенком я чувствовал, что меня привлекают мальчики… Я вынужден был приспособиться к этому, жить с этим, прекрасно понимая, что подобный образ жизни не принимается обществом” (Жене, 1995, с.275). Поэтизируя воровство, предательство и насилие, Жене находит в преступном мире чистоту, отсутствующую в повседневной жизни буржуазного общества. Он сказал Жуандо: "Тюрьма - это не тюрьма, а свобода. Там вы освобождаетесь от мелочей и возвращаетесь к главному” (White, 1993, p. 200). Когда Кокто читал рукопись "Богоматери цветов", она сначала вызвала у него отвращение и страх, он даже хотел её сжечь, но понял, что не может этого сделать и обязан помочь талантливому автору: "Вы плохой вор, вы дали себя поймать. Но вы хороший писатель". Романы Жене, по словам Эдмунда Уайта, "глубоко извращенны, часто инфантильны, всегда шокирующи. Они прославляют страсть и преступление и превозносят предательство". Однако это легко объяснимо. "Как всякий другой гомосексуал до начала геевского освободительного движения, Жене мог выбирать только между тремя метафорами гомосексуальности - болезнь, преступление или порок. Почти все остальные писатели-гомосексуалы выбирали своим эталоном болезнь, потому что она взывала к состраданию гетеросексуального читателя. Жене выбрал два других образца - порок и преступление, и это оказалось более вызывающей и гордой позицией. Жене хочет испугать или соблазнить своего гетеросексуального читателя, а не просить у него прощения. Вместо чая и симпатии, он предлагает яд и бесстыдство" (Там же, с.373-374) . В то же время Женэ большой реалист. "Богоматерь цветов" - первый художественный образ феминизированной “королевы” в интерьере предвоенного Монмартра, "Чудо розы" описывает подлинные нравы детской исправительной колонии, а "Дневник вора" - картину преступного мира Барселоны. Жене - писатель не для всех, да и те, кому он нравится, вряд ли сочтут его подходящим примером для подражания. Но, прочитав его, вы уже не сможете отмахнуться от поставленных им вопросов. Гомосексуальная тема в кино Важную роль в узнавании однополой любви гетеросексуальным большинством сыграло кино (Russo, 1987; Dyer, 1990; Waugh, 1996). Первые серьезные фильмы на эту тему появились в Германии уже в годы и сразу же после Первой мировой войны. Это были “Крылья” Морица Штиллера (1916) , по роману датского писателя Германа Банга “Микаель”, и подготовленный при участии Хиршфельда фильм Рихарда Освальда “Отличный от других” (1919), посвященный трудностям формирования личности молодого гомосексуала во враждебном семейном и социальном окружении. Враждебный прием надолго задержал дальнейшие попытки затрагивать эту тему. Более успешными оказались первые лесбийские фильмы: “Коробка Пандоры” Г. Пабста (1929) по пьесе Франка Ведекинда, и особенно “Девочка в униформе” Леонтины Саган (1931) , по пьесе Кристы Винслоу, о драматической любви юной школьницы к учительнице (этот фильм и сегодня считают классическим). В 1930-50-х годах гомоэротическая тематика постепенно проникает в массовое кино, чаще всего в зашифрованном виде, в форме сцен с переодеванием мужчин в женскую одежду, комическими образами женоподобных мужчин и лирическим изображением мужской дружбы и воинского братства. Психологический и нравственный смысл многих этих образов был двусмысленным, а их гомоэротический подтекст доступен только посвященным. Кому из нас приходило в голову задумываться над комической “Теткой Чарлея”? В 1960-х и особенно 1970-х годах западное кино стало более откровенным. С одной стороны, возникает подпольная голубая кинематография, со своими собственными режиссерами ((Энди Уорхол, Пол Морисси) и звездами (Джо Даллесандро), показывающая геевскую жизнь изнутри, нарочито вызывающе и грубо, на грани порнографии. С другой стороны, начиная с фильма Уильяма Фридкина “мальчики в оркестре” (1970) , по пьесе Марта Кроули, однополая любовь стала постоянной темой коммерческого кино. Стереотипность образов несчастных обреченных гомосексуалов - “покажите мне счастливого гомосексуала, и я покажу вам веселый труп” - вызывала бурные протесты гей-активистов, но эти фильмы помогали людям ощутить какие-то человеческие стороны однополой любви.   Когда в 1971 году Джон Шлезингер впервые показал на экране целующихся мужчин, это вызвало у британской публики шок. В 1996 г. каталог кино= и видеофильмов, затрагивающих гомосексуальную тему, насчитывал уже свыше 3000 названий (Murray, 1996). Внимание публики привлекают не только кинематографические образы, но и предполагаемая гомо= или бисексуальность многих кинозвезд (Рудольф Валентино, Рамон Наварро, Чарльз Лафтон, Монтгомери Клифт, Рок Хадсон, Тайрон Пауэр, Кэри Грант, Эррол Флинн, Джеймс Дин, Дирк Богард, Грета Гарбо, Марлен Дитрих и другие). Веское слово сказали кинематографические классики как Висконти, Пазолини, Фасбиндер и Джармен. В аристократической семье Лукино Висконти (1906-1976) однополая любовь была древней семейной традицией, передававшейся от отца к сыну (Servadio 1983). Очень красивый мальчик, Висконти обожал мать и испытывал к ней эротические чувства (его одержимость семейными проблемами отразилась в "Сумерках богов" и в "Семейном портрете в интерьере"). В юности он увлекался лошадьми, ухаживал за женщинами и собирался жениться, но постепенно женщин вытеснили молодые мужчины, хотя Висконти продолжал флиртовать и дружить с женщинами, которые его обожали.   Властный, авторитарный и капризный, Висконти был застенчив и скрытен и любил только таких молодых мужчин, которые оказывали ему сопротивление. Его первой настоящей любовью в 1934 г. стал бежавший из Германии молодой стройный блондин, фотограф Хорст, который помог Висконти освободиться от увлечения мужественной внешностью штурмовиков и стать на антифашистские позиции; в годы войны Висконти активно участвовал в движении сопротивления и даже вступил в итальянскую компартию. Другим любовником Висконти был актер Хельмут Бергер, который сыграл ведущие роли в “Сумерках богов”, “Семейном портрете” и “Людвиге ” и стал одним из кумиров “геевского” кино. Некоторое время Висконти жил с Франко Джзефирелли и также был безответно влюблен в гетеросексуального Алена Делона. Висконти-художника интересует не секс, а глубины человеческой психики. Мужская любовь в его фильмах - болезненная, но благородная страсть. Этот романтизм особенно ярко воплощен в фильме “Людвиг” (1973), вольной интерпретации жизни баварского короля Людвига П. В “Сумерках богов” (1969) Висконти представил сексуальные извращения одним из источников германского фашизма, однако сцены гомосексуальной оргии сняты явно сочувственно. “Смерти в Венеции” (1971) по одноименной повести Томаса Манна, с Дирком Богардом в главной роли, высвечивает еще одну трагедию однополой любви - разновозрастность. Более телесный, с сильным привкусом садомазохизма, образ гомосексуального желания рисует Пьер Паоло Пазолини (1922-1975), который первым в итальянском кино открыто показал нагое мужское тело. Пазолини с детства испытывал влечение к мальчикам, описывая в своих юношеских стихах мучения неразделенной и неутоленной страсти, когда можно “отдать свою любовь только руке или траве в кустах" (Siciliano, 1982). В 1949 г. он был обвинен в растлении мальчиков, и хотя обвинение не смогли доказать, остался лишь факт "развратных действий", из компартии его исключили. Переехав в Рим , Пазолини писал газетные статьи, а затем романы о жизни подростков из бедных районов, поддерживая со своими героями близкие отношения.   Его политические взгляды были очень противоречивы, сочетая коммунистически-ультралевые идеи с ностальгией по добуржуазному прошлому. Например, он сожалел о растущей эмансипации женщин и возражал против легализации абортов, потому что это ослабляет гомоэротические связи между неженатыми мужчинами, к которым в итальянской деревне традиционно относились терпимо. 2 ноября 1975 г. Пазолини был убит 17-летним хаслером Джузеппе Пелози. "Декамерон" (1971), “Кентерберийские рассказы" (1972) и "Арабские ночи" (1974) Пазолини - откровенный культ юности, наготы и сексуального желания. По словам Пазолини, нагое тело всегда революционно, потому что его невозможно ввести в рамки. Он пытается найти невинную, “чистую” сексуальность, незатронутую католическим воспитанием и чувством вины, в средневековой крестьянской общине или в странах Востока. В дальнейшем Пазолини признал утопичность этих поисков. Его последний фильм "Сало или 120 дней Содома" (1975), отмечен поэтизацией насилия и садомазохизма. Хотя формально фильм направлен на разоблачение фашистской жестокости, режиссер явно наслаждается сценами, в которых сексуальность ассоциируется не столько с удовольствием, сколько со смертью. Еще более мрачной выглядит кинематография Райнера Вернера Фасбиндера (1946-1982) (СМ. Katz , 1987). Будущий режиссер с детства рос маниакально-депрессивным ребенком. Его первые сексуальные интересы проявились очень рано, около 3 лет, и были обращены преимущественно на мальчиков. В 15 лет Фасбиндер вместе со своим другом занимался гомосексуальной проституцией в Кельне. В дальнейшем он женился, но всегда имел связи с мужчинами (1987). Садомазохизм Фасбиндера усугублялся наркоманией, которая и привела его к гибели. Кинематограф Фасбиндера неразрывно связан со студенческой революцией 1960-х годов, его фильмы имели большой успех среди левой интеллигенции. Все сложности сексуальных отношений, включая однополые, коренятся, по Фасбиндеру, в том, что за ними скрываются отношения власти и взаимной эксплуатации.   Этот разоблачительный пафос заставил режиссера создать насколько несимпатичные и карикатурные образы лесбиянок ("Горькие слезы Петры фон Кант", 1972) и геев (“Кулачное право свободы”, в англоамериканской версии "Фокс и его друзья" , 1975), что американские геи бойкотировали его фильмы как гомофобские. Прохладный прием встретил и "Кэрель" по роману Жене (1982). Хотя обилие откровенно сексуальных сцен обеспечило фильму популярность, сексуальность в нем трактуется не как удовольствие, а как инструмент власти и злоупотребления властью: “Человек, который трахает, обладает властью, а тот, кого трахают, безвластен. Трахать и быть трахнутым - средства утверждения или потери власти. И то и другое может доставлять удовольствие, но удовольствие быть трахнутым - это удовольствие от унижения.” (Dyer, 1990, p. 91-92) В отличие от Фасбиндера, английский режиссер Дерек Джармен (1942-1994), ослепший и погибший от СПИДа, сознательно поставил свою жизнь на службу освободительного движения геев и лесбиянок и стал его своеобразной иконой. Почти все его фильмы посвящены теме социального освобождения гомосексуалов. В фильме “Себастьяна” (1975) он дополнил историю христианского мученика тем, что тот отверг любовь императора Диоклетиана. В “Караваджо” (1986) бурная жизнь художника интерпретируется главным образом в свете его гомосексуальности. “Эдуард П”, по пьесе Марло (1991) высвечивает исторические корни преследования гомосексуалов правящими классами Англии. Последние фильмы и книги Джармена были непосредственно посвящены теме борьбы со СПИДом. Какими бы идеализированными или карикатурными, положительными или отрицательными ни были образы однополой любви и её носителей в литературе и кино, они приучали общество к тому, что такой феномен существует. Но чтобы это осознание повлияло на реальную жизнь сексуальных меньшинств, нужно было политическое действие. Гомофильское движение в США Освободительное движение геев и лесбиянок с самого начала было неоднородным (Cruikshank, 1992; Adam, 1987). Во-первых, это движение за сексуальную свободу, терпимость и признание своего права быть другими. Во-вторых, это политическое движение за осознание себя как социального меньшинства, за равноправие и гражданские права. В-третьих, это идейное движение, выдвигающее определенные принципы социальной организации общества и социально-нравственные ценности. В-четвертых, это особая субкультура, общинная жизнь, стиль жизни, язык, формы общения, искусство и многое другое. Эти элементы сплошь и рядом не совпадают и соотношение их различно в разных странах и в разные периоды. (СМ. Cruikshank, 1992; Adam, 1987) Хотя это движение было интернациональным, особенно важное значение в послевоенные годы приобрели процессы, происходившие в США, самой сильной и богатой, но также самой культурно разнородной стране Западного мира. Старые традиции борьбы за права культурных и религиозных меньшинств сталкивались здесь с характерной для протестантского фундаментализма традицией социальной нетерпимости. Освоение новых территорий позволяло американцам мигрировать, создавая новые общины по собственному вкусу, но внутри каждой отдельной общины нравы были гораздо более жесткими и патриархальными, чем в западноевропейских городах. Связанное с этим социальное напряжение часто перерастало в политические конфликты, идеологически преломляясь в разных интерпретациях прав человека. Это проявилось и в геевском движении. Первой материальной предпосылкой его было образование критической массы людей, рассматривавших себя как некую общность. До Второй мировой войны американские геи и лесбиянки были разобщены и бессильны против полицейских репрессий и консервативного общественного мнения. Оказавшись в армии, они впервые увидели, что на самом деле их гораздо больше, чем было принято думать, и данные Кинзи это подтвердили. Послевоенная миграция в большие города облегчила нахождение себе подобных и создание общественных мест, где они могли бы встречаться и проводить время. Особенно важную роль в этом деле играли бары, которые были местами не только для секса, но и для общения, обмена информацией и формирования общности идей и чувств. “гей-бар был первым, а для большинства членов “до-освободительного поколения” - единственным геевским учреждением. Прежде чем геи потребовали социального признания и создали собственные институты, прибыльные гей-бары предоставляли чуточку анонимности и защиты от официального и неофициального вмешательство в лесбигеевское общение” (Murray, S., 1996, p.69) Поскольку США - нация иммигрантов, любое этническое, религиозное или культурное меньшинство стремилось прежде всего создать собственную экологическую нишу, в виде более или менее компактного территориального сообщества или общины (слово community обозначает и то, и другое) себе подобных. Итальянцы селились рядом с итальянцами, китайцы - вместе с китайцами. Не были исключением и геи. Как только они становились видимыми и слышимыми, они сразу же создавали на месте прежних гетто своеобразные общины, где все были свои - и доктор, и юрист, и мебельщик, и архитектор, и портной, и парикмахер, и оптик, короче, вся сфера обслуживания. Это облегчало общение и усиливало чувство социальной общности. Плюс - еще две старые американские традиции: 1) свобода слова, возможность беспрепятственно печатать и распространять диссидентские взгляды и 2) вытекающая из религиозного плюрализма Соединенных Штатов любовь к созданию всевозможных добровольных ассоциаций. Послевоенная Америка стала ареной нескольких мощных демократических движений - борьбы за гражданское равноправие черных, феминистского движения, движения против войны во Вьетнаме и молодежного, студенческого движения. Это не могло не поставить перед американскими геями и лесбиянками вопрос: а чем мы хуже, почему мы должны мириться с гнетом, против которого восстают другие? С самого начала движение геев и лесбиянок имело два крыла - либеральное, ориентированное преимущественно на интеграцию и ассимиляцию геев и лесбиянок в обществе путем уравнения в правах с представителями гетеросексуального большинства, и леворадикальное, добивающееся разрушения всей системы гендерно-сексуальной стратификации и поддерживающих её институтов. Первая американская гомофильская организация “Фонд Матташин” была основана в Лос Анджелесе в 1950-51 гг. и названа в честь одноименного таинственного средневекового французского музыкального сообщества. Её основатель Гарри Хэй ( р. в 1912) был человеком незаурядным. Самым сильным жизненным впечатлением 13 летнего Гарри было знакомство с индейцами хопи, к которым он почувствовал духовную близость, найдя в опыте бердашей приемлемое решение собственных психосексуальных проблем (Hay, 1996). Вступив в 1933 г. в компартию США, Хэй пытался сочетать борьбу за освобождение трудящихся с борьбой за сексуальное освобождение. Поскольку для компартии его гомосексуальность была неприемлема, Хэй пытался подавить её и женился на подруге по партии, но дружеские отношения с женой не избавили его от влечения к мужчинам. Мировоззрение Хэя - попытка синтеза марксизма с идеями индейских бердашей. Из марксизма Хэй заимствовал трактовку гомосексуалов как угнетенного социального и культурного меньшинства, которое может добиться освобождения только путем классовой борьбы, в союзе со всеми остальными демократическими силами. Вместе с тем он выступал против ассимиляции геев, за сохранение психических особенностей и духовности американских индейцев. Политически эти идеи были трудно совместимы, многие члены Фонда Матташин их не разделяли. По мере того, как первоначальный узкий круг основавших его друзей и любовников расширялся, в нем усиливались идейные разногласия. Кроме того, открытое сочетание марксизма и гомосексуальности неизбежно навлекало гонения со стороны маккартистов. Чтобы спасти Матташин от преследований, Хэй в 1953 г. вышел из компартии, но это не помогло. В конце 1953 года в организации возобладали умеренные, либеральные силы. Фонд был переименован в Общество Матташин, которое "безоговорочно поддерживает все Американские ценности” и добивается только ассимиляции и интеграции гомосексуалов в существующее общество. Идейная переориентация сделала Общество Матташин более респектабельным в глазах среднего класса, зато лишила его массовой основы. Количество членов с 2000 в мае 1953 г. уменьшилось в мае 1954 года до 54; в 1960 г. Общество насчитывало 230 членов. Второй гомофильской организацией был основанный в январе 1953 г. при участии Общества Матташин, но формально независимый от него журнал ONE (“Один”) (название происходит от слов Томаса Карлейля “Мистическая братская связь делает всех мужчин единым целым”), выходивший до 1968 года. В 1956 г. , с помощью частных пожертвований, его редакторы У. Дорр Легг, Джим Кепнер и другие создали на основе журнала первый в США гомофильский научно-педагогический центр (ONE Institute of Homophile Studies), существующий до наших дней (Legg, 1994). В 1994 г. Институт ONE слился с Международным геевским и лесбийским архивом (IGLA) в Лос Анджелесе, образовав богатейшее собрание книг и документов. Хотя формально Общество Матташин представляло всех гомосексуалов, независимо от пола, фактически в нем преобладали мужчины, женское представительство было номинальным. Признать себя лесбиянкой в консервативной Америке было невероятно трудно, а социальные барьеры между женщинами из средних классов и рабочими женщинами были и вовсе непреодолимыми. Тем не менее в 1930-х годах в больших городах уже существовали женские бары, среди посетительниц которых преобладали лесбиянки. В 1955 г. четыре пары лесбиянок, во главе с Дель Мартин и Филлис Лайон, основали в Сан Франциско первую американскую лесбийскую организацию "Дочери Билитис" (название подсказано “Песнями Билитис” Пьера Луи) и начали издавать собственный журнал “Ladder” (“Лестница”), выходивший в течение шестнадцати лет. Политические взгляды этих женщин были довольно умеренными, они хотели прежде всего помочь лесбиянкам выйти из изоляции. Они поддерживали тесный контакт с Обществом Матташин и ONE, но считали, что мужские организации недостаточно отражают женские проблемы и интересы. “Что вы, мужчины, знаете о лесбиянках? … Ни одна из ваших организаций не признала того факта, что лесбиянки - женщины и что наше 20-е столетие - эра освобождения женщин. лесбиянки не удовлетворены положением подручных или гомосексуалов второго сорта” (D’Emilio, 1983, p.105) “Дочери Билитис” были элитарной организацией женщин среднего класса. Желая стать респектабельными, они требовали от своих членов умеренности и благопристойности в поведении и одежде, а классовые предрассудки не позволяли привлекать лесбиянок из пролетарской среды. Несмотря на маккартистские гонения, а отчасти даже благодаря им, гомосексуальность стала в 1950-х и начале 1960-х годов значительно более видимой и слышимой. Книги о мужской любви, которые раньше печатались полуподпольно, в маленьких непрестижных издательствах, постепенно стали занимать видное место в книжных магазинах и на стендах библиотек. Некоторые из этих произведений, такие как “Город и столп” Гора Видала (1948, исправленное издание - 1969), “Другие голоса, другие комнаты” Трумена Капоте (1948), “Комната Джованни” Джеймса Болдуина (1956), “Голый завтрак” Уильяма Берроуза (1959), стали классическими. Под влиянием работ Кинзи и Хукер меняется отношение к гомосексуальности в общественных науках. Однако эти либеральные идеи оставались достоянием интеллектуальной элиты и не избавляли людей от гонений и преследований. Стоунволл и радикализация гомофильского движения Под влиянием общего подъема демократического движения в США, в 1960-х годах геевское освободительное движение в США радикализировалось. Важную роль в этом сыграл Франклин Кэмени (р. 1925). Выходец из еврейского среднего класса Нью-Йорка, вундеркинд, получивший ученую степень по астрономии в Гарварде, Кэмени не был революционером по характеру и спокойно работал в картографической службе армии США. Но когда в 1957 г. его уволили оттуда за гомосексуальность и он нигде не мог найти работу по специальности , ему не осталось ничего другого, как стать правозащитником. В отличие от некоторых других геевских лидеров, стремившихся доказать свою респектабельность, Кэмени подчеркивал, что нужно не просить снисхождения, а добиваться гражданских прав в союзе с остальными демократическими силами. И для этого вовсе не нужно знать “причины” гомосексуальности. Негритянские организации не волнует, какой именно ген определяет темноту кожи и как можно её выбелить. Еврейские организации не заинтересованы в искоренение антисемитизма путем крещения евреев. То же самое должны делать и гомосексуалы. “Мы заинтересованы в получении прав для наших общин как негры, как евреи и как гомосексуалы. Почему мы являемся неграми, евреями или гомосексуалами, совершенно безразлично, и можем ли мы стать белыми, христианами или гетеросексуалами, также не имеет значения” (D’Emilio, 1983, p.153). Эта новая, радикальная установка вызвала раскол в гомофильском движении. Старые либеральные лидеры, старавшиеся убедить гетеросексуальное большинство в своей безобидности, отсеялись, а новые лидеры и организации стали больше апеллировать к прямым массовым действиям - митингам, бойкотам, демонстрациям протеста, не боясь столкновений с полицией и судебными властями. В 1968 г. Североамериканская конференция гомофильских организаций официально приняла лозунг “гей - это хорошо” , по образцу негритянского лозунга “Черный - это красиво”. В больших городах, как Сан Франциско и Нью-Йорк, политическое движение смыкается с популярными среди молодежи течениями контркультуры, вроде хиппи и битников, что придает ему больший размах. Символическим рубежом перехода от либерального гомофильского движения к освободительному движению геев и лесбиянок стали события 27-30 июня 1969 г. в Нью-Йорке, получившие название Стоунволлского восстания. Внешняя канва их достаточно буднична. С ночь с пятницы на субботу Нью-Йоркская полиция нравов, проводя рутинный рейд в гомосексуальном баре Стоунволл Инн на Кристофер стрит, в центре гомосексуального Нью-Йорка, попыталась арестовать его владельцев за незаконную продажу алкоголя. Такие рейды проводились регулярно в течение многих лет и грубость полиции всегда воспринималась как должное. На сей раз момент был выбран неудачно. Наэлектризованные обстановкой в городе, в частности, недавними студенческими волнениями в Колумбийском университете, посетители бара отказались покинуть помещение, вооружились камнями и бутылками и начали бунт против полиции, вынудив её отступить. Приехавшие на помощь полицейские машины были подожжены. Особенно мужественно и агрессивно сражались с полицией одетые в женское платье мужчины-трансвеститы, от которых никто этого не ожидал. Началась продолжавшаяся три дня битва, в которой 400 полицейских противостояла двухтысячная толпа, кричавшая “Спасем наших сестер!” и “Власть геям!” Этот стихийный бунт, подготовленный десятилетиями гнета и унижения, показал геям, что при желании они могут успешно противостоять полиции, но для этого нужна организация. Сразу же после Стоунволла в Ньй-Йорке был создан радикальный Геевский Освободительный Фронт (Gay Liberation Front - GLF), провозгласивший целью формирование гей-идентичности, независимой от гетеросексуальных ценностей. В августе 1969 г. группа молодежи во главе со Стивеном Доналдсоном приняла “радикальный манифест”, в котором “принятые гетеросексуальные нормы морали” были объявлены аморальными. Возникает множество разных, соперничающих друг с другом, геевских организаций. Американский пример нашел живой отклик в Европе. Вслед за многочисленными национальными организациями, в августе 1978 года на съезде в Ковентри была создана Международная Ассоциация лесбиянок и геев (International Lesbian and Gay Association - ILGA), под лозунгом “Работать для освобождения женщин-лесбиянок и мужчин-геев от правовой, социальной, культурной и экономической дискриминации”. В настоящее время ИЛГА имеет больше 200 ассоциированных коллективных членов, в том числе в России и странах СНГ. Новое движение создало официальную систему символов. Розовый треугольник напоминает о знаке, который заключенные-гомосексуалы должны были носить в гитлеровских концлагерях (российские представления, что розовый цвет обозначает лесбиянок, а голубой - геев, не лишены остроумия, но исторически неверны). Второй символ - ламбда, одиннадцатая буква греческого алфавита, появился в США в 1970 и был официально принят Международным конгрессом в защиту прав геев в Эдинбурге в 1974 г. Романтическая легенда, будто ламбда изображалась на щитах фиванских и спартанских воинов из “легиона влюбленных”, недостоверна; скорее всего, символ подсказан голливудским фильмом "Триста спартанцев", на щитах которых действительно была ламбда. Третий символ, шестицветный флаг-радуга без голубой полосы, символизирующий многоцветье движения и одновременно - намек на библейское обещание, что всемирного потопа больше не будет, появился в Сан Франциско в 1978. Другие символы - единорог, носорог, бабочка и др. - широкого распространения не получили. Сексуальная революция и контркультура Геевское движение никогда не было чисто политическим. Однополая любовь в 1970-х годах ассоциировалась прежде всего с богемным стилем жизни и молодежной контр-культурой. Геевская субкультура воспроизводила и гипертрофировала все наиболее типичные черты эпохи сексуальной революции - индивидуализм, нарциссизм, гедонизм и социальную безответственность. Глобальное переосмысление понятий интимности, любви и секса и выведение их за рамки брачно-семейных и репродуктивных отношений началось уже в первой половине ХХ века. Сексуальная революция 1960-х годов довела этот процесс до логического конца, провозгласив полное раскрепощение эроса и представив сексуальность как автономную и привилегированную сферу ничем неограниченного удовольствия. В силу своей нерепродуктивности, маргинальности и несвязанности с браком, мужская гомосексуальность как нельзя лучше вписывалась в этот культурный контекст. До начала эпидемии СПИДа почти вся гомосексуальная субкультура в больших городах строилась главным образом на основе секса, развлечений и наркотиков. Богемная среда притупляла чувство ответственности за других и заботу о собственной безопасности. Битники и хиппи 1950-60-х годов проповедовали культ спонтанности, непосредственности и отсутствия каких бы то ни было запретов и самоограничений. Главными ценностями и символами этой контркультуры стали секс и наркотики. Гедонистический и экспериментальный гомоэротизм чувствовал себя в этой среде, как рыба в воде. Не случайно из трех главных пророков и культовых фигур “битовского поколения” двое (Уильям Берроуз и Аллен Гинзберг) были геями, а третий, Джек Керуак, бисексуалом. Помимо общего богемного духа, геям импонировал характерный для битников культ молодости и абсолютизация возрастных различий - “эйджизм” (ageism), воплощенный в знаменитом студенческом лозунге: “Не доверяй никому старше тридцати лет". Хотя далеко не все геи были битниками и не все битники - геями (большинство хиппи, которых часто отождествляли с битниками, были как раз “натуралами”) , мода на длинные волосы вызывала подозрения в женственности и гомосексуальности и эти явления прочно соединились в общественном сознании. В культовом битническом фильме Милоша Формана “Волосы” полицейские спрашивают длинноволосого парня “Ты что, гей?” - “Вообще-то нет, но Мика Джеггера я бы из своей постели не выкинул”. Стиль жизни гомосексуальной богемы 1950-х -1970-х годов был, мягко говоря, нездоровым. В мегаполисах Европы и Америки "золотые мальчики" напропалую жрали наркотики и трахались, с кем попало. Нью-Йоркский гей-активист Арни Кантровиц вспоминает о жизни 1970-х годов: "Чем глубже я погружался в этот мир, тем безличнее он становился… Часто я приводил к себе домой для секса парня, даже имени которого я не знал, и надеялся, что он не останется до завтрака, и я не увижу, что он не имеет ничего общего с тем воображаемым мужчиной, с которым я трахался прошлой ночью. Однако веселье имело свою темную сторону. Забавно, но новые сексуальные условия становились похожими на те, от которых мы только что освободились. В некоторых новых саунах возводились сложные фантастические сооружения, позволявшие клиентам воображать себя в припаркованных грузовиках или в тюремных камерах. Частные клубы превращались в гигантские мужские туалеты. Одно такое заведение, "Славная дыра", было поделено на кабинки с проделанными в стене отверстиями, через которые можно было заниматься анонимным сексом не с мужчиной, а только с его гениталиями. Вся наша с трудом добытая свобода и общинная жизнь приводили нас обратно в объятия отчуждения и одиночества.” (Kantrowitz, 1992, p. 217) Яркое описание геевского Нью-Йорка, в котором сексуальная неразборчивость и наркомания скрывали безнадежное одиночество, дал Ларри Крамер в романе “Гомики” (1978). Герой Крамера “потратил целый год (не считая всех предыдущих) с безликой группой сексуальных объектов”. В его записной книжке - десятки имен, о носителях которых он ничего не помнит. “Как он мог не помнить? Как он мог заниматься любовью с другим человеческим существом и не помнить? Лицо? Тело? Что-нибудь? Хоть что-то? Бородавку? Запах? “. “Из 2.639.857 гомиков большого Нью-Йорка, 2.639.857 думают главным образом своими пенисами”. “Я устал использовать свое тело как безликую вещь для соблазнения другой безликой вещи, я хочу любить Лицо! Я хочу выйти и жить в том мире с тем Лицом, которое любит меня, чтобы верность была не обязанностью, а потребностью…” (Kramer, 1987 , pp. 29, 223, 335). Вся геевская пресса обрушилась на Крамера за то, что он вынес сор из избы и представил отрицательный, карикатурный и стереотипный образ гея, который могут использовать враги. При встрече на улице знакомые переходили на другую сторону, лучший друг перестал с ним разговаривать. Но одновременно он получил тысячи благодарственных писем. Разумеется, далеко не все геи вели себя как герои Крамера. “Голубая” Америка 1970-х годов была достаточно разнообразна, разные геевские общины исповедовали неодинаковые стили и образы жизни. По данным сан-францисского исследования, даже в этой признанной столице геевской Америки от одной трети до половины геев поддерживали более или менее стабильные парные отношения, многие пары жили вместе и т.д. В провинции нравы были и вовсе патриархальными. Но люди судили обо всем именно по мегаполисам, делая образ однополой любви одновременно соблазнительным и отталкивающим. СПИД и его социальные последствия Начавшаяся в 1981 году эпидемия СПИДа, обернувшаяся катастрофой для наиболее многочисленных геевских общин, таких как Сан Франциско и Нью-Йорк, и особенно для их художественно-артистической элиты, резко изменила социальную и психологическую ситуацию (Paul et al., 1994). мужчины-геи оказались первой жертвой страшной болезни. Экстенсивный анальный секс с многочисленными сменяющимися партнерами, при отсутствии каких бы то ни было мер предосторожности, сам по себе эпидемиологически опасен, о чем свидетельствовала статистика венерических заболеваний. Опасность заражения усугублялась наркоманией и использованием общих шприцев, а постоянное употребление наркотиков и других лекарственных веществ еще больше ослабляло иммунную систему организма. Кроме того, эти люди общались и занимались сексом в сравнительно замкнутой среде, многократно повторно инфицируя друг друга. Удивляться приходилось не тому, что кто-то заболел, а тому, что кто-то остался в стороне. Эпидемия СПИДа была таким же несчастьем для общества, как другие природные катастрофы, вроде наводнений, лесных пожаров и землетрясений. Однако прочие болезни и стихийные бедствия выглядели “естественными”, а их жертвы вызывали сочувствие. СПИД же казался вызванным искусственно, наказанием за грехи, а его жертвы - не столько страдальцами, сколько виновниками общей беды. Этим немедленно воспользовались консервативные круги. Рейгановская администрация не только долгое время скрывала данные об эпидемии, но и не выделяла на борьбу с ней достаточных средств. К тому же, в отличие от других естественных катастроф, ВИЧ эпидемия не имела четкой географической, пространственной локализации и была рассредоточена во времени - последствия инфицирования проявляются иногда через длительное время. Обществу, - не только геям, а всему обществу! - нужно было научиться не только бороться со СПИДом, защищая тех, кто еще не заразился, но и жить с ним. Это касалось не только ВИЧ-инфицированных, их близких и родственников, но буквально всех людей. Осознание этого потребовало от западных обществ длительного времени, в России этого и сегодня не понимают. Труднее всего пришлось самим геям. Они понесли страшные человеческие потери. Из первых 500.000 американцев, официально зарегистрированных в качестве ВИЧ инфицированных (реальные цифры, по подсчетам специалистов, колеблются от 870.000 до 1.200.000 человек), к концу 1995 года свыше половины составляли мужчины, имевшие секс с мужчинами, 60 % из них уже умерли (Gagnon and Nardi, 1997) Жертвами страшной болезни стали многие всемирно известные люди, такие как Джармен, Нуреев, Фуко, Меркьюри, во многих случаях только СПИД сделал публично известной их сексуальную ориентацию. Телесные страдания дополняются и затмеваются моральными. Боясь огласки, многие своевременно не обращались к врачам. Нередко инфицированный человек оставался в полном одиночестве, его постоянный партнер не только бросал его, но и обвинял в собственных несчастьях. По словам английского писателя Дэвида Риза, для его молодого партнера, который тоже оказался инфицирован, он "был уже не любовником, отцом, учителем, другом и спутником по путешествиям, а только гигантским вирусом ВИЧ" (Rees, 1992, p.219) Хотя человеческие и моральные потери не могли заставить геев отказаться от своей сексуальной ориентации, они побудили их существенно изменить свою идеологию и стиль жизни, особенно - сексуальное поведение. Резкое снизилась распространенность анальных контактов без предохранения, а также анилингуса и фистинга; возросло применение презервативов; оральные контакты стали чаще практиковать без заглатывания спермы; заметно уменьшилось среднее число сексуальных партнеров. геи стали больше заботиться о здоровье, среди них заметно снизилось пьянство и потребление наркотиков. Однако эти положительные сдвиги распространены неравномерно. Вне центров эпидемии люди по-прежнему ведут себя безответственно. Особенно тревожно положение дел с беззаботной молодежью; по данным первого в США национального опроса молодых геев и бисексуалов в 1995 г., 7% из них уже заражены ВИЧем.( Los Angeles Times, January 12, 1996). СПИД породил у геев много психологических и психосексуальных проблем. Заметно выросла сексуальная тревожность, трудности с эрекцией и эякуляцией, у некоторых страх заражения повлек за собой снижение сексуального интереса, появление отвращения к сексу (особенно среди инфицированных). В определениях геевской сексуальности усилился акцент на эмоциональных привязанностях, самоконтроле, психологической интимности, морали и верности. “Радикальный секс”, столь же раскованный, сколь и рискованный, утратил привычное обаяние и стал подвергаться критике. Резко повысилась ценность стабильных партнерских отношений и моногамии, а также духовных факторов жизни, включая религию, особенно там, где церковь терпимо относится к гомосексуальности. Изменилось и содержание понятия гей-идентичности. Она трактуется теперь не просто как признание и принятие своей сексуальной ориентация, но и как некий социальный статус, причем особое значение имеет принадлежность к соответствующей общине. Изменились и сами геевские общины. Раньше их деятельность строилась в основном вокруг секса, развлечений и борьбы за гражданские права. Сейчас в их работе центральное место занимает помощь ВИЧ-инфицированным и пропаганда безопасного секса. Уже в 1988 году руководители Нью-Йоркского центра по борьбе со СПИДом говорили мне, что геевская община - единственная, которая приняла проблему всерьез и добилась реальных положительных результатов. Сегодня во всех цивилизованных странах государственные учреждения по профилактике СПИДа работают в тесном контакте с геевскими общинами, как на национальном, так и на местном уровне. Кроме приносимой волонтерами практической пользы, эта работа повышает их самоуважение и чувство своей значимости, дает новые знакомства и связи за пределами баров и дискотек, укрепляет чувство социальной идентичности. Теме СПИДа и его влияния на геевскую жизнь посвящены многие десятки и сотни выдающихся художественных произведений и кинофильмов (Пола Монетта, Ларри Крамера, Майкла Каннингэма, Эрве Гибера, Дерека Джармена и других). Вместе с тем неадекватность борьбы со СПИДом, особенно в США, выявила ограниченность “интеграционной” политики, вызвав новую волну левого радикализма и возвращение к тактике конфронтации начала 1970-х. Зараженным смертельной болезнью людям некогда ждать и нечего терять. В 1988 г. в Нью-Йорке была создана геевская организация ACT-UP (AIDS Coalition to Unleash Power), требовавшая ускорения проверки и внедрения новых медикаментов, анонимного (а не только конфиденциального) тестирования на ВИЧ и участия самих ВИЧ-инфицированных в выработке соответствующей социальной политики. В 1990 г. самые воинствующие лидеры ACT -UP создали новую, откровенно анархическую организацию прямого действия - Queer Nation, которая действовала путем уличных манифестаций, блокирования транспорта, нападений на анти-геевские бары и реакционных политиков, а также разоблачения (“вытаскивания на свет" - Outing) их собственной скрытой гомосексуальности. Многие действия этой группы - своего рода политический хэппенинг, шокирующий посторонних своей гротескностью, причем порой трудно понять, что делается всерьез, а что в шутку. Например, статья "Трепещи, гетеросексуальная свинья!" призывает уничтожить институт семьи, содомизировать всех мальчиков, а в будущем выращивать детей только в пробирках. Благонамеренные обыватели и консервативные политики принимают это за серьезную угрозу, а над ними просто смеются, пародируя их собственные иррациональные страхи. Впрочем, были и вполне реальные нападения на непопулярных чиновников. Много споров вызывает “аутинг”. Как ни соблазнительно разоблачить лицемера, который публично осуждает гомосексуальность, а втайне наслаждается ею, это нарушает одно из фундаментальных прав человека - неприкосновенность личной жизни. Мало ли какие причины заставляют человека оставаться “в чулане”? В конце концов идеологи гей-движения решили, что "аутинг" этичен и оправдан только тогда, когда облеченное властью – политической или социальной – лицо не просто скрывает свою гомосексуальность, но использует свою власть против других гомосексуалов, прямо или путем анти-геевских заявлений (например, армейские чиновники, которые являются скрытыми гомосексуалами, но публично поддерживают запрет на службу геев в армии). Экстремистская тактика не могла дать практических результатов, и в 1992 г. “Квир-нация” распалась. Тем не менее она наложила заметный отпечаток на идеологию лесбигеевского движения. Лозунг "Квир-нации": "Мы везде. Мы хотим всего" не просто шокирующее заявление добивающегося равноправия и места под солнцем меньшинства. В философском, теоретическом плане он означает, что независимо от того, сколько на свете или в данном конкретном обществе геев и лесбиянок, их жизненный опыт имеет всеобщее значение. Речь идет не только о сексуальности. Подобно тому как андроцентризм калечит не только женщин, но и мужчин ( если "мальчики не плачут", значит мужчина не должен проявлять свои чувства), гетеросексизм не только загоняет в гетто геев и лесбиянок, но и обедняет жизнь "натуральных" мужчин и женщин, табуируя их жизненно важные переживания. Борьба за гражданское равноправие В отличие от недавнего прошлого, современные геи и лесбиянки представляют собой значительную социальную силу. Во всех демократических странах они имеют свои политические и культурные организации и какие-то формы общинной жизни, энергично добиваются признания и защиты своих гражданских прав. Среди депутатов парламентов большинства демократических стран имеются открытые геи и лесбиянки, кое-где они занимают министерские посты. В 2001 году сначала парижане, а потом и берлинцы избрали мэрами своих городов открытых геев. Годом позже норвежский министр финансов Пер-Кристиан Фосс стал первым государственным чиновником высокого ранга, который вступил в зарегистрированное партнерство (аналог гетеросексуального брака) со своим бойфрендом Яном-Эриком Кнарбакком, директором крупнейшей телекоммуникационной компании в Норвегии. Нередко отношение к этой теме раскалывает семьи. Например, вице-президент США Дик Чейни придерживается консервативных взглядов и неодобрительно относится к секс-меньшинствам, а его дочь - открытая лесбиянка—активистка. В ежегодных гей-прайдах (gay pride) - парадах геевской гордости участвуют десятки и сотни тысяч людей. Это очень красочное и веселое зрелище, одновременно развлечение и политическая демонстрация. Постороннего человека вид полуголых и вызывающе одетых мужчин и женщин - всеобщее внимание привлекают экзотические панки, садомазохисты ( в Амстердаме здоровенных мужиков, изображавших приступы свирепости, возили по городу в клетках), переодетые в женское платье “королевы” и мужеподобные лесбиянки с выбритыми наголо головами - может шокировать. На самом деле это всего лишь карнавал, в котором грубоватое веселье и юмор сочетаются с политической пропагандой и сбором пожертвований на нужды своей общины. За исключением нарушения некоторых правил приличия ( я видел в Амстердаме выкрашенного синей краской совершенно голого, вопреки категорическому запрету городских властей, мужчину, который раздавал смеющимся прохожим какие-то листовки), ничего скандального или буйного на гей-прайдах не происходит. Подавляющее большинство участников одеты нормально, многие приходят парами, даже с маленькими детьми, смотрят эстрадные представления, поют, танцуют, пьют пиво, громко кричат и рычат, изображая политически корректный “гнев”, а поздно ночью мирно расходятся, нередко с новыми знакомыми. Сплошь и рядом их официально приветствуют высокие должностные лица, собственная сексуальная ориентация коих вполне традиционна. Крупные геевские общины имеют собственные культурные центры. В Лос Анджелесе такой центр, размещенный в красивом четырехэтажном здании, ежемесячно принимает свыше 13.000 посетителей, оказывая им разнообразную профессиональную помощь, включая диагностику и лечение СПИДа, психотерапевтическую помощь, лечение наркомании, содействие в художественном и интеллектуальном развитии, юридическую помощь, профессиональное обучение и помощь в поисках работы. В Центре трудятся 220 штатных социальных работников и тысячи добровольцев. Предмет особой гордости общины - Молодежный Центр, где находят помощь и пристанище “голубые” подростки из бедных семей, которым больше некому помочь. Сотрудники Центра не только помогают своим подопечным преодолеть свои психологические и социальные трудности (главная проблема здесь - наркомания), но и ведут активную просветительскую работу в семьях и школах. Большую помощь гомосексуальным подросткам и их родителям оказывает созданная в Нью-Йорке Ассоциация родителей и друзей лесбиянок и геев (PFLAG). В некоторых странах геевские общины получают субсидии от государства для борьбы со СПИДом и решения других социальных задач. Большую работу по организации борьбы геев за гражданское равноправие проводит Международная ассоциация геев и лесбиянок (ИЛГА). гей-группы Западной Европы, практически добившиеся полной интеграции геев в общество в своих странах, открывают программы помощи гей-группам Восточной Европы:. Иногда в борьбе с гомофобией используются и экономические рычаги. В 1999-2000 годах популярная американская радиожурналистка, владелица собственной радиоимперии Лора Шлезингер, "доктор Лора", при поддержке религиозных организаций и ультраправых сенаторов и конгрессменов, развернула массированную злобную антигомосексуальную кампанию. С ней пытались спорить.   Вот, например, письмо, появившееся в Интернете: "Дорогая доктор Лора, Спасибо за то, что вы так много делаете, чтобы донести до людей закон Божий. Я многое узнал из Ваших передач. Теперь, если кто-то пытается оправдывать гомосексуальность, я просто напоминаю ему, что Левит (18:22) ясно говорит, что это мерзость. Точка, никаких споров. Но я хотел бы получить Ваш совет, как лучше выполнять некоторые другие законы. Когда я сжигаю на алтаре жертвенного быка, я знаю, что это благоухание приятно Господу (Левит 1:9). Но что делать с соседями, которые говорят, что этот запах им неприятен? Я хотел бы продать мою дочь в рабыни, как предусматривает книга Исхода (Исход 21:7). Как Вы думаете, сколько можно запросить за неё в наше время? Я знаю, что не должен прикасаться к женщине во время её менструальной нечистоты (Левит 15:19-24). Но как узнать об этом? Я пробовал спрашивать женщин, но они почему-то обижаются. Левит (25:44) говорит, что я могу покупать рабов из окружающих нас народов. Однако мой друг считает, что это относится к мексиканцам, но не к канадцам. Не могли бы Вы уточнить? У меня есть сосед, который работает по субботам. Исход (35:2) ясно говорит, что его нужно предать смерти. Должен ли я убить его сам? Левит ( 21:18-21) говорит, что ни горбатый, ни хромой, ни уродливый, ни с бельмом на глазу, ни с каким-либо другим телесным недостатком не может быть священником. Распространяется ли это также на очкариков? Я знаю, что вы изучили эти вещи основательно. Еще раз спасибо за напоминание, что слово Божие вечно и неизменно". Ни рациональные доводы, ни насмешки успеха не имели. Но как только геевские организации объявили бойкот компаниям, финансирующим её программу, и форма "Проктер и Гэмбл" вышла из числа её спонсоров, "доктор Лора", как нашкодившая девчонка, начала публично униженно просить прощения, уверять, что она не хотела сеять ненависть, что она больше не будет и т.д. Представители геев и лесбиянок США становятся все более активны и влиятельны в политических кругах страны. Они составляют, по меньшей мере 4% электората страны - примерно столько же, сколько еврейская община. В Палате представителей Конгресса США заседают трое открытых геев: демократы Тэмми Болдуин и Барни Фрэнк и республиканец Джим Колб. Общественные организации геев и лесбиянок в последние годы демонстрируют все большую финансовую состоятельность: к примеру, в избирательных компаниях 2000 года на поддержку тех кандидатов, которые выступают за равные права для геев и лесбиянок,они затратили $2.5 млн. - на $400 тыс. больше, чем экологические организации. Хотя большинство американцев считают гомосексуальную ориентацию "неправильной", 85% опрошенных службой Gallup убеждены в том, что геи и лесбиянки должны пользоваться абсолютно теми же правами, что и другие люди. Да и как может быть иначе, если геи и лесбиянки обладают более высоким уровнем образованием и дохода и значительно реже нарушают закон? Районы, в которых предпочитают селиться люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией, ничем не напоминают прежние гетто; нередко недвижимость в них стоит дороже, чем по соседству (Washington ProFile, 2002). Тем не менее преувеличивать силу и сплоченность лесбигеевского движения не следует. О всемогуществе "гомосексуальной мафии" больше всего говорят и пишут христианские фундаменталисты. В 1995 г. общий годовой бюджет трех главных геевских организаций США был меньше, чем бюджет одной только ультраправой Христианской коалиции. Количество геев и лесбиянок, реально участвующих в деятельности соответствующих организаций, неизмеримо меньше, чем участников гей-прайдов или маршей протеста. Например, в походе на Вашингтон в 1993 году участвовал 1 млн человек (по другим подсчетам - 300.000), а общее число членов в трех американских национальных геевских организациях - меньше 200.000 (Vaid, 1995, p.220-221). Число активно работающих людей и того меньше. К тому же многие геевские организации разобщены. Между тем даже в странах Европейского Сообщества, где этот вопрос находится под постоянным контролем Европарламента, который принимал несколько специальных решений по этому вопросу, дискриминация людей по принципу их сексуальной ориентации остается серьезной проблемой и законодательство разных стран весьма различно. Особенно острая борьба идет сейчас вокруг легализации однополых сожительств, приравнения их к юридически оформленным бракам (Ivanov, 2001). На первый взгляд, зачем регистрировать однополые, предположительно бездетные, сожительства, если даже многие разнополые пары предпочитают обходиться без вмешательства государства? Но ведь никто не отрицает права на существование бездетных браков. Число совместно проживающих и ведущих общее хозяйство однополых пар быстро растет. Американская национальная перепись 2000 года зафиксировала свыше 600 тысяч таких домохозяйств, причем специалисты считают эту цифру сильно заниженной. Официальная регистрация отношений дает партнерам значительные преимущества в плане социального страхования, наследования имущества и т.д. Кроме того, многие геи и особенно лесбиянки имеют детей от прежних браков. Наконец, как можно упрекать людей в сексуальной распущенности и одновременно отказывать им в праве узаконить свои партнерские отношения? Что же касается церкви, то она тут вообще ни при чем: речь идет не о церковном, а о гражданском союзе. А все социальные льготы оплачиваются за счет налогов, которые геи и лесбиянки платят наравне с остальными гражданами. Первой, в 1989 году однополые “зарегистрированные партнерства” узаконила Дания. Её примеру в 1993 году последовала Норвегия, в 1994 году – Швеция, в 1996 году – Исландия и Гренландия, в 1998 году – Нидерланды и, наконец, в 2001 г. Финляндия. Похожий закон приняла и Германия; в 2001 году после заключения Конституционного суда ФРГ, необходимость в котором возникла из-за протестов некоторых наиболее консервативных немецких земель, он вступил в силу. "Зарегистрированные партнерства" являются особой формой регистрации отношений, практически во всем идентичной браку, за исключением названия и возможности совместного усыновления детей. Франция и Бельгия в результате долгих общественных дебатов пришли к компромиссному варианту, внеся в гражданское право понятие "пакта гражданской солидарности" (ПаКС), особого вида договора, который могут заключить между собой "двое взрослых разного пола или одного пола для регулирования их совместной жизни". Французское правительство настойчиво подчеркивало отличие ПаКСа от брака. Пакт гражданской солидарности в первую очередь нацелен на установление имущественных прав и обязательств, но не содержит моральных обязательств, которые являются основой супружеских отношений. "Пакт гражданской солидарности" дает заключившим его партнерам очень мало реальных прав – они не наследуют автоматически друг после друга, получают право на льготное налогообложение только после третьего года совместной жизни, иностранный партнер не получает вид на жительство и т.п. Аналогичные, ни к чему не обязывающие формы регистрации однополых отношений появились в 1999 году в законодательстве Португалии и испанских провинций Каталония и Арагон. С 1 апреля 2001 года Нидерланды стали первым государством в мире, предоставившем однополым парам абсолютно такие же права по заключению брака, как и парам разнополым. Незначительные отличия брака однополого от традиционного касаются предметов, которые находятся вне компетенции голландских законодателей: биологии и международного права. Во-первых, партнерша лесбиянки-матери не будет признаваться биологической матерью ребенка, хотя по решению суда может стать его мачехой. Во-вторых, во избежание осложнений с другими государствами, было решено, что однополые пары пока не смогут усыновлять (удочерять) детей из-за границы. За неполный первый год существования брак заключили более двух тысяч однополых пар. При этом "зарегистрированные партнерства" отменены не были, поскольку они оказались весьма популярны у гетеросексуалов, не желающих связывать себя узами традиционного брака, но испытывавших потребность в законном оформлении своих отношений. В США в 1999 году Верховный суд штата Вермонт постановил, что в соответствии с Конституцией штата Вермонт однополые пары должны пользоваться такой же защитой и иметь те же права, что и разнополые, и предписал законодателям штата реализовать это решение. В соответствии с решением суда в 2000 году губернатор Вермонта Дин подписал закон о введении "гражданских союзов" (civil unions), во многом похожих на скандинавские "зарегистрированные партнерства". Но на практике вермонтский закон предоставляет меньше прав однополым парам, потому что он регулирует отношения на уровне штата, а самые важные права (налоговые, иммиграционные и т.п.) входят в компетенцию федерального законодательства, где с 1996 года действует Закон о защите брака (Defense of Marriage Act), который был принят Конгрессом США, чтобы предотвратить возможность признания однополых браков на федеральном уровне и разрешить штатам не признавать регистрацию или судебные решения, "придающие юридическое значение отношениям лиц одного пола". С тех пор 35 из 50 штатов США приняли аналогичные законы. За последние пятнадцать лет в США также получили распространение так называемые "домашние партнерства". Они представляют собой нечто промежуточное между браком и договорными отношениями: сохранив ряд ограничений, присущих браку (минимальный возраст, дееспособность, отсутствие другого нерасторгнутого брака), предоставляют весьма незначительные права: право посещения партнера в больнице и тюрьме, медицинская страховка для партнера, но никаких налоговых льгот или права наследования. Первый закон о "домашних партнерствах" был принят в городе Беркли, штат Калифорния, в 1984 году, за ним последовали аналогичные законы во многих крупных городах – Сиэттл, Миннеаполис, Сан-Франциско, Нью-Йорк, Атланта, Лос-Анджелес, Чикаго и др. Подобная, во многом символическая, не дающая реальных прав, система регистрации действует и в некоторых европейских городах, например, в Лондоне. Многие малограмотные и падкие на сенсации журналисты называют "гей-браками" любую форму признания однополого союза. Это совершенно неверно. По состоянию на 2001 год заключение брака лицами одного и того же пола возможно лишь в Голландии. Все остальные формы однополых союзов по своему правовому содержанию отличаются в большей или меньшей степени от гетеросексуального брака. Ближе всего к нему находятся "зарегистрированные партнерства" скандинавских стран, гораздо дальше – договорные отношения по типу французских, а дальше всего – "домашние партнерства", признаваемые на муниципальном или городском уровне. Тем не менее прогресс налицо. Признание однополых союзов идет не только на государственном уровне. Примерно половина крупнейших американских корпораций рассматривает однополого партнера как члена семьи сотрудника компании и распространяет на него льготы, предназначенные для обычных семей - например, медицинские страховки. В ряде стран приняты специальные законы, запрещающие социальную дискриминацию и диффамацию сексуальных меньшинств. Некоторые страны предоставляют людям, которых на их родине преследуют за сексуальную ориентацию, право на политическое убежище, другие государства определили порядок иммиграции иностранного члена однополой пары и предоставление ему (ей) вида на жительство. Европарламент дважды, в 1998 и 2000 гг., заявлял, что не допустит к членству в Европейском Союзе страны, законодательство которых содержит пункты, дискриминирующие лесбиянок и геев. Под давлением Европейского Союза Румыния в 2001 году не только отменила уголовное преследование однополого секса, но и включила сексуальную ориентацию в перечень запрещенных оснований дискриминации. Тем не менее в 4 (из 15) странах, входящих в Евросоюз (Ирландии, Великобритании, Португалии и Австрии), легальный возраст согласия для гомосексуальных связей все еще выше, чем для гетеросексуальных (Graupner, 2000). Обособление или интеграция? Несмотря на разговоры о единой “гей-идентичности”, геи и лесбиянки чрезвычайно различны по всем социально значимым параметрам. Прежде всего, это половые / гендерные различия. мужчин-геев и женщин-лесбиянок объединяет главным образом общая стигма и наличие общего врага в лице гетеросексизма. Именно это заставило их создать общие политические организации, в которых лесбиянки часто играют ведущую роль. Но все остальное и прежде всего - эротика у них разное. лесбиянки постоянно обвиняют геев в недооценке женской специфики, увлечении коммерческим сексом и порнографией, некоторые даже ратуют за полное отделение лесбиянских организаций от геевских. Второй водораздел - возрастно-поколенный. Молодые геи и лесбиянки, выросшие в более свободных условиях, имеют совершенно другой социальный и сексуальный опыт, чем представители старших поколений, история их мало интересует, а рассказы ветеранов движения они часто воспринимают равнодушно. С ослаблением гнета слабеет и революционный энтузиазм. Немало трудностей вызывает определение границ сексуальной идентичности. Пока речь шла только о союзе геев и лесбиянок, круг участников коалиции был более или менее ограничен. В последние годы, по соображениям политического порядка, её дополнили бисексуалами и трансгендерниками. Но чем шире коалиция, тем она разнороднее. Некоторые радикальные геи и лесбиянки хотели бы максимально дистанцироваться от гетеросексуального большинства, что для бисексуалов абсолютно неприемлемо. Консервативные геевские организации, со своей стороны, хотели бы отмежеваться от трансгендерников, облик и поведение которых кажутся им чересчур экзотическими. Что общего, спрашивают они, между человеком, мечтающим о перемене своего пола, и тем, кто настолько привязан к нему, что любит исключительно себе подобных? Весьма деликатна проблема педофилии. Чтобы приобрести респектабельность, геи отмежевываются от бойлаверов, которых привлекают не взрослые мужчины, а мальчики. Но социально-возрастные и юридические границы “мальчикового” возраста подвижны. Особенно проблематичен статус 13-16 летних подростков. Бойлаверские организации, нелегально существующие в ряде стран, - крупнейшая из них NAMBLA (North-American Man-Boy Love Association) c 1983 г. состояла в ILGA, - доказывают, что мальчики этого возраста сами имеют право решать, что им нравится, поэтому сексуальные связи с ними на добровольных началах не должны преследоваться. Широкая публика с этим категорически не согласна, а легальный возраст, начиная с которого взрослые могут безнаказанно вступать в сексуальные отношения с подростками, колеблется в разных странах от 12 до 18 лет. Чтобы получить права ассоциированного членства в Экономическом и Социальном Совете при ООН, ИЛГА в 1994 г. исключила из своего состава NAMBLA и родственные ей организации, постановив, что “группы или ассоциации, основной целью которых является поощрение или пропаганда педофилии, не могут в будущем быть членами ИЛГА”. Некоторые радикальные организации расценили это решение как уступку консервативным кругам США и в знак протеста вышли из состава ИЛГА. Еще больше дифференцируют геев и лесбиянок этнические и социально-классовые различия. Сексуальная идентичность - только одна из многих ипостасей социального самоопределения личности. Сначала наиболее видимыми и слышимыми представителями сексуальных меньшинств были выходцы их средних классов. Но геи и лесбиянки есть во всех этнических и социальных группах. Отсюда - споры о том, какая именно социальная идентичность - сексуальная, этническая или классовая - важнее. Многие американские геи охотно ходят на гей-прайды и покупают геевскую прессу, но на президентских выборах они голосуют не по сексуальному, а по классовому признаку, как подсказывают их экономические интересы. Классовый аспект гомосексуальности хорошо схвачен в знаменитой пьесе Тони Кушнера “Ангелы в Америке”. Когда его домашний доктор говорит одному из персонажей пьесы, влиятельному ультраправому политику (его прообраз был ближайшим помощником сенатора Маккарти), что ему следовало бы признать свою гомосексуальность и тот факт, что он ВИЧ-инфицирован, тот отвечает, что слова “гомосексуалы” и “лесбиянки” - просто глупые этикетки. Важно “не кого я трахаю или кто трахает меня, а кто снимет трубку, когда я позвоню, и кто будет оказывать мне услуги…. Гомосексуалы - не мужчины, которые спят с другими мужчинами. Гомосексуалы - это мужчины, которые за пятнадцать лет не смогли протащить через городской совет паршивый антидискриминационный закон. Это мужчины, которые никого не знают и которых не знает никто, у которых нет никакого влияния. Разве я такой, Генри? ” (Kushner, 1993, p.45) Геевские организации в США чрезвычайно политизированы и поляризованы. В них много бывших коммунистов, анархистов и иных леваков, мечтающих радикально перестроить весь мир и вынашивающих всевозможные утопические проекты, вплоть до создания автономного геевского государства в штате Вайоминг. Реальным влиянием они не обладают, зато у них много энтузиазма и их ряды постоянно пополняются новыми мечтателями. По мере того как гомосексуальность получает социальное признание и не мешает деловому преуспеванию, в геевской среде усиливается консервативное крыло, выступающее против “левой ортодоксии” и предлагающее заменить идеологическую риторику конструктивной политикой, “которая признает возможности реального мира и границы политики” (Bawer, 1996, p.19). Если отвлечься от частностей, левые добиваются обособления геев и лесбиянок как носителей особых духовных ценностей, которые не могут быть реализованы в рамках буржуазной цивилизации и рыночной экономики, тогда как правые стоят за социальную и культурную интеграцию сексуальных меньшинств, которые должны получить свою законную часть общественного пирога. На самом деле так альтернативно - ассимиляция или обособление - вопрос не стоит. геи и лесбиянки не могут ни отделиться от гетеросексуального (по преимуществу) общества, ни полностью раствориться в нем. Рост сексуальной терпимости снимает одни социальные проблемы, но порождает другие. Лесбигеевские теоретики, среди которых немало первоклассных мыслителей, прекрасно понимают это. Как пишет известный литературовед и культуролог Лео Берсани, культурная ситуация, в которой оказалась однополая любовь, внутренне противоречива. Если гомосексуальность - не природная онтологическая данность, а социальный конструкт, который можно было “изобрести”, она так же легко может исчезнуть, это всего лишь гетеросексистская фантазия. Деконструкция и денатурализация гомосексуальности практически элиминирует геев как особую человеческую группу, обладающую какими-то объективно общими чертами. Да, геи стали видимыми и слышимыми. Но “те самые люди, которые возражают против того, чтобы замыкаться в рамках гей-идентичности, создали нечто вроде собственного гетто, основанного на предполагаемом превосходстве гомо-культуры над тем, что пренебрежительно называют принудительной гетеросексуальностью” (Bersani, 1995, p.10). Берсани иронизирует по поводу “процветающей научной индустрии геевских и лесбийских исследований”. Читая объявления о лекциях и семинарах в Беркли, можно подумать, что все гуманитары только этим и занимаются. “Либеральные натуралы почтительно посещают лекции, где их собственные сексуальные предпочтения уверенно помещают в эротическую мусорную кучу принудительной гетеросексуальности, - практики, которой миллионы людей очевидно заставляли заниматься насильно и от которой их теперь приглашают освободиться” ( Там же, с. 14, 15). Даже популярный лозунг Квир-нации "Мы везде" может означать разные вещи: а) “посмотрите, и вы всюду увидите наших людей" и б) “нас бесполезно искать, мы везде, потому что мы в вас самих". гомосексуальности иногда приписывают особую освободительную миссию. По словам Гарри Хэя, гетеросексуальное сознание ориентировано предметно и соревновательно, тогда как у геев сильнее выражено духовное начало, особое “со-сознание”, облегчающее приобщение к тайнам духовного бытия природы и внутреннего мира личности: “Мы ненавидим конкуренцию. Мы восстаем против конформизма. Мы не уважаем роль лидера, предпочитая действовать на основе общего согласия. И мы всегда были такими, со времен братишки-"фэри" Иисуса. Мы отличаемся тем, что мы другие, эта инаковость не лучше и не хуже, просто мы видим мир иначе, чем гетеросексуалы” (Hay, 1994, p.88). Некоторые геевские визионеры действительно замечательные люди. Еще Розанов подметил тесную связь однополой любви (правда, телесно нереализованной) с мистицизмом и аскетизмом. Ситуация духовного кризиса благоприятствует подобным умонастроениям. На меня произвела сильное впечатление встреча с известным писателем и епископальным священником Малколмом Бойдом ( р. в 1923). Единственный сын богатых родителей, разорившихся в период депрессии, Малколм рос одиноким, мечтательным и очень религиозным мальчиком, не интересовался спортом, везде чувствовал себя чужаком. Разносторонне одаренный человек, он сделал блестящую карьеру в шоу-бизнесе, стал компаньом и другом Мэри Пикфорд, но в 1951 году неожиданно для всех оставил Голливуд, поступил в духовную семинарию и через несколько лет стал священником, теологом и соратником Лютера Мартина Кинга в борьбе за гражданские права черных и в защиту мира. Книги и стихи “мятежного священника” читала вся Америка, но его мучила необходимость скрывать свою гомосексуальность. Когда в 1976 г. он публично признался в ней и призвал других тоже снять маски, Бойд почувствовал себя заново рожденным. Малколм Бойд убежден в том, что гомосексуальность и христианство совместимы. Как и прочие люди, геи выполняют миссию, предначертанную Богом. На вопрос журналиста, считает ли он Христа “голубым”, ответил, что у него нет теории относительно исторического Иисуса, но что он находит в нем “многие геевские качества: ранимость, чувствительность, это человек, который отказался от власти, был мягким и в то же время сильным. Он разрушал многие социальные табу и обнаруживал драгоценные качества у людей, которых общество презирало. Он во многом является архетипом моего понимания того, что значит быть геем” (Boyd, 1994, p.233). Но разные люди по-разному видят Бога, и каждый считает его своим. На мой взгляд, идея онтологически особой “геевской души” имеет под собой не больше оснований, чем претензия евреев на роль “избранного Богом” народа или образ русского “народа-Богоносца”. Как и в любой человеческой популяции, среди геев и лесбиянок есть разные люди, имеющие разные стили жизни и придерживающиеся разных идеологий. В этом их человеческая сила и одновременно - политическая слабость. Многоцветье радуги можно запечатлеть на пленке или на полотне, но в природе она, в отличие от отдельных элементов спектра, видима только в определенные мгновения. “Голубые” мужчины и женщины всегда будут чем-то отличаться от других и благодаря этому вносить свой вклад в человеческую культуру, но геевское движение никогда не станет монолитной социальной силой. Тот же самый плюрализм, который позволил геям и лесбиянкам требовать автономии и собственного места под солнцем, подрывает идею их особой социальной идентичности. Чем терпимее общество, тем аморфнее цементирующие геевскую общину социальные связи. Как ни важна для индивида его сексуальная ориентация, политически она остается маргинальной и не может стать основополагающей осью социальной структуры и отношений власти. Содержание   www.pseudology.org