В 4-м томе авторитетного
биографического словаря “Русские писатели. 1800-1917”
должна была быть (между В.О. Нилендером и А.И. Новиковым) статья о
Нилусе, и она там есть. Но обратившийся к словарю за справками о широко
известном публицисте и литераторе Сергее Александровиче Нилусе,
удостоившемся недавно даже собрания сочинений, с удивлением обнаружит
там только второстепенного художника и третьестепенного прозаика Петра
Александровича Нилуса.
Эта лакуна весьма симптоматична для нынешнего состояния дел в
отечественной филологии, и, надеюсь, когда-нибудь компетентный и
объективный исследователь внимательно проанализирует историю того, как
одни всячески пытались опубликовать в словаре не отвечающий его
стандартам текст1, другие с большим трудом смогли добиться отклонения
этой статьи и в результате словарь остался без С.А. Нилуса. Пока же по
причинам морального порядка я должен присоединиться к А.В. Лаврову,
который так сформулировал свою позицию по данному вопросу: “Излагать
причины, побудившие редколлегию отказаться от публикации статьи о С.А.
Нилусе <…> не считаю <…> возможным, руководствуясь <…> нормами
традиционной литературной этики <…>; даже вполне достоверное освещение в
печати конфликтных ситуаций внутри-редакционной деятельности <…> считаю
допустимым лишь с санкции редакции Словаря и других членов
редколлегии”2.
Однако радикалы из “патриотическо”-антисемитского лагеря, как, впрочем,
и из “антиантисемитского”, не обремененные знанием “традиционной
литературной этики” либо демонстративно пренебрегающие ею, сразу же
после выхода соответствующего тома словаря выступили с разного рода
измышлениями и инсинуациями по данному поводу3. Более того, были
опубликованы внутриредакционные рецензии на предложенную к публикации
статью и справки, присланные в редакцию из архивов4, что не только
нарушает ту самую “традиционную литературную этику”, но и не является
уголовным преступлением, поскольку публикация чужих текстов без
разрешения автора (контрафакция) не запрещена законом.
При всей моральной неопрятности данного “обсуждения” возникшей лакуны,
нельзя отрицать, что в его основе - действительно важный и, с моей точки
зрения, весьма симптоматичный факт - выпадение из словаря знаковой
фигуры, демонстрирующее сильную идеологическую ангажированность (или,
если применить наркологическую терминологию, зависимость) современного
отечественного литературоведения. Бог с ними, с “патриотами” - они
занимаются не наукой, а пропагандой и идеологическим “обеспечением”
соответствующих политических движений.
Но почему настоящие
исследователи, которые должны были бы “без гнева и пристрастия” изучать
эту явно неординарную фигуру, оказавшую немалое влияние на русскую
журналистику, публицистику, а возможно (кто знает?), и литературу, столь
брезгливо сторонятся её? Почему они прячутся в “башню из слоновой
кости”, где обретаются только Пушкины и
Мандельштамы, Платоновы и
Набоковы, в лучшем случае Н. Львовы и Л. Добычины, сторонясь антисемита
Нилуса,
“доносчика” Булгарина, “бульварной” Нагродской, “оголтелого” Н. Шпанова
и т.п., и т.д.?
Ведь в результате мы получаем не историю литературы, а “историю
генералов” либо кунсткамеру, в которой без внутренней логики выставлены
разнородные экспонаты.
С.А. Нилус, публикациям о котором посвящен наш обзор, в начале XX в.
создавал (наряду с В.В.
Розановым) жанр исповедального
философски-лиричекого дневника. Кроме того, он один из немногих
продолжателей линии Лескова по описанию духовных “простецов”, “антиков”
и по “беллетризованной” публикации разного рода записок и дневников (с
пересказом, обработкой и внутритекстовым комментированием источника). Он
напечатал “Протоколы сионских мудрецов” - ключевой текст для
антисемитской пропаганды в мировом масштабе. Фигура явно не рядовая.
Но
насколько она изучена?
Рассмотрим публикации последних лет5. Прежде всего бросается в глаза,
что биография и довольно обширное и разнородное творчество Нилуса
почти не изучаются, за исключением одного сюжета, связанного с его
участием в публикации и пропаганде Протоколов сионских мудрецов.
По данной теме появилось насколько серьезных работ, существенно
продвигающих вперед изучение обстоятельств возникновения и дальнейшей
истории “Протоколов”. Особо следует отметить содержательную книгу Чезаре
Де Микелиса, которой в данном номере “НЛО” посвящена специальная
рецензия. Подробно характеризовать её я не буду, отмечу лишь, что разные
аспекты этой монографии неравноценны. Если проведенный автором
текстологический анализ - тщательный и тонкий - дал, по моему мнению,
весьма важные и убедительные выводы, которые трудно опровергнуть, то в
части биографической и хронологической ряд положений автора (касательно
сроков создания “Протоколов”, среды, в которой они возникли, и т.д.)
представляются спорными, без достаточных оснований отводящими некоторые
имеющиеся свидетельства. Полезно, что эти наблюдения предъявлены для
обсуждения, но для того, чтобы перевести их из ранга гипотез в ранг
неопровержимых выводов, потребуются дополнительные аргументы.
Работу Де Микелиса существенно дополняет монография украинского
исследователя Вадима
Скуратовского6. Основное внимание он уделяет
идейным составляющим и идейному контексту “Протоколов”. В них он
выделяет три слоя:
1) консервативно-“романтическая” реакция на французскую революцию и её
последствия (“феодальный социализм”);
2) предсказание грядущего тотального деспотизма (эта линия характерна
для русской консервативной мысли);
3) указание на еврейство как глубинный источник и инспиратор мирового
кризиса и будущего сверхдеспотизма.
Соответствующие идейные комплексы (существовавшие и до “Протоколов”) тут
опрощены, вульгаризованы и довольно искусно переплетены, что сделало, по
мнению Скуратовского, итоговый текст легкодоступным для широких
читательских слоев и достаточно для них убедительным.
Особое внимание уделяет В. Скуратовский второму слою, тесно связанному в
русской консервативной мысли со временем правления Наполеона III (1850 -
1860-е гг.). Скуратовский отмечает, что “в России <…> возник, во
множестве жанров, текстов и прочего, характерный
право-либерально-радикальный образ Второй империи и её монарха, самый
отрицательный образ тогдашней Франции как эталона европейской судьбы,
начинающейся с революции, с институализации либерализма, а
заканчивающейся крушением последнего и торжеством самого беспросветного
деспотизма. <…> Режим Наполеона III оказался едва ли не модельным для
русского рефлекса на историю <…>” (с. 17).
И не случайно “Протоколы”,
как было установлено еще в 1920-х гг., представляют собой в значительной
степени плагиат с направленного против Наполеона III памфлета
французского публициста Мориса
Жоли “Диалог в аду между Макиавелли и
Монтескьё, или Макиавеллистская политика в XIX веке” (1864). По мнению
Скуратовского, только для русского автора мог представлять интерес этот
памфлет, давно утративший актуальность во Франции. Скуратовский
выдвигает также предположение (нужно сказать, без достаточно
убедительных аргументов), что создатель “Протоколов” использовал при
работе над ним и книгу дипломата Д.Г. Глинки “Наука о человеческом
обществе” (вышла на французском в 1867 г., в переводе на русский - в
1870 г.), дочь которого
Ю.Д. Глинка принимала активное участие в
публикации и распространении “Протоколов” и, по мнению исследователя,
могла принимать участие и в их написании7.
В связи с плагиатностью “Протоколов” Скуратовский делает очень тонкое и
точное замечание, подчеркивая их “жанровую связь с массовой литературой”
(с. 45), связь с атмосферой конца XIX в.: “Аристократическая социальная
оптика стремительно смещающегося мира необходимо станет тогда
гротескно-демократическим достоянием “бульвара”, “улицы”, “площади”, а
столь же аристократический жанр утонченной стилизации в виде
“поддельного письма”, в котором якобы предстает подноготная его
“адресанта”, упростится и попросту вульгаризуется - в той же
“демократической” степени, уже до уровня газетного фельетона” (с.
48-49).
Исследователь восстанавливает разные контексты Протоколов, как русские
(с семантикой слов “Сион”, “публика” и т.д.), так и еврейские (речь идет
о легенде о “невидимых праведниках”). Хотя и не со всеми конкретными
положениями автора можно согласиться, в целом он довольно убедительно
демонстрирует русское происхождение “Протоколов” (подтверждая тем самым
вывод Чезаре Де Микелиса).
Пока мы излагали первую главу книги (“Введение в проблему”)
В остальной
части книги автор доказывает, что автор “Протоколов” - литератор и
журналист М.В. Головинский. Для этого подробно анализируются публикации
Головинского и демонстрируется сильное сходство их идей с “Протоколами”.
Он приходит к выводу, что книга Головинского “Из записной книжки
писателя” (М., 1910) “представляет собой как бы произвольный
“перемонтаж” “Протоколов”, интенсивный парафраз множества их мотивов,
самой их фразеологии, не чураясь подчас даже буквального воспроизведения
“протокольного” стиля” (с. 141). Еще больше параллелей находит он в
брошюре Головинского “Опыт критики буржуазной морали” (М., 1919).
Дальнейшей судьбе “Протоколов” и, главным образом, знаменитому Бернскому
процессу 1933-1935 гг., на котором рассматривался вопрос о подлинности
“Протоколов”, посвящена книга Хадассы Бен-Итто, вышедшая в 1998 г. на
английском, а через три года - на русском8. Автор, юрист из Израиля,
собрала ценные материалы (часть которых носит эксклюзивный характер -
рукописи и записи бесед) и создала интересную и яркую книгу.
Она подробно воспроизводит предысторию процесса, его ход, излагает
содержание выступлений свидетелей (среди них были такие известные
деятели, как П. Милюков, В. Бурцев, Г. Слиозберг, С. Сватиков, Б.
Николаевский).
Суд в Берне сделал вывод, что “Протоколы” - это фальшивка. Для историка
(и тем более для историка литературы) выводы и атрибуции юристов не
могут иметь, разумеется, решающего значения. Но собранные в ходе
подготовки процесса свидетельства и материалы дали исследователям ценный
материал для изучения данной проблематики9. Они, в частности,
показывают, что, скорее всего, “Протоколы” были созданы в конце XIX в.
по инициативе главы Заграничной агентуры Департамента полиции П.И.
Рачковского, а непосредственным исполнителем был М. Головинский.
Немалое место уделено в книге С. Нилусу. Автор характеризует “душевное
расстройство”, в результате которого Нилус “впал в крайний фанатический
религиозный мистицизм” (с. 64) и стал “душевно неуравновешенным
визионером” (с. 63); показывает экономические истоки его убеждений
(разорение и ненависть к Витте, финансовая политика которого
способствовала его разорению), довольно подробно описывает попытку
Нилуса при содействии великой княгини Елизаветы Федоровны (жены великого
князя Сергея Александровича и сестры императрицы Александры Федоровны)
стать священником, а потом и духовником царя (в противовес фавориту
царской четы французу-гипнотизеру Филиппу Вашо).
К сожалению, книга
Бен-Итто в некоторой степени подпорчена стремлением к
беллетризации и лишена ссылок на источники, что затрудняет использование
её в научной работе. Упомяну еще содержательную документированную историю “Протоколов”,
подготовленную французским исследователем П.
Тагиевым (не предлагающую,
впрочем, новых подходов и новых материалов)10, а также существенно более
краткую, но не лишенную ряда интересных соображений книгу польского
историка Я. Тазбира, рассматривающую их создание и рецепцию в свете
теории заговоров11.
Ряд работ посвятил Нилусу израильский исследователь С. Дудаков12. Он, с
одной стороны, обрисовал тесную связь “Протоколов” с российской
антисемитской мифологией, а с другой - выявил место “Протоколов” в
религиозно-мистических взглядах Нилуса, их роль в созданном им
эсхатологическом мифе, в котором присущие христианской мысли
представления об истории человечества как борьбе Христа с антихристом
были преобразованы в миф об истории как борьбе христианства с
еврейством13.
Меньший интерес представляет его статья “Еще немного о Нилусах”14, в
которой без всякой системы изложены сведения о лицах, носивших эту
фамилию, хотя имеющиеся в различных источниках сведения позволяют
построить почти полное генеалогическое древо этого рода.
Гораздо более серьезно биографию Нилуса изучает немецкий исследователь
Михаэль фон Хагемейстер. Он опубликовал биобиблиографический очерк,
дающий сжатый обзор его жизни и творчества15, и ряд других работ16, в
том числе на русском - статью о его предках и родственниках17. Архивных
разысканий М. Хагемейстер почти не проводил, но печатные источники он
использовал достаточно полно, в результате его работы, основанные на
богатой фактографической базе, достаточно точно воссоздают жизненный
путь Нилуса.
Но это все работы зарубежные. Как видим, в Италии, Германии, Израиле,
Франции, Польше, Украине углубленно занимаются Нилусом и “Протоколами”.
А что же пишут о Нилусе и “Протоколах” российские исследователи? К
сожалению, почти ничего.
Из серьезных работ можно упомянуть всего две
Первая, исключительно
ценная, посвящена Нилусу лишь косвенно. Я имею в виду статью А.В.
Тарабукиной18. Анализируя возникавшую в начале XX в. прицерковную
субкультуру, автор много внимания уделяет Нилусу, своими работами
выражавшему взгляды этой среды и, в свою очередь, формировавшего её.
Чрезвычайно ценна и полезна предпринятая тут попытка описать
мировоззрение представителей этой среды.
Другая статья принадлежит В.Э. Багдасаряну19, в ней дан добротный обзор
литературы о “Протоколах”, суммированы и обобщены предшествующие
разыскания и выводы, но не предлагаются новые подходы к пониманию и
интерпретации этого текста. Кроме того, недавно впервые опубликована
работа С.Г. Сватикова середины 1930-х гг., в которой излагаются
результаты расследования, проведенного Временным правительством20.
(Сватиков подробно описывает, как известный сотрудник Заграничной
агентуры Департамента полиции А. Бинт сообщил ему, что “Протоколы”
написаны агентом М. Головинским по поручению главы Заграничной агентуры
П.И. Рачковского, для которого “создание фальшивых документов, тайное
размножение их и пользование заведомо ложными сведениями были обычным и
систематическим занятием <…> в течение всей его полицейской карьеры”, с.
199). Опубликован и полумемуар-полуисследование начальника Киевского
охранного отделения (1902) и заведующего дворцовой агентурой (1906-1916)
А.И. Спиридовича, целиком посвященный “Протоколам” и
Нилусу21.
Помимо названных есть еще довольно обширный комплекс публикаций
“патриотов”-публицистов, рассматривающих Нилуса как своего идейного
предшественника и всячески пропагандирующих его работы. Тексты эти
пишутся в апологетическом, даже житийном ключе. Вот, например, как
повествует о Нилусе А.Н. Стрижев: “[Во время пребывания Нилуса в Оптиной
пустыни] из мятущейся личности устоялся и возрос взыскатель Града
Небесного, победивший в себе самом ветхого человека, избывший
теплохладное состояние биологизма”, “во всем облике писателя
напечатлелось достоинство несуетное, благообразие и молитвенная
доброта”22.
Стрижев стал ключевым “нилусоведом” - он выпустил книгу о нём23, издал
ряд его произведений, пишет статьи о Нилусе для справочных изданий. При
этом фактическая оснащенность его работ близка к нулевой: он почти не
вводит новых фактов, документирующих достаточно слабо изученную
биографию Нилуса, а часть известных игнорирует, ограничиваясь пересказом
и расцвечиванием разного рода воспоминаний. Вот характерный пассаж...
Когда вышло второе издание книги Нилуса “Великое в малом…”, включающее
“Протоколы” (1905), газеты и журналы о нем почти не писали, Стрижев же
считает возможным утверждать, что “вспышка гнева в печати, вызванная
появлением дерзновенной книги, обернулась бурей поношений, разнузданной
травлей, смакованием эпизодов из частной жизни писателя <…>”24, - и это
при том, что исследователям не известен ни один отрицательный печатный
отклик 1905-1906 гг. на книгу, как, впрочем, почти нет (за исключением
мнений знакомых Нилуса) синхронных свидетельств (писем, дневников) о
негласной реакции на нее.
Особенно показательно подготовленное им шеститомное “Полное собрание
сочинений” Нилуса (М., 1999-2005). Начнем с того, что оно далеко не
полное, в нем нет, например, многочисленных публицистических статей,
публиковавшихся в “Московских ведомостях”. Более того, в нем даже не
всегда указываются источники, по которым публикуются тексты, я уже не
говорю о комментариях, которые напрочь отсутствуют. Особенно комично
выглядит биографический раздел в последнем томе, где печатаются справки,
подготовленные архивистами для словаря “Русские писатели”, а о том, что
можно по указанным в них шифрам легко получить в архивах и подготовить к
публикации упомянутые там документы, автор, кажется, и не подозревает.
Никакой научной ценности не представляют также многочисленные популярные
статьи о Нилусе, например, “Постигший “тайну беззакония”” В. Брачева25 и
“Пламенная любовь” П.Г. Паламарчука26, а также претендующая на роль его
жизнеописания книга, составленная из расположенных в хронологическом
порядке автобиографических фрагментов текстов Нилуса и лишенная
каких-либо комментариев и критического анализа27.
Научный интерес представляют тут считанные работы
В наименьшей степени
это касается статьи Ю.К. Бегунова, кратко рассматривающей обстоятельства
создания и публикации “Протоколов”28, и книги О. Платонова29. По
внешнему виду - объемистый том - последнюю можно принять за научную
монографию, но даже поверхностный просмотр показывает, что это -
антисемитский трактат, лишь маскирующийся под исследование. Сотни
страниц автор занимает изложением обличающих
евреев статей и книг своих
предшественников.
Собственно “Протоколам” и Нилусу посвящено лишь
немногим более половины книги. Правда, автор работал в некоторых
архивах, и ряд публикуемых им документов исследователь, разумеется, не
может игнорировать, отдавая себе отчет в низком профессиональном уровне
публикатора и малой его компетентности. Достаточно указать, например,
что отзыв цензора книги Нилуса он публикует по копии из американского
архива, хотя оригинал хранится в России.
Больший интерес представляют составленный и добротно откомментированный
Р. Багдасаровым и С. Фоминым двухтомник сочинений Нилуса и материалов о
нём30, а также статья Р. Багдасарова31, который, в отличие от прочих
апологетов Нилуса, представляющих его в качестве ортодоксального
монархиста, стремящегося сохранить и возродить старые порядки,
справедливо (на мой взгляд) утверждает, что Нилуса неверно причислять к
числу консерваторов, поскольку он “разработал, пожалуй, самый
радикальный для правой идеологии начала века проект переустройства
страны” (с. 148).
И в заключение - курьезный пример православного “нилусоведения”
Я имею
в виду брошюру, подготовленную по материалам “Нилусовских чтений”32,
которая посвящена не столько Нилусу, сколько возможности использования
его идей в праворадикальной антисемитской деятельности, поскольку “для
русских монархистов-черносотенцев новых поколений <…> писания
дореволюционных черносотенцев служат доброкачественной духовной и
идейной подпиткой” (Макеев А. Цепные псы самодержавия (Сергей Нилус и
Малюта Скуратов), с. 9; см. также: Лавриненко И. Западная антисемитская
борьба и Сергей Нилус; Жуков А. Сергей Нилус и белые генералы, и др.).
Таким образом, Нилус век назад был одним из самых радикальных
противников модернизации и вестернизации России, и сейчас те, кто
противятся переменам в стране, поднимают его на щит.
Как видим, в России Нилус почти не изучается. Подобная ситуация, когда
весьма актуальный для многих наших современников литератор начала XX в.
практически игнорируется исследователями, является, по моему мнению,
одним из свидетельств кризисного состояния отечественного
литературоведения, весьма селективно подходящего к историческому
материалу и неспособного подобрать ключи ко многим сложным проблемам,
которыми полна история русской литературы прошлого столетия.
Позволю себе в заключение выйти за рамки академического обзора и сделать
автобиографическое отступление, вернувшись к истории непоявления статьи
о Нилусе в словаре “Русские писатели”. С первого тома этого
замечательного издания я тесно сотрудничал с ним (писал словарные
статьи, рецензировал статьи других авторов, подготавливал архивные
справки) и отсутствие статьи о Нилусе воспринял как серьезное поражение
редакции (и, шире, стоящего за ней всего российского
литературоведческого сообщества), а также как вызов себе.
Мне
представлялось, что, несмотря на всю остроту темы, можно написать
объективную статью об этом словарном персонаже. Подобную попытку я и
предпринял. Итоговый результат меня не вполне устраивает - слишком мало
серьезных работ, на которые можно опереться, да и круг моих
профессиональных знаний и профессионального опыта не очень
предрасполагал к написанию статьи на эту тему.
Но решать читателям,
соответствует ли все же в итоге статья профессиональным
стандартам
словаря. Поэтому я печатаю её (соблюдая по мере возможности принятые в
этом издании требования к оформлению статей) и надеюсь, что она
стимулирует изучение биографии и творчества С.А. Нилуса.
----------------------
1) Интересующиеся могут ознакомиться с ним в издании: …И даны будут жене
два крыла: Сборник к 50-летию Сергея Фомина. М., 2002. С. 435-440.
2) Лавров А.В. Письмо в редакцию // Новая русская книга. 2000. № 2 (3).
С. 86.
3) См.: Есаулов И. “Мы поверили бы французу и немцу…” // Москва. 1998. №
4. С. 213; Сердцев Иван. Кто боится Сергея Нилуса? Либеральный
сыск в
русской культуре // Десятина. 1999. № 17/18; Золотоносов М. Размышления
на середине дороги // Новая русская книга. 2000. № 1 (2). С. 8. По
поводу последней публикации см. отклики в: Новая русская книга. 2000. №
2. С. 86-87.
4) См.: О “либеральном холопстве”, или Кому сегодня не угоден Нилус //
[Вступ. заметка и публ. С.В. Фомина] // …И даны будут жене два крыла. С.
435-472.
5) Благодарю за помощь в подготовке обзора Л.Г. Аронова, Б.В. Дубина и
Л.Ф. Кациса
6) Скуратовский В. Проблема авторства “Протоколов сионских мудрецов”.
Киев: Дух и Литера, 2001. 241 с. (Библиотека Института иудаики).
7) В качестве “русского следа” Скуратовский рассматривает и следы
крыловских оборотов в тексте (“моська лает на слона”, “знаете, что
бывает с овцами, когда в овчарню забираются волки”, и т.п.,
с. 31-32), и
аллюзии на Пушкина, Некрасова, Л. Толстого (с. 32-36). Некоторые
параллели достаточно произвольны и могли быть следствием языкового
тезауруса “переводчика”, но в целом эти схождения являются сильным
аргументом в пользу русскоязычного (а не франкоязычного) происхождения
“Протоколов”.
8) Бен-Итто Х. Ложь, которая не хочет умирать: “Протоколы сионских
мудрецов”: столетняя история / Пер. с англ. С. Ильина. М.: Рудомино,
2001. 479 с. 3000 экз.
9) Я полагаю, что для более углубленного изучения этой темы необходимо
издать материалы процесса, в том числе и комплекс документов,
подготовленный в СССР
10) Taguieff P.A. Les Protocoles des sages de Sion. Vol. 1-2. Paris,
1992.
11) Tazbir J. Protokoly medrcow syjonu: autentyk czy falsyficat.
Warzawa: Interlibro, 1992. 263 s.
12) Дудаков С. Владимир Соловьев и Сергей Нилус // Russian Literature
and History. Иерусалим, 1989. Р. 163- 169; и др.
13) См.: Дудаков С. История одного мифа: Очерки русской литературы
XIX-ХХ вв. М., 1993. С. 140-173.
14) Дудаков С.Ю. Этюды любви и ненависти. М., 2003. С. 420-437.
15) Hagemeister
M. Wer war Sergei Nilus?: Versuch einer biobibliographen Skizze //
Ostkirchliche Studien. 1991. Bd. 40. H. 1. S. 49-63
16) Hagemeister M. Die “Protokolle der Weisen von Zion” Eini-ge
Bemerkungen zur Herkunfft und zur aktuellen Rezeption // Russland und
Europa: Historische un kulturelle Aspekte eines Jahrhundert-problems.
Leipzig, 1995; Idem. Sergej Nilus und die “Protokolle der Weisen von
Zion” // Jahrbuch für Antisemitismusforshung. Berlin, 1996.
17) Хагемейстер М. фон. Предки и родственники Сергея Александровича
Нилуса / Пер. с нем. Л. Шумейко // Нилус С.А. Полн. собр. соч. Т. 6. М.,
2005. С. 242-259.
18) Тарабукина А.В. Мировоззрение “церковных людей” в массовой духовной
литературе рубежа 19-20 веков // Традиции в фольклоре и литературе.
СПб., 2000. С. 191-231.
19) Багдасарян В.Э. “Протоколы сионских мудрецов” в контексте развития
отечественной историографии // Армагеддон. Кн. 3. М., 1999. С. 101-109.
20) Сватиков С.Г. Создание “Сионских Протоколов” по данным официального
следствия / Публ. О.В. Будницкого; примеч. С.М. Маркедонова // евреи и
русская революция: Материалы и исследования. М.; Иерусалим, 1999. С.
163-230.
21) Спиридович А.И. Охрана и антисемитизм в дореволюционной России /
Публ. Дж. Дейли // Вопросы истории. 2003. № 8. С. 3-36.
22) Стрижев А.Н. По следам Сергея Нилуса // Нилус С.А Полное собрание
сочинений: В 6 т. М., 2005. Т. 6. С. 396, 406.
23) Стрижев А.Н. По следам Сергея Нилуса: Раздумья, встречи, разыскания.
М.: Паломник, 1999. 174 с. 10 000 экз. (Библиотека “Паломника”). (Вошла
в состав 6-го т. Полн. собр. соч. Нилуса.)
24) Цит. по: Нилус С.А. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 397.
25) Молодая
гвардия. 1992. № 8. С. 268-275.26 Вече (Мюнхен). 1993. № 49. С.
129-140.27 Сергей Александрович Нилус (1862-1929): Жизнеописание / Сост.
С. Половинкин. М.: Изд-во Спасо-Преображен. Валаам. ставропигиал.
монастыря, 1995. 350 с. 10 000 экз.
28) Бегунов Ю.К. Тайные силы в истории России. 2-е изд., доп. СПб.:
Изд-во им. А.С. Суворина, 1996. С. 72-92.
29) Платонов О. Терновый венец России: Загадка Сионских Протоколов. М.:
Родник, 1999. 782 с. 11 000 (переизд. - М., 2004).
30) Неизвестный Нилус: В 2 т. М.: Православный паломник, 1995. 433 с.,
557 с. 12 000 экз.
31) Багдасаров Р. Загадка Нилуса // Москва. 1996. № 12. С. 147-155.
32) С.А. Нилус - царский опричник. Александрова Слобода, 2005. 58 с. 888
Источник
плоского текста
Информация
www.pseudology.org
|