М.: 2006. – 464 с. Тираж - 300 экз Юрий Викторович Шапиро Воспоминания о прожитой жизни Часть первая В день, когда мне исполнилось 67 лет, друзья подарили мне старенький компъютер. Я сразу полюбил его. Уютно светился голубой экран монитора, убаюкивающе жужжал вентилятор, поскрипывал дисковод. Чудеса начались сразу - мой новый друг продемонстрировал незаурядные способности - он быстро доказал мне, что он гораздо умнее меня и умеет делать такие вещи, которые мне недоступны - например извлекать корни, возводить в степень семизначные числа, запоминать целые страницы текста и многое, многое другое. Я решил разобраться с ним.   Были привлечены специалисты в лице Юры Гроссмана, который давно соблазнял меня новыми технологиями, как-то аудио и видео техникой, его племянника - компъютерного гения Саши и Саши Голубчина, который начал заниматься компъютером раньше, чем научился читать. Посидев полчаса они вынесли вердикт - машина безнадёжно устарела, страдает тугодумием, памяти у неё всего ничего и, кроме всего прочего, она заражена вирусом неизвестного происхождения. Всё это поправимо, но нужны серьёзные инвестиции. Втайне от жены инвестиции были произведены и на радиорынке в Тушино были куплены материнская плата с 486 процессором, новый винчестер, CD rom, колонки.   Но торжествовать было рано, новые внутренности не помещались в старом корпусе и пришлось срочно покупать более современный корпус. Юра смонтировал все платы, компъютерный гений соединил их между собой, Саша Голубчин ввёл новую программу и получилась вполне современная машина обладающая большим объёмом памяти, работающая с хорошей скоростью. Мы поставили лазерный диск, она запела и я был счастлив.   Моя дочь Катя научила меня раскладывать пасьянс и я с увлечением предался этому, ранее недоступному для меня, занятию. Но что такое компъютер без принтера? С течением времени принтер был куплен, доставлен домой, подсоединён и чудо свершилось - я смог печатать. Приобретения проделали значительную дыру в семейном бюджете и мне пришла в голову мысль о том, что тратить такие деньги на то, что бы раскладывать пасьянс по меньшей мере неразумно. Проблему решила Катя. "Пиши мемуары"сказала она мне.   И мысль эта запала мне в голову   Писательским даром я не обладаю, я не графоман, честолюбивых замыслов увидеть свою фамилию на титульном листе не вынашиваю. Но с другой стороны - я жил в самые драматические годы истории нашей страны, был свидетелем, а иногда и участником многих интересных событий, в течение своей жизни встречался с множеством людей, среди которых были известные всему миру академики А. А. Богомолец и М. А. Лаврентьев, выдающиеся учёные Н. А. Фёдоров, И. М. Нейман, М. С. Вовси, Ю. В. Гулькевич, в числе моих учителей были профессора Л. З. Франк-Каменецкий, Н. Ф. Берёзкин, Б.С. Розанов, П. О. Андросов, П. Г. Брюсов.   Я был знаком с писателем Львом Абрамовичем Кассилем, более сорока лет дружу с его сыном Володей слава которого в реаниматологии ничуть не меньше писательской славы его отца. Основоположник реаниматологии академик В. А. Неговский учился вместе с моим отцом и бывая в Киеве у нас дома носил меня на руках.   Я был знаком и оперировал бывшего генерал-лейтенанта МГБ Л. Ф. Райхмана имя которого в 30-50 годах наводило ужас на соприкасавшихся с ним людей. Я жил в Москве, Киеве, Кривом Роге, на Косой Горе под Тулой, в Маймаксе под Архангельском, в Казани, в 1944 году был на фронте вместе с отцом, в 1945 году жил в Кёнигсберге, окончил школу в Москве, институт в Сталинабаде, 4 года проработал на Колыме, объездил, облетал её вдоль и поперёк, увидев такое, о чём можно было говорить шёпотом только с самыми близкими и проверенными людьми.   Окончив клиническую ординатуру в Центральном институте усовершенствования врачей я вот уже 40 лет работаю в одной из старейших московских больниц. Вероятно мне есть о чём рассказать. Если кто-нибудь, когда-нибудь прочтёт эти записки и проявит к ним интерес я буду вознаграждён.   Кроме того начав вспоминать события давно минувших дней я вдруг понял какое это увлекательное занятие. В памяти всплывают события давно забытые, одни воспоминания влекут за собой другие и в результате удаётся восстановить картину давно прошедшего времени Приношу извинения за злоупотребление местоимением Я, но это рассказ о моей жизни и говорить о себе в третьем лице негоже.   Итак, в путь, мой будущий читатель. Только тебе судить о том, что вышло из моей затеи.   Мои современники знают о своих корнях не далее третьего поколения. Я не исключение. Мой прадед со стороны отца Флориан Шапиро жил в Ровно. Он был женат дважды. От первого брака у него было два сына - мой дедушка Михаил Флорианович и его младший брат Аарон. Оба брата ушли в революцию. Аарон в возрасте 19 лет стал первым советским военным комендантом Киева и был расстрелян петлюровцами захватившими город.   Вторым браком прадедушка был женат на очень некрасивой, властной Женщине (я видел их на фотографии - красавец - прадед и некрасивая надменная Женщина - его жена). Вероятно в ней была примесь польской крови. От этого брака родились пять детей-сыновья Володя и Шура и дочери Андзя, Рузя и Минна. Володя и Шура сгинули в застенках НКВД. Бабушка Андзя была очень красива и сохранила свою красоту до глубокой старости. Она была руководителем концертных бригад, в которые она собирала известных артистов и разъезжала с концертами по всей стране. Все заработанные деньги она в течение одной ночи спускала в карты - она была страстной картёжницей.   Её сестру Рузю я не знал, но был знаком с внучкой Рузи - ослепительно красивой девушкой названной в честь бабушки Рузей. Жизнь её, впрочем, сложилась неудачно. Третья сестра Минна была так же красива. На её дочери МУРе женился мой дядя Шура, старший их сын Вова живёт в Петербурге, младший Юра вместе с своей семьёй и Мурой эмигрировал в Америку и процветает там.   Дедушка Миша окончил политехникум в Германии и по возвращении в Россию активно включился в революционное движение. Он был одним из организаторов вооружённых восстаний на Балтийском флоте, был арестован, бежал из Лукьяновской тюрьмы в Киеве, вновь арестован, приговорён к Ссылке в Холмогоры под Архангельском, Ссылку он отбывал вместе с Верой Фигнер. В книге её воспоминаний есть фотография на которой она запечатлена вместе с дедушкой. С этой фотографией связана такая история. В июле 1941 года дедушка, бабушка и я плыли в эвакуацию на пароходе"Вера Фигнер. " Разместились мы в трюме, в третьем классе. Я забрался в кают-кампанию и начал рассматривать лежащую на столе книгу воспоминаний Веры Фигнер. Увидев фотографию на которой были изображены Фигнер и дедушка я с детской экспансивностью закричал:    - Вот мой дедушка!   Находившийся в кают - кампании капитан спросил у меня:    - Где твой дедушка?   Я показал на фотографию   - А где он сейчас? - В трюме.   Дедушку и бабушку извлекли из трюма и поместили в каюту первого класса   Дедушка оставил о себе в Архангельске добрую память. Богатый купец Макаров, очень много сделавший для города, узнав, что дедушка инженер, поручил ему строительство тепловой электростанции. Дед спроектировал и построил её. Гонорар он передал в партийную кассу. После революции он стал Чрезвычайным Уполномоченным Совета Труда и Обороны. У него был поезд на котором он разъезжал по фронтам, состоял он из салона-вагона, вагона с охраной и платформы на которой помещался автомобиль. В Екатеринославе дед чуть не погиб, когда город был занят махновцами. После окончания гражданской Войны он был направлен на работу в торгпредство в Лондон, где он и бабушка прожили несколько лет.   Много лет тому назад в журнале"Огонёк" была фотография посла Майского с дедушкой приехавшими в Стратфорд-на Эвоне на Шекспировские торжества. В Москву он вернулся в 1927 году, несколько лет проработал заместителем председателя Кожсиндиката и по состоянию здоровья вышел на пенсию. Став персональным пенсионером он сотрудничал в Обществе политкаторжан и после его закрытия стал преподавать математику и физику в техникуме в Кунцеве. Этим он спас свою жизнь, в годы репрессий о нём забыли. Вспомнили о нём в 1938 году, его вызвал в ЦК Маленков и предложил ему занять высокую должность. Дед отказался, сославшись на нездоровье и этим спас свою жизнь вторично.   Человека назначенного на эту должность расстреляли спустя несколько месяцев. Дедушка был очень красив, высокий, седой - поседел он в 22 года. Ума он был выдающегося. В середине 20 годов он изобрёл приёмно-передающее устройство - прообраз современного Телевидения. Ввиду того, что в СССР реализовать это изобретение было невозможно правительство разрешило запатентовать его в Англии. Пользы от этого патента не было никакой, а в последующие годы вспоминать о нём было небезопасно. Дед был знаком с Лениным, его близким другом был Аарон Сольц, Председатель Комитета Партийного контроля, которого за его честность и бескомпромиссность называли Совестью партии.   В нашем доме на Маросейке бывали Ян Стэн, братья Довгалевские (Валериан Савельевич был послом во Франции). Жена Стэна красавица Валерия Львовна была близкой подругой бабушки и часто бывала у нас. Ян Стэн был близок к Сталину - преподавал ему философию и часто засиживался в Кремле. Он звонил нам домой, разговаривал по телефону с женой и передавал ей приветы от Сталина.   Все друзья дедушки погибли в годы репрессий. Покончил с собой Фушман, бросившись под поезд в Лосиноостровской. Его хоронил Сталин, на следующий день после похорон была арестована и отправлена на десять лет в лагерь его жена Ревекка Абрамовна. Стэн был арестован и расстрелян, Валерия Львовна была отправлена в лагерь на 10 лет. Сольц был отстранён от активной деятельности, по слухам сошёл с ума и умер в безвестности.   Бабушка моя Фанни Аароновна Мазель была родом из Вильно. Семья её была знаменита. В прошлом веке в Вязьме жил богатый и благополучный Еврей по имени рэб Иоселе Вязинер - Иосиф Вяземский. Он прославился тем, что собрал богатейшую библиотеку которая была широко известна в России и за её пределами.   Когда Евреев в России заставили взять себе фамилии он выбрал себе фамилию Мазель - по - еврейски счастье. У него было много детей и внуков, у тех тоже были дети и внуки и в результате все Мазели на земном шаре родственники и ведут своё происхождение от Иосифа Вяземского.   У бабушки были братья и сёстры. Один из братьев Зундель был неудачником от рождения. Евреям нельзя было жить вне черты оседлости, но имевшим высшее образование это разрешалось. Зундель купил себе диплом зубного врача и решил обосноваться в Петербурге. Для отвода глаз ему пришлось оборудовать в своей квартире зубоврачебный кабинет. Первым посетителем этого кабинета оказался полицейский пристав у которого разболелись зубы. Это был первый и последний день как зубоврачебной карьеры, так и проживания Зунделя в столице.   Все остальные его начинания носили такой же характер. Естественно, что ничем, кроме принадлежности к знаменитой фамилии Зунделю хвастать было нечем. Однажды он пригласил к себе домой (дело было в Вильно) своего приятеля Иосифа Шлейме и начал ему рассказывать о своём знаменитом предке. Моему отцу было тогда лет девять и озорником он был отчаянным. "Витенька - позвал его Зундель - ты конечно знаешь кто такой рэб Иосиф Вязинер?""Конечно знаю - ответил озорник - это известный Виленский сумасшедший. "   На внучке Зунделя Жене первым браком был женат мой дядя Шура. Плодом их недолгого брака стал мой любимый двоюродный брат Миша. Второй раз он женился на дочери Минны МУРе. Таким образом в первый раз он женился на своей троюродной сестре со стороны матери, второй раз на двоюродной сестре со стороны отца. Обе они жили в Ленинграде, учились в одной школе, сидели на одной парте и не подозревали о своём родстве. Я видел школьную фотографию на которой Женя и Мура изображены играющими в школьном спектакле. Вопреки законам генетики их дети на редкость удачны. Они унаследовали от дедушки Миши блестящие математические способности, Миша помимо этого прекрасный художник - дизайнер, Вова очень серьёзный программист, Юра занимавшийся программированием стал специалистом в области маркетинга.   Я очень люблю своих братьев и наши редкие встречи с ними превращаются для меня в праздник. Вся жизнь бабушки была посвящена деду и мне. Меня она любила, как своего сына - я слишком рано оказался у неё на руках и мне она отдала всё тепло своего сердца. Других своих внуков она никогда не видела.   Свою бабушку со стороны матери - Берту Романовну Чернину я помню смутно. Она приезжала к нам погостить на Косую Гору под Тулой. Деда я никогда не видел. В семье были четыре дочери - Роза, любимая сестра моей мамы, Соня, Таня и Мария - моя мать. Мама родилась в Орле в 1909 году, затем семья переехала в Астрахань.   Мой отец Виктор Михайлович Шапиро родился в Вильно 29 января 1909 года. Его младший брат Шура родился в 1912 году. Братья любили друг друга, были необычайно шкодливы. Рассказы о их проделках всегда сопровождались хохотом. Они учились в знаменитой 327 школе в Большом Вузовском переулке (бывшая Annen schule). Шура был изгнан из школы в 8 классе за различные антипедагогические художества. Он сдал экзамены в МВТУ обогнав таким образом папу, который учился в выпускном классе.   Коронным номером Шуры запомнившемся в школе на долгие годы был случай, когда он удрав с лекций забрался на крышу расположенного напротив школы здания и распивал пиво заедая его булкой с колбасой на глазах у несчастных школяров и разъярённых педагогов. Бессменный директор этой школы Аполлон Фёдорович не хотел принимать меня в первый класс, памятуя о моей плохой наследственности и лишь чары бабушки Андзи, перед которыми он не мог устоять, решили дело миром. После окончания школы отец поступил во 2-й МГУ на медицинский факультет.   Он был комсомольцем и увлёкся Политикой и его кумиром, как я узнал от него много лет спустя, был Троцкий. Отец дружил с Лёвой Енукидзе - племянником Авеля Енукидзе и с его студенческой компанией. За участие в студенческой демонстрации 7 ноября 1927 года он был арестован и сослан в Шадринск. Там он познакомился с красивой девушкой - Машей Черниной, которая работая в Астрахани машинисткой и будучи очень далека от Политики перепечатала листовку не ортодоксального содержания, за что и была отправлена в Ссылку. Они полюбили друг друга и после отбытия Ссылки в Москву уехали вместе. Они поженились когда им ещё не было 20 лет и через положенное время на свет появился я.   Бабушка была не в восторге от того, что в 40 лет её, молодую и очень красивую Женщину, сделали бабушкой и поэтому мне строжайше было запрещено называть её этим именем и велено было звать её тётей Фаней, дедушку дядей Мишей. Отца я соответственно звал Витькой, мать Машкой. На этих условиях бабушка согласилась признать меня. Так они до последнего дня их жизни и звались мной. Любили дед и бабушка меня, как мне кажется, больше своих сыновей, да и хлопот у них со мной было больше, чем с своими сыновьями.   Я родился 17 ноября 1929 года в Москве, в роддоме на Солянке, в 7 здании, где сейчас помещается Академия Медицинских Наук. Родился я восьмимесячным, но зато в рубашке. В связи с моим появлением на свет возникли проблемы, месяц меня держали в инкубаторе и лишь после этого отдали маме. В родильном доме меня называли перцем, я был горластый и вслед за мной начинали голосить все остальные недоноски. Тем, что меня выходили я обязан своему дяде - Бенедикту Иосифовичу Баданову, мужу любимой бабушкиной племянницы Дорочки. Бенедикт Иосифович был известным педиатром, учеником академика Георгия Нестеровича Сперанского, консультантом родильного дома в котором его боготворили.   Оказавшись на руках у мамы я быстро был препровождён в бабушкины руки т.к. мама работала секретарём Наркома Финансов[?] Манцева, папа учился на втором курсе университета и им было не до меня. Бабушка вырастила меня. Помню я себя лет с трёх. Помню себя зимой на руках у бабушки, я смотрю в окно на дымящиеся трубы и говорю:"Чайники пикят, чайники пикят. " Я решил, что кипят чайники. "Юрочка, ты в садик собираешься?"- спрашивает меня бабушка. "Смасла"отвечаю я ей -"на аботу, на занятия!. " (С ума сошла, на работу, на занятия).   Парнишкой я был занятным, большим вруном и фантазёром. Больше всех на свете после дедушки, бабушки, Витьки, Машки и дяди Шуры я любил свою троюродную сестру Женю - дочь дяди Бенедикта и тёти Доры. Она на три года старше меня, мы росли вместе, я влюблялся во всех её школьных и дачных подруг, ближе Жени родственников у меня не было. Так всё и осталось по сегодняшний день, Женя и её семья самые родные и близкие для меня, Нели и Кати. Я очень любил её родителей и они платили мне тем же. После Смерти бабушки в Москву я приезжал к ним, ближе их у меня никого не было и они всегда принимали меня тепло и сердечно.   В Университете отец познакомился и подружился на всю жизнь с Олегом Богомольцем, сыном всемирно известного патофизиолога академика Александра Александровича Богомольца. Дружба эта породила впоследствии многие глобальные перемены в жизни нашей семьи. Они проводили всё своё время вместе. Сколько я помню себя, столько я помню Богомольцев, их гостеприимный дом на Сивцевом Вражке где я так любил бывать. Я любил Олега, любил его мать - тётю Олю, её прекрасное, благородное лицо стоит у меня перед глазами и её низкий, с непередаваемыми интонациями голос звучит в моей памяти и сегодня. Александра Александровича я побаивался, он был строгим, зато тётя Оля была воплощением красоты и доброты.   Излишняя полнота не портила её, оторвать глаза от её прекрасного лица было невозможно. Она была дочерью известного художника Беклемишева, в квартире на Сивцевом Вражке на стене висел портрет её матери, написанный отцом - величавая красавица смотрит с него.   Тётя Оля была очень похожа на свою мать   Александр Александрович Богомолец родился в Лукъяновской тюрьме в Киеве. Его мать, народоволка Софья Богомолец была приговорена к каторжным работам по делу Южно-Русского рабочего Союза и сослана в Сибирь. Её муж, Александр Михайлович Богомолец поехал вслед за ней в Сибирь и поселившись рядом с каторгой воспитывал маленького Сашу. После Смерти жены он с сыном вернулся на Украину. Александр Александрович с отличием окончил Новороссийский Университет в Одессе, был учеником выдающихся учёных Подвысоцкого, Воронова, Тарасевича.   Защитив докторскую диссертацию посвящённую роли надпочечников в процессах происходящих в организме человека Александр Александрович получил кафедру патологии в Саратовском Университете. Он явился создателем новой отрасли науки - патологической физиологии и создал блестящую школу патофизиологов в которую входили его ученики Н. Н. Сиротинин, Р. Е. Кавецкий, И. М. Нейман, Л. Р. Перельман. О. А. Богомолец, Н. Б. Медведева, Н. Н. Горев, В. А. Неговский, А. А. Багдасаров, мой отец, И. А. Ойвин, Н. А. Фёдоров.   Переехав в Москву А. А. Богомолец возглавил кафедру патофизиологии в 2-м Медицинском институте, а в 1931 году в связи с избранием его Президентом Украинской Академии Наук переехал в Киев. Александр Александрович был великим учёным - его учение лежит в основе таких наук, как трансфузиология, геронтология, реаниматология, его идеи не потеряли своего значения до сегодняшнего дня. Став Президентом Украинской Академии Наук Александр Алесандрович обладавший огромным научным диапазоном и умением смотреть далеко вперёд поддержал и дал возможность развивать первые исследования по атомной энергии в стране, проводимые будущим академиком Лейпунским.   Он провёл Украинскую Академию Наук сквозь тяжелейшие тридцатые годы с минимальными для неё потерями. Будучи человеком глубоко порядочным Александр Александрович не терпел проходимцев в науке - он препятствовал всесильному Лысенко войти в состав Украинской Академии, в свою очередь Украинскаяя Академия воспрепятствовала Лысенко, после Смерти Александра Александровича стать её Президентом, избрав на этот пост Палладина. Александр Александрович был политическим деятелем, его имя на Украине пользовалось широчайшей известностью. Он был блестящим организатором- благодаря его усилиям Академия Наук без потерь эвакуировалась в Уфу и продолжила там свою работу-а ведь это были десятки Институтов.   В 1943 году, после освобождения Киева Украинская Академия Наук была под его руководством реэвакуирована и очень быстро восстановила свой потенциал. На жизнь Александра Александровича в Киеве были совершены покушения бандеровцами, спас его Глеб, его многолетний шофёр, мастерски выведший машину в которой ехал Александр Александрович из под обстрела. В жизни Александр Александрович был человеком дружелюбным, любил, когда в его доме были приятные ему люди и в эти моменты преображался - становился весёлым, искрился остроумием.   Я помню, как он расскказывал историю происшедшую с ним в Крыму, где он был на отдыхзе. Он должен был уезжать в Симферополь и директор санатория попросил его подвезти до вокзала отдыхающего у которого, как и у Александра Александровича закончился срок пребывания в санатории. Александр Александраович согласился, к машине подошёл грузный украинец с чемоданом в руках. Алесандр Александрович протянул ему руку и представился:"Богомолець". " Не треба"ответил ему его невольный попутчик. "Як не треба?" поразился Александр Александрович. "Та ни, це моё фамилиё Нетреба. ".ответил ему тот. Они смеялись всю дорогу до Симферополя. О доброте, благородстве, человечности Александра Александровича можно рассказывать часами.   Дача Богомольцев была в Староселье, под Киевом, на берегу Днепра. На другом берегу была дача Хрущёва, который любил Богомольца и относился к нему с большим уважением. Катя, внучка Александра Александровича, рассказывала мне, как Хрущёв приехал в Староселье и очень веселился щипая за попки маленькую Лену и Катю ..   Олег Александрович остался в моей памяти, как один из самых красивых людей, которых я когда-нибудь встречал в своей жизни. Высокий, унаследовавший от своих родителей самые лучшие их черты, умный и талантливый человек, Олег Алесандрович становился центром внимания любого общества в которое он попадал. В старости он стал похож на отца. Он был женат дважды, первой жены его я не помню, они разошлись ещё до нашего переезда в Киев. Второй женой его стала Зоя Вячеславовна Снежкова, одесситка, наполовину гречанка. Богомольцы были русскими дворянами, в Ольге Георгиевне, судя по её девичьей фамилии, была примесь татарской крови, так, что Катя и её сестра Саша унаследовали русско-украинско-татарско-греческий коктейль   Олег Александрович стал, как и его отец патофизиологом, но в нём пропадал талантливый инженер, он прекрасно знал математику и физику и вообще был разносторонне образованным человеком. Одно время он был представителем Украины в Организации Объединённых Наций и много лет провёл в Женеве и Нью-Йорке. Человек необычайно привлекательный, он пользовался большим успехом у Женщин. Родители рассказывали мне, что на него имела виды дочь Первого Секретаря ЦК Украины Кириченко и к Зое приставили офицера МГБ, который должен был её скомпрометировать, но из этой затеи ничего не вышло.    Олег Александрович дружил с моими родителями, любовь их друг к другу была искренней и взаимной. Александр Александрович умер в 1946 году, тётя Оля в 1955 году, Олег Александрович пережил моего отца на несколько лет. Самые светлые воспоминания моей жизни связаны с этой семьёй. Дом Богомольцев был единственным в своём роде в Москве. Они жили широко и открыто, были гостеприимными и хлебосольными.   Этажом выше жила семья профессора Александра Филипповича Самойлова с дочерями которого Верой и Аней дружба сохранилась на всю жизнь. Мой отец стал учеником Александра Александровича и когда Богомольцы переехали в Киев в связи с избранием Александра Александровича Президентом Академии Наук Украины, перевёлся в Киевский Медицинский институт и мама и я уехали в Киев вместе с ним. Я очень хорошо помню наш отъезд, мы приехали на вокзал в последний момент и Олег передавал меня моим легкомысленным родителям через окно уже двигающегося поезда - меня чуть не забыли. В Киеве мы жили в одном доме с Богомольцами, на одной лестничной клетке. Я быстро освоился. Компанией малышей верховодил Володя Багдасаров, сын Андрея Аркадьевича Багдасарова, будущего академика и директора института переливания крови.   Володя был старше нас и был отъявленным хулиганом. Однажды он подговорил нас забраться на 4 этаж, открыть краники и оросить идущего домой аккадемика Николая Дмитриевича Стражеско, что мы с большим удовольствием сделали, за что были немилосердно выдраны. Судьба Володи трагична. В первые дни Войны его призвали в армию. Спустя некоторое время Андрей Аркадьевич вернувшись домой обнаружил там Володю. Андрей Аркадьевич был в ужасе, времена были такие, что за самовольный уход из части могли расстрелять. Спас Володю Пётр Лазаревич Сельцовский, до Войны работавший в хирургической клинике института переливания крови вместе с С. И. Спасокукоцким. Пётр Лазаревич стал Главным хирургом ВВС. Он отправил Володю в Военно-Медицинскую Академию, которая в то время была в Средней Азии. Володька умудрился вылететь и оттуда.   Старенький академик Орбели, начальник Академии командовал:"Академия смирно!. " Из рядов донёсся голос Володи Багдасарова:"Академия вольно!. " Ввиду того, что в одной Академии не может быть два начальника, Володю отчислили, но отец устроил его во 2-й медицинский институт в Москве, который тот благополучно окончил. Володя женился на дочери крупного военноначальника, погибшего во время Войны и поступил в только что открывшуюся Высшую дипломатическую школу. Он окончил Иранское отделение и много лет вещал на Иран по Московскому радио. В конце концов ему это надоело и он вернулся в медицину, стал судебно-медицинским экспертом. Он увлёкся подводным плаванием, стал инструктором.   Однажды он во время отпуска поехал в Рязанскую область и решил обследовать озеро, на берегу которого остановилась группа подводных пловцов. Он одел акваланг, маску, ласты и нырнул в воду. Прошло время, у него должен был закончиться воздух в баллонах. Он не вернулся. Его нашли спустя несколько дней, он заплыл в сифон из которого не смог выбраться. Его родители не надолго пережили его.   Сведениями о том, что мне не следовало знать, я обязан ему   У Богомольцев был цепной пес по кличке Погон. Его боялись все, но у меня с ним были дружеские отношения. Как-то утром гуляя во дворе я увидел выходящего из дома Александра Александровича и решил завести с ним светскую беседу. "Сан Саныч, сказал я ему, Погон уже пролаял. " Затем, решив, что информации сообщённой ему, для поддержания светской беседы маловато, я поделился с ним знаниями, подчерпнутыми мной в лексиконе Володьки Багдасарова. Смысла сказанного я, естественно, не понимал. Александр Александрович сначала оторопел, а затем начал так хохотать, что из дома выскочили Олег и мой отец. Отхохотав Александр Александрович ушёл на работу, а Олег и папа выяснив в чём дело, тоже начали хохотать. Тем не менее я был выдран.   Однажды Ростислав Евгеньевич Кавецкий с любовью смотрел на свою дочь Наташу. "Что ты на меня смотришь кобылой?"- спросила его Наташа. "Доченька, кто тебя научил этому?" - возопил потрясённый отец. "Юа, мой геой"с гордостью ответила она. Олег Богомолец направляясь домой снял меня с трамвайной"колбасы"в двух остановках от дома. Драли меня в четыре руки. В другой раз я исчез. В Академии Наук был приём, из подвала нашего дома на Виноградной выкатили бочку с пивом, погрузили её на подводу и повезли в Академию. Я в одних трусах (дело было летом) уселся на эту подводу и приехал к месту назначения. Бочку закатили в банкетный зал (при моём участии), я утомился, залез под стол и уснул. Александр Александрович поднял на ноги всю киевскую милицию. В разгар банкета я проснулся, вылез из под стола и с рёвом кинулся к Александру Александровичу.   Успех был потрясающим, такого хохота в Украинской Академии не было за всё время её существования. Родители мои были так счастливы, что я нашёлся, что меня не выдрали. Как-то раз к Ольге Георгиевне пришла смущенная Людмила Владимировна - мать Володи Багдасарова. "Что происходит у Вити и Маши?" - спросила она. Пришёл Юрка и сказал:"Людмила Владимировна, дайте мне пожалуйста котлету, Машка меня совсем не кормит. " С моей стороны это было враньё чистой воды. Котлету мне дали и только вмешательство тёти Оли спасло меня от заслуженной порки. Жили мы в Киеве весело, часто на катере Олега плавали по Днепру, ездили на"Старик" - остров на Днепре, где купались и загорали.   Я хорошо помню Игоря Ищенко, Юру Елецкого, Нину Борисовну Медведеву (она была любовницей Александра Александровича, из-за неё Ольга Георгиевна большую часть года жила в Москве и семья сохраняла видимость благополучия). Нина Борисовна была внешне неинтересна, но она была очень способной и обладала феноменальной памятью. Меня она не видела лет тридцать. Я приехал в Киев в 1962 году и Зоя (жена Олега) и я столкнулись с ней на лестнице. Зоя поздоровавшись с ней сказала:"Держу пари, что Вы не узнаете этого молодого человека. ". "Отчего же, ответила Нина Борисовна - это Юра Шапиро. "   Я был потрясён   В 1932 году отец и Олег окончили Медицинский институт. Не обошлось без курьёзов. Самой серьёзной проблемой были для них инфекционные болезни. Профессор Зюков, которому они должны были сдавать экзамен, славился строгостью и два лоботряса приуныли. Пришлось идти на поклон к Ольге Георгиевне. Зюков был приглашён в гости и между прочим Ольга Георгиевна посетовала на то, что Олег и Виктор совсем извелись за время экзаменов. " Поделать я ничего не могу, сказал Зюков, но на всякий случай пусть учат дифтерию. " На экзамене Зюков не отличавшийся хорошей памятью начал спрашивать у Олега дизентерию. Олег вылетел с экзамена через пять минут, папа продержался и того меньше. Разъярённая супруга профессора Зюкова дома объяснила ему всю глубину его склероза и на следующий день смущённый профессор принял у Олега и Виктора экзамен. Папе инфекционные болезни всё же пришлось выучить так как через несколько лет он стал заведовать инфекционным отделением Косогорской больницы под Тулой.   Из Киева мы уехали в 1934 году и переехали в Кривой Рог, где отец работал на скорой помощи. Самым памятным эпизодом моей жизни в Кривом Роге был случай натурального обмена новых резиновых галош (большой дефицит в то время) на глиняную свистульку у старьёвщика. Произведя этот чрезвычайно выгодный с моих позиций обмен я всё таки сообразил, что сделал что-то не то и придя домой днём улёгся в постель. Мама увидев меня днём в постели быстро выяснила всю Правду и под аккомпанимент моего рёва бросилась разыскивать старьёвщика, но того и след простыл.   В 1935 году мы переехали на Косую Гору под Тулу, где отец стал работать в больнице Косогорского Металлургического комбината. Мы получили квартиру в новом доме. Окружение было блестящим. Нашими соседями были старики Краевские, родители известного патологоанатома Николая Александровича Краевского. С академиком Николаем Александровичем Краевским я встретился через много лет в Центральном Институте усовершенствования врачей. В доме напротив жил с своей семьёй выдающийся хирург Борис Сергеевич Стечкин. Его сыновья учились в школе и были намного старше меня. Один из них стал конструктором оружейником, создал пистолет Стечкина. Брат Бориса Сергеевича был известным авиаконструктором.   Через много лет я понял, почему мы так часто переезжали с места на место и почему в небольшом посёлке под Тулой собрался цвет интеллигенции того времени. Начались годы репрессий. Как только начинались аресты отец уезжал в очередной медвежий угол. Все перечисленные выше жители нашего дома были ссыльными (в те либеральные времена ссылали поистине в места не столь отдалённые). Через много десятилетий наши московские соседи пригласили Нелю и меня поехать с ними на машине в Ясную Поляну.   Я много раз бывал там в детстве, отец лечил одну из дочерей Толстого. На обратном пути мы заехали на Косую Гору, я разыскал наш дом, дом Стечкиных, больницу в которой работал отец. Память не подвела меня. Курьёзы случались довольно часто. В Туле жил приятель дедушки и бабушки Иван Николаевич Гринер. Он был венерологом, у него был свой дом в котором был кабинет в котором он вёл приём больных. Он показал мне свой кабинет в котором стояло гинекологическое кресло и шкафы с инструментами, в основном влагалищными зеркалами. Восхищённый этим великолепием я начал говорить, что дедушке, который в это время болел нужно приехать в Тулу и непременно лечиться у Ивана Николаевича.   Речка Воронка протекавшая неподалёку от нашего дома брала начало от градирен комбината, в неё спускали горячую воду и купаться в ней можно было до глубокой осени. Однажды под вечер в дверь нашей квартиры раздался стук. Мама открыла дверь и чуть не упала в обморок - в коридоре стояли два абсолютно голых мужчины, один из которых прикрывал стыд ботинком, второй пригласительным билетом на торжественное заседание, которое должно было состояться в Туле по поводу октябрьских праздников.   Оказалось, что они приехали из Тулы искупаться в тёплой и, как считалось, целебной воде, вещи оставили на берегу, забрались в речку и предались блаженству. Их обокрали, причём не лишённые чувства юмора воры оставили им минимум вещей - ботинок и пригласительный билет. До темноты они просидели в воде и затем отправились за помощью. Папа вызвал машину скорой помощи и любителей тёплых ванн отвезли на ней в Тулу.   Мы часто ходили в усадьбу Толстого. Папина пациентка подарила ему букет роз, они стояли у нас дома и их лепестки я положил в книгу Лежара"Неотложная Хирургия. " Через много лет штудируя это великолепное руководство я обнаружил между страницами засохшие лепестки розы, а на полях книги написанные детским почерком буквы - я учился писать. Читать я начал рано, лет в шесть, первой прочитанной книгой был"Золотой ключик. " По странному совпадению моя дочь Катя тоже начала обучение чтению с этой книги. После того, как я начал читать проблем со мной у родителей не было, читал я запоем всё, что попадалось под руку.   На Косой Горе я научился плавать. Мы катались с папой на лодке и он бросил меня в воду. Я не успел испугаться, начал лупить по воде руками и ногами и поплыл. Плавал я хорошо и Воронка стала первой рекой которую я переплыл. Проделал это я в полном одиночестве и очень, благодаря этому, вырос в собственных глазах. В этой же речке я чуть не утонул, причём у самого берега. В меня вцепилась не умевшая плавать племянница Краевского и мы начали тонуть вместе. К счастью это увидел один из сыновей Стечкина и вытащил нас на берег.   Зимой папа заболел ангиной и у него образовался заглоточный абсцесс. Дедушка привёз из Москвы отоляринголога и тот у нас дома вскрыл у отца гнойник. Гной хлынул ручьём. Мне было очень жаль отца, но интересно смотреть на операцию. В конце августа 1936 года дедушка и бабушка увезли меня в Москву.   1 сентября я пошёл в школу Оглавление   www. pseudology. org