М.: Вече, 2004. - 496 с, илл. (16 с.), ISBN 5953302673 Николай Михайлович Коняев Гибель красных Моисеев. Начало террора Глава пятая. В подвалах ЧК Революция - суровая школа. Она не жалеет позвоночников, ни физических, ни моральных. Л.Д. Троцкий Вы вот пишете - нельзя связанною человека убивать, а я этого не понимаю. Как, почему нельзя? Иногда нельзя, иногда можно... В.В. Боровский Со следственными делами ЧК за 1918 год можно знакомиться, изучая их в архивах, можно просто читать изложение этих дел в "Красной книге ВЧК" или сборниках "Из истории ВЧК" - результат не меняется. Разумеется, из архивных дел в разные стороны торчат живые человеческие судьбы, которые подручные Феликса Дзержинского и Моисея Урицкого обламывали и коверкали, втискивая в придуманные ими контрреволюционные заговоры, а в сборниках те же самые сюжеты палачисочинители попытались представить уже в готовом виде. Тем не менее счистить запекшуюся кровь они не сумели, и эта кровь и сейчас проступает на чекистских "сочинениях". 1. В Фнце мая, когда чекисты Петрограда взялись за титаническую работу по "перебору людишек" в городе, Феликс Эдмундович Дзержинский со своими подручными решил "раскрыть" в Москве контрреволюционный заговор "Союза защитыТодины и свободы". Союз такой действительно создал (пытался создать? рассказывал, что создал?) знаменитый террорист Борис Савинков1, но сам Савинков был великим фантазером и не столько 1 Речь идет о "Народном союзе защиты Родины и свободы", беспартийной организации, объединившей в основном офицеров и студентов под лозунгом "Земля - народу, власть - Учредительному собранию". Союз собирал добровольцев для Северной Добровольческой 164 организовывал, сколько фантазировал на темы организации, а ловить его самого было хлопотно, и Дзержинский решил пойти по другому пути. В середине мая "одна из сестер милосердия" Покровской общины поведала командиру латышского стрелкового полка в Кремле, что скоро латышских стрелков ожидает беда, потому что влюбленный в нее юнкер Иванов собирается поднять в Москве восстание. Насмерть перепуганный командир латышских стрелков отправил девушку в ВЧК к товарищу Дзержинскому И хотя все это: и сестра милосердия, и влюбленный юнкер Иванов, и восстание, которое он собирался поднять в Москве, поскольку сестра милосердия изменяла ему с командиром полка латышских стрелков, - более подходило для жалостливого городского романса, Феликс Эдмундович Дзержинский приказал арестовать юнкера Иванова. Влюбленного юнкера чекисты схватили в квартире № 9 дома № 3 по Малому Левшинскому переулку. В квартире во время обыска было обнаружено еще 13 человек, которые сразу были объявлены заговорщиками, поскольку чекисты нашли бумаги, "неопровержимо" доказывающие их контрреволюционные замыслы. Вот перечень этих бумаг: "набросок схемы построения пехотного полка", перепечатанная на машинке "программа "Союза защиты Родины и свободы", "картонный треугольник, вырезанный из визитной карточки с буквами О. К.", "пароль и адреса" в городе Казани1. Самая роковая здесь улика - перепечатанная на машинке "программа "Союза защиты Родины и свободы", которую, повидимому, чекисты и принесли в квартиру № 9 дома № 3 по Малому Левшинскому переулку. Другие улики, вроде наброска схемы построения пехотного полка или картонного треугольника, вырезанного из визитной картонки с буквами О. К., можно найти в любой мусорной корзине. армии. Главнокомандующего у армии не было, им как бы считался генерал Алексеев, начальником штаба - полковник Перхуров, К маю в "Народном союзе зашиты Родины и свободы", по явно преувеличенным сведениям Б.В. Савинкова, насчитывалось около пяти тысяч человек. 1 МЧК. Из истории Московской чрезвычайной комиссии. Сборник документов (19181921). М.: Моск. рабочий, 1978. С. 38. 165 Ну а такая улика, как "пароль и адреса" в городе Казани... Пароль этот на крышке стола, что ли, был вырезан? Или, может, вырублен над входом, чтобы его можно было найти при обыске? Тем не менее под давлением сих "неопровержимых" улик и воздействием чекистских кулаков влюбленный юнкер Иванов сознался, что был введен в "Союз защиты Родины и свободы" Сидоровым, а в самом Союзе состоят офицеры - Парфенов, Сидоров, Пинки, Висчинский, Никитин, Литвиненко, Виленкин, Олейник с отцом, Коротаев и Шингарев. Организатором же, как сообщил избитый чекистами юнкер, был Альфред Пинки1. Альфреда Пинки арестовали, когда тот вернулся из деревни. На допросе он согласился выдать всю организацию, если ему будет сохранена жизнь. Показания Пинки настолько дики и нелепы, что вполне могли бы быть приняты за пародию на чекистский роман, если бы не являлись документом. "Ввел меня в организацию Гоппер Карл Иванович, - рассказывал Альфред Пинки. - Наша организация придерживается союзнической ориентации, но существует еще и немецкая ориентация, с которой мы хотели установить контакт, но пока еще не удавалось. Эта немецкая ориентация самая опасная для Советской власти. Она имеет много чиновников в рядах советской организации. Во главе этой организации стоит от боевой группы генерал Довгерт. В курсе дела инженер Жилинский. По данным, исходящим из этой ориентации, Германия должна была оккупировать Москву в течение двух недель (к 15 июня). В этой же организации работает князь Кропоткин, ротмистр, и полковник генерального штаба Шкот. Эта организация имеет связь с Мирбахом... Цель этой организации - установить неограниченную монархию"2. Рассуждать, зачем руководителю подпольной организации, ставившей своей целью продолжение войны с Германией, устанавливать связь с организацией немецкой ориентации, имеющей связь с Мирбахом, Альфред Пинки не стал, 1 Б Савинков в своих воспоминаниях произвел его в капитаны 2 Красная книга ВЧК М Политиздат, 1989 Т 1 С 52 166 а Феликс Эдмундович Дзержинский не переспрашивал. Некогда было обращать внимание на подобные мелочи, надо было записывать адреса и приметы, которыми так и сыпал Пинки. "Наша организация называлась "Союзом защиты родины и свободы". Цель - установить порядок и продолжать войну с Германией. Во главе нашей организации стоит Савинков. Он побрился, ходит в красных гетрах и в костюме защитного цвета. Начальник нашего штаба Перхуров. Савинков ходит в пальто защитного цвета и во френче, роста невысокого, брюнет, стриженые усики, без бороды, морщинистый лоб, лицо темное. Сильное пособие мы получали от союзников. Пособие мы получали в деньгах, но была обещана и реальная сила"... Любопытно, но и в чекистской записи получается, что вся антисоветская деятельность "Союза защиты Родины и свободы" относилась его организаторами на тот момент, когда власть большевиков будет ликвидирована, после оккупации немцами Москвы: "Наши планы были таковы: при оккупации Москвы немиами уехать в Казань и ожидать там помощи союзников. Но союзники ожидали, чтобы мы создали правительство, от лица которого бы их пригласили официально. Правительство было уже намечено во главе с Савинковым. Цель - установить военную диктатуру". Хотя в раскрытом Дзержинским "Союзе защиты Родины и свободы" все было устроено строго конспиративно, и один человек должен был знать только четырех, сам Пмнки знал всех заговорщиков и в Москве, и в Казани. "Казанская организация насчитывает 500 человек и имеет много оружия. 29 числа (мая) отправились в Казань квартирьеры. Явиться они должны по адресу - Северные номера, спросить Якобсена. отрекомендоваться от Виктора Ивановича для связи с местной организацией. Из политических партий к нашей организации принадлежат: народные социалисты, социалреволюционеры и левые кадеты, а сочувствовали даже меньшевики, но оказывали помощь только агитацией, избегая активного участия в вооруженной борьбе. По Милютинской, д. 10, живет фон дер Лаушщ, он служит в Красной Армии начальником эскадрона. Он тоже состоит в организации. 167 Торговопромышленные круги принадлежат к немецкой ориентации. Наш главный штаб имеет связь с Дутовым и Деникиным, ставшим на место Корнилова. Новое Донское правительство - работа Деникина. Из адресов я знаю Виленкина, присяжного поверенного: Скатертный пер., д. 5а, кв. 1. С ним связь поддерживал Парфенов. Он - заведующий кавалерийскими частями. На Левшинском, д. 3, был штаб полка. Право заходит" туда имели только начальники и командиры батальона. Один человек должен был знать только четырех. Все устроено строго конспиративно. Все идет только через несколько рук. Адрес главного штаба - Остоженка. Молочный пер., д. 2, кв. 7, лечебница (между 12-2). Троицкий пер., д. 33, кв. 7, Филипповский, полковник (спросить поручика Попова, где живет Филипповский). рекомендация от Арнольдова. Начальник продовольственной милиции Веденников тоже состоял в организации. Через него получались оружие и документы. Цель вступления в продовольственную милицию - получить легальное существование, вооружение и документы... Пока в составе дружины были только офицеры. В пехоте нашей числилось в Москве 400 офицеров. Сколько было кавалерии - не знаю. Из наших людей часть работает в Кремле. По фамилии не знаю. Один из них по виду высокого роста, брюнет, георгиевская петлица на шинели, лет 23-24, стриженые усы, без бороды. . В гостинице "Малый Париж", Остоженка, д. 43, можно встретить начальника штаба и тех, кто с докладом приходил. Там живет Шрейдер, офицер, принимает между 4-5, спросить Петра Михайловича"...1 Сообразив, видимо, что одного только намерения создать правительство для приглашения в Казань союзников, да и то лишь после захвата Москвы немцами, маловато для контрреволюционного заговора, чекисты попросили Пинки вспомнить о непосредственной боевой работе "Союза". Альфред Пинки вспомнил: "В 19 верстах от Москвы по Нижегородской жел. дор. име 1 Там же. Т. 1.С. 5253. 168 ется дача, в которую недавно переселилась одна парочка. Недалеко от дачи на железной дороге два моста, под которыми подложен динамит в целях взрыва советского поезда при эвакуации из Москвы. Бол. Николаевская, д. 5, кв. 7, спросить Гусева. В его ведении состоят все склады оружия в Москве. Прием от 1-З"1. Чрезвычайно трогательны эти заминированные "недалеко от дачи" железнодорожные мосты. Пинки ломнил даже цвет гетр Савинкова, но при этом координаты железнодорожных мостов исчисляет от дачи, в которую недавно переселилась одна парочка. Хотя и насчет Гусева, в ведении которого состоят все склады оружия в Москве и который "принимает от 1-3", тоже неплохо сказано. Сразу чувствуется настоящий конспираторзаговорщик. Рассказал Пинки и о стратегических планах организации. Он настолько полно осведомлен о планах японцев, англичан, французов и американцев, что у чекистов вполне бы могло возникнуть подозрение, а не он ли, Адьфред Пинки, и составлял планы английского, французского, американского и японского генштабов: "Наши организации имеются в Ярославле, Рязани" Челябинске и приволжских городах. Было условлено, что японцы и союзники дойдут до линии Волги и тут укрепятся, лотом продолжат войну е немцами, которые, по данным нашей разведки, в ближайшем будущем займут Москву. .Отряды союзников составлялись смешанные, чтоб ни одна сторона не имела перевеса. Участие должны были принимать американцы. Семеновские отряды пока действовали самостоятельно, но связь все же хотели установить"2. Сценарий "раскрытого" Дзержинским дела "Союза защиты Родины и свободы" вполне мог соперничать по своей нелепости с таким же высосанным из пальца Урицкого делом "Каморры народной расправы". Но поразительно. По мере ликвидации этого придуманного Дзержинским "Союза", "Союз" как бы материализуется. Самому Борису Савинкову начало казаться тогда, что это его людей и арестовывают чекисты... 1 МЧК. Из истории Московской чрезвычайной комиссии. Сборникдокументов {1918-1921). М.: Моск. рабочий, 1978. С. 39-40. 2 Там же. С. 4041. 169 "...Опасность началась с приездом в Москву германского посла графа Мирбаха, - пишет он в воспоминаниях. - С его приездом начались и аресты. Уже в середине мая полковник Бреде предупредил меня, что в германском посольстве сильно интересуются "Союзом", и в частности мною. Он сообщил мне, что, по сведениям графа Мирбаха, я в этот день вечером должен быть в Денежном переулке на заседании "Союза" и что поэтому Денежный переулок будет оцеплен. Сведения графа Мирбаха были ложны... На всякий случай я послал офицера проверить сообщение полковника Бреде. Офицер действительно был остановлен заставой. Когда его обыскивали большевики, он заметил, что они говорят между собой понемецки. Тогда он понемецки же обратился к ним. Старший из них, унтерофицер, услышав немецкую речь, вытянулся во фронт и сказал: "Zu Befebl, Herr Leutnant" (слушаюсь, господин лейтенант). Не оставалось сомнения в том, что немцы работают имеете с большевиками"1. Обратите внимание, что Савинков, хотя и говорит, что сведения графа Мирбаха были ложны и значит никакого заседания "Союза", который организовывал он, Савинков, в Денежном переулке не будет, но все же он посылает офицера посмотреть на этих, неведомых ему заговорщиков. Он как бы считает их своими людьми, потому что они могли бы состоять в его организации. Происходит сложение двух фантазий. Фантазии Савинкова, который был готов считать арестованных членами своего "Союза", потому что они действительно могли быть ими, соединялись с фантазиями Дзержинского, который арестовывал людей, потому что они могли быть членами савинковского "Союза". В своих воспоминаниях "Борьба с большевиками" Б. Савинков приводит список высшего руководства "Союза защиты Родины и свободы". Со списком руководства "Союза", опубликованным чекистами, в нем совпадает только фамилия начальника штаба, полковника артиллерии Перхурова. Но Перхуров, как и Савинков, был известен чекистам и без показаний А. Пинки. 1 Б.В. Савинков Борьба с большевиками. // Литература русского зарубежья. Антология в шести томах. М." Книга, 1991. Т. 1. Кн. 2, С. 165. 170 Савинков говорит в воспоминаниях, что у него не оставалось сомнения в совместной работе немцев с большевиками. Но ведь никакого сомнения нет и в том, что Дзержинский только для того и придумывал дело ликвидированного им "Союза защиты Родины и свободы", чтобы создать у немцев видимость успешной работы. Так что и тут происходила самая настоящая материализация фантома. Точно так же было и в ходе расследования дела "Каморры народной расправы". Несмотря на многочисленные огрехи, замысел Моисея Соломоновича Урицкого полностью удался. В это невозможно поверить, но читаешь показания свидетелей и видишь, что для многих уже в начале июня 1918 года придуманная Урицким "Каморра народной расправы" начала становиться реальностью... "В субботу (18 мая. - Н.К.) или в пятницу был у нас один красноармеец и сказал, что к ним приходил один и говорил о прокламациях "Каморры народной расправы". Его не поддержали..." (Показания Моисея Александровича Рачковского.)131 "О "Союзе русского народа" знаю, что существовал он при старом строе и задачи его были исключительно погромные, антисемитские. Что касается "Каморры народной расправы", то она существует еще, кажется, с 1905 года, ею был убит Герценштейн. Эмблемой ее был какойто крест..."1 (Показания Семена Абрамовича Рабинова.) Можно иронизировать, что авторы этих показаний знают о "Каморре" больше, нежели сами "каморрцы", но ведь обилие даже фантастических подробностей только подтверждает, что "Каморра" осознавалась ими как неопровержимая реальность... Слухи о "Каморре народной расправы", размноженные в десятках тысяч экземпляров петроградских газет, подтвержденные именами В. Володарского, М. Горького и других достаточно известных борцов за права евреев, усиленные многочисленными арестами, мобилизовали многих евреев на борьбу с "погромщиками". Следственное дело пестрит доносами на еще не выявленных чекистами антисемитов. 'Там же. Т. 1,л. 173. 171 "Быстрицкий у нас в доме живет года два и известен мне лично и многим другим жителям дома как человек безусловно правых убеждений и притом антисемит"1. Разумеется, после этого Семен Дмитриевич Быстрицкий, служащий Всероссийского комитета помощи семьям убитых офицеров, немедленно был арестован, и его племяннице пришлось развить бурную деятельность, чтобы доказать, что ее дядя не антисемит и не погромщик. Собранное по ее просьбе общее собрание жильцов дома № 15/14 по Коломенской улице постановило, "о принадлежности жильца дома Быстрицкого к "Каморре народной расправы" никому из присутствующих не известно", тем не менее "что касается неуживчивого характера господина Быстрицкого, то у него выходили конфликты с жильцами". Всероссийский комитет помощи семьям убитых офицеров удостоверил следователя Байковского на официальном бланке, что сотрудники Быстрицкого "от него никогда не слыхали никакой ни погромной, ни контрреволюционной агитации". По такому же навету был арестован и псаломщик церкви при морском госпитале Григорий Иванович Селиванов. Его брат, юрисконсульт Всероссийского военнохозяйственного комитета РККА Димитрий Иванович Селиванов, долго объяснял потом в ЧК, что в основе обвинения - сговор между Борисом Ильичем Билкиным и его племянником Давидом Ефимовичем Хазановым, которые давно недолюбливали Григория Ивановича. . "Не потому ли Бинкин считает брата монархистом, что брат ходил на поклон к Великому князю? Но в этом отношении Бинкин не только ошибается в своем умозаключении, но и просто извращает факты. К бывшему Великому князю Константину Константиновичу десять лет тому назад ходил не брат, а я. И ходил я к нему не как к Великому князю, а как к главному начальнику военноучебных заведений, от которого зависело предоставление нашим малолетним братьям Владимиру и Павлу права поступления в кадетские корпуса. 1 Показания Льва Марковича Ярукского // Дело "Каморры народной расправы" Т 3, л 4 172 Если бы начальником военноучебных заведений в то время был гражданин Бинкин или гражданин Хазанов, то мне скрепя сердце пришлось бы обратиться и к ним"...1 Тенденция тут прослеживается четкая. И нет даже нужды говорить о моральных качествах многочисленных доносчиков и лжесвидетелей. Их поступки, какими бы гнусными они ни были, безусловно, спровоцировал Моисей Соломонович Урицкий. На Гороховую улицу приходили евреи и жаловались, что они могут пострадать от деятельности "Каморры", во главе которой Урицкий потому и поставил активистов бывшего "Союза русского народа" Соколова, Злотникова и Боброва, потому что многие евреи искренне считали, что они могут пострадать от деятельности этого "Союза". В этом и заключался смысл всего дела "Каморры народной расправы", и в этом - успех предприятия Моисея Соломоновича был очевидным. Еврейское общество более других подвержено слухам... Оно как бы питается слухами, с помощью слухов создает и разрушает репутации, слухи - весьма важная часть его жизнедеятельности. Эту специфику национального характера евреев - всегда все знать, знать даже то, чего нет, - Моисей Соломонович учел в своей постановке. Точно так же, как и Феликс Эдмундович Дзержинский, который очень точно учел в постановке дела "Союза защиты Родины и свободы" психологию бывшего террориста и бывшего военного генералгубернатора Петрограда Бориса Викторовича Савинкова. И оба эти дела вполне можно было бы счесть достойными восхищения, блестящими образцами мистификаций, если бы не реальные жизни русских людей, которыми Дзержинский с Урицким и оплачивали свои страшные творения. Как известно, по казанским адресам, названным Пинки, немедленно отправились уполномоченные ВЧК. Точно так же рыскали петроградские чекисты. И грохотали, грохотали выстрелы. И в Москве, и в Казани, и в Петрограде расстреливали неповинных, ничего не подозревающих о раскрытых заговорах людей. Но это тоже было частью придуманного Феликсом Эдмундовичем и Моисеем Соломоновичем розыгрыша. 1 Дело "Каморры народной расправы" Т 6, л 23-24 173 2. "Дзержинский... - вспоминал Вячеслав Рудольфович Менжинский, - не был никогда расслабленночеловечен.".. Наказание, как таковое, он отметал принципиально, как буржуазный подход. На меры репрессии он смотрел только как на средство борьбы, причем все определялось данной политической обстановкой и перспективой дальнейшего развития революции. Презрительно относясь ко всякого рода крючкотворству и прокурорскому формализму, Дзержинский чрезвычайно чутко относился ко всякого рода жалобам на ЧК по существу. Для него важен был не тот или иной, сам по себе, человек, пострадавший зря, не сантиментальные соображения о пострадавшей человеческой личности, а то, что такое дело являлось явным доказательством несовершенства чекистского аппарата. Политика, а не человечность, как таковая, вот ключ его отношения к чекистшой работе". Другое дело - шеф петроградских чекистов. Ключ его отношения к чекистской работе подобрать сложнее. Ни о какой человечности, разумеется, и речи не идет, но и одной только политикой это отношение для Моисея Соломоновича Урицкого не определяется. Люди, знавшие Урицкого, говорят о его инфернальности. Что конкретно имел в виду, давая это определение, Марк Алданов,, мы не знаем, но когда читаешь дела Петроградской ЧК, действительно охватывает ощущение, что погружаешься в преисподнюю. Причем скажем сразу, что по сравнению с москвичами Якобом Петерсом, который иногда давал пострелять на расстрелах своему сынишке, или с белесоглазым латышом Александром Эйдуком, который говорил, что массовые расстрелы полируют ему кровь, петроградские чекисты Антипов, Бабель, Байковский, Бокий, Иоселевич, Отто, Рикс, Юргенсон выглядят почти интеллигентами. Но кто сказал, что преисподняя это только котлы и дыбы, возле которых орудуют белесоглазые чекисты-латыши? Может быть, в Петроградской ЧК и меньше, чем в Москве, увлекались избиением подследственных на допросах, но пыток хватало и здесь. И самой страшной, самой инфернальной, как можно судить по материалам дел, была пытка неизвестностью, в которую погружался подследственный, попав на Гороховую улицу. Можно проследить по документам, что испытывал человек во время такого погружения. Мы говорили, что Виктору Павловичу Соколову-Горбатому, намеченному Урицким на роль главы "Каморры народной расправы", удалось скрыться буквально накануне ареста. Арестовали его брата, офицера, и одногюлчанина брата - солдата Мусина. Николай Павлович Соколов поначалу держался на допросах строго, почти надменно. "Что касается брата моего, Виктора Павловича... - сообщил он 25 мая, - то могу сказать, что по совету врача он должен был уехать в Царское Село и уехал он туда или в день обыска, или днем раньше1. По своим политическим убеждениям он, кажется, монархист, кроме того, состоял членом "Союза русского народа", но старается ли он в настоящее время проводить в жизнь свои идеи - этого я сказать не могу..." Конечно, следователь Владислав Александрович Байковский не'был испорчен ни образованием, ни воспитанием2. Однако и этот, закончивший всего четыре класса, уроженец гмины Пруска Ломжинской губернии, не мог не уловить открытой издевки в словах Николая Павловича Соколова и решил наказать его погружением. Взяв с Соколова подписку о невыезде, он отправил его в камеру собирать вещи и забыл о нем на долгие недели... Отметим попутно, что помимо мук неизвестности, в которую погружали несговорчивого арестанта, ему приходилось испытать и невыносимые муки голода - питались арестанты передачами с воли. Так что заплатил Николай Павлович Соколов за свою язвительность недешево: 1 Виктор Павлович Соколов благополучно бежал из России и жилпотом в Таллине 2 В 1917 году 22летнии Владислав Александрович Байковский командовал уже группой удельнинских боевиков, а в свободное отразбоев время занимйлся делопроизводством в Удельнинском районном комиссариате милиции 175 "Яарестован 21 мая и был Вами допрошен 25мая, причем Вы на допросе сказали мне, что мне не предъявлено обвинений... и что, по всей вероятности, после Вашего доклада Председателю Чрезвычайной Следственной Комиссии меня освободят. С тех пор прошло две с половиной недели. Допрошенные Одновременно со мной Гроссман и Анненков, повидимому, освобождены - мое же дело остановилось. Поэтому прошу Вас, если Вы нуждаетесь в дополнительных сведениях от меня - допросить меня. Надеюсь, что после вторичного допроса меня освободят, причем я всегда готов дать подписку о невыезде из Петрограда и явке на допрос по первому требованию"1. В дополнительных сведениях Байковский нуждался и, вняв просьбе Николая Павловича, вызвал его на допрос. Но - увы! - от предложения сотрудничать с ЧК в аресте своего брата Николай Павлович снова отказался и, хотя уже и без прежней язвительности, продолжал твердить, что не знает, где сейчас находится СоколовГорбатый. Поэтому и был он водворен назад в камеру, чтобы сочинять новые - "Я арестован четыре недели назад... и не имею никаких известий, в каком положении мое дело..." - прошения и постепенно доходить до нужной чекистам кондиции... "22 мая я был арестован и препровожден в тюрьму "Кресты", где вот уже три месяца сижу без предъявления мне обвинения, в ожидании окончания следствия... - писал в прошении М.С. Урицкому бывший секретарь Совета монархических съездов И.В. Ревенко. - Еще 11 июня гр. Байковский, ведущий следствие по моему делу, допрашивая меня в "Крестах", официально мне сообщил, что прямых улик и обвинений меня в чемлибо не имеется и что следствие по моему делу заканчивается на текущей неделе. Ответ же на мою тогда же обращенную просьбу об освобождении и о разрешении свидания с женою, был им, Банковским, обещан сообщением мне в четверг 13 июня... По сегодняшний день не имею никакого ответа на мою вышепоименованную просьбу и никакого результата на мое ходатайство от 20 июля к тому же гр. Банковскому, уже давно закончившему по моему делу следствие"2. 1 Дело "Каморры народной расправы Т 4, л 61 2 Там же Т 3, л. 7374 176 Да Средство было отменное. Некоторые заключенные, уже настроившиеся идти домой, впадали в настоящее нервное расстройство, когда их начинали погружать. "Вот уже две недели, как вы сказали, что отпустите меня отсюда через дватри дня, а я все мучусь и не знаю, в чем виноват... Очень прошу: возьмите меня отсюда, силы больше моей нету, от нервов и раны уже ходить не могу. Ну и чего я сделал, что меня вы так мучите и пытаете?.. Возьмите меня отсюда, силы боле нет жить..." Солдат Мусин, который писал это прошение, конечно, не герой, но всё-таки служил в армии, успел понюхать войны, и коли и он раскис до такой степени, то нужно признать, что погружение в неизвестность - чрезвычайно действенный метод. Действенность метода, созданного инфернальным Моисеем Соломоновичем Урицким, возрастала за счет размывания всего того, что связывало подследственного с реальностью. Никакого значения не имело, что ты делал и что у тебя нашли при обыске. Все это менялось по ходу следствия, менялось так, как это было нужно инфернальному режиссеру. 3. 3 июня 1918 года - важный день в ходе "расследования" дела "Каморры народной расправы"... Чекисты наконец-то сподобились "найти" печать этой организации. Сам этот факт, как и положено, был запротоколирован: "ПРОТОКОЛ По ордеру Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Петроградском Совете Рабочих и Красноармейских Депутатов от 3 июня 1918 г. за № 354 был произведен обыск по Николаевской улице, д. 4, кв. 29 в комнате Злотникова. Взято для доставления в Комиссию: Печать с надписью "Каморра народной расправы" Один серебряный рубль 1893 года Один серебряный рубль 1814 года Один серебряный рубль в память 1913 г. дома Романовых Три векселя на 40 0009 40 000 и 40 000 р. на имя Репьева. 177 Сберегательная книжка за № 463652, № 968181 и дубликат книжки № 116009. Бронзовый крест, 2 коробки типографского шрифта, личная печать Злотникова, одна коробка негативов, три фотографических снимка писем Савинкова, портрет Распутина (один из семи найденных), ручной типографский валик, расписка на 1000 р., на отдельной бумаге подпись Георгия Пятакова и другая неразборчивая подпись, оттиск штемпеля отдела пропусков, один чистый пропуск с подписями, незаполненный, один флакон с надписью "Яд" и различная переписка и печатные произведения. Обыск произвел - Апанасевич Ничего не пропало и ничего не сломано во время обыска"1. Мы привели этот документ целиком, потому что непонятно, как сумел товарищ Юргенсон не найти столько улик при первом обыске... Ну ладно - векселя, сберегательные книжки, бланки пропусков, печать "Каморры народной расправы" Но как не заметить типографское оборудование, как проглядеть флакон с ядом? Еще более странно, что на допросах Байковский не задал Злотникову ни одного вопроса по поводу векселей, не поинтересовался, где и для какой цели раздобыл Злотников бланк с подписью Георгия Леонидовича Пятакова, не спросил даже, кого Злотников собрался отравить припасенным адом. Впрочем, должно быть, потому и не спрашивал, что неоткуда было Луке Тимофеевичу Злотникову знать это. Как и положено при погружении, он узнал об этих находках от следователя. Находкой печати "Каморры народной расправы" "удачи" чекистов 3 июня не ограничились. В этот день Моисей Соломонович Урицкий подписал еще и ордера на арест В.П. Мухина и З.П. Жданова. Оба они были весьма состоятельными людьми и выдвигались как мы знаем, на роль финансистов погромной организации. Значит, и тут успех был налицо. И улики чекистам удалось найти, и главных "погромщиков" выявить... Фортуна настолько благоволила к подручным Моисея Соломоновича Урицкого, что, право же, как-то неловко свя 1 Там же Т 4, л 22 178 зывать это с ликвидацией накануне в Москве заговора "Союза защиты Родины и свободы". Но и не связать нельзя. Не случайно же чекисты "нашли" 3 июня в комнате Злотникова кроме печати еще и "три фотографических снимка писем Савинкова", которые, если бы в этом возникла надобность, несомненно доказали бы связь "Каморры народной расправы" с "Союзом защиты Родины и свободы". С одной стороны, нелепо, конечно, выдавать Бориса Савинкова за главу бывших активистов "Союза русского народа", но зато как своевременно? Вспомним, что в статье "Плоды черносотенной агитации" В. Володарский с возмущением рассказывал о черносотенцах, задержавших поезд с продуктами, который Г.Е. Зиновьев отправил в Германию из голодающего Петрограда. И что же? Моисей Соломонович может отрапортовать, что эта явно враждебная немцам погромная организация, которая срывала поставку продовольствия в Германию, ликвидирована. В самом деле, если Дзержинский в угоду Мирбаху изображал, что он ликвидировал контрреволюционный заговор "Союза", то отчего же Урицкому не последовать его примеру и не отрапортовать немцам о ликвидации заговора "Каморры народной расправы"? "Урицкий не был проходимцем, - писал Марк Алданов. - Я вполне допускаю в нем искренность, сочетавшуюся с край ним тщеславием и с тупой самоуверенностью. Он был маленький человек, очень желавший стать большим человеком.. Этот человек, не злой по природе, скоро превратился в совершенного негодяя". Необходимо отметить, что и советские, и эмигрантские историки проявляют к Урицкому снисходительность гораздо большую, нежели к другим чекистским палачам. Они, если и не обеляют этого совершенного негодяя, то пытаются как бы извинить его, договариваются до того, что это якобы Урицкий и удерживал кроважадного Зиновьева от большого кровопролития в Петрограде. Эта снисходительность к главному палачу Петрограда объясняется, очевидно, чистокровным еврейским происхождением Урицкого. Защитники Урицкого полагают, будто злобное преследование Моисеем Соломоновичем русского населения Петрограда объяснялось необходимостью защиты прав евреев. 179 Это не вполне верно. Поддерживая русофобские настроения, злобнр преследуя всех русских людей, едва только делали они попытку вспомнить, что они русские, Урицкий заботился не вообще о евреях, а лишь о местечковых большевиках и чекистах. Причем, по мере укрепления местечковых большевиков, гарантии безопасности для евреев, не участвующих или недостаточно активно участвующих в русофобском большевистском шабаше, делались все более призрачными. Мы знаем, что отлаженная Моисеем Соломоновичем Урицким и иже с ним машина беззакония произвела в результате погром, равного которому не знала мировая история. И разве существенно то, что не для этого задумывалась машина! Только ослепленные ненавистью к России люди могут полагать, что насаждаемое ими беззаконие будет распространено лишь на одну национальность и не заденет другие... 4. Марк Адцанов писал, 4to Урицкий "укреплял себя в работе вином". Похоже, что в состоянии алкогольного опьянения Моисей Соломонович и решил заменить на посту председателя "Каморры народной расправы" ускользнувшего из его рук Виктора Павловича СоколоваГорбатого председателем Казанской продовольственной управы Иосифом Васильевичем Ревенко. Урицкому показалось, что Ревенко вполне подходил на пост главного погромщика города. во-первых, он возглавлял ту самую продовольственную управу, где служил'"погромщик" Леонид Николаевич Бобров, вовторых, был знаком с Лукой Тимофеевичем Злотниковым, ну а главное, начиная свою политическую карьеру, Иосиф Васильевич имел неосторожность баллотироваться в четвертую Государственную думу по списку "Союза русского народа". Особую пикантность выбору Урицкого придавало то обстоятельство, что он был хорошо знаком с Иосифом Васильевичем. 180 Подробно о характере И.В. Ревенко рассказал на следствии сотрудник ЧК Сергей Семенович Золотницкий. Он познакомился с И.В. Ревенко, еще когда искал у того покровительства. "В сентябре семнадцатого года я освободился от службы и товарищи по корпусу посоветовали мне обратиться к И.В. Ревенко за протекцией. Ревенко обещал устроить меня"1. Но после Октябрьского переворота дела Сергея Семеновича пошли в гору, и опека Ревенко начала тяготить его. "Когда я приехал из Москвы, то Ревенко спросил меня между прочим, как я выполнил там поручение Комиссии. Еще он спросил: буду ли я работать здесь? Я, конечно, обрисовал ему в общих чертах свою работу в Москве, а на второй вопрос ответил, что по семейным обстоятельствам дальше продолжать работу в Комиссии не могу. Ревенко сказал с иронией: - Ну, конечно... Вы такой видный политический деятель... В дальнейшем нашем разговоре Ревенко перечислил рад организаций, в которых занимал первенствующее положение и как бы между прочим добавил: "Вы являетесь всё-таки простым агентом Комиссии, я же являюсь членом Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Петроградском Совете". Он называл тогда некоторых членов Комиссии, говорил, что с Урицким он большой приятель". Ревность Иосифа Васильевича к своему протеже выглядит довольно смешно, но это - характер Ревенко. "Я встречался с ним несколько раз и в Таврическом дворце, где он был секретарем Всероссийской по делам о выборах в Учредительное собрание комиссии... Ревенко тогда имел пропуск общий на Смольный и Таврический и вообще был там, повидимому, важным лицом, на что мне при встречах всегда старался указывать"2. Тщеславия в Иосифе Васильевиче Ревенко было с избытком и, даже оказавшись в Петроградской ЧК уже в качестве подследственного, он как-то помальчишески хвастливо перечисляет все свои должйости... "В настоящее время я являюсь председателем Казанской районной управы и членом президиума бюро по переписи Петрограда. Кроме того, я - председатель общегородского совета союзов домовых комитетов гор. Петрограда, редакториз 1 Там же Т 3, л 68 2 Там же Т 3,л 98 181 датель журнала "Домовой комитет", товарищ председателя совета квартальных старост 3го Казанского подрайона, председатель домового комитета дома № 105 по Екатерининскому каналу, член правления Мариинского кооператива и член продовольственного совета Казанской районной управы"1. Увлекшись перечислением своих должностей и званий, Ревенко вспомнил, что в 1912 году, будучи в отпуске в городе Николаеве, он принял участие в выборах в Государственную думу по соединенному списку умеренного блока, в состав которого входили представители, рекомендуемые "Союзом русского народа" и другими конституционномонархическими организациями. "В Городскую думу я прошел большинством голосов, а в Государственную по г. Николаеву также прошел, но в конечном результате голосов мне не хватило и я был зачислен кандидатом". Об этом в ЧК лучше было не говорить, но Иосиф Васильевич, поскольку он был большой приятель с Урицким, рассказал все. Не насторожил Иосифа Васильевича и вопрос о Злотникове. Верный манере подчеркивать при каждом удобном случае собственную значимость, он поведал обрадованному Байковскому, что со Злотниковым познакомился в 1912 году во время представления царю монархических организаций, где он, Ревенко, находился конечно же по долгу службы.,. Правда, Ревенко категорически отрицал связь с "Каморрой", более того, как и Злотников, заявил, что Слухи о "Каморре народной расправы" считает "совершенно абсурдными и провокационными, о которых здесь только и узнал", - но уж этогото, будь он поумнее, Иосиф Васильевич мог бы и не говорить. Урицкий, с которым он был большой приятель, и сам прекрасно знал, где и что можно услышать о "Каморре".,. Говоря об Иосифе Васильевиче Ревенко, хотелось бы подчеркнуть, что он, как и Леонид Николаевич Бобров, не просто персонаж придуманного Моисеем Соломоновичем Урицким дела, но еще и достаточно яркий типаж. В самом начале этой книги мы говорили, что Октябрьский переворот потому и удался, что был выгоден не только большевикам, но и большинству политиков, так или иначе 1 Дело "Каморры народной расправы" Т 3, л 70 182 примыкавшим к партии власти. Иосиф Васильевич Ревенко - типичный представитель этой когорты политиков. Читая протоколы допросов, постоянно ощущаешь сквозящие за хвастовством и самовлюбленностью Иосифа Васильевича растерянность и недоумение. Точно так же, как и более именитые сотоварищи, Ревенко не может понять, почему его, такого умного, такого ловкого, вытеснили из коридоров власти. В принципе и сейчас вчерашний монархист готов примириться с большевиками, лишь бы продолжать "гражданское" служение, лишь бы подали ему хоть копеечку власти. Только зачем же, зачем его обходят здесь молодые и в подметки ему не годящиесяконкуренты? "Когда я принял на себя обязанности секретаря канцелярии Комиссии товарища Урицкого... - не скрывая насмешки, рассказывал С.С. Золотницкий, - Ревенко стал со мною мягче. Однако однажды он заметил: "Вот теперь вы на моем месте. Разница только в том, что я окончил пять высших учебных заведений, а вы и среднеето окончили ускоренно"...1 Слепота и полнейшая гражданская глухота отнюдь не частные недостатки R.B. Ревенко. Письма, изъятые у него, о которых мы говорили выше, свидетельствуют, что этими же недугами были поражены многие политики того времени. Вспомните письмо П.Н. Милюкова, который ради "преобладающего в стране влияния интеллигенции и равных прав евреев" пошел на прямое предательство родины, ибо обостренным чутьем политика ясно ощущал, что победа России в этой войне становится неизбежной, а значит, и столь дорогим мечтам подходит конец. Даже и после Октябрьского переворота, когда он сам оказался среди жертв, не смог Милюков признаться в ошибке. Точно так же, как и А.Ф. Керенский, который, преступая к рассказу о предоктябрьских событиях, пишет, что "Последствием генеральского путча был полный паралич всей законодательной и политической деятельности в стране, поэтому л весь ушел в дело спасения основ демократии и защиты интересов России на предстоящей мирной конференции победителей в войне". И ведь не в политическом запале, не в горячке событий бьуш написаны эти слова, а в мемуарной тиши и раздумчивости. 1 Там же Т 3, л 69 183 В принципе, председатель Николаевского отделения "Союза русского народа" Иосиф Васильевич Ревенко должен был бы противостоять кадету П.Н. Милюкову и эсеру А.Ф. Керенскому, но это противостояние чисто внешнее, организационное, а внутренне они одинаково самовлюбленны, одинаково замкнуты на своих интересах. И как личность, и как общественный деятель И.В. Ревенко мельче и П.Н. Милюкова, и А.Ф. Керенского. И может, как раз поэтому вся подловатая сущность политиканов проступает в нем в самом неприкрытом виде. Вот любопытный документ из дела И.В. Ревенко: "Председатель Чрезвычайной Комиссии по разгрузке Петрограда. 27/14 февраля 1918 г. № 94 УДОСТОВЕРЕНИЕ На основании Отдела III Протокола заседания Чрезвычайной Комиссии по разгрузке Петрограда от 22/9 февраля 1918 г. предьявитель сего Иосиф Васильевич Ревенко, как служащий в Канцелярии означенной Комиссии освобождается от принудительных общественных работ и мобилизации". Мы уже рассказывали, что большевики "разгружали" Москву и Петроград для того класса местечковой администрации, на который могли они опереться. От кого разгружали - тоже понятно. От офицерства. От русской интеллигенции. От петроградских рабочих. И помогал большевикам в этой разгрузке вчерашний "черносотенец", член руководства "Союза русского народа" Иосиф Васильевич Ревенко! Об этом свидетельствовал и Сергей Семенович Золотницкий. "В январе месяце, - рассказывал он, - когда я по службе должен был обратиться в Чрезвычайную Комиссию по разгрузке Петрограда (Мариинскнй дворец), я к своему удивлению встретил его (Ревенко. - Н.К.) там тоже очевидно на высшей должности"'. Характерно, что работал Ревенко в этой должности Не на страх, а на совесть. Вообще, сотрудничая с большевиками, 1 Там же. Т. 3,л. 69. 184 Иосиф Васильевич достаточно убедительно (для самого себя) обосновал необходимость этого сотрудничества. Среди бумаг, изъятых у него, есть набросок статьи1, в которой содержится попытка оправдать суровые меры, принятые советской властью к участникам декабрьской забастовки служащих. "Говорят, чиновничья забастовка вызвана тем, что большевики являются якобы захватчиками власти, что они насильственно свергли законносуществовавшее временное правительство. Так ли это и состоятельно ли предъявляемое в этом отношении к большевикам обвинение?" Отвечая на этот вопрос, автор статьи совершенно резонно указывает, что вся история революционной власти сводится к последовательным ее захватам со стороны разновременно сменяющих друг друга ее носителей. "В момент Февральского переворота Государственная дума была распущена, притом распущена указом, последовавшим в полном согласии с действовавшим в то время законом. Не подчинившись ему, признав себя носительницею и источником не принадлежавшей ей, по закону, верховной власти - Дума несомненно совершила революционный акт, произвела насильственный захват власти... А на каком законе основано существование учрежденного в революционные дни г. Родзянкою думского комитета и не является ли его образование выхватыванием власти у Государственной думы?.. Но временное правительство первого, гучковскомилюковского, состава хоть получило свое начало от Комитета Думы. Ну, а второй состав, с сохранением председательства Львова, но с участием предварительно выхолощенных от всякого социализма социалистов? А состав правительства Керенского? От кого получили они свои полномочия? Единственный их источник - ссылка якобы на волю революционного народа". Почему же, задается вопросом автор, чиновничество, то самое чиновничество, которое служило царской власти, примирилось с переворотом, а затем служило и буржуазному и коалиционному кабинетам Львова и не протестовало даже против самодержавного самовластия Керенского, вдруг забастовало, когда власть захватили большевики? Вопрос риторический. 'Там же. Т. 3,л. 91107. Т85 Вся статья и построена как цепь вопросов. На любое критическое замечание в адрес большевиков следует вопрос: а вы сами разве иначе поступали, когда были у власти? Отметим, что критика трех кабинетов Временного правительства абсолютно справедлива, и, если бы она прозвучала до Октябрьского переворота, возразить на нее было бы нечего. Но поскольку критика эта звучит, когда власть уже захвачена большевиками, критика Временного правительства становится оправданием беззакония. Автор статьи как бы забывает, что страдают от беззакония большевиков не только буржуазные политики, сами творившие беззаконие, а русский народ. Разбирая послание Милкжора, мы говорили, что Павел Николаевич, воруя у России победу в войне, не об интеллигенции думал и даже не о евреях, права которых столь ревностно защищал, а прежде всего о самом себе, о своем месте в политике и коридорах власти. Точно так же, судя по разобранному нами наброску статьи, и Иосиф Васильевич Ревенко не о государе печалился1. И не о русском народе. 5. Может быть, и не стоило бы так подробно разбираться в бесхребетном политиканстве "русского патриота" Иосифа Ревенко, но судьба его - не только его судьба, эта судьбй 1 несет в себе тот страшный вирус, что поразил русское патриотическое движение в начале прошлого века. В самом деле. Движение "Союза русского народа" возникло в минуту j грозной опасности, нависшей над Россией в 1905 году. Воистину народное, воистину православное, это русское] движение сумело наполнить жизненной силой казеннуютри" аду "самодержавие, православие, народность", и не только! вывело страну из революционного кризиса, но и четко обо ■ значило путь, продвигаясь по которому страна могла, не опа \ 1 И.В. Ревенко был членом Совета монархических съездов, a eraj супруга Ольга Альфредовна Ревенко - членом Союза русских женщин. \ 136 саясь революционных угроз, достичь невиданного духовного и материального процветания. Увы! После кончины святого праведного Иоанна Кронштадтского, молитвенной (и не только молитвенной) поддержкой которого и скреплялось русское единство, "Союз русского народа" начинает разваливаться. Способствовало этому и активное сопротивление деятельности "Союза" царской администрации, которая не боялась идти тут наперекор воле самого государя, сыграли свою роль и злобные наскоки социализированной образованщины, но главная беда заключалась во внутренних нестроениях, поразивших "Союз русского народа". Скучно и бессмысленно описывать перипетии отношений А.И. Дубровина, Н.Е. Маркова, В.М. Пуришкевича. Дрязги, в которые погрузилось руководство русского патриотического движения, не имеют иного содержания, кроме того, что руководство движения не сумело поставить интересы России выше личных амбиций, не сумело пожертвовать ради общего дела личными пристрастиями, не нашло силы освободиться от собственных обольщений и заблуждений. И дело тут не только в жестокой борьбе за власть, которая развернулась внутри "Союза русского народа". Самое страшное, что в результате этой борьбы осмысление реального исторического пути Российской империи оказалось подменено сусальным Мифотворчеством. Вместо того чтобы реально попытаться объединить русское общество, расколотое на благородное и подлое сословия, идеологи "Союза русского народа" начали замазывать эти противоречия. Образчиком такой исторической штукатурки может служить речь, сказанная 19 февраля 1911 года на торжественном собрании "Союза русского народа" по случаю юбилея отмены крепостного права. Было объявлено, что не только крестьяне, но все сословия долгое время были крепостными у государства, ибо этого требовали интересы Отечества. Крестьяне отличаются только тем, что позже других получили освобождение. Но теперь все это позади и надо бороться с опасностью нового закрепощения русского народа "господином жидом". Любопытно, что произнес эту речь Виктор Павлович СоколовГорбатый, которого так активно и разыскивал в маеиюне 1918 года Моисей Соломонович Урицкий. 187 И вроде бы ни к чему полемизировать с Виктором Павловичем, поскольку, как мы знаем, опасения его блистательно подтвердились. Все так. Только ведь потому и подтвердились опасения, потому и произошла в России катастрофа 1917 года, что вплоть до самой революции вожди "Союза русского народа" пытались оправдать дворянское рабовладение интересами - редкостный цинизм! - Отечества. Разумеется, не надо преувеличивать общественного знаг чения доклада Виктора Павловича Соколова. Не столько людей и слышало его, но тут не в докладе дело, а в настрое всего общества. Вплоть до самой революции, до падения монархии повсюду висели вывески "Нижним чинам вход запрещен". . И разве хоть одну такую вывеску снял товарищ председателя "Союза русского народа"? А ведь если бы сделал это, а не доказывал, что обращать своих соотечественников в рабство - это в интересах Отечества, может быть, и не пришлось бы ему тогда бежать из этого самого Отечества от Моисея Соломоновича Урицкого. И не нужно было бы тогда бывшему председателю Николаевского отделения "Союза русского народа", бывшему секретарю Совета монархических съездов, а ныне обитателю камеры в "Крестах" (прием № 2998) Иосифу Васильевичу Ревенко униженно молить Моисея Соломоновича Урицкого о пощаде: "Гр. Председатель! Я все еще продолжаю уже три месяца сидеть в тюрьме со ' вершенно безвинно, по одному только предположению в якобы причастности моей к контрреволюции, хотя ни в чем перед Советской властью не повинен ни словом, ни делом. Вся моя жизнь и деятельность с Октябрьской Революции протекала вся под полным контролем Совдепа Городского рай < она и комиссара М.И. Лисовского в полном с ним контакте"...1 Нет. Моисей Соломонович Урицкий не внял мольбе "большого приятеля". Сантименты были не свойственны ему, а Иосиф Васильевич Ревенко по всем показателям подходил для расстрела. 1 Дело "Каморры народной расправы". Т 3, л 73-74 188   Не спасла Иосифа Васильевича и смерть "приятеля". После убийства Урицкого чекисты все равно расстреляли его. Правда, расстреляли даже не за "Каморру", а просто так. В постановлении, написанном почти через три месяца после расстрела, сказано: "Иосиф Васильевич Ревенко арестован был Чрезвычайной Комиссией 22 мая с. г. по делу ."Каморры народной расправы". Следствием установлено, что Ревенко в организации "Каморры народной расправы" участия не принимал, но, как активный организатор Совета квартальных старост 3го Казанского подрайона, который (Совет) ставил своей целью под видом официальной организации свержение Советской власти, расстрелян по постановлению ЧК 2 сентября с. г."1. Это было больше похоже на насмешку. И не только потому, что постановление принято спустя три месяца после расстрела, но и потому, что все руководители Совета квартальных старост 3го Казанского подрайона, за исключением Иосифа Васильевича Ревенко, были отпущены на свободу. В постановлении по делу секретаря Совета квартальных старост Анатолия Михайловича Баталина так прямо и написано: "Ввиду того, что теперь почти миновала надобность в заложниках, ЧК постановила Анатолия Баталина изпод ареста освободить и настоящее дело о нем дальнейшим производством считать законченным"2. Читаешь постановление о расстреле Иосифа Васильевича Ревенко и словно бы видишь "мягкую, застенчивую" улыбку Моисея Соломоновича Урицкого, сумевшего даже с того света порадеть "большому приятелю". Недешево стоило место в избирательном списке "Союза русского народа" по городу Николаеву. Расплачиваясь за него в 1912 году, Ревенко "покрыл некоторые расходы этих организаций, как по выборам, так и в частности, за что был избран почетным членом и попечителем бесплатной начальной школы Союза русского народа. Ну а теперь Ревенко пришлось выложить за место в избирательном списке "Союза русского народа" саму жизнь, 1 Там же Т 3, л 177. 2 Там же. Т. 4, л 9 189 ибо иной валюты от лиц, записанных Урицким в "черносотенцы", в Петроградской ЧК не принимали! Рассказ о безрадостной, но вполне заслуженной судьбе И.В. Ревенко мне бы хотелось завершить словами Василия Шульгина, сказавшего: "Мы хотели быть в положении властителей и не властвовать. Так нельзя. Власть есть такая же профессия, как и всякая другая. Если кучер запьёт и не исполняет своих обязанностей, его прогонят. Так было и с нами - классом властителей. Мы слишком много пили и ели. Нас прогнали. Прогнали и взяли себе других властителей, на этот раз "из жидов". Их, конечно, скоро ликвидируют4. Но не раньше, чем под жидами образуется дружина, прошедшая суровую школу". В какомто смысле эти слова Шульгина оказались пророческими. И.В. Сталину в результате еврейскокавказской войны в политбюро действительно удалось если не "ликвидировать", то во всяком случае поубавить число иноплеменных "властителей". Постепенно страна начала приходить в себя,' но к этому времени верхушка власти вновь впала в греховное ничегонеделание, и снова ее изгнали, и снова все повторилось в соответствии с рецептом Шульгина... Только вот вопрос: образуется ли и теперь прошедшая суровую школу дружина, которая сможет изгнать новых правителей? Или же мы все обречены, всей страной, на гибель? 6. В июне вместе с белыми ночами наступили в Петрограде, черные дни. Гомеопатические хлебные пайки делали свое дело - смолк > хохот революционной улицы, темными от голода стали глаза у прохожих. И с каждым днем все отчетливее замаячил над городом зловещий призрак холеры. Когда перелистываешь подшивки петроградских газет, буквально ощущаешь надвигающееся на город безумие. Среди новостей политики, среди сообщений с фронтов - не \ большие заметки: "Строится трупная машина"1 1 Крематорий. 190 "Китайцы в городе едят детей" "Из-за голода бросилась под поезд Варя Эристова - жена офицера" А рядом? "В двух шагах ходьбы от участка мне бросился в глаза освещенный ряд окон кафе... Вид зала поразил меня. Его заливал необычный свет мощных электрических ламп - свет яркий, белый, ослепительный. У меня зарябило в глазах от красок. Мундиры синие, красные, белые - образовывали цветную радостную ткань. Под сияющими лампами сверкало золото эполет, пуговиц, кокард, белокурые молодые головы, черный блеск крепко вычищенных сапог светился недвижимо и точно. Все столики были заняты германскими солдатами. Они курили длинные черные сигареты, задумчиво и весело следили за синими кольцами дыма, пили много кофе с молоком. Их угощал растроганный рыхлый старый немец, он все время заказывал музыкантам вальсы Штрауса и "Песню без слов" Мендельсона. Крепкие плечи солдат двигались в такт с музыкой, светлые глаза их блистали лукаво и уверенно. Они охорашивались друг перед другом и все смотрели в зеркало. И сигары, и мундиры с золотым шитьем совсем недавно были присланы им из Германии. Среди немцев, глотающих кофе, были всякие: скрытные и разговорчивые, красивые и корявые, хохочущие и молчаливые, но на всех лежала печать юности, мысли и улыбки - спокойной и уверенной"1. 5 июня в Петрограде хоронили Г.В. Плеханова. На этих похоронах большевики окончательно порывали с былыми соратниками. Никто из большевиков на похороны Плеханова не пошел. "На похороны ихнего Плеханова, - объяснил это решение Г.Е. Зиновьев, - несомненнр, выйдет вся корниловская буржуазия. Для нас Плеханов умер в 1914 году". 9 июня советское правительство объявило об обязательной воинской службе, а 11 июня ВЦИК принял декрет об организации комитетов деревенской бедноты (комбедов). Главной задачей этих комитетов была помощь местным продовольственным уполномоченным в отыскании и изъятии у кула 1 Исаак Бабель. Вечер // Конармия. М.: Правда, 1990. С. 179. (Впервые Новая жизнь. 1918. 21 мая). 191 ков запасов зерна. Комбедам поручалось распределение предметов первой необходимости и сельскохозяйственных орудий. Считается, чго этот декрет спас советское правительство от восстания крестьян. Каждая деревня оказалась ввергнута в собственную внутреннюю борьбу, и это сделало невозможным всеобщее крестьянское движение против больше' вистского правительства. Как с крестьянами, вели себя большевики и с ближайшими соратниками - эсерами. Участие меньшевиков и правых эсеров в чехословацком мятеже дало возможность боль щ шевикам совместно с левыми эсерами провести совместную акцию их наказания. 14 июня Совет народных комиссаров издал декрет об исключении из всех местных Советов меньшевиков и эсеров, а на следующий день было проведено постановление об исключении представителей этих партий из состава ВЦИК. У власти в стране остались всего две партии, и левые эсеры (во всяком случае их лидеры) были вполне довольны таким положением дела. Известны слова Марии Спиридоновой, заявившей, что порвать с большевиками - значит порвать с революцией. Другое дело большевики. Власть - вся целиком! - была нужна им, чтобы уцелеть, срочно требовалось принять разработанную при участии В.И. Ленина Конституцию РСФСР, а для этого надо было иметь на съезде уверенное большинство. Сохранялись и идейные разногласия. Если у эсеров еще оставались какие-то идеалы, то для большевиков смысл революции уже давно свелся к защите революции, то есть самих себя1. И в борьбе за власть, на s пути уничтожения многопартийной системы они не собирались останавливаться на двухпартийное™. В Петрограде на июнь были назначены новые выборы в Петросовет. "Буржуазия", разумеется, к выборам не допускалась, и основная борьба за депутатские мандаты развернулась между эсерами и большевиками. Г.Е. Зиновьев не мог не знать, что гражданская война уже началась, что отборные латышские части сумели втя 1 Точно так же, как для команды нынешних президентов смысл демократии 192 нуть в вооруженный конфликт чехословацкий корпус, но с поразительным бесстыдством он кричал, брызгая слюной, на митингах: "Если правые эсеры возьмут власть, то на русской территории начнется кровавая бойня разных народов, так как эти господа должны будут возобновить военные операции согласно их оборонной программе! А вы знаете, товарищи, что значит для страны, когда на ее территории сражаются чуждые народности? Полное опустошение и смерть вас тогда ожидают!" Что значит для страны, когда на ее территории сражаются чуждые народности, демонстрировали сами большевики. Мы уже говорили, что дело "Каморры народной расправы" было задумано Зиновьевым, Урицким и Володарским как мероприятие, способствующее консолидации еврейского населения Петрограда перед угрозой якобы надвигающихся погромов. В принципе, свою пропагандистскую роль дело "Каморры" уже сыграло, чекисты коекак смастерили нечто похожее на антисемитский заговор, и теперь надо было завершать это дело, как завершил, спрятав в кровь все концы, дело "Союза защиты Родины и свободы" Феликс Эдмундович Дзержинский. Но Дзержинский был "человеком взрывчатой страсти, его энергия поддерживалась в напряжении постоянными электрическими разрядками расстрелов", а Моисей Соломонович Урицкий, по словам Г.Е. Зиновьева, был "один из гуманнейших людей нашего времени, неустрашимый боец, человек, не знавший компромиссов", но вместе с тем "добрейшей души". И вот вместо того чтобы расстрелять всех арестованных, как это сделал бы Феликс Эдмундович, "добрейшей души" Моисей Соломонович, сдерживая раздражение, продолжал по просьбе товарища Зиновьева кропотливо "перебирать людишек" в Петрограде. Петроградские чекисты хватали офицеров из полка охраны Петрограда, представителей союза квартальных старост,а чекист Иосиф Фомич Борисенок вломился даже в бюрочастного розыска. Непонятно, какую контрреволюцию и антисемитизм рассчитывал он найти там, но это и неважно, потому что в бюро частного розыска Иосиф Фомич увидел мешок сахару и, позабыв от жадности все наставления, арестовал служа 79536 193 щих бюро как спекулянтов, а сахар реквизировал в пользу Петроградской ЧК... По просьбе Григория Евсеевича Зиновьева Моисей Соломонович Урицкий превратил дело "Каморры народной расправы" в своеобразное сито, через которое можно было перетряхнуть все русское население Петрограда. О серьезности этих намерений свидетельствует тот факт, что уже в начале июня был отпечатан стандартный бланк:  К делу................................ "Каморра нар. распр." от ............................ 1918 г. ПОСТАНОВЛЕНИЕ Гражданин...... был арестован Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Петроградском Совдепе по ордеру названной Комиссии от"....".................. с/г за №...... как заподозренный в принадлежности к контрреволюционной организации "Каморры народной расправы". Произведенным Комиссией следствием путем тщательного просмотра его деловых бумаг и переписки и допросов его и других лиц установлено, что гражданин........................ никакого отношения к вышеозначенной погромной организации не имеет. На основании вышеизложенного Чрезвычайная Комиссия постановила: 1. Гр........ ,... от предварительного заключения освободить 1918 года; 2. Настоящее дело о нем производством прекратить и сдатьв архив Комиссии. "...."................ 1918 г. Председатель: №.................... Следователь": Разумеется, неверно было бы думать, что счастливец, фамилию которого после долгих месяцев, проведенных в камере "Крестов" или подвалах на Гороховой, заносили в заранее отпечатанный бланк, прощался с чекистами навсегда. Нет. С каждого брали подписку о невыезде. Прослеживая дальнейшую судьбу освобожденных от ответственности по делу "Каморры народной расправы", видишь, 4jo многие из них через месяцы, а иногда и через годы снова возвращались в чекистские застенки. Да и на свободе, как мы видим по материалам дела, Моисей Соломонович Урицкий заботливо продолжал опекать тех своих подследственных, на кого он положил глаз. 194 У арестованных чекистами офицеров полка по охране Петрограда Владимира Борисовича Никольского И Николая Александровича Шлетынского были обнаружены явно контрреволюционные стихи: Терпенья переполнилась нашего мера, Народ с нас погоны сорвал. Он званье святое - бойцаофицера В вонючую грязь затоптал1. И всё-таки офицеров, вписав их фамилии в стандартный бланк и изъяв у них только эти стихи да еще золотые вещи, отпустили. И судьба их могла бы служить доказательством того, что и подручные товарища Урицкого не лишены были некоего гуманизма, если бы не сохранился в деле еще один любопытный документ... "Председателю ЧК Урицкому. РАПОРТ. Доношу, что бывшие лица командного состава Николай Шлетынский и Владимир Никольский еще до полунения Вашего распоряжения гг. № 2984 от 8го июня с. г. исключены из списков полка 31 мая с. г. Командир полка по охране города Петрограда"2. Здесь надо вспомнить, что оба офицера говорили на допросах об "исключительно стесненном материальном положении", заставившем поступить в полк, и конечно же оставить их без работы, лишить их за любовь к стихам последних средств к существованию чтонибудь да значило Но с другой стороны: а как же иначе? Моисей Соломонович понимал, что контрреволюционеров для "настоящей кристаллизации", то бишь для гражданской войны, надо воспитывать, а не ждать, пока эти самые контрреволюционеры появятся... И всё-таки поразительно, что, и охваченный "экстазом", мы опять пользуемся гениальным выражением Максима Горького, чекистской работы, товарищ Урицкий нашел время для сочинения распоряжения № 2984! И всё-таки поразительно (это ведь Урицкий так поста вил ЧК!), что командир полка не стал дожидаться офици 1 Дело "Каморры народной расправы" Т 4, л 96 2 Там же Т 4, л 95 195 ального распоряжения Урицкого, а уволил офицеров сразу, как только их арестовали! А офицеры что ж... Как это было написано в "Молитве из действующей ар мии", изъятой у Николая Шлетынского? Христос Всеблагий, Всесвятой, Бесконечный, Услыши молитву мою, Услыши меня, мой Заступник Предвечный, Пошли мне погибель в бою. . И еще там страшная строчка была: "Нам смерть широко открывает объятия. ." Вот в эти объятия и подталкивал молоденьких офицеров Моисей Соломонович Урицкий. Так.. Между делом.. В "экстазе", как выразился бы писатель Максим Горький, русофобии и человеконенавистничества. 7. У несчастных обитателей застенков Моисея Соломоновича Урицкого оставались на свободе отцы и матери, братья и сестры, дети и жены. Наконец, оставались просто близкие люди и сослуживцы, жизнь которых тоже менялась с этими арестами. "Так как от моего заключения зависит состояние приюта, богадельни и домов Комиссариата призрения, переданных мне в заведование Отделом социальной помощи, то я очень прошу указать хотя бы приблизительный возможный срок моего освобождения, чтобы я мог решить, как мне поступить в дальнейшем с указанными учреждениями"... Документами, подобными этому, пестрит дело "Каморры народной расправы". И вообще, когда читаешь его, трудно отделаться от впечатления, что многие аресты и изъятия производились специально, чтобы затруднить и без того нелегкую жизнь петербуржцев. Видимо, тут генеральная линия Моисея Соломоновича на принудительное ускорение "кристаллизации" удачно совмещалась со стремлением рядовых чекистов к "превосходной" жизни В уже упомянутом нами рассказе "Дорога" Исаак Бабвль 196 сообщает, что после разговора с Урицким "не прошло и дня, как все у меня было, - одежда, еда...". Откуда бралась еда в голодном городе, становится понятно, когда просматриваешь ордера на аресты, подписанные Урицким. Моисей Соломонович требовал, чтобы при арестах изымались документы, деньги и золотые вещи. Чекисты, проводившие обыски, как это видно из протоколов, изымали еще и продукты питания, а также вино и вообще понравившиеся им предметы обихода. И действовали они так по благословению самого Григория Евсеевича Зиновьева, который 29 мая на экстренном заседании Петросовета сказал: "Если и нужно будет когонибудь перевести на солому, то в первую голову мы переведем на солому буржуазию"1. Так вот, если же прибавить к этому тревогу за судьбу брошенного в застенок родственника, положение ограбленных людей становилось воистину трагическим. Даже документов, чтобы устроиться на работу и как-то прокормить себя, чекидты не оставляли им. И всё-таки многие и в этой бесчеловечной ситуации находили в себе силы оставаться людьми. Продавая последнее, собирали они передачи арестованным родственникам, писали прошения, нанимали адвокатов... Обойтись без рассказа о судьбе этих людей в нашей книге нельзя, потому что их страдания и муки неотъемлемы от жизни Петрограда в июне 1918 года... Мужа Анны Яковлевны Мухиной арестовали в ночь на 22 мая, когда были произведены основные аресты по делу "Каморры народной расправы". Об этом свидетельствуют прошение поверенного В.И. Булавина: "В ночь на 22 мая в квартире своей был арестован веритель мой Василий Петрович Мухин..." - и сами чекисты в постановлении о прекращении дела Мухина в связи с расстрелом его: "Василий Петрович Мухин был арестован 22 мая 1918 года"2. Однако, как мы и говорили, в этом же томе вшит ордер на арест В. Мухина и "других мущин", датированный 3 июня3. 1 Петроградская правда 1918 29 мая 2 Дело "Каморры народной расправы" Т 3, л 63 3 Там же Т 3,л 22 197 Видимо в суете того июньского дня Моисей Соломонович позабыл даже, что Василий Петрович Мухин уже арестован, и подмахнул товарищу Юссису ордер № 352 на его новый арест... Спешка ли, растерянность ли заставили Урицкого послать своих подручных арестовывать уже арестованного человека - мы не знаем. Однако, почему Урицкий выбрал именно Василия Петровича Мухина на роль финансиста погромщиков, попытаемся понять. Ну, во-первых, Мухин был достаточно богатым человеком. Вовторых, он был знаком с Л.Т Злотниковым. Злотников заходил к Мухину, прочитав объявление о сдаче внаем комнаты... Конечно, В.П. Мухин твердил на допросах, дескать, никаких денег Злотникову ни через Егорова, ни лично не давал... - Таких сумм, как вы указываете, я не давал... - говорил он Байковскому. - Да и что теперь на двести или четыреста рублей можно сделать? Я человек состоятельный, и если бы дал, тб дал бы гораздо больше! Наверное, Байковский, хотя у него, как у чекиста, и не возникало нужды покупать продукты самому, мог все же знать, что на двести рублей в Петрограде в мае 1918 года можно было купить по случаю килограмма три сахара, но организовать на эти деньги погромную организацию конечно же было затруднительно. Впрочем, какое это имело значение? Ведь ни Урицкий, ни тем более Байковский не предполагали, что дело "Каморры народной расправы" кто-то будет потом изучать, поэтому и нужды изображать правдоподобие они не ощущали... Они подходили к делу с другой стороны. Мог Мухин дать деньги? Мог... В дело вшито прошение рославльских гимназисток: "Принимая во внимание, что мы, ученицы 2й Рославльской гимназии, своим образованием обязаны Василию Петровичу Мухину, который построил здание гимназии, дал средства на нее, многих из нас содержит на своих стипендиях, мы не можем оставаться равнодушными к судьбе че 198 гибЪль красных моисеев ловека, таким щедрым образом облагодетельствовавшего бедноту города Рославля"1. гимназия, конечно, не погромная организация, но и в большевистскую концепцию устроения России она тоже не вписывается... Зачем содержать на стипендиях гимназисток, если эти деньги могут быть использованы на нужды чекистов? Вероятно, это соображение и решило судьбу миллионера. Но вернемся к Анне Яковлевне Мухиной... Она, разумеется, даже не догадывалась, что судьба ее супруга, которого она, несмотря на большую разницу в возрастеи любила, и уважала, предрешена Моисеем Соломоновичем. После ареста мужа она осталась с тремя детьми, старшему из которых было восемь лет, практически без средств и вынуждена была отпустить и француженкугувернантку, и кухарку, и няню. Кроме того, жить одной ей было и небезопасно. В.В. Мирович, задержанный в конце июня на квартире у Мухиной, рассказал, что Анна Яковлевна просила его "заходить к ней каждый день, чтобы оградить от различных людей, желающих воспользоваться ее тяжелым положением"2. Как можно понять из документов, осббенно досаждал Анне Яковлевне некий коммунар Штрейзер, который под видом устройства "засад" то и дело вламывался в квартиру. И только поражаешься мужеству этой женщины: оставшись без средств, с малолетними детьми на руках, она находит в себе силы хлопотать о муже. "Мой муж - хороший семьянин, чуждый какой бы то ни было политики, скромно жил со мною и малолетними детьми... Вся его жизнь - как на ладони и мне прекрасно известна. Он много отдавал времени заботам о своей семье, воспитанию своих детей. Еще он состоял попечителем гимназии в г. Рославле Смоленской губернии, часто ездил туда по служебным обязанностям, принимал глубоко к сердцу интересы учащейся молодежи во вверенной гимназии. Состояние его здоровья таково, что, в связи с преклонным возрастом, делает для жизни опасным долгое заключение, которому он подвергается... 1 Там же 2 Там же Т 1,л 140 199 Очень прошу вас, отпустите моего мужа на мои поруки"1. Урицкий, получив это прошение, принял Анну Яковлевну и долго беседовал с ней. И это тоже понятно. Среди различных документов, вшитых в дело Мухина, есть и нацарапанные - не коммунаром ли Штрейзером? - анонимные записочки, примерно одного содержания: "Где деньги Мухина находятся, известно француженке и жене". Как же после этого мог не принять Моисей Соломонович гражданку Мухину? Чтобы выяснить, где находятся деньги, он принял ее и - более того! - разрешил свидание с мужем. "Она нашла мужа своего в ужасном состоянии, - описывает это свидание поверенный В.И. Булавин. - Он обратился в полутруп, его хроническая сердечная болезнь и расширение суставов в заключении обострились и дальнейшее его содержание под стражей, конечно, повлечет за собой смертельный исход. Нравственное состояние его ужасно, он беспрерывно плачет. Конечно, по существу обвинения Мухин ничего объяснить не мог своей жене, говоря лишь, что он ни в чем не виновен"...2 После этого свидания состоялась вторая встреча Моисея Соломоновича Урицкого с Анной Яковлевной Мухиной. Увы... Анна Яковлевна разочаровала его. Она так и не сумела выведать у мужа, где его деньги. Вернее, и не попыталась даже выведать. Увидев своего несчастного супруга, она разрыдалась и позабыла про все наставления Моисея Соломоновича... Анна Яковлевна дарке и не понимала, о чем спрашивает ее шефНПетроградской ЧК. Чрезвычайно огорчившись, Моисей Соломонович отпустил гражданку Мухину. Каково же было его удивление, когда на следующий день ему подали новое прошение. "Товарищ Урицкий! Прежде чем написать Вам это письмо, я очень много дума" ла. Думала о том, поймете ля Вы меня и исполните ли мою просьбу, эти строки - незаметное, но дышащее глубокой искренностью письмо, письмо к Вам, как к доступному челове 1 Там же. Т.З, л. 37. 2 Там же. Т. 3, л. 44. 200 ку, как к товарищу9 к которому можно обратиться с просьбой свободно, без страха. Быть может, после первого Вашего приема я не решилась бы больше никогда обратиться к Вам, надоедать Вам, но после же второго разговора с Вамп я решаюсь поговорить с Вами откровенно, как с добрым товарищем. Моя просьба заключается в том, чтобы освободить моего старого, больного мужа, Василия Петровича Мухина, которому такое долгое заключение, думаю, будет не перенести. Горячо прошу Вас исполнить мою просьбу, во-первых, потому, что он совершенно невиновен, а вовторых, хочу его спасти в благодарность за то, что он когда-то меня, дочь бедного труженикапекаря, а также всю мою многочисленную до крайности бедную семью спас от голодной смерти, и впоследствии женился на мне, поднял на ноги моих сестер и братьев, помогал старым, больным, совершенно бедным родителям, которые ведь и до сих пор только и живут благодаря его помощи. Еще раз прошу Вас, товарищ Урицкий, исполните мою горячую искреннюю просьбу - освободите его во имя его тяжелого, болезненного состояния, во имя малолетних детей моих, меня и моих бедных родителей, могущих остаться без крова и куска хлеба, т:к. у меня ничего нет... Умоляю, не оставьте моей просьбы, а дайте возможность дочери бедного труженика отблагодарил" своего мужа этим освобождением за все добро, им содеянное мне и моим родным. Во исполнение моей просьбы буду вечно Вам благодарна. Гражданка Анна Мухина"1. Легка представить себе изумление Моисея Соломоновича, прочитавшего это послание. Айайай... Эта глупая русская женщина даже и не поняла, чего он добивался от нее... Она даже не сумела выпытать у своего старого мужа, где его деньги! А ведь он, Моисей Соломонович, объяснял ей, что немножко из этих денег он, может быть, даст и ей с детьми... От возмущения бутерброд, который кушал товарищ Урицкий, вывалился из пальцев, и на прошении осталось жирное пятно. Моисей Соломонович поставил стакан с чаем на бумагу - этот след тоже сохранился на документе! - протер платочком жирные пальцы и, заправив за ухо засалившийся шнурок пенсне, начертал на прошении: "К делу!" 1 Там же. Т.З, л. 47. 201 Более прошений от Мухиной в Петроградской ЧКуже не принимали. Да и зачем? Ведь деньги Мухина отыскались - они лежали в банках. Следствие, таким образом, было завершено. Об этом и сообщили Анне Яковлевне Мухиной в конце 1918 года. "После установления следствием преступления Мухина на капиталы его, находящиеся в Народном банке, наложен был арест, сам же Мухин по постановлению ЧК 2 сентября с. г. расстрелян. На Ьсновании вышеизложенного Чрезвычайная Комиссия определяет: капитал В. Мухина, служивший средством борьбы с Советской властью и находящийся в Народном (бывшем Государственном) банке и во 2м отделении Народного (бывшего Московского купеческого) банка, конфисковать, наложенный на него арест снять и деньги перевести на текущий счет Чрезвычайной Комиссии и настоящее дело дальнейшим производством считать законченным. Копию настоящего постановления через домовую администрацию вручить Анне Яковлевне Мухиной, бывшей жене расстрелянного". Вот, пожалуй, и все, что можно рассказать о "бывшей жене расстрелянного" Василия Петровича Мухина, просившей Моисея Соломоновича Урицкого как товарища, к которому можно обратиться с просьбой свободно, без страха, отпустить больного мужа ей на поруки. 8. Если мы сравним биографии Василия Петровича Мухина и Захария Петровича Жданова, также арестованного в эти июньские дни по делу "Каморры народной расправы", то обнаружим в этих биографиях "основного исполнителя" и "дублера" немало сходного. Как и Мухин, Захарий Петрович Жданов был весьма состоятельным человеком. До 1913 года он даже держал в Петербурге банковский дом "Захарий Жданов". Другое дело, что Мухин был богат от рождения, существовал "на личные средства, доставшиеся от отца, который в свою очередь получил их тоже от своего отца", а За 202 харию Петровичу Жданову в жизни пришлось пробиваться к финансовому успеху своими собственными силами. "Я происхожу из крестьян Ярославской губернии, тринадцати лет отроду был привезен в Петроград. Образование получил на медные пятаки... - рассказывал он на допросе. - Я "сам себя сделал". Исключительно своим трудом, своею русскою сметкою достиг до верхов коммерческого благополучия"...1 Это, однако, не помешало им одинаково распорядиться своими состояниями. Василий Петрович Мухин основные свои средства вложил в женскую гимназию и коммерческое училище для мальчиков в городе Рославле Смоленской губернии. Точно такие же планы были и у Захария Петровича Жданова. "В отобранных у меня при аресте бумагах находится составленное мною шесть лет назад завещание на случай моей смерти. По прочтении завещания Вы, господин председатель, убедитесь, что все свое состояние без остатка я возвращаю народу, из которого вышел и выбился. Я назначаю состояние исключительно на нужды просвещения". Видимо, это обстоятельство и возмутило Моисея Соломоновича Урицкого, считавшего, что для русского народа органы ЧК более необходимы, нежели какоето просвещение. Состояния Мухина и Жданова необходимо было перевести на текущий счет Петроградской ЧК, а не расфукивать по пустякам... И поскольку "экстаз" чекистской работы всегда совмещался в Моисее Соломоновиче с редкостной практичностью, выработанной еще с юношеских лет, когда революционную деятельность он совмещал с семейным бизнесом в лесной торговле, он и сейчас живо смекнул и определил Мухина главным финансистом погромщиков. Ну а Захарию Петровичу Жданову - все должно быть предусмотрено в деле! - отводилась роль "дублера"... Разумеется, Захарий Петрович и не подозревал до поры, на какую роль готовят его. Через два с половиной месяца заключения он напишет в заявлении на имя Урицкого: "Хотя никакого обвинения до сего времени не предъявлено, однако из проходившего в Вашем кабинете, при свидании с женой, разговора я узнал, что меня обвиняют в пожертвовании на некую погррмную организацию, под фирмой "Каморра на 1 Там же Т 2, л 82 203 родной расправы". По этому поводу я позволю себе обратить Ваше внимание на следующее: 1.0 существовании погромной организации, названной вами, я впервые узнал в арестном помещении на Гороховой, 2 <...> 6. Погромщиком я никогда не был... Будучи антисемитом, а тем паче погромщиком, нельзя всю рабочую жизнь проводить среди евреев. Между тем вся моя жизнь, все мои коммернеские обороты я веду только с евреями, работая на бирже, где евреев девяносто пять процентов общего состава, - и за все время никто и никогда меня погромщиком не считал"1. Неосведомленность Захария Петровича по поводу финансирования им "Каморры народной расправы" не должна удивлять нас. Ведь Василий Петрович Мухин тоже только беспрерывно плакал и "по существу обвинения ничего объяснить не мог своей жене, говоря лишь, что он ни в чем не виновен". Не блещет оригинальностью и аргументация З.П. Жданова в пользу своей непричастности к погромщикам из "Каморры". Тут надо отметить, что даже когда обвинение и не было сформулировано, все допросы велись так, что подследственный должен был доказывать, чего хорошего он сделал для евреев в своей жизни. И доказывали. Вернее, пытались доказать. "Лучшим доказательством того, что я чужд всяких антисемитских выступлений, служит то, что я, составляя списки счетчиков в предстоящую перепись, включил в число счетчиков служащих управы, среди которых есть и евреи"...2 Выходило смешно, глупо, а главное, как-то унизительно, но ведь именно этого и добивался Моисей Соломонович от арестантов. Факта знакомства со Злотниковым Захарий Петрович не отрицал: "Эта фамилия мне известна... Однажды я прихожу домой и мне подают записку, принятую по телефону, в которой сказано, что Злотников просит указать время, в которое я мог бы его принять, но по какому делу, я совершенно не знаю. Никакого свидания я ему не назначил и конечно не принял, так как на следующий день уехал на 1 Там же. Т.2, л. 81. 2 Там же. Т. 1,л. 20. 204 источник, но если бы не уехал, то тоже не назначил бы, так как в последнее время почти никого не гфинимаю, в особенности со свежей фамилией..."1. Однако судьба его сложилась в Петроградской ЧК иначе, нежели судьба Василия Петровича Мухина. Если Мухина расстреляли, то Захария Петровича с миром отпустили на волю. Это так не похоже на Урицкого и его помощников, что приходится заново перечитывать документы следственного дела З.П. Жданова в попытке понять, чего же такого хорошего он сделал для евреев, что сумел пронять несгибаемых чекистов... Секрет спасения Захария Петровича, как мне кажется, сформулирован в той самой выделенной нами фразе, где он говорит, что, дескать, все свои коммерческие обороты вел только с евреями. На первый взгляд ничего особенного тут нет, если рассматривать эту фразу в общей тональности допросов. Но есть в ней и иной смысл. Скромно, как бы между прочим, сообщает Захарий Петрович Моисею Соломоновичу, что всю жизнь проработал среди евреевбиржевиков и коечему научился у них. И эти слова не были блефом. Уже на втором допросе Жданов пустился в обстоятельный рассказ о попытке шантажа его, предпринятой задолго до революции. На первый взгляд рассказ выглядит наивным и глуповатым, однако наберемся терпения и послушаем его от начала до конца... "В свое время, кажется, в 1916 году, во время завтрака в ресторане (Мойка, 24) я был вызван к телефону... "Вас спрашивает или, иначе, говорит Вам неизвестная. У меня есть срочное к Вам дело, и усердно прошу дать мне свидание". На мое замечание, что я никого на квартире не принимаю и дать ей свидание не могу, но в крайнем случае, если я ей необходим, пусть она приедет в ресторан, где я сейчас завтракаю, и я ей дам 10-15 минут для беседы, моя собеседница, назвавшаяся на этот раз Раковскою, ответила на это следующее: "Господин Жданов, по некоторым соображениям, о которых я доложу Вам при свидании, быть в ресторане Донона Там же Т.2, л. 71. 205 мне неудобно. Бели вы не можете принять меня у себя на квартире и не хейгите приехать ко мне на квартиру, я прошу вас приехать в ресторан Палкина. Но войдите не в общий зал, а в кабинет с подъезда Владимирской улицы, где я вас буду ожидать". Мне показалось, что разговор носит искренний характер, барыня говорит взволнованно, в свидании со мной видит свое спасение, и, ввиду того, что в тот период у меня моими служащими была произведена растрата, расследованием которой я занимался, у меня мелькнула мысль, нет ли тут связи с растратой... Я согласился на предложение Раковской я сказал, что буду через полчаса. Окончив завтрак, я сел в автомобиль и подъехал к ресторану Палкина с Владимирской улицы. Войдя во второй этаж, спросил у человека, где меня ожидает Раковская. "Пожалуйте здесь!" - ответил человек и отворил дверь в первый кабинет по правую руку от входа. Я увидел молодую женщину, достаточно красивую, которая приподнялась с кресла и, назвав себя Раковскою, попросила сесть. Человек вышел, и я остался с Раковской наедине. На мой вопрос: "На что я вам необходим, сударыня, как вы изволили говорить по телефону?" - Раковская ответила: "У меня к вам совсем небольшое дело, и вы, надеюсь, исполните его. Мне просто нужны деньги, и я думаю их получить у вас". Предположив, что передо мной женщина, возможно, очутившаяся в неприятном, стесненном положении, я не придал значения странной форме просьбы. Я спросил: "Какая сумма Вам нужна, сударыня?" - предполагая, что дело идет о стадвустах рублях. Я хотел дать таковые, но Раковская сказала: "Мне нужно 25 тысяч рублей, и вы должны дать мне их". На этот раз я понял, что передо мной, повидимому, шантажистка. Отвергнув ее предложение, я сказал, что ее номер успеха иметь не может, я ее не знаю, но вижу, что она принадлежит к авантюристкам. Отворив дверь, я пригласил официанта и рассказал ему, в чем дело. Затем сел в автомобиль и поехал к себе на квартиру. Через полчаса ко мне на квартиру позвонил местный пристав, лично меня знавший, и сказал буквально следующее: "Сейчас в наш участок явилась некая Раковская и просила составить протокол о том, что сегодня по предложению своего 206 сожителя 3. Жданова она явилась в ресторан Палкина для объяснения, но последний избил ее". Я рассказал приставу, в чем дело, и он предложил мне приехать в сыскное отделение и заявить там о случившемся. Я поехал в сыскное, меня принял помощник начальника Игнатьев (ныне, кажется, состоит помощником начальника милиции). Я рассказал ему все дело. "Не Раковская ли это была?" "Да, Раковская..." - ответил я. Игнатьев вышел из кабинета и возвратился с кипой дел в синей папке. Открыв папку, он дал мне прочесть первое дело. Их, полагаю, было несколько десятков. Дело было надписано: по обвинению Раковекой и Раковского в шантажном вымогательстве, кажется, у И. Александрова. Я сказал Игнатьеву: "В чем же дело? Отчего эти господа не сидят? У вас столько дел о них, и все они, как я полагаю, точные сколки один из другого..." На это Игнатьев мне ответил: "Дело в том, что Раковский состоит агентом охранной полиции, дает, по всей вероятности, ценные сведения по службе и как-то устраивается так, что при следствии все дела разрешаются в его пользу". Во всяком случае, Игнатьев обещал мне вызвать обоих Раковских и, составив о всем протокол, направил к следователю... Что сталось с делом далее, не знаю. Раковские более меня, как и сказал мне Игнатьев, не беспокоили в течение двухтрех месяцев, но после этого на меня посыпался целый ряд писем с просьбами Раковекой помочь ей. Требования доходили до 25 рублей. Все письма, а последнее, не прочитывая, я отсылал в сыскную полицию. Месяца через два меня совершенно оставили в покое. В день моего ареста и доставления на Гороховую. 2" в камеру 97. я встретил Раковского. но в то время не мог представить, что он привлекается по делу, в котором подозревается мое участие. Но вчера прибывший из "Крестов" Баталии передал мне, что Раковский привлекается по этому же делу - вот тут и явилось у меня предположение, а не стал ли я жертвой сговора бывшего охранника"...1 Если предположения наши верны и Раковский сотрудничал с Петроградской ЧК (а иначе, повторяю, невозможно объяснить, почему этого бывшего сотрудника охранки, 1 Там же Т 2, л 6769 207 человека, посвященного в деятельность погромной организации, отпустили на свободу), то интригу, затеянную Захарием Петровичем Ждановым со своей исповедью, нельзя не признать гениальной. Рассказывая о попытке шантажа, предпринятой Раковским в 1916 году, он заблаговременно упреждает попытку Урицкого вставить его в дело "Каморры народной расправы". Более того, обронив как бы невзначай, что все обороты он вел только с евреями, Жданов показывает, что и сама комбинация Урицкого уже разгадана им и все ходы против него блокированы. Насколько верна наша догадка, судить трудно, но Захарий Петрович Жданов сразу после своего заявления был освобожден, хотя освобождение его и вызвало недоумение как у штатных сотрудников ЧК, так и у секретных осведомителей. В дело подшито донесение неизвестного осведомителя, возмущенного освобождением Жданова: "Неужели правда, что Жданову Захарию удалось обмануть следственные власти и освободиться изпод ареста? Неужели свободен тот, который уже совершил рад преступлений, а рад новых готов совершить? В прошлом он занимался скупкой золота, платины, спекулировал всем и даже на валюте с целью обесценить русский рубль. Теперь же этот негодяй задался целью способствовать ниспровержению существующего строя и обещает огромную сумму для борьбы с настоящим правительством - Советской властью"1. Так что факт освобождения Захария Петровича Жданова казался удивительным не только нам. Уж в чем в чем, а в гуманизме последователей Моисея Соломоно&ича Урицкого обвинить трудно. Но, видимо, были у них веские причины отступить от плана своего учителя и отпустить на волю Жданова, заменив его и менее состоятельным, и менее подходящим из-за возраста и слезливости - Мухиным. Человек, который "вел все свои обороты с евреями", и тут, у чекистов, сумел мастерски провести свое дело. Впрочем, ознакомившись с постановлением от 7 декабря, понимаешь, что на этот раз Захарий Петрович напрасно обольщался насчет победы. 1 Там же Т 2, л 83 208 В постановлении этом сказано: "До вторичного ареста Жданова, меры к которому приняты, считаю нужным производство следствия по настоящему делу прекратить и таковое сдать в архив".1. Вот в такой оборот попал в Петроградской ЧК недюжинно ловкий делец Захарий Петрович Жданов. И вывернуться ему - увы - на этот раз не удалось... 9. Вот так и "расследовалось" дело "Каморры народной расправы". Были в ходе "следствия" провалы, были и озарения. 6 июня Байковский получил показания Василия Илларионовича Дворянчикова, что якобы в его фотоцинкографии изготовлена найденная при втором обыске комнаты J1.Т. Злотникова печать "Каморры народной расправы", а 12 июня нужные следствию показания дал и сам Злотников. Хотя мы уже не раз цитировали этот протокол допроса, но приведем его сейчас целиком, потому что это главный документ обвинения... 12 июня сего года по делу показал: "Мухин лично мне ничего не давал, но через Егорова я получил один раз 200 руб., второй раз - 400 руб. Мухин прислал мне эти деньги на расходы, которые будут сопряжены в связи с напечатанием и рассылкой прокламаций. Прокламаций этих было разослано мною экземпляров не более тридцати, так как по почте я посылал только в редакции газет, если передавал какимлибо лицам, то лично. Боброву одну прокламацию я дал. Дело было в воскресенье, он шел еще с одним субъектом, которому я тоже дал, субъект этот вам знаком, так как он служит у вас; это -Якубинский, который выдавал себя за члена Сов. Р. и С. Депутатов, за директора какихто двух фабрик и хозяина одной из шоколадных. За четверть часа до обыска он у меня был, купил на четыреста рублей картин, деньги за которые, конечно, не заплатил. Печатал я сам прокламации на пишущей машинке, не желая подводить тех лиц, которые не имеют к этому никакого отношения, места не укажу. 1 Там же Т 2, л 93 209 От Жданова я ничего не получал и даже незнаком с ним. Вся организация "Каморры народной расправы" и ее штаба заключается лишь во мне одном: я ее председатель, я ее секретарь, я и распространитель и т.п. Хотя знал об этом Раковский, который делал мне заказы, приходил ко мне и знал, где находится печать и т.п. Бобров узнал об этом лишь потому, что я ему вручил прокламацию"1. Протокол допроса - специфический жанр литературы, тем не менее и тут существуют определенные законы. Мы уже отмечали ряд несообразностей, содержащихся в этих показаниях, а сейчас хотелось бы поговорить о допросе в целом. Как-то с ходу Злотников начинает давать показания на В.П. Мухина. Цена их - жизнь Василия Петровича. Далее Злотников подробно рассказывает о сотруднике Петроградской ЧК -Якубинском. И вдруг упирается - начисто отрицает факт знакомства с З.П. Ждановым, который сам этого факта не отрицал, рассказывая о попытке Злотникова дозвониться до него. Кстати, на следующих допросах Злотников откажется от показаний на Мухина, но по-прежнему будет твердо отрицать даже и факт телефонного звонка Жданову. В конце же допроса, категорически отказавшись называть людей, у которых он работал на пишущей машинке, Злотников принимает всю вину за организацию "Каморры" на себя, но при этом зачемто добавляет, что его приятель Раковский знал, "где находится печать, и т.п.". Весь допрос умещается на одной страничке. На этой страничке умещается и сразу несколько Злотниковых. Один, который лжесвидетельствует на старика Мухина, и другой, который благородно защищает Боброва, Жданова и неизвестных владельцев пишущей машинки, впрочем, тут же, как бы между прочим, закладывает своего приятеля Раковского. Не нужно быть психиатром, чтобы понять: если бы Злотников вел себя так без всякого принуждения - мы имели бы дело с явной патологией. ~ Конечно, проще всего допустить, что следователь Байковский избивал Злотникова, выбивая из него нужные показания. Косвенно подтверждает это и тот факт, что Злотников как-то очень неуклюже, словно бы разбитыми в кровь 1 Там же Т 4, л 29 210 губами, формулирует свои признания. Кстати, надо отметить, это единственный допрос, на котором Злотников не вдается ни в какие рассуждения. А порассуждать он, как видно по другим допросам, и умел, и любил... И, наверно, так и было на самом деле. Вероятно, Байковский до полусмерти избивал со своими подручными Злотникова, пока тот, тяжело ворочая языком, не признался, что вся организация "Каморры" и ее штаба заключается лишь в нем одном... Но это никак не объясняет, почему Злотников так охотно начал лжесвидетельствовать на Мухина. В порядке гипотезы можно предположить, что, говоря о Мухине, Злотников говорил о какойто совсем другой прокламации, на рассылку которой и давал ему деньги Мухин. На последующих допросах с завидным упорством и мужеством он будет повторять: "За печатание и за составление прокламаций я ни от кого ничего не получал. Это мое личное дело. От Егорова (управляющий имением В.П. Мухина. - Н.К.) мною было получено 200 и 400 рублей, но это наши личные счеты. Никаких денег от Мухина не получал. Деньги, полученные от Егорова, были получены мною как следствие наших личных счетов"1. Предположение наше хотя и не может быть доказанным, тем не менее не противоречит тем фактам, которые имеются. Мы знаем, что какуюто прокламацию, содержание которой было известно только самому Злотникову да еще сотруднику ЧК Снежкову-Якубинскому, Злотников вручил Боброву... Так, может, об этой прокламации и говорил он на втором допросе, и лишь когда прозвучало слово "Каморра", понял, как ловко подставил его следователь? А впрочем, может, и не понял, поскольку Байковский принялся кулаками выколачивать главные показания, и ослепший от боли Злотников только и находил силы твердить, что весь штаб, вся "Каморра" - это он, Злотников, и есть... Может быть... Но так или иначе, а главный документ обвинения - признание Л.Т. Злотникова следователю Байковскому - удалось добыть, и случилось это 12 июня. Чехословаки уже взяли Челябинск и Омск, Саратов и Самару. Революционная кристаллизация уже началась... 1 Там же Т 4, л 30 211 Оглавление   www.pseudology.org