М. "Детская литература", 1964
Екатерина Андреева
Жестокий путь
Часть 5
Свежий ветер

Наступил тот бурный век, когда корабли испанских и португальских конквистадоров стали приставать к неведомым дотоле берегам, принося с собой народам заокеанских стран крест и меч, рабство и Смерть. Рекой полилась кровь этих народов, но в руках европейцев она превращалась в золото, которое быстро стало наполнять купеческие сундуки, делая их владельцев более могущественными властелинами, чем Феодалы, князья и герцоги. Купечество богатело и стало косо посматривать на носителей феодальных прав. Под устаревшими тронами сеньоров и герцогов почва становилась все более зыбкой, пошатнулся и авторитет католической Церкви.

Из вновь открытых земель вместе с золотом повеяли и свежие, опасные для Церкви ветры. Мир стал шире, раздвинулись его горизонты, развеялись старые предрассудки, созданные в умах человеческих Религией. Стали меняться представления о форме Земли, о её размерах и положении во вселенной. Рушились многовековые правила отцов Церкви. Разум человеческий развивался и уже готовился сбросить с себя вериги, навязанные Религией. Уже гремели памфлеты Эразма Роттердамского и появились люди, звавшие к Просвещению. Они называли себя Гуманистами — мыслителями, ставившими в центре своего внимания человека (по-латыни "гуманис" — человеческий).

Они верили в величие человека, возвышали его Разум, в отличие от Церкви, которая считала человека "сосудом греха". Они верили в способности человека и, стремясь к знанию, мечтали подчинить человеку весь мир... Это выразилось в деятельности естествоиспытателей, Философов и ученых. Но в те мрачные времена стремление к истине чаще всего приводило на костер. И они смело шли на Смерть, побежденные религиозным фанатизмом, но поддержанные свободным Разумом и вдохновенные истиной.

Однако в Европе уже наступало время, которое Энгельс назвал величайшим прогрессивным переворотом из всех пережитых до того времени человечеством. Это время породило, по словам Энгельса, титанов по силе мысли и характера, по многосторонности и учености. В университетах, в этих оплотах богословия, появились люди, которые стали биться за Свободу человеческой мысли, за изучение природы, за Свободу Совести, за реформу католической Церкви.

Свежий ветер превратился в шторм, перехватывающий человеческое дыхание. Волны крестьянских восстаний залили площади городов, пылали Монастыри и замки. Напрасно инквизиторы, закрыв лица черными масками, терзали в мрачных подземельях тысячи Еретиков. Напрасно пылали костры, чтобы "кротко и без пролития крови" очищать землю от мыслителей и ученых, — человеческий Разум и человеческий гений неуклонно шли вперед на приступ церковных твердынь. И напрасно взирал в ужасе святейший Папа с высоты своего престола, сквозь дым инквизиторских костров на эту картину всеобщего брожения. Половина его католической паствы разуверилась в непогрешимости Папы и отказалась оплачивать "отпущение грехов".

Среди людей, стоящих за реформу католической Церкви, выделялись Два человека: Мартин Лютер и Томас Мюнцер... Но устремления у них были различны. Лютер не шёл дальше отрицания папской Власти и реформы Церкви, Мюнцер мечтал о Революции, в результате которой наступит на всей земле Справедливость.

Свобода, Равенство, Братство

Когда народы разных стран Западной Европы в средние века и в эпоху Возрождения восставали против Феодализма и Церкви, человеческая мысль была ещё настолько подавлена Церковью, что всякий протест против бесправия и нищеты мог выражаться только в религиозных формах. Даже учение Мюнцера, проповедующее /a>, каким он мог быть в XVI веке, и явно носившее революционный характер, не порывало с Религией.

Только Революция 1789 года во Франции была первым революционным движением, которое совершенно сбросило с себя религиозные одежды. Эта Революция стремилась создать общее, неразделимое никакими границами отечество, общую духовную родину для всех людей. Она призывала все народы к Свободе, которую стремилась завоевать для Франции. Демократы принялись за Проповедь и пропаганду с таким же пылом, как Проповедники нового вероучения, которое стремится стать всемирной Религией. Они не признавали ни богослужений, ни загробного существования и стремились к счастью для всех людей только здесь, на земле.

Глубокие порывы человеческого сердца столкнули эту новую Веру в Свободу и в Равенство, Веру, полную юношеских устремлений и пыла, с закоснелой и устаревшей христианской Религией. Революция отвергла Церковь, которая делит всех людей на достойных и недостойных, защищает сильных и преследует слабых. Революция обвинила Церковь в несправедливости, требовала равноправия и полного Равенства между всеми перед людьми, не только перед Богом.

Эта Революция должна была вспыхнуть Именно во Франции. Ни в каком другом европейском Государстве монархия не потерпела такого полного крушения, как в этой стране. И нигде, как во Франции, не питали такой глубокой и горячей ненависти к абсолютной Власти короля и к феодальным порядкам. В народе кипело негодование против королевского произвола и наглого своеволия высших сословий, которые не переставали глумиться над ним, несмотря на свое политическое бессилие. Одни ненавидели угнетателей, другие приходили в отчаянье, третьи впадали в полное равнодушие ко всему окружающему. Народ ещё кое-как терпел, но Франция от бесчисленных ран уже истекала кровью.

Русский Царь Пётр I, посетивший Версаль в 1717 году, говорил, что безумная расточительность высших сословий приведет к гибели прекрасную Францию. Монтескье не стесняясь писал, что существующее положение невыносимо и что старый режим должен рухнуть. Жан Жак Руссо обращался с призывом: "Проснитесь! Ваша воля есть закон, будьте Царями вместо рабов!" А король Людовик XV отделывался остротой: "На мой век хватит, я старик, а мой внук пусть побережется!" К несчастью для Франции, этим внуком был Людовик XVI, который умел любить, прощать, страдать, умирать, но не управлять.

В 1789 году, в первый год Революции, был утвержден законопроект, признающий "право нации распоряжаться имуществом Церкви". Духовенство оказало сопротивление. В одних местах священники отказывались освящать трехцветные знамена Революции, называя их флагами мятежа, в других — не зачитывали с амвона декреты Учредительного собрания, в третьих — припрятывали зерно, чтобы вызвать искусственный голод в стране.

В Учредительном собрании "отцы Церкви" заодно с аристократами сопротивлялись принятию "Декларации прав человека и Гражданина", потому что она провозглашала Равенство и Свободу личности. А лозунг Революции "Свобода, Равенство и Братство", как несовместимый с духом Религии, предавался анафеме. Многие епископы призывали верующих к неповиновению Властям. Революцию объявляли ниспровержением порядка, конституцию — посягательством на Веру и порядок, религиозную терпимость — безбожием, Свободу — мятежом.

Чтобы сорвать декрет о национализации церковного имущества, Духовенство стало присваивать ценные бумаги, серебро и золото, продавать мебель, вырубать леса. После закрытия Монастырей расхищение достигло таких размеров, что над Фландрией, например, нависла угроза остаться совсем без леса.

Церковники стали запугивать народ "божьей карой", а в августе 1789 года сфабриковали письмо Иисуса Христа, в котором было сказано: Бог поразит бесплодием поля тех, кто откажется по-прежнему платить церковную десятину. Страна была наводнена разными посланиями с уговорами и угрозами, чтобы никто не смел приобретать церковного имущества. Верующих предупреждали о нищете, несчастьях и бедствиях, грозящих каждому, кто ослушается и завладеет имуществом Церкви. В некоторых провинциях "духовные отцы" за это угрожали не чем иным, как скорым "светопреставлением", то есть концом мира. Печатно и устно священнослужители доказывали, что такое ограбление Духовенства является "кражей у нищих".

Затем Учредительное собрание издало декрет о гражданском устройстве Духовенства и о том, что "святые отцы" должны присягнуть конституции. Тогда высшее Духовенство, опасаясь, что часть священников присягнет, стало пугать сельских кюре нашествием миллионов Дьяволов, будто бы вырывающих христианские Души и сердца из тел отступников.

Печатались отрывки из подложной присяги, составленной "отцами Церкви", в которой полностью отрицалась законность реформ. Священников призывали лучше умереть от голода, от нужды и нищеты, чем подчиняться революционной Власти и присягать. В случае смещенья с должности рекомендовалось уходить в подполье.

Очень немногие из Духовенства принесли присягу, и это явное сопротивление возмутило демократические круги. Одновременно высшее Духовенство предложило присягнувшим священникам отказаться от присяги. Им предлагалось два выхода на выбор: либо взять обратно безрассудную и преступную присягу, либо погрузиться в раскол, отделиться от Церкви и отказаться от надежды на вечное спасение.
 
После этого отказ от присяги в провинции принял массовый характер

Папа Пий VI осудил все революционные декреты, касающиеся Церкви, а 13 апреля 1791 года издал приказ о том, что кардиналы, архиепископы, епископы, аббаты, викарии и священники, которые дали осужденную Папой и преступную присягу, должны от неё отказаться в течение 40 дней... под страхом отрешения от духовного звания и предания анафеме. Все выборы новых священников объявлялись незаконными.

После этого во Франции говорили, что католическая Церковь нужна Папе, но Папа католической Церкви не нужен.

Дипломатические отношения Франции с Ватиканом были прерваны. Папа стал всеми способами поддерживать в Духовенстве контрреволюционное настроения, и Духовенство стало одной из главных сил сопротивления Революции. Образовался центр, откуда низшее Духовенство получало указания; центр был связан с дворянскими депутатами Учредительного собрания, сносился с королем и с Папой. Вокруг Церкви группировались все недовольные Революцией.
 
Присягнувших конституции священников часто преследовали, избивали, оскорбляли, угрожали расправой. Духовенство дошло до того, что стало призывать к восстановлению Самодержавия и внушало народу, что с сотворения вселенной короли и монархи всегда были владыками мира и что люди не могут быть равны на земле, так как и на небе нет Равенства между святыми. Кроме того, Духовенство спекулировало на суеверии деревенского населения.

В революционных газетах писали: "Надо повесить всех бывших епископов, архиепископов и всю черную банду, которая не признает трехцветного флага!"
Появились настоящие атеистические памфлеты. Например, памфлет под названием "Катехизис кюре Мелье":

Вопрос: что такое Бог?
Ответ: Бог — это все то, чего хотят священники.
Вопрос: почему же говорят, что он дух?
Ответ: чтобы пугать всех тех, кто материален.
Вопрос: почему вечный?
Ответ: чтобы продлить Власть Церкви.
Вопрос: что представляют собой таинства?
Ответ: это суеверные религиозные обряды, установленные мошенниками для управления глупцами.
Вопрос: что такое месса (обедня)?
Ответ: это хлеб насущный для священников.
Вопрос: почему говорят в Священном писании о руках, ногах, кистях и ступнях Бога?
Ответ: потому что человек создал Бога по своему подобию! Если бы обезьяны создавали Бога, они бы его сделали волосатым наподобие обезьян!

Свободомыслие

На Западе отчаянье народа достигало крайних пределов, когда золото, то есть Деньги, стали властвовать над жизнью людей. Короли стали требовать золота и Денег для содержания своих армий, сеньоры требовали золота для удовлетворения своих непрерывно увеличивавшихся потребностей в роскоши. Церковь требовала золота из-за безграничной алчности Духовенства.

Где было искать избавления загнанному в безвыходный тупик человеку? От Религии с её чужим и далеким Богом, с её молитвами на непонятном латинском языке, с её служителями, которые не отставали от светских сеньоров в издевательстве над Душой и телом человека, с её развращенными вконец Монахами, которые как пиявки присосались к народу, конечно, нельзя было ждать ни помощи, ни спасения. Ничто не могло так поколебать Веру в святость Церкви, как преступления высших её представителей, как потеря к ним доверия. Духовенство прикрывало Религией свои чисто светские, личные интересы и не считалось с нуждами и страданием народа. К тому же неудачи крестовых походов, ставших позорной папской игрой, также пробудили ненависть к Риму.

От частых отлучений от Церкви и интердиктов притупился к ним страх и Вера в их действие. Когда Папа римский отлучил от Церкви город Регенсбург, горожане преспокойно обходились без Духовенства: не крестили детей и сами хоронили своих покойников под звуки труб. Король Филипп Август французский в своем Государстве просто запрещал отлучать от Церкви, потому что это приносило убыток Государству. Даже в Испании три короля, отлученных Папой, не обращали на это никакого внимания и продолжали жить, как будто ничего не случилось.

Как это могло произойти? Откуда в те времена могли появиться мысли, угрожавшие не только католической Церкви, но и всему Христианству? Откуда пришло такое смелое вольнодумство?

Видимо, излишними делались наставления Духовенства, и Церковь уже была не способна держать в своих руках все население. Создавались Государства, и крепла королевская Власть. Она оберегала народы от усобиц раздробления и выступала против вредных притязаний Рима. При дворе Фридриха II (царствовало 1212 по 1250г).— короля сицилийского и императора германского — собрался круг свободомыслящих людей. Выросший под опекой Папы Иннокентия III, воспитанный в слепой покорности Церкви, Фридрих II стал презирать и Папство, и Церковь. Он смотрел на различные Религии как на равноправные мнения разных людей и народов, высмеивал христианские догматы и называл, в компании своих близких друзей, Моисея, Христа и Магомета тремя великими обманщиками. Для него было совершенно безразлично, исповедует ли кто-нибудь магометанскую, еврейскую или христианскую Веру. Он назначал арабов на высокие посты, и самым любимым его занятием было изучение арабской Философии.

В кружке Фридриха II, к которому принадлежали и кардиналы, бессмертие Души считалось выдумкой государей, для того чтобы держать народы в повиновении.

В Сицилии свободно сходились, дополняя друг друга, образованности латинская, византийская и арабская. Недаром Палермо того времени называли трехязычным городом, в котором встречались три Религии: христианская, магометанская и еврейская. Сам Фридрих был образованнейшим человеком, он хорошо знал Науки математические и естественные, изучал астрономию, анатомию и зоологию, занимался медициной, ветеринарией и владел несколькими языками. Он видел в Науке важный элемент общественного благополучия и, чтобы распространять образование, основал университет в Неаполе. По его мнению, только Наука дает Власть над народом, дает всем счастье и благосостояние, и без неё человек не может достойно воспользоваться своей жизнью.

Фридрих II был чужд духу средних веков; скептик и эпикуреец, поборник Свободы Совести и мысли, он считал Науку источником душевной бодрости, а Церковь и Веру — орудиями своей Политики. Он принял участие в крестовом походе, но в Иерусалиме посмеивался над святынями, не веря ни во что. Он до всего хотел дойти опытом, и всем известно, что он пробовал воспитывать детей в уединении, чтобы видеть, на каком языке они заговорят.

Он стремился подчинить Церковь Государству, преобразовать её и требовал от Папства апостольской чистоты, простоты и отречения от светских притязаний. За это его ненавидели Феодалы и Папы. Он был другом среднего сословия, торговли и промыслов и намного опередил свое время. Жил он окруженный роскошью, как восточный халиф, среди пиров и турниров, любил охоту. Окружали его ученые, поэты, музыканты. Охраняла — мусульманская стража.

Католические Монахи после Смерти Фридриха II проповедовали, что он был морским чудищем, бичом божьим, язвой века, антихристом. Папа отлучил его от Церкви и называл язычником и магометанином, а мусульмане называли его с уважением "великим султаном христиан".

Крестовые походы на Восток познакомили Европу с другими странами. Произошло сближение с мусульманами— с "неверными". С изумлением увидали европейцы, что магометане вовсе не хуже их, а в нравственном отношении стоят даже выше очень многих христиан. Стало быть, только в воображении Церкви христианская Религия представляется единственной и истинной Верой. Ведь магометане и Евреи также считают только свою Веру единственной и истинной.

Просвещение постепенно ускользало из невежественных рук священников. В то время процветало устное преподавание, и молодежь из простых людей шла к новым учителям-беднякам, которые диктовали свои лекции. Так образовывались университеты.

Университеты по существу были колыбелями нового направления. Здесь не принималось в расчет аристократическое происхождение, основным были талант и знания. Это было мирным объединением людей всех наций, и здесь окрепло критическое отношение к Церкви и к её учению.

Кроме слушанья лекций, в университетах были обязательны диспуты, целью которых было изощрение ума на решении частных вопросов. Здесь сталкивались самые разнообразные мнения, научные взгляды, идеи.

Иногда в этих спорах доктора и магистры богословия решали вопросы, не имевшие никакого ни теоретического, ни практического значения. Темы диспутов доходили до абсурда. Например, в споре решалось, что было бы, если бы Христос явился на землю в виде огурца. Или: что означает каждая из пяти букв имени "Мария" и какой сокровенный смысл заключается в числе пять?

Но сношения с Востоком, Византией и знакомство с арабской Культурой разжигали у людей любознательность. Стали изучать произведения Аристотеля (греческого ученого IV века до н. э). и арабских Философов. Благодаря этому возникли новые вопросы, которые расшатали принятое вероучение. Папа Иннокентий III запретил изучение философских сочинений Аристотеля, а в 1240 году в Парижском университете было запрещено изучение арабских Философов. Но преподаватели Философии нападали на богословские истины, и когда их призывали к ответу, говорили: "Ересь — это понятие церковное. А Философия ничего общего не имеет с Церковью!"

Монашеское миросозерцание признавалось неестественным; считалось, что настоящая Нравственность не может зависеть от материального мира. В виду краткости жизни можно наслаждаться её благами, но не во вред другим.

На арену стали выступать низшие классы общества с их жаждой жизни, с их разнообразными талантами, с их смелой пытливостью. Даже Братства Рабочих были родником свободомыслия, и Церковь их не терпела. Стали выдвигаться студенты, купеческие секретари, трубадуры, законоведы, которые умели писать. Возрастала частная переписка. Возникала книжная торговля.

В Париже образовался кружок вольнодумцев, который выставлял такие тезисы для прений: "Одни Философы — мудрецы; Христианство, как и всякая другая Религия,— Ложь и сказка". Тут уже не еретичество, а впервые обнаруживалось полное неверие. Раньше и сильнее всего оно овладело Францией и Италией, особенно Италией, где на глазах у всех развивались пороки Папства.

Союз башмака

Однажды на ярмарочной площади германского города выступал Скоморох. Он играл на флейте, плясал и пел, причем тут же сочинял свои песенки. Он даже не пел, а выкрикивал слова, сопровождая их прыжками и гримасами:

Свободная дочка плясуна-Скомороха
Обвенчалась с графским рабом.
После свадьбы пришла ей охота
Свободной войти к мужу в дом.
Но затей этих граф невзлюбил;
Чтоб смирить её, мужа на цепь посадил,
А упрямицы гордость быстро плеткой смирил!

Приплясывая и кривляясь, Скоморох выкрикивал: "Разве не Правда, что муж принадлежит своему господину со всей семьей и с поросятами?!"

Вокруг него стала собираться толпа, прислушиваясь к словам песенки. Скоморох вскочил на бочку торговца пивом и продолжал:

Мужики не понимают, что святые епископы
Хотят быть богатыми...
Для этого обирают приход!
Несите ж им свое добро! Не забывайте:
Кто заупрямится, — того на эшафот!

Среди людей, окруживших Скомороха, начался ропот: "Заткните ему глотку! Он над Нами смеется!" — кричали они и придвигались ближе, сжимая кулаки.
 
Но Скоморох продолжал нагло издеваться над своими слушателями: "Глупцы не понимают, что сеньоры-Рыцари в замках проживаются и что им нужно все больше и больше золота! А где ж его взять? Да очень просто — для этого существуют налоги! Налоги на мясо, на муку, на вино, которое смеют пить люди неблагородные, вроде вас!.. А так как добрый дурак Крестьянин не может часто есть мясо и пить вино, то на его долю остаются, пошлины. И дурачье вместо мяса спокойно ест солому к вместо вина пьет воду!.. Господам нужны Деньги, но они не умеют работать, да им и неприлично работать с их белыми руками. Их наряжать и кормить — обязанность крепостных, ведь так приказал сам Бог!.. Ну и дураки же эти крепостные!"
 
Скоморох, глядя на слушателей, нагло смеялся.

Разъяренная толпа уже готова была броситься на него и избить дерзкого плясуна, но он спокойно сказал: "Тише, тише! Чего вы злитесь? Я свободный человек и пою свободные песни!.. Кто хочет — пусть слушает, кто не хочет — пусть уходит! Я не обижусь!"
 
И он снова запел:

А в судах разбирают жалобы
Дворяне и господа,
И прав всегда тот.
Кто им больше заплатит!

При последних словах на бочку рядом со Скоморохом вскочил какой-то парень и схватил его за плечи. Но тот стащил с ноги башмак с длинными ремнями и замахал им над головой.

— Кто не доволен своей жизнью, кто не хочет быть рабом, сними свой башмак и подними над головой! Смелей! Вперед! За мной!

Толпа моментально отхлынула от бочки.

— Башмак! Башмак! — крикнул кто-то в испуге.

Стало совсем тихо. Только одно слово "башмак" проносилось шепотом по рядам, и многие с восторгом стали снимать свои башмаки с длинными ремнями и махать ими над головой. Эти ремни были ненавистным символом рабства, — ими господин привязывал раба к своей земле навечно.

Скоморох давно исчез с базарной площади, а люди, взбудораженные его словами, долго ещё кричали о том, что пора покончить с неволей и рабством.

Ни страх перед Инквизицией, ни страх перед наказанием божьим, который внушался Религией, не могли остановить развития человеческой мысли, стремления к Свободе и подавить протест против существующего зла.

Тайная крестьянская организация "Союз башмака" раньше всего возникла в Эльзасе. Заговорщики сходились по ночам в пустынных местах, среди холмов и лесов, в тёмных рощах, узнавая друг друга по условным знакам и паролю.

Они собирались свергнуть всякую Власть, кроме императорской, отменить несправедливые налоги и церковное имущество передать народу... На их знамени стояла надпись: "Ничего, кроме божьей Справедливости". Рядом с надписью был изображен крестьянский башмак с развязанными ремнями, что означало, что, наконец, должен быть развязан узел крестьянской неволи.

После разгрома "Союза башмака" в Эльзасе он снова вырос в грозную силу и охватил всю долину Рейна и Швейцарских Альп. Снова разгромленный, этот союз опять возродился, под названием "Союза бедного Конрада". Таким образом, начало преобразования Реформации Церкви было связано с массовыми выступлениями бедноты.

Живое слово странствующих Проповедников в то время действовало на народ сильнее всяких воззваний. Странствовали люди всех сословий, ученые и не ученые, Монахи и не Монахи, дворяне и не дворяне, переходили с места на место и из страны в страну. Все эти странствующие Проповедники были представителями демократического движения. Их целью была Революция и основание новой "христианской республики". В их Проповедях Политика сливалась с Религией, и их любимой темой была беспощадная критика нравов как светских, так и церковных Властей. Они поддерживали брожение среди народа.
 
В 1524 году вспыхнуло крестьянское восстание в Швабии и Шварцвальде. Началось оно из-за того, что одна графиня в самую страдную летнюю пору приказала своим Крестьянам выйти на сбор земляники и речных ракушек. Это возмутило Крестьян, и они отказались повиноваться. Весть об этом всколыхнула даже дальние селения.

Восстание Крестьян в Германии в начале XVI века грозной силой охватило страну. Разгромленное в одном месте, оно вспыхивало в другом. Так гуситские Войны дали толчок великим возмущениям народных Масс против Феодализма и церковной Власти.

Стоглавая гидра

За ревностную службу Царям, за доносы и наушничество нередко духовные отцы получали награды и Ордена. Бывали случаи, что "святые отцы" настолько пресмыкались перед Самодержавием, что приказывали на иконах в Церквях писать портреты Царей. Например, когда при Екатерине II делалась роспись вновь построенного собора в Могилеве, на иконе божьей матери была изображена царица, а вместо архангела Гавриила — её любимец князь Потёмкин. Православные отцы Церкви, как и католические, запятнали себя самыми отвратительными преступлениями. И каждый раз, когда народ поднимался на Борьбу с угнетением, Церковь была на стороне сильных, то есть тех, кто ей больше платил.

В исступленной ненависти к прогрессу Духовенство всех стран готово было испепелить, усеять трупами, предать огню всех, кто восставал против рабовладельческого, крепостнического, феодального и капиталистического строя.

Русское Духовенство никогда не жалело и не защищало крепостных. Наоборот, оно внушало, что крепостное право от Бога! Ведь это было выгодно и Церкви, хотя бы потому, что сотни тысяч Крестьян были крепостными Монастырей и Духовенства.

Тяжелым беспросветным рабством давило крепостничество на русскую землю. Крестьяне не только были обязаны работать на помещиков, на Церковь и на царское правительство, они были рабами своего господина и телом и Душой. В то время богатство человека измерялось числом Душ, которыми он владел. "Души" означали крепостных мужчин, а Женщины и дети в счёт не шли. Богатым человеком считался помещик, владевший несколькими сотнями, а то и тысячами Душ. Господин имел право наказывать плетью и даже убивать своих Крестьян. Он мог обменивать их, как вещи, проигрывать в карты и продавать, причем разлучал жену с мужем, мать с детьми, жениха с невестой. Продавали и обменивали людей наравне с домашним скотом и вещами.

В газетах конца XVIII века ежедневно печатались объявления о продаже имущества:

1. Продается деревянный дом с садом... Тут же в доме можно купить кучера и голландскую корову.
2. За 180 рублей продается девка двадцати лет, которая чистит белье и отчасти готовит кушанье. О ней, как и продаже подержанной кареты и нового седла, спросить на почтовом дворе...
3. За излишеством продается пожилых лет прачка за 250 рублей.
4. Продается хороший лакей 57 лет, башмачник с женой, она шьет в тамбур и золотом, с сыном пяти лет, с грудной дочерью, которые поведения хорошего...
5. Продается каменный дом с мебелями, также пожилых лет мужчина и Женщина, и холмогорская корова с теленком. ..
6. В Литейной части против Сергия продаются в церковном доме два человека — повар и кучер, годные в рекруты, да попугай.

Последнее объявление было помещено кем-то из духовных отцов, служащих в Сергиевском соборе и проживающих в церковном доме.

Жестокое, бесчеловечное отношение к своим крепостным было настолько в обычае, что никого не возмущало. Только передовые просветители России, как и во Франции, во второй половине XVIII века единым фронтом нападали на общего врага: на крепостничество, Феодализм и Религию.

В России против притязаний Церкви и Религии на Науку выступал Ломоносов, доказывавший, что мир никем не создан, что он существовал и будет существовать вечно и развивается по своим законам. Ломоносов требовал от ученых выйти ив подчинения Религии, потому что Религия и Наука несовместимы. Он боролся с Духовенством как с душителями Науки всеми доступными ему средствами. В своих произведениях он восставал против суеверий, религиозных обрядов и обычаев, против религиозных праздников.

Родоначальником революционных мыслей в России был продолжатель ломоносовских традиций — Александр Николаевич Радищев.

Всю свою жизнь он был защитником угнетенного крестьянства, и его взгляды складывались под влиянием Борьбы народа против Власти помещиков. Он протестовал против всякого порабощения и неравенства, боролся против Религии, выступал против суеверий и религиозных предрассудков. Он отрицал бессмертие Души и писал, что когда прерывается жизнь человека, то одновременно с телом умирает и дух. Радищев считал всякую Религию и Церковь защитницами Самодержавия и крепостного права и называл Церковь "стоглавой гидрой" с полными челюстями отравы и льстивой улыбкой на устах; он говорил, что Церковь всюду сеет Невежество и предрассудки, приучает человека к рабской покорности и призывает всех к слепой Вере:

...Призраки, тьму повсюду сеет,
Обманывать и льстить умеет
И слепо верить всем велит

Изучив историю человечества, Радищев пришёл к заключению, что Религия и Церковь заодно с царским правительством тиранит и эксплуатирует порабощенный народ, является врагом прогресса, Науки и Просвещения. Он писал, что священнослужители всегда были изобретателями оков, которыми отягчали в разные времена человеческий Разум: они подстригали крылья Разуму, чтобы преградить человеку путь к величию и Свободе.

Радищев верил в народные творческие силы и в своем знаменитом сочинении "Путешествие из Петербурга в Москву" страстно призывал к Борьбе, к насильственному свержению Самодержавия, к организации демократической республики. Эту книгу Радищев отпечатал в собственной маленькой типографии, которую специально для этого создал. Издать книгу с призывом к Борьбе за Свободу было целью его жизни.

Уже целый месяц С волнением читали эту книгу в Петербурге, о ней много толковали; все сходились на том, что книга "предерзкая и возмутительная", но никто не знал, кто же её автор. Наконец книга попала во дворец и дошла до императрицы Екатерины II. С первых же слов книга была оскорбительна: "Зимой ли я ехал, или летом, для вас, я думаю, все равно..." Этим автор пояснял, что во все времена года в стране творятся одинаковые насилия и позорный торг миллионами людей — крепостными. Властно заставлял Радищев читателя ехать за собой и показывал ему вопиющее зрелище Правды: голод, нищету, разорение русской земли. Он показал настолько полный и потрясающий Душу произвол одних людей над другими, что конец своим страданьям угнетенные могли найти только в Смерти.

Но Радищеву мало было дать просто картину жестокой жизни. Силой своего слова он хотел заставить читателя быть заодно с Крестьянами в их правом суде. Он хотел оправдать расправу Крестьян над помещиками-извергами. Он писал: "Страшись, помещик жестокосердный, на челе каждого из твоих Крестьян вижу твое осуждение!"

Пламенный гнев и жестокая скорбь, безудержная, безрасчетная искренность автора были так стремительны, что нельзя было не подчиниться, не разделить его вдохновенья, говорившего о том, что общее благо выше личного, что служение общей пользе обязательно каждому, кто называет себя человеком. Нельзя быть счастливым, когда кругом рабы!

Эта книга карала крепостников, как ода "Вольность", написанная им раньше, карала Царей. Приговор тем и другим был беспощаден. Самым страшным для Екатерины II было пророчество грядущей Революции, второй "пугачевщины", которую только что с трудом удалось подавить. И Екатерина распорядилась, чтобы полиция немедля дозналась, кто автор этой злонамеренной книги, и книгу приказала сжечь.

Вскоре Радищев был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Императрица сказала судьям, что Радищев поступил "вопреки своей должности и присяге". Нарушение же присяги каралось Смертью. Так царицей был подсказан приговор, и Радищева присудили к смертной казни отсечением головы. Приговор был заслушан в сенате и в государственном совете, а через несколько дней последовал именной указ Екатерины II сенату: "Ввиду мира со Швецией заменить казнь Радищеву десятилетней ссылкой в Илимский острог".

Радищева заковали в кандалы, надели на него нагольную шубу и под крепкой стражей отправили за тысячи верст в Восточную Сибирь. Он ехал спокойно. Дело его жизни было сделано, книга написана и вышла в свет, и сколько бы её ни преследовали, ни уничтожали, потомство о ней все равно узнает и оценит. Радищев это чувствовал и предвидел, когда писал: "Потомство отомстит за меня!"

Пока его везли, люди глазели на него и удивлялись, что преступник обличием барин, а в кандалах, как убийца: "За что же его? Кто он?" И под мерную качку возка Радищев написал ответ в стихах:

Ты хочешь знать: кто я? Что я? Куда я еду?
Я тот же, что и был и буду весь свой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!...

Атеистические сочинения в России и в Западной Европе, разоблачая Религию как врага Разума, Культуры и Просвещения, быстро распространяли вольнодумство и расшатывали Церковь, нанося ей сокрушительные удары.
Но Екатерине II в сочинениях Радищева было страшнее осуждение Царей и помещиков, тем более, что во Франции как раз в это время началась великая французская Революция 1789 года.

Так хочет Бог!

В то время половина Византийской империи оказалась завоеванной турками-сельджуками, и город Иерусалим, где, по христианской легенде, в храме стоял гроб Иисуса Христа, был под Властью "нехристей". И римский Папа задумал организовать военный поход на Восток, в Византию, чтобы освободить Иерусалим. Почему не направить в богатую страну рыцарскую вольницу, которая готова была драться где угодно и с кем угодно? Почему не направить туда мятежное крестьянство, жаждавшее земли и Свободы? И почему не удовлетворить таким образом крупных Феодалов, стремившихся к наживе и расширению своих владений, тем более, что это будет несомненной пользой для папского престола и Церкви!

Целью похода объявлялась поддержка братьев по Вере, спасение христиан-греков от "неверных" и освобождение от них такой большой святыни, как "гроб господень". На самом же деле намерения Рима ничего общего не имели со спасением Христианства. Просто Папа хотел подчинить себе восточную православную Церковь, чтобы овладеть её доходами и богатствами.

Атмосфера на Западе становилась все более накаленной, а рассказы паломников, купцов и песни трубадуров о "чудесах" и богатствах Востока разожгли алчность Феодалов и Духовенства. Папа Урбан II учел воинственные настроения Рыцарей и постарался извлечь из них пользу для "создания мировой папской монархии", не заботясь о том, что это вызовет большое кровопролитие.

Он созвал собор в городе Клермоне. Туда стеклось такое множество народа, что собрание происходило под открытым небом. Здесь Урбан II обратился с речью к несметной толпе, с горячим призывом идти на освобождение "гроба господня", заранее отпуская грех тем, кто бросит все свои дела и отправится на Восток. Он говорил:"Земля, которую вы населяете, сделалась тесной при вашей многочисленности. Богатствами она не обильна и едва дает хлеб тем, кто её обрабатывает. От этого вы друг друга кусаете и друг с другом сражаетесь... Теперь же может прекратиться ваша ненависть, смолкнет вражда и кончатся междоусобия. Предпримите путь к "святому гробу", отнимите у нечестивого народа земли и подчините их себе... Кто здесь горестен и беден, там будет богат".

Прельстив добычей на Востоке, Папа нашел горячий отклик в толпе. Раздались единодушные ликующие крики: "Так хочет Бог!" — и все тут же стали нашивать себе на одежду кресты из красной материи. Так появились крестоносцы — церковные бойцы, личность и добро которых были объявлены, под страхом отлучения от Церкви, неприкосновенными.

По христианской земле пошли пылкие Проповедники. Особенно прославился среди них французский Монах Петр Пустынник. Он уже был поломником в Палестине и рассказывал то, что видел. Изможденный и полунагой фанатик со сверкающим взором, он ездил верхом на осле и страстными речами привлекал народ. В одной руке он держал крест, в другой веревку, которой бичевал себя так, что струилась кровь.

Появились "чудеса" и "знамения", подстроенные Духовенством. Народ подымался толпами. "Отец не смел удерживать сына, жена — мужа, господин — раба". Наравне с мужчинами снаряжались Женщины и дети. Благочестие и обещание Папы отпущения грехов, жажда приключений и славы, надежда испытать сказочные наслаждения и пресытиться богатствами Востока, освобождение от крепостничества и податей, а для преступников освобождение от казни и отсрочка долгов — все влекло западных христиан на Восток. Всем казалось, что нашелся выход из давней тяготы и беспросветного горя.
 
Снаряжались в поход с семьями и домашним скарбом, как переселенцы

Через поля и луга, вдоль опушек леса, без всяких дорог, потому что тогда их не было, двигались двухколесные повозки, запряженные волами, ехали верхом на мулах, ослах и лошадях' и шли пешком толпы оборванного люда.
Из одной только северной Франции двинулось больше ста тысяч крепостных, нищих и бродяг.

Толпы Крестьян двигались вдоль Рейна и Дуная. Они шли на завоевание "гроба господня", но почти все были безоружны. Дубины, косы, топоры и грабли (вместо мечей и копий) и то были далеко не у всех. Они думали, что Иерусалим падет перед их пламенной Верой и сдастся без боя. Но никто не знал, где находится этот город и как он выглядит. И часто бывало, что когда издали показывались высокие башни какого-нибудь замка или стены города, вся толпа останавливалась, вглядываясь в незнакомые очертания, и дети спрашивали, не Иерусалим ли это, к которому они стремятся.

Десятки тысяч людей торопились уйти от неволи и притеснений с надеждой на свободную счастливую жизнь в "земле обетованной". Обманутые Церковью, они верили обещаниям римского Папы и готовы были умереть в Борьбе за будущее счастье. К этой крестьянской армии в дороге примкнуло много обедневших Рыцарей, имевших только одного коня и меч. И вся эта армия бедноты шла не только без оружия, но и без припасов. Не было у них ни хлеба, ни сухарей, ни сала, ни мяса, чтобы прокормиться в дороге, и, проходя по землям Венгрии, Болгарии и затем Византии, крестоносцы грабили и убивали население. Для бедноты грабеж был единственным способом добыть себе питание. К тому же в этом походе было много хищников-Рыцарей, воров и уголовных преступников, которых прельщал всякий разбой.
 
Венгры и болгары давали им энергичный отпор и беспощадно уничтожали крестоносцев, которые, ещё не достигнув цели, уже понесли большие потери. Через три месяца тяжелого пути значительно поредевшие толпы бедняков достигли Константинополя. По подсчетам, они потеряли в Европе около 30 тысяч человек.

Пораженные богатством Константинополя, крестоносцы стали разрушать и грабить дворцы и богатые дома предместий. Чтобы от них избавиться, византийский император Алексей стал переправлять крестоносцев на кораблях в Малую Азию, где, оборванные и безоружные, они были постепенно перебиты турками. На Никейской равнине поднялись целые холмы из костей крестоносцев, а захваченные в плен были обращены в мусульманство и проданы в рабство.

Только около трех тысяч человек сумели избежать преследований сельджуков. Некоторые из них, вернувшись в Константинополь, постарались пробраться обратно на родину, другие же остались ждать подхода главных военных сил.

Так трагично окончилась попытка западных Крестьян бежать из-под Власти меча и креста. Они жестоко поплатились за мечты о Свободе и счастье, за то, что поверили "святому отцу" — Папе, наместнику Бога на земле, который хотел избавить себя, Церковь и феодальную знать от опасных смутьянов и "бунтовщиков".

Между тем снарядилось в Европе и рыцарское крестоносное войско, до 300 000 конных Рыцарей и пехоты, за которым тянулись 200 000 богомольцев, Женщин и детей. Вместо Папы пошёл его представитель — Легаты. Общего вождя не было, и Рыцари переходили из лагеря в лагерь, не зная никаких приказаний. Большинство снарядилось так, как будто не рассчитывало на возвращение. Они везли с собой все имущество, оружие, утварь, Деньги и вели всех своих людей.

В Византии крестоносцы с удивлением узнали, что её нечего спасать от язычников, как говорил Папа. В рядах византийского войска были те самые мусульмане, которые, по словам Папы, будто бы притесняли христиан и от которых они собирались освобождать Иерусалим.

Однако, когда крестоносцы двинулись дальше, они натолкнулись на серьезные препятствия. Вражеское турецкое войско было неистощимо, отличалось отвагой, хитростью и большой подвижностью. Его основа, кавалерия, состояла из ловких всадников на быстрых конях и была вооружена легкими и острыми, как бритва, дамасскими саблями и меткими стрелами.

Крестоносцев встретили сильные крепости, жажда и голод: неприятель тщательно истреблял все запасы. Они блуждали, не зная дорог, по раскаленным пескам, часто попадали в засады и долго стояли под стенами крепостей, не имея осадных орудий. Кони падали, и большинство Рыцарей ехало на быках и ослах, а припасы везли на баранах и собаках.

Только через три года после начала похода крестоносцы дошли до Иерусалима. Они пали на колени, обнимали землю, рыдали от восторга, что видят "святой город". Изможденные, в лохмотьях, без воды на июльском припеке в каменистой пустыне, Рыцари целый месяц с отчаяньем стояли под стенами города, пока не подошли генуэзцы с осадными орудиями и припасами. Крестоносцы осадили Иерусалим и ворвались в город. Забыв христианскую заповедь "не убий", они вырезали в городе всех мусульман. Земля была залита кровью, и сами победители были в крови с головы до ног. В черте иерусалимского храма погибло до десяти тысяч человек, не считая тех, чьи трупы валялись на улицах и площадях города.

После боя победители сложили оружие, смыли с себя кровь и босые, без шапок пошли по "святым местам", ползали там на коленях и с рыданьями молились, чтобы очиститься от грехов. Решив, что таким образом они добились прощения у Бога за все совершенные убийства, Рыцари со спокойной Совестью вступили в обладание захваченными в бою домами, где нашли много золота, серебра, драгоценных камней, одежды, запасы фруктов и вина.

Затем завоеватели организовали новое Государство — королевство Иерусалимское — и установили в нём феодальные порядки, как в Западной Европе.

Трудности этого похода ещё больше углубили пропасть между бедняками и Феодалами, которым удалось увеличить свои богатства.

В пути обнищали многие мелкие Рыцари и в ещё худшем положении оказалась крестьянская беднота. Тысячи нищих земледельцев, которые со своими семьями примкнули к рыцарским отрядам, потеряли даже то немногое, что у них было. Они шли босиком, без оружия, без Денег, совсем оборванные и кормились чем попало. Они отправились в неведомые края в поисках лучшей доли, поверив Духовенству, говорившему, что так хочет Бог. Но та ничтожная часть их войска, которая добралась до Иерусалима, подпала опять под Власть Феодалов в новом Иерусалимском королевстве.

Римский Папа не забыл напомнить победителям, что этот поход организовала католическая Церковь, и, следовательно, её нужно вознаградить — то есть Папа должен владеть Иерусалимом. Однако после долгих споров Иерусалим был передан в управление Патриарху — представителю римского Папы, а светским правителем был выбран Рыцарь Готфрид Бульонский, участник похода, согласившийся стать вассалом Патриарха.

То, чего не может быть

Наполеон I, отстаивавший интересы буржуазии, прекрасно понял, что правящему классу полезна Религия, если она является Верой всего народа, и что Франции мог служить Католицизм, освященный веками. В Религии Наполеон видел залог социального порядка, потому что Религия переносит на небо идею Равенства, а это позволяет богатым жить, не опасаясь, что бедные их истребят. Он считал, что общество не может существовать без неравенства состояния, неравенство же состояния, когда один человек умирает с голоду, а рядом с ним другой утопает в роскоши, не может жить без Религии, внушающей, что такова небесная воля и что на земле подобает быть бедным и богатым, но зато в "загробном мире" блага будут распределены иначе.

Договорившись с Папой Пием VII, Наполеон объявил католическую Церковь государственным учреждением, Духовенство стало получать жалованье от правительства, Церкви была возвращена часть её ещё не распроданного имущества. Духовенство назначалось правительством, и каждый священник был обязан присягать ему на верность. Так Католицизм был приспособлен к нуждам нового буржуазного общества.

После свержения Наполеона I, когда во Франции воцарились короли из рода Бурбонов, началась реакция. Многие деятели как революционных лет, так и наполеоновского периода были убиты без суда. По всей стране прокатилась волна жестокого белого террора.

По-прежнему считая, что алтари являются опорой трона, правительство как бы заключило открытый союз с Церковью. Сильное возмущение вызвал "закон о святотатстве", принятый во Франции в 1825 году. Этот закон грозил наказаньями вплоть до смертной казни "с отсечением кисти правой руки" за проступки против Религии и Церкви. Этот закон рассматривался как попытка отбросить Францию назад к самым мрачным временам средневековья.

Правда, в заржавленных замках Бастилии не скрипели больше ключи тюремщиков, которые стремились заточить в сырых казематах передовую мысль. Правда, победившая буржуазия заключившая союз с Церковью, утверждала, что теперь наступил новый общественный строй; он отвечает будто бы требованиям Разума и называется веком Свободы, Равенства и Братства. Буржуазия уверяла, что этот строй несет с собой счастье человечеству, уставшему от Феодализма. На самом же деле обещанная Свобода означала только Свободу частного предпринимательства, а Равенство — лишь право богатеть, которым ни Рабочие, ни Крестьяне не могли воспользоваться. Новый строй принес с собой только разорение Трудящихся и нищету.

Капитализм делал свои первые шаги. В середине XVIII века были изобретены Иваном Ползуновым в России и Джемсом Уаттом в Англии паровые машины. Они во много раз ускорили и удешевили производство, и число фабрик быстро росло. Фабричные товары стали продаваться гораздо дешевле, чем товары, изготовленные ручным трудом, и от этого пострадали ремесленники.
 
Им пришлось плохо, и они начали Борьбу с новыми формами производства, Борьбу упорную, отчаянную и безуспешную. Ручная прялка не могла соперничать с машиной. Мелкие мастерские стали закрываться, и разоренные ремесленники, наравне с прогнанными с помещичьих земель Крестьянами, принуждены были продавать фабрикантам свои Рабочие руки. Чем больше закрывалось мастерских, чем больше выбрасывалось на улицу оставшихся без заработка людей, тем быстрее на фабриках понижалась заработная плата. Рабочий уже не мог прокормить свою семью; тогда его жена тоже пошла работать на фабрику; вслед за Женщинами появились там и дети. Женский и детский труд, как более дешевый, фабрикантам был выгоден. И они даже стали покупать детей в приютах, где воспитывались на казенный счёт круглые сироты, дети нищих и бродяг. Убив ручной труд, машины оставили без заработка сотни и тысячи людей. Вырвав из рук сытный кусок хлеба, они дали людям взамен семнадцатичасовой Рабочий день и жизнь впроголодь, которые подтачивали здоровье Рабочих и губили их силы.

Так развивался капиталистический строй, принеся с собой жестокую нищету для Рабочих и богатство для фабрикантов и купцов. Росли города с роскошными особняками в центре и со страшными, зловонными трущобами на окраинах. Появилась безработица, и нищета стала уделом Трудящихся. Отталкивающие черты капиталистического строя (промышленные кризисы, Власть Денег, усиливающаяся эксплуатация человека человеком) так противоречили провозглашенным во время Революции принципам Свободы, Равенства и Братства, что многие передовые люди стали задумываться над тем, почему машины стали несчастьем для Трудящихся. Верно ли, что мечты утопистов XVI и начала XVIII века о Равенстве людей и уничтожении Частной собственности никогда не сбудутся, как не сбылись и во время французской Революции?

На эти вопросы пытались дать ответ многие мыслители. Создавались разные теории Социализма. Но в те времена при ещё незрелом капиталистическом производстве эти теории были также незрелыми и неизбежно носили утопический характер. Утопистов в Европе было много, но самыми известными во Франции были Сен-Симон и Фурье, а в Англии — Роберт Оуэн.

Сен-Симон родился в 1760 году в богатой феодальной семье и получил блестящее образование. Во время Революции он добровольно отказался от графского титула, всех дворянских привилегий и занялся литературной деятельностью. Наиболее значительные из его работ были написаны в последние десять лет его жизни.

Сен-Симон считал, что каждый новый строй общества есть шаг вперед по сравнению с предыдущим; таким образом, он проповедовал в своем учении бесконечный прогресс в человеческом совершенствовании. Он признавал роль классовой Борьбы в развитии общества и верил, что "золотой век" человечества — в будущем. В его учении преобладала истинная любовь к людям, и он проповедовал, что люди должны относиться друг к другу как братья.

Описывая созданный им в фантазии новый общественный строй, он говорил о необходимости создания политической партии промышленников, в которую войдут все лица, связанные с производством, — и Рабочие, и капиталисты. Создание этой партии должно произойти мирным путем. При новом строе не будет паразитических элементов. Руководители будут выбираться по своим способностям, и совет этих промышленников будет руководить плановым хозяйством страны. Организовать новое общество надо не насилием, а мирным путем, только силой убеждения.

Сен-Симон был уверен, что результаты такой промышленной системы будут благодетельны для беднейшего класса, который должен оставаться всегда пассивным и предоставить защиту своих интересов своим руководителям — промышленникам. Мечтал Сен-Симон и о союзе промышленников с королем, то есть о промышленной монархии, где все производство должно быть подчинено единому плану. Труд обязателен для всех, потому что праздность противоречит природе, вредна для всех и для каждого человека в отдельности. Сен-Симон мечтал о всемирной ассоциации людей, где каждому дано по его способностям и о каждой способности будут судить по её делам. Это будет новым правом человека, которое заменит собой право завоевания и право рожденья. Человек не будет больше экплуатировать человека, но, вступивший в товарищество с другими людьми, будет эксплуатировать природу, отданную в их Власть.
 
Другим крупным утопистом Франции был Шарль Фурье (1772-1837), сын торговца. Всю жизнь он служил в разных торговых заведениях — приказчиком, торговым агентом, биржевым маклером, и это дало ему возможность хорошо ознакомиться со всеми мошенническими проделками, махинациями и спекуляцией торговцев. Он пришёл к заключению, что современный ему буржуазный строй порочен, и стал критиковать в печати капиталистическое общество. Фурье писал, что все классы ненавидят друг друга, но он отрицательно относился к классовой Борьбе, стремился примирить интересы капиталистов с интересами Трудящихся и обращался к Власть имущим, чтобы они организовали фалангу, о которой он писал.

Все общество, по Фурье, должно разделяться на фаланги, по 1600—2000 человек в каждой. В фалангах все люди работают по разным специальностям. Труд должен быть разнообразным, увлекательным и легким. Фаланга разделяется на отдельные группы, по 7—9 человек в каждой. Люди работают по 2 часа в каждой группе. Если человек сперва работает в группе садовников, то потом переходит в группу лесников. Затем идет в группу на фабрику и т.д. Профессии выбирают себе по желанию и поэтому работают с удовольствием, а это повышает производительность труда и тем самым доходы всей фаланги. Исчезнет гибельная конкуренция, и люди будут с увлечением соревноваться друг с другом. Исчезнет противоположность между городом и деревней. Жить будут все в прекрасных дворцах-фаланстерах, где будут библиотеки, зимние сады, театры, клубы, столовые, мастерские. Питаться будут в общественных столовых, таким образом Женщины освободятся от домашнего труда.

Фурье мечтал, что в фаланги объединится население всего земного шара и что настанет общее счастье на земле. Он считал, что как только организуется несколько пробных фаланг, так все человечество через 5-6 лет последует этому примеру.

Тридцать лет Фурье писал письма и посылал свои книги разным богачам, убеждая их дать Деньги на преобразование порочного буржуазного строя и на создание счастливой жизни для всего человечества. Каждый день в ответ на свои письма он ждал прихода богачей с Деньгами, но так никого и не дождался. Он писал Царям и королям, ученым и банкирам. Но все было тщетно.

Торговля Раем - Индульгенции

Жадность Пап не имела границ. И хотя в течение веков из разных концов католического мира в Рим стекались огромные богатства, Папы применяли всевозможные способы, чтобы их ещё увеличить. Им нужны были Деньги на усиление своего могущества, на подкупы, на одаривание близких, на роскошь, которой они себя окружали.

Папа Бонифаций VIII цинично говорил: "Надо продавать в Церкви все, что только угодно покупать простакам!" И на этом основании он объявил 1300 год "святым годом". Каждый католический паломник, прибывший в этот год в Рим и приносивший Деньги в Церкви и Монастыри, через 15 дней своего пребывания в Риме получал прощение грехов. С него снималась и юридическая ответственность за совершенные преступления. Празднование "Святого года" оказалось настолько выгодным, что с тех пор "Святой год" стал отмечаться каждые 25 лет.

Крупную статью дохода составляла также торговля папскими грамотами с отпущением грехов, так называемыми Индульгенциями. Доминиканский Монах и богослов XIII века Фома Аквинский разъяснял, что "святые" и глубоко верующие совершили так много добрых дел, что этого запаса, которым на земле распоряжается наместник ХристаПапа римский, хватит на то, чтобы искупить грехи любого, даже самого безнадежного грешника. Для этого человек, желающий получить прощение грехов, должен только дать известную сумму Денег Папе, который, как казначей духовного сокровища, вынимает оттуда некоторую долю запасных заслуг и отдает её тому, кто хочет попасть в рай, то есть заплатит Деньги.

Была составлена специальная "книга такс", где за любое преступление назначена особая цена, с внесением которой виновный освобождается и от наказания и от вины. В этой книге написано: "Церковные милости и отпущения ни в коем случае не должны даваться беднякам, ибо они, не имея чем платить, не должны получать утешения". По папскому закону XIV века, "духовное лицо, убившее своего отца, мать, брата или сестру, вносит для утешения семь грошей". Закоренелые преступники — воры, грабители, мошенники — должны были только дать Деньги на Индульгенцию, и все награбленное оставалось в их полной собственности, и их освобождали к тому же от наказанья.

Монахи торговали отпущением грехов на папертях или у входа в Церковь. Они продавали свои грамоты от имени Папы во всех городах в будни и в праздники, на ярмарках и базарах. Они продавали, смотря по цене, также полное загробное блаженство или только его половину.

Уплатившим сполна они вручали кусочки пергамента, на которых было указано число оплаченных лет. Под числом значилось изреченье:

Не хочешь ты в чистилище гореть сто тысяч лет,
Купи грехов прощение — вот мой тебе совет;
Купи здесь Индульгенцию, будь папою прощен;
Грош, здесь ему уплаченный, там господом зачтен!

И покупатели стекались со всех сторон. Продажа сопровождалась рекламой, Монахи выкрикивали: "Покупайте Индульгенции! Есть на всякие цены! Это святая торговля, и товары есть для всякого! Но в долг не даем! Покупать прощение и не платить за него наличными — это преступление в глазах создателя!"

Продавались Индульгенции и за будущие, ещё не совершенные грехи. Можно было купить отпущение грехов вперед на весь остаток жизни или на сто и четыреста лет, которые человек прожить, конечно, не сможет.

Некоторые Монахи-проходимцы, продавая Индульгенции, уверяли, что как только опущенная монета зазвенит в кружке, так Душа грешника сразу же попадет в рай. Они говорили, что Индульгенция заглаживает все грехи: прошлые, настоящие и будущие, вольные и невольные и даже впредь замышляемые. "Платите Деньги! Пользуйтесь случаем!"— взывали они к толпе. Но бедняки не могли купить отпущение грехов у Бога и стали обращаться за помощью к Дьяволу, который мог дать счастье не в раю, а здесь, на земле.
 
Хотя христианская Церковь и прокляла старых языческих Богов, они все же продолжали жить в народных глубинах, превратившись в сознании людей в духов природы — русалок, леших, гномов, водяных и т.д., причисленных Церковью к "нечистой силе". К этой-то бесовской силе, которая была гораздо ближе сознанию бедняка, чем пышная, торжественная, не способная помочь Церковь, и стал обращаться тёмный народ за помощью во всякой беде. И Вера в Дьявола усилилась настолько, что люди стали заключать с ним договоры. Ведь если Бог не помогал, то Дьявол непременно должен помочь; надо только отдать ему свою Душу, и Дьявол доставит за неё богатство и счастье в земной жизни.

Начались "шабаши" — ночные собрания угнетенных рабов, где они служили "обедню" Дьяволу и чувствовали себя хоть ненадолго свободными и счастливыми.

Оглавление

 
www.pseudology.org