Андрей Вознесенский Железная женщина Инфроман Эту удивительную книгу я прочитал в Париже в шестидесятые годы, когда "Железная женщина" была запрещена к ввозу в нашу страну. Проглотил я её за ночь. Среди гор залпом прочитанной мной тогда "подрывной" литературы – и горячей "антисоветской", и ностальгически прекрасной и оттого, вероятно, ещё более подрывной – эта книга остановила мое внимание кристальным светом слога. Жанр её необычен. Я назвал бы её инфроманом, романом-информацией, шедевром нового стиля нашего информативного времени, ставшего искусством. Это увлекательное документально-страшное жизнеописание баронессы М. Будберг – пленительной авантюристки, сквозь сердце которой прошли литературные и политические чемпионы столетия – как-то: М. Горький, Уэллс, Локкарт, Петерс и другие. Подобно своей утесовско-лещенковской тезке, она была отважной Мурой литературных и политических салонов, держала мировую игру, где риск и ставки были отнюдь не меньше.   Она ходила по канату между Кремлём и Вестминстером. Что сравнится с женской силой? Как она безумно смела! Сохранилась фотография, на которой можно разглядеть смущенную усатую улыбку Горького, дарящего дружбу Муры автору "Борьбы миров". Не женщина была железной, железным был век железных наркомов и решеток. И живая женщина противостоит ему. Чем автора привлекла героиня? Может быть, бормотанием "баронесса Будберг", чем-то схожим с именем "Берберова". "Бр-бр" – мурашки идут от страшного времени. Роман этот – лучшая вещь Нины Берберовой. Перо её кристально, порой субъективно, вне сантимента, оно строго по вкусу и выдает характер художника волевого, снайперски точного стилиста, женщины, отнюдь не слабого пола. информация в её руках становится образом, инфроманом, не становясь журналистикой, сохраняя магический инфракрасный свет искусства. Свет этот необъясним. Точный кристалл – да, но магический. Многие сегодняшние документалисты не имеют этого невидимого инфраизлучения. Нина Берберова с презрением отвергает клише о женской литературе как о сентиментальности Чарской. Огромный успех книги Н. Берберовой имели прошлой весной в Париже, редкий для русского писателя. "Монд" и другие крупнейшие газеты глубоко анализировали её творчество. Ей была посвящена престижная телепередача "Апостроф" знаменитого Бернарда Пиво, в которой до этого из русских авторов был лишь А. Солженицын. Познакомился я с Ниной Николаевной лет двадцать назад, опять же когда её ещё не решались посещать пилигримы из нашей страны. На вечере моем в Принстоне сидела слушательница пантерной красоты. В прямой спине её, в манерах и в речах была петербуржская простота аристократизма. Читатель наш знает стиль и жизнь Н. Берберовой по публикациям. Встречаются в них порой и неточности. Проза её вырастает из постакмеистических стихов. Отличает их ирония. Опытные повара "откидывают" отваренный рис, обдают его ледяной водой. Тогда каждое зернышко становится отдельным, а не размазней каши. Так и фразы Берберовой, обданные иронией, жемчужно играют каждым словом, буквой – становятся отборными зернами. Она одна из первых оценила масштаб В. Набокова, сказав, что появление его оправдывает существование всей эмиграции. Последний раз я выступал в Принстоне в прошлом году. Нина Николаевна сломала руку и не могла быть на вечере – пригласила меня приехать на несколько часов пораньше и побыть у неё. В чистом, как капитанская каюта, домике темнело красное вино. Хозяйка подарила авторский экземпляр своей только что вышедшей книги "Люди и ложи" о русском зарубежном масонстве. Тогда я и написал стихи. Приведу их почти целиком: Вы мне надписали левою, за правую извиняясь, которая была в гипсе – бел-белое изваянье. Вы выбрали пристань в Принстоне, но что замерло, как снег, в откинутом жесте гипсовом, мисс Серебряный век?.. Кленовые листы падали, отстегиваясь как клипсы. Простите мне мою правую за то, что она без гипса. Как ароматна, Господи, избегнувшая ЧК, как персиковая косточка смуглая Ваша щека! Как женское тело гибко сейчас, у меня на глазах, становится статуей, гипсом, в неведомых нам садах… Там нимфы – куда бельведерам. Сад летний. Снегов овал. Откинутый локоть Берберовой, Был Гумилев офицером. Он справа за локоть брал. Нина Николаевна была бурно рада. Лишь на одну строку сказала: "Ну какая же я мисс Серебряный век, Андрюша?!"   Однако я не совсем с ней согласен. Конечно, Берберова отнюдь не принадлежит к поколению Серебряного века, её генерация – иного стиля мышления, энергии, вкуса – это дух середины века, но почему-то именно её, юную Нину Берберову, избрали своей Мисс такие паладины Серебряного века, как Гумилев и Ходасевич. Её не избежала судьба женщин – спутниц великих художников. В глазах современников она порой заслонена священными тенями. Джентльмены журналистики, и зарубежные и наши, порой обливали её в статьях помоями. Думаю, публикация "Железной женщины" ставит все на свои места. Сегодняшний вариант романа Н. Берберова дополнила новыми кусками об использовании М. Будберг Сталиным. Прошлой осенью Нина Николаевна впервые посетила нашу, когда-то ею покинутую, страну. От раннего утра до полуночи её без отдыха изнуряли встречи с вампирствующими поклонниками, прессой, студентами, профессурой. Она оставалась неизменно свежей телом и разумом. Опрятной в своей белоснежной блузке. Стиль её ответов был под стать "Железной женщине" – информативен, грациозен и краток, не отвлекаясь в околесицу. Многим нашим депутатам хорошо бы поучиться у неё сжатости формулировок. Мне довелось ассистировать ей на сцене большого зала МАИ. Зал был переполнен московской элитой, студентами. Эта аудитория привыкла внимать А. Сахарову, ведущим политикам и мыслителям. Три часа без передыху Нина Николаевна читала свою прозу, стихи, свои и Ходасевича, завораживая зал чудотворной русской речью, кристальной, редко сохранившейся в нашем обиходе и одновременно современно ясной, отмытой от архаики и вульгаризмов. Не обошлось и без ложки дегтя. Группка дегтярных людей, видно, наслышанных о "Людях и ложах", стала выпытывать у Нины Николаевны признание в том, что Троцкий был… масон. Они знали это точно. "Он же перстень масонский носил", – кричали ей. Ноздри Н.Н. брезгливо дрогнули. Возмущенно выпучив очи, она ответила: "Какой же он масон? Он же был…" И понизив голос, как сообщают о самом чудовищном, выпалила: "…большевик!" Этим вопиющим неопровержимым фактом припечатав и Троцкого и дегтярных неофитов. Вернемся к книге. Поздравляю вас, читатель! Когда-то запретная "Железная женщина" сейчас ложится на стол миллионов наших читателей. Некоторые "подрывные" некогда книги, изданные ныне, потускнели, другие – наоборот. "Железная женщина", как протёртое стекло, излучает кристально свет. Она, как экран документального кино, информативно движется фактическими фигурами и наполнена струящимся светом! Поэтому я называю её инфроманом. Странно, что "Железную женщину" до сих пор не экранизировали. Андрей Вознесенский Оглавление   www.pseudology.org