Борис Миронов

Хорошо известно, что все люди и вещи трактуются как знаки, или символы. Однако есть люди, которые имеют особое символическое значение: Сталин – диктатор, Александр II – освободитель, Вашингтон – отец американской нации и т.д. К такому типу людей принадлежит и Галина Старовойтова.

В какой символ (знак) превращается человек зависит не только, а, может быть, и не столько от самого человека и от того, что он совершил, сколько от аудитории, ситуации и культуры данного социума.

«Вступили в действие механизмы мифотворчества, деформации воспоминаний, идеализация или демонизация образа – в зависимости от прежних представлений», - справедливо считает Юрий Вдовин (с. 53).

Если человек становится знаком, значение этого человека далеко выходит за пределы его личного бытия. К нему становятся применимыми критерии идеологической оценки – ложь, истина, правильность, справедливость, добро, зло, демократия и т.п.

За него начинают бороться различные общественные силы, чтобы заставить служить своим интересам. Книга о Галине Старовойтовой это ясно демонстрирует.

«После гибели, - констатирует Виктор Воронков, - Галя стала символом, знаменем, под которым отдельные “группы интересов” боролись за торжество демократических ценностей (с. 58)

2.

Книга включает четыре взаимосвязанные части. Одна говорит о том, кем была и кем стала Галина Старовойтова для людей, которые ее лично знали и с ней сотрудничали. Вторая часть – о том, кем она является для людей, которые ее не знали. Третья часть посвящена анализу отношения петербуржцев к Анатолию Чубайсу - одному из лидеров правым сил. Четвертая часть книги  – методологическая, в которой Леонид Кесельмана анализирует положение дел в социологическом цехе.

Воспоминаниями поделись 81 человек (среди них Татьяна Вольтская, лично Галину Старовойтову не знавшая, но по характеру своей работы в качестве журналиста много общалась с людьми, которые ее хорошо знали). Из мемуаристов только два человека (Юрий Белов и Олег Миронов) при жизни Старовойтовой придерживались коммунистической ориентации, остальные – демократической. Следовательно, воспоминания отражают в основном представления людей демократических взглядов.

Обращает внимание разительное расхождение представлений о Галине Старовойтовой, которые  разделяют люди, которые ее лично знали и не знали.

В сердцах и умах коллег, друзей и соратников Старовойтова осталась как мужественный и неординарный политик демократической ориентации, павший жертвой политических противников и соперников (с. 51, 62, 79, 84, 87, 106, 123, 147), благородная женщина, отличный товарищ. «Жемчужинкой, упрятанной в глубине души и согревающей, легендой, которая согревает и придает смысл жизни», - называет ее В. Ядов (с. 165, 165).

3

Я не проводил контент-анализ (было бы интересно, если бы авторы сборника сделали это для второго издания), но беглый и не слишком точный подсчет показывает:

17 человек смотрят на Старовойтову как на «нравственный ориентир», «символ честности», «пример добропорядочности» (с. 32, 36, 54, 64, 84, 92, 93, 94, 109, 111, 118, 134, 140, 144, 147, 153, 169); так считают даже два человека противоположной политической ориентации;

14 человек считают ее «символом честной политики» (с. 17, 30, 36, 45, 46, 64, 67, 75, 87, 94, 111, 134, 135, 162);

11 человек видят в ней «символ мужества», «символ бесстрашия» (с. 36, 54, 82, 87, 92, 118, 121, 136, 137, 144, 147);

7 человек оценивают как «символ свободы и демократии» (с. 69, 71, 81, 88, 118, 121, 142); «больше всего к ней подходит образ Делакруа «Свобода на баррикадах», считает, например, И. Кон (с. 81).

Для 8 человек Старовойтова представляется «символом несбывшихся надежд (с. 60, 61, 70, 77, 101, 106, 121, 168). «Имя Галины Старовойтовой для сегодняшней России имеет шансы стать символом несбывшихся Больших Надежд начала 1990-х, обернувшихся чеченскими войнами и имитационной “управляемой демократией”, -  полагает Владимир Гельман (с. 60).

4

У людей, которые ее не знали, отношение к ней неоднозначное. Итоги осуществленного по репрезентативной для Петербурга выборке наблюдения  свыше десяти тысяч (10.081) горожан показали, что имя Г. Старовойтовой ничего не говорит лишь одному из двадцати или даже двадцати пяти (4,4%) ее земляков;  и  еще примерно каждый двенадцатый (8,4%) связывает с ее именем нечто неопределенное.

По отношению к Г. Старовойтовой горожане делятся на четыре группы: у 37.8% она вызывает симпатию, у 7.4% - антипатию, у 32.7% - амбивалентные чувства, 18.2% - по-видимому, индифферентны, так как уклонились от оценки (с. 209). Причем, дифференциация или поляризация отношения усиливается у молодых и ослабевает у старшего поколения.

Молодежь намного чаще распространяет на Г. Старовойтову негативное отношение к политике и политикам, которое в настоящее время широко распространено среди населения. В опросе 200 студентов С.-Петербургского университета, который я провел в начале ноября 2003 г., 12% опрошенных назвали ее беспринципным политиком (явно по аналогии с некоторыми современными, действительно беспринципными политиками), еще 18% - человеком, который был и есть для них «никем», ее имя для них - как бы пустой звук.

Поскольку на символ переносятся свойства аудитории, то данный факт, вероятно, свидетельствует о том, что молодежь становится более прагматичной, циничной и интернальной сравнительно с их родителями. Позитивное отношение к Старовойтовой преобладает среди людей демократической ориентации и одного с ней поколения.

Сходные результаты дает анализ данных самарских социологов (около двух тысяч наблюдений). Имя Галины Старовойтовой ничего не говорит примерно каждому восьмому (12,7%) жителю Самары;  и  еще примерно каждый пятый  (19,3%) связывает с ее именем нечто не очень определенное. Иначе говоря, более чем три более чем три четверти (76,8) земляков больше половины (54,8%) не земляков Галины Старовойтовой, и сегодня, спустя пять лет после ее гибели, помнят о ней.

5

В книгу включены также и результаты опроса петербуржцев относительно А. Чубайса. На первый взгляд, это кажется неорганичным для книги, посвященной Г. Старовойтовой. Однако А. Чубайс и другие лидеры Союз правых сил является наследниками Г. Старовойтовой и поэтому для читателя важно и интересно знать, как относятся горожане к ее преемникам по демократическому движению.

Данные опроса прямо говорят, что горожане к А. Чубайсу относятся намного хуже, чем к Г. Старовойтовой: негативно - 59.9%, амбивалентно – 32.7%, позитивно – всего 7.3% (с. 230). Однако авторы анализа, доказывают, что среди лиц с амбивалентными чувствами к А. Чубайсу около половины в случае альтернативного выбора все-таки предпочтут его, и тогда положение правых не выглядит таким безнадежным.

Более того, Л. Кесельман и его сотрудники идут дальше – на основе поколенного анализа они полагают, что в Петербурге среди горожан намечается правый поворот. Анализ политических ориентаций петербургских жителей показывает, что молодежь правее старшего поколения, что чем люди старше, тем они левее. Можно ожидать, что через несколько лет электорат правой ориентации будет представлять значительную силу в Петербурге.

Следовательно, полагают авторы исследования, ветер дует в паруса правых сил, и, если правые этим воспользуются, они будут располагать серьезной социальной базой. Дело в том, что политические пристрастия с возрастом мало изменяются, а если изменяются, то от левой ориентации к правой.

Среди американской интеллигенции в 1980-е гг. был популярен афоризм «Если ты в молодости не был марксистом,  у тебя нет сердца, но если ты после сорока – марксист, у тебя нет ума». Действительно, с возрастом люди правеют, но при таком ходе дел, когда жизнь становится лучше, карьерные ожидания сбываются, в той или иной степени приходит успех и т.п.

Если же у большинства людей происходит ухудшение условий жизни, если у масс надежды не сбываются, происходит полевение. Революции 1905 и 1917 гг., а также и 1991 г. вызваны в значительной степени тем, что надежды большинства людей были обмануты.

В пользу скорого правого поворота говорит и то, что правых больше поддерживают люди не только молодые, но и более интернальные, образованные, квалифицированные, адаптированные к новым российским реалиям. Поскольку в настоящее время у петербуржцев наблюдается тенденция роста образования, квалификации, адаптивных способностей и интернальности, то это также будет способствовать поправению населения.

На это счет особенно впечатляют данные о росте среди горожан интернальности миропонимания и мироощущения, то есть способности или готовности воспринимать мир и относиться к нему как к системе, где человек вынужден принимать ответственность за собственное благополучие и за свою судьбу на самого себя (анализ динамики интернальности проведен в специальной главе «Локализация ответственности и становления нового “европейского” сознания», с. 242-268).

С 1991 г. по 2003 г. соотношение интерналов и экстерналов (людей, возлагающим ответственность за свое положение на внешние силы и обстоятельства) выросло более чем в 2 раза – с 0.41 до 0.85. Это означает, что хотя интерналы пока в меньшинстве, но если тенденция сохранится (а для этого, считают авторы, есть все предпосылки), то скоро людей с «европейским» миропониманием станет больше, и это скажется на политических ориентациях электората, то есть приведет к его поправению.

6

В кратком методологической эссе (с. 178-184) Л. Кесельман предельно откровенно и, как мне кажется, намеренно заостренно говорит о необходимости смены парадигмы в социологических исследованиях. Этот параграф также может показаться неорганичным для сборника, если не принять во внимание, что в эссе артикулируется кредо руководителя всего проекта о Г. Старовойтовой, которое несомненно повлияло и на постановку проблемы, и на сбор материала путем наблюдения, а не опроса (как настаивает Л. Кесельман), и на результаты анализа.

Автор полагает, что «социология, как таковая, не должна заниматься мнениями людей, обычно выдаваемых за ”общественное мнение”, и рейтингами. Социология должна заниматься изучением тех социальных детерминант, которые определяют предпочтения, ценностные ориентации, социальное поведение  людей и т.д.». 

Что такое социальные детерминанты? По его мнению, это своеобразные, внешне не наблюдаемые социальные поля, обладающие принудительной силой по отношению к каждому отдельному человеку и всему обществу в целом; в  зоне их действия проживает свою социальную судьбу и каждый отдельных человек, и вся наличная на каждый данный момент совокупность людей. Что касается надежной информации о так называемых «рейтингах», то она должна быть лишь побочным продуктом изучения социальных детерминант.

Направление и силу социальных полей, считает Л. Кесельман, социологи могут идентифицировать, а политики должны учитывать. Их игнорирование приводит к тому опаснейшему социальному дискомфорту, в котором оказалась Россия, да и все Человечество в настоящее время.

Только ясное осознание власти социальных силовых полей над людьми откроет реальные возможности для достижения разумно поставленных целей. И в этом обществу может помочь социология при трех условиях:

Звучит захватывающе!

7

Давно уже социологи не высказывали подобных притязаний – что можно только приветствовать. Однако, чтобы пойти за Кесельманом, на мой взгляд, необходимо, чтобы он сам выполнил три условия.

Во-первых, эмпирически и операционно определил, что такое силовые поля, или социальные детерминанты (метафор явно недостаточно), и как их наблюдать и изучать. Мысль о том, что есть некие социальные детерминанты, которые определяют коллективное поведение людей, не нова, так же как и идеи, что социология не редуцируется к психологии и что социологи не должны объяснять социальные явления и процессы психологией и мнениями людей.

Многие социологические школы эти идеи принимают, только по-разному определяют социальные детерминанты и методологию их изучения. Но в изложении Л. Кесельмана эти мысли звучит как-то мистически: «источником этих полей не являются окружающие нас люди и их социальная активность; социальные силовые поля безличны, человек над ними практически не властен».

Кто же тогда и каким образом создает социальные силовые поля? И как поля могут существовать без людей и вне их сознания? «Социальные силовые поля, сами по себе “виртуальны”, т.е. не обладают свойствами внешне наблюдаемой ”материальной” субстанции».

В то же время в другом месте автор говорит о том, «социология уже достигла того положения, когда  технологически задача получения информации о параметрах социального пространства вполне решаема». Мне кажется, что как ни определять силовые социальные поля, понять их возможно только через наблюдения за поведением людей и посредством изучения их мнений, заявлений, ответов и т.п., словом, через постижение текстов, которые люди создают – не известно другого способа постижения социальной реальности.

Кроме того, социальная реальность существует не только сама по себе, но и в головах людей и социологов, которые за ними наблюдают, и, самое важное, постичь социальную реальность возможно, именно изучая, как она преломляется в сознании людей. Да и сами люди действуют в соответствии с тем, как они понимают окружающую их реальность и как они артикулируют свое понимание.

Получается, что и онтологически, и гносеологически (эпистемологически) невозможно изучать социальную реальность без изучения людей. Значит, без изучения людей не обойтись и при исследовании силовых социальных полей, как бы их не интерпретировать.

Во-вторых, Кесельману следует показать коллегам, что это за новые технологии, с помощью которых он намерен силовые поля изучать, как их применять, в чем их новизна и специфика.

Заметим, что профессиональные технологии в принципе не могут быть «простенькими», как определяет их Л. Кесельман; называть их так, значит, упрощать дело и сеять новые иллюзии. Например, отстаиваемый им метод уличного наблюдения – совсем не простенький, и к тому же требует высокого профессионализма от интервьюера уже на стадии сбора первичной информации.

В-третьих, автор должен смягчить свои требования и отказаться от известной доли романтизма и утопизма, (а) потому что социологи и любые другие социальные исследователи никогда не будут «абсолютно независимы от властных структур и других влиятельных заказчиков»; (б) если социологи не будут изучать мнения людей и рейтинги, то кто это будет делать, и на что социологи будут жить (не умрут ли они с голоду?).

8

В заключении хочу сказать, что, на мой взгляд, выход в свет книги «Галина Старовойтова – продолжение жизни» - важное событием в политической истории Петербурга. Это книга не только и, может быть, не столько о Галине Старовойтовой, сколько о политическом сознании петербуржцев на конец 2003 г., которое изучается через отношение к матери российской демократии.

Книга артикулирует отношение горожан к Г. Старовойтовой. Однако при этом является вехой в дискурсе не только о Г. Старовойтовой, но и о демократии в России. Книга  является также и важным фактом в жизни сообщества российских социологов, так как предельно обнажает больные места в работе цеха социологов и предлагает некоторые лекарства для из излечения.

---------

Об авторе:

Миронов Борис Николаевич,  доктор исторических наук,  профессор СпбГУ

---------

Источник: “Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев” 2003, № 6

www.pseudology.org