Владлен Георгиевич Сироткин
Золото и недвижимость России за рубежом
Глава V. Неожиданные союзники
§ 2. На Ближнем Востоке берегут православный дух и…российскую недвижимость

Канун православного Крещения Господнего, 18 января 1994 года. Мы, первая после 1914 г., большая, почти 70 человек, группа православных паломников грузимся в огромный "Боинг" компании "Трансаэро" в Шереметьево-2 и летим в Тель-Авив и далее в "к Святым местам", в "Святую Палестину".

Ядро паломников образуют преподаватели и слушатели Московской духовной академии, что в Сергием Посаде (быв. Загорск) под Москвой, во главе с епископом Дмитровским ректором Академии владыкой Александром (в составе слушателей - чудесный мужской церковный хор), несколько церковно-приходских батюшек из Тверской и Ставропольской "губерний", руководство ИППО во главе с его председателем проф. О.Г. Пересыпкиным и мы - небольшая пресс-группа в составе съемочной бригады РТР из передачи "Уходящая натура" (автор и ведущий Лев Аннинский) и спецкора "Независимой газеты" Евгения Александрова. Я при них нечто вроде куратора и консультанта от ИППО.

Субсидирует поездку православный бизнесмен Александр Зражевский, бывший семинарист (После этой первой поездки А.В. Зражевский создаст "Всемирный фонд паломничества" и начнет регулярно отправлять группы христианских и мусульманских паломников в Иерусалим. - Прим. авт.). Подавляющее большинство не только к "святым местам", но и вообще в Израиль едет впервые.

Это сегодня, в последние три - четыре года, православие входит в повседневную жизнь России и СНГ

Патриарх Московский и всея Руси благословляет Президента РФ на второй срок правления, мэр Москвы ударными "стахановскими" темпами восстанавливает взорванный большевиками в декабре 1931 года Храм Христа Спасителя на Волхонке. А исторически, каких-нибудь 50-60 лет тому назад, православие было гонимо, в конце 20-х годов большевики запретили не только крестить детей, но и встречать Новый год с наряженной елкой. И советский поэт Семен Кирсанов в первый день Нового, 1941-го года, тискал в Правде такие стишата:

"… И даже елка, блестками слепя,
За время хвойной лапою задела,
Все вифлиеемское сняла с себя
И все советское - надела"

А мы едем, наоборот, за тем, чтобы снять с себя "советское" и надеть снова "вифлиемское". Едем возобновить традицию паломничества в Святой град Иерусалим, традицию, восходящую еще к XII веку, когда первый славянский паломник игумен Черниговского монастыря Даниил в 1104-1107 гг. посетил "Святую Землю".

С тех "библейских времен" почти восемь веков "Святая Палестина" (помните - "вернуться к своим палестинам", т.е. к истокам, к "отеческим гробам" - А.С. Пушкин) была мощнейшей струей в русской духовной культуре.

"С первым детским лепетом, - писал в 1881 г. первый секретарь Императорского Православного Палестинского Общества - ИППО - известный религиозный и общественный деятель XIX в. В.Н. Хитрово, - привыкли мы произносить священные имена: Иерусалима, Иордана, Назарета, Вифлеема и имена эти, в нашем детском воображении , сливаются как-то с родственными для нас именами: Киева, Москвы, Владимира и Новгорода" (16).

"Библейская" тематика "святых мест", отраженная в Библии и Евангелие, была тем реальным духовно-культурным "мостиком", который соединял Пушкин и его няню Арину Родионовну, Лермонтова и его "дядьку"-денщика на Кавказе, графа Льва Толстого с его литературным героем Платоном Каратаевым из "Война и мир".

Человек, побывавший хотя бы раз в жизни в "святой земле", почитался на Руси почти как святой
 
Тот же Хитрово подчеркивал: "Расходясь по возвращении в Россию, до отдаленнейших ее окраин, они желанные гости в любой крестьянской избе, где стар и млад заслушивается их рассказами".

Более ста лет прошло со времени этих откровений. И совсем другой паломник, о. Ипполит из Пятигорска, бывший минометчик Советской Армии, участник войны с Германией и Японией, контуженный и чудом выживший ("мать сильно молилась за меня всю войну, вымолила у Бога для сыночка жизнь", - говорит он Льву Аннинскому в фильме-исповеди "Уходящая натура", показанному по российскому каналу ТВ в марте 1994 г.) сидит на плитах у Храма Гроба Господня и… плачет. "Что ты, отче, кручинишься?" - спрашивает его епископ Александр. "Да от радости, владыко, - отвечает бывший сержант-минометчик. - Не зря воевал, теперь уже и помирать не страшно".

А о. Яков, в миру художник, паломник из другой группы, приехавший в "Святую землю" в начале 1996 г., так обрисовал свои ощущения от посещения Палестины: "Удивительно видеть своими глазами то, что знаешь наизусть. Это потрясает" (17)

Заочно, "наизусть" мы знали о Святой Палестине даже в безбожное советское время

О Вифлееме и Назарете, об Иордане и Гробе Господнем писали в своих стихах Пушкин ("Когда владыка ассирийский…", 1835 г.) и Лермонтов ("Ветка Палестины", 1837 г.), в прозе Гоголь и Иван Бунин.

Более того, корифеи литературной классики сами совершили паломничество в "Святую землю". Незадолго до смерти по дороге из Рима посетил Иерусалим Н.В. Гоголь ("Видел я, как во сне, эту землю", - из письма к поэту и переводчику В.А. Жуковскому). В 1850 г. на Пасху приехал в Иерусалим с женой последний из живших еще друзей Пушкин престарелый кн. П.А. Вяземский, оставив в память о своем паломничестве стихотворение "Палестина" и дневник, изданный уже после его смерти племянником (18).

Наконец, в 1907 г. припал к "святым местам" И.А. Бунин. Приехал, чтобы найти умиротворение после кровавых крестьянских бунтов 1905-1906 гг., первой репетиции будущих "Окаянных дней" 1917-1919 гг., которые вытолкнут гениального писателя и будущего лауреата Нобелевской премии в "белую" эмиграцию. Очерки и стихи Бунина, написанные им в Палестине, ценнейший источник для понимания духовного надлома писателя, мучительно размышлявшего - откуда из этой серой и богобоязненной толпы мужичков-паломников берутся Стеньки Разины да Емельки Пугачевы? (19)

Палестинская тема еще долго, почти весь эмигрантский период творчества Бунина, будет звучать в его прозе и стихах (см., например, его сборник "Роза Иерихона", 1924, Париж, а в нем рассказ-сказка "О дураке Емеле" из тех самых паломников-разбойников, что выгнали из России гениальных писателей и поэтов).

Однако заложили основы российского "укоренения" в Палестине (нынешние Израиль, Ливан, Сирия, Иордания, часть Египта) официальные власти России, императорский Дом Романовых и Священный Синод Русской Православной Церкви, начиная с царствования Николая I.

Вокруг царствования "Николая-Палкина", "царя-фельфебеля" (А.И. Герцен) до сих пор в отечественном и зарубежном "русоведении" идут горячие споры. В СССР все советские годы преобладала резко отрицательная оценка этого "вешателя декабристов" (при этом тщательно замалчивалась ироническая оценка автора "Горе от ума" и крупного дипломата А.С. Грибоедова - "СТО прапорщиков вознамерились изменить политический быт России"), в русском зарубежье, наоборот, господствовала позитивная оценка правления царя как эпохи "консервативной модернизации" (Николай Рязановский. "Николай I", университет Беркли, Калифорния, США).
 
2

Фактически, как всякое крупное историческое явление, эпоха Николая I была сложным и противоречивым периодом, который, скажем, Н.В. Гоголь заклеймил в своем "Ревизоре" и "Мертвых душах" как эпоху реакции, взяточничество и жульничества ("вся Россия - один большой монастырь" - писатель имел в виду николаевский "порядок" даже в личной и семейной жизни своих подданных).

Наоборот, Ф.М. Достоевский, чье творчество началось при Николае I ("Бедные люди", "Белые ночи") приветствовал усилия царя по возврату к религиозным истокам, к соборности, утверждая, что "православие - это и есть наш русский социализм".

Что бы ни говорили и ни писали современники и потомки о "николаевской реакции", у царя была своя цельная концепция внутренней и внешней политики, чего так не хватает нынешним правителям "демократической" России

При общей политике сдерживания высшего образования для лиц недворянского звания (двери для "кухаркиных детей" откроются лишь в 60-х гг. XIX в., с реформой университетов при Александре II), Николай I весьма поощрял среднее специальное образование. При нем в России открылось множество коммерческих училищ.
 
Он же осуществлял политику протекционизма отечественных купцов и промышленников, не доводя их до банкротства, как это случилось в 1819 г. при Александре I, когда тот ввел либеральный тариф, и английские и германские промтовары буквально разорили русских текстильных фабрикантов: в 1822 г. первая попытка "войти в европейское экономическое пространство" закончилась провалом.

Не был "царь-фельдфебель" чужд и поощрению наук и ремесел
 
Именно при "Палкине" были открыты будущая знаменитая Пулковская астрономическая обсерватория (1839 г.) под Петербургом, Технологический институт (1828 г.) и Институт инженеров путей сообщения (1832 г.), создано Императорское Русское Географическое общество (1845 г.), ряд других научных сообществ.

По своему прислушивался царь и к критике деятельности своего аппарата управления из рядов общественности (Гоголь, Белинский, славянофилы Погодин, Аксаков, Хомяков и др.). Ни один царь из династии Романовых не издавал такого количества указов по чиновникам, как Николай I за 30 лет своего правления. То он обязывает гражданских (вице-) губернаторов не сидеть сиднем в губернских столицах, а хотя бы раз в год объезжать лично все уезды (1827 г.), то вводит губернские правления, детально регламентируя их обязанности (1845) г.)

А уж какое количество царских и сенатских указов было в 1827-1851 гг. издано, дабы поднять "исполнительскую дисциплину" чиновников - и не перечесть. Здесь и вычеты из жалования (пени) "за медленность и нерадение по службе" (1831 г.), и увольнения необразованных чиновников, "не имеющих грамоты" (1831 г.), и запрет "принимать подношения от общества" (1832 г.), и об отдаче под суд чиновников "за не хождение к должности" (1847 г. - деньги получали, а на службу не ходили), и о "высылке из столиц чиновников, отставляемых за дурное поведение и нетрезвость" (1848 г.) (20).

При Николае I впервые в России были созданы "курсы повышения квалификации" чиновников при университетах, а также разрешен был экстернат на сдачу экзаменов "за весь университетский курс" (именно этим указом много лет спустя и воспользуется В.И. Ульянов для сдачи госэкзаменов экстерном в Санкт-Петербургском университете).
 
И неправым оказался великий поэт М.Ю. Лермонтов, когда в известном стихотворении Прощай, немытая Россия… писал о послушном "голубым мундирам" народе. "Голубые мундиры" (жандармские офицеры III собственной его Императорского Величества канцелярии, возглавляемой с 1837 г. графом Бенкендорфом) следили не за "народом", а за… высшими чиновниками - министрами, генерал-губернаторами и вице-губернаторами на предмет их потенциального отклонения в "самостийность"
(регионализм, а такие случаи имели место, например, в Восточной Сибири в 30-х - 40-х гг. у генерал-губернатора Руперта) или взяточничества (в 1856 г. специальная комиссия Сената в секретном докладе Александру II сообщила, что из 45 генерал-губернаторов "николаевской России" только двое - Калужский и Астраханский - не брали взяток).

Свою битву с чиновничьей коррупцией (как до него Петр I, Павел I и Александр I) Николай начисто проиграл, о чем незадолго до смерти с горечью признался своему сыну, будущему царю Александру II: "Ты думаешь, я управляю Россией? Управляют ею пятьдесят моих генерал-губернаторов". А 80 лет спустя П.А. Столыпин повторил: "Не могу найти 50 дельных губернаторов." (В.В. Шульгин).

2
 
Но зато Николай I в начале своего царствования явно преуспел во внешней политике, особенно, на ее восточном (южном) направлении, и в обрамлении этой политики православной "палестинской" идеологией. Со школьных времен знаем мы, бывшие советские люди, "реакционную" формулу однокашника Пушкин по Царскосельскому лицею графа Сергея Уварова - "самодержавие, православие, народность" (1832 г.).

Но почему попечителя Петербургского учебного округа, при Александре I весьма либерального и "западника", вдруг потянуло к соборности и Святой Палестине?. Да потому, что именно в начале 30-х годов Николай I начал фундаментальное оформление той самой национально-религиозной концепции "государственной идеи", о которой в 1996 г. только мечтал Б.Н. Ельцин, издавая свое знаменитое распоряжение за год подготовить ему нечто подобное ("Российская газета", помнится, даже конкурс на "лучшее воплощение" объявила).

Идеологии царя предшествовали реальная военная политика и дипломатия. Именно к началу 30-х годов Россия окончательно вышла к "теплым морям" (Черному и, через проливы Босфор и Дарданеллы, к Средиземному). Две победоносные войны - с Персией (1826-1828 гг.) и Турцией (1828-1829 гг.) закрепили за Россией восточно-черноморское побережье от Анапы до Батуми, ее контроль над Закавказьем (включая свободу мореплавания на Каспии) и, через "дочерние" православные княжества на Балканах под фактическим протекторатом "белого царя" (Молдавия и Валахия - будущая Румыния, Сербия и Черногория, частично Греция) защиту западного черноморского побережья от будущих посягательств Османской империи и ее покровителей на Западе (Англия и Франция) на случай новых войн (Андрианопольский русско-турецкий мир 2/14 сентября 1829 г.) (21).

Разумеется, царь отдавал себе отчет, что такой стремительный "бросок на юг", сопоставимый лишь с выходом екатерининской России к Северному Причерноморью (Одесса - Херсон -Крым - Азов - Анапа), не останется не замеченным в Европе. И действительно, англичане отреагировали весьма быстро: Андрианопольский мир, де, нарушает европейское равновесие".
 
На что российская дипломатия ответила достаточно резко - а когда Англия с 1814 г. начала завоевывать Индию, она это равновесие не нарушала? Именно с тех времен в дипломатический и литературный лексикон в России входит выражение - "англичанка гадит".

Отношения с Англией осложнились еще больше в 1830-1833 гг.
 
Дело в том, что военным и дипломатическим успехам Николая I в 1826-1829 гг. Во многом способствовал очередной внутриполитический кризис в Османской империи. В 1830 г. при поддержке великих держав из состава султанских владений вышла Греция, провозгласив свою независимость во главе с бывшим министром иностранных дел Александра I в 1814-1822 гг. Иоанесом (Иваном Антоновичем) Каподистрия. В том же году султан Махмуд вынужден был подтвердить широкую автономию Сербии, вытекавшую из условий Андрианопольского мира.

Но и в "тылу" у султана все было отнюдь не спокойно. На этот раз восстал его вассал египетский паша Махмед-али, и вооруженная и обученная французскими военными инструкторами египетская армия под командованием сына паши Ибрагима, заняв всю Палестину и Малую Азию, в 1831-1832 гг. Победным маршем двигалась на Стамбул, встав лагерем на азиатском берегу Босфора к январю 1833 г. Султан оказался в ловушке - армии у него почти не было (ее в 1828-1829 гг. Разбили русские войска), традиционную "преторианскую гвардию" султанов - янычар, он, реформируя госустройство, незадолго до того разогнал.

В панике Мухаммед обратился за защитой к Англии, Франции и России - срочно пришлите военный флот и войска для защиты султанского дворца. Определенного ответа от двух великих не последовало. Французы ограничились присылкой лишь нового посла, а англичане - популярного журналиста (затем он станет секретарем британского посольства в Константинополе) Джеймса Уркарта.

В контексте европейской истории понять французскую и британскую дипломатию в начале 30-х годов можно
 
Во Франции произошла очередная революция 1830 г. и режим "короля-банкира" Луи-Филиппа Орлеанского еще только укреплялся внутри страны. А у англичан под боком вновь восстали собственные "египтяне" - в Ирландии в 1830 г. вспыхнул очередной мятеж против британского господства. Единственный, кто отреагировал молниеносно, был Николай I.

Едва российский посланник в Константинополе А.П. Бутенев получает паническое письмо о помощи (конец января 1833 г.), как уже 20 февраля русские военные фрегаты бросают якорь в Босфоре, прямо перед дворцом султана. Одновременно царь "налаживает" к египетскому паше своего посланника по особым поручениям статс-секретаря Н.Н. Муравьева (его сыну будет еще ранее поручена другая не менее деликатная миссия, но в Палестине), и добивается от паши приказа - пока не штурмовать Константинополь, который его сын Ибрагим неохотно и выполняет.

В апреле 1833 г. на берегах Босфора при посредничестве французских и русских дипломатов начинаются секретные мирные переговоры, которые завершаются в мае полной политической капитуляцией султана. В обмен на номинальное правление Махмуд отдавал египетскому паше в управление фактически весь Ближний Восток (нынешние Сирию, Ливан, Израиль, т.е. всю "Святую Землю").
 
Казалось бы, все, "полицейская миссия" России закончилась
 
Пора поднимать паруса и отплывать из Босфора восвояси. Как бы не так! Оказывается, султан еще 20 марта 1833 г. все через того же Бутенева умолял прислать не только флот, но и русских "морпехов". И это пожелание царь с удовольствием и молниеносно выполнил - в начале апреля три дивизии "морпехов" с полным вооружением (более 12 тыс. штыков) прибыли на Босфор и разбили лагерь на берегу Дарданелл.

Четыре месяца, с апреля по июль 1833 г., русские войска "охраняли" черноморские проливы. В европейских столицах поднялась настоящая паника - "русские на Босфоре!", сбывается их вековая мечта о щите на вратах Царьграда!
 
И вдруг, к середине июля, также внезапно, как они прибыли, "морпехи" сворачивают свой бивуак, грузятся на десантные суда и отбывают в Россию. Послы Франции и Англии в Константинополе срочно строчат депеши в свои столицы: "Слава Богу, русские ушли, черноморские проливы вновь свободны…" Эйфория от "капитуляции царя" длилась всего лишь месяц.
 
В августе одна из британских газет публикует сверхсекретный русско-турецкий договор от 08 июля 1833 г., подписанный с русской стороны особо доверенным лицом Николая I (к концу его царствования он сменит Бенкендорфа на посту шефа тайной полиции) графом А.Ф. Орловым в местечке Ункяр-Искелесс сроком на восемь лет.
 
Ункяр-Искелесский договор фактически создавал военный союз Турции с Россией, свободный проход не только торговых, но и военных российских судов через проливы, причем дополнительный военный протокол обязывал султана по первому требованию России закрывать доступ в Черное море иностранным военным судам, а в случае угрозы - приглашать вновь русскую "морпехоту" (22).

На деле это означало полный торговый и военный контроль России над черноморскими проливами и всей акваторией Черного моря, тот самый щит на вратах Царьграда, прибить который на Босфоре тщетно пытались Екатерины II, Павел I, и Александр I.

Многим в России стало ясно, что после такого договора Европа не оставит
николаевскую империю в покое, и лучше всего понимал это сам царь
 
Вспыхнувшая через год после Ункяр-Искелесского договора "большая кавказская война" (1834-1859) третьего имама Дагестана Шамиля, вызвавшая в советские времена столь противоречивые оценки (23), было отнюдь не случайной. Не вдаваясь в существо этих идущих до сих пор споров (особенно, в связи с недавней войной России в Чечне), отметим следующие факты.

Снабженный секретными инструкциями и профинансированный премьером Великобритании лордом Пальмерстоном "писатель" Дж. Уркарт в 1833 г. совершил большую поездку на Ближний Восток с целью изучения сырьевых и торговых возможностей обширных провинций, формально входивших в Османскую империю. Свои наблюдения и выводы английский разведчик изложил в книжке "Турция и ее ресурсы", вышедшей в Лондоне в том же 1833 г. Главный вывод автора - Черное море отныне недоступно для английской торговли, особенно потому, что "побережье Абхазии и Грузии полностью закрыто для нас" (24).

В 1834 г. летом на британском военном фрегате "Туркуаз" в порт Сухум-кале прибыл Уркарт для встречи со старейшинами кавказских горских племен. Русская военная разведка на побережье Черноморья сразу засекла британского "агента" (см. их обширные донесения в "Турецком столе" в АВПР МИД РФ за 1833-1835 гг.).

В 1835 г. Уркарт был назначен секретарем британского посольства в Константинополе и развернул бурную деятельность по поддержке движения Шамиля (посылка оружия, военных инструкторов и т.п.). Все это было хорошо известно и в российском посольстве в Турции, и в МИД в Петербурге благодаря "вмонтированному" в ближайшее окружение Уркарта "двойному агенту" карачаевцу Андрею Хайю, европейскому кавказцу (долго жил в Европе, принял протестантскую веру, свободно говорил на шести языках) (25).

Ответные меры Николая I не заставили себя долго ждать - в конце 1834 г. побережье от Анапы до Батуми с специальным указом царя закрывается для стоянки иностранных судов. И уже в мае 1835 г. русская морская береговая охрана задерживает английскую шхуну "лорд Чарлз Спенсер" на траверсе Геленджикского порта. По-видимому, англичане сумели скрытно выгрузить оружие и боеприпасы ранее, ибо таможенники ничего не нашли и отпустили шхуну с миром (26).

Однако чисто репрессивные меры на Кавказе были частью обширной программы восточной политики Николая I, впоследствии вошедшей в литературу по восточному вопросу под названием программы "военного православия".
 
В нее вошли:

- Принятие решения (1832 г.) о строительстве второго (первый - на Воробьевых горах к 1825 г. разворовали, что дало повод Н.И. Карамзину в 1826 г. сказать - ничего нового в России, кроме как по-прежнему воруют) Храма Христа Спасителя в Москве на Волхонке (строить начали с 1839 г., после того как взорвали стоявший на этом месте Алексеевский женский монастырь XVII в.).

- Оглашение триады "самодержавие - православие - народность" (1832 г.)

- Начало реализации плана "монументальной пропаганды" Отечественной войны 1812 года и заграничного похода русской армии и ополчения в 1813-1814 гг. (Александровский столп в Петербурге в 1832 г., памятник-часовня с могилой П.И. Багратиона на батарее Раевского на Бородинском поле в 1839 г., Триумфальная арка в Москве, памятники в Смоленске, Можайске, Малоярославце, Вязьме и т.д.) (27).

Существенное место в этой политике "военного православия" заняла "Святая Палестина". Надо сказать, что еще в 1806 г., со времени начала активных русско-наполеоновских войн, при военном ведомстве и походной дипломатической канцелярии стали формироваться небольшие "походные типографии", выпускавшие листовки и воззвания к солдатам и офицерам противника.

В 1812-1814 гг. эта пропаганда приравнивания пера к штыку была существенно расширена. Целые толпы молодых "архивных юношей" из дворян, опасаясь идти на передовую, оттачивали свое перо именно в этих "типографиях" или в "особенной экспедиции" при МИД России, координировавшей всю эту антинаполеоновскую (или антианглийскую или антитурецкую - в зависимости от того, с кем в этот момент воевала Россия) пропаганду, приобретая одновременно некоторый литературно-публицистический опыт.

В 1813 г. "особенная экспедиция" начала издавать еженедельную газету "Conservator Impartial" ("Беспристрастный консерватор"), и именно к редакции этой газеты в 1817 г. был прикомандирован А.С. Пушкин.

2
 
Николай I не только не закрыл эту "экспедицию", а, наоборот, значительно расширил ее, создав нечто вроде хрущевского АПН. Именно к этому "АПН" и был в конце 20-х гг. причислен (подобно Пушкин в 1817-1820 гг.) посредственный поэт (в 1826 г. его стишата высмеет Пушкин в ядовитой эпиграмме), но наблюдательный путешественник Андрей Николаевич Муравьев (1806-1874), сын русского дипломата. Вскоре после заключения Андрианопольского мира Муравьев как паломник и литератор, "путешествующий по частной надобности", отправился в "святые места".

Подобно англичанину Уркрату (но только на три года раньше), о котором К. Маркс ядовито писал, что он - "по рождению шотландский горец, натурализовавшийся черкес и одновременно турок по свободному выбору" (28), "паломник" Муравьев на "казенный кошт" объехал за полтора года весь Ближний восток, написав по возвращении в конце 1830 г. очень обстоятельный и интересный отчет для начальства своего "АПН".

Когда же, после Ункяр-Искелесского договора 1833 г. и восстания горцев Шамиля в 1834 г. англо-русские отношения на Востоке, а в Россию еще и попала книга Дж. Уркарта о ресурсах Турции, начальство предложило Муравьеву литературно обработать свой отчет и выпустить его отдельной книгой, что он и сделал в 1835 году (29).

Книга имела шумный успех и вдохновила М.Ю. Лермонтова на стих "Ветка Палестины". Много лет спустя Муравьев вспоминал: "Жуковский и Пушкин наиболее хвалили мою книгу: первый - потому, что принимал во мне участие (проталкивал стихи молодого автора в журналы. - авт.), последний же - от того, что чувствовал себя виноватым за эпиграмму, написанную против меня еще в 1826 г." (30).

Как установили позднее пушкинисты, великий поэт действительно собирался написать на книгу Муравьева позитивную рецензию и даже набросал было ее план-черновик, но по каким-то причинам не закончил и не опубликовал (31). Важно, однако, другое - палестинская тема в "военном православии" к концу жизни импонировала и Пушкину, и Гоголю, что уже отмечалось литературоведами (см. например, статью 1933 г. С. Франка "Религиозность Пушкин" (32).

Как бы то ни было, Муравьев нащупал "жилу" и всю оставшуюся жизнь от нее уже не отходил: он еще несколько раз (но уже как действительно паломник-"частное лицо") посетил Палестину и в 40-х-50-х годах выпустил еще два трактата по два тома в каждом (33)

После Муравьева "палестинская тема" становится в русской литературе XIX- начала XX в. одной из центральных (поэт и переводчик Петрарки А.С. Норов, П.А. Вяземский, библиофил и первый издатель полного собрания сочинений Н.А. Некрасова, религиозный общественный деятель С.И. Пономарев, известный художник-баталист П.П. Верещагин, И.А. Бунин, поэты Н.С. Гумилев и В.И. Иванов - все они совершили паломничество в "святые земли") и не прервется для многих из них в эмиграции.

3
 
Между тем дипломатически "палестинская тема" как составная часть всего Восточного вопроса (как и движение Шамиля на Северном Кавказе) продолжала торчать занозой в русско-английский отношениях.

К началу 40-х годов случилось новое обострение международной обстановки на Ближнем Востоке. На этот раз войну там начал сам престарелый султан Махмуд - он двинул свои войска против слишком усилившегося египетского паши и в апреле 1839 г. вновь занял Сирию. Более того, ссылаясь на союзный договор 1833 г., султан начал требовать от царя военной помощи, главным образом, русским черноморским военным флотом.

Николай I вовсе не был намерен воевать на стороне Турции против Египта, и тут подвернулось идея Меттерниха урегулировать восточный вопрос на международной конференции. Идея пришлась как нельзя кстати: Ибрагим-паша наголову разбивает армию султана в Сирии (не пережив позора, султан 30 июня умирает), а командующий всем военно-морским флотом Османской империи капудан-паша Ахмед (из-за интриг с визирем-премьером и подстрекаемый Францией) уводит весь турецкий флот из-под Константинополя и сдает его… египетскому паше.

Возникла уникальная в мировой практике ситуация - у дивана (правительства) империи не осталось для своей защиты н солдат, ни матросов! Единственной защитницей стала… "бумага" - нота 27 июня 1839 г. пяти великих держав (ее подписала и Россия) - отныне турецкое правительство берет под свою защиту "мировое сообщество" (34).

Итогом этого коллективного демарша стал Лондонский протокол 15 июня 1840 г. (Англия, Россия, Австрия и Пруссия - Францию не пригласили), по которому четыре великих державы брали под свою коллективную - дипломатическую и военную - опеку турецкого султана, предъявив египетскому паше ультиматум: в течении десяти дней вывести войска из Сирии, "святых земель" - Палестины и с о. Крит, но оставить за собой в наследственное пользование Египет.

В результате сложных дипломатических интриг Франции удалось сорвать выполнение этого протокола, но ровно через год, 13 июня 1841 г. там же в Лондоне был подписан второй "восточный протокол" (на этот раз с участием Франции), состоявший из двух частей:

а) о широкой автономии Египта в рамках Османской империи;
б) о нейтрализации черноморских проливов (т.е. фактически об отмене сепаратной русско-турецкой конвенции 1833 г., срок которой, однако, истекал именно в июле 1841 г.)

Для "святой Палестины" были самым важным то, что она с 1841 г. освободилась от присутствия как турецких, так и египетских войск

Лондонские протоколы 1840-41 гг. не решили "восточный вопрос" (и свидетельством этому станет Крымская война 1853-1855 гг.), но загнали его "под ковер". Прежняя борьба за наследие "больного человека Европы" (Османской империи) видоизменилась - она приняла характер дипломатического и религиозного проникновения в "святые земли".

Пользуясь тем, что формально Турция с 1840 г. находилась под "коллективной защитой" великих держав, а египетские войска покинули Палестину, все они первым делом начали открывать свои дипломатические консульства в Иерусалиме, Бейруте, Дамаске, а также направлять в "святую Палестину" своих миссионеров, для чего начали учреждать еще и духовные миссии (католические, протестантские, православные).

Первыми приступили протестанты (Пруссия) - она не только открыла дипломатическое консульство в Иерусалиме, но вскоре послала туда же протестантского епископа (открыла духовную миссию). В ответ католики учредили в Иерусалиме свой патриархат, а Франция - еще и консульство. Николай I также поспешил открыть в 40-х гг. в Иерусалиме дипломатическое консульство. В 1847 г. наступила очередь духовной миссии.

Обе миссии возглавили два образованных и далеко смотрящих в будущее человека. Духовную - архимандрит Порфирий, начавший еще в 40-х гг. скупать "впрок" земельные участки в Иерусалиме и вокруг него для будущего строительства церквей, подворий, больниц, школ. Он же составил и направил Николаю I обширную записку с конкретным планом расширения паломничества в "святые земли" из России.

К сожалению, всегда существовавшая в России "ведомственная дипломатия", помешала тогда, в 40-х гг., кардинально решить этот вопрос: царь направил записку архимандрита в МИД, а тот на нее отрицательное заключение - не дело, де, "каких-то попов" лезть в "государеву вотчину" - дипломатию. В итоге Николай положил проект расширения паломничества под сукно (35).

Очень много сделал и первый дипломатический консул России в Иерусалиме К.М. Базили
 
Однокашник Гоголя по Нежинской гимназии, именно он принимал своего знаменитого земляка-писателя, возил его по "святой земле". Он же опекал в 1850 г. и Вяземского с женой. Трактат Базили "Сирия и Палестина под турецким правительством…" (Спб., 1875) и сегодня почитается востоковедами как серьезный исторический труд (36).

Свою 30-летнюю политику "консервативной модернизации" в одной, "отдельно взятой стране" (как и Сталин с его концепцией строительства социализма в "осажденной крепости") Николай I с треском проиграл в Крымскую войну. И хотя с точки зрения реальных потерь - ни одного кв. метра территории, отвоеванного у Персии и Турции в 1826-1829 гг. - Россия по Парижскому миру 1856 г. не потеряла (русско - японская война 1904-1905 гг. в этом смысле обошлась гораздо дороже) и границы Российской империи остались теми же, что и до Крымской войны (их изменит лишь Брест-Литовский мир 1918 г.), в морально-политическом плане "Севастопольская страда" нанесла страшный удар по всей идеологии "самодержавия-православия-народности". Даже ее символ - Храм Христа Спасителя в Москве - к началу Крымской войны так и не бы достроен (и потребуется еще 30 лет, чтобы его завершить).

"Палестинская тема" - паломничество - также в значительной степени осталось при Николае I на бумаге: с 1829 и до начала Крымской войны, т.е. почти за 25 лет, "святые земли" в Палестине посетило всего около 500 чел. (37) Причем в основном ездили либо чиновники-"публицисты" за казенный счет, либо аристократы.

Один из главных пропагандистов и основателей ИППО - Василий Николаевич Хитрово - посетивший в первый раз "святую землю"в 1871 г., позднее писал о полном "небрежении" и Русской православной духовной миссии, и Иерусалимского патриархата (где преобладали греки) к нуждам русских паломников, число которых "просто мизерно" (38).

В той обстановке критики и обличения "николаевской эпохи" (очень напоминавшей "перестроечную" публицистику 1986-1991 гг. об эпохе брежневской), которая охватила просвещенные круги России после позора Крымской войны, "палестинская" тема зазвучала очень мощно.

2
 
Новый царь Александр II откликается на чаяния общественности. В 1859 г. маломощный координационный "Палестинский комитет" (1853 г.) при МИДе под тем же названием преобразуется в общественно-государственный орган при Правительстве и Синоде. В него входят члены императорской семьи, в частности, супруга Александра II Мария Федоровна (в 1864 г. его полномочия еще более усилятся и он станет "Палестинской комиссией", которая в марте 1889 г. вольется в ИППО).

Очень важным инструментом для организации массового паломничества во второй половине XIX - начале XX в. становится учреждение (с участием государства) в 1856 г. Российской пароходной копании в Одессе с задачей регулярного пассажирского сообщения по всем"святым местам" (Палестина, Синай в Египте, Святая гора Афон в Греции).

Через два года, в 1858 г., "Русское общество пароходств и торговли" открывает в Иерусалиме постоянную контору по обслуживанию паломников. Результаты не замедлили сказаться: с 1857 г. количество паломников из России резко возрастает и к 1882 г. (году учреждения ИППО) достигает уже почти 13 тыс. чел. (39)

Тогда же, в конце 50-х - 60-х гг., начали поступать и крупные пожертвования. Одно из первых сделала жена царя Александра II Мария Федоровна на строительство на Оливковой (Масличной) горе в библейском "Гефсимановском саду" ("Гефсимании") женского православного монастыря с восьмиглавой ("московского чина") церковью Марии - Магдалины с высокой звонницей ("Русской свечей", как ее зовут и сегодня). На участке, помимо церкви и звонницы, было построено еще два подворья (гостиницы) для паломников, поэтому иногда весь комплекс сегодня называют просто Мариино-Магдалинское подворье.

По современным ценам участок в 10 га с фруктовым садом и системой орошения (три цистерны для воды) был куплен… "даром" - всего за 14 тыс. франц. фр. (менее 5 тыс. долл США сегодня), но на само строительство всего комплекса с окружающей его капитальной двухметровой стеной ушло свыше 300 тыс. фр.

Турецкое законодательство до 1914 г. не предусматривало купчей на юридических лиц

Поэтому покупка (как и все последующие) была оформлена на российского консула в Иерусалиме А.И. Васильева, и лишь 20 марта 1897 г. была переведена на имя русского правительства, для чего потребовался специальный указ (фирман) турецкого султана. В свою очередь правительство передало функции верховного управления и распоряжения этой собственностью Русской духовной миссии в Иерусалиме. В 1897 г. все имущество вместе с участком и садом оценивалось в 402.260 фр. (40)

… В январе 1994 г. вместе с российскими телевизионщиками я побывал в этом подворье. Оно явно разрослось по сравнению с 1897 г., хорошо ухожено, во дворе - большое количество надгробий над могилами монахов и мирян (последних особенно много за 1920-е и 1960-егоды, почти все - эмигранты первой волны). Подворье после карловацкого раскола (1921 г.) на "белую" и "красную" РПЦ попало под духовную юрисдикцию "белой" церкви. И по сию пору "красных попов" туда не пускают, о чем нас предупредили в духовной миссии Московского патриархата в Иерусалиме заранее.

Но мы - не "попы", мы - миряне, паломники, и после небольших переговоров у домофона в воротах, нашу телегруппу впустили, хотя особо возиться с нами не стали. Ни экскурсию проводить, ни показывать какие-либо церковные раритеты (а они, мы знаем, были) не стали - снимайте все, что снаружи, и будя. Даже к трапезе "московитов" не позвали, и мы все три часа были предоставлены сами себе.

Зато была другая интересная встреча
 
На крыше одного из подворий заметил я человека в черном строительном халате, но явно не монашеского вида - он перекрывал крышу жестью. Вскоре он спустился и… заговорил по-русски. Оказался паломником из Германии, помощник машиниста тепловоза, уже несколько лет проводит часть своего отпуска в "святых местах", бесплатно работает "на Бога" (за кров и скромную монашескую пищу) в Мариино-Магдалинском подворье, помогает по хозяйственным делам - в этот раз перекрывает крышу.

Нет, он не эмигрант-диссидент и не уезжал из СССР по "еврейской визе" - он вообще никогда не бывал в России, ибо родился в самом конце войны в Германии от русской матери и немца-солдата, который погиб в последних боях за Берлин. Набожная мать воспитала его в русско-православном духе, не дала забыть русский язык (хотя учился он в немецкой школе и немецком "паровозном" техникуме) и перед смертью взяла с сына слово - он обязательно посетит "Святые Землю". Один раз приехал, и вот теперь приезжает каждый год за свой счет, иногда даже делая небольшие пожертвования. Вот такой "неожиданный союзник" встретился нам в Иерусалиме.

Кардинальный перелом в "палестинской политике" официальных властей России и иерархов РПЦ наступает в 1880-1881 гг.

В 1880 г. в "Святую Землю" в очередной раз приезжает В.Н. Хитрово. "Патриархию (Иерусалимскую. - авт.) я нашел в очень невзрачном виде, - писал он в следующем году в первом номере нового "Православного Палестинского Сборника", - заботы патриархии сводятся к нулю, и положение последнего более, чем безотрадное. Школ ни одной, а про храмы лучше не говорить" (41).
 
Одна из основных причин неуспеха русского православного дела в Палестине - длящийся с 40-х гг. ведомственный конфликт Русской духовной миссии (Св. Синод) с Русским дипломатическим консульством (МИД), которые никак не могут определить - кто из них главнее в "Святой Земле"?

В 1881 г. Хитрово представил в МИД и обер-прокурору Священного Синода К.П. Победоносцеву очередную (с 1871 г. пятую) обстоятельную записку с предложением разграничить "ведомственные функции" многочисленных российских и зарубежных духовных миссий, у каждой из которых почему-то оказался свой "хозяин" (42).

Традиционно исторически первые "духовные миссии" стали возникать при посольских церквях России за границей с XVIII в., для чего для отправления религиозных служб по рекомендации Синода и с утверждением их МИДом стали отправлять русских священников (эта практика после 1988 г. возродилась в РФ вновь).
 
Некоторые крупные церковные приходы при посольствах тогда же стали преобразовывать в целые "духовные посольства (миссии)", главами которых назначались не менее чем архимандриты, а членами - исключительно монахи ("черное" духовенство). Постепенно эти "духовные миссии" и территориально отделились от светских российских посольств: в Риме при Ватикане, где при М.С. Горбачеве прежнюю духовную миссию заменил советский посол при Папе Римском и Мальтийском Ордене; в Константинополе, Афинах, Иерусалиме, Александрии, Сеуле, Токио и др.

Иногда такие духовные миссии исполняли сразу две функции - религиозную и дипломатическую, как, скажем, Пекинская православная духовная миссия с 1712 г., поскольку МИД России весь XVIII и половину XIX вв. никак не мог установить с Китаем дипломатические отношения из-за неприятия китайского церемониала (правитель "Поднебесной империи" требовал, чтобы иностранные послы вручали верительные грамоты… ползком, на коленях).

До середины XIX в. с управлением большинства заграничных миссий у российских властей не было больших проблем

Субсидировались они из бюджета МИДа, по духовным делам находились в подчинении либо Санкт-Петербургской епархии, либо (Иерусалимская, Пекинская, Японская с 1871 г. и Сеульская с 1897 г.) непосредственно в ведении управления внешних церковных связей Св. Синода в Петербурге.

Первый диссонанс внес… сам Николай I - в 1847 г. рядом с Иерусалимским патриархатом он учреждает еще и Русскую православную духовную миссию, а затем открывает и дипломатическое консульство. Понятное дело, три "хозяина" сразу начинают враждовать, что с горечью отмечает В.Н. Хитрово. Дело доходит до того, что на иерусалимского патриарха Никодима 19 марта 1888 г. совершается покушение - наемный террорист едва не заколол его кинжалом.

Субсидии, которые не раз получал Блаженнейший Никодим (в 1883-1890 гг. - глава Иерусалимского патриархата. - авт.), не окупались ничем; без какой-либо определенной пользы разошлись они по карманам кредиторов Иерусалимской патриархии" (43).

"Военное православие" Николая I состояло еще и в том, что он мало считался с иерархами РПЦ. Когда в 40-х годах ему надо было смягчить позицию католических держав в восточном вопросе, он не побоялся лично посетить Папу Римского в Ватикане и даже заключить 22 июня 1847 г. с ним первый (и последний в истории русско(советско)-ватиканских отношений) конкордат о легализации положения католиков и униатов в России, включая гарантию их религиозных свобод и имущества (44).

Еще большую путаницу в управление зарубежными духовными миссиями внесли реформаторские эксперименты 60-х - 70-х годов

С одной стороны, Александр II ужесточил свои отношения с Ватиканом за его поддержку восстания поляков в "русской" Польше в 1863 г. (отмена 22 ноября 1866 г. конкордата с папой), а с другой - создал в 1865 г. по образцу "Великобританского и иностранного библейского общества" свое "Миссионерское общество для содействия распространению христианства между язычниками" (в 1870 г. его переименовали в "Православное миссионерское общество" с резиденцией в Москве), переподчинив новой непонятной "конторе" некоторые заграничные духовные миссии (45) (как будто имеющих тысячелетнюю цивилизацию китайцев, японцев или арабов можно приравнять к "язычникам" - тунгусам или племенам людоедов в Африке?!).

Однако В.Н. Хитрово, скорее всего, и на этот раз ничего бы не добился (он уже десять лет бомбил "инстанции" своим предложением создать мощное православное общество), если бы в России не случилось очередное трагическое событие - 1 марта 1881 г. террористы-народовольцы убили царя-освободителя Александра II.

Это была первая, как писали духовные последователи Народной воли, в истории Российской империи "публичная казнь" самодержца (до этого они погибали в результате тайных дворцовых заговоров), сродни казни Людовика XVI в 1793 г. по приговору депутатов французского революционного Конвента.

Русские "качели" в третий раз за один неполный век качнулись вправо, от эпохи "великих реформ" 60-х - 70-х гг. Александра II к "реакции" Александра III, прочно связанной в либеральной дореволюционной и советской литературе с именем наставника царя с юности и до гробовой доски (см. его письма к Александру III с 1881 по 1894 гг., недавно, в 1993 г., переизданные вновь) правоведа Константина Петровича Победоносцева (1827-1907 гг.), с 1880 и по 1905 гг. состоявшего в должности Главного Официального Идеолога - Обер-прокурора Священного Синода РПЦ Российской империи.

Как писал в прошлом веке один из его современников, "в его громадном кабинете… с письменным столом колоссального размера и другими столами, сплошь покрытыми бесчисленными книгами и брошюрами, становилось страшно от ощущения развивающейся здесь мозговой работы. Он все читал, за всем следил, обо всем знал" (46).
 
2

Это не был пропагандист "военного православия" граф Сергей Уваров, это был теоретик самодержавия, заменивший уваровскую триаду на другую - Бог, Отечество, Родители. Как очень точно назвал громадный обер-прокурорский кабинет на Литейном проспекте в Петербурге наш современник писатель А.П. Ланщиков, "нет, это обиталище не чиновника, не ученого и не философа. Это обиталище Ученоного государственного колдуна, всемогущего и бессильного одновременно" (47).

Очень близкий к Ф.М. Достоевскому и консервативному историку и философу Константину Леонтьеву, русскому дипломатическому консулу на Балканах (1863-1871 гг.), год проведшему паломником в Св. Пантелеймоновом монастыре на Св. Горе Афон в Греции, и автору капитального труда "Византизм и славянство" (1875 г.), поддерживаемый великим ученым-химиком Д.И. Менделеевым, К.П. Победоносцев был злейшим врагом для графа Льва Толстого и поэта Александра Блока, а также для всей "керенщины" в российской литературе.

Как и Д.И. Менделеев, Ф.М. Достоевский (вспомните его - "православие - это и есть наш русский социализм"), Леонтьев, В.В. Розанов, Победоносцев старался вернуть Россию к православным истокам, сочетая грамотность с религиозным воспитанием в школе.
 
Именно он настоял перед Александром III на отмене древнего, еще времен Петра I, указа о запрете РПЦ заниматься обучением крестьянских детей в церковно-приходских школах (что через два столетия привело к почти поголовной неграмотности крестьян), и добился больших государственных кредитов на эти школы: с 1880 г. их число выросло с 273 до 43.696 (намного больше, чем светских земских школ), и в них обучалось в 1905 г. без малого 2 млн. крестьянских ребятишек.

Он активно поддерживал - морально и материально - сельских батюшек и разночинцев-интеллигентов, шедших с этой целью "в народ"
 
Конечно, его "православное просвещение" было по-своему ограниченным. Победоносцев, например, ревниво следил за тем, чтобы в Великий Пост все театры были закрыты. Как и Николай I, он не благоволил к университетскому образованию, и в 1886 г. резко воспротивился приданию частному Томскому университету статуса государственного (по тогдашней терминологии - императорского).

Именно к Победоносцеву и попала докладная записка Хитрово. Обер-прокурор не только "дал ход" бумаге, но и "приделал к ней ноги". "Ногами" стали три великих князя - Сергей Александрович (будущий почетный председатель ИППО и генерал-губернаторов Москвы), Павел Александрович и Константин Константинович (будущий президент Императорской Академии наук, драматург и поэт), которые вскоре после гибели Александра II как паломники отправились в "Святую Землю".
 
Столь мощный "великокняжеский десант", снабженных, к тому же, всеми необходимыми справками Хитрово о засилии в Палестине "латинян" и "англикан", малом числе русских паломников, "войне" трех глав миссий и отрицательной позиции МИДа (как в случае с финансовыми агентствами Витте за рубежом), стал по их возвращению на Родину таким тараном, что Александр III издал 08 мая указ об ИППО.
 
21 мая 1882 г. в Петербурге состоялось первое заседание Правления Императорского Православного Палестинского Общества. Его почетным председателем был избран вел. кн. Сергей Александрович, первым ученым секретарем В.Н. Хитрово.

В числе учредителей и членов правления, наряду с членами Дома Романовых (целых семь человек!) вошли представители аристократии (князь Долгоруков, графы Игнатьев и Путятин), крупные ученые-востоковеды, поэты, писатели, путешественники. Широко была представлена профессура Петербургской и Московской духовных академий.

Словом, это была уже не карманная "особенная экспедиция" Александра и Николая Первых, а мощное религиозно-общественное объединение со своей финансовой строкой в государственном бюджете - с 1889 г. по 30 тыс. зол. руб. субсидий, и это не считая т.н. "кружечных сборов" в церквях в "вербное воскресение", что ежегодно давало еще по 75-100 тыс. руб. Через десять лет ИППО превратилось в самую крупную в России религиозно-общественную организацию, тратившую на свои благотворительные нужды ежегодно более полумиллиона золотых рублей (48).
Оглавление
 
www.pseudology.org