Бретон Ги Распутный век Часть 1 Путешествие на пленэр с целью лишить невинности Людовика XV Десятого марта 1724 года, когда первые гиацинты расцвели в Версале, Людовик XV, закрывшись в комнате с очаровательной подругой, предавался своей излюбленной игре. Слуги в соседней комнате улыбались - они без труда представляли себе сцену, при которой не могли присутствовать. Из комнаты доносился какой-то странный шум... Вдруг раздался сильный треск, и слуги подумали, что их властитель напрасно воспользовался кроватью... И тут же послышались крики. - Наверное, он её раздавил, - сказал один слуга. Самый любопытный заглянул в замочную скважину: - Нет, он теперь научился их ловить. Людовик XV и его подружка забавлялись ловлей мух... Это невинное развлечение могло бы показаться ребячеством - ведь речь шла о короле Франции, но оно и вполне естественно: молодому монарху было тогда четырнадцать лет, а его партнерше - всего восемь. Уже более полутора лет эти дети считались помолвленными. Маленькая Мари-Анн-Виктория, инфанта Испании, и её будущий супруг жили как брат с сестрой. Каждый день они играли «партию в мухи». Все знали: это единственное занятие, способное развеселить меланхоличного маленького короля. Они наигрались, и Мари-Анн-Виктория пошла за котом. - Если я вам его отдам, вы меня поцелуете? Людовик XV колебался - он не любил девочек. - Вы меня поцелуете? - Да, - наконец ответил он. Инфанта протянула ему кота и получила за это застенчивый поцелуй в лоб. - Вы так прекрасны, - сказала она, покраснев. - Вы ходите как куропатка... Этот странный комплимент возмутил Людовика XV. Он вышел из комнаты, поклявшись, что в жизни больше не поцелует женщину - никогда. Впрочем, у него находились и другие занятия. С тех пор как умер регент, он проводил время между обожаемой им охотой и не очень-то любимой, надо это признать, учебой. Его воспитателю де Флери, бывшему епископу Фрежю, умному, честному человеку, образованному и обладающему исключительно тонким политическим чутьем, было далеко до развратного кардинала Дюбуа. Он спокойно жил себе с единственной возлюбленной. К несчастью, его система воспитания оставляла желать лучшего: он преподавал юному королю игру в пикет, кадриль и различные ловкие трюки, которые составили бы славу иллюзиониста, но вряд ли могли пригодиться в карьере самодержца. Взяв колоду карт, он показывал иногда своему ученику, как в мгновение ока незаметно вытащить короля. Довольно любопытные на зыки для королевского наставника... Время от времени де Флери обучал Людовика XV богословию и орфографии. Но это происходило, смею сказать, лишь, между прочим. Таким образом, молодой монарх рос в совершенном невежестве. Но его это ничуть не беспокоило - ему нравились лишь физические упражнения. Целыми днями он пропадал на охоте, скакал по лесам в погоне за оленем, ланью, кабаном, волком или лисицей, совершенствуя свое некогда уродливое тело. Усталость закаляла его. Приближенные короля возвращались с охоты, покрытые грязью, мокрые и вспотевшие. Удивительная жизненная сила досадно сочеталась в нем с довольно тяжелым характером   Рассказывают, например, что ему нравилось мучить маршала де Ноя длинными переходами, раздавать пинки пажам, сыпать сыр на голову аббатов, стричь брови конюхам и выпускать стрелы в живот месье Сурша... Многих шокировали подобные выходки. «Однажды, - с горечью отмечает Матье Марэ, - король, взяв свою рубашку из рук герцога де Ла Тремуя, первого дворянина палаты, дал хорошую пощечину Бонтаму, первому своему камердинеру. Эта шутка не понравилась двору, не одобрявшему подобную шаловливость рук». К несчастью, подобная развязность нравилась новому премьер-министру, правнуку великого Конде, герцогу Бурбонскому. Вот поистине отвратительная личность - он был не только безобразен - горбат, одноглаз, но глуп и зол. Именно он изощрялся в том, чтобы привить молодому королю любовь к охоте и страсть к игре - два порока, которые будут занимать значительное место в жизни Людовика XV, пока не появится и третий... Тогда еще этот мускулистый и пышущий здоровьем мальчик не испытывал никакого влечения к женщинам - любопытный феномен.   Напротив, как известно, «он бежал от них как от чумы», избегая даже смотреть на них. «Король думает лишь об охоте, игре, о вкусной еде и о том, чтобы оставаться в пределах этикета, - констатирует маршал де Вайяр.-Он ни на кого не обратил пока свой прекрасный юный взор. Между тем в свои четырнадцать с половиной лет он сильнее и развитее любого восемнадцатилетнего юноши, и прелестнейшие дамы не скрывают, что они всегда к его услугам». Целомудрие Людовика XV было столь велико, что однажды он прогнал из Версаля камердинера, который совершил преступление: принял в его апартаментах любовницу... Это странное отвращение к женщине обратило юношу к иным удовольствиям. Некоторые документы сообщают нам о слишком сильной привязанности короля к молодому герцогу де Ла Тремую, «сделавшему из повелителя своего Ганимеда». Он хотел, казалось, увлечь короля на постыдный путь <Матье Марэ добавляет в своих «Записках и мемуарах...»: «Эта тайная любовь вскоре стала общеизвестна, и герцога вместе с гувернером отправили в Академию на исправление».>. В мемуарах маршала де Вийяра содержатся достоверные описания, не оставляющие сомнений в смысле происходившего. Инцидент остался без продолжения. И все же двор боялся, что Людовик XV встанет на неверный путь. В июне 1724 года было организовано путешествие в Шантильн к герцогу Бурбонскому с целью научить короля уму-разуму... Семнадцать молодых дам, уже вкусивших распутной жизни, приняли в нем участие. Тридцатого июня, в страшную жару, они сели в кареты и выехали из Версальского замка, трепеща при мысли, что станут, быть может, «первыми жертвами» прекрасного юноши. Во главе кортежа в открытой карете ехал улыбающийся Людовик XV. Бедняга и не подозревал, что его ожидает, не замечал хитрого блеска в глазах версальцев, знавших цель этого предприятия. - Посмотрите, - говорили они друг другу, - одна из этих красавиц удостоится великой чести - она сделает мужчиной нашего молодого монарха. Толпа смеялась, а Людовик XV чистосердечно полагал, что веселый народ - счастливый народ. Обитательницы Версаля, что украдкой смели бросать нежные взгляды на неоперившегося монарха, с нескрываемой завистью смотрели теперь на семнадцать молодых женщин, горевших столь необычным поручением - лишить девственности короля Франции. Разумеется, для экспедиции нашлись вполне удобоваримые объяснения. Но кто-то проболтался, и многие даже за пределами двора, в столице, знали правду. Послушаем Барбье: «В Париже многие верят, что в Шантильн будут вершиться большие дела, но истинная причина путешествия очень пикантна: хотят лишить короля невинности и пристрастить к женщинам, - надеются таким образом сделать его более сдержанным и управляемым.   Роль дамы-патронессы предназначена м-м де Ла Врийер: надо побудить короля заняться любовью с маленькой герцогиней д'Эперон, очень молодой и очень красивой. Но коли неискушенная герцогиня с этим не справится, - м-м де Ла Врийер, не менее красивая, но опытная женщина, отведет короля куда-нибудь в лесок и уж заставит его полюбить её...» В течение нескольких дней в Шантильи проходили пикники, затевались прогулки, игры в лесу. Юные дамы прилагали все усилия, чтобы увлечь Людовика XV под сень дерев, но каждый раз дикий подросток выскальзывал из их рук.   В конце концов пришлось отказаться от идеи лишить короля невинности   Барбье в первых числах августа отметил в своем журнале: «Кажется, они не очень-то продвинулись к. цели своего путешествия в Шантильн. Король думает лишь об охоте и не хочет щупать задницы. Должен признаться, что сожалею об этом, - ведь он хорошо сложен и красив. Но если у него такой вкус, что поделаешь». Подготовка дам к растлению короля нашла отражение в куплете песенки: Для игр любовных и первой пробы - Об этом доносится слух - Ведут в Шантильи за знатной особой Караван из семнадцати шлюх. По возвращении из Шантильи Людовик XV остался по-прежнему девственником. Придворные дамы были безутешны, смотрели на него горящими глазами и делали перед ним всяческие пируэты в надежде пробудить в нем желание. Но король, казалось, не замечал их стараний, ничего не испытывал и продолжал как ни в чем не бывало играть в карты. Тогда-то и преуспела двадцатидевятилетняя м-ль де Шароле, сестра герцога Бурбонского, - приятная особа с живым темпераментом. У неё уже было множество любовников. Она начала с попыток просто привлечь внимание короля, но усилия её, кажется, не имели успеха. Тогда она прямо-таки превратилась в кошечку - терлась рядом, вздыхала, мурлыкала и однажды вечером так осмелела, что сунула в карман монарху маленькую поэму любви: Меня знобило, я врача позвал, И мой недуг он без труда узнал. «Не я, - сказал он, - в силах жар твой исцелить, А та, что вымолвит: «Готова вас любить...» Ты не врача, а милую зови. Твоя болезнь - озноб и жар любви». Людовик XV не ответил, но эти уловки не оставили его равнодушным. В нем начали медленно происходить превращения, и его скованность понемногу исчезла. Это заметили однажды вечером у герцогини Тулузской... Одна дама, будучи беременной, почувствовала первые схватки. - Мне кажется, - сказала она, - головка ребенка уже появилась... Испугались и срочно послали за врачом. Людовик XV был необычно взволнован. - А если потребуется немедленная помощь, кто её окажет? Л а Пейрони, первый хирург короля, был уже на месте. - Сир, - сказал он, - это буду я. Когда-то я принимал роды. - Да, - сказала м-ль де Шароле, - но для этого нужна практика, - вы, быть может, уже потеряли сноровку. Хирург обиделся. - Не беспокойтесь, мадемуазель, - возразил он, - этому, как и умению делать детей, не разучишься. От этих слов присутствующие онемели. Ла Пейрони, покрасневший до корней волос, с опаской посмотрел на короля. Тот неожиданно разразился громким смехом... Довольствуясь малым, м-ль Шароле по крайней мере избавила короля от стыдливости. Любовница герцога Бурбонского расстраивает свадьбу Людовика XV и инфанты Из-за мадам де При Испания объединяется с австрийским домом Пьер Жирар В то время как Людовик XV оставался абсолютно равнодушным к удовольствиям, столь почитавшимся его предками, герцог Бурбонский радостно предавался им со своей любовницей м-м де При, очаровательной ведьмой. «Она необычайно умело, - говорит нам Дюкло, - скрывала под маской наивности самую опасную лживость. Добродетель для неё лишь пустой звук, в пороке она чувствовала себя как рыба в воде. Внешне нежная и скромная, на самом деле властная и распутная, она безнаказанно обманывала своего любовника». Эта обворожительная особа взяла над герцогом Бурбоиским такую огромную власть, что стала всемогущей. М-м де При, снедаемая безграничным тщеславием, была готова на все ради, собственного обогащения: спекулировала пшеницей, совершала не дозволенные законом операции с деньгами, подталкивала герцога к возрождению старой, феодальной платы за высокие должности, получала из Лондона пособие, сорок тысяч фунтов стерлингов, за поддержку английской политики... В конце 1724 года она в довершение ко всему была занята любопытной задачей - женитьбой своего любовника. Зная, что герцогиня Бурбонская, мать премьер-министра, хочет женить сына, она решила сама найти ему супругу, чтобы не лишиться своего положения... Нужна была застенчивая, бесцветная, нетщеславная девушка из скромной семьи, которая была бы вечно благодарна фаворитке. М-м де При нашла подобную жемчужину. Она жила вдали от посторонних глаз, в большом обветшалом доме в Виссембурге, в Нижнем Эльзасе. Её отец, избранный в 1704 году королем Польши - благодаря своему шведскому другу Карлу XII, был изгнан с трона и после многочисленных скитаний укрылся во Франции. Он был беден, звали его Станислав Лещински. Его дочери, Марии Лещинская, должно было исполниться двадцать лет. На ней-то и остановила свой выбор м-м де При. В течение нескольких месяцев она тайно переписывалась с бывшим королем Польши, который, естественно, был согласен на то, чтобы его маленькая Манюша стала супругой премьер-министра Франции. По политическим соображениям это дело тянулось около двух с половиной лет. Вдруг в начале 1725 года переговоры возобновились, и м-м де При отправила художника Пьера Робера в Виссембург, чтобы тот сделал портрет принцессы. В конце марта художник отослал холст во Францию, и вся семья Лещинских с замиранием сердечным стала ожидать приговора герцога Бурбонского. Бесхитростные и добрые, они и предположить не могли, что принесет им этот портрет. Когда картина прибыла в Версаль, м-м де При едва взглянула на неё - её мучили другие заботы. Она боялась, что король может умереть. Он по-прежнему самозабвенно охотился. Однажды он мог вернуться больным, лечь в постель и умереть, не оставив потомства. В этом случае корона досталась бы герцогу Орлеанскому, сыну регента. При этой мысли у м-м де При выступал холодный пот: ведь у герцога Бурбонского из семьи Конде не было злее врагов, чем семья герцога Орлеанского. Власть, богатство, замки - все испарится, если эта семья завладеет короной... Избежать подобной катастрофы просто: у короля должны появиться дети. К несчастью, маленькой инфанте Мари-Анн-Виктории, с которой Людовик XV обручился в 1722 году, еще рано выходить замуж - ей всего восемь лет. Тогда м-м де При внушила герцогу мысль расстроить женитьбу короля на инфанте и дать ему более зрелую супругу. Премьер-министр колебался. Этот разрыв мог иметь серьезные последствия. Маленькая инфанта жила в Версале уже в течение трех лет. Отослать её назад, в Испанию, значило бы дать пощечину мадридскому двору. Могла даже начаться война. Целыми днями м-м де При с изуверской изворотливостью описывала герцогу Бурбонскому коронование герцога Орлеанского, опалу, унижение, разорение... Однажды Людовик XV заболел. Колеблющийся герцог пережил страшные часы. «Так как он спал как раз под апартаментами короля, - говорит нам Дюкло, - ему послышался необычный шум и возня. Он быстро встал и прямо в ночной рубахе поднялся наверх. Маршал, первый хирург, который спал в прихожей, встал, удивившись его появлению в столь ранний час. Он подошел и спросил о причине его беспокойства. Герцог, будучи вне себя, отвечал несвязно, едва выговаривая слова: «Я услышал шум... король болен... чем я могу помочь?» Маршал с трудом успокоил его и проводил в спальню. Герцог; казалось, говорил сам с собой: «Я больше не попадусь... Если он оправится, надо его женить!» Планы м-м де При осуществились. Через несколько дней герцог провел через совет решение об отправке инфанты домой. Он послал милое письмо в Мадрид, чтобы известить Филиппа V о только что принятом решении. Правители Испании никак не ожидали такой новости, они пришли в неописуемую ярость   Немедленно были высланы французские послы, так же как и две дочери Филиппа Орлеанского - вдова Людовика I и м-ль де Божоле, которая должна была выйти замуж за дона Карлоса. Все французские консулы получили приказ покинуть испанские порты в течение 24 часов; из Франции были отозваны мадридские министры. Испания, оскорбленная м-м де При, готова была надолго возненавидеть Францию и объединиться с австрийским домом... Плачевный результат подобного разрыва не особенно опечалил любовницу премьер-министра, занятую в то время поисками жены для Людовика XV. Герцог спешно подписал указ о высылке инфанты. Король не выказал по этому поводу ни малейшего неудовольствия. Инфанта уехала 5 апреля 1725 года, еще до того, как была найдена новая будущая королева Франции. Был составлен список европейских незамужних принцесс, с именами, домами, возрастом и вероисповеданием. Выяснилось, что из ста принцесс, которые могли бы претендовать на французский престол, сорок восемь - старше двадцати четырех лет и не подходят, десять - из младшей ветви или слишком бедны, двадцати девяти - меньше двенадцати лет и, стало быть, они не брачного возраста. Оставалось семнадцать принцесс, из которых предстояло сделать выбор. Во глазе списка - принцесса Английская. Но пришел отказ от её отца, принца Гальского, из-за разницы в вероисповедании. Тогда герцог Бурбонский попытался сделать претенденткой свою сестру, м-ль де Вермандуа. Быть может, её бы и выбрали, если бы однажды вечером она не совершила непростительную ошибку-она оскорбила м-м де При. Фаворитка не смогла этого перенести. Она посмотрела ей прямо в глаза и ответила: - Ты никогда не станешь королевой. На следующий день она убедила своего любовника, что Европа возмутится подобным выбором, «в котором проявится его эгоистическая власть над молодым монархом». Герцог отказался от своего предложения. Поиски невесты, которая не внушала бы опасений м-м де При, продолжались. Многие могли бы подойти, но были не без изъянов: принцессу Португальскую отвергли из-за сумасшедшего отца; принцессу Хессе-Ринфельд - из-за странных слухов о её матери: говорили, она родила сперва дочь, а потом кролика... Кто знает? Это могло отразиться на потомстве Бурбонов. Короче, дело затянулось, европейские дворы принялись уже злословить. Тогда-то м-м де При и пришла в голову мысль... В списке принцесс на выданье на первом листе стояло имя, сразу вычеркнутое в свое время по причине бедности невесты - этой Золушки, дочери Станислава Лещински. Фаворитка сама и внушила тогда герцогу: польской невестой следует пренебречь. Теперь же она вспомнила свой прежний замысел - извлечь для себя выгоду из того факта, что королева именно ей обязана будет своим высоким положением... Портрет Марии, написанный Пьером Гобером, был представлен королю. Людовик XV был очарован и объявил Совету, что согласен жениться на Марии Лещинска. В этот же вечер в Виссембург отправили письмо. Кардинал де Роан передал его экс-королю Польши. Прочитав послание, тот в смятении бросился со всех ног в комнату, где жена его и дочь занимались шитьем. - Встанем на колени, - вбегая, воскликнул он, - и возблагодарим Бога! - О отец мой, - воскликнула Мария, - вас снова призывают занять польский трон? - Нет, дочь моя, - ответил Станислав, - небо к нам еще благосклоннее. Вы - королева Франции! Задыхаясь от переполнившей их радости, Лещински встали на колени, чтобы отблагодарить Бога за оказанную милость. *** В течение нескольких недель проект женитьбы короля сохранялся в тайне   Но частые поездки из Версаля в Виссембург и обратно не остались незамеченными, и тайное стало явным. И двор и весь народ закричали о мезальянсе. Писатели, в частности Вольтер, принялись критиковать польскую принцессу. Пошли экстравагантные слухи, рассказывали даже, что у неё два сросшихся пальца и она грешит противоестественной холодностью. Король, безразличный к этой критике, назначил свадьбу на 27 мая. Когорта придворных отправилась в Виссембург, а м-м де При, дабы подчеркнуть бедность Лещински, отправила Марии - Мари в подарок дюжину сорочек (впрочем, у неё их действительно не было)... В то время как будущая королева Франции готовилась отправиться в Фонтенбло, Флери, забросив все дела, старался дать Людовику XV основы сексуального образования. Он показывал ему сладострастные картинки и поручил молодому художнику, специализирующемуся в жанре «обнаженной натуры», принести «рисунки этой натуры в действии». Но молодой король проявлял лишь скромный интерес к подобным картинкам... Пришлось идти дальше: нашли неприличную скульптуру - монарху следовало потрогать её собственными руками, «чтобы не смутиться, когда польская принцесса, такая же невинная и скромная, как н он, окажется в его постели». Пятого сентября Мари торжественно прибыла в Фонтенбло. Свадебная церемония состоялась в часовне и была столь продолжительной, что юная невеста потеряла сознание. Вечером пятнадцатилетний Людовик XV оказался наконец, наедине с женщиной. Был ли он застенчивым, неловким, стыдливым? Кажется, нет, - судя по письму, которое на следующий день герцог Бурбонский отправил Станиславу Лещински. Вот оно: «Имею честь сообщить Вашему Величеству деликатные подробности, о которых следует хранить молчание. Они убедят Вас в том, что я осмелился в Вашем присутствии утверждать, - королева бесконечно мила королю; это не придворная лесть.   Да позволено мне будет довести до сведения Вашего Величества, что король, приняв участие в развлечениях и фейерверке, отправился в спальню королевы. Ночью он семь раз доказал ей свою нежность. Как только король изволил встать, он послал доверенное лицо, и оно мне это и передало. Когда я вошел к королю, он сам повторил мне переданное, описывая удовольствие, доставленное ему королевой» <Письмо герцога Бурбонского хранится в национальном архиве, в разделе «Исторические памятники»>. Итак, после долгих уверток Людовик XV неплохо начал свою карьеру... Что же касается м-м де При, то она спокойно могла смотреть в будущее: маленькая королева познала блаженство, за которое она всегда будет ей благодарна... Кардинал де Флери находит для короля любовницу, чтобы самому стать обладателем абсолютной власти Подарок прелата есть всегда дар Божий. Франсуа Мориак Восхитительный медовый месяц Людовика XV и Мари в Фонтенбло длился целых три месяца. Король, побуждаемый рано проснувшейся и долго сдерживаемой мужественностью, каждый вечер отправлялся на половину королевы и совершал с нею подвиги, отзвуки которых приводили в восторг придворных дам и камердинеров, толпящихся за дверью. Наутро благодаря этим внимательным наблюдателям по всему дворцу пролетали два небольших, но полных смысла слова. Герцоги, маркизы, герцогини, все придворные, встречаясь, говорили друг другу: «Шесть раз...», «Семь...», «Восемь...» Это означало число любовных поединков между Людовиком XV и его супругой, проведенных ночью на королевском ложе. Услышав эти цифры, многие дамы с задумчивым видом качали головами, завидуя молодой королеве. Некоторые даже, раззадорившись, пытались обольстить монарха. Но Людовик XV любил Мари Лещинска - он оставался безразличным к подобным попыткам. Двор вскоре принялся злословить по поводу этой холодности. У короля нет любовницы - в голове не укладывается: верность считалась тогда смешным недостатком. Многие старались подстроить так, чтобы вблизи короля вертелись молоденькие женщины с порочными глазами и налитой грудью. Но попытки привлечь внимание короля к одной из этих придворных никогда не удавались, Людовик XV неизменно отвечал: - Королева куда красивее! Король был очарован прелестями Мари, та отвечала безграничной страстью. Она писала отцу: «Никто никогда не любил так, как я его люблю...» Однако она боялась его и днем снова становилась той застенчивой и скромной принцессой, какой была в Виссембурге... Любезная и почтительная, она старалась доставить удовольствие фрейлинам и проявляла бесконечную признательность м-м де При, которую считала своей бесценной покровительницей. Фаворитка герцога Бурбонского пользовалась этим и полностью управляла поведением Мари Лещинска. Барбье, ставший этому свидетелем, писал: «Женитьба в Фонтенбло увенчалась постоянной привязанностью короля к королеве. Он спит с ней ежедневно, но принцессу преследует м-м де При. Она не вольна ни написать кому-нибудь, ни поговорить. М-м де При в любой момент может войти в её апартаменты и посмотреть, чем она занимается, - она не хозяйка сама себе». Первого декабря по плохим, схваченным льдом дорогам двор выехал из Фонтенбло. Длинная вереница трясущихся по ухабам карет отправилась на зиму в Версаль. Приехав в этот роскошный дворец, маленькая королева была так ослеплена, что её робость по отношению к королю лишь усилилась, чем сразу же воспользовалась м-м де При. Она полностью подчинила себе молодую женщину, намереваясь использовать её в целях укрепления собственного могущества в королевстве, - она желала, чтобы её любовник герцог Бурбонский мог безнаказанно наживаться. Ничего не подозревая ни о своей роли, ни о смысле слов, которые ей велели произносить, молодая женщина подчинялась своим «покровителям». Бедняжка сильно удивилась бы, узнав, что стала сообщницей двух мошенников: герцог и его любовница, сколачивая состояние, чуть не довели до голодной смерти жителей Парижа. Лето в Иль-де-Франс выдалось дождливым, пшеница не уродилась. Вместо того чтобы призвать на помощь менее пострадавшие провинции, Бурбон и м-м де При мешали снабжению Парижа продовольствием, чтобы сохранить недостаток продуктов. Это принесло им девять миллионов ливров... Весной они решили избавиться от де Флери, присутствие которого их стесняло. Мари, сама того не зная, стала участницей их заговора против бывшего епископа. Месть последнего была любопытна: он убедил короля воздержаться на время от выполнения супружеского долга. Покорный Людовик XV, говорит нам герцог де Люин в «Мемуарах», «семнадцать или двадцать дней выполнял предписания своего наставника». Королева, вкусившая запретный плод, была этим сильно огорчена. Она призвала маршала де Вийяра, расплакалась и чистосердечно призналась ему, что король больше не спит с ней и что ей этого очень недостает. Вийяр знал о лукавом замысле Флери. Он посоветовал Мари покинуть стан герцога Бурбонского и перейти в лагерь бывшего епископа. Королева послушалась. Она объяснилась с Флери, и в тот же вечер Людовик XV дал ей то, чего она так страстно желала... Двор - все прекрасно знали о ночах без любви и поговаривали уже о скором разводе - был восхищен могуществом старого воспитателя и отвернулся от герцога Бурбонского. В июне опала премьер-министра сделалась окончательной. Король, подталкиваемый Флери, приказал ему удалиться в Шантильи. М-м де При была выслана в свои владения в Нормандии <Она умерла там, через год, в возрасте двадцати девяти лет, от приступов отчаяния. Поговаривали, что она покончила жизнь самоубийством...>. Эта новость была встречена в Париже взрывом радости. На дорогах танцевал народ, на стенах были развешены плакаты с каламбурами, составленными из имен герцога и его фаворитки. В Версале все повторяли: «Теперь двор обесценен!» <«При» - по-французски «цена»; двор без «при» - то есть без цены», «обесценен». - Прим. пер.> Флери, который собирался в сентябре стать кардиналом, сделался премьер-министром и лишил короля всякой инициативы. Людовик XV опять принялся бездельничать, охотиться и доставлять удовольствие королеве. Результатом этой двоякой деятельности стало то, что меню в Версале состояло в основном из дичи, а Мари Лещинска родила на свет двух девочек-близнецов в 1727 году, дочку - в 1728-м, дофина - в 1729-м, герцога д'Анжу - в 1730-м, м-ль Аделаиду - в 1732-м, м-ль Викторию - в 1733-м, м-ль Софи - в 1734-м, м-ль Терезу-Фелисите - в 1736-м и м-ль Луизу-Мари - в 1737-м. С 1732 года королева испытывала вполне понятную усталость. Она повторяла: «Что это за жизнь! Все время спать с королем, быть брюхатой и рожать!» Король был оскорблен и не скрывал этого. На него все упорнее стал наступать круг женщин, которые провели семь лег в тщетных надеждах.   Эти дамы решили, что монарх станет наконец «полноценным мужчиной», что на языке того времени означало «имеющим любовницу». Но Людовик XV на это не решался и продолжал вести добродетельную жизнь - и это среди двора, где даже священнослужители не могли похвастаться добропорядочностью. Разве не известно, что аббат де Клермон похитил танцовщицу, знаменитую Каморго, а епископ Люсон умер от несварения желудка на руках своей любовницы м-м де Рувре? Вот лишь один анекдот, который может дать полное представление о нравах того времени. Он дошел до нас благодаря анонимному автору «скандальной хроники»: «Королевский стражник поднимался по Большой версальской лестнице следом за одной знатной дамой. Он осмелился сунуть руку ей под юбку. Дама сильно рассердилась, но виновник быстро нашелся: - О мадам, если у вас сердце такое же упругое, как и ваш зад, - я пропал! Оскорбленная дама не сдержала улыбки и за комплимент простила бесцеремонность». Самой настойчивой из дам была м-ль де Шароле. Не сумев первой воспользоваться королевской мужественностью, она надеялась по крайней мере первой увлечь Людовика XV на путь супружеской измены - и опять потерпела неудачу. Она с горечью заметила это однажды вечером. Во время ужина в Охотничьем замке король поднялся и, произнеся: «Я пью за здоровье незнакомки!», разбил свой стакан и пригласил всех последовать его примеру. Кто же эта загадочная Незнакомка, первая из длинной вереницы фавориток? *** Это была нежная, очаровательная женщина, с округлыми формами; во всей её повадке сквозило что-то чувственное. Приятная, любезная, говорит нам Буа-Журден, сведущая в искусстве любви, но без излишеств, что свидетельствовало о хорошем воспитании. Её звали Луиза-Злю де Майи - старшая дочь маркиза де Несля. Ровесница короля - и ему и ей двадцать два года. Монарх тайно встречался с ней, дрожа от мысли, что кардинал Флери может прознать про эту связь. Но страхи его были напрасны - он был бы весьма удивлен, если бы узнал правду: именно прелат выбрал для него эту прелестную любовницу... Не следует думать, что такой достойный человек, как кардинал, превратился в сводню с целью развлечь своих друзей. Им двигали интересы государства: зная, что Людовик XV рано или поздно заведет любовницу и выбор его может пасть на интриганку, он решил опередить события и найти для короля женщину, не представляющую опасности для короны. К тому же Флери надеялся, что любовница займет все свободное время монарха и он сможет единолично управлять королевством.   Герцог де Ришелье, следуя его совету, отправился к королю расхваливать прелести м-м де Майи. Его доводы оказались убедительными, так как на следующий день Людовик XV согласился встретиться с юной графиней. Наряженная в пух и в прах, она прибыла в ожидании натиска короля. Но он по причине своей обычной робости удовольствовался кивком головы и скрылся в соседней комнате. Вторая встреча была организована камердинером короля Башелье - этот малый находился одновременно на службе у кардинала Флери. Теперь все прошло до смешного необычно. М-м де Майи получила предписание забыть, что перед ней монарх, и видеть лишь мужчину... Что ж, она сама прыгнула на Людовика XV... Нужно же было как-то расшевелить его, она лишь использовала методы развращенных придворных дам. Король не сопротивлялся и вскоре почувствовал некоторое возбуждение. Слишком застенчивый, чтобы перейти к действиям, он, не шевелясь, сидел в кресле. Тогда Башелье - он с раздражением наблюдал за происходящим - подошел и, схватив короля под мышки, перенес к ожидавшей его графине. Таким образом, нельзя признать, что Людовик XV добровольно изменил в первый раз Мари Лещинска. Впоследствии он стал менее застенчив, и м-м де Майи могла лишь гордиться доброй услугой, оказанной ею двору. Эта связь долго оставалась тайной, и намек на Незнакомку лишь усиливал любопытство двора - все жаждали узнать имя фаворитки. В течение трех лет м-м де Майи в назначенный час поднималась по золоченым лестницам, ведущим в скрытые от глаз кабинеты. Три года об этом никто не подозревал. Но в 1736 году Башелье, провожавший графиню к своему хозяину через салон Бычий Глаз, сбросил с неё капюшон, и две дамы её заметили. На следующий день об этом говорил весь двор... Арженсон писал в своем дневнике: «Король не смог довольствоваться лишь прелестями королевы и уже шесть месяцев, как имеет любовницу... <Арженсон спешил записать все сплетни и ошибся: в действительности м-м де Майи была любовницей короля с 1733 года.>   Кардинал, которого устраивает подобное пеложенне вещей, приказал выдать этой даме двадцать тысяч ливров. Муж её, ранее располагавший лишь фиакром, разъезжает теперь в изысканном экипаже. Все устроено было тайно, как всегда, когда дело касается любовных приключений принцев. Ведь верхние этажи и маленькие кабины короля имеют множество выходов... Все утверждают, что королева ничего не знает, но о многом догадывается и находит утешение с месье де Нанжи, несмотря на его преклонный возраст». Последняя фраза - явная клевета. Хотя нельзя не признать, что Мари Лещинска в последнее время стала вольна в обращении и позволяла при себе довольно дерзкие выходки. Например, такие. Однажды кто-то заговорил при ней о гусарах, которые якобы приближаются к Версалю. - Если я и встречу одного из них, неужели моя стража не защитит меня? - Ваше величество, встреча с гусаром может быть опасной. - Что вы сделаете в этом случае, месье де Трессан? - Я буду защищать вас ценою собственной жизни. - А если ваши усилия ни к чему не приведут? - Тогда, мадам, я поступлю так, как сделал бы пес, охраняющий обед своего хозяина: изо всех сил пытаясь защитить его, он его съедает, как сделали бы другие. Это была рискованная шутка, но королева рассмеялась. Несмотря на легкомыслие в обращении, поведение Мари Лещинска можно назвать безупречным. Когда она узнала об измене короля, горе её было огромно. Она едва не потеряла сознание и, оглушенная, растерянная, закрылась в своей комнате - выплакаться. Огорченный этим Людовик XV в тот же вечер явился к ней вымолить прощение и изъявил свою волю - остаться в спальне супруги, но Мари ему отказала. Анженсон свидетельствует: «Он провел четыре часа в её постели, но она никак не отвечала на его желание». Он всячески её упрашивал, но королева, решив, что это небезопасно для её здоровья, поскольку м-м де Майи знакома с придворными развратниками, все закутывалась в свое одеяло и притворялась спящей - она осталась глухой к его мольбам. В три часа раздраженный король выскочил из постели со словами: - Я здесь в последний раз! - И вышел, хлопнув дверью. Королева была на втором месяце беременности   Она надеялась, что рождение сына помирит её с мужем. Но в июне 1737 года она родила дочь. Когда пришли объявить об этом Людовику XV, кто-то спросил, не назвать ли ребенка м-м Седьмая <Две предыдущие дочери короля были поочередно названы м-м Пятая и м-м Шестая.>. Король с обиженным видом ответил: - Нет, это будет мадам Последняя. Отсюда придворные заключили, что королева вскоре останется без внимания... Так и случилось. Людовик XV, оставив всякий стыд и сдержанность, стал открыто разгуливать с м-м де Майи. Подобное поведение шокировало добропорядочный люд, все принялись распевать пародийные куплеты и яростно покосить монарха и его фаворитку. Этого-то и ждал кардинал Флери. Однажды вечером он строго отчитал короля за грех, совершенный с м-м де Майя. Молодой монарх, сильно увлеченный своей любовницей, попался а ловушку, заявив: - Я доверил вам поведение королевства и надеюсь, что могу остаться хозяином своего собственного. Ловкий кардинал покачал головой и с огорченным видом вышел. На самом деле он ликовал. Король только что признал то, о чем он так давно мечтал, - его абсолютную власть... Он будет безраздельно править шесть лет. Сен-Симон напишет: «Никогда король Франции, даже Людовик XIV, не правил в нашем государстве так уверенно, так единолично и деспотично...» М-м де Майи превращает «равнодушного к развлечениям» Людовика XV в развратника В каждой женщине сидит распутница Поп Людовик XV был меланхоличным, сдержанным, скрытным и, по словам одного историка, «равнодушным к развлечениям». Перед тем как узнать м-м де Манн, он проводил целые часы, считая птиц, пролетающих перед его окном, - вряд ли это так уж весело. Молодая герцогиня, чтобы развлечь его, принялась устраивать увеселительные ужины - неизменно пикантные, полные выдумки. Они проходили в небольших, специально для того приготовленных апартаментах. Эти интимные, мило убранные комнаты сообщались с комнатой его величества посредством потайных дверей. Быть приглашенным на такой ужин считалось особой милостью. Женщин, выбранных королем, обычно предупреждали заранее, мужчинам же приходилось мириться с довольно унизительным этикетом. «В театре их усаживали, - пишет Альберт Мейрак, - на двух скамьях напротив приглашенных женщин. Это называлось «быть представленным для кабинетов». Во время спектакля король - он занимал один свою ложу - направлял большой лорнет на эти скамьи и писал несколько имен. Сеньоры, сидевшие на скамьях, собирались потом в зале перед кабинетами. Привратник с подсвечником и запиской короля в руках приоткрывал дверь и называл одно имя. Счастливый избранник кланялся остальным и проникал в святая святых». Скоро попойка превращалась в оргию: дам раздевали, и каждый мужчина старался доказать им свое расположение. Потом опять пили. На рассвете приходили слуги и доставали из-под стола монарха и приглашенных им молодых женщин, прошедших по кругу. Эти вечеринки, стоящие у истоков распутной карьеры Людовика XV, наконец развеселили его. Однако он не был за это благодарен мадам де Майи - ей доставались лишь смехотворные подарки: говорят, она получала от короля так мало денег, что ходила в дырявых платьях... Не будучи по натуре интриганкой, она не осмеливалась ничего просить, и её окружение над ней насмехалось. Однажды кто-то осмелился сказать ей, что король любит как грузчик и платит соответственно. Она покраснела и грустно ответила: - Не следует на него за это сердиться. У его величества вместо сердца мешок! Людовик XV вольно обращался с ней и не проявлял даже элементарной любезности. Достаточно привести один пример. В октябре 1737 года де Люк обратился к м-м де Майи с просьбой устроить одного важного для него человека. Он закончил свое письмо фразой: «Слово, замолвленное таким прелестным ротиком, как у вас, поможет делу». Она показала просьбу королю; тот рассмеялся и беспардонно заявил: - Ну, я не думаю, что вы можете похвастаться прелестным ротиком! Несчастная, чтобы скрыть слезы, убежала к окну. Свидетели этой сцены подхватили слова короля и с чувством презрительной жалости принялись сравнивать м-м де Майи с м-ль де ла Вальер... В декабре придворные - а они всегда были в курсе всех событий в интимной жизни короля - внезапно нашли новый достойный предмет для разговора. Людовик XV, взяв назад данное слово, провел ночь с Мари Лещинска и проявил себя, судя по словам столпившихся за дверями комнаты слуг, настоящим мужчиной. Это всех удивило. Молва побежала по столице, обрадовав добропорядочных подданных короля, позабавив европейские дворы и заинтересовав Барбье, отметившего в своем дневнике: «В Рождественские праздники король спал с королевой. Этого давно не случалось, потому и было сразу замечено». Но сближение с супругой на том и закончилось, и король вернулся к м-м де Майи. В январе он изменил ей, что имело неприятные последствия.   Послушаем Барбье, описывающего это событие со свойственной летописцам откровенностью: «Король чувствует себя лучше. Но на охоту он еще не ходит. По слухам, у него сифилис, - ведь Башелье, его первый камердинер, тайно приводил ему каких-то девушек, а тут уж не до уважения королевской особы...» Этой неприятною болезнью его наградила дочь мясника де Пуасси, которая, в свою очередь, подхватила её от дворцового стражника во время народного гулянья. Король начал худеть. Дочь мясника видели в апартаментах короля. Предупредили кардинала Флери. Вызванный в спешке первый хирург Ла Пейрони стал лечить короля народными средствами: повязками из корнишонов, припарками из огурцов и мазями из толченых улиток... Естественно, что весь двор заинтересовался недомоганием монарха.   Вскоре уже во всех городах и селениях королевства подданные, подмигивая друг другу, говорили о «нездоровье» короля Участь м-м де Майи внушала придворным опасение. Они спрашивали друг друга, удалось ли бедняжке избежать несчастья или ей тоже кое-что досталось. В XVIII веке народ был в курсе малейших деталей жизни своего правителя. Монарх жил тогда словно в стеклянном дворце. В конце 1738 года м-м де Майи представила двору свою сестру Полин-Фелисите де Несль, бывшую двумя годами её моложе. Эта очаровательная особа покинула монастырь Порт-Руаяль с ясным намерением заменить старшую сестру, пленить сердце короля, прогнать Флерн и править Францией. Программа, как мы видим, насыщенная. Она тотчас же приступила к делу, и, несмотря на то, что в ней не было ничего соблазнительного (некоторые мемуаристы писали, что от неё пахло козлом), ей удалось стать любовницей Людовика XV. В день масленицы 1739 года она появилась в Опере на балу, переодетая в пастушку, рядом с королем в костюме летучей мыши. В то время как м-м де Майи оплакивала свою судьбу в парижском особняке, все принялись спешно искать снисходительного мужа для новой фаворитки. Такового нашли быстро - в лице Феликса де Винтимиля, внучатого племянника архиепископа Парижа. Брак был заключен. Вечевом после свадьбы юная чета направилась в мадридский замок. Но Винтимиль, получивший двести тысяч ливров за этот фиктивный брак, лишь сделал вид, что отправляется на брачное ложе. На самом деле он провел ночь один в «Чайке», а Людовик XV заменил его возле супруги. С этого дня м-м де Винтнмиль стала для короля незаменимой - она следовала за ним повсюду, Людовик XV осыпал её подарками, В мае 1740 года он подарил ей небольшой замок де Шуази, который стал часто посещать. В замке любовники проводили все время в постели. М-м де Винтимиль отличалась бурным темпераментом, и король, как пишет один мемуарист, «засыпал лишь после того, как семь раз докажет ей мощь своего скипетра». Слуги разглашали эти подвиги, и на следующий день все только об этом и говорили. Даже те, кто желал бы, чтобы Людовик XV больше рвения проявлял в государственных делах, гордились прыткостью короля в постели... Всеобщей радости не было предела в тот день, когда стало известно, что фаворитка во время одной из таких встреч устала раньше своего любовника. Действительно, утром обессиленная м-м де Винтимиль отвергла его, сказавшись больной. Король сильно разгневался и заявил: - Мадам, я знаю способ вылечить вас - надо отрубить вам голову. Это вам должно пойти, поскольку у вас довольно длинная шея. У вас возьмут всю вашу кровь и заменят на кровь «ягненка. Это будет полезно, так как вы желчная и злая. Эти слова облетели королевство. Но речь шла о ссоре влюбленных, и м-м де Винтимиль благодаря заботам короля родила 1 сентября 1741 года прелестного мальчика, названного графом де Люком. Фаворитка могла бы рассчитывать на самое блестящее будущее, если бы её не унесла после родов внезапная лихорадка. Людовик XV был безутешен. Вдоль крыла замка, где угасала его любовница, он приказал постелить солому, чтобы цокот копыт её не тревожил; остановлены были все фонтаны. В течение недели двор жил затаив дыхание. Девятого сентября м-м де Винтимиль умерла в страшных мучениях. Жестокая тоска овладела королем. Он задернул балдахин своей постели и проплакал целый день... Несколько недель прошли в чтении писем, которые он писал своей любовнице, и тех, что получил от неё... В конце концов он вернулся к м-м де Майи. Но он никогда не забывал о графе де Люке, об этом малыше, который был так поразительно на него похож, что придворные называли его «второй Людовик»... М-м де Шатору посылает короля на войну с Фламандией Мужчины не сопротивляются, если ими движет страсть, тогда от них можно получить все, что пожелаешь. Фонтенель Новое расположение к м-м ле Лайи длилось недолго. В начале 1742 года король, начинавший уже привыкать к этой семье, заинтересовался третьей сестрой де Несль - герцогиней де Лорагэ. Эта юная особа не была очень красива, но обладала, как пишет историк того времени, «приятной полнотой форм, высокой и нежной грудью и округлым задом» <Из книги «Частная жизнь любовниц, министров и придворных Людовика XV, интендантов и льстецов Людовика XVI» (1790)>.   Именно женщины этого типа считались особенно привлекательными в XVIII веке... Людовик XV испытывал к ней влечение, удивлявшее придворных. Он любил её на скамьях, диванах, креслах, лестничных ступенях. Герцогиня, явно испытывавшая слабость к подобного рода времяпрепровождению, «позволяла королю» все, издавая при этом радостные вскрики. Монарх предавался с ней и не столь невинным удовольствиям. Однажды он потребовал, чтобы м-м де Майи присоединилась к ним, желая «спать между двумя сестрами», чьи прелести представляли явный контраст. М-м де Майи любила короля - она согласилась... Подобная вариация доставила Людовику XV лишь скромное развлечение, и он заскучал как прежде. В конце концов он пресытился герцогиней де Лорагэ, не отличавшийся особым умом, и, дабы избавиться от неё, но чтобы она всегда была под рукой, назначил её фрейлиной дофины... *** Осенью 1742 года м-м де Майи показалось, что она обладает достаточной властью, чтобы вмешиваться в политику. Но увы! В ноябре было перехвачено письмо маршала де Бель-Иля маршалу де Майбуа. В нем содержались прозрачные намеки на роль фаворитки. Людовик XV пришел в ярость и быстро избавился от своей любовницы. Желая продолжить удачно начавшийся турнир, он обратил свой взор на четвертую сестру де Несль, жену маркиза де Флявакура. Супруг её был безумно ревнив, и королю не удалось затащить её в свою постель. Желчный муж, прознав про намерения Людовика XV, пообещал жене, что размозжит ей голову, если она поведет себя так, «как её шлюхи сестры»... Разочарованный монарх остановил свой выбор на последней сестре де Несль - Мари-Анне. Она с 1740 года была вдовой маркиза де Ла Турнеля. Однажды после полуночи, переодевшись врачом, он отправился к ней в сопровождении герцога де Ришелье. Перед тем как взойти на королевское ложе, молодая женщина выдвинула свои условия. Она потребовала немедленно и публично отослать свою сестру, м-м де Майи, и возвести себя в статус официальной любовницы, какой была покойная м-м де Монтеспан.   Она выговорила себе еще многое: «...прекрасные апартаменты, достойные её положения, ибо не желала, как её сестры, ужинать и тайком заниматься любовью в маленьких комнатах. Свой двор я чтобы король открыто приходил к ней ужинать. В случае недостатка в деньгах она желала получать их в королевской казне с правом собственной подписи. А если она забеременеет, то не будет скрывать этого, и дети её будут считаться законными» <М-м де Maйи, сосланная из дворца, нашла утешение в религии. До самой смерти она пыталась искупить свою вину за скандальное прошлое. Её самоунижение поражало всех. Однажды, когда она вошла в церковь Сен-Рош, адвокат Хюге, заметив, как расступается толпа, чтобы освободить для неё место, сказал: «Сколько шума из-за потаскушки!» - «Мсье, - мягко возразила она, - раз вы знаете её, молите за неё Господа...» М-м де Майи умерла в 1751 году, в возрасте сорока одного года, с власяницей на теле.>. Людовик XV был сильно влюблен - он согласился на эти условия, и 17 января 1744 года палаты парламента узаконили королевский дар: герцогство де Шатору передавалось во владение м-м де Ла Турнель. Судя по документам, м-м де Ла Турнель получила этот подарок за услуги, оказанные королеве. Но обмануться по этому поводу было сложно, вот какую песенку народ сочинил вскоре о новой ловкой фаворитке: Из трех прекрасней всех сестрица, Чьи помыслы пленил разврат. Вам, Ла Турнель, есть чем гордиться, Прекрасен ваш перед и зад. *** Пока король искал способы избавиться от скуки, французские войска вот уже четыре года, как воевали в Богемии под командованием Мориса Саксонского. Престолонаследие в Австрии породило кризис и привело Францию к союзу с королем Испании против Мари-Терезы Австрийской. Французы неоднократно испытывали трудности, и австрийцы, доходя до Рейна, угрожали Эльзасу. Обычно Людовик XV, без особого внимания проследив по карте за этими событиями, отправлялся в постель к м-м де Шатору... В марте 1744 года, подталкиваемый королем Фредериком II, король Франции вынужден был, в свою очередь, объявить войну Мари-Терезе Австрийской, Англии и Голландии... Положение было не блестящим: враг стоял на берегах Рейна и во Фламандии. В любой момент он мог захватить французскую территорию. Тогда-то м-м де Шатору отвлеклась от придворных сплетен, она превратилась в серьезную даму и стала действовать таким образом, что заслужила сравнение с Агнессой Сорель. Однажды утром она пришла к королю и ясно дала ему понять, что пришло время стать настоящим властителем, заняться военными делами и возглавить армию. Людовик XV колебался, и она написала ему замечательное письмо: «Вы не были бы королем, если бы вас можно было любить ради вас самого. Король сам должен заботиться своем авторитете. Если народ ваш ропщет, сделайте так чтобы голос ваш был для него все равно что голос отца. О сир! Что может быть важнее для короля, чем быть окруженным счастливыми людьми? Когда я предложила Вашему Величеству приступить к командованию армией, я была далека от мысли подвергнуть вашу жизнь опасности, - она принадлежит государству. Но отец отвечает за детей своих. Ваше присутствие, сир, вдохновит войска, вселит в них уверенность и заставит победить, - вы завоюете все сердца. Сир, простите мне мою откровенность - Вы не можете вменить мне в вину то, что я ратую за Вашу славу. Стоит ли опасаться, что правда может не понравиться вам? Когда она становится необходимой, её не боятся. Если бы я не заботилась о вашем величии, это значило бы, что я не люблю вас». Это обращение тронуло Людовика XV. Уже через месяц, расставшись с версальской четой, он отправился во Фламандию, чтобы взять командование в свои руки... Но поскольку он не мог расстаться с м-м де Шатору, то взял её с собой, что породило множество сплетен. Народ считал, что король позорит армию, и осмелился высказать ему свое неодобрение. В Лаоне произошла любопытная сцена. Людовик XV, поужинав у герцога де Ришелье, решил провести вечер с герцогиней. Надеясь остаться незамеченным, он вышел через потайную дверь. Но горожане поджидали его, они принялись кричать во все горло: - Да здравствует король! Да здравствует король! Смущенный Людовик XV быстро нырнул в садик, но зеваки продолжали следовать за ним. Монарху пришлось бежать по улице под иронические окрики, а м-м де Шатору - спать в этот вечер в одиночестве... Дабы избежать впредь подобных неприятностей, Людовик XV распорядился, чтобы герцогине выделяли соседний с его резиденцией дом с тайным ходом от одного особняка к другому. Во всех городах Фламандии рабочие стали, посмеиваясь, прорубать стены... В Метце, к несчастью, не удалось найти два подходящих для этого дома. Фаворитка остановилась в аббатстве Сен-Арну, король - на той же улице, но чуть дальше. М-м де Шатору. которая не могла долгое время обходиться без любви, не могла сдержать слез. Тогда епископ придумал: из досок выстроили галерею, соединившую любовников. - Эту галерею, - радостно объяснял он жителям Meтца, - соорудили, чтобы облегчить королю проход к церкви! Но горожане без всяких обиняков заявили, что прекрасно понимают назначение галереи... Некоторые добавляли даже, что если Людовик XV приехал в Метца., чтобы подать дурной пример провинциалкам, то лучше бы он оставался в Версале. Однажды вечером шутники собрались под галереей, чтобы пропеть маленький куплет: Прекрасная Шатору, Рассудок я потеряю, Коль с вами не пересплю. Вот какая дерзость! Что и говорить, довольно странно начиналась фламандская кампания... *** В начале августа 1744 года король, по-прежнему находящийся в Метце с м-м де Шатору, был приглашен герцогом де Ришелье на изысканный ужин. На нем присутствовали все придворные дамы, сопровождавшие фаворитку. Было безумно весело. «И там, - пишет мемуарист, - месье де Ришелье чаще держался за зад своей соседки, чем за ложку». Счастливый король - ведь он на несколько часов мог забыть о тяготах войны - был почти весел и любезен со всеми дамами. Герцог де Ришелье разошелся, и в голову ему пришла шальная мысль - проводить Людовика XV, м-м де Шатору и м-ль де Лорагэ, сестру фаворитки и бывшую любовницу короля, в отдельную комнату, где стояла огромная кровать. Ришелье предусмотрительно закрыл всех троих.   Разумеется, никто никогда не узнает, что же там произошло. Но последствия были плачевны. На следующий день король слег - врач определил у него опасную лихорадку. В Меце поднялась паника. Горожане молились, ставили свечи, распевали псалмы. Людовик XV, содрогаясь от мысли о скорой кончине, послал за духовником, отцом Перюссо. Этот хитрый иезуит, один из тех, кто ненавидел м-м де Шатору, предварительно договорившись епископом Суассонским Фитц-Джеймсом, решил воспользоваться случаем... Приблизившись к постели больного короля, он немедленно перешел в наступление: - Если вы хотите получить последнее причастие, прогоните вашу сожительницу. Часом позже епископ Суассонский, исповедуя беднягу чье состояние ухудшалось с каждым часом, воззвал: - Ваше величество, заклинаю вас - вам надо избавиться от злых духов! Два этих почтенных прелата сменяли друг друга до самого вечера и в конце концов доняли короля. В семь часов, чувствуя, что силы покидают его, он согласился, прошептав: - Пусть она уедет... далеко... все равно куда... Епископ тотчас же поспешил в комнату, где м-м де Шатору и её сестра с тревогой ожидали известий. «Они услышали, как открылась двустворчатая дверь, - пишет герцог де Ришелье, ставший свидетелем этой сцены, - и увидели, что к ним направляется Фитц-Джеймс; взоры его сверкали, когда он объявил: - Король приказывает вам, мадам, сейчас же покинуть этот город! Он вышел, чтобы немедленно отдать приказ о разрушении деревянной галереи, соединяющей апартаменты короля и герцогини, дабы народ узнал о происшедшем разрыве». «Словно громом пораженные, - пишет далее Ришелье, - сестры, застывшие, только что не умершие, ничего ему не ответили». Герцог де Ришелье знал страсть короля к м-м де Шатору. Он дал понять, что от имени короля воспротивится их отъезду и всю ответственность за это берет на себя. Фитц-Джеймс настаивал на своем: короля будут соборовать лишь после отъезда сестер де Несль. - Законы церкви и наши святые каноны, - вкрадчиво нашептывал он Людовику XV, - запрещают нам причащать умирающего, если его сожительница находится в городе. Ваше величество, прошу вас - отдайте новый приказ об отъезде сестер... - И не задумался добавить: - Нельзя терять ни минуты - вашему величеству недолго осталось жить... Король, напуганный до смерти тем, как Фитц-Джеймс повысил голос, произнося «сожительница», согласился на все, чего от него хотели. Его приказ был так тщательно исполнен, что жители Метца ополчились против фавориток. В королевских конюшнях для них даже не нашлось повозки - ни один офицер не решился её выделить... А ведь совсем недавно они обладали всей полнотой власти... Все отвернулись от них в тяжелую минуту. И только маршал де Бель-Иль, опасаясь, как бы народ не разорвал их, и помня об оказанных ему сестрами услугах, предоставил им карету. Они поспешили укрыться на этом островке спасения... Чтобы избежать безумств толпы, в карете плотно задернули занавеси... Как только эти дамы покинули город, епископ Суассонский дал разрешение соборовать короля... *** В то время как Людовик XV получал последнее причастие, мадам де Шатору с сестрой спасались бегством под град оскорблений и угроз. Вслед им бросали камни, запускали ведра с водой и даже... «ночные горшки, наполненные мочой». В Коммерси чернь изготовилась разбить карету и разорвать сестер в клочья. Если бы не вмешательство городского нотабля, это, несомненно, удалось бы. На всем пути крестьяне осыпали женщин грязными ругательствами, поносили их как виновниц болезни короля. Самые страшные оскорбления предназначались м-м де Шатору... Однако, презрев свой позор, до Парижа она так и не доехала, объяснив это в письме герцогу де Ришелье, своему доверенному лицу, - она называла его «мой дядюшка»: «Думаю, что король набожен, пока он беспомощен... Когда немного поправится, он сразу же обо мне вспомнит, он не устоит - непременно заговорит обо мне, и тогда уж как-нибудь мягко и осторожно, расспросит у Лебеля или Башелье, что со мною сталось. Они же на моей стороне - дело мое будет выиграно. Верю, что короля вылечат и все уладится. Я не еду в Париж. Поразмыслив как следует, я решила остаться с сестрой в Сент-Менехулде». В то время как м-м де Шатору остановилась в Сент-Менехулде, в Метц приехала обеспокоенная королева. Застав короля в постели, она разразилась рыданиями и «целый час» провела рядом, обнимая его и жалея. Король считал себя обреченным. Он мужественно претерпел эти проявления чувств и даже в минуту слабости покаянно произнес: - Мадам, я прошу у вас прощения за скандал, которому я виной, за все горе и печали, что я вам причинил. Угрызения совести положительно сказались на состоянии его здоровья - уже через неделю ему стало лучше. Эта новость вызвала взрыв ликования во всем королевстве. Повсюду зазвонили колокола... Народ так радовался за своего короля, за дорогого Людовика XV, что с этих пор прозвал его Любимым. В конце сентября монарх возвратился в столицу. Парижане, опьяневшие от радости, встречали торжественную процессию: они забрались на крыши домов, на статуи, на деревья... женщины плакали, дети прыгали и кричали... Все с обожанием взирали на молодого, тридцатичетырехлетнего правителя, ставшего снова прекрасным, как Бог. М-м де Шатору находилась в толпе, она была горда и счастлива триумфом своего любовника. Какой-то прохожий узнал её. - Вот она, шлюха! - крикнул он и плюнул ей о лицо Домой она вернулась не на шутку расстроенная. *** Людовик XV снова расположился в Тюильри. Мари Лещинска наивно полагала, что он вернется к ней и будет делить с ней ложе, как в старое время. Она мечтала об этом... но быстро образумилась. Как только к королю вернулись силы, он стал громко жаловаться: нечестный духовник коварно воспользовался его болезнью, его беспомощностью и вынудил недостойно поступить с «особой, чья вина заключалась лишь в чрезмерной любви к нему». Целый месяц он только и думал, что о своей герцогине. Наконец 14 ноября в десять часов вечера, не в силах больше сдерживаться, он тайно покинул Тюильри, миновал Королевский мост и отправился на улицу Бак к ней домой. «Он желал, - пишет де Ришелье, - вновь вдохнуть её очарование; положил без посредников узнать условия её возвращения ко двору; жаждал получить прощение за все происшедшее во время его болезни в Метце». Войдя к м-м де Шатору, король был неприятно удивлен: огромный флюс обезобразил лицо молодой-женщнны. Разумеется, он сделал вид, что ничего не заметил... Он просил её вернуться в Версаль. Красавица, однако, оказалась злопамятной. - Я вернусь, - ответствовала она, - лишь при том условии, если герцог де Буйон, герцог де Шатийон, Ларошфуко, Балерой, отец Перюссо и епископ Суассонский будут изгнаны. Король, горевший желанием возобновить близость с герцогиней, согласился на все её требования. Для пущего примирения, счастливые, они немедленно возлегли на ложе страсти. «М-м Шатору, - рассказывает Ришелье, - решила доказать поистине без страха и упрека любовнику свое расположение. Трудное путешествие, необычные волнения, сложные противоречия и долгое воздержание донельзя их распалили. Они были так возбуждены, так несдержанны, что король оставил свою возлюбленную с приступом сильной головной боли и с высокой температурой, - она серьезно заболела». Бедняжка не смогла от этого оправиться - через две недели она умерла. Видимо, так суждено было: один из любовников умрет от последствий ночи любви... *** После смерти м-м де Шатору Людовик XV несколько растерялся. Исчерпав женские ресурсы семьи де Несль, он не знал, где ему искать любовницу. Придворные дамы, давно этого ожидавшие, перешли в наступление. «Ах, король скучает, какое несчастье, смотреть больно...» Коридоры Версаля наполнились прекрасно-бедрыми красотками, любыми способами, вплоть до самых бесчестных, пытались они привлечь внимание короля. Кто делал вид, что - ax! - разорвалось декольте, кто «будто по неосторожности» вздергивал юбки - продемонстрировать соблазнительные ножки; были и такие, что пользовались услугами любезных придворных, распространявших лестные слухи об их темпераменте и опыте. Больше всех старалась м-м де Рошешуар. Будучи ранее в несколько фамильярных отношениях с королем, прелестная герцогиня решила, что имеет право заменить м-м де Шатору. Дерзость её была безгранична. Она целыми часами простаивала украдкой в углах за дверьми или пряталась за деревьями парке - как раз там, где должен был пройти монарх. Как только он появлялся, она выскакивала из «своего укрытия и устремляла на него страстные взоры. Раздраженный этим, Людовик XV не оборачиваясь, проходил мимо. Потому и поговаривали, что «она словно лошадь из малой конюшни - всегда на месте и никогда не нужна». В начале февраля 1745 года всю стаю жаждущих занять место фаворитки внезапно взбудоражило сообщение: а Версале состоится костюмированный бал в честь свадьбы дофина с испанской инфантой... Бал... Пестрые маски, яркие, причудливые костюмы, карнавальное веселье и суета... Во время таких празднеств в ходу определенные вольности. А вдруг именно в этот вечер король сделает свой выбор - почему бы и нет? Те, кто был более других осведомлен о предстоящем событии, начали строить свей предположения; заключались пари; дамы, располагавшие определенными шансами, допускали до своих прелестей королевскую прислугу, лишь бы выведать, в каком костюме появится на балу король... Наконец просочилось: его величество будет одет деревом! Но тут другое известие неожиданно расстроило всех дам: Людовик XV решил пригласить на бал парижских буржуа. Самые прелестные горожанки, женщины, которых король никогда еще не видел, нигде не встречал, - все они будут танцевать в Версале... Боже, какой поднялся переполох, какие пошли пересуды! Как спугнула эта мысль и так уж растревовоженную стаю! Произошел, например, такой диалог между двумя дамами. М-м де Рошешуар: - Ах, эти горожанки непременно будут вести себя как публичные девки, лишь бы забраться в постель к королю! Вообразите, какие нас ожидают непристойные сцены!.. М-ль де Лорагэ: - Да уж, нечего сказать, достойное зрелище, - представляете, ведь взоры всей Европы обращены на нас - на французский двор! Пятнадцатого февраля странные слухи поползли по Парижу, все другое как-то отошло в сторону: Людовик XV на костюмированном балу подвергнется опасности... Как доказательство тому народ переиначил предсказание Нострадамуса, - конечно же, оно относится к вечеру двадцать пятого: «Когда на представление соберется народ, Прибудут принцы, короли и послы, - Вот тут-то рухнут стены и крыша... Но словно по волшебству Спасен будет король и с ним Тридцать приближенных». Добрый люд опять ошибался: на короля обрушились... нет, не стены, а женщина... Для многих явление её и впрямь стало катастрофой - ведь речь идет о будущей м-м де Помпадур... «Кусочек для короля» - м-ль Пуассон Кости есть даже в самой хорошей рыбе Греческая пословица Вечером 25 февраля в Большой галерее Версаля резвились под звуки приятнейшей музыки Арлекины и Коломбины, турки, армяне и китайцы, дикари, пастухи и колдуны... Здесь был весь двор и весь город. Вдруг распахнулись двери королевских апартаментов, и появились восемь персонажей, переодетых деревьями. Молодые дамы, что пришли с решимостью испытать судьбу и уже не упустить свой шанс, оказались в затруднительном положении. Кто из них, из этих восьмерых, король? Яркий хоровод закружился, взяв в кольцо хвойных братьев... Одной из тех, кто составлял кольцо, м-м де Портай, показалось: вот он, Людовик XV. Узнала! Приблизившись, она сняла с него маску и, как пишет Сулави, «стала его преследовать и заигрывать с ним. То был стражник из охраны короля - он-то прекрасно знал мадам и не замедлил воспользоваться её ошибкой... Увлекши её в маленький салон, он и получил от неё все, что только можно было желать. Когда Дело было сделано, дама, счастливая такой удачей, вернулась на праздник. Король завоеван! А стражник рассудил, что вовсе не обязан хранить в тайне расположение, предназначавшееся другому, - разумеется, он поведал всем и каждому о своем приятном приключении». Любая ошибка кому-то выгодна... *** В два часа ночи король выдал себя, обратившись с комплиментами к юной красавице в одеянии Дианы-Охотницы. Его сразу же окружила толпа. Было замечено, что прекрасная Диана отделилась от стайки горожанок и принялась особенно настойчиво дразнить короля. Сильно заинтригованный, Людовик XV пошел за ней следом с любезностями на устах. Вот тут-то таинственная Охотница сняла маску - все узнали м-м Ле Норман д'Этиоль... «Продолжая рассыпать все уловки кокетства, - пишет Сулави, - она затерялась в толпе, но из виду не скрылась. В руке у неё был платок, и то ли случайно, то ли специально она его обронила. Людовик XV торопливо поднял платок, но... он не мог пробраться к его владелице и со всей учтивостью, на какую был способен, бросил ей этот изящный комочек. В зале раздался смущенный шепот: - Платок брошен!.. Все соперницы потеряли последнюю надежду». Женщина, которую при всех выбрал король, была необыкновенно хороша собой. Светловолосая, с задорными голубыми глазами, «свежим и изящным личиком, одним из тех, что бледнеют от радостей любви». Лишь один недостаток нарушал это совершенство. «У неё были, - свидетельствует Сулави, - бледные, как будто обветренные губы; этот недостаток объяснялся привычкой постоянно их прикусывать - вот невидимые сосудики и порвались. Отсюда и грязный, напоминающий о моче цвет». Но к этому в конце концов привыкали и даже в этих бледных губах находили определенную прелесть. В мгновение ока молодая женщина стала мишенью для ненавистных взоров - её приглашенные безжалостно её разглядывали. Придворные дамы были оскорблены - им предпочли горожанку! Да еще какую! М-м д'Этиоль звали Жанна-Антуанетта Пуассон. Она была дочерью не мясника, как часто писали, а мелкого служащего в администрации снабжения армии, - впрочем, это ненамного лучше. Отец её, Франсуа Пуассон, родился в 1684 году. В двадцать лет он ушел из отчего дома, чтобы стать возничим в армии маршала де Вийяра; во время регентства сильно продвинулся по службе, но в 1725 году, во время страшного голода, был замечен в грязных махинациях - ходили слухи, что он был сослан и едва избежал тюрьмы. Что касается его супруги, м-м Пуассон, то это была женщина легкого поведения. Братья Пари и м-сье Ле Норман де Турнхем долго оспаривали друг у друга «отцовство Жанны-Антуанетты». Когда девочке исполнилось восемь лет, мадам Пуассон заметила её красоту и воскликнула: - Это кусочек для короля! И ребенка стали звать не иначе, как Королевна. Когда дочери сровнялось девять, мать отвела её к гадалке, и та сказала: - Ты станешь любовницей короля. Это предсказание обрадовало всю семью   В 1741 году, в возрасте двадцати лет, Жанна-Антуанетта вышла замуж за племянника м-сье Ле Нормана де Турнхема, молодого Карла-Гийома Ле Нормана д'Этиоля. С тех пор она пристально следила за Версалем - ведь там её судьба, там обещанный ей монарх. Не один раз задолго до костюмированного бала 25 февраля 1745 года, еще при жизни м-м де Шатору, м-м д'Этиоль пыталась обратить на себя внимание Людовика XV. Во время царской охоты, элегантно одетая, прогуливалась она по аллеям, где обычно проезжал монарх. Но эти эскапады ни к чему не привели. Правда, однажды вечером в грозу Людовик XV посетил замок д'Этиоль и подарил хозяину дома рога убитого им оленя. Польщенный мсье Ле Норман, конечно, повесил их в своем салоне. Жанна-Антуанетта тоже была рада подарку, считая это добрым знаком. С тех пор она поверила: все сбудется... <Позднее, став фавориткой, Жанна-Антуанетта вспомнит об этом предсказании. В списке расходов м-м де Помпадур значится пенсия в шестьсот ливров с пояснением: «Шестьсот ливров м-м Лебон, предсказавшей м-м де Помпадур, когда той было девять лет, что она однажды станет любовницей Людовика XV».> После эпизода с оброненным платком м-м д'Этиоль не пришлось долго ждать. Людовик XV приказал Бине, своему камердинеру, доставить плутовку - она была кузиной Бине - в Версаль. Разумеется, «кусочек для короля» вскоре очутился в самой широкой постели государства. Увы! Бывают ситуации, когда даже монархи бессильны... У Людовика XV случилась внезапная слабость, и он, по выражению Морца, «дал осечку». Наследующий день всевидящий двор - уж он всегда все знает - распевал насмешливую песенку: Не знатность рода - вот порок. Смириться с ним король не смог: Он нежен был, но так случилось - Любви у них не получилось. Несчастная женщина ждала этого момента с девяти лет! К счастью, через несколько дней король восстановил силы и смог на той же широкой постели доказать мощь переполнявших его чувств... Людовик XV был очарован встречами с м-м Пуассон. Сулави пишет: «Несмотря на природную холодность, у красавицы был весьма прихотливый характер». Но м-м д'Этиоль дрожала... Весь двор, дофин, духовенство, министры-все против неё, а король так слабохарактерен... Она боялась потерять все, так и не став фавориткой. Гениальная мысль пришла ей в голову - она написала Людовику XV: у неё такой ревнивый муж, злые люди непременно расскажут ему об измене, он жестоко её накажет. Она просит у короля защиты... Простодушный король предложил ей укрыться в Версале. Она не заставила себя упрашивать... Пока она устраивалась в апартаментах, принадлежавших ранее м-м де Майи, мсье де Турнхем, бывший, разумеется, её союзником, отправился к мсье Ле Норману д'Этиолю и объявил, что его жена стала любовницей короля. - Ей так давно этого хотелось, что она не смогла устоять. Вам не остается ничего другого, как с ней расстаться. Несчастный супруг обожал Жанну-Антуанетту. Он упал без чувств. Придя в себя, он схватил пистолет и закричал, что отправится за своей женой в Версаль. Пришлось разоружить его и вразумить. В страшном отчаянии он покинул Париж. *** Избавившись от надоедливого супруга, м-м д'Этиоль облегченно вздохнула: позади важный этап. Теперь заставить двор примириться с собой. Однако это, казалось будет нелегко. Её несколько вольное обращение, а иной раз бесцеремонная, игривая манера говорить не всем нравились. Многих шокировало, когда она называла герцога де Шона - «мой поросенок», аббата де Берни «голубь мой», а м-м д'Амбримон - «моя тряпка». Однажды к ней пришел монах, один из её кузенов - посмотреть, чем она может быть ему полезна. Она нашла его таким ограниченным, что проводила со словами: - Мои кузен - это простое орудие труда. Что можно сделать таким орудием? Потом еще несколько недель злые языки шутили по поводу орудия фаворитки. М-м Пуассон-старшая и не подозревала, что дочь её стала предметом насмешек. Счастливая тем, что предсказание гадалки сбылось, она легла однажды вечером в постель и, поскольку ей нечего было больше желать, умерла. Муж её не отличался подобной скромностью. Этот человек - без всякого образования, лишенный каких-либо нравственных устоев, не признававший норм приличия, - стал для фаворитки источником вечных волнений. Так, однажды он пришел во дворец, куда был у него свободный доступ, и, натолкнувшись на закрытую дверь - его встретил в этот раз новый камердинер, заорал: - Негодник! Знай, что я - отец королевской шлюхи! Таких слов никогда еще не произносили в королевском дворце, и даже прислуга посчитала их недозволенными. Подобные инциденты только подливали масла в огонь, и фаворитка еще острее чувствовала непрочность своего положения. Титул ей нужен, она умоляла об этом короля. Счастливый Людовик XV не мог отказать ей ни в чем. Он купил для неё титул маркизы Помпадур, земли в Оверне с двенадцатью тысячами ливров дохода, назначил фрейлиной королевы и, наконец, во время поста признал «официальной фавориткой». Новоявленная маркиза была в восторге. Осуществились самые смелые её мечтания, за что ей, несомненно, надо благодарить Бога, если она еще хоть немного в него верила. Однако роль фаворитки короля казалась слишком незначительной - она желала участвовать в управлении государством.. Эти поползновения проявились не сразу, и многие уже решили, что м-м де Помпадур удовлетворится легким, беззаботным существованием фаворитки. Но то было глубокое заблуждение. Напротив, активность её станет исключительно высокой. «Если бы она не вошла тогда в жизнь Людовика XV, - убежден Пьер де Нольха, - события развивались бы совсем в другом направлении: другая политика в вопросах финансовых, религиозных, а быть может, и в дипломатических отношениях. С этого времени женщина - умная и к тому же умеющая пользоваться своим умом - подчинила себе монарха, властителя королевства, относившегося к власти ревностнее, чем сам Людовик XIV» <Дальше мы увидим, что Пьер де Нольха, ослепленный любовью к м-м де Помпадур, бывает необъективен.>. А вот мнение Анри Мартэна: «Это была первая подающая надежды премьер-министр женщина, появившаяся в Версале. Помпадур суждено оказалось править почти столько же, сколько Флери». *** Пока горожанка не из знатных весной 1745 года готовилась взять в свои руки управление Францией, король готовился к отъезду во Фламандию, где его ожидал Морис Саксонский. Собраны были новые армии, и вот каким способом: по всему королевству разъехались в помощь вербовщикам несколько сот красивых девушек. В Париже они собирались в притонах на набережной Феррай. Они заманивали проходящих мимо юношей, поили, обещая всякие вольности, а иногда и отдавались тут же, на скамье, во имя благого дела. Тут-то и появлялись вербовщики солдат для королевской армии, - им ничего не стоило одурачить захваченного врасплох опьяневшего бедолагу. - Хочешь попасть в страну, где полно таких красивых девушек, как эти? Есть что выпить, много золота, жемчуга и бриллиантов... - Тот соглашался. - Ладно! Могу тебя отправить туда - это во Фламандрию. В конце концов вербовщик между двумя стаканчиками вина заставлял несчастного должным образом подписать обязательство, и юноша с кокардой на шляпе, пошатываясь, уходил - новый солдат его величества. В конце апреля все эти завербованные, по доброй ли воле, или насильно, оказались перед Турнэ, куда в сопровождении дофина вскоре прибыл король. На этот раз Людовик XV не повторил ошибки, совершенной им в прошлом году с мадам де Шатору: он оставил мадам де Помпадур в Этиоле. Она узнала о победе при Фонтеной лишь из записки, доставленной лично ей в руки. *** После возвращения короля опьяненная своей властью фаворитка повела себя как последняя выскочка: она пожелала, чтобы ей оказывали особые знаки внимания. «М-м де Помпадур, - отмечает герцог Ришелье, - потребовала, будучи любовницей, то, что м-м де Ментенон получила, являясь тайной супругой. В рукописях Сен-Симона она прочла о фаворитке Луи XIV: та, сидя в особом кресле, едва привставала, когда монсеньер входил к ней; не проявляла должной учтивости к принцам и принцессам и. принимала их лишь после просьбы об аудиенции или сама вызывала для нравоучений. М-м де Помпадур считала своим долгом во всем ей подражать и позволяла себе всевозможные дерзости по отношению к принцам крови. Они почти все покорно ей подчинились - кроме принца де Конти, он холодно с ней обращался, и дофина, который открыто её презирал». Но монсеньер и его сестры называли её не иначе как «мама шлюха», «что не говорит об их хорошем воспитании». О манерах этой мещанки злословил весь двор. «Только и говорят, что о смехотворных заявлениях этой маркизы, обладающей неограниченной властью. Она говорит послу, если тот уходит в отставку: «Продолжайте, я очень вами довольна, вы же знаете, что я давно считаю вас своим другом». Она действует, решает, смотрит на министров короля как на своих собственных. Нет ничего опаснее деятельности месье Беррье, лейтенанта полиции: он стал давать этой даме отчет обо всем, что происходит и о чем говорят в Париже, а между тем она мстительна, подвластна страстям, неумна и бесчестна». Позже м-м де Помпадур потребовала, чтобы её дворецкого наградили королевским военным орденом Сен-Луи - без этого, как ей казалось, он был недостоин ей служить. Несмотря на титул, лоск, здравый ум, м-м де Помпадур в течение всей жизни будет совершать подобные оплошности. До самой смерти в этой женщине, которую некоторые пристрастные историки хотели представить как самую изысканную маркизу, проявлялись черты обычной выскочки... Маркиза де Помпадур несет ответственность за глупейший договор д'Эла-Шапель Правление женщин обычно составляет несчастье государства. Ришелье Однажды м-м де Помпадур пожелала быть официально представленной королеве. Она пришла поклониться ей под неусыпным оком м-м де Конти. Мари Лещинска, несмотря на то, что у неё были поводы относиться к фаворитке с предубеждением, приняла её исключительно любезно. После аудиенции она объявила: - Раз уж королю нужна любовница, пусть это лучше будет м-м де Помпадур, чем кто-нибудь другой. Это помогло маркизе утвердиться при дворе. Однако по прошествии нескольких недель королева не смогла удержаться от злой шутки над соперницей. Та пришла к ней с огромным букетом цветов в обнаженных руках. «Королева тотчас же, - рассказывает м-м Сампан в «Мемуарах», - принялась вслух расхваливать цвет лица, глаза и прекрасные рукн маркизы. Она нашла её необыкновенно изящной и попросила спеть для неё. У м-м де Помпадур были заняты руки, и она прекрасно поняла, что её хотели обидеть. Она попыталась отговориться, но королева настаивала. Тогда маркиза запела арию Армиды - из того места, когда обольстительница держит Рено в своих золотых оковах: «Наконец он во власти моей!» Заметив, как исказилось лицо Её Величества, все присутствующие дамы тоже состроили недовольные мины». К счастью для фаворитки, королева не способна была ни на кого таить злобу. На следующий день она забыла о нанесенном оскорблении, и обе женщины зажили с тех пор в полном согласии, что было очень по нраву Людовику XV - он так боялся любых осложнений. *** Утвердив свое положение при дворе - маркиз де Гонто обучал её придворному этикету и манерам, - маркиза прилагала все старания, чтобы быть незаменимой для короля как устроительница всякого рода праздников, балов и спектаклей. Она сама играла и талантливо пела в этих дивертисментах. Любовь к театру навела её на мысль переряжаться и в личной жизни, чтобы удвоить пыл монарха. Во время свиданий с Людовиком XV она одевалась то молочницей, то аббатисой, то пастушкой; её даже видели дояркой с крынкой теплого молока. Эти усилия во имя любви делают ей честь, ибо маркиза по природе своей была холодного темперамента, и ей стоило большого труда представлять из себя женщину страстную. Она прибегала к всевозможным ухищрениям, чтобы казаться таковой королю. М-м Дю Оссэ, преданная камеристка маркизы, в написанных ею «Мемуарах» доносит до нас некоторые из них: «М-м де Помпадур изо всех сил старалась нравиться королю и отвечать его страстным желаниям. На завтрак она ела ванильный шоколад. В обед ей подавали трюфели и суп с сельдереем». Подобное меню как будто разгорячало маркизу. М-м Дю Оссэ однажды заговорила с ней о вреде, который это может причинить её самочувствию, но та, казалось, её не слышала. Камеристка поделилась своей заботой с герцогиней де Бранка, которая, в свою очередь, высказала м-м де Помпадур опасения по поводу её здоровья. - Любезная моя подруга, - ответила она ей, - я дрожу при мысли потерять сердце короля, разонравиться ему. Мужчины, как вы знаете, придают большое значение некоторым вещам, а я имела несчастье родиться с холодным темпераментом, Я придумала для себя возбуждающую диету, и вот уже два дня, как этот эликсир благотворно на меня действует, или мне по крайней мере так кажется... Герцогине де Бранка попалось на глаза стимулирующее лекарство, и она бросила его в камин. М-м Де Помпадур запротестовала: - Я не люблю, когда со мной поступают как с маленькой! Тут же она разрыдалась и признала, что возбуждающие снадобья, безусловно, вредят её здоровью. Когда герцогиня де Бранка ушла, она позвала м-м Дю Оссэ и с глазами, полными слез, откровенно призналась: - Я обожаю короля и так хочу быть пылкой с ним... Но, увы! Иногда он называет меня синьгой. Я готова расстаться с жизнью, лишь бы нравиться ему! В конце концов этот недостаток её темперамента стал общеизвестен, и многие женщины снова принялись крутиться возле короля - на всякий случай. Одна из них, м-м де Куазен, доставила м-м де Помпадур некоторое беспокойство. Однажды вечером в Марли обе женщины обменялись колкостями, что развеселило всех собравшихся. Маркиза вернулась в свои апартаменты не в себе, выбитая из колеи - почти в отчаянии. Едва переодевшись, она призвала к себе верную м-м Дю Оссэ - излить свое горе: - Не знаю, кто может быть наглее этой м-м де Куазен... Сегодня вечером я оказалась с ней за одним столом во время игры в брелаи. Вы не можете себе представить, что мне пришлось перенести! Дамы и кавалеры сменяли друг друга, забавляясь этой сценой. М-м де Куазен, уставясь на меня в упор, два или три раза сказала наглым тоном: «Вся ставка!..» Мне просто дурно стало, когда она торжествующе произнесла: «У меня брелан короля!» Видели бы вы, как она поклонилась мне на прощание... - А король, - спросила камеристка, - он был к ней благосклонен? - Вы не знаете его, моя хорошая. Если бы он захотел уже сегодня вечером посетить её в моих апартаментах, он бы холодно обращался с ней на людях, а со мной - преувеличенно любезно. Он так воспитан. М-м де Помпадур не ошиблась: король стал любовником мадам де Куазен и, кажется, находил в этом удовольствие. Оскорбленная фаворитка прибегла к почтмейстеру Жанелю; тот организовал нечто вроде черного кабинета - перлюстрировалась частная переписка и делались выписки, представляемые для ознакомления королю. Однажды она вручила Жанелю листок и повелела: - Вставьте эти строки в отрывки из писем, которые подаете королю. Если он спросит, кто написал, ответьте, что парламентский советник, и назовите какое-нибудь имя. Соблаговолите прочесть, что здесь написано. А было там вот что: «Это верно, что у нашего монарха появилась подружка. Лучше бы он оставил прежнюю. Она тихая, никому не делает зла и уже скопила состояние. Та, о которой говорят, знатного происхождения и потребует привычного блеска. На неё придется тратить миллион в год - расточительность её известна, - содержать приближенных к ней герцогов, воспитателей, маршалов, её родных... Они заполонят королевский дворец и заставят дрожать министров». Эта шитая белыми нитками уловка удалась. Людовик XV, будучи скупым, быстро оставил м-м де Куазен. Через несколько дней м-м де Помпадур говорила м-м Дю Оссэ: - Эта великолепная маркиза просчиталась - напугала короля своей привычкой к роскоши. Она постоянно просила у него денег... Представляете, чего ему стоит подписать вексель на миллион, ведь он с трудом расстается с сотней луидоров! *** Едва была устранена м-м де Куазен, как группа враждебных м-м де Помпадур министров попыталась попробовать на ту же роль графиню де Шуазе. Однажды вечером военный министр граф д'Арженсон привел в кабинет Людовика XV молодую женщину, закрыл за собой дверь и принялся ждать. Поскольку из соседней комнаты не доносилось ни звука, он заглянул в замочную скважину, и увиденное взбодрило его: м-м де Шуазе на канапе доблестно выполняла свою миссию. Через несколько минут растрепанная графиня вышла - «сбившаяся одежда свидетельствовала о её триумфе». - Ну что? - лицемерно поинтересовался м-сье д'Арженсин, - Можно ли вас поздравить с успехом? - О да, граф, - ответствовала мадам. - Король счастлив, что полюбил меня! Он дал мне слово её прогнать. Услышав подобные речи, м-сье д Арженсон созвал других министров, и они вступили в сговор против м-м де Помпадур. Но радость их была недолгой, - м-м де Шуазе «осталась как девка, и король её бросил как девку». Тогда м-сье д Арженсон поручил своей любовнице, м-м д'Эстрад, попытаться занять место м-м де Помпадур. Молодая женщина сразу же приступила к делу. Однажды вечером, когда немного уставший после хорошего ужина Людовик XV прилег на канапе в малой гостиной, она пробралась туда на цыпочках, сбросила одежды и устроилась рядом с ним.   Король так славно задремал от выпитого токайского, он даже не повернул головы... Пришлось проявить настойчивость... И не зря - Людовик XV сразу же проснулся и оживился... Но - увы! - этот подвиг оказался бесполезным. На следующий день протрезвевший Людовик XV ни о чем не помнил и прошел мимо, не обратив на свою вчерашнюю даму никакого внимания. Сговор провалился... *** М-сье д'Арженсону удавалось иной раз благодаря своим маневрам сунуть какую-нибудь даму в постель короля, но это не могло пошатнуть могущества маркизы. Людовик XV безумно любил м-м де Помпадур - осыпал подарками, одаривал землями, замками, драгоценностями, потакал всем её капризам...   Он уже не мог обойтись без её общества. Когда короля снедала печаль, лишь она могла её развеять. После обеда она пробиралась к нему по потайной лестнице, связывающей их апартаменты, и садилась за клавесин, чтобы спеть для него что-нибудь из опер или просто модную песенку. По вечерам она сидела с ним во главе стола в знаменитых «маленьких кабинетах» во время ужинов с множеством гостей. А ночью, по выражению одного из писателей того времени, «именно она была настоящей королевой Франции». Мари Лещинска приняла подобное положение вещей с истинно христианским смирением. Известен анекдот. Однажды вечером м-м де Помпадур играла с ней в брелан. Когда часы пробили десять вечера, несколько смущенная фаворитка попросила разрешения прервать игру. - Конечно, дорогая, идите, - добродушно ответила королева. И м-м де Помпадур, присев в глубоком реверансе, побежала заниматься любовью с королем. *** В последнее время могущество её так укрепилось, что даже министры охотно учитывали её мнение и её указания. А для короля она стала политическим советником. Шел август 1748 года; армии Мориса Саксонского продвигались по Голландии, занимая город за городом. М-м де Помпадур боялась, что её любовник отправится на войну. Оставаться одной в Версале, где столько людей её ненавидели... Нет, надо удержать возле себя короля! И она старалась внушить ему мысли о мире. Обстоятельства ей помогли. После падения Маэстрихта Мари-Тереза и её растерявшиеся союзники запросили мира. Франция, хозяйничавшая в Нидерландах, на момент переговоров находилась в наиболее выгодном положении и могла диктовать свои условия... М-м де Помпадур, думавшая лишъ о том, чтобы покончить со своими страхами, посоветовала королю не выдвигать никаких требований и отказаться от всех завоеваний, даже сдать трофеи... Дурацкий мирный договор д'Э Ла-Шапель возмутил народ. Глупейший, зауряднейший придворный де Вольтер, желая выделиться, поздравил фаворитку: «Надо признать, что день подписания этого мира можно считать началом благоденствия Европы. Самое удивительное то, что он стал плодом постоянных советов молодой женщины самого высокого ранга, известной своим очарованием, редкими талантами, умом и завидным положением. Такова, видимо, судьба Европы, чтобы одна женщина (Мари-Тереза) начала эту затяжную ссору, а другая прекратила её». Это недостойное для писателя письмо показывает истинную степень могущества м-м де Помпадур - её прославляли даже за оплошности... В то время маркиза была влиятельнее принца крови. «Была лишь одна сила, - пишет Пьер де Нольха, - ей не подвластная, еще неопределенная, но уже внушающая опасения. Роль этой силы в связи с обострением многих проблем в государстве возрастала год от года. Речь идет об общественном мнении. Вначале благоприятное или безразличное, оно обрушилось теперь на фаворитку и, управляемое ловкими руками, объявило её ответственной за ошибки правительства и за всеобщую неудовлетворенность». По поводу этого мира, с которым народ никак не мог смириться, появились памфлеты в форме песен, названные «рыбными куплетами». Они наводнили Париж. Вот пример: Великие мира сего развращаются, Финансисты обогащаются, А Рыбы все укрупняются... Лишь негодяи наслаждаются.   <Дело в том, что, когда отец м-м де Помпадур получил в 1747 году дворянский титул, король без всякой причины дал ему герб в виде экю, имеющего форму рыбьей головы с двумя золотыми усами; м-м де Помпадур (м-м Пуассон) называли часто «м-м Рыба».> *** Стремительный триумф мещанки, еще два года назад не знавшей ни нравов, ни обычаев, ни особого языка двора, впечатлил придворных. Понемногу все подчинились ей. Лишь двое - де Морена и герцог де Ришелье - оказались её противниками. Первый писал о м-м де Помпадур сатирические поэмы. Второй старался оттеснить её, используя для этой цели собственную любовницу - м-м де ла Пуплиньер. Это была жгучая романтическая брюнетка, которая любила, «одевшись Дианой-Охотницей, скакать по просторам с развевающимися по ветру волосами». Супруга откупщика <Должность эта была во Франции упразднена после революции 1789 года.> Ла Риша де ла Пуплиньера, она жила в прекрасном дворце на улице Ришелье <Дворец сохранился до нашего времени, - ныне это дом № 5 по улице Ришелье.>. Связь её с герцогом длилась уже три года и стала причиной скандала в 1746 году. Мсье де ла Пуплиньер, узнав, что его постигла участь рогоносца, отправился к жене, надавал ей пощечин, ударом опрокинул её на пол и стал пинать ногами. Особенное удовольствие доставило ему в припадке гнева «месить лицо своей супруги. Несчастная вышла из сражения с головой словно тыква, покрытая шишками, делавшей её похожей на айву. Разумеется, ни о каких встречах с Ришелье не могло быть и речи - разгневанный муж наложил свое вето. Герцог, однако, быстро поправил положение: он снял соседний с дворцом де ла Пуплиньеров дом и устроил между двумя домами проход через каминную панель - внешне она выглядела как обычная дверь в комнату мадам. В 1748 году, когда любовники уже в течение двух лет встречались, используя потайной ход, Ришелье вдруг пришла в голову мысль подтолкнуть свою любовницу в объятия короля. Прознала ли об этом м-м де Помпадур? Она ли решила преградить путь сопернице, вызвав скандал? Возможно. Но в начале ноября 1748 года мсье де ла Пуплиньеру внезапно стало известно, что жена его продолжает встречаться с мсье де Ришелье. Сильно заинтригованный, он не мог понять, как герцогу удавалось незамеченным попадать в его дом. Однажды, когда м-м де ла Пуплиньер отправилась смотреть военный парад, супруг её тщательно обыскал дом. Ему помогал известный физик и изобретатель Вокансон. Через какое-то время они обнаружили каминную панель. - Как раз за этой стеной, - сообразил мсье де ла Пуплиньер, - комната герцога де Ришелье. Потайной ход - вот что могло бы все объяснить... Вокансон ударил по панели тростью - стало ясно, что за ней пустота... Обратимся теперь к «Мемуарам» Мармонтеля: «Он подошел ближе и присмотрелся: ба, да она выдвигается - стык вот он, едва заметен. - О! Прекрасная работа! - восхитился Вокансон и просунул в стык лезвие перочинного ножа. Сработала потайная пружина - панель открылась...» Мсье де ла Пуплиньер был немало смущен. Вечером он выкинул свою супругу на улицу. Это приключение развеселило всю столицу. По поводу супруги откупщика сочиняли куплеты. На Рождество парижские лоточники продавали сработанные на злобу дня игрушки - «маленькие картонные камины: в камине открывалась панель, а за ней - фигурки стоящих лицом друг к другу мужчины и женщины» (свидетельство Барбье). М-м де ла Пуплиньер была посрамлена, и м-м де Помпадур не стоило больше её опасаться... Оглавление   www.pseudology.org