Александр Раппопорт Траектория судьбы Часть III. Жизнь после жизни Признание   ...Творенья интеллекта переживают шумную суету поколений и на протяжении веков озаряют мир светом и теплом. А. Эйнштейн По своей натуре Александр Игнатьевич Шаргей был и генератором идей, и их реализатором, мыслителем и созидателем. Он обогнал свое время, и многое из придуманного им лишь спустя десятилетия смогли осуществить другие. Не стоит сетовать за это на его судьбу. Да, она была нелегкой. Но, как сказал поэт, "где, когда, какой великий выбирал путь — чтобы протоптанней и легше?!" Александр Игнатьевич был из тех, кто шёл неизвестным путем, открывая людям широчайшие перспективы для познания окружающего мира. Кроме того, он был слишком непрост и неординарен как личность, чтобы иметь легкую судьбу. Потребовалось время, чтобы то, чему он посвятил свою жизнь, свершилось. И только тогда могло бы прийти к нему широкое признание. Но и тогда его странная, запутанная биография служила препятствием настоящему признанию. Уже известная десяткам людей, не находящих в ней ничего "криминального", биография А. И. Шаргея — Ю. В. Кондратюка не могла пробиться на страницы печати, на экран в истинном и полном своем виде ещё долгие годы. И как по-человечески понятна она сейчас, когда гласность сделала всеобщим достоянием не только биографию А. И. Шаргея, но и многие подробности обстановки тех лет! В среде людей, для которых теория полетов в космос была делом жизни, а не пустой фантазией, вклад А.. Шаргея — Ю. В. Кондратюка был оценен по до стоинству ещё при его жизни: К. Э. Циолковским и B. П. Ветчинкиным, Н. А. Рыниным и Р. Ладеманом, Я. И. Перельманом и Ф. А. Цандером, А. А. Штернфельдом и Е. Зенгером, С. П. Королёвым и В. П. Глушко... Высоко ценили его талант и те, кому довелось бок о бок трудиться с инженером Ю. В. Кондратюком. Много лет спустя, построив вместе с Н. В. Никитиным самое высокое в мире по тем временам сооружение — Останкинскую телебашню,— Б. А. Злобин записал в своем дневнике: "Задумываюсь — почему я не говорю о башне, отдав ей 10 лет напряженного труда, с пафосом и так возвышенно, как, можно сказать, она заслуживает. И напрашивается один ответ: каждодневная упорная новаторская работа в 1929—1930 и в 1934—1936 годах с Ю. В. Кондратюком приучила не считать новое чем-то исключительным и рекордным. Я был смолоду приучен к масштабам и взглядам Кондратюка, привык не смотреть, как он выражался, "выпученными глазами" на то, что рождается впервые в инженерной практике, привык к мысли, что если для дела потребуется, то можно и это превзойти". Уже неоднократно выше говорилось о высокой оценке Ю. В. Кондратюка Н. В. Никитиным. В своих "Воспоминаниях о Юрии Васильевиче Кондратюке" Н. В. Никитин останавливает рассказ на пронзительно-щемящей и безжалостно-безысходной ноте: "Печальная судьба инженерного гения без признания". Напомню, что датированы эти "Воспоминания" 25 мая 1972 года. К тому времени уже появились в печати статьи и очерки о Ю. В. Кондратюке, в том числе и статьи автора этих строк. Но слова Н. В. Никитина свидетельствуют о том, что Н. В. Никитин считал — и справедливо — неадекватной оценку, данную современниками, вклада Ю. В. Кондратюка в науку и технику. Справедливости ради надо сказать, что и оценка "инженерный гений" в отношении Юрия Васильевича Кондратюка также неадекватна его вкладу в науку, она слишком узка. Да, он проявил себя как "инженерный гений" неоднократно — и в созданных им "земных" проектах, и проявив непостижимую по тем временам глубину проникновения в специфику космической инженерии. Но он же опубликовал в своей книге и далекие от чисто инженерных задач планы "изменения климата целых континентов", мелиорации в невиданных ещё масштабах земной поверхности, "утилизации неисчерпаемых запасов солнечной энергии". С дерзкой уверенностью пишет он профессору Н. А. Рынину о будущем, в котором "будет установлено регулярное сообщение с мировыми пространствами", а "холодные страны... будут обогреты перехваченными за тысячи верст от Земли солнечными лучами", а Б. Н. Воробьеву — об "области овладения будущей основой энергетики на Земле— энергией ветра". Слова, сказанные с такой провидческой определенностью, выдают в авторе не только "инженерного гения" Но, казалось бы, достаточно было его инженерных заслуг, чтобы удержать его от фронта и гибели. Проект крупнейшей в мире Крымской ВЭС, выполненный Ю. В. Кондратюком, сделал его имя достаточно известным не только в среде специалистов. О проекте писали газеты и журналы. Например, журнал "Техника — молодежи" (№ 12,1936) поместил большую статью В. Шплин-дера "Голубой уголь", с рассказом о строительстве Крымской ВЭС, а проект ветроэлектростанции был помещен на обложку журнала. Подруга студенческих лет Н. В. Никитина, впоследствии крупный инженер-строитель Антонина Николаевна Пирожкова, сообщила автору этих строк, что о Юрии Васильевиче Кондратюке она впервые услышала от... своего мужа, писателя И. Э. Бабеля, рассказывавшего ей с жаром и увлечением о трудной жизни Кондратюка, о том, что его не признавали и не принимали его проекты, о том, что он выпустил книжку на свои деньги...   Откуда узнал все это Исаак Эммануилович? В Москве в 1932—1939 годах он жил в доме по Большому Николо-Воробинско-му переулку, деля квартиру с австрийским инженером Бруно Штайнером. Б. Штайнер был представителем фирмы "Элин", торговавшей с СССР электрическим оборудованием. По роду своей деятельности Штайнер внимательно следил за успехами советской энергетики. Он-то и мог рассказать И. Э. Бабелю о проекте Ю. В. Кондратюка. Но ещё более вероятно, что Бабель услышал о Кондратюке в 1936 году, когда находился на съемках кинофильма "Бежин луг" в Ялте. В это время он мог заинтересоваться строительством на Ай-Петри, повстречаться с сотрудниками Ю. В. Кондратюка, а может быть, и с ним самим. Итак, о Кондратюке знали, слышали, восхищались им. Но только официальное признание его научных заслуг, присвоение ему ученой степени доктора технических наук могло предотвратить его уход на фронт. Официального признания не последовало... Ведущие ученые-ракетчики погибли или томились в сталинских лагерях, и к началу войны мы подошли без мощного ракетного оружия и без его потенциальных создателей. Лишь в ходе войны отношение Сталина к ракетной технике, казалось, стало меняться. Но и это не было очевидностью. "В конце войны от ракетной техники отбрыкивались кто как мог,— вспоминал академик В. П. Мишин,— ещё бы: статья авиаконструктора Яковлева в "Известиях" (1945 г.) о вреде ракетной техники, многие умы из тех, кто остался в живых, разбросаны по лагерям. Не ровен час, может все снова поменяться, кому охота нарываться? Долго было "перепихивание" в верхах — никто не хотел связываться с "крамольной" темой. Это заслуга Сергея Павловича (Королёва.— А. Р.), что вопрос был решен и мы, наконец, обрели статус и место". В конце 1945 года в Берлин была направлена государственная комиссия по ознакомлению с немецкой ракетной техникой. Её работой руководил досрочно освобожденный в 1944 году С. П. Королёв. Комиссия побывала на бывшей ракетной базе, где под руководством Вернера фон Брауна создавались ракеты "ФАУ-2". Сам фон Браун, его чертежи и готовые ракеты попали к американцам, и фон Браун продолжил свою деятельность в США, возглавив Службу проектирования и разработки вооружения армии США в Форт-Блиссе (штат Техас). С 1960 года он стал одним из руководителей Национального управления по астронавтике и исследованию космического пространства США (НАСА), директором Центра 'космических полетов имени Маршалла НАСА. В наполовину изъятом бежавшим к американцам фон Брауном архиве германского исследовательского центра в Пенемюнде к моменту начала работы советской комиссии не осталось ни чертежей "ФАУ-2", ни секретных документов, относящихся к их разработке, но по описаниям бывших брауновских специалистов были восстановлены чертежи, 12-тонная ракета "ФАУ-2" была воссоздана, и в 1947 году проведены её опытные пуски. Герой Социалистического Труда, генерал-лейтенант Г. А. Тюлин вспоминал: "В процессе работы в Германии мы поняли, что если бы не аресты, мы вышли бы на очень высокий технический уровень ещё в конце тридцатых годов. В результате репрессий в армии и среди ученых ракетная техника остановилась у нас на пороховых ракетах и не развивалась, пока в верхах не узнали про "ФАУ". Только тогда Сталин стал проявлять к ракетам интерес, Королёва, скажем, не удивили в "ФАУ" решения конструкторского порядка, научная интуиция подсказывала ему ходы, опережая опытные испытания. (Доказательством тому был тот темп, которым стала развиваться РКТ). Но размах производственной базы ракетостроения в Германии произвел на него большое впечатление. Он лишний раз убедился, что решение чисто научных задач в области РКТ невозможно без соответствующей опытно-экспериментальной и производственной базы. Он понял, что век одиночек, таких, как, скажем, Можайский, Жуковский, прошёл, и стал осваивать новые принципы научной организации ракетостроения". В марте 1946 года, выступая с докладом на сессии Верховного Совета СССР, председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский сказал: "Нам необходимо обеспечить работы по развитию новых отраслей техники и производства. К ним относятся... работы по развитию реактивной техники, применению нового типа двигателей, создающих новые скорости и мощности". В апреле 1947 года на одном из правительственных совещаний у Сталина с участием С. П. Королёва был рассмотрен план разработок советского ракетного оружия, который неоднократно обсуждался на последующих совещаниях в Кремле. В том же, 1947, году в Оборонгизе в Москве вышло второе издание уже ставшей библиографической редкостью книжки Ю. В. Кондратюка "Завоевание межпланетных пространств". В книге, изданной тиражом 5000 экземпляров, кроме самого текста, в котором авторские предисловия подверглись некоторым сокращениям, в качестве справки о самом авторе были помещены выдержки из его письма профессору Н. А. Рынину. Знаменательны строки предисловия, которым снабдил это издание его редактор П. Иванов: "Следует отметить, что идеи автора в свете современного развития ракетной техники очень близки к осуществлению, несравненно ближе, чем это можно было предположить 18 лет назад. В самом деле, появление реактивных снарядов, покрывающих сотни километров, и развитие ракетной авиации показывают, что ракетная техника стоит на пороге решения вопроса о межпланетных полетах. С этой точки зрения книга Ю. В. Кондратюка безусловно представляет интерес, так как полнота исследований, проведенных автором, сохраняет свою значимость и на сегодня". В сентябре того же, 1947, года отмечалось 90-летие со дня рождения К. Э, Циолковского. Снимок, сделанный в этот день, запечатлел С. П. Королёва у бюста ученого. Рядом с ним стоят А. А. Космодемьянский, М. К. Тихонравов и Б. Н. Воробьев. Рассказывал ли Борис Никитич Воробьев С. П. Королёву о хранящемся у него архиве Ю. В. Кондратюка? Известно, что только в начале шестидесятых годов он передал рукописи Кондратюка в Институт истории естествознания и техники Академии наук СССР, после чего они стали доступны исследователям. Через 10 лет, уже в день столетия К. Э. Циолковского, на торжественном заседании Академии наук СССР С. П. Королёв в своем докладе упоминает труды Ю. В. Кондратюка. А ещё через несколько дней, 4 октября 1957 года, весь мир с восторгом повторял на все лады русское слово "спутник" — космической эре было положено начало. 25 декабря 1957 года новосибирская газета "Молодость Сибири" опубликовала заметку кандидата технических наук А. Буткевича "Как найти рукописи?", в которой впервые ставится вопрос о необходимости разыскать научный архив Юрия Васильевича Кондратюка. В Сибири и на Украине появляются о нем первые статьи. Интерес к Ю. В. Кондратюку резко возрастает по мере развития космонавтики. В 1964 году Институт истории естествознания и техники АН СССР выпустил том "Пионеры ракетной техники. Кибальчич, Циолковский, Цандер, Кондратюк. Избранные труды" (Наука. М., 1964), в котором впервые опубликована рукопись Ю. В. Кондратюка "Тем, кто будет читать, чтобы строить"; в третий раз публикуется книга "Завоевание межпланетных пространств" и научный комментарий к ним В. Н. Сокольского. Нужно отметить, что Б. Н. Воробьев передал в ИИЕТ АН СССР не только сданные ему Ю. В. Кондратюком на хранение рукописи, но и материалы, предоставленные ему О. Н. Горчаковой и мачехой А. И. Шаргея — Ю. В. Кондратюка Е. П. Кареевой. Годом раньше в Москве в русском переводе вышел труд Краффта Эрике "Космический полёт". Его автор— руководитель отдела перспективных исследований фирмы "Дженерал Дайнэмикс/Астронотикс", в прошлом один из немецких ученых, занимавшихся созданием в годы войны ракеты "ФАУ-2", признает на страницах первого тома своей работы: "Циолковский, Кондратюк, Цандер, Перельман, Рынин и другие исследователи завоевали для своей страны право называться колыбелью современной астронавтики". Симптоматично, что это признание вынужден был сделать бывший соратник Вернера фон Брауна, всячески пытающийся в своих работах выпятить роль своего шефа фон Брауна и американца Боссарта, главного инженера фирмы "Конвэр", заместителем которого работал одно время Краффт Эрике. Готовя сценарий фильма о Ю. В. Кондратюке для Свердловской киностудии, я обратился за помощью и консультацией к академику В. П. Глушко. В своем ответном письме от 20.09.76 г. Валентин Петрович писал: "Ряд его оригинальных и важных идей используется в отечественной и зарубежной космонавтике, а многие другие общепризнанные его идеи являются неотъемлемой частью ближайших планов покорения космоса человеком. Ю. В. Кондратюк навсегда вошел в историю космонавтики как один из её талантливых пионеров... Наша страна может гордиться своим сыном — Юрием Васильевичем Кондратюком, обогатившим отечественную ракетно-космическую науку и технику блестящими исследованиями и сложившим голову в тяжелые времена фашистского нашествия". Фильм "Хлеб и Луна", посвященный Юрию Васильевичу Кондратюку, вышел на экраны в 1980 году. В нем удалось рассказать далеко не все, что мы уже к тому времени знали. Но и по ложной биографической версии мы с режиссером Львом Ефимовым не пошли — показывали подлинные фотографии гимназиста А. Ша-ргея, его домик в Полтаве, дедушку и бабушку — А. Н. и Е. К. Даценко, старались избегать в ранний период называть героя по имени, прибегая к местоимениям: "Он родился... его школьные годы..." и т. д. Конечно, это был не лучший вариант, но мы радовались, что нам позволили рассказать с экрана о Ю. В. Кондратюке хотя бы так. Ведь фильм этот шёл к экрану ровно 10 лет! Ещё в 1971 году консультантом фильма согласился стать Н. В. Никитин. У меня сохранилось его рекомендательное письмо: "Мне стало известно об идее создания фильма, посвященного Ю. В. Кондратюку. Я горячо поддерживаю эту идею. Ю. В. Кондратюк был замечательным инженером, его идеи и сейчас не утратили актуальности. Стиль его работы достоин подражания молодыми специалистами. В меру своих возможностей я готов содействовать подготовке сценария. Доктор технических наук, лауреат Ленинский премии Н. Никитин. 11 февраля 1971 года". Западно-Сибирская студия кинохроники и студия "Новосибирсктелефильм" неоднократно обращались тогда в Госкино РСФСР и Госкино СССР, в Гостелерадио СССР с предложениями о включении в студийные планы этого фильма. Но всегда следовал отказ — без объяснения причин... И вот — фильм снят и вышел на экран. Валентина Петровича Глушко не пришлось уговаривать сказать с экрана свое слово о Ю. В. Кондратюке: "Если поставить перед собой задачу найти место, которое он занимает в ряду первых исследователей космонавтики, то в моем представлении он бесспорно занимает следующее место после Константина Эдуардовича Циолковского. Хотелось бы отметить, что труды Юрия Васильевича Кондратюка не носили отвлеченный характер, как у большинства исследователей космонавтики того времени. Они носили практический характер. Достаточно вспомнить название его первого труда: "Тем, кто будет читать, чтобы строить". И в своей книжке, изданной в Новосибирске, он прямо пишет, что просит считать свои труды техническим проектом по освоению космоса. Его труды изобилуют интереснейшими, оригинальными, полезными идеями и предложениями, которые используются ныне и будут использоваться долгое время в будущем. Там и детали устройства сопла, и головки форсунок камеры сгорания, там и детали системы управления... Он, например, опережая на многие десятилетия развитие техники, предложил использовать плавающие поплавковые гироскопы для управления системой ракеты, что только недавно было освоено в ракетной технике. И эти примеры можно было бы умножить. Причем, хотя он в своих трудах изложил поэтапно, как надлежит осваивать космос, он в то же время заключил, что, выйдя в космос, человек станет, как он выразился, подлинным хозяином Земли". После полёта в июле 1965 года советской космической станции "Зонд-3", обследовавшей белое пятно на карте Луны — восточный сектор обратной её стороны, было обнаружено около трех с половиной тысяч новых объектов. Десять наиболее значительных кратеров специальная комиссия АН СССР под председательством старейшего советского астронома академика А. А. Михайлова предложила назвать, по традиции, именами выдающихся ученых нашей планеты: Норберта Винера, Эвариста Галуа, Н. Е. Жуковского, Н. И. Кибальчича, Ю. В. Кондратюка, Генриха Лоренца, Грегори Менделя, Баруха Спинозы, П. Л. Чебышева, Ф. А. Цандера. На очередном съезде Международного астрономического союза, состоявшемся осенью 1967 года в Праге, проект новых названий был утвержден. Так имя скромного механика элеваторов и бездипломного инженера, мечтателя и талантливого пионера космической эры Юрия Васильевича Кондратюка, словно повторяя нарисованную им собственноручно на обложке своей новосибирской книжки крутую траекторию, облетело нашу планету и вырвалось за пределы Земли. Увековеченное лунным мемориалом, оно навсегда засияло в ряду блистательных имен самых пытливых представителей нашей цивилизации, открывших человечеству новое и указавших путь в неизведанное. Чужое имя, ставшее волею судьбы не просто его научным псевдонимом, но и постоянной, не знающей никаких исключений, подменой имени настоящего, приобрело всемирную славу. И казалось, что теперь, когда этим именем стали называть улицы и площади Москвы, Киева, Полтавы, Новосибирска, настоящему имени никогда не суждено занять место прославленного чужого. Двадцать четыре года Александр Игнатьевич Шар-гей жил под собственным именем, а затем ещё двадцать— под именем Юрия Васильевича Кондратюка. В его "жизни после жизни" все произошло в обратном порядке: долгие годы он был для всех Ю. В. Кондратюком, а потом вновь стал А. И. Шаргеем. Как это произошло? Об этом — последняя глава.   Как сломали печать молчанья Я вас зову На совещанье, Где я сорву печать молчанья. Чтоб видели вы наяву, Как, резко треснув на прощанье, Нарушится печать молчанья — Простой сургуч, по существу. Л. Мартынов К чести новосибирцев, они первыми начали не только поиск научного архива Ю. В. Кондратюка, но и сбор материалов о его жизни, воспоминаний о нем. Вслед за заметкой А. Буткевича в газете "Молодость Сибири" (25 декабря 1957 года), кратко рассказавшей о вышедшей в Новосибирске в 1929 году книжке Ю. В. Кондратюка и упомянувшей о том, что "в 1942 году Юрий Васильевич погиб на фронте", в 1959 году появляются статьи в новосибирских газетах и журнале "Сибирские огни" Я. Е. Шаевича. По найденной им в Новосибирском архиве анкете, заполненной Ю. В. Кондратюком, Я. Шаевич начинает поиск на "родине" своего героя. Поиск, как и следовало ожидать, увенчался нахождением следов подлинного обладателя документов, по которым жил А. И. Шаргей,— Юрия (Георгия) Васильевича Кондратюка, уроженца Луцка. 17 января 1960 года в газете "Радяньска волинь" публикуется статья Я. Шаевича "Жизнь, отданная науке", а уже 4 февраля в той же газете студенты Луцкого пединститута имени Леси Украинки В. Белый, М. Снитчук, С. Бондарчук, Р. Карпенко, М. Онуфрий-чук, В. Перепелица, В. Чариков и М. Янчук публикуют "Страницы жизни ученого". Ком катится дальше, обрастая подробностями. Разумеется, учителя, у которых учился в Луцке Георгий Кондратюк, вспоминают его и даже "припоминают" его необыкновенные математические способности. В 1959 году Я. Шаевич разыскивает друзей и соратников Юрия Васильевича Кондратюка, собирает их воспоминания, готовит их к печати. Журнал "Сибирские огни" в мартовском номере за I960 год публикует воспоминания Л. А. Лифшица под названием "Человек глубокой творческой мысли" и О. Н. Горчаковой — "Наш милый фантаст". В августовском номере появляется новый очерк Я. Шаевича — "Человек, шагнувший к звездам", а в августовском номере за 1962 год журнал "Авиация и космонавтика" публикует совместную статью кандидата технических наук А. Буткевича и инженера Я. Шаевича — "Звездный мечтатель". Вот как излагалось там начало биографии Юрия Васильевича: "Кондратюк родился 26 августа (8 сентября) 1900 года в Луцке, в семье учителя. Его отец, обнаружив у сына большие способности к точным наукам, старался всячески расширить его познания в математике, физике, природоведении. Когда Юрий окончил четыре класса гимназии, его определили в коллегию Павла Галагана — закрытое учебное заведение с математическим уклоном... В 1918 году Кондратюк закончил коллегию, поступил в Киевский университет и продолжал исследования". Сообщалось также о его "отце" Василии Павловиче и его старших братьях. Сегодня по этой ложной ветке поиска можно судить о биографии "двойника" ученого, человека, чьими документами Александр Игнатьевич Шаргей воспользовался, ничего не зная об "отце", "матери", "братьях". Было время, когда А. И. Шаргей дорого дал бы за то, чтобы иметь эти сведения. Жизнь подлинного Ю. В. Кондратюка, родившегося в Луцке, была прилежно изучена и прослежена исследователями до 1918 года, когда он поступил в Киевский университет, проживая на улице Брусиловской в доме № 55, кв. 4. Дальше ниточка оборвалась. Впоследствии об этом человеке удалось узнать, что он заболел туберкулезом и 1 марта 1921 года скончался. Можно ли винить сегодня исследователей биографии Кондратюка за то, что они ввели в заблуждение читателей, за то, что они шли по ложному пути? Нет, нельзя, потому что они искренне пытались проследить ту биографию, вехи которой сам обозначил в своей анкете Александр Шаргей — Юрий Кондратюк. Как же было не поверить сведениям, которые он написал сам, своей рукой?! Отмечу, что действовали первые биографы Ю. В. Кондратюка вполне квалифицированно: нашли в Волынском областном государственном архиве подтверждение записей Кондратюка в анкете, списались с редакцией Большой Советской Энциклопедии, из которой им ответили, что располагают точно такими же данными, которые хотят поместить в новое, третье, издание БСЭ. Дата гибели Ю. В. Кондратюка — ею называли тогда "начало 1942 года" — была, очевидно, названа О. Н. Горчаковой, а та наводила справки после того, как оборвалась — в конце 1941 года — почтовая связь между нею и Ю. В. Кондратюком. Похоронного извещения на Ю. В. Кондратюка не получал никто. Итак обозначились, казалось, навсегда две крайние даты жизни замечательного ученого: "26 августа 1900 — начало 1942". И если вторую ещё надеялись уточнить со временем, разыскивая очевидцев гибели Юрия Васильевича, то в первой никаких сомнений не было. Первую поправку в эти даты внес Борис Никитич Воробьев — тот самый, кому Ю. В. Кондратюк передал в 1938 году свои рукописи, проставив по памяти даты их написания.Любопытно, что на всех рукописях, переданных Б.Н.Воробьёву, автором была тщательно оторвана собственная подпись (А.И.Шаргей, разумеется).Готовя рукописи к изданию, Б. Н. Воробьев связался — очевидно, по оставленным ему А. И. Шаргеем — Ю. В. Кондратюком сведениям — с мачехой А. И. Шаргея Еленой Петровной Кареевой и с Ольгой Николаевной Горчаковой. Они пополнили его архив. О. Н. Горчакова передала для готовящегося издания фотографию Ю. В. Кондратюка новосибирского периода, а Елена Петровна, отвечая на вопросы о датах рукописей, вызывающих справедливое сомнение Б. Н. Воробьева, так как, например, в рукописи, помеченной Кондратюком 1916 годом, упоминались события 1917 года, назвала и подлинную дату рождения А. И. Шаргея — Ю. В. Кондратюка, умолчав, однако, о настоящем его имени. Она назвалась сестрой матери Ю. В. Кондратюка, а своего первого мужа — отца A. И. Шаргея — Игнатия Бенедиктовича Шаргея назвала отчимом ребенка. Так или иначе,— Б. Н. Воробьев, попросивший документально подтвердить дату рождения Ю. В. Кондратюка, стал первым посвященным, хотя и без подробностей, в подлинную канву событий. В сборнике "Пионеры ракетной техники. Кибальчич, Циолковский, Цандер, Кондратюк. Избранные труды", вышедшей в Московском издательстве "Наука" в 1964 году под редакцией и с комментариями B. Н. Сокольского и Б. Н. Воробьева, уже в предисло вии, написанном доктором технических наук профессором Т. М. Мелькумовым, датой рождения Ю. В. Кондратюка называется 1897 год. В историческом очерке "Работы отечественных ученых — пионеров ракетной техники", написанном В. Н. Сокольским и помещенном в этой же книге, говорится о том, что "жизнь и научная деятельность" Кондратюка... "до настоящего времени изучены очень слабо". Академия наук СССР, под эгидой которой вышел сборник трудов "Пионеры ракетной техники...", по мере своих сил курирует издания, посвященные Ю. В. Кондратюку. Так, в сентябре 1964 года, то есть в год выхода в свет сборника, Министерство связи СССР издало маркированный конверт с портретом Ю. В. Кондратюка на фоне стартующей ракеты и с надписью: "Автор научных работ по ракетной технике Ю. В. Кондратюк. 1897—1942". Это было уже не столь специальное, как сборник академических трудов, а массовое издание, выпущенное, очевидно, для того, чтобы привлечь внимание заинтересованных историей космонавтики и дать верные хронологические ориентиры. Но многие исследователи сочли дату "1897" просто ошибкой, заблуждением, не ведая, что в заблуждение их самих ввели сведения, которые собственноручно писал о себе Кондратюк. Впрочем, кое-что в его анкете начинало смущать. Он писал, например, что с сентября 1914 по январь 1918 года учился в Полтавской гимназии и "ушел из 4-го класса". Без особых надежд на сохранность дореволюционного гимназического архива был сделан запрос в Полтаву, отправлены туда фотографии взрослого Кондратюка и образцы его почерка. Ответ был неожиданным: в Полтаве, несмотря на фашистскую оккупацию, часть гимназического архива второй Полтавской мужской гимназии уцелела, но ни Юрий, ни Георгий Васильевич Кондратюк в списках учащихся никогда не значились. В годы с 1910 по 1916 там учился гимназист Александр Игнатьевич Шаргей, внешне похожий по фотографиям на взрослого Ю. В. Кондратюка. Экспертиза подтвердила идентичность почерков А. И. Шаргея и Ю. В. Кондратюка и их фотопортретов. А в 1968 году научный совет издательства "Советская энциклопедия" подготовил издание малой энциклопедии "Космонавтика", где впервые появилась общедоступная энциклопедическая справка о Ю. В. Кондратюке с датами жизни: "1897-1942". Некоторые сибирские исследователи, да и не только они, продолжали упорствовать , .в 1970 году в Новосибирске издается "Календарь юбилейных и памятных дат на 1970 год по Новосибирской, Омской, Томской областям", где помещена статья Я. Шаевича и В. Ромашкевича "Юрий Васильевич Кондратюк. (К 70-летию со дня рождения)". В том же, 1969/ году в "Комсомольской правде" напечатана статья Владимира Львова "Человек, который предвидел". В ней также годом рождения Ю. В. Кондратюка называется 1900 год и местом его рождения Луцк. Статья Владимира Львова стала тогда побудительным толчком для моих собственных поисков   В первых своих статьях я добросовестно следовал изложенной в ней и статьях Я. Шаевича версии. Лишь позднее я узнал, что В. Львову и редакции "Комсомолки" тогда нагорело за публикацию, что на неё запретили ссылаться и следить за этим поручили Главлиту, который, конечно же, не уследил. Да и как было уследить, если пишущих о Ю. В. Кондратюке становилось все больше, статьи появлялись в самых неожиданных изданиях, вплоть до журнала "Закупки сельскохозяйственных продуктов"! Каждый, кто хоть немного соприкасался с биографией этого замечательного человека, не мог смириться с тем, что о нем так ничтожно мало известно окружающим, каждый стремился внести свою лепту в то, чтобы она вышла из рамок сухой и краткой энциклопедической справки. Между тем, не только истинная биография, но и причины появления даты "1897" год в академических и справочных изданиях замалчивались. Академия наук СССР, задержавшая, как отметил в своем докладе на заседании, посвященном 75-летию Ю. В. Кондратюка 21 июня 1972 года академик В. П. Глушко, на 5 лет издание книги Ю. В. Кондратюка "Завоевание межпланетных пространств" и на 25 лет работы "Тем, кто будет читать, чтобы строить", на многие годы наложила "печать молчания" и на подлинную биографию А. И. Шаргея — Ю. В. Кондратюка, и на объективную оценку его научного вклада в историю мировой космонавтики. В 1970 году, как писали в семейной хронике Александр Владимирович Доценко и его супруга Людмила Ивановна Спрыгина, они впервые услышали о том, что их родственник, А. И. Шаргей, стал Ю. В. Кондратюком: "Сначала — письмо от Анатолия Владимировича из Полтавы,— пишут они.— Приходили к нему полтавские краеведы, задавали вопросы о судьбе его родственника А. И. Шаргея, просили навести справки о нем у старшего брата в Москве, спрашивали — не знал ли он талантливого инженера Кондратюка. Оба брата сообщили, что знали о своем двоюродном брате Шаргее и ничего не могли сказать о Кондратюке. А потом к нам на квартиру пришёл главный редактор журнала "Знания та праця" Н. А. Сорока. Он приехал из Киева по заданию ЦК Компартии Украины собрать сведения по биографии Кондратюка. Тут у нас грянул гром с ясного неба. Мы узнали, что А. И. Шаргей и талантливый ученый-изобретатель Ю. В. Кондратюк — одно и то же лицо, что сейчас (в 1970 году) над биографией Кондратюка работает якобы до 500 человек, а Н. А. Сороке поручено срочно написать его биографию. Узнали о том, что в основу проекта посадки первых американских космонавтов на Луну положены идеи Кондратюка, что в США собираются поставить ему памятник на мысе Кеннеди, и многое другое. В свою очередь мы рассказали Н. А. Сороке все, что знали об Александре Игнатьевиче Шаргее, все, что могло интересовать его, биографа, о семье Даценко и Шаргей. Потом нас посетили два сотрудника из КГБ Украины с той же целью — собрать сведения о Шаргее — Кондратюке. Они сказали, что тождество А. И. Шаргей — Ю. В. Кондратюк "установлено всеми современными методами исследовательской работы". Как и Н. А. Сороке, Александр Владимирович рассказал нашим гостям все, что знал сам. А потом нас стали посещать другие исследователи биографии Ю. В. Кондратюка — журналисты, киносценаристы, специалисты-инженеры..." В этой "третьей волне" побывал у Александра Владимировича и Людмилы Ивановны и я. Как и мои предшественники, поразился внешнему сходству Александра Владимировича с А. И. Шаргеем — Кондратюком. "В этом отношении доходило до анекдотической ситуации,— писала потом Людмила Ивановна.— Полтавские краеведы, увидев фотографию Александра Владимировича Доценко, воскликнули: "А не он ли и есть Шаргей — Кондратюк?!" В 1970 году, впервые подав на киностудию заявку на сценарий документального фильма о Ю. В. Кондратюке, я попал на семинар журналистов и писателей, пишущих для кино, проходивший в Свердловске. Там мою заявку горячо поддержал руководитель семинара М. С. Арлазоров, автор книги о К. Э. Циолковском, вышедшей в серии "ЖЗЛ". На Западно-Сибирской студии кинохроники заявку тоже приняли радушно, включили в план... Я не знал тогда, какой марафон придется выдержать этой идее, и пришёл к А. В. Доценко и Л. И. Спрыгиной с радостным известием о готовящемся фильме. Помню, как обогатила меня эта встреча в маленькой московской квартирке и. о. главного инженера Государственного института проектирования городов '(ГИПРОГОРа), каковым являлся двоюродный брат Ю. В. Кондратюка. Обогатила, разумеется, информацией из первых рук о детских годах моего героя, переданными мне с полным доверием фотографиями, но главное, чем я обогатился,— это буквально обволакивающая меня в их доме интеллигентность, мягкость, сердечность хозяев. Глядя на Александра Владимировича, я воочию представлял себе Ю. В. Кондратюка — мне кажется, что их внутреннее сходство было ещё разительнее, нежели внешнее. Все эти долгие годы, пока фильм не двигался, я ощущал их дружеское участие   Мы переписывались, обменивались материалами, я посылал им на суд написанное о Кондратюке, и оценка всегда была не только дружественной, но и содержала верные замечания. Иногда им не нравились какие-то детали, так в вышедшем наконец фильме "Хлеб и Луна" Людмиле Ивановне показалось, что слишком большое значение придано Горчаковым. Однако, имея свое мнение, они высказывали его прямо, но без резкости. Я и сейчас, когда Александра Владимировича уже нет, не хотел бы терять дружественных отношений с Людмилой Ивановной, с которой, кажется, опять спорю о Горчаковых на страницах этой книги. Я помню, храню её письма. "Прискорбно,— писала она в марте 1971 года,— что дела с фильмом идут плохо. Но к данной ситуации приходится относиться философски: сегодня так, а уже завтра может быть иначе. Во всяком случае, советую Вам не бросать темы, в работе над которой Вы сделали уже много. Нельзя в работе всегда ждать немедленной отдачи (правда, этому правилу трудно следовать в Вашей журналистской профессии). К тому же, есть люди, знавшие нашего героя, и эти люди быстро уходят". Увы, скорость продвижения фильма, да и многих публикаций о Ю. В. Кондратюке, зависела не от меня. 20-минутный фильм шёл к экрану 10 лет. Сохранились у меня и иные "сувениры" эпохи молчания: набранная в газетной полосе и снятая в последний момент заметка "Ученому, мечтателю, патриоту". В конце 1980 года я написал объемистый очерк для журнала "Сибирские огни" под названием "Стало целью моей жизни" .(Творческая биография Ю. В. Кондратюка в письмах, документах, воспоминаниях)". Редакция журнала, понимая всю сложность прохождения этого материала, попросила меня заручиться чьей-то влиятельной поддержкой. Я созвонился с академиком В. П. Глушко и попросил его о поддержке: "Вы очень помогли с фильмом, помогите, пожалуйста, ещё раз!" — "Присылайте",— кратко ответил Валентин Петрович. Из редакции рукопись послали ему, и она вернулась с его припиской на первой странице: "Главному редактору журнала "Сибирские огни" тов. А. Никулькову. Полагаю, что опубликование этой статьи в Вашем журнале представляет безусловный интерес. С уважением В. Глушко. 15.2.81 г." Но 9 апреля 1981 года на той же странице появился недвусмысленный запрет на публикацию с лиловым прямоугольным штампом очень солидного "консультационного" московского ведомства — и материал не пошёл. До сих пор рукопись хранится у меня — храню автограф замечательного ученого и человека. А очерк все же "прошиб"— только через три с половиной года. Он опубликован в "Сибирских огнях" (№ 10, 1984). Хотелось бы не оказаться понятым превратно — на собственных примерах, естественно, лучше известных, удобнее рассказывать о "печати молчанья", лежащей на теме "жизнь Кондратюка". Убежден, что с подобными фактами сталкивались в те годы безгласности многие. В семидесятые годы, особенно во второй их половине, истинная биография А. И. Шаргея — Кондратюка была уже на устах большинства — если не всех! — серьезных кондратюковедов — исследователей и пропагандистов биографии и творчества Ю. В. Кондратюка. От работы к работе, от публикации к публикации вызревала Правда. Но и в конце 1980 года, как я уже писал, Л. И. Спрыгина предупреждала меня, что "о книге, в которой будет все названо своими именами, сейчас ещё не может быть и речи". Казалось бы, что теперь, когда известны факты и выяснены все подробности обстоятельств и причины смены А. И. Шаргеем фамилии, когда стало ясно, что в этом не было ничего криминального, а напротив — помогали в этом ему весьма уважаемые в то время .люди, уже можно было изложить всю правду. Ещё весной 1977 года специальная комиссия ЦК Коммунистической партии Украины определила отсутствие криминала при смене А. И. Шаргеем фамилии. Подробные показания комиссии ЦК КПУ дала сестра Александра Игнатьевича — Нина Игнатьевна Шаргей, по настоянию своей, скончавшейся к тому времени, матери, Елены Петровны Кареевой, долгие годы хранившая молчание о самом факте и обстоятельствах смены братом фамилии. Ещё ранее, весной 1970 года, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР полностью реабилитировала Ю. В. Кондратюка (А. И. Шаргея) по делу 1930 года. Что же мешало обнародовать все эти данные?   Кому было выгодно это молчание? Поистине — "темным силам", как писал мне Анатолий Владимирович Даценко из Полтавы, сообщая о том, что уже сейчас, в эпоху гласности, чинятся всевозможные препятствия фильму свердловчан по сценарию В. И. Севастьянова "Что в имени тебе моем?", снятом в 1987 году. Тогдашний первый секретарь Полтавского обкома партии Ф. Т. Моргун не стал дожидаться, пока фильм выйдет на всесоюзный телеэкран, а обнародовал имя Александра Шаргея в своей речи на торжествах, посвященных 90-летию Ю. В. Кондратюка, проходивших в Полтаве, где был показан и фильм. "По-разному складываются судьбы людские,— сказал- он в своей речи.— Часто люди узнавали про своих знатных земляков лишь после их смерти. Под двойною тайной долгие годы были скрыты имя и дела Ю. В. Кондратюка. Все мы чувствовали, как над этим именем наслаивался панцирь запретности, не только для прессы, но и для всех нас, а в придачу к тому шла и ещё какая-то тайная суета вокруг его биографии... Теперь, когда общество очищается и из всего добываются уроки правды, мы открыто говорим и про эту, долгое время запретную, сторону жизни Кондратюка. Ведь даже немногие из полтавчан знают, что имя, данное ему родителями, было Александр". Эти торжества проходили в Полтаве с большим размахом — был выпущен памятный конверт с портре-том Ю. В. Кондратюка, который гасился спецштемпелем, в областной газете "Зоря Полтавщини" этому событию были посвящены целые газетные полосы в двух \ номерах, и мне было приятно узнать, что Ф. Т. Моргун в своей большой речи, опубликованной там, процитировал мой очерк в "Сибирских огнях", а сама газета опубликовала выдержку из него в виде статьи. В Новосибирске, где событие прошло почти незамеченным, если не считать опубликованной в местной "Вечерке" за несколько дней до него небольшой статьи, я устроил памятный вечер в Доме культуры "Академия" с выставкой материалов об А. И. Шаргее — Ю. В. Кондратюке, демонстрацией фильма "Хлеб и Луна" и рассказом о замечательном ученом, чья судьба была связана с нашим городом шесть лет, где вышел главный труд его жизни. Множество вопросов, на которые пришлось тогда ответить, показали, что многие жители городка науки под Новосибирском никогда прежде ничего о нем не слышали, их интерес граничил с потрясением, испытанным когда-то в 1969 году мною... А фильм В. И. Севастьянова все шёл к экрану, шёл, борясь с "темными силами". Обстоятельства смены имени А. И. Шаргеем были из него ясны, и возразить что-либо по этому поводу было трудно. Тогда была "атакована" вторая дата — дата гибели А. И. Шаргея — Ю. В. Кондратюка. Замечу, что вокруг этой даты тоже кипели страсти, не выходя, как правило, наружу — к широким массам. В 1960 году труды Ю. В. Кондратюка были переведены на английский язык. А уже в начале 1961 года среди американских ученых-ракетчиков разгорелась борьба за лучший проект полёта к Луне, который президент Кеннеди определил как национальную задачу на предстоящее десятилетие. Вернер фон Браун предлагал запустить раздельно две мощных ракеты типа "Сатурн", одна из которых должна была нести космический корабль, а другая — запас топлива на обратный путь. Ракеты предполагалось состыковать на околоземной орбите, после чего весь корабль летел на Луну, прилунялся и стартовал обратно. Размеры его при таком "прямом" полёте были огромными, расходы на топливо— фантастическими, сложность проекта была очевидной. Этому проекту, поддержанному большинством американских специалистов, противопоставил смелую идею полёта со стыковкой и расстыковкой корабля с лунным модулем, достигающим поверхности Луны и стартующим затем обратно, инженер Джон Хуболт. Его идея в точности повторяла идею, высказанную ещё за много лет до него А. И. Шаргеем — Ю. В. Кондратюком. Более чем через 20 лет мы узнали о том, что и в СССР под руководством С. П. Королёва готовился проект полёта астронавтов (группу возглавлял летчик-космонавт СССР А. Леонов) на Луну. Этот проект, который должна была осуществить разрабатывающаяся мощная ракета-носитель HI, также предусматривал спуск на поверхность Луны лунного модуля. Вот как описал "Хронику событий" в своей статье "Как мы не слетали на Луну" Сергей Лесков ("Известия", 19 августа 1989 года). "В 1960 году появилось постановление о создании в 1963 году ракеты-носителя HI на 40-50 тонн. В дальнейшем проект едва ли не ежегодно пересматривали, мощность ракеты возрастала, сроки переносились, пока, наконец, в ноябре 1966 года экспертная комиссия под председательством академика М. В. Келдыша дала положительное заключение на эскизный проект по лунной экспедиции с использованием ракеты-носителя мощностью 95 тонн, что позволяло высадить на Луну одного космонавта, оставив второго члена экипажа на орбите". Увы, этот проект тогда так и не осуществился А в США, в ходе ожесточенной борьбы с проектом Вернера фон Брауна, победу одержал Джон Хуболт. Его идея была принята, и первый полёт на Луну жителей планеты Земля состоялся. Он оказался, как и предвидел ещё в 1918 году А. И. Шаргей, надежным и сравнительно экономичным. НАСА присудила Хуболту специальную награду "За выдающееся научное достижение". "Но его самая большая награда,— писал журнал "Лайф" 15 марта 1968 года,— пришла на последней неделе на мысе имени Кеннеди. В то время, когда он наблюдал запуск "Аполлона-9" — впервые отправляющееся в полёт с людьми его детище, лунный модуль LM, он думал о другом ученом, чьи мечты попали к людям со скептическим слухом. Хуболт только недавно прочитал историю Юрия Кондратюка, русского механика-самоучки, который около 50 лет назад рассчитал, что LOR (стыковка на окололунной орбите.— А. Р.) был лучшим вариантом достижения Луны. Советское правительство игнорировало его, и в 1952 году Кондратюк умер в безвестности. — Боже мой, он прошёл через то же, что и я,— сказал Хуболт.— Думая об этом, я не мог не волноваться, когда смотрел, как стартует "Аполлон-9" В статье Владимира Львова в "Комсомольской правде" 19 июля 1969 года, впервые рассказавшей о Д. Хуболте и его воспоминаниях о Кондратюке, фраза о 1952 годе, разумеется, не цитировалась. Откуда американцы взяли, что Ю. В. Кондратюк "умер в безвестности в 1952 году"? Сегодня представляется, что это была всего лишь фальшивая карта в тогдашней политической игре. Но в те годы она заставила встревожиться уже не только добровольных исследователей биографии Ю. В. Кондратюка. Именно тогда по заданию ЦК Компартии Украины стали предметом изучения "методами следовательской работы" белые пятна его биографии. Но дата смерти А. И. Шаргея и тогда не была установлена. Замалчивание стало делом обычным, а тем временем недоброжелатели ученого стали распространять версии, не выдерживающие никакой критики. Одна из таких небылиц утверждала, что Вернер фон Браун — это и есть Ю. В. Кондратюк, поселившийся в Германии, а потом в США под этой фамилией. Эту выдумку опровергнуть было несложно: биография фон Брауна известна, в немецком исследовательском военном центре в Пенемюнде он работал с 1937 года. Кроме того, он совсем не похож на Ю. В. Кондратюка и низкого роста — его видел, например, В. Н. Сокольский. Другие пустили выдумку, что Кондратюк во время войны или после неё переехал в США и там работал до 1952 года — иначе, дескать, откуда взялись утверждения "Лайф"? Но и этот вариант неправдоподобен. Во-первых, "Лайф" не преминул бы об этом сообщить в 1968 году — дело прошлое. Но журнал злобствует по другому поводу: Кондратюк, "игнорируемый Советским правительством", умер в безвестности, то есть на родине— уж они, американцы, в безвестности умереть ему бы не дали! А на родине представляется невозможным, например, чтобы он, оставшись живым, не сделал никаких попыток разыскать родных, друзей, не позаботиться о сестре и мачехе, как бывало даже в самые трудные для него времена. Домыслы домыслами, но специальная комиссия ЦК КП Украины, созданная в апреле 1977 года и работавшая под председательством вице-президента АН УССР академика Г. С. Писаренко, располагала и фактами, также, казалось бы, способными скомпрометировать А. И. Шаргея — Ю. В. Кондратюка. О них широкой общественности стало известно лишь после появления в газете "Труд" за 10 июня 1988 года статьи В. Борисова "Под чужим именем". Вот что там говорилось: "После окончания войны при разборе фашистских архивов были обнаружены документы, вроде бы свидетельствующие о том, что Юрий Васильевич Кондратюк работал у Вернера фон Брауна на ракетной базе Пенемюнде. А суть дела такова. В фашистских архивах обнаружили половину тетради Кондратюка с формулами и расчетами по военной технике. Там указывались его фамилия, имя и отчество. Тетрадь нашел на поле боя какой-то немецкий солдат и принес своему командиру. Вскоре она попала к специалистам по ракетной технике. Сделали запрос в лагеря военнопленных. И надо же быть такому совпадению — нашелся полный тезка и однофамилец — Юрий Васильевич Кондратюк. Его спросили: "Твоя тетрадь?" Чтобы вырваться из лагеря, он сказал: "Да". Но когда однофамильца привезли в Пенемюнде и потребовали включиться в работу, выяснилось, что он имел образование в размере 3-х классов". Вот такая история, которую тоже необходимо осмыслить.. Начнем с тетрадки, вернее — её половины. Мне представляется сомнительной версия автора статьи о том, что она была найдена "на поле боя" немецким солдатом и была переправлена специалистам фон Брауна. "Версия с "половиной тетрадки" Ю.В. в фашистких архивах, полагаю – выдумка, писал мне Анатолий Владимирович Даценко. – Это подтверждает и изучавший документы в Пенемюнде Г.А.Тюлин". Бросает ли тень на А.И.Шаргея-Ю.В.Кондратюка эта история, которую попытаемся принять? Тетрадка с формулами и расчетами по ракетной технике могла попасть на базу Пенемюнде другим путем. Вспомним, что во время оккупации Калуги гитлеровскими войсками в доме-музее К. Э. Циолковского пропали многие ценные документы, рукописи, письма. Пропали, в частности, письма Ю. В. Кондратюка К. Э. Циолковскому. А что если найденная в Пенемюнде тетрадка, подписанная Юрием Васильевичем Кондратюком, была послана или вручена лично К. Э. Циолковскому самим автором, а затем в числе наиболее ценных, захваченных немцами в доме-музее, документов была переправлена фон Брауну? А сам "полный тезка и однофамилец" Ю. В. Кондратюка, доставленный на базу Пенемюнде и ничем не помогший немцам? Допустим даже, что это был сам А. И. Шаргей — Ю. В. Кондратюк, но ведь он не подключился к работам фашистских ракетчиков и был уничтожен! Впрочем, допустить это невозможно — немцы нашли бы способ установить его авторство по отношению к попавшей к ним тетрадке. Лжеавтор их быстро разочаровал и погиб, с настоящим автором они не пожалели бы времени на уговоры. Несомненно, руководителю государственной комиссии по ознакомлению с постановкой дела на базе Пенемюнде должны были доложить о находке. И если Сергей Павлович Королёв видел документы о военнопленном Юрии Васильевиче Кондратюке, его тетрадь,то это может означать, что он разобрался в случившемся, не впал в подозрительность по отношению к Ю. В. Кондратюку, которого высоко ценил и знал лично, упомянул его имя в докладе за несколько дней до запуска первого советского искусственного спутника Земли. Получается, что хватило ума, чтобы быстро разобраться, что перед ними не тот Ю. В. Кондратюк, и фашистам. А вот нам потребовались для этого многие десятилетия... Горький урок на ещё одном печальном витке уже посмертной судьбы Александра Игнатьевича Шаргея, В пресловутые годы застоя невозможно было опереться на то, что составляло суть человека и что сегодня называют человеческим фактором, учесть духовный, гражданский и нравственный облик А. И. Шаргея — Ю. В. Кондратюка. А ведь он и являлся самым надежным барьером, ограждающим такую непростую и нелегкую жизнь ученого от необоснованных подозрений, домыслов, искажений! "Устную характеристику к делу не пришьешь"— вот таким было кредо равнодушных чиновников вплоть до тех пор, когда им пришлось учитывать перемены, происходящие в нашем обществе. И "пришивали" они гораздо охотнее "характеристику", утверждающую, что у Ю. В. Кондратюка нет никаких научных заслуг, или — что "никакого Кондратюка вообще не было, его выдумали враги Циолковского". И пусть Отделом безвозвратных потерь рядового и сержантского состава Советской Армии рядовой Кондратюк Юрий Васильевич "взят на учет в 1980 году, как пропавший без вести в октябре 1941 года". Все говорит о том, что он погиб. И сегодня с гораздо большей точностью установлена дата его гибели – 23 февраля 1942 года. Вышел, сломав все препоны, совершивший перелом в посмертной судьбе Александра Игнатьевича Шаргея — Кондратюка телефильм по сценарию В. И. Севастьянова. Его поставил на Свердловском телевидении режиссер М. Шаров. (Поистине, Свердловск стал местом, где сосредоточились усилия кинематографистов, воссоздающих образ и судьбу А. И. Шаргея —Ю. В. Кондратюка,— ведь и первый фильм о Ю. В. Кондратюке, "Хлеб и Луна", снимался в этом городе!) В рубрике "Размышления после фильма" газета сСоветская Сибирь" 17 июня 1988 года поместила эмоциональный зрительский отклик, ярко, с художественно-публицистическим блеском написанный новосибирским журналистом Роленом Нотманом. Его хочется цитировать целиком. Приведу, однако, всего две выдержки. Вот самое начало статьи Р. Нотмана, озаглавленной "Судьба гения": "Сижу потрясенный. Раздражает любой звук. Душа нуждается в тишине. Неужели правда то, о чем только что поведал экран телевизора? Да, правда, сомнени нет. Кондратюк не Кондратюк, а Шаргей. Он не Юрий Васильевич, а Александр Игнатьевич. Теперь лучше понимаешь, почему гений этого человека так трудно находил признание, почему понадобились десятилетия, чтобы посмертная слава нашла его. Вскоре после гимназии, зеленым юнцом он дважды был мобилизован белыми. И дважды от них бежал. Что из того?! В более поздние времена мы сажали у себя тех, кто вырывался из фашистского плена. Прозорливы же были родственники Шаргея — Кондратюка, которые передали ему документы умершего от туберкулеза молодого человека. Словно предвидели, что гения надо освободить от подозрений. Словно не сомневались, что и под чужим именем ему достанется трудная, трагическая судьба, и потому хоть немного нужно облегчить ему страдания". И вот окончание статьи: "...Будет стоять и сиять в отечественной истории имя Кондратюка — Шаргея. Стоять вечно. Фильм как раз об этом. Фильм, который словно пронизывают прекрасные глаза гения, в которых ум, боль и вопрос: "Поймете ли вы меня, люди?!" Очень острый и существенный вопрос для эволюции нашего общественного самосознания!   Ведь горькие уроки судьбы Александра Игнатьевича Шаргея — Кондратюка не отделимы ни от нашего прошлого, ни от настоящего и будущего. И если "опыт, сын ошибок трудных" замалчивался бы и впредь—кто знает, сколько гениев наше общество потеряло бы, вновь впадая в те же ошибки. Связь времен нерасторжима. И будут, обязательно будут новые, на первый взгляд, парадоксально мыслящие первопроходцы науки, новые гении человечества. И взоры наши должны быть обращены не только в космос, куда они укажут новые, невиданные доселе пути, но и в космос их души, в глубь их замыслов, помыслов, надежд. Счастливой вам судьбы, новые гении человечества! А в грохоте "каждого космического старта всегда будет громко и победно греметь имя Александра Игнатьевича Шаргея. И будут, будут обязательно памятники, на которых высекут и его настоящее имя! Теперь оно уверенно входит в обиход: на страницы справочных изданий, в биографические книги, посвященные замечательному ученому, в историю мировой и отечественной космонавтики. И в том, что настоящее имя и настоящая судьба Александра Игнатьевича Шаргея без умолчаний и искажений предаются сегодня гласности - на весь мир!- можно увидеть главную победу многолетних усилий большого отряда исследователей его биографии и научного творчества, трудную победу нового мышления в подходе к нашей истории, включая и историю отечественной космонавтики. Как оказалось, безукоснительное следование правде, честный взгляд в лицо фактам и полная гласность добытой в поиске истины, исключающая уродующие историю фигуры умолчания,— это, говоря словами А. И. Шаргея — Ю. В. Кондратюка, "задача, по существу, не столь уж трудная, если подходить к ней научно, а не с заранее выпученными от удивления и ужаса глазами". Печатные труды Ю.В. Кондратюка Кондратюк Юр. Завоевание межпланетных пространств./Под редакцией и с предисловием проф. В. П. Ветчинкина.— Издание автора.— Новосибирск, ул. Державина, 7.— 1929. Горчаков П. К., Кондратюк Ю. В. Применение бетона высокого напряжения к постоянной крепи шахтных стволов//Гор-вый журнал, 1931.—№ 11. Горчаков П. К., Кондратюк Ю. В. Железобетонный копер башенного типа, выполняемый в подвижной опалубке//Горный журнал, 1931.—№ 11. Горчаков П. К., Кондратюк Ю. В. Проходка шахт с механизацией опалубной, бетонной и породоуборочной работу/Горный журнал, 1932.—№ 12. Кондратюк Ю. Автобиография (письмо профессору Н. А. Рынину)//Н. А. Рынин. Теория космического полёта.— Л., 1932.—С. 342—346. Кондратюк Ю. В., Горчаков П. К. О неравномерности давления на круглую шахтную крепь и изгибающих моментах в ней//Горный журнал, 1933.— № 4. Кондратюк Ю. В., Горчаков П. К. Проект наиболее мощной в мире ветроэлектростанции//Социалистическая индустрия, 1934 —№ 1—2. Кондратюк Ю. В., Горчаков П. К. Экспертиза//3а индустриализацию, 1935.— 3 марта. Горчаков П. К., Кондратюк Ю. В. Основные характеристики и перспективы ветроэнергетики//Электрические станции, 1939.—№ 10—11. Кондратюк Ю. Завоевание межпланетных пространств. Издание второе под редакцией П. И. Иванова.— М.: Оборонгиз, 1947. Кондратюк Ю. В. Тем, кто будет читать, чтобы строить. Завоевание межпланетных пространств//Пионеры ракетной техники. Кибальчич, Циолковский, Цандер, Кондратюк. Избранные труды.— М.: Наука, 1964. Именной указатель 1. Глушко Валентин Петрович (1908—1989)—советский ученый, основоположник советского жидкостного ракетного двигателестроения, один из пионеров ракетной техники, академик. Дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий.   2. Рынин Николай Алексеевич (1877—1942)—советский ученый в области авиации и начертательной геометрии, автор ряда работ по реактивной технике межпланетных сообщений. С 1921 года— профессор Ленинградского института путей сообщения, где был председателем секции межпланетных сообщений. Издал в 1928-1932 годах трехтомный труд "Межпланетные сообщения", в 3 и том которого включил письмо Ю. В. Кондратюка. Именем Рынина Н. А. назван кратер на обратной стороне Луны.   З.Циолковский Константин Эдуардович (1857—1935)—советский ученый, заложивший основы современной космонавтики и ра- кетной техники. Автор многих трудов по теории межпланетных по- летов. Вел переписку с Ю. В. Кондратюком и опубликовал вы- держки из его писем в своих работах.   4. Келлерман Бернхард (1879—1951)—немецкий писатель. Роман "Туннель" написан им и переведен на русский язык в 1913 году.   5. Федоров Александр Петрович (2-я половина XIX века) — русский изобретатель. В 1896 году опубликовал в Петербурге труд "Новый принцип воздухоплавания...", в котором описал устройство ракетного аппарата для перемещения в пространстве, исключающее атмосферу как опорную среду.   6. Ветчинкин Владимир Петрович (1888—1950)—ученый-аэро- динамик. Преподавал в Московском высшем техническом училище, . Военно-Воздушной академии, в Московском авиационном институте (с 1928 года — профессор). Разрабатывал проблемы динамики ракетного полёта. Именем Ветчинкина В. П. назван кратер на обратной стороне Луны.   7.Цандер Фридрих Артурович (1887—1933)—советский ученый и изобретатель в области ракетной техники. Один из пионеров ракетной техники. Автор трудов, посвященных расчетам ракетных двигателей и другим вопросам ракетной техники. Именем Цандера Ф. А. назван кратер на Луне.   8. Перельман Яков Исидорович (1882—1942)—советский ученый, популяризатор реактивного движения и межпланетных путеше- ствий. Автор многих научно-популярных трудов. Его книга "Меж- планетные путешествия" выдержала десять изданий (с 1915 по 1935 год). Переписка Перельмана Я.И. с Кондратюком Ю. В. не найдена.   9. Никитин Николай Васильевич (1907—1973)—советский инженер, лауреат Ленинской и Государственной премий, доктор тех- нических наук, заслуженный строитель РСФСР. Автор проекта Ос- танкинской телебашни в Москве. Сотрудничал с Кондратюком Ю. В. в 1932—1938 годах. 10. Королёв Сергей Павлович (1906—1966) — советский ученый, конструктор ракетно-космических систем, академик, дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии. Именем Королёва С. П. названо крупнейшее образование (талассоид) на обратной стороне Луны.   10. Тухачевский Михаил Николаевич (1893—1937)—советский военный деятель. Маршал Советского Союза. Оказывал помощь и поддержку, содействуя развитию ракетной техники в СССР, рабо- тям ГДЛ, ГИРД, ЛснГИРД. Организовал в Москве Реактивный научно-исследовательский институт.   11. Злобин Борис Алексеевич (1909—1980)—советский инженер, лауреат Ленинской премии, соавтор и главный инженер проекта Останкинской телебашни в Москве. Сотрудничал с Кондратюком Ю. В. в 1929-1930 и в 1934-1936 годах.   Литература о Ю.В.Кондратюке (А.И.Шаргее) Алешкин А. Эльхотовский "небожитель" и другие. – Орджоникидзе: ИР, 1989 Ведерников Ю.А. "Лунная гордость Сибири// Поднебесье незабудок. – Новосибирск, 2003. Гаркуша А. Трасса Юрия Кондратюка//…Три, два, один! – М, Советская Россия, 1989. Гайдук В.Д. "Строительные проекты Ю.В.Кондратюка (А.И.Шаргея)//ж. "Архитектура и Строительство Сибири", 2002 № 11-12 (13-14). Даценко А.В. "Жизнь в творческом горении". – Киев: Знание, 1986. Даценко А.В. "Я полечу туда…" - Харьков: Прапор, 1980 Даценко А.В. Александр Шаргей – Юрий Кондратюк, сын Украины. Полтава, 1997 Дзюба В. Лунный штурман. Поэма-хроника – Полтава, 2000 Дормiдонтов А.Г. Творець мiсячной траси. – Киiв, 1997 (на укр.) Завалiшин А.П., Даценко А.В. Ю.В.Кондратюк (О.Г.Шаргей) – основоположник космонавтики. - Киев, 1997. (на укр.) "Земля–Космос" (творческое наследие Ю.В.Кондратюка-А.И.Шаргея). Материалы научно-технической конференции. Сост. Власко Е.В., Решетов А.К. - Харьков, "Майдан", 1997 Игнатенко А.А. Несколько слов в ракурсе синергетики. - Кременчуг :"Альтернатива", 1999г. Игнатенко А.А. Украинский Циолковский. – Кременчуг, 1997 Каттерфельд Г.Н. Per Aspera ad Astra. – С.-Петербург, 1997 Клочко В. История одной переписки// Загадки звездных островов. Книга 5 – М.: Молодая гвардия, 1989. Козлов С.А. В поисках истины., ред.сост.Максимов А.И., Новосибирск, 1997 "Космическая трасса самобытного ученого-полтавчанина Ю.В.Кондратюка". – Полтава, 1996. Космiчнi i земнi орбiти Ю.В.Кондратюка (О.Г.Шаргея). – Днепропетровск,:Сiч, 1996. Меркулов И.А. "Первые работы по многоступенчатым ракетам в СССР (до начала 40-х годов ХХ в.)// Исследования по истории и теории развития авиационной и ракетно-космической науки и техники. Выпуск 2, - М.,:Наука, 1983. Мигиренко Г.С. "К столетию Кондратюка"//ж. "Большая Медведица", 2000, № 1. "Научное наследие Ю.В. Кондратюка по вопросам разработки теоретических основ космонавтики", сост. Иващенко В.Н., Ступак Т.В. - ст. Октябрьская , 1997. "Наш рiдний край". Выпуск 7, Полтава, 1991 "О Ю.В.Кондратюке (материалы к 100-летию со дня рождения)". – М. ИИЕТ РАН, 1998. Победоносцев Ю.А., Меркулов И.А. "Творческий вклад Ю.В.Кондратюка в теорию космических полетов"// Труды ХШ международного конгресса по истории науки. - М., 1974. Поливанов В.А. …Останутся наши следы//ж. Деловое собрание, 1998, - № 1. Раппопорт А. "Стало целью моей жизни…" Творческая биография Ю.В.Кондратюка в письмах, документах, воспоминаниях// Сибирские огни, 1984 - № 10 Раппопорт А. Хлеб и Луна// Крутые дороги космоса. – М.: Искусство, 1988. Родионов В. Кто вы, инженер Кондратюк?// Загадки звездных островов. Книга 5. – М.: Молодая гвардия, 1989. Родиков В. "Гений под чужим именем"// Вопросительные знаки над могилами. - С.-Петербург, 1995 Романенко Б.И. "Я знал его, когда он был Кондратюком"//Великие тайны великих людей. – М.:Современник, 1998. Романенко Б.И. "Звезда Кондратюка – Шаргея" Посвящается 100-летию со дня рождения Ю.В.Кондратюка ( А.И. Шаргея ), - Калуга , 1998 Романенко Б.И. Юрий Васильевич Кондратюк. – М.: Знание, 1988 Севастьянов В. Гений с чужим именем. - Украина, 1988. Стихотворения и поэмы о Ю.В.Кондратюке. – Краснодарские известия, 1997. Черноусов А. "Круги". Роман. - Новосибирск.1990 "Юрiй Кондратюк (Олександр Шаргей) у спогодах сучастникiв". – Полтава, 2002. (на укр.) Щукина Е. К 110-й годовщине со дня рождения Юрия Кондратюка//Новости космонавтики, 2007, № 8. Оглавление Наука   www.pseudology.org